Annotation


Жизнь далеко развела двух бывалых сталкеров – Химика и Пригоршню. Один теперь живет на Большой земле и занялся политикой. Другой по-прежнему топчет Зону, да к тому же заболел смертельной болезнью. Но когда загадочная группировка Руна начинает свою тайную деятельность и за Периметр попадает наркотик, имеющий аномальную основу и оказывающий зловещее воздействие на людей, Пригоршня решает, что ему снова пора действовать. Вот только он пока не знает, что впервые на пути у него встанет старый друг Химик. И противостояние этих двоих разорвет Зону в клочья!





* * *



Андрей Левицкий



Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24





* * *





Андрей Левицкий

Я – сталкер

Охотники за артефактами





Серия «Stalker» основана в 2013 году



© А. Ю. Левицкий

© ООО «Издательство АСТ», 2018





* * *




Издательство признательно Борису Натановичу Стругацкому за предоставленное разрешение использовать название серии «Сталкер», а также за идеи и образы, воплощенные в произведении «Пикник на обочине» и сценарии к кинофильму А. Тарковского «Сталкер».

Братья Стругацкие – уникальное явление в нашей культуре. Это целый мир, оказавший влияние не только на литературу и искусство в целом, но и на повседневную жизнь. Мы говорим словами героев произведений Стругацких, придуманные ими неологизмы и понятия живут уже своей отдельной жизнью, подобно фольклору или бродячим сюжетам.





Глава 1

Пригоршня. Неисповедимы пути твои




Едва я переступил порог спортзала, как навстречу ринулся пожилой, подволакивающий ногу тренер:

– Никита Ильич, как я рад вас видеть!

Несмотря на преклонный возраст и травму, тренер держал себя в форме и летом на пляже вполне мог посоревноваться с молодыми. Все не запомню, как зовут этого тренера: Борис Акимович или Аким Борисович, да и к «Никите Ильичу» никак не привыкну. Я потряс протянутую руку, тренер продолжил:

– У нас успехи. Маликов по Москве взял золото! Вчера!

– Круто! – улыбнулся я и уставился на паренька, околачивающего грушу: сразу видно новичка, от ударов его отбрасывает, работает в основном руками, а не всем корпусом. – Он здесь?

– Нет, сегодня дома, пусть отдохнет.

Хотелось подойти да подправить мальчишку, но я видел, как неодобрительно на него смотрит Аким… Или Борис… Или как там его, надо будет прочитать или у кого спросить. Надо же, опять забыл, тренер толковый, золотоносный, а я забыл его имя. Четвертый спортзал только полгода работает – и на тебе.

– Вы заслужили премию в размере оклада, – пообещал я. – Или двух, это как удастся выбить.

Если бы «выбить» как оно есть, я бы сразу и три оклада выбил, но тут надо работать тоньше. Тут убеждением надо, уж больно однопартийцы жадные. Подумав немного, я мысль озвучил и добавил, что так нельзя, что Маликов – наша гордость, а его тренер, который за полгода вырастил чемпиона бодибилдинга, так вообще молодец, и жалеть деньги – последнее дело.

Тренер чуть смутился и сказал, что Маликов до его тренировок уже имел подготовку, к тому же у него удачная анатомия, но я махнул рукой:

– Не скромничайте, Борис… – я смолк, засекая, исправит меня тренер или нет; не исправил, тогда я со спокойным сердцем закончил. – Акимович.

– И вы не скромничайте. Ведь это ваша инициатива, – он раскинул руки, словно хотел обнять спортзал. – Если бы не вы, не было бы ни спортзала, ни Маликова-чемпиона, ни у меня работы.

Я свел брови у переносицы – никак не привыкну, что ж такое! Спич… найтер… хейтер… В общем, автор текстов был бы мной недоволен. Надо в таких случаях «вести себя как английский лорд: максимум приподнять уголок рта и снисходительно кивнуть, а не краснеть ушами и втягивать голову в плечи». Вспомнив, как надо, я так и сделал, покосился на амбала в джинсах и рубахе – свое отражение то есть. Вроде все так.

– Вас бы в президенты, Никита Ильич! – продолжал меня восхвалять тренер, пришлось раскланиваться, потому что я не за этим сюда пришел.

А зачем, собственно? За тем, что про золото я уже знал и хотел похвалить тренера и Маликова, тренера похвалил, Маликову не перепало, ничего, подождет.

Парковка возле спортзала была привычно забита, и я оставил свою лялечку, «Крайслер-Кроссфаер», прямо между рядами машин. Конечно же, обозначил телефон – вдруг кому срочно надо выезжать? Или вдруг какая красотка позвонит – прокачу с ветерком на своем кабриолете, может, пообедать свожу, но дальше дело не пойдет, мне нельзя, я женат.

За рулем я потянулся, хрустнул пальцами, запрокинул голову и улыбнулся снующим в небе стрижам. Как все-таки здорово жить! Когда-то я только мечтал о такой машине, и вот она моя! Эта, чтобы погонять по трассе, вторая, «Крайслер-Пацифика», – чтоб семью возить.

Наверное, я это заслужил. Иногда кажется, что Он специально так сделал, чтоб моими руками творить добро. Ну а почему бы не поделиться, когда у тебя все есть? Люди меня любят, жена любит, дети замечательные – без промысла свыше тут не обошлось.

Машина взревела двигателем и покатила к повороту. Все-таки на кабриках здорово за городом ездить, а тут такой шум, такая вонь, что ну его на фиг! Скоро воскресенье, поедем на дачу двумя машинами – я на этой, Леся – на «пацифике». Рука потянулась к магнитоле, и я включил Стива Эрла. Обожаю кантри! Особенно когда едешь в Астрахань на рыбалку, а там степи, как прерии… Жаль, непонятно, что они там бельмечут. Химик говорил, что кантри – это американский шансон, наверное, шутил. Ну как можно сравнивать? Все равно что «крайслер» и «жигули».

Единственное, чего мне порой не хватает, – Зоны. Прямо как накатит тоска – хоть волком вой. Вот тогда и еду гонять за город. Когда детей не было, плевал я на все, а теперь нельзя, кто их в люди выводить будет? Как вспомню последний свой поход, уже без Химика… Леся как раз беременная была. При малейшей опасности замирал, думал, как она без меня останется? А с ребенком что? Он ведь моя кровь. И тупил безбожно, чудом выжил и группу вывел.

Носовихинское шоссе, которое Химик шутя прозвал Носовихин-штрассе, замерло в пробке. Зря надеялся, что проскочу в обед. Надо будет на заседании внести предложение, чтоб дорогу расширили, если нет, пусть хотя бы в поселке, где три светофора подряд, сделают переходы над дорогой, а то вечный затор.

Теперь я хоть что-то могу. Да, кстати, могу сделать так, что про мои спортзалы снимут сюжет.

Через час докатился к дачам, где современных раз-два и обчелся, зато деревянных, покосившихся, на терема похожих – валом. Их бы снести, и по полосе с каждой стороны сделать. Запиликал телефон, я аж вздрогнул, нажал на кнопку и поднес аппарат к уху.

Над этим аппаратом все смеются, ретроградом меня называют, а мне не нравится пальцем в экран тыкать, на то айпад есть, телефон должен звонить, и все. Одной рукой я рулил, второй держал телефон возле уха, так и не глянул, кто звонит.

– Да!

– … ре … ой Димка… ер, – забулькало в трубке, что за ерунда со связью?

– Денис, ты, что ли?

Это что же я, лучшего друга не узнал? В трубке щелкнуло, голос Дени стал отчетливым:

– Ты далеко? Приехать можешь?

Слишком отчетливым стал голос Дени. Даже скорее – мертвенным, таким голосом только станции метро объявлять.

– Из Железнодорожного выехал. Что случилось?

– Димка умер.

Первым на ум пришел мой спич… короче, текстовик – молодой дерганый пацан двадцати пяти лет. Вторым – друг Дени, который как раз чем-то болел, дай бог памяти чем. Вроде диабет у него в сорок лет начался… Кто из них? Или еще какой-то Димка?

– Который? С диабетом?

– Мой сын.

Я ударил по тормозам, выматерился, включил аварийку, сзади засигналили. Остановиться бы, да негде.

– Сегодня не первое апреля, не шути так… Что случилось? – молчание в ответ. – Денис?!

– Жду в Реутове у фонтана. Как раз одновременно приедем.

Прерывистые гудки. Дениному Димке четырнадцать, что произошло?! Пьяный мажор за рулем? Другое на ум не приходило. Засужу подонка, он у меня в тюрьме сгниет, но перед тем закукарекает.

Или не мажор, или наркоманы деньги вымогали?

Драка в школе?

Что?!

Хороший ведь пацан… был. Учился, боксом занимался… Может, травма, несчастный случай?

На подъезде к Реутову дорога расширилась, и «крайслер» вспомнил, что он гоночный болид. Спустя десять минут я был на месте, уселся на скамейку напротив маленького храма, по привычке перекрестился. Танцующий фонтан, гордость парка, ремонтировали, и сейчас танцевали только лепестки цветов в лужах, оставшихся после недавнего дождя.

Солнце припекало по-летнему, но спрятаться было негде – листья еще не распустились, да и этот парк молодой, чтобы деревья начали давать тень, должно пройти еще лет пять.

На скамейке справа сидели роллеры – кудрявый пацан и девочка с розовыми волосами, две рыжие близняшки лет тринадцати учились кататься на роликах и напоминали коров на льду. Вокруг них нарезал круги парнишка постарше – рисовался, у него все получалось. Здесь была плитка, и ролики тарахтели на стыках.

Скоро и моя Элина женихаться начнет… или невеститься? Как оно правильно называется? Трудно представить, что молокосос типа этого рисующегося – мою девочку… Убью! Подольше бы она оставалась ребенком, как Денин Димка.

Что же случилось с Димкой и почему понадобился я? Когда случается горе, не до встреч с друзьями. Или Деня хочет попросить об услуге? А может, ему просто не с кем поговорить… Это вряд ли, приятелей у него всегда было море.

А вот и он. Деня был среднего роста, если не сказать маленького, но сейчас казался еще меньше – сутулый, черный какой-то, руки туда-сюда болтаются. Среди людей, довольных майским солнцем, он, как клякса. Увидел меня, ускорил шаг, молча сел рядом. Я тоже молчал, ждал, когда он заговорит сам.

– Наркота, – прохрипел он, вытащил сигарету и сломал ее, как спичку, выругался.

Когда мы познакомились, Деня бросал курить, бросил, вот, начал. И кто его осудит? Я – точно нет. Деня закурил и продолжил, давясь дымом:

– Мы думали, у него в школе конфликт… А он и в школу-то не ходил… Двое суток искали, он шлялся где-то, а потом – вниз головой с моста… Прямо под колеса. Сам. Никто ему не помогал. И почему? Почему нам не сказал, мы помогли бы… – в его непослушных пальцах сломалась дымящаяся сигарета, упала на асфальт.

Краем уха я слышал, что по столице прокатилась волна самоубийств подростков, но не придал этому значения. Хотелось как-то утешить Деню, но я чувствовал, что сделаю только хуже, мне нужно сидеть и ждать молча.

– Он сейчас на вскрытии, мой мальчик. Я был против, но мне сказали, что без судмедэкспертизы никак. Я и так знаю, что это новая наркота виновата.

– Уверен?

– Да. Потому сразу тебе и позвонил, – он вскинул голову и прямо посмотрел мне в глаза.

Я многое повидал, можно сказать, со смертью на брудершафт пил, но его взгляд – самое страшное из всего, что я видел, хотелось съежиться и втянуть голову в плечи.

– Надо наказать тех, кто сделал это с моим мальчиком. Поможешь?

Чем, ну чем я помогу? Оторву руку наркоторговцу? Закопаю его? На незаданный вопрос Деня ответил сам:

– Ты же можешь предать дело огласке. Партии вашей нужно же как-то привлекать к себе внимание? У тебя ж дочка подрастает, а эти твари прямо в школе торгуют! Мы только начнем… И я сам казню виноватых, а остальных – под суд!

Он сжал кулак так сильно, что костяшки побелели, лицо его тоже побелело, обычно яркие губы вытянулись в нитку. Он напоминал свеженького зомби из болот. Тьфу ты, ну и мысли в голову лезут, прости, Господи!

– И пусть кукарекают, – сказал я без задора. – Там таких любят.

Произошедшее не укладывалось в голове. Только неделю назад видел Димку, все у него было хорошо, и на тебе! Ни за что бы не подумал, что мальчик-хорошист, к тому же спортсмен, подсядет на наркоту.

Деня смотрел на купола храма с ненавистью, и губы его неслышно шептали:

– За что?

Я и сам не понимал, за что расплачивается Деня, отличный семьянин, ну погуливает от жены, возит девок на дачу – а с кем не бывает? Не ворует, не убивает, честно трудится. Если так разобраться, я больше заслужил немилость.

– Послезавтра в три похороны, приходи, – проговорил он, вставая.

Я тоже встал, пожал протянутую руку. Деня еще раз кивнул и побрел прочь, сутулый, маленький. А я остался стоять, как поленом по голове прибитый, надо бы догнать его, утешить как-то, но что-то будто не пускало. Так быть не должно, это неправильно и не с нами!

Но вот Деня, вот я… А Димки больше нет.

Только сейчас заворочалась злость. Хотелось догнать Деню, потребовать, чтоб привел к сволочам, а уж я их – как щенков! Кулаки сжались, я зажмурился, вдохнул-выдохнул и опять вспомнил текстовика, еще первого, который мучился со мной, мучился и уволился.

«Если хочешь жить среди людей, привыкай решать проблемы головой, а не кулаками. Хочешь стать нормальным человеком? Усмири внутреннего зверя, сумей промолчать, даже если видишь, что прав».

Все-таки Зона честнее. В Зоне если на тебя наехали, ты вооружился и пошел разбираться – Зона рассудит, кто прав. А здесь – терпи. Задолбало быть терпилой!

Захотелось послать все к чертям, достать старый добрый АК и пострелять сволочей, а потом в Зоне окопаться, и хрен меня оттуда достанут!

Но что будет с моей семьей? Куда они без меня? Я снова сел и сжал голову руками. От злости хотелось что-нибудь разнести.

На соседней скамейке смеялись подростки. Каждый из них может оказаться на месте Димки, и моя дочь – тоже. Себя вспоминаю в их возрасте, и жуть берет, ведь все делалось назло родителям, чтоб доказать, что я уже взрослый, я могу, и надо со мной считаться.





* * *


Мы с Лесей долго выбирали дверь в наше гнездышко и даже чуть не поссорились, а потом заказали эту – железную, с ковкой в виде переплетенных стеблей травы, с глазком – сердцевиной цветка и фигурной бронзовой ручкой. Поначалу Леся безумно гордилась дверью, потом привыкла, а вот соседи с ней примириться не смогли, и пару раз кто-то царапал неприличное слово, потому пришлось установить камеру.

Если бы они знали, что в моей квартире шесть комнат, не считая кухни, то многие не выжили бы, удушенные жабой.

Едва мой ключ повернулся в замке, как из квартиры донесся радостный дочкин возглас:

– Мама! Егорка! Папка приехал!

Что-то громыхнуло, гавкнула Чара, и я распахнул дверь. Только сейчас, когда почуял аромат мяса, жареного с перцем и чесночком, я понял, как же хочу есть. Злость испарилась, осталась безнадежность. Ни за что не скажу Олесе, что Денин сын умер, ни к чему ей расстраиваться.

Из-за двери в розовую комнату Элина высунула кудрявую голову, похожую на рыжий одуванчик:

– Папа, а я опять пятерку получила! Мама обещала, что если будут все пятерки, мы заведем кота!

– Молодец, – я разулся и собрался пойти в спальню, чтобы посидеть в тишине, подумать, но из кухни в прихожую выглянула Леся, и глаза у нее были красными.

– Вижу, ты уже знаешь, – она хлюпнула носом.

Я молча сгреб ее в объятия, она впилась в спину ноготками и затихла. Кто бы мог подумать, что из блондинки модельной внешности получится идеальная жена и мать?

– Я уже сказала Элине, чтоб ничего подозрительного из чужих рук не брала.

– Я обязательно во всем разберусь, обещаю! Виновные будут наказаны.

– Жалко Димку, такой славный был мальчишка.

Из столовой высунулся зареванный Егор и взвыл:

– Ма-а-ама! Почему мне нельзя играть на айпаде, а ей можно?

Леся вздохнула и пошла разбираться, обернувшись у порога в гостиную, прошептала:

– Иди в столовую, через две минутки буду накрывать на стол.





Два дня спустя


Шел дождь, и с кладбища все вернулись по колено в грязи. Моя Леся не поехала, сказала, что заболела – она бы этого не перенесла. Да и мне было не по себе, как закрою глаза – появляется Оля, с воем кидающаяся на гроб единственного сына. Деня был спокойным, но мне его спокойствие не нравилось. Так же спокоен сломанный мотор. Лишь при мысли об отмщении его глаза загорались.

Пока гости поминали усопшего в кафе, мы стояли под козырьком. Деня курил, задумчиво глядя на пузырящиеся лужи, на бегущих прохожих и толчею из разноцветных зонтиков. Шум автомобильного потока сливался со шлепками разбивающихся капель.

– Знаешь, что сказали в лаборатории? – проговорил Деня, выпуская кольцо дыма. – «В крови не обнаружены токсичные вещества». Они будут закрывать дело, – на его щеках заиграли желваки. – Несмотря на то, что двое его одноклассников в больнице с судорогами и явным синдромом отмены. Я написал в «Московский комсомолец», много куда написал, на телевидение, и там отозвались. Может, удастся дело раскрутить, чтоб оно было на слуху. Нашел родителей детей, которые покончили с собой за последний месяц. Знаешь, сколько их? Сорок человек! Ты только задумайся! Все из разных районов, из разных по достатку семей, только одна девочка не перенесла травли, остальные погибли ни с чего.

– Надо что-то делать, – кивнул я, а сам начал перебирать варианты.

Во-первых, обратить внимание Кваснюка на проблему, а для этого – собрать доказательства, поговорить с потерпевшими, с родителями то есть. Если Кваснюк заинтересуется, почему бы не сделать телеэфир? Потом его надо по центральным каналам прогнать, журналистов подключить, а уж тогда менты сами засуетятся, может, кто-то на этом расследовании себе звезду заработает.

Если Кваснюк не заинтересуется, тогда хуже. Придется или самому раскручивать тему, или попытаться через своих людей пнуть ментов, чтоб работали – не факт, что получится.

Я поделился соображениями с Деней, он жадно затянулся и выбросил окурок в урну.

– Спасибо тебе. Ты настоящий друг… Не просто друг – ты Человечище! Знаешь, что Колян сказал, который ближе всех к ментам? А ничего. Не его это дело. Он даже на похороны не приехал, как видишь.

– Я всегда говорил, что он гнида. Ты вот что лучше сделай, поговори с другими родителями, но ничего им не обещай, потому что я сам не знаю, получится ли у меня, это ж не моя личная партия. И с теми, у которых пацаны в больнице, с их помощью будет проще разобраться, они все-таки из твоего района.

– С некоторыми я уже побеседовал.

– Это отлично. А я попытаюсь продавить через партию. Если получится, будет полегче.

– А если нет?

– Все равно прорвемся, – я улыбнулся и впервые за долгое время ощутил, как вены наполняются расплавленным свинцом адреналина, как сердце срывается в галоп и за спиной разворачиваются крылья.

Странное щекотное ощущение наполненности, как когда крадешься вдоль болота, выцеливаешь упыря, зная, что и он тебя пасет. Он сильнее, у него маскировка, а у тебя – автомат и гранаты. Или как когда лежишь в засаде, а по твоим следам идет группа врагов, ты ловишь каждого в прицел, и палец на спусковом крючке подрагивает.

Теперь так же, но сложнее, потому что за мной – неотмщенные невинные жертвы, если гадов не остановить, их будут сотни! И врага голыми руками не возьмешь, гранату в него не бросишь, тут хитростью надо действовать.





* * *


Только я и Соловьев могли войти в кабинет Кваснюка без предварительного согласования, но тогда он обычно злился. Мне был нужен добрый Кваснюк, потому я заявил о себе за полтора часа.

Приложил карточку к замку центрального входа в главный офис – пискнув, створки стеклянных дверей передо мной разъехались и пропустили дальше. Затем я преодолел прозрачную вращающуюся дверь, кивнул охраннику и, пренебрегая лифтом, рванул по лестнице белого мрамора на второй этаж.

До сих пор чувствую здесь себя не в своей тарелке, особенно лифт меня раздражает – зеркальный, на вид стерильный, похожий на инопланетный корабль. Так и кажется, что с подошвы отвалится кусок грязи и испачкает ковролин в коридоре, а все начнут тыкать пальцами. Девушки тут работали одинаковые, как роботы, высокие, тощие, длинноногие, но почему-то похожие на крыс. Они всем улыбались и никогда не перечили, когда их отчитывают.

Я постучал в дверь Кваснюка и распахнул ее, не дожидаясь приглашения.

Кваснюк оправдывал свою фамилию и напоминал квашню – рыхлый, обрюзгший, рожа вся в оспинах, нос-картошка – в синих жилках. Он восседал в кожаном кресле, сплетя пальцы на столе, позади него на стене был календарь с логотипом партии «Созидание»: две руки, соединенные в виде сердца, а посреди них – росток. Обычно Кваснюк придумывал всякие программы и советовался со мной, теперь все наоборот.

– Добрый день, Никита, – проговорил он, просканировал меня взглядом и поправил галстук. – Ты встревожен? Что-то случилось?

Я сел на стул напротив, подался вперед.

– Есть соображение, как привлечь избирателей.

Кваснюк вскинул бровь… Ну как «бровь» – надбровный валик с тремя волосками.

– Я тебя слушаю.

От волнения слова разбежались, как тараканы, с трудом взял себя в руки.

– Появилась проблема: в моем районе дети кончают жизнь самоубийством без причин.

– Эта проблема, Никита, существует с начала две тысячи двенадцатого года, а то и раньше. Сообщество «Синий кит», непонятные секты и прочее.

– На этот раз другое.

Кваснюк вздохнул, но перебивать не стал:

– Говори.

– Какие-то новые наркотики, их распространяют прямо в школах. Привыкание возникает мгновенно, дети почему-то уходят из дома, а потом их находят мертвыми. На вскрытии… Короче, вещество выводится мгновенно.

Кваснюк проговорил задумчиво:

– Выводится мгновенно, но привыкание вызывает – это, Никита, невозможно, потому что если есть привыкание, значит, и вещество циркулирует в организме, а когда его становится меньше, зависимый пытается восполнить потери. У тебя проблемы? Что-то в семье? Я понимаю, лучше сразу скажи.

– У меня все хорошо, но проблема есть. Надо рассказать о ней людям и остановить. У меня есть доказательства!

Кваснюк развел руками:

– Где?

Хотелось ударить эту рыхлую рожу, но приходилось сдерживаться. Как же его убедить? Текстовик смог бы. Наверное, надо было сначала текстовика найти, чтоб подсказал, как правильнее сказать, чтоб Кваснюк заглотнул наживку.

– Будут.

– Ну вот когда будут, тогда и поговорим. Как я понял, ты хочешь сделать проблему достоянием общественности? Так прежде нужно доказать, что она есть. Кроме того, кто только эту тему не топтал. Пока у человека не случилась беда, ему плевать на несчастье соседа. Вот повышение транспортного налога или подорожание колбасы – тема актуальная, злободневная и касающаяся каждого.

– У вас есть дети?

– Внучке три года. Понимаю, что ты хочешь сказать. Согласен, дети волнуют всех, если доказать, что и с ними может случиться беда, но эта не наша тема… Никита. Послушай, понимаю, проблема тебя задела, но… Хорошо. Если предоставишь доказательства, я подумаю, как изыскать из бюджета средства. Пока можешь обратиться в нашу службу безопасности.

Спокойно! Не нервничать. Ничего не разбить, особенно – эту рожу, похожую на удобрение для того самого ростка в ладонях. Он боится меня и врет. Он ничего не будет делать. Может, я неправильно все преподнес? Он и сбушнику нашему Литвинову велит ничего не делать и морочить мне голову.

– Собирай доказательства, Никита, и приходи.

Я улыбнулся так, что Кваснюк съежился и уменьшился.

– Хорошо, Игорь Олегович. Я еще приду.

Не к тебе приду, к Соловьеву, он больше соображает и лучше. Поговорю с текстовиком, пусть мне правильно все составит. Если не справлюсь сам, подергаю за одно место Литвинова.

Хотелось хлопнуть дверью так, чтоб со стола Кваснюка посыпались статуэтки, но я сдержался. Впервые за много лет бессилие овладело мной. Наверное, зря я завязал с Зоной, не мое это все. Ощущаешь себя слоном в посудной лавке.

Ни машина больше не радовала, ни майский день. Я взял свой огромный кнопочный телефон, которым хоть орехи коли. И что теперь? Звонить Дене, говорить, что ничего пока не получается? Не потому, что все безнадежно, а просто хреновый из меня парламентер.

Деня позвонил первым – аппарат чуть из рук не выпрыгнул.

– Слушай, что я раскопал! – затараторил он. – Оказывается, одна семья уже наняла детектива, и знаешь, куда привели следы? Не поверишь! Теперь без тебя точно никак и никуда. В Зону они привели! Не в ту, где сидят, а в твою, аномальную.

Вот так поворот! Я аж на тормоз надавил и перестроился в правый ряд, чтоб кого-нибудь не снести.

– Мне бы поговорить с сыщиком твоим…

– Приезжай в Реутово к фонтану, мы через полчаса будем там.





Глава 2

Химик. Институт




– Ну сколько можно так валяться?! – донесся рев Кобы, залегшего в валежнике, – скорее жалобный, чем грозный. – Спина отвалилась!

Неразборчиво забормотал Джига, и Коба смолк.

Как и они, я уже битый час неподвижно лежал за поваленным деревом на пригорке. Ломило поясницу, от земли тянуло сыростью, жутко хотелось почесать плечо, но приходилось терпеть. Можно только двигать головой, чтобы глянуть в установленный на стволе бинокль – иначе «горгона» среагирует на движение и не проявится.

Заболоченная поляна внизу напоминала плешь кабана-мутанта с редкими пучками щетинистой травы. Я сам не понимал, откуда знаю, что поджидать «горгону» надо именно здесь, мы три дня впустую блуждали по Зоне, уже повернули назад к Институту, и вот в паре километров от него я понял: здесь, очень скоро.

Коба и Джига уже не нужны, я и сам справлюсь, они, скорее, мешали, но отправлять восвояси их уже поздно. Ничего, пусть тренируют терпение. В такие напряженные моменты всегда вспоминался Пригоршня – молодой, неунывающий, в неизменной ковбойской шляпе, словно и не случилось с ним того, что случилось. Иногда думается, что лучше бы он умер, но не превратился в насмешку над собственной мечтой.

Или показалось, или пространство над поляной подернулось зыбью, затрепетала трава, вода в лужах помутнела – я напрягся, сжал в руке железную гайку, горячую и влажную. Мир будто бы замер, смолк сверчок, провожающий день, окаменел паук, ткавший паутину между поваленным стволом и рюкзаком, и собственное дыхание сделалось недопустимо шумным.

От воды вверх вытянулся розоватый сполох. Еще и еще один. Внутри каждого будто бы пульсировало голубое электрическое сердце. Сполохи-нити сплетались в тугие канаты, сливались друг с другом, образуя розово-голубой цветок, светящийся изнутри. Нет, скорее гигантскую медузу щупальцами кверху. Вот она, Горгона во всей красе!

Только бы нетерпеливый Коба не разрядил ее раньше времени! Нет, не должен, он глуп, но не настолько. «Горгона» большую часть времени невидима и работает как «электра» – шарашит током, причем если разрядить непроявленную «горгону», толку ноль – кроме проплешины на земле, куда ударило молнией, ничего. А вот если дать ей проявиться, то велика вероятность добыть то, что мне жизненно необходимо – «ведьмин коготь».

«Горгона» танцевала над поляной, как гигантская бабочка, – вверх-вниз, вверх-вниз, наливалась цветом, роняла искры в воду. Пора.

Я сгруппировался, выглянул из убежища, бросил в аномалию гайку, сразу же пригнулся – и вовремя, потому что «горгона» среагировала на движение, метнула разряд, он поразил сосновый ствол, осыпал меня снопом искр…

Аномалия разряжалась с грохотом и треском, как новогодний фейерверк. В стороны выстреливали разноцветные трассеры разрядов, осыпали мох и заросли тростника, летели искры и гасли в воде, шипели, валил серо-черный дым.

Сквозь шум прорывался крик Кобы:

– Йо-хо-хо!

А вот мне было не «йо-хо-хо», потому что «горгона» разрядилась над болотцем, если она породила «ведьмин коготь», он на дне. Остается надеяться, что это неглубокая лужа, а не омут.

По дымящемуся склону бугра я сбежал к луже, поднял полутораметровую палку, ткнул в воду в нескольких местах: везде было максимум по колено. Придется немного помокнуть.

– Эй, ты куда? Ты чего? – заорал покинувший засаду Коба, увидев, что я стянул берцы и собрался лезть в воду. – Это опасно! Кыслота!

Вода была самой обыкновенной, холодной и мокрой. Стопы провалились в мягкий и скользкий ил. С огромной вероятностью «коготь» находится в середине лужи. Волоча ноги по илу, я сделал четыре шага и прислушался к ощущениям: надо сделать полтора шага правее. Ухмыльнувшись, я глянул на сопровождающих: длинный, мосластый Коба, сопереживая, танцевал недалеко от лужи, рыжий и рябой Джига стоял неподвижно, скрестив руки на груди.

– Поражаюсь тебе, Химик! – выдохнул Джига.

Кто хоть раз видел его, уже не забудет: типичная монголоидная внешность в нем сочеталась с огненно-рыжими волосами и веснушками.

– Хватит поражаться, лучше помоги. Здоровая доля безумия помогает дожить в Зоне до моих лет.

Я принялся шарить руками в вязком иле – плавно, осторожно, чтоб не пораниться о сучок. Ветка, еще ветка, и внизу тоже. Я растянул ветки в стороны, и рука коснулась шероховатого теплого камня. Есть контакт!

Артефакт напоминал отрезанный палец размером с три человеческих: костяное шероховатое основание, темнеющее к концу и загибающееся наподобие когтя. Если положить его на одну ладонь, а другой накрыть сверху, ощущается слабая пульсация, будто бы артефакт отталкивает руку.

Коба и Джига думают, что «палец» нужен для важных исследований, от которых зависит судьба человечества, на деле же они просто спасают мою шкуру: сборка из крайне редкого «пальца» и «гематогена» дает артефакт, продлевающий ремиссию на год плюс-минус пару месяцев при том, что все прочие арты дают кратковременный результат с побочными эффектами, усугубляющими течение болезни.

– Ну и везет тебе, Химик, – с нескрываемой завистью протянул Джига.

– Ага, как утопленнику, – улыбнулся я.

Шутку Джига, конечно же, не понял, меня они уважали и не позволяли себе панибратства, я для них был чем-то типа старейшины племени – мало чей стаж в Зоне превышал пятнадцать лет.

Если бы не Институт, мой стаж закончился бы семью годами. Не мутант, не аномалия остановили бы меня – лейкоз. Никому не позволено нарушать покой Зоны безнаказанно. Молодежь думает, что это как гонки на болидах, а на самом деле скорее как война – Зона поселяется в тебе, присваивает, и ты без нее уже не можешь. В итоге она забирает тебя насовсем.

– Ну что, валим? – осторожно поинтересовался Джига.

– Солнце скроется, муравейник тю-тю, – почти без акцента проговорил Коба.

Издали донесся визг радиоактивного кабана, переходящий с предсмертный хрип, Коба шевельнул монобровью и уставился вдаль, повел плечами.

– Что, расслабился? – Джига погладил противогаз, лежащий поверх резинового плаща.

Джига всегда перестраховывался и этим напоминал меня в молодости, а раскрепощенный простодушный Коба – Пригоршню, не к ночи будь помянут. Воспитывал-воспитывал его, да все во вред пошло.

Коба широким шагом обогнул лужу и направился к замшелым буграм.

– А ну стой, куда разогнался! – скомандовал Джига, и Коба в землю врос, обернулся и сделал недовольное лицо – мол, чего тебе?

Джига догнал его, тщательно осмотрел поляну, бросил вперед гайку – она махнула оранжевым хвостом и повисла на шиповнике.

– Ну и? – буркнул Коба.

– Тише едешь – дальше будешь.

С автоматом наготове Джига подбежал к шиповнику, взял гайку.

– Ты и по квартире с автоматом бегаешь? Ясно же, что ничего нет.

– В Зоне ничего не ясно, – отмахнулся Джига.

Я шагал следом за ними, почти физически ощущая «коготь» в контейнере. Мне нужно набраться сил, прежде чем выдвигаться за «живицей» – недостающим звеном для сборки из семи артефактов, которая способна не только избавить меня от болезни, но и изменить общество. Вот на это я бы посмотрел! Как рушатся големы на глиняных ногах, как тараканами разбегаются паразиты всех мастей и зарождается что-то новое. Но прежде, конечно, нужно позаботиться о себе.

Институт располагался под землей, защищенный от выбросов бетонными стенами полуметровой толщины и дополнительно – колпаком, который я собрал из четырех артов. Именно благодаря «колпаку» стало возможно использовать компьютеры. Чтобы любопытным было нечего тут ловить, приходилось разряжать аномалии, кроме того, в километре от входа я создал «кольцо» – что-то наподобие «паранойки», но в основе его работы – инфразвук, потому, когда сталкеры, заподозрив неладное, использовали арты от пси-аномалий, они не действовали, и незваные гости уходили восвояси.

Над входом в Институт находился деревянный сруб с гостевыми комнатами – фикция чистой воды, дохода заведение не приносило и существовало для отвода глаз, цены там были ломовые, номера грязные и пыльные, если кто и сидел в баре – охранники и сотрудники Института, даже барменом работал охранник. Лишние люди надолго там не задерживались.

На крыше крутили лопастями, мерно стрекоча, три ветряка. Под козырьком поскрипывала деревянная вывеска, качающаяся на цепях. «Три поросенка». Почему так назвали бар, не мог ответить даже Иггельд, отец-основатель Института.

Дверь распахнулась беззвучно, в лицо пахнуло табачным дымом и запахом жареного мяса. За столиком играли в нарды Чук и Гек – братья, похожие друг на друга – лысые, коренастые, с эспаньолками. Они были заинтересованы в Институте по той же причине, что и я, и так же ревностно оберегали его. После пяти лет в Зоне старший Чук заболел раком, лечился долго и безрезультатно, помогли ему только здесь.

Сидевший ко мне спиной Чук обернулся, схватившись за лежащий на столе автомат, но просиял, кивком ответил на приветствие и опустился на стул.

– Как дела, бродяги?

Розовощекий Гек не поленился встать, пожал всем руки и обратился к моим сопровождающим:

– Как вы смотрите на то, чтобы пропустить по рюмашке?

– Не, я – спать, – сказал Джига и зевнул.

– Вино есть? – поинтересовался Коба. – Если есть, буду.

– Только то, что ты три дня назад не допил.

Коба остался, а мы с Джигой по скрипучим доскам прошествовали за барную стойку к лестнице, ведущей в номера. Джига откинул люк под лестницей и спустился в бункер, который деревянной перегородкой, имитирующей подпорную стену, делился на две части: бункер для попавших под выброс сталкеров, оказавшихся неподалеку, и вторую часть, где была бронированная дверь наподобие корабельной на кодовом замке в форме красного руля, который надо в разные стороны крутить определенное количество раз.

Вправо – исходное положение – влево – исходное – два раза влево, пять раз вправо – надавить на середину руля. Дверь вздохнула и чуть отошла от стены, я потянул ее на себя и шагнул в ярко освещенный длинный коридор, от которого в стороны отходили одинаковые двери. Самые первые, решетчатые, были чем-то типа КПП, откуда меня поприветствовали Уксус и Бали.

Мне нужно было в жилой блок – две последние двери, моя справа.

Еще один коридор, больше напоминающий прихожую или уютную лестничную клетку на пять квартир. Только я достал ключ, как из своего жилища выпорхнула лаборантка Таня, ойкнула, поздоровалась и заторопилась по своим делам. Толстая коса моталась из стороны в сторону, как хвост недовольной черной кошки. Возле выхода она обернулась, приложила палец ко лбу:

– Забыла! Иг приехал и хотел тебя видеть, вот!

– Спасибо, – кивнул я, шагнул к себе и подумал, что отдыхать хочу больше, чем видеть Иггельда, но все равно в ближайшее время не получится – ему уже донесли, что наша группа вернулась.

Я скинул прорезиненный плащ, освободился от подсумков и контейнеров, наскоро принял душ и поспешил к Иггельду.

В отличие от всех нас он жил прямо в лаборатории, отгораживался шторкой от лабораторных обезьян, крыс и мышей и спал под мерцание мониторов с камер наблюдения, как и подобает чокнутому профессору. Правда, профессором он не был, его поверхностные познания компенсировались изрядным градусом фанатизма. Как и я, он был исследователем, изучал Зону и мир в целом.

– Ты представляешь, Элджернон умер, – проговорил он, едва я переступил порог.

Я глянул перед собой на стеклянный колпак, накрывающий керамическую чашу размером с сидячую ванну, где мы получали «нектар забвения», на аквариум у стены, где гукали встревоженные макаки, на стеклянный лабиринт для крыс, на кушетки и стеллажи с медицинскими инструментами, на шкаф с контейнерами для артов, напоминающий банковский сейф с ячейками. На облучатель, похожий на огромный микроскоп, – штуку бесполезную, но очень любимую Иггельдом. Он верил в облучатель, как в святыню, и был уверен, что с его помощью можно передавать мысли на расстоянии.

С какой-то из полок спрыгнул Сова – любимый рыжий кот Иггельда – и принялся с урчанием тереться о ноги.

Этого кота Иггельд буквально по запчастям собрал и вылечил, он вырос, обнаглел и чувствует себя превосходно.

– Элдж умер у меня на руках, – продолжил Иггельд, и я по голосу нашел его сидящим на коленях перед аквариумом с самодельным лабиринтом из пластиковых трубок, возле первой трубки ждал своей участи черно-белый крысенок.

Я уставился в темечко Иггельда, где по часовой стрелке закручивались спиралью черные с проседью волосы. Кот переключил внимание на хозяина и боднул его ногу, но Иггельд питомца не замечал.

– Может, он от разрыва сердца издох. Вряд ли он тебя любил, учитывая, что ты с ним делал.

Закончив мастерить лабиринт из трубок, Иггельд посмотрел на меня, встал. Кот Сова лениво поскреб лапой стекло, за которым замер крысенок, но тот даже не шевельнулся.

– Он был самым умным, – вздохнул Иггельд. – Мне и правда жаль, я раньше не привязывался к лабораторным животным, но Элдж… Он понимал слова и выполнял команды, а это важно! Виски будешь? Помянем Элджернона!

В бутылке, стоящей на клетке с мышами, жидкости осталось на два приема. На моей рюмке угадывался след помады – Иггельд и правда жалел крысу-гения; и всех, кто к нему заходил, заставлял поминать усопшее животное.

Иггельд точно был из любимчиков мироздания, ему давалось легко все, за что бы он ни брался. При желании он мог бы преуспеть даже в политике… Да хоть в кино! Три лаборантки с ума по нему сходили, иначе что бы их тут держало? Но Иг почему-то окопался в Зоне и посвятил себя… не науке даже – познанию Зоны как чего-то противоестественного, он будто бы бросал ей вызов, одновременно пытаясь влиться в нее.

Звякнули рюмки, Иггельд выпил виски, провел рукой по щетине. Его черные широко распахнутые глаза пылали – в них разгоралась идея.

– Иди сюда, кое-что тебе покажу.

Иггельд завис над аквариумом, где возле трубки замер крысенок, ткнул в него пальцем:

– Он болел, а теперь, после «молока», просто красавец!

– Ты знаешь, что он все равно издохнет, потому что «молоко» сперва излечивает, но потом разрушает…

Иггельд сверкнул глазами и поманил меня, будто бы я стоял далеко:

– Это не единственные его свойства. Смотри, что еще удалось узнать, – он пощекотал брюшко крысенка. Между трубками Иггельд поставил железную крышку с жидкостью, по запаху в ней угадывался спирт. Поначалу подумалось, что он попытается заставить крысенка помянуть дохлого сородича, но нет, чиркнул зажигалкой, и спирт заполыхал голубым.

В конце трубки-тоннеля крысенок видел огонь, но не двигался с места, глядел вперед зачарованно.

– Беги! – скомандовал Иггельд и согнулся над аквариумом, уперев руки в согнутые колени.

Крысенок запищал и ринулся вперед. Можно было бы принять его крик за боевой клич, если бы я не знал, как звери боятся огня – крысенок кричал от страха. Даже кот ощетинился и отступил. Черной молнией крысенок метнулся сквозь огонь и выскочил в конце лабиринта. Иггельд схватил его и принялся баюкать в ладонях, целовать в макушку.

Порой кажется, что он – большой ребенок, но мгновение – и ребенок превращается в мудреца. До сих пор не могу понять, что он за человек: любит все живое до беспамятства и при этом заставляет своих любимцев преодолевать испытания на грани жизни и смерти.

– Теперь ясно, от чего умер Элджернон.

– Ты неправ. Я просто взял его в руки, ничего такого!.. Но, скажи, впечатляет! Сила внушения превосходит самый большой страх – страх смерти. Ты еще не передумал добыть «живицу»? Представляешь, какой у сборки потенциал! Сколько людей сходит с ума от безнадежности! Сколько мучается навязчивыми состояниями, а ведь мы рождены для гармонии, все проблемы от того, что мы утратили связь с природой и себе подобными, не так уж и сложно немного повернуть ключик, – он крутнул пальцами, будто бы открывал замок. – И человек больше не страдает шизофренией, не стремится к самоубийству, его не одолевает уныние.

Меня начало одолевать его морализаторство, как уныние – страдающего депрессией, я и так знал, какие надежды он возлагает на новую сборку, знал также о его мечте сделать мир совершенным, вернуть славянам исконную веру и низвергнуть византийского бога. Если б не перекос с истинной верой, его можно было бы рассматривать как образец идеального человека.

Вспомнилось, как я делал сборку из шести артов, а Иггельд с сияющими глазами танцевал рядом, потирал руки, дергался. Мы сами не знали, что получится, ведь я действую всегда интуитивно. Черт, да ведь именно поэтому меня называют Химиком: я химичу с артефактами, разбираюсь в этом. Контактируя, арты могли сдетонировать, могли вспыхнуть – да что угодно могло произойти, но – лишь легкий хлопок, родивший розоватый дым. Дым рассеялся, и мы обнаружили на полу жидкое вещество, похожее на молоко, но форму оно держало, как ртуть. С названием мучиться не стали, так и назвали его – «молоко».

Иггельд пытался изучить его под микроскопом, разложить на молекулы, но химический состав выдавал неоднородную смесь из органики и кучи примесей.

Когда работаю с артами, мне будто сама Зона нашептывает, какой артефакт нужен, вот и тогда на уме вертелось – «живица». Редкая, но бесполезная сама по себе, в полной сборке она даст нечто сверхординарное, сойдут на нет вредные свойства «молока», полезные останутся, это будет лекарство от всех бед и всех болезней. Правда, ни я, ни Иггельд пока не знаем, как будет выглядеть сборка.

– В таком разрезе мы сборку не рассматривали, – после минутного молчания ответил я на предложение лечить сборкой шизофрению.

Иггельд выпустил крысенка к сородичам-подросткам, покрошил сыр и сказал с сожалением:

– Тебя только собственная шкура волнует. Неужели не интересно?

– Все очень просто, если ты перестанешь существовать, то и мир для тебя закончится, все интересы тоже закончатся, все твои знания и умения закопают вместе с тобой.

– Знаю, знаю, – он скривился. – «Сохрани собственную жизнь вопреки всему» – кто так считает?

– Я так считаю, а остальное неважно.

Он приподнял лицо – благородное, точеное, как лик ожившей греческой статуи, – словно пытался узреть на небе Бога.

– Глупо отрицать то, что ты не видел и не можешь потрогать. Был ли ты в Африке?

Я вспомнил журналистское прошлое и кивнул:

– Был.

– Ладно. В Антарктиде? Ага! Не был! Не щупал ее, не ходил по льду, не видел станции. А вдруг она – мистификация?

Он поднял кота, зарылся лицом в рыжий пух. В этот момент распахнулась дверь, и в лабораторию влетела Таня, глаза ее забегали:

– Извините, я, наверное, помешала.

Таня была такой же странной, как Иггельд, – любила порассуждать о многозначительных намеках на содержание выеденного яйца, тоже впадала в детство и так же неожиданно уподоблялась синему чулку, плюс ко всему в периоды растерянности все роняла, забывала, билась об углы – причиняла ущерб мебели и посуде. Она составила бы Иггельду идеальную пару, но он, похоже, не интересовался женщинами и в длительных отношениях замечен не был. Что-то было с блондинкой Олей, на место которой пришла Таня, но быстро закончилось изгнанием смертельно обиженной Оли.

– Что ты, как раз вовремя. Мы поминаем безвременно почившего Элджернона. Ты его знала?

– Белого крыса? Да. Жалко, – Таня с подозрением покосилась на меня, разливающего виски, взяла из моих рук рюмку и залилась румянцем. – Андрей, что-то ты неважно выглядишь.

Вторую рюмку свободной рукой взял Иггельд, кота переложил на плечо, и он уподобился воротнику.

Кроме нее, никто не называл меня по имени. Чтобы избежать бессмысленных разговоров, я менторским тоном произнес:

– За упокой души Элджернона, положившего живот во славу науки… Таня, как ты думаешь, есть ли Бог?

– Не знаю даже… Да разве кто-то знает?

– Правильно, молодец, – я положил руку ей на плечо. – Вы пока поговорите, а у меня есть незаконченное дело.

На два дня я выпаду из жизни: после лечения «ведьминым когтем» начнутся такие головные боли, что невозможно будет открыть глаза. Затем неделю-полторы будет тошнить, как после химиотерапии. Волосы может выпадут, а может, и нет. У юноши Толика случилось кровоизлияние в мозг, после которого пациент умер – теперь я знаю, что могу помереть от кровотечения.

Переступая порог своего жилища, я ухмыльнулся. Сначала было обидно, что меня убьет не выброс, не враг и не мутант, теперь я смирился и научился бороться не с помощью автомата и РПГ, а стиснув зубы. Когда восстановлюсь, недели через две, будем выдвигаться за «живицей».

Все неудобства отступали перед предвкушением новой тайны.





Глава 3

Пригоршня. Почтальон Печкин




На место встречи я уже привычно приехал раньше. Как мне сигналили безвинно подрезанные, ууу! Никакой свадьбе так не сигналят. Не зря я все-таки купил «кроссфаера». А на кучу «писем счастья» со штрафами мне пофиг.

Ощущение было, как перед выходом на ринг. Или как перед хорошей заварушкой в Зоне. Руки чесались, ноги тоже, устоять на месте было решительно невозможно, и я принялся ходить туда-сюда вдоль фонтана, мысленно складывать в узоры тротуарную плитку в форме листков клевера. Подростков на роликах сегодня не было, немолодая мамаша с коляской настороженно поглядывала на нервного плечистого мужика, меня то есть, а больше никого, не считая голубей, поблизости не наблюдалось.

Что ж такого раскопал сыщик? И почему делу не дали ход? Ясен пень, почему: у наркоторговцев всегда крыша. Все, даже предподъездные бабки, всегда знают, у кого достать дурь, но никто ничего не делает. А вот когда разнарядка – всех дилеров в автозак и на Колыму.

Если бы не Деня, ни за что бы не взялся наказывать наркодилеров – дохлый это номер. Но как друга бросить в беде? К тому же я и правда что-то могу, только надо подумать, как подключить Соловьева, раз Кваснюк отказался. По идее, сначала надо снять сюжет о погибших детях, потом – о наркоторговцах и безнаказанности…

Я издали заметил Деню, идущего широкими шагами, и семенящего следом за ним тощего сутулого верзилу с сумкой от ноутбука. Казалось, что верзила вот-вот обнимет сумку и прижмет к груди. Скользкий неприятный тип. Такого же неприятного типа нам с Химиком как-то привел Шнобель в «Жирного зомби» и дядей представил. Эх, славное было время! Простое, ясное!

Деня увидел меня, заторопился, длинный еле за ним поспевал. Я зашагал навстречу. С Деней мы сегодня уже здоровались, а с верзилой обменялись рукопожатиями. Рука у него была холодной, как жабья лапа, и скользкой от пота. Хотелось вытереть ладонь, но я сдержался.

– Олег Рыков, – неожиданно твердым голосом представился сыщик, посмотрел налево-направо и добавил: – Вы впутываетесь в очень опасное дело. Опасное, потому что лично я так и не понял, с чем столкнулся, да и никто не знает – следы ведут в аномальную Зону.

– Да ладно! С чего вы взяли? – сам не понял, обрадовался я или удивился. – Я ту Зону много лет топтал! Ничего такого не помню.

Лицо у сыщика было землистое, как у лежалого зомби, маленькие глазки под набрякшими веками, нос остренький, длинный, щеточка седых усов… А волосы он точно красил – в коричневый. Кого-то он мне напоминает. Из популярного фильма? Ведущего? Нет… Кого же… Сыщик шевельнул бровями, но шевельнулось все: мешки под глазами, нос, усы и даже подбородок.

– Это не все. Злоумышленники работают под оч-чень мощным прикрытием. Большой человек покровительствует им.

Руки зачесались сильнее. Чем больше шкаф, тем громче падает. Тем интереснее будет низвергнуть с пьедестала зарвавшегося гада – в последнее время «Созидание» только этим и занимается, правда, рыба мелковатая попадается, скучно.

Сыщик погладил сумку ноутбука:

– Мне хорошо платили за эту информацию, но я вернул деньги и умыл руки, потому что хочу жить, и это при том, что у меня тоже есть «крыша». Мне прямо так и сказали: «Олег, жить хочешь? Тогда всю информацию сотри и забудь». Ну и мужчине, отцу погибшей девочки, тоже начали угрожать, а у него еще двое детей.

– У меня больше нет детей, – проговорил Деня заупокойным голосом, а я подумал, что на меня наехать не посмеют.

Кишка у них, откровенно скажем, тонка. Я не бизнесмен все-таки, а политик.

– Я воспользовался советом и «забыл». Да не совсем, у меня ведь тоже есть сердце. Потому вот, – он сунул мне сумку, определив во мне главного, – ознакомьтесь, я все расскажу. Только давайте, – он снова осмотрелся, – пройдем в какое-нибудь кафе, это место очень хорошо просматривается.

И все-таки, кого он мне напоминает?..

Спустя пять минут мы с наперстками эспрессо (нормальный кофе, как дома, тут не делают – чтобы пол-литра, с сахаром и молоком) сидели в кофейне, отгородившись от стойки широкими листьями какого-то тропического растения. Леся точно сказала бы, как оно называется. Кроме нас и сотрудников, не было никого – выглянуло солнце, и все из торгового центра потянулись на улицу. Мы оккупировали диван из кожзама, сыщик сидел в середине, я – справа, Деня – слева. Официант принес нам слойки с сыром и, молодец, больше не беспокоил.

Я покосился на Рыкова, который и тут ерзал, места себе не находил, и вдруг до меня дошло, на кого он похож: на почтальона Печкина! Говорить ему этого я не стал, конечно же.

– Начнем с того, почему полицейские закрывают дела. Им никто не платит за это, даже если бы они хотели вести расследование, не имели бы права – улик и правда нет. В крови погибших детей нет никаких веществ, кроме тех, которые там должны быть. Вот результаты экспертизы, все справки скреплены, – он положил на стол стопку бумаг. – Потому полицейские опросили друзей погибших подростков, учителей. Один следователь заподозрил действие тайной организации, думал, что детей гипнотизируют, но нет, они ходили в школу, на секции, к друзьям – кто куда. Половина родителей не заметила странности в поведении детей, потому что они – подростки, и часто ведут себя протестно, вызывающе.

Деня сжал виски и прошептал:

– Мне было некогда. Жена тоже на работе. Если бы вернуть время…

– Вы ничего бы не сделали, – Печкин повернул голову к Дене, и долю секунды я лицезрел его затылок, где очень хорошо смотрелась бы ушанка его прототипа из мультика. – Это не доказано, но привыкание к неизвестному веществу возникает если не с первого, то со второго раза. Причем прием необязательно осознанный. Вещество достаточно подмешать в питье, и после пострадавший будет испытывать такие муки, что согласится на все.

