Этот роман — праздник для мизантропов и человеконенавистников, ищущих острые формы для выражения своей ненависти к миру. Связь с изящной словесностью ограничивает его, но в остальном лучшего и пожелать нельзя. Карлик, от лица которого ведется повествование, использует "я" в описаниях, лишая картины статуса объективного. Читатель, увидев в них что-то свое, перестанет обращать внимание на погрешность, вносимую субъективным голосом персонажа. Картина становится безличной, существующей отдельно от авторского голоса, и дополнительные рассуждения уже не могут изменить ее.