Annotation


Деньги, слава, власть, секс – разве не вокруг них крутится многое в современном мире? Четверо друзей отправляются на пикник отметить день рождения одного из них. Между делом заходит разговор о том, чего каждый хотел бы получить от жизни. Один мечтает разбогатеть и жениться на красавице, другой видит себя героем экрана, третий не прочь обрести власть, четвёртый… Неожиданно на поляне появляется девочка, которая предлагает друзьям сыграть в нехитрую детскую игру «На златом крыльце сидели…».

Новая книга Тамары Крюковой – триллер, мистика, эротика и психологическая драма под одной обложкой.





* * *



Тамара Крюкова



ЧудоГлава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7





ЭйфорияГлава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15





РеальностьГлава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28





НакалГлава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34





АгонияГлава 35

Глава 36

Глава 37

Глава 38





От автора





notes1

2

3

4

5

6





* * *





Тамара Крюкова

На златом крыльце сидели…





© Крюкова Т., 2017

© Издательство «Аквилегия-М», 2017





* * *




Никто не потворствует дьяволу, все осуждают его, но делают это без дерзости, с долей почтения.

Марк Твен





Мы судим других по поступкам, а хотим, чтобы нас судили по возможностям.

Хорхе Луис Борхес





Чудо




Глава 1




Сегодня я пробую смерть на вкус. Довольно странное занятие в погожий день позднего мая. Лето только вступает в права. Все дышит изобилием. Пронзительно яркую зелень еще не тронула патина пыли. Мир раскрашен в бесстыдно яркие краски, как будто на свете нет полутонов. Даже знойный воздух напоен энергией и страстью. Все растет, бушует и поет гимн жизни.

Но люди умирают всегда. Даже сейчас, когда природа захлебывается радостью бытия. Даже в это самое время, когда мы, четверо обалдуев, мчимся за город, закинув в багажник мангал и пару килограммов замаринованной свинины. В этот миг кто-то сделал последний вдох. На земле стало одним человеком меньше, а мы этого даже не заметили.

Мегаполис со светофорами и пробками остался позади. Автомобиль несся по раскаленному шоссе, как сорвавшийся с поводка пес. Асфальт плавился и казался черным, будто кто-то широкой кистью провел полосу гудрона.

Алик выключил кондиционер. Стекло передней дверцы медленно поползло вниз. Горячий воздух жадно ворвался в открытое окно.

– Ты чего кондей выключил? Жара, как в преисподней, – проворчал Борис.

– Кондей жрет много. А нам еще назад возвращаться. Неизвестно, сколько вечером в пробках простоим. Наслаждайся чистым воздухом, – сказал Алик.

– Я аж взмок от наслаждения. Ни фига себе май!

– Борька, не привередничай. Окошко со своей стороны открой, – посоветовал Гриша.

– Ради тебя же стараюсь. Вон у тебя уже жир плавится, – беззлобно огрызнулся Борис.

Гриша с детства страдал избыточным весом. Он не был толстяком, но при высоком росте его рыхлое тело казалось грузным. В жару ему приходилось тяжелее других. На лбу и над верхней губой выступили капельки пота. Футболка под мышками намокла и потемнела.

– Синоптики дождь обещали, – сказал Валерка, отбивая ногой ритм несущейся из радиоприемника мелодии.

– Они все время что-то обещают. Им за это зарплату платят, – хмыкнул Боря.

– Дождь будет. Парит сильно, – высказался Гриша.

– Не каркай.

– Вот именно. Зря мы, что ли, шашлычок замутили?

– К сожаленью, день рожденья только раз в году, – затянул незамысловатую песенку Валерка.

– Не один, а четыре, – поправил его Боря.

– Но по теплу-то только у Алика. В феврале на природе с шашлычком долго не высидишь, – возразил Валерка.

Алик, Гриша и Борис дружили чуть ли не с детского сада. Валерка присоединился к ним в третьем классе. Так что все дни рождения неразлучная четверка с незапамятных времен отмечала вместе.

День рождения. Пора подведения итогов. Двадцать три – пусть не юбилейная, но дата. Школа, колледж и прочая мутотень позади. Началась жизнь, когда каждый реально доказывает, чего он стоит. На этой бирже успеха котировки Алика были не так уж низки. Он успел обзавестись квартирой и машиной. Ничего, что приходится выплачивать ипотеку и «Фольксваген» подержанный – это мелочи. Главное, он сумел организовать свое дело. Точка на строительном рынке лишних денег не давала, но кормила вполне сытно. Он единственный из четверки подкидывал денег родителям, хотя они и сами крутились. Отец, демобилизовавшись, пошел в охрану. Мать, всю жизнь проработав медсестрой, в последнее время подрабатывала продажей косметики. На жизнь им хватало, но если б не он, не видать бы им Анталии.

Знойный воздух врывался в открытые окна, создавая иллюзию прохлады. За чертой города жара переносилась легче и дышалось свободнее. По обеим сторонам от дороги взвихрялась, как изумрудное пламя, зелень деревьев. Раскаленный шар солнца истекал на землю жаром, а на горизонте едва заметно обозначилось темное пятно. Оно быстро росло, расплывалось лиловым кровоподтеком, замарав безупречную лазурь неба.

Валерка присвистнул.

– А синоптики-то свой хлеб отработали. Смотрите, как нахмурилось. Сейчас ливанет Плакал наш шашлычок.

– Ничего, мы будем проворнее. Главное, успеть мангал наладить, – сказал Алик и нажал на газ.

Автомобиль набирал скорость, как будто соревнуясь с сизой тучей. Колеса истово подминали под себя ленту шоссе. Скоро пришлось притормозить. Машина выскочила на бетонку и запрыгала по плитам.

– Приехали! – провозгласил Алик, подрулил к сосновой роще и выключил зажигание.

Словно по его команде, первые капли застучали по лобовому стеклу. Непогода укоротила день. Время будто смешалось. Минуя полдень, наступил вечер.

– По закону подлости, – сказал Борис.

Алик молча стиснул зубы. В последнее время слишком многое случалось по закону подлости. Сегодня он хотел взять отгул у этого вездесущего закона. Во всяком случае, он не позволит какому-то атмосферному явлению испоганить свой день рождения. Под дождем или без дождя – сегодня проблем не существует.

– Ничего, под деревьями не промокнем, – сказал он, вылез из машины и стал доставать из багажника мангал.

Боря и Валерка подхватили пакеты с провизией и проворно нырнули под сень сосен. Только Гриша не спешил укрыться. Он снял потную футболку и с наслаждением подставил лицо каплям дождя. После зноя было приятно стоять под прохладными струями.

– Эй, человек дождя, ты долго будешь мокнуть? – окликнул его Алик. – Тащи все, что осталось.

В бору стоял сумрак, но зато даже в дождь здесь было относительно сухо. Под ногами пружинил мягкий ковер из прошлогодних иголок. Летом водохранилище было излюбленным местом отдыха. Люди стекались сюда на машинах и автобусах. Дачники с соседних дач добирались пешком. В выходные тут было не протолкнуться, но сегодня дождь разогнал по домам даже ту немногочисленную публику, что ходила купаться по будням. Было непривычно тихо и пустынно. Отполированные задами бревна, которые служили отдыхающим скамейками и всегда были востребованы, оставались незанятыми.

– О, vip-места свободны, – объявил Борис.

– А мне в дождь нравится. Народу никого. И купаться клево, – сказал Валерка.

За деревьями отсвечивало водохранилище. В непогоду вода казалась серой и тусклой, как старое зеркало с изъеденной амальгамой. На высоких берегах стояли стражи-сосны. Очертания их красноватых, словно сделанных из меди, стволов были размытыми за пеленой дождя.

Зона отдыха представляла собой гремучую смесь райского уголка и свалки. Обертки от мороженого, бутылки, полиэтиленовые пакеты валялись повсюду, провозглашая торжество человека над природой.

– Че за свинарник? Каждый раз одно и то же. Как будто на помойке живут, – возмутился Алик, ногой отбрасывая мусор с облюбованной площадки.

Гриша достал пакет и принялся методично собирать мусор.

– Гришань, может, тебе уборщиком сюда наняться? Не надоело тебе каждый раз таскаться с мешком? За всеми не уберешь, – покачал головой Валерка.

– Гришаня – наша совесть. Готов спорить, мне этот хлам придется в город тащить. Как будто у меня не легковушка, а мусоровоз, – усмехнулся Алик.

– Вам же не нравится, когда вокруг грязно. Тогда в чем вопрос? – привычно отмахнулся Гриша.

– А по мне так можно на мусор не смотреть. Лично мне он не мешает, – сказал Борис.

– Ты у нас личность творческая, в мечтах живешь. А мы люди приземленные. Если наступил в дерьмо, значит, конкретно. Давай сооружать мангал, пока дождь все на фиг не намочил.

– Точно. Давайте еду наладим. Я голодный как собака, – с энтузиазмом поддержал Алика Боря.

Он вынул из сумки пластиковые коробочки с салатами, нарезку и, не дожидаясь начала застолья, отправил в рот кусок колбасы, доказав, что творческой личности не чужд зов желудка.

– Борька, ты когда-нибудь сытым бываешь? – подтрунил над ним Гриша.

– Не завтракал. На полной мели, – развел руками Боря.

– Сколько я тебя помню, ты всегда на мели, – хмыкнул Алик.

– Не всем же быть денежными мешками. Страшно далек ты от народа. А нам, творческим людям, зарплату два раза в месяц не платят. Приходится крутиться. Кстати, одолжи стольник. На пару дней.

– Борька, сотню даже взаймы давать западло. Бери так, но ты ведь через пару дней опять за стольником прибежишь.

– Прибегу. А куда деваться? Поэтому без отдачи не возьму. Только в долг.

– У нищих тоже есть свой кодекс чести, – засмеялся Валерка.

– Чего ты на стольник сделаешь? – спросил Алик.

– Кофе куплю. Я без него с утра не человек. Знаешь, как-то Бальзак остался без гроша. Его слуга пошел в магазин и на последние деньги купил хлеба. Возвращается, Бальзак увидел хлеб и накинулся на беднягу: «Каналья! В доме ни ложки кофе, а ты хлеба накупил».

– Так то Бальзак, – как по команде, протянули Алик и Гриша.

– Может, я тоже классиком стану.

– Пока ты классиком станешь, мы все в ящик сыграем, – сказал Валерка.

Алик кинул Борису ключи от машины.

– Ладно, писатель, не рви душу. Бумажник в бардачке. Возьми пятьсот, чтобы тебе еще и на хлеб хватило. Я себе не прощу, если классик отбросит копыта с голоду.

– Алик, ты человек, хоть и капиталист, – просиял Борька.

– Балабол, – хмыкнул Алик.

Боря скоро вернулся, мокрый, но довольный.

– Ну дела, вообще никого, – отряхиваясь, сказал он. – Прямо фантастический фильм: последние во Вселенной.

– Да, девочки на сегодня отменяются, – вздохнул Алик.

– Дались вам эти девочки. Без них спокойнее, – буркнул Валерка.

– Квазимодо в своем репертуаре, – насмешливо улыбнулся Боря.

– На то он и Квазимодо, – поддакнул Гриша.

Прозвище Валерка заслужил в третьем классе, в честном кулачном бою.

С раннего возраста внешность была его проклятием. Он выглядел, как амур с потолочных росписей дворцов позапрошлого века. Светлые кудрявые волосы, пухлые щечки и огромные голубые глаза в обрамлении темных по-девичьи загнутых ресниц. Каждая женщина считала своим долгом выразить свое восхищение красивым ребенком и потискать малыша, как будто он был живой игрушкой.

Однако худшее началось, когда Валерка подрос и пошел в школу. Мальчишки обливали его презрением, словно он сам выбрал такую девчоночью внешность. Валерка изо всех сил старался влиться в мужскую компанию. Он нарочно хамил одноклассницам, чтобы они отстали, и вполне преуспел в этом. Девчонки его терпеть не могли и считали грубияном и задирой. Но это не прибавило ему уважения мальчишек. Однажды Валерка даже подстриг ресницы, решив, что это добавит ему мужественности, но увы. Скоро ресницы отросли и стали еще длиннее.

В третьем классе Валерку перевели в другую школу. Он надеялся, что здесь все будет иначе, но не тут-то было. Он сразу же привлек внимание. Девчонки строили ему глазки и ссорились из-за того, кто будет сидеть с ним за одной партой. Естественно, мальчишки немедленно возненавидели новенького. Переломный момент в его жизни наступил в один из последних дней золотой осени.

Ребята из продленки высыпали во двор. Кто-то побежал гонять мяч, кто-то собирал желто-красные кленовые листья, только Валерка сидел в одиночестве. Он был чужаком. Пристроившись на ступеньках, он исподволь наблюдал, как его одноклассники Алик, Борька и Гриша, рассматривают альбом с наклейками. Эти трое были неразлучны. Они не насмехались над Валеркой. Они просто не обращали на него внимания.

Валерка не заметил, как к нему подошла девочка из пятого класса.

– Хочешь, пойдем порисуем вместе? – сказала она, протягивая ему мелок.

Появление девчонки было совсем некстати.

– Я не умею, – буркнул Валера и покраснел.

Тут пробегавший мимо взъерошенный пятиклассник толкнул девочку:

– Эй, Серегина, ты чего к малышне пристаешь?

– Уйди, дурак, – отмахнулась она.

Вопреки ее недвусмысленной просьбе, мальчишка остановился и направил свое внимание на Валерку:

– Красавчик! Ты ресницы сам завиваешь или тебе мамочка помогает?

– Я не красавчик! – выкрикнул Валерка, сжимая кулаки.

Получить такое обидное прозвище было унизительно. Увидев, что его насмешка попала в цель, обидчик продолжал развивать мысль:

– А кто же ты? Красна девица. Ишь как покраснел.

– Отстань от него, – приказала Серегина.

– Девчонка за девчонку заступается. Мамочка, наверное, девочку хотела? Красавчик, красавчик, – дразнился старший мальчишка, чувствуя свою безнаказанность, поскольку взрослых рядом не было.

Перепалка привлекла внимание гулявших во дворе ребят. Валеркины одноклассники позабыли про наклейки и наблюдали, чем все это закончится. Валерка вдруг понял, что если не ответит, его будут презирать всю оставшуюся жизнь. Он бросился на обидчика. Пятиклассник никак не ожидал отпора. Первым же яростным ударом Валерка рассек ему губу.

– Ты че, ошалел? – возмутился мальчишка и двинул Валерке по голове так, что тот упал.

– Ребята, наших бьют! – крикнул Алик и кинулся на выручку.

Отчаянно молотя кулаками, он ринулся на пятиклассника, так что тот вынужден был отступить. Воодушевленный поддержкой, Валерка вскочил и снова налетел на неприятеля.

– Че, малышня наглеет? – прокричал еще один верзила из пятого «А» и поспешил на помощь однокласснику.

Девчонки завизжали и побежали за учительницей. Борька метался между дерущимися, тщетно пытаясь их остановить:

– Ребята, кончайте. Сейчас училка придет!

Его воззвание к здравому смыслу оставалось неуслышанным. Все решило вступление в битву Гриши. Он схватил ранец и, размахивая им, как пращой, двинулся на пятиклашек. Меткий удар повалил зачинщика драки. Алик вмиг насел на поверженного противника. Воспользовавшись заминкой, Борька подскочил к его приятелю и во все горло гаркнул ему в ухо: «Училка!» После чего тот потерял воинственность и дунул с поля боя.

Оставшийся в одиночестве обидчик имел жалкий вид. Он был настолько деморализован, что даже не пытался вырваться.

– Вы чего? Борзые какие-то, – всхлипнул он, утирая кровь с соплями.

– Никогда не называй меня красавчиком, понял? – выкрикнул Валерка.

– Пусти придурок, – пропыхтел пятиклассник, обращаясь к оседлавшему его Алику.

– Ты слышал, что он тебе сказал? – спросил Алик, ткнув поверженного пятиклассника кулаком в бок.

– Хорошо, пусть будет Квазимодо.

Алик поднялся, а Валерка удовлетворенно протянул:

– То-то же.

Его замечание вызвало улыбки. Валерка не знал, кто такой Квазимодо, но понял главное: тот не был красавчиком.

Когда пятиклассник убежал, Алик одобрительно сказал:

– А ты молоток, Квазимодо. Не побоялся выступить против этого верзилы.

От радости Валерка растерял все слова. Он не мог поверить в свою удачу. Ощущение счастья не улетучилось, даже когда их отчитывала подоспевшая учительница.

С тех пор прозвище прилипло к Валерке. Он не возражал. Оно задевало его куда меньше, чем «красавчик». Постепенно он свыкся с ним и стал воспринимать как второе имя.

Повзрослев, Валерка ничуть не подурнел. Внешностью он пошел в отца. Природа наделила его уникальной красотой, какая встречается нечасто. Тонкие аристократические черты лица, густые, светлые волосы, голубые, василькового цвета глаза и черные ресницы. В довершение всего он был великолепно сложен. То, чего другие достигают изнурительными тренировками в спортзале, биостимуляторами и протеиновыми коктейлями, ему далось, как дар свыше. Но обладатель подарков судьбы не ценил их. Привычка избегать девушек глубоко укоренилась в нем. Интерес прекрасного пола натыкался на подчеркнутое безразличие, граничившее с враждебностью, поэтому немного пообщавшись с парнем, девушки переставали замечать его красоту, как перестают замечать уродство.

– Слышь, Квазимодо, зачем тебе такая внешность? Голливуд отдыхает, – сказал Алик.

– Голливуд, может, и отдыхает. А во ВГИК не взяли, – мрачно заметил Валерка.

– Так надо было русский язык учить. На сочинении красивые глаза не в счет, – усмехнулся Борис.

– Не всем же классиками быть, – огрызнулся Валерка.

– Нет, ты с темы не соскакивай. Чего ты как евнух? Девчонки на тебя западают с первого взгляда, мог бы их менять чаще, чем одноразовые носовые платки, а ты – ноль внимания. У тебя с ориентацией как?

– Да пошли вы со своей ориентацией. Хоть бы шуточки обновили, – беззлобно отмахнулся Валерка.

– А мы не шутим, – сказал Алик. – Это ж просто позор: такой секс-символ в девственниках ходит.

– Хорошо тебе рассуждать, у тебя своя квартира, – вступился за Валерку Боря. – А возьми, к примеру, Гришку. Гришаня, куда ты девушку поведешь, если твоя мать всегда дома околачивается?

Гриша сделал вид, что вопрос адресован не ему. Зато вместо него ответил Алик.

– Ко мне можно, без проблем. Я ключи всегда дам, вы ведь знаете, – щедро предложил он. – Или на крайний случай к тебе. Тебе ведь бабушка хатку оставила.

– Будь конкретнее: комнату в коммуналке, – поправил Борис.

– Ну и что? Тебе же это не мешает Ингу приводить. Что она в тебе нашла? Красавица. Три языка знает, пиар директор – одна должность чего стоит. Ездит по заграницам. Сейчас в Лондоне на автосалоне пиарит.

– Завидуешь? – усмехнулся Борька.

– Завидую и не скрываю этого. Такой балабол и такую девушку отхватил.

– Ты и сам по этой части не обделен. У тебя девушки каждый квартал меняются, – вставил Гриша.

– Что толку? Девушек много, а Инги нет, – развел руками Алик.

– Извини, брат. Лучшие места заняты, – шутливо поклонился Борис.

– Гриш, а ты чего девушкой не обзаведешься? – спросил Алик.

– Ты ведь сам сказал: Инга одна.

– Да, непруха. Придется нам всем в бобылях ходить. Или как, Квазимодо? Может, передумаешь? – Алик подмигнул Валерке.

– Нет уж. Хватит того, что папаша восемь раз женился.

– Ну и что? Генрих VIII, правда, чуть поменьше – всего шесть, но зато каждую предыдущую жену казнил. А у Грозного знаете сколько жен было? – Борис обвел присутствующих взглядом.

– Не знаю, как у Грозного, а у папани последняя жена наша ровесница. Я к нему как-то заходил. Думал, у нее глаза вывалятся, так на меня пялилась. А старый дурень уверен, что она от него без ума.

Алик плеснул водой на взметнувшиеся языки огня. Пламя недовольно зашипело, как потревоженная змея, и уползло в червонно-золотое логово углей.

– Мы жрать когда-нибудь будем? – сменил тему разговора Боря. – Я скоро захлебнусь слюной, такие тут запахи.

Тягучий, жаркий воздух казался осязаемым. Он колыхался и дрожал над мангалом, дразнил ароматом жареного мяса. Алик достал шампур, надрезал насаженный на него кусок свинины и придирчиво осмотрел выступивший сок.

– Готово! Давайте посуду.

Друзья расселись на бревнах и стали, обжигаясь и пересмеиваясь, снимать горячее мясо на пластиковые тарелки. Вместе им было хорошо.

Четыре мушкетера. Правда, присоединившийся в третьем классе Валерка на д’Артаньяна не тянул. На эту роль скорее подходил бесшабашный Борька. Квазимодо при его внешности был Арамисом. Большой и невозмутимый Гришаня – Портосом. А Алик – Атосом, непререкаемым лидером и заводилой. Иногда он удивлялся, почему они продолжают встречаться. Между ними не было ничего общего, и все же они находили удовольствие в том, чтобы время от времени собираться вместе. Вероятно, причиной тому была возможность вернуться в детство, беззаботное и шумное. Алик так и не обзавелся друзьями помимо школьной компании. Приятелей было много, но интересы его нынешнего окружения были вполне определенными: квасить и обсуждать баб. И только среди «мушкетеров» оживали мечты детства.

Борис открыл пузатую бутылку из темного стекла и стал разливать коньяк.

– Я за рулем, – отказался Алик. – Зацените. На собственный день рождения из-за вас, олухов, даже выпить не могу. Жертвую, можно сказать, своим удовольствием.

– Так чего, я один? – возмутился Борис.

– Выходит так. Валерка у нас убежденный трезвенник. Гришаня…

Гриша неожиданно протянул пластиковый стаканчик.

– А я, пожалуй, выпью.

– О, Гришаня начал исправляться, – одобрительно сказал Борис, наливая золотистую жидкость. – Хорошо, хоть ты компанию составил.

Все подняли пластиковые стаканчики, и Борис произнес:

– Ну что, Алик, с новым годом!

– Ты чего? Конец мая… – хмыкнул Валерка.

– Официальный Новый год – фигня. Люди так и не пришли к общему мнению, когда его отмечать. На востоке – одно, на западе – другое. У нас их вообще два, а до Петра его встречали в сентябре. А вот персональный новый год не подвинешь. С него начинается отсчет жизни. За то, чтоб новый год удался! – торжественно закончил Борис.

Армагеддон тоже бывает персональным. Людей постоянно пугают концом света, а вся фишка в том, что апокалипсис случается в отдельно взятой жизни, у отдельно взятого индивидуума, ежеминутно, ежесекундно. Для кого-то апокалипсис уже прописан в хрониках времени, и Новый год, увы, не наступит.





Глава 2




Дождь прекратился, но солнце все еще не могло пробиться сквозь толщу облаков. Друзья покинули укрытие и спустились к водоему. Узкая, песчаная полоса пляжа тянулась вдоль озера. Кое-где крутой берег нависал над водой, будто гигантский зверь вычерпал землю.

– Кто купаться? – спросил Валерка.

– Неугомонный ты наш. Еще шашлык не переварился. После сытного обеда надо что? – Алик посмотрел на Борю, и тот не замедлил откликнуться:

– Полагается вздремнуть.

– Вот лежебоки. Гриш, а ты как?

– Не хочется. Солнца нет, – отказался Гриша.

– Пойдем, после дождя вода всегда теплая, – уговаривал Валерка.

– Нет, рано еще. Вода не прогрелась. Сначала на себе проверь.

Поняв, что поддержки не найдет, Валерка с разбегу бултыхнулся в воду. Брызги с шумным всплеском разлетелись в стороны. Ровные, будто очерченные циркулем, круги разбежались по воде, постепенно сглаживаясь и сходя на нет. Валерка вынырнул метрах в пяти от берега, глотнул воздуха и окликнул сидящих на берегу:

– Эй, вы не знаете, что теряете.

– Что найдешь, тащи сюда, – пошутил Алик.

Валерка махнул рукой на ленивую троицу и размашистым кролем поплыл к противоположному берегу.

– Вот что значит здоровый образ жизни. Не пьет, не курит, с девушками не гуляет, – подтрунил над ним Борис.

– Валерка – молоток, – сказал Алик. – Попробовал бы ты с его матерью пожить. Может, у него потому и отвращение к женитьбе.

– Я ее на прошлой неделе встретил – вдупель. Хотел мимо пройти, но пожалел. Свалилась бы под забором. Дотащил ее до дома. По-моему, она меня даже не узнала, – сказал Гриша.

– Я вообще не понимаю, как у такой матери вырос Валерка. Даже пива в рот не берет, – вставил Борис.

– Вот потому он такой и вырос. У него мамашка уже выжрала все, что причиталось на три поколения вперед, – криво усмехнулся Алик.

– А папашка оттрахал, – добавил Борис. – Не повезло парню. Ему надо к психоаналитику.

На отмели из воды торчала кривая коряга, возле которой прилепился пучок растрепанных хворостин рогоза.

Алик подобрал плоский камешек, примерился и бросил. Голыш задорно поскакал по воде и, лишь стукнувшись о корягу, исчез.

– Метко, – похвалил Борис.

Алик удовлетворенно откинулся на локтях.

Неожиданно Гриша спросил:

– Алик, скажи честно, ты доволен жизнью?

Вопрос застиг Алика врасплох.

– Че за вопрос? Естественно. У меня все путем. Квартира, тачка. Чего еще?

– Так, подумалось. Ты ведь мечтал стать гонщиком.

– Мало ли что я мечтал. Вон Валерка хотел в артисты податься. Только таких хотелок миллион. А количество мест ограничено. На всех не хватает.

Алику было неприятно обсуждать эту тему. В последнее время он стал все чаще задумываться, что при всей видимой успешности, ему всегда чего-то недоставало. Проблемы вылезали из всех щелей одна за другой. Казалось, стоит решить возникшую задачу, и все будет в ажуре. Но с преодолением одной трудности, возникала другая, и цель продолжала маячить впереди, близкая, но недостижимая. Да и была ли цель?

К счастью, разговор прервал Валерка. Он подплыл к самому берегу и окатил друзей брызгами. Холодный душ вызвал бурную реакцию народа. Все вскочили на ноги.

– Чумовой! Ты хоть предупреждай, – возмутился Борис.

– Вам не помешает освежиться, – парировал Валерка. Он вылез из воды и плюхнулся на песок. – Здорово, что мы сюда выбрались. Меня уже доконала эта работа.

– Это точно, – поддакнул Борис.

– А тебе-то чего? У тебя рабочий день не нормирован. Хочешь – работаешь, хочешь – груши околачиваешь, – усмехнулся Алик.

– А чего сразу я? Гришаня тоже по часам на работу не ходит.

– Гришаня над бухгалтерией корпит, – сказал Алик.

– Ну и что? А я статьи пишу.

– Сравнил. Ты в своих статьях можешь любую байду гнать. А вот дебит с кредитом свести – это не шутка.

– А ты пойди напиши байду, чтобы ее напечатали, – возмутился Борис и подмигнул Валерке: – Квазимодо, смотри, как капиталисты консолидируются. Вот что значит иметь свой бизнес.

– А я-то тут при чем? Я просто бухгалтерию делаю, – возразил Гриша.

– Можно подумать, что авторемонтная мастерская принадлежит чужому дяде, а не твоему отцу.

– Все равно. Какой из меня бизнесмен! – проворчал Гриша.

– Какой бы ни был. А наследником кто будет? – привел Боря неоспоримый довод.

Гриша оставил вопрос без ответа. Сейчас ему меньше всего хотелось говорить о наследстве. Он подобрал голыш и, подражая Алику, запустил им по воде. Камешек булькнул и ушел на дно. Иначе и быть не могло. Гриша никогда не отличался ловкостью, и все же в том, что камешек сразу же утонул, была какая-то безысходность.

Борис по-своему понял его молчание и с шутовским пафосом произнес:

– То-то. Это мы с Валеркой пролетарии.

– Пролетарий, ты когда-нибудь раньше полудня встаешь? – поддел его Алик.

– Зато я по ночам работаю. Между прочим, Пушкин даже днем, когда работал, шторы задергивал и зажигал свечу.

– Слышь, Пушкин, потрудился бы на благо процветания моего бизнеса. Нужна звуковая реклама краски «Дюфа». Можешь сварганить что-нибудь в стихах?

– Не вопрос. Чтобы жизнь была, как в сказке, запасайся «Дюфа» краской, – продекламировал Боря.

– Да, это тебе не Пушкин, – рассмеялся Алик.

– А ты хотел, чтоб тебе Пушкин рекламники строгал?

– Слушайте, а чего бы вы хотели на самом деле? – прервал их болтовню Гриша.

– В каком смысле? – спросил Боря.

– Вот, допустим, выловил ты золотую рыбку. И чего пожелаешь?

– Миллион баксов, – не задумываясь, заявил Борис. – Купил бы квартиру и сделал Инге предложение. Чтоб ее родители перестали подыскивать для нее «удачную партию» и таскать в дом претендентов.

– Квазимодо, а ты?

Валерка пожал плечами и буркнул:

– Никогда не видеть свою мамашу.

– Ну, это сопутствующее. А вот чего бы ты загадал, если бы могло исполниться любое желание? – не отступал Гриша.

Валерка на мгновение задумался и сказал:

– Чтобы меня по телику показывали.

– Квазимодо, а ты не прост. Жаждешь славы? – подтрунил над ним Алик.

– Если и так. А ты чего хочешь?

– Чевочку с маслом, – ушел от ответа Алик.

– А все-таки. Представь, что тебе все доступно.

– Все доступно – это когда есть власть. А слава и деньги вторичны, – заявил Алик и обратился к Грише: – Гришаня, а ты-то чего молчишь? Нас на откровенность раскрутил, а сам в кусты?

Гриша пожал плечами.

– Просто жить.

– Ты, Гриш, оригинал. Просто жить каждый дурак может, – засмеялся Борис.

«Если только у него нет саркомы головного мозга», – с горечью подумал Гриша.

Позавчера его постоянная усталость и частые головные боли обрели название, жуткое в своей безысходности. Жизнь кончилась. Или еще нет? Может быть, пуститься во все тяжкие и взять от жизни все? Врач дал ему полгода. Они в последний раз празднуют день рождения Алика вместе, и он, Гриша, вряд ли доживет до своего собственного. При этой мысли у него стиснуло горло. Впрочем, с позавчерашнего дня страх не отпускал его ни на минуту. Нужно привыкать с ним жить. Какое-то мгновение он колебался, не рассказать ли обо всем друзьям, но передумал. Время было неподходящим, хотя есть ли подходящее время для дурных новостей? И нужно ли превращать каждый из отведенных дней в репетицию поминок? Лучше сохранить все в тайне.

– Кто же откажется от денег, славы, власти и Инги? – пошутил Гриша, стараясь за иронией скрыть свою зависть к тем, у кого есть время жить и желать.

– Вот она истина. Инга – это имя звучит музыкой, – сказал Алик.

– Ну ты, меломан, этот саундтрек тебе не доступен, – охладил его Борис.

– Смотрите-ка, распогоживается, – заметил Валерка.

Голубое небо проглянуло за ватной пеленой. Сначала это были лишь небольшие лазоревые лоскуты, но они быстро ширились, отвоевывая небосвод. Солнце пробилось сквозь облака. Над водой зыбким, разноцветным мостом повисла радуга, а чуть в стороне одна за другой еще две, поменьше.

– Как неожиданно и ярко,

На влажной неба синеве

Воздушная воздвиглась арка

В своем минутном торжестве![1]





– процитировал Борис и завершил прозой: – Народная примета. Время загадывать желания.

– Так ведь уже загадали, – в шутку напомнил Алик.

– Айда наверх! Оттуда еще красивее, – позвал друзей Валерка.

Они наперегонки бросились вверх по склону, выбирая более пологие места, и застыли на возвышении. Прямо под ними склонилась ива. Она полоскала в озере распущенные русалочьи пряди, а мимо в воде плыли облака. Они ставили знак равенства между «упасть» и «вознестись» и сводили на нет земное притяжение.

– Потряс! Красота какая – и ни души. Так не бывает! – воскликнул Валерка.

Гриша поднялся последним и тяжело опустился на мокрую траву. Он не мог, как все, расслабиться и наслаждаться красотой. Мозг сверлила мысль, что это, может быть, последняя радуга в его жизни. Впрочем, вероятность того, что кто-то другой из четверки снова увидит в небе одновременно три радуги, тоже сводилась практически к нулю. Разница состояла лишь в том, что они не задумывались над этим. Для них жизнь была безгранична. Гриша жалел, что сходил на обследование. Знание диагноза висело на нем веригой. Он бы с радостью променял полгода медленного умирания на месяц беспечного бессмертия. Но сослагательное наклонение дает мизерное утешение.

– Гришаня, ты чего такой смурной? Не выспался? Или здоровье надо поправить? – спросил Алик.

– В точку, – кивнул Гриша.

– Сейчас организуем. Ты становишься человеком. Глоток коньячку – и жизнь покажется прекрасной и удивительной, – пообещал Борис и направился к импровизированному столу.

Гриша, как и Валерка, не пил, но не потому, что был убежденным абстинентом. У него с детства были проблемы с желудком. Зная о его слабом здоровье, друзья не настаивали. С учетом того, что Квазимодо тоже спиртного в рот не брал, выпивка никогда не играла сколь-нибудь важной роли в их общении. Но сегодня Гриша хотел напиться и хотя бы на время забыть обо всем. Снявши голову, по волосам не плачут. К чему теперь беспокоиться о желудке?

Подойдя к столу, Борис увидел, что у них гости. На бревне сидела маленькая девочка лет пяти. Милое, голубоглазое создание со светлыми кудряшками выглядело как ангелочек со старинных рождественских открыток. На ней был белый сарафан и сандалеты, а через плечо перекинута сумочка с большой, перламутровой бабочкой вместо застежки.

– Ты что тут делаешь? – удивился Борис.

– Сижу, – сказала девочка, как будто это было в порядке вещей, что малышка разгуливает одна.

– Эй, Боря, что там у тебя? – крикнул Алик.

– Сюрприз. Девушку заказывали? – пошутил Боря.

Все без лишних слов подтянулись к мангалу.

– Опа-на! – воскликнул Алик. – Ты чья?

– А ты чей?

– Меня зовут Алик.

– А меня Ангелина, – представилась девочка.

Ее левый глазик слегка косил, но даже этот маленький недостаток казался милым на хорошеньком детском личике. Девчушка кивнула в сторону остальных:

– А их?

– Это Борис, Валера и Гриша.

– Ладно, – девочка снова кивнула с достоинством королевы, которой иноземные послы вручили верительные грамоты, и соскочила с бревна.

– Ты потерялась? – поинтересовался Алик.

Она помотала головой.

– Я никогда не теряюсь.

– А где твоя мама?

– Там, – девочка неопределенно махнула рукой в сторону.

– Наверное, она волнуется. Давай мы тебя к ней отведем, – предложил Гриша.

– Не-а. Она никогда не волнуется.

Ангелина тряхнула кудрявой головкой.

Глядя на нее, Валерка вспомнил свое детство. Его матери тоже было наплевать, где он и что с ним. Она была первой в череде жен отца и пристрастилась к спиртному после того, как он ее бросил. Валерке тогда было три года. К моменту его осознанной жизни она стала уже законченной алкоголичкой. Когда мать уходила в запой, в холодильнике было шаром покати. В пьяном беспамятстве ее мало заботило, чем питается и как выживает ее сын.

– Есть хочешь? – спросил он у девчушки.

– Не-а, – отказалась она. – А давайте играть в сокровища?

– Как это? – поинтересовался Алик.

– Очень просто. У меня есть сокровища. Вот.

Она открыла сумочку и собралась было извлечь оттуда свои богатства, но передумала и снова защелкнула замочек.

– Не покажу. Это секрет. Сперва нужно посчитаться, и тогда мы увидим, кому что досталось. Только, чур, не жадничать. Каждый получит что-то одно.

– Уговор дороже денег, – торжественно поклялся Алик, приложив руку к сердцу, как в зале суда.

Девочка расставила их в круг и, тыча пальчиком, произнесла слова считалки:

– На златом крыльце сидели царь, царевич, король, королевич, поэт и герой…

– По-моему, там были сапожник и портной, – поправил ее Борис, но Ангелина упрямо помотала головой:

– Нет! Поэт и герой. Кто же захочет быть сапожником или портным, когда можно стать царем или королем?

– Вот именно. Чего ты, Борька, в самом деле, тупишь? Хочешь поэтом стать? – щедро предложил Алик.

– Так нечестно. Нужно, чтобы все было по-честному, – перебила его девочка и снова принялась считать: – На златом крыльце сидели царь, царевич, король, королевич, поэт и герой. Кто ты есть такой, говори поскорей, не задерживай добрых и честных людей, – ее указательный пальчик остановился на Алике.

Она склонила голову на бок и вопросительно уставилась на именинника.

– Царь, кто же еще? – улыбнулся Алик и обвел друзей взглядом. – Возражения есть?

– Нет, – нестройным хором протянули остальные.

– Алика на царство! – выкрикнул Борис.

– Значит, ты царь и можешь делать все, что хочешь, – разрешила девочка, порылась в сумочке и вручила ему круглый значок с надписью: «Идите нафиг. Я – царь».

Борис присвистнул и с наигранным восторгом сказал:

– Свезло тебе. Такой знак власти получил!

– У меня еще сокровища есть, – хитро улыбнулась девчушка и потрясла сумочкой. – Давайте играть дальше. На златом крыльце…

Вторым выбор пал на Бориса.

– Иди в царевичи, сын мой. Обещаю воспитывать тебя сурово, но справедливо и не пороть почем зря, – нарочито окая, произнес Алик.

– Нет уж, обойдусь без такого папаши. Лучше подамся в короли, – отказался Борис.

На этот раз девчушка достала из сумки не значок, а пятикопеечную монету старого образца из тех, что давно вышли из употребления.

– Это тебе богатство, – она протянула пятак Борису.

– А мне? Я же царь, – напомнил Алик.

– У тебя уже есть значок. Надо, чтобы всем досталось, – пояснила девочка.

– Почему всегда так получается, как царь, так бедный, а как король, так богатый? – притворно обиделся Алик.

– Зато ты все можешь, – утешила его малышка.

– А он?

– Он может купить, но не все.

– Ладно, согласен, – кивнул новоиспеченный царь.

– На златом крыльце…

Указующий перст уперся в Валерку. Тот с видом шутливого превосходства посмотрел на Бориса.

– А я поэтом стану, чтоб некоторые не кивали мне на двояк за сочинение. А то, как денежки забрезжили, так и про творчество забыл? Придется мне Алику рекламки строчить, – поддел Валерка литератора.

Девчушка заглянула в сумочку, задумчиво наморщила нос, почесала коленку и только после этого достала звездочку, которая некогда красовалась на чьих-то погонах.

– Все, Квазимодо, ты попал! Носить тебе портянки и писать стихи в армейскую газету, – пошутил Алик.

– Нет, не так. Это же звезда, вы что, не понимаете? – возразила девочка.

– А при чем тут поэт? – спросил Валерка.

– Поэт это просто так говорится. А на самом деле ты будешь звездой.

Борис покровительственно похлопал Валерку по плечу.

– А чего, Квазимодо? Подавай опять во ВГИК. Сочинение напишешь на пятерку, к тому же в стихах, а потом станешь звездой.

– Вы не правильно играете. Не надо смеяться. Надо, чтобы все было по правде, – рассерженно топнула ногой девчушка.

Гриша присел перед ней на корточки и примирительно сказал:

– Хорошо, давай я буду героем.

– По правде? – Ангелина испытующе посмотрела ему в глаза.

– Конечно, по правде. Тем более что до сих пор мне никогда не доводилось быть героем, – с грустью признался Гриша.

Девочка просияла и достала из сумочки оловянного рыцаря.

– Это тебе.

Она обвела всех взглядом императрицы и погрозила пальчиком:

– И смотрите, ничего не потеряйте. Иначе поломаете игру и ничего не получится.

– Все сохраним в лучшем виде, – Алик взял под козырек и, выпятив грудь, продемонстрировал приколотый к футболке значок.

– То-то же. Смотрите мне, – лукаво улыбнулась девочка и покачала головой, как будто наставляла своих несмышленых кукол.

Вдруг она спохватилась:

– Ой, мне пора идти.

– Я тебя провожу, – вызвался Гриша.

– Не-а.

Девочка привычно мотнула головой. Спиральки кудряшек подпрыгнули. Ангелина развернулась и припустила прочь.

– Интересно, где ее мать и чем думает, когда отпускает дочь одну? – проворчал Валерка.

– Не волнуйся. Такая не пропадет. Забавная девчушка, – сказал Алик, глядя, как мелькает между деревьями ее белый сарафанчик.

Валерка покрутил в пальцах майорскую звездочку. Он не любил собирать хлам, но выбросить подарок рука не поднималась. Девчушка напомнила ему его самого в детстве. В том, как щедро она поделилась своими сокровищами, было что-то трогательное.

Борис машинально сунул монету в карман джинсов.

– Слышь, Борька, ты сегодня круто обогатился. Деньги к деньгам. Только стольник занял, а тут еще привалило, – подтрунил над другом Алик.

– А чего? Начальный капитал. Не все же тебе быть богатеньким Буратино, – отшутился Борис.

Гриша молча спрятал оловянного рыцаря. Ему казалось, что игрушка принесет ему удачу. Он не страдал суеверием и скептически относился к приметам и талисманам, но приговор врачей не оставлял места для надежды, а когда больше не на что надеяться, человек начинает верить даже в глупые, несбыточные чудеса.





Глава 3




Правда жизни началась с самого утра. Отключили электричество, и в магазине, который Алик арендовал на строительном рынке, царил полумрак. Предполагалось, что днем можно обходиться без освещения. Так оно и было бы, если бы помещение не представляло собой узкую кишку. Свет в него проникал только через дверь, а в глубине приходилось продвигаться чуть ли не на ощупь. Впрочем, разглядывать особо было нечего. На стеллажах стояли банки с краской. Алик мог найти нужную даже впотьмах, а образцы можно было поднести к свету. Однако в полутемную лавку покупатели заходили неохотно, предпочитая отовариваться в более светлых и просторных магазинах. Алик их не винил. Покупатель становился все более избалованным.

Светки с утра не было. Она еще пару дней назад предупредила, что опоздает. В последнее время деваха совсем распоясалась. Когда она приехала из богом забытой молдавской деревни и околачивала пороги в поисках работы, Алик единственный взял ее без прописки. Тогда она была как безропотная овечка. А сейчас обжилась, купила временную прописку, почувствовала себя столичной штучкой и вконец обнаглела. Впрочем, сегодня и одному здесь делать было нечего. Торговля не шла.

Несмотря на ранний час и распахнутую настежь дверь, в помещении стояла духота.

Алик вышел на порог. Серега, хозяин соседнего магазина, торгующего обоями, лениво затягивался сигаретой. От жары его жиденькие седые волосенки прилипли ко лбу, но он все же не пожелал расстаться с неизменным жилетом со множеством карманов, сшитом из камуфляжной ткани. Сереге было за пятьдесят. У них с женой был чисто семейный бизнес. Они никого не нанимали и торговали сами.

– А, культурист, объявился, – приветствовал Алика сосед.

Летом Алик предпочитал носить открытые майки, чтобы лишний раз пощеголять накачанными мышцами.

Они обменялись рукопожатиями.

– Вот гады, опять обесточили. А деньги за аренду лупят будь здоров. Чего будешь делать?

Серега бросил окурок на землю и с силой вдавил его подошвой, как будто хотел на нем выместить зло.

– А что тут поделаешь? Надо ждать. Электричество скоро дадут. Не оставят же они всех без света на сутки, – пожал плечами Алик.

– Я не про свет. Я про аренду.

– А что с арендой?

– Ты чего, не в курсах? Нас же отсюда выпирают.

– Как выпирают? У меня договор истекает только через пять месяцев.

– Им наложить на твой договор и подтереться. Вчера объявили, что будут делать реконструкцию. Ты как с луны свалился.

– Меня вчера не было.

– Значит, ночь спал спокойно. Докладываю: торгуем до конца месяца, а потом извольте подвинуться.

– Нельзя же так с бухты-барахты…

– У нас все можно. Знаем мы их реконструкции. Запродадут торговые места черным. С них можно больше поиметь, чем с нас.

– А к начальству кто-нибудь ходил? – поинтересовался Алик.

– А то нет! Я думаю насчет электричества – это они нарочно вырубили, чтоб показать, мол, реконструкция нужна. Все, мол, старье, будем делать новое. Да чего они там будут делать? Для виду покопаются, пару перегородок переставят, чтоб потом аренду поднять. А не хочешь платить больше, пошел вон.

Новость огорошила Алика. У него возникло желание тотчас пойти к хозяину рынка, но как назло Светки не было. Не оставлять же магазин без присмотра. Алик в пол-уха слушал стенания Сереги. Тот жаловался всегда, поэтому можно было особо не вникать. Сейчас важно было в первую очередь позаботиться о себе. Конечно, у него договор. Можно качать права, но, как говорится, закон, что дышло. У кого больше денег, тот и прав.

Алик вернулся в лавку и плюхнулся на стул. Почему всего приходится добиваться тяжким трудом? Стоит вздохнуть полной грудью, как тебе обязательно дадут под дых, чтоб жизнь медом не казалась. Только он стал разворачиваться, даже собирался нанять еще одного продавца, чтобы не торчать целый день на рынке, а почувствовать себя боссом, и на тебе! Если арендная плата повысится, о расширении придется забыть. Опять везде самому – и у прилавка, и на закупках, и на развозе.

Взгляд упал на лежавшую на столе книгу «Как заработать миллион». «Заработаешь тут», – хмыкнул Алик. У них за границей все просто: настройся на положительный лад, гляди веселей – и деньги рекой потекут. Фига лысого они потекут. Попробуй тут настроиться позитивно, когда что ни день какой-нибудь пень с бугра свои законы придумывает. Где же Светку, заразу, носит?

Светка явилась к двум часам.

– Ну ты не торопишься, – осуждающе заметил Алик.

Вместо того чтобы защебетать что-то в свое оправдание, Светка нагло посмотрела на него и заявила:

– Я у тебя последние две недели работаю.

– То есть как это? – опешил Алик.

Оказалось, что неприятности еще только начинаются.

– А вот так, – с вызовом подбоченилась Светка. – Перехожу в другое место.

– Интересно, куда же это ты навострилась?

– На продуктовый рынок. Сыр продавать. Надоело банки с краской таскать. Я не верблюд.

Светкино решение было ударом ниже пояса. За две недели хорошего продавца не найдешь, тем более в самый сезон.

– Ты головой-то своей хорошо подумала? Здесь ты в отдельном магазине. Сидишь, как королева. А там целый день на ногах.

– Ну и что ж, что в отдельном? Торчу тут как сыч. А там у меня подружка работает. Она меня давно зовет. И платят там больше.

Алик медленно вскипал, но внешне старался сохранить спокойствие. Вот тебе и положительный настрой к ядрене фене.

– Ты не могла мне об этом раньше сказать?

– А то я тебе не говорила. Я тебе все время твержу, что уйду.

Когда Светка на что-нибудь обижалась, она любила пригрозить, что все бросит, но Алик никогда не принимал ее слова всерьез, как, впрочем, и сама Светка. Это было нечто вроде игры.

– А другое время ты выбрать не могла? Именно сейчас, в разгар сезона, когда с арендой неизвестно что… – с осуждением сказал Алик.

– А с какой стати мне о тебе париться? Ты мне ни сват ни брат, – помощница обиженно поджала губы.

Алик понял, откуда ветер дует. Светка уже давно крутилась ужом, чтобы узаконить их отношения, а теперь решила, что настал момент брать быка за рога. А может быть, она узнала про Ольгу? Хотя вряд ли. В любом случае, не на того быка напала. Жениться на Светке он не собирался. Таких Светок на улице миллион. На каждой не женишься.

– Что, уж замуж невтерпеж? – усмехнулся Алик.

Светка сделала вид, что оглохла.

– Скажи спасибо, что я две недели у тебя отбатрачу, как положено. А то взяла бы больничный, и поминай как звали, – язвительно произнесла она и потянулась, нарочито обнажив пупок.

Судя по всему, Светка полагала, что жировой валик, нависающий над поясом джинсов, которые она неизменно брала на размер меньше, выглядит эротично. Как по заказу, дали электричество. При искусственном освещении туго обтянутые ляжки и рыхлый целлюлитный живот помощницы вызвали у Алика отвращение.

Светка кивнула на книжку и усмехнулась:

– Когда станешь миллионером, зови. А то глаза ломаешь, и все без толку.

Алик собирался высказать Светке все, что о ней думает, и поставить зарвавшуюся девицу на место, но вошел покупатель, и резкие слова, готовые сорваться с языка, пришлось придержать.

– Иди, выполняй свои обязанности, пока еще здесь работаешь, – кивнул ей Алик.

Покачивая бедрами, Светка подошла к покупателю и принялась рассказывать о преимуществах тех или иных видов красок. Алик мрачно поглядел на книгу, как будто именно она была виновна во всех его бедах.

«Как заработать миллион» – чисто насмешка. Пошли бы все эти писаки с их дурацкими советами подальше. Лучше бы подсказали конкретно, что делать в такой ситуации. Уход помощницы означал пахоту – все лето, без выходных. При таком раскладе даже замену искать некогда. Интересно, что на этот счет скажет «умная» книжка? Как заставить Светку передумать?

Алик со злорадством открыл книгу наобум, чтобы лишний раз убедиться, что в условиях России вся эта литература – макулатура, не больше.

«Делайте людям мысленные подарки».

От такого совета у Алика аж скулу судорогой свело. Не подарок Светке нужен, а встряхнуть ее, как следует, чтобы вспомнила, как подобрал ее, жалкую, бездомную и безработную.

Светка обхаживала посетителя. Надо сказать, это она умеет. Вцепится, что тебе бультерьер. Кому чего не надо – и то купят. Груженный банками с краской покупатель вышел из магазина. Стоило ему переступить порог, как улыбка слиняла со Светкиного лица. Насупившись и всем своим видом показывая, что Алик не относится к тем, на кого она готова растрачивать улыбки, Светка плюхнулась на стул.

«А на-ка, выкуси», – подумал Алик и представил, как дарит ей букетище роз. – «Ну, зараза, что ты на это скажешь?»

Светка ничего не сказала. Она достала из сумки свежий номер «ТВ-парка» и с угрюмым видом погрузилась в разглядывание картинок.

«Как и следовало ожидать, – мрачно размышлял Алик. – Это у них в Америке виртуальные подарки катят, а у нас народ предпочитает конкретную коробку конфет, и чем больше, тем лучше. И без всяких фиглей-миглей, типа «делайте подарки искренне, от всего сердца».

От всего сердца он бы Светку сейчас придушил.

Постепенно злость перекипела. В общем-то, со Светкой работалось неплохо. Скорее всего, черная кошка пробежала между ними из-за Ольги или из-за Таньки. В любом случае, он ей с самого начала ничего не обещал. Не его вина, что дуреха размечталась о марше Мендельсона. Еще не родилась телка, ради которой он поступится своей холостяцкой свободой. Впрочем, он кривил душой. Ингу он бы хоть завтра повел под венец, но она была уже занята.

Алик искоса взглянул на Светку. Та молчала, уткнувшись в журнал. От нечего делать Алик снова протянул ей мысленный букет. На этот раз он постарался сделать это со всей искренностью, на какую был способен.

Светка поерзала на стуле и подняла глаза:

– Ну что ты на меня смотришь? Алик, я же не свинья, но там подружка… Она меня давно зовет.

В голосе помощницы звучали нотки вины. То ли букет подействовал, то ли Светка поняла, что перегнула палку, однако гонора у нее поубавилось.

– Мне тебя будет не хватать, – сказал Алик и добавил к букету коробку зефира в шоколаде, за который Светка готова была душу заложить.

«Останься», – мысленно приказал он.

Сейчас, когда, возможно, придется переезжать на новое место, ему как никогда нужна была ее поддержка.

Неожиданно на глаза у Светки навернулись слезы.

– Ладно. Не уйду, – хлюпая носом, сказала она.

От прежней нахальной девицы не осталось и следа.

– Я не смогу прибавить тебе зарплату. Поднимают аренду, – сказал Алик.

– Веревки ты из меня вьешь, – покачала головой Светка.

– Значит, остаешься?

– Куда я без тебя?

Светка громко высморкалась в бумажный платок.

– Я этого никогда не забуду, – просиял Алик и за подбородок повернул ее к себе лицом. Светка подалась к Алику, но он помотал головой.

– Не в служебное время. Посиди, а я схожу в дирекцию. Узнаю, что они там себе думают.

– Иди уж, – милостиво согласилась Светка.

Одной проблемой стало меньше. Порой книжки дают дельные советы. Пожалуй, к ним стоит прибегать почаще.

Алик поспешил к корпусу, где размещалось начальство.

Вазген Багаршакович, директор рынка и по существу его единовластный хозяин, посетителей не принимал. В предбаннике сидели человек пять желающих получить аудиенцию, но секретарша стойко держала оборону. Просители расходиться не собирались. Они настроились на долгую осаду и терпеливо ждали, когда большой начальник выйдет из кабинета.

Алик с порога оценил обстановку: уйти или присоединиться к ожидающим? С одной стороны, рано или поздно нужда выгонит Багаршаковича с безопасной территории. Физиология – вещь серьезная. Без еды можно прожить месяц, а то и больше. Без воды – три дня, а без сортира, извините, и дня не протянешь. Но, с другой стороны, когда человек душой и телом устремлен в заветный уголок с надписью «WC», вести с ним переговоры довольно трудно. Правда, имелся третий вариант: прорваться сразу.

– У себя? – спросил Алик у секретарши, изобразив свою фирменную улыбку: «а ты ничего себе, киска».

«Киске» уже перевалило за сорок, и даже в свои лучшие годы красотой она не блистала. А теперь так просто походила на старую дракониху. Пройти фейсконтроль у жены Вазгена Барагшаковича могла только такая мымра.

Не оценив обаяния Алика, хранительница директорского покоя мрачно произнесла:

– Что за люди? Говорю же, он никого не принимает.

– А за чем очередь? – поинтересовался Алик.

– Сами не знают, чего ждут, – сердито буркнула дракониха.

Лязг зубов и пускание дыма из ноздрей Алика не смутили. Сегодняшние неурядицы так достали его, что он устал тревожиться и чувствовал странную смесь злости, бесшабашности и веселья.

– Я пройду, – просто сказал он, глядя секретарше в глаза.

К его удивлению, она кивнула. Алик направился к заветной двери. За спиной поднялся возмущенный ропот:

– Эй, ты куда? Тут все ждут.

Алик обернулся, готовый дать отпор. «Сидеть. И ни звука», – мелькнуло в голове. И тут случилось чудо. Все покорно умолкли и вернулись на свои места.

Алик был так возбужден, что не придал этому значения. Единственное, чего он хотел, так это внести ясность и добиться, чтобы плата за аренду осталась прежней.

– Я велел никого не впускать, – недовольно прикрикнул Вазген Багаршакович при виде посетителя.

– А я вошел. И если это случилось, мы могли бы поговорить, как человек с человеком, – сказал Алик, сам не понимая, откуда в нем берется такое нахальство.

Ему было нечего терять. В худшем случае придется искать закуток на другом рынке. В конце концов, мест под солнцем сколько угодно. Главное, выбрать свое.

Опешивший от такой наглости, директор побагровел, вскочил с кресла и указал на дверь:

– Слушай, вали отсюда! Русский слова не понимаешь, маму твою!

Алик взвился. Что же это происходит? Куда ни сунься, всюду верховодят хачи! Наши ребята в предбаннике жмутся, а эта волосатая морда по-русски через пень колоду говорит – и будет еще его маму поминать?

– Сидеть, – рявкнул Алик.

Багаршакович плюхнулся в кресло и присмирел. Его неожиданная кротость только сильнее распалила Алика. Он ощущал в себе невероятную силу, почти могущество. Хозяин рынка вдруг представился ему мелким жучком: наступить на такого – останется мокрое место. Алик мысленно занес над ним ногу в огромном ботинке.

Вазген Багаршакович вдруг жалко залепетал:

– Не сердись, дорогой. Один-два месяца – все готово будет. Лучше будет.

– А два месяца в сезон я должен бамбук курить? У меня договор об аренде истекает через пять месяцев, – перебил его Алик.

– Новый подпишем. Слово даю. Приходи потом.

Метаморфоза, произошедшая с Вазгеном, не укладывалась в рамки здравого смысла. Гроза рынка давно усвоил, что на работе гораздо доходчивее изъясняться не иначе как матом и криком. А тут вдруг сник и, как загипнотизированный, внимал Алику, пока тот отчитывал его, будто нашкодившего пацана:

– Потом суп с котом. Договор подпишем сейчас. На тех же условиях.

– Бланк нужен, – кивнул Вазген.

Воодушевленный его сговорчивостью Алик решил гнуть до конца:

– И переезд в новое помещение сразу, пока эта байда идет. Простой в мои планы не входит.

Багаршакович нажал на кнопку вызова секретарши, отдал указания и продолжал взирать на посетителя глазами дрессированной болонки.

В венах у Алика кипел адреналин. Теперь ему казалось странным, что Багаршакович вызывал у народа благоговейный страх. Достаточно было стукнуть кулаком по столу, как тот стал тише воды, ниже травы. Стоит проявить твердость, и из него можно лепить все что угодно. Колосс из необожженной глины.

В ожидании бумаг они сидели молча. Алика мучила жажда. Через десять минут дракониха принесла отпечатанные листы.

«Еще бы стакан водички», – подумал Алик, но высказывать свою мысль вслух не стал. Не стоило испытывать предел директорского терпения. Он и так уже превысил все допустимые нормы нахальства.

Через минуту секретарша вернулась с запотевшим стаканом воды и поставила его перед посетителем. Алик так онемел от удивления, что забыл и про жажду, и про слова благодарности.

«Она что, мысли читает?» – подумал он, проводив секретаршу взглядом.

Алик победителем шествовал по торговым рядам к своему магазинчику. Все складывалось даже лучше, чем он ожидал. Ему выделили более удобное и просторное место за ту же плату. Переезжать он мог хоть завтра. Но, несмотря на такой удачный итог переговоров, он испытывал не столько радость, сколько смятение. В происходящем было что-то противоестественное.

Отчего вдруг Багаршакович стал таким покладистым? Всем известно, что он крохобор и жмот без стыда и совести. А тут без единого возражения согласился на все требования. Может, договор недействительный? Типа, подписан ручкой из магазина приколов, и к вечеру чернила испарятся. Но с чего бы Вазген стал ваньку ломать? Чай, не первое апреля. И на шутника он не тянет.

Но больше всего Алика потряс стакан воды. Совпадение? Или дракониха в самом деле телепат?





Глава 4




Грохот и смачная тирада, сдобренная рвущимися из души исконно народными словами, вырвали Бориса из сна. С трудом разлепив веки, он посмотрел на часы и застонал. Еще не было десяти. Встать в такую рань для него было равносильно подвигу. Борис накрыл голову подушкой и попытался вернуться к прерванному сновидению, но это оказалась не лучшей идеей. В комнате и без того стояла духота. Жара держалась уже больше двух недель. Раскаленный город не успевал остыть за ночь.

Борис взмок и почувствовал, что ему не хватает воздуха. Он отбросил подушку и сел. Сон окончательно улетучился, оставив в голове тяжесть и тупую боль – напоминание о вчерашнем дне рождения. Хотелось пить. От сухости язык распух и прилип к небу.

Борис спустил ноги на пол и, не глядя, пошарил рукой в поисках бутылки пепси, которую накануне поставил на пол возле дивана. Напитка в ней оказалось на донышке. Запрокинув голову, Борис вылил остатки жидкости в рот. Теплая пепси не утолила жажды, а только вызвала легкую тошноту.

Между тем баталия за стеной продолжалась. Раздался топот, глухой удар и снова замысловатая игра слов, когда-то считавшихся непечатными. Отличный аккомпанемент для утренней побудки, особенно если накануне лег в четыре часа. Вот так русский писатель получает зарядку бодрости на весь день. Борис понял, что поспать сегодня больше не удастся.

Скандалы случались нечасто – только когда Ивану удавалось разжиться бутылкой. В другое время соседи вели себя тихо и не докучали. Более того, время от времени Люба подкармливала Бориса: то нальет тарелку борща, то угостит горячими пирожками из духовки.

Лет пять назад Люба с Иваном приехали на подработки из Чувашии, устроились дворниками и незаметно осели в Москве. Ширококостная грудастая Люба была воплощением идеала соцреализма. Крепкая и работящая, она тянула на себе три участка и вдобавок мыла полы в ближайшем универсаме. Рядом с ней Иван выглядел пигмеем. Жилистый и сутулый, он был чуть ли не на полголовы ниже своей крупногабаритной супруги. В отличие от жены говорил тихо и мало, стараясь не привлекать к себе внимания. Иван был мастером на все руки и мог бы найти более подходящую работу, нежели уборка мусора, если бы не безграничная любовь к зеленому змию. Зная о слабости мужа, Люба держала его на коротком поводке и без надобности из поля зрения не выпускала.

И все же случалось, Иван изыскивал возможность отдать должное своей страсти и срывался с привязи. В такие дни Люба преображалась. Из рассудительной, домовитой бабы она превращалась в беспощадную фурию, колотила мужа всем, что под руку попадет, и во время баталий обнаруживала такую глубину знаний лексики родного языка, что литераторам и не снилась. Иван каялся и на какое-то время становился трезвенником, а потом история неизменно повторялась.

Борис поднялся с дивана и несколько раз двинул кулаком в стену. Наступило затишье, а потом послышался громогласный окрик Любы:

– Ты куда это, паразит? Ишь, угрем выскользнул. А ну подь сюда, упырь…

Красочный эпитет, который последовал дальше, был в своем роде неологизмом. Борис в восхищении цокнул языком. До чего же велик и могуч русский язык! Черпая лексическое богатство из перепалок соседей, он мог бы шутя написать смачный роман, но сейчас этим уже никого не удивишь. Сорокин и Алешковский сняли с народного языка все пенки, и теперь ненормативную лексику вставляет в тексты всякий, кому не лень.

Борис натянул звездно-полосатые шорты, которые Инга привезла ему из Штатов, и вышел в общий коридор. Возле запертого санузла стояла на страже Люба со сковородой. Вид у нее был воинственный, как у ратника перед битвой на Чудском озере: крушить и топить.

– Люб, мне бы умыться, – сказал Борис.

– Так я ж рази против? Это вон окопался, жук навозный. – Люба стукнула кулаком в дверь. – Слышал, ирод? А ну выходь! Чтоб тебе изо всех дыр повылезало, обносок.

В ванной стояла абсолютная тишина. Люба снова забарабанила в дверь кулаком.

– Выходь, кому говорю! Вурдалак помойный. Сколько ты моей кровушки попил! Пришибу гада!

Борис понял, что при таком раскладе Иван вряд ли сдаст оборону. Пока жена не уйдет на работу, он из ванной носа не высунет. Без душа Борис мог бы обойтись, но поскольку санузел был совмещенным, требовалось принять срочные меры.

– Иван, освободи туалет, – попросил Борис.

– Пущай она уйдет, – донеслось из-за двери.

– Ща, уйду я тебе. Разбежалася, – воинственно подбоченилась Люба.

– Борь, зашибет ведь, – пожаловался Иван.

– Люб, может, пощадишь? Можно прожить без многого, но без уборной… – Борис развел руками. – Разберитесь уж как-нибудь.

Люба вдруг сникла. На глазах у нее выступили слезы.

– Так ведь как с ним, гадом, разберешься? Уже и зашивали. Терпел какое-то время, а потом опять за бутылку. И зашивка его не берет. Чтоб ты окочурился, паразит! – сердито выкрикнула Люба, напоследок саданув кулаком по двери, и уже без прежней злости скомандовала: – Выходь. Не хватало соседям из-за тебя, засранца, неудобства терпеть.

– Драться не будешь? – с опаской спросил Иван.

– Выходь уж, обмылок.

Иван осторожно приоткрыл дверь и выглянул в щель. Видя, что супружница сменила гнев на милость, он рискнул выйти. На лице его было написано величайшее смирение. Втянув голову в плечи, он с видом вселенской покорности потрусил в свою комнату.

Стоя под душем, Борис думал, что хорошо бы иметь отдельную квартиру, как у Алика. Вот у кого жизнь распланирована на годы вперед. Алик всегда знал, чего хочет и, как бизон, напролом двигался к цели. Уже сейчас у него есть бизнес, пусть маленький, но свой и стабильный. И нашел ведь людей, которые на него пашут: одна девчонка бухгалтерию ведет, другая за прилавком торгует – все как положено. Сам себе хозяин. Это не то что рыскать в поисках заказа и кропать статьи, которые в лучшем случае пробегут глазами, а в худшем просто пролистают. Хорошо еще, если имя автора укажут, а то и вовсе печатают анонимно.

Рассуждения неминуемо привели Бориса к неутешительной мысли, что к завтрашнему дню он должен сдать рекламник про путешествие на Сейшельские острова, а у него еще конь не валялся. И без того поганое настроение упало ниже некуда. Работенка была несложная и выеденного яйца не стоила, но он уже неделю не мог заставить себя за нее сесть. Почему творческий человек должен работать под заказ? В нынешнем мире, где правит бал мамона, не осталось места вдохновению. Вот послать бы всех этих редакторов с их гламурными журнальчиками куда подальше и сесть за роман.

Борис открыл холодильник и тотчас понял, что идею о книге века придется отложить до лучших времен. Из провизии у него осталось полбатона хлеба, купленного еще позавчера, и сиротливый кусок сыра, скукожившийся, то ли от одиночества, то ли со стыда за пустоту полок. Борис выскреб из банки остатки кофе и поставил турку на плиту.

Соседи утихомирились. В квартире воцарился покой. Люба ушла наводить порядок во дворах столицы, а Иван завалился отсыпаться. Самое время сесть за письменный стол. Правда, Борис предпочитал работать по ночам, но откладывать дальше было некуда. Лучше уж отвязаться с утра, чтобы ненавистная статья не висела на нем целый день.