– Уверены? – насторожился Деня. – Тогда все дети были бы в больнице, а не на том свете.

– Не уверен. Это одна из гипотез. Слишком много пробелов. Одно сходится: человек. Смотрите. – Печкин разложил на столе пять черно-белых снимков с камер наблюдения. – Это пять разных школ.

На всех был один и тот же мужчина. Снимки Печкин подобрал такие, чтобы можно было хоть немного разглядеть лицо подозреваемого: везде он был в кепках, правда, разных. Где-то изрядно заросший щетиной, где-то бритый. Обычное славянское лицо: светлые брови, какие глаза, не разобрать, нос перебитый, «боксерский», с изломом вправо, губы… Женщине такие больше подошли бы. Форма лица прямоугольная, подбородок тяжелый. Череп округлый, правильной формы. Лоб среднего размера, чуть скошенный. Я старался запомнить каждую деталь, чтобы узнать его в толпе.

– Вы с детьми, ну, с одноклассниками, беседовали? – поинтересовался Деня.

– Да. Одни ничего не знают об этом человеке, другие говорят, что да, подходил, спрашивал, кто может недорого переустановить систему компьютера. Ни один не заикнулся о том, что это наркоторговец. В люберецкой школе он искал парней-грузчиков на подработку. Это из того, что совпало. Вот еще один, вероятно, подельник. Действует самостоятельно, по той же схеме. Этот, скорее всего, работает с девочками. Кхм… внешность располагает.

Я взял фото. Парень лет двадцати пяти, темноволосый, подтянутый, стрижка удлиненная, выражение лица томное. Типичный офисный планктон. Даже, скорее, преуспевающий. Этот засветился в трех школах. Может, просто педофил залетный?

– Остальные дети познакомились со злоумышленниками в Интернете: кто в соцсетях, кто в онлайн-играх. А может, я что-то упустил, и встречи происходили случайно.

– Или все-таки секта, – предположил Деня.

Печкин покачал головой.

– У них не было времени, чтоб обработать детей…

– А и не надо много времени, – вмешался в разговор я. – Есть такая штука – артефакт. Непонятно, что это за штука, до сих пор ученые объяснить не могут. Так вот, штука эта обладает странными сверхъестественными свойствами. Одни артефакты раны залечивают, другие облучают, третьи делают вещи легкими… Много у них свойств. А есть еще сборки, когда совмещаешь арты, и вообще непредсказуемые штуки получаются – и смертельные, и очень полезные. Если у этих… преступников был эдакий артефакт, они могли заставить детей сделать что угодно.

– Слышал о таком и даже не отрицаю. Но у таких вещей: А. Кратковременный период действия. Б. Они необратимо разрушают психику. То есть дети либо быстро вышли бы из-под влияния, либо превратились бы в идиотов. И не надо забывать о ярко выраженном синдроме отмены – у тех, кто выжил, судороги такие, что кости ломаются.

Деня сам себе сказал:

– Синдром отмены непонятно чего… И неважно, в принципе. Важно, что за жизни наших детей кто-то должен ответить.

– Полностью с тобой согласен! – поддержал его я. – И да, похоже на что-то из Зоны.

– Или простая химия, быстро выводящееся из организма вещество, – предположил Деня.

– Главное, что у нас есть он! – я схватил фотографию подозреваемого. – Возьмем его, поговорим по душам, а потом сдадим в полицию. Я как раз со своими побеседую, чтобы делу дали ход.

– Они его отпустят, а вас закроют за самоуправство, – предупредил Печкин.

– Другого бы закрыли, меня – не посмеют.

Печкин прищурился, изучая меня.

– Лицо знакомое, но…

– Новиков. «Созидание», – сказал я и дал ему время, но он так и не вспомнил. – Помните, торговый центр горел? Пожарные побежали спасать детей, и их там заблокировало, а потом их спас какой-то мужик? Так то я был. Так вот, один из тех заблокированных героев – Соловьев, потом полковника получил. У него был противогаз, и он выводил двенадцать детей. Соловьев потом создал «Созидание», раньше это была общественная организация, потом мы переросли в партию.

– Ах это вы! Как же не знать, знаю, не подумал бы, что встречусь при таких обстоятельствах, – он зачем-то встал, потряс мою руку, снова сел. – В вас я верю!

– Вы лучше в Бога верьте, а не в меня…

Он шутку не оценил, продолжил меня восхвалять:

– Уж вы точно доведете дело до конца! Два года назад у нас во дворе началась стройка, а вы ее остановили!

Сколько тех строек было! Расспрашивать его я не стал, заговорил на тему, которая меня больше интересовала:

– Даже если ничего не получится и его отпустят, надеюсь, что Зона меня не забыла. Я ее уж точно не забыл! Найду подонка там и кабанам скормлю.

– Не проще ли здесь? – сверкнул глазами Деня.

– Не проще. Здесь меня посадят, но если сделать это там – никто не тронет.

Сыщик Печкин лучше знал негласные правила: аномальная Зона от Икши до Дубны – особая территория, где законы не действуют. Отправляясь туда, человек «никого в своей смерти не винит». Если там кого-то прикончили или кто-то пропал, бесполезно об этом заявлять, даже если его застрелили на твоих глазах. Само собой, туда идут беглые зэки, беспредельщики, но быстро гибнут – Зона таких не любит.

– Живем с этой Зоной как на пороховой бочке, – проворчал Печкин. – У меня квартира была в Мытищах роскошная, двухуровневая! Всю жизнь на нее работал, и в один день она обесценилась, потому что там стало опасно!

– Слухи об опасности Зоны преувеличены, – успокоил его я. – Большинство мутантов не могут преодолеть стену Периметра.

Печкин ткнул в потолок костистым пальцем:

– А не большинство? Ага?

– Ничего уже не поделаешь. Показывай, что еще у тебя в сумке.

Печкин вздохнул, отодвинул фотографии и справки на край стола, выложил скрепленные степлером листы, снова с фотографиями, припечатал их ладонью:

– Это личные дела полицейских, которые пытались расследовать дела. Красным обведены незаинтересованные, к ним лучше не обращаться, зеленым – те, кто пытался хоть что-то сделать и узнать.

– Спасибо, это нам вряд ли пригодится. Дальше что? – я перегнулся через плечо, заглянул в сумку, где еще до фига всего было.

– Личные дела родителей с номерами телефонов и адресами. Всего двадцать восемь человек.

– Вы проделали огромную работу! – восхитился Деня. – И я там есть?

– Тебя нет, твой ребенок погиб позже. Еще есть друзья детей и их родители – всё с телефонами и адресами. Единственное, чего не успел сделать, – побеседовать с кем-то, кто ходит в Зону, он точно знает, что это за вещество и откуда берется.

– Ничего. Уж я поговорю.

Вспомнился Химик, который не просто ходит в Зону, он совсем свихнулся, прямо там поселился и живет, мимо него и комар не пролетит, если у того какие-то странности. Правда, поди Химика найди! Наверное, номер у него десять раз сменился. Я достал телефон, нашел Химика в списке контактов, сделал вызов и получил ожидаемое «Аппарат абонента выключен». И на том спасибо, значит, номер прежний, просто Химик сейчас в Зоне, где нет связи. Разговаривать с ним не особо хотелось – все равно что говорить со своим прошлым, но другого выхода я не видел.

– Разрешите откланяться, – проговорил Печкин, вставая.

– Разрешаю, – кивнул я. – Спасибо за проделанную работу.

Сыщик посмотрел с удивлением. Потоптался возле стола, покашлял, требовательно на меня глядя. Наконец не выдержал:

– Вы правы, я продел большую работу, много времени потратил. Представьте, сколько денег и времени потратили бы вы – не меньше месяца, и вряд ли результат превзошел бы это, – он взглядом указал на папку. – Да и чехол, кхм… денег стоит. Так что я вправе рассчитывать на скромное вознаграждение.

Краем глаза я заметил, как Деня побелел лицом, как сжались его кулаки. Вот же жук навозный! Благородного из себя корчит, а сам на чужом горе нажиться хочет. Везде одно и то же! Сам-то как радовался, когда «Созидание» бесплатно остановило стройку.

– С тобой же уже расплатились, – проговорил я. Печкин попятился, его нижняя губа отвисла под щеткой усов и задрожала. – Правда ведь?

Жадность в его голове боролась со здравым смыслом и проигрывала, он чувствовал, что я хочу его ударить, а кулаки у меня немаленькие.

– Тебе же нравится, когда кто-то делает мир лучше, – с горькой иронией сказал Деня. – Вот и ты внес свой маленький вклад.

Не попрощавшись, Печкин вылетел из кафе, мы с Деней переглянулись.

– Что теперь? – спросил он.

– Поставим топтунов возле школ, дадим им фотографии. Как только появится кто подозрительный, нам дадут знать. У жены двоюродный брат мент, он подгонит подходящих людей. Когда поступит звонок, мы приедем и возьмем подозреваемого, запихаем в мой минивэн, отвезем на дачу, побеседуем! Видишь, как все просто!

Выходя из кафе, я подумал, что накрылась наша семейная поездка на дачу, Леся расстроится, у нее там тюльпаны расцветают, с которыми она три года носилась, а Элина очень хотела повидаться с деревенским котом, который гуляет сам по себе. Ничего, переживут, ведь мы, как сказал Деня, делаем мир лучше.

А вот необходимость в службе безопасности партии отпала – вряд ли Литвинов одобрит такое самоуправство.





* * *


В те выходные мы все-таки выехали за город семьей. Хлопоты отвлекли меня от нашего дела, даже негодование улеглось, зато в голове засел Химик. А вдруг его уже нет в живых? Зона – место крайне опасное.

Почему-то казалось, что случись ядерная война, выживут крысы, тараканы и Химик – очень уж он здорово выкручивался из неприятностей. Я даже выключил газонокосилку, чтоб убрать шум, и смотрел на сосны в лесу, что сразу за нашим участком, слушал, как трещат стволы, переговариваются птицы; запрокинув голову, провожал взглядом облака.

Как волка ни корми…

Весной Зона во мне просыпается и стонет, и зовет, так зовет, что аж жилы выкручивает, ноги сами бежать готовы. Единственное лекарство – Лесины объятия. Или когда Элина подойдет, обнимет, я поцелую ее рыжие кудряшки, и зверь во мне утихнет.

Поначалу только спортзал спасал. Колбасишь грушу до изнеможения, и легчает. Года полтора все время повторялся сон, где Химик смотрел на меня, как на падаль, и говорил, что я его и Зону предал, вольный зверь превратился в цепного пса. Иногда я готов был со стыда провалиться под землю, иногда порывался его пристрелить, но он истаивал.

Так ли это? Я – цепной пес? Вся сущность бытия – цепь?

Я перевел взгляд на Олесю, хлопочущую в клумбе, на трехлетнего сына и Элину, бросающих крошки муравьям. Химик и без меня справится, а они – нет. Как говорил мой текстовик, «это твоя зона ответственности».

Я шепотом проговорил «моя зона ответственности», будто пробуя слова на вкус. Леся выпрямилась, улыбнулась мне:

– Посмотри, какая красота!

Зацвели розовые тюльпаны с бархатными лепестками, кое-где раскрылись желтые. В июне она так же будет радоваться розам, в сентябре – хризантемам.

– Очень красиво, – кивнул я и сел на корточки рядом с детьми.

Элина бросала муравьям крошки хлеба и смотрела, как они утаскивают добычу в щель между плитками.

– Папа! Смотри! – Егорка поднял облепленный муравьями кусок. – Не отпускают, вот жадины!

Налетел ветер, и сосны в лесу затрещали, закачались, выползло чернильное облако, потянуло болотной сыростью, словно сама Зона просочилась сюда и ждет, как бы заполучить меня. Не получится. Я сделал выбор, жизнь, где был Пригоршня, закончилась, началась новая.

– Пошли в дом, – проговорил я, глядя на наползающие тучи.





* * *


Две недели от наблюдателей не было вестей, будто злоумышленники, которые распространяют смертельный наркотик в школах, узнали о наших планах и спрятались. Так скоро учеба закончится, а мы не продвинулись ни на шаг. Деня сначала злился, потом впал в уныние. Его жена попала в больницу с нервным срывом, и он стал похожим на ходячего мертвеца.

Как назло, Соловьев улетел по своим делам в Японию, и все не получалось с ним поговорить насчет сюжета об опасном веществе из аномальной Зоны.

Позвонили, когда я почти потерял надежду. Чуть гнусавый голос «топтуна» отчитался, что объект замечен в Реутове, возле четвертой школы, где учился Димка. Слава богу! Столько денег потратил на этих топтунов! Дене я звонить не стал, он все только испортит – ну, какой из него боец? Боец в нем закончился в восьмом классе, когда он на карате ногу сломал. Я сам разберусь с этим мужиком, запишу разговор на диктофон и потом дам послушать Дене.

И снова – гонка по МКАДу, затем – Носовихин-штрассе, где вечные пробки.

На месте я был спустя полчаса, набрал топтуна, он сказал, что объект на месте, я попросил меня подождать и сделал два круга, объезжая железный забор школы, спаянной со спорткомплексом в единое целое. Подходящее место для парковки нашлось во дворе.

Останавливаясь возле «девятки», я спустился на землю и понял, насколько непростое дело мне предстоит. Забрал из тайника под сиденьем крошку «беретту», проверил, заряжен ли пистолет, в карман куртки сунул нож-складень.

Нужно будет, не привлекая внимание, затащить в машину мужика, а это сложно, ума ни приложу, как это провернуть. В Зоне я особо не парился бы, там кто сильнее, тот и прав, а тут везде камеры, менты сразу же слетятся.

Я остановился во дворе, огляделся, делая вид, что потягиваюсь. Здесь вроде чисто, камер нет. Дурак я, что на своей машине прикатил и даже номера грязью не заляпал. После дождя грязь найти несложно, и я ляпнул на три последние цифры спереди и сзади, посмотрел, как получилось. Химик бы сказал, гармонично. Минивэн «пацифика» у меня черный, а черные машины кажутся грязными, даже когда они почти чистые.

Химик в моей памяти восстал, и сквозь года я почти как наяву услышал его голос:

– Ты посмотри, в кого ты превратился! От каждого хлопка дергаешься, трясешься. Ты терпила, Пригоршня! Ты за пригоршню сребреников свою душу продал и к бабе прилепился, она теперь тобой рулит, а вспомни…

– Заткнись, – прошипел я, вышел из двора и двинулся вдоль забора.

Где-то тут бродит топтун, которого Валерик, Лесин брат, поставил, надо его вызвонить, пусть расскажет подробности.

Топтуном оказался юноша лет двадцати, тощий, заморенный, с красными глазами – ночами рубится в Интернете. Парнишка был невысоким, и чтобы посмотреть мне в глаза, запрокидывал голову. Несмотря на худобу и несуразность, топтун оказался хватким. Не отводя взгляда, он прогудел басом:

– Он тут, рядом со мной ошивается, к подросткам пристает. Идемте, покажу.

Он накинул капюшон куртки, сунул руки в карманы и зашагал вперед, но, как он ни старался сутулиться и казаться развязным, осанка выдавала в нем или полицейского, или военного. Наверное, он какой-то курсант.

Парень остановился на дороге, с обеих сторон залепленной машинами. Из-за этого образовалась пробка, водители сигналили друг другу, самые отчаянные били по колесам припарковавшихся, чтобы сработала сигнализация и прибежавшие водители и отогнали свои тачки. В результате в машинах сработала сигнализация, но никто не пришел – видимо, проходили соревнования в спортивном центре, и все были заняты. Шум и неразбериха – это хорошо, это как раз мне на руку.

– Вон, видишь, тащится? В камуфле и с рюкзаком?

– Спасибо, можешь идти, – я похлопал парня по спине, уставился на идущего навстречу и попытался понять, с первого удара он упадет или со второго.

Черную кепку он опустил так, что был виден лишь нос и небритый массивный подбородок – непонятно даже, тот ли это человек. Только когда он приподнял голову, выискивая кого-то за забором, стало ясно: он самый. Жертву караулит.

Высокий, с меня ростом, в плечах поуже, припадает на правую ногу, чуть сутулится. Не стоит забывать, что он ходок из Зоны, а там хлипкие не выживают.

Мужик поравнялся со мной, я заглянул ему в лицо, а он меня проигнорировал, продолжал жевать жвачку, даже пузырь надул, так увлекся. Его не волновало, что происходит вокруг. Да, это именно тот тип с фотографии. Даже если он – караулящий жертву педофил, бить его можно и нужно.

Вот только как? Допустим, дам я ему сейчас в бубен… И что? Окружающие сбегутся и отобьют его, они-то подробностей не знают. Если долго его пасти, он обратит на меня внимание. Что же делать?

В такие моменты мне не хватало Химика, он бы выкрутился, придумал бы что-то, нахимичил. Как-нибудь бы всех обманул. Я тащился следом за преступником, смотрел на перекинутый через плечо черный рюкзак и пытался Химика поставить на свое место.

Он бы сказал, что надо придумать, как расположить к себе случайных свидетелей, что-то такое сделать, чтобы оказаться правым. Вот если бы гад начал к девчонкам приставать, я бы вмешался…

Мужик замер недалеко от ворот, только его массивные челюсти ворочались, на территорию школы заходить не стал. Во дворе было пустынно, но скоро прозвенит звонок, и домой пойдет вторая смена. Я остановился возле темно-розового кроссовера, достал телефон и сделал вид, что читаю сообщение.

Мужик сунул в рот сигарету, закурил, не выплевывая жвачку. На вид ему было не больше тридцати, лицо прямоугольное, чуть приплюснутое, сломанный нос с горбинкой, глаза светлые, глубоко посаженные, цепкие.

«Химик, где же ты, когда так мне нужен», – призвал я голос, который все время появлялся некстати и ни разу, когда надо бы.

В голове крутилось «залетный педофил». Отсюда до моей машины было довольно далеко – не потащишь его на горбу. И не заманишь, он не идиот, чтобы пойти со мной. Что же делать?

Размышляя, я перестал маскироваться и в открытую уставился на мужика, он тоже смотрел на меня, и во взгляде его читалось недоумение. Ну вот и конец маскировке, надо что-то делать… Мимо меня пробежала девочка в черных гольфах и клетчатой юбке. Девочка. Педофил… Придумал! Химик бы мной гордился! Ай да я!

Я в кармане нащупал пистолет, приготовился снять его с предохранителя. Подошел к мужику, расправившему плечи, и проговорил громко, чтобы все слышали:

– Думаешь, я не знаю, что ты творишь, извращенец?!

Проходящие мимо мамаши с детьми остановились, чтобы посмотреть цирк.

– Ты чего? Дебил, что ли? – мужик искривил рот, выплюнул сигарету.

– Тебе мало взрослых баб? На девочек потянуло?

Глаза моего врага стали еще больше, он шевельнул челюстями.

– О чем ты говоришь?

– О тебе, педофил, и о Юле моей! Да как ты смог, она ж еще ребенок!

– Какая еще Юля…

Я выхватил пистолет из кармана, ткнул мужику в живот. Только он и я видели пистолет, остальные думали, что правильный мужик, то есть я, поймал педофила и держит его за куртку.

– Только дернись, – прошипел я и добавил громче: – Не знаешь Юлю, да? А она тебя знает! Она рассказала, что ты сделал и как запугивал ее. Думаешь, я не вижу, как ты тут ошиваешься уже два часа, поджидаешь ее?

Я рассчитывал, что мужик постарается решить проблему мирно, подумав, что на него напал взбешенный родитель, который его с кем-то путает. Надо дать ему надежду.

– Ты ошибаешься, она не там, – я кивнул на школу. – Она у меня в машине. Что, страшно ответить за свои дела? Она вся в меня, ее не запугаешь!

Мужик облегченно выдохнул:

– Ну вот и идем к машине, мне бояться нечего, пусть она скажет, что ее папаша-дебил на людей бросается.

Он думает, что сейчас совращенная кем-то другим девочка не признает в нем злодея, и я его отпущу.

Зеваки следили за нами с разинутыми ртами, но досмотреть спектакль не смогли: мы двинулись вдоль забора, свернули, и они потеряли нас из виду. Мужик шагал впереди, надеясь на скорое избавление, я держал его под прицелом. Осталось довести его до машины и вырубить, а потом – отвезти на дачу для беседы по душам.





Глава 4

Химик. В добрый путь




Институт находился на северо-западе, у границы второго и первого круга Зоны, в относительно безопасном месте, но нашими усилиями не представляющем интереса для сталкеров. Ближе всего отсюда выбираться из Зоны недалеко от Малеевки, что на северо-западе, возле Клина.

К Периметру меня сопровождали Коба и Джига. Можно было и без них, за много лет мы с Зоной научились отлично друг друга понимать, я стал ее частью, и большинство аномалий мог распознавать без гаек, но мутантов никто не отменял, а с ними в одиночку сложно справляться. Когда вернусь из большого мира, Коба и Джига пойдут за «живицей» со мной. Иггельд был уверен, что мы втроем не справимся, ведь «живица» – редкий артефакт, а значит, будет опасность и трудности, и настоял, чтоб увеличить группу до пяти человек: помимо этих двоих со мной пойдут два мало знакомых сталкера – Самкин и Труба.

Рыжий Джига к своим обязанностям относился ревностно и очень тормозил движение, бросая гайки вперед. Полагаясь на интуицию, я шел бы быстрее.

– Зона не любит педантов, – проговорил я, когда он в очередной раз наклонялся над упавшей гайкой. – Чтобы выжить в безумном мире, нужно иметь здоровую долю безумия.

Пока Джига искал аномалии, Коба с автоматом наизготовку выцеливал мутантов. Эти двое отлично друг друга дополняли.

Раньше я в Зону ходил, чтобы отвлечься от рутины, прикоснуться к таинственному, сейчас – наоборот. Большой мир стал враждебным. Точнее, не так: он отторгает меня, но для меня не перестал быть интересным. Да и пора уже обновить снаряжение, в Зоне оружия валом, а хорошая снаряга есть только в большом мире.

Это ж замечательно: принять горячий душ и плескаться, сколько душе угодно, сидеть в кафе и не озираться по сторонам, смотреть, как беззаботно текут машины. Позвонить Пригоршне, подраконить его. Кто бы мог подумать, что этот сорвиголова женится и в политику ударится? Интересно было бы поговорить с ним с глазу на глаз, посмотреть, остался ли он прежним и сопротивляется своей природе или заплыл жиром и утратил интерес к настоящей жизни.

– Стоять! – скомандовал Коба, прицелился в малинник. – Там кто-то эсть.

Я замер на одной ноге, прислушался к треску сухих веток. В тростнике и малиннике все время так – когда ветер, сухие ветви качаются, трещат и кажется, что там кто-то прячется. Коба сопел так громко, что я на него цыкнул. По спине пробежал холодок, как когда на тебя кто-то смотрит, появилось предчувствие опасности.

– Возможно, упырь, – шепнул я. – Если не ошибаюсь, сейчас он замер и включил маскировку. Вы когда-нибудь встречались с упырем?

Коба кивнул, Джига покачал головой.

– Коба, ты счастливчик, это очень опасная тварь. И обнаружить его сложно, потому нападение упыря, который как хамелеон, – всегда неожиданность. Его проще перехитрить, чем выследить, потому идем дальше, но держим ухо востро, пусть думает, что мы его не заметили. Он будет акулой кружить, сокращая расстояние. Может и отстать, но если он голоден, то вряд ли.

Я похлопал гранату на поясе. Одной пулей упыря не завалишь, порой и магазина не хватает. Стреляешь в него из АК, а он все прет на тебя и даже не вздрагивает от пуль. Потом на колени падает, но все равно лезет.

Больше других мне неприятны человекообразные мутанты, они как насмешка над нашей природой. А может, они были такими, как мы, – область, где раскинулась Зона, когда-то густо населяли люди. До сих пор ученые голову ломают, что с ними стало.

Неясная тень метнулась от ствола к стволу – молодец Коба, заметил упыря! Пока он на безопасном расстоянии, но скоро подойдет вплотную, вот тогда и нужно действовать. Джига почувствовал опасность, остановился, Коба тоже встал. Ноздри его немаленького носа раздувались, словно он пытался унюхать добычу.

– Упырь слева за соснами, метрах в пятнадцати от нас, пока он далеко, присматривается, – сказал я. – Идите спокойно. Коба, будь готов стрелять. Когда упырь подойдет ближе, я метну гранату.

– А вдруг незаметно подползет? – поинтересовался перестраховщик Джига, швырнувший вперед гайку. – Слышал, что он и с дерева может броситься.

– Если мы будем идти быстро, не успеет.

Я ощутил легкое покалывание – значит, неподалеку аномалия. После болезни мои способности обострились, я вполне мог бы работать проводником и иметь немалые деньги, но они мне теперь были ни к чему.

Коба вздрогнул, указал стволом направо:

– Там тоже кто-то есть, и уже близко.

– Даже упырь не успел бы так быстро…

Коба оказался прав: замшелый холм в пяти метрах от нас будто бы плавился и каплей перетекал вперед.

– Ложись! – скомандовал я и швырнул гранату вправо.

Джига рухнул ничком, Коба тоже, прикрыв голову руками, только я завалился на спину, потому что и слева был упырь. Другой упырь, хотя в паре они не работают.

Грохнуло так, что в ушах зазвенело. От взрыва в воздух взлетели прелые листья, комья земли и мха, обломки корней, перемешанные с кусками плоти, разлетелись на многие метры вперед. Одной рукой я держал автомат, прижимая приклад к груди, второй прикрывал лицо от мусора, но все равно был вынужден щуриться и моргать – сверху сыпалась земля, дождь из земли…

…Куски кувыркаются, отскакивают от расплывчатого силуэта, который все ближе, ближе. Что за… Упырь прыгнул. Я выстрелил. Пули прошили полупрозрачное тело наискосок – словно капли вошли в мутную воду, чуть всколыхнув ее. Я схватил приклад обеими руками, выбросил перед собой, ударив атакующего упыря. Весил он изрядно, меня так впечатало в землю, что позвоночник хрустнул. Мутант схватился за АК обеими лапами, сделался видимым, заверещал, и в полуметре от моего лица раскрылся розовый цветок рта, обрамленный щупальцами, которые заскользили по коже, попытались обхватить мою голову. С тонких игл зубов тянулись нити слюны. Из зева тянуло гнилью и падалью. Я сопротивлялся изо всех сил, пинал тварь ногами, на которые капала горячая кровь мутанта, но ему было все равно, так он хотел жрать. Руки тряслись от напряжения, еще минута борьбы – и треснут кости, лопнут сухожилия. Ну и сильная тварь!

Мутант подмял меня, навалился сверху всем телом – держать его становилось все труднее. Неподалеку матерился Коба, грохали выстрелы…

Наконец до упыря дошло, что эффективнее действовать иначе, он занес лапу для удара, второй все еще держа приклад.

Все, что я подумал, – какая глупая смерть.

Мгновение, и сделалось легко, щупальца мутанта дернулись и опали, я оттолкнул его за секунду до того, как из его пасти по щупальцам хлынула кровь. Над поверженной тварью возвышался взмокший Джига с окровавленной саперной лопатой.

– Спасибо, – хрипнул я, сел, отполз от дергающегося упыря; даже издыхающий, он может серьезно ранить когтистыми лапами.

Джига потряс лопатой:

– Самое надежное оружие. А вы с меня ржете, что я все с собой таскаю.

– Не буду больше, – пообещал я и осмотрел поле боя.

От взорванного мутанта осталась нижняя часть, по которой можно было сказать, что это самка. Присыпанный землей Коба сидел на поваленном стволе и перевязывал лодыжку. Я не сразу заметил тельце маленького мутанта в траве у его ног.

– Оно мне когтями ногу исполосовало, – пожаловался он и пнул дохлого детеныша. – Ты когда-нибудь видел упыриную семью? Я и не знал, что они паруются.

– Только слышал. После встречи с ними мало кто выживает.

– Ну вот мы втроем, и еле отбились. Если бы не Джига…

– Да ладно вам, – он махнул рукой, но самодовольство пробивалось сквозь каждое движение – нравится Джиге быть героем.

– Коба, подожди. У меня есть «гематоген», давай тебя подлечим. – Я достал из контейнера багряно-красный камень-артефакт, весь изрытый бороздками и напоминающий окаменевший кусок мяса, дал его Кобе. – Водка есть? Он радиоактивный.

– Есть. Потом выпью.

Коба размотал бинт, явив моему взору три глубокие борозды, поморщился:

– Больно, блин. Оно мне надкостницу задело.

«Гематоген» начал действовать, кровь остановилась и будто бы всосалась назад, на месте кровоточащих сосудов появились розовые гранулы. Коба стиснул зубы и принялся скрести здоровую кожу, приговаривая:

– Чэшется, блин. Заживает.

Боковым зрением я уловил движение за его спиной – словно тень промелькнула. Поднял голову, прищурился…

Оно прыгнуло со ствола раньше, чем я сообразил, что это кровосос. Обхватило щупальцами голову Кобы, сбило его, и они покатились с пригорка. Я прицелился, но стрелять не стал – слишком велик риск ранить Кобу. Джига метнулся на выручку напарнику, принялся крошить мутанта саперной лопатой, но не попадал в позвоночник.

Наконец сообразив, что ему угрожает опасность, упырь отлепился от Кобы и бросился на Джигу, получив от меня порцию свинца. Это был упыреныш-подросток размером со среднего человека, он понимал, что его оружие – не только зубы, но и мощные когтистые лапы, и пытался выбить лопату из рук Джиги одной лапой, а второй – полоснуть его. Я переключил АК в режим стрельбы одиночными, прицелился в голову мутанта, нажал на спусковой крючок… Мутант дернулся, но не упал даже с дыркой в голове, таки ухватил лопату, отшвырнул в сторону и прыгнул на Джигу, но парень был не дурак и бросился наутек. Мутант слабел с каждым шагом и, издав утробный рык, упал, уставившись на меня злобными оранжевыми глазами. Даже когда упырь издох, из остекленевших глаз его не ушла ненависть.

Мы с Джигой бросились к неподвижному Кобе. Лицо его больше походило на котлету. Упырь исполосовал его мелкими острыми зубами, повредил нос, порвал губы и снял кожу со щеки. Коба был жив, в уголках губ пузырилась красная пена. Бормоча под нос то ли заговор, то ли успокаивая себя, Джига вылил на лицо Кобы пузырек перекиси, я нашел в траве «гематоген», вложил в руку Кобы и сжал его пальцы.

Закончив с перекисью, Джига распахнул камуфляжную куртку на Кобе и остатки перекиси вылил в неглубокую рваную рану на боку.

– Мне не нравится его нос – поврежден хрящ, тут надо швы накладывать. А щека – бог ты мой! – Джига приложил лоскут кожи к мышцам, чтобы под действием «гематогена» он прирос ровно.

Раны затягивались на глазах, кровь засыхала. Вскоре стало ясно, что глаза Кобы целы, а это главное, ведь свойства «гематогена» не безграничны. Наконец Коба захрипел, распахнул полные ужаса глаза, выдохнул со свистом, схватился за грудь:

– Ребра сломал, сука.

Ощупал лицо и разрыдался. К тому моменту раны уже зарубцевались, и лоб, щеки, нос и даже подбородок покрывала сеть розовых шрамов.

– Ничего, шрамы мужика украшают, все обошлось, – успокоил его я.

Коба опустошил флягу водки, крякнул.

– Спасибо вам.

– Эх ты, нуб дремучий, – я хлопнул его по спине. – В Зоне не принято благодарить напарников, на то он и напарник, чтоб помогать. Сегодня тебе помогли, завтра – ты поможешь. Вставай, надо доковылять до «Титаника», пока ты не вырубился. Там поешь и отоспишься.

– Я еще не попадал в такие ситуации, – сказал Джига, подставляя Кобе плечо, но он от помощи отказался, поковылял сам. – В смысле, усиленно не регенерировал.

– Год назад я попал сюда вместе с Заком, он же Закорючка, слыхали о таком? – пролепетал Коба, зевнул, повертел головой, отгоняя сон. – Он говорил, что ему напарник нужен, а сам использовал новичков как отмычки. Каждый второй у него дох. И я должен был, меня тогда из-за него анархисты подстрелили, а Зак сбежал, бросил меня. Если бы не «гематоген», помер бы, наверное. Знаю, что после «гематогена» обязательно надо пожрать, да от пуза, чтоб восполнить запасы. Тогда мне кость в ноге повредили, но я ниче, доковылял. А поел слабенько, так утром два зуба раскрошились. Так-то.

«Титаник» было видно издалека. Одной Зоне известно, откуда пять лет назад посреди леса взялась плоская поляна со ржавой баржей, вмурованной в ил килем, заваленным полусгнившими бревнами. Корма, где некогда располагалась капитанская рубка, торчала на поверхности, там предприимчивый сталкер Вуд обустроил бар и плохонькие номера, а в киль под землей прорыл ход на случай выброса.

На подходе к «Титанику» колени Кобы подогнулись, и он чуть не упал. Дальше он геройствовать не стал и воспользовался плечом Джиги, у которого я забрал рюкзак.

Еле втащили Кобу в бар по выкрашенному в зеленый трапу. Вуд нас уже встречал, взглянул на Кобу с исполосованным лицом, всплеснул руками:

– Химик! Живой, чертяка! Чем могу помочь?

Я усадил Кобу, сразу же уронившего голову на руки, сложенные на столе.

– Товарища накормить и спать уложить. Джига, проконтролируешь?

Вуд, как и я, был старожилом, о болезни моей он, как и все окружающие, не знал, просто таким способом выражал восхищение моей везучестью – больше десяти лет рискую, хожу к самой Дубне, и мне хоть бы что. Я пожал протянутую лапищу:

– А ты все худеешь.

Вуд похлопал себя по животу размером с рюкзак альпиниста:

– Это стратегический запас на случай кризиса.

Он очень гордился своим прозвищем, думал, что его так назвали потому, что он могучий и стойкий, как дерево, дуб, например, но на самом деле wood в его случае – бочка. Мало кто помнил, как родилось это прозвище.

Я повертел головой, заметил, что Вуд полностью обшил бар изнутри деревом и вскрыл его лаком, свет давали две тусклые лампочки, посаженные в деревянные люстры.

– Смотрю, у тебя изменения к лучшему. Прямо аж в безопасности себя ощущаешь.

– Спасибо, бродяга. Ты, как обычно, туда и назад?

– Завтра в обед вернусь. Накорми моего напарника, а то он скоро вырубится.

– Хорошо, – Вуд направился к стойке, где угадывались бутылки разных форм и содержания, обернулся: – Жду тебя завтра! А то и поговорить не с кем, одни желторотые юнцы.

Джиге, хлопочущем вокруг Кобы, не понравилось такое неуважение к молодости, желваки на щеках напряглись, но он стерпел.





* * *


Большой мир встретил меня теплом и солнцем. Природа пробуждалась после зимней спячки, листья разворачивались буквально на глазах, казалось, я слышу, как ворочаются в земле ростки, что стремятся к солнцу.

Я плюхнулся на заднее сиденье синего «ланоса» с шашечками и продиктовал адрес в Клину. После того как появилась Зона, жилье там обесценилось, и я прикупил квартирку еще когда мы с Пригоршней были напарниками. Таксист, заросший бородой по самые уши, вздохнул, что мало заработает.

Возле периметра местность мало отличалась от той, что в Зоне, но чем дальше мы отъезжали, тем светлее становилось небо, глаза заболели от солнечного света, и я сощурился. Все больше появлялось встречных машин, вскоре мы свернули на трассу, где они текли потоком. Черт побери, как же я отвык от суеты и шума! Отвык от безопасности.

От старух и стариков на остановках, от детей. От ухоженных домов и ровного асфальта, от высоток и светящихся билбордов.

Вспомнился анекдот про окулиста и гинеколога: «Люди, люди, живые люди!» – «И лица, лица, лица». Удивительное дело, но именно за пределами Зоны у меня два раза начиналось обострение, сейчас я сработал на опережение и подлечился.

Я смотрел в окно и не сразу заметил, что «Ланос» въехал во дворик, окруженный высотками, где по обыкновению было негде припарковаться, пожилой усатый таксист остановился посреди дороги, включил аварийку и виновато проговорил:

– С тысяча.

Я перекинул рюкзак через плечо, молча отсчитал ему деньги и вышел. Как дурно пахнет мир за пределами Зоны! Гарью, котами, собаками, мусорными контейнерами. Мимо пронеслась стайка детей на самокатах, проковыляла грузная женщина. Пропустив ее, я зашагал к подъезду, где не было даже домофона, приходилось вводить код: семь-три-семь-шесть-четыре.

Вздохнула, приоткрываясь, дверь.

В тесном лифте пахло свежим ремонтом, лестничная клетка тоже сияла чистотой. Неужели меня так долго не было, что человечество изменилось в лучшую сторону? Или я переместился в параллельный, более совершенный мир?

Собственная квартира меня в этом разубедила, потому что конь тут не валялся ровно столько, сколько я отсутствовал – полгода, ворвавшийся свежий воздух поднял столб пыли, заколыхалась паутина между двумя куртками на вешалке.

Следовало бы пригласить уборщицу, но на это было жаль тратить день, и я решил отложить до следующего своего визита. Хотел включить допотопный телик, оставшийся от предыдущей хозяйки – помянуть ушедшую эпоху, но он не работал. Неужели отрубили электричество? Я щелкнул выключателем – лампочка загорелась.

Первым делом я включил перекрытую воду, затем нашел старенький телефон, поставил на зарядку, включил, и он захлебнулся писком – начали приходить сообщения. Под тонной обрушившегося спама я чудом обнаружил сообщение, что позавчера… или три дня назад… Черт, какое сегодня число? В общем, мне пытался дозвониться Пригоршня. Что ему от меня понадобилось? Омолаживающий арт для жены-блондинки?

Арт, улучшающий сообразительность, чтоб доченька хорошо училась?

Вряд ли он просто хочет увидеться. А вдруг жена загуляла, ушла, и он решил вернуться в Зону? Девять лет назад мне это было бы на руку, сейчас же реалии Зоны изменились, появились новые аномалии, а Пригоршня не стал моложе и сильнее, он отстал от жизни.

Забавно, а я отстал от жизни здесь. Без автомата чувствую себя голым.

Я решил не набирать его, пусть и был соблазн потешить самолюбие, послушать его жалобы, что все обернулось именно так, как я говорил. Хотя с чего я это взял? Болото не убьет бегемота, он там счастлив, просто ему от меня что-то нужно.

Телефон зазвонил сам.





Глава 5

Пригоршня. Допрос




«Беретта» тыкалась в спину ходока из Зоны, сталкером я бы его не назвал. Эта тварь позорит сталкеров. Он шагал уверенно, расправив плечи, жевал жвачку так интенсивно, что кепка двигалась туда-сюда. Меня волновал вопрос, как сделать, чтобы встречные не заметили пистолет. На его месте правильно бросить рюкзак мне в лицо и рвануть в сторону, но он не подозревал, что его ждет, надеется, что сейчас все разрешится в его пользу.

Как же его вырубить, чтобы окружающие не заметили? Пока ничего в голову не приходило, буду действовать по обстоятельствам. Мимо припаркованных автомобилей мы прошли во двор, где я припарковал «пацифику». Не теряя бдительность, я смотрел по сторонам. Было сыро, пасмурно, и двор пустовал, только на детской площадке три мамаши запускали визжащих малышей с горки.

– Ты реально псих, – подал голос мужик. – Я реально твою малую не трогал. Как извиняться будешь?

– Заткнись, – рявкнул я. – Ты мне зубы не заговаривай. Сейчас у Юли спросим.

– Поскорее бы, – вздохнул мужик, остановился, завертел головой. – Где твоя тачка? Далеко?

Я кивнул направо, туда, где как раз отъезжал «Ниссан-Кашкай», ткнул пистолетом в спину:

– Шевелись.

– Ты реально гонишь, чувак, – он хмыкнул. – Как выкручиваться-то будешь?

– Выкручиваться будешь ты, – я толкнул его пистолетом, и он зашагал вперед.

«Ниссан» освободил так необходимое мне место возле «пацифики». Как хорошо, что я не успел снять тонировку со стекол, и мужик не видит, что никакой Юли в салоне нет! Надо сделать так, чтобы он пригнулся, изо всех сил долбануть его лбом о крышу, затолкать в салон и вырубить. Затем связать, заткнуть ему пасть. Мужик не выдержал, посмотрел на меня, покачал головой, криво улыбаясь:

– Ну ты и псих! Конченый псих!

Я открыл машину и постучал в стекло:

– Юля! Скажи мне, это он? Ну же, не бойся, открой!

На лице мужика прочиталась растерянность, он не понимал, что происходит, почему я, уходя, запер ребенка в машине, а теперь она не спешит открывать. Пока он не запаниковал, я потянул дверцу – она отъехала в сторону. Мужик пригнулся, заглядывая в салон, и я изо всех сил приложил его головой о крышу машины.

Жертва не вырубился, просто отшатнулся и присел, я огляделся, никого рядом не обнаружил, толкнул его в спину – он упал в салон, откуда я предусмотрительно снял сиденья, я навалился сверху, захватил его шею и принялся душить. Некоторое время он пытался меня сбросить, лягался и хрипел, потом – дотянуться до моих глаз, но с каждой секундой сопротивление слабело, и вскоре он обмяк.

Как предусмотрительно я снял сиденья! Затащив тело в салон, я крепко связал мужика заранее приготовленной веревкой, заткнул ему рот, заклеил скотчем. Вытер пот и задумался, что теперь делать. В любую минуту он придет в себя и начнет брыкаться, это привлечет внимание к моей машине. Хочешь не хочешь, надо звонить Дене, чтоб сидел рядом и успокаивал пленника, пока мы будем ехать. Как хорошо, что он живет в Реутове!





* * *


Во избежание неприятностей дожидаться Деню на этом месте я не стал, поехал к его дому и примерно через пять минут езды остановился, завидев его, бегущего навстречу. Он даже не переоделся, надел куртку на спортивный костюм. Не говоря ни слова, он распахнул дверцу в салон, злобно уставился на пленника, залез и принялся его избивать, приговаривая:

– Ах ты ж гнида! Вот тебе! На! Еще на!

Я включил аварийку, за талию вытащил брыкающегося Деню и отшвырнул от жертвы, покрутил пальцем у виска:

– Долбанулся? А вдруг он ни при чем? Прежде надо допросить.

Деня без жалости покосился на пленника, извивающегося червяком.

– Ыыы, – хрипел он. – Аааыыыууу!

А вдруг он и правда ни при чем? Если так, то до Дениной атаки с ним можно было бы договориться и расстаться полюбовно, теперь – вряд ли.

– Просто сиди рядом, чтоб он не брыкался, ничего не делай, ни о чем не спрашивай. Если начнет шуметь, вырубай, но не травмируй серьезно.

Взгляд Дени помутнел, ноздри его раздувались. Он сел на пол в салоне, упершись в заднюю дверцу спиной. Пришла запоздалая мысль, что не зря я купил минивэн, в нем трупы возить удобно.

– Ладно. Ты прав. Но ведь на фотографиях, которые Рыков дал, он один в один! – донесся голос Дени, когда я уже завел мотор. – И что за Юля? Одна из погибших девочек?

– Помолчи пока. Если начнет дергаться – вырубай, разрешаю.

При первой возможности свернули с главной – чтобы гаишникам глаза не мозолить, и дальше ехали проселочными дорогами. Да, так на полчаса дольше, зато безопаснее.

Завидев мою машину, сторож на КПП дачного кооператива помахал рукой и поднял шлагбаум:

– Что-то вы зачастили, Никита Ильич.

Обычно я останавливался и беседовал с ним, теперь сделал погромче музыку – вдруг клиент начнет выть и биться головой о пол. Краем глаза я видел, как Деня прижал башку пленника к полу.

Дача моя находилась в самом конце улицы, возле самого леса. Дорога раздолбалась после зимы, мы ехали медленно, цепляя дном кочки. Обветшалые бабушкины дачи соседствовали с современными коттеджами, деревянные заборы – с воротами, открывающимися с пульта.

Мою дачу окружал высоченный кирпичный забор, выглядывала только красная крыша. Я ценил надежность и не хотел быть заложником гаджетов и всякой электроники, потому калитка у меня открывалась ключом, а ворота – вручную изнутри.

Я подогнал машину как можно ближе к двери дома, закрыл ворота, взял из кухни свой рабочий свитер, надел его на голову пленнику и завязал рукава на шее – не нужно ему знать, куда мы приехали… Хотя это излишние меры предосторожности, мое лицо он наверняка запомнил. Если я в нем ошибся, будет скандал.

– Тащим его в спортзал, – сказал я, взял пленника за ноги и наполовину выволок на улицу.

Почему-то казалось кощунством, что я привез его сюда – в маленький рай, розовеющий тюльпанами. Будто бы присутствие этого человека осквернило святыню, созданную Лесиными руками. Я взял пленника под мышки и поволок к дому, Деня порывался мне помочь, но понял, что только мешает, взял черный рюкзак и пошел следом. Все, что он мог, – открывать передо мной двери.

По крутой бетонной лестнице я стащил пленника в спортзал, оборудованный в цоколе. Он был небольшим, едва помещались велотрек, универсальный тренажер, штанга с блинами, гантели и мой участок для бокса с грушей. К зеркалам жались Лесины причиндалы – гантельки, доска-ступенька, розовый резиновый шар, похожий на огромное коровье вымя.

Деня расстелил резиновый коврик Леси, я усадил на него пленника, прижав его спиной к велотреку, стянул с его головы свитер, оторвал скотч и вытащил тряпку изо рта.

Мужик хрипло попросил пить и расхохотался. Деня принес стакан воды, он напился и шепнул:

– Вы реально психи. На фига я вам нужен?

Я сел на корточки возле него, не мигая посмотрел ему в глаза, как это делают следователи на допросах. Он ничего не должен знать о наших на него планах, тогда начнет паниковать, ошибаться и сам все выложит. Если бы встретились, Химик не узнал бы меня. Интересно, он тоже изменился или остался прежним?

– А сам ты как думаешь? – спросил я.

Деня тем временем принялся потрошить рюкзак, и клиент напрягся, глаза чуть из глазниц не выпрыгнули. Что же у него там?

Он дернулся, замер, аж желваки вздулись. Ага, значит, у него там что-то запрещенное. Я переместился поближе к Дене. На ковер легла пластиковая бутылка с мутной жидкостью, кошелек, пачка сигарет с зажигалкой, жвачка. Деня расстегнул подобие косметички и двумя пальцами вытащил «Макарова». В боковом кармане нашлись патроны к нему, а также ПДА, какие используют в Зоне, и пустой контейнер для артефактов.

Я взял пистолет, вытащил магазин, выщелкнул патроны:

– Ух ты! Разрешение на ношение оружия имеется?

– Вы что, менты? Какого хрена вам от меня нужно? – занервничал пленник. – Если менты, то совсем тупые, что ли?

Кепка потерялась, и было видно, как покраснела кожа головы под ежиком светлых волос.

– В Зону, значит, ходишь? – я повертел в руках контейнер. – А это территория охраняемая, чтоб туда попасть, разрешение надо.

– Чего. Вам. От. Меня. Надо? Бабла? В кошельке пятнадцать штук, больше нет.

Я снова расположился напротив пленника:

– Расскажи лучше, что ты делал возле школы, кого выжидал?

– Ты реально думаешь, что я педофил? – фыркнул мужик.

– Засыпкин Максим Сергеевич, – проговорил за спиной Деня, протянул мне паспорт с вложенными правами, я продолжил:

– Тридцать два года, значит. Итак, что ты делал возле школы?

– Мать моего ребенка не разрешает мне видеться с сыном, – пробормотал он. – Я его ждал, чтоб поговорить, пока она не видит.

– Сколько сыну лет? – спросил Деня.

– Восемь.

– Что-то не сходится, Максим Засыпкин. Потому что у тебя нет детей. Если бы были, ты бы знал, что до третьего класса школьников из школ забирают родители. И еще неувязочка. Что делают отцы, которые давно не видели своих чад? Приносят им подарки, хотя бы конфеты.

Деня сел со мной рядом, впился взглядом в лицо Засыпкина, и он сразу побледнел, потому что из зрачков невысокого чернявого парня на него смотрела сама смерть.

– Я его планировал повести в кафе, – проблеял пленник и скосил глаза, ища у меня защиты.

Деня вытряс рюкзак – посыпалась мелочь, визитки, мусор, выпал кошелек. Я принялся визитки перебирать: с тюльпаном – магазин цветов, фиолетовая с розовой лентой – скидочная карта чего-то там, «мерс» с шашечками – такси, еще такси – ничего интересного. Деню привлекла бутылка с жидкостью:

– А это что такое?

Засыпкина перекосило.

– Глотни, узнаешь.

Деня свинтил крышку и поднес бутылку к губам Засыпкина:

– Пей.

Белый как мел пленник сжал челюсти и отвернулся.

– А вот это уже интересно, – проговорил я. Деня же получил доказательства, что в бутылке – то самое вещество, погубившее Димку, он наотмашь ударил Засыпкина, его голова запрокинулась, я схватил Деню за руку и почувствовал, как его трясет от злости. – Подожди.

– У меня есть деньги. Сто тысяч. Сколько вам нужно? Я достану, – пробормотал Засыпкин, зажмурившись, и добавил жалобно: – Вы же менты, вы деньги любите…

Деня ткнул горлышком бутылки в сжатые губы Засыпкина:

– Пей!

Засыпкин уставился на меня и забормотал:

– Вы же за бабло все продадите! Мы же вам заплатили, мало, да? Какого черта…

Деня попытался его напоить содержимым бутылки, и он стиснул челюсти.

– Денис, подожди. Отойди. Пусть он все расскажет. Ты ведь не будешь врать, правда? Что в бутылке и зачем ты околачивался возле школы?

Он покосился на Деню, на меня, снова на Деню и заговорил:

– Вещество из Зоны, какое-то новое из аномалии или… Хрен его знает.

Деня воскликнул:

– Какие еще тебе доказательства нужны? Можно, я его прикончу?

– Нет. Говори, что за вещество, зачем оно тебе.

– Точно не знаю. Вызывает привыкание, но излечивает от многих болезней. Позже выяснилось, что испытуемые становятся внушаемыми.

– Вот оно, – сказал Деня голосом, каким зачитывают приговор. – Зачем это тебе?!

– Изучали действие на людей. Сперва положительные моменты, отрицательные выяснились позже…

– И ты все равно…

– Тише, Денис. Подожди.

Удивительно, но взбеленившийся Деня подчинился, хотя видно было, что он готов разорвать Засыпкина Максима Сергеевича.

– И какие же отрицательные?

– Привыкание. Испытуемые становились внушаемыми, делали все, что им скажут…

– Ах ты ж гнида, – прошипел Деня и не сдержался, бросился на Засыпкина, я сбил его с ног, навалился сверху, завернул руку за спину.

Деня хрипел, сыпал проклятиями, матерился, но вскоре затих, уткнувшись лицом в ковер. Бутылка выпала из моих рук, содержимое разлилось по ковру, но внутри осталось граммов сто пятьдесят. Я поднял ее, сел на корточки напротив Засыпкина, поболтал бутылкой у него перед глазами. Кажется, он понял, чего от него хотят, мотнул головой и забормотал:

– Смерти детей… Это случайность! Мы хотели помочь! Близорукие стали видеть, болезни прошли… Но дети привыкли. Я старался уменьшить дозу, чтоб они соскочили. Реально не вру! А смерти – случайны! Они услышали где-то что-то про самоубийство, попали под внушение. Если они не получат дозу, то звездец им. Отпустите меня!

– Денис, помоги. Проверим вещество и выясним, насколько испытуемые становятся внушаемыми. Если напьется, врать он не сможет. Держи его голову. Нет, лучше на тебе бутылочку, а я открою ему рот.

Засыпкин понял, что мы не менты, спасения ждать неоткуда, на снисхождение рассчитывать не стоит, и договариваться мы не расположены.

– Вы об этом пожалеете, – проговорил он, когда я шагнул к нему, распластался на полу, принялся дергаться, выть, биться головой о тренажер – то ли убить себя пытаясь, то ли отсрочить миг расплаты.

Оседлать его удалось без труда, а вот чтобы напоить, пришлось немного придушить и заливать адское зелье в полудохлую тушку.