Борис поставил дымящуюся чашку кофе на стол и включил компьютер. В правом нижнем углу экрана мелькал конвертик: «В вашей почте 12 непрочитанных писем». Искушение посмотреть, нет ли там чего интересного, было велико, но накануне Борис дал себе обещание не заходить в почту, пока не сделает хоть что-то по работе. Любопытство вступило в противоборство с чувством долга. Чтобы укрепить себя в добрых намерениях, Борис вслух произнес:

– Спам, спам, спам. На девяносто процентов.

«А вдруг в десяти процентах окажется что-то стоящее?» – гаденько провоцировал внутренний голос.

Несколько мгновений Борис боролся с желанием заглянуть в почту, а потом набрал в Яндексе: «Сейшельские острова фото».

Перед глазами замелькали слайды. Наверное, так выглядит рай. Пронзительно бирюзовое море. Пляжи с белоснежным песком. Манящие шезлонги под опахалами пальм. Живописные бунгало, обставленные внутри с учетом вкусов самых придирчивых клиентов. Это был мир за пределами мечтаний, но ведь кто-то действительно там отдыхает, ест омаров и устриц, пьет экзотические коктейли. Для кого-то Сейшелы – место очередного отпуска. А для кого-то – десять тысяч знаков с пробелами.

Вдохновение резко упало, как столбик термометра, засунутого в морозилку. При нынешних гонорарах Борису не светило пожить на Сейшелах даже в клоповнике.

Он покинул Яндекс и зашел в почту. Слева от «Входящих» возник зомби в боксерских перчатках с предложением «Сразись». Борис кликнул по нему курсором, и пошла молотиловка. Поначалу монстру удалось пойти в нападение, но это только раззадорило Бориса. На зомби посыпались быстрые и расчетливые удары. Борис мутузил противника, как будто хотел отыграться на нем за безденежье, отсутствие перспектив и серый быт. Наконец зомби рухнул. Один – ноль, с удовлетворением констатировал победитель.

Настроение несколько улучшилось. Хвала тем, кто придумал тупые игры. Подубасишь чудиков, оттянешься, и жить становится легче.

Борис пробежался по списку новых писем, по ходу дела удаляя спам.

Пара сообщений из Facebook. Ваши фото оценили… Delete.

Какой-то чувак выложил прикольное видео. Похихикав, Борис отослал ссылку Алику и Гришане.

Действия ваших друзей в «Моем Мире». Извечная чепуха: кто-то приобрел новых друзей, кто-то добавил пару своих фоток. Delete.

«Предложение дружбы». Имя ему ничего не говорило. Заинтригованный, он нажал на незнакомую аватарку Очередная ночная бабочка мечтает хорошо провести время. Delete.

Buruki. Выгодные предложения на авиаперелеты. Инга подписалась на эту рассылку с его адреса. А на кой ему это? Как будто он может даже со скидкой выложить шестьсот девяносто пять евро за полет до Сейшел. Опять эти Сейшелы! Delete.

А это что за шняга? «Поздравляем, вы стали победителем лотереи. Ваш выигрыш составил один миллион долларов. Пожалуйста, пришлите номер банковского счета или счета в системе веб-мани, на который будут переведены деньги».

«Очередной розыгрыш для идиотов», – подумал Борис и уже хотел нажать Delete, но на мгновение задержался. Интернет кишел посланиями коронованных особ в изгнании и наследников миллиардеров, которые сулили большой куш тем, кто поможет им получить причитающееся наследство. Все они просили сделать лишь незначительный вклад. Если находился достаточно доверчивый и жадный лопух, чтобы пойматься на эту удочку, мошенники исчезали, а лох получал за свои деньги неплохой жизненный урок. В этом письме была задействована какая-то новая схема. Никакого взноса не требовалось. На первый взгляд, деньги давались просто так, за здорово живешь.

Борис попытался догадаться, в чем кроется суть аферы, но скоро сдался. Однако любопытство подтолкнуло его включиться в игру. Кто знает, может быть, это пригодится ему для нового романа. В любом случае, он ничего не терял. Номер его виртуального счета – информация не секретная. Если бы даже какой-то чудак собрался его крэкнуть, то облысел бы от разочарования. Обычно на счете лежало десять рублей – минимальная сумма, чтобы его не закрывать. Все поступления изымались немедленно.

Борис отослал номер счета, а заодно проверил его состояние на сегодняшний день. Интернет-журнал прислал полторы тысячи рублей за последнюю статью.

– Йес! Жизнь продолжается! – воскликнул Борис.

Больше непрочитанных писем не осталось. Пора было браться за работу. Борис создал новый файл.

«Сейшельские острова – рай на земле!» – напечатал он и уставился на экран. Вместо ненавистной статьи в голову лезли мысли о том, какой мишурой ему приходится заниматься. Думал ли он, поступая в Литинститут, что по окончании вуза будет кропать грошовые статейки! На творческих семинарах они все ощущали себя потенциальными гениями, признанными расшевелить и двинуть вперед русскую литературу. А в результате разбрелись кто куда: в газеты, в Интернет-журналы – благо их расплодилось, что грибов.

Только у Машки Разиной вышла пара детективов, но ей не приходится вкалывать за копейки. У нее муж добытчик, она может погрузиться в творчество и делать себе имя. Еще повезло Пашке Бойко – пролез на телевидение писать сценарии сериалов. Работенка не пыльная и платят прилично. Но он всегда был пронырой, под стать фамилии. Кирилл Шапошников устроился дворником в альма-матер, так сказать, поближе к литературе. Впрочем, не такая плохая мысль: найти местечко дворника или ночного сторожа. Деньги те же, что и за работу фрилансером, зато регулярно и не высасывает все соки. После журнальной писанины вообще за стол садиться не хочется. Однако надо.

Организм требовал новой дозы кофеина. Борис взял грязную чашку и отправился на кухню, но вспомнил, что кофе закончился. Он заглянул в пустую банку и на всякий случай потряс ею, но по сусекам ничего не наскреблось. Борис со вздохом отправил банку в мусорное ведро. Вот так всегда: стоит вознамериться с утра посвятить себя работе, как обязательно что-нибудь помешает.

В кармане джинсов должна лежать пятисотенная, которую он накануне стрельнул у Алика. Значит, сначала в магазин за кофе, а потом в банк, обналичить виртуальные деньги.

Борис стал рыскать по комнате в поисках штанов, но те куда-то запропастились. К приезду Инги надо бы прибраться: она сдвинута на порядке. Однако не такой уж у него бедлам, чтобы потерять джинсы. Это ведь не иголка в стоге сена. Накануне перед сном он принимал душ. Может, джинсы там?

Пропажа нашлась на крючке в ванной, однако карманы были пустыми, как деньрожденный горшок Вини-Пуха. Деньги исчезли, если не считать потертой пятикопеечной монеты старого образца, которая застряла в складках подкладки. На краешке ванной рядом с шампунем лежал его кошелек. Борис точно помнил, что не вытаскивал его. К тому же зачем было оставлять бумажник в ванной. И тут его осенило, где сосед мог разжиться бутылкой.

– Вот сволочь! – в ярости воскликнул Борис.

Знать бы на какие шиши гулял этот забулдыга, он бы его самолично прибил, а не защищал перед Любаней. Борис без церемоний ворвался в комнату соседей и растолкал спящего Ивана. Тот ошалело смотрел мутными глазами, пытаясь сфокусировать взгляд.

– Это ты взял у меня деньги?

Борис грубо тряхнул соседа за грудки.

На лице Ивана отразилось полное непонимание и отрешенность от бренного мира. Он промямлил что-то нечленораздельное и снова закрыл глаза.

Разумнее всего было бы отложить выяснение отношений до тех пор, пока сосед не придет в себя, но Борис закусил удила. Он схватил с подоконника бутылку воды для полива цветов и щедро плеснул из нее на спящего. На этот раз Иван всхлипнул и пробудился.

– Где мои деньги? – спросил разъяренный Борис.

– Какие деньги? – невинно поинтересовался Иван.

– Пять сотен. Ты зачем взял кошелек?

Во взгляде соседа читалась тяжелая работа мысли. Наконец до него дошла суть вопроса, и он пролепетал:

– Я не брал.

– Врешь! – отрезал Борис.

– Чесслово! Он на полу лежал.

– Даже если на полу. Какого хрена ты достал оттуда деньги?

– Я отдам. Ты ж знаешь, я всегда отдаю, – миролюбиво улыбнулся Иван.

– Любаша твоя отдает, а не ты, – язвительно процедил Борис.

Он швырнул Ивана на кровать, развернулся и, хлопнув дверью, вышел из комнаты. Разговаривать с пьянчугой, пока тот не проспится, было бесполезно. К тому времени, как Борис покинул комнату, сосед уже крепко спал.





Глава 5




В банке было полно народу. Борис недовольно поморщился. Откуда столько бездельников? Будний день, и время еще не обеденное. Такое ощущение, что страна не работает.

Автомат выплюнул квиток с номерком. Борис сверился с табло. Еще ждать и ждать. Все стулья заняты. Некуда приткнуться. Хорошо еще, что кондиционер работает. Надо отдать должное банковским сотрудникам, они себя уважают. На улице жара, а тут микроклимат. И то сказать, походи-ка в такое пекло в удавке. Все в галстуках, как на приеме.

На мгновение Борис почувствовал себя неуютно. Его звездно-полосатые штаны и голые ноги в шлепанцах смотрелись здесь неуместно. «Надо было натянуть джинсы», – мелькнуло в голове и тотчас уступило место более трезвой мысли: к чему париться по пустякам? И так сойдет. Свои полторы тысячи он мог и в трусах забрать. Скорей бы уж. Голова раскалывалась. Нужно было срочно глотнуть кофе.

На табло замелькало: «В 31». Борис подскочил к стойке.

– Мне деньги обналичить, – сказал он и привычно сунул операционистке паспорт.

Процедура была отлажена до автоматизма, но сегодня в программе почему-то произошел сбой. Девушка сверилась по компьютеру и посмотрела на Бориса как-то странно.

– Сколько? – спросила она.

– Все, – выпалил Борис и добавил: – В смысле, десять рублей оставьте на счете.

Девушка издала нервный смешок.

– Боюсь, это невозможно.

– Почему? – искренне изумился Борис.

– Подождите, пожалуйста, минутку, – попросила девушка, встала и удалилась за дверь.

В ожидании Борис нервно постукивал пальцами по стойке. Чего проще, отдать человеку причитающиеся ему полторы тысячи? Может, в журнале что-то напутали? А что если ему сейчас деньги не выдадут? И еще Иван спер пять сотен. Вот непруха. Как же быть? Где достать кофе?

На крайний случай можно было стрельнуть у родителей, хотя он не любил к ним обращаться. Они, конечно, не откажут, но у него своя гордость. Взрослый мужик должен сам себя обеспечивать. Мать заведет вечную песню, что ему надо устроиться на нормальную работу. А где ее взять, нормальную? Просиживать штаны с девяти до шести? Шиза! И это считается нормой. Пусть лучше предки думают, что он в шоколаде.

Однако девушка задерживалась. Раздражение Бориса нарастало.

Наконец операционистка вернулась, но не одна. С ней явился дядечка при галстуке и пивном животике.

– В чем дело? – спросил Борис, не пряча своего недовольства.

– Простите, я правильно понял, вы хотите снять всю сумму, которая вам сегодня поступила? – спросил дядечка, излучая услужливость и доброжелательность.

– Да. А что, нельзя? – вскинулся Борис.

В душе зрела злость. Что эти банковские стручки себе воображают? Думают, если он в шортах, так его можно унижать?

Между тем служащий был сама невозмутимость.

– Вы не могли бы немного подождать? Нам нужно кое-что проверить, – попросил он.

– Я и так уже полчаса жду. У меня голова раскалывается! – возмутился Борис.

– Простите за неудобство. Будьте любезны, пройдите в мой кабинет. Я попрошу, чтобы вам принесли таблетку аспирина, – предложил служащий.

– Лучше бы чашку кофе, – язвительно сказал Борис.

– Черный или со сливками? – уточнил служащий банка, провожая Бориса в кабинет.

Начинающий писатель опешил от такой предупредительности. Что это? Сон? Или он спятил? Прежде банкиры не поили его кофе. Но уж если пошла такая масть, то почему бы не выпить на дармовщинку.

– Эспрессо, – сказал он и добавил: – Двойной.

– Мила, разберитесь, – бросил толстячок секретарше и с улыбкой повернулся к посетителю: – Сейчас вам все принесут. Если позволите, я ненадолго вас оставлю.

Борис опустился в кресло возле журнального столика. В мыслях была чехарда. С чего это вдруг в банке так расщедрились? Кофе, да еще на выбор. Что случилось? Не нравилась ему эта чиновничья вежливость. Наверняка со счетом какие-то проблемы. Но какие? Он уже тысячу лет сотрудничает с этим Интернет-журналом, всегда все было четко. Прислали деньги в виртуальный кошелек – обналичил. Никаких заморочек. Собственно говоря, если у них какие-то проблемы, то он-то тут при чем? Он вообще не в курсе.

Кожаное кресло уютно обнимало тело. Несмотря на кондиционер, зад взмок. Борис представил себя со стороны. Чувак в майке и бермудах, похожих на семейные трусы по колено, в данном антураже выглядел карикатурно. Он невольно улыбнулся, успокоился и решил получать удовольствие от жизни.

Напротив него на стене висела картина «Московский Кремль» из кристаллов Сваровски. Вещь абсолютно бесполезная. Такую только в офисе вешать, чтоб всяк приходящий сюда видел, что хозяин кабинета может кучу бабок спустить в мусоропровод.

Миловидная девушка внесла поднос с кофе, печеньем и шоколадками с логотипом банка. Борису все больше нравилось нынешнее приключение.

Кофе был сварен на славу: крепкий и в меру сладкий. Сделав несколько жадных глотков и утолив наркотическую тягу к бодрящему напитку, Борис отдал дань печенью. Пока никто не видел, он сунул в задний карман штанов пару шоколадок. К тому времени как пришел управляющий, жизнь стала казаться Борису прекрасной и удивительной.

Улыбка банкира прямо-таки источала мед.

– Прошу прощения за ожидание.

– Все в порядке? – нагловато спросил Борис.

– В общем да. Но почему вы хотите закрыть счет? Может, вас не устраивает процент? Мы могли бы пересмотреть условия.

– Почему вы решили, что я закрываю счет? Я оставляю десять рублей, – сказал Борис, недоумевая: неужели банк так держится за каждого клиента?

– Вы шутник, – улыбнулся управляющий так кисло, как будто положил в рот лимонную дольку.

– Вы мне прямо скажите: в чем дело? Я получу свои деньги? – снова забеспокоился Борис.

– К сожалению, мы не можем выплатить вам всю сумму сразу.

– Что, банк до такой степени обнищал? – возмутился Борис.

– Мы не держим столько наличности, – холод в голосе управляющего был сильнее, чем от кондиционера.

– Да что вы говорите! Я был о вашем учреждении лучшего мнения, – ехидно заметил Борис.

– Ни один банк не выдаст вам наличными шестьдесят пять миллионов рублей без предварительного заказа.

– Сколько?! Это ж миллион баксов!

Несмотря на то, что работал кондиционер, Борис взмок. Спина и зад приклеились к кожаному креслу. Это какая-то ошибка. А может, снять, сколько могут дать, а потом пусть разбираются? Нет, за такими деньгами наверняка стоят люди, которые его из-под земли выкопают и голову открутят.

Вдруг на ум пришло письмо из утренней почты: «Вы выиграли миллион долларов…» Но ведь это бред! Чушь собачья! Человек не может просто так выиграть миллион! И тем не менее, шестьдесят пять «лимонов» лежат в банке. Борис издал нервный смешок. Он попытался привести мысли в порядок. С этим нужно было что-то делать. Во всяком случае, забирать такие деньги он не собирался, даже если б дали. Не в полиэтиленовом же пакете их нести.

– Я оставлю… – голос у Бориса осип, так что ему пришлось прокашляться и начать снова: – Я оставлю вклад в вашем банке, и давайте пересмотрим условия договора.

– Прекрасно, – кивнул управляющий, и теплота снова вернулась в его голос. – Мы можем предложить вам…

Впервые в жизни Борис обсуждал финансовые дела не на уровне «дай сотню до получки». Он старался держаться с банкиром на равных, хотя в трусах это было сделать непросто. Прежде чем подписывать договор хорошо бы посоветоваться с Ингой или Аликом. Они больше соображают в денежных вопросах.

– Подготовьте «рыбу» договора. На досуге я с ней ознакомлюсь, а сейчас я возьму десять, нет, двадцать тысяч рублей. Надеюсь, такая сумма у вас найдется? – с чувством собственного достоинства спросил Борис.

– Удачная шутка, – подобострастно улыбнулся управляющий.

– И еще чашку кофе, – попросил новоиспеченный богатей, окончательно войдя в роль миллионера.

На улице вся напыщенность и спесь с Бориса слетели, точно осенняя листва с деревьев. Он уже не мог сдерживать бурлящих в нем эмоций и шел, приплясывая, точно двоечник, впервые получивший пятерку. Он не обращал внимания на удивленные взгляды прохожих. Сегодня он мог себе это позволить. Он мог позволить себе все!

Бориса подмывало позвонить Инге и друзьям, но он сдержался. Лучше посмаковать новость и привыкнуть к ней. Он миллионер!!! Инга обалдеет.

Деньги жгли карман. Борис отправился в супермаркет. Прежде все его покупки умещались в корзинке, но сегодня он взял тележку. По такому случаю стоило устроить настоящий пир.

Кофе «Карт нуар». Впрочем, на кофе он никогда не экономил.

Красная рыба. Икра.

В колбасном отделе разбегались глаза. Борис выбрал несколько лоточков с нарезкой.

Банки с маслинами и оливками, помидоры в собственном соку…

Тележка быстро наполнялась. Борис ощущал могущество оттого что может позволить себе все и не смотрит на ценники. В хлебобулочном отделе он по привычке взял нарезной батон, но потом заменил его свежевыпеченной итальянской чиабаттой.

Ряды красивых бутылок напоминали, что событие нужно отметить, не скупясь. Борис долго бродил между полок с дорогим алкоголем. Теоретически он мог купить спиртное за любую цену, но жаба душила. Не так легко перековать себя из нищего в миллионера. Долго примеряясь к самому дорогому французскому коньяку, он все же выбрал коньяк из той же Франции, но подешевле. Нужно было еще привыкнуть к тому, что он теперь богат.

Новоявленный миллионер решил вечером пригласить друзей в клуб, чтобы по-человечески отметить свалившееся на него состояние. Жалко, Инга еще не вернулась.

Расплатившись за покупки, Борис понял, что погорячился. Две тяжеленные сумки предстояло тащить по пеклу до дома. Всякий успешный человек такой груз возит на машине, но брать такси, когда твой дом находится в трехстах метрах от магазина – это чересчур даже для миллионера.

Обливаясь потом, Борис доставил провизию домой и, не разбирая сумки, бросился в душ. Прохладные струи привели его в чувство.

Он рассовал еду по полкам в холодильнике, по ходу дела прикладываясь то к ветчине, то к сыру. Кухонный агрегат сыто заурчал. Он сроду не видел такого изобилия.

Заварив еще одну чашку кофе, новоявленный богач вернулся в комнату и включил компьютер. Внезапно он понял, что ему больше не надо строчить статьи под заказ – он теперь свободен. Зайдя в «Мои документы», он нашел файл под названием «Сейшелы» и кликнул «delete». «Вы действительно хотите удалить этот файл?» – услужливо поинтересовалась программа.

– Да! – выпалил Борис и снова кликнул мышкой.

Жизнь обретала смысл.

Он набрал номер телефона Алика.

– Трудишься?

– Нам, приземленным, приходится крутиться, не то, что вам, писателям. А у тебя что? По делу или как?

– Есть предложение сегодня встретиться.

– Так мы же вчера встречались, – напомнил Алик.

– Хочу тебе долг отдать.

– Ну, без этих денег я как-нибудь проживу.

– А как насчет того, чтобы завалиться в ресторацию?

– В «Макдоналдс», что ли?

– Обижаешь. А может, лучше в клуб? Куда хочешь, в «Сохо» или в «Пачу»?

– Борька, ты на солнце не перегрелся?

– «Приятель строгий, ты не прав. Несправедливы толки злые…»[2] Нет, я серьезно. Приглашаю.

– В лотерею, что ли, выиграл? – в голосе Алика звучала насмешка.

– Не поверишь, – выпалил Борис. – Миллион баксов, прикинь?

У Алика пересохло во рту. Выигрыш Бориса был из разряда чудес. Но ведь все, что происходило сегодня с ним самим тоже из числа невероятного. Совпадение или?..

– Не может быть, – проговорил Алик.

– Еще как может! Я сам обалдел, когда мне в банке сказали.

– А что ты получил вчера от той девчушки?

Борис вспомнил о пятикопеечной монете и о мифическом богатстве, которое ему посулила девочка с ангельским личиком.

– Иди ты! Не может быть, – только и смог пролепетать он.

– Может. Еще как может, – заверил его Алик.

Слов не было. Помолчали.

– Слышь, а ты же царь, – вспомнил Борис. – Только не говори, что тебе предложили пост президента.

– Чего нет, того нет.

– А как же тогда власть?

– Я могу заставлять людей делать то, что захочу. Помнишь кино про этого… Мессинга?

– Ну ты даешь! А может, совпадение? – все еще не мог поверить Борис.

– А может, ты не получил миллион баксов?

Они опять помолчали.

– А Гришаня с Квазимодо тебе не звонили? – спросил Борис.

– Нет.

– Интересно, что у них.





Глава 6




Воздух благоухал шампунями и лаками. Жара плавила парфюмерные ароматы, и от этого они становились тяжелыми и удушливыми. Они пропитали все вокруг, и даже распахнутые настежь окна не помогали проветрить помещение.

Под парикмахерскую были оборудованы бывшие номера отеля. В больших комнатах стояли кресла парикмахеров, а в аппендиксах располагались солярий, кабинет косметолога и мастеров ногтевого сервиса, как именовали теперь маникюрш. Vip-зал пользовался привилегированным положением. Он находился в стороне от проходных комнат. Там было всего три кресла. Два из них пустовали, а в одном, обливаясь потом, сидела дородная дама средних лет. Валерка накручивал ее пряди на бигуди.

Его напарницы сибаритствовали. Мариша лениво вращалась в кресле клиентов и от нечего делать в сотый раз смотрела мультик, который крутили по телевизору. Ленка листала «Караван».

Мариша зевнула.

– Меня эта мультяшка уже задолбала. Сколько можно гонять одно и то же?!

– А ты не смотри, – посоветовал Валерка.

– Лучше скажи, когда наконец починят кондиционер, – вставила Ленка.

– Ага. Работать невозможно. Задница к креслу прилипает, – пожаловалась Мариша.

– А ты не сиди, – сказал Валерка.

– Не сиди. Не смотри. А чего делать? Никто в такую жару не идет. У меня всего две записи на целый день.

Валерка отложил бигуди и отправил клиентку под фен.

– Обещали сегодня электрика прислать.

– Они уже третий день обещают, – фыркнула Ленка. – Vip-зал, блин. В общем зале кондеи работают, а у нас как в преисподней.

Мариша покосилась на тетку под феном.

– Я вообще балдею, как можно сейчас под феном сидеть.

– Красота требует жертв, – с ехидцей произнесла Ленка.

Девчонки переглянулись и хихикнули. Дородная дама с мясистым носом и ярким макияжем на увядающем лице вряд ли могла претендовать даже на звание «Мисс подъезд № 4 дома № 135».

– Девчонки, хватит, – осадил их Валерка.

– А че такого? – невинно спросила Ленка.

– Мы же не одни.

– Не дергайся. Под феном все равно ничего не слышно, – успокоила Валерку Мариша.

– Трудоголик ты наш. Работаешь не покладая рук, за всех отдуваешься, – поддела его Ленка.

– У меня клиентка пришла краситься и убежала из этой душегубки. Перезаписалась на другой день. А к нашему мачо не зарастает народная тропа, – подхватила Мариша.

– Как вам не надоест? – покачал головой Валерка.

Мариша встала и потянулась.

– А че, не так, что ли? Жара не жара, ради тебя они готовы прилипнуть к креслу и не дышать.

Спорить с девчонками было бесполезно. Уж если попал к ним на язычок – берегись. К тому же у них была причина завидовать Валерке. Клиентки в самом деле шли к нему с удовольствием. Их привлекала не только его внешность, но также мастерство и обходительность. Хотя напарницы считали, что женщины всех возрастов просто клюют на красивого парня. Валерка не спорил. Зачем? Он вообще не любил спорить. Каждый волен думать, что хочет.

Пытка пышнотелой дамы под феном закончилась. Мадам переместилась в кресло. Валерка принялся снимать бигуди. Волосы были скручены в спиральки, как будто нарисованные рукой ребенка.

В обычной жизни Валерка терялся перед женщинами, а на работе его будто подменяли. Здесь он был сама уверенность и профессионализм. Возможно, оттого, что в салоне женщины становились для него существами бесполыми, как пациенты для врачей.

Валерка закончил колдовать расческой и ножницами. Довольная клиентка оглядела себя в зеркало и гордо унесла свою красоту, оставив Валерке щедрые чаевые.

– Везет же некоторым, – с завистью сказала Мариша.

Валерка пропустил ее реплику мимо ушей и занялся уборкой. Он тщательно смел с пола волосы и разложил флаконы и тюбики по местам. Вопреки тому, что ему с раннего детства пришлось жить в хаосе, Валерка во всем любил порядок.

До прихода следующей клиентки у него оставалось больше получаса.

– Девчонки, я сбегаю перекушу, пока у меня перерыв, – сказал Валерка, снимая халат.

В тесно облегающих джинсах и черной майке, не скрывавшей рельефной мускулатуры, он служил бы достойной рекламой любому фитнес-центру.

– Слышь, Валер, если ты без халата стричь станешь, у тебя вообще перерывов не будет, – подтрунила над ним Мариша.

– А че? Я бы тоже балдела, если бы такой супермен мне голову массировал, – подхватила Ленка.

Валерка молча вздохнул, сунул мобильник в карман джинсов и вышел.

За стойкой администратора сидела Дарья Сергеевна, прозванная Кочергой за железный нрав и прямую осанку. Вентилятор на ее столе мерно поворачивался из стороны в сторону, разгоняя духоту.

– Я обедать, – бросил Валерка.

Администраторша сверилась с журналом записей.

– Ты помнишь, что у тебя на три часа клиентка?

– Ага. Я быстро. Туда и назад.

На улице парфюмерные запахи уступили место выхлопным газам. Бензиновые пары витали над проезжей частью и над тротуарами, заполняя собой все пространство. На солнце было настоящее пекло. Люди стремились в тень. Все места под тентом на террасе кафе были заняты.

Двери бесшумно разошлись и пропустили Валерку внутрь. Здесь царила благословенная прохлада. Возле стойки выстроилась очередь. Двигалась она быстро. Валерка встал в конец. Ребята из кафе его знали: во время перерыва он частенько захаживал сюда.

– Привет. Что сегодня? – спросила его рыженькая девчушка.

Красный форменный козырек еще больше подчеркивал разбросанные по всему лицу веснушки.

– Гамбургер и колу, – сказал Валерка.

Заказ мгновенно появился на стойке. Валерка взял поднос и оглядел зал в поисках свободного места. Сидящая за ближайшим столиком девица, почти не мигая, нагло уставилась на него.

Валерка привык к тому, что притягивает взгляды. Как-то давно, еще в старших классах, он пробовал облачаться во что-нибудь бесформенное, чтобы не так обращать на себя внимание, но его затея особого успеха не имела, как и подстриженные во втором классе ресницы. Люди все равно пялились на него, поэтому он вернулся к той одежде, которая ему нравилась, и со временем научился не замечать заинтересованных женских и завистливых мужских взглядов.

Как правило, люди смотрели на него украдкой, но нахальная девица тактом не отличалась. Под ее прямым оценивающим взглядом Валерка чувствовал себя неловко. Девица как будто сканировала его от макушки до ступней. Валерка отвернулся и поспешил уйти в дальний конец зала.

Усевшись за угловой столик, лицом к стене, он принялся за еду. Не прошло и пары минут, как рядом раздался незнакомый голос:

– Можно?

Не дожидаясь ответа, незнакомка поставила свой поднос и беспардонно устроилась напротив.

Больше всего Валерка боялся напористых девиц. В их присутствии он терялся и чувствовал себя полным идиотом. Потом, задним умом, он понимал, как нужно было ответить, но его остроумие всегда запаздывало, не то, что у Алика или Борьки. Тем палец в рот не клади. Вот и сейчас перед нахальством незнакомки он оробел.

Валерка попытался проигнорировать соседку по столу, нарочито уставившись в стену, будто там происходило нечто захватывающее. Он откусил гамбургер и понял, что лучше бы этого не делал. Хоть убей, он не мог жевать под пристальным взглядом незнакомой девицы. В самом этом акте ему чудилось нечто непристойное. Тем более что незнакомка даже не притронулась к еде. Она потягивала кофе через соломинку и продолжала беззастенчиво рассматривать его. Валерка слышал, будто Сильвестр Сталлоне никогда не ест публично. Сейчас он понимал известного актера.

– Меня зовут Алина, – представилась девушка, как будто он только и мечтал с ней познакомиться.

Валерка сделал вид, что не только онемел, но и оглох.

– Смотрел шоу «Любовь на острове»?

Шустрая девица сразу взяла быка за рога и перешла на «ты», как будто они сто лет знакомы. Только любви с ней ему не хватало. От такого натиска Валерка окончательно растерялся. Оставалось одно: спасаться бегством. Он встал перед выбором: либо оставить гамбургер и удалиться, либо забрать его с собой и доесть на работе. И то и другое выглядело достаточно грубо и бестактно, но девица сама нарывалась.

Валерка отодвинул недоеденный бутерброд, намереваясь уйти.

– Подожди. Ты что, думаешь, я к тебе клеюсь? – рассмеялась Алина.

– Не вижу ничего смешного, – насупился Валерка.

Он стал подниматься из-за стола, но девушка ухватила его за руку и буквально силой заставила сесть. Пришлось покориться, не драться же.

– И часто тебя кадрят? – спросила новая знакомая.

Ее шутливый тон не прибавил Валерке настроения.

– Чего тебе надо? – не слишком вежливо спросил он.

Девушка достала из пачки тонкую ментоловую сигарету.

– Ты не против?

Она прикурила, не дожидаясь ответа, и, сделав затяжку, удовлетворенно улыбнулась.

Валерка едва подавил в себе желание снова подняться и уйти. Алина была воплощением всего, чего он не терпел в женщинах. Наглая, беспардонная, курит. А одежда! Куцая майка, не скрывающая пупа, и такие тугие джинсы, что над поясом торчал жировой валик. Ему было абсолютно безразлично, в чем девушки разгуливают по улице, но откровенное выставление себя на показ вызывало неприязнь. Вот Инга никогда бы себе не позволила так вырядиться.

Глотнув никотина и удовлетворив жажду, Алина откинулась на спинку стула:

– Слушай, ты обалденно хорош, даже когда злишься. Но сейчас у тебя нет повода психовать. Кстати, ты не гей?

На этот раз девица перешла все дозволенные грани.

– Да пошла ты! – бросил Валерка, снова решительно поднимаясь.

– Подожди! Я работаю на телевидении.

– Да хоть в Голливуде.

– На первом канале. Хочешь сниматься?

Валерка в нерешительности стоял возле стола, не зная, то ли ему уйти, то ли сесть. Девушка извлекла из сумочки визитку и протянула ему.

Все верно. Первый канал. Редактор.

Но так не бывает. Здесь таится какой-то подвох. Может, их снимают скрытой камерой?

Валерка невольно огляделся.

– Ну так что? Хочешь попасть на ТВ? – переспросила Алина.

– На ТВ? – эхом повторил Валерка, не находя подходящих слов и коря себя за косноязычие.

– Ну да. Я редактор шоу «Любовь на острове». Да садись ты. В ногах правды нет.

Валерка покорно опустился на стул. Разум все еще отказывался верить в происходящее. Разве может мечта всей жизни свалиться на тебя вот так в будний день в дешевом московском кафе?

Алина бойко продолжала:

– Ты везунчик. Вообще-то, у нас с улицы никого не берут. На кастинг очередь выстраивается. Но в твоем случае, думаю, это сто процентов в яблочко. Такая фактура встречается нечасто. Все обалдеют. Ты до этого нигде не снимался?

У Валерки язык словно присох к небу. Он молча помотал головой, чувствуя, что выглядит кретином. Сколько раз он представлял себе, как становится звездой экрана, но как только дошло до дела на него напал ступор. На телевидении нужны бойкие ребята. Его охватил страх упустить шанс, который дается лишь раз в жизни.

Между тем Алина будто не замечала его скованности. Она удовлетворенно кивнула.

– Значит, все чисто. Главный не приветствует, если кто-то уже засветился в рекламе.

Девушка кивнула на визитку, которую Валерка все еще держал в руке.

– Позвонишь по первому телефону. Кстати, тебя как зовут?

– Валера.

– Чем занимаешься?

– Работаю в салоне. Парикмахером, – проговорил Валерка, ненавидя свою приземленную профессию.

Может, редакторша думала, что он артист или спортсмен, а теперь разочаруется и даст от ворот поворот? Но Алину не смутила проза жизни.

– Отлично, – просияла она. – Кастинг завтра. Позвони с утра и уточни время. Ну, мне пора.

Алина загасила сигарету, накинула сумку на плечо и поднялась из-за стола. Уходя, она обернулась:

– Хорошо, что ты не гей. Такой генофонд бы пропал.

Валерка остался один. Позабыв про еду, он сидел над остывшим гамбургером и вертел в пальцах визитку, не решаясь положить ее в карман. Его не оставляло странное чувство нереальности происходящего. Кусочек картона с адресом и номерами телефонов был единственным свидетельством того, что девчонка с телевидения ему не приснилась. Он не мог избавиться от странного ощущения, будто стоит убрать визитку, как окажется, что это был всего лишь сон.

Валерка спохватился, что опаздывает, и поспешно вышел из кафе. В салоне его уже ждала клиентка.

– Мог бы прийти пораньше, – сквозь зубы процедила Кочерга.

Он рассеянно буркнул что-то в ответ и пошел на рабочее место. Ему казалось, что он раздвоился. Один Валерка машинально стриг, доведенными до автоматизма движениями накладывал краску, а другой – был далеко отсюда, в священном и недоступном для обывателей месте под названием телевидение. Теперь, когда у него реально появилась возможность осуществить свою мечту, Валерку охватил страх: вдруг у него не получится? Что если он недостоин? Ведь его сразу раскусят и поймут, что в незнакомой обстановке он теряется и не может произнести ни слова.

Одно дело мечтать, что когда-нибудь сказка станет былью, а если чуда не произойдет, винить в этом незадачливую судьбу. И совсем другое – когда чудо свершилось, а ты облажался по полной. Тогда уж счет придется предъявлять себе самому.

– Ты чего такой смурной? Случилось что? – спросила Мариша.

– А? Нет. Ничего, – отмахнулся Валерка, но его реплика прозвучала весьма неубедительно.

– Из-за Кочерги расстроился? – догадалась Ленка. – Брось. Она если никому настроение не испортит, целый день больная ходит. Подумаешь, на пять минут опоздал.

Валерка был рад, что его настроению нашлось объяснение. Он меньше всего хотел, чтобы на работе узнали истинную причину его нервозности. В случае провала его замучают подколками. Валерка мог доверить свою тайну лишь школьным друзьям, но даже им пока лучше ничего не говорить, чтобы не сглазить.

Его колотила нервная дрожь. Работать в таком состоянии было тяжело, а его уже ожидала следующая клиентка. Валерка решился подойти к администратору, а заодно договориться насчет завтрашнего отгула. Ясное дело, Кочерга будет недовольна, но он не мог упустить свой шанс, даже если его уволят.

Администраторша говорила по телефону. Сделав пометку в журнале, она положила трубку и уставилась на Валерку с выражением раздражения, которое редко покидало ее лошадиную физиономию.

– Я не могу сегодня работать. Мне надо уйти, – сказал Валерка.

И без того худое лицо Кочерги вытянулось, усилив ее сходство с удивленной кобылой.

– Ты с ума сошел? К тебе же запись, – прошипела она, как змея из черепа коня Вещего Олега.

Реакция администраторши была вполне предсказуемой. Валерка и не ожидал, что его отпустят без боя.

– Мне очень нужно.

– Что у тебя стряслось? Пожар? Женитьба? – съязвила Кочерга.

– Мне надо домой. С матерью плохо, – солгал Валерка.

В его лжи была доля правды. Последние три дня мать не просыхала. Так что хорошим самочувствием похвалиться не могла. Правда, на работе не знали ее диагноза. Для всех он жил вдвоем с больной матерью. Удобный предлог, чтобы не приглашать к себе девчонок. Поначалу они так и напрашивались на более тесное знакомство. В детстве стыд заставлял Валерку скрывать от одноклассников алкоголизм матери. С годами привычка скрытничать укоренилась. Он не откровенничал ни с кем, кроме закадычных школьных друзей.

– Кому я перепишу твоих клиентов?

– У девчонок есть окна.

– А если они хотят только к тебе?

– Перепиши на другой день. Реши как-нибудь. Да, и еще завтра я тоже не приду.

– Ты в своем уме?

– Я не могу, – сказал Валерка.

– Я тоже не могу.

– А если бы я умер?

Перепалка с Кочергой отвлекла Валерку от мрачных мыслей, но на улице они вернулись вновь как стая вспугнутого воронья на насиженное дерево. Теперь он уже жалел, что ушел с работы. Там во всяком случае ему было чем заняться, а на что убить полдня? Не домой же идти, где мамаша куролесит с пьяными полубомжами?

Мобильник завибрировал, предупреждая о звонке. В трубке раздался голос Алика:

– Привет, Квазимодо. Как оно, ничего?

– Ничего.

– Вот и я говорю – ничего. А новенького что?

– А что может быть новенького?

– Ну, не знаю, звезда ты наша.

Валерка насторожился. Во-первых, Алик не должен был сегодня звонить, они виделись только накануне. А во-вторых, откуда этот шутливый намек? Неужели он узнал про кастинг? Но каким образом?

– Давай рассказывай, – поторопил его Алик.

– Что рассказывать?

– Все, как на духу. Случилось что-то из ряда вон?

– Откуда ты знаешь? – растерялся Валерка.

– Йес! Значит в точку! Колись! Где звездишь?

– На первом канале, – нехотя признался Валерка.

– Иди ты! Когда? – с неподдельным энтузиазмом восхитился Алик.

– Меня только на кастинг пригласили. В реалити-шоу Еще ничего не решено. Может, отправят по холодку.

– Не вибрируй, парень. Не отправят, – уверенно заявил Алик.

– Не сглазь, – вздохнул Валерка.

– Можешь считать, что твоя физия уже на экране. Что там тебе подарила вчерашняя девчушка?

– А что?

– Нет, это я у тебя спрашиваю. Что она тебе подарила?

– Ну звезду.

– Славу, Квазимодо. Это сладкое слово «слава».

– Смеешься? – отмахнулся Валерка.

– Я серьезен, как гробовщик на похоронах у солидного клиента, – заверил его Алик. – Между прочим, наш писатель сегодня выиграл миллион баксов.

– Не может быть!

– Еще как может! Так что готовься, Квазимодо. Будешь звездить.

– А ты? Что у тебя? Ты получил власть? – спросил Валерка.

– В некотором роде, да.

– Будешь баллотироваться в президенты?!

– Дался вам этот президент! Как будто другой власти не бывает.

– Какой другой? – поинтересовался Валерка.

– Я тебе при встрече расскажу.

– А что у Гришани?

– У Гришани полный фиг вам. Лопухнулся парень. Ничего не пожелал – ничего не получил. Правда, он пока в неведении, что у нас грядут перемены. Чего его расстраивать по телефону? Мы с Борькой договорились встретиться у него. Ты когда освободишься?

– Уже еду.





Глава 7




Еще один день. Сколько их осталось? Врачи посулили полгода. Сто восемьдесят два дня, плюс-минус. Так все же плюс или минус? В его случае это имело большое значение. Как говорится, времени осталось в обрез и надо прожить его так, чтобы не было мучительно больно.

Интересно, что по этому поводу говорится в книжке по тайм менеджменту, которую он видел у Алика? В аннотации обещали научить эффективно расходовать время. Сейчас ему бы это не повредило. Впрочем, все чушь. Времени все равно не хватит, и все равно будет мучительно больно.

Пусть Алик штудирует книги по личностному росту, кажется, это так называется, а ему самому уже не успеть. Расти некогда, да и некуда. Он как никогда остро ощутил бесцельность своей жизни. Зачем он пришел в этот мир? Чтобы кропать финансовые отчеты на фирме отца? Да это даже фирмой назвать нельзя: мастерская, где работали помимо отца еще два автослесаря. Отец спал и видел, что у сына проснется интерес к делу, но Гришу никогда не привлекало копание в моторах. Он даже водить машину так и не научился. И уже никогда не научится.

Боже, как часто приходит в голову это безапелляционное слово «никогда». Мало ли чего человек не умеет и не испытал в жизни, у него всегда есть возможность все изменить, когда-нибудь, в будущем. Для него же «когда-нибудь» перестало существовать. Будущее сжималось, как лужица под лучами жаркого солнца. Осталось только «здесь и сейчас». Еще одна из формулировок Алика.

Вот у кого с целью все ясно: расширить бизнес, купить крутую тачку, разбогатеть и жить на Багамах.

Борька мечтает написать нетленку и стать классиком.

Валерка хочет стать звездой экрана.

У каждого из них есть цель, только он болтается, как осенний лист на ветру. У него и увлечений особых никогда не было. Но ведь зачем-то он пришел в эту жизнь!

Сейчас полно курсов, где обещают помочь найти свою цель. Может, нужно было прослушать такой курс? Может быть. Только поздно посыпать голову пеплом. А если быть честным до конца, вряд ли он пошел бы на курсы, даже если б вся жизнь была впереди. У него не было амбиций. Он с детства был болезненным ребенком и не привык ничего планировать, просто плыл по течению. И вот теперь течение несло его в тихую гавань.

Гриша взял с полки оловянного рыцаря.

– Герой, – с усмешкой произнес он.

Из головы не шла вчерашняя встреча с девчушкой. Чем-то она его зацепила. Прежде у него не было повода общаться с детьми, он даже не знал, о чем с ними говорить, но Ангелина напомнила ему о мире детства, где от всех страхов можно спрятаться, укрывшись одеялом с головой. И где каждое утро начинается новая жизнь, которая длится вечность. В детях бурлят задор и энергия – то, чего ему так не хватает. Ему вдруг захотелось снова увидеть девочку.

Гришу пронзила мысль: а ведь у него никогда не будет детей. Удивительно, что только не лезет в голову, когда перед тобой маячит финишная черта. Ведь он мог прожить бобылем до старости и не задуматься о создании семьи. Конечно, в глубине души он хотел встретить такую девушку, как Инга, но дальше маниловских мечтаний дело не шло. А о детях он и вовсе не помышлял. А теперь об этом думать поздно. Теперь все поздно. Ничего уже не изменить. У него всего полгода, плюс-минус.

Внезапно его точно обожгло молнией: у него есть полгода, и лишь от него зависит, как он их проживет. Можно превратить это время в пытку, потонуть в жалости к самому себе и умирать каждый из оставшихся дней. А можно бросить смерти вызов.

Он как-то читал о человеке, которому врачи вынесли приговор, предрекая летальный исход, а он взял и отправился в кругосветное путешествие. Он плевать хотел на болезнь, хотя гроб с собой на всякий случай прихватил. И жил так, как будто перед ним вечность. А когда он вернулся домой, оказалось, что совершенно здоров.

На тумбочке возле дивана громоздились упаковки с лекарствами. Как будто таблетки могли победить болезнь! Своеобразное плацебо. Самообман чистой воды. Они способны продлить не жизнь, а агонию. Рука, распростертая на листке со схемой приема лекарств, медленно сжалась в кулак. Бумага мялась и хрустела.

Гриша скомкал лист, спрессовал до размеров маленького шарика, сходил на кухню и выбросил в мусор. Захватив ведро, он вернулся к себе и решительно смел в него разномастные упаковки. От собственной смелости у него зашлось дыхание. На мгновение мелькнула мысль: «Что я делаю?! Это безумие».

Как-никак лекарства давали шанс протянуть чуть дольше. Возникло импульсивное желание достать пузырьки и коробочки и снова расставить на тумбочке. В детстве он часто болел. Сопли, кашель – ничего фатального, но лекарства стали неотъемлемой частью его жизни. Желание вернуть все на круги своя было велико.

Но разве можно повернуть время вспять? Аптечные упаковки уже не привычное дополнение интерьера, а зримое свидетельство того, что жизни ему осталось всего ничего.

Гриша поставил мусорное ведро под раковину и включил чайник – просто чтобы чем-то себя занять. Кухня выходила окнами на север, поэтому, несмотря на отсутствие кондиционера, здесь даже в самое пекло было вполне сносно.

Гриша вышел на балкон. Он помнил, как береза возле дома едва доставала макушкой до их этажа, а теперь она далеко переросла его. Осенью ее яркая шевелюра даже в пасмурный день создавала иллюзию солнца. Осень. Он успеет ее увидеть. Черт! Черт! Черт! Он еще не умер, а уже как будто смотрит на все из могилы.

Щелчок оповестил о том, что вода вскипела. Гриша машинально посмотрел на часы. Без пяти два. Время принимать лекарство. Взгляд невольно уперся в дверцу шкафчика под раковиной. Свобода никогда не дается легко. Находится множество доводов в пользу рабства. В его ситуации отказываться от медицины было глупым ребячеством. Возможно, лекарства продлят жизнь на несколько дней. Только перед лицом смерти начинаешь ценить каждый отпущенный час.

Как под гипнозом, Гриша вытащил мусорное ведро. Рука сама потянулась к темной стеклянной баночке с яркими капсулами. Дрожащими пальцами он отвинтил крышку. Будто наркоман, в предвкушении дозы. Жалкое зрелище: чахнуть, как Кощей, только не над златом, а над таблетками. Зачем? Что остается в этой жизни незавершенным, ради чего стоит продлевать агонию?

«Съездить в Португалию», – неожиданно подумал он.

В детстве Гриша бредил этой страной. Он любил читать про мореплавателей и историю открытий. По мере того как человек взрослеет, рутина убивает детские мечты. Остаются привычка и проторенная дорожка на дачный участок, а путешествия откладываются на потом, на когда-нибудь. Но дальше откладывать некуда.

Он снова вспомнил чудака, который вопреки диагнозу отправился в плавание. Вряд ли он жил по указанию врачей и соблюдал распорядок приема лекарств.

Яркие капсулы посыпались в ведро, как отстрелянные гильзы из обоймы. Не давая себе времени передумать, Гриша вынес ведро и вытряхнул в мусоропровод. Банки и склянки полетели в темный зев. Дробный грохот стих. Металлическая затворка лязгнула, как челюсть огромного зверя. Точка возврата осталась позади.

Вернувшись к себе, Гриша сел на диван и по-детски зажал ладони между колен. Все, с этим решено. Больше никаких лекарств. Свобода! Во всяком случае, сегодня он чувствовал себя вполне сносно, даже головная боль, ставшая привычной, дала ему передышку.

Гриша обратился к рыцарю:

– Вот так-то. Мы ведь с тобой герои.

Телефон замурлыкал почти нежно. Даже не снимая трубки, Гриша знал, что это мать. Она сохранила привычку звонить ему несколько раз на день и опекать, как будто он не вышел из детсадовского возраста. Но на этот раз он ошибся. Звонил Алик.

– Привет, герой!

Услышав это слово из уст друга, Гриша невольно смутился, как будто его застигли за чем-то неприличным. Словно Алик мог услышать его разговор с оловянной игрушкой. Звонок друга был неожиданным. Они виделись только вчера, наговорились вдосталь и обменялись всеми новостями. Что могло произойти за это время?

– Что случилось? – спросил Гриша.

– Ничего. Мы тут с Борей решили тебе позвонить, узнать, как жизнь.

«Они знают», – пронеслось у Гриши в голове. Но откуда? Он ведь никому не говорил. Впрочем, мало ли. Может, мать сболтнула. Когда дело доходит до плохих новостей, мир оказывается очень тесным.

– Со вчерашнего дня ничего не изменилось, – обтекаемо сказал Гриша.

Алик почувствовал в его голосе напряжение. Значит, есть скелетец в шкафу. Гришаня с Валеркой известные конспираторы. Из того тоже пришлось клещами тянуть новость о кастинге. Теперь надо размотать Гришку. У него наверняка что-то должно было произойти, не могло не произойти, ведь ни для кого из них вчерашняя встреча не прошла бесследно.

– Хорош темнить! Мы ведь твои друзья, не забыл? – нажал Алик.

– Что ты хочешь услышать? – вопросом на вопрос ответил Гриша.

Сомнений не было, друзья узнали о его болезни. Какая разница откуда. Важно то, что тайна выплыла наружу. Гриша намеревался прожить отмеренные ему полгода, как обычный человек. Он не хотел выслушивать соболезнования и ловить на себе скорбные взгляды, будто он уже покойник.

– Может, ты вытащил ребенка из огня? Или спас утопающего? – спросил Алик.

– Я же плавать не умею, – напомнил Гриша.

Он терялся в догадках, к чему Алик несет весь этот бред. Неожиданно Алик отступился:

– Ладно, проехали. Ты сейчас дома?

– Да.

– Мы с Борей к тебе заедем.

– Зачем?

– Странный вопрос. Ты что, хочешь сказать, что нам не рад?

– Нет, но мы ведь вчера виделись. И у меня отчет лежит, – промямлил Гриша, понимая, что его потуги отклонить встречу ни к чему не приведут.

– Отчет – не отбивная, не протухнет. А жизнь коротка. Жди.

Алик отключился, прежде чем Гриша успел что-либо ответить.

Жизнь коротка…

Жизнь…

… коротка.

Они всё знают!

Он не хотел, чтобы друзья стыдливо отводили глаза, словно виноваты в том, что здоровы. Чтобы в воздухе повисала недосказанной каждая фраза, когда речь заходит о планах на будущее. Чтобы в их памяти он навсегда остался ходячим мертвецом.

Мечта о путешествии в одночасье превратилась в твердую решимость. Бежать от соболезнований, вздохов и печальных взглядов! Он еще жив! Похороны откладываются на полгода. Он увидит Португалию, постоит на краю земли, а оттуда отправится в другие страны. Мать, конечно, с ума сойдет. Он так и слышал, как она взывает к его разуму, подкрепляя свои доводы слезами. Но на этот раз он не поддастся никаким уговорам. Это его жизнь. И отец его поддержит.

Гриша включил компьютер и завел в поисковике «Кругосветные круизы». Он так увлекся, что забыл про визит друзей.

Алик и Борька ввалились в квартиру с пакетом из супермаркета: пиво, чипсы, сухарики, сушеные кальмары – весь джентльменский набор для задушевного разговора. Впрочем, держались они молодцом, без соплей и соболезнований.

– Да у тебя тут рай! – воскликнул Алик, по-хозяйски устраиваясь в кресле рядом с журнальным столиком. – Надо себе тоже кондей поставить.

Борис скользнул взглядом по монитору.

– Это что, Сейшелы? Слушай, они меня уже достали. Куда ни сунусь, везде эти острова.

– Планируешь отправиться в странствие? – удивился Алик. – Вот это да! А говоришь, что ничего не произошло. Колись, темнила.

– А что тут такого? Ты же каждый год мотаешься за границу. Почему бы мне тоже не съездить?

– Я это я, а для тебя дачный участок – край света. Ты же оседлый, как поросший мхом пень. С чего вдруг тебя потянуло на приключения?

– Разве человек не может измениться? – вопросом на вопрос ответил Гриша.

– Может. Вопрос только почему?

– Колись, Гришаня. Чистосердечное признание облегчит твою участь, – сказал Борис.

– Слушайте, что вы пристали? – отмахнулся Гриша.

Алик взял фигурку рыцаря, повертел в пальцах и, глядя Грише в глаза, многозначительно сказал:

– Хорошая игрушка.

– Классная, – поддакнул Борис.

Загадки и недомолвки действовали Грише на нервы. К чему ходить вокруг да около? Уж лучше сразу огорошили бы его тем, что всё знают, и покончили бы с этим. Гриша отобрал у Алика рыцаря и снова поставил на полку.

– При чем тут игрушка?

– А при том, что Валерку пригласили на кастинг. Будет теперь звездить на ТВ, – Алик выдержал паузу и продолжал: – А Борька выиграл миллион баксов.

– Правда, что ли?

Гриша перевел взгляд с Алика на Борьку.

– О да, мой друг. Как ни странно это звучит, сегодня я пил кофий в кабинете с кожаными креслами, а управляющий отделением банка был у меня на посылках.

– А Валерку пригласили на кастинг, можно сказать, с улицы, – добавил Алик.

– Ничего себе совпадение! – удивился Гриша.

– Совпадение – это замаскированная закономерность, – ухмыльнулся Борис, достал из кармана джинсов монетку, картинно подбросил и поймал. – Ну так как насчет вчерашнего подарка?

– Ты шутишь, – недоверчиво сказал Гриша. Все это гораздо больше походило на розыгрыш, чем на правду.

– Ну, если миллион баксов на счете можно считать шуткой… – осклабился Борис. – Кстати, вечером приглашаю всех в клуб, обмоем.

– В общем, Гришаня, хватит бабушку лохматить. Говори как на духу, что тебя подвигло в Интернете по сайтам турфирм слоняться? – настаивал Алик.

Гриша пропустил его вопрос мимо ушей и спросил:

– А ты? Ты ведь царь. Неужели стал президентом?

– Вы все задвинулись на президенте, что ли? Че, вчера выборы были?

– А как же власть?

– Власть бывает разной, паря. Про гипноз слышал? Я могу заставить любого делать то, что захочу.

Вот на этом шутники и спалятся, подумал Гриша и попросил:

– Тогда меня загипнотизируй. Или Борьку.

– Исключено. У нас друг на друга иммунитет. Мы уже пробовали. Действие распространяется только на чужаков. Мы в одной игре, а мир – по ту сторону занавеса, – сказал Алик.

– Ребята, признайтесь, это лажа, какой-то розыгрыш, – все еще сомневался Гриша.

– Вот неверующий! Говорю же тебе, все правда. Неужели у тебя так-таки ничего и не случилось? Ведь зачем-то ты полез на Сейшелы! – воскликнул Борис.

Гриша задумался. В самом деле, прежде он никогда бы не решился выбросить лекарства и не помышлял о круизе. Просто тихо ждал бы своего часа. Но говорить друзьям о том, что он приговорен, сейчас хотелось меньше, чем когда-либо. Судя по всему, они были не в курсе.

– Просто захотелось поездить по миру. А то ведь проживешь жизнь и так ничего и не увидишь, – сказал Гриша.

– Это первый шаг. Значит, геройство у тебя впереди. Я ведь тоже еще не президент. Время покажет, – улыбнулся Алик.

«Это если есть время», – подумал Гриша. Душа снова сжалась от тоски и жалости к себе, но возглас Бориса отвлек его от грустных мыслей:

– Братцы! Я понял! Ну ты, Гришаня, и лоханулся!

– В смысле?

– Помните наш разговор перед тем, как появилась игрунья в белом? Насчет заветных желаний.

– Ну?

– Я загадал миллион баксов, Алик – власть, Валерка – славу, и только ты, Гришаня, самым бездарным образом профукал свой шанс.

Алик с сочувствием посмотрел на Гришу.

– Похоже на правду. Да, круто ты пролетел. Но ничего, с нами не пропадешь. Мы тебя в беде не оставим. Правда, Борька?

– Ясный перец. Один за всех…

Гриша почувствовал укол зависти. Впервые он не мог радоваться вместе с друзьями. Душу будто придавило тяжелой могильной плитой. Почему такая несправедливость? Одним дается долгая жизнь и куча призов вдобавок, а у других… плюс-минус.

Впрочем, нельзя сказать, чтобы он совсем ничего не получил в дар. У него появилась цель – отправиться в путешествие. И еще он обрел свободу. Конечно, он не собирался изменять мир, но мог изменить себя, перестать прозябать и начать жить. Ему не нужны ни власть, ни богатство, ни слава. Так чему он завидует? Ему хочется жить. Просто жить. Да, именно так он и сказал. А что если?.. Но при чем тогда геройство? Вдруг оно состоит в том, чтобы достойно принять смерть?





Эйфория




Глава 8




Алик полулежал на диване и лениво перебирал кнопки на пульте переключения каналов, нигде не задерживаясь дольше минуты. Он редко смотрел телевизор, предпочитая DVD, где никто не полощет мозги рекламой. Зато Вика была настоящей телеманкой. С утра, едва открыв глаза, она включала ящик, не парясь, что там показывают. Вся ее жизнь проходила под аккомпанемент мыльных опер, ток-шоу и прочей муры.

Алик чуть не сбрендил за неделю совместной жизни. Хорошо еще, в тот раз они обосновались в ее квартире. Когда его терпению настал предел, он просто собрал манатки и удалился под благовидным предлогом. Выставить за дверь Вику было бы гораздо болезненнее. Алик предпочитал избегать громких ссор и хлопанья дверями. Мастерство расставания он довел до совершенства и со всеми бывшими пассиями оставался в дружеских отношениях. Впрочем, Вику нельзя было назвать бывшей. Они продолжали встречаться, правда, теперь не дольше, чем на ночь.

На кухне что-то грохнуло и раздался возглас Вики:

– Блин!

– Что там? – крикнул Алик.

Руки у Вики росли не тем концом и не из того места, поэтому Алик не ожидал ничего путного от ее рвения приготовить ужин.

– Поднос уронила.

– Говорил тебе, давай закажем пиццу.

Он не мог подавить раздражения: хотелось есть, а из-за ее глупого упрямства ужина теперь еще час дожидаться.

Услышав недовольство в его голосе, Вика тотчас появилась в дверном проеме. Что касается тонкостей мужской психологии, тут она была асом. Одного взгляда на ее аппетитные формы и застенчивую улыбку провинившейся пай-девочки было достаточно, чтобы любой мужик растаял. Злость Алика тотчас испарилась. Что и говорить, Вика была потрясной телкой. Когда он увидел ее в первый раз, у него дух захватило. Он даже понадеялся, что она сумеет вытеснить из его мыслей Ингу. Впрочем, скоро он понял, что между девушками было одно, но существенное различие. При роскошной внешности у Вики наблюдалось полное отсутствие интеллекта. Единственную извилину в ее мозгу занимала мысль – как произвести впечатление на мужчин. Это она умела.

– Я хотела приготовить для тебя ужин сама, – с нарочито обиженным видом проворковала она.

– Посмотри на себя в зеркало, – сказал Алик.

– А что? – теперь уже по-настоящему вскинулась Вика.

– Разве такая девушка создана, чтобы стоять у плиты? Тобой нужно любоваться, а еду пусть готовят другие.

Вика расплылась в улыбке и бросилась Алику нашею.

– Котик…

Алика мутило от этого прозвища, но дальше котиков и зайчиков фантазия у красотки не простиралась. Приняв ее пылкое проявление чувств со снисходительностью шейха, Алик напомнил:

– В прихожей на столике лежит рекламка. Будь умницей, закажи пиццу.

Пока Вика звонила, Алика уже не первый раз посетила мысль, что с ней пора завязывать. В последнее время она стала проявлять излишнее хозяйственное рвение – верный признак того, что цыпа захотела бросить якорь и завести семью. Лично ему недели совместной жизни хватило с лихвой. Она была девушкой для представительских целей – попонтоваться перед народом. Во всем, что касается обольщения, Вика была бомбой, но он ни за какие коврижки не согласился бы с утра до ночи терпеть тупые телешоу и есть ее подгоревшую стряпню.

Вика с ногами залезла на диван и ласковым котенком свернулась возле Алика.

– Хватит баловаться с пультом. Так же невозможно смотреть, – капризно сказала она.

– А там есть на что смотреть? – насмешливо спросил Алик и выключил звук.

Ирония его осталась незамеченной. Вика вполне искренне изумилась:

– А что же еще делать по вечерам?

– Я предпочитаю активный отдых.

Алик привлек ее к себе. Вика для порядка покочевряжилась, но не слишком рьяно, а потом прильнула к нему. Забытый пульт соскользнул на пол. На экране ведущий программы беззвучно шевелил губами, но никому не было до него дела.

В такие моменты Алик забывал обо всех Викиных недостатках. В чувственности и искусстве дарить наслаждение ей не было равных. Каждый раз она вносила в отношения новизну, не переставая удивлять своей изобретательностью. Именно поэтому он не спешил с ней расстаться в ожидании, когда она исчерпает себя до конца.

Ощущение приближающегося восторга и желание оттянуть кульминацию нарастали, и когда они оба уже были не в силах сдерживаться, за вскриком и вспышкой последовало сладостное парение, как будто на несколько мгновений тело потеряло свою бренность.

Возвращение на землю было прозаичным. Как всегда, ореол вокруг возлюбленной померк и она из предмета страсти снова превратилась в обыкновенную красивую дуру.

– Тебе принести что-нибудь выпить? – спросила Вика, пощекотав его ухо кончиками своих волос.

– Угу.

Не делая попыток прикрыть наготу, она встала с дивана и вдруг воззрилась на экран.

– Смотри!

Алик повернулся к телевизору и увидел Валерку. Популярность новой звезды росла как на дрожжах. Вначале Квазимодо опасался, что его вышибут из проекта, ведь он не был бойким на язык, как остальные. Но имидж немногословного мачо, чья жизнь окутана тайной, играл ему на руку.

Валерка с Борькой без дураков получили от судьбы счастливый лотерейный билет. Слава Квазимодо была так же реальна, как и миллион баксов на счету у Борьки. А вот с властью Алик явно лажанулся. Поначалу его прикалывало умение пройти в кинозал по бумажке вместо билета – эдакая проказа на уровне младшей школы. А то еще можно было гонять людей по мелким поручениям. Но разве это власть? Максимум, чего он мог достичь – стать эстрадным фокусником, но это совсем не то, чего он хотел от жизни.

Размышления прервала Вика.

– Твой друг просто красавчик! А все девчонки в шоу швабры.

– Хочешь оказаться на их месте?

– Ревнуешь? – игриво спросила Вика.

– Только не к Квазимодо, – усмехнулся Алик.

– Почему ты его так называешь?

– Долгая история.

– У него есть девушка?

– Нет. Валерка их обходит стороной.

– Он что, гей?

В голосе подруги сквозило разочарование. Алик улыбнулся. Сколько раз Квазимодо приходилось слышать этот вопрос. Ничего удивительного, что это его так бесит.

– Он бы тебя убил за такое предположение.

– А чего же он тогда один?

– У него папашка был женат восемь раз. Так что теперь это Валеркина принципиальная позиция. Но если хочешь, я вас познакомлю.

– Не боишься, что он меня уведет? – кокетливо стрельнула глазками Вика.

Это была бы большая удача, подумал Алик, а вслух сказал:

– Значит, счастливчиком будет он.

Их диалог прервал звонок в дверь.

– Наконец-то пиццу принесли. Я жутко голодная, – обрадовалась Вика, накидывая на голое тело мужскую рубашку.

Алик поморщился. Он терпеть не мог, когда девушки посягали на его одежду. В этом было что-то излишне интимное, как будто они уже договорились о совместном хозяйстве.

– Я сам открою.

Алик поспешно натянул джинсы и вышел в прихожую. Вика тенью последовала за ним. Застегнуть рубашку она так и не удосужилась. При виде ее обнаженных ног и почти не прикрытых соблазнительных форм на разносчика пиццы напал столбняк. Алику даже стало жаль прыщавого юнца, который, возможно, в первый и в последний раз видел подобную роскошь не на экране, а вживую. Он дал парню больше чаевых, чем требовалось.

Захлопывая дверь, Алик коробкой случайно задел стопку скопившихся на столике бумаг. Счета и рекламные листовки, которые он не успел выбросить, веером рассыпались по полу.

Вика принялась их собирать и ее внимание привлекла предвыборная листовка. Накануне выборов в местную Думу почтовые ящики заваливали этим мусором. Обычно Алик выбрасывал эти бумажки, не глядя.

– Смотри-ка! Силин, – воскликнула Вика. – Тот еще жук! Так он у тебя в округе?

– Ты его знаешь? – удивился Алик.

Листовка, которую еще минуту назад он собирался выкинуть в мусорное ведро, вдруг завладела его вниманием. Интуиция подсказывала, что новая информация может пригодиться.

– А то! Это отец моего одноклассника Пашки. Придурок. За мной в девятом классе ухлестывал.

– Отец?

– Ты че? Я ж еще несовершеннолетняя была. Зачем старичку такой график, связь с малолеткой? Он же депутат. По-моему, на третий срок избирается. Но у него тоже гормоны играли будь здоров. Меня увидит, глазки – прямо масляные, так бы и съел, да не по зубам. А Пашка мне вообще прохода не давал.

Алика охватило радостное волнение. Казалось, внутри поднимаются и лопаются пузырьки шампанского. Вот она та самая зацепка, конец путеводной ниточки, что приведет его к власти.

– А ты можешь меня с ним познакомить?

– С Пашкой? На кой он тебе? – фыркнула Вика.

– Нет, с его отцом.

– Зачем?

– Наказы у меня к нему есть. Как у избирателя к депутату, – улыбнулся Алик.

– Да ладно тебе дурачиться.

– Я не шучу. Устрой мне встречу с Силиным.

– Да я Пашку тысячу лет не видела. У меня даже его телефона не сохранилось.

– Спроси у одноклассников.

– Ладно, завтра узнаю.

– Сегодня. Сейчас.

Уговорить Вику не составляло труда, а особое, приподнятое настроение придавало Алику дополнительной энергии. Его голос звучал завораживающе и в то же время властно:

– Будь умницей. Ты берешь телефон…

Позабытая пицца остывала на столике в прихожей.



На встречу Алик одевался с особой тщательностью. Не следовало возлагать надежды исключительно на дарованную ему силу убеждать. Поскольку первое впечатление часто оказывается решающим, игнорировать фактор внешнего вида не стоило.

Он придирчиво оглядел свой гардероб и сразу же отмел все джинсовые варианты. В чиновничьих кабинетах люди в джинсах вряд ли вызывают доверие. Пиджак и галстук? Ближе к теме, но не слишком ли официально? Он идет как проситель, а значит, и одежда должна подчеркивать субординацию. Остановив свой выбор на костюме и стильной рубашке с расстегнутым воротом, он оглядел себя в зеркало и остался доволен.

Завтрак в горло не полез. Желудок свело нервным спазмом. От сегодняшнего разговора зависело, сумеет ли Алик ступить на первую ступеньку лестницы власти. Будь в запасе хотя бы несколько месяцев, можно было бы не дергаться, но сейчас фактор времени играл важную роль. Стоит профукать шанс, и дожидайся следующих выборов.

Алик явился загодя. На двери висела медная табличка с почти говорящим именем: «Иван Силович Силин». Как говорится, силен в квадрате. Оставалось проверить, так ли это. В просторной приемной стояли кожаные диваны и аквариум литров на сто. Пол застлан ковром, чтобы шарканье ног не мешало высочайшему начальству. Алик понял, что он на правильном пути. Кто такой Силин? Местечковый божок, букашка в масштабах государственной политической власти, а респект налицо. Это тебе не то что соседа по рынку за пивом гонять.

Покой хозяина охраняла довольно бесцветная секретарша средних лет. Может, у него тоже жена ревнивая?

– Иван Силович занят, – безапелляционно заявила она.

– Мне назначено.

Алик назвал фамилию, и серая шейка зашелестела ежедневником.

– Вы пришли рано. – Она стрельнула взглядом на часы. – Еще тридцать семь минут.

Надо же какая точность! Алик не имел ничего против того, чтобы подождать, но его взбесило то, с каким высокомерием на него смотрит старая кляча, будто она тут главная по тарелочкам. Эдакое самоутверждение швейцара. Интересно, а что эта моль запоет, если ей позолотить крылышки?

Алик представил: вот он, как паук, выпускает невидимые нити и виток за витком оплетает женщину. Кто его знает, почему паук? Образы приходили сами собой. Паук был лишь одной из фантазий, которые помогали воздействовать на людей, но наиболее действенной.

Секретарша заерзала на стуле, поправила и без того безупречную стопку бумаг и пролепетала:

– Минутку… Может быть… Я сейчас уточню…

Она встала и направилась к двери в кабинет.

Алик глубоко вздохнул. Волнение улеглось. Небольшая тренировочная практика пошла на пользу.

Вернувшись из кабинета, секретарша, извиняясь, залебезила:

– Иван Силович просил подождать. Может, чай или кофе?

Алик вспомнил, что не завтракал. Подкрепившись чаем с печеньем, он входил в кабинет уверенной походкой человека, знающего себе цену.

На улице Алик не признал бы Силина. На листовке тот выглядел лет на десять моложе. Либо фотка была старая, либо над ней хорошенько потрудились в фотошопе. В жизни депутату было никак не меньше шестидесяти: щеки обвисли, как у бульдога, под глазами мешки. Но молодится, старый хрыч, ишь как волосы зачесал. Не хочется сверкать лысиной.

Силин одним взглядом оценил стоящего перед ним молодого человека и сразу же определил для него лимит времени:

– У вас ровно пять минут.

– Я уложусь в три, – улыбнулся Алик и с удовлетворением отметил, что такое начало Бульдога заинтересовало.

– Прекрасно. Слушаю.

– Я хочу стать вашим дублером.

– Кем?!

Графическая прямая интереса резко подскочила почти до максимума.

– Дублером. Подам свою кандидатуру, а перед выборами сниму и отдам голоса вам.

Светящиеся золотые нити тянулись к сидевшему за массивным столом человеку, но пробиться к нему было гораздо сложнее, чем к стареющей стерве за дверью.

– Мне не надо объяснять, что такое дублер. Почему ты решил, что мне он нужен?

Силин тяжелым взглядом вперился в посетителя.

От Алика не ускользнуло, что Бульдог перешел на «ты», но сейчас было не время анализировать, хорошо это или плохо. Силин, как черная дыра, поглощал все усилия подчинить себя чужой воле. С подобным Алик сталкивался нечасто. Впрочем, где ему было встречаться с серьезными людьми? До сих пор он все больше на мелкоте трясся.

Он сконцентрировался. В районе пупка разлилось легкое жжение. Пальцы покалывало, будто иголочками, но голос звучал ровно, ничем не выдавая внутреннего напряжения.

– Кому же не нужны лишние голоса? Вы ведь идете со своим основным соперником почти вровень.

– А ты нахал, – с нескрываемым одобрением сказал депутат.

Алик почти физически ощутил, что он пробил в панцире Бульдога брешь, пусть небольшую, но монолит дал трещину.

– Сколько тебе лет? – поинтересовался Силин.

– Двадцать три.

– Чем занимаешься?

– У меня магазин на строительном рынке.

– Значит, политика тебе в новинку?

– Не поздно начать.

Силин хмыкнул, поднялся из-за стола и, сцепив руки за спиной, встал лицом к окну. Может, чувствовал чужое воздействие и избегал прямого взгляда? Впрочем, Алику не требовалось глядеть ему в глаза.

– Предвыборная кампания требует денег. Или ты заработал в своей лавчонке столько, что готов ее оплатить? – спросил Силин.

Старый карась заглотил наживку. Алик то ли диктовал, то ли слышал мысли собеседника: «Во время кампании такой шустрый малый пригодится. Удача, что он здесь, а не в кабинете у конкурента».

Алик широко улыбнулся и бесхитростно сказал:

– Нет. Я надеюсь, вы дадите денег на расходы.

– Ты не просто нахал. Ты сверхнаглый нахал! – Силин резко обернулся. – С какой стати я буду давать тебе деньги?

Эта вспышка гнева свела все усилия Алика почти на нет. Невидимая паутина гипноза истончилась. При упоминании денег Бульдог тотчас сделал стойку, но Алика это не обескуражило. Он уже ощутил свою власть. Несмотря на имя, Иван Силыч Силин был не железобетонным.

– Я ведь буду на вас работать, – спокойно ответил Алик. – Две точки дают больше прибыли, чем одна. Закон рынка. А два кандидата всегда соберут больше голосов.

– Для начала покажи, чего ты стоишь. Набери достаточно голосов, чтобы пройти регистрацию.

– Тогда какая мне разница, кому в итоге отдать свои голоса, вам или…

Положенные пять минут давно истекли. Разговор походил на противостояние борцов сумо, которые бесконечно долго примеряются друг к другу, выискивая у противника слабые места. Алик чувствовал, что оборона Бульдога слабеет, но и сам терял силы.

Ощущение было сродни тому, когда однажды в походе в горы он оступился и завис над пропастью. Нужно было продержаться, пока не подоспеет помощь. Он до сих пор помнил, как пальцы дрожали от напряжения, каждую секунду грозя разжаться и отправить хозяина в полет. С тех пор Алик вычеркнул даже самый безобидный альпинизм из списка своих увлечений. А теперь он испытывал куда более сильное давление. Каждая его клеточка трепетала и едва не лопалась от напряжения.

– Почему ты решил, что люди отдадут за тебя свои голоса?

– Я сделаю ставку на молодежь.

– Молодежи на выборы положить.

– Уговорить их – моя работа.

– Времени остается в обрез. Уверен, что за полтора месяца тебе удастся собрать голоса?

– Иначе я бы к вам не пришел.

Алик как будто раздвоился. Он вел беседу почти на автопилоте, а в глубине сознания пульсировало: выдержать, не сдаваться.

Хозяин кабинета медленно опустился в кресло. По его отрешенному взгляду Алик понял, что тот находится в состоянии полутранса, когда человек осознает происходящее, но его воля почти парализована. Искушение расслабиться было велико, но Алик мобилизовал все свои силы. Оставалось вложить в голову Бульдога нужную мысль, чтобы после он верил, будто решение пришло само.

– Что ж, давай рискнем. И запомни, деньги так просто не даются, – наконец сказал Силин.

Йес! Вот оно! Первая ступенька. Ощущение радости выплеснулось таким мощным потоком, что Алик едва не утратил контроль над собой, но как опытный кукловод, все же сумел удержать нити, на которых болталась его марионетка.





Глава 9




Оставшись один, Иван Силович откинулся в кресле. Он чувствовал себя уставшим, как будто на нем черти воду возили. Клонило в сон, а времени всего ничего. До вечера еще дожить надо. Он нажал на кнопку вызова секретарши.

– Мила, принеси кофе.

В голове был сплошной туман. Последним к нему приходил кто-то из приятелей сына, и они проговорили почти час, но о чем? Силин попытался вспомнить, но мозг был как чистый лист. Как будто кто стер состоявшийся разговор.

Депутата прошиб холодный пот. Что за бесовщина! Бывало, он забывал имена, в последнее время это случалось все чаще. Он даже сделал себе пометку попить что-нибудь от склероза. Но одно дело отдельные слова, а чтобы из памяти выпал час жизни… Это был настораживающий симптом. Доктор прав: нельзя так переутомляться. Надо больше отдыхать. В последнее время Силин спал по пять-шесть часов в сутки – и вот вам результат. Но как тут наладить сон? Даже если с вечера удавалось заснуть, часа в три он просыпался и ворочался до утра. А всему виной нервы. Выборы, леший бы их побрал.

И тут у него в голове будто кликнуло: молодой шалопай приходил насчет выборов.

Секретарша внесла поднос с кофе.

Силин рассеянно кивнул, давая понять, чтобы она не задерживалась. Он достал из шкафа бутылку коньяка и щедро плеснул в чашку.

В голове начали всплывать обрывки разговора, постепенно складываясь в цельную картину.

Иван Силович отчетливо вспомнил начало беседы. Стоило потянуть за ниточку, как клубочек стал разматываться.

Парнишка предложил услуги дублера. Молодой, да ранний. В свои двадцать три уже четко знает, чего хочет. Это не Пашка – только проматывать отцовские деньги горазд. Сколько раз ему, балбесу, долдонил: главное зацепиться, пока связи есть и поддержка, отец не вечен. Но ему говорить – что против ветра плевать. А вот его приятель далеко пойдет. Нагловатый, нахрапистый. Такие шустрые малые – находка.

И насчет молодежи парень прав. Молодняк его в самом деле может поддержать. По всему выходило, что он принял верное решение, но все же Иван Силович не мог избавиться от внутренней тревоги. Что-то тут было неправильно…

…Такие дела за полчаса не решаются. Нужно провести не одни переговоры, чтобы взять дублера…

…С другой стороны, время поджимает…

…И все же сначала нужно было его прощупать, выяснить, кто такой, чем дышит…

…А чего, собственно, дергаться? Поговорили и разошлись. Даже если парнишку формально взяли дублером, что с того? Бумаг никаких не подписывали…

Силин крутанулся в кресле и краем глаза увидел приоткрытый сейф. Тотчас он вспомнил завершение переговоров, так сказать финальный аккорд. С языка невольно сорвалось:

– Япона мать!..

Ноги ослабели. Он схватил бутылку, налил в чашку коньяк и опрокинул в себя одним залпом вместе с поднявшейся с донышка кофейной гущей. Алкоголь проскочил, как вода. Зато вскипевший в жилах адреналин сразу прибавил Силину живости.

Депутат бросился к сейфу. Отсутствовавшая сумма была не катастрофической, но довольно ощутимой. Как могло произойти, что он за здорово живешь отдал столько бабок какому-то проходимцу, причем без всякой расписки?

Догнать!..

Задержать!..

Поздно…

Ни на что не надеясь, он нажал кнопку связи.

– Мила, попроси задержать на выходе молодого человека, который только что был у меня.

Через минуту секретарша заглянула в кабинет:

– Он уже ушел.

Конечно! Кто бы сомневался. Смылся вместе с деньгами. Может, удастся достать его через Пашку? Как, бишь, его зовут?

– Узнай у охраны его имя и фамилию. В общем, все данные.

В ожидании когда сын соизволит ответить на вызов, Иван Силович, приложив мобильник к уху, слушал незамысловатую попсовую песенку.

– Па, ты че? Случилось что? – наконец откликнулся Пашка.

– Расскажи мне про Алика…

Пашка не мог вспомнить никакого Алика. Среди его друзей Аликов не водилось.

– Я не знаю никакого Алика.

– Приятель, которого ты ко мне послал, – раздражаясь, сказал Силин.

– Я послал?!

Изумление в голосе Пашки было искренним, как у меланхолика, которого обвинили в том, что он на похоронах исполнял краковяк.

– А кто же еще! Ты вчера просил, чтобы я его принял, – едва сдерживаясь, напомнил Иван Силович.

– А… этот. Так я его не знаю.

– То есть как это не знаешь?!

– Вика попросила. Ну, мы в девятом классе встречались.

Дыхание у Силина перехватило.

– Вот что, оторви свою задницу и дуй к Вике. Я хочу знать об этом парне все.

– Хорошо, как освобожусь, съезжу.

– Ты не понял? Ты поедешь сейчас же!!!

Силин сорвался на столь отборные языковые обороты, что сын тотчас уразумел: отец не шутит.

Разговор с сыном не принес ни ясности, ни облегчения. Руки дрожали. Что же это за наваждение такое! Нужно связаться с Салтыковым. Он бывший кадровый офицер и не раз проявлял себя в деле, кого угодно из-под земли достанет. За ним Силин чувствовал себя как за каменной стеной.

Депутат уже собирался набрать номер силовика, но заколебался. Что он скажет Салтыкову? Что он, как последний лох, отдал первому встречному кучу бабок? Да он станет всеобщим посмешищем, героем анекдотов. Нет, такую компру нельзя давать в руки даже ближайшим соратникам. В радости-то они все друзья, но жизнь многогранна.

А скрыть – себе дороже. Вдруг это вражеский лазутчик? От этой мысли по спине у Силина поползли ледяные мурашки. Тогда конец. Карьера коту под хвост. Какая там карьера! Всего лишат и пинком выставят, как шелудивого пса. Запалиться – и на чем?! Выложить деньги, не узнав, кому, зачем и почему! Так еще никто не позорился. Он войдет в книгу рекордов Гиннеса по идиотизму.

…Впрочем, есть отмаза. Не с улицы человек, а приятель сына…

…Какой к ядрене фене приятель! Пашка его в глаза не видел. Сволочь, так подставить родного отца…

…А может, у меня свои соображения? Может, я ему нарочно деньги дал, как наживку…

…И чего я собирался поймать?..

…Все же надо все обкашлять с Салтыковым.

Звонок от Пашки много не дал. Главное оставалось непонятным: откуда взялся этот пень с бугра? И кто его подослал?



Салтыков был немногословен, зато умел слушать и слышать. Немалое достоинство для начальника охраны. Впрочем, за долгие годы совместной работы их отношения давно переросли стадию «начальник – подчиненный». Столько было вместе прожито и выпито, столько похоронено общих секретов, что они только на людях придерживались протокольных тонкостей, а в жизни давно стали близкими друзьями, насколько это возможно в политике.

– Садись, Семен, разговор есть. Тут парнишка приходил, шустрый такой… – Иван Силович подбирал слова, чтобы не выглядеть кретином.

Он придвинул приятелю листок с паспортными данными и адресом Алика. Салтыков скользнул по нему взглядом и молча поднял глаза на шефа в ожидании дальнейших инструкций.

– Предлагал стать дублером. Так ты его прощупай. Не казачок ли из вражьего стана?

– Сделаю, – по-военному кивнул Салтыков.

Силин замялся, стоит ли говорить про деньги. Все равно это выплывет, и тогда отмазаться будет труднее.

– Я ему выдал бабки. Сумма небольшая, но мне хочется посмотреть, как он себя поведет.

Салтыков знал, что в этом кабинете задаром деньги не раздаются. Но если у него и возникли вопросы, внешне он этого никак не проявил. Это было еще одно его неоспоримое достоинство: не вынюхивать и не расспрашивать, а полностью доверять вышестоящему начальству. Лицо охранника было таким же эмоциональным, как каменный лик истукана с острова Пасхи.

Силин доверительно продолжал:

– Присмотри за ним. Докладывай о каждом шаге.

– Он не должен догадаться, что за ним следят?

Это был хороший вопрос. С одной стороны, надо бы разузнать, куда этот шустрила побежит, но с другой – гораздо эффективнее припугнуть его с самого начала, чтобы не бегал куда не следует.

– Зачем же скрываться? Представься честь по чести. Объясни, что будешь его куратором. В помощь, так сказать, – хищно улыбнулся Силин.





Глава 10




Встреча вымотала Алика больше, чем любимая забава старшины Загорулько: бег по плацу в четыре часа утра. Жаль, тогда он не обладал нынешними способностями. Если бы старшина знал, какой кары избежал, он ей-ей больше не выдал бы ни одного наряда. Однако шутки шутками, а плющило нешуточно: как будто помотали в центрифуге, а потом пропустили через пресс так, что не осталось сил даже радоваться.

Облака, висевшие над городом со вчерашнего дня, разродились мелким, частым дождиком. До дома было минут двадцать ходьбы, но ноги не держали. Алику требовалось хотя бы пять минут посидеть и прийти в себя. К счастью, в сквере через дорогу стояла скамейка. Алик добрел до нее и при виде замызганного сиденья невольно выругался. Вот ведь гоблины! Все скамейки загадят Надо обязательно свои задницы на насест пристраивать, а нормальным людям потом сесть негде.

Сколько раз он видел, как молодежь забирается на сиденье с ногами и рассаживается на спинке. Бывало, и сам грешил, но сейчас это вызвало у него праведное негодование. Под дождем грязь размокла, так что садиться не стоило, а идти – не было сил. Выходило прямо как в русской народной сказке: домой пойдешь – фиг дойдешь, на скамейку полезешь – в грязь упадешь, а прямо сядешь – влипнешь всем задом. Алик принял поистине соломоново решение: лучше отнести штаны в химчистку, чем свалиться по дороге.

Брюки тотчас промокли, но сейчас подобные мелочи Алика не волновали. Он откинулся на спинку скамьи и подставил лицо дождю. Люди спешили мимо, не обращая на него внимания. Лишь одна старушка плюнула в его сторону и с осуждением пробормотала:

– Нажрался с утра пораньше. А еще прилично одет.

Алик и в самом деле был пьян, но не от алкоголя. Его пьянила победа. По мере того как к нему возвращалась энергия, приходило осознание того, что он только что выдержал первую значительную проверку. Он приоткрыл сумку, чтобы убедиться в реальности происходящего. Во внутреннем отделении лежала внушительная пачка купюр.

Алик мысленно вернулся к судьбоносной встрече на водохранилище. А ведь ангелок ошибся, что нельзя иметь все сразу. Власть не бывает без денег.

Его губы растянулись в улыбке. Это только начало. Теперь главное – не расслабляться: разнюхать все ходы и выходы, лазейки и секретные фишки, чтобы к следующим выборам прийти не дублером, а реальным претендентом.

Капли дождя смыли усталость. Алик поднялся со скамейки и направился к дому. Прохожие прятались под зонтами, а он шагал, как хозяин, широко расправив плечи. Только мокрый зад не давал ему окончательно оторваться от действительности и напоминал, что пока еще он «сусальный» царь.

Проходя мимо киоска «Роспечати», Алик заметил последний номер «Автомира». На обложке красовалась новая модель «Феррари». Красотка, что и говорить. Когда-нибудь он будет на такой рассекать. Алик купил журнал. Накануне он предупредил Светку, что у него дела в Москве, чтоб не ждала его на работе. Можно заслуженно расслабиться под хорошую музыку.

После горячего душа Алик окончательно пришел в себя и почувствовал сильнейший голод. Он заказал пиццу, достал из холодильника банку пива и снова вернул ее на полку. Пить не хотелось. Ему нужна была ясная голова. Отсчет пошел. В запасе осталось полтора месяца.

В ожидании рассыльного из «Иль Патио» Алик поклевал фисташек, чтобы заглушить голод, и стал прикидывать свои шансы. Для начала требовалось сколотить команду. В прежние времена он собрал бы школьных друзей, но сейчас все разбрелись кто куда.

Гришаня, как назло, умотал в круиз. Не вовремя его потянуло на приключения. Его помощь была бы очень кстати. Он самый рассудительный и в финансах сечет. Но горевать из-за его отсутствия было некогда. Как говорится, кабы звали Полкана Жучкой, не кобелем бы он был, а сучкой. Приходилось смириться с тем, что Гришка вне доступа.

К Квазимоде и Борьке можно даже не подкатывать. Борька теперь жених, весь в квартирном вопросе. А Квазимодо – супер-мега…

И тут Алика осенила простая и потрясающе действенная мысль: если пару раз появиться с Валеркой на публике, голоса женского электората обеспечены. Это был офигенно крутой ход. Что до Борьки, то к нему можно подкатить насчет рекламы, не зря же он окончил Литературный институт. Что ему стоит между делом сбацать парочку слоганов?

Алик так воодушевился, что забыл о недавнем намерении расслабиться и полистать журнальчик. Его буквально обуревала жажда деятельности. Он взял чистый лист бумаги и стал по пунктам набрасывать план действий:

1. Позвонить Квазимодо

2. Озадачить Борьку

3. Собрать команду

На третьем пункте он споткнулся. Даже если заручиться помощью друзей, командой их не назовешь. Нужен костяк, который будет заниматься выборами день и ночь, и еще не один десяток полевиков: раскидывать и расклеивать листовки, собирать подписи. Где взять столько народу? Нанять гастарбайтеров? Их на рынке, что блох у Тузика. Но над ними нужно столько же надсмотрщиков – себе дороже. Как ни крути, а сумма, которую выделил Силин, оказалась не такой уж внушительной. Куда ни ткнись, проблема упиралась в деньги. Хорошо было раньше, когда люди пахали за идею, а теперь всем тугрики подавай.

И тут в мозгу щелкнуло второй раз. Он знал, где набрать команду: нужно пройтись по учебным заведениям. Алик включил компьютер и зашел в Интернет.

Звонок в дверь заставил его прервать поиски. В предвкушении пиццы в желудке заурчало. Алик с воодушевлением поднялся из-за стола. Самое время поесть.

Субъект за дверью мало напоминал разносчика пиццы. Его коротко остриженные седые волосы резко контрастировали с красной физиономией в сеточке венозных прожилок. Мешковатый пиджак не скрывал широких плеч. Видно, в молодости незнакомец был накачанным малым. Годы взяли свое, наградив его пивным брюшком, но и теперь чувствовалось, что он физически крепок. Эдакий бычара. Взгляд из-под густых насупленных бровей был таким же добродушным, как у гризли-людоеда.

– Аронов Алик? – произнес нежданный гость и, не дожидаясь приглашения, прошел мимо обескураженного хозяина в квартиру.

– Вы кто такой? – опешил Алик.

– Пицца.

На пороге стоял давешний посыльный из «Иль Патио» с большой квадратной коробкой. От Алика не ускользнуло, как юнец вытянул шею в надежде, что ему обломится снова увидеть длинные ноги и обнаженный пупок, но на этот раз мальца ждало разочарование по всем статьям.

«Харе, зрелищ не будет, – злорадно подумал Алик. – И лишних бабок тоже не обломится».

Сейчас у него не было настроения заниматься благотворительностью. Он успел сообразить, что появление незнакомца связано с визитом к Силину. Пока он рассчитывался с парнем из пиццерии, было время собраться с мыслями.

Старый перец обстоятельно расположился в кресле, как конкистадор на захваченной территории. «Ждет, что у аборигенов сдадут нервы, – про себя усмехнулся Алик. – А болт ему ржавый!»

Алика не удивило, что его решили держать на коротком поводке. Вряд ли безграничное доверие к людям входило в список добродетелей господина депутата. И все же визит краснорожего подпортил ему настроение. Получается, на одну харизму рассчитывать не приходится. Как говорится, с глаз долой – и власти нет.

Алик еще не восстановился после недавних переговоров, и это наводило на мысль, что только на гипнотических трюках не проедешь. Нужно искать разные подходы.

– Я тут обедать собрался. Не присоединитесь? – радушно предложил Алик, как будто всю жизнь мечтал скормить пиццу незнакомцу, вторгшемуся к нему в квартиру.

– Я от Ивана Силовича, – сказал краснорожий.

– Я понял, – кивнул Алик. – Пойдемте, а то пицца остынет.

Он направился на кухню. Бычаре не оставалось ничего другого, как покинуть насиженное место и двинуться следом. Он упустил момент – не успел взять инициативу в свои руки – и теперь чувствовал себя не в своей тарелке.

– Будете? – спросил Алик, подцепив кусок пиццы на лопатку.

– Нет, – отмахнулся гость и запоздало представился: – Салтыков. Семен Васильевич.

Говорящая фамилия. Запомним.

– Может, чего-нибудь выпить?

– Пить мы с тобой потом будем, если заслужишь.

– Я имел в виду чай или кофе, – Алик не преминул поддеть старого перца и тотчас пожалел об этом.

Салтыков молниеносным жестом схватил Алика за запястье и стиснул железной хваткой. Лопатка выпала из ослабевшей руки на пол и звякнула об плитку.

– Очень умный? Не зарывайся, парень. Иван Силович велел за тобой присмотреть. Учти, если я узнаю, что за тобой кто-то стоит, готовь костыли и место в больнице. Усек?

Салтыков разжал пальцы. Алик растер онемевшее запястье, на котором остались красные следы.

Он усвоил урок. Шутки у дяди не в ходу. На чужом поле следовало свои правила засунуть в дальний ящик. А главное, перед такими, как Салтыков, нельзя показывать слабину.

– Жестко, но справедливо, – сказал Алик. – Мне нечего скрывать. А вот за любой совет буду благодарен. Вы ведь человек знающий, а я в политике новичок.

Салтыков расслабился. Лесть – мощное оружие, почти стопроцентного попадания.

– Так я чайник поставлю?

Сначала Алик решил, что Салтыков – простая горилла, которую прислали для острастки, но старый перец оказался настоящим профи. Допрос вел мастерски: говорил мало, зато слушал в оба уха. Однако и Алик был начеку. Он, как минер, прощупал обстановку и наконец настроился на нужную волну. Лучше всего подходила роль простоватого, но сметливого парня с большими амбициями. При этом важно было не забывать вовремя лизнуть. Алику это не претило. Все зависит от того, как воспринимать жизнь. В книжке Эрика Берна «Люди, которые играют в игры» так и говорится: жизнь – это игра. Значит, либо ты подчиняешься правилам, либо уходишь в другую песочницу. А уходить Алик не собирался. Он только начал лепить куличики.

Расстались они почти приятелями, насколько позволяла субординация.

– По деньгам будешь отчитываться лично мне. И чтоб без баловства, – на прощание пригрозил Салтыков, но без свирепости, по-отечески.

Еще одна битва была выиграна.

Визит силинского посланника сбил рабочий настрой. Эйфории как не бывало. Следовало взять передышку и переключиться на другую тему. Алик развалился на диване и открыл «Автомир». Обычно стоило ему начать читать про машины, как он, точно мальчишка, погружался в мир шикарных авто и забывал обо всем на свете. Но в этот раз взгляд скользил по красочным снимкам, а мысли были заняты авантюрой, в которую он ввязался.

Алик понимал, что Салтыков прав. Тратить время на учебные заведения – пустое. Студенты, как правило, проживают в других округах. Местные выборы для них все равно что митинг австралийских аборигенов для президента ФИФА.

А вот общежития…

Не поднимаясь с дивана, Алик взял мобильник и зашел в Яндекс. Найти адреса общежитий, расположенных в родном районе, было несложно. Их оказалось три – не так уж мало для небольшого пятачка.





Глава 11




Наверняка здание общежития строили злобные стариканы ненавидевшие молодежь. Мрачные грязно-зеленые стены и обшарпанные двери не будили в душах постояльцев чувства прекрасного. Вытертый линолеум стлался не ровной гладью, а вздыбленными барханами. Стойкий запах переваренной капусты и подгоревшей картошки дополнял букет эстетических удовольствий.

Возле входа, в застекленной клетушке, сидела дежурная. Рыхлая тетка неопределенного возраста говорила по мобильному. Алик хотел проскочить, пока она была занята разговором, но тетка живо остановила его хорошо поставленным голосом надзирательницы:

– Эй, ты куда поперся?

Она явно не привыкла церемониться с посетителями и на своей территории чувствовала себя полноправной хозяйкой.

– Я насчет выборов, – сказал Алик.

Он пропустил грубость мимо ушей, предпочитая не тратить силы и время по пустякам, но тетка явно нарывалась:

– Агитатор, что ли? Тебя тут не хватало. Листовок накидают, а потом убирай. Иди, иди отсюдова.

«Значит, будем играть в царя зверей? Не вопрос», – подумал Алик. Он изобразил улыбку и уставился на тетку. Она была легкой мишенью. Ее мозг, выхолощенный сериалами и рекламой, утратил способность противиться чужому влиянию. Лепи, как из глины, – даже скучно.

– Кто тут самый заводила? И в какой комнате живет? – проговаривая каждое слово, спросил он.

Львица, охранявшая свою территорию, превратилась в ручного хомячка и поспешно отрапортовала:

– Воронин Славик из двадцать четвертой. Второй этаж.

– Вольно, – усмехнулся Алик и направился к затертой лестнице.

Номера на дверях отсутствовали. Алик тормознул пробегавшего мимо парнишку:

– Где тут живет Слава Воронин?

– Четвертая дверь слева, – указал паренек и побежал дальше, не проявив интереса к посетителю.

Значит, гости здесь не редкость. Что же мымра строила из себя неприступного стража?

Алик постучался, но никто не ответил. Он приоткрыл дверь и заглянул в комнату. Никого. Бегать по коридорам и искать местного лидера было несолидно, подпирать стену в коридоре – того хуже. Нужно с самого начала показать, кто тут хозяин. Алик зашел в комнату, уселся за стол и достал айфон. На досуге не мешало проверить почту.

Не прошло и пяти минут, как дверь распахнулась и вошел высокий сутулый парень в очках. Длинные волосы стянуты в хвост. На запястье кожаный браслет. Типичный неформал: Сауроны, Саруманы и прочие игрушки на свежем воздухе. У Алика как-то была одна девчонка-гоблинка – так что эту тусовку он немного знал.

– Славик? – спросил Алик.

– Допустим. А ты кто? – не слишком дружелюбно отозвался парень.

– Алик.

– И какого фига ты тут делаешь? Кажется, я гостей не звал.

– Пива хочешь?

Не дожидаясь согласия, Алик достал из сумки пару банок «Козела».

– Ты что, Дед Мороз? Вроде до Нового года еще далеко, – усмехнулся Славик, но все же присел к столу и банку взял.

Они открыли пиво и сделали по глотку. Алик не торопился начать разговор. В таких делах излишняя суетливость только вредит. Брать парня в оборот не стоило. Конечно, гипнозом можно любого распластать на некоторое время, но вопрос в том, насколько на него можно положиться после. Нет, надо только чуть-чуть подтолкнуть, а выбор человек должен сделать сам.

Воронин тоже молча отхлебывал пиво и всем своим видом демонстрировал, что никуда не спешит.

– Ты ведь здесь вроде вожака, – сказал Алик.

– Ты че? Какой вожак? У нас равноправие.

– Ну да, и ты чуть равноправнее, чем другие.

Воронин довольно усмехнулся:

– Ладно, чел, чего надо? Работа какая? Погруз-разгруз, что ли?

– Нет, я насчет выборов.

– А-а-а, плакаты клеить и листовки раздавать? Не вопрос. Сколько человек?

У парня была деловая хватка – как раз то, что требовалось. Интуиция подсказывала: нужный кадр. Алик решился играть ва-банк.

– Что бы ты сказал, если бы я предложил тебе стать во главе предвыборного штаба?

– Это что, скрытая камера? – спросил Славик, бросив взгляд на дверь.

– Нет, это конкретное предложение. Я решил выставить свою кандидатуру на выборах.

– Ага, и ты предлагаешь первому встречному возглавить штаб.

– Считай, что у меня особый дар находить хороших людей.

– Кстати, а откуда ты про меня узнал?

– От вашей надзирательницы.

– Ты что, ее родственник?

– Саурон пронеси. Я с ней познакомился четверть часа назад. Говорю же тебе, у меня нюх на людей.

– Боюсь, твой нюх тебя подвел. Ты пришел не по адресу. Мне по барабану все эти выборы. Мне надо учиться, а не заниматься всякой хренотой.

– Вот потому мы и сидим в заднице, что считаем, будто это ерунда. Всем наплевать.

– Где-то я это уже слышал, – усмехнулся Воронин. – Ты либо придурок, либо блаженный. У тебя нет никаких шансов.

– Да. Пока ты так считаешь. Зачем тебе образование? Чтобы получить теплое место?

– Допустим.

Алик ощутил, как у него по позвоночнику поднимается горячий шар и покалывает кончики пальцев. Пришло время подкорректировать вектор движения к цели, только осторожно. Нужно сеять сомнения, которые прорастут внутренней борьбой. Воронин должен принимать решения в полном сознании.

– Вынужден тебя разочаровать. Теплые места все заняты. Там сидят лысые дяди с пивными животами. Так что тебе при всех дипломах в лучшем случае светит стать мальчиком на побегушках. А знаешь почему? Потому что они диктуют законы. Пенсион выбирает пенсион. А нам некогда, мы дожидаемся, пока сами облысеем и нас скрутит радикулит. Вот тогда мы выберем таких же маразматиков, скрюченных артрозом и артритом. Неужели тебе не хочется попробовать что-то изменить?

– Ага, по принципу «дайте мне точку опоры». Только кто ж ее даст?

– Верно. Никто. Мы сами возьмем.

– До тебя уже некоторые пытались изменить мир.

– И как правило у них получалось. Разве нет?

– Только от этих перемен лучше не становилось.

– Это как посмотреть. Я не ратую за все человечество. Меня интересует конкретная группа людей: кому до тридцати. Я хочу, чтобы молодежь имела право голоса, а не ждала, пока за нее все решат старики.

– Типа, я пришел дать вам волю?

– Типа, я предлагаю попытаться эту волю взять. Что ты теряешь? Жалованье я тебе положу. Не получится – вернешься к своим зачетам. А если получится? Если жизнь дает тебе шанс, не нужно от него шарахаться.

– Так-то оно так, но неожиданно как-то.

Алик чувствовал, как собеседник теряет контроль над собой. Он уже научился распознавать ту грань, когда человек становился податливой глиной в его руках, но сейчас он не хотел этого. Следовало ослабить хватку.

– Жизнь полна неожиданностей. Еще недавно я и сам не знал, что на это решусь. Прикинь, те, кто заседает в мягких креслах, ничуть не лучше нас. Так почему они, а не мы? Мы могли бы составить неплохую команду. В общем, последнее слово за тобой.

Алик почти выпустил Воронина из-под контроля. Это было рискованно, но зомби ему был ни к чему.

Воронин собирался что-то сказать, но Алик остановил его:

– Только не говори, что из этого ничего не получится. Это фраза лузеров.

Славик рассмеялся:

– Ты что, читаешь мысли?

– А ты как думал?

– Почему ты мне доверяешь? Ты ведь меня совсем не знаешь, – спросил Слава, но без прежней настороженности.

Алик пожал плечами:

– Ты ведь мне тоже доверяешь.

В отличие от собеседника Алик физически ощущал безграничное, безоговорочное его доверие. Славик верил, что обрел нового друга, но для Алика дружба уходила истоками в детство, когда люди еще не успели надеть маски. По мере взросления вероятность появления новых друзей стремится к нулю. Есть приятели, соратники, союзники, знакомые, связи. А дружба – это нечто иное. Это когда один за всех…

Пока Воронин созывал народ, Алик принес из багажника два ящика «Клинского». Когда по общаге пронесся слух, что какой-то чувак раздает дармовое пиво, народ воодушевился. В комнату, которую использовали для собраний, набилось человек тридцать. Алик поднаторел в разговоре тет-а-тет, но проверять действие своих чар на большой аудитории ему не доводилось. Он нервничал. Как быть, когда на тебя смотрят тридцать пар глаз?

Славик представил его, как своего друга, что давало ему мандат доверия. А пиво окончательно настроило всех на дружелюбный лад. Пока Воронин успокаивал шумный народ, Алик сосредоточился, прислушиваясь к зарождающейся в нем силе. На этот раз зрительный образ пришел в виде отливающей перламутром сети, которую он закидывал над собравшимися.

Волнение ушло. Алик начал неожиданно.

– Ребята, видели фильм про Мессинга?

– Да, – раздались голоса с мест.

– Хотите, я, как фокусник, буду угадывать ваши желания?

– Хотим… Давай…

Все, заинтригованные, обратились в слух. Кто же не любит зрелищ, да еще под пивко на халяву?

Алик продолжал:

– Во-первых, вы мечтаете поскорее закончить универ, чтобы над вами не висели семинары, конспекты и сессии.

Кто-то хихикнул, а кто-то ответил за всех:

– Есть такое дело.

– А потом вы мечтаете найти хорошую работу и заколачивать кучу бабок.

– Это можно и без фокусов предсказать, – рассмеялись студенты.

Алик улыбнулся. Наивные зрители! Мастерство фокусника в том и состоит, чтобы отвлечь публику, а в это время ловким движением вытащить из рукава нужную карту. Так и он, отвлекая пустой беседой, безоговорочно завладел вниманием аудитории и расположил ее к себе. Невидимый невод опутал зал. Манипулировать группой оказалось даже легче. Он на практике ощутил, что значит психология толпы, когда люди начинают мыслить и чувствовать в унисон. Алик буквально лучился симпатией к присутствующим.

– Тогда скажу без фокусов. Я сам недавно был студентом и мечтал выйти из стен универа. Мне казалось, что тогда-то и начнется настоящая жизнь. Что я буду свободен от самодуров преподов и наконец стану сам себе хозяином. Так?

– Да! – ответ был единодушным.

– Так вот, все это чушь. После универа вами будут командовать другие уроды. И я задумался: почему так происходит?

Алик обвел слушателей взглядом и выдержал небольшую паузу.

– Я нашел ответ. Все потому, что мы позволяем собой командовать. Пока мы, молодежь, рвемся чего-то добиться в этой жизни, старперы стоят насмерть, чтобы не допустить нас к пирогу. Я сам через все это прошел. Молодежи нет места. После окончания вуза оказывается, что нужен стаж. А где его взять?

Аудитория загудела, выражая согласие с оратором. Речь Алика становилась все более эмоциональной.

– Приличную работу просто так никто не предложит, а сказочки про то, что нужно начинать с посыльного, чтобы пройти весь путь от шестерки до туза, пусть рассказывают безмозглым лошарам. Кто возьмет тебя с должности посыльного на доходное место? Если трудовая книжка замарана, то на твое образование всем начхать.

– А что делать? – спросили из толпы.

– Хороший вопрос. Я тоже об этом думал и понял, в чем причина. Страной правит старичье. Они голосуют, а нам пофигу. Зачем нам право голоса? Может, пускай сразу в Конституции запишут, что голосовать могут те, кому перевалило за сорок?

В зале раздались смешки.

– А что? Какая разница! Мы ведь все равно на выборы не ходим. Сидим и ждем, когда очередной старикан займет кресло и начнет нам диктовать свои законы.

Даже обаяние Алика не сумело развеять пессимизма народа.

– А за кого голосовать-то? Все равно ничего не изменится.

– До тех пор, пока мы так считаем.

Голос Алика звучал все громче. В его речи появилась некая ярость, напористость. В этот момент он мог бы присягнуть, что одержим идеей облагодетельствовать человечество. По мере того как он распалялся, доверие к его словам росло.

– Я тоже сначала смирился. Мне удалось создать свой бизнес. Пусть небольшой, но он меня кормит. И все же я считаю, что это неправильно. Если каждый будет думать только о себе, то куда мы придем? Я решил разорвать этот порочный круг и выставить свою кандидатуру на выборы в местную Думу. Посмотрите, там ведь всем депутатам за пятьдесят. Да им плевать на наши проблемы. Я сделаю все, чтобы на нас обратили внимание. Чтобы нам не приходилось со студенческой скамьи идти на биржу труда в качестве безработных. Если вы со мной, то мы команда. Золотых гор не обещаю. У меня нет такого количества бабок, чтобы оплачивать рекламную кампанию, но на пиво я всегда наберу. Прорвемся, а там будет легче. Надерем задницу старперам!

Зал взорвался аплодисментами. Присутствующие безраздельно принадлежали ему. Что там клеить плакаты или собирать подписи! Они готовы были идти за ним в огонь, в воду и на баррикады. В этот миг Алик ощутил настоящий вкус власти. Даже в микродозах он пьянил.





Глава 12




За городом жары не чувствовалось. Райский уголок размером в двенадцать соток прятался за высоким забором. Покрытая плотной завесой плюща ограда не бросалась в глаза и создавала иллюзию безграничного единения с природой.

С начала мая семейство Вихтеров перебиралось в загородный дом. Он находился недалеко от Москвы, но дышалось здесь легче. Правда, Льву Александровичу приходилось затрачивать чуть больше времени на дорогу до работы, зато Регина Ромуальдовна открыла в себе талант ландшафтного дизайнера. Садовник-молдаванин помогал ей воплощать в жизнь самые смелые мечты.

На небольшом пятачке царила идиллическая гармония: альпийские горки, живописный прудик с кувшинками, увитая розами ажурная беседка. Особой гордостью Регины Ромуальдовны были клумбы непрерывного цветения: с ранней весны и до поздней осени одни цветы сменяли другие.

Когда Инга была девочкой, она обожала дачу. Но дети растут. Молодежь предпочитает дымный угар городских улиц чистому воздуху деревни. Теперь Инга приезжала сюда эпизодически, навестить родителей.

Кофе пили на террасе. Регина Ромуальдовна во всем любила безупречность. Даже на даче она убирала волосы в высокую прическу и одевалась уместно и со вкусом. В простеньком, льняном платье от Прадо она выглядела королевой. Впрочем, с ее внешними данными это не составляло труда. Ее удивительная красота передалась дочери.

Выйдя на террасу, Инга чмокнула мать в щеку. В коротком топе и набедренной повязке она могла бы украсить любую рекламу пляжного отдыха. В жару девушка стягивала волосы в конский хвост, обнажая шею, что делало ее еще более похожей на мать. Их можно было принять за сестер. Только во взгляде Регины Ромуальдовны читалась мудрость прожитых лет, а в глазах Инги все еще играли бесенята.

Инга тряхнула головой, отгоняя невесть откуда залетевшую муху. Хвост взметнулся, как у норовистой лошадки. Девушка села в плетеное кресло и по привычке поджала под себя одну ногу.

– Когда ты научишься сидеть по-человечески? – покачала головой Регина Ромуальдовна.

– Половина человечества сидит не на стульях, а скрестив ноги, – возразила Инга и потянулась к лежавшему на подносе печенью. – О! Что это? Печеньки из творога? Мои любимые.

– Поэтому я их и испекла. Ты какая-то бледненькая. Чем ты там питаешься? Жила бы с нами на даче. Отсюда до работы тебе добираться ближе, чем из дома.

– Не могу, ты же знаешь. Кстати, я сегодня должна уехать.

– Но ты же только что приехала!

– Ничего не поделаешь. Надо посмотреть несколько квартир. На неделе ведь я работаю.

– Ты себя загонишь. Совсем не бываешь на воздухе. Глупо все лето дышать выхлопными газами, когда тут такой рай. И главное, ради чего? Если бы твой литератор хотя бы чуточку тебя любил, он бы сам отправил тебя за город. С его стороны это чистой воды эгоизм.

Инга напряглась. Мама опять села на своего конька. Ну почему? Почему родители так недолюбливают Борю? Инга надеялась, что его фантастический выигрыш их примирит, но куда там! Формально они согласились на ее брак с Борей, но не упускали случая выразить недовольство.

– Мама, мы ищем квартиру для нас двоих, поэтому выбираем вместе. Кто-кто, а ты должна это понимать. Вы с папой вечно ходите друг за дружкой.

– Не сравнивай его с папой.

На террасу вышел Лев Александрович. В отличие от жены он обладал самой заурядной внешностью. Невысокий, лысоватый, с округлившимся животиком, он не выглядел сердцеедом. На первый взгляд было странно, как такая красавица вышла замуж за столь непримечательного человека. Но у всех, кто хоть раз общался с Вихтерами, вопрос отпадал сам собой. Это был тот самый редкий случай идеальной пары, когда люди после почти тридцати лет совместной жизни не могли друг на друга надышаться. Проходя мимо жены, Лев Александрович привычно приобнял ее и только после этого сел к столу.

– Ну что, милые дамы, вы оставили мне пару глотков кофе, или все выпили сами? – бодро спросил он.

Обезоруживающая мальчишеская улыбка делала его лицо очень симпатичным, а легкая картавость придавала речи шарм.

– Представляешь, Инга собирается уезжать. Скажи хоть ты ей.

– Мы с Борей договорились посмотреть пару квартир, – пояснила Инга.

– Неужели нельзя было назначить это на завтра? Побыла бы на даче хотя бы денек, – сказала Регина Ромуальдовна.

– Мама права, – кивнул отец.

Мама всегда права. Иначе и быть не могло. Сколько Инга себя помнила, родители неизменно выступали монолитом. Двух мнений просто не существовало. Прежде ей нравилось, как трепетно они относятся друг к другу, но теперь они также единым фронтом ополчились против ее счастья.

– Па, а почему ты, отправляясь в командировку на пару дней, берешь с собой маму? Почему не остаешься ночевать в городской квартире, даже если поздно освободился, а с утра у тебя встреча?

– Мы просто так привыкли.

– Вот и я хочу привыкнуть быть все время рядом с мужем. Я хочу, чтобы у меня была такая же крепкая семья.

– Для этого нужно иметь рядом с собой надежного мужчину, – скептически заметила Регина Ромуальдовна.

– Мама, я не понимаю, что тебе не так. Вы говорили, что Боря не может обеспечить семью. Теперь у него есть деньги, но вы опять недовольны.

Ответил Лев Александрович. Он говорил мягко, с какой-то особой доверительностью, проверенной на его многочисленных пациентах.

– Видишь ли, солнышко, он эти деньги не заработал. Они свалились на него, как манна небесная. А то, что легко достается, легко тратится.

– Вот именно. Промотает за год и опять будет на бобах, – без особой дипломатии поддакнула Регина Ромуальдовна. – Он ведь ничего не умеет. У него даже профессии нет.

– Он писатель.

– А что он такого написал?

– У него великолепные рассказы.

– Я тебя умоляю. Несколько почеркушек еще не дают ему права называться писателем. Неужели ты не видишь, что он из себя представляет? Настоящий трутень. Нигде никогда не работал и не собирается устраиваться.

Регина Ромуальдовна не обладала терпением мужа и быстро распалялась. В этом они тоже были похожи с дочерью.

– Мама, он творческая личность!

– Вот эти гении, которые сидят на шее у своих жен, меня и пугают, – поджав губы, сказала Регина Ромуальдовна.

– История знает немало случаев, когда талантливых людей считали тунеядцами. Вспомните хотя бы суд над Бродским. А Булгаков? Что бы он делал, если бы не жена?

Каждая новая реплика произносилась на тон выше. Страсти разрастались крещендо.

– И ты хочешь положить себя на жертвенный алтарь? Во имя чего? Что у него за душой, кроме статеек в Интернете? Или он пишет в стол, как принято говорить? Это не ново. Во все времена бездельники всех мастей прикрывались тем, что пишут в стол и человечество не дозрело до их шедевров. Тогда пусть покажет нам свои гениальные творения.

Чаша терпения Инги переполнилась. Разговаривать с родителями было все равно, что играть Брамса для глухих. Каждый раз все повторялось снова и снова. День Сурка какой-то.

– В конце концов, я могу спокойно выпить кофе? Или мне вообще сюда не приезжать?! – воскликнула Инга и вскочила.

Стол качнулся, чашка перевернулась, и по скатерти растеклось коричневое пятно.

Лев Александрович взял дочь за руку и снова усадил за стол. За годы врачебной практики он отточил до совершенства сочетание мягкости и твердости. Он умел расположить к себе, никогда не возмущался, не кричал и не терял самообладания, и при этом пользовался непререкаемым авторитетом как среди коллег, так и среди пациентов. Недаром он считался ведущим кардиологом страны.

– Не сердись, солнышко. Больше ни слова.

Инга насупилась. Она терпеть не могла ссориться с родителями. Собственно, до появления Бориса они никогда и не ссорились. Говорят, родителям почти всегда не нравятся их будущие зятья и невестки. Простой родительский эгоизм. Привыкли жить единой ячейкой общества, и вдруг их чадо им уже не принадлежит. Своего рода ломка семьи, тектонический сдвиг, а это никогда не проходит безболезненно. Но рано или поздно им приходится примириться.

– Я люблю Борю и, хотите вы этого или нет, выйду за него замуж, – проговорила Инга.

Родители промолчали, но их молчание было красноречивее слов.

– Вы его просто не знаете. Он очень талантливый, но раньше у него не было возможности. Вот увидите, придет время и он станет знаменитым, – сказала Инга, чтобы поставить точку в этом разговоре.

Регина Ромуальдовна, к удивлению дочери, ничего не возразила. Она промокала салфетками кофейное пятно на бледно-фисташковой скатерти и делала вид, что целиком поглощена этим занятием. И все же последнее слово осталось не за Ингой.

– Нельзя остановить зрячего, идущего к пропасти, – сказал Лев Александрович и добавил: – Не хотелось бы, чтоб ты поняла это слишком поздно.





Глава 13




Борис коснулся экрана, и тот мгновенно откликнулся. В этой отзывчивости было что-то доверительное, почти интимное. Человек и машина все больше сближаются. Машина становится частью человека, его продолжением, новым органом чувств. Даже поколение, для которого существование беспроводного телефона было выдумкой фантастов, теперь, позабыв дома мобильник, чувствует себя неуютно. Что же говорить о тех, кто с пеленок забавляется нажатием кнопок! Для них ампутация мобильного телефона – тяжелейшая операция, чреватая депрессией и потерей жизненных ориентиров.

Борис приобрел iPad больше месяца назад, но покупка до сих пор вызывала у него почти детский восторг. Новая игрушка таила в себе уйму возможностей, и общение с ней никогда не надоедало.

Он примкнул к сообществу единомышленников. Они обменивались информацией об интересных приложениях, появляющихся в AppStore, среди которых встречается много полезного. Прежде Борис не вникал в суть программ. Для него компьютер был гибридом печатной машинки и игровой приставки. С iPad он получал удовольствие оттого, что оснащал свою игрушку все новыми фишками.

iPad открывал потрясающие возможности. С ним можно было работать когда и где угодно. Мало того, он гораздо удобнее и компактнее ноутбука. А главное, не нужно ждать, пока он загрузится. Достаточно открыть крышку, и перед тобой тотчас явится все, что пожелаешь: органайзер, записная книжка, фотоальбом, клавиатура, библиотека, Интернет…

Борис уже предвкушал, как засядет за работу, но пока его отвлекали житейские проблемы: поиски квартиры, подготовка к свадьбе. Сначала он нанял риэлтора, но когда они с Ингой отвергли несколько предложений и оказалось, что для продолжения работы риэлтора надо внести дополнительную плату, Инга уломала Бориса заняться самостоятельными поисками, по примеру ее коллеги. Та якобы нашла замечательный вариант обмена без посторонней помощи.

Инга умела убеждать. Борис задним числом ругал себя за то, что шел у нее на поводу. Их досуг был занят просмотром газет, журналов и сайтов, связанных с недвижимостью. Днем, когда Инга была на работе, ему приходилось звонить и вести переговоры о встречах. Поди тут погрузись в большую литературу. Не только любовные лодки разбиваются о быт.

Впрочем, с поисками жилья следовало поторопиться, иначе они до пенсии проходят в женихах и невестах. По их замыслу, они должны были после свадьбы отправиться в собственную квартиру. В этом Борис был полностью солидарен с Ингой. Не везти же молодую жену в коммуналку или, хуже того, в квартиру к змеище теще. С этой коброй недели не проживешь.

Как только главный вопрос решится, можно будет заняться творчеством, а пока, чтобы не терять времени даром, Борис повышал свое писательское мастерство.

Поступая в Литературный институт, он по наивности полагал, что там его научат писать. Но после пяти лет в альма-матер понял, что в Литинституте учат чему угодно, только не тому, как создать роман. Авторов бестселлеров среди преподавателей не наблюдалось. В основном это была старая гвардия из тех времен, когда можно было издать один роман, а потом несколько лет почивать на лаврах. С куратором Борису вообще не повезло. Мастер-класс вел старый пень, который не уставал повторять, что он, будучи молодым, пристально изучал жизнь, делая заметки на салфетках. Видно, этими салфетками давно утерлись, потому что ни одной книги у него так и не вышло.

Времена, когда можно было вымучивать произведение несколько лет, прошли. Ни одно издательство не будет возиться с автором, у которого за душой всего один роман, пусть даже гениальный. Чтобы оставаться на плаву, писатель обязан постоянно выдавать что-то новое. Бывают лихачи, у кого выходит по книге в месяц, но там не обходится без помощи «негров». Один знакомый Бориса тоже пробавлялся на этом поприще, кропал нетленку под раскрученное имя – семью-то надо кормить. Но Борис всегда относился к закулисной работе скептически. Халтура портит почерк, да и не создашь в рабских цепях шедевра. Причина не только в том, что в договоре четко прописаны сроки. Это погоняйло не хуже надсмотрщика с хлыстом. Тут уж на вдохновение надеяться не приходится. А главное, отсутствует мотивация выкладываться. Зачем биться над каждым словом, если книга выйдет под чужим именем?

Для Бориса было загадкой, как американцы без всяких «негров» умудряются выдавать на гора по паре бестселлеров в год. Инга подарила ему автобиографическую книгу Стивена Кинга, но опыт популярного писателя Бориса не убеждал. Допустим, король ужасов установил себе норму – десять страниц в день. И что? Эдак можно и на двадцать страниц замахнуться, только новых мыслей от этого не появится. Но ведь Кинг не один такой. Взять хотя бы Гришема, Кена Фоллета или, в конце концов, Януша Вишневского. Брат-поляк тоже штампует книги одну за другой. Борис многое отдал бы, чтобы узнать, как им это удается.

Знание пришло к нему через Интернет. Он случайно наткнулся в Сети на книгу Джеймса Фрея «Как написать гениальный детектив». Сам он заниматься детективами не собирался. Сочинительство, поставленное на поток, его мало интересовало. Привлекло название книги, и не напрасно. Борис почерпнул из нее много интересного.

Начав разматывать клубок, он нашел множество трудов по оттачиванию творческого мастерства и постепенно собрал целую полку книг, в которых литературные доки делились своими практическими советами. Борис оказался прав, зарубежные писатели не надеялись на русское «авось муза придет». Они не кропали шедевры на салфеточках, зато давали четкую пошаговую инструкцию, как превратить скелет романа в достойное детище.

Словно старатель, напоровшийся на золотую жилу, Борис с восторгом и трепетом открывал для себя секреты мастерства, обнаруживал скрытые пружинки, которые значительно облегчают работу. Он с азартом читал все подряд: книги, статьи, отзывы на форумах, мысленно делая пометки, на чем стоит заострить внимание при работе. Особенно его воодушевила статья Рэнди Ингермансона «Метод снежинки». Борис прочел ее несколько раз. Подход был до гениальности прост: начать с идеи и раскручивать роман по спирали. Откровенно говоря, Бориса страшили глобальные проекты, возможно, именно поэтому он со дня на день откладывал начало работы. Но совет Ингермансона значительно упрощал задачу.

«Потратьте час и напишите аннотацию длиною в одно предложение» – звучало заманчиво. Одно предложение – это не триста страниц двенадцатым кеглем, а час можно выкроить в любой суете. Почему бы прямо сейчас не заложить первый камень в фундамент будущего романа?

Бориса захватила эта идея. Он пошел на кухню. Соседи ушли на работу, и в квартире стояла тишина. Заварив большую порцию кофе, Борис вернулся к компьютеру. Маленькими глотками потягивая обжигающий напиток, он задумался, о чем ему хотелось бы писать.

Детектив в расчет не брался. Это все равно, что приковать себя цепью к галере. Мороки много, а уважения чуть.

Фантастика? Лучше. Тут, во всяком случае, можно развернуться и развить глобальную идею, скажем, о постядерной цивилизации или захвате мира машинами. Хотя нет, банально и избито, все это уже было. И потом Инга фантастику не любит.

Исторический роман? В негласной табели о рангах они котируются выше, но в истории он полный профан. Конечно, можно закусить удила и полазить по архивам. А зачем? Замшелые документы наводили на него тоску. Надо писать о том, что тебе близко.

Современность. Городской роман. Реальность и немного мистики. Скажем так: доктор Фауст наших дней…

От размышлений Бориса оторвал телефонный звонок. На дисплее высветился номер Инги.

– Привет. Чем занимаешься?

– Работаю. Как переговоры?

– Приеду – расскажу. Кстати, я уже еду домой.

– Подхватишь меня где-нибудь возле метро?

– Ты опять уехал к себе? Зачем?

– В вашей квартире я чувствую себя иждивенцем.

– Глупый, родители ведь на даче. Ты там один, делай, что хочешь.

– У меня такое чувство, что твоя мать на меня даже из унитаза смотрит, укоризненно так. Мол, приперся, вурдалак, на все готовенькое…

Инга хмыкнула.

– У тебя слишком богатое воображение. Как мне тебя убедить?

– Никак. Вот увезу тебя в нашу собственную квартиру, тогда из дома ни ногой.

– Жду не дождусь.

– Так ты меня подхватишь? По пути где-нибудь пообедаем.

– Звучит заманчиво.

Выходя из дома, Борис посмотрелся в зеркало: вполне ничего себе. Под напором Инги он обновил гардероб. Это раньше можно было ходить в джинсах и иметь пару свитеров на все случаи жизни, а теперь положение обязывало: как-никак миллионер. Он махнул пару раз расческой по вьющимся волосам, подхватил iPad и подмигнул своему отражению.

Инга обожала маленькие уютные ресторанчики. Наверняка она могла бы написать по ним путеводитель. Некоторые из них прятались в таких местах, что было удивительно, как люди вообще их находят. На улице жарило, а в затемненном помещении работал кондиционер и стояла приятная прохлада.

Борис с Ингой расположились за столиком в углу. Официант принял заказ и бесшумно удалился. Инга достала из сумки очередной журнал по купле-продаже недвижимости.

– Ни минуты без квартирной гонки, – удрученно вздохнул Борис.

– Мне надоело подхватывать тебя возле метро.

– Так, значит, у тебя шкурный интерес?

– Еще какой, – рассмеялась Инга.

– Меркантильная ты моя. Что-нибудь присмотрела?

– Не совсем. Квартира хорошая, но район ужасный. Мне как-то доводилось туда ездить. Там вечные пробки.

– А эта чем тебя не устраивает? На фото выглядит неплохо и располагается почти в центре.

Борис показал на объявление, выделенное жирным шрифтом.

– Милый, ты цену видел? – урезонила его Инга.

– Ну и что? Мы можем себе это позволить.

– Нет уж, я не собираюсь потратить все на квартиру. Давай возьмем двушку. Остальные деньги нам еще пригодятся.

– А если у нас будут дети? – спросил Борис.

– Вот тогда и подумаем о расширении. Надеюсь, к тому времени ты станешь знаменитым писателем и нам вообще не придется заботиться о финансах.

Борис под столом стиснул колено Инги.

– Ты – сокровище.

– Знаю. И ты должен меня увековечить, как Петрарка или Данте…

– Ты так тщеславна?

– Ужасно. Я хочу, чтобы твои книги стояли в витрине каждого магазина.

– И чтобы на обложке каждой красовался твой портрет?

Рука Бориса поползла вверх. Инга легонько стукнула его:

– Веди себя прилично.

– Ты думаешь, до нас здесь есть кому-нибудь дело? А на обложке ты выглядела бы потрясающе.

– Спасибо, но я довольствуюсь ролью твоей музы и маленьким посвящением в начале книги. Ты обязательно должен писать.

– Я и буду писать. Вот только найдем квартиру. Эти хозяйственные дела отнимают кучу времени и энергии.

– Знаю. Мне очень жаль, что я не могу снять с тебя эту мороку. Вчера шеф рассвирепел, когда увидел, что я в рабочее время брожу по сайтам недвижимости.

– Завидует, старый хрен, – улыбнулся Борис.

– Не думаю. Он упакован выше крыши, вплоть до виллы в Испании.

– И в комплекте жена пятьдесят второго размера, с целлюлитом и венозными ногами.

– При чем тут жена?

– Любой мужик при взгляде на тебя свирепеет оттого, что ты ему не принадлежишь.

– Льстец, – рассмеялась Инга. – Я отлучусь в дамскую комнату вымыть руки.

– О, увертливая муза, не покидай меня надолго, – произнес Борис, картинно воздев руки.

Он смотрел, как она исчезала за дверьми. У него было все, о чем он мечтал: лучшая девушка на свете и деньги, чтобы сделать ее счастливой. Если бы не ее предки. Почему Инга не сирота? Отношения с ее родителями по-прежнему не складывались. Но ничего. Он им еще покажет, чего стоит. Он полностью посвятит себя творчеству и непременно создаст что-то значимое.

Жизнь удалась!





Глава 14




Роскошная южная ночь опустилась на остров. Ее дыхание было жарким и влажным. Неправдоподобно огромная луна висела, точно бубен шамана. Стрекотали цикады. Чуть слышно плескались волны. Океан отдыхал. Ночью он был тих и кроток. В зарослях монстеры пронзительно закричала какая-то птица и тотчас смолкла.

Вот уже несколько недель Валерка жил на острове и не переставал радоваться своему везению. Он будто попал в волшебный сон. Прежде он видел море и пальмы только на картинках. Кто бы мог подумать, что ему доведется сидеть на берегу океана и наслаждаться едва слышным шелестом прибоя.

Несмотря на то, что он вырос в городе, на острове он чувствовал себя удивительно комфортно, словно попал домой. Его не смущало отсутствие удобств, необходимость добывать себе пропитание, спать на земле и бороться с постоянным чувством голода. Уроки по выживанию он проходил с самого раннего детства. Была бы его воля, он бы с радостью перебрался на необитаемый остров и жил, как Робинзон, но, увы, время сказки было отмерено. Единственное, чего он хотел, так это не вылететь из игры слишком рано и оставаться на острове как можно дольше. Ему удавалось держаться на плаву только потому, что в состязаниях он был одним из лучших. Впрочем, сегодня он оплошал и был на волосок оттого, чтобы отправиться на материк. На голосовании он победил перевесом всего в один голос.

Как-то само собой получилось, что игроки разбились на группировки, лишь Валерка держался особняком. Его считали высокомерным гордецом. Никому и в голову не приходило, что такой красавец страдает от глубоко засевшего комплекса неполноценности.

Валерка трудно сходился с людьми. У него не было ни приятелей, ни близких знакомых, кроме Алика, Борьки и Гриши, с которыми он дружил с детства. Друзья подтрунивали над его прямодушием и наивностью, но принимали его таким, какой он есть. На острове же боязнь выглядеть смешным заставила Валерку надеть невидимую броню. Он был начисто лишен способности интриговать и заключать временные союзы, поэтому предпочел остаться в стороне. Валерку одиночество не тяготило, но он чувствовал, что другим его поведение не по нраву. К нему относились настороженно и с недоверием.

Валерке еще повезло, что мужское племя охотников жило обособленно. Общаться с девчонками было бы куда тяжелее. По правилам игры два племени встречались только в день состязаний. Правда, это не мешало некоторым охотникам приударять за амазонками и ходить на тайные свидания. Впрочем, какие уж тут секреты, когда по всему острову натыканы камеры.

За спиной послышались шаги, Валерка обернулся и увидел Тимура. Кавказец был всеобщим любимцем. Высокий и мускулистый, он часто побеждал в состязаниях и в отличие от Валерки был весельчаком и балагуром. Акцент горских предков придавал его речи особое обаяние. Тимур без труда стал вождем племени и, хотя нет власти без оппозиции, был одним из самых сильных претендентов на победу. Амазонки тоже поддались чарам любвеобильного вождя. Тот перебегал на свидания чуть ли не к половине женского племени, пока не остановился на длинноногой блондинке с кукольным личиком.

– Зачем опять один сидишь? Не скучно? – улыбнулся Тимур, присаживаясь рядом.

Валерка напрягся. Вождь явился неспроста: наверняка надеется заполучить нового союзника. В закулисных играх Валерка терялся и не знал, как себя вести. Накануне к нему подкатывал Гоша, главарь оппозиции, и ушел обиженным. Валерка не понимал, почему его не оставят в покое.

Не обращая внимания на молчание собеседника, Тимур продолжал:

– На звезды смотришь? Может, ты поэт? Тайком стихи пишешь?

– У меня по литературе была тройка, – буркнул Валерка.

– Это ничего не значит. Многие большие люди двоечниками были. Жалко, фамилии не помню, – посетовал Тимур.

– Мой друг писатель, в Литературном институте учился, он бы тебе подсказал. У него на любой случай фамилия или слова из книжки.

– Кстати, давно хотел у тебя спросить. Ты голубой?

– Ты за этим пришел? Как же меня все достали! Я не голубой, не синий и не сиреневый, – вскинулся Валерка.

– Зачем злишься? Сам сказал, у тебя есть друг…

– Друг, но не любовник. Разницу чуешь?! У него скоро свадьба. Если у меня еще два друга, со школы, так что? Я трижды голубой?

– Прости. Не надо ругаться. Не хотел тебя обидеть. Просто ты на девчонок не смотришь, и я подумал…

– А ты не думай. Не нравятся мне эти девчонки, понятно?

Тимур присвистнул.

– Вах, такие красотки, как могут не нравиться? Юлю видел? За такой девушкой на край света можно идти. Ноги… а грудь… – Тимур поцеловал кончики пальцев, – …мечта.

Валерка безразлично пожал плечами.

– У них у всех грудь.

– Это точно, – согласился Тимур и, поскольку тема интереса не вызвала, перескочил на другую: – Жрать хочется. Приеду на Большую землю, шашлык устрою, барана съем. Мне даже во сне снится.

– Кокосы ешь, – посоветовал Валерка.

Жизнь приучила его обходиться минимумом еды, и он легко переносил чувство голода. Зато кавказец воскликнул в наигранном возмущении:

– Какой кокос! У меня уже из ушей кокос лезет. Это разве еда?

– Голод утоляет.

Тимур удивленно вскинул брови:

– Слушай, ты железный человек. Еда – не надо, девушка – не надо. Может, ты инопланетянин? Или робот?

– Терминатор, – блеснул остроумием Валерка.

Самому ему шутка показалась совершенно невинной, но Тимур отчего-то обиделся. Он встал с песка и, глядя на Валерку сверху вниз, произнес:

– Зря гонор держишь. Тебе никто не нужен – ты никому не нужен, понял? Голова есть? Подумай.

Появление Тимура разрушило волшебство ночи, а после его ухода на душе остался неприятный осадок. Валерка чувствовал, что настроил кавказца против себя, точно так же, как и Гошу.