Как только вещество попало в организм, клиент расслабился, заулыбался, бездумно уставился в потолок. Я продолжил допрос, включив диктофон на своем телефоне-птеродактиле:

– Откуда у тебя вещество?

– Вадим дал.

– Что за Вадим?

Говорил пленник неохотно и коротко, но отвечал четко. Удалось выяснить, что действует то ли группировка, то ли организация «Руна», в которой он состоит. У этой группировки крыша в полиции, и лучше с ними не связываться, а Главари – в Зоне. Сам Засыпкин не знает, кто Главарь, он знает только Вадима, да и тот появляется сам – ни тебе его адреса, ни номера телефона. Вещество и правда разрабатывалось как лекарство, побочные эффекты выяснились позже. Чем больше вещества попало в организм, тем раньше формируется зависимость и тем более управляемой становится жертва. «Руна» изучала, как влиять на подростков, чтобы при этом они оставались вменяемыми. От пятидесяти граммов, а примерно столько выпил Засыпкин, разрушается воля и у человека нет шансов выжить, даже если постепенно уменьшать дозу. Смерти детям никто не желал, жертвы случайно попали под чужое внушение. Но «Руне» было плевать на риск, испытания на людях все равно проводились. Больше ничего выяснить не удалось.

Деня слушал пленника, скрестив руки на груди и притопывая. Он напоминал кота, который хочет съесть мышь и ждет, когда хозяин отвернется.

Закончив допрос, я повернулся к Дене, протянул ему «макарова» и патроны:

– Если хочешь его пристрелить, лучше сделать это в лесу.

Денис уставился на пистолет как баран на новые ворота, свел брови у переносицы, посмотрел на Засыпкина, торжествующе улыбнулся, прицелился ему в голову.

– Скажите хоть напоследок, что я вам сделал? – спросил Засыпкин, все так же бестолково улыбаясь.

– Твое вещество убило моего единственного сына, он учился в четвертой школе.

– Я реально не хотел. Да, пристрелите меня, я теперь зависим. Мне реально надо по глотку этой хрени в день, а столько мне никто не даст, это дорого. Мы малым по паре капель давали. Только пристрелите быстрее, пока мне все пофиг. Или дайте пистолет, я сам.

Я смотрел на него и думал, что вещество это – аномальное, в лаборатории его исследовать бесполезно, результат будет какой угодно, но не тот, что нужно: например, что это песок или обычная вода. Глупо привлекать «Руну» по закону, их вина недоказуема, ну и про «крышу» забывать не стоит. Поэтому Кваснюк и отказался мне помогать. Только самим надо разбираться, и не здесь – в Зоне. Здесь половина следаков пальцем у виска крутит, когда слышит про Зону. Хотя она и под боком, многим удобнее думать, что ее нет.

До машины Засыпкин дошел на своих двоих, послушно улегся в салоне, Деня сел рядом с ним, попытался снарядить магазин, но это ему давалось тяжело. Сразу видно человека, который с оружием дела не имел. Наверное, и выстрелить не сможет. Тяжело человека пристрелить, даже если он конченый.

Мы отъехали от дачного кооператива на северо-восток, поближе к Мытищам и к Зоне – там меньше ментов и праздно шатающихся, опасно это, мутанты иногда забегают, их отстреливают охотники, так что еще один «бабах» внимания не привлечет. Одно не давало мне покоя: кто-нибудь наверняка видел, как я увозил Засыпкина. Когда его найдут застреленным в лесу, у меня могут быть неприятности.

Не сворачивая с дороги, я затормозил, съехал на обочину и приказал Засыпкину:

– Убей себя.

Вещество действовало, и он начал выполнять приказ с рвением: биться головой о пол, пытаться свернуть себе шею. Деня развел руками и замер, пока я не приказал Засыпкину остановиться.

– Он сам себя убьет, – проговорил я. – В него нельзя стрелять, у меня семья, и в Магадан я не собираюсь. Слышишь меня, Максим Засыпкин? Сейчас мы тебя развяжем и отпустим. Ты никому не позвонишь и ничего не расскажешь. Пойдешь по этой дороге. Отсчитаешь триста шагов, остановишься на обочине, закуришь и будешь ждать грузовик, а затем бросишься ему под колеса. Так бросишься, чтоб он наверняка тебя убил. Понял?

– Понял, – радостно отозвался он.

Деня не поверил в силу внушения.

– А если он сбежит?

– Мы будем держать его под прицелом.

Я вышел из машины, открыл капот – сымитировал поломку. Забрал пистолет, зарядил его, снял с предохранителя. Деня без слов понял, что нужно делать: разрезал веревки на руках Засыпкина, приговаривая:

– Нас ты тоже не тронешь. Все, пошел!

Я прицелился в спину Засыпкина, который уходить не спешил.

– Ну же, пошел!

– Ты сказал, я должен закурить… Сигарет реально нет!

Я бросил пачку, Засыпкин на лету поймал ее, сунул в рот жвачку и танцующей походкой счастливого человека пошел по обочине, не оборачиваясь. Когда он дошел до места, где дорога чуть забирает вправо, я подумал, что Засыпкин сейчас сбежит, но нет, постоял немного, двинулся дальше, исчез из виду.

Мимо нас промчался кроссовер, затем – «газель» с брезентовым кузовом, а за ней летел тягач без прицепа. Мощный «американец», как в рекламе газировки «праздник к нам приходит». Эти тягачи с мощными колесами, агрессивными мордами, светящиеся ночью наподобие новогодних елок, в детстве для меня были олицетворением Штатов. Типа ковбоев, только современных.

С грохотом и свистом тягач пронесся мимо, свернул… Хлопок удара утонул в визге тормозов. Лишившийся воли Засыпкин выполнил мой приказ. Пропустив микроавтобус и «девятку», я развернулся через сплошную и укатил, откуда приехал. Ощущение было, словно я раздавил огромную мокрицу. Сидящий рядом Деня молчал, чтобы не было видно, как дрожат его руки, он сжал кулаки.

Я поделился соображениями, что корень зла надо искать в Зоне, Деня молча кивнул. Он всю дорогу не проронил ни слова, только кивал. Только возле своего подъезда он оживился и выдал:

– Все-таки я попытаюсь через ментов узнать, что можно сделать здесь и что это за «Руна».

После смерти Димки Деня жил, чтобы отомстить. Если его остановить, он загремит в дурдом к жене. Мне же это дело надоело, злодея мы наказали, теперь члены «Руны» будут осторожнее. Если и распутывать клубок дальше, надо искать ниточки в Зоне. Деня туда не пойдет – не тот он человек, а меня в Зону не тянет. Точнее, наоборот, боюсь сорваться, бросить все и пропасть там.

Я повертел в руках телефон, вспоминая старых знакомых из Зоны, и тут мой птеродактиль пискнул – пришло сообщение. Задолбали спам рассылать!

Сообщение было от оператора, что Химик появился на связи. Как раз у него и спрошу, что за «Руна», он должен знать…

Почему-то пальцы отказывались нажимать на кнопку вызова, будто это красная кнопка. Нажми ее, и твой мир взорвется, разлетится осколками.

Я устыдился собственной мысли, что испугался Химика. Вот еще, это моя жизнь, как хочу, так и строю ее. Из трубки донеслись протяжные гудки.





Глава 6

Химик. Сборы




– Привет, Пригоршня, – проговорил я. – Можно тебя называть так или лучше – Никита Ильич?

– Говори, как нравится, – ответил он без выражения.

– Как семья? Как дети? Когда планируешь третьего?

Мой вопрос остался без ответа.

– Я звоню по делу. Вдруг согласишься помочь по старой дружбе, а если не по старой, – он хмыкнул, – то за пригоршню долларов.

– Миксовать можно? – улыбнулся я, развалившись на пыльном диване в спальне, где заряжался телефон. – Чтоб и по дружбе, и за пригоршню… Звучит как тост – за Пригоршню! Так что стряслось? Чего вдруг я понадобился?

Пригоршня начал издалека. Все-таки сильно он изменился, раньше в лоб бы сказал.

– Ты ж занимался перепродажей артов одно время, а другое время провел в Зоне, знаешь там каждого… упыря.

– Ага, только сегодня четыре штуки завалил. Неужели ты собрался в Зону тряхнуть стариной и хочешь меня нанять?

Долго Пригоршня юлить не смог и выдал:

– Для начала скажи, что за группировка «Руна», кто у них рулит, где логово.

– Без понятия, – честно ответил я, напряг память, где что-то шевельнулось, будто в мутной воде плеснула рыба. – Впервые о таких слышу. Уверен, что эта группировка именно из Зоны? Где ты их откопал?

– У друга умер сын, как выяснилось, он принимал неизвестное вещество из Зоны. Это жидкость, которая не обнаруживается в крови, но действует как сильнейший наркотик.

Почему-то вспомнилась семейка упырей, которых мы выкосили, и нижняя часть взорванной самки.

– Молоко мутанта? Кровь кукловода? Сок растения-мутанта?

– Не смешно. Но если по этим… ассоциациям, то ближе к крови кукловода. Человек, который принял вещество, теряет волю и становится внушаемым.

– Ладно. С чего ты взял, что наркота твоя из Зоны? Вдруг химики потрудились, разработали уникальный состав.

– Ага… Химики. Я побеседовал с тем, кто давал вещество детям, и он раскололся. У меня восьмилетняя дочь, мне надо ее обезопасить.

– Да забей ты! Совсем крышей поехал. Наркотой торговали и в пору моей юности, и еще через двести лет будут торговать. В Зоне ничего такого нет, если бы было, я бы знал, уж поверь. Это прикрытие такое, потому что в Зону никто не полезет искать дилеров. На самом деле ту дурь варят где-то в подвале.

– Почему тебе удобно так думать? – упирался Пригоршня. – Я уверен, что это или сборка, или… Как ты сказал. А уж ты в сборках мастер!

– Послушай, Пригоршня. Если бы что-то такое появилось в Зоне, я бы точно знал. С недавних пор меня перестали интересовать разборки между кланами и сами кланы, появились более важные дела.

Пригоршня молча сопел в трубку, казалось, я слышу, как скрипят шестеренки у него в голове. Не верит? Ну и пусть, какая мне разница. У меня есть дело к большому миру: нужна экипировка и еда. Завтра все вернется на круги своя: я отправлюсь в Зону, позже добуду «живицу», сделаю сборку, которая мне уже снится, поправлю здоровье. Надеюсь, что поправлю, и не «хорошо, если год протянешь», а проживу еще десять – двадцать интересных и насыщенных лет.

Пригоршня отключился. Столько друг другу жизнь спасали – и ни здрастье, ни до свидания. Я закинул ноги на спинку дивана и закрыл глаза.

По ту сторону сомкнутых век почему-то полыхал бело-голубой огонь, куда меня толкала неведомая сила.

Утром я по максимуму использовал блага цивилизации и даже в ванне горячей повалялся, затем собрался наскоро и – за снарягой. Благо подходящий магазин был в квартале от моей берлоги.

Вот казалось бы: в цивильном мире, где оружие носить могут только избранные, а стрелять почти и не в кого (или сильно наказуемо законом), не должно быть повального интереса к «военке», по крайней мере, у населения старше двадцати лет.

А вот и нет. Каждый седьмой офисный москвич, обладатель двух машин, трех кредитов и квартиры в ипотеку, таскает на пузе-арбузе тактический ремень, который поддерживает тактические штаны, заправленные в тактические кроссовки, на ремне болтается тактическая ручка, тактический фонарик, а в карманах тактического жилета – тактический кевларовый кошелек, тактический карабин, тактический носовой, блин, платок!

Ладно, мне для дела. Но им-то зачем?!

В предобеденный час буднего дня магазин «Снежный Барс» был пуст. Только у стойки с футболками-непотейками околачивался типичный tactical teddy: толстый парень лет тридцати, с заплетенной в косички рыжей бородой и рыжим же хвостом по лопатки. На парне были штаны «5.11», кроссовки той же фирмы и футболка с лого известного страйкбольного клуба.

Продавец, тощий подросток, вился вокруг рыжего, предлагая товар.

Я кашлянул.

Продавец окинул меня скучающим взглядом. Вот то ли морда шибко интеллигентная, то ли прикид слишком поизносился – но потому я, собственно, и здесь.

– Вакансия закрыта.

Эвона даже как…

– Мне нужен рюкзак, небольшой, на трое суток автономного выживания, – сообщил я.

– Магазин «Рыболов» дальше по улице.

Не люблю я таких наглецов, ничего из себя не представляющих, Зоны не нюхавших, но мнящих себя в уютной безопасности родного магазинчика царями и богами. Широких жестов тоже не люблю, однако выхода нет.

Я достал кошелек и демонстративно пересчитал купюры. Рыжий гулко сглотнул. Продавец попытался слиться с интерьером – надо отдать должное, почти на уровне упыря…

Нужен мне был не только рюкзак, но начали с него. Собственно, выбирать долго не было нужно – при всей раскрученности «5.11» и диких наценках их снаряга – лучшее, что поставляется на наш рынок. Зеленый рюкзак, почти кубический, с кучей креплений молле, с регулируемыми лямками, удобной спинкой – то, что нужно для активных передвижений.

Ребром стоял вопрос одежды.

Это сталкеры-новички шли в Зону в камуфляже образца «мой папа – комбат», а я мог и в драных джинсах по Зоне шастать. Технология на месте не стоит, давно придумали массу синтетических материалов, не пропускающих влагу и не дающих замерзнуть. А ночью в Зоне замерзнуть проще простого, а уж промокнуть – врагу не пожелаю, когда костра нет.

Поэтому я взялся за доходягу-продавца основательно.

Во-первых, куртка. Кондоровский хард-шелл с водонепроницаемой молнией и карманами, капюшоном – то, что нужно. И движений не сковывает, и выглядит неприметно.

Во-вторых, пара флисок под нее. Футболки и так, по мелочи.

Штаны GORE-TEX – тоже необходимость, если ползешь по болоту или по мокрому лесу. Весят мембранные шмотки немного, те же штаны – меньше полкило.

Естественно, взял я двое брюк «5.11» с кучей шлеек и карманов. В них, если нужно, можно кучу снаряжения насовать. Или, например, патронов россыпью и запасные магазины.

Ремень «Кондор» – на него хорошо крепить кобуру пистолета, когда достаешь оружие, кобура не слетит, не отвалится. Кобуру я тоже купил – из прочного пластика. Продавец попробовал впарить «кобуру для скрытого ношения под мышкой», но я, естественно, отказался.

Кроме того, мне нужны были ботинки и трекинговые кроссовки. LOWA и, опять-таки, «5.11».

Зал «буш-крафт» с выживальщицким снаряжением заставил облизнуться. Фонарики, зажигалки, фильтры для воды, горелки, палатки, лопатки… Все это было очень удобным, очень функциональным и очень дорогим.

И, увы, все это имело свою массу, а значит, утяжеляло ежедневно носимый комплект.

Нет, не нужны мне в Зоне модные фильтры для воды. Там такая вода бывает – ни один фильтр не спасет. И зажигалка не нужна, и палатка новая, компактная. Потому что, когда бежишь ты от опасности или попал под огонь, все бросишь. А чем тяжелее рюкзак, тем медленнее ты ходишь, тем неповоротливей ты.

Это как с имуществом по жизни: стоит обрасти ценными вещами – и пропал.

Вот Пригоршня – оброс.

Дом у него, семья, машина, небось, солидная. И весь он стал – солидный, тяжелый, скучный и душный. Можно встретиться, выпить пива, повспоминать, повздыхать: а помнишь? А ты – помнишь? А вот было время! А как мы их, а? А они нас, а?

Только это будет сублимация прежнего нашего партнерства.

– Что-нибудь еще желаете? – вывел меня из задумчивости продавец.

Я взял наружную аптечку и пару подсумков на рюкзак – в случае чего, их легко можно бросить, – перчатки и носки. Хорошая обувь бессмысленна, если обуть ее на дешевый носок отечественного производства: собьется складками, натрет там, где можно и где нельзя, нога сопреет. Жуткое дело – обычная мозоль, если вот-вот Всплеском накроет и драпать надо, а ты не в состоянии. Да и зараза может попасть – я видел придурков, чуть не лишившихся ног из-за простого несоблюдения гигиены. А возьмешь Covert, к примеру, с антибактериальной пропиткой, точно на стопе сидящие, никуда не сползающие и идеально отводящие влагу, – и чувствуешь себя человеком.

Все-таки иногда деньги решают.

Как решили они для Пригоршни.

Деньги, семья, спокойствие. Небось, пузо уже наел. Стал как те депутаты из телевизора – дирижаблем.

Я расплатился с продавцом, накинув ему тысячу «на чай», засунул шмотки в новенький рюкзак, подхватил пакеты с тем, что в рюкзак не влезло, и вышел на летнюю улицу. Желание, впрочем, довольно смутное, позвонить Пригоршне и все-таки пообщаться, исчезло, оставив гадкий привкус во рту – вроде как с похмелья, хотя и не пил.

Теперь – дома переодеться, взять из еды того-сего и в путь.

В молодости как – бросался в любой омут очертя голову, но сам при этом думал, что все рассчитал. На самом же деле придумай ты хоть сто «планов В», хоть везде соломы постели, по закону подлости упадешь именно там, где ее нет.

Сейчас не то чтобы появилась осторожность – появилось осознание, что ты можешь потерять мир. Ну, или мир – тебя. Я смотрел на город сверху, из окна своей квартиры, слушал, как у соседей гудят трубы, как сигналят автомобили и смеются подростки, и почему-то думалось, что я вижу все это в последний раз.

В такси, везущем меня в Клин, я прощался с большим миром, спокойным и неповоротливым. Не как умирающий прощается с семьей – как старый больной кот, уходящий на очередную охоту. Он может вернуться, а может и нет.

Джига и Коба ждали меня в «Титанике», удобнее было пересекать Периметр там же, откуда выходил, но я решил сделать крюк, чтобы вооружиться – недалеко от Клина логово самого толкового торговца оружием, Спрута. К тому же Спрут все про всех знает. Одни говорят, он нашел артефакт «всевидящее око», и теперь ничто не ускользает от его внимания, другие – что он попал под очень мощный всплеск и приобрел некоторые особенности.

Странно, давно такого чувства не было, уныние – грех!

– Можно сделать музыку погромче? – спросил я и, не дожидаясь ответа, увеличил звук. Оказалось, до того, как я сюда сел, играл транс. Водитель был меломаном и понатыкал колонок везде, куда дотянулся. Машина завибрировала, запульсировала, будто забилось огромное сердце.

Водитель обрадовался и начал дергать головой в такт музыке. Поглядывая на меня с любопытством, он наконец не утерпел:

– А ты это… туда, да? Ну, в Зону?

– Сильно заметно? – спросил я серьезно.

– Ну как бы да. Вас всегда видно, – одной рукой держа руль, он протянул визитку. – Говорят, там ствол достать легко. Я купил бы пистолет. Сколько это будет стоить?

– Не, я таким не занимаюсь, – я взял визитку. – Отдам ее одному парню, вдруг его заинтересует. А сам чего не пойдешь за Периметр?

Парень завертел головой так, что чуть кепка не слетела.

– Спасибо, был уже. Не мое это. Надо крепкую психику иметь, чтоб все это видеть и умом не тронуться, – он посмотрел на меня с уважением.

За высотками современного вида мелькнула серая стена Периметра. Я расплатился с водителем, надел огромный рюкзак, пока еще легкий, и направился навстречу судьбе.

Стена Периметра делила Клин на две части – обитаемую и брошенную, где даже мутанты не селились. Обитаемую часть населяли в основном мигранты, деклассированные элементы и старики, которые «здесь я родился, здесь и умру». Периметр надежно защищал город от мутантов, но мощные всплески иногда сюда добивали, и электроника приходила в негодность.

Пограничный со стеной район заселили за год до появления Зоны, крашенные в оранжевый дома еще не успели полинять и облупиться; если не обращать внимание на траву по пояс в палисадниках, горы мусора во дворах и окна на первых этажах, забранные ставнями, можно подумать, что просто коммунальные службы работают плохо. Только пятиметровая бетонная стена Периметра говорила о том, что этот мир балансирует на грани.

За стеной виднелся каркас недостроенного дома и вышка накренившегося строительного крана. За следующим домом, буквально примыкавшим к стене, был КПП.

Наш институт сотрудничал со всеми, Иггельд был отличным дипломатом и заполучил друзей даже среди анархистов, потому я не сомневался, что меня пропустят.

Это раньше, когда стену еще не достроили, по Зоне ходили все кому не лень, сейчас все систематизировано, и просочиться туда без учета сложно. Не та стала Зона, там особо не забалуешь. Зато жируют вояки, которые пускают туда нелегалов за взятки, а при выходе берут хабаром. Вон, стоит паразит поперек себя шире, куртка на брюхе вот-вот лопнет, лицо – одни щеки. Видно, что с голода опух бедняга.

Завидев меня, толстяк колыхнул щеками и уставился жадно, мысленно уже выворачивая мои карманы и прикидывая, сколько затребует, но я его разочаровал, нащупал пропуск-удостоверение, что я – особо ценный сотрудник НИИ, работающего под прикрытием правительства.

Глазки толстяка потухли, но он не сдался, передал меня молодому и худому коллеге, а сам пошел проверять пропуск на подлинность. Угрюмый молодой вояка задал стандартные вопросы: «Куда идешь? Оружие? Наркотики?» и отпустил меня, вернув пропуск.

Ну вот и все, здравствуй, туманная Зона! Передо мной раскинулся обезлюдевший Клин, одно из самых таинственных мест Зоны. Когда произошел первоначальный всплеск и появилась Зона, часть Клина исчезла вместе с жителями. Половина домов как в землю втянулась, люди на улицах упали замертво вместе с птицами и животными, выжить удалось только тем, кто был в цоколях и под землей.

А через три года, после очередного мощного всплеска, дома вернулись на свои места, но такими, словно для них прошло не три года, а пятьдесят лет: стекла из окон выпали, штукатурка отвалилась, двери подъездов поржавели.

Жители тоже вернулись, но это были уже не люди. Мутантами их тоже не назовешь. Они и сейчас прячутся в домах-развалинах и воют ночами. К людям они не подходят, от мутантов тоже прячутся, никто не знает, чего от них ожидать. Я здесь входил раз пять, но не видел их близко. Может, они в темноте охотятся, но какой дурак шатается по Зоне ночью в одиночку?

Сталкер Батя говорил, что его друга эти самые «тени из Клина» заели, но мне не верится.

Знакомый вояка уверял, что они частенько собираются возле ворот в безмолвном митинге, но не нападают, чего-то ждут. Он говорил, что от людей тени отличаются лишь лохмотьями. Знакомиться с ними близко не было никакого желания, потому что порождения Зоны всегда враждебны человеку.

Порыв ветра подтолкнул в спину, словно сама Зона придала мне ускорение, и я направился к облупленным пятиэтажкам. Под ногами хрустели битые стекла, словно перекати-поля, с шуршанием катались целлофановые пакеты. Один такой зацепился за ветку вишни и хлопал на ветру, как белый флаг капитуляции.

Обожаю такие места с юных лет! Они напоминают фантазии на тему «что будет, если люди исчезнут», но только режиссер этого сценария слегка свихнувшийся, у него люди исчезли наполовину, точнее, из людей исчезло человеческое.

Идешь опустевшими улицами и чувствуешь их присутствие, видишь силуэты, мелькающие за темными окнами. Знаешь, что они не нападут днем, возможно, и ночью не нападут, но спина каменеет, а рука сама тянется к пистолету, которого нет.

Сюда с оружием нельзя, отсюда – тоже, в большом мире это не приветствуется, потому у каждого сталкера в таких приграничных пунктах есть свои схроны. У меня их два, на случай если один из них разорят мародеры. Оба схрона я разместил в высотках, куда из-за теней заходить неприятно.

Зато тени отгоняют мародеров!

Вот и моя высотка. Я потянул дверь подъезда, она разразилась ржавым скрежетом, звук заметался в пустом коридоре. Искаженный эхом, он напомнил многоголосый стон.

На всякий случай я вытащил тесак из ножен и двинулся по лестнице на второй этаж. Складывалось впечатление, что здание необитаемо – ни следа присутствия человека не наблюдалось. В пыли – дохлые мухи и пунктир мышиных следов, петли заржавели, словно двери никто не открывал. Напрашивался вывод, что тени – призраки, их не существует. Или пропавшие люди заперты в параллельном мире и следят за нами через прозрачное стекло. Потому они и движутся бесшумно.

Я нащупал в кармане ключ от квартиры, открыл ее, разложил диван и вытащил старый добрый АК, подсумок с тремя запасными магазинами, коробку патронов и гранату. Этого должно хватить, чтобы добраться к Спруту.

Иггельд порывался сам меня вооружить, но я отказался, потому что закупка снаряги и оружия – дело интимное, тут не то что третий – второй лишний.

Я прищелкнул магазин. Теперь совсем другое дело! Теперь ты не еда, а верхнее звено пищевой цепочки!

Сбежав по лестнице на улицу, мысленно проложил путь, бегло осмотрел окрестности и, не обнаружив аномалии, не торопясь зашагал вперед. В мертвом городе посреди мертвых зданий я был единственным человеком.

Уловив движение, я застывал, целился в предполагаемого противника, но это было мое отражение в витринах. Лишь единожды между двумя манекенами в свадебных платьях я увидел грязную девочку в мешкообразной одежде. Опершись о стекло витрины обоими предплечьями, она смотрела на меня не мигая. Если бы на ее месте был обычный человек, то напротив рта и носа стекло запотело бы, сейчас же оно оставалось прозрачным. Прежде чем существо убежало в темноту, я заметил, что у нее зрачок на всю радужку, из-за чего глаза кажутся черными.

Вот автобусная остановка – некогда прозрачный пластик помутнел, реклама выцвела, каркас поржавел. На захламленной дороге – ржавый жигуленок на спущенных колесах. Дорогие машины отсюда вытащили, разобрали, чтобы продать запчасти, большая часть из которых никуда не годилась, а меньшая – фонила.

Если в самой Зоне обитали привычные животные: то синица зазвенит, то жаба заквакает, и шумели мутанты – то есть бурлила жизнь, пусть и вывернутая наизнанку, здесь царила мертвенная тишина, только ветер выл в провисших проводах, словно из этого места выпили душу.

Даже в лесу ощущаешь себя уверенней. Да, здесь опасность на каждом шагу, лес набит мутантами, но нет ощущения смерти…

А вон и первая аномалия: над примятой травой взлетают и опадают, как мошки у фонаря, сиреневые искры. Такое и новичок заметит.

Под свое логово Спрут приспособил частный дом с подвалом в несостоявшемся коттеджном поселке. Бывший хозяин этого дома, видимо, был пророком, предвидел появление Зоны и оградил участок трехметровым забором. Сам дом построил из камня, а под ним выкопал и залил бетоном огромный подвал, где Спрут, прибравший к рукам добро, организовал оружейню.

Я остановился перед железной калиткой и как следует пнул ее несколько раз – аж зазвенело. Старый черт Спрут в своем подземелье, конечно, не услышит… но почует.

Никто не знает, в каких аномалиях Спрута потрепало, да и желания расспрашивать его о чем-то не возникает. Дед честен, по-своему, конечно, по-сталкерски, до изжоги, ни разу никого не подвел и не кинул, на том и стоит его скромный малый бизнес. А что до странностей – кто без них? Разве вот Пригоршня у нас без странностей – потому что прост, как ясень придорожный.

Загремел засов, и Спрут, не спрашивая, кто там, открыл калитку.

Сколько раз его вижу – а все равно как впервые. Если бы Квазимодо дожил до преклонных лет, он был бы таким. Кривоногий горбун, спина колесом, голова – на уровне моего живота. Руки такие длинные, что пальцами Спрут помогает себе при ходьбе, как орангутан. Череп плотно обтянут желтоватой, сухой кожей, пряди седых волос прилипли к шишковатому лбу, а левый глаз здоровенный, в полкулака, выпученный, белый, в красных прожилках. Будто «страшилка» из детского набора на Хеллоуин. Зрачок этого странного глаза – черный, бездонный, пульсирующий. А радужки вовсе нет. И многое, ох многое видит Спрут своим дьявольским оком.

– Химик. Пришел Химик, – сказал Спрут, глядя мне за спину. Он всегда так общался. – Химик пришел за оружием.

Говорили, будто Спрут – из теней Клина. Говорили, он дважды попал под всплеск и выжил. А может, попал в Скрут, где его так скособочило. А может, туда и туда. Много что говорили. Меня привычно продрало холодом.

– Химик пойдет со мной.



Узкий коридор изгибался под прямым углом три раза, чтобы удобнее было обороняться. По потолку и стенам ползли толстые, в оплетке, кабели. Лампы были забраны стеклянными колпаками. Все – железное, крашенное в зеленый. Две бронедвери, каждая с кодовым замком.

Еще на пролет вниз. Очередная дверь отворяется со скрипом, и мы попадаем в святая святых этого жилища.

Оружейный зал оборудовал не прежний хозяин, а сам Спрут – иначе чем объяснить высоту потолка едва-едва в два метра? Идешь – и чуть макушкой не чиркаешь. Давит. Впрочем, только до тех пор, пока Спрут не врубает освещение на полную, и из полумрака не выступают стеллажи с их содержимым.

Я был здесь далеко не первый раз, и то пальцы задрожали, как у подростка, бредящего о «пострелять из пистолета». Спрут бодро поковылял вдоль полок.

– Что тебе, Химик, надо?

– Ну я бы для начала посмотрел новинки.

– Посмотрел новинки, а взял бы АК? Химик не меняется. Химик осторожный. Ну, давай посмотрим.

И мы стали смотреть.

Был здесь Kriss Vector, про который я до того только слышал, а держать в руках – не держал. Компактный пистолет-пулемет, боевая модификация, с коротким и как будто не серьезным стволом всего-то сантиметров пятнадцать, складным прикладом. Футуристических очертаний машинка под сорок пятый патрон, и сверху, и снизу – планки Пикатинни, и тут они, конечно, нужны: на «Крисс Вектор» вполне можно вешать оптику, хоть весь его вид так и просит: бей от бедра очередью! – он обеспечивает и высокую точность, и хорошую «кучу».

Я взял его, покрутил, прикинул. И легкий, и места много не занимает, ну чудо же, чудо!

– Прицельная дальность – сорок пять метров, – сообщил Спрут, – подходят магазины для «Глока».

«Глоки» у него были в ассортименте, но я с давних пор предпочитаю семнадцатый. Вот как с первой аномалией, первой женщиной – так и с первым пистолетом. Кто-то, например Пригоршня, предпочитает «беретту», а по мне, нет ничего лучше «Глока». Рукоятку под свою руку набрал – и наслаждайся.

Магазин на 33 патрона… Если в двух единицах оружия у тебя одинаковые магазины – это может спасти жизнь в бою, где каждая доля секунды на замену магазина может оказаться решающей.

– Вот еще. – Спрут выложил на стол штурмовую винтовку FN SCAR одной из последних модификаций.

В автоматах я консервативен. Предпочитаю классику. Но, конечно, и эту пощупал, не без уважения. Говорят, винтовка точная и очень неприхотливая. И прям созданная для настройки под себя.

Только вот я не люблю навешивать на автомат лишнее. Кто-то, конечно, и коллиматор туда присобачит, и глушитель, и то, и сё, и такая получается мегапушка вся в обвесах… а потом ползет на брюхе по болоту с ней часа так три. И ти-и-и-ихо же ползет, чтобы ни один мутант не услышал. И проклинает каждый лишний грамм, каждую выступающую часть.

Нет, не для меня. Я по старинке. С АК побегаю.

– Револьверы? – предложил Спрут.

– Зачем?! – удивился я.

– Тогда вот.

Это был обрез «Бенелли», а что бы кто ни говорил, нет дробовиков лучше. Конечно, многие ходят с дешевыми «турками» вроде «Хатсана» – и не жалуются… Но вот хотя бы звук сравнить, с которым приклад передергиваешь. Нежный, серьезный такой клац-клац, от которого даже у самого безмозглого мутанта дрожат поджилки.

Помпа «Бенелли» SuperNova – игрушка дорогая, но какая же функциональная. Руки не рвет, не заедает, а неприхотлива, как и все ружья – забился ствол, так хоть водой промывай.

Знал Спрут, что я не устою. На то и провидец.

Конечно, дальность у помпы – не как у винтовки, но есть и плюсы. Во-первых, серьезной дробью можно работать «по площадям», а с некоторой пакостью, если у нее нет жизненно важных органов, лучше так. Во-вторых, «стаканчики» можно самому накрутить. Будут они не очень, но в условиях дефицита патронов – ценное качество.

– Берешь?

– «Глок» беру, бенелльку беру, «Крисс Вектор», черт с тобой, тоже беру! Патронов мне собери. И магазинов запасных десяток…

– Ножи?

– Все свое ношу с собой, – помотал я головой, – в следующий раз, может. Да, гранаты есть у тебя? И гранат! Хотя бы десяток.

– Гранат, – Спрут ухмыльнулся – и вдруг заглянул мне прямо в душу, прям в самое мое нутро.

Голова закружилась, и голос Спрута донесся до меня, как сквозь вату.

– С гранатой на совесть не ходят. На друга не ходят. Кто другом кажется – врагом окажется. Где врага видишь – не то видишь. Химик жить хочет. Химик в Зону ходит. По чужим смертям, по детским костям.

И все прекратилось.

Я с трудом сглотнул, тряхнул головой. Спрут, как ни в чем не бывало, собирал мой «заказ», набивал магазины.

Сквозь легкий звон в ушах я слышал эхо: по чужим смертям. По детским костям.

Что он имел в виду?!





Глава 7

Пригоршня. Действовать будем мы




Получив зацепку, Деня сошел с ума и стал бредить Зоной, он даже порывался снарядить туда экспедицию, уверенный, что его ждет успех.

Я же к делу поостыл. Ну, не хотелось мне туда… Или хотелось, я сам не мог себя понять. Как наркоману порой хочется уколоться, но нельзя. Особенно четко это осознаешь в такие минуты, как сейчас, когда просыпаешься, а Леся еще спит, обняв твою руку и положив голову на плечо. Она улыбается во сне, и ресницы ее дрожат, белые волосы волной лежат на подушке.

Дети уже проснулись, но стараются нас не разбудить. Элина включила Егору мультики, а сама пошла в кухню и там возится – готовит нам сюрприз, бутерброды. Наверное, она уже закончила и теперь акулой кружит у нашей комнаты – ждет, когда мы проснемся.

Я не имею права рисковать, потому что они от меня зависят. Что они будут делать, если со мной что-то случится? От мысли, что Олеся найдет другого, и чужой дядя будет обижать моих детей, сами собой сжимались кулаки.

На прикроватной тумбе завибрировал мой телефон. Обычно я не отвечаю на звонки в воскресенье, но сегодня рука сама к нему потянулась. Олеся легла на другой бок и свернулась калачиком, я накинул халат и потопал говорить на балкон.

Мне наяривал Деня. Ну что за человек! Да, у него горе, сочувствую, но надо же меру знать! Он превратился в одержимого! Я ответил на звонок и заговорил, прикрывая рот ладонью:

– Послушай, друг. Сегодня воскресенье, ты знаешь, что я провожу время с семьей. Не надо мне звонить в выходные.

Деню мой тон не остудил, он пер к цели, как раненый кабан.

– Я такое узнал, такое! Не телефонный разговор. Приезжай на «стрелку», ты будешь в шоке.

– Никак до завтра не подождать? Я планировал вывести семью погулять, детей – на карусели…

– Друг, прости, это безотлагательно! Ты ж в Зоне разбираешься, я без тебя мало что пойму, тут специалист нужен. Я человека нашел в Домодедове, согласного все рассказать, взял его адрес. Поехали! Это быстро, туда и назад! Ты везде успеешь.

Значит, все-таки это вещество из Зоны. Химик определенно недоговаривал. Я-то знал, что мимо него комар не пролетит, а уж вещество с такими свойствами точно мимо него не проскользнет. Неужели он в деле? Как же не хотелось в это верить.

– Ладно. Куда ехать? До двенадцати я должен успеть домой.

– Тебе из Царицыно минут пятнадцать, – он назвал адрес. – Давай двумя машинами зарулим, чтоб не терять время. Там дорога совершенно не загруженная. Это на окраине, посмотри на карте! Слева есть поворот на автостоянку, буду ждать тебя там.

– Сам съездить не можешь? – проворчал я, глядя на простирающийся за окнами лес.

– Говорю же, где речь идет о Зоне, я некомпетентен, мне ты нужен. Обещаю, что больше тебя не потревожу в выходной.

Я скрипнул зубами:

– Ладно, жди. Еду.

Когда вошел в спальню, проснувшаяся Олеся заплетала косу Элине, которая посмотрела радостно и проговорила:

– А я вам завтрак сделала! Идемте кушать!

– Видишь, какая у нас дочь заботливая, – улыбнулась Олеся. – Так что, куда мы сегодня идем?

– У меня важная встреча, – соврал я. – К двенадцати вернусь, – я щелкнул дочь по вздернутому носу. – А вы пока посовещайтесь, чего бы вам хотелось.

– Собаку-робота! – воскликнула Элина.

– За эти деньги я тебе лучше машину куплю.

Ел я быстро, не забывая хвалить бутерброды. Егор как всегда нехотя ковырял ложкой творог. Олеся довольствовалась апельсиновым фрешем и делала вид, что бутерброды ей нравятся, но на самом деле хлеб она не ела и прятала его, чтоб Элина не видела.

Я мысленно ругал Деню. Обязательно выскажу ему все, чтоб неповадно было ломать мне выходные. Или привезу домой и отдам на растерзание Лесе и детям, оставшимся без прогулки.

Помимо того, что вызов Дени ломал мои планы, в этом стремительном выезде мне не нравилось что-то еще, но что, понять я не мог. Не хотелось ехать, и все тут. Видимо, проснулась-таки интуиция. Одевшись, я открыл сейф, прицепил на пояс кобуру с «береттой», спрятал ее под пайтой. Хорошо, никто из сталкеров не видит, какое у меня сейчас оружие, позора бы не избежал. Этого мне показалось мало, и я взял трофейный «макар», который отобрал у Засыпкина.

Уже за рулем, заведя мотор, вспомнил, что права и техталон забыл в кожанке, пришлось возвращаться. Интуиция грозно топала ногой и грозила пальцем, я даже прислушался к ней и посмотрелся в зеркало в прихожей – Леся всегда так делала, когда что-то забывала, говорила, что помогает от невезения.

Глупость, конечно. И легче не стало, хоть прямо сейчас звони и отказывайся ехать. Спускаясь с седьмого этажа на лифте, я достал телефон. Что же придумать? Машина сломалась? Так вторая есть. Леся закатила скандал? Не поверит, она так не делает.

Пообещал уже, значит, надо ехать. Да и что может случиться посреди города? Разве что с Лесей и детьми. Перед тем, как выехать, я набрал жену и велел никому не открывать – на всякий случай.

На дороге был предельно вежлив и внимателен, всех пропускал, не подрезал никого. Постепенно тревога отпустила. День выдался просто замечательный, солнечный, по-летнему теплый, девчонки мини-юбки надели, красота! В такой день не в торговый центр, а в лес бы! Предложу своим.

Навигатор сказал, что до пункта назначения осталось двести метров. Дорога и правда была почти пустой. Слева – жилые высотки постройки конца девяностых, утопающие в цветущей растительности, справа – промзона, бетонный забор… а вот и автостоянка, о которой говорил Деня. Я припарковался возле поворота так, чтобы никому не мешать, вылез из машины.

Получается, что я приехал раньше Дени. Снова проснулась тревога и подсказала, что неплохо бы провести разведку, сходить во двор, например… И что я там увижу? Вооруженный отряд? Это вряд ли. Отсюда до поворота во двор было метров сто пятьдесят, по тротуару туда-сюда ходил мужик, разговаривал по телефону, размахивал руками. Я уж начал его подозревать, но выехала «Лада-Веста», забрала его.

Если бы я был маньяком, промышлял бы здесь: место идеальное, от дороги до домов метров тридцать насаждений, никаких тебе камер, машины проезжают редко…

Старенький серебристый «фольц» Дени я заметил издали, помахал ему. Он припарковался рядом, включил аварийку и вылез. От нетерпения он пританцовывал на месте. Некстати вспомнилось, что жена называла нас Шреком и ослом. По характеру я на Шрека не походил и тем более Деня не напоминал осла, но я был на голову выше, в два раза шире в плечах и на сорок килограммов тяжелее.

– Говори, – скомандовал я.

– Он, парень этот, прям в том доме живет, – Деня махнул на длинную девятиэтажку за дорогой. – Меня на него Валерик, который мент, вывел.

– Ты хоть ему звонил, осведомителю?

– Да, он ждет. Но по телефону разве все расскажешь? Ничего не расскажешь по телефону, и ты нужен.

– Какое у него прозвище в Зоне? Вдруг мы знакомы.

– Ой, не спросил. Забыл, что вы не называете друг друга по именам. На чьей машине поедем, твоей или моей?

Я молча кивнул на «пацифику», Деня уселся и заерзал на сиденье, а я не спешил. Еще раз огляделся, не заметил ничего подозрительного и завел мотор. Ощущение было, как когда идешь по Зоне, а за тобой наблюдает мутант.

Пропустив грузовик, я свернул налево, покатился по раздолбанной дороге, такой узкой, что на ней не разъедутся даже два «матиза». Въезжать во двор пришлось через арку-туннель в самой середине длинного дома, когда пришла пора поворачивать, я спросил:

– Куда теперь? Нам нужен второй подъезд, а это в самом начале, – я посмотрел налево, похлопал навигатор, который завис в самый неподходящий момент. – Или там конец, как думаешь?

– Направо к братьям, налево – к сестрам, выбирай.

Мы повернули налево, но номера квартир на табличках подъездов сказали, что нам надо в другую сторону, пришлось проехать еще немного, чтобы развернуться в кармашке, забитой припаркованными машинами. Проделывая маневры, я не переставал следить за ситуацией, и мне показалось подозрительным, что в сорока метрах от нас, по правую сторону от арки, куда мы въехали, сидящий на скамейке непримечательный мужик поднялся, когда увидел нашу машину, и сунул руку под куртку, словно хотел выхватить пистолет из кобуры. Потому я не спешил, решил припарковаться здесь, посмотреть, как он поведет себя дальше – вдруг мне просто кажется?

– Ты чего? – занервничал Деня, я повернулся к нему, а сам продолжал следить за мелкой фигуркой мужика, отраженной, как и весь двор, в стекле микроавтобуса, стоящего рядом с нами.

– Ты стрелять умеешь? – спросил я, снимая «беретту» с предохранителя, мной завладело щекотное, давно забытое предчувствие опасности.

– Не особо, – проблеял Деня.

– Не дергайся, веди себя спокойно. Похоже, это засада, и нас ждут, хотят взять тепленькими. Все равно держи, – отдал ему «макарова».

Подозрительный мужик коротко махнул кому-то, и я заметил, как засуетились люди в «УАЗе-Патриоте», стоящем в противоположном конце двора, возле подъезда, который нам нужен. Наверное, и в самом подъезде ждут, и никакого осведомителя нет, просто Деня начал сильно наглеть, полез куда не надо, и его решили убрать, заманив в ловушку. Точнее, нас двоих решили убрать.

Деня побледнел, лицо его вытянулось.

– Уверен?

Я кивнул и хищно улыбнулся:

– Более чем. Мы уезжаем.

Пока мы неспеша катились к арке, никто не нервничал, мужик сел на скамейку и даже руки положил на колени. В «патриоте» публика тоже успокоилась, но когда моя «пацифика», завизжав, рванула в поворот, сидящий на лавке вскочил, выхватил АК и дал очередь по машине.

– Пригнись! – крикнул я.

Машина вильнула, и пули прошили боковое стекло наискосок.

Когда я поднял голову, увидел катящийся на нас черный автодом, размалеванный огненными сполохами. Я посигналил, толстый лохматый водила собрался сдать назад, но носатая баба рядом с ним показала мне фак, наорала на мужа, он развел руками.

Я надеялся, что налетчики не станут за нами гнаться – опасно это, как-никак, мы в Москве, а не в Зоне, но я ошибся: УАЗ вырулил из поворота. Автодом было не объехать: слишком уж здесь высокие бордюры, да и заросли слишком густые.

– Валим! – скомандовал я, вытащил ключи, раскрыл дверцу и выстрелил по уазику, распахнул вторую дверцу, спрятался за ней.

Деня сделал так же, но промазал. До водилы автодома дошло, что не просто так мы спешили, он начал сдавать. УАЗик остановился, пассажиры высыпали из него, залегли кто где.

Первым делом они расстреляли автодом, чтобы заблокировать нам выезд.

– Я прикрываю, ты бежишь за автодом, потом меняемся. Три, два, раз!

Я упал на живот и принялся стрелять наугад, надеясь, что враги затаятся. Похоже, даже в кого-то попал – донесся вскрик.

– Деня, прикрывай!

Вялые выстрелы не напугали врагов, и по мне стреляли не таясь. Я перекатился за «пацифику», пальнул для острастки. Деня уже прятался за автодомом. А что если уехать на нем? Эту мысль я сразу отмел: водительское сиденье как на ладони, меня сразу пристрелят. Значит, надо бежать до Дениного «фольца».

О, как же мне не хватало АК! С моей пукалкой не навоюешься. Пока гавкал Денин «макар», я поменял магазин, заметил мужика в камуфляже, подбирающегося с фланга, снял его, подбежал к Дене, выглянул из-за фургона, выстрелил четыре раза.

Только сейчас враги сообразили, что имеют дело с опытным противником, и затаились – видимо, совещались, как быть дальше. Они рассчитывали в упор расстрелять пушечное мясо и никак не думали, что им дадут отпор.

Если выберут правильную стратегию, нам не выстоять. Остается одно – бежать, но как, когда пространство отлично простреливается? Летом можно было бы нырнуть в зелень и скрыться, сейчас же ветки лысые – никак не спрятаться.

Потеряв двоих бойцов, враги не спешили – не хотели на тот свет, но и нас оставлять в живых тоже не хотели. Ситуацию спас свернувший сюда «Рено-Дастер». За рулем была девочка, которая не сразу сообразился, что надо уносить ноги. Увидев у нас пистолеты, ударила по тормозам и закрыла лицо руками.

– Пригнись! – рявкнул я и метнулся к «рено», вытолкнул ее на сиденье пассажира, Деня хлопнул задней дверцей и принялся стрелять, чтоб враги не повылазили.

Завопили наши преследователи, залаяли автоматы, но нашу машину прятал автодом, в котором вопила Баба-яга, погубившая мужа и едва не угробившая нас.

Хозяйка машины сложилась на сиденье и заскулила:

– Не убивайте! Забирайте машину, но только не убивайте!

Пули все-таки достали «Рено-Дастер» – лобовое стекло треснуло – и застряли в крыше.

Визжа тормозами, я вырулил на главную. Летя по дороге, я в боковом зеркале видел бегущих за нами вдоль дороги людей с автоматами, насчитал четырех человек. Деня, стрелявший по ним в открытое окно, израсходовал последние патроны и на мгновение затих.

Девчонка снова заскулила, я потрепал ее по затылку:

– Не бойся, не тронем тебя, мы не бандиты, бандиты остались там. Ты извини за машину, я оплачу ремонт. И не бойся. Можешь подниматься. Деня! Ты как?

– Хреново, – ответил он. – Меня подстрелили. Надо же, поначалу не болело, а теперь внутри печет и перед глазами темнеет, а еще холодно, – он зевнул.

Я ударил по тормозам, повернулся, стараясь рассмотреть всего Деню, он виновато пожал плечами и распахнул куртку: вся пайта от ребер справа и ниже была залита кровью. Только сейчас я разглядел черную дырку пулевого отверстия. Плохо дело. Наверное, пробито легкое, ему нужно срочно в больницу. Я выжал газ, отмечая, что машина стартует быстро и быстро разгоняется, а ее хозяйка по-прежнему раскачивается из стороны в сторону, пряча лицо в ладонях.

– Держись, Деня. Только не засыпай! – я выкрутил руль, выезжая с примыкающей дороги на трассу, кишащую автомобилями, ошарашенный, я не понимал, что это за дорога. – Где здесь больница? – крикнул я, потрепав девушку за плечо.

Она вздрогнула, всхлипнула, пристегнулась, с тоской посмотрела на побелевшее лобовое стекло в паутине трещин, через которое было паршиво видно:

– На Пирогова, это там, – она махнула на юго-запад, я ударил по тормозам и скомандовал: – Пригнись!

Она все сделала правильно – сложилась, прижав голову к коленям, в этот момент под сигналы клаксонов я локтем выбил лобовое стекло – оно разлетелось мелкими осколками, усыпав торпеду, меня, каштановые локоны девушки. Презрев правила дорожного движения, я выкрутил руль до упора, развернулся по сплошной и вклинился в поток.

– Деня, говори со мной, слышишь? – орал я, ловя его отражение в зеркале заднего вида. – Не закрывай глаза, говори со мной!

– Да, – прошептал он. – Ты Олю мою не бросай, хорошо?

– Заткнись! Что за мысли! Сейчас приедем в больницу, тебя заштопают, как новенький будешь!

Как бы мне сейчас пригодился «гематоген», залечивающий раны! Не нужно было обрывать все нити с Зоной, там много полезного. Черт! Сигналя, я полетел на красный. Меня пропускали. Видимо, держались подальше от машины с выбитым лобаком – мало ли, что за псих за рулем.

Из-за поворота нам наперерез вырулила машина дэпсов, взвыла сиреной:

– Темный «рено» сто девяносто-три-восемь-пять, немедленно остановитесь!

Гоняться с гайцами я не собирался, прижался к обочине. Дэпсы встали впереди «рено», чтоб мы никуда не сбежали, из машины выскочили автоматчики, прицелились в нас. Хозяйка ойкнула, снова закрыла лицо руками и разрыдалась. Я распахнул дверцу и прокричал:

– Ребята, у меня друг ранен, умирает. Помогите до больницы доехать, там и разберемся.

Вокруг нас стали собираться зеваки и снимать сенсацию для блога. Автоматчики переглянулись, решая, верить или нет, а я обернулся и спросил:

– Деня, ты как?

Вместо ответа он высунул в окно окровавленную руку.

Гайцы снова переглянулись, опустили стволы. Толстый капитан распорядился:

– Скорее в больницу. Я впереди, вы следом.

Я выдохнул с облегчением, не ожидал от них такого понимания. Гайцы включили мигалки и поехали вперед, я выжал газ. До места мы домчались за пару минут, я влетел в больничный двор, опустил стекло и спросил у обалдевшего охранника на КПП:

– Где хирургия? Мне срочно. У меня раненый.

– Там, – он махнул вперед. – Второй этаж.

Я рассчитывал на уныло-серое здание, увидев которое хочется умереть, но здешняя больница напоминала скорее санаторий: всего два этажа, дома выкрашены в бежевый и темно-красный, все новое и современное. Я затормозил, распахнул заднюю дверцу…

Деня наполовину лежал на полу, глаза его были закрыты. Неужели… На шее прощупывался пульс, он дышал. Осторожно я взял его на руки и побежал к двери, возле которой курил врач. Гайцы со мной идти не стали. Донесся жалобный голосок девушки-хозяйки «рено»:

– Понимаете, машина-то – моя!

Врач посмотрел на меня из-под очков, перевел взгляд на кровь на асфальте, набежавшую с Дени, и сказал:

– Скорее за мной.

В приемном покое Деню переложили на каталку.

– Физраствор внутривенно, – распорядился врач, и медсестра засуетилась вокруг нас. – Он потерял много крови.

На длинную подставку она водрузила флакон с какой-то жидкостью, затянула руку Дени жгутом, ввела иголку, убрала жгут и крутнула колесико на прозрачном шланге – физраствор побежал в вену. Студенты-практиканты покатили коляску к лифту, врач засеменил следом, я порывался пойти с ними, но медсестра меня не пустила, сказала, что в операционную чужим нельзя.

Я сел на застеленную клеенкой кушетку, провел по лицу руками. Чувствовал же, что ехать не надо! Но если не поехал бы, Деня поперся бы сам и погиб, а так пока есть надежда.

– Давайте пока оформим больного, – примирительно предложила медсестра, я глянул на свое отражение в зеркальной двери и сам себя испугался.