Последняя фраза красноречиво говорила, что при первой же возможности его выкинут из игры. Он и сам понимал, что не прижился и для всех словно бельмо на глазу. Чудо, что его не вышибли с острова сегодня. Он не знал, что у чуда было имя и даже должность. На его защиту встал Сиротин, главный режиссер реалити-шоу.

Вадим Юрьевич был главным вершителем судеб, серым кардиналом, который двигал историю. Свобода марионеток с экрана была иллюзией, как и восемьдесят процентов всего, что делается на телевидении. Для того чтобы шоу состоялось, его нельзя пускать на самотек.

Сиротин обожал свою работу. Здесь он был и главным режиссером и сценаристом. Изначально Вадим Юрьевич получал в свое распоряжение разношерстную группу жаждущих попасть в телевизор. Каждый был со своим характером и закидонами, а первые же сутки пребывания на острове делали все достоинства и недостатки участников шоу еще более выпуклыми. Сиротин любил наблюдать, как за двадцать четыре часа люди преображались. Кто-то раскисал и превращался в безвольную тряпку. В ком-то, напротив, пробуждались внутренние силы для борьбы. Причем никогда нельзя было предугадать, с кем какие метаморфозы произойдут. Тем интереснее было строить из разномастных деталей единую конструкцию.

Участники шоу не обладали актерским мастерством. Они умели играть только себя. Самое главное было нащупать их сильные и слабые стороны, а затем продумать основные линии шоу, где каждый остается самим собой и не подозревает, что повинуется умелой руке кукловода. Игрокам незачем знать, что за кадром существует некий сценарий. Каждый из них был уверен, что действует по собственной воле.

Конечно, случались ситуации, когда до неразумной паствы нужно было донести, в какую сторону «бросить кокос». Обычно это делалось ненавязчиво: либо через кого-нибудь из журналистов, служивших эдаким связующим звеном между внешним миром и отважными Робинзонами, либо через доктора.

Больше всего Сиротина забавляло, как после высадки на остров участники сплачивались против съемочной бригады, словно оказались вдалеке от цивилизации не по собственному желанию, а в результате козней телевизионщиков. Но доброго доктора Айболита игроки неизменно считали своим другом и союзником.

При этом в реалити-шоу всегда присутствовал элемент непредсказуемости – так было больше драйва. Красавчик Валерка был одним из таких сюрпризов. Даже на шоу он оказался не так, как все. На памяти Сиротина это был первый случай, когда участника взяли, попросту говоря, с улицы. Во время кастинга студию буквально осаждают страждущие попасть на экран, поэтому нет необходимости искать кого-то на стороне. Конечно, внешность у него броская, но мало ли красивых мальчиков.

На шоу Валерка продолжал оставаться загадкой. Он подчеркнуто держался особняком и, при его внешних данных, вообще не интересовался сексом. Аутсайдер привносил в игру интригу, поэтому в критический момент и режиссер, и продюсер сошлись во мнении, что его пока трогать не стоит. Добрый доктор исподволь донес эту информацию: мол, слышал, что было бы неплохо Валерия не трогать… Участники игры открыто бунтовать против телевизионного Олимпа не решились. Все отлично представляли, что любой из них может улететь с острова без обратного билета.

В общем, все шло гладко. Кто же мог предвидеть, что парень больше не оступится и дойдет до конца? В финале он стал доставлять организаторам шоу некоторое неудобство. По условиям игры в последнем состязании участвовали двое выживших охотников и столько же амазонок. Перед решающей битвой каждый должен был написать имя избранника или избранницы из противоположного племени. Записки победителей торжественно вскрывались, и если их пожелания совпадали, на острове праздновали помолвку, которая по прибытии Робинзонов на Большую землю должна была завершиться пышной свадебной церемонией с вручением счастливой паре ключей от квартиры и солидного денежного приза.

В случае с Тимуром все было ясно: там пара сложилась. А вот до Валерки нужно было донести, что, даже если он всю игру проходил евнухом, в последний момент он должен воспылать страстью к оставшейся девушке. До сих пор ему позволялось действовать по своему разумению, но пришло время надеть на него уздечку. На завершающем этапе Сиротин не хотел никаких сюрпризов. Свадебные колокола должны прозвонить в любом случае.

Сорок дней, проведенные на острове, показались Валерке одним мгновением. Оставался финальный рывок. Валерка не предполагал, что станет одним из двух претендентов на победу. Живя на острове, он не заглядывал так далеко. Ему было важно лишь продержаться в очередном туре и остаться в игре.

К Валерке подошла Валентина из группы журналистов. Компанейская, вечно облаченная в бесформенные одежды, с неизменной сигаретой во рту, она казалась человеком без пола и возраста. В сорок лет ее называли не иначе как баба Валя. Она относилась к этому с мягким юмором. Романы и влюбленности обошли бабу Валю стороной. С детства она была в компаниях мальчишек «своим парнем», и это амплуа настолько прочно приклеилось к ней, что она даже не подозревала, что какая-то часть ее женской души может проснуться при виде красивого парня.

С первого взгляда Валерка вызвал в ней щемящую нежность. Это была не романтическая влюбленность, а скорее, нерастраченная материнская любовь. Баба Валя несколько раз брала у него интервью. Разговорить его было нелегко, но за сдержанностью и немногословностью парня ощущалось что-то настоящее, без фальши. На этот раз Валентине предстояла сложная миссия – донести до него мнение режиссера.

– Слушай, Валера, я хотела поговорить с тобой без камеры. Ты кого собираешься выбрать?

– Никого.

– Ты бы вписал Оксану.

– Зачем?

– Юля с Тимуром. Остается Оксана.

– Ну и пускай остается. Я не собираюсь на ней жениться.

В душе бабе Вале было даже приятно, что Валерка отверг хорошенькую брюнетку. Словно ревнивая мамаша, она излишне критично относилась ко всем девицам в радиусе пяти метров от своего «дитятки». Но она долго проработала на телевидении и давно усвоила, что истинные чувства и то, что видится на экране – это совершенно разные вещи.

– Для шоу надо, чтобы в конце осталось две пары, – объяснила журналистка.

– А если она не моя пара?

– Знаю, что не твоя. Но это замысел режиссера.

– Нет, я не стану на ней жениться, – заупрямился Валерка.

– Не дури. На просьбу главного режиссера так не отвечают. Напиши, что положено, и дело с концом.

После разговора Валерка пошел к океану. Скинув одежду, он с разбегу нырнул во вспененную воду и долго плавал, стараясь смыть тревогу. Прежде он не задумывался о том, что к выигрышу прилагается женитьба. Он был не прочь сорвать куш, но не учел, что сладкое варенье выдается лишь в комплекте с горькой пилюлей.

Валерка никому не раскрывал истинной причины своей приверженности холостяцкому образу жизни. Даже близкие друзья не знали, что он до сих пор оставался девственником не из-за чрезмерной разборчивости. Он был неспособен вступить в близкую связь. Его бессилие уходило корнями в детство. Перед глазами стоял отец с бесконечной чередой жен, каждая из которых была моложе предыдущей.

В период созревания, когда мальчишкам нравится рассматривать фотографии обнаженных женщин, у Валерки такие откровенные снимки вызывали чувство брезгливости. Он невольно представлял, как его отец, потертый старикан сорока лет, трахается с журнальными красотками, и всякое возбуждение пропадало. С возрастом образ отца померк, но стойкая неприязнь к женскому телу осталась.

Тайно от всех Валерка пытался лечиться, но ни одно из вычитанных в Интернете средств не помогло восстановить эрекцию. Единственная попытка сблизиться с женщиной кончилась для Валерки плачевно.

Девчонку звали Ася. Чуть полноватая и пышногрудая, она была одной из подружек Алика и, по его словам, выделывала такие штучки, что и у мертвого встанет. Когда Валерка проявил к ней интерес, Алик удивился и с радостью их познакомил.

Накануне свидания Валерка нервничал. Его внешность сделала свое дело. Девчонку не пришлось долго уговаривать перейти к любовным утехам. Валерка раскинулся на кровати, закрыл глаза и постарался сосредоточиться на своих ощущениях.

Наверное, она была умелой, но поднять мертвого ей было не под силу.

– Что ты как ватный? Поласкай меня, – попросила Ася.

Валерка покорно обхватил ее руками, хотя прикасаться к мягкой плоти было неприятно.

– У тебя яйца в штанах есть? – не выдержала девчонка.

Валерка открыл глаза и увидел нависшие над ним груди. Внезапно к горлу подступила тошнота. Он вскочил и едва успел добежать до ванной, как его начало рвать. Ася участливо подошла к нему:

– Ты что, траванулся? Может, тебе соды выпить?

Хуже этого ничего не могло быть. Он, голый, стоял на коленях перед унитазом и его выворачивало наизнанку, а рядом сидела обнаженная девица и шептала слова утешения.

– Уйди. Пожалуйста, уйди, – попросил он.

– Давай я разведу марганцовку.

– Просто уйди!

После этого случая Валерка понял, что без консультации опытного врача ему не обойтись. В Сети нашлась уйма предложений избавить от импотенции, но мысль о том, чтобы обратиться к специалисту, вызывала у него отторжение. Валерка даже друзьям не говорил о своей проблеме, как же обсуждать постыдную беду с незнакомым человеком? К сожалению, он так и не решился на поход к врачу, а теперь скорее бы умер, чем стал бы полоскать грязное белье перед всей страной.

Наутро остров всполошила новость: приезжает главный. Сиротин руководил шоу с материка и за все время почтил остров своим присутствием лишь три раза. За глаза его звали «великим и ужасным», как волшебника Гудвина из сказки про Изумрудный город. Тот тоже не показывался на люди. Приезд режиссера означал аврал, и только после его отбытия на материк все вздохнули с облегчением. Визит оказался рядовой инспекцией перед завершением игры. Он побеседовал с каждым из участников, осмотрел лагерь и улетел.

Никто не знал, что самый важный разговор у вершителя судеб состоялся с аутсайдером Валеркой.

Встречу организовали на пляже, неподалеку от технического лагеря. Сиротин восседал в шезлонге, глядя в безбрежное море. Валерка нерешительным шагом подошел к главному режиссеру. Тот жестом указал на соседний шезлонг.

– Поздравляю с выходом в финал, – приветливо улыбнулся он и добавил: – Я слышал, ты имеешь что-то против Оксаны?

У Валерки все внутри оборвалось. Вот то, чего он боялся. Почему он не мог оставаться свободным?

– Не против нее. Просто я не хочу жениться, – сказал Валерка.

– Ты условия игры читал, когда контракт подписывал? Надо, чтобы остались две пары. Понимаешь, пары, а не один отщепенец и невостребованная девица.

– Я не знал, что выйду в финал.

– Теперь знаешь. И вообще, я не понимаю, в чем проблема? Тебе что, квартира не нужна? Или деньги лишние?

– Я же все равно не буду с ней жить.

Сиротин пристально посмотрел на парня. Это беспросветная тупость или у парнишки есть какие-то свои соображения?

– Ну и что? – спросил Вадим Юрьевич. – Тысячи людей женятся и разводятся. Отличный пиар. Народ на такие штучки падок. Если собираешься задержаться в шоу-бизнесе, надо подогревать интерес.

– У меня отец с матерью развелись, – сказал Валерка, умолчав при этом, что отец разводился еще семь раз.

– Понимаю, тяжелая травма детства, – язвительно заметил главный режиссер. – Но ты уже не ребенок. Перед тобой открывается перспектива хорошего заработка.

– Мне не нравится Оксана.

– Предпочитаешь Юлю? – спросил Сиротин.

– Мне вообще не нравятся эти девушки.

– Мне тоже, но за приличную сумму я мог бы жениться на любой. Нам нужно эффектное шоу. Тебе за это платят. Кроме того, если будущая невеста тебя не возбуждает, ты не обязан сразу тащить ее в постель. Кстати, если тебя настолько отталкивают женщины, я бы на твоем месте не противился естеству, – многозначительно добавил Вадим Юрьевич.

Валерка уже получал недвусмысленный намек. Сейчас он счел за лучшее из двух зол выбрать меньшее. В конце концов, имя Оксаны на листке – это еще не штамп в паспорте.



Солнце стояло высоко, но темнота, царившая в пещере, создавала иллюзию ночи. Поучаствовав в игре, Валерка понял, что телевидение – это одна большая игра. Даже перед состязаниями, каждое из которых было непростым и таило опасность, он не волновался так, как сейчас, когда ему предстояло всего-навсего начертать на бумаге несколько букв.

Он с завистью смотрел на Тимура, последнего соперника на пути к победе. Свет факелов придавал его лицу особую мужественность и необузданность диких предков. Его не мучили затаенные страхи. Он был уверен в себе и твердо знал, чего хочет.

Когда Валерка взял перо, руки у него дрожали. На память пришли слова главного режиссера: «На твоем месте я бы очень постарался. Если ты уйдешь из шоу с волчьим билетом, то про телевидение можешь забыть».

Шоу удалось. Интерес зрителей был подогрет до состояния кипения. В финал со стороны охотников вышли два антипода: Тимур, балагур и любимец женщин, и отшельник Валерий, который до конца передачи так и остался для всех загадкой. Предстоял завершающий аккорд.

Шансы у обоих охотников были равны, но симпатии телезрителей склонялись на сторону горячего южанина. Накануне состязания Валерка провел бессонную ночь и забылся только под утро. Он не боялся, что не справится с заданием. До сих пор физическая выносливость и ловкость его не подводили. Его тяготило отсутствие выбора. Все было предрешено. Куда ни кинь, он оказывался в проигрыше, даже если формально победит. Стоит Оксане узнать о его проблеме, как она тотчас растрезвонит об этом на весь свет. Правда, главреж сказал, что спать не обязательно. Во всяком случае, сразу, а потом будет видно.

На острове было непривычно шумно. В этот день с материка приехали все, кто не дотянул до конца игры. Вокруг Тимура собралась целая толпа. За время шоу он обзавелся многими друзьями и приятелями. Валерка, как всегда, сидел в гордом одиночестве. К нему подошел Гоша:

– Как ты?

– Ничего, – пожал плечами Валерка.

– Я за тебя болею.

– Похоже, ты один.

– Не дрейфь. У нас еще есть люди, которые болеют за своих. Черные и так уже все заполонили. Их место на рынке. А тут надо, чтобы победил наш, русский мужик.

Национальный вопрос никогда не волновал Валерку, а сейчас тем более. Сегодня был последний день на острове. День, когда он может выиграть финальное состязание. Но как бы победа не обернулась проигрышем.

Съемочную площадку оборудовали в скалистой части острова. Накануне там была установлена аппаратура и приготовлено все для проведения соревнования.

Солнце окрасило каменистые уступы в теплые тона. Валерка стоял на краю обрыва и смотрел на другую сторону пропасти, где охотников поджидали амазонки. Глубоко в ущелье кипела и плевалась пеной река, перекатывая через огромные камни бурлящие буруны. Взгляд невольно скользнул вниз и зацепился за чахлый кустик рододендрона, неизвестно как выросший на скале. Он тянулся вверх, розовые соцветия ярким пятном выделялись на фоне каменной стены.

Над пропастью, между тотемными столбами, были натянуты два каната – мостик, по которому финалистам предстояло перейти на другую сторону. Валерка и Тимур приготовились к старту, чтобы по сигналу начать опасную переправу на другой край ущелья.

Несмотря на страховочный трос, требовалось мужество, чтобы сделать первый шаг над бездной. На вид лонжа была слишком тонкой, чтобы выдержать вес взрослого мужчины. Она не должна была отвлекать внимания телезрителей от грозящей игрокам опасности. И участники, и публика знали, что угроза иллюзорна, как риск падения на американских горках, но это не мешало сидящим у экрана домохозяйкам ахать в испуге и искренне переживать за героев, опосредованно становясь участниками шоу.

Живописная стрела просвистела над головами участников и вонзилась в деревянный щит. Выстрел послужил сигналом к началу соревнования. Ухватившись каждый за свой канат, соперники начали опасный переход.

Валерка висел над пропастью, стараясь не смотреть вниз. Отсюда казалось, что лагерь амазонок находится бесконечно далеко. Валерка понял, что на одних руках до другого края не дотянуть. Перехватившись поудобнее, он изловчился и закинул на канат сначала одну ногу, а потом другую. В таком положении он почувствовал себя увереннее, но потерял время. Тимур решил, что у него хватит сил и, подобно павиану, поочередно перехватывая руки, уверенно продвигался к цели. Валерка понял, что проиграл, но, как ни странно, это его обрадовало.

И тут Тимур остановился. Самонадеянность сыграла с ним злую шутку. Он слишком увлекся внешней картинкой и не рассчитал силы. До финиша оставалось метров пять, а он уже выложился до предела. На двух руках он еще мог держаться, но стоило одну отпустить, как падение стало бы неизбежным.

Тимура подбадривали обе команды, а он висел мешком, не в состоянии переместиться ни на сантиметр. Видя, что соперник теряет силы, Валерка импульсивно крикнул:

– Ногами… Хватайся ногами, дурак!

Его крик перекрыл хор голосов, скандировавших: «Ти-мур! Ти-мур!»

Кавказец дернулся, но первая попытка закинуть ногу на канат успехом не увенчалась.

– Подтянись! Давай! – зло выкрикнул Валерка, будто сам не висел в тридцати метрах над землей.

Его окрик словно подарил Тимуру второе дыхание. Собрав последние силы, кавказец забросил ногу на трос. Несколько секунд он болтался в нелепой позе, пытаясь восстановить дыхание, прежде чем проделал тот же трюк второй ногой. Теперь на канате, словно на травинке, висели две улитки, только одна еще могла ползти, а другая без движения липла к канату.

В этот миг Валерка осознал, что он без двух минут победитель. В памяти всплыли слова Аси: «У тебя яйца в штанах есть?» Только теперь их скажет Оксана. Над ним будет смеяться вся страна. Все будут знать, что он никто и ни на что не годится.

Валерка опустил ноги и повис на руках, стройный и гибкий, как цирковой гимнаст.

– Молоток! Зрелищно! – с удовлетворением прокомментировал помощник режиссера, наблюдавший за сценой.

У Валерки к горлу подкатил ком страха. Настал момент выбора: сейчас или никогда. Он понимал: еще мгновение, и он не решится. Лучше сорваться в пропасть, чем всеобщий позор. Он разжал руки и, вытянувшись в струнку, точно прыгун с вышки, полетел вниз. Миллионы зрителей у экранов ахнули от ужаса. Прыжок в бездну выглядел пугающе.

На мгновение Валерке показалось, что все внутренности взметнулись вверх. В голове, точно вспышка, мелькнуло: «Конец». Падение остановилось, и он завис, качаясь, на тонкой, но прочной нити страховки.

Триумфальное прибытие героя-победителя к амазонкам было смазано. Все внимание было приковано к Валерке. Когда его вытянули наверх, он услышал рев помрежа по громкой связи:

– Какого хрена!!!

Валерка понял, что волчий билет ему уже подписан, все штампы в обходном листе проставлены, и пролепетал первое, что пришло в голову. Позже его ответ облетел все таблоиды и новостные страницы Интернета.

После монтажа сцена выглядела вполне пристойно. Выплеск режиссерских эмоций заменили на полный сострадания и участия вопрос ведущей:

– Валера, зачем ты это сделал?

– У Тимура и Юли любовь. Они должны быть вместе.

Судьба выкинула удивительную штуку. Отказавшись от выигрыша, Валерка стал главным победителем игры. Он напрасно боялся, что с карьерой в шоу бизнесе покончено. Все еще только начиналось. Продюсер снизошел, чтобы поздравить его лично:

– Ты сделал шоу! Очень удачный ход.

На материк Валерка прибыл некоронованным королем. Даже свадьба главных героев не вызвала столько шума, сколько появление на публике тихого отшельника. Внезапно из аутсайдера он превратился в главного фаворита. На его стороне были симпатии всей страны. При его броской внешности любить его было легко, а те качества, которые еще недавно вызывали осуждение, вдруг предстали в новом свете. Молчаливость теперь трактовали как глубокомысленность. Нелюдимость – как загадочность и тонкость натуры.

В одночасье он стал звездой.





Глава 15




Узкие мощеные улочки карабкались вверх, петляя меж белеными домами, непременно украшенными широкими сине-желтыми полосами, чтобы отпугивать злых духов или приманивать добрых. Белые строения под красной черепицей казались домиками сказочного королевства. Это впечатление усиливалось из-за обилия цветов. Они здесь были повсюду: в горшках возле дверей, в ящичках и в кашпо под окнами. На любом, даже самом крошечном пятачке пышно цвел куст рододендрона или раскинуло ветви оливковое дерево. Откуда только они брали силу расти почти на голых камнях? Может быть, в здешней атмосфере было что-то особенное?

Грише казалось, он и сам, впитывая впечатления, набирался сил. Он стоял на крепостной стене и, как правитель, обозревал окрестности. Его переполняло удивительное чувство, словно он вырвался из плена болезни и заново открывал для себя мир. Страшно подумать, что он мог прожить всю жизнь, как крот, не ведая, что за стенами его серого будничного мирка существует огромный многогранный мир.

– Вот ты где! А мы тебя потеряли, – услышал он за спиной звонкий девичий голос.

По лестнице поднимались подружки-хохотушки из Киева. Обеих звали Ленками. Одна – черноокая, с тонкой талией и крутыми бедрами. Ради такой и к черту за черевичками отправиться не грех. А другая пухленькая, будто сдобная. По имени ее звали редко, чаще Колобок, но она не обижалась и не стеснялась своей полноты.

Знакомство с подружками было еще одним подарком судьбы. Гриша не отличался общительностью. Работа на дому имела свои плюсы и минусы. В телефонной книге ему хватало трех букв, чтобы записать все нужные номера: АБВ – Алик, Боря, Валерка. Ну еще, пожалуй, Инга.

С незнакомыми Гриша чувствовал себя не в своей тарелке, а при девушках и вовсе впадал в ступор. В автобусе он выбрал заднее сиденье, потому что других претендентов на эти места не было. Киевлянки явились почти перед самым отправлением. Когда они уселись рядом, Гриша запаниковал, но скоро жизнерадостность и непосредственность подружек разрушили невидимую стену, за которой он прятался от людей. Гриша даже не заметил, как его робость и застенчивость исчезли. Он шутил, рассказывал забавные случаи из истории и не переставал удивляться, как ловко у него это получается.

С девчонками было удивительно легко. То ли подействовала смена обстановки, то ли здешний воздух. А может быть, Гриша впервые ощутил себя не пустым местом. Он считал, что на фоне своих друзей выглядит бледно и проигрывает им по всем статьям. АБВ были яркими личностями, у каждого свой талант. Алик – в любой компании заводила, Борька – человек творческий, Валерка – красавчик. А он ничего особенного собой не представлял. Для Гриши было настоящим открытием, что он тоже может быть кому-то интересен.

В первый день их группа обедала в ресторанчике, стилизованном под средневековую таверну. Язычки пламени дрожали в старинных светильниках, отбрасывая живые блики на развешенные по стенам сковородки и кастрюли. С потолка свисали косы лука и перца, а на полках выстроились расписные глиняные горшочки и плошки.

Туристы шумно рассаживались за столы. Предстоящая трапеза волновала всех куда больше, чем уютная атмосфера ресторанчика. Пока Гриша осматривался, почти все места оказались заняты. Неожиданно его окликнули:

– Гриша, мы здесь.

Колобок приветливо махала ему рукой. Гриша робко подошел. Он никак не ожидал, что девчонки захотят сидеть рядом с ним. Одно дело поболтать в автобусе, а занять место малознакомому человеку – это все равно что принять его в свою компанию.

– Думал от нас сбежать? – чернобровая Ленка шутливо погрозила ему пальцем, а Колобок с детской непосредственностью на мгновение прильнула к его плечу и сказала:

– Мы тебя, Гришуня, никому не отдадим.

Это жест, такой интимный и в то же время такой по-детски чистый, взбудоражил Гришу. Ему было двадцать три года, но до сих пор девушки прижимались к нему разве что в транспорте в час пик. Он отдавал себе отчет, что в прикосновении Колобка эротики было не больше, чем в намерениях Машеньки из сказки про трех медведей, когда она залезла в кровать Мишутки. И все же тепло мягкой девичьей груди, легкое дыхание на щеке – все это было таким неизведанным и приятным.

К обеду Гриша почти не прикоснулся.

– Ты шо такой малоежка? На диете, чи шо? – подначила его Ленка.

– Куда ему диета? Кому нужны мощи? Так он гарный хлопец. Хорошего человека должно быть много, – подмигнула ему Колобок.

Гриша с детства комплексовал из-за своей полноты, а сейчас с него будто сняли этот груз. Ленка-Колобок не переживала по поводу лишних килограммов. Так стоило ли ему убиваться, что он не такой стройный, как друзья?

С того дня они стали почти неразлучны. Гриша все больше вживался в роль джентльмена. Местность была гористой, поэтому во время подъема или спуска он галантно помогал своим спутницам. Но его по-прежнему волновала близость Колобка. Он долго мучился, прежде чем решился взять девушку под руку. Превозмогая робость, он как бы невзначай придержал ее за локоть, готовый в любой момент убрать руку, но Колобок так доверчиво оперлась на нее, что у Гриши отлегло от сердца.

Колобок походила на барышню с картин Тропинина. У нее было круглое румяное лицо со вздернутым носиком и ямочками на щеках. Про себя Гриша так и называл ее – барышней. Когда они вместе склонялись над путеводителем, он ловил каждое ее прикосновение, вдыхал легкий цветочный запах, исходящий от ее кожи. Он знал больше, чем было написано в буклете, но старательно делал вид, что читает. Он ощущал ментоловый аромат ее дыхания и думал, хватит ли у него когда-нибудь смелости ее поцеловать.

Все происходящее было похоже на сон. Сегодня, когда они попали в город влюбленных Оби-душ, Грише захотелось ненадолго остаться наедине с собой, чтобы разобраться в своих чувствах и впитать все то счастье, которое на него свалилось. Впервые за время поездки он оторвался от девчонок.

Под крепостной стеной, на которой он стоял, простирался город-сказка. Здесь Гриша осознал, что нашел ту единственную, лучшую, которую готов носить на руках. Но что если он для нее всего лишь попутчик и своим признанием все испортит? Гриша разрывался между желанием сказать девушке о своей любви и страхом быть отвергнутым. Но, с другой стороны, если он здесь, в Обидуше, не наберется храбрости, то вряд ли решится сделать это потом.

Когда на крепостную стену поднялись девчонки, Гриша понял, что помимо робости, перед ним стоит еще одно неодолимое препятствие: подружки всюду ходили вместе.

– Почему ты убежал? – спросила Колобок.

«Потому что думал о тебе», – хотел бы сказать Гриша, но вслух произнес:

– В Обидуше португальские короли проводили медовый месяц.

– Ой, лепо им было в горы тащиться! Ехали б до моря, на пляже поваляться, – фыркнула Ленка.

Гриша не обратил внимания на ее реплику. Для него существовала только тропининская барышня. Ей одной он рассказывал истории и легенды, стараясь, как опытный шифровальщик, вложить в слова потаенный смысл.

– Обидуш считается городом влюбленных. В тринадцатом веке король Дениш преподнес его своей жене, королеве Изабелле, в качестве свадебного подарка. Так родилась традиция. С тех пор все португальские короли дарили Обидуш своим возлюбленным.

– Ничего себе! Это что же получается, город – вроде как недвижимость за рубежом? Покупаешь квартиру, а на поверку ее еще десять человек купили. Вот и делите по-братски, кому в августе отдыхать, а кому в декабре, – хихикнула лишенная романтики Ленка.

– Сравнила! То ж целый город и на всю жизнь. А после смерти все равно, кому его подарят. А сейчас он чей? – спросила Колобок.

Алик бы живо ввернул тут что-нибудь красивое, типа: «Хочешь, я подарю его тебе?» А у Гриши только и хватило духу сказать:

– Теперь сюда съезжаются молодожены со всего мира, но в городе все осталось по-прежнему, как во времена короля Дениша. За крепостной стеной жизнь будто замерла.

– Откуда ты столько знаешь? – спросила Колобок.

– Читал. Я вообще историю люблю.

– Ты такой умный! Я тебя слушать могу часами! – искренне воскликнула Колобок.

Вот он, момент. Ведь нужно всего-навсего наклониться и поцеловать ее: так просто, и так сложно, почти невозможно под насмешливым взглядом досужей подружки. Гриша вспотел, но не от жары. На крепостном валу гулял ветерок и, несмотря на палящее солнце, здесь было прохладно. Он взмок от волнения.

– Пойдемте вниз. Тут уже все посмотрели. Надо еще с повешенным сфоткаться, – деловито сказала Ленка.

– С кем? – машинально спросил Гриша.

– Да ты шо? Повешенного не видал? Ну, ты даешь! – изумилась Ленка.

Она схватила его за руку и потащила к лестнице. Гриша клял себя за то, что упустил момент, но, с другой стороны, что он мог сделать?

Они вышли на городскую площадь, где была воссоздана сцена средневековой казни. На виселице болталось соломенное чучело, вполне достоверно изображая казненного преступника. Рядом высилось довольно зловещее деревянное сооружение, украшенное искусно вырезанными черепами. По замыслу, там должны были восседать судьи. Чуть поодаль располагался макет ветряной мельницы, возле которого валялись источенные временем тяжелые жернова.

Девчонки перебегали с одного места на другое в поиске хороших кадров. Гриша, не переставая, фотографировал. Это его отвлекло. Ему нравилось ловить удачные моменты, выстраивать композицию. Постепенно волнение улеглось. В конце концов, с чего он решил, что это единственная возможность объясниться с Колобком? Поездка заканчивается не сегодня. Он еще улучит момент, когда с ней можно будет поговорить наедине.

Наконец подружки сфотографировались везде, где только можно и подошли к Грише посмотреть отснятые кадры.

– Глянь, какая я тут смешная! – воскликнула Ленка.

– Жалко, на мельницу нельзя забраться. Вот бы за крыло ухватиться! – посетовала Колобок.

– Ага, прям как Дон Кихот. Мельница не рухнет?

– Ой, по тебе так тогда строить не умели? Ух ты! Прямо как открытка. Ты на Яндексе размести, в «Зале славы», – восторженно предложила Колобок, разглядывая кадр, сделанный Гришей с крепостной стены.

– Точно. Там разные фотки. Есть прикольные, – поддержала ее Ленка.

– Вряд ли мои фотографии покажутся интересными. Люди снимают профессиональной камерой. Другие возможности, – поскромничал Гриша.

– Так у тебя еще все впереди. Будет к чему стремиться. У тебя ж талант. За жизнь еще столько камер поменяешь.

За жизнь? Ну да, а почему бы и нет? Оказывается, она не так коротка. В последнее время Гриша не вспоминал о диагнозе. Он не принимал лекарства с того самого дня, как выбросил их в мусоропровод, и никогда еще не чувствовал себя таким здоровым. Что это? Временное отступление болезни? Или новую жизнь ему подарил ангел с водохранилища?

– Эй, ты о чем задумался? – потеребила его Колобок.

– Да так. Представил, что сделал бы человек, если б узнал, что жить ему осталось всего полгода.

– Тьфу! Ну и мысли у тебя. Повешенный, что ли, навеял? – фыркнула Ленка.

– Наверное, – усмехнулся Гриша.

– Ну и шо б он стал делать?

– Наверстывать упущенное.

– Тебе бы книжки писать, – сказала Колобок.

– Нет, это не ко мне. У меня есть друг писатель.

– Правда? А как фамилия? – живо заинтересовалась Ленка.

– Вы его не знаете. У него пока книг не выходило.

– А… Я думала настоящий, – разочарованно протянула Ленка.

– Он Литературный институт закончил, а сейчас работает над романом, – вступился за друга Гриша.

– Тогда другое дело, – согласилась Ленка. – Гарный?

– Какая разница, он же писатель, – сказала Колобок.

– Ну и шо? Раз писатель, так, значит, Квазимодо? – огрызнулась Ленка.

Гриша невольно рассмеялся.

– Шо смешного? – не поняла Ленка.

– Ничего, это я так. Хочешь посмотреть? У меня фото есть.

Гриша достал мобильник, открыл фотогалерею и нашел снимок, где Боря с Аликом сражаются на шампурах, как на шпагах.

– Вот Борис, – указал Гриша.

– Симпотный. А другой тоже писатель?

– Нет, Алик бизнесмен.

Гриша не погрешил против истины. Лавка на строительном рынке – это тоже бизнес, зато так звучало солиднее.

– Офигеть! Ну у тебя и друзья. Может, ты тоже крутой банкир, а не бухгалтер, как представляешься? – засмеялась Ленка.

– Увы, – развел руками Гриша.

– Ну и хорошо. На кой нам банкир? – сказала Колобок.

«Значит, она принимает меня таким, какой я есть», – подумал Гриша, и на душе у него стало очень легко.

Ленка кивнула на фотографию и игриво спросила:

– Холостые?

– Да, но Борис собирается жениться.

– А бизнесмен?

– Алик? Пока свободен. Но девушек у него много.

– А то! Из себя видный, при деньгах. Кто ж мимо такого пройдет. А еще фотки есть?

Гриша листал фотографии, сделанные на водохранилище. В основном он снимал виды природы, среди которых изредка попадались жанровые сценки. Сам он не любил фотографироваться. На фоне друзей, как ему казалось, он выглядел тускло.

– Стой! Это кто?

Восторженно-остекленевший взгляд Ленки приклеился к экрану. Гриша взглянул на кадр и понял, что слава российского секс-символа долетела и до Украины.

– Валерка.

– Шоб я сдохла! Тот самый? – с благоговейным трепетом спросила Ленка. – И давно ты его знаешь?

– Со школы. С третьего класса.

– И ты до сих пор молчал?!

– А чего тут говорить?

– Слушай, возьми у него автограф. Пришли в письме. Я тебе адрес дам. Будь человеком, – взмолилась Ленка.

– Тогда и мне пришли, – попросила Колобок.

Гриша испытал укол ревности. Умом он понимал, что Квазимодо соперник чисто виртуальный. Для женского населения Валерка был так же недосягаем, как золотой запас Центробанка. И все же было неприятно, что Колобок сразу им заинтересовалась.

– Ну дела! Я аж взопрела от нервов. Пойдемте ликерчику тяпнем для успокоения, – предложила Ленка.

Джинна была одной из достопримечательностей Обидуша. По вкусу она напоминала вишневый ликер. По обе стороны центральной улочки тянулись сувенирные лавчонки, возле которых на больших декоративных бочках стояли бутыли с джинной. Пили ликер из маленьких шоколадных стопочек.

– За встречу! – сказала Ленка и чокнулась шоколадной рюмочкой.

– Опомнилась! Мы уж когда встретились, – засмеялась Колобок.

– Так то ж я не знала, сколько у Гришани знаменитых друзей. Ты правда автограф пришлешь? Попроси его написать что-нибудь эдакое.

– Хорошо, – кивнул Гриша.

– Девчонки на работе помрут! Сколько ж у тебя знакомцев: и писатель, и бизнесмен, и Валерочка, – Ленка театрально прижала руки к груди. – Ты прямо сам достопримечательность!

– Какая уж из меня достопримечательность! Самый обычный, – отмахнулся Гриша.

– Ничего не обычный, – возразила Колобок. – Ты про историю рассказываешь – заслушаться можно. Лучше экскурсовода.

– Я же не секс-символ, – с горькой усмешкой произнес Гриша.

– Да кому они нужны, эти символы! Ты мне такой глянешься. Давай на брудершафт, – лукаво улыбнулась Колобок.

Не успел Гриша опомниться, как они сплелись руками. «Глянешься». Какое теплое слово.

Он одним махом проглотил джинну. От ликера по телу разлилось приятное тепло. Колобок, не стесняясь народа, привстала на цыпочки и чмокнула его в губы. От ее дыхания веяло вишней и шоколадом.

– Ну ты, Колобок, и стерва, – с завистью, смешанной с восхищением, сказала Ленка. – Кончайте миловаться. Нам в автобус пора.

Колобок подхватила Гришу под руку.

Он нащупал в кармане мешковатых джинсов оловянную фигурку рыцаря. Неужели это возможно: так много счастья одному?!





Реальность




Глава 16




В двухкомнатной квартирке на первом этаже хрущобы деятельность не затихала даже ночью. Здесь было шумно и весело.

Алик обнаружил, что и в наше меркантильное время находится много людей, готовых работать за идею. Армия «полевиков» вкалывала бесплатно, потому что пиво с чипсами вряд ли можно считать адекватным вознаграждением за то, что люди ходили по домам, расклеивали плакаты, разбрасывали листовки и агитировали на улице. Способность Алика убеждать сослужила ему неплохую службу. Почти все услуги ему доставались за бесценок.

На окладе сидели лишь шестеро основных помощников, которые выявились сразу: четверо парней и две девчонки. Забросив учебу, они с азартом окунулись в предвыборную кампанию. Алик положил им по паре штук баксов – жалованье не ах какое, но вполне достаточное, чтобы вскружить голову ребятам из общаги. Экономить на лидерах было все равно что расписаться: «Я жлоб». А жлобы в выигрыше не остаются или в результате платят значительно больше. Ценные кадры нужно беречь и лелеять, тем более что у Алика были далеко идущие планы. С хорошей, сплоченной командой можно штурмовать и Госдуму.

Впрочем, не все было так радужно. Ребята вкалывали на совесть, но, судя по опросам, рейтинг нового кандидата был не слишком высок. Великолепная шестерка ломала голову, как повысить его известность. Алик носился по встречам. Каждый раз ему удавалось увлечь народ пламенной речью, но, выйдя из-под власти его обаяния, люди частенько начинали сомневаться, а сумеет ли столь молодой кандидат, почти мальчик, выстоять в горниле власти.

Встреча на хлебозаводе прошла, как всегда, на ура. Пока воодушевленный народ покидал зал, несколько человек подошли к Алику с вопросами и даже с наказами, как будто он уже мог что-то решать в этой жизни. Наконец зал опустел. Алик и Славка остались одни. На сегодня можно было выдохнуть и расслабиться.

И тут они услышали хлопки в ладоши. С заднего ряда поднялся поджарый, седовласый мужчина и направился к агитаторам.

– Браво, браво.

Алик сразу отметил, что перед ними птица важная. Может, кто из здешней администрации? Хотя вряд ли. Те ходят в пиджаках и удавках, а этот в джинсах Дольче и Габбана и курточке от Бриони. Не на рынке прикупается. Да и за здоровьем следит. Походняк спортивный: фитнес, бассейн, массаж, каждый день по десять километров на велотренажере. Интересно, что этому перцу надо?

– Вы из администрации? – на всякий случай спросил Алик, чтобы прощупать обстановку.

– Нет, из любопытства. Зашел посмотреть. Признаюсь, ты умеешь произвести впечатление.

Все ясно. Силин прислал своего шпиона. Или кто-то другой? Конкурентов много, избиратели всем нужны. Алик занервничал. Он был новичком в игре и не представлял, чем чревато подобное внимание к его персоне.

– Аркадьев, – мужчина протянул руку.

Алик где-то слышал эту фамилию, но не мог вспомнить где. Он пожал протянутую руку и представил Славку:

– Воронин. Мой друг и начальник штаба.

– Я так понимаю, это ваши первые выборы. А чем вы занимаетесь по жизни? – обратился новый знакомый к Славке.

– Студент, – стушевался Воронин.

Аркадьев расхохотался.

– Потрясающе! Мне нравится ваша наивность. И вы намереваетесь выйти в финал? – он перевел взгляд на Алика.

– А вы считаете, что у нас это не получится? – вскинулся Алик.

– Я бы очень удивился, если бы получилось. Ребятки, это взрослая игра со своими правилами. На одной харизме тут не выедешь.

Слова нового знакомого были жестоки своей правдивостью. Несмотря на все усилия, рейтинг молодого кандидата оставался довольно низким, но только слабаки пускают сопли и признают свое поражение перед первым встречным. Алика охватила злость. Он даже забыл, что зарабатывает очки для Силина, а не для себя.

– Если предлагаете мне выйти из игры, то вы не туда попали, – реплика прозвучала сердито и потому искренне.

– Выходить из игры с таким потенциалом было бы глупо. Я предлагаю свою помощь.

На слух все звучало хорошо, но какова эта помощь на вкус? По здешним понятиям, альтруизм – чемоданчик с двойным дном. Алик чувствовал подвох, но не мог понять, где собака зарыта.

И тут его будто ошпарило: Аркадьев – легендарная личность, буквально икона политтехнологов. Он не проиграл ни одних выборов. О его изобретательности ходили байки, но он не занимался мелочевкой.

– Вы Аркадьев? – тупо переспросил Алик и почувствовал себя идиотом.

– Петр Дмитриевич, – еще раз представился Аркадьев.

– Не может быть… Как же… Как вы тут оказались?

– Видишь ли, новости разносятся быстро. Мне было интересно взглянуть на нахального юнца, который собирает полные залы и, вопреки всем правилам игры, набирает голоса. Сейчас шанса у тебя нет, но я могу помочь тебе взойти на вершину.

У Алика пересохло во рту. Он понимал, что услуги Аркадьева не дешевы.

– Сколько это будет стоить? – спросил он, заранее зная, что такой суммы ему не потянуть.

– Напряженно с финансами? – спросил Аркадьев, словно читая его мысли.

Ответить было нечего. Петр Дмитриевич продолжал:

– Можешь считать, что я делаю это в кредит.

Глаз у Аркадьева был наметанный. В юноше был скрыт мощный потенциал. Он действовал на аудиторию почти гипнотически. Аркадьев сам чуть было не попал под его чары, а это уже кое-что. Такой мальчик пройдет по головам и дойдет до самого верха. Пока еще он сырой материал, но Наполеон тоже не родился императором. Совсем неплохо иметь карманного политика высокого ранга. Кадры надо воспитывать, пока они еще в памперсах.

Была и другая, мелкая причина помочь начинающему политику. Аркадьеву доставило бы огромное удовольствие прокатить одного из его конкурентов. Впрочем, распространяться об этом не стоило.

Алик так опешил от свалившегося на него счастья, что потерял дар речи.

– Я… даже не знаю, как вас благодарить.

– Благодарить потом будешь. А сейчас, если ты готов, будем работать в команде.

В душе у Алика все пело. Он вдруг понял, что уже победил.

Алик жил как в угаре. Предвыборная гонка выматывала. Спать приходилось по три-четыре часа в сутки, иногда в походных условиях, не покидая штаба. Но все тяготы стоили того. Такого драйва он давно не испытывал. Он был в центре событий, принимал решения и управлял людьми.

С тех пор как в команду влился Аркадьев, рейтинг нового кандидата стал расти.

На время бизнес пришлось отодвинуть на второй план. Светка на рынке крутилась одна. Сегодня Алик ездил с инспекцией и был вынужден признать, что справляется она на удивление лихо. Хорошие кадры надо ценить. Он отвез ей большую коробку «Рафаэлло», чтобы подсластить будни.

Особой необходимости проверять Светку не было. Из штаба Алика погнал звонок Салтыкова. Силинский опричник с утра напомнил, что до выборов осталась неделя. Значит, пришло время сделать заявление о том, что он отдает свои голоса в пользу старейшего. При одной этой мысли Алика корежило, как черта в церкви. Он так и не сказал Аркадьеву о том, что был всего лишь дублером Силина. Признаться в этом сразу значило бы лишиться его поддержки, а потом у него и вовсе не хватило духу. Это означало бы, что их сотрудничество было построено на обмане. Потерять такого союзника равносильно политическому самоубийству.

Да и ребят он не мог подвести. После того как они пару месяцев пахали, точно безумные, собранные голоса были уже не галочками на бумаге, а родным детищем, выпестованным и выстраданным. Как объяснить свое отступничество команде? Вряд ли его поймут после пламенных речей и призывов. Даже те, кто получал за свою работу зарплату, пошли за ним не из-за денег, а потому что поверили. Понятное дело, что во время предвыборной кампании врут все. Кто сильно щепетильный, вымой ручки и отойди в сторонку. Но лгать своим – не по понятиям. Последнее дело предавать команду.

Чем больше Алик думал, тем отчетливее понимал: после слива голосов ему останется в лучшем случае ходить в шавках у Силина в ожидании подачек с барского стола. Собственные амбиции следовало зарыть и на холмике поставить табличку: «Здесь покоится карьера, погибшая в результате добровольного аборта».

Завтра штаб погрузится в тишину. Встречи с избирателями на конфетной фабрике и в типографии, которая за чисто символическую плату печатала листовки и плакаты, придется отменить, а команду распустить.

Входя в штаб, Алик все еще не знал, как поступить. Перешагнув порог, он сразу же понял: что-то случилось. Аркадьева не было. В тесной квартирке царило необычайное оживление. Ребята встретили кандидата приветственным гулом, а Олюня, одна из активисток, подскочила к нему и чмокнула в щеку. В соответствии с имиджем рубахи-парня Алик с самого начала установил в штабе неформальные отношения и все же не переступал определенной черты. Во всяком случае, со здешними девочками не спал. Подобный прием его обескуражил.

– Соскучились, что ли? – не слишком приветливо буркнул он.

В создавшейся ситуации говорить о том, что он выбывает из гонки, было еще противнее.

Воронин похлопал Алика по плечу:

– Тут такое дело, чел, мы без твоего ведома провели опросец среди народа.

– И?..

Алик вопросительно посмотрел на Славку. Тот расплылся в улыбке:

– Мы почти лидируем!

Сообщение было принято возгласами «Ура!»

Искренняя радость ребят повергла Алика в еще большее уныние. На душе сделалось совсем гнусно. Худший момент, чтобы выйти из игры, было трудно придумать. Одно дело уступить, когда проигрываешь, и совсем другое – когда победа манит тебя доступностью, как распутная девка голыми коленками. Аркадьев его не простит, а нынешние единомышленники станут презирать. Ему уже никогда не сплотить такую же преданную команду, потому что смердящий шлейф предательства будет всегда следовать за ним по пятам.

Решение пришло неожиданно. Если ему предстоит выбирать между командой и Силиным, то команда важнее. Силин способен попортить много крови, но, с другой стороны, выборы – игра. Пешка может оказаться в дамках. Ссориться с Силиным было опасно, но риск давал шанс на победу. А преждевременная капитуляция, кроме проигрыша, ничего не сулила.

– Отлично! – сказал Алик. – Значит, мы таки надерем им задницу. А Дмитрич где?

– Он нам не докладывает, но он знает. Крутой чел, – одобрительно произнес Славка.

Алик предложил:

– Кто-нибудь смотайтесь за парой бутылок вина. Только дешевку не берите – неизвестно, где она разливалась.

– Что нам пара бутылок? Может, чего покрепче? – предложил кто-то из парней.

– Если выйдем первыми, будет тебе и покрепче, – пообещал Алик, – а пока нужен трезвый ум. Мы еще не победили. Бездельничать рано.

Приняв решение, лидер предвыборной гонки почувствовал облегчение, словно сбросил с плеч тяжелый балласт. Это еще раз убедило его, что он на верном пути.

Через полчаса появился Аркадьев. Увидев вино и торты, он довольно холодно улыбнулся:

– Празднуете?

– Так ведь рейтинг! Но без вас бы мы… – Славка едва не захлебывался от переполнявших его чувств.

– Надо сказать, мы сильно раззадорили соперников, так что радоваться рано. Надо ожидать вброса, процентов восемь-десять. На большее они не отважатся, но и этого будет достаточно, чтобы тебя подвинуть.

– А мы не можем тоже? – спросил Алик.

– Пока что нет. Ты новичок. С тобой никто не станет связываться.

– И что же делать?

Алик лихорадочно соображал. Может быть, разумнее смириться и слить голоса Силину? Но нет, это было бы полным пораженчеством.

– Нужно блокировать вброс. Для этого тебе придется применить все свое обаяние, чтобы полиция в день выборов сделала облавы на некоторые участки.

Жизнь продолжалась.

Салтыков напомнил о себе ближе к вечеру. Увидев номер своего надзирателя на дисплее, Алик проигнорировал звонок. После второго непринятого вызова он понял, что в ближайшее время придется ждать визита. Значит, дома лучше не появляться. Впрочем, в штабе его тоже могли достать.

Аркадьев опять уехал. Может быть, к лучшему. Объясняться с ним Алику совсем не светило. Аркадьев был прожженным спецом и сразу бы раскусил, что тут нечисто.

Алик отозвал Воронина:

– Дело есть.

Они вышли на лестничную площадку.

– Случилось чего?

Алик кивнул.

– Силин требует, чтобы я отдал ему свои голоса.

– Ни фига себе! С какой радости?

– А с такой, что мы им как бельмо на глазу. Так просто власть никто не отдает.

– И когда они к тебе подкатили?

– Несколько дней назад, – солгал Алик. – А сегодня напомнили о себе.

Воронин уставился на него со странным выражением восторга и беспокойства.

– Дмитрич знает?

Алик помотал головой.

– Ну ты железобетон. Чел без нервов.

Похвала польстила Алику. Имидж героя нравился ему куда больше, чем имидж слабака и предателя.

– Что решил? – спросил Воронин.

Алик пожал плечами:

– Думаю, до выборов мне дома и в штабе лучше не появляться. Благо осталась всего неделя. Вас они пытать не станут, не та ставка.

– Хочешь, подселяйся ко мне. Поживешь в общаге. Туда и работу штаба частично перенесем.

Алик помотал головой:

– Боюсь, нас быстро вычислят. Есть у меня вариантец. У друга комната в коммуналке, а он сейчас к невесте переехал.

– А соседи не возбухнут?

Алик положил руку Славке на плечо:

– С соседями договоримся.





Глава 17




Было тихо. Клен по-дружески махал в окно разноцветными ладонями листьев. В голове всплыли строчки:

«Осень только взялась за работу, только вынула кисть и резец, положила кой-где позолоту, кое-где уронила багрец…»[3]

Борис попытался вспомнить, чьи это стихи, но имя ускользало. Впрочем, это было неважно. Через двести-триста лет никого не вспомнят. Или почти никого. Бывают, конечно, исключения. Публий Овидий Назон родился еще до нашей эры, а поди ж ты, имя на слуху. Но кто его читает? Жил человек, написал поэмы, а остались одни названия, шелуха. Вот такие «Метаморфозы[4]».

Инга настояла на том, чтобы в ожидании окончания строительства они жили в квартире ее родителей. Предки все лето проводили на даче, а роскошная пятикомнатная квартира в элитном доме пустовала. Новая роль миллионера помогла Борису быстро освоиться в непривычной обстановке. Но когда Инга уехала в командировку, Борис ощутил себя так, будто вторгся на чужую территорию. Виной тому была теща – стерва. В первый же день прикатила – якобы по делам. Но Борис был уверен, что нагрянула с инспекцией. Интересно, что она ожидала увидеть? Оргию с девицами? Или героиновый транс?

Если бы коммуналку не оккупировал штаб Алика, Борис подался бы восвояси. Как говорится, в тесноте, но за стеной скорпиониха не шуршит. Однако начинающих политиков трогать было нельзя. Предвыборная лихорадка перешла в последнюю стадию. Приходилось надеяться, что змеища скоро свалит. Родители Инги редко расставались больше чем на день.

Проводив тещу, Борис вздохнул с облегчением. Можно было погрузиться в творчество. Он открыл ноутбук, проверил почту, пробежался по новостям, обозначился в соцсетях… Из страха перед неудачей он бессознательно оттягивал момент, когда возьмется за работу.

Прежде ему казалось, что стоит сбросить с себя заботы о сиюминутном заработке, как у него родится нечто гениальное, но в голову лезла одна банальщина. Сначала он винил быт. Хотя Инга взяла основную работу по обустройству и ремонту квартиры на себя, на его долю тоже оставалось немало хозяйственных дел. Выбор унитаза не располагал к мыслям о возвышенном. Скоро будущий романист вынужден был признать, что зашел в тупик.

Чем больше он пытался выдавить из себя хотя бы одну стоящую строку, тем больше приходил в отчаяние. Писать заказные статьи было куда проще. Там от него не требовалось гениальности, а Инга ожидала шедевра.

В последнее время Бориса все чаще посещали приступы паники: рано или поздно Инга поймет, что он ни на что не годится. Как она поступит тогда? Ведь она спит и видит, что он станет автором с мировым именем. А если он ничего не создаст?

Желудок скрутило спазмом. Выпив пару таблеток но-шпы, Борис вернулся к компьютеру.

Может, стоит признаться в том, что работа не идет? Должна же она понять. А если нет? Вдруг она уйдет? Решит, что он посредственность. Инга совершенно особенная девушка. Второй такой нет. Рядом с ней нужно быть необыкновенным, феерическим. Ее нельзя разочаровывать. Что он представит, если она попросит показать ей рукопись? Кучу уничтоженных файлов в «корзине»? Или бездарные, бледные наброски? Чтобы она окончательно убедилась, что он творческий импотент? Нет, лучше не показывать ничего, чем демонстрировать тот бред, что он родил за все время сидения за компьютером.

Будто в ответ на его мысли телефон завибрировал. На дисплее высветился номер Инги. Некстати. Она, как тончайший камертон, улавливала его настроение.

– Прости, что не позвонила раньше. Тут настоящий вертеп. Даже чаю выпить некогда. Первая свободная минутка за день. Как ты там?

Бориса неприятно кольнуло напоминание о том, что она работает, а он бездельничает. Он сухо произнес:

– Ничего.

– Что-нибудь случилось? – забеспокоилась Инга.

– Нет, я в порядке, – солгал он.

Если можно считать порядком, что он в панике мечется из угла в угол. И до смерти боится признаться в том, что бессилен перед пустым экраном монитора и все больше запутывается в своих страхах.

– Я же слышу по голосу, что ты расстроен, – не отступала Инга.

– Просто немного болит желудок.

– Наверняка питаешься абы как. Боря, ты прямо как ребенок. Сходи к врачу. Надо сделать гастроскопию.

– Мне только шланг глотать не хватает для полного счастья, – вырвалось у Бориса.

– Что-то еще? Боря, не скрывай.

Было ясно, что Инга не отвяжется, и он обтекаемо сказал:

– Просто не идет сцена.

– Может быть, я могу чем-то помочь? Давай вечером созвонимся по скайпу.

Ее энтузиазм подействовал на Бориса, как капля уксуса на червяка. Чтобы выкрутиться, приходилось извиваться.

– Нет, я постараюсь найти решение сам, – заявил он.

– Напрасно. Вдруг вместе мы бы сдвинули твою сцену? Вспомни Кинга.

Имя короля ужасов вызвало у Бориса другие воспоминания. После книги «Как написать роман» он попробовал обрести вдохновение по рецепту мастера бестселлеров: пару раз курил травку в надежде, что к нему снизойдет муза. Кто бы мог подумать, что придется прибегать к таким стимуляторам! Правда, опыт Кинга подкачал. Дурь дала нулевой эффект. Эйфория не принесла ничего, кроме последовавшей за ней депрессии. Борис подумывал применить более сильное средство, но испугался. К тому же он был уверен, что Инга к подобным экспериментам отнесется далеко не так снисходительно, как жена Стиви.

– Кинг всегда обсуждал рукописи с женой, – продолжала Инга.

– Он еще и наркотики принимал! – сердито бросил Борис.

– Чего ты злишься?

– Да потому что не надо мне все время кивать на Кинга. Можно подумать, он единственный достойный писатель на земле и кроме него больше никого нет.

– Не сердись. Ты такой ранимый. Я просто хочу помочь.

Растерянность в ее голосе заставила Бориса взять себя в руки и вспомнить, что с Ингой нужно разговаривать «дивно».[5]

– Прости, я не хотел быть резким. Набоков прав. По телефону разговор получается чудовищным.

– Ничего, я скоро приеду.

– И я зацелую тебя до забвения, – подхватил Борис.

– Я тебя люблю, – рассмеялась Инга.

– Я тебя тоже, – эхом отозвался Борис.

После звонка он чувствовал себя погано. Чего он вдруг сорвался, как пес с цепи? Инга же не виновата, что у него творческий кризис. Она верила, что сможет стать его музой и он напишет нечто значительное. Лучше бы она оставалась земной женщиной.

На столе высилась стопка книг по творческому мастерству. Еще недавно Борис с упоением штудировал их, надеясь, что они подскажут ему, как создать шедевр. Но никакие рецепты не помогли приготовить удобоваримого блюда.

В нем вскипела злость на свою несостоятельность. Следовало выпустить пар. Перепутав причину со следствием, он стал одну за другой хватать книги со стола и швырять их на пол: «Как написать бестселлер»… «Как написать гениальный детектив»… «Как написать роман»…

Лжете, господа! Этому вы не научите! Вы даете правильные советы, все раскладываете по полочкам. Загвоздка только в том, что так шедевра не создашь. По вашим формулам можно накропать третьесортную муру. Возможно, ее даже удастся пристроить в издательство, но что это даст? Кто помнит имена создателей многочисленных поделок и сериалов? Разве этого ждет от меня Инга?

Он клеймил авторов популярных книжек, а в душе гаденько напевал внутренний голос:

«…Будь честным хотя бы с самим собой. Ты ведь не можешь выдавить из себя даже банального детектива или дешевого романа…»

«…Я не хочу писать однодневку…» – возражал он сам себе.

«…Не хочешь или не можешь?..»



В кабаке было накурено. Борис присел на высокий стул к барной стойке и заказал двойную порцию коньяка. Осушив бокал одним махом, как будто пил не коньяк, а водку, он кивнул бармену, чтобы налил второй.

На соседнем табурете над стаканом с выпивкой прозябала еще одна потерянная душа в облике мужика в растянутом свитере и мятых брюках. Он с участием посмотрел на Бориса и спросил:

– Что, совсем худо?

Борис скользнул по нему взглядом и, не удостоив ответом, принялся за коньяк.

– Все из-за баб, – продолжал мужик. – Моя вильнула хвостом и не посмотрела, что десять лет прожили вместе. Я для нее все, а она увидела кобеля побогаче и… пишите письма мелким почерком.

Борис хотел пересесть, чтобы не слушать, как этот зануда грузит его своими проблемами, но все столики были заняты.

– У тебя тоже ушла? – спросил мужик.

После третьего бокала Бориса охватила щемящая жалость к себе, и его тоже потянуло на беседу.

– Моя в командировке. В Париже.

– Ну-у там она себе найдет парижского хахаля. У них это быстро.

– Нет, – мотнул головой Борис. – Она не такая.

– Все мы так думаем до поры до времени, – усмехнулся собеседник. – А чего ж ты тогда тут накачиваешься?

– Я ее недостоин, – трагически произнес Борис и щелкнул пальцами, привлекая к себе внимание: – Бармен, еще коньяку. И моему другу тоже. За мой счет.

Новый знакомый кивнул, с благодарностью принимая угощение, и продолжал:

– Моя тоже меня пилила, мол, мало зарабатываю. А чего ей надо? Каждое лето в Турцию, все включено. Две шубы. На кухне всякие миксеры-фиксеры, рожна только нет… – перечислял мужик. – Я грю: куда тебе две шубы? – Он растопырил пальцы. – Задница не вспотеет?

– Инга еще не знает, что я ее недостоин. Она думает, что я… В общем…

Борис достал мобильник и нашел фотографию Инги. Мужик вперился в нее мутным взглядом.

– Красивая. За такой только догляд.

– Нет, она меня любит. А я не оправдал…

– Да брось ты. Может, найдешь работу, где больше платят.

– Не в этом дело. Ей нужно, чтобы рядом была неординарная личность.

– Брось! Это они все так поют, а на самом деле важно, сколько бабок заколачиваешь. Все они ненасытные. У моей две шубы! Прикинь, две, а все мало.

– Я миллионер.

– Это что, шутка такая?

– Нет, чесслово. Не веришь? У меня миллион баксов в банке, – сказал Борис.

– А какого ж рожна ей тогда надо? Моя бы за миллион на карачках приползла, – удивился мужик.

– Ей надо, чтобы я стал знаменитым. Понимаешь, она ждет, что я напишу роман, который потрясет мир. А я… – Борис развел руками и издал неприличный звук. – Ничего. Не идет. Инга меня бросит. Точно.

– Не дрейфь, от миллиона еще ни одна баба не уходила.

– А она уйдет. Ей нужен талант, гений. Она возвышенная натура. А я не Петрарка. Понимаешь, поначалу всё дела какие-то, то квартиру ищи, то ремонт, то мебель. А теперь сажусь за компьютер и ступор. Ни слова. Как подумаю, что она уйдет…

– А ты наплюй. Не думай.

– Ergo bibamus, – провозгласил Борис, опрокидывая очередную порцию коньяка.

– Чего бабы? – не понял мужик.

– Это по-латыни – «Давай выпьем». Застольная песнь Гете.

– Выпить – это можно, – кивнул собеседник.

– Я пробовал, поверишь? Даже дурь курил. Думал поможет. Ничего. Только башка потом трещала.

– Вот до чего тебя баба довела! Ишь как из тебя кровушку сосет, фея парижская. Пока она там по заграницам шарит, ты тут мучаешься, – посочувствовал мужик.

– В твоих рассуждениях есть доля истины. Знаешь, как Ахматова говорила про Цветаеву?

– Да этим бабам чего ничего, лишь бы языками чесать.

– Ахматова говорила: «Нужно, чтобы за спиной стоял Бог, а Цветаева пишет так, будто за спиной у нее стоит мужчина».

Борис воздел палец кверху. Количество выпитого коньяка уже не просчитывалось. В голове был туман, но вдруг из него выплыла вполне ясная мысль. И Борис ее озвучил:

– Чтобы создать шедевр мне нужно, чтобы за мной стоял Бог. А у меня за спиной стоит женщина. Женщина! Будь она неладна.

Из кабака они вышли вместе, поддерживая друг друга. С билборда на Бориса смотрел Валерка. Борис указал на него:

– Вот он – везун.

– Че, твоя тоже на него молится? Секс-символ, тудыть его, – сплюнул новый знакомый.

– Это мой друг.

– Да ты что? Ну тогда точно надо опасаться, как бы твоя к нему хвост не оттопырила. Такой и без миллиона любую бабу уведет.

– Ничего ты не понимаешь. Ни Валерке, ни Инге этого не надо. Они знакомы сто лет.

– А чего ж ты тогда опасаешься?

– Не опасаюсь. Завидую я. Я бьюсь, как муха о стекло, а Валерка славу получил за красивые глаза. Раз, два и в дамки. Слышь, может, я с деньгами лопухнулся?

– С какими деньгами? – не понял собеседник.

– Со всеми. А Валерка молоток. Себе на уме. Знал, что выбрать.





Глава 18




Сказка кончилась. Стоило сойти с трапа самолета, как мегаполис тотчас подхватил Валерку и швырнул в бурлящий водоворот событий. Шумное чрево большого города заглушило шелест морских волн. Его зловонное дыхание проникло в легкие. И вот уже далекий остров в океане казался сном, а пробуждение было подобно тяжелому похмелью.

Москва встретила Валерку осенним дождиком. Он заштриховал улицы, делая их тусклыми и серыми. Все краски остались на острове. Сюда их уже не хватило. Низко висели тучи. Даже не верилось, что и над соломенными хижинами, и над бетонными коробками домов простирается одно и то же небо.

Кому-то пребывание на острове показалось тяжелым испытанием, а для Валерки жизнь на дикой природе явилась самым счастливым временем. Там не нужно было выслушивать пьяную матерщину и подтирать блевотину, выпроваживать не в меру разбушевавшихся собутыльников матери и дышать перегаром. Валерка не мог заставить себя вернуться в гадюшник, который с детства считался его домом.

Алик предложил временно поселиться у него. Сам он с утра до ночи торчал в штабе или мотался по встречам.

Валерку тоже закрутило, как осенний лист в водяной воронке: встречи, интервью, фотосессии… Жизнь неслась так стремительно, что у него не было времени задуматься о том, что будет дальше. И вдруг все оборвалось. Отгремели литавры, угасли фотовспышки. Однажды утром он проснулся и с удивлением понял, что ему никуда не надо идти.

Валерка обрадовался свободе. Можно было вплотную заняться поисками жилья, чтобы не злоупотреблять гостеприимством друга. Скоро подвернулась хорошая однокомнатная квартира в ближнем Подмосковье. Чистая, только после ремонта, обставленная в стиле минимализма абсолютно новой мебелью – такая долго пустовать не будет. Валерка подсчитал свои ресурсы и запаниковал.

Будущее проглядывалось смутно. Залог он мог внести, но что дальше? Игра закончилась, и теперь, похоже, он был никому не нужен. Работы не было. Денег он скопил немного, и они стремительно таяли, как снег в погожий весенний день. Из каких средств оплачивать квартиру, если мать сидит на загривке? Приходилось платить, чтобы она забыла про их родство.

Валерка позвонил Сиротину в надежде, что его снова возьмут в проект. Вадим Юрьевич к нему неплохо относился. Но оказалось, что в одну реку нельзя войти дважды. Во-первых, продолжение проекта было под вопросом, а во-вторых, одного и того же участника дважды в шоу не брали.

– Если что подвернется, я тебе скажу, – пообещал главреж, но Валерка понимал, что это всего лишь отговорка.

Его необщительность сыграла с ним злую шутку. Он почти не приобрел знакомых и ни с кем не сдружился. Валерка позвонил бабе Вале, с которой сошелся ближе всех. Она почти по-матерински опекала его, но при этом не докучала навязчивостью. Она обещала поспрашивать, но ничего конкретного предложить не могла. От нее он узнал, кто как устроился. Оказалось, что после шоу народ разбрелся кто куда. Кто-то вернулся на прежнее место работы. Кто-то тщетно слонялся по студиям, пытаясь пристроиться на телевидении. Больше других повезло Тимуру. Его взяли ведущим на кабельный канал Южного округа Москвы. Не бог весть какая работа, но все же лучше, чем ничего.

Валерка был в отчаянии, когда позвонили из рекламного агентства.

– У нас коммерческое предложение. Съемки в рекламе. Если это интересно, то готовы обсудить детали.

– Конечно, интересно! – искренне обрадовался Валерка. – Я как раз работу ищу.

Звонок вдохнул в Валерку надежду, что все образуется. Он тотчас помчался в офис по указанному адресу. По простоте душевной он не стал скрывать, что сидит на мели и других предложений у него нет. Как истинное дитя природы, он не знал цены ни золотым слиткам, ни стеклянным бусам. Его ошеломила сумма гонорара за то, что его фото будет красоваться на билбордах и промелькнет в паре роликов на телевидении. Валерка решил, что сорвал джек-пот Тянуть с подписанием контракта было глупо, тем более что ему сразу же выплатили аванс.