Только сейчас я начал обращать внимание на детали. Медсестра, оказывается, молоденькая девчонка лет двадцати. В помещении пахнет хлоркой и лекарствами. Скоро сюда нагрянут менты и до вечера будут таскать меня по инстанциям, надо заныкать незарегистрированный ствол, на «беретту» у меня разрешение было.

Я сходил к машине девушки, еще раз перед ней извинился, протянул визитку, чтобы обратилась, когда подсчитает ущерб, поднял оброненный Деней «макаров» и незаметно выбросил в мусорку. Затем позвонил домой и сказал, что буду поздно.

К вечеру менты меня отпустили, пообещав, что во всем разберутся и виновных накажут.

…Ночью позвонили из больницы и сказали, что Деня умер в реанимации.

Я вышел на балкон, ударил стену, сбивая костяшки. С ненавистью глянул на светящийся город, на парк, смеющий благоухать в такую минуту. Хотелось, чтобы вокруг было черно, как в моем сердце. Одно дело помочь другу восстановить справедливость и совершенно другое – друг, истекающий кровью на твоих руках. Чертово ощущение бессилия! Чертово желание отмотать время назад и все изменить!

Мог же ведь все изменить! И чего себя не послушал?

Кровь Дениса можно смыть только их кровью. Не я вторгся в их мир, чтобы разрушить его, – они вторглись в мой, и теперь ни я, ни моя семья не будем чувствовать себя в безопасности.

Пока я не знаю их имен, но скоро выясню и передавлю их поодиночке, как вшей.

Вспомнился недавний разговор с Химиком – все ему шуточки. Химику некого терять, он не поймет… И все-таки неужели он знает, что происходит? Знает и покрывает преступников. Злость клокотала и искала выход, я набрал Химика, не рассчитывая, что он ответит в два часа ночи, но в трубке щелкнуло, и сквозь помехи донесся слабый хриплый со сна голос:

– Чего тебе, Пригоршня?

– Химик… ты ж в Зоне работаешь в каком-то институте. Скажи честно, ты ведь знаешь о веществе…

– Ну ты достал. Люди в такое время спят! Ты что, напился? Услышал меня, и ностальгия замучила? Не грусти, все будет плохо.

Я не выдержал. Я материл его последними словами, проклинал, обещал найти и выпустить кишки. Хотелось выплеснуть все, что накопилось, ведь он точно знает про вещество! При этом еще и глумится. Ему главное не жизни детей, а чистота эксперимента…

Я не сразу понял, что говорю в пустоту – из трубки доносятся прерывистые гудки.

В спальне, свернувшись калачиком, плакала Леся, я обнял ее и прижал к себе, пообещал, что все будет хорошо, а сам подумал, что завтра же отправлю семью на Кипр… Нет, на Кипр нельзя – все знают, что у нас там дом. Отправлю в Крым на автобусе.

А сам сниму все деньги, сколочу команду и отправлюсь в Зону, переловлю гадов и передушу. Благо, среди вояк остались знакомые, готовые помочь за пригоршню долларов.





Глава 8

Химик. Старт




«Титаник» – не просто бар в Зоне. Это не бар в Зоне, а Зона вокруг бара. Все в мире изменчиво – исчезают локации и появляются новые, одни виды мутантов сменяют другие, невиданные ранее аномалии рождают не менее странные артефакты и только он – константа, отправная точка. «Титаник» – ось мироздания, если вдруг не станет сюрреалистичной ржавой баржи, наполовину утопленной в иле, которая больше десятка лет светит иллюминаторами и дает приют анархистам и военным, одиночкам и группировкам, то и Зона загрустит и замкнется сама на себе или вовсе истает.

Тихонько стрекотали ветряки на улице, над нашими головами шелестел, вращая лопастями, вентилятор, молча стучали ложками об алюминиевые тарелки два молодых сталкера, кто-то из них хрустел, пережевывая то ли соленые огурцы, то ли кочан капусты. Сквозняк шевелил рыжие кудри Джиги.

– И хрен бы с ними, – в очередной раз сказал Коба и почесал узкое лицо, исполосованное свежими розовыми шрамами от зубов упыря. – Не пришли так не пришли, подумаешь! Давайте сами пойдем, в первый раз, что ли? Обычная операция, за три – пять дней управимся.

Джига покосился на него, вскинув бровь и чуть скривившись, но спорить поленился, все равно как я решу, так и будет.

А я подумал, что операция-то обычная, но результат у нее – ничего себе. Результат поможет не только мне, но и даст надежду отчаявшимся. На это интересно будет посмотреть. А если получится увеличить радиус действия с помощью излучателя, то вырастет очередь со всего мира. Иггельд вряд ли будет брать деньги, он фанатик… Наверняка правительство заинтересуется, как только информация просочится за пределы Зоны. Зря я поглумился над Пригоршней, он вращается среди больших людей и помешан на том, чтобы сделать мир лучше. Ему по крайней мере можно доверять. Или уже нет?

Я покрутил в руках телефон, провел пальцем по экрану. В любой момент можно ему перезвонить, он не злопамятный. Задумавшись, я не сразу заметил, как возбудились Коба и Джига. Джига выпрямился во весь свой малый рост, помахал рукой. Я обернулся и увидел идущих к нам сталкеров с огромными рюкзаками – Самкина и Трубу.

Самкин снял рюкзак, развалился на стуле, положив руку на подоконник так, словно обнимал невидимую девушку, шумно выдохнул, сдувая смоляной локон с лица. Не похож он на сталкера – слишком белый, чистый и… нежный, что ли. Руки тоже как у пианиста. Сложно представить, как эти руки снаряжают магазин. Наверное, Самкин из тех ископаемых, кто делает это с помощью обойм.

Если Самкин одет был в функциональный камуфляж с обилием карманов, то Труба предпочитал «Пригоршня-стайл»: поверх рубахи – коричневый кожаный жилет с волчьей мордой, поверх жилета – зеленая куртка, на голове – байкерская бандана с изображением «чоппера». Насколько помню, эти двое в большом мире байкеры.

У Самкина были губки бантиком, у Трубы – рот как отверстие печи. Казалось, что если он раскроет его полностью, то верхняя часть головы запрокинется, как крышка мусорного бачка.

– Привет, бродяги! – прогудел он, и стало ясно происхождение его прозвища – голос у него гулкий, низкий, будто сигнал парохода, говорил он с родным украинским акцентом, сильно смягчая «г».

Обоим вряд ли было больше тридцати, что логично – в Зоне долго не живут, один я такой динозавр. Самкин относился к оружию с пренебрежением и повесил АК на спинку стула, Труба положил свой АК с укороченным стволом на колени.

– Какие у нас планы? – поинтересовался Самкин, закурил тонкую длинную сигарету.

– Вы опоздали на три часа, – сказал я. – По плану мы уже должны быть в пяти километрах отсюда.

– Уж извини, – развел руками Труба. – По Зоне не побегаешь. Мутанты страх потеряли, сбиваются в кучи, пришлось обходить. Мы голодны, с утра только кофе, потом съели по шоколадке. Если не возражаешь, то мы поужинаем.

Теперь развел руками я. Из-за них мы на полдня отстали от плана, но поскольку мы особо никуда не спешим, я решил по этому поводу не нервничать.

Самкин и Труба заказали у Вуда шашлык с картошкой, Самкин порывался взять пиво, но Труба остановил его и обратился к нам:

– Не давайте ему пить, как бы он ни просил. Иначе он начнет искать женщин, за неимением людей найдет упыриху, и вам придется нянчить гибрид человека и упыря. Я это серьезно: Андрюхе пить нельзя.

Самкин поджал губы:

– Ой, да ладно тебе.

– Что – «да ладно», – передразнил его Труба. – Женщин тут нет, значит, в опасности и мы, и толстый бармен.

Самкин демонстративно надулся, Коба хохотнул:

– Теперь ясно, чего тебя так назвали!

Самкин подобрался и шевельнул бровями:

– Как – «так»?

– Самкин…

– Не называй меня так! – он злобно зыркнул на напарника, который вздохнул:

– Ну все, труба.

Теперь я понял, что труба парохода ни при чем и что в команде у меня Самкин тонкой нервной организации, который терпеть не может свое прозвище настолько, что готов вмешаться в драку, чтоб отстаивать свою честь.

– Ладно. Как тебя называть?

– Андрей.

– Хорошо, Андрей. Все слышали? Мы будем Химик, Коба, Джига, Тру… Тебя-то хоть можно называть Трубой? – он кивнул. – Труба и Андрей.

Теперь хихикнул Джига и напомнил:

– Давайте обсудим план действий.

Я отстегнул от пояса ПДА, все сделали так же. Коба уронил свой и занервничал, поднял его. Подумав, я убрал ПДА, разложил на столе видавшую виды бумажную карту и сказал:

– ПДА, конечно, здорово облегчают жизнь, но если попадем под всплеск, они сдохнут. Они сдохнут и от пространственной аномалии, так что будем действовать наверняка. Как вы, наверное, знаете, цель нашего похода – артефакт «живица», который в дикой природе не водится. Получить его можно искусственно, разрядив одновременно две аномалии: «теслу» и «странствующий пузырь».

– Все понятно, – кивнул Самкин. – Ловим «пузырь», берем артефакт… Какой там арт?

– Вроде «пуговка», – подсказал Труба.

– Активируем «пуговку» в «тесле», – продолжил Самкин. – Получается, что в «тесле» вырастет еще и «пузырь». Разряжаем две аномалии, получаем «живицу». Так?

– Совершенно верно, – кивнул я, отмечая, что Самкин умен и безмерно тщеславен.

– Я правильно понял, что «пузырь» может вырубить наши ПДА? – спросил Коба.

– Скорее всего да, потому что эти чертовы штуковины обычно спрятаны в аномальном тумане, который хреново влияет на электронику.

– А как разрядить «пузырь», когда он – пространственный? – не унимался Коба.

Вот же неугомонный! Джига покосился на него с недовольством:

– Бросим туда тебя, если будешь много болтать. Если нет, то и жабы хватит.

Я разгладил карту, вытащил из кармана огрызок карандаша и провел линию от «Титаника» севернее.

– Идем до ближайшего бункера, вот этого, – я нарисовал кружок и себе поставил галочку, что нужно наведаться в схрон с артами. – Ночуем. Затем нам нужно поймать «пузырь», это не так уж просто, обычно они водятся вот здесь, недалеко от Дмитрова болота. Если не повезет, придется к самой Дубне идти.

Самкин, слушая меня, орудовал вилкой и ножом, вместо столового прибора он использовал изогнутый нож с черным лезвием, напоминающим коготь. Доел, промокнул рот салфеткой и спросил:

– Я правильно понял, что если не будет «пузыря», идти к «тесле» бесполезно?

– Правильно. «Тесла» у нас вот здесь, – я обвел Талдом. Понимаю, приятного мало, это почти третий круг, но если не Талдом, то Дубна, а там еще хуже.

– Иггельд твой хоть платежеспособный? – поинтересовался Самкин. – А то наобещал кучу всего… Стоит ли шкурой рисковать?

– Иггельд – человек слова, – поручился Коба. – Он еще и сверху доплатит, если все получится, так что не дрэйфь!

– Да, он говорил, – Самкин еще раз промокнул губы и задумался.

Его задумчивость прокомментировал Труба:

– Он не сказал, что придется звездовать аж в Талдом! Это, прости Господи, чертовски опасно!

– Опасно было до всплеска, сейчас там нормально. Не хотите идти, не идите. Сами справимся.

Наемники, похоже, начали набивать себе цену. Труба с завистью зыркал на мой «Крис Вектор» – не иначе затребует его в счет оплаты.

– А про штрафы за опоздания он не сказал? – узкоглазый Джига сощурился еще больше. – Мы из-за вас немало дох… Немало времени потеряли.

Теперь главное – не перегнуть палку. Дополнительные люди в дальнем походе не помешают, но платить из своего изрядно похудевшего кармана я не собирался, да и наглых, выкручивающих руки наемников не любил. Только собрался мягко их послать, рассчитывая, что они таки пойдут с нами на наших условиях, но что-то изменилось.

Вальяжный Самкин подтянулся, по его лицу будто бы пробежала рябь, Труба тоже подтянулся, и они на миг сделались похожими. Коба вытаращился на них с удивлением. Мгновение – и они сделались прежними. Самкин потарабанил пальцами по столу и выдал:

– Будем надеяться на честность этого вашего Иггельда. Репутация у него хорошая, чего бы и не понадеяться?

Труба закивал. Коба по-прежнему выглядел испуганным, косился на них. Если бы не его реакция, я подумал бы, что мне это показалось. Нужно потом с ним побеседовать с глазу на глаз. Такие же выражения… точнее, лица, лишенные выражений, я видел только у сталкеров, попавших под глубокий ментальный пресс мутанта-контролера.

– Сколько по Зоне шарахаться будем? – спросил Труба. – Иггельд говорил за пять дней.

– Не дольше пяти, – подтвердил я. – Если ничего не получится, предпримем вторую попытку. Желательно бы успеть до всплеска, пока понятно, где ловить какие аномалии.

– Теперь всем полчаса на сборы. Перепроверьте оружие, снарягу, арты. У кого какие арты, кстати?

Самкин отчитался:

– «Гематоген» – если ранения. От пси-воздействия «колпак». Облегчалки. Еще есть «попрыгунчик» или как его…

– Который увеличивает скорость? – уточнил Коба. – «Бегун».

– Точно!

У Джиги оказался целый арсенал и артов, и оружия, он даже мини-огнемет взял, прицепив к рюкзаку сбоку. Ко всему перечисленному – «невидимка» и «бодряк». У Кобы и Трубы – стандартные наборы. Я рассчитывал, что Зона подарит что-то интересное, подумал-подумал и решил, что имеющегося достаточно, лишнего с собой лучше не брать.

– Все готовы? Тогда двадцать минут на сборы, и встречаемся возле выхода. Коба, останься, остальные – свободны.

Грузин посмотрел на меня с интересом, я подождал, пока Самкин и Труба уйдут на улицу, а Джига поднимется наверх, сел ближе к Кобе и спросил:

– Только мне показалось, что с этими двумя что-то не так?

Коба ответил не сразу, он ощупывал меня взглядом, будто взвешивал на только ему видимых весах, спустя полминуты выдал:

– Сначала все было нормально, а потом, на долю секунды, они зависли, как компы. От чего такое?

Я пожал плечами:

– Может, просто совпадение. Подобные лица у монолитовцев, потому кажется, что они похожи между собой. Но на монолитовцев они не смахивают, на шизофреников, которые слышат голоса в голове, – тем более.

Не приученный работать в команде, я стоял на пороге и думал, как же сделать, чтобы эти странные люди не перестреляли друг друга. В паре работать – одно удовольствие. Когда много времени провел с напарником, знаешь все его сильные и слабые стороны и, когда попадаешь в переделку, легко спрогнозировать, как он себя поведет. В трио – еще куда ни шло. Но теперь нас пятеро. Особенно меня беспокоил обидчивый, судя по всему, Самкин. Вообще не представляю, как он себя в Зоне поведет.

А если попадет в переделку, как мы вчера? Увидит упыря – и в обморок. Очень надеюсь, что у него есть хоть какие-то боевые навыки.

Только я вышел из прохода, оттащив рюкзак, как ко мне подошли Коба и Джига.

– Мы готовы выдвигаться, – отчитался Джига, покосился на мой «Крис» и едва не облизнулся, Коба же протянул руки:

– Ух ты, крутая штука. Можно посмотреть?

Терпеть не могу, когда трогают мое оружие, но в этот раз я был снисходительным и протянул пистолет-пулемет Кобе.

– Всегда такое нравилось, но где брать патроны под такую экзотику?

– Подходят магазины от «Глока», калибр сорок пятый.

Джига хлопнул Кобу по спине:

– Эх ты, темнота!

От родителя-монголоида Джига взял рост, овал… точнее, луну лица, а от европейца – масть. Самкин и Труба тоже подошли к нам, я махнул на север:

– Сперва идем туда, километров пять, затем – на восток до бункера. Надеюсь, что до темноты доберемся, – я протянул руку, и Коба вернул «Крис». – Несогласные есть? Нет? Значит, в путь. Я иду первым, за мной Джига, потом вы двое, Коба замыкает.

Я нацепил рюкзак – килограммов тридцать, с таким далеко не убежишь. Пока буду справляться собственными силами, позже применю «облегчалку» – стараюсь поменьше подвергать свой покусанный болезнью организм экстремальным воздействиям. Труба перекрестился, и мой небольшой отряд выдвинулся в поход.

Мы пересекли пустырь с засохшим потрескавшимся илом и углубились в лес.

Как же мешает толпа за спиной! Джига сопит в затылок, его напрягает, что я не бросаю вперед гайки, он все никак не привыкнет к моим способностям. Я и сам с ними поначалу не мог сжиться, все казалось, что чувства меня обманывают. Поначалу я часто ошибался, но со временем научился отличать щекотное покалывание, ощущение, словно сквозь тебя течет электрический ток, от наваждения и выброса адреналина.

Самкин и Труба наверняка слышали, что есть такой старожил Химик, которому сама Зона подсказывает, где аномалии, и от опасных мест отводит. Теперь они следят за мной так, что спина чешется от их взглядов, и глазам своим не верят.

Я постарался не думать о тех, кто идет за мной, отключить слух, чтоб не отвлекаться на шуршание одежды, топот и шумное дыхание за спиной. Не люди, а стадо бизонов. Двигался я медленно, со стороны казалось, будто бы принюхиваюсь. На самом деле я ловил ощущения, ждал, когда тело наполнится неясным то ли звоном, то ли трепетом… Трудно передать.

Есть! Тело будто бы зазвенело, наэлектризовалось. Аномалия метрах в двух-трех. Я вытащил из подсумка горсть гаек, бросил перед собой… Ничего. Чисто. Чтобы у новичков не возникало сомнений в моих способностях, я бросил гайку направо – Ничего. Налево…

Прозрачный воздух затрещал, потемнел, словно каракатица выпустила чернильное облако, начал закручиваться черным смерчем. Сперва воронка раскручивалась на весу, потом вытянулась вверх и вниз, зацепила мох, ветки, сосновые шишки и, вращая это все, стала вырывать из земли куски земли вместе с корнями. На мгновение она замерла, собралась с силами и обрушилась на землю. Сила удара была такой, что камешки и ветки разлетелись в стороны, еле успел спиной повернуться, а вот Самкин не успел и теперь материл аномалию, одной рукой отряхивая длинные волнистые волосы, второй поглаживая красную от удара щеку.

– Могло и в глаз попасть, – утешил его Труба.

– Да, бродяги, Зона не любит раззяв, – сказал Джига, бросился к раскуроченной воронке и принялся там искать артефакты. – Циклопа знаете? Ему такая штука гайкой, отброшенной назад, глаз выбила.

– Что там? – поинтересовался Коба.

– Пустая.

Самкин убрал руку от скулы, где наливался кровоподтек, и обратился ко мне:

– Как ты это делаешь? Тебе можно просто так по Зоне ходить, не проверяя путь.

– Можно, но лучше перестраховаться.

– Джига, ну ты жадный! Завязывай, мы уходим! – крикнул Коба.

Я не стал дожидаться их и побрел дальше, туда, где в тени елей было уже черным-черно. Удобнее всего по Зоне ходить в мае, июне, июле, когда самые длинные дни – много всего успеваешь. Зимой свои плюсы: видишь следы мутантов и аномалий на снегу, но ни на что времени не хватает.

На ПДА было начало девятого, у нас есть еще час-полтора, чтобы добраться до бункера. Если не отвлекаться, должны успеть. Позади шумно сопел Джига – что двигатель работал. Еще бы, такую тяжесть тащить, он напоминал прямоходящую улитку с домиком. Потянуло сыростью, и с востока навстречу нам начала ползти дождевая туча.

Пришлось прибавлять шаг.

Одно радовало: на такую шумную и многочисленную группу не нападут одиночные мутанты, кабаны и волки тоже побоятся, а все остальное поблизости водиться не должно.

Дождь обрушился на нас в километре от убежища. Не по-майски ледяной, он бил наискось, попадал за воротник, и даже капюшон не спасал. Я еще раз мысленно похвалил себя, что вовремя экипировался и не стал экономить на одежде и обуви. Чуток штаны промокли, но по сравнению с Кобой и Самкиным это ерунда. Джига облачился в дождевик. Поначалу он поглядывал на нас презрительно, но через пять минут клеенка превратилась в решето.

В итоге к почерневшему срубу с железными ставнями мы добрались изрядно вымокшими. Незапертая железная дверь поскрипывала на ветру. Очень хотелось с промозглой сырости в тепло, но я остановился на пороге, вскинул руку:

– Дверь открыта. Надо проверить, нет ли там кого… или чего.

Я осторожно переступил порог, и в нос ударил настоявшийся гнилостный запах, от которого комок подкатывал к горлу.

– Стоять! – скомандовал я, снял «Крис» с предохранителя и прицелился перед собой.

На полу отпечатки грязных подошв перемежались с длинными полосами, словно что-то волокли.

– Оттуда воняет падалью, – проговорил Коба.

В конце комнаты в полу находился лаз, ведущий в бункер, железная решетка крышки была откинута. Я остановился в полутора метрах, прицелился в черный зев подвала.

Скрип-скрип-скрип – кто-то подошел сзади.

– По-моему, там кто-то сдох, – прошептал на самое ухо Джига.

– Или ему помогли, – я включил фонарик и осторожно двинулся вперед, потом остановился.

– Не ходи. Если там упырь, то прыгнет, и труба!

Я поднял трухлявую палку с пола, швырнул в лаз. Или мне показалось, или навстречу ринулся рой мух и опал вместе с ней.

– Что это за хрень? – возмутился Самкин. – Вы видели? Что-то вылетело, а потом пропало. Вообще непонятно, что это! А звук странный – пц-пц-пц.

– Полный ПЦ, – резюмировал Коба. – Нам надо это оттуда выгнать, потому что на улице серо и мокро. Цып-цып-цып-цып!

– Я знаю, что делать. Уйдите на улицу, сейчас бахнет.

Если активировать «облегчалку», то получится рождающая ее аномалия «смерч», та самая, которую мы встретили. Если и засел в подземелье мутант, его сплющит в блин.

«Облегчалка» напоминала вытянутый огарок, какой получается, когда сгорает уголь. Я принялся крутить и мять ее, пока с легким щелчком она не согнулась буквой «г». Бросив ее в лаз, как гранату, я метнулся на улицу, едва не сбив дверью Самкина.

В доме глухо бахнуло, аж пол под ногами вздрогнул.

Комнату забросало комьями земли, гнилыми ветками, то ли человеческой, то ли мутантской плотью. В углу издыхала отвратительная тварь, о которой я только слышал, но сталкиваться не доводилось, – баюн, гибрид кота, крота и червя, жертва то ли чудовищной мутации, то ли вивисектора.

Тварь издыхала в луже зеленоватой слизи. Перед напоминал плешивого кота с вытянутыми челюстями, сквозь иглы зубов тянулся длинный синий язык. Передние лапы у твари были мощными, лопатообразными наподобие кротовых, задние отсутствовали, туловище переходило в розовато-бурый отросток.

– Ох ты ж мать моя женщина! – воскликнул Самкин. – Это, что ли, баюн?

Он переступил порог, но напарник положил руку ему на плечо:

– Не подходи, оно не до конца сдохло. Оно плюется парализующим ядом.

Коба указал на вполне себе человеческую руку среди кучи земли, на безымянном пальце угадывалось тонкое кольцо:

– Не повезло бедолаге, – Труба перекрестился и обратился ко мне: – Похоронить бы его, не по-человечески это.

В подземелье мы нашли еще пять тварей. Когда падала палка, они в нее плевали, их слюну я принял за мух. Помимо мутантов здесь обнаружился обглоданный человеческий скелет. Низ его сожрали вместе с костями, зато частично сохранился камуфляж и в кармане его – паспорт. Самкин вытащил паспорт и прочел:

– Багульников Артем Федорович. Двадцать восемь лет. Женат. Дочь пяти лет. И понесло ж тебя, Артем, в Зону! Эх, ты! Я возьму его, передам жене.

В бетоне бункера баюны прорыли нору. Не подумал бы, что бетон им по зубам… или по когтям.

Останки сталкера Самкин с Трубой вытащили наверх по железной лестнице, а затем на улицу. Здесь, в бункере, ночевать было небезопасно, и мы решили обосноваться в хижине, запереть дверь на щеколду и выставить караул.

С улицы донеслось бормотание, я высунулся и увидел, как Труба читает молитву над холмиком свежей могилы, держа в руках потрепанную книжицу. Перепачканный грязью, он не обращал внимания на дождь, шевелил губами, крестил себя и могилу. Надо же, верующий, а я думал, он просто так крестится.

Пока Самкин с Трубой хоронили сталкера, мы убрали в комнате, кое-как вымели землю и прочий мусор. Вонь то ли ослабла, то ли мы просто принюхались.

По жребию мне выпало дежурить последним, перед самым рассветом. Перекусив, мы заперли дверь на щеколду, закрыли решетчатый люк, чтоб ничего не приползло из бункера, развесили промокшие вещи и залезли в спальные мешки. Сон пришел не сразу, я долго ворочался, глядя на подсвеченное голубым фонариком лицо караульного – Самкина.

Он подошел к делу со всей серьезностью – обложился контейнерами с артефактами, сел, сплетя ноги, и уставился на дверь. Донесся смачный храп Кобы, Джига обругал его, храп прекратился, но возобновился чуть позже, правда, уже не с такой силой.

Мне приснился мобильный телефон размером с корабль или самолет. Жутко хотелось спать, а он все играл и играл веселую еврейскую мелодию. Потом меня начали трясти. Я открыл глаза и увидел нависающего надо мной Джигу:

– Ответь ты уже! Дай поспать!

Надо же, забыл выложить телефон и потащил его с собой! В первом круге Зоны часто бывает связь. На экране высветилось «Пригоршня». Я так хотел спать, что даже не удивился.

– Чего тебе, Пригоршня? – прохрипел я, прикрывая телефон ладонью.

– Химик… ты ж в Зоне работаешь в каком-то институте. Скажи честно, ты ведь знаешь о веществе…

Он что, совсем крышей поехал – посреди ночи такой бред нести? Захотелось его ударить или за неимением под рукой Пригоршни приложить кого-нибудь другого, но я даже его не обматерил:

– Ну ты достал. Люди в такое время спят! Ты что, напился? Услышал меня, и ностальгия замучила? Не грусти, все будет плохо.

И тут Остапа понесло:

– Все глумишься? Я друга потерял, он умер у меня на руках! Будь ты проклят, Химик! И не говори, что ты ничего не знаешь! Все ты знаешь! Потому что, кроме вашего Института, негде такое вещество получить! Я найду тебя и разберусь по-своему. По одному вас переловлю. Клянусь, так и сделаю! Я уже иду за тобой…

Когда из трубки хлынул поток ругательств, я вырубил телефон и перевернулся на бок.

– Что это за псих? – поинтересовался Коба.

– Ты правильно сказал – псих. Спим.

Но сон не шел. Пригоршня и раньше говорил о каком-то веществе из Зоны, очень зловредном. Он, конечно, парень простой, но не псих, что-то его основательно допекло. Почему он уверен, что я не только знаю о веществе, но и как-то причастен к его происхождению?

В памяти всплыли слова Спрута: «Химик в Зону ходит. По чужим смертям, по детским костям». Он тоже ошибается или говорит намеками? Допустим, вещество существует, почему они уверены, что Институт при делах? Мало, что ли, сумасшедших ученых в Зоне? Да сколько угодно.

Даже если допустить, что при делах… Нет, Иггельд гуманист, он не станет пачкаться, человек, который крысенка пару дней оплакивал, не покусится на себе подобного.

Но даже если… Если не он, если кто-то другой в обход Иггельда? Нужно будет с ним поговорить. Но даже если Иггельд в деле, каким боком это касается меня? Никаким. Есть ли мне до этого дело? Нет.

Мне не интересна возня большого мира, пусть хоть поедят друг друга. У меня есть дело более важное – собственная жизнь. Приятным довеском к перспективе излечиться – новая тайна, сборка, способная изменить мир.

Почему-то сон не шел, волна за волной накатывали мысли о том, что же за вещество создано в нашем НИИ, о котором я не знаю. Единственное, что приходило на ум, – «молоко», задевало, что меня не посвятили в подробности. Неужели Иггельд не доверяет мне?

А я – доверяю ли ему? Доверяю ли странным татуированным людям, которые к нему непонятно зачем приходят? Пожалуй, нет. Мы просто партнеры, у нас есть общая цель и не более того, как когда-то было с Пригоршней. Теперь наши пути разошлись. Возможно, разойдутся дороги и с Иггельдом, появится что-то другое…

Хочется ли мне этого? Нет. Потому что сейчас НИИ – вся моя жизнь, он поставляет мне тайны одну за другой и дает ресурс, а я выполняю задачи, которые другим не под силу. Изменит ли что-то знание, что Иггельд продает вещество татуированным? Нет. Значит, нечего думать о чужих проблемах, у меня есть свои.

Но снова и снова перед глазами возникал перекошенный Спрут, таращил белесый глаз и бормотал: «По детским костям… костям… костям»





Глава 9

Пригоршня. Возвращение




Так надо, – повторял я себе, отправляя Лесю с детьми из дома. Так надо, – сказала мне жена на прощание, – ты прав. Нельзя оставить, нельзя забыть.

Деню еще не хоронили – узнав о случившемся, его Оля попробовала покончить с собой. Теперь она, обдолбанная транками, лежала в хорошей, платной психиатрии под присмотром, а Деня стыл в морге – ждал, когда жена сможет проводить его в последний путь.

Нет, нельзя забыть.

Шкура политика, уважаемого и любимого в народе Никиты Ильича, слезала с меня трудно, ошметками висла, цепляясь за настоящее. Вот мой дом. Вот фотографии Эли и Егорки. И наши с Лесей – свадебные, из роддома… Вот квитанция на квартплату – собирались в спешке, что-то Леся говорила, что с ней надо сделать, – не помню. Цветы поливать. В холодильнике суп. И оплатить? А как? Ерунда это все, не важно.

Никита Ильич должен остаться здесь, дальше пойдет Пригоршня, сталкер бывалый, безжалостный. Кто из наших сейчас в Зоне? Помнят ли меня там? Должны помнить, мы с Химиком были настоящей легендой, небось, до сих пор у костров нубам байки травят, рассказывают о наших похождениях.

Можно было поднять старые контакты. Останавливало меня одно: я не знал, кто связан с наркотиками, а значит, организацией «Руна», убившей Деню и его сына. Я никому не мог доверять, даже Химику – как вообще доверять тому, кто не захотел помочь, кто трубку бросил, когда беда стряслась.

Но я был уже не просто сталкером. Я был большим человеком. И сделал то, чего делать жуть как не хотелось, но что делают в таких случаях взрослые мужчины – позвонил в службу безопасности.

Арсений Литвинов дослужился в ФСБ до высоких чинов, но потом решил уйти в место более хлебное – и занялся безопасностью. На операциях он пересекался с Соловьевым, поэтому пошел к нам, в «Созидание». Раньше дергать Литвинова я не хотел – с частными проблемами нехорошо служебным положением пользоваться. Но теперь выхода не оставалось.

Я дождался полудня – и набрал Арсения.

– Литвинов, слушаю.

– Арсений Валентинович, мое почтение. Никита Ильич беспокоит.

– Здравствуйте, здравствуйте. Наслышан о ваших неприятностях. Что ж вы так неаккуратно? И мне не сказали. А не позвони мне дежурный офицер, не догадайся – было бы уже во всех новостях по всем каналам: в перестрелке погиб друг известного политика. Вы же, Никита Ильич, не мальчик, вы должны бы понимать-то. Через полчаса буду ждать вас в кафе «Лира» напротив вашего дома – я как раз проверю посты и подъеду пообедать.

Я немного опешил. В суматохе и сутолоке последних двух дней, в остром горе, я даже не подумал о возможном скандале. И мысль, почему же меня так быстро отпустили, не «оформив», почему следователь не мучил допросами и бумажками, в голову не пришла. Отпустили – и хорошо. А оказывается, это Партия помогла.

И посты… Значит, охраняют меня. Стало стыдно.

Через двадцать минут я был уже в «Лире» – ничем не примечательном кафе, пережитке прошлой эпохи. Самое место для мента. И эфэсбэшника.

Литвинов сидел за столиком лицом ко входу и хлебал суп. В правой руке – ложка, в левой – горбушка, оттопыренные уши против солнца просвечивают красным, хрящеватый нос нависает над узким ртом, глаза – льдинки. Средний рост, среднее телосложение, серая водолазка под горло.

Увидев меня, кивнул, но обеда не прервал. Я присел напротив.

– Будете заказ делать? – официантка шлепнула передо мной дерматиновую папку меню.

– Кофе. С молоком.

– Сколько сахара класть?

– Без сахара. Здравствуйте, Арсений Валентинович.

– Здоровались. – Он аккуратно промокнул губы салфеткой, отодвинул тарелку и добавил, взглянув в глаза: – Пригоршня.

Меня будто ударили. Нет, конечно, в Партии знали о моем прошлом, но чтобы так, прямо…

– Не суетитесь, – посоветовал Литвинов. – Я не враг. Я не понимаю, почему вы ко мне сразу не пошли – ну, спишем это на особенности психотипа. Волк-одиночка, вольный сталкер. Нелегко привыкнуть просить о помощи цивилизованным способом. Но зачем-то же вы мне позвонили. Жену с детьми самостоятельно в Крым отправили – вы не волнуйтесь, мои люди проследят, подстрахуют. И зачем-то позвонили. Дайте угадаю. Вам нужна команда? Оружие? Вы идете в Зону?

Мне стало жарко, я аж вспотел. Добро пожаловать в реальность, Пригоршня! Ты рыпаешься, самостоятельность развел, а за тобой все это время следили люди Литвинова. Погодите-ка…

– А та девочка, которая нас вывезла?.. – догадался я.

Литвинов молча прикрыл глаза, соглашаясь.

– А я ей ремонт оплатил…

– Ну и хорошо. Не должен же транспорт партии страдать из-за ваших развлечений. Итак, Никита Ильич, мы разговаривать будем откровенно?

– Да. – Официантка принесла чашку кофе, и я осушил ее одним долгим глотком. – Будем. Вы все верно поняли. У меня убили друга, потому что мы вышли на след новых наркотиков. И след этот ведет в Зону. Мне нужно туда, уж там я разберусь. Там все… понятней.

– Допускаю, допускаю, охотно допускаю. – Литвинов посмотрел в окно. – Но что требуется от меня?

– Мне нужна команда не связанных с Зоной людей. Я никому из сталкеров не могу доверять. Но и не гражданских. Чтобы оружие в руках держать умели. Еще мне нужно снаряжение. Оружие… не знаю, оружие сейчас трудно в Зону пронести. И, конечно, доступ за Периметр для нас всех.

– Много требуется. Но и цель – благая.

Помолчали. Литвинов, наверное, думал, а я просто ждал. Как в Зоне. Когда ничего сделать не можешь и ждешь – без мыслей, без напряжения, с бесконечным терпением.

– Хорошо, – он внезапно хлопнул ладонью по столу и поднялся. – Будьте в городе. Вам позвонит человек.





* * *


Звонок человека Литвинова застал меня в отделении Сбербанка, где я, как идиот, пялился на терминал, выдающий талончики электронной очереди – вот какую процедуру я собрался совершать, если мне надо и коммуналку оплатить и деньги со счета снять? В том, что наличные пригодятся, я не сомневался.

Как назло, консультантов и знающих людей поблизости не наблюдалось, только бабушки сидели на темно-зеленом диване в ряд, одинаково сложив руки на клюшках.

– Никита Ильич. Меня зовут Серый.

И голос у него был – серый, и интонации. Прям как у Литвинова, даже круче, сразу понятно от кого.

– Я хотел бы встретиться.

– Не вопрос… Кхм. Серый. А где и когда?

– Вы из отделения выйдете – спуститесь к бульвару, я на второй лавочке слева буду сидеть. Сам вас узнаю, окликну.

Я нажал отбой и вышел из отделения – черт с ними, со счетами. Попрошу кого-нибудь из партийных девчонок. А деньги снять в любом банкомате можно.





* * *


«Бульваром» в нашем микрорайоне называют клочок земли с чахлыми, высаженными прошлой осенью, липками и каштанами, лавочками, детскими скамейками, вклинившийся между двумя довольно оживленными дорогами. На бульваре всегда шумно, пыльно, и любой разумный человек предпочтет гулять с детьми в парке. А уж распивать – и подавно, потому что бульвар прекрасно просматривается патрульными полицейскими.

Поэтому Серого я вычислил сразу. Во-первых, больше на бульваре никого не было. А на второй лавочке сидел колоритный бомж: красномордый, мясистоносый, со всклокоченными пегими волосами и пегой же бородой-лопатой, в ней трава местами застряла. Бомж сжимал в грязной лапе бутылку водки. Водка была дешевой, бомж – натуральным, только вот не пахло от него.

– Ильич!

Я подсел к бомжу.

– Маскировка у тебя, Серый, дерьмо.

– Это ты умный, а следить за нами умные не будут.

Слышал бы Химик похвалу моим умственным способностям…

– Значит, Пригоршня, смотри, – начал Серый, и это мне совсем не понравилось, не люблю, когда незнакомые люди мне сразу тыкают и тем более – пытаются командовать. – Я когда встану и уйду, оставлю пакет, в нем документы на пропуск команды из пяти человек, пропуск по всем КПП, досматривать багаж с ним не будут. И визитка оружейника. По оружию ты бывалый. Команда – тебе флаг в руки. Меня возьмешь…

– Нет.

– Вот тут не понял.

– Не возьму я тебя, Борода. Ты, салага, Зоны и не нюхал, это раз, а мной пытаешься командовать. Два – от тебя ментярой разит. Сожрут тебя сталкеры.

Серый-Борода отчетливо скрипнул зубами.

– Тогда и ты никуда не пойдешь.

– А спорим? Давай, звони Литвинову. Скажи: не берет меня Пригоршня. Скажи: сам наберу команду. Такую, которая в Зону не только зайдет, но и полным составом выйдет. Скажи: не прошел ты проверку. Ну?

Бомж посмотрел на меня почти с ненавистью. Медленно кивнул, из чего я сделал вывод, что разговор наш слушают и что он получает указания от Литвинова в режиме риал-тайм, молча поднялся и побрел по бульвару. Пакет с надписью «Дольче Габбана» остался на лавочке.

В нем обнаружились красный пропуск на команду со всеми печатями и визитка «КВИР Один». Чувство юмора у ментов всегда странным было.

Ну, что ж. У меня был пропуск – но по-прежнему не было команды.





* * *


«Запасной Парашют» на Тульской – заведение специфическое. Еды здесь нет, зато 300 видов пива со всего света: и разливного, и в бутылках. Идешь к холодильнику или бару, выбираешь, что хочешь, можешь орешков еще погрызть. Интерьер – мебель из паллет да жесть на стенах, тяжеляк играет – мне нравится.

Совершенно не удивительно, что последние несколько лет здесь собираются сталкеры – в основном, конечно, нубы, ну и причастные к субкультуре, которые Зону видели только по телевизору, но знают (в теории!) лучше самого опытного сталкера.

Я сюда не ходил. Один раз заглянул – и ушел. Если уж рвать с прошлым – то совсем рвать, а не рубить хвост по кускам.

А сегодня я пришел рано.

В дневное время здесь было пусто, пахло свежим стаутом – аж рот слюной наполнился. За столиком у окна, развалившись в кресле-мешке, скучал огроменный мосластый негр, метра два с лишним ростом.

Негр – единственный посетитель – мотал головой в такт музыки, в ухе подрагивала яркая серебряная серьга. На нем были джинсы, белая рубашка, очки в тонкой оправе чуть съехали с переносицы. Я понял, что пристально рассматриваю гостя столицы и поспешил отвернуться.

Однако процесс вербовки нубья я себе не представлял вообще. Давай, Пригоршня, мобилизуй все таланты и интеллектуальные мощности. Представь, будто ты – Химик. Что бы сделал Химик? Он бы показал, насколько крут. Он бы вошел – и молодежь побежала записываться… А тут и молодежи нет.

От расстройства я взял себе кружечку Крушовицы – начинать лучше с классики – и расположился в самом дальнем, самом темном углу. Подождем. Авось, мысли в голову придут. Надо как-то показать, что я сталкер.

«Детей немного укачало. Егора стошнило два раза, Элю один, у нас все нормально», – пришло сообщение от Леси.

И я сразу забыл о «Запасном парашюте», принялся выяснять, как едут, не жарко ли, не холодно, а попить, а в туалет. Дети, оказывается, заснули, и Олеся нашла минутку написать мужу. Я знал, что люди Литвинова присматривают, но все равно было неспокойно. И о главном не расскажешь же в переписке.

«Набираю команду», – написал я.

«Ты мой доктор Ливси! Или капитан Флинт?»

– Разрешите? – глубокий низкий голос заставил оторваться от диалога.

Над моим столиком стоял негр. В руке у него была пинта светлого, нефильтрованного, в высоком бокале.

– Да пожалуйста…

– Первый раз вас здесь вижу. Меня Алеша зовут. А вас?

Меня чуть не разорвало от этого… как его… Модное такое название! Когнитивного диссонанса, о! Я аж подавился, вытаращился на негра. Негр – Алеша. «Вижу, сынку, что не москаль». И без акцента говорит. Это что – прикол? Негр, видимо, привык и молча наслаждался эффектом.

– Ни… Пригоршня, – наконец выдавил из себя я.

– ПРИГОРШНЯ?!

Теперь вытаращился негр. Оказывается, негры когда бледнеют – сереют. Я аж испугался, не стало бы человеку плохо. Наконец он взял себя в руки, залпом проглотил полбокала, и вернул себе дар речи.

– Тот самый? Легендарный Пригоршня? Вы не шутите?

– Э… Ну не такой уж… Ну да. Да, я. Вот он я.

Алеша уселся напротив, допил пиво, помахал официанту, призывая повторить, и вывалил на меня гору информации на чистом русском языке. Алеша был в Зоне один раз в команде из трех нубов и одного бывалого – Манго. Дальше первого круга не пошел, потому что понял: бывалый – трепло и может команду погубить. Попал он туда по чистой случайности: всегда интересовался субкультурой, в «Парашют» по пятницам заглядывал, но, преуспевающий финансист с высшим образованием, потомок дамы из славной московской семьи и жаркого гостя Олимпиады, естественно, шкурой рисковать не собирался.

Пока биткойн не обвалился, забрав с собой криптовалютный стартап, все Алешины сбережения, кредитные средства, ипотечную квартиру, автомобиль, жену и любовницу. Терять резко стало нечего, Алеша вернулся в мамину квартиру на Кутузовском, где кроме него и родителей жили еще сестра с мужем и сыном, и никто ему особо не обрадовался. Надо было устраиваться на работу, возвращаться в банк или офис, вкалывать, все строить заново, а Алешу нагнал довольно рано начавшийся кризис среднего возраста. Офисным планктоном становиться не хотелось, на Гоа махнуть – денег не было, и Алеша, пропивая предпоследние деньги в «Парашюте», внезапно решил нюхнуть Зоны.

Ну а дальше все было просто. Подойти к завсегдатаю из сталкеров. Напроситься в команду. На последние купить снарягу. Вернуться живым, это Алеше казалось, что просто – по неопытности и молодости, я-то знал, возвращаются не то что не все – хорошо если один из десяти. И захотеть продолжения.

А тут – легендарный Пригоршня.

Ну а вдруг?!

– Вдруг, – согласился я. – Как раз набираю команду. Правда, нубов брать не хотел… Но ты вроде парень толковый, хоть с биткойном и лоханулся. Ты не переживай. В Зоне мозги – не главное, точно тебе говорю.





* * *


С Алешей нас было двое. Это не решало проблему с командой. Бар постепенно наполнялся – я потягивал уже безалкогольное и развлекал нового напарника байками из Зоны. Входящие разглядывали нас, с Алешей здоровались, мне сдержанно кивали.

Я изучал сталкеров и сочувствующих. Народец был разный – ну так и Зона для каждого своя, всегда разная. К кому-то, как к Химику, – добрая, к кому-то жестокая. Ее и любят, и ненавидят, и все мы не можем без нее. Вывести сталкера из Зоны? Легко. Но вывести Зону из сталкера?..

– ПРИГОРШНЯ! – заорали от входа так, что я вынырнул из мыслей и аж подпрыгнул.

Эту парочку я знал, хотя и не близко: расхлябанный, весь как на шарнирах, долговязый Брют и квадратный, основательный Ржавый, абсолютно лысый, даже без ресниц и бровей, но весь в конопушку, как ржой поеденный. Пересекались мы несколько раз, и дружбы не завязалось, но и врагами не были. Брют и Ржавый – из категории всехних приятелей, комический дуэт, а сталкеры скорее слабые, чем даже середнячки. Вот они точно к наркотикам не причастны – старая гвардия.

Брют уже сжимал меня в объятиях, тряс и тискал – несмотря на худощавость, силы он был приличной. Ржавый мялся рядом, изредка вставляя в восхищенный монолог друга:

– А заматерел-то. А? Ну бывает. Надо же. Пригоршня.

– Пива всем! – кричал Брют. – Нет! Шампанского! Брюту!

– Уймись, – я отлепил знакомого от себя. – Я тут по делу.

Брют заткнулся и уставился на меня, изредка мигая.

– Набираешь команду? – тихо спросил Ржавый. – За хабаром?

– Не все так просто. Да вы присаживайтесь. Алеша! Ну-ка сходи на стойку за кофе. Варят здесь кофе? Вот за ним. Черный с молоком.

Дождавшись, пока нуб уйдет, я коротко обрисовал ситуацию и пообещал приличное вознаграждение каждому.

– Алеша – хороший выбор, – согласился Ржавый. – Он умный.

– Сколько еще человек нужно? Нет, подожди, не говори. Я сам тебе скажу, а потом уже скажешь ты. Ржавый, помолчи, я буду говорить! – сквозь трескотню Брюта пробиться было тяжело, а добраться до сути – почти невозможно, но в этот раз Брют оказался краток. – Пригоршня, возьми нас в команду! Ты – главный, Алеша – нуб, мы – команда, ты знаешь, мы не подведем.

Я поскреб в голове. Брют продолжал говорить, Ржавый поддакивал ему, но мне надо было подумать. Это, конечно, удача. И с дуэтом приятелей нас уже четверо, а пропуск в Зону – на пятерых, одного-то еще мы найдем без проблем. Сталкеры они удачливые (это важно): если столько лет ходят и до сих пор живы и целы-то. И Алешу знают. Сплошные плюсы. Интуиция не возражала, рассудок – тем более. Брют продолжал что-то говорить, размахивая руками и вращая глазами. Я дождался, пока от бара вернется Алеша, и сказал:

– Хорошо. Вы идете с нами. Но нам нужен пятый – если пропуск на пятерых, а в команде четверо, на КПП могут возникнуть вопросы. Есть у вас кто на примете?

Официант, принесший кофе, поставил передо мной чашку и внезапно вклинился в разговор:

– Я.

Мы все уставились на него. Все бы ничего, но…

– Берримор, ты, блин, уверен?!? – выпалил Брют, у которого язык работал быстрее мысли.

Официант с достоинством выпрямился, кивнул, поправил очки. Его седые волосы лежали аккуратно – волосок к волоску.

– Пусть будет Берримор, – согласился он. – Конечно, я уверен, иначе не предлагал бы свою кандидатуру.

– Дед, – проникновенно сказал Ржавый, – ты там сдохнешь.

– Дед, как вы выразились, в таких местах не сдох, что Зоны не боится.

– За барной стойкой, что ли? – Брют, конечно, хамло, но у меня возник тот же вопрос.

– Вы, молодой человек, наивны. Я не официант. Я – хозяин «Парашюта». С вашего позволения, я присяду.

Берримор подвинул стул и сел – спина оставалась абсолютно прямой. Он обвел нас строгим взглядом поверх очков и добавил:

– Можете звать меня Берримор, раз так легло на язык, но можно и по званию – Полковник. Воздушно-десантные войска, если вам интересно. Когда ушел в отставку, открыл этот бар. Периодически… наблюдаю. Вас я знаю: Брют, Ржавый, Алеша. А вы – Пригоршня, как все слышали, насколько помню, тоже десантник. Почти коллега. И если вы набираете команду, я хотел бы принять участие в экспедиции.

Мне он понравился. Просто понравился спокойный, серьезный дядька с солидным жизненным опытом и иронией в серых глазах. «Фигура отца, – сказал в моей голове Химик, – прям классика». Химика я быстренько заткнул и потянулся через стол пожать руку Полковнику.

– А почему бы и нет? Ну, команда, раз все в сборе, давайте приступим к обсуждению.





Глава 10

Химик. К цели




Проснулся я от того, что Самкин запаниковал и принялся ходить от одного заколоченного окна к другому, причем делал он это, не заботясь о том, что люди спят, – громыхал подошвами, вполголоса кого-то материл, луч налобного фонарика метался от стены к стене. Похоже, его суета потревожила меня одного: Коба продолжал храпеть так, что дрожал дом, Джига не храпел, а свистел, как закипающий чайник. Труба спал бесшумно.

Вскоре я понял, что так взволновало Самкина: что-то крупное бродило вокруг дома. Когда Самкин замирал с дробовиком наизготовку, было слышно размеренное дыхание, треск сминаемых веток и сухой травы. Почему-то казалось, что если это нечто захочет ворваться в дом, то без труда вырвет ставни с окон и саму дверь, но оно почему-то не спешило – нарезало круги, принюхивалось, выжидало.

Н-да, не очень приятно спать, когда понимаешь, что вот-вот сюда может вломиться неизвестный хищник. Из крупных на ум пришли верлиоки, колоссы и упыри, но они шумные и вряд ли стали бы подкрадываться.

Кукловод?!

Этот исподтишка работает, но для того, чтобы завладеть чьим-то разумом, ему нужно сперва установить контакт. Взрослая особь и через доски дотянулась бы до сознания Самкина, а вот молодой надо примериться. Самкин неглуп, чтобы его подчинить, понадобится время, наверное, он даже ощутит «взлом» и успеет спастись с помощью арта «колпак».

– Самкин! – тихонько позвал я. Он вздрогнул, скосил на меня глаза. – Нужен «колпак» на случай, если это кукловод.

Испуг мгновенно слетел с моего попутчика, он покраснел и вызверился:

– Еще раз меня так назовешь, я не посмотрю на твои седины…

– Ладно, не буду. Ну ты и неадекватный! – я постучал по лбу. – Там кукловод бродит, а тебя мои седины тревожат!

Самкин выдохнул и вроде успокоился.

– Тьфу ты, и как я сразу не догадался… А вдруг не он?

– Сходи проверь.

– После «колпака» мы будем уставшими и бесполезными, весь день насмарку. Наверное, ты прав – лучше посмотреть, кто там бродит.

– Но «колпак»…

– Да, все равно нужен.

В дверь тихонько поскреблись, и мы вздрогнули одновременно. Самкин принялся доставать из контейнера «колпак», нервно оглядываясь на дверь.

– Помоги… – забормотали детским жалобным голоском. – Сталкер, помоги! Мне стра… Ой, ой-ой-ой-ой… Мама, мамочки! Помогите! – затрещала трава, и издали донесся душераздирающий крик. – А-а-а-а-а-а!

– Тьфу, пакость! Пересмешник! – Самкин сплюнул на пол.

Джига заворочался и обругал мутанта, храп Кобы стих, только Труба по-прежнему не подавал признаков жизни. Пересмешники обладали слабым даром внушения, если ты заподозрил неладное, то уже не поддашься ему, но застигнутые врасплох одиночки верили ему и спешили на зов.

Самкин стоял спиной ко мне, лицом к заколоченному окну, отражался в стекле – взъерошенный, бледный, подсвеченный синеватым фонариком. Его локоны слиплись от дождя и повисли неопрятными сосульками.

– Пакость, – повторился он, тряхнул волосами. – Пересмешники не могут ничего придумать, могут только повторить. Значит, он такой старый, что видел ту девочку? Или у мутантов что-то типа коллективного сознания?

– Он мог услышать мутанта, который слышал пересмешника, слышавшего девочку. Они передают фразы из поколения в поколение, учат детенышей.

– Детенышей… – задумчиво проговорил Самкин. – Никогда не видел их. Прячутся, что ли?

– Да, мы недавно выкосили семейство упырей с двумя детенышами. А поначалу думал, что мутанты приходят вместе со всплесками – нет, размножаются. Прячут детенышей.

– Да заткнитесь вы уже! – возмутился Джига, перевернулся набок.

– Помогите! – зашелся криком мутант. – А-а-а-а-а!

– И ты заткнись! – Джига рывком сел, потряс кулаком. – Сука. Застрелю!

Самкин протянул ему дробовик:

– Как раз твоя очередь, я – на боковую.

Джига выругался. Я решил повременить со сном – вдруг он что-то знает о веществе, про которое говорил Пригоршня. Джига протопал к куртке, висящей на гвозде, пощупал ее и скривился:

– Мокрая.

Заплакал мутант, застонал, его стон начал отдаляться, отдаляться и вскоре затих. Что-то рыкнуло вдалеке, донесся визг, оборвавшийся хрипом. Вздохнул Коба, укутал голову спальным мешком и возмутился:

– Выспишься тут! Хрена с два.

Самкин залез в мешок и замер, а вскоре и засопел. Захрапел Коба, и мы с Джигой остались один на один. Он покосился на меня и прошептал:

– Дрых бы ты, завтра весь день идти. Когда не выспишься, реакция хуже, а нам нужны твои особенности.

Я не стал ходить вокруг да около и спросил:

– Скажи мне, Джига, что ты знаешь про вещество из нашей лаборатории, которое поставляют в большой мир, чтобы убивать детей?

Узкие глаза Джиги сделались круглыми, он шумно поскреб в затылке и выдал:

– Ничего. Потому что ничего такого нет, с чего ты взял вообще? Чтобы Иггельд… – он помотал головой. – А если бы и было, то я кто? Наемник. Если ты не знаешь, то куда уж мне.

И правда, откуда ему знать, подумал я, заворачиваясь в спальник. Или с чего рассказывать об этом мне? И вообще, зачем я об этом думаю? Мне нужно спать, беречь силы, потому что времени у меня осталось совсем мало. Скорее всего, следующий рецидив станет последним.

Перед рассветом меня еле растолкал Труба, молча залез в спальник, и его сипение утонуло в храпе Кобы. Пересмешник не дождался нас и ушел в поисках новой добычи. В забористый храп то и дело вплеталось кваканье лягушек и заупокойный крик болотной птицы.

Наверное, опустился туман, сырость просачивалась в щели и пробирала до костей. Вещи не просохнут, будем в сыром рассекать. По-хорошему растопить бы костер и хоть немного просушить их, но в этой хижине не было очага.

Перед рассветом самый крепкий сон и сложнее всего бороться с усталостью. Когда я начал клевать носом, пришлось встать и ходить из угла в угол. Паршиво, что не отдохнул…

Раньше мне хватало четырех часов сна, я мог целую неделю спать ночью по четыре часа без ущерба для скорости. Теперь же дохну, как старик. Сборка, ради которой мы идем в поход, даст мне здоровье, но вернет ли она мне молодость, четкость восприятия, выносливость, стопроцентное зрение? Нет ничего отвратительнее осознания, что твое тело работает не в плюс, а начинает терять, минуты будто бы вытекают их тебя…

Я оперся спиной о деревянную стену, луч налобного фонарика остановился на противоположной стене. Терпеть не могу стоять в карауле – волей-неволей начинаешь задумываться о бренности бытия.

Лучше еще раз продумать маршрут. Я сел, разложил на бедрах карту, мысленно провел линию от бункера к Дмитрову. Если идти напрямую, будет сорок километров, но нам нужно сделать круг, потому что на западе, в десяти километрах от Дмитрова, тоже болота, но места там гиблые: упыри кишат и шатуны, причем их там несметное множество.

Нас больше интересует местность севернее самого Дмитрова, сталкеры говорят, что после всплеска там относительно безопасно. Если препятствий на пути не будет, к вечеру должны добраться до Автополигона, а там множество мест, где при необходимости можно спрятаться от всплеска или переночевать, запершись в бункере или каком-то помещении.

Последний всплеск был три недели назад. Обычно они идут с периодичностью полторы-две недели, скорее всего следующий будет мощным или несколько всплесков последуют друг за другом. Ни первое, ни второе не радовало, потому что во втором круге всплески всегда сильнее.

На всякий случай я пометил места, где были подходящие убежища, но если всплеск застанет в лесу или на дороге, где негде спрятаться, – мозги спекутся и никакой «экран» не поможет.

Значит, первый день мы тратим, чтоб добраться до Автополигона. Там ночуем и с утра отправляемся ловить «пузырь». Нужное болото в десяти километрах от Автополигона. Допустим, за два дня у нас получится разрядить «пузырь». Я поставил жирную точку среди болот и от нее прочертил пунктир к Талдому. «Теслы» стационарны и все время появляются на этом участке.

Надо, чтобы всплеск повременил и не перетасовал аномалии, а то придется еще и «теслу» искать.

В полпятого я разбудил команду, подождал, пока все раскачаются, поделился планами на грядущий день. Затем мы перекусили и принялись облачаться в мокрую одежду. Самкин ворчал, Джига и Коба ругались, Труба преодолевал трудности смиренно.

– Идем в том же порядке, что и вчера: я первый, за мной Джига, он внимателен и заметит, если вдруг я что-то пропущу. Замыкать будет Коба, у него отменная реакция. Труба и… Андрей, я пока не знаю, на что вы способны, потому будете в середине.

Самкин пожал плечами, надел рюкзак и взял АК:

– Нам же лучше. И безопаснее.

Мой «Крис» поначалу притягивал взгляды и был предметом зависти, ведь все вооружились простыми и надежными АК, но вскоре к нему привыкли, как привыкают к новому члену команды.

Все-таки хорошая снаряга незаменима. Мои штаны и куртка «дышали», мышцы разогрелись при ходьбе, и влага начала выходить, скапливаясь мелкими каплями на поверхности и паруя, остальные мучились в промокших вещах, которые не спешили высыхать, потому что было сыро и туманно.

Когда туман плотный, лучше переждать, пока видимость более-менее нормализуется, – в нем рыщут упыри и ночные твари, такие, о каких я даже не догадываюсь. Сейчас же это была скорее морось, которая обещала осесть к моменту, когда взойдет солнце.

С одной стороны, такая погода хороша – взвесь капель выдает многие аномалии, но с другой – было холодно, а если еще и ветер подует, мы замерзнем, и придется двигаться быстрее. Даже новичок знает, что скорость в Зоне важна только, когда ты убегаешь от мутанта или от всплеска, во всех остальных случаях она увеличивает вероятность во что-нибудь вляпаться.

Тишина стояла такая, что было слышно, как с деревьев срываются капли, и хруст веток под ногами уподоблялся выстрелу. Трение вещей, топот заставляли все время прислушиваться, я как ведущий должен был не только за аномалии отвечать, но и первым обнаруживать мутантов, потому что рисковал попасть под удар больше всех.

Полчаса мы шли сосновым лесом, таким высоким, что темные стволы вверху таяли в тумане. Потом уперлись в непролазную вырубку и вынуждены были идти вдоль нее на север, пока не найдем, куда повернуть. Не выйдет у нас двигаться по прямой, слишком много на пути препятствий. В лучшем случае получится зигзаг, в худшем – кривая с множеством петель.

– Или мне кажется, или мы идем не туда, – прогудел Труба.

– Нам надо повернуть, но пока некуда.

– Факучие вырубки! – возмутился Самкин. – Ни хрена мы не повернем, потому что вырубка везде такая, и дальше тоже. Проще остановиться и проложить себе дорогу. Скоро поля зарастут, то же самое будет.

Я остановился, посмотрел на темную полосу деревьев, спаянных с малинником, уходящую в туман, и согласился с Самкиным:

– Пожалуй, так мы и сделаем. Деревья стоят далеко друг от друга, а малинник и крапиву вырубить не так уж трудно. У кого тесаки?

Джига улыбнулся, снял рюкзак и закатал рукава, вытащил из ножен тесак в форме клюва хищной птицы, с кровостоком и надписью на немецком. Джига поиграл ножом и не удержался от хвастовства:

– Нож офицерский трудового фронта, прадед у пленного немца отбил, а теперь он мой! Вы меня прикрывайте, да? Химик, что там, – он махнул на вырубку, – с аномалиями?

Я вплотную подошел к малиннику, прислушался к ощущениям.

– Метрах в пяти чисто.

Джига приступил к расчистке территории с рвением, грохотом и треском. Коба не удержался от комментария:

– Мне прямо страшно за старушку Зону. Прешь, как танк!

Меня посетило дурное предчувствие. Чаще всего предчувствие – не мистическое нечто и сигнал свыше, а работа наших органов чувств. Они анализируют ситуацию, мозг обрабатывает ее и находит подозрительные элементы, которые сознание игнорирует, посылает сигналы тревоги. Что же не так? Я огляделся, прислушался, принюхался и вдруг понял: мы в пути уже почти час, но нам не встретился ни один мутант. Я поделился мыслью и добавил:

– Как перед всплеском, когда все живое прячется.

– Не угодишь тебе, – сказал Самкин. – Есть мутанты – плохо, нет – опять плохо. Аномалии ты чувствуешь, а всплеск можешь?

– Появляется волнение, и все.

Самкин замер и поднял указательный палец, лицо у него стало сосредоточенным, словно он решал сложную задачу.

– Тссс! Слышите?

Мы завертели головами, силясь обнаружить взволновавший его источник звука.

– Жабы квакают! – радостно выдал он. – Значит, никакого всплеска не будет! Все нормально, нам просто везет, со мной так часто бывает!

– Я бы таким не хвастался, – мрачно заметил Труба и прихлопнул на лбу комара. – Ты оптимист, Андрюха. В Зоне правильнее быть реалистом. Если мутантов нет и даже никто нигде не орет, значит, их отсюда что-то выгнало.

– Ыли кто-то, – предположил глядящий на ПДА Коба, когда он нервничал, у него прорезался восточный акцент. – Радиация в нормэ, вроде бы все в нормэ.

Пока мы делились мыслями о том, кто же пожрал мутантов, Джига добрался уже до опоры ЛЭП, я его остановил, убедился, что дальше нет аномалий, и Джига приступил к вырубке с удвоенным рвением.

Мои мысли заняло существо, питающееся мутантами. Ничего из известного на ум не приходило: мутанты сосуществовали друг с другом. Упыри жрали норушников, норушники объединялись и забивали упырей, колосс всех понемногу топтал, но чтобы появился тираннозавр, который всех поборол…

В водоемах близ Дубны, говорят, завелось земноводное… или пресмыкающееся, которое нападает на все, что движется, но далеко от озера оно не отходит и в нору, где отсиживаются норушники, залезть не может. Мутанты сильны и агрессивны, один вид не может уничтожить все.

Очень хотелось верить в элементарное везение, но в Зоне лучше так не рисковать, потому мы удвоили осторожность и стали искать на влажной почве отпечатки лап неведомого монстра.

Радостный возглас «Йо-хо» известил о том, что Джига справился с малинником и протоптал нам дорогу, мы цепью двинулись за ним, его рюкзак тащил Коба. Проход был узким, ветви кустов хватали за одежду и норовили вырвать из рук оружие, Коба пыхтел и ругал рюкзак Джиги последними словами.

За вырубкой простиралась заболоченная поляна, покрытая толстым слоем мха. Мы срезали себе по щупу и двинулись к лесу. Я, как обычно, шел первым, перепрыгивал с кочки на кочку, выцеливал подозрительные участки, но мутантов по-прежнему не было, зато лягушки тут кишели, шлепались в лужи и даже нырять не удосуживались.

Я все время оборачивался, проверял, на месте ли Самкин, потому что он меньше всех внушал доверие, но сталкер-неженка держался молодцом и даже помогал перегруженному Джиге. В нем будто бы уживались два человека: изнеженный позер-истероид и опытный вояка, который появлялся, когда Самкин думал, что на него не обращают внимания.

Никто не провалился в топь и даже не промочил ног. В лесу все выдохнули облегченно и двинулись на восток, в сторону Дмитрова. Джига сказал:

– Если так пойдет дальше, мы не уложимся по времени. Мы только до Талдома пять дней будем идти и столько же – назад.

– Мы договаривались о пяти днях, – подхватил тему Труба. – А получится, что заплатили за пять, а бродить мы будем десять.

Я его успокоил:

– Не переживай, никто вас не обидит. Главное, думай об опасности, а не о том, что тебя кинут, тогда все будет…

Я остановился, ощутив уже знакомое покалывание, словно по телу бежит электрический ток. Расслабляться в Зоне нельзя, надо, чтоб внимание всегда было на пределе, а я не выспался и теперь «плаваю». Чертова болезнь! Как бы хотелось вернуть себя прежнего, отвратительно быть размазней.

Джига чуть в меня не врезался и проворчал:

– Чего ж ты так резко-то?

В лицо теплом дышала «микроволновка», еще шаг, и меня бы поджарило. Снизу вверх, обтекая невидимый кокон аномалии, поднимались воздушные массы и шевелили пряди волос. Нужно иметь опыт, чтобы заметить ее. По форме она напоминает кокон, соприкасающийся с землей тонкой ножкой, причем кокон этот прозрачен, обнаружить его сложно, кажется, что впереди испарения, искажающие картину.

– Чего стоим, кого ждем? – спросил Самкин.

Разряжать «микроволновку» посреди леса опасно – может начаться пожар, потому я решил ее обойти. Согласились все, кроме жадного до артефактов Джиги.

– Вы идите, – проговорил он и облизнулся, подкидывая гайку на ладони.

Когда мы отошли метров на сто, донесся треск, потянуло паленым. Вскоре нас догнал довольный Джига, погладил контейнер:

– Еще один «гематоген». Кажется, что ерунда, а в большом мире за десятку сдать можно, а десять штук – это месяц жить можно.

– Раз девушку в кабак сводить, – фыркнул Самкин.

Все расслабились, кроме Трубы, поглядывающего по сторонам. Наверное, только он и я думали о существе, которое выжило с этой территории всех мутантов. Очень хотелось верить, что оно ночное, и мы успеем уйти, прежде чем оно выберется обходить свою территорию.

В сосняке, где почти не было подлеска, вычислять мутантов удобнее – пространство хорошо просматривалось. Мысленно я определял такие места как дружественные человеку, а вот очередная вырубка, преградившая нам дорогу, не то чтобы недружественная территория, как, например, населенные зомбаками топи, но – малоприятная.

Джига со вздохом снял необъемный рюкзак и отправился работать дровосеком, но Труба остановил его:

– Подожди! Кажется, кто-то тут уже пытался пройти, я вижу дорожку в вырубке. Джига сунул тесак в ножны и бросил гайку аж до предполагаемой тропинки, удовлетворенно кивнул и с автоматом наизготовку зашагал туда, но вместо того чтобы позвать нас, он замер и прицелился перед собой.

– Что там? – крикнул Коба.

Вместо ответа Джига вскинул руку, а затем приложил палец к губам – молчи, мол. Мы цепью двинулись к нему. Вместо того, чтобы ждать нас или идти дальше, Джига принялся кружить по поляне, как охотничий пес, потерявший след.

Мы остановились в нескольких метрах от него, и я почувствовал кисловатый химический запах.

– Доставать противогаз? – спросил Самкин. – Ядовитые испарения?

Одному ему нужно было противогаз – доставать. У нормальных сталкеров он висел на груди. У Джиги, наверное, и запасной был.

– Если бы испарения были ядовитыми, Джига бы уже валялся, – успокоил Коба и обратился к напарнику. – А ты чэго носишься?

Джига указал на тропинку:

– Это сделали не люди, посмотрите! Только не топчите здесь, я следы ищу.

Ветки малины были срезаны и аккуратно сложены поверх острых палок, кое-где ветки соседних кустов свешивались, и получался тоннель, где запросто пролез бы волк, а вот кабану было бы уже тесновато. Джига сел на корточки, отодвинул срезанные ветки и присвистнул, поглаживая будто бы оплавленный срез:

– Вы только посмотрите! Как будто ножом срезали и какой-то химической хренью отполировали! Везде такие срезы, кто это мог сделать?

Ни у кого не нашлось версий. Воцарилась тишина. Самкин за моей спиной шумно поскреб затылок, все сели на корточки, но следов на опавшей хвое не было, хвоинки просто сдвинули и примяли.

– Давайте уже пойдем, – предложил Труба. – Если бы оно сторожило свою тропинку, то десять раз напало бы на нас.

Его поддержал Самкин:

– И правда давайте идти! Хотите, я пойду первым. Нету там никого! А если и есть, то даже колосс не устоит перед гранатами, а это поработал точно не он.

– Не нарушаем строй! – распорядился я и зашагал вперед.

Все были на пределе, готовые в любую секунду отразить нападение. Утешала мысль, что листья малины уже почернели, значит, неизвестный мутант поработал тут давно, он мог покинуть ареал обитания, попасть в аномалию, пасть жертвой кого бы то ни было.

С грохотом и треском с деревьев вспорхнула ворона и получила порцию свинца, рухнула вниз и застряла в сосновых ветвях.

Кислый запах усилился, но не удавалось найти его источник, им словно была пропитана сама земля, он напоминал о том, что здесь чужая территория, мы нарушили чьи-то границы.

За вырубкой была борозда, по которой текла дождевая вода, на затвердевшей ее поверхности мы обнаружили три колеи: одна длинная и глубокая, с нечеткими краями, будто что-то волокли, и справа и слева от нее – по щетинистой борозде с острыми полосками от когтей и ямками от огромных игл.

– Это что же тут прошло? Верлиока? Вы посмотрите, какой коготь! – восхитился Коба.

От Самкина поступило здравое предложение:

– Давайте уже валить.

Без лишних слов я по грязи зашагал в лес. Следы неизвестного существа шли параллельно, а потом забрали левее. Воображение рисовало тварь с единственным когтем на всех четырех лапах. Это могло быть что угодно, воображение подсовывало картины одна безрадостнее другой.

Инстинкт самосохранения гнал прочь от неизвестной опасности, но за каждым поворотом поджидала опасность известная – аномалии, потому вопреки желанию мы шли не спеша.

Между сосновых стволов замаячила просека, замелькали березовые стволы, и мы устремились туда. Сам вид белых праздничных берез внушал безопасность. Но вскоре стало ясно, что мы ошиблись, потому что в этом лесу, на поляне между сосняком и березовой рощей не так давно кипел бой.

Вот воронка от взрыва гранаты, пулями посечены стволы сосен, вот след подошвы…

Судя по валяющемуся посреди поляны рюкзаку, бой закончился не в пользу человека. Удивительно, но крови не было. Я присел над рюкзаком, скривился от того самого кислого запаха, погладил срезы… Рюкзак срезали с человека, лямки валялись отдельно. А так же срезали ножны, патронташ, подсумок и контейнер для артов.

– Одиночка не смог отбиться, – проговорил Самкин.

Жадный Джига, едва не облизываясь, направился к рюкзаку.

– Прекрати! – скомандовал я. – Мы уходим. Если прикоснешься к рюкзаку, считай, что ты больше не в нашей команде.

Джига повернулся вместе со своим гигантским рюкзаком:

– Но там может быть много полезного…

– Цель нашего похода другая, – напомнил я и направился дальше в лес, Джига топал сзади, всем своим видом выказывая недовольство.

Кобе было чуждо крохоборство, и он подтрунивал над напарником:

– Представляю, каким жадным ты был бы чиновником. У тэбя был бы самый нищий регион. Ты прирожденный налоговый инспектор…

– Замолчи, а то я разозлюсь.

Самкин и Труба в перепалку не вмешивались. Я то и дело сверялся с компасом, не забывал поглядывать и на счетчик Гейгера – пока все было в пределах нормы. Все, кроме того, что тридцать килограммов за спиной тянули к земле. Обидно признавать, что твой организм изнашивается, и ты начинаешь сдавать позиции. Еще немного, и придется применить радиоактивную «облегчалку».

– Привал, – скомандовал я, скинул рюкзак, отстегнул флягу и сделал глоток красного вина, затем отстегнул контейнер, но вместо того чтобы достать арт, схватился за «Крис», потому что вдалеке между стволами уловил движение.

Донеслось едва заметное «ц-ц-ц-ц» – цокот коготков?

Возможно, нам придется убегать, потому я все-таки активировал «облегчалку» и скомандовал:

– Цель слева. Будьте готовы.

«Ц-ц-ц-ц» донеслось уже с другой стороны.

– Отступаем, – скомандовал я. – Не знаю, кто это, но нас окружают.





Глава 11

Пригоршня. На низком старте




Засиделись мы часов до трех ночи, бар уже закрылся, точнее, Полковник его закрыл своей волей, мы остались единственными посетителями и изрядно проредили пивную коллекцию нового товарища. Впрочем, никто не напился. Полный вдохновения, я взял такси и отправился домой. Даже мысли о Зоне помогали мне, безнадега отступила, появился азарт охотника, собирающегося на кабана. Или сталкера, идущего за хабаром.

Во сне я уже был в Зоне, почему-то с Химиком, и сидели мы в каком-то овражке, мокрые, грязные, комары нас доедали, а по краю, треща кустами, бродила какая-то пакость – комья влажной земли сыпались сверху, слышно было, как хрипит и хрюкает, втягивая воздух, отродье Зоны, у Химика было очень бледное, отчаянно-веселое лицо с застывшей улыбкой смертника, и я чувствовал тот же кураж, ту же готовность умереть хоть сейчас, без сожаления. Комары зажирали, пищали все громче, я открыл глаза в собственной спальне – и не мог понять, что происходит.

Во-первых, почему (посмотрел на часы) я проснулся в шесть тридцать утра. Во-вторых, что меня разбудило. В-третьих, где моя жена?!

Смерть Дени. Автобус в Крым и горячие губы Леси. Подготовка к экспедиции… Стоп, так это мой телефон на виброрежиме так зудит! Вот что меня разбудило!

Я принялся шарить по тумбочке, сшибая все. В ушах стучало: что-то с детьми, что-то с детьми!

– ЧТО?! – рявкнул я в трубку, даже не посмотрев, кто звонит.

– Э… Никита… Э… – кажется, на Литвинова наорали впервые в жизни, и он оторопел. – Кхм. Никита Ильич, важное дело у меня к вам. Безотлагательное. Можете меня принять?

– За кого? – вместе с адреналином вытекли все мысли, оставив ватную слабость в теле и мозгах.

С семьей все в порядке, это Литвинову неймется.

– Кхм. Я понимаю, час ранний. Я внизу, у вашего парадного. Консьерж отказался звонить вам в квартиру и пускать без приглашения. Не велено. Впустите меня, пожалуйста.

Что ему надо в такую рань? Отобрать пропуск, потому что Серый-Борода настучал? Вероятнее всего… только это меня не остановит. Ходил я в Зону безо всяких Литвиновых, схожу и в этот раз. И оружейники его мне не нужны – своими контактами с мужиками обойдемся.

Но я не угадал. Литвинов прошел на кухню, смиренно принял из моих рук черный кофе и сообщил:

– Никита Ильич, у меня появилась возможность помочь вам с маршрутом. Не посылать наугад. В мои руки попала информация, что окопавшийся в Зоне наркокартель посылает свою экспедицию, цель которой – совершенствование, если можно так выразиться, наркотика.

Кулаки сами собой сжались. Вот гады.

– И у меня есть старый контакт… я его сейчас поднял и расконсервировал… он будет вам сливать маршрут. Вы немного отстаете, просто по времени – они вышли сегодня утром. Но я надеюсь, что, если вы выйдете не позже, чем завтра в обед, вы их догоните.

– Как именно он «сливать» будет?

– Элементарно: на ПДА. Вы набрали команду?

Не хотелось мне контроля Литвинова, не хотелось перед ним отчитываться – но деваться некуда. Если нам нужно выйти уже завтра – у меня нет времени искать обходные пути, придется действовать по его указке, по крайней мере, до Периметра. Потом-то до меня Литвинов не дотянется. Хотя одно же дело делаем, а вот с души воротит с ним работать.

– Набрал. Слушай… те. Есть ли какие подробности: кто идет, зачем и куда… И кому на ПДА, – я потряс головой, закружившейся от обилия информации. – Кому на ПДА будут приходить контакты? Да, и главное – вам какая с этого выгода? Чего вдруг взялись помогать, посреди ночи приехали? Ради справедливости? Не верю.

Литвинов смотрел удавьим немигающим взглядом, будто бы решая, говорить мне или нет. Сплел пальцы на столе, поджал губы, помолчал с полминуты и выдал:

– Все гораздо хуже, чем думалось сначала. Работает не просто группировка в Зоне, работает, не убоюсь этого слова, мафия.

Начало попахивать тарантиновщиной, и я невольно хмыкнул. Мог бы слово посерьезнее подобрать.

– Насколько понял, ты с Соловьевым об этом деле не успел поговорить.

– Только с Кваснюком.

– Это очень хорошо, потому что… Есть подозрения… – Литвинов уставился на меня выжидательно.

– Соловьев?! – я почувствовал, как глаза лезут на лоб.

– Только подозрения. Есть ряд причин, по которым я не могу ему полностью доверять. Причем «Руна» эта так прячется, что даже мне с моими связями сложно выяснить детали. Вот мой интерес – выяснить, причастен ли Соловьев к этим убийствам, и если это так, то как такому человеку доверить партию?

Навалившаяся было усталость схлынула, я откинулся на спинку стула. Литвинов продолжил:

– Ты нужен мне, я нужен тебе, никто никому ничего не должен. В Зоне ты более компетентен, карты тебе в руки. Насчет подробностей. Есть информация, что существует сборка, которая усилит действие наркотика в разы, он перестанет быть смертельным, станет даже скорее полезным, но люди будут управляемыми. Так вот, вчера из Клина выдвинулась экспедиция за артефактами для сборки. Конечная точка маршрута – Талдом, промежуточная – Автополигон, мой человек еще не отписался о деталях, сам понимаешь, опасно. ПДА, куда будут приходить сведения, получишь при предъявлении пропуска.

– Нда-а-а, – протянул я, протопал к холодильнику, налил молока и поймал себя на мысли, что не могу отделаться от тошного ощущения, что меня предали, причем дважды. Причастен ли Соловьев? Вполне возможно, он власть любит.

Артефакты, сборки, экспедиция… Кто у нас специалист по сборкам? Твою ж мать! Не сдержав злости, я ударил рукой по столу, поставил напротив Литвинова стакан молока, осушил свой. Причастен ли Химик? Кто его знает. Начнем с того, зачем это Химику? Он совсем свихнулся и теперь проводит опыты на людях? Не похоже это на него.

– Спасибо, но мне лучше кофе. – Литвинов вытянул шею, как гриф, следящий за добычей. – Что-то случилось?

Я не спешил отвечать, нажал на кнопку кофейного аппарата, сел напротив.

– У вас есть информация об участниках экспедиции? – поинтересовался я.

– Вас интересует, есть ли среди них ваш бывший напарник Андрей Нечаев? У меня нет такой информации. Возможно, она поступит на ПДА.

Соврал? Или правда не знает? Пискнул аппарат, я поставил чашку кофе напротив Литвинова, скрестил руки на груди.

Особист не спешил. Понюхал кофе, пригубил, щелкнул языком:

– Великолепный! Не то что в том кафе! Можно, я буду к вам на кофе ездить… Шутка. У вас очень уютно! Кухня, как на выставке… О, у меня холодильник той же фирмы! Две тысячи долларов, но десять лет гарантии.

– Жена выбирала, – мрачно проговорил я. – И дизайн сама придумывала…

– Ладно, вернемся к нашему разговору. Как мне кажется, правильнее будет не догонять команду оппонентов, а подкараулить и отобрать артефакт. Ну, а что будет с людьми – это на ваше усмотрение. Хотите, выпустите им кишки, хотите, передавите, как вшей, – он улыбнулся, а мне сделалось не по себе. – Вы собирайтесь, а мне, пожалуй, пора. Спасибо за гостеприимство.

Говоря моими фразами, особист дал понять, что слушал мои разговоры и знает обо мне все. Спасибо, предупрежденный вооружен. Радует, что мы с ним в одной лодке и что я не успел поговорить с Соловьевым. Проводив незваного гостя, я уселся за стол переваривать информацию.

Неужели придется воевать против Химика? Литвинов подумал, что я откажусь выступать против друга, и скрыл информацию. Или… Да зачем Химику вообще туда идти? Послал наемников, и дело в шляпе. Но все равно рано или поздно наши пути пересекутся.

Можно ли доверять Литвинову? Нет, но воспользоваться его помощью – вполне, он хочет сместить Соловьева, для этого нужны доказательства, которые могу предоставить только я. Союз «змея и черепаха», причем черепаха – я.

Распрощавшись с неприятным гостем, я проверил мессенджер – от Леси последнее сообщение было: «Наконец-то уснули, я тоже спать! Спокночи! :-*» Звонить или писать не стал – в такую рань зачем человека дергать. А вот команду поднял безо всякого зазрения совести.

Брют и Ржавый мне на закупке особо нужны не были, их я отправил за сопутствующими товарами – разберутся, не маленькие. А вот Алешу как салагу и Полковника как человека с пусть не сталкерским, но офигенным опытом, взял с собой в клуб «Один».





* * *


Клуб военно-исторической реконструкции (КВИР) располагался на территории давным-давно заброшенного завода неподалеку от парка Победы. Вопреки ожиданиям, огромную территорию на Кутузовском не застроили элитным жильем, а просто поделили – и теперь в корпусах завода проводили дискотеки и всякие модные перформансы, а административные здания занимали сотни фирм, фирмочек и частных предпринимателей.

Полковник сохранял беспристрастный вид, чернокожий Алеша вертел головой, щурился – видимо, его удивлял этот заповедник в центре Москвы.

Реконструкторов загнали в цокольный этаж. Я спустился по узкой лестнице и уперся в железную дверь, украшенную изображением недоброго одноглазого бородача в рогатом шлеме. Один, чей-то там бог, надо полагать. Постучал.

– Кто приперся? – ласково осведомились через динамик.

Я задрал голову, нашел камеру и помахал:

– Я от Литвинова. Пригоршня. Со мной мои люди. Полковник и Алеша.

Динамик замолчал, зато заскрипели засовы. И ну никак не соотносились сложные щелчки, поскрипывания и позвякивания с дешевой китайской «железной» дверью. Не так просто клуб, как хочет казаться. Алеша азартно сопел сзади, Полковник, я обернулся и посмотрел, оставался невозмутим. Он и не такое видал. Надо будет расспросить про боевой опыт, интересно же.

Наконец, дверь открылась. За ней стояли двое совершенно киношных бойцов в черном. Один – с УЗИ, второй – с обрезом дробовика.

– Руки. Медленно оружие на пол.

– Нет оружия.

– Проходи по одному. Сначала ты, Пригоршня, Барак Обама – за тобой, дед – третьим.

Меня охлопали со всех сторон, отобрали «Паркер» и пропустили. У Алеши из оружия был только айфон. Зато Полковник меня удивил. Он замялся, потом сообщил:

– Молодые люди. Нож на клипсе в правом кармане, кобура под правой мышкой, второй пистолет – на «аппендикс кэр».

– Где?! – не понял охранник.

– На брюхе.

У меня аж челюсть отвисла. Так и не скажешь ведь – Полковник был в джинсах, мокасинах, водолазке и пиджаке с заплатками на локтях. Цивил цивилом, посмотришь – эдакий свободный художник или писатель, всегда их так себе представлял. Нет, не зря я его в команду принял.

Оружие Полковника убрали в сейф тут же, при входе, а нас провели в недра подземелья, где находился кабинет, как я понял, главного реконструктора.

Здесь с советских времен изменилась только оргтехника: на стандартном письменном столе стоял макбук, за ним сидел молодой, лет двадцати пяти, парень с длинными русыми волосами, бородой и повязкой через левый глаз.

– Меня зовут Эгиль. Я отвечаю за снабжение вашей экспедиции. Давайте определимся со списком необходимого, чтобы я мог заказать на складе.

– В каких пределах можно определяться? Оружие, снаряжение?

– Кроме транспорта и атомных бомб.

Мы с мужиками переглянулись. У Алеши глаза были – чисто как у моих мелких в магазине игрушек. Хочу-Все-И-Сразу, называется. У Полковника тоже взгляд слегка затуманился от предвкушения.

– Посмотреть арсенал можно?

– Давайте сначала все-таки со списком, необходимое вынесут в демонстрационный зал для пробы и обкатки.

Мы подвинули к столу фанерные советские стулья, и следующий час прошел, как сладостный сон завсегдатая «ганз.ру» и заодно всех выживальщицких форумов Интернета.

– Джек Вулфскин, – уверенно сказал Алеша, пытаясь сбоку заглянуть в монитор ноутбука. – И можно прям по списку. Куртки, рюкзаки…

– Юноша, – перебил Полковник. – Угомонитесь. Вы не на подиум идете. Дорогие вещи скажут о вас что? Что вы, и это, заметьте, правда, столичный пижон. Вы и так будете несколько выделяться, предполагаю. А в пафосном, как говорит моя внучка, прикиде – и подавно. Давайте попроще. Наш армейский камуфляж пиксельной расцветки.

– Возражаю, – встрял я, – при всем уважении, под военных косить…

– Принято. Однако туристическое снаряжение чересчур яркое.

Одноглазый поглядывал на нас с уважением, кажется. Понял, что перед ним – люди опытные.

– А если военное, но натовское? – предложил Алеша. – Или вообще тактическое просто?

– Тогда у меня есть варианты отечественного производства, – сказал Эгиль. – Не говно, правда. Хорошие вещи.

После непродолжительных споров стало понятно: формировать список снаряжения будет Полковник. Рюкзаки – на 60 литров, не больше. Подсумки? Да вы что, нам же там ползти на брюхе, молодой человек, подумайте головой, а не тем, на чем вы сидите. Чехлы на рюкзаки – обязательно. Полный комплект формы, включая нательное белье, майки-непотейки обязательно. Мембранные куртки? Хорошо, уговорили.

Далее Полковником были одобрены к приобретению: берцы (хорошие, не отечественного производства), носки, тонкие «тактические» перчатки, пригодные для стрельбы. Кепи. Пояса. Кобуры. Фонари – для крепления на Пикатини и налобные. Запас батареек. Фонари «динамо» – по штуке на человека (а вдруг батарейки не переживут выброс? Со свечами ходить собрались? Без света ночью в экспедиции – гибель). Газовая горелка и баллоны. Спиртовка и сухой спирт. Разборная «печка» из тонких стальных пластин – канадская, кажется. Котелки, чашки-миски-ложки-вилки-ножи.

С посуды Полковник плавно соскользнул на тему фуража, и я отключился. Не то чтобы заснул, но под бубнеж: «тушенка?!? Помилуйте, даже в моей молодости ей предпочитали сублимясо!» уплыл мыслями куда-то далеко.

Зона. Химик с ней общался на каком-то своем уровне, недоступном простому мне. Что-то между ними всегда происходило личное. И очень жаль, что Химик не хочет мне помочь – этот бы смог.

Но наши дорожки не сейчас ведь разошлись, раньше. Когда я выбрал жизнь ради кого-то. Ради семьи. А Химик – жизнь ради себя.

Кто из нас прав, кто – нет, покажет время…

…И тут же обожгло стыдом, прям как кнутом хлестнуло: своим-то я не позвонил. Тайком вытянул телефон из кармана – сети не было, конечно. Нет, Леся моя не обидится, она все поймет, поймет, как я увлечен и спешу.

– …И компактные фильтры для воды. Я представляю, из каких луж нам предстоит пить.

– И водку, – встрял я. – Хотя бы пару бутылок. Во фляги перельем.

– Зачем?! – поразился Алеша.

– Водка, друг мой, всегда нужна, – поддержал меня Полковник. – Для употребления внутрь и дезинфекции. Кстати, про дезинфекцию, перейдем к формированию аптечки.

– Нам не нужно. Там… есть способы, – я не был уверен, что Эгиль знает, куда мы идем, поэтому сделал выразительные глаза и повращал ими.

Полковник поджал губы.

– Все равно. Хотя бы минимум. Без эластичного бинта я лично не выйду из дома, как и без пакетика «Целокса», без ката, молодой человек, вы отмечаете? Все позиции сразу в пяти экземплярах! Активированный уголь…

Вот тут я заснул по-настоящему. Надеюсь, хоть не храпел. Снилась мне тяжелая и вязкая муть. Будто я – паук, и плету я паутину. Не по своему почину, а потому, что мне так приказали. Потому что своей воли у меня не осталось, и из пальцев (очень чешется) лезут влажные, покрытые слизью, нити, темно-серые, непрозрачные, я развешиваю их по кустам, деревьям, целый лес заплетаю паутиной, чтобы кто-то попался. Так мне противно это, а прерваться не могу.

– Оружие! – шепнули мне на ухо.

Я открыл глаза и, увидев перед собой негра, чуть не заорал.

– Какие. Еще. Винтовки. О чем вообще можно с вами разговаривать?! – шепотом горячился Полковник. – Еще не придумали лучше нашего «калаша». Ничего нет универсальнее, прочнее, надежнее. Вы видели, как их хваленый «Хеклер и Кох», наевшись песка, намертво заедает? А я – видел. И что вы с ним будете делать? Прикладом бить? Выпишите нам, пожалуйста, АК, пять штук, боеприпасов в достаточном количестве…

– Мне – «Беретту М9», – сказал я. – Остальные короткоствол сами выберут. И ножи. Мне – «Зог Пентагон», во-первых, и спайдерку получше, что там у вас есть?

Авторитарное мнение Полковника, по счастью, на это не распространялось. Сам он взял не «макаров», а совершенно предсказуемый «Глок» (и Алеша последовал его примеру). Кроме пистолетов и ножей, патронов, балистола, ремней, кобур и прочей мелочовки, я заказал несколько гранат и противопехотных мин типа «Лепесток». Они самые простые, и их легче всего замаскировать. Правда, как-то неприятно ассоциировались со сном – я аж вздрогнул, вспомнив его.

Ну да ничего. Вполне возможно, нам придется отступать (то есть драпать), и за нами будет погоня. И тут нечего из себя чистоплюя изображать, как миленький и мины поставлю, и растяжки организую.

Эгиль заверил нас, что все будет доставлено «по адресу» – мне пришлось оставить свой домашний – до вечера.

Оружие, как и обещали, привезли по адресу – три огромные черные сумки. Домой я арсенал тащить не стал, сложил в минивэн, проверил количество, кивнул удовлетворенно и набрал Ржавого, чтобы он забрал свою часть и ехал домой.

С двумя сталкерами нам надо было встретиться непосредственно возле КПП в Ямуге.

Утром мы должны были выдвинуться в Зону, и от одной мысли об этом пересыхало во рту.





Глава 12

Химик. Зона берет свое




Черное туловище мелькнуло между стволами, до мутанта было метров тридцать, и рассмотреть его не получалось. Я выстрелил одновременно с Джигой, ни я, ни он не попал.

– Спина к спине! – скомандовал я. – Отходим!

Мы двинулись назад, я шел спиной вперед и целился в сосняк. Что же собирается на нас напасть?

Из-за ствола показалась морда шевелящего жвалами муравья, размером он был с волкодава, башка, как моя, жвала, что два зазубренных серпа – запросто могут руку отхватить.

– Твою ж мать! – воскликнул Коба.

Одновременно грохнули выстрелы, но муравьишку это не остановило, мозга у него не было, и он продолжал, щелкая жвалами, бежать к нам с продырявленной башкой, залп его даже не замедлил. С воплем Самкин выпустил в него магазин, разнес фасеточный глаз, пули размозжили хитин, но против насекомых они неэффективны.

Джига сбросил рюкзак, ринулся навстречу мутанту, который нацелился на него, взмахнул тесаком, сделал выпад и, отпрыгнув в сторону, отсек мутанту башку. Голова покатилась с небольшого холма, щелкая жвалами, а тело продолжило бежать вслепую, пока не натолкнулось на дерево, немного замедлилось и побрело дальше.

– Валим отсюда! – Самкин хотел крикнуть, но получился хрип.

Я полностью разделял его беспокойство, потому что муравьи – коллективные…

Донесся уже знакомый цокот. Казалось, сама земля ожила и зашевелилась.

– Отходим! – скомандовал я. – Быстро!

Мы рванули к вырубке. Главное – успеть туда добраться, по узкой вырезанной муравьями лазейке скрыться и поджечь вырубку, тогда муравьи отстанут, здесь нам не выстоять, потому что даже расчлененными, они будут продолжать воевать. Чего только я не передумал, представляя мутанта-убийцу, а им оказались обычные муравьи, которые опаснее любого мутанта.

Улепетывая, я пожалел и о дополнительных патронах в рюкзаке, и о банках тушенки, и о дробовике. Хотелось все бросить, чтоб проще было бежать. Тяжелее всех приходилось Джиге, но он не отставал от нас. Последним бежал Труба, постоянно оглядываясь.

Муравьи наступали, цокот неумолимо приближался. Минуты тянулись, как нити смолы. Как во сне, казалось, что бежишь на месте, а надо бы ускориться. Когда из-за деревьев показалась первая черная голова муравья, Труба жахнул в лес из подствольника. Грохнуло так, что уши заложило, и на некоторое время я перестал слышать цокот муравьиных лап.

Наконец мы выбежали на поляну, где пал неизвестный сталкер. До вырубки осталось всего ничего, но нам наперерез прямо на поляну ринулись четыре черных муравья-волкодава, которые, видимо, хоженой тропой возвращались в муравейник.

Тесаки нас не спасут, автоматы тоже, вся надежда на подствольники. Пока я доставал к нему патрон, Самкин глушил мутантов позади, Джига – тех, что впереди. Три насекомых подползли так близко, что взрывать их было рискованно, оставалось принять бой. Джига и Труба, не сговариваясь, вытащили тесаки, у меня был нож неподходящего размера, и я приготовился драться прикладом, но случилось странное: все три муравья остановились, подняли, я бы даже сказал, запрокинули брюшки, нацеливаясь в нас.

Я вспомнил, что они стреляют кислотой, и, падая, крикнул:

– Ложись!

В Джигу муравей промазал, а вот Трубе пришлось несладко – едкая жидкость попала ему в лицо. Пока они не возобновили атаку, я прошил их брюшки очередью, надеясь, что так они не смогут стрелять прицельно.

Труба выронил тесак и с диким воплем покатился по траве, он тер лицо, будто пытался выцарапать себе глаза.

Муравьи как по команде бросились на него, а мы с Джигой – на муравьев, я привычным движением нацепил противогаз, чтобы кислота не попала на лицо, поднял тесак Трубы и одновременно выпустил магазин в чуть отставшего муравья, а тому, что вцепился Трубе в бедро, отрубил голову, затем обезглавил устремившегося на нас продырявленного муравья.

Джига, видимо, хотел обрушить тесак на башку муравья, но тот его опередил, схватил тесак жвалами и тянул на себя, как собака палку. Самкин и Коба гасили нескончаемый поток муравьев из подствольников, отвлекаться на нас им было некогда. Гремело и бахало так, что начинала кружиться голова.

Я бросился на помощь Джиге, рубанул его муравья вдоль тела – он выпустил тесак и сразу же поплатился, лишившись головы. Труба продолжал кататься и голосить, страшно подумать, что стало с его глазами! Боль была настолько сильна, что он не обращал внимания на отрубленную муравьиную голову, сомкнувшую на его бедре челюсти в предсмертном спазме.

Если сейчас ему не помочь, он ослепнет… Или он уже ослеп? Надо срочно промыть ему глаза и дать регенератор.

Вошедший в раж Самкин не видел, что его напарник в опасности, между тем посеченные осколками муравьи подходили все ближе. Еще немного, и подствольники применять будет опасно. Я достал из рюкзака бутылку воды, метнулся к подозрительно притихшему Трубе, без труда отвел его руки от покрасневшего, распухшего лица, превратившегося в сплошной волдырь, умыл его, затем промыл белесые, обожженные кислотой глаза, сжал его пальцы вокруг «гематогена», но, заметив, как неровно, хрипло дышит Труба, сунул регенератор обратно в контейнер и попытался вспомнить симптомы отравления муравьиной кислотой. Не вспомнил.

Чтобы его лечить, нужно знать, какой ему давать антидот. К тому же не факт, что в здешних муравьях именно муравьиная кислота – вдруг смертельный яд?

– Твою мать, они приближаются! – крикнул Самкин, отступая. – Их дофигища!

Издав победный клич, Джига шагнул навстречу опасности. Я понял, что он делает, только когда дохнуло жаром, и огненная струя ударила по муравьям, сместилась влево, затем вправо. Поджариваемые муравьи шкварчали, их лапы подламывались, но они продолжали наступать, даже объятые пламенем. Даже когда их брюшки закипали и лопались и разбрызгивали содержимое, воняющее кислятиной.

Сырой лес не спешил заниматься, ветер тянул в нашу сторону густой черный дым.

Я применил еще одну «облегчалку», сунул ее в карман Трубы, перекинул руку через свою шею и поволок его к вырубке. Муравьиная голова, вгрызшаяся в его бедро, так и не отвалилась.

Джига отступал последним, прикрывая наш отход. Самкин наконец заметил, что его напарник скорее мертв, чем жив, поспешил на помощь:

– Господи, что с ним?

Только сейчас я вспомнил, что на мне противогаз, потому дышать тяжеловато и обзор паршивый.

– Ему муравей выстрелил в лицо кислотой.

Самкин всплеснул руками:

– Твою мать! Давай помогу.

– Пока ты будешь только мешать.

Муравьиную дорожку в вырубке, по которой сюда пришли, мы отыскали не сразу. Она была очень узкой, и пришлось отдать рюкзак Самкину, а самому тащить Трубу, двигаясь спиной вперед и цепляя ветки кустов локтями и другими частями тела.

Муравьи, похоже, потеряли нас из вида. Но все равно Джига полил вырубку огнем, опустил брандспойт и оскалился:

– Кто скажет, что я таскаю с собой кучу ненужных вещей, тому вот это, – он потряс брандспойтом. – Вставлю сами знаете куда.

Выглядел он зловеще: потное лицо перемазано сажей, штанина распорота до самого бедра, волосы стоят дыбом.

– Что теперь делать? – поинтересовался Коба, целящийся в полыхающую вырубку из гранатомета.

– Предлагаю убираться, – сказал Самкин. – Потому что лесной пожар – это вам не шутки. И побыстрее, потому что надо Трубе как-то помочь.

Я запрокинул голову, глядя, как огонь выплевывает в серое небо пепел, искры и черный дым, перехватил Трубу поудобнее и поплелся против ветра. Труба по-прежнему шумно дышал, но начал дергаться и стонать.

– По-хорошему, его бы в больницу под капельницу… – сказал я.

– Для начала надо отцепить муравьиную башку, – со знанием дела предложил Джига. – Хотя… наверное, она сама скоро отвалится.

– Фиг там, – не согласился Самкин, он запыхался с двумя рюкзаками. – Муравьи сокращают… мыщцы, разводящие в стороны жвала, а когда расслабляют их, челюсти… Уффф! смыкаются. Согласен с Химиком, Трубе угрожает не кровопотеря, а… отравление, но, блин, откуда здесь больница? Придется как-то… справляться самим.

Начал моросить мелкий дождь, и надвигающаяся на нас огненная стена захлебнулась черным дымом, зашипела, и мы остановились. Я положил Трубу на хвою, Самкин сел перед ним на корточки, похлопал его по щекам, подергал мочки ушей, зыркнул на меня злобно:

– Что теперь делать? Какое противоядие? Если он умрет, вы все тоже сдохнете, обещаю!

В его глазах блестели слезы. Кряхтя, Джига снял рюкзак, вытащил бутылку водки, поболтал ею:

– Есть средство от всех болезней, если оно не поможет, то харэ метаться. Держите его голову, раскройте рот и сделайте, чтоб он не захлебнулся.

– Надеюсь, глотательный рефлекс у него остался, – прошептал Самкин, сел, положил голову Трубы себе на колени, надавил на щеки, раскрывая рот, сунул между зубами палку, забрал водку у Джиги и опрокинул бутылку в рот напарника, одновременно надавливая пальцем на корень языка, чтоб жидкость пошла в пищевод, а не в легкие.

Кадык Трубы дернулся – он сделал глоток, затем усилиями Самкина и второй.

– Давай же, приятель! – шептал Самкин. – Открывай глаза, ты можешь, знаю.

Он вложил в ладонь Трубы регенератор и сжал безвольные пальцы. Я отвернулся. Отчаянье Самкина передавалось мне, не в моем положении быть сентиментальным. Джига наблюдал за Самкиным и было видно, как он сопереживает. Коба с автоматом наизготовку поглядывал в их сторону с интересом.

Произошло чудо – Труба закашлялся и застонал. Я посмотрел на него и обнаружил, что Самкин к этому моменту вытащил жвала из его бедра, и благодаря «гематогену» рана начала рубцеваться. Покрасневшее лицо сделалось бледным, Труба, еще не поняв, что с ним произошло, завертел головой по сторонам.

– Работает родимая! – улыбнулся Джига.

Труба ощупал голову, растопырил пальцы и поднес к лицу:

– Мои глаза… Ничего не вижу.

Самкин судорожно вздохнул:

– Совсем ничего?

– Как через мутное стекло.

– Проклятье! – Самкин пнул трухлявый ствол сосны, зашипел.

Труба закрыл лицо руками. Ясен пень, дальше он не пойдет, и теперь надо решать, что с ним делать. Я думал, что Самкин потащит его назад сам или попросит у нас помощи, но он повел себя странно: достал ПДА и начал что-то там строчить, чем очень заинтересовал Кобу. Закончив, он объяснил:

– Давайте подождем полтора-два часа, подойдут мои знакомые и отведут Трубу туда, где ему помогут, а я пойду с вами дальше.

Джига прищурился с подозрением:

– Ты ж идти не хотел к Талдому.

– Не хотел, – кивнул Самкин, и карие глаза его сделались неподвижными, льдистыми. – Но теперь выбора нет, мне нужны деньги, чтоб помочь Трубе, и вы заплатите мне за двоих.

Я подумал, что каждый, уходя в Зону, понимает, что может вернуться по частям или вообще сгинуть, наемник не обязан выплачивать сталкеру пенсию по потере трудоспособности, но промолчал, посмотрел на парня, потерявшего глаза. Наверное, он прав. Наверное, сборка, которую я собираюсь сделать, вернет зрение Трубе.

– Какие же твари эти муравьи! – проговорил Коба. – Если бы они были такого размера, то на земле даже слоны не водились бы.

– Я описал угрозу, с которой мы столкнулись, – сказал Самкин. – Думаю, скоро территорию зачистят, зальют напалмом… Это будет справедливо.

Дождь то усиливался, то прекращался. Труба сидел молча, пытался безуспешно рассмотреть свои пальцы. Коба топтался на месте и настороженно поглядывал в сторону пожарища, откуда все еще тянуло горелым. Наконец он не выдержал:

– Са… Кхм… Андрей, мы не обязаны тебя ждать и терять время. Давай так, мы тихонечко пойдем, а ты нас догонишь. Мне кажется твое рвение подозрительным.

– А мне кажется, что он пригодится, – не согласился Джига. – Нас чуть муравьи не заели, а это только первый круг. Во втором втроем можем и не вытянуть, несмотря на то что с нами такой профи, как Химик.

– Куда уж мне, – вздохнул я. – Даже Бог своему подзащитному не помог.

– Не богохульствуй! – прохрипел ослепший Труба. – На все его воля. Значит, так нужно, и я должен достойно справиться с испытаниями.

Самкин вздохнул и развел руками. Труба продолжил, сидя и раскачиваясь из стороны в сторону:

– Может, Он так пытается нас остановить. Если бы пошел с вами, погиб бы, а так буду жить. Не ходили бы и вы, нехороший ведь знак.

Удивительно, но Труба не держал зла за то, что я посмеялся над святыней и искренне пытался помочь. Его слова зародили сомнения в моей душе, но отступать я не собирался, мне некуда отступать.

К счастью, обещанных сталкеров пришлось ждать меньше получаса. Это были два плечистых крючконосых детины, они по очереди со всеми поздоровались и даже представились, но их имена сразу же выветрились из головы, там поселилась мысль, что не получится добраться до полигона быстро. Мы еще с места не сдвинулась, а уже полдня потеряли.

Интуиция подсказывала, что поход не готовит нам ничего хорошего, мне в первую очередь. Джига попытался их завербовать, но они пожелали нам удачи, забрали ослепшего Трубу и повели прочь. Самкин грыз стебель травы и с тоской глядел им вслед.

Коба подождал, когда они исчезнут из виду, и поинтересовался:

– Я так понимаю, нам нужно проложить маршрут заново.