Из рекламного агентства Валерка заехал в риэлторскую контору, а на следующий день уже обосновался на новом месте. Переезд не занял много времени. Все вещи уместились в рюкзак и спортивную сумку.

Мечты сбывались. Но оказалось, что приятные сюрпризы еще не закончились. Ему позвонил Евгений Борисович Глузский, продюсер с телеканала.

– Ну что, немного отдохнул от проекта?

– Если надо опять на остров, то я готов хоть сейчас, – обрадовался Валерка.

– Ну не так скоро и не то чтобы на остров. Но есть одна идейка. Заезжай завтра часам к двум, потолкуем.

День выдался унылый. Моросил частый дождик. У Валерки не было привычки носить зонт, да и зонта у него никогда не водилось. Зайдя в автобус, Валерка откинул мокрый капюшон куртки. В это время дня автобус шел полупустой. Валерка устроился возле окна и стал смотреть на серый пейзаж за окном. Молодая женщина, сидящая через проход, незаметно косилась в его сторону. Обычно люди бросали на него заинтересованные взгляды летом, когда футболка не скрывала атлетической фигуры, а в пуховиках и качки и хлюпики выглядят почти одинаково. Валерка отвернулся. Женщина робко обратилась к нему:

– Простите, вас, случайно, не Валера зовут?

– Да, – кивнул Валерка.

– Ой, мы все ваши передачи смотрели. Моя дочка, ей десять лет, ваши фотографии из всех журналов вырезает. Вы не могли бы дать автограф? Дочка будет в восторге.

– Пожалуйста, – сказал Валерка.

– Жалко, у меня журнала нет. Знала бы, купила. Ну хоть на блокноте. Мы потом переклеим.

– Валера, а можно нам тоже? – осмелев, подошли две девчонки.

У обеих, несмотря на промозглую погоду, были открыты пупки с претензией на сексуальность.

– Надо же, живой! – радостно воскликнула одна. – А сфоткаться можно?

Пока Валерка ехал до места, он раздавал автографы и фотографировался со всем автобусом. Раньше, когда его воспринимали как красивое тело, без души и имени, он тяготился чужим вниманием. Теперь ему даже льстило, что люди узнавали его и он перестал быть для них манекеном.

К продюсеру он вошел в приподнятом настроении. Глузский говорил по телефону. Не прерывая разговора, он сделал Валерке знак проходить и располагаться.

– Что значит, каков бюджет таков и сюжет? Ты мне пословицами не сыпь. Бюджет вполне достаточный. Беда в том, что глаза боятся, а руки из жопы. Считай, что я эту хрень не видел. Напишешь нормальный сценарий – приходи.

Он нажал кнопку отбоя и, бросив взгляд на часы, радушно сказал:

– Ишь как ты, минута в минуту. Точность – вежливость королей.

Валерка промолчал. Он завидовал умению Борьки парировать любую реплику. Сам он часто терялся и не знал, что сказать. Порой ответ придумывался потом, когда разговор уже давно перекинулся на другую тему.

– Садись. У меня для тебя работенка.

– Новый проект? – с надеждой спросил Валерка.

– Нет, снимешься в клипе.

– Спасибо, – кивнул Валерка.

– Кстати, тебе с МузТВ не звонили?

– Нет.

– Пошли их в задницу. Пускай мне звонят.

– Я вчера в рекламном агентстве был. Меня будут в рекламе снимать, – бесхитростно поделился своей радостью Валерка.

– В какой еще рекламе?

– Лапши быстрого приготовления.

– Ты что, спятил? Никакой рекламы! Ты бы еще чистящее средство для унитазов взялся продвигать! Какого лешего ты лезешь не в свое дело? – рассердился продюсер.

– Я думал, что сниматься в рекламе не возбраняется.

– Думать полагается мне. Я леплю из него нечто удобоваримое, а он берется прославлять бомжпакет Может быть, ты и собачьи консервы возьмешься рекламировать? – язвительно спросил Евгений Борисович.

– А что не так с консервами? – окончательно растерялся Валерка.

Продюсер театрально всплеснул руками:

– Незамутнен, как вода в купели! У тебя определенный имидж: человек-загадка, сильный, стильный и немногословный. Публика желает видеть тебя именно таким. Реклама должна подпитывать имидж, а не разрушать его. Ты можешь раскручивать кофе, дорогой шоколад, банк… На худой конец, оператора мобильной связи, но не пиво и не лапшу. Это не твой формат. Пошли лапшевников куда подальше…

– Но я уже подписал документы, – сконфузился Валерка.

Евгений Борисович уставился на него, как на школяра, который нацарапал неприличное слово на учительском столе.

– Что ты сделал? А ты договор давно перечитывал?

– Ну… – неопределенно промямлил Валерка.

Откровенно говоря, он его вообще не читал. Просто поставил подпись там, где велели. Он не разбирался во всяких юридических тонкостях и не стал вникать в них, резонно полагая, что те, кто составлял контракт, смыслят в этом больше него. Юристы действительно знали свое дело. Их работа состояла в том, чтобы отстаивать интересы заказчиков, которые платят им деньги.

Продюсер язвительно продолжал:

– Ты его достань и полистай на досуге. Полезное чтиво для прочистки мозгов. Между прочим, там черным по белому написано, что все договоры на рекламу и участие в каких-либо других проектах идут только с разрешения компании и заверяются моей подписью. Перешли-ка бумаги посмотреть, что ты там подмахнул.

Валерка вспомнил, что так и не удосужился достать их из сумки.

– Они у меня с собой.

Он вытащил файл с договором. Радость от начавшейся новой эры в жизни померкла.

Евгений Борисович пролистал документы и, задержавшись на особо интересных пунктах, рассмеялся:

– Ловкачи! Да они тебя просто облапошили, грабители. За такие копейки пусть поищут кого-нибудь другого.

Валерка обомлел. Он считал, что за ничтожную работу ему предложили вполне приличные деньги. Неужели участие в рекламе стоит дороже?

Евгений Борисович взял телефон:

– Надо, чтобы Саша с ними сегодня же связался и по горячим следам аннулировал контракт.

Саша был юристом компании. Валерка видел его пару раз издалека. Этим их знакомство ограничилось. Евгений Борисович продолжал:

– Посмотрим, что можно сделать. Правда, неустойку все равно придется выплатить, но это послужит тебе хорошим уроком, что не нужно ничего делать через мою голову. Все ясно?

Валерка молча кивнул.

Продюсер положил ладонь на договор с рекламным агентством.

– Эти бумажки оставишь мне. Тебе они все равно больше не понадобятся. И на будущее запомни: всех перенаправляй ко мне. Переговоры и договоры только через компанию, – сказал Евгений Борисович и подсластил горькую пилюлю: – Не волнуйся, твоя доля от тебя не убежит. И без работы не останешься. Есть у меня идейка, а пока интерес к твоей персоне будем подогревать, так что в новый проект войдешь звездой.

Валерка корил себя за то, что не посоветовался с Аликом или Гришей перед тем как подписывать договор с рекламщиками. Они оба разбирались в документальной казуистике и объяснили бы, что к чему. Теперь он на собственной шкуре узнал, что договоры пишут для того, чтобы их внимательно читать, но было уже поздно. С рекламой лапши он влип. Неустойка выходила приличная. Правда, Евгений Борисович обещал, что они попробуют ее немного понизить, но это проблемы не решало. Успокаивало лишь то, что были и другие желающие сделать его лицом своей фирмы. В принципе его даже устраивало, что теперь не придется самому заниматься переговорами и бумажной волокитой.

Валерка вышел из автобуса возле супермаркета. По старой привычке он не покупал продукты впрок. Прежде это выливалось в то, что собутыльники матери съедали все подчистую, и когда Валерка приходил с работы, холодильник был пуст, как поле после налета саранчи. Закупка провизии не занимала много времени. В еде Валерка был неприхотлив и консервативен. Яичница, пельмени и макароны по-флотски составляли его основной рацион. В последнее время прибавилась замороженная пицца и суши.

Проходя мимо полок с лапшой быстрого приготовления, Валерка невольно замедлил шаг. Он все-таки не понимал, почему нельзя сниматься в рекламе лапши. Это ведь не женские прокладки. Вопросы имиджа оставались для него китайской грамотой. Он никогда не задумывался о том, какое впечатление производит. В детстве лапша была его спасением.

Он безотчетно взял с полки коробку и повертел в руках. «Бомжпакет» – смешное название. Зато быстро и сытно.

Внезапно его окликнули:

– Ой, Валера! Я тебя по телевизору видела.

На него с восторгом смотрела худенькая брюнетка. Ее вьющиеся волосы торчали в разные стороны, а в носу поблескивал пирсинг. Маленький страз чем-то напоминал гнойный прыщик.

– Ой, ты прямо такой, как в кино! В точности. Надо же! Можно автограф? Девчонки умрут, – верещала довольная незнакомка.

– У меня ручки нет, – сказал Валерка.

– У меня есть, – пришла на помощь женщина средних лет.

Пошарив в сумке, она выудила ручку и попросила:

– А мне для дочки напишите.

Валерка бессознательно сунул упаковку лапши в корзину, взял ручку и спросил:

– На чем писать?

Пока женщина рылась в сумке, девчонка с пирсингом подсуетилась и протянула упаковку лапши.

– Можно вот тут? – спросила она и, кивнув на Валеркину корзину, добавила: – Я тоже больше всего люблю с грибами.

Автограф-сессия началась. Подошли еще несколько поклонников.

– Клево! – прокомментировал какой-то парень, тоже беря со стеллажа «бомжпакет». – Валерка, ты настоящий мужик. Уважаю.

Лапша быстрого приготовления набирала популярность. Полки стремительно пустели. Валерка увидел рекламу в действии и на собственном опыте убедился, что она и впрямь двигает торговлю.

«За сегодняшнюю промо акцию могли бы скостить сумму неустойки», – подумал он, понимая, что надеяться на это нелепо.

Возле дома его поджидал сюрприз.

– Валерик!

Мать, радостно скалясь, тащилась к нему через газон. Кто его за язык тянул давать ей адрес? При виде одутловатого, синюшного лица родительницы внутри у него будто все оборвалось. Что если ее увидят? Что если люди узнают, что его мать алкоголичка? Прежде он не задумывался об этом, но теперь, когда его стали узнавать на улице, вероятность разоблачения возросла. К счастью, в это время двор был пуст. Валерка загнанно огляделся и быстро проскользнул в подъезд – не на улице же с ней разговаривать. Мать нырнула за ним в приоткрытую дверь.

Опасаясь, что кто-то войдет и увидит их вместе, Валерка не стал дожидаться лифта и пошел по лестнице.

– Ты куда? Лифт же есть, – окликнула его мать.

– Здоровье берегу, а ты поезжай, – не оборачиваясь, бросил Валерка.

Они прибыли на этаж почти одновременно. Впустив мать в квартиру и прикрыв дверь, Валерка перевел дух.

– Чего тебе надо? Мы же договаривались, что ты не будешь сюда приходить, – не слишком радушно приветствовал он родительницу.

– Так ты встречаешь мать? Я тебя растила, а как в люди выбился, мать тебе не нужна?

– Растила она, – поморщился Валерка. – Не просыхала, сколько я тебя помню. Не хватало еще, чтобы кто-то тебя тут увидел.

– Собственной матери стесняешься?

– Нет, горжусь, что ты вся синяя с перепоя. Хоть бы помылась. От тебя воняет, как от бомжа.

– Ничего, воняет – за тобой не гоняет. Тыщу дай, – с подкупающим прямодушием выложила она цель своего визита.

– Я же тебе три дня назад оставил деньги на неделю.

– Не рассчитала, – развела руками женщина.

– Тебе сколько ни дай, все как в черную дыру. Думаешь, я деньги печатаю?

– Не прибедняйся. Гребешь там небось лопатой, а матери лишнюю копейку жалеешь.

– Ничего себе копейка! Люди месяц живут на столько, сколько ты за неделю спустила.

– Дай хоть пятьсот, – пошла на попятную мать.

Валерка понял, что он в тупике. Пятисотенную она пропьет вмиг и уже завтра снова будет околачиваться возле подъезда. Он вытащил тысячу и сказал:

– Чтобы я тебя тут не видел. Я сам приду.

– Поняла, – кивнула мать.

Купюра живо исчезла в ее кармане. На этом темы для разговора были исчерпаны. Довольная родительница удалилась.

Валерка прислонился спиной к стене, съехал вниз, сел на корточки и обхватил голову руками. Он оказался в западне. Аппетиты матери постоянно росли. Он панически боялся, что о ее алкоголизме станет известно. До сих пор каким-то чудом она оставалась за кадром, но как долго он сможет это скрывать?

В кармане завибрировал телефон.

– Слышь, секс-символ, я тут мимо еду, думаю заскочить к тебе, посмотреть, как ты там обустроился.

Алик позвонил вовремя. Сейчас Валерке нужны были поддержка и совет друга.

– Давай. Ты далеко? – обрадовался Валерка.

– Минут через пятнадцать буду. Снеди какой-нибудь купить?

– У меня есть пакет лапши.

– Ну, Квазимодо, ты в своем репертуаре, – хмыкнул Алик. – Ладно, чего-нибудь прихвачу.

В ближайшем кафе Алик взял коробку суши и пару баночек острого соуса на вынос.

– Зацени, японский вечер, – сказал Алик, выкладывая провизию на стол. – Только гейш не хватает. На твоем месте я бы озаботился.

Алик озорно подмигнул.

У Валерки мелькнула мысль поделиться с другом своей проблемой, но чем Алик может помочь? Посоветует пойти к специалисту? А тот сольет инфу в СМИ. Нет, этот груз он должен был нести сам. Валерка отмахнулся:

– Когда я встречу девушку, которая мне понравится, ты узнаешь об этом первым. Это у тебя на каждый день недели своя девица.

– Я ж не такой аскет, как некоторые. Кстати, о девицах. Дай пару автографов. Девчонки из штаба замучили.

– Ты прямо политиком заделался. Штаб, Дума…

– Да и ты в гору пошел. Я обалдел, когда мне в Интернете твой блог показали. Круто распространяешься о красоте души. Поэт прямо. Борьке надо у тебя уроки брать. Откуда ты этого набрался?

– Смеешься? Я сам, что ли, пишу? Для этого есть люди. Я даже не читаю, что там накалякано.

– Ловко, а я-то думаю, ни фига себе, Квазимодо заделался крутым блоггером. Че, в принципе логично: твое дело быть лицом, а зад пусть другие прикрывают.

– Я же не сам напрашивался. Мне этот блог даром не нужен. Продюсер решил, что это для рекламы надо, – смутился Валерка.

– Не тушуйся. У нас тоже так. Я лицо, поэтому сижу сейчас с тобой и жру суши, пока остальные пашут и расклеивают листовки. Так что жизнь удалась.

– Вроде того, – помрачнел Валерка.

– А чего ты недоволен? Подводные камни?

– Еще какие. Булыжник прямо. На шее висит и тянет на дно. Мать опять являлась здоровье поправить. Раньше хоть полы мыла, пока ее с очередной работы не выпрут за пьянство. А теперь решила, на кой ломаться. Всю алкашню за мой счет поит. Я ей сдуру адрес дал, так она теперь сюда таскается. Что если ее кто-нибудь увидит? Прикинь, узнают, что у меня мать пропойца.

– А может, тебе ее куда-нибудь сплавить?

– Куда?

– У вас же какая-то родня под Красноярском.

– Седьмая вода на киселе.

– Ну и что? Они в Москву приезжали? Приезжали. У вас останавливались? Останавливались.

– Так это когда было! Лет пять назад.

– Ну и что? Долг платежом красен.

– Даже если я ее на неделю сплавлю, что это даст?

– Зачем на неделю? Насовсем.

– Ну ты скажешь! Кому она там нужна?

– Твои родственники в деревне живут?

Валерка кивнул, не понимая, к чему клонит Алик.

– Там жилье стоит копейки. Купи ей хату. Содержать ее там дешевле выйдет.

В словах Алика был резон. Каждый месяц он будет посылать матери деньги, а там пускай сама рассчитывает. Красноярск – не ближнее Подмосковье. Оттуда в Москву каждый раз таскаться не будешь.

– Алик, ты голова! – просиял Валерка, но тут же посерьезнел: – Она не поедет.

– Надави. Перекроешь ей денежный кислород, куда она денется? Родне за хлопоты подкинь чего-нибудь. Купи билет на самолет, а я ее отвезу в аэропорт с ветерком.

Переговоры с сибирской родней были недолгими. Вопрос стоял только в цене. Предложенная плата всех вполне устроила. Не прошло и недели, как Валерка заехал к матери на переговоры. Удача ему благоволила. Мать была дома одна и почти трезвая.

– Деньги принес? – без обиняков спросила она.

Нежности в их семье были отменены давно, и все же в качестве приветствия хотелось бы услышать «здравствуй».

Валерка брезгливо поморщился. Он отвык от здешнего свинарника. Воняло застарелым потом и перегаром. Повсюду валялись пустые бутылки. Прежде мать и ее приятели регулярно ходили сдавать стеклотару, но поскольку теперь Валерка снабжал их финансами, нужда в этом отпала.

– Ты бы хоть бутылки на помойку вынесла, – с укоризной сказал Валерка.

– Ща тебе, на помойку. Это валюта на черный день, – усмехнулась мать и нетерпеливо добавила: – Ну, давай.

Порой Валерка удивлялся, как мать могла превратиться в то бесполое существо, которым являлась? Ведь судя по фотографиям, в молодости она была красавицей. Да на другую отец бы и глаз не положил. Валерка смутно помнил, как маленьким она водила его в парк и они кормили лебедей в пруду. На ней было белое платье в голубой горох. Это было единственное приятное воспоминание из детства, но ему всегда казалось, что там была совсем другая женщина.

Валерка не собирался ходить вокруг да около и сразу же выложил карты на стол.

– Деньги я тебе дам, но с условием. Ты переезжаешь к тете Наташе.

– Это к какой такой Наташе?

– Твоей двоюродной сестре, забыла?

– Чего ты несешь? Она ж в Сибири живет.

– Скажи спасибо, что у тебя нет родственников на Камчатке. Тетя Наташа там для тебя дом присмотрела.

– Какой дом у черта на куличках? – возмутилась мать, не веря своим ушам.

– Нормальный. Поедешь туда и будешь жить на полном довольствии. Или не получишь ни копейки. Устраивайся опять полы мыть.

– Не буду.

– Куда ты денешься? От меня больше ничего не получишь.

– Я ночевать буду у тебя под дверью, – пригрозила мать.

– Напугала! Я перееду и тебе нового адреса не дам. Я уже сейчас квартиру подыскиваю.

Валерка вытащил из кармана банкноты. Вид денег подействовал на мать гипнотически. Она вперила взгляд в купюры и, нервно сглотнув, спросила:

– Чего мне там делать, в деревне?

– Можно подумать, ты в столице по музеям ходишь. Там самогона залейся.

– У меня все друзья здесь, – не сдавалась она.

– Там новых найдешь. Выбирай. Но если останешься здесь, от меня больше ни копейки не получишь.

Он снова убрал деньги в карман.

– Ты такая же сволочь, как твой отец! – выплюнула мать.

Валерка не счел нужным отвечать на этот выпад. Выдержав паузу, он достал пять тысяч и положил на стол.

Рука женщины, точно язык ящерицы, шустро метнулась к бумажке, но Валерка оказался проворнее. Он накрыл деньги рукой. Мать призадумалась. Мыслительный процесс в ее пропитых мозгах продвигался небыстро. Наконец она произнесла:

– Без Миши я не поеду.

– Хорошо. Я оплачу переезд твоего сожителя.

– И двадцать тысяч в месяц, – предупредила она.

– Договорились, – кивнул Валерка.

– Двадцать пять, – повысила ставку мать, решив, что уж больно сын легко согласился. Не продешевила ли?

Валерка начал терять терпение:

– Сказала двадцать, значит, двадцать.

– Двадцать – это на содержание, а пятерка за моральный ущерб.

– Я же тебе еще дом покупаю. Откуда я, по-твоему, деньги возьму?

– Твое дело. Поеду только за двадцать пять.

– Хорошо, кровопийца, – уступил Валерка, понимая, что переговоры заходят в тупик.

– Вот это дело! – обрадовалась мать, поняв, что выжала из ситуации все, что можно.

– Сообщи своему собутыльнику, что самолет послезавтра утром. Не нажритесь, – предупредил Валерка.

– Чего так скоро? Я собраться не успею.

– Ничего, стеклотару я за тебя сдам.

Выйдя от матери, Валерка перевел дух. Самое трудное было сделано. В четверг Алик отвезет ее в аэропорт, и тогда можно будет вздохнуть спокойно.





Глава 19




В последнюю неделю перед выборами Алик почти не спал, но адреналин в крови разгонял усталость. Силин тщетно пытался до него добраться. Однажды, после очередной встречи Алика с избирателями, шестеркам Бульдога чуть было не удалось силком засунуть непокорного дублера в машину и увезти в неизвестном направлении. Алик чудом спасся. Он боялся, что Аркадьев раскусит причину столь пристального внимания Силина, но тот не придал этому значения. Игра велась жестко. Он уже не раз наблюдал, как у кандидатов сносит крышу.

В день выборов Алик был как на иголках. Трудно сказать, чей проигрыш страшил его больше: свой или Силина. Трое из пяти кандидатов должны были выбыть. Сомневаться не приходилось: если Силин окажется в их числе, шкура сорвавшегося с крючка дублера будет недорого стоить. Тут никакой Аркадьев не поможет. Да и гипнозом взбешенного Бульдога не усмирить.

Только когда они оба преодолели барьер, Алик вздохнул с облегчением. Он не ожидал, что Силин с легкостью простит ему ловкий предвыборный ход, но, с другой стороны, такова игра. В отличие от Алика Силин был не новичок и знал, что это борьба без правил, где в ход шло все: сфабрикованная компра, подставы. Сам наверняка не раз пользовался. К тому же теперь они в одной команде, так что налаживание сотрудничества необходимо обоим: лучше иметь худого союзника, чем явного врага. Незакрытым оставался только вопрос финансов, но на этот счет Алик не волновался. Когда он вступит в должность, ему не составит труда вернуть долг. Аркадьев денежного вопроса не поднимал, так что об этом можно пока не думать.

Алик устал скитаться между коммуналкой Бориса и двумя общежитиями. Последнюю ночь он, как и вся команда, провел в штабе. Усталые, но счастливые, они разъезжались по домам, условившись вечером закатить грандиозный банкет в ресторане. Алик резонно рассудил, что Силину сейчас не до него. Тоже, скорее всего, празднует. Пришло время возвращаться домой.

Алик подбросил девчонок до метро и свернул на знакомую дорогу. Проезжая мимо автосалона, он невольно притормозил. Раньше он частенько заворачивал сюда, чтобы полюбоваться на дорогих красоток. Это было нечто вроде хобби. Он представлял, как рассекает за рулем шикарного авто, и от этого настроение неизменно улучшалось.

И вдруг его посетила мысль – у него появилась реальная возможность перейти от мечтаний к делу. Время секонд-хэнда прошло. Как депутат, он мог позволить себе пересесть на авто представительского класса. Это раньше он ходил между дорогими автомобилями, глотая слюни. А теперь можно начать присматриваться, записаться на тест-драйв. В конце концов, его же никто не заставляет сразу выписывать чек. После всей этой нервозности и предвыборной гонки он заслужил полчаса кайфа за рулем крутой тачки.

Алик припарковался и вошел в стеклянные двери. Запах салона пьянил. Дорогие иномарки выстроились в ряд и как будто ждали, чтобы он выбрал одну из них. К Алику подскочил услужливый консультант. Прежде такого не случалось. Обычно продавцам салона не было до него дела, но на этот раз консультант приклеился тенью, видимо, почуяв, что перед ним не праздношатающаяся нищета, а потенциальный покупатель.

Алик интересовался техническими характеристиками, выбирая для тест-драйва авто поинтереснее. И тут он увидел свою мечту. Темно-синяя «Феррари» последней модели. Блестящая поверхность автомобиля походила на шкуру дельфина, вынырнувшего из океанских глубин. Машина была невероятно красива. Алик читал про новинку итальянского автопрома, но вживую видел ее впервые. Он не смог преодолеть искушения и сел за руль. Сиденье будто обнимало его и шептало: «Не уходи».

Алик почувствовал возбуждение. По сравнению с этим авто подержанная старушка, которая до сих пор исправно возила его, была все равно что Дуня не первой молодости рядом с восходящей голливудской звездой.

Покидать водительское сиденье было невыносимо тяжело. Алик хотел эту машину так же страстно, как можно вожделеть любимую женщину, но обе они были недоступны. Впрочем, почему обе? «Феррари» он мог купить в кредит.

Алик взвесил все за и против. С выборами он поиздержался, но в его нынешнем положении он сумеет преодолеть финансовые трудности. Недаром же все так рвутся к власти.

Искушение было слишком велико. Алик почти физически чувствовал, что его с этой машиной связывают невидимые узы. Он поинтересовался, как скоро машину пригонят, если заказать. Ответ обескуражил. Оказалось, он мог взять эту самую «Феррари» прямо из салона хоть сейчас.

Дьявол умело расставлял сети. Теперь, когда Алик узнал, что может обладать предметом своей мечты, отказаться от этого было все равно, что согласиться ампутировать руку. Алик любовно провел ладонью по блестящему капоту. Машина была как живая.

Разум приводил робкие доводы, что нет повода для спешки, к тому же сегодня выдался и без того хлопотный день. Но душа отказывалась слушать. Как ребенок, вцепившийся в магазине в игрушку, Алик не мог выпустить ее из рук.

И он сломался.



Алик вернулся с пробежки и встал под струи горячего душа. Торжества по случаю его избрания отгремели. Впрочем, на банкетах он практически не пил. Ему была нужна трезвая голова не только потому, что предстояло осмотреться и многому научиться. Его волновало, что Силин вел себя так, будто между ними ничего не произошло.

В этом созыве Бульдог пошел на повышение и стал Председателем. Старые зубры понемногу пускали в свой круг молодых и инициативных, готовя смену, но не торопились передавать им власть.

Раз в неделю проходили общие заседания. Алик сидел на них, пропуская мимо ушей половину того, о чем там говорилось. Прошел почти месяц с того момента, как депутаты нового созыва приступили к работе. Бывшие оппоненты неоднократно встречались на людях, но никогда один на один. Алик ожидал, что Силин вызовет его на разговор, но тот никак не выделял своего недавнего дублера среди остальных депутатов. Игроки в покер позавидовали бы выдержке Ивана Силовича, зато Алик был не на шутку обеспокоен. Затишье – предвестник бури.

День ото дня нервозность возрастала, грозя перейти в фобию. Он прокручивал в голове предстоящую встречу и был на грани нервного срыва, когда его посетила неожиданная мысль: Силин не хочет афишировать историю их взаимоотношений. Бьют не за то, что пользуешься запрещенными методами, а за то, что поймали. Осознание этой простой истины принесло Алику облегчение.

То ли по иронии судьбы, то ли по точному расчету Силина именно тогда, когда беспокойство улеглось, произошла их первая встреча тет-а-тет.

Алик вышел из лифта и сразу же увидел Ивана Силовича. Тот по-хозяйски твердым шагом ступал по ковровой дорожке. Алик двинулся ему навстречу, мысленно плетя вокруг Силина паутину, чтобы направить разговор в нужную сторону.

– А ты, оказывается, шустрый малый.

Губы Силина растянулись в улыбке, а взгляд оставался суровым, как северное море в декабре. Казалось, каждая часть его лица жила сама по себе.

– Так сложились обстоятельства, – пожал плечами Алик.

– Обстоятельства, говоришь? Значит, жизнь удалась? Пересел на крутую тачку? Хорошо, когда твою кампанию оплачивают из чужого кармана.

– Деньги я отдам, – тотчас сказал Алик.

– Это само собой, – кивнул Силин. – Да ты расслабься. Мы ведь в одной команде.

Алик вздохнул с облегчением. Значит, все же прощен. Политика – странная игра, в которой особые правила: враги могут стать союзниками, а соратники продать, если цена устраивает. К этому нужно было привыкать.

Силин по-отечески похлопал Алика по плечу:

– Давай потолкуем по-дружески, как говорится, в неформальной обстановке. Решим все вопросы. Негоже работать бок о бок, держа камень за пазухой.

Алик не мог скрыть радости. Его худшие опасения не оправдались. Силин оказался разумным мужиком. Понимает, старый хрен, что лучше обрести союзника, чем врага. Все налаживалось.

– Как насчет того, чтобы прогуляться за город? По Новой Риге есть неплохой закрытый клуб: баня, приличный ресторан, – предложил Силин.

– С удовольствием. Когда? – спросил Алик.

– Зачем откладывать? Сегодня, часиков в семь. Семен за тобой заедет.

Вечером у Алика намечалось свидание со Светкой, но это могло подождать.

Салтыков прибыл точно в назначенное время. Он не обладал дипломатичностью хозяина и дружелюбия не проявлял. При встрече бросил на Алика угрюмый взгляд из-под бровей, но не проронил ни слова. Он умел скрывать свое настроение, и только покрасневшая до свекольного состояния физиономия выдавала едва сдерживаемый гнев.

Ехали молча. Алик подумал было навести рухнувшие мосты, такой союзник ему бы не помешал, но, с другой стороны, люди типа Салтыкова дипломатию воспринимают превратно. Любой шаг к примирению они считают слабостью, а со слабыми не церемонятся. Алик решил не тратить на Салтыкова силы. Тот был пешкой. Пешки в большой игре в счет не идут. А вот сам он вышел на другой уровень. И хранитель силинского тела должен понимать разницу.

Как только выехали за город, стало заметно прохладнее. Несмотря на то, что Москва была рядом, дышалось здесь легче. Скоро автомобиль свернул с трассы на неприметную дорогу. С двух сторон ее плотно обступал лес. Судя по идеальному покрытию, по ней не тракторы гоняли. Дорога заканчивалась тупиком с глухими металлическими воротами. Доступ в клуб был открыт только избранной публике. Из будки вышел охранник. Он поприветствовал Салтыкова и документов проверять не стал. Видимо, Силин со товарищи был здесь завсегдатаем. Ворота отползли в сторону, пропуская машину. Дорога снова запетляла меж деревьев. Неожиданно лес расступился. Посреди английского газона на берегу искусственного озера стоял настоящий замок. Перед ним важно расхаживали павлины, время от времени оглашая окрестности довольно мерзким пронзительным криком.

Салтыков припарковался, и они вышли. Алик глубоко вдохнул. Он уже забыл, как пахнет осень. Воздух был пропитан сладковато-терпкими ароматами. В бензиново-пыльном мареве города все запахи стирались. Алик направился к парадной лестнице, но его остановил окрик Салтыкова:

– Иди за мной.

Оставив дворец в стороне, силинский опричник направился по дорожке вглубь парка. В Алике шевельнулась тревога. Может быть, Силин не такой уж добрый дядюшка? Место элитное, но слишком закрытое. Здесь не докричишься, да и помощи ждать неоткуда.

– Куда идем? – спросил он, стараясь не выказывать волнения.

– Куда надо, – отрезал Салтыков.

В отличие от хозяина слуга не скрывал своей неприязни. Он не мог простить Алику, что тот обвел его вокруг пальца. Видно, не привык проигрывать. Но откровенная враждебность Салтыкова беспокоила Алика куда меньше, чем радушие Силина.

Вокруг все будто вымерло. Казалось, охранник на въезде единственная живая душа в этом затерянном мирке. Но ворота остались далеко. Алик попытался привести мысли в порядок. В конце концов, не убивать же его ведут. Вряд ли Силин на это решится, да и не та провинность, чтобы применять высшую меру. И тем не менее на душе было неспокойно. Только когда из-за берез показался сруб, в котором располагалась баня, Алик немного расслабился. Он был наслышан о том, что многие важные вопросы решаются не в кабинетах, а в парилке и за накрытым столом.

Силин был уже на месте. Обернутый в простыню, как римский патриций в тогу, он лениво покачивался в плетеном кресле перед камином. У стены на низком столике стояли закуски и запотевшая бутылка шведского «Абсолюта». Из скрытых динамиков доносился хрипловатый голос Шуфутинского.

Силин жестом пригласил бывшего дублера занять соседнее кресло. Перед Аликом встала непростая задачка. Если сесть бочком, на краешек – значит, с самого начала признать свое приниженное положение, потом подняться с колен будет гораздо труднее. Развалишься, удобно откинувшись на спинку, Силин сочтет это чрезмерным хамством, а злить его сейчас не стоило. Алик выбрал третий вариант. Сделав вид, что его заинтересовала висевшая на стене волчья шкура, он подошел к ней, а потом обернулся и сказал:

– Неплохое местечко.

– Тихое, – кивнул Силин.

В душе Алика снова проснулась тревога. Он не хотел тянуть с разговором, поэтому предпочел сразу перейти к делу:

– Я отдам деньги в течение…

Силин перебил его:

– Отдыхай. Всему свое время. Попаримся, решим, как жить дальше. Нам ведь с тобой еще предстоит многое сделать.

Он поднялся и подошел к столу с деликатесами и водкой.

– Ну давай. Для разгона, – Бульдог одарил гостя лучезарной улыбкой, отработанной за многие годы депутатства.

Пить перед парилкой было чистым безумием, но отказаться значило проявить неуважение, а осложнять и без того непростые отношения не хотелось.

Заметив на лице Алика смятение, Силин рассмеялся:

– Квасу дернуть перед парилочкой самое оно. Здоровье надо блюсти и с молоду, и постару А ты что подумал?

Они выпили по кружке холодного сладковатого кваса.

– Неплохо бы заморить червячка. Сема, ты как?

– Я потом, – отказался Салтыков.

– Потом само собой. Сейчас – это баловство, для затравки. А то на голодный желудок и пар не в пар.

Алику кусок не лез в горло. Он ожидал, когда Силин начнет разговор, но тот как будто и не думал о делах. Старый депутат откровенно наслаждался закусками, делая вид, что не замечает нервозности гостя. Наконец он насытился и предложил:

– Вот теперь можно попариться.

В парилку зашли втроем. Пахло хвоей и распаренными вениками.

– Ложись на скамейку, Сема тебя разомнет.

Салтыков взял веник. Его иезуитская ухмылка навеяла Алику мысли о палаче, который примеряется кнутом к жертве. Удар березовыми ветками и впрямь был ощутимым. Алик невольно ойкнул, но он волновался напрасно. Салтыков оказался умелым банщиком. Он мелко и почти нежно обрабатывал спину Алика веничком, а потом неожиданно снова нанес довольно болезненный удар. Алик крякнул.

– Что, хорошо? – спросил Силин. – Сема свое дело знает. Я с ним и банщика не беру. Да ты расслабься. Ошибки у всех бывают. Важно их вовремя исправить.

Его отеческий тон подействовал на Алика умиротворяюще. Под умелыми руками Салтыкова усталость и напряжение последних дней исчезали, уступая место спокойствию и блаженству. Алик разомлел.

Напарившись вдосталь, троица вывалилась из парной во дворик, со всех сторон огороженный высоким частоколом. Посреди зеленой травки голубым лоскутом лежал бассейн.

Силин скинул простынь и плюхнулся в воду, как толстый тюлень, прямо с бортика. Алик последовал за ним. Только Салтыков медленно и чинно спустился по лестнице.

Некоторое время они плавали, отфыркиваясь и наслаждаясь прохладной водой. Неожиданно Силин спросил:

– Значит, любишь крутые тачки?

Алик меньше всего ожидал, что сейчас начнется серьезный разговор, поэтому вопрос застал его врасплох. Силин покачал головой.

– Ну кто ж в кредит покупает? В долги влезать нехорошо. Но это по молодости. Жизнь отучит.

Дружеский тон снова успокоил Алика. То, что Силин играл с ним, как кошка с мышкой, было неплохим знаком. Значит, гнев уже поослаб и можно особо не опасаться.

Алика не слишком удивило, что оппонент в курсе всех его дел. Даже насчет кредита разнюхал. После того, что случилось, доверия Бульдога не вернуть. Впрочем, было ли оно, доверие? Кому доверяют, к тому соглядатаев не приставляют. А чего не было, того и не потерять. Просто надо привыкнуть к тому, что в этих кругах следует держать ухо востро.

– Не беспокойтесь. Кредит не повлияет на выплату долга, – пообещал Алик.

– Да я не из нервных. А вот тебе стоило бы призадуматься.

Эти слова как будто послужили командой для верного пса. Тот железной лапищей схватил Алика за шею и окунул в воду. От неожиданности Алик едва не захлебнулся. Он забился, пытаясь высвободиться. «Неужели конец?» – лихорадочно пронеслось в голове. По трезвому размышлению он бы подумал, что это не самый лучший способ избавиться от врага, но трудно мыслить логически, когда тело агонизирует.

Наконец Салтыков ослабил хватку. Алик вынырнул на поверхность, со всхлипом глотнув воздуха.

– Не трепыхайся. Здесь тебя никто не услышит, – буркнул молчун Салтыков.

– Ты что же себе позволяешь, щенок? Быстро ты освоился. Срубил деньжат на предвыборную кампанию, купил крутую тачку за мои кровные и думаешь, ты теперь неприкосновенный? – почти ласково проговорил Силин.

– Вы меня убьете? – на выдохе спросил Алик.

– Детективов начитался? Кто ты такой, мозгляк, чтобы об тебя пачкаться? Нет, я тебя поучу уважению к старшим, а то больно ты самостоятельный. Начинают не с этого. Сильно строптивых власть не любит. Сначала присмотрись, под другими походи, покланяйся, а уж потом норов выказывай. Согласен?

– Согласен, – успел произнести Алик, прежде чем Салтыков снова утопил его.

На этот раз Алику удалось вдохнуть воздуха. Он был не из слабаков и в армии ни под кого не прогибался, но Салтыков, несмотря на возраст, обладал недюжинной силой. Алик бился что есть мочи, но с каждым движением слабел от недостатка кислорода. Наконец сознание отключилось полностью.

Очнувшись, он увидел над собой склонившегося Салтыкова.

– Очухался. Идти можешь?

Не дожидаясь ответа, Салтыков поднял Алика на ноги, закутал в простыню, притащил в избу и, не особо церемонясь, толкнул в кресло-качалку Алика трясло. По знаку хозяина Салтыков влил ему в рот стопку водки. Алик поперхнулся и проглотил почти машинально. Жидкость обожгла горло и растеклась теплом по всему телу, но опьянения Алик не почувствовал.

– Вот теперь и поговорим, – с наигранной отеческой заботой произнес Силин.

– Я все верну, – как заклинание повторил Алик.

– Само собой, – кивнул Силин. – Ты везунчик. Ты даже не представляешь, как легко отделался. Хлебнул водички, зато руки-ноги целы. За это ты должен меня пожизненно благодарить.

Силин покровительственно похлопал Алика по щеке.

Алик пытался собраться с мыслями. Вот тебе и власть. Его могли утопить, как новорожденного котенка. Против грубой физической силы гипноз – все равно что картонная сабелька против автомата. Что и говорить, трудно сосредоточиться, когда тебя бьют дубиной по башке.

Силин будто прочитал его мысли и язвительно произнес:

– Не знаю, как ты заставляешь людей плясать под твою дудку, только крепко запомни: со мной эти шуточки больше не пройдут. Если я хоть намеком почую, что ты вновь принялся за свои фокусы, можешь покупать костыли. Я понятно выражаюсь?

Алик кивнул.

– Вот и славно. А если ты такой понятливый, урок первый: не выставляйся. Не успел вступить в должность, как уже на «Феррари» катаешься. Это ты зря. Хочешь продвинуться, веди себя как можно тише. Ясно?

Алик снова кивнул.

– Тогда про «Феррари» пока забудь. У тебя неделя, чтобы пересесть на тачку поскромнее. Времени достаточно. Мы же не звери. Машинку перепишешь, на кого скажу.

Удар был точным. Для Алика машина значила больше, чем средство передвижения. Ему было бы легче расстаться с любой из его пассий, но выбора не было. Утешало то, что на нынешней должности он скоро сумеет купить новое авто.

– И еще у тебя, кажется, был бизнес?

– Магазин на строительном рынке, – уточнил Алик.

– Не густо, но какая-никакая компенсация за твои выкрутасы.

– Вы не можете… – начал было Алик, но Силин перебил его:

– Это ты не можешь. А я могу все. Документы уже готовы. Осталось поставить твою подпись. И не думай создавать мне сложности. Я с тобой по-отечески мягок. У тебя ведь есть квартира. Опять же, зарплата теперь не маленькая. Кстати, учти, все твои финансы будут проходить через меня.

– Это невозможно, – вырвалось у Алика.

– Все возможно. Я знаю все ходы и выходы, а ты пока еще ученик, усек? Вот когда научишься уважению, тогда вожжи отпущу. Должок ты мне отдашь с процентами. И запомни: я с тебя глаз не спущу. Если задумаешь провернуть какое-нибудь дельце без меня, руки-ноги вырву. Я достаточно ясно выразился?

Вопрос был риторический и ответа не требовал.

– Что ж, молчание – знак согласия, – заключил Силин. – Думаю, мы сработаемся. Мы ведь теперь в одной команде.

Все, что так хорошо начиналось, рухнуло. Алик не сомневался, что Силин сумеет его достать. Он варился в этом котле много лет, а Алику только предстояло окунуться туда. Впрочем, Силин обещал в будущем дать ему свободу, но как долго он продержит его на коротком поводке?

Власть неизбежно должна была привести к деньгам. Почему же план дал сбой? Алик вспомнил майскую встречу на водохранилище. Или девчушка была права и, по условиям игры, полагалось иметь что-то одно? В таком случае самым умным оказался Борька. Бабло всегда применение найдет. Это с властью намыкаешься, не зная, куда ее приткнуть. По-любому выходило, что с властью он сильно прогадал.





Глава 20




После разговора Силин предложил скрепить договор о дальнейшем сотрудничестве обильным ужином, но Алику кусок не лез в горло. В город он вернулся голодным и трезвым и только тогда понял, что впервые в жизни ему хочется напиться до положения риз, до забытья. Он зашел в круглосуточный магазин, купил бутылку водки, нарезку ветчины и банку маринованных огурцов.

Пить дома в одиночестве не хотелось. К тому же его тянуло к «Феррари», как тянет к любимой женщине перед разлукой. Оставались последние деньки, чтобы насладиться обладанием вожделенной машиной. Впрочем, по документам она ему уже не принадлежала.

До мастерской Гришиного отца, где он оставил автомобиль, было рукой подать. По пути Алик набрал номер Гриши.

– Гришаня, я в гараж иду. Подгребай, – предложил он и только тут сообразил, что на часах без четверти час, не самое лучшее время для встречи.

Гриша ни о чем не спросил, на то он и Гриша. Он был лучшим слушателем в мире. Не осуждал и не задавал лишних вопросов. Скоро друзья вдвоем сидели в застекленном закутке, служившем офисом при мастерской.

Алик разлил водку по пластиковым стаканчикам. Гриша был озадачен. На Алика с его приверженностью к здоровому образу жизни это было непохоже. Видно, стряслось что-то серьезное. Алик не стал бы вытаскивать его ночью по пустякам. Он с детства был самым самостоятельным из них и никому не плакался в жилетку.

– Ну что, помянем мою красотку?

Алик с нежностью посмотрел через стекло на «Феррари».

– В каком смысле? – не понял Гриша.

– Расстаюсь я с ней, – Алик разом опрокинул стопку.

Ему хотелось излить кому-то душу, а Гриша как нельзя лучше подходил на роль исповедника. Алик продолжал:

– Силин забирает в уплату за так называемую предвыборную кампанию. Как будто ее можно было выиграть на те гроши, которые он ссудил. Жлоб.

– Не стоит отчаиваться. Зато закроешь этот вопрос и будешь жить спокойно. Это не последняя машина в твоей жизни. Купишь новую.

– У меня за эту еще кредит не выплачен. Вот такая невеселая история.

– Все равно это не повод убиваться. «Феррари» не для московских пробок, да и по нашим дорогам не особо разгонишься. Возьмешь что-нибудь попроще.

– Гришаня, ты ничего не понимаешь. Машина – это как любовь. Увидел, крышу снесло и ради нее ты готов на все.

– Сравнил тоже. Любовь и машину.

– Каждому свое. Кому девушки, а кому автомобили, – развел руками Алик и, не закусывая, выпил еще стопку.

– Тебе грех жаловаться. У тебя девушек больше, чем у олигарха автомобилей.

– Это не в счет. Лучших девушек уже разобрали. Не довольствоваться же вторым сортом, тем более если ты царь.

– Ты про Ингу, что ли? – догадался Гриша.

– А про кого же? Лопухнулись мы с тобой, Гриша. Ты у нас, как аскет тибетский, ничего не попросил, а я выпросил, да не то. Самым умным среди нас оказался Борька. Что и говорить, кругом в выигрыше. Одним словом, король: и бабки, и лучшая девушка в мире.

– Зато ты теперь важная персона – депутат.

– В задницу это депутатство. Вот ты ко мне в помощники не пошел и правильно сделал. Ты не представляешь, чем приходится заниматься! Дальнобойщики стоянку устроили по своему почину. Ночлег. А подъезды ближних домов облюбовали в качестве уборных. И я должен разбираться с сортирным вопросом. А вопросов во! – Алик провел рукой над головой. – Выше крыши. Захлебнуться можно. Приемные дни и в Думе, и в округе. Выезды на места. После встречи депутатский запрос пиши. Заседалово каждую неделю. Три комиссии. Сдались мне эти наказы!

– У тебя же шесть помощников, – напомнил Гриша.

– Это еще одна головная боль. Они ж все идейные. Когда на штурм идешь – это на руку. А теперь у них зуд воплощать идеи в жизнь. Воронин уже болванку законопроекта накропал про трудоустройство студентов. А мне, как ты понимаешь, все эти мальчики и девочки пофигу. Умеешь – устроишься, а не умеешь – гуляй по холодку. Почему я должен этим заниматься?

– Ты ведь сам выбрал власть.

– Выбрал, – кивнул Алик. – И лажанулся. Дар дается для того, чтобы наслаждаться, а не ярмо тянуть.

Бутылка стремительно пустела, хотя Гриша не пил.

– Может, тебе хватит? – намекнул он, но Алик помотал головой:

– Просто слушай и не перебивай. Знаешь, чего бы я хотел? Стать гонщиком. Формула один. Скорость. Азарт. Адреналин. Там гипноз не требуется. Там другие качества ценятся.

Алик снова с тоской посмотрел на уже не принадлежавшую ему «Феррари» и провозгласил:

– Миром правит бабло, а власть – пшик.

– Вроде депутаты не бедствуют, – вставил Гриша.

– Ту хум хау – Алик воздел кверху указательный палец, – что в переводе означает: кому как. Либо власть, либо бабки – вот такая получается игра. Я тебе больше скажу – нас трое идиотов. Валерка тоже лажанулся.

– Почему? Он стал знаменитостью, как и хотел.

– Ага. Плакаты по всему городу, глянцевые журналы. Его физия так растиражирована, что только из унитаза не смотрит. А на кой ему все это?

– Не знаю, – пожал плечами Гриша.

– Вот и я не знаю. В него повально все девки влюблены. Даже в Думе, как узнают, что он мой друг, прохода не дают. Каждой охота познакомиться. И так вся страна. Прикинь, все бабы его, а Валерке они нужны, как дихлофос таракану. Вот такая ирония.

– Зато он съехал от матери и наконец вздохнул свободно.

– Это потому что появились бабки. Как ни крути, все сводится к одному.

– Не всегда, – возразил Гриша.

– Гришаня, альтруист ты наш. Я и забыл, что тебе ничего не надо. Но ты один такой. Другим нужен презренный металл.

– Не только. По-моему, Валерке нравится на телевидении. Во всяком случае, в салон он с такой радостью не бежал.

Алик вылил в пластиковый стаканчик остатки водки и подняв стопку, произнес:

– Значит, у нас двое счастливчиков. Как говорится, пятьдесят на пятьдесят.





Глава 21




В трудные времена коммуналка Бориса послужила Алику приютом, но после выборов он ни разу туда не заезжал. Часть вещей так и лежала у Борьки. Забрать их было недосуг. Каждый раз Алик откладывал это на потом, но сейчас нужно было отвлечься и занять себя чем-то за стенами Думы, на некоторое время забыть о законопроектах, запросах и наказах. Мелкие хозяйственные заботы как нельзя лучше подходили для этого. В умной книжке он прочитал, что нужно представить, что все дела, которые висят как вериги – это лягушки и задаться целью в день «съедать» хотя бы по одной. Визит в коммуналку за вещами стоял в числе первых пунктов.

Квартира пустовала. Борька жил у Инги, а соседи были на работе. У Алика возникло чувство, что в тот момент, когда предвыборный штаб съехал отсюда, время остановилось. На спинке стула по-прежнему висела его ветровка, а на журнальном столике лежали раскинутые веером рекламные буклеты. На подоконнике тосковали немытые чашки и открытая банка растворимого кофе.

Он вспомнил, как они с ребятами сидели здесь, строили планы, спорили, волновались. Только теперь Алик понял, как был счастлив тогда. В пылу азарта он забыл про висящий над ним дамоклов меч. Адреналин бродил в крови, вызывая состояние близкое к опьянению. Правду говорят, что дорога к цели гораздо интереснее, чем сама цель.

Алику захотелось ненадолго задержаться. Он пошел на кухню и поставил чайник, старый, со свистком. Ни у кого из его знакомых уже не было такого раритета. Борька пользовался им вместе с соседями. Надо сказать, по части устройства быта он был абсолютно не приспособлен. Его счастье, что Инга взвалила все заботы на себя.

Алик взял с подоконника банку с остатками кофе. Дверной замок щелкнул. Что-то рано соседи вернулись.

Алик выглянул в прихожую и увидел Ингу.

– Привет. А ты как здесь? – она удивленно подняла брови.

– За вещами зашел. До этого как-то некогда было. А ты? Без Борьки?

– Классик трудится. А я была в этих краях и заехала по пути забрать счета. Он ведь не от мира сего и не вспомнит, что за квартиру надо платить.

Алик улыбнулся: сам он только что об этом думал.

– Собрался кофе пить? – спросила Инга.

– Да, знаешь ли, ностальгия по бурным денькам. Присоединишься?

– С удовольствием. Я с утра в бегах. Чашка кофе будет очень кстати. Садись, я налью.

Она открыла шкафчик.

– Ух ты! Я думала, у Борьки кроме паутины ничего не водится, а тут довольно приличные запасы.

– Олюня постаралась. Моя помощница. Мы же тут дневали и ночевали.

– Все время забываю, что ты у нас теперь господин депутат. Сколько у тебя помощников?

– Шесть.

– Ничего себе! А ты важная шишка.

– Все весьма относительно.

Алик смотрел, как споро Инга сервирует стол. Даже самые обыденные вещи она делала с потрясающей грациозностью. Как хорошо было бы возвращаться домой и вот так, по-семейному, садиться с ней за стол. Почему Борьке досталось такое сокровище? Он ведь недотепа, неудачник по жизни. Деньги в его руках не задержатся. Оглянуться не успеет, как спустит свой миллион. Почему Инга выбрала его? Причем не сейчас, когда любая девица побежит за ним собачонкой, а тогда, когда он сидел на мели и стрелял сотенные до получки. От размышлений Алика отвлек голос Инги.

– …Я тобой восхищаюсь. Я думала, эту стену не пробить, особенно после всей бучи с подтасовками и подложными бюллетенями. Но, кажется, я начинаю верить в честность выборов. Я всегда знала, что ты многого добьешься, но такой взлет!

Оценка поразила Алика. Он и не предполагал, что Инга о нем столь высокого мнения. Эх, если бы она стояла за его спиной, он бы совершил невозможное. Прошел бы по головам соперников к самой вершине.

– А как теперь твой бизнес? – спросила девушка.

Вопрос вернул Алика с небес на землю. Скрыть? Сделать вид, что все прекрасно? Состроить хорошую мину при плохой игре? Впрочем, перед Ингой можно не выделываться. Она не из тех, кто млеет перед сильными мира сего и сторонится неудачников. Борька наглядная тому иллюстрация. Алик сказал:

– Нет у меня теперь бизнеса.

– Трудно совмещать? Решил полностью посвятить себя политике?

Это звучало как насмешка. Все вокруг думали, что он вытянул козырного туза, а у него расклад довольно гнусный.

При всем обаянии и уме Инга была невероятно наивна. Бизнесом заниматься гораздо легче, когда находишься в курсе событий, сам утверждаешь законы и постановления и, соответственно, можешь все спланировать заранее.

– Политика – это грязная работа. Откровенно говоря, я не уверен, что выиграл, – неожиданно для себя признался он.

– Что-то случилось?

Искреннее беспокойство в ее голосе развязало ему язык. Они были знакомы уже лет пять, но впервые беседовали вот так, по душам. Алику хотелось, чтобы это длилось вечно. Его потянуло поделиться своими бедами и сомнениями, сбросить с себя этот груз хотя бы ненадолго.

– Случилось многое. На меня решили надеть упряжку. Не всем нравятся слишком инициативные. Для начала отобрали бизнес и машину.

– Почему?

– Не почему, а за что. За то, что я обошел соперников.

– Все так серьезно?

– Нет, я еще легко отделался. Жив и здоров, как видишь.

– Алик, а как же депутатская неприкосновенность?

– Это не для всех. Кое-кому я как кость в горле.

– Я и не предполагала, что у тебя такие проблемы. Понимаю, что это звучит банально, но мне правда очень жаль. Может быть, тебе стоит быть осторожнее и не лезть на рожон?

Инга накрыла его руку своей. Он смаковал прикосновение бледно-розовой раковины ее ладони. Этот целомудренный жест завел его. Желание, которое таилось где-то внизу живота, проснулось и настойчиво заявило о себе.

«Не возжелай жены ближнего своего…» – пронеслось в голове, но плоть не покорялась доводам разума. Повинуясь природному зову, Алик мысленно оплел Ингу паутиной. Это получилось само собой, помимо его воли, как слюноотделение у подопытных собак Павлова.

Инга слегка сжала его руку, совсем чуть-чуть, но этого было достаточно, чтобы Алика бросило в жар. Он впервые осознал, что его власть над людьми простирается куда дальше завоевания сторонников при помощи страстных речей. Он почувствовал, что может покорить Ингу, влюбить ее в себя. Все, что было недостижимым, вдруг стало возможным, если бы не…

Они дружили с Борькой со школы. Да, тот был недотепой. Король, блин. Скорее, калиф на час. Они же разведутся. Козе понятно, что Инге нужен совсем другой муж, но все же Алик не мог поступить по-свински по отношению к школьному другу.

Он тряхнул головой и усилием воли разрушил наваждение. Невидимая сеть опала. Инга убрала руку. Однако усмирить вожделение оказалось гораздо труднее. Точно голодный дракон, оно настойчиво заявляло о себе.

«Впору идти в уборную и мастурбировать, как пацан», – подумал Алик. С чаепитием нужно было заканчивать – пожалеть бедную простату. Притвориться, что забыл о важной встрече, извиниться и уйти. Чтобы справиться с пульсирующим желанием, он представил тушку задавленного кота с разбросанными по шоссе внутренностями. Отпустило.

– Тебе покрепче? – спросила Инга, зачерпывая кофе из банки.

«Не возжелай жены…» До сего момента Алик даже не догадывался, что слово «покрепче» так напитано эротикой. Стоило Алику ослабить хватку, как вожделение снова властно заявило о себе. Нырнув в кладовые памяти, он извлек оттуда пацаненка с дохлой крысой во рту на картине необузданного испанца. Полегчало.

– По-моему, Дали был полным психом, – произнес он невпопад.

– Чего это ты вспомнил Дали? – удивилась Инга.

– Да так. Знаешь, в Испании все покупают его альбомы. Я тоже чуть не повелся, а потом посмотрел: мама дорогая! Какая-то расчлененка, тухлятина, слоны-мутанты. Ты можешь презирать мой плебейский вкус, но, по-моему, у мужика крышу снесло круто.

Алик чувствовал, что разговор об искусстве благотворно действует на его организм.

Инга рассмеялась:

– Представь себе, я тоже не купила альбом Дали. Не хочется иметь подобное дома. Хотя у него есть очень интересные работы, особенно те, где не сразу видишь суть. Они просто зачаровывают. Я провела в музее в Фигерасе целый день. А тебе не понравилось?

– Почему? Впечатляет. Особенно сокровищница. Красивые вещи.

– Я не об эстетике. Ты не почувствовал, что там возникает некая магическая власть художника над зрителем?

«Что ты знаешь о власти, девочка?» – усмехнулся про себя Алик.

Цепкие нити невидимой паутины вновь потянулись к Инге. Алик всегда хотел ее, с того самого момента, когда увидел впервые. Занимаясь сексом с другими женщинами, он часто представлял рядом с собой Ингу, но при встречах с ней ему удавалось без особого труда обуздать свое желание. Он запер его на замок, повесил табличку «табу» и выбросил ключ. Однако сегодняшнее легкое рукопожатие все изменило. Сдерживать вожделение куда труднее, когда понимаешь, что ты сам лишаешь себя главной награды жизни.

«Не возжелай…»

Психологи утверждают, что подсознание не воспринимает отрицательную частицу «не».

Не отдавая себе отчета в том, что делает, Алик принялся оплетать Ингу своими чарами. Он представил, как она прижимается к нему. Податливое, гибкое тело под мягкой тканью платья. Картина была настолько яркой, что Алика обдало жаром. Он поднялся из-за стола. Инга встала и сделала робкий шаг навстречу. В этот момент Алик окончательно утратил контроль над собой. Страсть захватила его, словно капкан, доводя до умопомрачения, до безрассудства.

Он протянул руку. Воображаемое и реальное сплелись в единый клубок. Инга не носила лифчика. Упругая грудь спелым плодом легла ему в ладонь. Он бережно сдавил ее. По телу Инги волной пробежала дрожь. Мысли о морали, если таковые и были, разлетелись под напором его страсти, точно стайка испуганных воробьев. Он притянул Ингу к себе и окончательно обезумел от ее близости, от запаха ее тела.

Его руки скользнули ей под юбку и легкими крыльями взлетели до упругих ягодиц. Алик стиснул их и прижал Ингу к себе так, чтобы она ощутила его желание. Инга застонала.

Не в силах больше сдерживаться, Алик рывком расстегнул молнию на брюках. Кровь пульсировала, вожделение требовало выхода. К дьяволу предварительные ласки, все это будет, но потом, когда они остынут от первой страсти. А сейчас он желал ее, а она его. Времени и сил на то, чтобы раздеться не было. Он сдернул ее трусики и вошел. Бурлившая в нем страсть тотчас выплеснулась наружу. Все кончилось до неловкости быстро. Тело еще содрогалось в сладком пароксизме, а мозг уже сверлила гаденькая мыслишка: опозорился, как подросток, впервые познавший женщину. Острое наслаждение смешалось с такой же острой досадой. Любовный акт завершился, практически не начавшись.

Наваждение прошло, как шторм, оставив после себя мусор неловкости и разочарования.

Алика жег позор. Он гордился тем, что мог часами сдерживать себя в наслаждении, медленно доводя партнерш до исступления, приближаясь к финальному взрыву. Секс был для него тем видом спорта, в котором он давно уже завоевал титул чемпиона. Надо же было облажаться с единственной женщиной, которая его по-настоящему волновала. Такого жгучего стыда он не испытывал даже когда в двенадцать лет деревенские девахи, жившие по соседству с бабушкой, застукали его за сараем, где он старательно натирал свою письку. Вдобавок к конфузу свербела мысль о Борьке. Чувство вины добавляло лишнюю ложку дегтя в уже переполненную дерьмом бочку.

Не поднимая глаз на Ингу, Алик натянул упавшие брюки.

Этот обыденный жест вернул Ингу к реальности. Она точно очнулась от забытья. Ее трусики болтались на щиколотках. По бедрам стекала липкая жидкость. Рядом Алик деловито застегивал ширинку.

У Инги перехватило в груди. Что же она наделала?! Она предала Борю. Как она могла такое допустить? Она чувствовала себя грязной и обесчещенной. Она не винила Алика. Он же ее не изнасиловал. Значит, она сама повела себя словно распутная девка. Хуже всего, что она не понимала, как это случилось, будто затмение нашло, но это не снимало с нее вины. Ее тошнило. Хотелось встать под душ и смыть с себя мужское семя. Но как смыть грязь с души? Она изменила Боре, как дешевая шлюха. И с кем? С его другом! Что она скажет Боре?

Алик будто прочитал ее мысли:

– Думаю, нам не стоит посвящать Борьку в этот эпизод. Так будет лучше для всех.

Он по-прежнему избегал ее взгляда.

– Что же мы наделали? – прошептала Инга.

Она брезгливо перешагнула через оскверненные трусики. Этот жест снова вызвал в Алике приступ желания, как будто три минуты назад он не истек семенем. Он шагнул к ней. Инга безотчетно отшатнулась. Это напомнило ему о пережитом позоре. Желание тотчас съежилось.

Внезапно Алика охватила злость на Ингу. Смотрит своими невинными глазами и разыгрывает динамо: поди сюда – не дам. А ведь все случилось из-за нее. Эта ведьма навела на него порчу. Он мог любую фригидную телку довести до экстаза, а тут вдруг стек, как школьник при виде порнушки. Она первая начала с ним игру в «невинные» прикосновения.

Он был так взвинчен, что почти поверил в то, что инициатива исходила от нее.

– Ты сама виновата. Ты хотела этого не меньше, чем я. Если женщина готова к сексу, то у мужика срывает башку. Я же живой человек.

Инга заплакала. Даже слезы не уродовали ее. Лицо было по-прежнему прекрасным.

– Прости. Я сама не понимаю, как это произошло. Я не знаю, как с этим жить.

– Молча, – отрезал он. – Думаешь, кому-то станет легче, если ты доложишь об этом Борьке? Все только запутается. Просто забудь.

Инга помотала головой:

– Я не смогу.

– А мне, по-твоему, легко? Да, мужики часто думают головкой, а не головой. Ты не маленькая, должна понимать, что от твоих жестов и взглядов и у импотента без виагры встанет. Я тебя не виню. Может, тебе подсознательно хотелось разнообразия. Что случилось, того не изменить. Борьке об этом знать незачем. Для всеобщего блага.

– Наверное, ты прав, – кивнула Инга.

Она ненадолго скрылась в ванной, а потом подхватила сумочку и вышла из комнаты. Стукнула входная дверь. В квартире все стихло.

Алик поднял с пола кружевные трусики и сжал их в кулаке. Они еще хранили ее запах.

– Ведьма, – буркнул он, снова переживая сцену своего позора.

Зазвонил мобильник. На дисплее высветился номер Светки.

«Очень кстати, – подумал Алик. – Затрахаю до смерти, и никакой рефлексии».





Глава 22




Бориса дома не было. Хорошо, что он поехал к родителям. Инга помыслить не могла, чтобы предстать перед ним в таком унизительном состоянии. Если бы она относилась к случайным связям легко, как многие девчонки, все было бы проще, но родители воспитали ее в строгости. Даже учась в университете, к десяти она обязательно возвращалась домой. Никаких походов с ночевкой и поездок на выходные на чью-нибудь дачу. Порой Инга взбрыкивала, доказывая, что она уже достаточно взрослая, но родителей было не переубедить. Она никогда не задумывалась, что причиной их строгости была ее редкостная красота.

Борис был ее первым и единственным мужчиной. Ни мама, ни отец не одобряли этой связи. Инга не стала скрывать их отношений, и разразился жуткий скандал. Мама произнесла многословную тираду на тему: нельзя размениваться по мелочам. Отец, как всегда, проявил супружескую солидарность. Инга не помнила случая, когда бы они разошлись во мнениях. В тот раз Инга впервые пошла на открытую конфронтацию. Она обозвала родителей старомодными, на что мама заявила, что в любви важно сохранить себя для того единственного, с кем пойдешь по жизни.

«Он и есть тот единственный!» – заявила Инга и ушла, хлопнув дверью. Тогда она была уверена, что будет хранить верность Борису до гробовой доски. Она любила его. У нее и в мыслях не было ему изменять, тем более с Аликом, которого она знала почти так же долго, как Борю. Что же произошло? Как она могла так опуститься? Неужели она так мало знает саму себя?

Сбросив туфли, Инга прямиком направилась в ванную. Хотелось соскоблить с себя всю грязь. Новое платье полетело в бельевую корзину. После стирки его нужно будет отдать. Инга знала, что уже никогда не сможет его надеть.

Она встала под душ и включила самую горячую воду, какую можно было терпеть. Струи упруго ударили по телу. Инга намылила жесткую мочалку и принялась с остервенением отмывать следы своего падения и позора. Кожа покраснела, а она все терла и терла, как будто это могло очистить ее от скверны и уничтожить все, что произошло. Но никакими гелями не отмыть душу и не прополоскать совесть. Ощущения чистоты не появилось, даже когда полчаса спустя Инга вышла из ванной. Ей казалось, что плотский запах спермы будет преследовать ее всю жизнь.

На сердце было все также скверно. Вспомнились слова однокурсницы: «И для кого ты себя бережешь? Жить надо легко. Вагина – не мыло, не смылится». Лучше бы смылилась, – с горечью подумала Инга.

Она прошла на кухню и, проигнорировав кофемашину заварила кофе старым дедовским способом, в медной турке.

Все это время она размышляла о Борисе. Как ему признаться? Ведь он верит ей. Возможно, Алик прав: не стоит будить спящую собаку и рассказывать Боре обо всем, что произошло, ведь это история без продолжения. Сама мысль о том, чтобы снова встретиться с Аликом вызывала у Инги отвращение. Она вычеркнула его из своей жизни.

Но разве это поможет забыть? Говорят, время лечит. Может быть, когда-нибудь постыдный случай померкнет в ее памяти. Так не лучше ли оставить все в прошлом? Тайна не вылезет наружу, потому что Алик тоже будет молчать.

Но с другой стороны, любовь и ложь – вещи несовместимые. Как она сможет смотреть Боре в глаза, говорить слова признания и при этом не сгореть со стыда от собственной фальши и лживости? Она ненавидела двойные стандарты, так неужели и сама научится жить под маской? Нельзя начинать жизнь со лжи. Боря ведь любит, значит, простит. Инга хотела, чтобы между ними все было честно. И чисто. Но теперь этому уже не бывать. Что же делать? Промолчать и жить с грузом вины, или же все рассказать?

Она в сотый раз задавала себе этот вопрос. Здравый смысл советовал похоронить неприятный эпизод и относиться к нему, как к кошмарному сну, который с наступлением утра развеется. Но душа не хотела лгать и изворачиваться.