Я включил ПДА, где зеленой линией был помечен путь в Дмитров.

– Мы подошли к муравейнику, вот они нас и атаковали, – предположил я и проложил новый путь в двух километрах от старого. – Так мы не сильно отстанет от графика.

Коба со мной не согласился, всплеснул руками:

– Ага, и мутанты рядом с муравейника проходили! Просто кушать хотели муравьишки! Не пойду я к ним снова! Предлагаю лучше опасное место обойти.

– Поддерживаю, – кивнул Джига.

Самкин был с ними солидарен:

– Мне теперь умирать нельзя, мне Трубу на ноги ставить, один Бог тут не справится.

Пришлось прокладывать новый маршрут. Мы делали крюк вокруг предполагаемого муравейника, наш путь становился длиннее на пять километров. В большом мире такое расстояние проходится за час, в Зоне – хорошо если за два. Тем более, тут непролазные дебри, топи, что усложняет задачу, а если прибавить еще и мутантов с аномалиями…

Я приблизил карту ПДА и сместил пунктир маршрута еще севернее:

– Смотрите, тут асфальтовая дорога, хоть десять километров пройдем по прямой.

– Согласен, – кивнул Джига, а Кобе моя идея снова не понравилась:

– Там три поселка! В поселках селится всякое, лесом дольше, но надежнее.

Самкин зыркнул исподлобья:

– Вот и иди лесом. Я согласен с Химиком.

Мы надели рюкзаки. Метров пятьсот шагали по тропинке, по которой сюда пришли, затем пересекли сосняк и выбрались наконец на дорогу. Строй был прежним: я впереди, потом Джига, замыкал Коба.

Под опавшей хвоей и наносами мы не сразу нашли дорогу, опознал ее Самкин по накренившемуся знаку «обгон запрещен» и столбам с провисшими проводами. Здесь дорога сбегала с холма, и ее завалило мусором и ветками, но чуть дальше, на возвышенности, угадывался асфальт, изрезанный трещинами.

– В детстве любил такие места, – говорил Самкин за спиной. – Типа все умрут, а я останусь. А тут… как бы сказать… Не вселяют оптимизм.

Потянуло табаком, представился Самкин с тонкой сигаретой в зубах. Кроме него, в команде никто не курил.

– Скажи, Химик, – не унимался Самкин. – А ты видел Сердце Зоны, где сбывается сокровенное?

– Может, и был. Слышал, что оно мигрирует и после каждого выброса появляется в другом месте, причем меняется. Никто не скажет наверняка, что именно это и есть сердце. Идешь ты такой по третьему кругу, видишь – башня стоит, заходишь переночевать и отдохнуть, а это оно и есть.

Коба расхохотался, аж закашлялся.

– Ахаха! Можно ж такого надумать! Ну, случайно, если ты вдруг извращенец какой. Каждому ж в голову всякое лезет! А потом – опа!

– Тебе, извращенец, может и лезет, – продолжил Самкин. – Люди просты. Сидят в Сердце, не зная того, и думают: «Хочу много денег». Или чаще «Хочу, чтоб у соседа корова сдохла». Вот и все волшебство. Знал я одного, все по Зоне рыскал, Сердце искал, чтобы вернуть жену, которая погибла вместе с дочерью в автокатастрофе. Говорят, даже нашел и вернул обеих, они из болота вылезли и его загрызли на глазах у напарника. Мужик тот даже не сопротивлялся, так что ну на фиг то сердце.

– То есть, – говорил Коба, – ты утверждаешь, что Сердце есть.

– Почему же утверждаю? Не исключаю. В Зоне, где происходит столько странного, глупо что-то отрицать. После Зоны я и Бога не отрицаю, если Зона есть, отчего же Ему не быть?

Я слушал их вполуха, а сам поглядывал по сторонам, прислушивался к ощущениям. Предчувствие опасности то накатывало волной, то отступало. Наверное, перенапрягся или не выспался, теперь велика вероятность во что-то вляпаться.

Бросило в жар и в холод, я замер, завертел головой в поисках опасности: слева аномалия… нет, справа. Что ж такое! Я швырнул пару гаек, но ничего не случилось.

– Что с тобой? – спросил шагающий за спиной Джига.

Я приложил палец к губам. Вдалеке кто-то трещал ветками. Предчувствие беды то вспыхивало, то гасло, и это мне не нравилось. Я мотнул головой и пропустил Джигу вперед, неприятно чувствовать себя слепым.

Мы поднялись на небольшой холм, откуда открывался вид на заброшенный поселок, небольшой, дворов двадцать. Все дома стояли вдоль дороги.

Защелкали предохранители. В таких местах лучше быть наготове, что только не водится в покинутых поселениях!

Дождь закончился, и из разрывов пузатых чернильных туч выглянуло солнце, будто прожектором позолотило дорогу. Налетел ветер, засвистел в провисших проводах.

Мы медленно спускались с пригорка. Справа, в паре метрах от дороги, воздух был густым, словно закипала вода, и над ее поверхностью курился пар – поджидала жертву гравитационная аномалия «воронка». Еще порыв ветра, и поселок, до которого оставалось метров пятьдесят, ожил, захлопал распахнутыми форточками, заскрежетал воротами, вздохнул десятком чердаков, словно он ждал нас, дождался и засуетился, зашумел.

Всегда казалось, что дома живут даже после того, как люди покидают их.

Первый дом, богатый, двухэтажный, таращил на нас глазницы выбитых стекол. Ворота разворотили, видимо, люди, когда Зона только появилась и мародеры бросились грабить жилища, жители которых куда-то подевались.

В первом круге поселки относительно безопасные, а в третьем встречаются манки – то ли аномалии, то ли мутанты, которые имитируют убежище, но если войдешь внутрь, уже не выйдешь. Куда деваются жертвы, оставалось только догадываться: или растворяются в утробе неведомой твари, или через тоннель попадают в другой мир, куда нас с Пригоршней как-то занесло.

Я склонен был считать, что Сердце Зоны – точка взаимопроникновения двух миров, где время-пространство встают на дыбы и рождают аномалии.

Джига передо мной замер, широко расставив ноги, направил ствол в распахнутые ворота:

– Там точно кто-то есть. Как бы не кукловод.

– Мы бы уже почувствовали, – утешил его Самкин. – какой-то мутант, которому не хочется связываться с группой сталкеров, одиночкой он не побрезговал бы.

В Зоне никогда не чувствуешь себя в безопасности, все время кто-то караулит тебя, ты должен быть собранным, внимательным и при необходимости очень быстрым.

– Или он следит, чтобы дать сигнал другим. Вы хоть видели, что это было?

Ответило молчание. При виде нас брошенные дома будто бы сошли с ума, зааплодировали дверями, загрохотали, силясь сорваться с мест и заполучить нас. Еще и мутант, который то ли есть, то ли его нет. Правильнее готовиться к худшему.

Позади выругался Самкин, затем Коба обрушил на кого-то многоэтажную словесную конструкцию. Я едва успел увернуться от летящего в лицо обломка кирпича, выстрелил в дом за ржавым забором, где предположительно прятался мутант – по ребристой жести побежала дорожка пулевых отверстий.

– Бюргеры, мать их разтак! Падлюки кривоногие! – Джига одиночными для острастки пальнул по стеклам домов – загукали, заулюлюкали мутанты-недоростки, похожие на злобных троллей, и ненадолго притихли.

Мы находились в середине поселка: домов десять позади и столько же впереди, сто метров дороги. Стреляя перед собой и по сторонам, Джига рванул вперед, я – за ним. Мутанты бежали следом, не решаясь выглядывать из-за заборов, изредка в нас летели камни, палки, куски штукатурки, но все время мимо, один раз только по рюкзаку прилетело.

– Совсем оборзели, – с одышкой говорил бегущий Коба. – Средь бела дня набегают!

Из распахнутых ворот предпоследнего дома на нас обрушился шквал мусора. Даже автоматные очереди не заставляли мутантов прекратить атаку, они с ревом и визгом дохли, но вместо одних приходили другие, прятались за кирпичным забором и швыряли камни.

Я бежал боком, чтобы удары приходились по рюкзаку, закрывая голову руками. Самкин, следующий за мной, упал – его сбили ударом кирпича по ноге. Коба с криком «Ложись» швырнул в мутантов гранату.

Еле успел упасть, зажав уши. Грохнуло так, что земля вздрогнула. Забор разворотило, раскидав забрызганные мутантовой кровью кирпичи на пару метров, заверещали раненые. Обезумевший от боли бюргер выполз из дыры в заборе, окрашивая траву и осколки кровью из посеченного осколками туловища.

Завидев нас, мутант оскалился, в выпученных глазках сверкнула ненависть, и он с рычанием пополз к нам, рассчитывая хоть кого-то из нас забрать на тот свет, но не рассчитал силы, всхлипнул, уткнулся мордой в траву и затих.

Мы встали и, пока бюргеры не очухались, побежали дальше по дороге.

Когда поселок, хлопающий дверями и завывающий десятками мутанских глоток, остался позади, мы остановились по просьбе Кобы. Ему не везло: то упырь его лицо исполосовал, теперь, вот, камнем по голове зарядили так, что кровь заливала глаза и капала на воротник куртки.

Джига умыл его из фляги, на лбу, где начинают расти волосы, нашел рассечение, и резюмировал:

– Ерунда. Даже «гематоген» доставать не нужно, пластырь на лоб – и порядок. Коба молча терпел манипуляции Джиги, подбривающего волосы на его лбу. Самкина мучила одышка, но он все равно закурил, обернулся:

– Вот же собаки бешеные! А если бы – аномалия на пути?

– Так наш брат и гибнет, – ответил я и улегся прямо в высокую траву, сунул в рот травинку, разжевал. – Думаешь, сталкеры в аномалии попадают, потому что они невнимательны? Нет, по неосторожности – редко, чаще – спасаясь от мутантов, как мы сейчас.

Ветер разогнал тучи, я смотрел в синее небо, понимал, что сейчас безопасно и можно выдохнуть, но тревога не отпускала.

Когда на лбу Кобы появился крест из лейкопластыря, мы продолжили путь. Два километра преодолели без приключений, лишь единожды засекли «микроволновку», и то слабенькую, пустую.

Здесь ходили довольно часто, то и дело на глаза попадалась то смятая сигаретная пачка, то целлофановый пакет, зацепившийся за ветку и хлопающий на ветру. Счетчик Гейгера молчал. Гайка, брошенная вперед, тоже не выявила ничего особенного.

– Золотое правило Зоны: если видишь что-то подозрительное, лучше не рисковать, – сказал я и направился в другую сторону, на поросшее молодыми березами поле, туда, где кверху колесами валялся грузовичок, а кабина его наполовину утонула в грунте. В кабине угадывался погибший водитель, превратившийся в мумию.

– Сволочи, – вздохнул Самкин. – Технику всю мародеры вывезли, а этих бедолаг так и бросили. Хоть бы закопали, что ли…

– Некогда, – рявкнул Джига. – Если вернешься, похоронишь.

– Я и не предлагаю сейчас…

Из-за грузовика выскочил огромный пес, обнажил челюсти, зарычал, мы прицелились в него, Джига выстрелил, выпустив очередь в его череп. Крякнув, пес упал. Ну и уродище! То ли живой, то ли мертвый, шерсть свалялась, на спине вовсе облезла, а кожа усохла, облепила выступающий позвоночник.

– Хоть бы что-нибудь приятное в Зоне водилось, – Коба пнул создание в бок. – Кабаны – уроды, мутанты – так вообще уроды, особенно упырь.

Мимо пролетела бабочка, едва не сев на Кобин нос.

Воющий ветер мешал сосредоточиться на посторонних звуках. Мы вошли в сосняк, где стволы терлись друг о друга и трещали, роняли хвою и сухие ветки. Тревога сделалась острее, я положил руку Джиге на плечо:

– Подожди, здесь что-то есть.

Он принялся разбрасывать гайки, чтоб выявить аномалии, но ничего не обнаружил, уставился на меня вопросительно.

– Вспомни золотое правило Зоны, – напомнил я, запрокинул голову, глядя на качающиеся верхушки сосен, посмотрел направо, налево и медленно-медленно двинулся вперед, замер, увидев в трех метрах от нас сосну, роняющую пыльцу. – Когда тебе что-то кажется, то тебе это не кажется.

Если присмотреться, то никакая это не пыльца, а аномалия «ржа», состоящая из миллиона ворсистых элементов, способных вызывать ожоги. Если она недвижима, то незаметна, сейчас ветер растревожил ее, идти туда самоубийственно. Я показал вперед:

– Посмотрите, там «ржа». Теперь плавно, на цыпочках, спиной вперед отступаем, чтобы она на нас не среагировала.

– А может? – спросил Джига. – Она ж далеко.

– В активном состоянии может, – подтвердил Самкин мои слова.

Пришлось опять делать крюк. Зона словно выталкивала нас, всячески пыталась нам помешать.

Странно, но беспокойство мое не утихло, словно мы блуждали среди множества аномалий, которые в любой момент могли проявиться.

Поселок остался позади, и мы двинулись дальше по асфальту. Недолго нам расслабляться – скоро дорога закончится, и придется продираться сквозь буреломы и топи преодолевать.

– Давайте поедим, – предложил Самкин, и Джига впереди меня остановился. – Быстренько перекусим – и в дорогу. Нам нужны силы, уже давно обед, мы столько пережили, а желудки наши пусты.

– Согласен, – сказал Джига, снял необъятный рюкзак и полез в его недра, зашелестел целлофаном и достал завернутую в пищевой полиэтилен шаурму, демонстративно облизнулся, сел на дорогу и вгрызся в нее.

Самкин достал паштет и кусок хлеба, Коба – кусок жареного мяса. Аппетита не было, но они правы, перекусить надо, потому было решено приговорить маленькую консерву тушенки. Только я вогнал в нее открывалку, как ощутил странное, словно меня кто-то толкнул в грудину изнутри. Отложил банку, насторожился.

Только сейчас я заметил, что ветер угомонился, тишина стояла такая, что собственное дыхание казалось шумным, как мотор. Ни былинка не шелохнется, ни птица не пискнет. Зона будто бы замерла в ожидании…

– Всплеск, – сказал я.

Самкин, склонившийся над едой, выпрямил спину, Джига замер с шаурмой во рту, у Кобы кусок мяса застрял в пищеводе, он закашлялся.

– Уверен? – осторожно спросил Самкин, встал на цыпочки, вглядываясь в темнеющий тучами горизонт на востоке, уже наливающийся багрянцем.

– Очевидно. Потому меня и дергало.

Я глянул на ПДА: до последнего поселка на нашем пути два километра – двадцать минут пути, до того, который мы обходили, – километр, десять минут. Ровно за столько всплеск средней интенсивности распространяется до Периметра. Еще надо найти подземелье и при необходимости выбить оттуда мутантов.

– Назад, – скомандовал я, нацепил рюкзак и побежал на запад. – У нас мало времени!





Глава 13

Пригоршня. Зона против




Информатор Литвинова слил примерный маршрут наших врагов: от Клина до Талдома через Автополигон под Дмитровым. Они пойдут с юга, а мы, чтобы наши пути не пересекались, – с севера, от Ямуги, постепенно сужая расстояние между нами.

Как и договаривались, в полдень я хлопнул дверцей такси и уставился на серую стену Периметра, оберегающую большой мир от исчадий Зоны, а Зону – от любителей острых ощущений. Алеша и Полковник тоже вышли из минивэна, коротконогий усатый таксист побежал открывать им багажник, чтобы вытащить рюкзаки и оружие, сложенное в две огромные черные сумки. Я посмотрел на часы: без десяти двенадцать. С минуты на минуту подъедут Брют с Ржавым, и мы пойдем в Зону.

То ли чудилось, то ли из-за ворот тянуло сыростью, над Зоной бродили облака. Вот синие металлические ворота и синяя калитка, за которой – пост КПП. Когда предъявлю пропуск, получу от информатора Литвинова ПДА, где обозначен маршрут, по которому люди «Руны» идут за сборкой… Меня мучил вопрос, есть ли среди них Химик, и я сам себя уговаривал, что нет. Мало, что ли, других специалистов по сборкам?

Перед тем как выходить из дома, я взял остатки смертоносного вещества – как выяснилось, штуки, необходимой при допросах. Эдакая сыворотка правды. Надо будет взять языка из вражьей экспедиции, напоить сывороткой и спросить, кто за всем этим стоит, а там уже решать, как разорить осиное гнездо.

Я улыбнулся своим мыслям. Зона, спасибо тебе, что ты есть! Спасибо, что даешь поступать по совести и наказывать виноватых, которые в большом мире откупились бы. Надо же, Соловьев скурвился, а такой мужик был правильный! Кто бы мог подумать!

Таксист подошел за деньгами, я дал ему тысячу и поблагодарил, он глянул на нашу команду с интересом, посмотрел на черные сумки с таким видом, словно точно знал, что там. Распрощался и укатил восвояси. Из выхлопной трубы вырвалось облако сизого дыма.

– Заездил машину. Надо менять поршневую, – потирая подбородок, проговорил Полковник. – Когда остальные приедут? Если честно, они не внушают мне доверия. Слишком много лишних движений.

– В Зоне сложно оставаться нормальным. Чем менее ты нормален, тем больше шансов выжить. Там такие шизики выживают, что диву даешься!

Алеша слушал нас, не перебивая, хотя, судя по выражению лица, ему было что сказать. Он пританцовывал на месте и изнывал от предвкушения, ходил туда-сюда, озирался. Наконец увидел приближающийся автомобиль и радостно воскликнул:

– Едут!

Я перевел взгляд на дорогу, где увеличивалась темная точка машины, обрастала деталями, и вот уже видно, что мои старые знакомые – на «Сузуки-Джимни», раскрашенном под череп с глазами фар. Машина подъехала на небольшую парковку и начала сдавать задом, в салоне так ухали басы, что она подпрыгивала.

Рулил Брют, кивал в такт музыке. Ржавый с важным видом сидел рядом.

Наконец они припарковались, заглушили мотор, но ключ из зажигания Брют вынимать не стал, распахнул дверцу, чтобы все слышали, какой крутой у него драм-н-бэйс. Я в школе так делал. Улыбаясь во весь рот, Брют что-то говорил, но из-за музыки слов было не разобрать, и он напоминал рыбу в аквариуме. Я пожал плечами и показал на ухо – не слышно то есть. До Брюта дошло, наконец музыка смолкла.

Я поймал себя на мысли, что он надоел мне, хотя мы еще даже не говорили, Полковник прав, эта парочка не внушает доверия.

Навьючившись рюкзаками, расхлябанной походкой Брют подошел к нам, дернул головой:

– Ну че, идем, да? – он покосился на сумки с оружием, как голубь на кусок булки. – Это, ну, то самое, вот тут?

Полковник посмотрел на него в упор, молча кивнул и взял одну из сумок, вторую, крякнув, поволок к воротам я. Полковник наверняка воспользовался «облегчалкой», человек его возраста не поднимет такой груз. Надо будет спросить, сколько ему на самом деле. Так посмотришь – старик стариком, а когда он воодушевлен и его глаза горят льдистым блеском – вроде как почти ровесник: чуть меньше сорока.

Брют и Ржавый вырвались вперед, но чем ближе подходили к воротам, тем больше снижали скорость и вскоре остались позади. Мне и самому хотелось развернуться. Неправильность происходящего одолевала меня. Только безумец сунется в Зону с оружием.

Если бы на месте Литвинова я хотел бы устранить кого-то, то послал бы его с оружием на КПП к воякам. Черт-те что! А что если это и правда подстава?

Проверить это можно только опытным путем, и кому-то придется пожертвовать собой, пока остальные ждут. Ума не приложу, как это лучше сделать. Я так задумался, что аж остановился и напомнил себе того самого барана, который смотрит на новые ворота.

Полковнику и Алеше я рассказал, что мы идем на перехват группы, задача – отбить артефакт и пресечь распространение опасного вещества из Зоны. Подробностей о нашем спонсоре, Литвинове то есть, никто не знал.

Похоже, не только меня одолевали сомнения, Полковник поинтересовался:

– Я понимаю, что у тебя пропуск, но ты уверен, что все будет именно так, как хочется? Не рискуем ли мы? Кто нам помогает?

Я взвесил все за и против и решил, что глупо тратиться, а потом сдавать нас воякам и потраченное им дарить. Литвинов и правда заинтересован в результате, каковы его мотивы – другой вопрос, пока главное, что наши пути совпадают.

– Особист, – ответил я вполголоса, чтоб не услышала веселая парочка.

Полковник кивнул, промолчал. Он сохранял невозмутимость, но я был уверен, что информация ему не понравилась.

– Давайте так, – предложил я. – Вы все стоите здесь, я иду первым прямо вот так, с этой сумкой, показываю пропуск и действую по обстоятельствам.

– Осторожность не помешает, но в данном случае она лишняя, – подытожил Полковник и зашагал к воротам первым.

На звук наших шагов среагировали охранники – с щелчком открылось окошко в калитке, показался глаз, полноса и полрта.

– От Литвинова? – поинтересовался дежурный.

– Так точно! – ответил я и протянул пропуск.

Из окошка высунулась рука, взяла пропуск и исчезла, окошко закрылось и больше не открывалось – звякнула огромная щеколда, и бесшумно распахнулась калитка.

Я взял сумку с огнестрелом и поволок в Зону мимо дежурного, вернувшего пропуск, мимо двух «шакалов» с автоматами, которые смотрели на наши сумки, чуть ли не облизываясь. Этого не может быть! Я, нашпигованный оружием, как еж – иголками, прохожу мимо вояк, и они меня не трогают. О-бал-деть! Обернулся, чтоб проследить за веселой парочкой сталкеров: бледные до зеленцы, они проходили КПП на цыпочках, всеми фибрами души желая слиться с фоном.

Один из «шакалов» – высокий мужик в звании капитан-лейтенанта, с огромной родинкой между бровей, крикнул басом и помахал ПДА:

– Главный кто?

Я молча подошел к нему и протянул свободную руку. Когда ПДА лег в мою ладонь, захотелось прямо здесь прочесть, что же неведомый информатор написал о маршруте и… И о составе команды. Вдруг Химик все-таки с ними?

Но выключенный ПДА перекочевал в карман куртки, и я по асфальтовой дороге зашагал прочь от КПП, слыша топот ног тех, кто идет за мной. Все молчали. Царила такая тишина, что было слышно, как шелестят листья берез, как ветер свистит в проводах. Где-то поскрипывал ствол, звенела синица.

Здравствуй, Зона, я снова дома! Как же я скучал по тебе! Наверное, так же тоскуют по любовнице в объятиях жены.

– Эй-эй! – воскликнул наш чернокожий друг. – Ты так не беги, тут же аномалии!

Если бы у меня было много времени, я пустил бы Алешу вперед, чтобы посмотреть, как он собственной тени пугается и от каждого звука дергается, но желание поскорее включить ПДА и проложить маршрут побеждало. Нужно только добраться до леса.

– Они тут не повсюду, – объяснил я. – Те, что возле Периметра, обычно видны. Тебе, согласен, не видны, но мне – очень даже.

– И зачем салагу взяли? – вздохнул Брют за моей спиной.

– И зачем взяли трепло! – парировал Алеша.

– Брют, помолчи, а? – примирительно прохрипел Ржавый. – Договорились же!

Остановились мы за первой же сосной. Я еще раз напомнил команде цель нашей вылазки – наказать нехороших людей и забрать у них артефакт. Достал из кармана ПДА, включил его и, пока он загружался, продолжил:

– В команде врага есть информатор, который будет держать нас в курсе дела. Он должен был написать, куда они собираются. Так что с пути мы не собьемся и о сюрпризах тоже будем знать.

– Так проще, да, – кивнул Брют, переминающийся с ноги на ногу.

Ржавый вздохнул, наградил его долгим взглядом, отчего Брют втянул голову в плечи. Я привалился спиной к сосновому стволу, чтоб передать дереву часть нагрузки от рюкзака. В углу экрана оранжевым мигали конверты непрочитанных сообщений, я нажал на них: три сообщения.

Первое датировано сегодняшним числом, отправлено утром: «Кол-во команды – 5 человек. Профи. С ними один из главных. Вооружены хорошо. Сюда не писать – опасно». Н-да, надо сказать, очень информативно. Второе послание – фотография карты, где красной линией обозначался маршрут от Клина через поселки до Автополигона вблизи Дмитрова и дальше – Талдома.

Негостеприимные места, надо сказать. Неплохо было бы знать, что именно они ищут, но этого осведомитель не написал. Состав команды он тоже не уточнил, и я по-прежнему буду думать, что воюю против Химика.

За моей спиной встал Алеша, почесал голову, щелкнул языком. С такого расстояния он вряд ли что-то разглядит.

В последнем, третьем сообщении говорилось: «Этим маршрутом (см. карту) не ходите. Мутанты-муравьи. Один член команды выбыл. До места (Автополигон) планируем добраться в течение двух-трех дней. Дальше – Талдом. Обратный маршрут пока неизвестен. Цель экспедиции – сборка». Прилагался файл: участок на карте, обведенный красным. Я разослал всем карту с маршрутом врага, сбросил опасное место и сказал:

– Пойдем параллельно, по шоссе, мимо заброшенных сел.

– На фиг села! – возмутился Брют и дернул плечом. – Там упыри, бюргеры… Да чего там только нет.

Я промолчал. Рука чесалась написать сообщение информатору: «Химик с вами?», но делать этого не стал. Неужели трудно рассказать подробнее: кто идет, что за люди, как вооружены, что за сверхценный артефакт, какая аномалия его дает – наверняка он знал это заранее, но не посчитал нужным сообщить. Или ему не велено? Или Литвинов мне не доверяет?

– Выдвигаемся, – скомандовал я. – Сильно не торопимся, они вышли вчера утром. Сейчас нам с ними встречаться не нужно, ждем сообщения, что арт у них.

Полковник сказал задумчиво:

– Нас пятеро, их тоже пятеро, мы равны. Они достаточно опытны и опасны. Нужно будет устраивать засаду, чтоб застать их врасплох.

– Их уже четверо, – сказал я, расстегнул сумку – сталкеры принялись разбирать оружие, собирать автоматы, раскладывать магазины по карманам. – Одного, видимо, сожрал мутант. И один на нашей стороне, а значит, нас шестеро, а их трое.

– И это правда, – кивнул Полковник и шепнул, пока все заняты: – Информатор не на нашей стороне, а на стороне твоего особиста, а какие игры он ведет, непонятно. Пока наши цели совпадают, мы ему нужны, но что будет потом, сказать трудно.

– Враг моего врага – мой друг, – проговорил я и улыбнулся так, что Полковник не стал спорить, просто добавил:

– Будьте осторожны, – и сменил тему, оглядываясь по сторонам так, словно он мысленно прицеливался. – Не доводилось тут бывать. Насколько здесь опасно?

– Крайне опасно. Как на минном поле без металлодетектора. Едва заметишь движение – стреляй. Все местные твари враждебны, аномалии смертельны, распознать их новичку сложно, так что держись позади меня или любого, кроме Алеши.

Негр услышал свое имя и тотчас образовался рядом:

– Мутанты имеют такой вид, что оторопь берет. Одного знакомого при виде этой твари страхом сковало, пришлось его отбивать. С тех пор он заикается, и глаз у него дергается.

– Зона только для избранных, – отозвался Брют, который занимался своим АК и, казалось бы, не должен был слышать нас.

– Заткнись, ты, избранный, – огрызнулся Алеша.

Молчаливый Ржавый шевельнул губами, и Брют захлопнул рот, зыркнул на Алешу недобро и потупился. А потом произошло странное: Ржавый и Брют на миг застыли. Будто бы их выключили. Ржавый – с прикрытыми веками, Брют, склонившийся над рюкзаком. Что за… Я мотнул головой, все стало, как надо: Ржавый моргнул, Брют надел рюкзак и затанцевал на месте, словно он ничего не весил. У бывалых сталкеров на поясе были контейнеры для артефактов, мне они ни к чему, Алеша и Полковник шли за обещанными деньгами. Причем Полковник, похоже, решил тряхнуть стариной и пощекотать себе нервишки, деньги у него и так водились.

Никого, как меня, не интересовала справедливость, я жаждал не денег, не артефактов – крови тех, кто отнял у Дениса сперва сына, а потом и жизнь. Виновные заплатят своей кровью. Я должен остановить Зону, которая начала вмешиваться в жизни близких мне людей, и обезопасить семью.

– Ржавый идет первым, – распорядился я. – Как самый опытный и сильный. Я замыкаю. Порядок в середине строя произвольный. Движемся немного севернее, дальше по асфальту – на восток. Стреляем во все, что движется. Если замечаем что-то странное, говорим.

Ржавый шел довольно быстро: бросал гайку, проверяя маршрут, бежал за ней, поднимал, снова бросал. Полковника интересовал процесс, и он шагал вторым, я смотрел по сторонам – на всякий случай. Вряд ли возле Периметра завелось что-то опасное, но все же лучше перестраховаться – я не имею права рисковать.

Пара минут ходьбы – и я втянулся, пульс успокоился, нервы напряглись до предела. Ощущение, что никуда не уходил и не было десяти лет разлуки с Зоной. Шелуха слетела, остались инстинкты, жаль, что мы теперь по разные стороны правды…

Вдалеке взвыла сирена, прокатилась по лесу волной. Все оторопели. Я запрокинул голову, но небо едва виднелось за сосновыми ветками. Там, на востоке, куда мы идем, оно налилось красным, вспухло, набираясь сил, чтобы расплескать на Зону неведомое, изменить правила, убить беспечных.

– Всплеск! – в три голоса воскликнули я, Ржавый и Брют.

Полковник вскинул бровь и поинтересовался:

– Это значит, что нам нужно под землю?

– Нам надо в бункер к воякам, потому что иначе хана, мозги спекутся! – сказал я, развернулся и побежал.

Меня догнал Алеша, посеревший от переживаний:

– Они нас пустят? – проговорил он сбивчиво. – Они ж нашего брата гоняют. Классовый, тассказать, враг.

– Надеюсь, – ответил я и припустил.

Неимоверно тяжелый рюкзак тянул к земле, тормозил, и я сбросил его – все равно никто не тронет. Алеша и Полковник поняли, что к чему, сделали так же, а вот бывалые расстались с грузом только, когда ощутимо отстали.

Сколько у нас времени? Пять минут? Семь? Каждая секунда может стать фатальной. Обычно вояки сталкерам помогали, чтобы потом на выходе ощипать. У нас есть пропуск, поможет ли он?

Начало давить на виски, словно голову сжимали тисками, появился знакомый зловещий звон. Проклятый лес все не заканчивался. Неужели мы так много прошли?

Сосновые стволы неслись навстречу. Кусты хватали за одежду. Кровь тарабанила в висках, как товарный поезд. Небо – белое. На востоке должно быть красным. Оглядываться некогда.

Звон нарастает. Каждое дерево, каждая травинка будто бы дрожит. От земли словно поднимаются испарения, из-за чего картинка расплывается.

– Быстрее! – заорал я, не узнавая собственный голос, рванул вперед, захлебываясь дыханием.

Там, за стволами – пустырь, за которым КПП? Или мерещится? Все плывет, в мареве не разобрать. Бежать! Двигать ногами, хотя тяжело. Вперед, вперед.

Небо бурое, вверху клубятся багряные облака, позади – всплеск…

Да! Лес закончился. Расплывчатые силуэты зданий. Синее пятно ворот, сминающееся по краям. Не успеем… Или успеем? Бежать!

– Подождите! – кричал я невидимым дежурным.

Подбежал к белому одноэтажному зданию, примыкающему к стене Периметра, затарабанил в окно – оно брызнуло осколками. У них должен быть бункер…

Кто-то толкнул в спину, схватил за руку. Издали донесся искаженный гулкий голос, будто диск заело:

– Иди сюууода. Ууооспели…

Темный коридор. Свет лампочки режет глаза. Топот. Звуки взрываются в голове. Легче, легче, отпускает.

Пришел в себя я на темной бетонной лестнице, ведущей вниз. Кто-то словно прибавил резкость, и зрение вернулось, голову отпустило. Впереди меня спускался русоволосый лейтенант в камуфляже, позади… Я оглянулся. Позади по стеночке шел перекошенный, напуганный Алеша, за ним – пока не разобрать кто. Интересно, все ли успели?

Десять ступенек, и мы очутились в низком бетонном бункере, я чиркал головой по потолку, потому невольно пригнулся, сел на скамейку рядом с двумя вояками. Сопровождающий нас лейтенант, тот самый, с родинкой между бровей, был так высок, что согнулся в три погибели. Он сутулился даже, когда уселся.

Вошел Алеша, четверо вояк уставились на него с удивлением. Алеша икнул и схватился за горло, плюхнулся рядом со мной, еще раз икнул.

– Новичок? – поинтересовался молодой черноволосый сержант.

– Угу, – кивнул Алеша.

– Откуда ты к нам?

– Отсюда. Я коренной москвич.

Черноволосый захохотал.

Следом за Алешей ввалился Полковник, как он ни старался сохранять невозмутимость, вид у него был, словно по нему проехал каток. За Брютом вошел Ржавый, размазал по лицу текущую из носа кровь – ему досталось больше всех. Хорошо, что носом кровь пошла, могло быть и кровоизлияние в мозг.

Сталкеры ошалело крутили головами, поняли, что места на скамейках у стен не осталось, и уселись на пол. Ржавый не замечал, что у него кровь, и пачкал красными пятнами камуфляж и бетонный пол. Только сейчас я заметил, что болит рука, которой я разбивал окно, порезанная осколками.

Подождав, пока мы придем в себя, высокий с родинкой сказал:

– Не зря до последнего вас ждал! – он перевел на меня взгляд. – А ты нам окно испортил. Казенное имущество, между прочим! Но ничего, возместят.

Вот, значит, как. Значит, у Литвинова все схвачено на пропускных пунктах. Не хотел бы я с ним поссориться. Можно сказать, повезло, что он за меня.

В панике Алеша и Брют не скинули автоматы, но вояк нелегальное оружие не смущало. В голове вертелось одно: повезло, и второе: повезло ли тем, за кем мы гонимся. Если придет сообщение от информатора, все хорошо, если нет, значит, хана им, и пойдем мы сразу громить логово «Руны».

Я решил прозондировать почву и спросил у высокого:

– Ты что-нибудь слышал о группировке «Руна»?

– Руна… Руна… – проговорил лейтенант, пробуя слово на вкус, сдвинул брови, и они уперлись в огромную родинку. – Нет, ни разу не слышал. Кто они такие?

– Контрабандисты, – ответил я так, чтобы его заинтересовали таинственные «руновцы». – Действуют в обход всех. Или среди ваших крот, или у них где-то подкоп. Они таскают из Зоны нехорошие, опасные вещи.

– Спасибо, буду иметь в виду.

Брют вскочил, попятился к двери:

– Похоже, что выброс того, нам поторопиться бы.

Неуютно сталкеру делить кров с военными, так же неуютно лису среди собак. Мне и самому не по себе. Я поднялся и протянул руку военному:

– Спасибо, что помогли… эээ…

Лейтенант руку пожал:

– Эдуард.

– Я Никита. Мы что-нибудь должны?

Глаза молодых вояк загорелись алчным блеском, Эдик покачал головой:

– Нет, можете идти.

Уже на улице Брют поскреб в затылке и выдал:

– Ну ты, Пригоршня, и крут! Как тебе удалось прикормить шакалов? Я тоже так хочу, пропуск хочу, чтоб туда-сюда ходить.

– Проживи с мое, – пробурчал я и осекся, оглядел свой потрепанный всплеском, но не сломленный отряд. – Зона внесла коррективы. У наших врагов была определенная цель, какая именно, я не знаю. Наверняка конкретная аномалия или спарка, теперь все изменилось, изменится ли их маршрут, неизвестно. Известно только, что ушли они недалеко и нам в любом случае на восток. Короче, идем, как задумывали, ждем сигнал от информатора.

Я зашагал по нашим следам в лес, чтобы собрать вещи, которые мы в панике побросали. Первым нашелся чей-то АК, точно не мой, я его раньше сбросил. Вытянутый рюкзак Брюта с зленой подстилкой под задницу, немного в стороне скатился в лужу рюкзак Ржавого, похожий на него самого, – раздутый, квадратный.

Свои вещи я обнаружил уже в лесу, оглянулся и рассмотрел между стволами стену Периметра. Надо же, это совсем близко, а еще полчаса назад казалось, что бесконечно далеко. Похлопал по карману, где лежал ПДА, достал его и включил, чтобы проверить, работает ли он, не убил ли его всплеск. Экран засветился, вспыхнула заставка, и аппарат включился. Есть контакт!

Новых сообщений, конечно же, не было. Не исключено, что те, за кем мы идем, попали под всплеск и погибли. Или ПДА информатора накрылся… Тогда придется идти туда, где они теоретически могли быть, прочесывать местность в поисках трупов или, если враги выжили, искать следы.

Меня догнал Алеша, запыхтел, кивнул на ПДА:

– Пашет?

– Ага. Ждем коррективы.

Но информация не поступала. Значит, экспедиция не пережила всплеск либо у «крота» издох ПДА, все-таки он ближе к третьему кругу, там всплески сильнее.

Сосняк мы прошли быстро, минут за пятнадцать, и наконец выбрались на асфальтовую дорогу, убегающую в лес, а дальше – к самому Дмитрову. На ржавом дорожном знаке «обгон запрещен» безвестный сталкер написал свое имя, из которого сохранилось только «…ряк».

Большую часть дороги присыпали сосновые иголки, пружинящие под ногами. От тяжелого рюкзака начало ломить в пояснице – здравствуй, старость! Все-таки спортзал и бокс – совсем другая нагрузка, эти навыки в Зоне бесполезны.

Воцарившуюся тишину нарушил Полковник:

– Вы это слышите? – он замер, приложив палец к губам.

Я напряг слух, но – ничего подозрительного, едва различимый лесной шелест. Алеша встал на колени и припал ухом к земле, послушал немного, поднялся и развел руками. Зато Брют запрокинул голову и остолбенел, глядя в небо.

Что-то он там увидел, отчего на его подвижном лице разгладились морщины и проступили желваки. Ржавый встал возле него, уставился туда же, задвигал надбровным валиком выбросил вперед руку, как фашист, и сказал:

– Посмотрите, небо – черное!

И правда, на фоне серых туч – темное то ли марево, то ли… Хрен знает что. Если напрячь зрение, видно, что оно распадается на отдельные черные точки.

– Что это может быть? – потирая подбородок, спросил Полковник.

– Не знаю, – пожал плечами я. – Но мне это не нравится.





Глава 14

Химик. Вопреки Зоне




На этот раз было не до аномалий впереди – сдохнем так сдохнем, есть вероятность, что они нам не встретятся, но всплеск гарантированно обрушится на наши головы и расплавит мозги. Я летел, не оборачиваясь, и так было ясно, что небосвод наливается краснотой, словно вверху, распухая, зреет огромный нарыв.

Воздух неподвижен и плотен. Он тоже застыл, и все звуки в нем застряли. Даже время остановилось, ты бежишь, как во сне, слишком медленно. Рюкзак превратился в ненужный балласт, и я сбросил его – если выживем, вернемся. Остался только «Крис», противогаз и все, что в карманах и подсумках.

Что делали остальные, я не смотрел: каждая секунда промедления может стоить жизни, они взрослые мальчики, справятся.

Деревня неслась навстречу. Я бежал первым, остальные отставали на пару секунд. С автоматом наизготовку я добежал до дряхлого забора, ногой вышиб деревянную трухлявую калитку, ворвался во двор, захламленный гнилыми досками, металлоломом, запчастями автомобилей, заозирался.

Дом был старым, еще советским, это внушало надежду, что тут жили старики, которые никак не могли обойтись без подвала или хотя бы подпола. Оббежал дом, но не нашел входа в подвал. На голову начало ощутимо давить, ее словно зажали в тиски, отчего замедлилась реакция, и соображать я начал с замедлением, потому наорал на Самкина, сунувшегося во двор, не сразу:

– Поодиночке прочесывайте дворы. Кто первым найдет подвал, тот зовет остальных.

Не дожидаясь ответа, я ногой распахнул дверь в дом и принялся топать по полу, пытаясь обнаружить пустоты. Отвлекаться было нельзя, но я то и дело поглядывал на небо, сделавшееся багровым. Из таинственного Сердца Зоны уже катится всплеск подобно темной волне, вбирает аномалии, чтобы разбросать их в других местах, особо сильные всплески тасуют локации…

Подпола я не обнаружил и ринулся в другой двор. Я как раз бежал к порогу, когда там появился Коба, сложил ладони у рта и заорал что было сил:

– Народ, скорее сюда! Нашел подпол!

Джига отозвался совсем рядом:

– И я нашел!

– Кто где находится, тот там и прячется, – крикнул я, глядя на дрожащее красное небо, готовое вот-вот обрушиться, перепрыгнул порог, и мы с Кобой по дряхлой деревянной лестнице сбежали в подпол, рассчитанный на карлика, закрыли крышку, Коба включил фонарик, и мы, пригибаясь, на полусогнутых переместились к стене из виноградных столбиков, где на стеллажах громоздились воняющие кислым стеклянные бутыли с засохшим содержимым. Ящики, где хранилась картошка, морковь и прочие овощи, которые ну никак не достать зимой, рассыпались в труху, а остальное сперва склеилось в липкую жижу, а ныне застыло черной коркой.

Коба сел прямо на пол, водрузил фонарик на лоб.

– Интерэсно, этого достаточно? – он ткнул пальцем вверх. – Не достанет…

В ушах зазвенело, перед глазами заплясали мушки, затошнило. Ощущение было, словно ты – маленький самолет в турбулентности. Мозги расширялись и сжимались, глаза норовили выпрыгнуть из глазниц, хотелось ладонями затолкать их назад, тошнило.

Сначала были мысли, как бы сохранить сознание – всплеск мощный, а убежище хлипкое, но вскоре осталась только борьба со стихией. Я цеплялся за нить здравого смысла и заставлял себя думать, превозмогая головную боль и тяжесть.

Рядом сдавленно рычал Коба. Вроде бы он выключил фонарь, а может, и нет. Перед глазами вспыхивали и гасли яркие картинки.

А потом словно щелкнули тумблером, и давящий на голову пресс исчез, зрение вернулось, осталась лишь пульсирующая боль в голове. Я лег на грязный сырой пол и только сейчас вспомнил о рюкзаке, который выбросил на подходе.

Каждый раз, попадая в радиацию или под всплеск, я представляю полоску своей жизни – как у персонажа компьютерной игрушки, – где исчерпан запас сил и здоровья, и она пульсирует красным.

– Ты как? – прохрипел Коба, поднялся на локте и зашипел от головной боли, зажмурился.

– Вроде жив, – ответил я, не открывая глаз.

Появилась мысль, что после всплеска придется менять маршрут, потому что теперь непонятно, где искать «теслу». «Пузыри» по обыкновению зарождаются вблизи болот, вот только какие болота они облюбуют в этот раз? Может, их устроят и те, что перед Дмитровым? Тогда даже лучше, нужно взять артефакт из «пузыря» и отправляться в Институт, ждать, когда кто-то из сталкеров найдет «теслу», чтобы идти туда целенаправленно, а не блуждать и рисковать вслепую.

Коба гусиным шагом направился к выходу, лязгнул откинутый люк, впуская в подпол солнечный свет. Я только сейчас заметил, что Коба тоже скинул рюкзак. Он вылез в прихожую, где валялась перевернутая, оплетенная паутиной мебель, достал ПДА и с озабоченным видом стал проверять, работает ли он. Когда загорелся экран, он вздохнул облегченно и улыбнулся от уха до уха:

– Вовремя выключил! Не выключил, сдох бы.

У Джиги ПДА был, видимо, включен – пискнул тихонько. Все как по команде вспомнили о своих девайсах и с полминуты занимались ими. Самкин скривился и сунул прибор в карман – видимо, не смог включить, а я обнаружил, что мой ПДА не работает, и его экран разбит.

– Коба, – я потряс неисправным прибором. – Придется связываться с Иггельдом через тебя.

Грузин недовольно кивнул, зыркнул исподлобья.

На улице я остановился возле собачьей будки и крикнул:

– Джига, Сам… Андрей! Мы вас ждем, – я повернулся к стоящему позади Кобе и прошептал: – Не вздумай Самкина назвать Самкиным, он реагирует неадекватно и может с кулаками кинуться.

– Понял. Странный тип. Как же его называть, когда он Самкин как есть?

С автоматом наизготовку появился Джига с огромным рюкзаком за спиной.

– Ну ты псих! – воскликнул Коба. – Тебе рюкзак не мешал убегать?

– Я не брошу пончик на дороге! – мрачно ответил Джига, потряс головой. – Там много ценного.

Коба не унимался:

– Так всплеск же, никто бы его не забрал.

Во двор приковылял всклокоченный Самкин, сунул сигарету в зубы и пожаловался:

– В башке кисель, в ушах звенит. Химик, командуй, что делать дальше.

– Аномалии перетасовались. Ищем «пузырь» или здесь, или в окрестностях Дмитрова и возвращаемся. Са… Андрей получает деньги за двоих у Иггельда.

– Вот это дело! – Самкин улыбнулся. – Идем за рюкзаками и скорее – к болотам, пока аномалии не злые, а мутанты не активные.

– В любом случае сутки придется ждать, пока аномалии наберут силу. Если «пузырь» разрядить прямо сейчас, он будет пустым.

Коба поинтересовался:

– То есть мы все равно движемся в сторону Дмитрова?

Я молча кивнул. Мы вышли на дорогу и сразу же увидели валяющиеся рюкзаки, все они скатились с пригорка в заросли бурьяна, укоренившегося в наносах. Отряхнув их, нацепили и чуть ли не побежали дальше по дороге.

У мутантов сейчас каша в голове, как у нас, в течение получаса они будут отходить после всплеска, аномалий можно не бояться минут пятнадцать, даже если вляпаешься, получишь подзатыльник, не более.

Вдруг Джигу подбросило в воздух, перевернуло – он брыкнулся, как опрокинутый жук, – и уронило на рюкзак. Донесся треск – Джига взвыл, перевернулся на четвереньки, крякнул.

Сначала я подумал, что гравитационная аномалия приложила его серьезно, поврежден позвоночник, но когда, все так же подвывая, Джига полез в рюкзак и принялся там копошиться, стало ясно, что он не о себе переживал – о богатствах, которые взял с собой.

Коба относился к его домовитости снисходительно:

– Ты в недрах не заблудись, да.

– Отстань.

– Ну ты хомяк! Деньги, небось, под подушкой прячешь? Старым будешь, обрастешь всяким дерьмом. Пойдем уже, все тебя ждут.

Джига успокоился, надел рюкзак, сделал глоток вина из фляги и поплелся дальше по дороге, теперь он не рисковал и не пер сломя голову, а бросал вперед гайки – не понравилось ему в «ухвате».

Последний поселок преодолели без приключений. Дорога здесь совсем рассыпалась, в трещинах проросла трава. Заканчивался поселок четырьмя длинными пятиэтажками, стоящими друг напротив друга, и школой с детским садиком, упирающимися в нависающий над ними лес.

Пятиэтажки облупились, штукатурка отвалилась и висела лоскутами, как кожа лежалого зомби, из деревянных рам выпали стекла, современные стеклопакеты пока еще держались. Сквозь деревянные лавочки, покрашенные в синий цвет, проросла трава и молодая сирень. Она вздыбила асфальт возле подъездов, еще пара лет, и внутрь дома можно будет попасть только через окна. В последней пятиэтажке на первом этаже находился советский магазин-аквариум с выпуклыми витринами. Над входом желтела рекламная вывеска: «Везунчик». Рисунок на стене совсем обесцветился, остался только белозубый улыбающийся рот женщины, что когда-то здесь изображалась.

Дверь магазина была распахнута и, поскрипывая, качалась туда-сюда. Джига с жадностью вперился в дверной проем и мысленно уже шарил по стеллажам в поисках полезного, но Коба в очередной раз оборвал полет его мысли:

– Сколько лет существует Зона? Пятнадцать. Все украдено до нас первыми мародерами, так что выключи хомяка и спокойно иди дальше.

– Мы, как обычно, везде опоздали, – вздохнул Джига. – Как бы мне хотелось быть в числе тех, первых.

– У тебя защечные мешки разорвало бы от жадности, – пошутил Коба. Джига не ответил ему, вытянул шею, высматривая что-то в школьном дворе.

В мрачной трехэтажной школе, обнесенной высоким забором, кто-то точно был, но слабый после всплеска мутант не стал нас преследовать, когда мы решили здание обойти и направились в другую сторону.

В лесу мы быстренько перекусили и пошли дальше, я планировал заночевать в Боблово, но, похоже, мы даже туда не успеем, и придется искать убежище в другом месте.

Когда брожу по Зоне сам, стараюсь избегать мертвых поселений – чего там только не селится, но сейчас не оставалось выбора, скоро стемнеет, и нужно найти безопасное убежище, я такое знал недалеко от Боблово, но туда мы точно не доберемся до темноты.

Мы разбились по парам и шли полубоком, спина к спине, то есть рюкзак к рюкзаку, чтоб никто сзади не напрыгнул: я и Самкин, Коба и Джига. В такие моменты благодаришь судьбу за напарника, вдвойне благодаришь, когда с тобой еще кто-то, ведь если тут, в Зубово, живут мутанты, то они стайные типа тех же бюргеров, в одиночку и вдвоем с ними не справиться, а вот вчетвером еще можно потягаться.

Наверное, то же самое чувствует солдат в городе, где ведутся уличные бои: за каждым окном может таиться смерть, особую опасность представляют окна многоэтажек. В нашем случае опасно все: как заросли кустов, так и раззявленные рты подъездов. Даже детские площадки опасны, например, эту оккупировала «ржа», а чуть дальше в песке видны круги, которые оставил «ухват». Гравитационные аномалии легко распознать по следам на земле: трава обязательно или примята, или уложена кругами.

За пятиэтажками, как это обычно бывает, тянулся частный сектор, где было уже не так неуютно, а дальше, за поселком, возвышался безлесный холм – то ли рекультивированная свалка, то ли черт знает что. Если верить карте, за ней был дачный поселок.

– Идем туда, – я махнул на холм. – Чтоб время не терять. Как раз за полтора часа доберемся до дач, там и заночуем.

– Возражений не имею, – кивнул Самкин и зашагал вперед.

Я правильно предположил, что холм – свалка твердых бытовых отходов: то тут, то там из земли торчали бетонные плиты и ржавые конструкции, над которыми зеленели молодые деревца – природа брала свое.

Природа очень быстро заявляет права на чужеродное: консервные банки поедает ржа, хвоя и опавшие листья укрывают мусор, но ливни будто не хотят забывать человека и смывают его с дороги. В игру вступают сосны, их корни двигают асфальт, из трещин к солнцу тянутся ростки.

Мы обогнули водонапорную башню на железных сваях. Еще десяток лет, и время съест железо, башня рухнет, разбросав гнилые доски, которыми оббит резервуар.

– Мы дурни или нет? – спросил Самкин и пояснил: – Прямо пойдем или обойдем?

– Я за то, чтобы обойти, – высказался Коба.

– Посмотри, холм тянется на несколько километров, – сказал я. – А высота всего метров пятьдесят. Это как раз случай, когда поговорка не работает. Заодно и осмотримся, когда взберемся наверх.

– Ладно, доля истины в этом есть, – кивнул Коба.

Склон порос травой, кустарником, и мы вылезли наверх без особого труда, правда, запыхались – все-таки за спинами тяжелые рюкзаки. Пришлось останавливаться, чтобы перевести дыхание. Отсюда открывался великолепный вид: в километре от свалки – небольшой поселок, а дальше лес, покрывающий некрупные холмы темными волнами, и пролески, полосы вырубок, поляны. Ветер разорвал чернильные тучи, и темные облака сбивались в стаю далеко на востоке, там, куда лежал наш путь.

Прямо в середине плато торчал разломанный бетонный столб, откуда вспорхнула ворона и, поймав восходящий поток, принялась взлетать по спирали. Мы зашагали на восток, прямо к темнеющему небу, пестрящему черными точками, только собрались спускаться, как внимательный Джига воскликнул:

– Стоп! Что это с небом? Почему оно все в точку?

– Это вороны, – ответил Коба.

Джига щурил и без того узкие глаза, топтался на месте.

– Но что заставило такую массу ворон на ночь глядя сорваться с места?