Как только Борис вернулся, он сразу же понял: случилось что-то ужасное. Инга, его вдохновительница и источник бодрости, безучастно сидела на диване, обхватив колени.

– Детка, что произошло? – обеспокоенно спросил он.

В его голосе было столько заботы и участия, что Инге стало совсем тошно. До сих пор глаза ее были сухими, но тут словно последняя капля переполнила чашу страдания. Слезы бесконтрольно потекли по щекам.

Вот он момент истины. Самый трудный барьер, который надо преодолеть, чтобы жить дальше. Слова комом застряли в горле.

Борис присел рядом и обнял ее. Она уткнулась ему в плечо и заплакала навзрыд. Он гладил ее по голове, как ребенка.

– Успокойся. Скажи, что тебя так огорчило. Что бы ни случилось, вместе мы найдем выход.

Фразы утешения не приносили облегчения. Напротив, Инга еще сильнее ощутила глубину своего падения. Какой же дешевкой нужно быть, чтобы изменить любимому человеку?! Наконец слезы иссякли. Инга, запинаясь, произнесла:

– Я не знаю, как тебе сказать. Все слова прозвучат неправильно.

– Ну, со словами я как-нибудь разберусь. Это ведь моя профессия, – ободряюще улыбнулся Борис.

– Я тебе изменила, – едва слышно прошептала Инга.

Оказалось, что некоторые фразы даже профессионалов вгоняют в ступор. Борис не нашелся что сказать. Потрясение было настолько сильным, что в первый момент он даже не почувствовал боли. Голова вдруг сделалась пустой. В ней метались лишь обрывки незначительных мыслишек, как мусор, гонимый ветром на опустевшем стадионе после рок-концерта.

Вот миг, которого он панически боялся. Инга поняла, что он бездарь, и нашла себе другого, более талантливого и достойного.

– Вы вместе работаете? – наконец сумел выдавить Борис. Первый шок прошел, и на него обрушился камнепад неразрешимых вопросов. Что делать? Броситься на колени? Умолять, чтобы она не уходила? Выть, метаться, кусать локти? Целовать землю, по которой она ходит? Он готов был на все, лишь бы Инга осталась с ним.

«Я все прощу. Я напишу роман, которым ты сможешь гордиться. Я стану тем, кем ты хочешь, только не уходи», – рвалось с языка, но он не успел озвучить свои мысли. Следующее признание выбило из него дух не хуже, чем разряд электрошокера.

– Это Алик.

– Кто?!

– Боря, я сама не знаю, как так получилось. Я люблю тебя. Только тебя. Ты можешь мне не верить, но я не лгу.

Борис едва не задохнулся. Горло сдавило спазмом, словно на него накинули удавку. Алик, лукавый друг. Харизма ему в рыло. Мало ему студенток и рыночных девок. Жар-птицу захотелось. Тишком. За спиной.

– Я убью эту скотину! – в сердцах воскликнул Борис.

Ярость, бурлившая внутри, требовала выхода. Он вскочил и с размаху пнул ни в чем не повинное кресло. Боль заставила его согнуться и схватиться за ушибленную ступню.

– Боря, милый, не надо, – взмолилась Инга.

– Я достану этого ублюдка! Я расквашу его наглую физиономию, – корчась от боли, промычал Борис.

– Не глупи. Он же из тебя котлету сделает.

По здравом размышлении Инга была права. Восстановление справедливости силовыми методами было не в характере Бориса. Он даже мальчишкой дипломатично избегал драк. К тому же Алик регулярно ходил в спортзал, так что в рукопашной обманутый жених в придачу к поруганной чести получил бы в лучшем случае синяк под глазом, а в худшем – пару сломанных ребер.

– По-твоему, я должен утереться? – зло выкрикнул Борис. – Эта сволочь уводит у меня любимую женщину, а я должен просто смотреть? По принципу: Боря – интеллигент. А об интеллигента можно ноги вытирать. Ударь по щеке, он другую подставит. У него мышечная масса не та, чтобы в глаз дать. А как Родя Раскольников, слабо? Никакие тренажеры не помогут.

– Что ты такое говоришь? Зачем я только тебе сказала? Боря, пожалуйста, не пугай меня. Забудь про Алика. Есть ты и я. Я понимаю, что тебе трудно меня простить. Я сама себя ненавижу.

Инга уткнулась в подушку и заплакала. Ее слезы привели Бориса в чувство. Порыв первой, слепой ярости прошел. Ему стало жалко Ингу. При своей красоте она отличалась прямо-таки неправдоподобным целомудрием. Борис до сих пор удивлялся, как ему удалось ее добиться. Он был у нее первым и до сих пор единственным. А этот мерзавец походя отымел ее, как одну из своих девок.

Борис присел рядом и, успокаивая, погладил Ингу по спине. Рыдания перешли во всхлипы. Она прижалась к нему, как доверчивая, маленькая девочка, ищущая защиты.

– Прости меня, Борька. Ты тонкий, чуткий. Ты не такой, как все, – бормотала она.

– Как это случилось?

– Прошу тебя, не надо.

– Я имею право знать.

– Ты ведь не наделаешь глупостей? Обещай, – взмолилась Инга.

Борис попытался выдавить улыбку. Получилось кривенько и неубедительно.

– Не бойся, с топором я к нему не пойду. Но мне надо понять, что произошло. Как вы вообще встретились? У вас было свидание?

– О чем ты! Я зашла к тебе на квартиру за квитанциями. Он был там. Мы просто говорили, а потом… Как наваждение. Я сама не понимаю, как могла…

Зато Борис все прекрасно понимал. Он знал, как называют это помрачение рассудка и кто в этом виноват.

«Сволочь! Какое же ты дерьмо, Алик! – подумал он. – Воспользовался своим даром, чтобы все получить даром. Вот такой каламбур!»

Борис собирался рассказать Инге все как есть, чтобы она не принимала случившееся на свой счет, но тут Инга произнесла:

– Боря, не бросай меня. Я не знаю, как жить, если ты уйдешь.

Неожиданный поворот сюжета оборачивался Борису на руку. До сих пор он больше смерти боялся, что Инга уйдет к другому. Одному Богу известно, почему она выбрала именно его. Борис не мог избавиться от чувства, что они оказались вместе по ошибке. У Инги не было изъянов, а рядом с идеалом всегда ощущаешь собственную неполноценность, даже если тебя не попрекают твоими недостатками. Инга была совершенством, а это противоречит природе. Даже на солнце есть пятна. Пожалуй, легкое чувство вины, пойдет только на пользу их отношениям.

Конечно, сейчас Инга тяжело переживает свое падение, но пройдет время, и она успокоится. Так что с откровениями следовало повременить. Недаром народная мудрость гласит: простота хуже воровства.

Мысль о том, что Инга не собирается уходить, помогла ему справиться с паникой и рассуждать более спокойно, но от этого ситуация не выглядела краше. Наверное, Цезарь чувствовал то же самое, когда верный Брут всадил в него нож.

Как Алик мог пойти на такую низость? Сколько раз они выручали друг друга. Неразлучная четверка. Один – за всех, и все – за одного. Каждый знал, что у него есть надежные друзья, на которых можно положиться. И тут удар ниже пояса. Точнее не скажешь.

– Боря, что же теперь будет? – Инга пытливо смотрела ему в лицо.

– Я ему никогда не прощу, – голос Бориса звучал пугающе ровно.

– А что будет со мной? С нами?

Борис пожал плечами, словно стряхнув с себя мрачные размышления.

– Любовный крест тяжел – и мы его не тронем.

Вчерашний день прошел – и мы его схороним.

Инга обвила шею Бориса руками и жарко зашептала ему в ухо:

– Борька, я так тебя люблю. Так можешь сказать только ты.

– Вообще-то это Цветаева, – скромно улыбнулся Борис.

– Ты единственный, кто может в такой ситуации цитировать стихи. Ты такой необыкновенный! Как будто не из нынешнего века.

Чувствовать себя героем было приятно.

– В позапрошлом веке было бы легче. Вызвал бы негодяя на дуэль, – сказал Борис.

– Ни за что! Лучшие всегда погибают. Борька, обещай мне, что ты не натворишь ничего, из-за чего мне пришлось бы страдать. Ты для меня – все. Мой рыцарь.

После пережитого рыцарю смертельно хотелось выпить. Он поднялся с дивана и направился за коньяком.

Инга смотрела на Бориса, и ее переполняло чувство благодарности. Кто еще отнесся бы к подобной новости с таким благородством? Как можно было его предать? Внезапно Ингу окатила новая волна страха. Она ведь не контролировала себя. Неужели она так развратна?

Она снова заплакала.

Борис остановился на полпути к бару. В данных обстоятельствах надираться одному было не comme il faut.

– Тебе надо расслабиться, – сказал он.

Роль героя требовала особых декораций. Нужно было соответствовать.

Инга обожала устраивать вечера при свечах, но у них уже давно не оставалось времени на романтику. С тех пор, как они решили пожениться, жизнь была подчинена налаживанию быта, а любовная лодка с поднятыми веслами болталась на привязи в бухте житейских будней.

Борис задернул гардины, зажег свечи и откупорил бутылку дорогого вина. От глаз Инги, полных любви, можно было сойти с ума.

Рыцарь залпом выпил два бокала. По телу разлилось приятное тепло, а потом накатило спокойствие. Огоньки свечей трепетали, словно крылья мотыльков. Тихим фоном лилась музыка, а он читал стихи. Казалось, они начинали все вновь, с чистого листа.

Немного опьяневшие от алкоголя и от чувств, они перешли в спальню. Борису казалось, что никогда еще он не желал Ингу так сильно, но стоило им лечь в постель, как на него обрушилась непрошеная мысль: что если она станет сравнивать его с Аликом? Желание тотчас пропало. Бориса парализовал страх. В отличие от Алика он не мог претендовать на призовое место среди героев-любовников. Опыта у него всего ничего. Если бы не перепих с однокурсницей после пьяной вечеринки, он бы пришел к Инге девственником. Зато Алик знал толк в любовных играх. Надо думать, с Ингой он выложился по полной – даром, что ли, коллекционировал разные способы? Теперь Инга поймет, что пыхтение в двух-трех традиционных позах – это далеко не Кама Сутра.

– Это правда, что Алик необыкновенный любовник? – как бы невзначай поинтересовался он.

– Боря, зачем ты так? – укоризненно сказала Инга.

– Извини, я не хотел тебя обидеть.

Инга прильнула к нему, но его детородный орган оставался предательски безучастным. Борис пытался настроиться на нужную волну, но в голове некстати всплыло, как однажды Алик рассказывал об особо экзотическом способе доставить удовольствие женщине. Он где-то вычитал, что на Востоке в гаремах во влагалище запускали маленькую золотую рыбку.

«Я убью тебя, сволочь», – снова подумал Борис. Он надеялся, что со временем все придет в норму, но сейчас ему не помогла бы даже виагра. Он, как пенсионер, поцеловал Ингу в щеку.

– Извини, не сегодня.





Глава 23




Это горькое блюдо под названием «месть». Или сладкое до вожделения, с пикантным привкусом горечи. Его надо подавать холодным, но приготовление занимает месяцы, а у некоторых «поваров» на это уходят годы. Печальному графу Монте Кристо понадобилось полжизни. Ох уж этот неторопливый девятнадцатый век! Борис не мог ждать так долго. Нынешнее столетие – время скоростей. Он жаждал, чтобы расплата настигла Алика немедленно. Он хотел видеть, как тот корчится в муках, но не когда-нибудь в геенне огненной, а здесь и сейчас.

Теперь, когда шок прошел и Борис мог адекватно оценивать ситуацию, первый импульс – размозжить мерзавцу башку – выглядел смешным. Может быть, для кого-то кулачный бой был единственным способом выплеснуть негодование, но не для него. На ум опять пришло сравнение с Родионом Раскольниковым: зашиб бабушку топориком, а потом сам же измучился. Проклятые метания русского интеллигента. Нет, топоры, ножи, пилы и газонокосилки отменяются.

Преодолев опасные пороги, река рассуждений потекла по более спокойному руслу. Силовые методы претили Борису. Он никогда не лез в драку, а в случае ссоры мог помирить, договориться, сгладить острые углы. Прежде он гордился тем, что его называли миротворцем, но теперь ему не давала покоя гнусная мыслишка: не потому ли Алик развлекся с Ингой? Стал бы он крутить шашни, если бы знал, что за этим последует неминуемая расплата? Мысль о том, что Алик считает его слизняком, не способным на ответный удар, буравила мозг, как китайская пытка.

Борис не собирался прощать бывшему другу грех. Плевать на умные книжицы, которые пестрят советами отпустить прошлое и жить настоящим. У тех, кто их кропает, лучший друг не оприходовал возлюбленную. Нет, прежде чем закрыть эту страницу жизни и начать все с чистого листа, нужно расставить все знаки препинания. Этот роман он обязан дописать. Кулак в нос – не единственный способ конструктивного диалога.

Борису хотелось выговориться, поделиться своей бедой, чтобы не носить в себе непомерный валун боли. Он по привычке направился к Гришке, но передумал. Положение было неоднозначное. У любой медали есть две стороны. Если Алика эта история превращала в мерзавца, то Бориса делала рогоносцем. Как ни крути, а обманутый любовник вызывает симпатии не больше, чем муха в компоте. Муха в этом случае даже имеет преимущество: ее положение неприятно, но не унизительно. Конечно, Гришка человек особый. В отличие от большинства людей, он не испытывает тайной радости от чужих несчастий. Он выслушает, искренне посочувствует, а потом посоветует плюнуть и жить дальше. А чего еще ожидать? Все рецепты разрешения конфликта сводились к тому, чтобы после пощечины услужливо подставить для удара вторую щеку. Но Борис не собирался лечить болезнь такими методами. Значит, свою ношу он должен нести сам.

Дело оставалось за малым: найти у Алика ахиллесову пяту, чтобы ударить побольнее, отплатить ему той же монетой, чтобы шрам остался на всю жизнь. Но тут Алик был практически неуязвим, как смазанный маслом борец сумо. Переспи Борис с десятком его пассий, это всколыхнет местного Казанову меньше, чем царапина на капоте его машины.

Стоп!

Борис вдруг почувствовал, что нащупал нужный нерв. Это было сродни озарению, когда тщетно ищешь нужное слово и вдруг – вот оно, лежит на поверхности! Даже удивительно, как это ему сразу не пришло в голову. Детали мозаики стали складываться в картинку.

Машины всегда были страстью Алика, а свою новую итальянскую красотку он сам называл любовью с первого взгляда. Что ж, око за око. Алик с ума сойдет, если его ненаглядная вдруг исчезнет из стойла.

Борис смаковал эту мысль, как дорогой коньяк, от аромата которого ноздри трепещут в предвкушении самого напитка. Однако скоро тяжелые гири реальности прервали полет фантазии. «Феррари» – не «Жигуль» позапрошлого года выпуска. Ее так просто не угнать. К тому же кто за это возьмется? Умел бы он водить, сел бы за руль и разбил бы ее нафиг. Но его никогда не привлекала роль шофера, он даже не пытался получить права. Не давать же объявление: «Ищу угонщика со стажем».

К сожалению, придумывание сюжетов не было сильной стороной Бориса, именно поэтому работа над романом всегда стопорилась и он до сих пор не создал вожделенного шедевра. Но одно дело творчество, а другое – когда жизнь дает пинка. Тут работу на другой день не отодвинешь.

Хорошо бы сесть где-нибудь в тишине и подумать. В квартире, где они жили с Ингой, сосредоточиться не удавалось. Для настроя нужен был особый антураж. У Бориса вдруг возникло мазохистское желание вернуться в свою старую конуру, где все произошло. Его точно магнитом тянуло увидеть декорации разыгравшейся там драмы.

Квартира встретила его тишиной. К счастью, соседи были на работе. Через забитую хламом сумрачную прихожую Борис проследовал в свою комнату, на ходу отметив поразительный факт: чем беднее люди, тем у них больше вещей. Состоятельные легко избавляются от всего ненужного, а нищета сберегает каждый гвоздик – вдруг когда-нибудь пригодится. Но ирония в том и заключается, что если даже что-то понадобится, нужную вещь не найти среди завалов барахла.

За последнее время Борис успел отвыкнуть от убогости прежнего жилища. На столе стояли две чашки с недопитым кофе – любовная прелюдия. Он огляделся в поисках места основного действа. Диван – завален предвыборными бумагами. Древнее кресло – мало приспособлено для любовных утех. Где же они этим занимались?

Так и не найдя ответа на вопрос, обманутый жених пошел на кухню и вновь убедился, что в здешней обстановке аристократические привычки следовало задвинуть куда подальше. Нормального кофе не оказалось, только растворимая отрава, но выбирать не приходилось. Мозг отказывался работать без вливания хорошей дозы кофеина.

Набрав воды из-под крана, Борис поставил на огонь древний чайник. Когда пронзительный свист возвестил о том, что вода вскипела, он налил литровую чашку крепкого, едва подслащенного кофе, и в этот момент щелкнул дверной замок. Борис почувствовал досаду: сосредоточиться не удастся. Как всегда, стоило ему сесть за обдумывание сюжета, как тут же вмешивались непредвиденные обстоятельства. Соседи вернулись совсем некстати.

На пороге возник Иван с каким-то бритоголовым юнцом. Сосед был трезв и, как следствие, угрюм. При виде Бориса мрачное лицо вынужденного трезвенника просветлело и в глазах забрезжила надежда, как у Робинзона при виде корабля на горизонте. Со свойственной ему прямотой, он без предисловий и вежливых расшаркиваний сразу перешел к делу:

– Боря! Ты прям как в воду глядел. Займи на четвертинку. Тут такое дело. Встречу надо отметить.

– А Люба знает насчет твоей встречи? – мрачно поинтересовался Борис, покосившись на верзилу.

– А то! Это ж племяш ейный, Кирка. Ты хоть слово скажи, балбес, – Иван ткнул родственника локтем в бок.

– Че? – нехотя отозвался тот.

Брови у Ивана поднялись домиком, отчего на лице появилось умильно-просительное выражение.

– Борь, будь другом. Кирка вернулся, а Любка, стерва, всю зарплату… подчистую. Хоть бы похмелиться дала, – то ли всхлипнул, то ли хрюкнул он.

– Откуда вернулся? – спросил Борис, хотя ему было на это глубоко наплевать. Просто нужно было что-то сказать.

– Так из колонии, – огорошил его Иван.

– Откуда?!

– Ты не боись. Кирка тихий, – заверил Иван.

Широкоплечий детина с узким лбом неандертальца не слишком походил на «тихого». Иван продолжал:

– По дури попал. Захотелось идиоту на тракторе покататься. Ну с моста в речку и сиганул. Трактор-то вытащили, а ему два года припаяли. Хорошо еще, по малолетству направили в колонию. Ему ж только шестнадцать было. Был бы старше, куковать бы в тюряге.

– Если трактор спасли, то за что два года? – удивился Борис.

Со слов Ивана преступление выглядело, скорее, как хулиганство.

– Так он до этого председательский джип увел, девок катать. В тот раз все замяли, он и рад стараться. Месяца не прошло, они с пацанами трактор угнали. Ладно бы еще колхозный, а то у воротилы местного, живоглота.

«На ловца и зверь бежит», – подумал Борис, приглядываясь к парню.

– Выходит, ты угонщик?

– Я ж не совсем, покататься только. И председателю машину вернул, – сказал детина.

– Угонщик – дерьма перегонщик. Руки бы оборвать, – Иван осуждающе зыркнул на родственника.

Бориса охватил азарт, схожий с вдохновением, когда вдруг из ниоткуда возникает персонаж, способный повернуть повествование в новое русло. Он с удовлетворением подумал, что не все, о чем пишут в книжках по саморазвитию, лажа. Закон притяжения действует. Факт. Стоило наметить цель и сконцентрироваться, как тут же возникло средство ее достижения. Он размышлял над тем, где найти угонщика, и пожалуйста – этот «герой» перед ним, да еще с отсидкой в багажнике. Правда, для предстоящей роли верзила выглядел туповатым. Угнать «Феррари» – совсем не одно и то же, что увести трактор или председательский джип. И все же Борис был уверен, что встреча произошла не случайно.

– Хочешь заработать? – спросил он у парня.

– Ну… – в глазах у питекантропа появился интерес.

– Вань, сгоняй в магазин, – велел Борис и сунул соседу в руки банкноту.

Окрыленный Иван, не проявив любопытства, резво вскочил с места. Сейчас все его мысли сосредоточились на собственной цели, которая находилась на первом этаже соседнего дома. Оставшись наедине с незадачливым угонщиком, Борис поинтересовался:

– Квалификацию не потерял?

– Чего?

– Машину угонишь? – перевел Борис на более понятный язык.

– Откуда?

Вопрос застал Бориса врасплох. Рисуя в воображении картины мести, он упустил из вида, что «Феррари» стоит в гараже у Гришкиного отца. Значит, пострадает не только двуликий мерзавец Алик. Угон рикошетом ударит по ни в чем не повинному Гришке.

Многообещающий сюжет рушился. Посредственный писатель, не умеющий ни одну идею довести до конца, оказывался несостоятельным мстителем. Борис осознал, что стоит у последней черты. Если он ничего не придумает, то до конца жизни останется бесхребетным неудачником. Его охватило такое отчаяние, будто он уже летел в пропасть. И тут внезапно и ошеломляюще его посетило озарение. Подобно вспышке молнии, оно высветило дальнейший план действий. Борис до мельчайших деталей представил себе развитие фабулы. Поистине, когда жизнь дает под дых, вдохновение так и прет.

Стараясь унять охватившую его дрожь, Борис стал излагать свой замысел. Выслушав предложение, соседский племяш почесал в затылке и сказал:

– Меньше чем за десять штук не возьмусь.

Борис расслабился. Согласие получено. К тому же сумма была смехотворной, даже если рассчитываться в евро. Хорошее настроение располагало к шутке.

– Рублей? – смехом спросил он.

– Не долларов же. На кой они мне тут нужны, – отозвался бугай, продемонстрировав всю «глубину» своего интеллекта. А потом весомо добавил: – Две штуки сразу.

Борис не мог поверить, что сделка обойдется ему почти даром.

В прихожей щелкнул замок.

– По рукам. Две тысячи сейчас, восемь по исполнении, – подвел итог Борис.

На кухню ввалился счастливый Иван с тремя бутылками дешевой водки. Не вникая в суть разговора, он тоже решил вставить свое веское слово:

– Две тысячи и ящик водки. Сейчас.

– Лады. И ящик водки, – улыбнулся Борис, доставая из портмоне купюры.





Глава 24




В кармане, словно пойманное насекомое, завибрировал айфон. Алик про себя выругался. Садясь за руль, он вечно забывал достать телефон из брюк. Привычка носить сотовый в кармане перекочевала из джинсового прошлого в галстучно-костюмное настоящее.

Перехватив руль, он извлек мобильник на свет. Тот сипел что-то невнятное голосом Лепса – звонок для своих. В одиннадцатом часу вечера Алик и не ожидал вызовов по работе.

Танька? Юлька? Ленка? – прикинул он, прежде чем посмотреть на дисплей. С Юлькой можно заняться гимнастикой, а Танька стала слишком назойливой, ее лучше проигнорировать, – загадал он, но не успел разглядеть номер, потому что какая-то замызганная «Тойота» подрезала его слева.

– Куда, козел! – воскликнул Алик.

Он резко вильнул в сторону и чудом избежал столкновения. Пока он маневрировал, мысль о том, чтобы отфильтровать звонки улетучилась. Он на автопилоте нажал на кнопку приема и рявкнул:

– Да!

– Привет.

Короткое слово вогнало его в ступор. Ладони тотчас вспотели. Услышав в трубке Борькин голос, он отчетливо осознал, какого дурака свалял.

Эта коза проболталась. Что теперь? Столько лет дружбы! Надо же – повестись на красивую задницу и все разрушить. И ради чего? Чтобы спустить, как школьник, во время первого соития? А все Инга виновата. Ведьма!

– Ты что, за рулем? – спросил Борис, не дождавшись ответа.

– Да. Тут какой-то мудила подрезал. Купят права, а потом… – Алик сконфужено замолк, понимая, что в нынешней ситуации сетования звучат глупо.

– Может, перезвонить? – спросил Борис.

– Нет! – поспешно отказался Алик.

Он не был уверен, что у него хватит мужества в другой раз ответить на Борькин звонок. Сейчас он бы многое отдал, чтобы повернуть время вспять. Но что сделано, то сделано. Он предпочитал не откладывать неприятные дела на потом.

Снова возникла неловкая пауза. Борис ждал, что Алик повинится или хотя бы попытается объяснить свою подлость, но тот молчал. Стыдно признаться в своей низости? А совать свой член во все, что шевелится, не стыдно? Казанова долбанный, – с отвращением подумал он и взял нить разговора в свои руки:

– Тебе ключ больше не нужен?

– Ключ?

Мысли Алика были заняты тем, как оправдаться перед Борькой, поэтому он не сразу понял, о чем речь.

– Ну да. От коммуналки. Ваш штаб вроде уже переехал в более престижное место.

Судя по голосу, Борис был не в курсе закулисных игр своей пассии. Алик немного расслабился.

Не знает.

– Прости, вылетело из головы. Надо было давно отдать. Ты бы напомнил.

– Мало ли, может, ты держишь хатку для тайных свиданий.

Тонкий намек снова впрыснул адреналина.

Знает! Но к чему тогда вся эта прелюдия, пляски вокруг да около?

– Я положу ключ в почтовый ящик, – пообещал Алик.

– Не надо. Я хотел предложить тебе встретиться. Разговор есть.

Черт, точно знает. Инга, стерва, не могла придержать язык за зубами.

– Может, сразу поговорим и покончим с этим?

«Чует кошка, чье мясо съела, – подумал Борис. – Нет, сначала помучайся, повертись, как уж на сковородке».

Словно бывалый инквизитор, он отпустил хватку и продолжал пытку самым невинным голосом:

– С чем?

Вопрос поверг Алика в замешательство. Неужели не знает? Но к чему тогда встреча и весь этот базар?

– Ну, о чем ты там хотел поговорить, – обтекаемо сказал он.

Борис почувствовал, что наживку лучше отпустить. Ему было позарез необходимо, чтобы Алик согласился на встречу. А если сильно потянуть, рыбка могла сорваться с крючка.

– Хотел посоветоваться по финансам.

Если его волнуют деньги, то точно не знает, – отлегло от сердца у Алика.

– Спрашивайте – отвечаем!

– Не по телефону же. Я тут уютный ресторанчик нашел. Посидим, выпьем хорошего коньячка.

– Я в финансах не очень… Гришка больше понимает.

– Гришка не в тех кругах вертится. Помоги, буду твоим должником.

Алику стало не по себе. Бедный Борька, не знает, в какое дерьмо я вляпался. Неизвестно, кто из нас должник. Неплохо хотя бы частично погасить долг.

– Хорошо, если смогу.

– Отлично! – в голосе Бориса звучала неподдельная радость. – Как насчет завтра? Сумеешь выкроить часок?

– Для друга всегда, – ответил Алик принятой в их четверке поговоркой.

«Двуличная сволочь. Еще называет себя другом!» – презрительно скривился Борис и закруглил разговор на мажорной ноте:

– Хорошо иметь верных друзей.



Ресторанчик располагался на тихой улочке. Трудно было поверить, что рядом с этим зеленым раем бурлит широкий проспект мегаполиса. Неброская вывеска не кричала о себе, а цены отфильтровывали публику, которая искренне полагала, будто «Макдоналдс» – это тоже ресторан. Здесь бывал узкий круг ценителей хорошей кухни. Почти закрытый клуб. Естественно, забредали и случайные люди. Кто-то из них присоединялся к избранным и становился постоянным посетителем, другие же уходили, едва взглянув на правый столбец в меню.

Борис пришел пораньше. Облаченный в черное официант бесшумно, точно тень, вырос возле столика и услужливо раскрыл меню в кожаном переплете.

– Позже, – отмахнулся Борис. – Сейчас только коньяк.

Нужно было снять нервное напряжение. Обиды, точно змеи, сплелись в клубок и тяжело ворочались в голове.

«Все полагают, я не способен на поступок. Думают: Борька – пустозвон, который может только жонглировать словами. Чего с ним считаться? Ан нет. Бывает время, когда даже у мягких и пушистых вырастают зубы. Я заставлю себя уважать!»

Коньяк проскочил, как вода. Напряжение было слишком велико. Борис отдавал себе отчет, что поставил на карту все и работал без страховки. Если план сорвется, то второй попытки уже не будет. Он хотел повторить заказ, но решил не надираться прежде времени и прибег к методу расслабления, которым пользовалась Инга. Она была гуру всяких оздоровительных гимнастик. Сделав несколько глубоких вдохов, он постарался отключить мысли, в чем не преуспел, но, как ни странно, глубокое дыхание помогло ему унять внутреннюю дрожь.

Алик опоздал. В костюме и галстуке он выглядел непривычно и солидно.

«Цветет, сволочь. Народный избранник, блин. Ходячая реклама “ума, чести и совести”».

Борис приветливо помахал Алику. Тот подошел к столику и, стараясь скрыть неловкость, которую испытывал при встрече, пожаловался:

– Слушай, что за дыру ты нарыл? Я умотался искать этот ресторан. На въезде кирпич. Еще стройка рядом. Плутал, плутал, пока догадался, как ее объехать.

Теперь, когда Борька был рядом, Алик особенно остро чувствовал, какого дурака свалял. Как бы он хотел стереть эпизод с Ингой, вымарать его из своей жизни. Они с Борькой дружили столько лет, что он даже не представлял, как жить без друга.

– Я и сам долго искал что-нибудь эдакое. Надеюсь, не разочаруешься. Кухня здесь что надо. Мало ли, вдруг тебе пригодится – кого-нибудь из нужных людей пригласить.

– Вокруг стройки колесить?

– Стройка не вечна, а вкусно покушать люди любят всегда. – Борис взял меню и, пробежав глазами по строчкам, предложил: – Рекомендую тюрбо в чесночном соусе.

– Борька, ты ли это?! Раньше ты считал шаурму на улице кулинарным шедевром, а теперь – прямо гурман. Деньги портят человека, – подтрунил над ним Алик.

– А власть наделяет его нимбом? – пошутил Борис.

Все было как всегда. Борька – немножко шут гороховый, но, в общем, добрый малый, не то что нынешние приятели, от которых только и жди тычка в спину. Алик раскаивался в том, что натворил. Никакая женщина не стоит того, чтобы из-за нее терять друга детства.

– Ну не то чтобы нимбом, но друзьям помочь могу. Что там у тебя стряслось?

– Хотел посоветоваться, куда вложить деньги. Ты же знаешь, я в этом профан.

Алик был рад оказать Борису услугу. Так он мог хотя бы частично отдать долг другу и умерить угрызения собственной совести.

– Я по экономической части тоже не силен, но могу свести тебя с нужным человеком…

– Давай о делах потом, – прервал его Борис. – Сначала еда. Черчилль, между прочим, за всю свою жизнь никогда не менял время обеда и никогда не разговаривал во время еды о работе.

– Ты теперь подражаешь Черчиллю?

– Нет, это я тебя просвещаю. Ты же у нас политик. Равняйся на лучших. Что будешь пить?

– Я же за рулем.

– Ты наш вечный рулевой. Хорошо, что у меня Инга шоферит. Она на дороге как рыба в воде.

Упоминание об Инге неприятно царапнуло Алика, он попытался увести разговор от личностей:

– Не у всех же есть личный водитель, как у тебя.

– Так ты, когда очередную телку клеишь, проверяй наличие водительских прав, – усмехнулся Борис.

– В следующий раз последую твоему совету, а сегодня мне минералку.

– Брось. Я ж не алкаш, чтобы напиваться в одиночку. Возьмешь такси, а твою красотку на эвакуаторе с комфортом отвезут куда надо. Я оплачу.

– Нет, к чему лишние хлопоты? – помотал головой Алик. Он не собирался доверять свою красавицу чужим людям.

Борис посерьезнел и сказал:

– Алик, будь человеком. Я ведь тебя не из-за финансовых заморочек позвал. Мне просто нужно с кем-то выпить и поговорить. Хреново мне.

У Алика внутри все оборвалось. Неужели все-таки знает? Не может быть. Он же шутит. Ни намека, ни упрека. Мирно беседует. Другой бы в драку полез. Впрочем, это же Борька. Миротворец наш. Он кулаками размахивать не станет. И все же… Если Борька знает, то он святой.

– А что случилось? – осторожно поинтересовался Алик.

– По коньяку? – вместо ответа предложил Борис.

Алик нехотя кивнул. На трезвую голову предстоящую тему не осилить. Как объяснить Борьке, чтобы он понял? Все как-то само сложилось. Если бы Инга не положила руку… Все из-за нее. Стоп! Выставить невесту друга шлюхой – не самый лучший способ наладить отношения.

Первую порцию выпили, не смакуя. Молча, одним глотком, как пьют водку. Борис тотчас наполнил бокалы вновь.

Алик не знал, с чего начать разговор. Было бы легче, если бы первым заговорил Борис, но тот молчал. И Алик решился.

– Знаешь, Борька, наверное, мне сейчас хреновее, чем тебе.

Борис посмотрел на него с интересом.

– Тебе-то что? Предвыборную гонку выиграл. Все тебя любят. Помощников куча. И светлое будущее впереди.

Ни слова об Инге. Алик был озадачен. Он прощупал обстановку:

– А у тебя какие осложнения? Миллионер, собираешься жениться. Или проблемы с… Ингой?

Имя оставило неприятный привкус на языке.

– Можно сказать и так, – сказал Борис и выжидающе замолчал. «Интересно, признается, сволочь, или нет?»

Алика так и подмывало сказать: «Борька, прости, я не хотел. Так вышло», но он понимал, насколько это глупо, не хватало еще добавить: я больше не буду. Детский сад, штаны на лямках.

Алик снова плеснул коньяку. Они осушили бокалы, не чувствуя вкуса напитка. С таким же успехом они могли бы пить дешевую сивуху.

– Знаешь, ее изнасиловал какой-то подонок, – сказал Борис.

У Алика похолодело внутри. Так вот как случившееся выглядит в глазах Инги! Значит, он ее изнасиловал! Более мерзкого ощущения от секса у него не было никогда. Мало того, что облажался хуже некуда, оказывается, еще и насильником стал. Сучка… Ведь сама этого хотела.

– Откуда ты знаешь? – наконец обретя способность говорить, вымолвил Алик.

– Она сказала. На нее это сильно подействовало. Представляешь, что ей пришлось пережить?

Алик вздохнул с облегчением. Значит, Инга не назвала имени. Какой-никакой, а все же плюс.

Он успокоил друга:

– Не волнуйся. Скоро она придет в себя. Время лечит.

Борис усмехнулся. Заезженный штамп, кочующий из одного посредственного романа в другой. «Время лечит».

– Сомневаюсь. Ты же знаешь, какой она была недотрогой.

– Но тебе ведь дала. Может, она сама спровоцировала человека? – не выдержал Алик.

– Ты хочешь сказать, что она шлюха?

– Прости, я не это имел в виду, – смутился Алик. – Но ты ведь знаешь, как она выглядит. У любого мужика на нее встает.

– Да, но только некоторые умеют контролировать свою похоть. Ты же не лезешь к ней с домогательствами, хотя ты еще тот Дон Жуан.

Сейчас на Бориса накатило странное спокойствие. То ли от выпитого, то ли оттого, что он перегорел. Он наблюдал за всем как будто со стороны, как будто одновременно был и актером, и зрителем этого спектакля. Он, смакуя, произносил каждое слово, словно вбивал гвозди в гроб их дружбы.

Алик не смог выдержать прямого взгляда и, чтобы отвести глаза, снова разлил коньяк.

– А почему ты решил рассказать об этом мне? – как бы невзначай спросил он.

– А кому еще? Гришане? У него свои амуры. Не стоит выливать на человека ведро помоев, когда он переживает первую любовь. А Валерка, сам знаешь, существо бесполое. Все человеческое ему чуждо.

По мере того как таял коньяк, к Алику возвращалась уверенность, что все обойдется. Главное, у Инги хватило ума не называть его имени. Глупо было бы из-за сиюминутной похоти потерять друга. Пройдет время, страсти улягутся и, возможно, они с Ингой даже смогут переносить общество друг друга без неприязни.

К концу обеда они изрядно набрались. Борис глянул на часы. Пора было закругляться. Он поднял руку и пощелкал пальцами, подзывая метрдотеля. Он до сих пор по-мальчишески наслаждался ролью состоятельного человека.

– Вызовите эвакуатор. Надо отогнать машину моего друга.

– Я позвоню «Ангелу». Они все сделают, – сказал Алик.

– Какому еще ангелу?

Борис непонимающе уставился на Алика. Вмешательство ангелов в его дьявольское дело не планировалось.

– Техслужба. Помощь на дороге, в любое время суток.

– Никакого «Ангела». Ты мой гость. Я плачу.

– Вот «Ангелу» и заплатишь. Я у них уже не первый год в клиентах. У меня дисконт есть.

Это была непредвиденная поправка к сценарию, но не стоило отвлекаться на мелочи.

– Хорошо, – согласился Борис. – Волнуешься за свою красотку?

– Через пару-тройку дней она будет уже не моя, – признался Алик.

– Вот как? Неужели продаешь? – удивился Борис.

– Приходится платить за предвыборную кампанию, – Алик с досадой махнул рукой.

– Купишь себе новую, – успокоил его Борис.

В голове промелькнуло: «Успел. Еще бы два дня – и конец. Не откладывай на завтра то, что можно сделать послезавтра. Тьфу ты. Делай все немедленно. Ай да я, ай да молодец! Только бы все удалось!»

Водитель из сервиса прибыл через полчаса. Алик передал ключи и поднялся из-за стола.

– Пойду покажу, где она припаркована.

– Брось. Сами разберутся. Я такси вызову. Ты ж не на улице будешь ждать. Давай по кофе для полировки.

Борис усадил его на место. Алик не возражал. Не хотелось смотреть, как кто-то другой сядет за руль его машины. Во всяком случае, не сегодня.

Еще не успели принести кофе, как водитель вернулся. Алик встретил его недоуменным взглядом.

– Что? Вы не нашли машину? Кажется, ее нетрудно узнать.

– Вам лучше самому посмотреть. Там ее немного помяли.

Алик тихо выругался. К прочим неприятностям не хватало, до кучи, чтобы какой-то раздолбай, выруливая, не рассчитал и въехал в его «Феррари».

– Виновник там?

– Скрылся, – развел руками водитель.

«Конечно, этот подонок не стал дожидаться, пока его заставят оплатить каждую царапину. Хорошо еще, что машина застрахована», – подумал Алик, а вслух сказал:

– Если я его найду, без штанов оставлю.

Надежда поймать виновника аварии была мизерной.

Борис сунул в папку со счетом банкноты и, не дожидаясь сдачи, пошел вместе с Аликом к выходу.

Они свернули за угол. В обычно пустынном проулке стояла полицейская машина с включенной мигалкой и толпился народ. В Алике шевельнулась смутная тревога. Он поспешил к тому месту, где припарковал «Феррари». При виде автомобиля он мигом протрезвел. «Немного помяли» в реальности выглядело, как уделали в хлам. На том месте, где прежде стояла шикарная гоночная красотка, лежала груда искореженного железа.

– Что это? Как это? – не мог поверить Алик.

– Ваша машина? – спросил подошедший гаишник.

– По ней что, каток проехал?! – сдерживая подступившие слезы, выкрикнул Алик.

– Экскаватор, – констатировал полицейский.

На своем веку он повидал всякого, но это зрелище потрясло даже его закаленную в дорожных инцидентах душу.

– Что?! Откуда здесь экскаватор?! – взорвался Алик.

– Со стройки. Свидетель есть.

– Да, я все видел, – услужливо кивнул невысокий мужчина в очках. Типичный клерк, представитель незаметного офисного планктона. Судя по блеску в глазах и суетливым жестам, ему льстило, что хотя бы раз в жизни он оказался в центре всеобщего внимания.

– Я шел по той стороне. Вижу: едет экскаватор прямо на эту машину. Я еще удивился, водитель слепой, что ли? Даже руками ему помахал. Но он ноль внимания. Подъехал, сначала ковшом по крыше ударил, а потом гусеницами наехал. Железо так заскрежетало. Ужас…

Алик схватил очкарика за грудки.

– Почему вы его не остановили?!

– Как? Вы сумасшедший! Отпустите меня.

Обезумевшего Алика оттащили от бедняги свидетеля.

– Спокойно. Во всем разберемся, – сказал гаишник.

– Где он?! Где эта сволочь?! Я похороню его в его экскаваторе! – в бешенстве выкрикнул Алик.

– Сказали бы спасибо, что я полицию вызвал. Мог бы вообще уйти. На улице никого, – обиженно вставил свидетель.

Алик сник, словно игрушка, из которой вытащили батарейки.

– Пустите, – флегматично сказал он, стряхивая державшие его руки.

Он подошел к останкам своей возлюбленной и прикоснулся к искореженному металлу, как будто надеялся, что все это кошмарный сон, что ее еще можно оживить. Но груда лома ничем не напоминала изящную быстролетную итальянку, мечту любого автолюбителя. Человек несентиментальный, он плакал и не стыдился своих слез.

Алик обернулся к полицейскому:

– Где этот ублюдок? Неужели его нельзя найти? Разве так много экскаваторов разъезжает по улицам? – сдерживая вновь нарастающий гнев, спросил он.

Подошел другой гаишник.

– Нашли его на соседней улице.

– А что водитель?

– Водитель ни при чем. Экскаватор угнали, пока он обедал. У него полное алиби. Со стройки никуда не уходил. Сам пропажу обнаружил и кинулся искать. Думал, кто-то из своих его на другое место перегнал.

– Выходит, какой-то псих умыкнул со стройки экскаватор, раскурочил мою машину и скрылся? Это же чушь собачья! Кому нужно ни с того ни с сего крушить припаркованный на улице автомобиль?

– Мало ли. Может, этот псих богатых не любит. Не волнуйтесь, разберемся, – пообещал гаишник.

– Ни черта вы не разберетесь, – презрительно скривился Алик. – Я требую, чтобы вы этим занялись. Я депутат.

Алик достал документы и сунул их под нос старшему гаишнику. Тот вытянулся по струнке:

– Разберемся. Сделаем все возможное. А может, у него к вам личные счеты, как к депутату?

– А пошли бы вы!..

Борис ликовал. Картина превзошла все его ожидания. Наверное, так ощущает себя писатель, увидевший свое творение на экране. Может быть, он выбрал неверную стезю? Может, ему следовало податься в сценаристы? Лиха беда начало. Главный сценарий своей жизни он уже написал. Все снято с первого дубля. Оставалось надеяться, что соседский родственничек успешно испарился с места происшествия.

Алик убрал депутатскую корочку. Теперь к мысли о безвозвратной потере примешивался еще и страх. Кто поверит, что какой-то псих на экскаваторе превратил «Феррари» в груду металла? Бульдог решит, что он сам это заказал. Так сказать, мелкая пакость: ни себе, ни другим. Как теперь оправдываться? Скотство!

Алик подошел к Борису. Хорошо, что в толпе был хотя бы один человек, которому он мог излить душу.

– Борька, я в полном дерьме.

– Сочувствую. Трудно терять того, кого любишь.

«…Того, кого любишь…» У Алика будто упала с глаз пелена. Он вдруг отчетливо понял, чьих рук это дело. Кусочки головоломки сложились в единую картину: неожиданный звонок, приглашение в ресторан, рядом с которым очень удобно располагается стройка. Откровения Инги о том, что ее изнасиловали.

Все существо Алика заполнила ненависть. Борька, сволочь, как он мог? Все нарочно подстроил. С самого начала хладнокровно спланировал. Ладно, у меня случилось помрачение. В конце концов, я не железный дровосек, чтобы устоять перед красивой бабой. Но ведь Борька сделал это по холодному расчету. Все предусмотрел, гнида.

Алик схватил его за отвороты модной куртки.

– Твоя работа? Ты подстроил? – брызгая слюной, прошипел он ему в лицо.

– Ты что, с ума сошел?

– Если бы ты не позвал меня в этот долбанный ресторан, ничего бы не случилось.

– Мало ли на свете совпадений? Мы же друзья. Разве у меня был повод желать тебе зла? – разыгрывая святую невинность, спросил Борис.

Алик расцепил пальцы. Теперь он знал наверняка, откуда уши растут. Но Борька был неуязвим. Смотрит нагло и не сознается в том, что он подонок.





Глава 25




– Гриш, ты сейчас не занят? Надо повидаться.

Гриша по голосу понял: у Алика неприятности.

– Что-то случилось?

– Я в полном дерьме.

– Приезжай, – не колеблясь, сказал Гриша и добавил: – Только у меня мама дома.

– Давай лучше ты ко мне. Сможешь?

Гриша окинул взглядом разложенные на столе накладные и счета. Бумажки могли подождать. В конце концов, у него рабочий день не нормированный. Чтобы успеть с отчетом, можно посидеть и ночью.

– Конечно. Через час буду.

По дороге до нового спального района, где теперь жил Алик, Гриша не мог избавиться от чувства тревоги. Из головы не шли их ночные посиделки в пустом гараже. В новой ипостаси Алику приходилось несладко. Далась ему эта политика! Зачем только он полез во власть! Там такие зубры, что ему даже с его харизмой делать нечего.

Алик был не из тех, кто плачется в жилетку: прирожденный лидер, вожак стаи. Обычно ОН помогал другим разруливать проблемы, а со своими разбирался сам. Гриша не припоминал ни единого случая, когда Алик нуждался в чьей-то помощи. Он по жизни был самостоятельным и устроился прежде других. Пока остальные ходили в студентах, он уже отслужил в армии и встал на ноги. Правда, Валерка к тому времени тоже трудился в парикмахерской, но ведь это совсем не то, что иметь свой бизнес.

Алик открыл дверь. При взгляде на него нельзя было сказать, что он приверженец здорового образа жизни. Он выглядел помятым, как после хорошей попойки. Волосы взъерошены, несвежая футболка со следами пота под мышками. Белки глаз покрыты красной сеточкой, то ли от недосыпа, то ли от чрезмерного возлияния. Видимо, дела были и впрямь плохи.

– Что произошло? Что-то по работе? – спросил Гриша.

– И там тоже, – мрачно кивнул Алик. – Такой узел завязался, хоть в петлю.

– Все так плохо?

– Хуже только в морге. Кофе будешь?

– Давай.

Они перешли на кухню. На столе стояла грязная посуда, что для Алика было уж совсем нехарактерно. Это у Борьки комната может выглядеть так, как будто в ней только что провели обыск с пристрастием – он даже не заметит царящего вокруг хаоса, а Алик любил аккуратность. По его словам, «в хламовнике успешные люди не живут».

Алик сдвинул немытую посуду в сторону, поставил на стол кружки и достал банку кофе.

– Извини, но у меня только растворимый. Я не гурман, как некоторые миллионеры.

Он презрительно скривился на последнем слове.

– Я тоже не гурман, – пожал плечами Гриша.

Прозрачный намек на Борьку Гришу огорчил. Прежде между ними никогда не было зависти. И успехи, и беды были общими. А теперь, судя по всему, Алику не давал покоя Борькин миллион. Почему все так изменилось?

Алик разлил по чашкам кипяток.

– Помнишь, наше прощание с «Феррари»?

Гриша не мог бы забыть этого, даже если бы захотел. Тем более, что они полуночничали в гараже только позавчера. Алик продолжал:

– Как в воду глядели. Нет больше моей красотки. Разбита в хлам.

Гриша вспомнил о мечте Алика стать гонщиком. Видимо, перед расставанием с любимой машиной он воплотил свою мечту в жизнь. А поскольку в последнее время он был на взводе, наверное, не справился с управлением – ничего удивительного.

– Скажи спасибо, что сам живой. Когда это случилось?

– Днем.

– Так может тебя в больницу отвезти? – обеспокоенно предложил Гриша.

– Меня-то зачем? Я в порядке.

– Все равно надо, чтобы тебя осмотрел врач. Вдруг сотрясение или еще что. Сразу после аварии ты можешь ничего не чувствовать.

– Не было никакой аварии. Она припаркованная стояла. На тихой улице. Подъехал мудак на экскаваторе и смял ее в лом.

– Как это смял? – не понял Гриша.

– Сначала ковшом по крыше, а потом гусеницами. В общем, груда металлолома восстановлению не подлежит.

– Какой-то псих?

– Нет, обыкновенная сволочь.

– Его поймали?

– Нет, и вряд ли поймают. Этот гад неуязвим. Личность тебе известная. Светоч русской словесности. Новоявленный миллионер. Мелкий пакостник, – выплюнул Алик.

Гриша с опаской посмотрел на друга. Может, у того от потрясения поехала крыша? Кто в здравом уме обвинит Борьку в преднамеренном вандализме? В разгильдяйстве – сколько угодно. Но ломать и крушить – явно не по его части.

– Алик, Борька не то что экскаватором, он самокатом управлять не умеет, – сказал Гриша.

Алик презрительно усмехнулся.

– Это уж точно, сам он умеет только стул задницей протирать и за чужой счет ездить. Благо, на него миллион свалился. Эта скотина наняла какого-то ублюдка.

Опять упоминание миллиона. Просто мания какая-то.

– Почему ты думаешь, что это Борька? – спросил Гриша.

– Он позвал меня в ресторан, мол, посоветоваться надо, куда деньги вложить. Место выбрал рядом со стройкой. Все предусмотрел, гад, даже время подгадал обеденное, когда легче экскаватор угнать. Как говорится, всё под боком и концы в воду. И главное, чего я, дурак, повелся на его приглашение? Ведь меня как будто отводило в сторону: не ходи, не ходи. Полчаса колесил, не мог машину припарковать. Опоздал нафиг. Мне бы обратить внимание на знаки – и деру оттуда, а я припарковался на свою голову.

Гриша слушал Алика и его пробирал внутренний озноб.

Может, Алик и впрямь свихнулся на почве зависти?..

…Нет, кто угодно, только не Алик. Вот у кого с головой все в порядке. Он был самым сильным и собранным из них. Даже в трудных ситуациях Алик не терял самообладания и мог рассуждать здраво, но…

…Ведь его обвинения – это полная чушь. И потом налицо другие признаки психического расстройства: неряшливость в одежде, грязная посуда на кухне, но…

…Мало ли, может, было не до того, чтобы наводить чистоту, но…

…Алик помешан на порядке. Он даже на необитаемом острове ходил бы выбритый и наглаженный. Уж если навалившиеся проблемы даже его подкосили… В любом случае лучше ему сейчас не перечить и выяснить, насколько это серьезно.

Гриша мягко сказал:

– Алик, приглашение в ресторан еще ничего не значит. Борька любит повыпендриваться. Он и меня приглашал. Сейчас у него хобби – ходить по пафосным ресторанам.

– Если бы ты видел его физиономию, когда все это произошло, ты бы меня понял. Я точно знаю, что он нарочно меня туда заманил.

Гриша понял: в такой ситуации что-то доказывать – все равно, что показывать слепому кукиш. Все доводы разбиваются о глухую стену. Алику требовалась помощь психиатра.

– Тебе надо отдохнуть. И потом я бы на твоем месте сходил к врачу. Пропишут что-нибудь успокоительное.

– Перестань со мной разговаривать, как с психом! Я нормальный! – перебил его Алик и тотчас понял двойственность ситуации.

Все сумасшедшие уверяют, что они здоровы. Если продолжать в том же духе, Гришка, чего доброго, позовет молодчиков со смирительной рубашкой. В душе снова вскипела злость на Борьку. Вот ведь сволочь, все продумал. Кто же заподозрит безобидного интеллигента? Нужно сбавить обороты, чтобы самому не выглядеть идиотом. Подавив эмоции, Алик спокойно сказал:

– Боюсь, врач тут не поможет. Разве что пропишет костыли. Думаешь, мне поверят, что машину корежил экскаватором кто-то со стороны? Бульдог решит, что я сам ее уделал, чтобы никому не досталась.

– Может, он отсрочит выплату долга?

– Долг – это мелочи. «Феррари» для него – шелуха. Он может купить себе десять таких. Главное – неповиновение. Все выглядит так, будто я открыто на него положил.

– Тебе это грозит чем-то серьезным?

– Башку мне откручивать не станут, руки-ноги ломать тоже. Но поводок натянут туго. Не соскочишь. Эти ребята умеют действовать и без гипноза. Да не в этом суть. Как-нибудь разберусь. Я тебя не за этим позвал. Я хотел тебя предупредить насчет Борьки. Наш тишайший борзописец далеко не святой. Доказательств у меня никаких, но я точно знаю, что за всем этим стоит он. Жаль, что я не снял на видео его физиономию, когда он смотрел на изуродованную машину. Видел бы ты, какое злорадство было написано у него на морде, тогда б не думал, что у меня снесло крышу.

– Алик, ты же знаешь Борьку. Сострадание ближнему – не его сильная сторона. Он вообще не отличается чуткостью, но это не значит, что он радуется чужим бедам. Знаешь, я много думал в последнее время. Мне не нравится то, что с нами происходит. Все эти подарки судьбы не прошли даром. Наши отношения переменились, и далеко не в лучшую сторону.

– При чем тут подарки? – возразил Алик.

– Раньше тебе бы в голову не пришло обвинить Борьку только потому, что он пригласил тебя в ресторан. Это же чистая случайность. С какой стати Борьке безо всякой причины гробить твою машину?

Алик промолчал. Признаться в том, что причина была и довольно веская, язык не поворачивался. Если Гришка узнает про Ингу, он этого не поймет. Тем более, стерва вешает лапшу на уши, будто ее изнасиловали. По всему выходило, что Алик в дерьме, а Борька в белой рубашке.

Он пожалел, что обратился к Гришке. Зачем только полез со своими откровениями? Размяк, превратился в тряпку. Чего хотел добиться? Сострадания? Нафиг ему чье-то сочувствие?

– Может, мы и изменились, но не из-за подарков. Просто жизнь меняет людей, – сказал Алик.

– Но не настолько. Иногда я думаю: во благо нам эти дары или во вред?

– Это ты так говоришь, потому что сам ничего не получил, – усмехнулся Алик.

– Ошибаешься. Я получил больше, чем вы все, – признался Гриша.

Алик на мгновение забыл о своих проблемах и взглянул на друга с интересом. Прежде он не задумывался, что тихий, рассудительный Гришаня тоже стал другим. Раньше он был домоседом, а тут предпринял путешествие и даже познакомился с девушкой. Так сказать, любовь по скайпу Не бог весть какое счастье, но, как говорится, кому как.

– И что же это за подарок? – поинтересовался Алик.

– Жизнь.

– В каком смысле?

– В самом прямом. У меня обнаружили саркому головного мозга. Врачи дали полгода, не больше.

– И что?

– Как видишь.

– Может, ошиблись?

– После последнего МРТ доктор тоже решил, что ошибся. В общем, они там ломают головы, какое лекарство мне так помогло. Только я не пил таблеток. В тот день, когда мы встретили на водохранилище девчушку, я всю аптечку выбросил в помойное ведро. Почувствовал, что не хочу впихивать в себя химию, чтобы продлить жизнь надень, два, пару недель.

Алик был потрясен: каков Гришаня! Был на волосок от смерти и молчал. Можно позавидовать его выдержке. Но главное, никто ничего не заметил. Они вместе росли, набивали шишки и делились секретами, но при этом, оказывается, совсем не знали друг друга.

– Что ж ты молчал? Почему ничего не сказал?

– А что говорить? – пожал плечами Гриша. – Ребята, готовьтесь к похоронам? Кому от этого было бы лучше? Приятного мало, когда на тебя смотрят как на мертвеца. Я хотел, чтобы все оставалось по-прежнему. Хотел прожить время, что мне отмерено, как нормальный человек, а не как приговоренный к скорой смерти.

– Ну ты даешь, – только и смог вымолвить Алик.

Новость так ошарашила его, что даже собственные беды на некоторое время отошли на второй план. Гриша продолжал:

– Не переживай из-за машины. Это все преходящее. Будут у тебя еще машины и не одна. Все наладится. Главная ценность – это жизнь. Может, это звучит глупо и я говорю, как индюк, но так оно и есть. Все мы знаем, что жизнь не бесконечна. Но когда стоишь у черты и понимаешь, что следующей весны для тебя уже не будет… Что все в последний раз… Вот тогда осознаешь, что деньги, власть, слава – это все шелуха по сравнению с тем, что можешь дышать, слышать, видеть… Прости, если я тебя обидел.

– Пожалуй, ты прав. С философской точки зрения, – задумчиво произнес Алик и добавил: – Гришка, а ведь ты герой.

– Знаю. Ты же помнишь, что я получил в дар гордое звание героя, – улыбнулся Гриша и достал из кармана оловянного рыцаря. Талисман он всюду носил с собой.

Внезапное откровение друга заставило Алика по-иному взглянуть на вещи. В нем снова появилась энергия и решимость бороться. Пассивная жалость никому пользы не приносила. Надо кончать размазывать сопли. Упал, поднялся и иди дальше. Кто не смог встать, того затоптали.

– Кроме шуток. У меня прямо как пелена с глаз, – сказал Алик. – Плевать я хотел на этого Бульдога. Как-нибудь разрулю. Голова есть, слава Богу, извилин в достатке.

– И на Борьку не держи зла. Уверен, что он тебя пригласил в ресторан без всякой задней мысли. Ну, не так он среагировал на то, что произошло, может, не выразил сочувствия. Но Борька есть Борька. Он безобидный.

– Угу, – кивнул Алик.

Здесь их мнения расходились, но Грише этого знать не следовало. В чем-то его теория перемен была верной. Кое-кто из них стал совсем другим. Это раньше Борька был безвредным малым. Прежде он никогда не сделал бы такой гнусности. Но теперь… Нет, эту сволочь он не простит. Он заставит его заплатить.

Когда Гриша ушел, Алик вымыл посуду, принял душ и надел новую футболку, бросив прежнюю в корзину с грязным бельем.

Жизнь продолжалась. Он не собирался сдаваться.





Глава 26




Разговор с Аликом подействовал на Гришу угнетающе. На душе было муторно. В дружбе неразлучной четверки что-то разладилось. Прежде каждая встреча была для них праздником, возвращением в радостное и беззаботное детство. В те светлые времена все споры и недоразумения решались на месте. Никому не пришло бы в голову заподозрить другого в неблаговидном поступке и держать камень за пазухой. Они были единым целым, вместе радовались и сообща преодолевали трудности.

Сколько раз они выручали друг друга из беды. Алик всегда был заводилой. Когда Валеркина мать ушла в очередной запой и Валерка оказался на улице, никто из них не пошел домой греться. Погода стояла собачья, промозглый ноябрь, но они из солидарности торчали на улице, пока Алик не упросил родителей пустить Валерку на ночевку. В пятом классе, когда Гриша заболел и два месяца пропускал уроки, ребята каждый день приходили к нему домой и с ним занимались. Алик из-за этого даже бросил секцию баскетбола. А когда Борьку застукали в туалете с пивом и ему грозило исключение из школы, Алик подвиг весь класс идти делегацией к директору. А потом, в уплату за отпущение грехов, вся четверка неделю намывала школьный туалет.

Алик был их опорой, плечом, на которое всегда можно было опереться. Они стояли друг за друга горой. Куда все делось? Что сломалось в таком, казалось бы, надежном механизме их дружбы? Откуда взялись зависть и подозрительность?

Ответ напрашивался сам собой: все началось с того самого момента, когда они получили дьявольские дары. Впрочем, не все так однозначно. Гриша нащупал в кармане оловянного рыцаря.

Кто же эта таинственная Ангелина: ангел или демон? А может, она простая девчушка и все случившееся – чистое совпадение? В это верилось с трудом, поскольку нагромождение случайностей перешло в закономерность.

Погруженный в раздумья, Гриша прошел через турникет и ступил на эскалатор. Лестница плавно скользила вниз, доставляя пассажиров в подземный город. Мимо проплывала реклама: осенний ценопад… изучайте английский с нами… съешь две по цене одной… Он безотчетно скользил глазами по слоганам. Это помогло на время занять мозг и отвлечься.

Вдруг в сознании прозвенел сигнал. Ангелина! Боковым зрением он увидел, как они разминулись на ползущих в разные стороны эскалаторах, и лестница повезла девочку вверх.

Гриша поспешно обернулся и глазами нашел златокудрую головку. Его словно ошпарило кипятком. Он никак не ожидал встретить Ангелину в будничной толчее метро. Ангелочка держала за руку элегантно одетая женщина. Гриша растерялся, а когда решил окликнуть девочку, она была уже далеко. Он постеснялся привлекать к себе внимание. Эскалатор увозил мать с дочерью все выше и выше.

Гриша понял, что должен догнать их и поговорить со странной девочкой. Сегодняшняя встреча была не случайной. Недаром Ангелина объявилась именно теперь. Может быть, она материализовалась, потому что он постоянно о ней думал?

Гриша метнулся вниз. Преодолев оставшиеся ступеньки, он перебежал на соседний эскалатор. Ему повезло – люди стояли по правой стороне, оставив левую для прохода. Желающих взбираться наверх пешком было мало.

Пробежав ступеней двадцать, Гриша был вынужден перейти на шаг. Избыточный вес и отсутствие тренировки давали о себе знать. Требовалось остановиться и отдышаться, но он не позволил себе передышки. Девочка с матерью неумолимо приближались к выходу. Он во что бы то ни стало должен нагнать их и задать вопросы, которые не давали ему покоя. Эта мысль подгоняла его, помогая преодолевать ступеньку за ступенькой. Пот градом катился по лицу. Дыхание с хрипом вырывалось из легких. Отдуваясь и подтягиваясь на перилах, Гриша упорно карабкался вверх.

Люди жались в сторонку, пропуская грузного молодого человека, и кто с любопытством, кто с раздражением, смотрели ему вслед. Впереди путеводной звездой маячили золотые кудряшки. Между Гришей и Ангелиной оставалось не больше десятка метров, когда девочка с матерью сошли с эскалатора.

Гриша хотел крикнуть, но из горла вырвалось лишь хриплое дыхание. Едва не падая от изнеможения, он преодолел последние ступени и растерянно огляделся. В вестибюле ни девочки, ни матери не было.

Что это? Мираж? Видение?

Отчаяние придало Грише силы. Он бросился к выходу из метро, без всякой надежды снова увидеть призрачного ангелочка.

Девочка с матерью стояли на переходе, пережидая красный свет. Гриша на мгновение остолбенел, не поверив своим глазам. В это время красный глаз светофора мигнул и переключился на зеленый. Толпа пешеходов выплеснулась на дорогу. Гриша поспешил к зебре, следя за неумолимо мелькающими цифрами: 3–2-1.

Вот она, кромка тротуара. Машины заурчали, готовые сорваться с места. Гриша заковылял на другую сторону: одинокая фигура на полосатой зебре. Не обращая внимания на сигналы и грубые окрики водителей, он шагал на пределе сил, сосредоточившись на золотоволосой детской головке. Он чувствовал себя как марафонец на последних метрах дистанции, когда тело уже готово рухнуть, а мозг все еще заставляет его двигаться вперед.

Цель была близка.

– Ан-ге-ли-на, – то ли выдохнул, то ли прохрипел Гриша, но мать с дочкой были так заняты разговором, что не услышали его.

Гриша схватил девочку за плечо, будто боялся, что если не догонит ее сей момент, то рухнет, а она растворится, словно облако.

Мать резко обернулась. При виде запыхавшегося, потного толстяка, который посмел тронуть ее дочь, женщина гневно вскинулась:

– Что вам нужно?

– Я…

Девочка с любопытством смотрела на незнакомого дядю. У нее была круглая простоватая мордашка и нос пуговкой.

– Отцепитесь от моей дочери!

– …Простите, я обознался, – пролепетал Гриша.

Рука соскользнула с плеча ребенка. Вблизи даже кудряшки выглядели иначе.

Ангелок все же упорхнул. Или я схожу с ума?

– Совсем обнаглели! Ни с того ни с сего хватают ребенка своими грязными лапами. Развелось извращенцев, – распалялась женщина.

– Мам, а что такое «извлащенец»? – прокартавила девочка.

Вместо ответа мать дернула ее за руку:

– Пойдем. У дяди с головой не все в порядке.

Не в силах сдвинуться с места, Гриша привалился к стене и смотрел им вслед. Малышка обернулась, но мать снова дернула ее. Теперь Гриша не находил в ней никакого сходства с Ангелиной. Удивительно, как он мог обознаться?

Где же ты, златокудрый ангелок? Девочка-мираж. Девочка-сон. И была ли ты на самом деле? Но если Ангелина – всего лишь игра воображения, то откуда все эти дары?





Глава 27




Слава накатила на Валерку катком. Популярность оказалась далеко не такой привлекательной, как думалось. Люди и раньше обращали на него внимание, но теперь интерес к его персоне зашкаливал. Стоило появиться в общественном месте, как его окружали поклонники. Он раздавал такое количество автографов, что если бы за каждый брать по рублю, то можно было бы безбедно жить до старости. Жизнь превратилась в череду автограф- и фотосессий.

Эйфория от того, что он вдруг стал интересен такому количеству людей, улетучилась так же быстро, как запах эфира. Не прошло и месяца, как новую звезду начали угнетать толпа и неизменный ажиотаж вокруг его персоны. Жизнь напоминала игру в шпионов. Он выходил из дома с высоко поднятым воротником, в низко надвинутой на глаза бейсболке и в темных очках.

Будучи интровертом, Валерка предпочитал уединение, поэтому ареал его обитания ограничился домом и телестудией. На студии он чувствовал себя в безопасности. Там никто не пытался разорвать его на сувениры.

Конечно, у славы были минусы, но в целом Валерка считал, что судьба улыбнулась ему. Он снялся в двух клипах, и уже велись переговоры о съемках в художественном фильме. У него оказался уникальный дар. При том, что сам он был абсолютно неспособен вжиться в роль, Валерка настолько четко и точно выполнял требования режиссера, что на экране его можно было принять за талантливого актера.

Пока Валерку окончательно не перетянули в кино, с ним по распоряжению генерального продюсера подписали контракт на участие в новом реалити-шоу чтобы дать программе удачный старт. На этот раз Валерке вместе с другими звездами предстояло не выживать на экзотическом острове, а поднимать российскую деревню. Проект рекламировали на каждом углу, чтобы слюноотделение у зрителя пошло еще до того, как он увидит долгожданную передачу на голубом экране.