– У них такое бывает, – успокоил его Самкин. – В детстве я жил недалеко от вокзала, где до фига высоких тополей. На них ночевали вороны, утром все деревья были черными, и я бегал в школу в обход – опасно, можно было попасть под раздачу. Помню, как-то мой приятель пришел к третьему уроку и оправдывался тем, что вороны обгадили. Так вот, ровно в восемь они срывались с мест и мигрировали на свалку, а когда начинало темнеть, возвращались.

– Все равно мне это не нравится, – не сдавался Джига, приложил палец к губам. – Слышите?

Я слышал только завывание ветра.

– А что я должен услышать? – осторожно поинтересовался Самкин.

– Какой-то странный гул…

Пришлось напрячь слух: сначала доносился едва уловимый звон, но спустя примерно минуту я различил зловещий гул, словно сама земля стенала и жаловалась.

– Мне это не нравится, – сказал Джига настойчивей.

Мне и самому хотелось спрятаться, но пока непонятно, откуда доносится гул, и неясно, куда бежать. Я стал на колени и приложил ухо к грунту: гул усилился, теперь он больше напоминал топот или рокот бегущего по рельсам состава.

Коба дергал бровью и напоминал вспугнутую лань, Джига все так же топтался и шевелил руками, как боксер, готовый принять бой. Самкин кривился, поглаживал автомат, казалось, что он в любой момент готов спастись бегством.

– Похоже, нам надо убираться, – проговорил я, вставая. – Все равно куда, лишь бы стены были потолще, потому что это – гон.

Рокот усилился, теперь можно было выделить рев, рык, свист, стон, карканье… На сотни голосов орали, визжали, выли мутанты.

Самкин заломил руки и выругался:

– Да что за хрень! И всплеск, и гон – все в один день! Кто с нами такой невезучий?

Джига криво усмехнулся:

– Это Зона, детка!

Мы спустились с холма на четверть, теперь надо решать, что делать дальше, причем решать быстро. Но для начала нужно понять, откуда мутанты движутся, чтобы не бежать им навстречу. Даже если поднимемся на плато, это нас не спасет, потому что мутанты залезут и туда. Я не раз видел гон, приятного мало: все мутанты в один момент, словно повинуясь приказу, снимаются с места и бегут, бегут куда-то, все сметая на своем пути, ломая деревья, затаптывая слабых, разрывая людей. Если нет возможности спрятаться в бункере, ты покойник, потому что даже каменные стены обычного дома тебя не спасут.

– Это впереди, – проговорил Джига и начал карабкаться, правильно предположив, что нам надо обратно в Зубово, но до него около километра, успеем ли?

Прежде чем бежать, я обернулся: лес впереди зашевелился и одновременно над соснами вспыхнуло голубоватое зарево, затрещало, как трещит поломанный, брызжущий искрами трансформатор – мутанты влезли в аномалию… «Теслу»?! «Молния» ведет себя тише.

Неужели и правда «тесла»? Посмотрим завтра, сейчас – бежать!

Что было сил я рванул на четвереньках наверх по насыпи, причем балласт сбрасывать нельзя, потому что рюкзаки, где много ценного, мутанты затопчут. На этот раз мне не удалось подняться быстро, земля под ногой осунулась, и я покатился вниз, ухватился за край торчащей из земли бетонной плиты. Остальные уже вскарабкались, никто даже не обернулся: отряд не заметил потери бойца. Надо торопиться, и я заработал конечностями что было сил. Преодолев склон, обернулся и оторопел.

Мутанты текли из леса сплошным потоком, впереди – колоссы, за ними – норушники и упыри рядом с радиоактивными кабанами и волками, кенги… Кого там только нет! Так же сходит сель или лавина – неумолимо и неотвратимо.

Бежал я, ничего не видя и не замечая, меня кнутом подстегивал многоголосый гомон мутантов. Вот он, склон, по которому мы пришли, вдалеке крыши домов… Туда точно не успеем. Водонапорная башня ближе поселка, правильнее спрятаться там. Если опоры случайно или в порыве ярости не повредит колосс, она выстоит.

– Мужики! – крикнул я уже на краю – обернулся только Самкин. – Прячемся в башне! В деревню мы не успеем.

Бегущий первым Джига оступился, упал и покатился о склону, пока его не остановила плита, теперь вперед вырвался Коба. Я спускался осторожно, чтоб не оступиться и что-нибудь себе не сломать или не вывихнуть. Поравнялся с хромающим Джигой, бросил:

– Ты как?

– Норм, – ответил он и ускорился.

Теперь гул распался на тысячи голосов. Мутанты ревели, визжали, хрюкали, земля сотрясалась под их лапами. Спустившись, я не удержался, глянул наверх и увидел на вершине выводок норушников. В момент гона мутанты не охотятся, они уничтожают всех, кто не мутант, даже на деревья бросаются.

До башни метров сто пятьдесят. Я рванул вперед, на всякий случай повторяя:

– Все – наверх!

Первым башни достиг Коба и принялся карабкаться по крутой железной лестнице, наверху он повел себя правильно: не стал прятаться между емкостью и шатром, а принялся отстреливать мутантов, которые могли бы нас догнать. Дело бесполезное, их не перестреляешь и даже не отпугнешь.

Огневую позицию рядом с Кобой занял Самкин. Я ухватился за ступеньку, подтянулся и начал восхождение. Джига от меня несильно отстал. Вскоре на узкой площадке стало тесно, и я предложил спрятаться за шатром, чтобы мутанты нас не видели и не зверели.

Шатер, окружающий железный резервуар, тут был деревянным и уже изрядно трухлявым. Если стать на четвереньки и приникнуть к щели в полу, то видно, что творится внизу. Первыми башни достигли норушники, издали похожие на людей, которые обгорели, и в кожу вплавилась снаряга. Все норушники пробежали мимо, кроме одного, самого крупного. Он встал на задние лапы, запрокинул башку и уставился на шатер гноящимися глазками, дернул хоботом, похожим на противогаз, заверещал и вцепился в ступеньку зубами, демонстрируя желтые клыки разной длины. Уставился на Лаки, которого словно парализовало.

Мутанты хлынули с холма, они так сотрясали землю, что водонапорная башня вздрагивала и качалась из стороны в сторону. Внизу мелькали спины – черные, рыжие, щетинистые и лысые.

Вот кенги, на вид маленькие и даже милые – что-то среднее между мелкой собакой и кенгуру, они всегда охотятся стаями и опасны тем, что их слюна содержит токсин нервно-паралитического воздействия. Человек теряет способность двигаться, но при этом чувствует боль, когда кенги пожирают его заживо.

Когда поток кенгов иссяк, я заметил армию шатунов, шагающих ровным строем. Они шли, теряя лоскуты одежды, кожи, окруженные вонью гниющей плоти. У самого ближнего голова лежала на плече и таращила пустые глазницы.

Сразу за ними бежал кукловод, издали неотличимый от человека, подгонял стадо из семи подконтрольных ему зомбаков, один был еще свежим – бородой не оброс, не успел исхудать, и контейнер для артефактов от пояса не оторвался.

Земля вздрогнула, еще и еще раз. Сюда скакали колоссы, целых три штуки. Они всегда передвигались прыжками, мутанты помельче старались держаться от них подальше, потому что колосс не смотрел, есть ли кто там, куда он прыгает.

К счастью, мутанты, кроме норушника, которого смыло потоком, башней не интересовались. Но колосс представлял реальную опасность, потому что если…

Колосс-подросток, который был немного меньше двух других, словно услышал мои мысли, заухал, запрокинул уродливую каплевидную башку с искаженными человеческими чертами, втянул ноздрями воздух, устремился на опоры башни, боднул их и взревел от боли.

Башня покачнулась и немного накренилась со ржавым скрипом, мы попадали. Со всех сторон посыпались ругательства. Каждый понимал, что если колосс будет упорствовать, башня не выдержит, рухнет, а мы пойдем на корм мутантам, предварительно сломав себе кости.

Можно выйти на бетонную клетку, откуда стрелял Самкин, но тогда мутанты заметят нас и начнут набегать, и победят, потому что у нас закончатся патроны.

Молодой колосс уперся лбом в башню и принялся ее толкать с недовольным ворчанием. Заскрежетали ржавые опоры, мы с замирающим сердцем молились, чтобы, когда опору ставили, строители не экономили на фундаменте.

– Может, из гранатомета его? – прошептал Джига.

– И нас заодно. Нет. Пока ждем.

Вдалеке рыкнул колосс-родитель. Молодой затряс головой, легонько боднул опору и убежал восвояси.

– Вот теперь я готов перекреститься, – Самкин облегченно выдохнул, а я не спешил, наблюдал за неиссякающим потоком.

В хвосте ковыляли раненые мутанты, которые не могли быстро передвигаться: волк с простреленной лапой шел бок о бок с маленькими кабанчиками; ползли всевозможные гады, о существовании которых вряд ли подозревает большинство сталкеров, я сам впервые видел розовых щетинистых червей на коротких ножках или вон тех членистоногих, похожих на скатов в броне.

Поток мутантов иссяк, только когда начало смеркаться. Они ушли, но в ушах по-прежнему звучал их рев, наполненный болью и бессильной злобой, словно они не хотели бежать, но все равно бежали. Лишь сейчас я понял, что гон – это для нас очень удачный момент, и поделился мыслью:

– Нам повезло…

Джига мне договорить не дал:

– Как утопленникам! У меня, вон, нога распухла.

– Ногу мы тебе починим, если это вывих. Если растяжение, то тебя спасет регенератор. Все мутанты ушли на запад, очистив локацию на востоке, куда мы направляемся. Это раз. Два, на границе леса, откуда они бежали, и поля какой-то мутант разрядил аномалию, очень похожую на «теслу». Это было далеко, я не разглядел. Завтра утром сходим, посмотрим.

– Эта новость мне нравится, – улыбнулся Самкин и зевнул. – Я бы предложил переночевать здесь – и бегать упыхался, и безопасно.

Теоретически это возможно: доски в полу достаточно прочные, места между шатром и резервуаром хватит. Кто-то один дежурит, остальные спят.

– Ага, очень, безопасно, – пробурчал Джига, доставая из контейнера новый регенератор.

– Согласен, прямо тут – не особо, но посмотрите, что я нашел!

Он обошел ржавый, в облупившейся краске резервуар и распахнул железную дверь. Какой-то умелец вырезал кусок железа, а затем сделал из него подобие люка, посадив на огромные петли.

– Кто-то свил тут себе гнездо. Пока вы следили за мутантами, я исследовал обстановку. Место давно покинуто, хозяин, скорее всего, погиб, но кое-что интересное он после себя оставил. Например, это идеальное убежище. Предлагаю не разглашать и пользоваться им только самим, я даже Трубе обещаю не рассказывать. Потому что как только появляется стоящее место, слух расползается, и его занимает какая-нибудь группировка, а нам, одиночкам, деваться некуда.

Луч фонаря нырнул в темноту резервуара, Джига присвистнул, и эхо подхватило звук. Резервуар превратили в квартиру-студию, пригодную даже для зимовки. В середине стояла печка на четырех ножках, где вполне можно было готовить, труба из гофра выходила на улицу в отверстие в углу резервуара, возле печки стоял сбитый из досок стол и стул, напротив двери – самодельная кровать, куда сразу же улегся Самкин, потянулся и сказал:

– Я это место обнаружил, мне тут и спать.

Стены хозяин покрасил белой краской, которая отлично сохранилась. Тоскующий по женщинам, он щедро украсил стены «картинами дальнобойщика» – полуголыми дамами с грудями-арбузами и блестящими задами.

В шкафу, который хозяин убежища откуда-то притащил, а потом тут же собрал, обнаружился прорезиненный плащ, шапка-ушанка, валенки, ватник и куча шерстяных свитеров. С вешалки у входа Джига, прищелкнув языком, снял АК с укороченным стволом, погладил его и проговорил:

– За пять штук баксов продать можно.

Коба не утерпел от колкости:

– Джига. Куда ты деньги тратишь? Снаряга – рвань сплошная, оружие тоже не але. Квартиры у тебя нет, машина – дерьмо.

– Собираю, чтоб в космос полететь, – серьезно ответил Джига и полез в коробку у входа, где обнаружился ящик с патронами, который мне с моим «Крисом» был бесполезен, сталкеры раздербанили его между собой и принялись снаряжать магазины, даже забыв о голоде и усталости.

Когда Самкин достал обойму, все бросили свое занятие и уставились на него. Даже меня заинтересовал человек, который предпочитает снаряжать магазин с помощью обоймы, что чертовски неудобно, потому что каждый третий патрон клинит, и все время уходит именно на «клины».

Джига вытаращился на него:

– Ты серьезно? Ты и правда всегда пользуешься этой штукой?

Самкин кивнул:

– Да, мне жалко пальчики.

– Ну ты лошара! – резюмировал Коба, и тут Самкин обиделся. Он очень заметно обижался: поджимал губы, щурился, морщил лоб.

– Лошара, говорите? Ладно. Снаряжаем магазин на скорость, ты, – он ткнул в Кобу, – делаешь это вручную, а я – с помощью обоймы. Химик, суди!

Мне самому интересно было посмотреть на результат, потому что сам к обойме так и не привык, хотя от многих слышал, что штука полезная, здорово облегчает жизнь. Особенно на западе ее любят, наши же бойцы чаще брезгуют, как говорил один знакомый сиделец: «Обойма – это зашквар».

Я нашел на ПДА секундомер (первый раз понадобился), посмотрел на бойцов. Самкин спокойно сел, приготовил две обоймы, Коба тоже сел, высыпал патроны в панаму, оба уставились на меня.

– На счет три, – сказал я и начал отсчет. – Раз, два, три!

В помещении было темно, я в подробностях не рассмотрел, что делал Самкин, услышал только «трррррррррррр» и «клац-клац-клац».

– Все! – отчитался Самкин, продемонстрировал пустые обоймы и снаряженный магазин.

– Двенадцать секунд, – озвучил я.

Коба не сдавался, снарядил магазин за тридцать секунд и посмотрел с уважением на раздувающегося от гордости Самкина. Джига, который болел за напарника, выглядел разочарованным и не верил своим глазам. Признаться, я и сам был за Кобу.

– Обалдеть! – восхитился Коба. – Как ты это делаешь? Оно ж заедает, наматеришься больше, чем снарядишь.

– Все дело в навыке, – ответил Самкин. – Смотрите: магазин крышкой к пузу, обоймой от себя. Вот так. Пулями вверх. Левой рукой держим магазин, указательным пальцем правой давим на крайний патрон в нижней части. Если заело, слегка встряхните магазин, и все, не надо его терзать и материть. Входят как по маслу при определенной сноровке. И я утверждаю, что вручную с такой скоростью снарядить магазин невозможно. А разряжал таким макаром: вытаскивал крайний патрон, брал его в правую руку и донцем гильзы по одному выталкивал остальные. Но в Зоне этот навык редко используешь, только когда уходишь в большой мир. Если потренироваться, происходит этот процесс очень быстро.

– Это здесь удобно, – не сдавался Джига. – А на поле боя, когда мутанты напирают, ты больше времени потратишь, засовывая патроны в обойму, а потом в магазин…

– Так пальчики никто не отменял, я по-всякому умею, а ты – нет. На этом предлагаю закончить, поужинать и спать.

Самкин демонстративно отвернулся к рюкзаку; свирепо на него глядящего Джигу он игнорировал.

– Здравое предложение, – сказал я. – Едим, спим, выдвигаемся в шесть утра.

Перед тем как лечь спать, я проверил щеколду, подергал дверь, убедился, что ее разве что колосс лбом вышибет, и только потом расстелил спальник, завидуя Самкину, которому посчастливилось спать на самой настоящей кровати.

Интересно, аномалия, на которой мне померещилась «тесла», действительно она? Если да, это здорово облегчит нам задачу.





Глава 15

Пригоршня. По твоим следам




– Чертовы вороны, – предположил Ржавый, держащий руки над глазами козырьком. – До хренища долбаных ворон!

– И чего это они? – с угрозой в голосе сказал Алеша, вот прямо сейчас готовый дать отпор любому хищнику.

– Вороны имеют привычку мигрировать, сбиваясь в огромные стаи, – проговорил Полковник. – Издали эти стаи напоминают тучи. Если вороны для нас неопасны, я предложил бы продолжить путь.

– Они так себя ведут, когда у мутантов гон, – предположил я. – Но мы бы его услышали. Полковник прав, не будем обращать на них внимания.

Мы шли неспешно, не цепью, а шеренгой, мы с Ржавым шагали по краям, бросая вперед гайки. Все водили стволами из стороны в сторону, нам не давали покоя мысли о том, что же за тварь согнала с мест ворон. Вскоре стая сместилась на север, вместе с ней улетучилось наше беспокойство. Похоже, это и правда просто перелет ворон с места на место.

Два раза я останавливал команду и припадал ухом к земле, но топота бегущих мутантов не слышал. Значит, не гон, и на том спасибо.

День клонился к вечеру. Солнце, выглядывающее в разрывы низких тяжелых туч, светило в спины, отпечатывая на опавшей хвое наши длинные тени, похожие на улиток с огромными ракушками рюкзаков. Аномалии на пути не попадались, и Алеша, которого они особенно тревожили, расслабился, движения его стали не скованными, а разумно-экономными.

Первой нам на пути попалась заправка, разбитая и разворованная мародерами, еще когда Зона только появилась. Треснувший рекламный стенд высунул язык плаката, выцветшего настолько, что рисунок исчез.

Заправку мы проходили, сбившись в кучу, – мало ли, что там поселилось. Наверняка из-за черных оконных провалов за нами следил мутант, но, вялый после всплеска, нападать не решался.

– Не Зона, а курорт, – сказал Алеша. – В прошлый раз было по-другому.

– С всплеском нам повезло. И одновременно не повезло, – сказал Брют, прицелившийся в здание.

– А вот и первая аномалия на нашем пути, – я указал на газовую заправку, где танцевал рой мошек. Если присмотреться, то никакие это не мошки, а поднятые в воздух соринки. Самая распространенная гравитационная аномалия «сюрприз». Назвали ее, как старинную карусель, где тебя раскручивает, то вжимая в спинку, то пытаясь вышвырнуть. Так и «сюрприз» хватает человека и швыряет туда-сюда, вверх-вниз, об землю и еще раз об землю. Когда она разряжается, в бедолаге не остается ни одной целой кости. Один у нее плюс – ее просто обнаружить.

Дорожный знак известил нас, что до населенного пункта с названием, съеденным ржавчиной, – полтора километра ходу. Пискнул ПДА, напоминая о неизвестном информаторе и о том, что неплохо бы посмотреть на карте, что впереди за поселок.

Открыв сообщение, я зачитал:

– Живы. Нас четверо. Идем к болотам близ Дмитрова, нужна аномалия «пространственный пузырь», ночевка – Автополигон. Возможно, сборки не будет – нет недостающего звена – «теслы». Найдете, дайте координаты.

Значит, писать информатору не только можно, но и нужно?

Только одно меня волновало. Я набрал: «Химик с вами?» и долго не решался отправить. Так и не решился. Или все-таки… Хрен с ним! Я отправил сообщение и открыл карту, где на оранжевой дороге светились зеленые точки – мы. Рядом темнело пятно поселка с названием Большое Щапово.

Название не сулило ничего хорошего: в больших поселках больше мутантов, но деваться было некуда.

– Может, полем обойдем? – предложил Брют и с тоской уставился на поле, заросшее так плотно, что сквозь заросли разве что прорубать себе дорогу.

Если идти через лес, получится крюк. Я надеялся, что мутанты пока отходят после выброса и нападать не будут.

Щапово оказалось не Большим, а скорее наоборот – типичное русское село с деревянными домами и несколькими дворцами между ними. Заборы, дряхлые еще двадцать лет назад, рассыпались трухой. Крыши провалились, кое-где проросла трава. Хлопали форточки, двери и калитки, скрежетали петли ворот, словно деревню населяли призраки.

В брошенных селениях всегда много посторонних шумов. На столбе с провисшими проводами топталась ворона. Увидела нас и взлетела, хлопая крыльями.

– В пяти километрах отсюда есть бункер, пригодный для ночевки, – сказал я. – Пока дойдем, как раз начнет темнеть. Все слышали: надо найти «теслу»…

Пискнул ПДА. Я хотел сказать что-то еще, но забыл, потому что это пришел ответ на мой вопрос. В груди разгорелось пламя, по венам растекся расплавленный металл, стало так жарко, хоть куртку снимай. Делать этого я не стал, достал ПДА из кармана и долго смотрел на мигающий конверт сообщения. Нажал на него пальцем, закрыл глаза, потом заставил себя прочесть.

«Он главный. Сюда – не писать!»

– Ах ты ж, сука!

Не сдержавшись, я подхватил с захламленной дороги кусок арматуры и принялся крушить синий жигуленок у деревянных ворот.

– На тебе, сука! Вот еще на! И вот!

Перед глазами – бледный обескровленный Деня. Димка его у нас в гостях объясняет Эле, как пользоваться какой-то программой, Эля глядит восторженно. И ты скурвился, Химик! Я прикончу тебя, чтобы ты не позорил память о себе прежнем! Клянусь, что прикончу тебя!

Мир перестал существовать, осталась только ненависть. Выплеснув ее, я огляделся и устыдился своего порыва: все смотрели на меня, вытаращив глаза. Жигуленок превратился в кучу металлолома, в которой трудно распознать машину.

– Тот самый Химик? – спросил Алеша осторожно. – Что он сделал?

– К сожалению, тот самый, – прохрипел я, выпил воды. – Что сделал? То же, что наркодилер. Продался с потрохами. Из-за него убили моего друга… Из-за него погибли десятки подростков. Из Химика он превратился в вивисектора.

– Никогда не подумал бы, – вздохнул греющий уши Брют. – Я с ним как-то работал. Толковый мужик был… Н-да.

– Был, – кивнул я. – теперь он наш враг номер один. Огромная просьба, не убивайте его! Его надо взять живым и допросить, кто за ним стоит.

– А если не скажет? – подключился к разговору Полковник. – Судя по тому, что мне о нем известно, он не скажет.

Я злобно улыбнулся:

– У меня есть средство, которое и немого говорить заставит. Химик его создал, пусть попробует то, чем его люди детей пичкают.

Полковник вскинул седую бровь – задумался. Алеша и остальные потупились. Я молча зашагал дальше с автоматом наизготовку.

Мы пошли так же – шеренгой. Пока нам везло, не попадалось аномалий, ослабленные мутанты не нападали. Или они попросту ушли отсюда? Или к чему-то готовятся? Или… Мутантов из головы вытеснял Химик. Я представлял нашу встречу. Как он себя поведет? Больше чем уверен, что цинично, ему плевать на всех! Или человеческое в нем осталось, он устыдится того, что сотворил?

Как бы то ни было, наркоты он напьется.

Бункер на карте мигал голубым: за поселком Ясенево направо. Нам идти туда минут пятнадцать. Солнце как раз зацепилось краем за далекие холмы.

– Ой, смотри, смотри! – воскликнул Алеша, указывая вперед черным пальцем.

От напряжения он посерел, вытаращил глаза.

Дорогу перебежала сгорбленная фигура, зашуршала в кустах, захрюкала. Ей ответили другие твари.

– Норушники, – резюмировал Ржавый. – И чего так орать? Брют, вон, хех, чуть в штаны не сделал.

Даже мутанты не отвлекли меня от мыслей о Химике. Самое паршивое, я отказывался верить, что он виноват. Тоненький голосок пищал, что его обманули или он просто не в курсе, увлеченный новой идеей. Здравый смысл говорил, что нет, Химик уж точно докопался бы до истины.

Толком не запомнил, как мы добрались до бункера. Мутанты бежали следом, трещали в кустах разросшейся сирени, но не нападали.

Бункер обустроили на одном из участков. Снесли дом, вон куча бревен гниет, выкопали котлован, залили бетоном, сверху забросали землей. Чтобы ни с чем бункер не спутать, из земли росло треугольное строение углом кверху, где имелась бронированная дверь, запирающаяся на щеколду изнутри. В середине двери имелась вырезанная полоска, забранная мельчайшей стальной решеткой, – чтобы в бункер поступал воздух. На ручке висели открытый навесной замок и связка ключей, запасная связка покачивалась на крючке, прицепленном к решетке. Замком ночующие сталкеры дополнительно запирали дверь изнутри. Если он снаружи, значит, бункер пуст.

С ржавым скрипом дверь открылась. Если в помещении селятся мутанты, там нестерпимо воняет. Гадят под себя все, кроме бюргеров и кукловодов. Из нашего убежища потянуло сыростью, дверь открылась с трудом – значит, внутри чисто.

Идущий впереди Полковник включил фонарь, и я увидел бетонную лестницу, круто спускающуюся под землю. Помнится, лет пятнадцать назад я этим бункером пользовался. Или не этим… Столько их было, все не вспомнишь. Обычно мы с Химиком ходили в Зону южнее Клина.

– Чисто, – известил усиленный эхом голос Полковника, и все друг за другом спустились в бункер.

Я включил фонарь, запер дверь на щеколду, подергал замок, и лишь убедившись в нашей безопасности, спустился. Вдоль дальней от входа стены бункера кто-то поставил сколоченные из досок деревянные нары – все же лучше, чем на полу спать. Алеша протопал к сооружению, попытался его раскачать и сделал вывод:

– Верхние доски крепятся к стене, наверху спать так же безопасно, как внизу.

Я с наслаждением снял рюкзак, потянулся и сел на нижнюю полку, где на стене алела взятая в круг буква «А» – знак анархистов. Пол усеивали окурки, отсыревшие и утратившие запах, разорванные обертки шоколадок. Как хорошо, что в нашей команде никто не воняет сигаретами!

Желудок проснулся и закурлыкал, напоминая о том, что неплохо бы бросить в него еду. Алеша по лестнице взобрался наверх и зашуршал там, устраиваясь, я застолбил правый край, внизу осталось два места. Рядом со мной уселся Полковник, с другого конца – Брют. Ржавый потоптался на месте, недовольно поглядывая на напарника, но махнул рукой, запихнул рюкзак наверх, а сам, скрестив ноги, принялся потрошить пакет с едой. Он выложил на салфетку порезанный хлеб, домашнее сало, одуряюще пахнущее чесноком и перцем, пластиковую тарелку со слегка помятым помидором и огурцом.

Молодец Ржавый, понимает, что если мы заодно, то должны делить и еду. Брют поставил тарелку с сыром и колбасой, Алеша – банку тушенки с гречкой, я – подтаявшее масло, красную икру и икру минтая, смесь грецких орехов и миндаля в банке, буханку ржаного хлеба.

Перекусив, мы сходили на поверхность, чтобы ночью в туалет не приспичило, и залегли спать. Недоеденное убирать не стали, просто сдвинули в сторону и накрыли пакетом – чтоб утром долго не искать. Алеша прикрепил к стене фонарик-ручку, направив луч на лестницу, и все выключили фонари. Остался только голубой луч, рассекающий темноту, словно наш сон будет охранять джедай со световым мечом.

– Подъем в пять утра, – объявил я и запрограммировал будильник на ПДА. – Выдвигаемся в полшестого. Надо бы пораньше, но желательно выспаться, ведь чем дальше в Зону, тем жирней мутанты.

Возражать никто не стал.

Я думал, что меня одолеют мысли о Химике, и я буду ворочаться, но нет, уснул, едва голова коснулась подушки.

Разбудило меня острое предчувствие беды. Кто-то словно в грудь толкнул – вставай, беда! Сердце бешено колотилось, я аж взмок. Но не вспомнил, что мне приснилось…

Скрипнули нары и вроде как вздрогнули, словно Брют встал. Я лежал вверх лицом и не видел, что он делает. На цыпочках почти бесшумно он двинулся по помещению, и предчувствие беды стало отчетливей. Откуда-то я знал, что нужно притворяться спящим.

Черный силуэт Брюта закрыл свет, он был виден до пояса и до локтей. Сквозь тень ресниц я пытался рассмотреть его лицо и понять, что ему нужно, но видел лишь черное пятно. Брют смотрел на меня, не двигаясь. Я смотрел на него и все яснее понимал, что это не к добру.

Возле самых нар Брют остановился и медленно-медленно начал поднимать руку с пистолетом. Э-э-э, да он прикончить меня пытается!

Тело сработало раньше головы, я метнулся в сторону, помешал спальный мешок, и я грохнулся с кровати. Грянул выстрел, я наугад швырнул в Брюта ботинок – хрясь! Попал, надо же!

Затем бросил в Брюта спальник – еще выстрел – и сразу же второй ботинок. Выстрелы разбудили остальных, что-то загрохотало. Когда я выглянул из убежища, Брют валялся на полу, а Ржавый скручивал руки у него за спиной, нецензурно спрашивая, что на него нашло и зачем он творит ерунду.

На помощь Ржавому подоспел Полковник, скрутил руки Брюта за спиной, перевернул его и посадил, припечатав спиной к стене.

Я все еще не понял, что произошло. Брют пытался меня убить, Ржавый его обезвредил. Значит, Брют как-то связан с «Руной», у него задание прикончить меня. Но откуда «Руна» знает, зачем я в Зоне? В курсе только Литвинов и наша команда.

Или Брют случайно внедрился, донес позже и получил приказ? Как бы то ни было, это нетрудно узнать. Я сел на корточки напротив Брюта, хлопающего глазами, как бабочка – крыльями.

– Как хорошо, что так все сложилось, – улыбнулся я. – Теперь ты все мне расскажешь. Кто лидер «Руны»? Где у них логово?

– Я не знаю, – проблеял Брют, в его глазах плескался неподдельный ужас. – Вообще не пойму, что произошло, как бес попутал!

– И как же бес заставил в меня стрелять? Кукловод так быстро не отпустил бы. Да и он не знает, как обращаться с пистолетом.

– Это не кукловод, а голос в голове. Вполне человеческий голос! Ему нельзя противиться! Мужской низкий голос, ты его слышишь и понимаешь – так и надо, – затараторил Брют, взгляд его перебегал с лица на лицо в поисках поддержки или сочувствия.

– Еще раз спрашиваю: кто лидер «Руны»? Где ваше логово?

Голос мой звучал угрожающе, и Брют заблеял:

– Я не виноват, клянусь!

– Он не виноват, оно само, – сыронизировал Алеша и скривился.

– Кстати, вполне возможно, – я выпрямился. – Если он принимает то самое вещество, его можно заставить сделать что угодно. Снимите его рюкзак и обыщите.

– Нет у меня никакого вещества! – завопил Брют.

За две минуты Алеша и Полковник разбросали его вещи по бункеру, проверили воду в бутылках, аптечку, все, но не обнаружилось ничего, похожего на наркоту.

– Это странно, – я снова сел на корточки и покрутил бутылкой, изъятой у Засыпкина, перед носом Брюта. – Знаешь, что это такое? – Брют замотал головой. – Конечно, знаешь. Интересно, если хлебнешь глоток, признаешь во мне нового хозяина или усилится влияние старого?

Брют захлюпал разбитым носом, гундося:

– Я не знаю ничего про вашу «Руну»…

– Кто отдал приказ? – продолжил наседать на него я.

– Голос! Клянусь, просто голос! Я сам не понимал, что делаю, будто я кукла, а кто-то дергает за ниточки.

– Очень интересно, – кивнул я и уступил место Ржавому, который сел на корточки напротив Брюта и уставился на него так, словно видел впервые.

– Ты что творишь, мать твою? – Ржавый постучал себя по лбу, ткнул Брюта в грудь. – Еще на меня подумают, мы ведь в паре. Кто тебя завербовал?

Брют придушенно крякнул и впился в меня взглядом – не уходи, мол, не отдавай меня ему! Я скрестил руки на груди, оперся о несущие доски нар и попытался осмыслить произошедшее. Пытаясь меня убить, Брют напоминал зомби, словно его взял под контроль очень умный кукловод. Засыпкин под наркотой выглядел совсем не так, он был обычным сломленным человеком.

Что если Брют не врет и есть что-то пострашнее наркоты? Что-то, превращающее людей в послушных кукол. Или нет, или он притворяется? Как выяснить? Я вытащил из кармана рюкзака пузырек с мутной белой жидкостью – универсальную сыворотку правды. Но тот, кто выпьет этот раствор, обречен.

– На кого ты работаешь? – прорычал Ржавый и приблизил лицо к лицу Брюта, тот втянул голову в плечи и замотал головой:

– Ни на кого! На себя! Я не знаю, что со мной было! Как бес вселился!

Алеша, наблюдающий за допросом молча, сказал:

– Если бес, значит, нужно позвать экзорциста!

Полковник усмехнулся, а я почувствовал себя идиотом, потому что не знал, кто такой этот экзорцист. Ржавый шлепнул Брюта по щеке, сжал кулак у него перед носом:

– Говори, гнида! Кому продался?

Брют снова безмолвно, взглядом обратился за помощью ко мне. Самого жалостливого нашел, что ли?

– Клянусь! Жизнью клянусь! Чем угодно… Проверьте меня как угодно. На детекторе лжи… Я не лгу!

– Сейчас проверим, – я показал ему пузырек из-под спирта, наполненный смертельной гадостью. – Знаешь, что это?

Брют помотал головой. Я налил граммов пятнадцать в пробку фляги, поднес Брюту так, чтобы он увидел и узнал наркоту. Брют увидел, но не показал волнения – или блефовал, или просто не знал, что это. Я поднес пробку к его губам:

– Пей, тогда ты не сможешь солгать.

Думал, Брют будет упираться до последнего, как Засыпкин, но он улыбнулся и губами потянулся к пробке – еле успел ее убрать. Наверное, он и правда ни в чем не виноват.

– Ну! – возмутился Брют. – Дай глотнуть, тогда вы все убедитесь, что я не лгу!

– Похоже, он говорит правду, – резюмировал я.

Интересно, что об этом думает Полковник? Он будто прочитал мои мысли и сказал:

– Если бы у меня была возможность узнать правду, я бы ей воспользовался. В крышке – то самое смертельное вещество? Интересная дилемма: правда на одной чаше весов, на другой – жизнь несимпатичного человека. На мой взгляд, правда ценнее, но вся загвоздка в том, что его слова с большой вероятностью и есть правда, вы напрасно заберете жизнь. Я много читал о Зоне, тут все время появляется что-то новое. Не исключено, что перед нами жертва эксперимента. Возможно даже, что эксперимент связан с жидкостью у тебя в бутылке.

– И что теперь с ним делать? – все так же сидя на корточках спросил Ржавый.

Поза была ему привычной и не доставляла неудобств. В голубоватом свете фонарика веснушки на его лысине и лице казались темно-серыми под цвет стены, словно его птицы проклевали насквозь, и он весь был в дырку.

– Вот да, – кивнул Алеша и сел, скрестив руки на груди, привалился к стене возле знака «Анархия». – Убивать вроде как не за что, с собой брать опасно.

– Я бы оставил его здесь, – посоветовал Полковник. – Без патронов. Если вам его жаль, то патроны можно закопать неподалеку, а ему позже написать, где именно, чтобы он нас не догнал, даже если бы захотел.

– Гениально! – оценил Алеша и полез наверх, где сладко зевнул. – А теперь давайте досыпать, нам нужны силы.

Брют свалился на бок, как червяк, и подтянул колени к животу. Ржавый укрыл его спальником. Наблюдающий за ними Полковник спросил Ржавого:

– Зачем вы о нем так заботитесь? Человек он ненадежный, боец никакой.

– А это мне с братишкой так повезло, – вздохнул Ржавый и отправился досыпать Алеше под бок.

Забористый храп известил о том, что бессонницей Ржавый не страдал. Я загнал себя спать последним и долго ворочался, вспоминая странный эпизод возле Периметра, где Ржавый и Брют на миг оцепенели и стали похожими на зомби. Значит ли это, что Ржавый тоже может напасть в любую минуту?

Выяснить это мне не удалось, потому что будильник зазвонил раньше, чем я заснул.





Глава 16

Химик. Полшага до цели




Покидать водонапорную башню не хотелось, тут было уютно, как в квартире холостяка, и безопасно. Но подгоняло любопытство, действительно ли в лесу вчера разрядилась «тесла», я даже есть нормально не мог, об этом думал, а остальные не спешили, им тоже было здесь комфортно.

Дождавшись, когда все позавтракают, я озвучил план на сегодняшний день:

– Сейчас идем искать «теслу», потом двигаемся на восток к Дмитрову, стараемся держаться ближе к болотам, ищем «пузырь». Пока доковыляем, он как раз наберется сил и даст нам артефакт.

– Что там за арт, напомни? – спросил Самкин, пытающийся расчесать засаленные локоны.

– «Пуговка». На ощупь как камень, размером с кулак, формой как пуговица на ножке или гриб.



– А что он делает, «пузырь» этот? А то я с таким не сталкивался, избегал.

– «Пузырь»? Попадаешь в него и выходишь непонятно где. Хорошо еще, если неведомыми тропами будешь блуждать, а выйдешь в Зоне в Украине, можешь пропасть без вести. Ты-то будешь знать, что существуешь, не исключено, что новый мир откроешь.

– Что-то не нравится мне все это, – проворчал Самкин, убирая расческу в карман штанов.

– Мы не полезем в «пузырь», – объяснил я. – Достаточно бросить туда любое живое существо, хоть мутанта или жабу, чтобы он схлопнулся. Джига, как твоя нога?

Он попрыгал, улыбнулся:

– Отлично. Обычное растяжение. Слава богу, не вывих.

Коба копошился в рюкзаке дольше всех, проверял все кармашки, ПДА, артефакты в контейнере, патроны.

– Ты что-то потерял? – поинтересовался Самкин, уже готовый к походу.

– Нет, я в норме.

Коба нацепил рюкзак, Джига тоже надел своего монстра, активировал «облегчалку» и сразу расправил плечи – рюкзак стал в десять раз легче.

И вдруг у него из носа хлынула кровь, Джига попытался закрыть его рукой, но кровь текла по ладони, капала в рукав. Коба достал аптечку, смочил перекисью кусок ваты и протянул ему, но я понял, что дело тут не в перекиси.

– Он облучился. Думаешь, радиоактивные артефакты облегчат тебе жизнь? Не все так просто…

Я поймал себя на мысли, что, как старуха, читаю проповедь мальчишке, и прикусил язык, молча протянул Джиге флягу с водкой, отсыпал пригоршню таблеток.

– Придется тебе отказаться от «облегчалок» хотя бы на несколько часов.

Кровь все не останавливалась, текла водопадом, Джига давился ею, глотая водку и таблетки, мы терпеливо ждали. Коба со вздохом принялся потрошить его рюкзак – искал, что можно оставить, а что жизненно необходимо.

Выложил резиновый плащ, запасной противогаз, три банки тушенки, три коробки патронов, запасной автомат с укороченным стволом, патроны к подствольнику…

– Я все понимаю, но удочка тебе зачем? – он положил на пол небольшой спиннинг, пакет с носками.

– Это не тронь! Ноги должны быть в тепле.

– Ладно, согласен, но вот эти тяжелые штаны придется оставить… О, боже! Горелка с газовым баллончиком. Ты псих, Джига! Огнемет, согласен, вещь полезная, его понесет Андрюха, я и так уже загружен. Контейнер с артами, вес три кэгэ, и две банки тушенки – полтора кэгэ, обе отдам Химику. Сам понесу еще бутылку водки и два литра воды. Андрюха – еще два литра воды. Итого минус десять кэгэ, уже полегче.

Джига хлюпнул носом, поднялся, нацепил рюкзак и побрел из убежища, морда у него была в крови, словно он кого-то загрыз.

После гона окрестности изменились до неузнаваемости: землю словно взрыхлили трактором, кусты, росшие на склоне свалки, мутанты затоптали. Многие ослабленные особи тоже пали под лапами более сильных, и на изломанных трупах пировали вороны, ворон тут было несметное множество. Вот же сорная птица, и в Зоне все ей нипочем!

Мы шли друг за другом: я впереди, Джига за мной, замыкал на этот раз не Коба, а Самкин, который оказался неплохим бойцом, к тому же он мыслил нестандартно, а это ценное качество, когда нужно быстро принимать решения.

Вороны нехотя оставили трупик кенга, отошли в сторону, глядя на нас недобро. Самкин спел песню про черного ворона и пристрелил птиц. По взрыхленному склону подниматься было труднее, чем вчера, я несколько раз падал на четвереньки. Меньше всего с маршрутом везло Джиге, он напоминал буксующего на сыпучке жука.

Наконец мы взобрались наверх, увязая в пыли и земле, я устремился к склону, остановился в метре от края, попытался вспомнить, где увидел сияние, махнул рукой на северо-восток:

– «Тесла» предположительно там.

Осторожно, чтоб не оступиться на крутом сыпучем склоне, мы спустились на утоптанное мутантами поле, где еще вчера зеленела трава, и, минуя поселок, направились в сосняк. Воздух был влажным, холодным и пах морозом, на листьях блестела роса, обещающая ясный день. Можно ли верить приметам в Зоне? Вряд ли.

На пути попался облепленный воронами норушник со свернутой шеей – то ли затоптали, то ли попался кому-то под горячую лапу. Вороны отлетели на пару метров и затаились, Самкин погрозил им автоматом.

– Мой отец был егерем, – поделился Джига. – Так ему деньги платили за отстрел ворон. Он их бил, отрезал лапки и сдавал.

– Бред какой-то, – возмутился Коба.

– А вот и нет. Когда ворон слишком много, они разоряют гнезда пичуг и даже убивают бельчат. Пичуги уничтожают гусениц, которые жрут деревья. Меньше ворон – больше пичуг, так-то.

– А все-таки, Джига, ты просто скупердяй или на что-то копишь? – завел шарманку Коба.

– На что-то коплю. Говорю же, в космос хочу, как великий Гэтсби.

Даже Самкин не понял, что космос тут ни при чем, а вот женщина, которая отвергла Джигу, и он теперь хочет ее удивить, очень даже при чем.

– Сколько тебе лет? – поинтересовался я.

Джига повернул ко мне скуластое некрасивое, перепачканное засохшей кровью лицо:

– Тридцать два.

– Я думал, меньше. Сколько ты в Зоне?

– Три года.

– Это много, можешь не успеть. Не забывай, что радиация тоже убивает.

– Тебя ж не убила за столько лет.

Я криво усмехнулся и вскинул руку, почуяв аномалию, махнул правее:

– Там.

Шагая между сосновыми стволами к цели, я ощущал забытое чувство юности, когда волнуешься так, что сердце выскакивает, дышать нечем и бросает то в жар, то в холод.

Вот место, где аномалию разрядили и едва не начался пожар: обугленная земля, черные стволы наполовину обгоревших сосен. Когда разряжается «тесла», масштаб разрушений больше, шарашит так, что в двадцати метрах лучше не стоять. Спишем на то, что аномалия недавно возникла и не набрала силу. А вот и эпицентр: опавшая хвоя не просто почернела, а рассыпалась пеплом, земля оплавилась, и поблизости не наблюдалось сосен.

– Не факт, что «тесла», – сделал вывод Самкин, присаживаясь на корточки и вороша хвою, он поднял пласт иголок, под ним обнаружился нетронутый пласт, пронизанный белыми нитями плесени. – Может быть и «молния».

– Если «молния», то очень мощная, – кивнул Коба, воровато огляделся и добавил: – Или «шаровая молния»…

– Не двигаться, – на всякий случай скомандовал я и замер, потому что эта аномалия реагирует на движение и поражает все живое в десяти – пятнадцати метрах.

«Шаровую» хорошо видно ночью, в сумерках, во время дождя или тумана: в паре метрах над землей висит сжатая пружина, мерцает, а когда на нее капает дождь, шипит и плюется, от тумана словно начинает дымить, сейчас туман осел росой, начало вставать солнце. «Тесла» – та же «шаровая», но реагирует она иначе. «Шаровая» будто бы охотится и бьет разрядом, даже если близко не подходить, «тесла» же словно защищается, и если долбанет, то только по тем, кто подошел метров на пять.

Самкин медленно полез в один из многочисленных карманов за гайкой, сжал одну в кулаке. Джига и не выпускал гайку с тряпичным оранжевым хвостом. Никто не решался бросить и разрядить аномалию, с огромной вероятностью она ответит туда, откуда прилетело.

– Очень осторожно пятимся, – прошептал я, наконец увидел ту самую спираль «шаровой молнии». – Коба прав.

– Но почему она не ударила? – поинтересовался Самкин за моей спиной.

– Она подпускает близко, бьет, когда удаляешься, в спину.

Или мне показалось, или спираль нас засекла, завибрировала, вокруг нее начали закручиваться смерчи более плотного воздуха. Если стоять на месте, все равно долбанет, потому я воскликнул:

– Бежим, прячемся.

И рванул назад, рыбкой нырнул за первую попавшуюся сосну, накрыл голову руками, что делали остальные, я не видел. Затрещало, на миг воцарилась тишина, словно аномалия готовилась, прежде чем плюнуть, потом неподалеку грохнуло разрядом, меня обдало жаром, на голову посыпалась земля, ветки, прошлогодние листья.

Один за другим трещали разряды, взрывались наподобие бомб. Заскрипело дерево, что-то зашумело, заскрежетало, грохнулось оземь, сдавленно крикнул то ли Самкин, то ли Коба, захрипел и стих. Потянуло гарью. Предчувствуя беду, я не спешил вставать, а когда сделал это, в клубах дыма увидел Кобу, держащегося за волосы. Он стоял метрах в двадцати от меня над поваленной сосной.

Самкин получил стресс и теперь добавлял дыма тонкой сигаретой. Как и я, он был весь перепачкан землей. О том, что случилось непоправимое, я понял, когда Коба заорал, заговорил по-грузински и упал на колени.

Я и Самкин, выплюнувший сигарету, рванули к Кобе, который тряс упавшую сосну. Вскоре стало ясно, что ствол рухнул на Джигу, впечатал его в землю, раздавил рюкзак. Самкин сел на корточки, дотянулся до шеи Джиги, кивнул:

– Пульс есть, но слабый.

– Что ж вы стоите? Помогите мне! – заорал Коба, силясь поднять ствол.

Я очень надеялся, что жадность спасла Джигу, и удар смягчил рюкзак. Мы с Самкиным чуть не крякнули, поднимая ствол, Коба за руки вытащил напарника и не рискнул его переворачивать, закрыл лицо руками, как маленький ребенок, который пытался спрятаться от страшного. Джига зашевелился, забулькал, мы с Самкиным выдохнули с облегчением, перевернули его…

И поняли, что он зашевелился не потому, что приходит в себя – Джига умирал, на груди расползалось красное пятно, на губах пузырилась пена. Коба все так же стоял, не отводя рук от лица. Затем посмотрел на мир сквозь расставленные пальцы, метнулся к напарнику и проговорил:

– Что же вы стоите? «Гематоген» ему, быстро!

Самкин бросился выполнять просьбу, а я не спешил, потому что это было бесполезно: без операции не обойтись, потому что ему поломало ребра, и они пробили легкие.

Вот еще один недостаток командной работы в Зоне: твоя жизнь зависит от напарника, ты привыкаешь к нему, мало того, начинаешь его воспринимать как часть себя.

Казалось бы, что мне тот Джига – просто попутчик, еще одна смерть, а как будто родственника потерял. В большом мире я ни за что не стал бы водить дружбу ни с Джигой, ни с Кобой, но тут выбора нет, и все его выверты, все странности и даже скопидомство стали близкими.

Я принялся себя мысленно утешать, что парень умер молодым и никогда не почувствует дыхание смерти у себя за спиной, которое сейчас гонит меня к Дмитрову, но помогало это слабо. Невозможно привыкнуть к смерти. Даже если ты сотрудник хосписа, страдания знакомого не оставят тебя равнодушным.

Коба старался вернуть напарнику жизнь, вкладывал ему в руку, сведенную судорогой, артефакт, говорил на языке, который мы не понимали. Самкин, разведя руки в стороны, стоял поодаль, я предпочитал не вмешиваться.

Не прошло и двух минут, как Джига затих. Коба сидел рядом и качал его голову, безвольно мотающуюся по коленям.

– Был бы Труба, он похоронил бы, – с сожалением сказал Самкин. – Какой-то неудачный у нас поход. Сначала Труба, теперь, вот, этот парень.

Коба молча встал и ушел, мы с Самкиным сняли рюкзак Джиги, я достал оттуда саперную лопатку, Самкин взял свою, и мы принялись копать яму, чтобы предать тело земле. Коба не стал прощаться с напарником, наблюдал за нами издали. Пришел он только, когда тело, положенное в спальный мешок вместо гроба, скрыла земля, сел на четвереньки и принялся шевелить губами, искоса на меня поглядывая, будто винил меня в этой смерти.

Хотелось сказать ему, что Джига пренебрегал мерами безопасности и получил такую дозу радиации, что все равно умер бы, но медленной и мучительной смертью, или ходил бы по лезвию ножа, играл бы со смертью в прятки, как я, но любые мои слова сделают только хуже, потому я молчал.

Рюкзак Джиги тащили по очереди, чтобы спрятать в ближайшем поселке и на обратном пути забрать воду, еду и патроны.

В Зоне сложно с питьевой водой, потому приходится брать с собой до десяти литров, что ограничивало в скорости. А если прибавить сюда патроны, еду, вещи, оружие и контейнеры, вес рюкзаков получался сорок – пятьдесят килограммов. По мере того как в походе иссякали силы, рюкзак становился легче – расходовалась вода, еда и патроны. Получался своеобразный сброс балласта.

Теперь на воде можно не экономить.

– Что-то мне не хочется идти дальше, – поделился мыслью Самкин. – Нас слишком мало осталось для такого дальнего похода.

Мне и самому больше хотелось переждать полосу невезения, и я подумал, что, наверное, придется возвращаться в Институт, но судьбоносное решение принял Коба:

– Нет уж, я хочу пройти этот путь до конца, чтоб его смерть не была напрасной, тем более, мы прошли почти полпути, до дмитровских болот рукой подать… Химик, ты в Дмитрове бывал?

– Бывал. Еще до того, как вокруг появились болота. Обычный город в Зоне… Если можно так сказать о каком бы то ни было городе в Зоне. Со своей тайной, с троллейбусом, который каждый вечер приезжает на одну и ту же остановку. Наверное, он до сих пор приезжает.

– Настоящий? – оживился Самкин.

– Пойди, проверь. Мне как-то не хочется.

Словно повинуясь команде, Самкин отряхнулся, надел рюкзак, взял рюкзак Джиги и потопал на восток, мы поплелись за ним. Или мне показалось, или его лицо снова стало землистым и неподвижным, как у молчаливых сталкеров, которые околачиваются в третьем круге и охраняют непонятно что непонятно от кого.

Только когда миновали метров сто, до меня дошло, что логичнее немного вернуться и оставить рюкзак в поселке, который мы недавно миновали. Самкин потряс головой, на миг «завис» и согласился со мной.

Я рассчитывал, что мутантов в поселке не будет. Прежде чем они снова вернутся в эти места, пройдет несколько дней, этого нам как раз хватит, чтобы добраться до окрестностей Дмитрова и, надеюсь, найти «пузырь». Глупо было бы не воспользоваться возможностью, которую дарит сама Зона.

Некоторое время царило молчание. Мы шли неторопливо, Коба бросал вперед гайки, но потом перестал, доверившись моим способностям.

– Бестолковое это занятие, – сказал он. – Когда с тобой ходячий детектор аномалий. Все равно ни ты, Химик, ни гайки не гарантируют, что ты спасешься от аномалии, мы недавно это увидели собственными глазами. Они не распознают «психичку» или тот же «пузырь», который реагирует только на живых существ.

Я с ним не согласился:

– Восемьдесят процентов опасности во втором круге, девяносто пять в третьем. Когда приходит опыт, то некоторые аномалии учишься видеть невооруженным глазом.

Поселок начинался кладбищем автомобилей. Грузовики и микроавтобусы поржавели так, что с трудом определялся их цвет, колесами они вросли в землю. В кузове самосвала проросли сосны. Похоже, эти машины тут умерли задолго до появления Зоны.

Возле жестяного раскуроченного забора в беспорядке валялись рамы, ржавые двигатели, прицеп.

– Предлагаю оставить рюкзак прямо тут, в этом микроавтобусе, – Самкин похлопал машину, которая при жизни была то ли «опелем», то ли «рено», и с нее посыпалась ржавая труха.

Коба на всякий случай встал в караул. Когда я попытался засунуть рюкзак в салон, водительская дверца отвалилась, пришлось класть ее сверху, чтобы просто прикрыть рюкзак от дождя и любопытных глаз – мало ли кто тут пройдет за нами.