В новом проекте работал прежний тандем: Сиротин – Глузский. Вадим Юрьевич позвонил накануне. Валерка терялся в догадках, зачем с ним решил встретиться главный режиссер. Они устроились в переговорной.

– Ну что, скоро съемки. Готов? – бодро спросил Сиротин.

– Всегда готов, – по-пионерски отозвался Валерка.

– Твой рейтинг радует. Надеюсь, наше шоу побьет все рекорды популярности. А как вообще жизнь?

– Ничего, – пожал плечами Валерка, все еще недоумевая, зачем его вызвали.

– Ты не слишком разговорчив. Поначалу я даже опасался, что ты долго не протянешь. Впрочем, сдержанность – это настоящий клад. Все ищут за молчанием глубокий смысл. И каждый находит свой. В этом все дело.

Не дождавшись ответа, Вадим Юрьевич продолжал:

– Ты уже не новичок в шоу-бизнесе. Хочу обсудить с тобой некоторые детали будущего проекта.

Он открыл ноутбук и ловко застучал по клавишам.

– Надо придать шоу чуточку интриги. Надеюсь, ты ознакомился, что к чему?

Валерка кивнул.

– Отлично. Тогда перейдем к делу.

Сиротин повернул ноутбук к Валерке. На экране была фотография певицы, время от времени мелькавшей в телепередачах. Валерка не сразу узнал ее без макияжа. Не подправленная в фотошопе внешность попдивы была более чем заурядной.

– Ксюшу знаешь? – спросил режиссер.

– Не очень. Один раз пересекались.

Начало разговора явно озадачило Валерку.

– По сценарию шоу ты в нее влюблен, – прояснил ситуацию Сиротин.

– В каком смысле?

– В самом прямом. Проявляешь к ней интерес, ну, в общем, все как положено. Разговорный жанр – это не твое, поэтому монологов от тебя не требуется. Зрителям импонирует твоя сдержанность, молчаливость. Если возникнет необходимость, по ходу дела тебе подскажут, что говорить. Ну и Ксюша свое дело знает. Можно сказать, грудью себе дорогу проложила. В случае чего поможет.

Валерка пытался осмыслить то, что ему предлагали. На прошлом шоу до него доходили слухи, что с участниками проекта оговаривались какие-то моменты, но ему до сих пор позволяли быть самим собой, и он считал это в порядке вещей.

– Но я же в нее не влюблен.

Сиротин посмотрел на него, как на умственно отсталого.

– Кого это интересует? За кадром можешь делать все что угодно, но для зрителей ты Ромео.

– Я не могу. Она не в моем вкусе. Не возбуждает она меня, – пересилив себя, сказал Валерка.

– Откровенного секса от тебя и не требуют. А за сиськи подержать можешь – есть за что. Ради повышения рейтинга люди идут и не такие жертвы, – в голосе режиссера зазвучали холодные нотки.

Валерка чувствовал себя загнанным в угол. Ксюша была известна своей любвеобильностью. Ей даже дали прозвище Виагра. Если ей не удастся затащить его в постель, все сразу всё поймут. На него и так-то смотрели косо, и ему пришлось выдумать несуществующую студентку из Вильнюса.

– У меня и без этого рейтинг высокий, – робко вставил Валерка.

– Не обольщайся. Это явление временное. Кому нужен бесчувственный истукан, пусть даже с твоей фактурой? Не пройдет и полугода, как зрителям наскучит образ неприступного мачо. Люди хотят страсти, именно поэтому они меняют свою жизнь на забытье перед голубым экраном. Может, ты хочешь видеть на месте Ксюши Степу? Тоже неплохой ход, – усмехнулся Сиротин.

Степа был голубее, чем небо над Рио-де-Жанейро, поэтому Валерка поспешно отказался:

– Нет.

– Вот и славно. Значит, Ксюша, – удовлетворенно проговорил режиссер.

Валерку покоробило, что мнение статистов не бралось в расчет. Может, он как-нибудь выкрутился бы, если бы ему предложили другую девушку, а не эту секс-машину.

– Но почему Ксюша? Она без макияжа вообще никакая.

– Ты сказку о Красавице и Чудовище знаешь?

Сиротин вздохнул, как человек, которому приходится объяснять очевидные вещи полному тупице. – А знаешь, сколько таких чудовищ по стране смотрят нашу передачу? «Не родись красивой» посмотрел каждый третий российский зритель. В прайм-тайм сериал шел со средней долей тридцать процентов.

Валерка не нашелся, что ответить. Режиссер продолжал:

– Каждая серенькая мышка в душе мнит себя принцессой. Не задавался мыслью, почему Любаша в программе? Те, кто сидит по ту сторону экрана, видят в ней себя. Сказка о Золушке неистребима, как и вера в чудо. Вот поэтому ты должен влюбиться в самую невзрачную. Стать тем самым принцем, для которого важна душа, а не броская внешность.

– В ней ни внешности, ни души, – из последних сил сопротивлялся Валерка.

– Я же не предлагаю тебе союз на всю жизнь. Чем больше страстей, тем выше рейтинг. Сыграем эту партию, а после съемок расходитесь. Ты снова свободен, и интрига остается. Понял мысль?

– Я согласен. Кто угодно, только не она, – проговорил Валерка.

– Чем уж она тебе так не угодила? Хорошо. Подумаем, – кивнул Сиротин.

Затея с любовными играми Валерке не нравилась, но это был хороший предлог, чтобы попросить повышения оплаты. Он до сих пор не мог расквитаться с долгами. Однако финансовые вопросы не входили в компетенцию режиссера. Валерка скрепя сердце пошел к исполнительному продюсеру. В крошечном кабинете витали клубы сизого дыма. Глузский сидел за компьютером и что-то отстукивал на клавиатуре. Увидев Валерку, Евгений Борисович просиял. Это был хороший знак.

– Заходи, заходи. Твой рейтинг радует. Надеюсь, наше шоу побьет все рекорды популярности. Кофе хочешь?

– Только не черный.

– С коньяком?

На лице Евгения Борисовича появилось почти мефистофелевское выражение искусителя.

В этом кабинете коньяка удостаивались лишь самые дорогие гости. Значит, Глузский был в отличном расположении духа.

– Лучше со сливками.

– Молоток! Здоровый образ жизни. А я вот не могу избавиться от пагубных страстей, – улыбнулся продюсер, прикуривая очередную сигарету: – Тебе положено следить за собой. Ты – лицо с обложки. А нам, грешным, можно позволить себе некоторые слабости.

Он выглянул из кабинета и попросил проходившую мимо девушку:

– Оля, будь другом. Принеси из автомата два кофе. Один черный и один со сливками.

Получив столь теплый прием, Валерка воодушевился. Все-таки рейтинг открывает все двери.

Глузский поинтересовался:

– Какие-то проблемы?

– Вадим говорит, что я должен притвориться, будто влюблен.

– Да, отличный ход. Мы с ним это уже обсуждали, – кивнул Евгений Борисович. – Это поддержит интерес.

Валерка понял, что трепыхаться поздно. Все уже решено без его участия. Он перешел к основному вопросу:

– Мне нужны деньги.

– Деньги всем нужны. Сумеешь обставить остальных, получишь неплохой куш, поэтому в твоих интересах слушаться старших.

– Я хочу получить аванс.

– С какой такой радости? А если ты вылетишь после второго тура? Как говорится, «утром деньги, вечером стулья».

– У меня рейтинг… Я думал… – промямлил Валерка.

– Думаешь здесь не ты, а я. Хочешь сказать, что мальчик вырос из коротких штанишек и стал самостоятельным?

– Нет, но… – Валерка замялся, не зная, как объяснить.

Евгений Борисович прервал его жалкий лепет. Елей из голоса исчез:

– Запомни, что я тебе скажу. Ты думаешь, ты – звезда? Ты был дерьмом и остался дерьмом. Звезду легко зажечь, но еще легче погасить. Понадеялся на кино? Пара звонков – и кина не будет. Если ты исчезнешь с экрана, как думаешь, сколько поклонниц вспомнит о тебе через год? А через пару лет? Желаешь вернуться к расческам и ножницам?

Валерка смотрел на свои сцепленные руки. Угроза продюсера была не пустой. Этот человек одним щелчком мог вернуть его к разбитому корыту, в полуторку с матерью-алкоголичкой. Валерка по-настоящему испугался. Лучше бы он вообще не затевал этот разговор.

– Вы меня не так поняли. Я просто спросил. Честно. Я не думал ничего такого…

– Вот и славно. Я знал, что мы поладим, – голос Евгения Борисовича снова источал патоку.

Валерка вышел из кабинета. На душе было пакостно.

Проходя мимо стола редактора, он заметил рядом с клавиатурой журнал «Семь дней». С обложки улыбалась его собственная довольная физиономия. Счастливый и беззаботный, как чувак с рекламы «Мальборо», и такой же фальшивый. Реальность сильно отличается от рекламных плакатов.

Как быстро меняется расстановка фигур на доске жизни! Полчаса назад Валерка был счастливым и довольным, чувствовал свою значимость в этом мире. Но ему четко указали на его место.

На первом этаже в фойе стояла толпа старшеклассников в ожидании, пока их проведут в студию на съемку одного из многочисленных ток-шоу. При виде Валерки школьники всполошились, а потом самая смелая девчонка побежала к своему идолу. Следом за ней ринулись остальные.

Поклонники смотрели на него восторженными глазами и протягивали листки и блокноты для автографов. Они создавали иллюзию его значимости. Как часто граница между реальностью и выдумкой стирается! Здесь был не павильон, и эти ребята не были статистами, действующими по указанию режиссера. Однако в настоящей жизни тоже все было фальшью от начала и до конца. Он, всенародный любимец, на поверку оказался дутым кумиром, которого ничего не стоит свергнуть с пьедестала. Для этих девчонок он был звездой, а в ушах звучали слова Евгения Борисовича: «Дерьмом ты был, дерьмом и остался».

В империи под названием телевидение свои божки, которые правят миром. Они создают мифы и лепят героев. Те кривляются и выделывают коленца до тех пор, пока их рейтинг высок. Но стоит марионетке возомнить, будто она свободна, как тут же кто-то дергает за ниточку, чтобы напомнить псевдогерою, что удерживает его в раю.

Валерка чувствовал себя ничтожеством. Он вынужден был плясать под чужую дудку и делать все, что ему прикажут. Такова была цена славы. Но что такое слава?

Когда живешь, как за стеклом…

…Когда нельзя зайти в соседний супермаркет за батоном хлеба…

…Когда вынужден прятаться от знакомых и незнакомых…

…Когда каждый считает своим долгом давать тебе советы и комментировать твою жизнь…

Валерка не предполагал, что за столь короткое время можно так устать от всеобщего неусыпного внимания. Поначалу это льстило, но потом он начал ощущать себя насекомым под линзой микроскопа. Нет, слава – это не то, ради чего стоило терпеть унижение. Он никогда не был жаден до денег, но теперь осознал, что слава, не подкрепленная деньгами, – бросовый товар.

Не народная любовь, а хрустящие банкноты даровали ему свободу жить вдали от пьяного угара. Деньги – вот ради чего он готов был терпеть и делать то, что скажут. Кто хоть раз ощутил на себе действие этого наркотика, уже никогда не сможет отказаться от зависимости. Деньги держали его на привязи, как наркомана доза.





Глава 28




Алику претило идти к Силину и плакаться, словно провинившемуся школяру, но другого выхода не было. Предстояло объясняться, почему какой-то псих уделал дорогую машину как раз перед тем, как ее нужно было отдавать. Воспользоваться своим даром гипнотизера в присутствии Бульдога Алик теперь не решался. Старший товарищ непрозрачно намекнул, что такие штучки больше не прокатят. Мистика, трусливо поджав хвост, отступила перед грубым материализмом.

Разговор предстоял не из приятных. Алик раздумывал, как наилучшим образом представить случившееся и в результате решил сказать правду. Вряд ли Бульдог считает совращение жены друга смертным грехом, поэтому Алик не стал ходить вокруг да около и выложил все, как есть, оставив при себе только бесславные подробности интрижки, которые к делу отношения не имели.

Рассказ Алика явно позабавил старого зубра. Дослушав историю до конца, он хлопнул ладонями по коленям и громко хохотнул:

– Ай молодец! Ну ты меня и развеселил. Ты у нас оказывается ходок! – Силин шутливо погрозил Алику пальцем. – Нехорошо трахать чужих жен. Что ж тебе, девиц мало?

Алик немного расслабился. Судя по всему, Бульдог не собирался срываться с цепи. Хотя кто знает, что у него на уме. С такими хищниками надо держать ухо востро.

– Она сама была не против. Вы ведь знаете, как это бывает, – сказал Алик, нарочито ставя себя и Силина на одну доску. – В следующий раз буду осмотрительнее.

Бульдог хмыкнул:

– Ничего, настоящему мужику это простительно. У нас тут не Америка, чтобы человека дрючить за то, что он свою мужскую силу проявил.

Воодушевленный одобрением Силина Алик осторожно поинтересовался:

– Так как быть с «Феррари»?

– Что ж с тобой делать? С тебя ведь и взять нечего. Бизнеса у тебя нет. Одна зарплата.

Алик внутренне ликовал. Он даже не ожидал, что все так легко уладится. В общем-то Бульдог оказался неплохим мужиком. Но, как выяснилось, радоваться рано. Силин с хитрым прищуром спросил:

– Кстати, зачем тебе такая большая зарплата? Ты ведь за идею к власти рвался. Хотел надрать нам задницу. Вот все по-твоему и выходит. Будешь работать за идею. Сколько там тебе нужно на прожитье? Тысячи две зеленых достаточно?

– На мне же еще кредит за машину, – напомнил Алик.

– Эвон как мы запели. А кто на всех углах кричал, что готов работать за идею? Или идея стухла? Нет, милый, за свои слова надо отвечать. Пара штук твои, а за остальными Сема будет к тебе заходить. Попашешь пару-тройку лет за идею, глядишь, и наберешься ума-разума. Если будешь себя хорошо вести, как говорится, отпущу досрочно.

Алик стиснул зубы, чтобы сдержаться. Его так и подмывало скрутить Силина, сделать его послушной пешкой, выставить на всеобщее посмешище.

Он заметил, как глаза Бульдога начали стекленеть, и усилием воли заставил себя отпустить хватку. Порой сила, сидящая в нем, выходила из-под контроля, и превращала его из хозяина в раба. Алик встал и направился к двери, чтобы не наломать дров. Как бы не пришлось платить за минутную слабость. Достаточно ему головной боли с Ингой.

Уже у двери его настигла насмешливая реплика Бульдога:

– А дружок твой, писака, с его фантазией далеко пойдет.

– Вряд ли. Он всю жизнь один роман кропает и никак до конца не допишет, – процедил сквозь зубы Алик.

– А зачем ему романы сочинять, если он в жизни такие спектакли ставит? Ему ж цены нет! В случае чего, я к тебе за адресочком обращусь. Вдруг понадобится пьеску разыграть.

Алик уже хотел было с ехидцей спросить, неужели у Силина тоже проблемы с женой, но решил оставить свое остроумие при себе.

Выйдя от Силина, он все еще не мог понять, говорил тот про Бориса в шутку или всерьез? Не хватало еще подкинуть Борьке хорошенькую халтурку Так сказать, граф Монте Кристо на заказ.

Сейчас Алик и сам не отказался бы от хорошего сценариста. У него до сих пор стояла перед глазами Борькина ухмылка. Отпустить мерзавца с миром, значило бы себя не уважать. Борьку следовало наказать и больно.

Алик не обладал талантом изобретать сюжеты, но при необходимости жизнь любого заставит шевелить извилинами. Если нужно, он тоже придумает сюжетец похлеще любого борзописца. Простить Борьку после того, что случилось? Хрен-то! На том свете ему простится, а на этом за все надо платить. Хотел войны – получай.

Прежде самой изощренной местью было бы увести Ингу, но теперь это потеряло актуальность. Мысль об Инге вызывала у Алика не вожделение, а раздражение. Мало того, что он оконфузился, словно подросток, так вдобавок эта стерва заявила, будто он ее изнасиловал. Нет, Инга была прочитанной страницей. Наверняка существовали и другие способы поставить Борьку на колени.

Сейчас он на коне. Одно слово – король. «Вороне Бог послал кусочек сыру…» Получив миллион, этот лузер считает, что стал хозяином жизни. Откуда только взялись снобизм и замашки олигарха, ведь еще недавно стрелял мелочь! Как говорится, из грязи в князи. Только при этом новоиспеченный богатей как был лохом, так и остался. Швыряет деньги налево и направо.

Алик был уверен, что не пройдет и пары лет, как миллион утечет, словно вода сквозь решето. Но к чему дожидаться, пока Борька растранжирит состояние? Сырок ведь можно и умыкнуть. На каждую ворону лиса найдется. Пускай Борька вспомнит времена, когда ходил в застиранных футболках, питался дешевой колбасой, а рюмку коньяку местного разлива почитал за счастье.

Алик чувствовал, что он на правильном пути. Потеря денег ударит по Борису больнее всего. Но как оставить миллионера без гроша? Решение было очевидным: лишить его источника богатства. Как знать, может, без волшебной монеты все его доллары обратятся в прах? Потерять состояние гораздо легче, чем разбогатеть. Чудес для этого не требуется. Жизнь сама подкинет вариантец: лопнет банк, или его руководство благополучно слиняет за рубеж, прихватив деньги вкладчиков, или акции обесценятся… В общем, как говорил Остап Бендер, «существует множество легальных способов отъема денежных средств у населения».

Умыкнуть монету не составляло труда. Только ленивый не знал, что Борис хранит ее за фотографией Инги, которая стояла на самом видном месте. Проблема заключалась в том, что Алику дорога к Борьке была закрыта. Значит, придется кого-то просить. Выбор сам собой пал на Валерку. Во-первых, Квазимодо – не Гришаня, лишних вопросов задавать не станет. А во-вторых, Алик нередко помогал ему в трудных ситуациях.

Алик набрал Валеркин номер, мысленно взмолившись, чтобы тот был доступен.

Это прежде Валерка был вольным ветром – отстоит смену в парикмахерской и гуляй, рванина. А теперь он стал таким занятым, что не подступишься. В последнее время они виделись нечасто. Жизнь развела их по разным углам. А ведь когда-то великолепная четверка казалась неделимой. Гришка прав, они стали другими, но это произошло бы в любом случае: с дарами или без.

Валерка неподдельно обрадовался звонку. Алика тронула искренность в его голосе. Было приятно, что остался хотя бы один друг из трех. После прошлой встречи Гришку к таковым он причислить не мог. Отношения у них оставались по-прежнему хорошие, но для дружбы этого мало. Для дружбы нужно доверие, а его между ними больше не было.

– Квазимодо, ты в Москве?

– Угу.

– А то я смотрю, ты куда-то делся. Уж забеспокоился, не разорвали ли тебя на части поклонницы.

– Алик, кончай. Без того тошно. К тебе тоже теперь надо на прием записываться.

– Для своих без записи. Хотел предложить встретиться. А то тебя только в телевизоре и увидишь.

– Ты ж телевизор не смотришь, – сказал Валерка.

– Вот поэтому и стал забывать твой несравненный облик. Ты чем сегодня занимаешься? Может, где-нибудь посидим, расслабимся? Устал я что-то от всяких дел.

– Здорово. Я как раз свободен.

Алик отметил про себя, что это добрый знак. Если все складывается без сучка без задоринки, значит, он на верном пути.

– Отлично.

– А как Гриша с Борькой? – спросил Валерка.

– У Гришани квартальный отчет. К нему лучше не подкатывать. А насчет Борьки я тебе при встрече расскажу.

– Понятно, ему с Ингой не до нас. Хорошо хоть с тобой увидимся. А то меня уже все заколебало, – посетовал Валерка.

– Аналогично, Ватсон, – бросил Алик.

– Чего?

– Слушай, секс-символ, ты хотя бы Конан Дойла читал?

– Про Шерлока Холмса? Я кино смотрел. А что?

– Ничего. Спи спокойно, дорогой друг. Так где встретимся?

– Приезжай ко мне. Ты ж у меня после ремонта не был.

– Может, на нейтральной территории?

– Нет, там поговорить не дадут. Куда ни пойдешь, обязательно найдутся любители вместе сфоткаться.

– А ты за это деньги бери. Знаешь, возле зоопарка можно за плату сняться с Дональдом Даком или со Шреком. Че ты у нас, хуже Шрека?

– Смейся, смейся. Я уже в уборную ходить боюсь. И там найдут.

– Вот она слава народная, а ты недоволен. Шучу. Жди. Сейчас приеду. Кстати, купить что-нибудь по дороге?

– Нет, я пиццу закажу. Через час привезут.

– Ладненько. Тогда я потороплюсь, чтобы успеть к горячей.

Без пробок дорога до Валерки занимала минут тридцать. Алик решил принять душ. Он был слишком взвинчен. От сегодняшней встречи и от того, сумеет ли он убедить Валерку, зависело многое. Следовало расслабиться.

Он встал под прохладные струи и представил, как напряжение смывается и утекает в сливное отверстие. Это упражнение всегда помогало ему восстановиться. Для сегодняшних переговоров нужны были ясная голова и удача. Мысленно Алик уже поделил четверку надвое. Валерка оставался его единственным союзником, потерять его было бы непростительно.

К сожалению, на участников странной игры-считалочки чары не действовали. Оставалось надеяться, что Валерка предан ему и без гипноза помнит про долги. И все же разговор с Гришей показал, что нужно проявлять некоторую долю дипломатии. С Гришаней Алик тоже понадеялся, что тот встанет на его сторону, а получилось наоборот. Старый друг принял его за сумасшедшего.

Перед тем как выйти из душа, Алик повернул рычажок на ледяную воду, так что перехватило дыхание, а потом окатился горячей струей. Теперь он был готов: собран и расслаблен одновременно.

Алик уже выходил из дому, когда сиплый голос Лепса возвестил, что звонит кто-то из своих. Алик чертыхнулся. Он не ждал звонков ни от Гришки, ни тем более от Бориса. Значит, у Валерки что-то не складывается. Это было совсем некстати.

Алик был так зациклен на последних событиях, что даже не вспоминал о родителях. Между тем звонила мать. Алика кольнула совесть. Он совсем забыл, что в эту пятницу обещал свозить ее в «Ашан» за продуктами. Время летело так, что он не успевал отсчитывать дни.

– Алик, как ты там? У тебя все в порядке? – с беспокойством спросила она.

– Все нормально. Что у меня может случиться? – он придал своему голосу бесшабашность.

– Просто ты не звонишь и не заезжаешь. Я волнуюсь. Мало ли что.

Посвящать родителей в свои проблемы было ни к чему. Мать и так дергалась по каждому пустяку. В ее случае поговорка «меньше знаешь, крепче спишь» была вполне оправдана. Сначала Алик хотел сослаться на работу, но потом решил, что есть лучшее решение проблемы.

Он отчетливо, в малейших подробностях, нарисовал в воображении картину своего визита к родителям. Кошка на коленях подставляет мохнатое пузо. Мать то и дело подкладывает в тарелку вкусные кусочки. Отец расспрашивает о перспективах государства. Наивный родитель свято верит в то, что такие как Алик, что-то решают.

– Я же был у вас вчера, – с нажимом сказал Алик.

– Вчера? – переспросила мать и вдруг спохватилась: – Да, верно. Что это я? Совсем забыла. Старею.

– Ма, куда тебе до старости, – пошутил Алик и мысленно пообещал себе в ближайшее время обязательно навестить родителей.

Если разговор пройдет удачно, можно заскочить и сегодня. Родители жили в пяти минутах ходьбы от Валерки. Но сейчас следовало сосредоточиться на главном.

Пользоваться общественным транспортом Алик давно отвык. Первую машину он купил сразу после армии – подержанный «Жигуль» лохматого года выпуска – и с тех пор ни разу не спускался в метро. Он привык рулить. Ехать в такси на пассажирском сиденье было непривычно. К тому же, это лишний раз бередило рану.

Прежде Алик не обращал внимания на то, как преобразился двор, в котором он вырос. Но сегодня отчего-то вспомнились потемневшая от непогоды деревянная горка, покосившиеся качели и грибок над песочницей. Теперь на их месте высился детский городок из яркого пластика. Наверное, он был привлекательнее и экономичнее, но в нем не было прежней теплоты. Алика охватила ностальгия.

«Старею, что ли?» – с усмешкой подумал он.

Валерка открыл после первого же звонка. Ждал.

После евроремонта бывший притон алкоголиков преобразился.

– Здорово ты тут все переделал! Как будто другая квартира.

– Да уж. Влетело в копеечку, – вздохнул Валерка.

– Тебе ли быть в печали? Говорят, на телевидении неплохо платят.

– Кому как. Мать и ее родня тоже думают, что я купаюсь в деньгах.

– А разве нет? Ты ж звезда. Куда ни посмотри, везде твоя физия красуется. За рекламу же тебе платят.

– По контракту все идет через компанию. Мне отстегивают какой-то кусок, но расходы растут. Неустойку пока не выплатил, потом ремонт. А тут еще мать и родственнички присосались. Взял кредит, теперь проценты бегут. Да что я тебя гружу? У тебя свои проблемы.

– К сожалению, те же самые.

– Да ладно тебе. Вон и тачку охренительную приобрел.

– Нет у меня тачки. Есть кредит, который надо выплачивать.

– А машина где?

– Раскурочена в хлам. Борька постарался.

– Вот дурак! Водить не умеет, а за руль сел. Сам-то он как? – забеспокоился Валерка.

– Что ему будет? Тут, Квазимодо, такой сюжет вырисовался, хоть самому роман пиши. Борька Ингу ко мне приревновал.

– Иди ты!

– Не веришь? А зря. Дело было в его коммуналке. У меня же там штаб был, ну я зашел кое-какие бумаги забрать, прибраться после всего. А тут Инга нарисовалась. Вся из себя. Давай, говорит, кофе заварю. Сидим, беседуем. Она мне руку так кладет и давай откровенничать, мол, с Борькой у них проблемы. Он ее не удовлетворяет по мужской части. Скорострел. Я попытался ее урезонить, а она ко мне льнет. Говорит, хочу быть твоей.

– Инга? Не может быть…

– Я сам обалдел. Ну а потом Борька нас застукал.

– Между вами что-то было?

– Да нет же. Он вошел, а она ко мне прижимается. Понятное дело, она тут же на попятную пошла, вроде как она ни при чем. В общем, Борька разбираться не стал, нанял банду, и мою машину искорежили до состояния металлолома.

– Ты бы ему объяснил.

– Что толку? Мое слово против ее. Она каждую минуту ему на ухо нашептывает, а мы видимся раз в год по обещанию.

– Давай я к нему схожу и расскажу, что ты не виноват. Мне-то он поверит.

Порой требовалось недюжинное терпение, чтобы в чем-то убедить Валерку. Его наивность граничила с тупостью. Как можно провести большую часть жизни в притоне, дожить до двадцати трех и быть таким неискушенным голубочком?

– Ага. Пойди и скажи Борьке, что Инга считает, что он в постели ноль. После чего он, конечно, подобреет и решит, что поступил неправильно. Сделает Инге ата-та, а мне подарит большой воздушный шарик, – язвительно заметил Алик.

– И как же теперь?

– Как, как. Миллионер при миллионах и при невесте, а я в дерьме по самые уши. Та же самая бодяга, что и у тебя. Не знаю, с чего долги отдавать.

– Депутатам ведь хорошо платят.

– Ага, по усам течет, да в рот не попадает. Есть старшие товарищи, которые хотят, чтобы я работал за идею.

– Как у нас, на телевидении, – вздохнул Валерка. – Что же это за дела? Другие на нашем месте живут не тужат, а мы с тобой, как заколдованные.

– Почему как? Тебе не приходило в голову, что мы и в самом деле заколдованы?

– Как это?

– Помнишь ту встречу на озере?

– Еще бы не помнить. Я звездочку с собой даже на остров брал.

– Вот ты и гребешь славу полной ложкой, а денег, увы, как не было, так и нет. Девчушка же сказала, что можно иметь только что-то одно. В то время я принял это за шутку, а теперь понимаю: сколько нам ни биться, мы так и будем беднее церковных мышей, даже если все вокруг будут купаться в золоте.

– И что же делать? Неужели ничего нельзя изменить?

– Наверное, можно. Если взять у Борьки заговоренную монету.

– Нет, я серьезно.

– Я тоже. Из всех нас один Борька не растерялся. Выбрал то, что надо. Кому нужна власть и слава, не подкрепленные хрустящими банкнотами? Только Борька свободен как птица. Одно слово – счастливчик. Вот если позаимствовать у него монету…

– Нет, это нехорошо, – перебил его Валерка.

– Что тут такого? Мы же не крадем. Возьмем на время попользоваться. Расквитаемся с долгами и вернем.

– Все равно лучше прямо попросить.

– Знаешь, если бы это был прежний Борька, я бы так и сделал. Но деньги людей меняют. Скажи, мог бы он раньше нанять бандюг? Нет, он действовал словом, а сейчас у него другие методы. Он не машину мою уничтожил – он меня в блин раскатал. И ты думаешь, он раскаивается? Хрена лысого. Видел бы ты, как он радовался, что меня уделал. Твоей просьбой он подотрется. Скажи спасибо, если с лестницы не спустит. Так что диалога не получится.

– Давай попробуем.

– Пробовал я! Не знаю, что там Инга про меня нашуршала, но, если у него будет возможность меня утопить, он в водичку еще серной кислоты добавит. Валерка, я в таком дерьме, что ты даже не представляешь. Мне позарез нужны деньги. Вопрос жизни и смерти. Если ты не поможешь, мне каюк.

– Может, деньги у Гриши занять? – предложил Валерка.

– В смысле у его бати клянчить? Это ничего не решит. Гришане лучше об этом вообще не говорить. И ты забудь. В конце концов, все мы когда-нибудь окажемся на кладбище, кто-то раньше, кто-то позже. Конечно, спешить не хочется, но уж так карты легли.

– Слушай, неужели все настолько серьезно?

– А ты думал, я тебя прошу мараться из-за пустяка? Борька без своей монеты не помрет. Взяли бы по-тихому а потом так же тихо вернули, но нет так нет.

Решение давалось Валерке нелегко, уж больно изъятие пятака походило на воровство. Но если Алик в беде, выбора не оставалось.

– Хорошо. Я постараюсь, – нехотя кивнул Валерка.

Алик хлопнул его по плечу:

– Спасибо, друг. Я знал, что ты единственный, на кого можно положиться.





Накал




Глава 29




Борис подошел к бару и плеснул в бокал коньяку.

«Совсем немного. Буквально два глотка», – сказал он себе, как бы извиняясь. Вообще-то, он не пил до обеда. Инга этого не одобрила бы, но в последнее время она много чего не одобряла. Их отношения вступили в полосу кризиса.

Сегодня нужно было выпить, чтобы убрать муторный осадок от приснившегося кошмара. Обычно реальность бытия стирает сны из памяти, но этот прилип, точно жвачка к волосам, и был четким, словно все происходило наяву.

Ему снилось, будто они с Ингой идут по пустынному городу. Вокруг ни души. Все словно вымерло. Вдруг Инга прибавляет шагу, оборачивается и со смехом манит его за собой. Он пытается догнать ее, но тщетно. Борис почти бежит, но она неизменно оказывается на несколько шагов впереди. Наконец он делает рывок и, распахнув объятия, ловит ее, но руки проходят сквозь пустоту, словно он пытается поймать призрака. Инга стоит буквально в метре, жестами подзывает и дразнит его: близкая и недостижимая. Девушка смеется. Борис протягивает руку, но Инга отворачивается и с неожиданной скоростью удаляется, пока ее не поглощает опустившийся туман.

Когда Борис вынырнул из сновидения, сердце колотилось, как после хорошей пробежки. Инга к тому времени уже ушла на работу. Поначалу они пытались завести обычай завтракать вместе, но постепенно биоритмы взяли свое. Инга вставала рано и, как настоящая бизнес-леди, начинала день с зарядки, контрастного душа и зеленого коктейля. Борис полуночничал, спал до полудня, потом накачивался кофе и еще час-полтора неприкаянно слонялся по квартире, пытаясь прийти в себя.

Сегодня он позволил себе сдобрить кофе щедрой дозой коньяка. Борис гнал от себя мысль, что кошмар может оказаться пророческим, но приходилось смотреть правде в глаза: он терял Ингу и ничего не мог с этим поделать.

С того страшного дня, когда Алик, словно торнадо, пронесся над их жизнью, они с Ингой ни разу не занимались любовью. Проблема была не в Инге. Если бы она отказалась от близости, он был бы терпеливым и нежным и помог бы ей преодолеть стресс. Весь ужас заключался в том, что загвоздка была в нем самом.

В эпосе некоторых народов описывается обычай: если мужчине приходилось в походе делить ложе с женщиной, он клал между нею и собой меч, тем самым показывая, что уважает целомудрие женщины и не хочет оскорбить ее. У Бориса было такое чувство, будто Алик проложил невидимый меч между ним и Ингой. Этим разящим клинком была мысль о том, что Инга станет сравнивать двух любовников.

Борис не обольщался на свой счет: в поединке такого рода он проиграет еще быстрее, чем в рукопашной. Для Алика умение вести любовные игры было предметом гордости. Как он говорил, «секс – это не тупое ерзанье туда-сюда – это искусство». Сам он владел этим искусством в совершенстве. Пополнять свой багаж знаний в данной области было для него вроде хобби. Лет в четырнадцать, когда сверстники еще глотали слюни при виде красоток из журналов для мужчин и мастурбировали в туалете, Алик открыл для себя «Кама Сутру». С тех пор она стала для него чуть ли не настольной книгой. К тому же теория подкреплялась обширной практикой.

Борис не сомневался, что перед Ингой Алик прогнулся на все сто. Он предпринял робкую попытку расспросить, какие трюки выделывал с ней Казанова двадцать первого века, но Инга наотрез отказалась об этом говорить. Настаивать было бестактно, да и вряд ли Инга стала бы откровенничать на эту тему. По ее словам, она старалась как можно скорее забыть мерзкий эпизод. Борис верил, что так оно и есть, но никто не волен управлять своим подсознанием. Хочет Инга или не хочет, она все равно будет сравнивать их и, даже если из чувства такта промолчит, в душе будет сожалеть, что выходит замуж за посредственного любовника.

Стоило Борису об этом подумать, как всякое желание сходило на нет. Чтобы убедиться в том, что он не законченный импотент, Борис тайком от Инги несколько раз смотрел порно-канал. Это незатейливое средство действовало безотказно. За неимением предмета страсти, он кончал перед экраном и с удовлетворением отмечал, что все функционирует нормально, пока вдруг не осознал всю пошлость и абсурдность ситуации. Взрослый мужик, имеющий красавицу невесту, ведет себя как подросток с зудом в штанах.

Раньше они с Ингой занимались любовью почти каждый день, а теперь перед сном ограничивались пенсионным поцелуем в щечку. Первое время Инга предпринимала попытки его расшевелить, но инструмент любви предательски висел, скукожившись, как высохший стручок акации. Чувствуя приближение паники, Борис прибег к радикальному средству и убедился, что виагра не всесильна. Сначала он почувствовал подъем во всех смыслах этого слова, но в решающий момент перед его мысленным взором, словно черт из табакерки, выскочил образ Алика. Борис, как наяву, услышал ехидное: «Секс – это не тупое ерзанье туда-сюда», – после чего опало все. Инга, повернувшись к стене, притворилась, что заснула, а он пошел в кабинет делать вид, что погрузился в творчество.

Помучившись, Борис решил заняться изучением креативного секса. Алика, конечно, не переплюнуть, но можно хотя бы расширить свой кругозор. Интернет дает на этот счет столько информации, что «Кама Сутра» отдыхает. Однако теория без практики была мертва. У Бориса мелькнула бредовая мысль сходить к проституткам, но он тотчас отмел ее. Этого Инга точно не простит. Чем больше он старался вернуть себе либидо, тем больше впадал в отчаяние.

День за днем Борис все глубже погружался в депрессию. Еще недавно он страдал из-за творческой импотенции, а теперь осознал, насколько смехотворными были его переживания. В конце концов, Достоевским рождается не каждый. Сколько людей оканчивают Литературный институт и не публикуют ни строчки. Бессилие другого рода было куда более чудовищным. Пожалуй, Инга смогла бы смириться с тем, что ее муж не Хемингуэй, не Стейнбек и не Маркес и никогда не получит Нобелевской премии за свои творения. Но вряд ли она захочет выходить замуж за особь среднего рода.

Допив коньяк, Борис плеснул в бокал еще пару глотков и включил телевизор. Прежде он любил коротать свободные часы за книгой или за компьютерной игрой, но сейчас даже читать и водить по экрану мышкой не хотелось. Постоянный стресс медленно высасывал из него энергию. Борис оставил всякие попытки писать и проводил время перед телевизором, щелкая кнопкой переключателя в надежде найти интересную программу, но, как правило, внимание ни на чем не задерживалось.

Ток-шоу… Документальный фильм о жизни черепах… Еще ток-шоу – любят у нас в стране поговорить… Сериал… Когда-то Борис мечтал попробовать себя в написании сценариев, но пробиться на телевидение оказалось совсем не просто. К тому же быт так закрутил, что творческий пыл угас.

На экране возник Валерка, собственной персоной. Борис отложил пульт и уставился в телевизор, не слишком вникая в то, о чем шла речь. Валерка был немногословен и хорош собой. Телевизионщики не дураки, состряпали ему имидж со знанием дела. Когда Квазимодо не открывал рта, он мог сойти за умного человека. Эдакий молчаливый философ. Зато какая картинка! Валерка не прогадал. Вот кто настоящий везунчик! Знал, что надо выбирать, чтоб не промахнуться.

Борис представил, как развивались бы события, выбери он славу. Было бы тогда и вдохновение, и оригинальные идеи. Написал бы забойный роман, который сразу попал бы в первые строчки рейтингов и стал бестселлером. Потом переводы, публикации по всему миру. Контракт с Голливудом. Крутой блокбастер. Рекламные туры. Миллионы сами потекли бы к нему рекой. Он занимался бы творчеством, а не торчал у ящика… Инга гордилась бы своим мужем… Ее родители не капали бы на мозги, что он тунеядец…

А что ему принес миллион? Пустые дни, холодную постель и неотвратимое погружение в депрессию.

Неожиданно его внимание привлекла реплика ведущей:

– Валера, как тебе пришла в голову идея написать книгу?

– Я думал, людям это будет интересно.

– Ты прав. Книга еще не вышла, а ее уже ждут миллионы твоих поклонников…

Бориса бросило в жар. Что еще за книга? Неужели Квазимодо заделался писателем? О чем этот неуч может поведать миру? Он же читает чуть ли не по слогам. По русскому тройку за красивые глаза ставили. А теперь сидит в студии и беседует о своих творческих планах. Литератор, блин! Ну и ловкач.

Борис почувствовал себя так, словно его обокрали. Валерка отнял то, что по праву принадлежало ему. Это он, Борис, должен был отвечать на вопросы телеведущей. Это его роман должен был стать бомбой, а Квазимодо нагло занял его место.

Борис выключил телевизор, и тотчас зазвонил домофон.

«Кого еще принесло? Забодали уже. То к почтовым ящикам пройти, то показания счетчиков снять. Может, у меня творческий процесс в разгаре», – с раздражением подумал Борис и лениво протопал в прихожую. В трубке раздался голос Валерки:

– Борь, это я.

Борис опешил. Ни фига себе эффект визуализации. Только что думал о человеке, и вот он материализовался. Как все не вовремя.

Боль от только что испытанного шока еще не отпустила, но поскольку Валерка стоял у подъезда, придумывать предлог, чтобы отложить встречу, было некогда.

– Квазимодо? Какими судьбами? Проходи.



Вопреки словам Алика, будто между ним и Борисом все кончено, Валерка верил, что сумеет их помирить. Инга Ингой, но не может быть, чтобы какая-то нелепость разрушила многолетнюю дружбу. Валерка был уверен, что ему не придется выполнять данного Алику обещания.

Чтобы заскочить к Борису, он нарочно выкроил время днем. В это время Инга была на работе, поэтому можно было обо всем поговорить без свидетелей.

– Ты бы хоть позвонил, – вместо приветствия сказал Борис.

Валерка сразу отметил, что выглядит тот неважнецки: уставший, глаза покраснели, будто от недосыпа, а самое ужасное – от него разило алкоголем. Все детство Валерки прошло под запах перегара. Он знал, как это начинается. Сначала человек пытается утопить свое горе в спиртном, а потом спиртное становится его горем. Валерка решил, что Борис переживает из-за ссоры с Аликом. Очевидно, придется спасать не только Алика, но и Борьку. Нужно остановить его и не дать скатиться в пропасть.

– Да у меня тут дела кое-какие были, вот и решил заглянуть, – объяснил Валерка.

– А я думал, тебе теперь некогда. Ты ж писателем заделался, романы строчишь, – не удержался от язвительного замечания Борис.

Валерка с присущей ему наивностью не заметил ехидства в голосе друга.

– Борь, хоть ты не стебайся. Я, что ль, писал? Продюсер сказал, что надо для рейтинга.

– Здорово ты устроился. Привет «неграм», которые ваяют нетленку и никогда не попадут на обложку.

До Валерки только сейчас дошла абсурдность ситуации: из них двоих настоящим писателем был Борис, а слава по прихоти судьбы доставалась тому, кто и книжек-то не читал.

– Борь, я понимаю, что на моем месте должен быть ты, но я ж не виноват.

Раскаяние Валерки было таким по-детски искренним, что у Бориса даже злость прошла. Сердиться на Квазимодо было все равно, что обижаться на ребенка за то, что тот надул в памперс.

– Ладно, проехали. Я на тебя зла не держу. Просто заколебало все. Давай лучше хлебнем кофейку. Ты по-прежнему не потребляешь чего покрепче?

– И тебе не советую.

– Иной раз нужно для того, чтоб расслабиться. Как-то хреново все.

– Это из-за Алика? – напрямик спросил Валерка.

– Ты уже знаешь? Неужели он тебе рассказал? – При мысли о том, что Алик в мужской компании в подробностях описывает секс с Ингой у Бориса потемнело в глазах. – И что же он поведал? Может, хвалился в каких позах оприходовал мою невесту?

– Нет, все не так. Между ними ничего не было. Ты просто не понял.

– Я что, идиот? Инге, наверное, в эротических снах приснилось, как Алик ее трахнул. Она мне все рассказала.

– Я понимаю, что ты чувствуешь, но, может быть, она немного преувеличила?

– Думай, что говоришь! Немножко изнасиловать нельзя. Эта скотина воспользовалась своей властью, чтобы засунуть свой грязный член…

Борис не мог говорить. Он задыхался от ярости. Он порывисто подошел к бару и плеснул себе коньяка.

– Борь, не надо. Алик говорит, что между ними ничего не было. Почему ты веришь только Инге? Алик твой друг.

– Он мне не друг. Квазимодо, неужели ты такой наивный, что веришь его словам? Какая девушка станет на себя наговаривать просто так, чтобы языком почесать?

Возразить было нечего. Валерка как никогда жалел, что не может тягаться с Борисом в словесном поединке. Он прибег к последнему доводу:

– Даже если что-то было. Ты ведь уже отплатил ему. Теперь вы квиты. И хватит…

– Квиты? Ну нет! Если бы я мог раздавить этого гада, размазать, как таракана по стене, я бы сделал это не задумываясь.

– Борь, что ты такое говоришь!

– Abyssus abyssum invocat, – процитировал Борис и перевел: – Бездна взывает к бездне.

Валерка никогда не видел Бориса таким. Алик был прав насчет происшедших в нем перемен. Прежде Борис всех мирил и сглаживал углы. Казалось, он не умеет обижаться. Сейчас это был другой человек: жестокий и беспощадный. Просить его о прощении было бесполезно. Это было так же очевидно, как то, что солнце встает на востоке.

Валерка клял себя за то, что все испортил. Будь он таким же умным, как Борис, он бы сумел примирить друзей. Ему претило действовать по задуманному Аликом плану, но, похоже, выбора не было.

Валерка безотчетно поискал глазами фотографию Инги, за которой Борис хранил свое сокровище. Если ее не окажется в гостиной – это знак, что пятак брать не следует. Снимок, как нарочно, стоял на самом виду, на каминной полке. Валерка отвел глаза.

Борис проследил за Валеркиным взглядом, и у него мелькнула странная мысль. Уж не собирается ли Валерка выкрасть пятак? В принципе, это маловероятно. Квазимодо – не Алик, готовый на любые грязные делишки. Валерка человек принципов. Но если он такой честный, почему ставит свою фамилию на обложке чужой книги и не мучается совестью?

Последние события научили Бориса доверять только самому себе. Он нарочито спокойно сказал:

– Давай сменим тему. Тебе чай или кофе?

– Все равно, – отмахнулся Валерка.

– Будем пить здесь, а то у меня на кухне бардак. Посиди немного, я заварю. Можешь журнальчики полистать.

Оставшись один, Валерка растерялся. Он до последнего надеялся, что не придется забирать пятак тайком.

Если бы удалось помирить Алика и Борьку…

Если бы фотография не стояла в гостиной…

Если бы Борис не оставил его одного…

Так много «если». Решение предстояло не из легких. С одной стороны, Алик нуждался в помощи. Он был для Валерки все равно что брат. Сколько раз Валерка ночевал у Алика дома и ходил к нему обедать. И сейчас Алик был первым, к кому он обращался в случае нужды. Но с другой стороны, забрать из тайника пятак было равносильно краже, даже если потом его вернуть.

Валерка подошел к камину и взял фотографию, никак не решаясь открыть защелки. Руки дрожали. Нужно было действовать. Борис мог вернуться в любую минуту, но Валерка все медлил. Легче всего было поставить фотографию на место и уйти. Но что станет с Аликом? Видно, у того дела серьезные, он ведь так и сказал: «Вопрос жизни и смерти». Если все обстоит так страшно, то Валерка не имел права на колебания. Не давая себе больше времени на сомнения, он отодвинул защелки и вытащил картонную подложку.

– Можно поинтересоваться, что ты там забыл? Неужели пятак? – спросил Борис.

Вопрос застиг Валерку врасплох.

– Борь, ты не так понял.

– Ну да, я же тупой. Алик чуть-чуть трахнул мою невесту. Ты пришел меня слегка ограбить.

– Нет, мы бы вернули монету.

– Вы? – переспросил Борис.

Валерка понял, что сболтнул лишнее.

– В смысле, я.

– Нет, ты уж говори. Тебя что, Алик прислал? Мало этой сволочи, что он отнял у меня Ингу, так ему еще и бабки подавай.

– Нет, мы хотели взять пятак только на время. У Алика серьезные неприятности.

– Знаешь, это единственная хорошая новость за последнее время. А ты, значит, скорая помощь. Алика выручаешь. Эдакий святоша. Ничего для себя, все для людей.

– Борь, я виноват, но у меня не было выхода.

– А как же! Ты у нас честный. Ты не на пятак свои загребущие ручонки наложил, ты все у меня украл: мою книгу, мои интервью, мою славу…

– Ты сам выбрал миллион, – возразил Валерка, но Борис будто не слышал его.

– Я бы создал шедевр! А что ты? Ты же ничего из себя не представляешь. За тебя пашут другие, а ты пустышка, бездарь со смазливой рожей.

– Если ты такой умный, где же твой роман? Все, что ты можешь, это сидеть и с утра накачиваться коньяком, – вырвалось у Валерки.

Иной раз слова бьют сильнее дубинки. Валерка, сам того не подозревая, попал в самую болезненную точку. У Бориса перехватило дыхание, как от физического удара. Он и сам понимал, что талант у него в дефиците, но одно дело осознавать самому, а другое – услышать это от человека, который ни уха ни рыла не смыслит в литературе. Утереться и смолчать значило не уважать себя. Борис презрительно произнес:

– Знаешь, почему Алик держит тебя при себе? Потому что ты тупой и из тебя легко вить веревки.

– Нет, Алик мой друг. Он так не думает.

– Вот как? Тогда почему он прислал тебя, а не Гришку? Потому что тот честнее? Фигу два. Потому что Гришка умнее. Он никогда бы не повелся на уговоры Алика. А ты лох и всегда им был. Иметь в свите дурака бывает полезно.

Правда тяжелой глыбой обрушилась на Валерку. Он-то думал, что он в четверке со всеми на равных. А оказывается, ему просто позволяли находиться рядом. На самом деле его, сына алкоголички, держали за местного дурачка. «Дерьмом ты был, дерьмом и остался», – рефреном прозвучало в голове. Даже для тех, кого считал друзьями.

– Злой ты, Борька, – сказал Валерка и пошел прочь.

Ему хотелось бежать от людей, спрятаться, чтобы никого не видеть и не слышать.

Разговор прервался как-то неожиданно. Чтобы оставить последнее слово за собой, Борис запоздало выкрикнул:

– Катись отсюда, и чтоб ноги твоей в моем доме больше не было!

Дверь за Валеркой захлопнулась.

Борис не мог прийти в себя. В голове вертелась дурацкая детская считалка: «Десять бесенят пошли купаться в море. Десять бесенят резвились на просторе. Один из них утоп. Его поклали в гроб. И вот вам результат: девять бесенят…» Еще одним другом стало меньше. А были ли друзья? Как вообще можно было дружить с этими подонками и не раскусить их?

Борис налил себе полный бокал коньяка и, не терзаясь сомнениями, осушил его до дна, как воду. Алкоголь горячей волной обжег желудок, но облегчения не дал. От мысли, что Валерка мог выкрасть заветную монету, становилось тошно.

Борис размахнулся и со всей силы швырнул пустой бокал в дверь.

– Ворюга!





Глава 30




После кофе голова немного прояснилась, но лучше от этого не стало. Борис смотрел вокруг, и ему казалось, что мир отражается в огромном кривом зеркале. Все, что прежде казалось незыблемым, рассыпалось в прах. Все, чему он верил, оказывалось фальшивкой в красивой упаковке. Где они, друзья? Один – развратник, другой – вор.

Почему все так закрутилось? Ответ очевиден. Они завидуют. Просто исходят желчью от зависти. Алик, похотливая свинья, уже давно бросал взгляды на Ингу. А Валерка, импотент в обличье секс-символа, просто безмозглая шавка. И они столько лет рядились под друзей!

Борис ничуть не жалел о том, что сделал с машиной Алика. Он даже гордился изысканной идеей мести.

Это доказывало, что с воображением у него все в порядке. Что бы там Квазимодо ни вякал, придет время, роман напишется и станет супер-мегабестселлером. Вот тогда все увидят, кто талант, а кто бездарь, дешевая марионетка в чужих руках. Секс-символ дутый. Надоест публике, покроется морщинами, выкинут его на помойку – вот и вся слава.

Внезапно Борис осознал, что и сам не застрахован. Как ни крути, миллион, даже если он исчисляется в валюте, когда-нибудь иссякнет. Да еще покупка квартиры значительно истощила запасы. Знай он, что так обернется, можно было купить жилье попроще. Но кулаками, которыми машут после драки, нужно бить себя по голове.

Раньше мысли об одиночестве никогда не посещали Бориса. У него была семья, любимая девушка, друзья. И внезапно все утекло, словно потоки дождя в водосток. К кому он мог пойти со своей болью? К родителям, с которыми перестал откровенничать еще в детстве? К младшему брату, двенадцатилетнему сопляку? К любимой девушке, которая все больше отдалялась? К завидущим друзьям?

При мысли о том, что Валерке удалось бы стащить пятак, Бориса прошиб холодный пот. Но сквозь пелену разочарования, злобы и страха вдруг пробилась идея. А не проделать ли такую же штуку с лейтенантской звездочкой? Вдруг муза проявит благосклонность к ее новому обладателю?

Некоторое время Борис смаковал идею, как станет великим писателем, но скоро пришлось вернуться с небес на землю. Отношения с Валеркой порваны раз и навсегда, так что дорога к нему закрыта. Разве только Гришаню попросить посодействовать, но об этом даже думать смешно.

Гриша был единственным нормальным человеком в этом гадюшнике. Внезапно Бориса осенила догадка: в тот знаменательный день Гриша отказался от подарка судьбы, и теперь, когда между тройкой счастливчиков бушевали страсти, он оставался в стороне. Его не коснулись ни раздоры, ни склоки.

Гриша мог судить обо всем непредвзято. Борис мог поплакаться ему на предательство прежних друзей, ведь только он был посвящен в их тайну. О странной встрече на озере не знала даже Инга. Сначала Борис не рассказал ей, потому что боялся показаться смешным, уж больно все происходящее было похоже на сказку, а потом жизнь вошла в привычную колею и объясняться задним числом он счел неуместным.

Бориса потянуло встретиться с Гришей тотчас же. Ему важно было убедиться, что в этом мире еще существует островок стабильности.



В трактире «Елки-палки» на Таганке было, как всегда, многолюдно. Лозунг «Съешь, сколько влезет» оказался более чем действенным. Народная молва гласила, что в «Елках» кормят вкусно, от пуза и цены демократичные. А что еще требуется от кафе? Блюда располагались на экзотических телегах, подход к которым был неограничен.

Гриша поискал глазами Бориса и сразу же увидел его. Борис приветливо махал ему рукой.

– Что, Борь, насытился буржуйскими ресторанами? К народу потянуло? – спросил Гриша.

Борису не хотелось признавать, что с сегодняшнего дня он принял решение относиться к деньгам экономнее. Он пожал плечами.

– Тут чувствуется биение жизни и, кстати, довольно сносно кормят. Я вот уже жую. Кстати, на тебя тарелку взял. Сходи к телеге, там неплохой выбор.

– Нет, я ненадолго. У меня в восемь поезд.

– Тем более на голодный желудок ехать нехорошо.

Когда Гриша вернулся, Борис спросил:

– Далеко ли путь держишь?

– Еду на выходные в Киев.

– Поздравляю. Личная жизнь налаживается?

– Можно сказать и так, – улыбнулся Гриша. – А что у тебя? Какие-то проблемы?

– Не то слово. Сегодня приходил Валерка. Якобы с визитом вежливости. А стоило мне отлучиться на кухню, кофе сварить, этот гаденыш попытался выкрасть мою монету. Я ведь, дурак, всем показал, где ее храню. Думал, имею дело с порядочными людьми.

– Может, ты не так понял или тебе показалось?

– Угу. Галлюцинация – лучший способ ухода от действительности. Только на глюки тут не спишешь. Я его с поличным застукал.

– Здесь что-то не так. На Валерку непохоже. И потом зачем ему?

– Алик подговорил, сволочь.

– Слушай, что за черная кошка пробежала между тобой и Аликом? – напрямую спросил Гриша.

Борис понял, что ступает на опасную территорию. Значит, Алик побывал у Гришки первым. Наш пострел везде поспел. Интересно, что он наговорил. Вряд ли признался в своем гнусном поступке.

– Он что, к тебе приходил? – осторожно поинтересовался Борис.

– Прибегал, всклокоченный, как будто по нему пропустили заряд в двести двадцать вольт, уверял, будто ты разбил его машину.

Борис про себя усмехнулся. Как он и предполагал, подробности своих похождений Алик решил опустить. Бориса так и подмывало выложить перед Гришей всю подноготную похотливого лжеца, но чутье подсказывало, что лучше промолчать, иначе придется сознаться в том, что обвинение Алика вполне обосновано. Гриша мести не одобрит. А так, мало ли почему Алик с катушек слетел. Не стоит вешать на него все тяжкие грехи сразу. Посягательства на имущество ближнего будет достаточно. А насчет прелюбодеяния можно умолчать.

– По-моему, у него паранойя на почве разбитой машины. А я оказался крайним.

– Что все-таки между вами произошло?

– Да ничего особенного. Я позвал его в ресторан, перетереть кое о чем. Сам знаешь, каждый день финансовыми катаклизмами пугают. Думал, может, он что посоветует. Им же оттуда виднее. Откуда мне было знать, что какой-то кретин угонит со стройки экскаватор и начнет крушить все что ни попадя? В результате у Алика крыша поехала, а я виноват.

Гриша кивнул.

– Я ему так и сказал, что это совпадение.

Борис с удовлетворением отметил, что выбрал верную тактику. Вина лежала целиком на Алике. Чтобы упрочить свои позиции, он добавил:

– Не трогал я его машину. Ты мне веришь?

– Верю, – кивнул Гриша. – Но и на Алика как-то не похоже. Он всегда такой рассудительный.

– Гриш, это ты у нас рассудительный. Алик прочитал тонну макулатуры про положительный склад ума и прочие примочки, но, согласись, это было в прошлом. Кто знает, как на нем сказалась способность к гипнозу? Это все ж таки не миллион баксов в банке и не билборды с физиономией по всему городу. Может, у него в голове пошли какие-то необратимые процессы? Ясно одно: ему больше доверять нельзя, как и его прихвостню Валерке.

– Зря ты так. По-моему, лучше собраться вместе и обо всем поговорить.

– О чем тут говорить? Их ломает от зависти, так что они стыд и совесть потеряли. Они пытались украсть мой пятак! И после этого я должен сесть с ними за стол переговоров?

– Тебе не кажется, что происходит что-то нехорошее? Мы ведь были друг для друга как семья. А после даров ангелочка все стало разваливаться, как липовый баланс при проверке. Посмотри, как мы изменились.

– Алик с Валеркой точно! Были нормальные ребята – и до чего дошли? Гриш, вот скажи, чего им не хватает? Один депутат, другой на ТВ звездит. Денег немерено. Дался им мой миллион.

Гриша понял, что Борис не слышит его. Приводить какие-либо доводы было бесполезно. Они словно находились в параллельных мирах. Только внешне казалось, что они говорят на одном языке, но каждый понимал сказанное на свой лад.

Борис продолжал:

– Гриш, я что, жмот? Нужны тебе деньги, так и скажи. Хочешь я тебе сто тысяч дам?

– Не надо. Зачем? – отказался Гриша.

– В баксах. Нет, правда, ты ведь ничего тогда не получил. Давай я с тобой поделюсь.

Гриша подумал было рассказать Борису про свое таинственное выздоровление, но обстановка не располагала к душевному разговору. Было слишком шумно и суетно. Чтобы услышать друг друга, приходилось почти кричать.

«Как-нибудь в другой раз», – подумал Гриша, а вслух сказал:

– Спасибо, но мне правда ничего не надо. К тому же я тоже получил свой подарок.

– Какой?

– Я герой, забыл? – Гриша вынул из кармана оловянного рыцаря.

– Ты не герой. Ты блаженный, – ответил Борис, откинувшись на спинку стула.

– Я возвращаюсь через неделю. Тогда соберемся и вместе поговорим, чтобы раз и навсегда выяснить, что происходит.

После ухода Гриши Борис задержался. Он потягивал двойной кофе и пытался осмыслить, удалось ли ему привлечь друга на свою сторону и стоило ли вообще затевать этот разговор. Гриша в их компании считался оплотом надежности, эдаким третейским судьей. Но времена меняются.

Борис впервые подумал, что Гриша тоже довольно скользкий тип. Никогда не знаешь, что у него на уме. Что за нужда ему устраивать совместные посиделки и переговоры? Хочется посмотреть, как другие трясут грязным бельем? Развлечение в стиле реалити-шоу Сам-то он чистенький, незамаранный. Отныне господин судья может пересыпать свой парик нафталином. Борис больше не нуждается ни в чьих суждениях и советах. Он сам станет режиссером своей жизни. Ему понравилось писать сценарий по-живому и он уже знал, каким будет следующий эпизод.





Глава 31




Ингу все больше беспокоил Борис. Их отношения зашли в тупик. Боря стал не похож на себя. Прежде он был общительным и веселым, а теперь стал замкнутым и раздражительным. Он уверял, будто простил ее, но она чувствовала, что в душе он все еще носит обиду. Впрочем, она не могла его винить. Она сама разрушила все, что было между ними. С того самого рокового дня, когда случайная встреча свела их с Аликом в старой коммуналке, Борис ни разу не притронулся к ней. Это было особенно тяжко. Инга чувствовала себя так, словно грязь после того постыдного эпизода намертво прилипла к ней. Поначалу она пыталась расшевелить Бориса своими ласками, но он оставался холоден. А потом она поняла, что он просто брезгует заниматься с ней любовью.

Вина душила Ингу, не давая ей вздохнуть. Она чувствовала, что больше не в силах нести этот тяжкий груз одна. Она поплакалась бы маме, но это был не тот случай. Инга прекрасно понимала, что ждать от родителей сочувствия не приходится. Эта тема была для них закрыта.

Инга подозревала, что родители будут даже рады, что в ее отношениях с Борисом началась темная полоса. Мама наверняка успокоит, что адюльтеры случаются, и никто от этого не умирал, хотя сама она ни на кого, кроме папы, не взглянула. Им наплевать на то, что ее падение разрушает Бориса. В последнее время она часто заставала его вечером пьяным. Она злилась, ругалась, плакала, уговаривала. Но что она может сделать, когда сама довела его до такого состояния?

Инга как никогда остро чувствовала свое одиночество. При всей ее общительности близких друзей у нее не было. До недавнего времени Борис был для нее всем: и любовником, и подружкой. У него по-прежнему оставались Валерка и Гриша. А у нее никого, с кем можно пооткровенничать.

А если довериться Грише? Ему ведь тоже не безразличен Борис. В четверке Гриша пользовался особым авторитетом. Ребята называли его своей совестью. Разговор с совестью – это именно то, чего ей сейчас не хватало. Ей нужно было исповедаться.

Гриша удивился приходу Инги.

Она выглядела несчастной и какой-то потухшей. Побледнела, под глазами пролегли темные тени, но даже это не портило ее, а делало более загадочной. Каждый раз при виде Инги Гриша удивлялся, как природа могла создать такое совершенство.

– Что-то случилось? – спросил он.

Инга кивнула.

– Я хочу поговорить с тобой насчет Бори.

Они сели на кухне с кружками горячего чая. Начать разговор было так же трудно, как нырнуть в ледяную прорубь. Гриша не торопил ее. Наконец она решилась:

– Боря сильно изменился в последнее время. Ничего не пишет. И стал много пить. Почти каждый день я застаю его пьяным. Я просто не знаю, что делать. Он меня больше не любит.

– Глупости. Борька дорожит тобой больше всего на свете. Уж я-то знаю. Он тебя боготворит.

– Так было раньше. Но…

Инга расплакалась. Слезы текли бурно, и она никак не могла успокоиться. Гриша растерялся. Он не знал, как утешать плачущих девушек. Он поднялся, огромный и неуклюжий, как медведь, и неуверенно коснулся ее плеча.

– Успокойся. Ты самая лучшая. С тобой никто в сравнение не идет.

Он понимал, что утешитель из него никакой, и замялся в поисках нужных слов. Инга, немного успокоившись, произнесла:

– Гриш, я все сама разрушила. Это из-за меня Боря спивается. Из-за меня у него творческий кризис.

– Брось ты. У писателей и художников такое случается сплошь и рядом. При чем тут ты?

– Я ему изменила.

Слова были сказаны тихо, но прозвучали, как гром.

Гриша не знал, как на это реагировать. Ничего удивительного, что Борька спивается. Он всегда до смерти боялся потерять Ингу. Но, даже если у нее появился любовник, не все потеряно. Она ведь переживает, значит, еще любит его.

– Представляю, что ты обо мне думаешь. Я знаю, что это низко и грязно. Я сама удивляюсь, как я могла до этого опуститься. Самое страшное, что я не понимаю, что на меня нашло. Как будто это была не я. Гриша, ты мне веришь?

– Не знаю. Признаться, у меня не много опыта в таких делах, – смутился Гриша и, чтобы успокоить плачущую Ингу, добавил: – Но в книгах пишут, что страсть ослепляет.

– Гриша, какая страсть? Скорее, просто дурь. Я даже толком не помню, как это произошло. Помню только, как Алик натягивает штаны. Эта картинка прямо въелась в память.

– Алик?

– Да, я изменила Боре с Аликом. Не спрашивай почему. Вынос мозга. Я ведь Борьку люблю. Мне никто, кроме него, не нужен. Я не ищу оправдания. Это нельзя оправдать. Просто мне нужно облегчить душу. Я не могу больше носить это в себе. Я гадкая, грязная тварь. Но я хочу спасти Борьку. Я не могу видеть, как он спивается.

Услышанное поразило Гришу. Теперь все вставало на свои места. Из разрозненных кусочков складывалась довольно неприглядная картина. Значит, машина Алика попала под раздачу не случайно. Это была месть. Око за око. Но почему же Борис все отрицал?

– Ты не виновата, – успокоил ее Гриша. – Просто Алик обладает способностью влиять на людей.

– Ты добрый, но от этого я не становлюсь чище.

– Нет, правда. Это что-то вроде гипноза, хотя не совсем. Он может подчинять людей своей воле. Как, ты думаешь, ему удалось одержать победу на выборах? Помнишь, был такой гипнотизер Мессинг?

По мере того как Гриша говорил, в глазах у Инги загорался огонек надежды.

– Нужно рассказать об этом Боре, – сказала она.

Гриша помотал головой:

– Нет.

– Алик тоже просил ни о чем не говорить. Может быть, если бы я промолчала, было бы лучше, не знаю. Но нельзя строить отношения на лжи. Боря должен был узнать.

Гриша колебался, стоит ли рассказывать Инге о встрече на озере. С одной стороны, это была тайна четырех. Обычно они никого не посвящали в свои секреты. Но с другой – они уже не были прежней дружной четверкой. С того майского дня все переменилось. Гриша постоянно думал об этом. Ему тоже нужен был кто-то, с кем можно посоветоваться.

– Хочешь знать правду? – спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил: – Но она тебе может не понравиться.

– Я должна знать правду, какой бы горькой она ни была. Хуже уже не будет.

– Я расскажу тебе одну историю. На первый взгляд она похожа на сказку или на бред сумасшедшего, но это правда. Прошлой весной мы поехали на озеро. Мангал, шашлыки – в общем, все дела…

Закончив рассказ, Гриша достал оловянного рыцаря и поставил на стол.

Инга подняла на него глаза и осторожно, как будто пробуя слова на вкус, произнесла:

– Пять копеек за моей фотографией. Боря говорил, что это его талисман.

Гриша молча кивнул. Откровенно говоря, он не ожидал, что Инга поверит в эту фантастическую историю.

– Значит, я была игрушкой в руках Алика? – то ли спросила, то ли сделала вывод Инга.

– Ты не могла ему противиться.

– Мерзавец, – с отвращением выплюнула Инга и, проведя пальцем по краю чашки, добавила: – Но ведь Боря об этом знал.

Гриша молчал. Ответ был очевиден.

– И все же он меня не простил, – с грустью сказала Инга. – Вот такая любовь.

– Я говорил, что правда тебе не понравится.

– Нет, я тебе очень благодарна. Теперь все расставлено по местам.

– Хочешь еще чаю? – предложил Гриша.

– Спасибо, но я бы лучше умылась.

Когда она вернулась из ванной, веки ее были еще припухлыми от слез, а чуть влажная кожа светилась, как на лицах мадонн с картин рафаэлитов.

Она дотронулась кончиками пальцев до рыцаря и спросила:

– А что он означает? Каков твой дар?

– Силу. Я герой.

– Только не говори мне, что по ночам ты превращаешься в Бэтмена, – Инга едва заметно улыбнулась уголками губ.

Постепенно она возвращалась к жизни.

– Нет, до этого не дошло. Моя сила в здоровье. Знаешь, я ведь должен был умереть. Саркома. Врачи дали мне полгода.

Инга с тревогой посмотрела на Гришу.

– Я не знала.

– Никто не знал. Не хотелось чувствовать себя полуфабрикатом покойника.

– Все позади? – спросила Инга.

– Теперь врачи считают, что диагноз был ошибкой.

– Как тебе удалось выкарабкаться?

– Чудом. После той встречи у меня появилось желание выкинуть все лекарства и жить так, как будто передо мной вечность, или хотя бы лет пятьдесят. Что я и сделал.

– Невероятно. Все, что ты рассказал – это просто фантастика какая-то.

Инга положила свою ладонь поверх руки Гриши и легонько сжала ее:

– Я рада, что хотя бы кто-то остался человеком.

– Насчет Борьки все еще может измениться. Он человек творческий. Перебесится, и все у вас наладится, – сказал Гриша, но Инга грустно покачала головой:

– Нет, Гриша. Похоже, мама была права. Я выбрала не того парня.





Глава 32




Разговор с Ингой помог Грише понять происходящее. Правда, словно луч прожектора, высветила темные уголки неприглядной истории. Всем странностям и нестыковкам нашлось объяснение. Стало ясно, что обвинения Алика имели под собой основание. Все завязалось в тугой узел. Гриша удивился, сколько между ними появилось тайн и недосказанности.

Гриша говорил и с Аликом, и с Борей, и каждый из них ни словом не обмолвился о своих грехах. Впрочем, кто он такой, чтобы перед ним исповедоваться? И все же раньше такого не случалось. Они предпочитали открыто решать все споры, а не носить камень за пазухой.

Гриша вдруг осознал, до чего же они все изменились. Алик всегда был центром их маленького мира, их опорой. К нему обращались за поддержкой. Он ни за что не подставил бы другу подножку. Боря был так же чужд мести, как ленивец – агрессии. Ему бы и в голову не пришло мстить. Валерка, который в детстве был почти беспризорником при живой матери, никогда не брал чужого, даже куска хлеба, когда по-настоящему голодал. Невероятно, что он мог опуститься до воровства.

Голова шла кругом. Друзья, которых Гриша знал с детства, вдруг предстали перед ним в ином свете. Почему? Откуда взялась вся эта дрянь и предательство? Ответ был один: ничего не дается просто так. За все в жизни приходится платить. Нежданные подарки судьбы были Троянским конем, который открыл дверь всему темному, что таилось в глубинах подсознания. Больше никто никому не доверял. Каждый видел в других врагов. Но ведь он и сам такой. Он ведь тоже перестал верить друзьям.

Гриша надеялся, что еще не поздно все исправить. Первым он позвонил Алику.

– Что ты делаешь в субботу?



Они собрались у Гриши на кухне. На этот раз встреча не походила на обычную дружескую посиделку. Алик и Борис обменялись рукопожатиями с Гришей, но друг другу руки не подали. Алик и Борис нарочито делали вид, что один другого в упор не видит. Валерка избегал смотреть Борису в глаза.

«Чует крысеныш, что в чужой амбар залез», – мстительно подумал Борис. Он предвидел, что затеял Гриша, но не собирался раскуривать с Аликом трубку мира. Впрочем, с Валеркой тоже. У Валерки еще оставались невыплаченные долги.

– Думаю, вы догадываетесь, зачем я вас собрал. В последнее время с нами происходит что-то неладное, – сказал Гриша.

– Просто мы выросли из подросткового возраста. А взрослая жизнь не похожа на игру в мушкетеров, – вставил Борис.

– Смысл дружбы не меняется. Меняемся мы. Посмотрите на себя. Так дальше нельзя. Каждый ходит с обидой на другого, каждый готов всадить другому нож в спину. Мы перестали друг другу доверять.

– Гриш, о каком доверии может идти речь, если Валерка приходит ко мне как друг, кофейку попить, а стоит отвернуться, как я застаю его за попыткой меня ограбить? Как я могу ему доверять?

Валерка покраснел до корней волос:

– Может, я и не семи пядей во лбу, но я всегда говорил вам то, что думаю. А вы, оказывается, все это время держали меня за тупицу и просто смеялись надо мной.

– Кто тебе это сказал? – опешил Гриша.

Валерка кивнул в сторону Бориса.

– Пусть эта гнида заткнется. Если он других считает гумусом, это еще не значит, что все так думают. Или сам святой? – зло бросил Алик.

– Если у тебя крыша съехала, то при чем тут я? Я за рулем экскаватора не сидел, – Борис с вызовом уставился на Алика.

– По принципу – «не пойман – не вор»? Чтоб ручки чистые были? – язвительно спросил Алик.

– Кто бы говорил! Не ты ли Валерку подослал?

Гриша перебил их:

– Ребята, перестаньте! Я все знаю: и про Алика, и про машину.

Алик с Борисом озадаченно переглянулись.

«Неужели эта мразь откровенно рассказала о своем скотстве?» – подумал Борис.

«Представляю, как эта сволочь разукрасила меня перед Гришкой», – подумал Алик, а вслух сказал:

– Хорошо, тогда давайте откровенно. Признаюсь, не устоял. Помутнение нашло. Между прочим, даже в суде обвинения снимаются, если человек действовал в состоянии аффекта.

– Ты еще скажи, что Инга тебя загипнотизировала, чтобы ты штаны стянул, – зло огрызнулся Борис.

– Слушай, писака, тебе известно такое понятие, как слепая страсть? Декольте, юбочка выше не балуйся. Мне что, восемьдесят лет?

Борис в бешенстве вскочил с места.

– Хочешь сказать, что Инга шлюха?

– Я хочу сказать, что тут только у импотента не встанет, – рявкнул Алик.

Стрела, пущенная наугад, попала в яблочко. Борис от негодования едва не задохнулся. Алик как будто нарочно издевался над его бессилием. В этот момент Борис не думал о том, что Алик более мускулистый и тренированный. Ему хотелось молотить кулаками по наглой, самодовольной физиономии, не думая о последствиях. Так расстроенный ребенок набрасывается с кулачками на обидчика. Он кинулся на Алика, но между ними скалой встал Гриша.

– Стойте! Что вы как маленькие. Еще драки не хватало.

Борис отступил, а Алик сказал:

– Гриш, я признаю свою вину, но я в тот миг точно обезумел. А этот хлыщ лучше? Все сделал хладнокровно. Просчитал до мелочей. Пришел бы ко мне и набил морду, по-мужски. Так нет, подлез тайком, как змеюка, чтобы ужалить побольнее. Ты не мужик, – кинул он Борису.

– Зато ты мужик, походя вставил девушке лучшего друга и еще умолял, чтобы она держала рот на замке.

– Ребята, хватит! Так мы ни к чему не придем. Обида плохой советчик. Давайте на минуту обо всем забудем. Постарайтесь посмотреть на все со стороны. Раньше мы были совсем другими. Да, у нас были и мечты, и проблемы, но мы умели радоваться жизни. С тех пор, как у нас появились таинственные талисманы, все пошло под откос. Скажите, кто из вас сейчас счастлив?

Ответом было молчание. Гриша продолжал:

– Борь, скажи, много радости тебе принес миллион, за исключением того, что ты развил вкус к дорогим ресторанам? Когда ты был счастливее, живя в коммуналке и перебиваясь мелкими гонорарами, но при этом зная, что у тебя есть Инга, или сейчас? Что тебе дали твои деньги?

– Свободу. Мураками сказал: «Я люблю деньги, потому что они позволяют мне заниматься любимым делом». Я могу писать.

– И что? Ты создал свой великий роман? – вопрос Гриши поставил Бориса в тупик.

Гриша обернулся к Алику:

– Ты мечтал быть гонщиком, грезил о Формуле-1. Что дала тебе власть, кроме проблем, разборок и необходимости погрязнуть в интригах? Разве она приносит тебе удовлетворение?

Алик пожал плечами.

– Это лучше, чем ничего. Я бы все равно не стал гонщиком. Так у меня хотя бы синица в руках.

– И много ли проку тебе от этой синицы? Когда у тебя был маленький магазинчик, ты улыбался чаще.

Алик промолчал.

Гриша обернулся к Валерке:

– Ты получил славу в полной мере. Сейчас ты один из самых популярных людей в стране. Но разве этого ты хотел? Тебе нужно обожание девочек-подростков? Или тебе нравится прятаться от людей и маскироваться, прежде чем выйти из дома?

– Зато теперь я живу без матери.

– А разве нельзя было раньше переехать от нее и не платить за это столь дорогую цену? Ты ведь не свободен. Сколько можно жить в напряжении и постоянно ощущать себя словно под наблюдением, когда за каждым твоим шагом следят?

Валерка промолчал. Ему и самому опостылела теперешняя жизнь. Он мечтал о том времени, когда сбежит куда-нибудь на необитаемый остров и будет жить один в хижине, подобно Робинзону.

В наступившей тишине Гриша продолжал:

– Дары, которые мы получили, не только разрушают нашу дружбу. Они не приносят никому добра. Давайте избавимся от них. Может быть, еще не поздно начать все сначала.

– Гриша, романтик ты наш. Начала не будет. Это только в фантастических фильмах герою стирают память, и он, радостный, начинает жизнь с чистого листа. Алик изгадил чистый лист так, что ластиком не сотрешь. Так ради чего я должен расстаться с богатством и снова вернуться к нищете? – спросил Борис.

– Если продолжать идти тем же путем, лучше не будет. Посмотри на себя. Ты ведь был оптимистом, вечно шутил и светился от радости. Сейчас ты погас. Ты просто сопьешься.

– Лучше спиться, потребляя дорогой коньяк, чем сивуху. Быть несчастным и богатым приятнее, чем несчастным и без гроша в кармане. Счет в банке, знаешь ли, как-то греет.

Алик поддержал Бориса:

– Лично я тоже не собираюсь перечеркнуть всего, чего достиг. Проблемы есть всегда: одни уходят, другие приходят. А возвращаться к прежнему, извини, у меня нет ни желания, ни возможности. Бизнес мой, как ты знаешь, накрылся, а чтобы построить новый, власть пригодится.

– А ты что скажешь? Неужели тебе так дорога слава? Тебе-то она – пришей зайцу хобот, – обратился Гриша к Валерке.

– У меня контракт, неустойки. Я не могу все взять и бросить, – промямлил Валерка.

– Ребята, вы что?! Неужели вы не понимаете? Если не избавиться от этих дьявольских даров, лучше не будет. Будет только хуже.

– Слушай, герой, легко разглагольствовать за чужой счет. Ты ведь тихой сапой тоже кое-что получил. Раньше сидел в четырех стенах, а теперь путешествуешь. Девушкой в Киеве обзавелся. Уж если избавляться от даров, то всем вместе. Слабо выкинуть рыцаря нафиг? – спросил Борис.

Гриша не сразу нашелся что ответить. Сейчас было не к месту признаваться в том, что он получил в дар и давить на жалость, поэтому сказал:

– Мой рыцарь вроде никому не мешает.

Он посмотрел на Алика в надежде, что тот встанет на его сторону, но Алик криво усмехнулся:

– Знаешь, каждый из нас думает то же. Все не так просто: выкинул – и солнце стало светить ярче. Просто каждый должен понимать, что это опасная игра. И в ней каждый сам за себя.

Был поздний вечер. Гриша брел по пустынной улице. Он свернул к дому, и вдруг что-то заставило его остановиться. На детской площадке играл одинокий ребенок. Гриша огляделся. Взрослых поблизости не было. Он свернул на площадку. На качелях сидела девочка в легком сарафане совсем не по погоде.

– Раскачай меня, – попросила она Гришу.

– Почему ты одна? – спросил он.

– Я не одна. Я с тобой.

– Кто ты?

– Ангелина, разве ты забыл?

– Забери свои дары.

– Ты не хочешь больше играть?

Гриша вдруг понял, что значит для него конец игры, и поправился:

– Хочу, но я насчет своих друзей. Забери у них свои подарки.

Ангелина помотала головой:

– Нет, я не могу. Подарки назад не забирают.

– Но что-то нужно делать, – растерялся Гриша.

– Ты ведь герой. Значит, ты должен их спасти.

– Но как?

Девочка не ответила. Она спрыгнула с качелей и побежала прочь. На сиденье осталась сумочка. Гриша протянул к ней руку и застыл. Вместо застежки-бабочки были три переплетенные шестерки.

Гриша проснулся. За окном было темно. Он посмотрел на дисплей мобильника. Без четверти три. Обычно сны стираются из памяти, но этот был таким отчетливым, как будто все происходило наяву. Гриша помнил его в малейших подробностях. Девочка в летнем сарафанчике стояла перед ним, как живая.

Три шестерки. Как спасти друзей? Он сделал все, что мог. Или не все? Да, они отказались расстаться с амулетами, но что если их выкрасть и уничтожить?

На ум пришел Валерка. Он тоже пытался украсть у Бориса монету, и что из этого получилось? Но одно дело взять амулет, чтобы самому им пользоваться, а совсем другое – для того, чтобы избавить друга от его чар. Может, тогда все наладится? Брутальная получалась сказочка для взрослых, но ведь должен же быть какой-то выход.

Чем больше Гриша размышлял над этим, тем сильнее убеждался, что уничтожить амулеты – единственный выход из положения. Кто знает, может быть, если их зловещее влияние исчезнет, все вернется на круги своя? Ему непременно нужно было с кем-то поделиться своими мыслями. Единственным союзником могла стать Инга.





Глава 33




Вопреки всеобщим сетованиям на то, что интерес к чтению падает, а бумажная книга начинает сдавать свои позиции, книжная ярмарка по-прежнему вызывала ажиотаж.

День выдался морозный, но в воздухе уже пахло весной. Холодное мартовское солнце сулило приближающуюся оттепель. Сугробы потеряли крахмально-хрустящую белизну. Теперь они были замызганными, испещренными черными оспинами выхлопных газов и мазута. Снег отяжелел и осел, как кринолины свалявшихся одежд из бабушкиного сундука.

В ясный день люди охотнее выходят из дома. Длинные змеи очередей вились к кассам напротив огромного стеклянного павильона. Народ стягивался на ярмарку не только и не столько затем, чтобы купить книги подешевле. Здесь можно было встретиться с поэтами и писателями, взять автограф у любимого автора и увидеть медийные лица не на экране телевизора, а вживую.

Русский народ с особым трепетом относится к печатному слову. Прошли те времена, когда автор, книги которого отвергали издательства, мог окружить себя флером непризнанной гениальности и говорить о том, что современники еще не доросли до понимания его творчества. Интернет лишил непонятых гениев этого преимущества. Теперь любой может выложить свои творения в Сети и обрести больший или меньший круг поклонников. Электронная книга набирает популярность, но, какой бы широкой ни была виртуальная аудитория, увидеть свою книгу напечатанной на бумаге, полистать томик, ощутив кожей шершавость страниц, и поставить на титульном листе автограф – вожделенная цель любого, даже самого успешного сетевого автора. Бумажная книга – это своеобразный знак качества. Опубликовав книгу, издательство словно выдает негласный сертификат: оценено профессионалами, стоит читать.

На ярмарке царила атмосфера праздника. Здесь пересекались два параллельных мира: тех, кто рассказывает истории, и тех, кто готов внимать им.

Стенд издательства «Эмхо», согласно многолетней традиции, располагался возле входа. Там всегда толпился народ. Работники отдела рекламы не зря получали зарплату и четко знали, как нужно раскручивать книги. Это были волшебники, умеющие даже посредственный роман превратить в бестселлер. Правда, магия не вечна и популярность автора могла погаснуть так же быстро, как и зажглась. Как говорил Авраам Линкольн: «Можно обманывать одного человека все время или всех людей короткое время, но нельзя обманывать всех и всегда». Однако работа рекламщиков – это не обман, а фокус, который не таит в себе ничего плохого. Часто реклама открывает для читателя нужную книгу, которая в противном случае стояла бы на полке магазина незамеченной.

В издательстве «Эмхо» встречи с читателями шли нон-стоп. Маститые авторы и начинающие, но перспективные писатели один за одним сменяли друг друга на подиуме. В выходные дни в гости к издательству являлся исключительно звездный состав, поэтому вокруг стенда постоянно толпился народ. Те, кому не посчастливилось пробиться в первые ряды, наблюдали за встречей с кумиром на плазменном экране. Здесь же можно было приобрести книгу и, отстояв немалую очередь, получить драгоценный автограф.

На диванчике восседала модная писательница с собачонкой на коленях и рассказывала о своих домашних питомцах, которые частенько мелькали на страницах ее романов. Появление народной любимицы всегда привлекало поклонников, неудивительно, что и сегодня здесь было многолюдно.

Однако к концу встречи народу собралось столько, что охрана не на шутку забеспокоилась. Аудитория значительно помолодела. После того как знаменитая писательница удалилась, народ не дрогнул. Все стояли намертво, как русское воинство перед Куликовской битвой. В толпе повисло напряженное ожидание.

Машина плавно катила по улицам города. К счастью, в воскресные дни пробок не было. Валерка в оцепенении застыл на заднем сиденье. Рядом с ним, откинувшись на спинку, ехала баба Валя. В последнее время она состояла при звезде в роли некоего советника. Она достаточно долго проработала на телевидении, чтобы обрести защитный панцирь цинизма. Знакомство с Валеркой пробило брешь в этом прочном покрове. Стареющая журналистка была страстно, но тайно влюблена в этого красивого мальчика. Валерка разбудил женщину в доселе бесполом существе. Однако разница в возрасте и прежние убеждения бабы Вали трансформировали ее чувство в материнскую любовь. Валерка не был похож ни на кого из окружавших ее людей. Он был не от мира сего, словно беззащитный птенец, которого она должна была оберегать.

Валерка судорожно полез в карман замшевой куртки, достал пару помятых листков и хотел было развернуть их, но журналистка мягко отобрала у него бумаги, как заботливая мать отбирает у ребенка нежелательную игрушку.

– Не нужно. Это сейчас лишнее. Расслабься. Ты слишком напряжен.

Хороший совет – расслабиться. Если бы Валерка знал как.

– Вдруг я ляпну что-то не то?

– Мы же всё подробно расписали. Ведущая в курсе, никакой самодеятельности.

– А если что-то спросят из публики?

– Поверь, люди очень предсказуемы, все варианты ответов у тебя есть. Но уж если совсем не знаешь, что сказать, у тебя есть страховочный список ЭН кодов[6]. Брось какую-нибудь фразу и многозначительно улыбайся. У тебя это отлично получается. К тому же на вопросы отпущено всего десять минут, а потом автограф-сессия. Там ничего говорить не нужно. Не волнуйся. Все пройдет гладко.

Валерка твердил себе то же самое, но не мог избавиться от внутренней дрожи. В горле у него пересохло, ладони вспотели. Сегодняшнее хождение в народ отличалось от участия в телепрограммах. Тут не было дубля и нельзя было вырезать неудачный эпизод, как это делали при записи ток-шоу.

Борис был неправ, говоря, будто из Валерки не вышло артиста и он лишь торгует своей внешностью. С тех пор как к нему пришла слава, он мог позволить себе быть самим собой только в те редкие часы, когда оказывался в одиночестве или в кругу близких друзей, которых теперь почти не осталось.

Валерка все время играл роль сильного, уверенного в себе загадочного героя, коим не являлся. Люди хотели видеть его таким, а обманывать тех, кто желает обмануться, легко. Экран телевизора удивительным образом преображал его, превращая из косноязычного, погрязшего в комплексах и страхах человека, в глубокую, незаурядную личность. Никому и в голову не приходило, что за его молчаливостью стоит отсутствие образования и боязнь брякнуть что-то не то, а сдержанное отношение к женскому полу продиктовано болезнью, а не аристократической разборчивостью.

Благодаря прозорливости продюсера, разглядевшего в нем скрытый потенциал, и режиссера, сумевшего вылепить нужный имидж, Валерке удавалось играть ту роль, которая обеспечивала высокие рейтинги. Валерке был присущ врожденный аристократизм, качество редкое, как алмаз в три тысячи карат. В истории кино встречались красавцы, лишенные актерского мастерства, но при этом наделенные даром в точности следовать режиссерскому замыслу. Покорность режиссерам принесла Жану Маре и Алену Делону мировую славу. Как говорится, лучший экспромт тот, что хорошо подготовлен. Так и Валеркина естественность на экране заранее отрабатывалась и шлифовалась.

Все работало на его имидж, даже отказ стать ведущим программы на МУЗ-ТВ. На самом деле сразу было очевидно, что с этой ролью он не справится, потому что не способен импровизировать. Но хвала продюсеру, который знает, как проблему обратить в удачу. Публика пребывала в блаженной уверенности, что Валерка отказался сам, презрев лишние деньги и еще большую известность. Это событие привлекло к нему новых поклонников и вызвало такие бурные дебаты в соцсетях, каких не вызывало даже сообщение об очередном апокалипсисе.

– Помни, искренность – твой козырь, – шепнула ему баба Валя и подтолкнула вперед.

Валерка кивнул. В маске мега-звезды и автора недавно вышедшей книги, он через стеклянные двери прошел в свет прожекторов.

Людское море всколыхнулось – по толпе пронесся шепот: «Валера… Валера… Валера…» Гул набирал силу, и наконец собравшиеся начали скандировать:

– Ва-ле-ра! Ва-ле-ра!

К нему тянулись десятки рук в надежде украсть хоть одно прикосновение, чтобы можно было хранить память о нем долгие годы. Валерка легкой пружинистой походкой взлетел на подиум, где его поджидала эффектная длинноногая ведущая.

Взяв микрофон, Валерка посмотрел поверх собравшейся толпы, отыскал взглядом бабу Валю – якорь в штормящем людском море – и произнес:

– Я очень волнуюсь.

Эта фраза прозвучала так естественно, что сразу же расположила к нему публику. Что может быть трогательнее, чем слабость идола?

– Я боюсь сказать что-то не то. Это ведь очень ответственно – быть писателем. Я никогда не думал, что напишу книгу… – продолжал Валерка цитировать заученный текст.

Не всякий актер сумел бы произнести его столь проникновенно. Валерке не нужно было вживаться в роль. Она соответствовала его душевному состоянию. Его искренность и непосредственность подкупали. Разве можно остаться равнодушным, когда твой кумир признается, что, как простой смертный, может быть уязвимым и неуверенным в себе? Даже те, кто относится к звездам реалити-шоу с предубеждением и оказались здесь случайно проходя мимо, останавливались послушать и проникались к нему симпатией.

Выступление прошло без сучка и задоринки. Пытка подошла к концу.

– А теперь на стенде нашего издательства вы можете купить книгу Валерия «За экраном» и получить автограф автора, – объявила ведущая.

Валерка с облегчением выдохнул, но тут из толпы раздался голос:

– Подождите! У меня вопрос.

Валерка похолодел. Этого не может быть. Наверное, он спит и ему снится кошмарный сон. К сцене протискивалась его мать. Она была подшофе, а одутловатое лицо, испещренное сеткой фиолетовых прожилок, яснее ясного говорило о ее пристрастиях.

Баба Валя тотчас осознала опасность, но что она могла поделать? Телевизионные камеры, точно дула пулеметов, нацелились на вновь прибывшую. Тащить ее из кадра силком и затеять потасовку означало лишь еще больше привлечь внимание. Мать, работая локтями, настойчиво пробиралась к подиуму, но охрана вовремя остановила ее.

Валерка оцепенел. Он не знал, что делать и что говорить. Зато мать была в ударе.

– Так-то ты относишься к родной матери? Я тебя растила, кормила-поила и что вижу взамен? Выжил меня из квартиры, выслал в Сибирь, с глаз долой. Сволочь! Мою квартиру занял, а я ючусь в развалюхе в деревне. Скажешь, не так? Тебе плевать, что с матерью. Что зенки-то прячешь? Стыдно правду-матку слушать?

Она громко рыгнула. Валерка готов был провалиться от стыда. Как мать могла вернуться в Москву? Откуда она узнала о книжной выставке и презентации его книги? Вопросы оставались без ответа. Не зная, что предпринять, он бросился сквозь толпу к выходу. Стрекотали камеры, мелькали вспышки фотоаппаратов. Масс-медиа готовились к новому потрясающему скандалу.





Глава 34




Телефонный звонок застал Валерку за вполне прозаическим занятием: он третий раз перемывал раковину на кухне. Валерка предпочел бы, чтобы его оставили в покое, но, увидев на дисплее имя продюсера, взял мобильник.

Евгений Борисович был по-отечески мягок и заботлив:

– Не дури. Из любого скандала можно сделать неплохой пиар.

– Вы думаете, я выгнал мать? Я ей дом купил. И денег посылаю столько, что и ей, и ее сожителю хватает. Она столько никогда в жизни не зарабатывала.

– Славно. Об этом и расскажешь корреспонденту. Главное, представить события в нужном свете.

Валерка запаниковал.

– Нет, я не могу ни с кем встречаться.

– Если ты исчезнешь, это будет означать, что ты признал свою вину. Ситуацию надо подогревать.

– Вы же знаете, я не сумею дать интервью.

Продюсер и сам понимал, что Валерка может наломать дров, поэтому нехотя согласился:

– Хорошо, возьми тайм-аут. Интервью мы сделаем сами. И если ты собираешься оставаться в шоу-бизнесе, запомни: скандал – это не катастрофа. Это благо.

Закончив разговор с продюсером, Валерка пошел в ванную и вымыл руки, а потом протер салфеткой телефон. После случая на книжной ярмарке параноидальное желание что-то мыть и убирать преследовало его постоянно.

В последнее время он много думал о словах Гриши. Слава действительно не принесла ему ничего хорошего. В самом деле, от матери можно было уйти на съемную квартиру, даже работая в салоне. Пришлось бы поднапрячься, зато мать и ее сожитель не висели бы на нем. А что он имел теперь? В отремонтированной квартире обосновалась мать, а он скрывался у Алика, пока тот ночевал у одной из своих пассий. С того злополучного инцидента на книжной выставке Валерка на люди носа не казал. А главное, он не видел выхода. Продюсер заверял, что хороший скандал – это топливо, которое подогревает популярность, но подобная известность отдавала душком.

Зазвонил домофон. Валерка притаился. Гостей он не ждал, но посетитель был настойчив. Валерка поднял трубку и коротко спросил:

– Кто?

– Да свои, – сказал Алик. – Ключи достать не могу. Руки заняты. Открывай скорей, а то у меня коробка тяжелая.

Валерка нажал на кнопку, впустил Алика в подъезд и пошел отпирать. Алик внес коробку из «Ашана», полную провизии.

– Как ты тут? – спросил он.

Валерка молча пожал плечами. Не в силах противиться навязчивому желанию, он принес из ванной тряпку и тщательно вытер с пола следы, а потом вымыл руки.

Алик продолжал:

– Пардон. Наследил. У тебя тут стерильность, как в операционной. Я кое-какой снеди принес, а то ты засел, как в бункере. Небось, еды никакой.

Он деловито выгрузил провизию на кухонный стол, открыл холодильник и воскликнул:

– У тебя с провиантом даже хуже, чем я думал! Ты сегодня ел?

– Не хочется.

– Аппетит приходит во время еды. Сейчас я что-нибудь сварганю. Яичницу будешь? – спросил Алик и сам же ответил: – Будешь, куда ты денешься. Пожарю свою фирменную, с зеленым лучком.

Пока сковородка разогревалась, Алик споро нарезал лук. Скоро яйца скворчали на кипящем масле. Кухня наполнилась аппетитным духом.

– О! То, что доктор прописал. Садись, – скомандовал Алик, раскладывая глазунью по тарелкам, и продолжал: – Все мы переживаем не лучшее время нашей жизни. Но знаешь, что было написано на кольце, которое носил царь Соломон?

– Ну?

– «И это пройдет». Понял?

– Ничего не пройдет, – отмахнулся Валерка.

– У меня тоже был момент – впору повеситься. Но жизнь на этом не кончается. Не раскисай. Вон у других звезд что ни день, то скандал. Сами раздувают из ничего.

– Ты прямо, как продюсер. Тот тоже говорит, что черный пиар ничуть не хуже белого.

– Ну вот видишь. Они тебя отмоют, не беспокойся.

– Алик, пойми, не нужен мне такой пиар. Больше всего я боялся, что люди увидят мою мамашу, и на тебе!

Алик спросил:

– Может, тебе лучше опрокинуть стопарь? У меня в баре имеется.

– Нет, – отказался Валерка. – На мать насмотрелся. Она тоже по чуть-чуть принимала, когда отец ушел. Для снятия стресса. Доснималась. Прикинь, из Красноярска приперлась. Как она только про выставку пронюхала?

– Узнать немудрено. За твоей жизнью вся страна следит с замиранием сердца.

– Ну уж ей-то это всегда было фиолетово. Ей главное, чтобы я деньги исправно посылал. Она в последнее время вконец обнаглела. Я на все шел. Чего ей не хватало? Нормальный дом купил, не развалюху какую-нибудь. Жила на полном довольствии. Курорт… Все включено. Зачем было устраивать скандал на людях? Чего она этим добилась?

– Вернулась в столицу.

– Ей эта столица, как таракану норковая шуба. Какая муха ее укусила, что она в Москву потащилась?

– Ты так и не понял? Это не ее решение.

– А чье же? Ее дружка, что ли? Тот вообще гоблин. Совсем мозги пропил.

– Квазимодо, открой глаза! За всем стоит режиссер, который умеет правильно поставить сцену.

– Нет, режиссер сам ничего не делает без одобрения продюсера. И потом они на такое не пойдут, даже ради пиара, – помотал головой Валерка и вдруг задумался. После встречи у Гриши, когда закадычные друзья детства предстали совсем в ином свете, он уже ни во что не верил. – Ты думаешь, это Сиротин?

– Успокойся, твой босс к этому непричастен.

– А кто тогда?

Алик не уставал удивляться Валеркиной простоте. Все-таки природа явно обделила его интеллектом. Мало того, что Квазимодо и в голову не пришло, кто может за этим стоять, так даже когда выкладываешь факты чуть ли не прямым текстом, он продолжает тупить. Алик подавил в себе раздражение.

– Кто знал о том, где находится твоя мать?

– Никто, кроме тамошней родни, – растерялся Валерка.

– А кроме меня кто-нибудь знал?

– Конечно, Гриша и Борька…

Внезапно в глазах у Валерки вспыхнула искра понимания.

– Неужели Борька? Но зачем?

– Месть. Думаешь, он простил, что ты пытался утащить у него монету? Вряд ли. Этот гад ничего не прощает.

– Но это ведь подло, – сказал Валерка.

– Моральный аспект его мало волнует. Ты знаешь, что Инга от него ушла?

– К тебе?

Алик невольно поморщился.

– Нет. Вернулась к родителям. Гриша сказал. А Борька теперь бесится, не знает, на ком зло сорвать. В нем яда скопилось, как у скорпиона.

– Я ведь даже не взял его монету. Зачем же так?

– Возомнил себя карающей дланью. Великий судия. Считает, что он недосягаем. Таким в школе темную устраивали. Отметелить бы его как следует, чтобы неповадно было свои сценарии по-живому разыгрывать.

– Согласен. Пойдем и набьем ему морду.

– Чего ты этим добьешься? Еще один скандальчик для пиара? Да и мне не по рангу потасовки устраивать. Сам-то он ручки не марает. Всю грязную работу за него делают другие. Надо действовать его же методами.

– Какими?

– Можно нанять парочку крепких ребят, чтобы поучили его уму-разуму.

– Нет. Это же криминал, – отказался Валерка.

– Брось! Его же никто убивать не собирается. Ну сломают пару ребер. В худшем случае почки отобьют. Деньги на лекарства у него есть. Подлечится. Или ты готов простить то, что он приволок твою мамашу и измазал тебя дерьмом с ног до головы?

– Нет… Но где мы возьмем таких ребят?

– Это моя забота. Правда, придется скинуться.





Агония




Глава 35




Валерка относился к жизни философски. Недостаток образования не мешал ему обладать житейской мудростью. Он никого не осуждал и не пытался изменить под свою мерку. Единственной, кого он ненавидел, была его родная мать. Но при всей его терпимости, поступок Бориса по-настоящему разозлил Валерку. Бывший друг пользовался грязными приемами. Мало того, что он хотел поссорить его с Аликом и Гришкой. Он знал, что самое страшное для Валерки – выставить напоказ грязное белье, и не просто надавил на больную точку. Он разрушил всю Валеркину жизнь. Такая жестокость была не оправдана. Месть не соответствовала преступлению, которого Валерка даже не совершил.

В первые дни Валерка жаждал реванша, но скоро его пыл угас. Жизнь постепенно возвращалась в свою колею. Лишенная дотаций, мать по собственному почину отправилась в деревню к дешевому самогону. Валерка переехал к себе. Целыми днями он отдраивал и без того безупречно чистую квартиру. Телевизор не включал и прессу не читал. Таблоиды пестрели жалостливыми статьями, описывающими его детство, и едкими заметками о пренебрежении сыновним долгом.

Царь Соломон был прав. Ко всему можно привыкнуть, даже к шумихе вокруг твоего имени. Эмоции постепенно улеглись. Предложение Алика устроить Борису темную казалось несерьезным. Друзья виделись нечасто. Алика закрутили свои дела и проблемы.

Март плавно перетек в апрель. Однажды вечером заехал Алик и огорошил Валерку новостью:

– Все готово. Операция «Б» назначена на завтрашний вечер. Сбоя не будет. С тех пор как Инга ушла, господин борзописец каждый вечер шляется по барам. Так что с тебя штука гринов.

Валерка растерялся.

– Алик, может не надо? Вдруг они его убьют?

– Знаешь, марать об него руки в мои планы не входит. Да и стоят такие услуги гораздо дороже. За две штуки могут только морду набить, но качественно. Жить будет, но лекарства ему понадобятся.

– У меня нет денег, – сказал Валерка. – Я же мать отправил, и потом я сейчас в вынужденном отпуске.

– Значит, надо где-то достать. Штуку я заплатил авансом. Завтра надо отдать остальные.

– Алик, а может, все отменить? – робко предложил Валерка.

В Алике поднялась злость. Вот она, цена дружбы! Столько лет он тянул Валерку в люди, прибегал к нему на помощь по первому зову, а когда ему самому понадобилась поддержка, так друг ситцевый сразу слинял в кусты.

– И как ты себе это представляешь? Я договариваюсь с серьезными людьми, а потом являюсь и говорю – простите, я передумал? Эдакий попрыгунчик-болванчик, который сам не знает, чего хочет.

– Но ведь это опасно. Это подсудное дело, – пытался урезонить друга Валерка.

– Вот как ты запел? А чего же ты раньше молчал?

– Я думал, ты это просто так сказал. Я не могу.

– Хочешь выскочить из игры? Пускай я мараюсь, а ты у нас ни при чем? Я в дерьме, а ты в белом смокинге! Когда тебе надо зад подтирать, тогда ты сразу к Алику бежишь, захребетник. Между прочим, мне Борька только машину изуродовал. Придет время, я на другую заработаю. А тебя он перед всем миром раком поставил. Игры в благородство закончились. Карусель закрутилась. На ходу не соскочишь. Завтра днем заеду за деньгами.

Оставшись один, Валерка вдруг понял, что потерял последнего друга. Презрительное словечко «захребетник» задело его больно. Значит, вот как Алик относится к нему на самом деле.

История с Борисом приобретала зловещий оттенок. Валерка по уши нахлебался черного пиара и не горел желанием, чтобы его имя полоскали на страницах журналов в связи с организацией разбойного нападения. Тут язвительными статейками не отделаешься. За это можно и срок схлопотать. В случае, если все выплывет наружу, Алик его покрывать не станет. В этом он был уверен.

Знай Валерка, с кем Алик договорился, он бы сам все отменил. Но, с другой стороны, хорошо, что он оставался в тени. Он был слишком заметной фигурой, чтобы рисковать и высовываться, особенно после шумихи с матерью.

И вдруг Валерке на ум пришла толковая идея. Выход был столь очевиден, что он удивился, как сразу до этого не додумался. Нужно предупредить Бориса, чтобы тот сидел по ночам дома, а не шатался по барам. Если Борька будет начеку, глядишь, все само собой со временем рассосется.

Правда, у такого варианта был неприятный душок. Выходило, что Валерка предает Алика. Но у него есть смягчающее обстоятельство. Ведь он только со слов Алика узнал, что Борис причастен к появлению матери на книжной ярмарке. Сама мать Борьку не упоминала. Может, он не виноват?

Валерка явился без звонка. Борис открыл дверь. Небритый, в банном халате, он не производил впечатления преуспевающего человека. От него, как и в прошлый раз, несло перегаром. За свою жизнь Валерка насмотрелся, как люди спиваются, и сейчас отметил все признаки падения у Бориса.

Увидев гостя, Борис оторопел. Этого визита он явно не ожидал.

– Чем обязан? – спросил он.

– Нам надо поговорить, – сказал Валерка, стараясь не вдыхать запаха винных паров.

– А у нас есть тема? – Борис по-прежнему стоял на пороге, не пропуская Валерку в квартиру. – Попробую догадаться. Ах да, книжная выставка. У тебя, как и у Алика, началась паранойя. Ты видишь за этим мою руку. И правильно. Кстати, торнадо в Калифорнии тоже организовал я.

Борис, паясничая, поклонился. Валерка так и не понял, признает Борис свою вину или нет.

– Может, пустишь меня в дом? – попросил он.

– Тема щекотливая, – усмехнулся Борис и махнул рукой: – Хотя, почему бы нет?

Валерка интуитивно засунул руки в карманы, чтобы ненароком ни к чему не прикоснуться. Шикарная квартира, которая при Инге сияла чистотой, теперь походила на хлев. На мебели скопился слой пыли, и на полированной поверхности массивного комода пальцем был нарисован череп и кости. По диванам была разбросана одежда. На кресле валялся лифчик.

Проследив Валеркин взгляд, Борис сказал:

– Да, я не монах, как некоторые.

– Нам нужно поговорить без свидетелей, – сказал Валерка.

– Убивать пришел?

– Слушай, хватит валять дурака. Все очень серьезно.

Валеркин тон отрезвил Бориса. Он понял, что тот явился не просто так и крикнул куда-то вглубь квартиры:

– Эй, коза, как тебя там? Иди сюда.

Из спальни выглянула миловидная девушка с пышной кудрявой шевелюрой. Глаза у нее сделались круглыми, как у голодной мыши при виде головки сыра.

– Валера?.. – восторженно выдохнула она.

– Он самый, – перебил ее вздохи Борис. – Давай собирай манатки и двигай.

Он взял лифчик и запустил им в девицу. Та поймала бельишко и скрылась за дверью.

– Шевелись. И поживей, – поторопил ее Борис.

Девушка вышла из спальни. В коротенькой юбочке и кроссовках она походила на школьницу. Борис бесцеремонно сунул ей в вырез блузки пятьдесят долларов.

– Извини, больше не наработала.

Он шлепком отправил гостью к выходу и повернул ключ, запирая дверь. Перемены, происшедшие в Борисе, потрясли Валерку. Прежде все его мысли занимала только Инга, а теперь…

– Ты спишь с проститутками? – спросил он.

– Я не импотент. Так и доложи своему дружку Алику. Я не импотент!!! – выкрикнул Борис, как будто хотел, чтобы его услышал Алик на другом конце города, а может быть, Инга.

Валерка внутренне сжался. Что это, Борис догадался о его проблеме и теперь стебается? Впрочем, в его словах звучала горечь, а не издевка. И потом, при чем тут Алик? Решив не заострять внимания на вырвавшемся у Бориса слове, Валерка спросил:

– Зачем ты пьешь?

– Хороший вопрос. А почему бы нет? Хемингуэй надирался так… Впрочем, неважно, – он махнул рукой. – Что ты хотел сказать?

– Тебе грозит опасность.

– Знаю, я сопьюсь или заражусь СПИДом. Или мне на голову упадет кирпич. Уйма возможностей, – саркастически заметил Борис.

– Я не об этом. Завтра вечером тебе лучше сидеть дома.

От этой новости Борис мигом протрезвел.

– С чего вдруг?

Валерка пошел на попятную.

– На улицах неспокойно. Всякое бывает, – обтекаемо произнес он.

– Занятно бык ходил на бал. И откуда у тебя такие сведения?

Валерка готов был провалиться со стыда. Он костерил себя за то, что заранее не продумал, как объяснить свою заботу о друге.

Тут из кухни вышла пятнистая кошка. Она чинно прошла на середину комнаты, уселась на ковер и принялась вылизываться.

– Я не знал, что ты завел кота, – обрадовался Валерка смене разговора.

– Это не мой. Родители подкинули на неделю. Так что там насчет безопасности? Неужели Алик меня заказал?

– Нет, ты что! Тебя просто побьют, – невольно вырвалось у Валерки. Он понял, что проговорился и смущенно умолк.

– Занятно! А чего же Алик сам не придет набить мне физиономию? Или испугался моего мощного удара? Колись, если уж пришел.

Валерка замялся, не зная, как поступить. Темнить было хуже, чем рассказать правду. Он промямлил:

– Мы же не дети, чтобы махать кулаками на улице.

Борис понимающе кивнул.

– Конечно, Алик теперь большой человек. Куда ему опускаться до бытовой драки? Делегирование обязанностей. Кажется, так это называется в бизнесе? А еще есть термин «заказное убийство».

– С ума сошел? Алик не замышляет ничего плохого, честно. Он просто хочет, чтобы тебя проучили.

– Ты-то откуда знаешь? – спросил Борис.

Валерка брякнул первое, что пришло в голову:

– Это стоит других денег.

Борис невольно расхохотался. О простоте Квазимодо можно было слагать анекдоты.

– Ты чего? – Валерка понял, что ляпнул какую-то глупость.

– Ничего. Просто рад, что остался хоть один порядочный человек, на кого можно положиться. Ты ведь всегда был против насилия.

Борис не ожидал, что верный холуй предаст Алика. Он даже немного жалел, что устроил спектакль на книжной выставке. У него вдруг появилось желание загладить свою вину.

– Слушай, в прошлый раз я погорячился, наговорил тебе гадостей. Сам понимаешь, сорвался, когда увидел, что ты полез за монетой. Может, тебе деньги нужны?

Валерка помотал головой.

– Нет.

– Не стесняйся. Мы люди свои. Я ж от чистого сердца. Сколько? Сто тысяч? Двести?

Валерка вспомнил, что завтра должен отдать Алику тысячу долларов. В создавшихся обстоятельствах взять их было негде. Рассказывать о том, что Борис предупрежден, он не собирался. Пускай покушение отпадет само собой, за невозможностью исполнения.

– Тысячу баксов можешь дать? – спросил он.

– Не проблема. Тебе на карту перевести?

– Лучше наличными.

Валерка шел от Бориса, довольный собой. Хоть все считали его недоумком, дело он провернул не хуже любого эрудита. И Борька в безопасности, и Алик ни о чем не догадается.

После ухода Валерки Борис сел на диван и, откинувшись на подушки, задумался над всем, что произошло в последнее время. Друзья один за другим представали перед ним совсем в ином свете, словно вместо безупречного облика Дориана Грея он вдруг увидел его портрет, в котором проступило его истинное лицо.

Визит Валерки добавил еще одну каплю в и без того переполненную чашу гнева. Борис ненавидел Алика до боли, до исступления. Значит, Иуда опустился до того, что нанял бандитов. Вот он, друг без грима. Сначала спит с невестой, а потом нанимает бандитов, чтобы избавиться от жениха. Хорош, нечего сказать!

Остальные приятели тоже мерзавцы порядочные. Валерка – мелкий пакостник, продал Алика за тысячу баксов – это даже не тридцать серебреников. Гришка – сволочь изощренная, нарочно натрепался Инге, чтобы вбить между ними клин. Может, сам надеялся забраться к ней в постель?

Борис потянулся за бутылкой, но вдруг передумал. Впервые ему не хотелось выпить. Сейчас ему, как никогда, была нужна трезвая голова.





Глава 36




Вечерело. Борис подошел к окну и выглянул на улицу. Где-то там, в сумерках, его поджидали наемные бандиты. Не убьют, и на том спасибо. Он ломал голову, как с этим быть, но писательская смекалка на этот раз его подвела. Он резонно полагал, что сегодняшним днем опасность не ограничится. Алик привык доводить дело до конца. Можно отсидеться дома вечер, неделю, месяц, а что потом? Не может же он до пенсии жить, оглядываясь. Нет, с этим нужно было что-то делать, но что?

Внезапно раздался сигнал домофона.

«Вот оно. Началось», – подумал Борис. Ладони вспотели. Он хотел было проигнорировать звонок, но потом решил посмотреть, кто пришел. В конце концов, он не обязан отпирать.

Борис взглянул на экран домофона. У подъезда стоял Гриша.

Интересно, зачем явился этот иезуит? Испоганил все, отвадил Ингу, а теперь явился. Любопытство подтолкнуло Бориса к тому, чтобы впустить незваного гостя.

Гриша окинул взглядом комнату и на мгновение задержался на портрете Инги.

«Неужели у Гришани тоже пробудился интерес к презренному металлу?» – насторожился Борис.

Гриша кивнул на фотографию:

– Мне жаль, насчет Инги.

– Мне тоже. Ты пришел выразить соболезнование? Поздно. Это ведь ты приложил руку к тому, чтобы она ушла.

– Боря, почему ты ей сам не сказал?

– Что бы это изменило?

– Все. Зачем было заставлять ее жить с чувством вины?

– Ничего подобного. Я сразу сказал, что ее не виню и все прощаю.

– А потом вел себя так, как будто она осквернила вашу постель.

– Интересно, в чем же это выражалось?

– Ты не притрагивался к ней.

– Она даже об этом тебе рассказала? Далеко же вы зашли в своих откровениях!

Бориса охватила злость. Почему каждая скотина считает, что имеет право вмешиваться в его личную жизнь?

– Ты ведь знал правду и все же обращался с ней, как с дешевой девкой, с которой брезгуешь спать.

– Заткнись! – Борис закрыл уши руками.

Минуту они сидели в тишине, а потом Борис спросил:

– Что еще она говорила?

– Что чувствовала себя грязной и недостойной тебя.

Борис закрыл лицо руками. Он долго молчал и наконец произнес:

– Я не мог. После Алика не мог.

– Но ты ведь знал, что это не ее вина.

– Не в этом дело. Я боялся сравнения. Понимаешь, у меня просто не стоял. Со всеми другими – да, а с ней – нет. Я боялся, что она сочтет, что Алик лучше. Боялся, что она бросит меня.

– Борька, какой же ты дурак. Иди к ней, объясни все. Она поймет, – сказал Гриша.

Борис помотал головой:

– Поздно. Ничего не вернуть. Мы стали другими.

– Мы об этом уже говорили, – напомнил Гриша.

– Как сказал один мудрец: «Теряя деньги, обретаешь опыт, теряя женщину, обретаешь свободу». Теперь я свободен от страха потерять Ингу. Знаешь, в этом тоже есть своя прелесть.

В гостиную зашел кот. Он остановился, оценивающе посмотрел на гостя и потерся о его ноги.

– Ты завел кошку? – удивился Гриша.

– Это кот. Родители взяли, для Максима. Уехали на неделю в Турцию, а зверя подкинули мне. Он обычно ни к кому не идет. Ты произвел на него впечатление.

Кот, словно подтверждая эти слова, прыгнул Грише на колени. Появление питомца разрядило обстановку. Гриша поглаживал мягкую шерстку, а мозг его сверлила неприятная мысль, что главное дело еще не сделано. Свободу Борис уже обрел, теперь ему предстояло обрести опыт. Гриша все еще сомневался в том, что уничтожить амулеты – это правильный ход. Никто из друзей не хотел ничего менять. Может, стоило оставить их в покое? Самому ему жилось неплохо. Что ему, больше всех надо? Но на ум пришел сон: он герой, а значит, не может стоять в стороне. Он должен спасти своих заблудших друзей, спасти от них самих.

– Выпить хочешь? – предложил Борис.

– Нет. Если только кофе.

– Располагайся. Сейчас сделаю.

Он удалился на кухню. Гриша посмотрел на фотографию Инги, за которой Борис прятал заветную монету и загадал, что, если монета будет на месте, он возьмет ее и постарается вернуть все на круги своя. А если монеты там не окажется, значит, так тому и быть. Пусть все остается по-прежнему.

Гриша подошел к камину и взял с полки фотографию.

Борис наблюдал за ним со стороны. С тех пор как Валерка хотел похитить пятак, он никому не доверял и, как оказалось, был прав. Он следил за тем, как Гриша снял стекло и вытащил медяк. Борис мысленно усмехнулся.

Пусть Гришка думает, что сорвал банк. Правильная монетка давно перепрятана в надежное место. Так что уважаемый Гришаня может утереться. Но каков гусь! Честь и совесть компании! Вот и верь после этого в человеческую порядочность.

Теперь Борис окончательно разочаровался в людях. Кругом одни жулики. Гришка пел романсы насчет того, что все изменились. А сам тоже протянул потные ручонки к чужому богатству. Хорошенькая же подобралась компания! Один ворует, другой наемников посылает.

Внезапно в голове у Бориса словно щелкнуло. Он увидел выход из положения. В конце концов, пусть эти пауки в банке жрут друг друга, а он посмотрит на эту битву со зрительского места. Хорошо бы вместо себя подставить Гришку. Он герой, пускай с бандитами и разбирается. Надо дать ему шанс проявить свой героизм.

Теперь, когда Борис увидел основную сюжетную линию, следовало заняться деталями. Рост у них примерно один. Правда, у Гришки подкожных накоплений поболее будет, но под зимней одеждой это различие не столь заметно. Главное, как заставить его переодеться? Это только по пьяни можно уйти в чужом пальто и не обратить внимания.

Кот прошествовал в туалет и загремел лотком. И тут Бориса осенило. Хорошо, что родители не приучили зверя к наполнителю. Выждав, пока котяра сделает свои дела, Борис взял лоток, незаметно вынес в прихожую, сбросил Гришкину куртку с вешалки на пол и щедро полил из лотка. Первая сцена удалась. Оставалось проследить, чтобы и дальше все шло строго по его замыслу.

Чаепитие было похоже на официальное мероприятие, когда обе стороны понимают, что сие действо нужно по протоколу, но ни одна не получает от этого удовольствия. Бывшие друзья обменивались пустыми фразами, и оба испытали облегчение, когда можно быть покончить с формальностями.

Гриша встал.

– Ну, мне пора.

Он чувствовал себя неловко. С одной стороны, он сделал то, что намеревался, то, что должен был сделать. С другой – кто он такой, чтобы вмешиваться в ход событий? В голове звенел детский голосок: «Ты – герой».

Они перешли в прихожую. В нос шибанул запах кошачьей мочи.

– Вот стервец! Где-то нагадил. Чтоб я еще взял его на постой, – вполне правдоподобно возмутился Борис. В последнее время он поднаторел в актерской игре.

И тут они оба увидели здоровенное мокрое пятно на сиротливо валяющейся на полу куртке.

– Кажется, это животное испортило твою куртку. Я его сейчас убью, – сказал Борис.

– Да ладно. Отдам в чистку.

– А сейчас как пойдешь?

– Доберусь как-нибудь.

– От тебя народ в транспорте шарахаться будет. Надень мое пальто.

– Ты что? У нас с тобой размерчики разные.

– Да ты примерь. Пусть тесновато, зато не воняет. А новая куртка за мной.

– Брось. Сдам в химчистку.

– Я сам сдам. Это самое малое, что я могу сделать. Мне правда неловко, что так получилось.

– Борь, не мельтеши. Дойду как-нибудь. Не могу же я оставить тебя без пальто.

– Какие проблемы? У меня еще дубленка есть. Но она на тебя точно не налезет. У тебя будет повод лишний раз ко мне зайти. Не заставляй меня чувствовать себя полным дерьмом: отправить тебя в мокрой, вонючей куртке. Кончай ломаться. Или мы уже больше не друзья?

Последний довод окончательно сломал сопротивление. Гриша вдруг подумал, что сейчас перед ним стоит прежний Борька. Может, и правильно сделал, что забрал у него монету? Может, все еще образуется и они будут вспоминать этот жизненный урок с улыбкой?

В дорогом пальто Бориса он чувствовал себя не в своей тарелке.

– Слушай, на мне оно, как на корове седло.

– Все лучше, чем вонять кошачьей мочой. Как-нибудь до дома дотерпишь, – возразил Борис.

Возле лифта Гриша обернулся:

– Борь, знаешь, все еще наладится. И Инга вернется. В общем, все будет хорошо.

В его голосе было столько теплоты, что Борис вдруг засомневался, стоит ли отправлять Гришку в своем пальто. Гришка не умеет притворяться. Может быть, он не взял монету?

– Подожди, – попросил Борис и опрометью бросился в гостиную.

Он схватил фотографию Инги, отодвинул защелки и вытащил стекло. Пять копеек исчезли. Борис вернулся.

– Что случилось? – спросил Гриша.

– Ничего. Послышалось, что звонит мобильник, – сказал Борис.

Двери за Гришей закрылись, и лифт с тихим шуршанием поехал вниз.





Глава 37




Мир опутан невидимой паутиной.

Алло… Алло… и два человека, разделенные тысячами километров, уже связаны тонкой ниточкой разговора.

Алло… Алло… Голоса, неслышные для остальных, тянутся друг к другу через расстояния и расставания.

Алло… Алло… Бросай мячик слова. Его обязательно поймают.

Алло… Алло… А может, слово упадет в пустоту?

Телефонный звонок выдернул Бориса из забытья.

Половина восьмого. Он уже не помнил, когда в последний раз вставал в такую рань. Голова гудела, хотя вчера он почти не пил. Пронзительный трезвон раздражал, но Борис нарочно решил не отвечать. В конце концов, есть элементарные правила хорошего тона, согласно которым до десяти звонят одни хамы. Если какому-то идиоту приспичило звонить ни свет ни заря, это еще не значит, что его звонку будут рады.

Телефон смолк. Наслаждаясь наступившей тишиной, Борис перевернулся на другой бок, но тут телефон зазвонил снова.

– Настойчивый, ублюдок, – буркнул Борис и, не глядя на дисплей, вдавил зеленую кнопку.

– Борь, спишь?

Голос Инги подействовал на него, как бодрящий душ. Сон смело, точно жухлый лист ветром. Он думал, что пепел сгоревших ожиданий, который засыпал его душу, уже остыл, но в его глубинах вдруг вспыхнула нечаянная искра надежды. Что если Гришка прав и Инга вернется?

– Уже нет, – сказал Борис. – Бодр и готов к диалогу.

– Перестань паясничать. Хотя бы теперь.

В голосе Инги слышались усталость и тревога. Она звонила явно не с предложением выкурить трубку мира. Но зачем тогда?

– Что-то случилось? – серьезным тоном спросил Борис.

– Вчера какие-то отморозки избили Гришу.

У Бориса похолодело в животе. Значит, Валерка не соврал. Алик нанял бандитов. За это он еще ответит. Откровенно говоря, Борис предпочел бы, чтобы тревога оказалась ложной. Жалко, что Гришане надавали по шеям. Утешали только две вещи: во-первых, Гришаня оказался нечист на руку, а во-вторых, Борис сам мог оказаться на его месте. А своя рубашка, как известно, на рупь дороже.

Удивление в его голосе прозвучало довольно натурально:

– Да ты что! Надеюсь, ему не сильно досталось?

– Он в коме.

До Бориса не сразу дошел смысл короткого слова.

– Как в коме? – переспросил он помертвевшими губами.

Он видел Гришу только вчера. Тот был жив и здоров. И он выставил его из дома в своем пальто. Внезапно Борису стало холодно, как будто по комнате пронесся сквозняк, а тело, напротив, покрылось липким потом.

Вопросы хлынули сами собой:

– Он в безопасности? Что говорят врачи? Они его вылечат?

– Позвони Алику и Валерке, – устало сказала Инга.

В трубке послышались гудки.

Алло… Алло… Голос мчится быстрее света.

Алло… Алло…

Борис не сразу сумел набрать номер Алика. Он никогда не жаловался на зрение, но сейчас перед глазами все расплывалось. Пальцы дрожали, и он не мог нажать на нужную строчку на экране.

Наконец Алик ответил.

– Ты?! – с оттенком удивления спросил он.

– Сволочь! По твоей вине Гришка в коме! – выкрикнул Борис, не тратя времени на формальные приветствия.

– Что?!

– Его избили.

Алик быстро обрел самообладание:

– А при чем тут я?

– Не прикидывайся овечкой. Я все знаю. Гришка был в моем пальто. Валерка мне все рассказал за тысячу баксов.

Алик нажал кнопку отбоя. Говорить дальше было бесполезно, да и не о чем. Оправдываться? Но перед кем? Если Борис обо всем знал, значит, он сам подставил Гришу.

Алика корежило от ярости и бессилия. Почему это должно было произойти с Гришкой? Он был единственным среди них, кто сумел сохранить совесть и порядочность. А все Валерка! При мысли о том, что эту самую тысячу Квазимодо накануне вручил ему, Алик побагровел. Он набрал номер Валерки.

– Алик?

– Безмозглая, смазливая скотина! Ты зачем распустил язык?

– Алик, это не метод. Я не хочу, чтобы кто-то пострадал. Давай заплатим отступного…

– Так ты у нас жалостливый! Ручки марать не хотелось? Или есть другая причина? Дай догадаться. Ты продался, Иуда. За тысячу баксов…

– Алик, пойми, я не предал тебя. Просто…

– Заткнись! Из-за тебя, козел, Гришка в больнице.

– При чем тут Гришка? – не понял Валерка.

– Этот мерзавец выставил Гришку из дома в своем пальто.

Борис лихорадочно собирался. Он сунул в карман портмоне, проверил, на месте ли айфон. Пустая вешалка от пальто висела в шкафу немым укором. Рядом – яркая куртка от лыжного костюма. В данной ситуации ее жизнеутверждающие краски были явно неуместны. Борис достал свою старую потертую куртку, которую оставил, чтобы отдать отцу для работы на даче.

Облачившись, он вдруг вспомнил, что не узнал номера палаты, и позвонил Инге.

– В какой он палате? Я сейчас подъеду.

– Не надо.

– Я сам решу, надо или нет! – взорвался Борис.

По какому праву Инга командует им? Если бы он не знал, что у Гриши есть девушка в Киеве, то решил бы, что Инга теперь с ним.

– Поздно, Боря, – спокойно произнесла Инга.

– Что значит поздно?

Связь прервалась. Гудки в трубке звучали многоточием, как будто у разговора могло быть продолжение, но Борис вдруг со всей очевидностью понял, что это точка.

Разум отказывался верить, что Гришки больше нет.





Глава 38




Ранней весной берег водохранилища выглядел унылым и голым. Нагие деревья зябли под промозглым ветром. Под ногами чавкала грязь. Алик не понимал, зачем он сюда приехал. Будто невидимая сила притянула его к истоку бед. Именно здесь все и началось. Вот пень, на котором они разложили снедь, готовясь к трапезе. Бревно, где восседал ангелок в белом сарафанчике, раздавая свои дьявольские дары.

Алик спустился с откоса. От воды тянуло холодом. Черная, как мазут, она была местами покрыта коростой льда.

Под сосной кто-то стоял, глядя на воду. Алик не сразу узнал в ссутулившейся фигуре Валерку. Почувствовав чужой взгляд, тот обернулся. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, а потом отвели глаза.

Сзади послышались шаги. Даже не оглядываясь, они знали, кто идет. Странно, но никто из бывших друзей не удивился этой встрече, как будто она была назначена самой судьбой. Им нужно было так много сказать друг другу, что, по сути, говорить было не о чем. Они стояли и молча смотрели на темную гладь водохранилища. Каждому на плечи давил камень вины, но в собравшейся компании разделить этот груз было не с кем.

Валерка первым нарушил молчание:

– Ребята, как же так? Мы ведь убили его. Мы убили Гришку. Борь?..

– Что Борь? Ты хотел, чтобы я оказался на его месте? Тогда какого черта ты все рассказал мне? Ты продал Гришку за тысячу баксов!

– А ты подставил его.

– Он сам виноват. Зачем полез за монетой? Я ему сам бабки предлагал. Он отказался. Захотелось всего и сразу. Если б он не украл пятак, ничего бы не случилось.

– Значит, ему это все же удалось? – спросил Алик.

– Так это ты его подослал? – вскинулся Борис. – Чтоб ты знал: у него ничего не вышло. Он взял обычную медяшку. Не думал, что тебе удастся и Гришку впутать в свои темные делишки.

– Борька, какой же ты козел! – сплюнул Алик. – Гришка герой. Этот несчастный альтруист хотел собрать и уничтожить все наши амулеты. Надеялся, что все станет, как прежде.

– Откуда ты знаешь?

– Инга сказала.

– Ты с ней видишься? – тихо спросил Борис. Ему казалось, что он сумел переболеть Ингой и она осталась в прошлом. Но ревность по-прежнему грызла душу.

Алик хотел солгать, чтобы заставить Борьку помучиться, но передумал. Время лжи кончилось.

– По телефону, – сказал он. – Кстати, чтоб ты знал. У меня ведь с Ингой ничего не получилось. Облажался я. Впервые в жизни.

Признание Алика ошеломило Бориса. Из него как будто выкачали воздух.

– Тогда как же… Отчего же… Зачем же это все?! – взвыл он, схватившись за голову, а потом тихо добавил: – Что же я наделал? А теперь Гришки нет.

– Мы все виноваты, – сказал Алик.

– Почему мы его не послушали? Если б мы выбросили амулеты, когда он предлагал! – воскликнул Валерка.

– Он сам сглупил – не захотел расставаться со своим оловянным солдатиком, – вздохнул Борис.

– Он не мог, – коротко бросил Алик.

– Почему?

– У него была саркома. Врачи дали ему полгода.

– Но он не выглядел больным.

– Рыцарь, – напомнил Алик.

Роковой майский день всплыл в памяти. Только теперь Гришин ответ на вопрос, о заветном желании обретал совсем другой, скрытый смысл. «Просто жить», – сказал он тогда.

– Почему ты молчал, когда мы встречались у него? – спросил Валерка.

– А что бы изменилось? Вы бы выбросили свои гребаные амулеты? Только честно, – Алик испытующе посмотрел на бывших друзей.

Повисло молчание. Все знали ответ на этот вопрос, и он им не нравился. Конечно, сейчас они поступили бы по-другому. Они бы…

Но сослагательное наклонение не могло вернуть друга. Гриши больше не было.

Алик вытащил из кармана значок. Царь, блин. Перевести бы часы назад, в тот майский день, когда они беззаботные до глупости загадывали желания.

– Что же с нами стало, мужики? Как же так? Ведь мы же… Один за всех…

Неожиданно он размахнулся и бросил значок в черную гладь воды. Всплеск – и его сокровище скрылось из глаз.

– А ведь Гриша в самом деле герой, – произнес Валерка, и звездочка полетела следом за значком. Алик, а за ним Валерка стали подниматься по крутому откосу.

Борис медлил, взвешивая монету на ладони. Он не обязан ее выбрасывать. Никто никого не заставляет. Каждый принимает решение сам. Он может повернуться и уйти, оставив пятак у себя.

Вдруг до его слуха донесся детский голосок: «На златом крыльце сидели…»

Больше не раздумывая, он бросил монету, и она запрыгала над поверхностью воды: один, второй, третий раз – как будто не желала уходить в холодную глубину. Прежде он неоднократно пытался проделать этот трюк, но у него никогда не получалось. Наконец монета сдалась и скрылась под водой.

Борис оглянулся. Берег был пуст.





От автора




Когда мне пришла идея книги «На златом крыльце сидели…», я долго не решалась сесть за компьютер. Я понимала, что для осуществления замысла мне придется вторгнуться в те сферы, о которых я имела весьма поверхностное представление. Однако сюжет настойчиво требовал воплощения. Передо мной разворачивались сцены, я словно наяву слышала диалоги героев. В общем, я сдалась и начала искать людей, которые могли бы поделиться со мной своими знаниями.

Хочу выразить благодарность тем, кто откликнулся и помог мне найти нужных знатоков своего дела: Нелле Петковой, Елене Токмаковой, Андрею Комарову.

Большое спасибо тем, кто провел меня за кулисы выборной компании и позволил на цыпочках пройти по коридорам власти. И тем, кто пригласил меня виртуально поприсутствовать на съёмках реалити-шоу: Кириллу Пуханто, Евгении Осиповой, Любови Романовой. Ещё хочу поблагодарить тех, кто пожелал остаться за кадром, посчитав, что наш разговор имел конфиденциальный характер.

Спасибо Елене Черниковой, Константину фон Эггерту Дмитрию Крюкову, Екатерине Силаевой, Анне и Нине Мамонтовым, которые нашли время и не только прочитали рукопись, но и дали ценные советы, как ее улучшить.

Не могу также не сказать слов благодарности всем безымянным помощникам – продавцам строительного рынка «Альтаир», работникам салона по продаже элитных автомобилей и моим многочисленным поклонникам, которые осаждали издательство с вопросом: «Когда выйдет книга “На златом крыльце сидели?”», в результате чего детское издательство решило начать серию книг для взрослых. И в этой связи моя особая благодарность коллективу издательства «Аквилегия-М».

И ещё спасибо тем, кто всегда рядом, кто терпит меня и моих героев, дарит вдохновение и помогает выйти из кризисов.

В общем, огромное спасибо всем, кто помог этой книге увидеть свет.



* * *





notes


Примечания




1




Стихи Ф. И. Тютчева.





2




Е. А. Баратынский.





3




М. Алигер.





4




Древнеримский поэт прославился любовными элегиями и двумя поэмами «Метаморфозы» и «Искусство любви».





5




Набоков в письмах к жене Вере.





6




Вадим Петровский, Алексей Ходорыч, «ЭНкоды: Как договориться с кем угодно и о чем угодно». ЭН коды – это веселые, неожиданные, многозначительные, ошарашивающие фразы.