Путь в Дмитров оказался на удивление спокойным. Мы даже немного расслабились, на дороге попались четыре аномалии, мутанты еще не заняли новую локацию и не доставляли неудобств. Интересно, куда девалась вся та масса мутантов? Рассеялась по Зоне или остановилась в одном месте?

Если второе, то не повезло бедолагам, которые пойдут тем маршрутом.

В хуторе Семеновском мы едва не поплатились за легкомысленность. Все еще рассчитывая, что мутантов не будет, решили пойти не лесом, а по дороге сквозь селение. Благо, что Коба был готов и снял норушника, выпрыгнувшего из-за забора, иначе наш поредевший отряд лишился бы еще и Самкина.

Мы включились быстро, пристрелили еще трех мутантов, остальные оценили опасность и нападать не стали, зато бежали за нами, я слышал их гуканье за заборами, даже думал, что просто так они нас не отпустят, приготовился отражать нападение, но нет, не стали дальше преследовать.

– Скоро начнется топь, – напомнил я, когда мы вошли в сосновый бор. – Так что скорость снизится. Я рассчитываю добраться до Автополигона и там переночевать, а с утра начать поиски. В то, что нам очень повезет и мы найдем «пузырь» уже сегодня, верится слабо.

Вскоре стали попадаться участки, где по весне точно стояла вода, а сейчас из-за сырости мох покрывал землю зеленым ковром. Сосны росли только на возвышенностях, чем дальше шли на восток, тем больше попадалось почерневших деревьев и тем сильнее тянуло гнилью.

– Как тот «пузырь» хоть выглядит? – поинтересовался Коба.

– Как многие аномалии: вроде такого локального мутного испарения.

– Гайки на него не действуют, как я понял.

– Только живые существа. Он темнеет и схлопывается, заворачивается внутрь себя вместе с жертвой.

О том, что неподалеку водоем, известила жабье многоголосье, вскоре путь нам преградило скорее озеро, чем болото, с желтой стоячей водой. Завидев нас, с берега попрыгали лягушки. Значит, оно не отравлено и не радиоактивно.

Мы двинулись вдоль берега, срезали каждый по щупу. Переправились через заболоченный ручей, поднялись на пригорок, где рос самый обычный сосняк, выбрались на плато, прошли еще немного и очутились на грунтовке, посыпанной щебнем. На свежей такой грунтовке, словно по ней еще вчера ездили автомобили.

– Какой-то сюр, – Самкин сел на корточки и, озираясь по сторонам, протянул руку к масляному пятну, растер темное масло пальцами, понюхал. – Как настоящее. Что происходит? Может, мы провалились в такой «пузырь» и вернулись в прошлое? Или все это нам чудится?

Донесся рев мотора. Много лет назад сотни людей приезжали сюда, чтобы погонять по специально оборудованной трассе. Опытные водители повышали мастерство, учились маневрировать на трассах повышенной сложности, новички осваивали элементарное.

За лесом на востоке находился исследовательский центр, где изучали автомобили, разрабатывали новые сплавы, дизайны кабин, устраивали краш-тесты.

Рев мотора все нарастал. Минута, и из-за поворота вылетел автомобиль, разбрызгивая щебень колесами, мы едва успели спрыгнуть с дороги. Гоночный болид пронесся дальше, завизжал тормозами на повороте и… исчез.

Самкин спросил, глядя туда, где только что была машина:

– Интересно, если бы мы остались на дороге…

– В следующий раз проверь, – мрачно сказал Коба и зашагал по дороге, шурша гравием. – Нам ведь сюда, я правильно понял?

Мы зашагали следом не успел я порадоваться безопасному участку, как дорога взяла вниз и утонула в коричневой жиже болота, из которого торчала эстакада, а в пятидесяти метрах от поворота, на эстакаде…

Над эстакадой…

Магнитное поле, каким его изображали в учебниках физики, только объемное, пульсирующее, потоки частиц собираются в линии, закольцованные в овалы. Аномалия так огромна, что видна даже отсюда. Самкин тоже ее заметил, улыбнулся от уха до уха:

– То ли это, что я думаю? Неужели нам повезло?

– Да, ты все совершенно правильно понял, – кивнул я. – Это она, «тесла».

Коба встрепенулся, закрутил головой по сторонам, но вскоре и он обнаружил аномалию, щупом потрогал кочку в болоте и резюмировал:

– Если очень повезет, можно по таким бугоркам дойти до середины болота и разрядить аномалию артефактом. То, что получится, утонуть не должно – эстакада на возвышенности, под ней земля.

Словно противореча нам, на болоте надулся пузырь, который поплыл к берегу, отражая солнце с облаками, наползающими со всех сторон, темную полоску леса, трех сталкеров. Зацепившись за сухую травинку, пузырь лопнул, источая зловоние.

Я пометил аномалию на бумажной карте и в ПДА. Полдела сделано, осталось найти «пузырь». Очень удивлюсь, если он где-то неподалеку.

По местности, где возвышенности чередовались с болотами, мы вышли на площадь поселка, залепленную машинами. В двухстах метрах за зеленеющими деревьями угадывалось что-то типа больницы в окружении старых, еще советских высоток, а перед нами были распахнутые ворота с намертво застывшим шлагбаумом. К будке КПП крепилась вывеска: «Центр испытаний “Нами”».

От ворот на восток, в сторону Дмитрова, уходила четырехполоска, где с двух сторон плотно припарковались машины, им не было конца и края, словно тут располагался авторынок. Что самое удивительное, автомобили выглядели новыми, даже колеса за столько лет уцелели, садись и поезжай.

– Джига бы выбрал себе лялечку, – с сожалением отметил Коба.

Я сделал шаг к машинам и отступил, потому что они излучали враждебность.

– Здесь опасно, – сказал я. – Нам лучше укрыться за воротами, на огороженной территории.

– В смысле – опасно? – спросил Самкин. – Аномалии?

Я кивнул на автомобили:

– Они мне не нравятся, а к чувствам я привык прислушиваться, интуиция не раз спасала мне жизнь.

За шлагбаумом я почувствовал себя увереннее, бросил взгляд на автопарк и сказал:

– План действий такой: ищем убежище, ночуем, а завтра с утра выдвигаемся искать «пузырь». Очень надеюсь, что все у нас получится, это не самая редкая аномалия.

Мы развернулись и зашагали к административному корпусу, стоящему между двумя тушами промышленных зданий.

– Обратили внимание, что здесь тоже нет мутантов?.. – спросил Самкин, но не договорил: мы заметили движение справа, одновременно вскинули стволы, прицелились, но опасности не было: мы чуть не расстреляли наше отражение в темном стекле окна.

Самкин закончил мысль:

– В прошлый раз, когда исчезли мутанты, появились муравьи. Не хочется думать, что же…

Взревел двигателем внедорожник на огромных колесах, из выхлопной трубы вырвался сизый дым, мы что было сил бросились в админкорпус.





Глава 17

Пригоршня. Путь к Дмитрову




Вышли мы на рассвете. Брюта развязали и велели ему спрятаться, оставили разряженный автомат, три коробки патронов положили в траву возле железной трубы с развалившимся скворечником, а сами зашагали дальше, даже завтракать не стали, решили перекусить, когда появится аппетит. Ржавому я не доверял: вдруг он, как и Брют, в любой момент сойдет с ума? Но отказываться от него не стал, понадобится его помощь, ведь мы с ним вдвоем бывалые, Алеша – нуб, Полковник тоже нуб, хоть и стреляный, – в Зоне все по-другому.

Например, мутанты. Бывало, люди Чечню прошли, а в Зоне упыря увидели – и ступор плюс полные штаны.

Когда мы расположились на привал на открытой поляне, пискнул ПДА: информатор написал, что они тоже выдвинулись, причем находятся близко – от нас километрах в десяти.

Я крепко призадумался. Появился шанс нагнать врагов – и нагнать быстро, достаточно просто срезать путь. На карте места как места – дороги, перелески, вот тут если по проселку вдоль опушки, между двух поселков – вообще хорошо, видимость не плохая… Пометка стоит: какая-то каракатица мигает (значит, инфа не подтверждена) и подписано «не влезай! Толпа мутов! Аномалия п@дец!!!»

Но аномалии – ничего страшного, а мутанты сейчас заняты гоном, и посреди этого гона, видимо, застрял Химик. Окопался и ждет, когда можно будет продолжить путь – и угробить все, что мне дорого.

Так, об этом не время думать. Мы должны позволить им взять нужный арт и отнять его, но гораздо удобнее поджидать врага в определенном месте, а не плестись по опасным дебрям. Значит, не спешим, пусть мои люди отдохнут, наберутся сил.

Моя поредевшая команда как раз готовила завтрак. Ржавый смотрел в кружку с кофе и медленно моргал пятнистыми веками, стараясь проснуться. Алеша, присев на корточки у костра, помешивал палкой гречку в котелке. Полковник пялился в ПДА, словно в утреннюю газету.

– Поворачиваем на юг, – объявил я. – Срежем до Дмитрова.

– Гиблые места, – проскрипел Ржавый.

Может быть, ему выгодно, чтобы мы шли подольше, чтобы подольше добирались до горла Химика – и опоздали? А может, он правда здесь ходил и знает.

– Я от одного кента слышал, – продолжал Ржавый, глядя в кофе. – Что оттуда живыми не выходят. Там мутанты толпой.

– А кент как вышел? – поинтересовался я. – Тем более, прошел всплеск и гон, теперь все по-другому.

– Мое дело – предупредить. – Ржавый пожал покатыми плечами и пальцем постучал по экрану ПДА. – Видите? Кто-то там уже побывал и оставил метку, что опасно. Впрочем, как ты скажешь, так и пойдем.

Алеша вскинул брови:

– Ты сказал, был гон. Был гон – и мы его не заметили? Это как так?

– Мутанты отсюда бежали в другую сторону, потому мы так легко сюда добрались. Проблема, что мы не знаем, где эти мутанты осели. Хотя бы не на нашем пути!

У Алеши и Полковника права голоса в этом вопросе пока что не было, а я уже все решил – и нежелание Ржавого идти вперед только укрепило меня в решении.

Мы доели завтрак, собрали лагерь.

– Проверьте оружие и аптечки, – посоветовал я. – У всех все в норме? Идти надо будет быстро. Есть информация, что мутантов мы на пути не встретим, но это временно, и лучше ускориться.

Алеша был каким-то сероватым и подавленным. Конечно, последние события и потеря боевого товарища на нуба подействовали не лучшим образом. А вот Полковник оставался в прекрасной форме: проверив тщательнейшим образом оружие, он подошел ко мне со своим ПДА и попросил уточнить маршрут.

– Вот, сейчас выдвигаемся отсюда, – объяснил я. – По шоссе идем быстро, там никаких неожиданностей быть не должно. За Максимково уходим с Большого кольца, срезаем напрямик и выходим к Автополигону.

– Хорошие тут места были, – с ностальгией заметил Полковник. – Дач много…

– Ага. Вот, смотрите: к Зубово идет дорога, не шоссе, но не грунтовка, приличная асфальтовая дорога. По ней мы шустро двигаемся. От Зубово – на Таракановское шоссе… Странное какое-то шоссе, двухполосное, ну да ладно. За Григорьевским уходим в поле, срезаем. Мишнево, Боблово, за Боблово – лес, через лес пройдем – и рукой дальше подать. За день легко сделаем.

– Сколько тут, километров пятнадцать-шестнадцать от Максимково? – прищурился Полковник. – Легко сделаем, даже учитывая возможные аномалии и неожиданности.

Ржавый слушал наше обсуждение с непонятным выражением лица. Алеша, услышав подробный план, ожил, заглядывал Полковнику через плечо в ПДА.

– Да мы и больше пройдем! Тут топать-то часа два!

– Сплюнь и постучи, – посоветовал Ржавый.





* * *


Выдвинулись цепью, попарно. Впереди – я с Алешей, позади – Полковник с Ржавым. Так в каждой паре было по опытному бойцу… и случись что, Полковник справится с ненадежным сталкером.

Было прохладно, безветренно, в прорехи неряшливо-серых, будто лежалая вата, туч, проглядывало блеклое небо. Над шоссе тянулись плети тумана, хватали за ноги. Станет теплее – и туман растает. Пахло рекой, лугом, в ушах звенело от полной тишины окружающего мира: не лаяли за заборами собаки, не квохтали куры, не заливались петухи… Недвижно повисли ветки яблонь и слив, окна щерились через одно выбитыми стеклами, кое-где дома выгорели – то ли пожары возникли из-за аномалий, то ли сталкеры набедокурили.

Хорошо было идти, ровно. Я проверял путь гайками, прислушивался к интуиции и монологу Полковника. Затыкать бывалого я не стал – во-первых, он говорил дельные вещи, во-вторых, очень уж неестественное даже для Зоны безмолвие действовало на нервы. А мутанты все, кажется, и правда ушли.

– Главное, – на ходу, в такт шагу, негромко рассказывал Полковник, – коммуникация в группе. Каждый следит за своим сектором. Вот, скажем, Никита, извините, Пригоршня, отслеживает сектор слева-спереди, Алеша – справа-спереди, я, соответственно, слева-сзади, а вы, Ржавый, справа-сзади. Как заглянуть назад? Ствол в позицию лоу-рэди, разворот за счет корпуса, бедер и головы. Вот так. Если бы мы готовились к нападению – мы бы с вами, Ржавый, сейчас пятились. Кроме того, не забывайте, друзья мои, осматривать верхний ярус: нападение может осуществляться и с крыш.

– Так вертеться – голова закружится, – пробурчал Ржавый.

– Зато на плечах останется, – отбрил Полковник. – Далее. Палец на спусковой крючок, Ржавый, как я уже замечал вам, не кладем – вы же не хотите случайно пристрелить впередиидущего?

Я тоже очень надеялся, что Ржавый этого не хочет, но на всякий случай и сам палец со спуска убрал.

– Если бы у нас было время, я бы с удовольствием прошел с вами, коллеги, основы боя в помещении и на открытой местности. Уверен, в позицию для стрельбы лежа вы переходите так себе…

– Да ты задрал! – возмутился Ржавый. – Позиция-физиция!!! Как шлепнулся – так и палишь!

– И в этом, дорогой друг, ваша ошибка. Сталкеры пренебрегают воинской наукой, а ведь не одну сотню лет человечество оттачивало навык, необходимый для успешного ведения боя. Я уверен, что при должном подходе количество человеческих жертв можно свести к минимуму.

Он бубнил и бубнил, а тишина становилась все пронзительнее, все сильнее звенела тишина, мешая мне слушать, забивая голову монотонной вибрацией, казалось, череп сейчас расколется…

– Тихо! – крикнул я и одновременно «принял позицию для стрельбы лежа» – плюхнулся на пузо, слегка смягчив падение левой рукой.

Рядом шлепнулся Алеша, и я услышал, как сзади приземлились Полковник с Ржавым.

Никакая это не тишина звенела, конечно, это что-то на меня воздействовало. Как только я оказался на асфальте, в голове прояснилось, я ясно слышал дыхание спутников, но никакого звона, никакого нудежа, будто огромный комар летает под стенками черепа.

– Что?! – не выдержал Алеша.

Он напряженно вертел головой, стараясь углядеть опасность. Я – тоже. Интересно, это аномалия, подвешенная в воздухе, или воздействие мутантов? Ни про такие аномалии, ни про звенящих тварей я раньше даже и не слышал, но за то время, пока я строил карьеру в политике и занимался семьей, в Зоне расплодилось множество мутантов, которых я и в горячечном сне себе представить не мог. Зона постоянно менялась, адаптировалась, изобретала новые и новые возможности, чтобы сожрать сталкеров, уничтожить нас. Может, и правильно: ничего хорошего не вытащили мы из Зоны. Не спасли человечество, не вылечили рак, а вот испоганить готовы все – как Химик, убивающий детей, пусть и не своими руками, а наркотиками.

Что-то шевельнулось в заброшенном саду по левую руку. Будто просто ветка под ветерком – только вот ветра и нет. Одновременно Полковник сказал негромко:

– Слева. На одиннадцать часов.

И снова я услышал зудеж, гул, только теперь негромко, а вот Алеша заскрипел зубами, я обернулся – глаза его налились красным.

Прежде, чем мы сообразили, что происходит и что делать, Алеша, выпустив оружие, сжал голову руками, перекатился на спину, выгнулся, вставая на мостик – только макушка и стопы касались асфальта. Он скрипел зубами так громко, что, казалось, раскрошит.

– Это не припадок! – рявкнул я. – Это Зона!

Ржавый выстрелил вперед, стрелой метнулся к Алеше, сшиб его. Они откатились на пару метров, я увидел, как руки негра безвольно раскинулись в стороны. Ржавый слез с него и сразу пощупал пульс на шее. Я еще не успел подползти, когда он произнес:

– Дышит…

Мы с Полковником оказались рядом одновременно.

– Держите Периметр, – приказал Полковник и склонился над пострадавшим.

Опыта у него в оказании первой помощи у него не занимать, и я поднялся на колено, осматривая окрестности. Ни движения. Все снова замерло.

– Кто-то что-то видел? – спросил Ржавый и добавил. – Колено ушиб.

– Будто ветка пошевелилась, и тут же Алешу скрутило. А до того – меня задело. Будто комар в голове зудит. Не слышал о таком?

– Нет. Если пошевелилось – не аномалия. Мутант. В башку торкает.

Мутантов-телепатов, которыми богата наша земля, я терпеть не мог, и век бы их не встречать.

– Все ж с гоном ушли, – буркнул я, будто это что-то могло изменить.

– Да какой-то полудохлый, небось, сидит и торкает. А то бы уже сожрал.

Не согласиться было трудно.

– Спит он, – сказал Полковник. – Как после эпилептического припадка. Предлагаю не тревожить, думаю, сон скоро завершится естественным пробуждением.

– Надо посмотреть, что там за тварь, – предложил Ржавый.

Золотое правило сталкера – не трогают, и ты не трогай – лучше не нарушать. Звона я больше не слышал, никто из нас в припадке не бился, может быть, из поля воздействия уже вышли. И хорошо, и ладненько. Сунемся – огребем пригоршню неприятностей на наши задницы. Мы же не за хабаром, мы с другой целью в Зону пришли.

– За спиной чтобы не оставлять, – настаивал Ржавый.

Мне не хотелось отвлекаться на мутантов. Мне хотелось быстрее бежать вперед, настигнуть Химика и убить его. Но Ржавый был прав на этот раз.

Скинув рюкзаки и пристроив возле Полковника, который должен был следить за Алешей и прикрывать нас, мы с Ржавым двинулись вперед. Я полз первым, так как примерно помнил, какая ветка шевельнулась, Ржавый пыхтел в двух шагах позади. Подниматься мы не стали – все-таки первый раз мутант шибанул в голову, когда мы стояли, а легли – и меня отпустило. В общем, я работал локтями по асфальту, благодаря производителей одежды за вшитые в форму налокотники и наколенники, и пытался высмотреть хоть что-то подозрительное за забором – штакетником, крашенным облезлой голубой краской.

Обычный палисадник, заросший бурьяном, обычный сруб с продавленной, как хребет старой собаки, крышей. Несколько вишен или слив, липа возле калитки, к ней привалилась дряхлая лавочка. Сад как сад, недвижный, пустой. Разве что в бурьяне кто-то прячется…

– В дом свалил? – предположил Ржавый, который, конечно, вглядывался в зелень до рези в глазах.

Не исключено, мутанты часто прячутся в зданиях. Может и в подполе сидеть, и в погребе, если он один, ослаблен, как предположил Ржавый, и понимает, что силы неравны.

Ветка ближней к забору вишни шевельнулась снова. Я прищурился. Да нет же никого! Просто дерево. Сучок толщиной в мое запястье прыгнул вверх-вниз, и в ушах зазвенело. Я обернулся на Ржавого – его изрядно перекосило.

– Уползай! – приказал я. – В сторону!

Ржавый тряхнул лысой башкой и перекатился через плечо, я последовал его примеру. Стало легче. Взгляда с ветки я не сводил – и она снова шевельнулась.

– Вижу, – прошептал Ржавый. – Только мутанта не вижу.

– Давай поближе.

Я поднялся и, пригибаясь, побежал к забору. Ветка задрожала – невидимый нам мутант нервничал. Звон в ушах то нарастал, да так, что перед глазами все подергивалось мутно-красной пеленой, то стихал. Ржавый ругался на бегу.

Я врезался в калитку, которая распахнулась от удара тела, и оказался под вишней. Но где же тварь?!

Звон стал вовсе непереносимым. Бился в голове нудный, дребезжащий звук, заглушая мысли, чувства, оставляя одно желание – расшибить голову вот хоть об ствол, вот так, да, так, и еще раз удариться, боль ненадолго заглушает, дерево дрожит, так не получится, надо камень, камень побольше – и стучать им в свой лоб, и в висок, в висок – совсем хорошо, и тогда это прекратится… нет камня, нет камня, мокрая трава, холодная под пальцами, вырываю ее клочьями, где же камень… стена дома не пойдет, колодец! Колодец, бетонное кольцо, будет в самый раз, или перегнуться через бортик и нырнуть, темная вода, холодная вода, а главное – там будет тихо!

Что он от меня хочет, почему за ногу цепляет? Н-на тебе, получи берцем в нос! Отвали, Ржавый, правильно, иди отсюда, у меня важное дело, я ползу к колодцу (двор очень длинный, руки и ноги не держат, видно плохо, все в красном тумане) и пытаюсь решить, что лучше: расшибить голову о бетон или нырнуть?

Жужжит, жужжит, Господи, да прекратите это уже, я не могу больше это выносить, мне больно, мне плохо, меня больше нет – только этот тошнотворный, всепоглощающий звон…

Грохнул выстрел. И стало тихо.

Изнемогая, я упал лицом в траву – она была восхитительно зеленого цвета и восхитительно молчала, и пахла свежестью.





* * *


Леся мягко тронула меня за плечо и позвала:

– Пригоршня! Хватит валяться! Солнце сядет!

Внезапно, обычно она ко мне по имени.

– Да оставьте вы его, Ржавый. Алеша спал полчаса, Никите досталось крепче.

– Мне тоже досталось. Он мне нос расквасил.

– А если бы я не пристрелил эту дрянь, расквасил бы вам что-нибудь другое. Или себе голову. Как вы, бывалый сталкер, вообще не поняли, что происходит?

– Меня тоже зацепило. Так звенело – аж в голове помутнело.

– Нам повезло, что мутант был один.

– Да уж…

Вроде никто из них – не Леся. Я с трудом разлепил глаза. Лоб болел. Рядом со мной во дворе дома сидели Алеша, Полковник и Ржавый. Нос у Ржавого был цел – сталкер уже подлатался «гематогеном».

– «Гематогенку» мне, – попросил я.

– Сейчас, – засуетился Алеша, доставая запасной контейнер, – сейчас сделаем. Живой!

– Вон, – мотнул головой Ржавый, отвечая на незаданный вопрос.

Я поднялся, как гордый лев, на четвереньки. Мотало меня будто с похмелья. Сейчас подлечусь, и все будет хорошо, но сперва надо посмотреть, кого подстрелил Полковник.

Мутант валялся под деревом, и сразу понятно было, почему я не видел его, а только шатающуюся веточку – он и был веточкой, вроде жука-палочника. Кожа – как кора, лапы – ветки, голова – как обломанный сучок, только вместо морды раструб вроде дула старого ружья. Даже листики кое-где. Меня передернуло.

– Надо бы его в базу внести. – Посоветовал Ржавый. Наверное, они скопом нападают, просто все на Гон отправились, а этот не смог уползти.

– Потом. Не будем терять времени. – Я с трудом поднялся. – Сейчас подлечусь – и вперед, и так час здесь проторчали.





* * *


Дальше шли без приключений – только Ржавый совсем надулся и замолчал, да и у Алеши настроения не было говорить. Полковник усиленно мотал головой, а я, хоть и чувствовал после «гематогена» приятную бодрость, никак не мог сосредоточиться. Мною овладела мания, до трясучки сильное желание ускориться, добраться до Химика и вцепиться ему в горло.

Если бы был телепорт – я бы в него прыгнул.

От основного шоссе на восток уходила дорога на Зубово, указатель гласил: «Зубово», и еще была стрелка «ДОЛ Орленок». Полоска разбитого асфальта тянулась мимо поселка слева и поля справа, вдоль обочины вымахал здоровенный – метра под три – борщевик, густой и непролазный.

Заметно потеплело, туман растаял без следа и поднялся легкий ветерок, оживляя Зону.

– Дойдем до Зубово – будет привал, – пообещал я.

Пока что получилось только на ходу выпить немного воды и пожевать орешков. Я бы не стал тратить время на остановку, но команду выматывать нельзя. Они же не виноваты в том, что я рвусь вперед, и рвения моего не разделяют.

Мы быстро проскочили поселок, на этот раз – ожидаемо пустой, – и вошли в лес.

Здесь следовало быть особенно осторожными, и фиг бы я сунулся в дебри при наличии нормального пути, если бы не спешил и не знал, что мутанты ушли! Трава и корни деревьев раскрошили асфальт, идти стало тяжелее. Под деревьями притаился сумрак, из леса густо пахло прелью, где-то скрипели ветки. Березы стояли, как обряженные в саван, и с другой стороны дороги, где на ПДА было отмечено поле, все заросло жердняком – молодым частым лесом.

Откуда-то появилась мошка, пришлось доставать репеллент и обмазывать все открытые части тела.

Я шкурой чувствовал опасность, приходилось одергивать себя, напоминать, что снаряд в одну воронку дважды не падает, и мутантов вокруг нет.

Слева лес отступил, обнажая песчаный склон – кто-то будто откусил край холма, с аппетитом, как ребенок откусывает бок пирожного. Я замер и поднял руку, подавая остальным приказ остановиться.

Кинул несколько гаек вперед и по сторонам. Падали они как обычно, но проглянувшее из-за туч солнце как-то странно отблескивало, слишком ярко, что ли.

– Непорядок, – сказал Ржавый.

– Угу. Только в чем?

Алеша тоже кинул гайку – чуть дальше. Снова – отблеск. И ничего, шлепнулась, прокатилась немного, подняв облачко пыли, замерла, лежит себе.

– Это не гарь, не топь… Не гравитационная, – перечислял Рыжий очевидные вещи.

– Я слышал от завсегдатаев, – сказал Алеша, – что некоторые аномалии реагируют на предметы определенной массы. А некоторые – на теплокровных. Гайка не всегда работает.

– И что ты предлагаешь? – поинтересовался я. – Кого-нибудь туда кинуть?

– Обойти.

– Ход мысли верный, но мы краев аномалии не представляем.

– А если туда стрельнуть? – не унимался Алеша.

– Что за детский сад! Ты еще скажи – гранату кинуть! И будут наши кишочки потом красиво по березам висеть, – осадил его я. – Аномалии, знаешь ли, могут усиливать действие оружие. Нет, тут нужен другой выход.

Алеша промычал несколько тактов какой-то песенки, посмотрел на холм и аж просветлел лицом.

– Есть идея! Это же элементарно! Смотрите, обрыв песчаный, на нем ничего не выросло, под него ничего не нападало, видно, что свежий и очень ровный. Как срез… Значит, это аномалия организовала. Предлагаю поступить просто: раз этот обрыв – и есть граница аномалии, что очевидно, мы можем ее обойти поверху.

Сталкерский опыт мой активно возражал против пути поверху, но альтернативы, похоже, не было. Разбрасывая гайки в нереальных количествах, мы сошли с дороги и, путаясь в траве и спотыкаясь о кротовины, побрели к холму.





Глава 18

Химик. Кладбище машин




Было восемь часов вечера. До темноты еще полтора драгоценных часа, но выходить к машинам, которые осознали себя, самоубийственно.

Сквозь дыру в стеклянной двери мы проникли в здание, где когда-то змеились интриги: бухгалтерия против экономистов и кадровиков, айтишники и красивая секретарша директора против всех, – а ныне пахло плесенью. Крыша прохудилась, и по мраморной лестнице вода бежала на пол первого этажа – на плинтусе рос мох и полупрозрачные грибы на тонюсеньких ножках.

Наивно было надеяться, что мутантов испугали машины, скорее всего и тут поселилась какая-нибудь дрянь, потому мы не расслаблялись, одну за другой открыли двери в офисы. В некоторые проникла вода, и штукатурка, почернев, отошла от стен, опала на вздувшийся ламинат, на перекошенные офисные столы, заваленные слипшейся бумагой, на бесполезные компьютеры.

Покойный Джига прихватил бы отсюда с собой какой-нибудь хлам, например, вон тот бордовый зонт на длинной ножке. Коба переживал смерть напарника на удивление спокойно, он словно отключил мысли о Джиге.

Пока только в двух кабинетах обнаружились давнишние следы мутантов: из штор они свили гнездо, стеллажи перевернули, бумагу пустили на подстилку. Ушли они отсюда давно, даже запах выветрился.

Более-менее надежным оказался кабинет главного бухгалтера на втором этаже. Мне понравились зарешеченные окна и бронированная дверь без щеколды, но с защелкой на ручке. Я покрутил ее – она щелкнула. Порядок, работает!

Этот кабинет не пострадал от сырости, и кожаное кресло, и стол сохранились в первозданном виде, как и стеллажи с документами за стеклами. Только слой пыли и паутина говорили о том, что тут давно никого не было.

Самкин сдул слой пыли с монитора, провел по нему рукой:

– Давно такой хотел, но он, скорее всего, не рабочий.

– Конечно, он всплесков пережил больше, чем у тебя было женщин, – сострил Коба, сдвинул стол к стене, плюхнулся на кожаный диван, поднимая облако пыли, потянулся и зевнул.

– Нужно выставить караул, – сказал я. – Кто дежурит первым?

Коба перевернулся на бок, лицом к спинке дивана, принялся копаться в ПДА.

– Хочешь, ты. Или я. Утром не хочу. Все, не кантовать.

Спустя минуту он храпел так, что мы с Самкиным не сразу услышали рев моторов вдалеке. Вскоре воздух наполнился их жужжанием, словно вся масса машин проснулась, включила фары, чтобы рыскать по окрестностям, искать живое и уничтожать.

Есть вероятность, что они просто живут своей жизнью и не представляют опасности, но проверять это не было желания. Перекусившего Самкина тоже сморило, я остался один посреди сумасшедшего мира оживших механизмов. Конечно, мутант сюда не просочится, а вот дрон – запросто.

Через два часа стало ясно, что дронов и мелких механизмов тут нет, здесь – царство автомобилей, их колыбель, они здесь рождались и получали душу, а Зона расширила горизонты их возможностей.





* * *


Когда Самкин разбудил меня, в окна лилась предрассветная серость, моторы еще шумели, но не все сразу, можно было выделить отдельные мощные машины. Коба уже уплетал тушенку из железной банки. Вытерев рот ладонью, он сказал:

– Ну, что, идем за «пузырем»?

Самкин хмыкнул и сверкнул глазами:

– Звучит многообещающе. Но для начала надо подумать, как обойти тачки… Надо же, в юности я гонялся за тачками, очень хотел колеса, а теперь они будут гоняться за мной.

– Как-то так. Потому мы тихонько пойдем на запад, поищем другой КПП, – сказал я, прожевав шоколад, допил холодный чай из пластиковой бутылки, поставил ее на стол. – Вы же согласны, что лучше лишний раз не рисковать.

На территории исследовательского центра тоже были машины – видимо, кого-то из начальствующих лиц, – мы старались их обходить десятой дорогой и одновременно держаться ближе к зданиям, чтоб можно было спрятаться внутри, но механизмы нами не интересовались.

– Они активны ночью, вы заметили? – спросил Коба. – Сейчас уже все.

– Да, – кивнул я, но белый блестящий «лексус», припаркованный возле производственного кафе, предпочел обойти. – Посмотрите, какие они все чистые, на них даже пыль не садится.

– Не то что мы, – добавил Самкин. – Наверное, поэтому мы им и не нравимся. А вообще, мутанты опаснее машин. Как по мне, лучше бы были машины, они неповоротливы: за столб спрятался – считай, спасен.

Мы вышли на бетонную площадку, где под стеклянным куполом зачахли какие-то растения, миновали лавочки с коваными узорными спинками, которые, несмотря на разбухшие доски, смотрелись относительно новыми. Три здания окружали нас, нависали тушами навечно замерших исполинов, а выложенная плиткой дорога бежала дальше мимо одного из производственных корпусов.

С автоматами наизготовку мы пошли по дорожке. Клумбы заросли сорняком, но кое-где краснели, желтели, розовели непобедимые тюльпаны. Три сталкера отражались в огромных стеклах корпуса: высокий, чуть сутулый, с тощим длинным рюкзаком, держащий АК небрежно – Коба. Настороженный, дерганый, с вороньим гнездом немытых волос, в широких штанах с множеством карманов – байкер Самкин, который ни словом не обмолвился о мотоцикле. И третий – среднего роста, то ли русый, то ли седой, неторопливый и плавный, с противогазом на груди, весь в разгрузках, с двумя контейнерами для артов. Забавно посмотреть на себя со стороны.

Мы вырулили в небольшой дворик, заваленный ненужными деталями и…

Самкин издал возглас, где отчаянье смешивалось с восхищением – он увидел корпуса мотоциклов и чуть слюной не захлебнулся, но сдержался, не стал на них нападать, чтобы пощупать, как любимую женщину.

За этим двориком обнаружился еще один, тоже замусоренный, а за ним – выход; спотыкаясь о металлолом, мы направились к пролому в заборе – кто-то выпилил два железных прута. Когда мы оказались в привычном сосновом лесу, рев моторов стих, разлился теплый розоватый свет восходящего солнца, мазнул по пузатым кучевым облакам, разлился по черным стеклам. Пусть и сегодня не будет дождя!

Немного углубившись в лес, мы взяли курс на северо-восток, туда, где простираются многие километры болот и редко кто забредает, потому что вероятность не вернуться во много раз перевешивает жажду наживы. Те же арты можно добыть и в более безопасном месте.

Сам я в этих краях бывал давным-давно, когда где-то здесь находилась ушедшая под воду лесопилка.

Безопаснее всего было идти цепью: впереди я как самый опытный, замыкать должен тоже опытный боец, потому Самкин и Коба чередовались. Последний держался молодцом, я думал, что смерть напарника его подкосит – холерики с трудом справляются с эмоциями.

– Подождите!

Я обернулся на голос Самкина. Запрокинув голову, он смотрел на стремительно бегущие облака.

– Мне мерещится или облако на нас пикирует? – в голосе Самкина сквозила тревога.

– Пикирует, – подтвердил я. – Но это не опасно, здесь частенько так опускается туман.

– Да, попадал в такое, – поделился впечатлениями Коба. – Чуть ли не в пэрвый день. Чуть штаны не испачкал, так бежал, а оно догоняет. Потом раз – и нэ видно нэфига.

Туча состояла из полос тумана разной плотности. Хотя опасности не было, мы остановились, уставились вверх – мало ли что. Вчера было неопасно, а сегодня все может измениться. В тумане скрылись верхушки сосен, затем он поглотил деревья наполовину и укутал нас. Звуки стали плотными, гулкими. Оседал туман так же – полосами. Идешь чуть ли не ощупью, в двух шагах ничего не видно, а потом выныриваешь в несколько метров пространства, где тумана нет.

Нам предстояло идти по болоту, потому мы снова срезали щупы, поскольку видимость была никакая, приходилось проверять землю перед собой. Пока под ногами была только твердая земля. Гайки бросали наобум, махнув оранжевыми хвостом, они пропадали в тумане. Если сейчас на нас вздумает напасть мутант, мы ничего не увидим.

Туман закончился на берегу ручья, впадающего в небольшое озеро, заросшее ряской. При виде нас лягушки шлепнулись в воду и застыли, один самец на плаву продолжал надувать кожистый пузырь.

– Непуганые твари, – сказал Самкин. – Даже не ныряют.

– Надо поймать одну, – вспомнил я. – Потому что «пузырь» разрядится только, если в него попадет живое существо. Не знаю, кому как, мне жаль кем-то из вас жертвовать.

Непугаными лягушки оказались только на первый взгляд, стоило к ним приблизиться, как они зарывались в ил. Я стоял на стреме, Самкин и Коба вспоминали детство, ловили лягушек, обшаривая прибрежный ил и будоража воду.

– Ловим зомби на живца, – проворчал Самкин. – Сейчас что-нибудь как выплывет, как схватит за руку… Оп!

Самкин хлопнул Кобу по спине, тот аж завизжал, шутник покатился со смеху с лягушкой в руке. Обиженный грузин ринулся в атаку, но я крикнул:

– Отставить! Са… Андрей, понимаю, что лягушки наводят на мысли о детстве, но мы не в песочнице.

На Кобу мои слова подействовали, на Самкина – нет, он продолжал валяться и дрыгать ногами, делал он это так заразительно, что вскоре и Коба сложился пополам, я забрал у Самкина лягушку, посадил в карман рюкзака и мысленно поставил галочку, что ее надо периодически опускать в воду, чтоб не издохла.

За озером снова начался туман, мы обогнули исследовательский центр и вышли в северной части полигона, где асфальтовая дорога извивалась серпантином, то взбиралась на рукотворные эстакады то спускалась с них.

– Как же не хватало такой штуки, когда я учился на права, – вздохнул Самкин.

– Сам сдал? – поинтересовался Коба. – Я не стал париться и заплатил.

– И я.

– А Джига уперся, – вспомнил Коба и погрустнел. – Он сдавал раз десять. На одиннадцатый все инспекторы его узнавали и спасались бегством, когда он приходил, он так им надоел, что все-таки ему позволили сдать. Измором взял.

– Тише, – шепнул я. – Мы не увидим мутанта в таком тумане, но можем услышать.



Туман немного рассеялся, теперь хотя бы деревья не выскакивали навстречу из белесого марева, а плавно выплывали. Мы по-прежнему двигались цепью, я мобилизовал чувства, превратился в нерв, потому что сейчас все зависят от моих способностей.

Заболоченную часть леса мы заметили издали: водную гладь зеленым ковром покрывала клюква, то тут, то там торчали замшелые кочки с мертвыми черными стволами или пучки сухого тростника. Тростник у меня ассоциировался с упырем, потому что звук издавали одинаковый. И поди пойми, ветер это трещит стеблями, или хрустнула ветка под лапой мутанта.

Самкин прицелился в туман, где трещал тростник.

– Предлагаю не переться в воду, а идти вдоль берега, вероятность, что мы встретим «пузырь» здесь такая же.

– Полностью с тобой согласен, – сказал я и зашагал дальше, на всякий случай ощупывая перед собой почву, остановился, ощутив прикосновение, завертел головой, вытащил гайку из подсумка и попытался понять, что же за аномалия нам угрожает, и где она находится. Обычно туман помогал их выявлять, но ничего подозрительного не заметил, швырнул гайку, она растаяла в тумане, но аномалия не разрядилась. Обстрел гайками сторон тоже не дал результата.

– Показалось? – спросил Коба.

Я покачал головой:

– Нет. Наверное, «психичка», ее можно найти, только заметив, как меняется мировосприятие. Давайте лучше обойдем.

– А вдруг ты ощутил «пузырь»? – поинтересовался Самкин, прищурился, вглядываясь в туман.

– Его как раз в тумане будет видно, ведь он – окно в другой мир.

Никто не возражал. Мы шли и шли. Над головами плыло далекое холодное солнце, туман казался живым, болото – тоже. Беззвучие напрягало. Мы ожидали атаку в любой момент и были на взводе.

Солнце поднялось в зенит, сползло к горизонту. Когда перед нами раскинулось недавно высохшее болото, Самкин прищурился, метнулся к застывающей грязи и указал на что-то пальцем:

– Смотрите! Следы!

Поначалу я думал, что грязь застывала чешуйками, но присмотрелся и понял, что она истоптана. Я сел на корточки на границе высохшего водоема и сухой почвы. Самкин сказал:

– Кто это наследил? Тут их целая толпа прошла. На упырей не похоже, что-то человекообразное.

Где-то отпечатались голые стопы, где-то – подошвы ботинок, были даже следы пальцев и ладоней, словно тут падали и опирались на руки либо же шли на четвереньках.

– Колония шатунов, – резюмировал я.

Коба многоэтажно выругался и шагнул назад.

– Бояться нам пока нечего, потому что шли шатуны оттуда, куда мы направляемся, а вот на обратном пути надо быть осторожными.

– Шли ночью, еще не засохли следы, – добавил Самкин, скривился, сунул в рот тонкую сигарету, щелкнул зажигалкой, достал ПДА.

– Что там тебе понадобилось? – раздраженно спросил Коба.

– На часах два тридцать пять, не пора ли нам… поесть?

– На ходу. Хотелось бы сегодня закончить.

Я достал из кармана подтаявший шоколадный батончик для спортсменов, который неплохо утолял голод, съел один, а затем и второй, запил водой из фляги и отметил, что за три дня похода накопилась усталость, а еще кружилась голова и во рту был металлический привкус. Неужели болезнь возвращается? Раньше после специфического лечения год мог по Зоне бегать. Только бы успеть, не хватало еще, чтоб меня на горбу обратно тянули.

Я разозлился, и это придало сил. Разозлился на мироустройство: только понял, что к чему, научился отделять мух от котлет, главное от всякой ерунды – и на тебе, готовься помирать. Ну уж нет, я хочу жить и смогу прогнуть под себя реальность – в очередной раз.

– Не забывай, что нам еще возвращаться, – напомнил Самкин. – Мы несколько часов в пути.

– Не вижу смысла. Вокруг нас полно поселков, найдем новое место… Стоять!

В десяти метрах от нас в тумане было нечто, напоминающее смерч, но горизонтальный. То ли смерч, то ли куколка… Никогда не видел «пространственный пузырь» в тумане, обычно он напоминает испарения, а теперь вон, какая красота! И что самое приятное, он на возвышенности, нет риска, что «пуговка» упадет на дно болота, откуда ее невозможно будет достать.

Сжимаясь и расширяясь, «пузырь», который больше напоминал двухметровую ворсинчатую инфузорию, медленно плыл вдоль холма.





Глава 19

Пригоршня. Новая Зона




Березовый чахлый лес карабкался на пригорок, и мы карабкались вместе с ним. Странная это была горка – будто вспучило землю, подняло горным хребтом в миниатюре, да еще и обкусило аномалией с одного боку. Я сперва думал горку обойти, но она тянулась глубоко в лес, а делать крюк не входило в планы. Когда такие длинные горы, то умный их обходить не станет.

Поэтому мы полезли наверх. Ноги скользили по траве, склон был довольно крутой, и все были заняты только дорогой, в общем, расслабились. Поэтому когда наконец-то вскарабкались на вершину, почему-то лысую, покрытую редкой травкой, я гайку бросил вперед, ниже по склону, больше для проформы.

А она отскочила, будто налетела на препятствие. Неприятно. Впереди – аномалия, справа – обрыв и тоже аномалия, а слева? Слева валежник и деревца, тонкие, но натыканные часто, не пролезешь.

– Ну, обойдем, – Полковник озвучил общую мысль развернулся и сдавленно охнул, будто старый дед.

У меня волосы на затылке встали дыбом, а по спине продрало холодом. Медленно, преодолевая собственное нежелание, я повернул голову.

Такого просто не могло быть.

Позади и внизу шевелились верхушки берез, облепленные, словно грачами, сгустками темноты. Пушистыми небольшими шарами черного цвета, казалось бы, не угрожающими, но – невозможными. Их были сотни, наверное. Они были повсюду позади нас.

– Что это? – спросил Алеша.

– Хрень какая-то, – ответил за меня Ржавый. – Но не к добру.

– Ну что ж, – Полковник снял рюкзак и принялся набивать запасные магазины. – Позади – враг, по бокам – не пройти, надо прорываться.

– Пока не нападают, – с сомнением протянул Ржавый.

И мне, и ему, и даже нубу Алеше было ясно, что просто так черные комки на березах раскачиваться не будут. Любая неожиданность в Зоне чревата неприятностями.

– Отряд, к бою, – скомандовал Полковник. – Зарядить оружие, приготовиться.

В ситуации, близкой к боевой, он естественным образом принял на себя командование. Я не стал возражать. Собравшиеся внизу шары начали проявлять активность – они перепрыгивали с ветки на ветки, с дерева на дерево, скатывались вниз и лезли вверх по стволам – черные, лишенные лап и хвостов, белки. Доносилось негромкое стрекотание, вроде и не агрессивное, и к нам интереса твари пока не проявляли.

– Пригоршня! – требовательный голос Полковника вывел меня из задумчивости. – У нас сейчас преимущество в обороне, но нужно уходить. Куда будем пробиваться?

– В лес, назад нет смысла, – решил я.

Полковник кивнул и вытащил из подсумка гранату.

– Проредим ряды потенциального противника. Приготовьтесь спускаться.

Выдернул чеку и швырнул «лимонку» вниз.

Глухо бумкнуло. К небу вырвался фонтан земли, мелких камешков – и черных тварей. Остатки заверещали, засуетились, спеша убраться подальше от опасности.

– Ну вот и все, – заметил Полковник, – кажется…

Земля дрогнула – да так сильно, что я, не удержавшись на ногах, упал на четвереньки. Что это? Эхо далекого взрыва? Перед глазами помутилось, я с силой сжал пальцами переносицу – не помогло. Все подернулось зыбкой дымкой, силуэты смазались, свет стал приглушенным. Мы были в облаке или в тумане, но не чувствовали сырости. Я вспомнил неподтвержденную пометку на карте «аномалия п@дец» – кажется, так оно и есть на самом деле.

– Вниз, – скомандовал я. – Быстро вниз! Уходим!

Земля ритмично содрогалась. Раскачивались деревья.

– Вот оно, – прошептал Алеша и с чувством добавил, – вот ведь факин же щит!

Приминая кусты, раздвигая деревья, невысоко подпрыгивая, к холму приближался огромный черный мохнатый шар. Мелочь прыгала в него, вливаясь, и шар рос на глазах. Это от его прыжков нас подбрасывало, как семечки на сковородке.

– Одна крупная мишень – лучше, чем много маленьких. Отряд! – Полковник поднялся на колено. – Оружие к бою. Цельсь!

Я с облегчением поднял винтовку, примостил приклад на плечо. И правда, чего паниковать. В тумане видно не очень хорошо, но в прущем через лес шаре метра три в поперечнике, не промахнемся.

– На счет ноль! Три! Два! Один! ПЛИ!

Раздалось четыре слившихся в один звук сухих холостых щелчка. Наше оружие отказало хором.

Несколько секунд мы развлекались тем, что проверяли все имеющееся в наличии оружие. Гранаты не взрывались, пистолеты и винтовки не стреляли. Не работали ПДА. Аномалия была подписана на карте абсолютно верно, иначе и не скажешь.

Алеша, прикрыв глаза, шевелил губами – в окопах атеистов не бывает, я тоже молился сразу всем знакомым богам, перемежая просьбы проклятиями. Так спешить достать врага – и оказаться в ловушке.

Судя по скорости и расстоянию, до неминуемой смерти оставалось не больше минуты.

Что предпочесть? Остаться на месте и быть раздавленным или сожранным? Или прыгнуть в аномалию? Эх, дети, простите непутевого отца. Я хотел, как лучше. Прости, Леся, даже не скажу тебе прощального «люблю» – не получишь ты весточку, не узнаешь, где и как я сгинул – пропал без вести в Зоне, сталкеру – сталкерова смерть.

Затрещали кусты. Я обернулся на звук и с удивлением увидел, что Ржавый ломится сквозь частельник дальше от дороги. Он отчаянно ругался в голос, поливая грязью меня, Зону, «этого ниггера» и «старого хрыча». Взмахнул руками, не удержавшись, и кубарем покатился вниз, прямо навстречу приближающемуся шару.

Вблизи шар не выглядел монолитным – он состоял из шариков поменьше, как колония водорослей вольвокс – щетинистый, бугристый, перекатывающийся, черный. От него так и веяло угрозой и опасностью.

Ржавый летел вверх тормашками, пытаясь ухватиться за кусты и землю, вырывая клочья травы.

– Святый Боже, – пробормотал Полковник.

Шар замер, алчно подрагивая.

Ржавый подкатился прямо к нему.

Целые полсекунды или секунду – целую вечность – ничего не происходило. Ржавый осторожно шевелился и постанывал.

– Ходу, ХОДУ, ХОДУ!!! – заорал Полковник и наподдал мне между лопаток, сталкивая вниз.

Его логика была ясна: пока шар отвлекся – у нас есть шанс. Остолбеневшего Алешу Полковник сгреб за шиворот и поволок за собой.

Я спускался боком, краем глаза отслеживая судьбу Ржавого. Вот он поднялся на колени. Правая рука безвольно висит, он ее левой за локоть поддерживает. Запрокинул голову, смотрит на шар. И шар, кажется, смотрит на него.

Может, повезет?

Мы уже почти сбежали с холма, и Полковник на ходу вытащил из ножен свой тесак, когда Шар подпрыгнул.

Как в замедленной съемке он опустился прямо на Ржавого – тот не закричал, не попытался увернуться, так и смотрел вверх, на опускающуюся смерть.

Раздался омерзительный хруст, тут же сменившийся чавканьем. Я с трудом сглотнул. Полковник отшвырнул Алешу ко мне, а сам кинулся к шару. Я попробовал выстрелить по мутанту – бесполезно, оружие по-прежнему не действовало.

Полковник бежал, пригнувшись, Шар чавкал и содрогался всем телом. Алеша, цепляясь за меня, пошатывался – кажется, у него был шок.

Оказавшись возле черного бока, Полковник ударил в него ножом.

По Шару пробежала крупная дрожь, Полковника отбросило в сторону, нож остался в плоти мутанта. Шар закачался, собираясь прыгнуть. Я пытался смахнуть оцепенение и что-то сделать, но не мог. Полковник поднялся. В руках у него была длинная жердина. Шар прыгнул. Полковник упер жердь в землю и рухнул на колени, удерживая ее.

Шар то ли не мог остановиться, то ли был не шибко разумным – он напоролся прямо на палку.

Полковник успел отпрыгнуть в сторону.

Словно отмерев, мы с Алешей бросились к нему.

Шар оседал, распадался на множество слабо шевелящихся черных комков. Полковник, скорчившись, зажимал обеими руками бедро – из него толчками хлестала кровь.

– «Гематоген»! – скомандовал я.

Алеша завел руку за спину, сорвал с рюкзака аптечку, кинул мне. Я вытащил из подсумка контейнер с артом… и сразу понял, что он неактивен. Факин, как говорит Алеша, щит. Почему – не было времени разбираться.

Мелкие шары не проявляли к нам интересом. Я рухнул рядом с Полковником, бледневшим на глазах.

– Коленом, – прошептал он, – пережми коленом. Всем весом.

Алеша с готовностью кивнул, и уперся коленом в ногу Полковника, перекрывая бедренную артерию. Кровь все равно текла, но не так сильно.

– Жгут.

Мой «гематоген» тоже не работал. Зато в аптечке был жгут, на котором Полковник настоял еще при закупке снаряжения. Кровь сочилась, отсчитывая секунды оставшейся Полковнику жизни – при повреждении бедренной артерии человек умирает очень быстро… Стараясь не сдвинуть Алешу, я просунул жгут – обычную резинку, которой учился пользоваться еще на уроках ОБЖ в школе – под ногу Полковника, обернул и принялся затягивать, молясь, чтобы жгут не порвался.

Полковник обмяк.

Алеша всхлипнул, собираясь разрыдаться, но с места не двинулся.

Кровотечение ослабло или прекратилось – толком сказать было сложно, штанина пропиталась кровью, с нее аж капало. И невозможно было сказать, успели мы – или просто все вытекло.

Алеша осторожно слез с Полковника, пощупал пульс:

– Жив.

Больше сделать мы ничего не могли. Артефакты не работали. Ни разу я не слышал о таком, но подозревал, что дело в аномалии, сломавшей оружие.

– Нельзя здесь оставаться. Скоро эти паскуды обратно в комок соберутся, – сказал Алеша. – Надо идти.

Он был прав. Все, что нам оставалось – идти как можно быстрее и искать укрытие на ночь, день уже клонился к вечеру.





* * *


Рюкзак Ржавого пропал, от сталкера и его вещей осталось только небольшое кирпичного цвета пятно на земле, мы разобрали вещи из Рюкзака Полковника, чтобы нести было проще, и соорудили носилки из наших курток и палок. Полковник – без сознания, липкий от холодного пота – был белее снега. Алеша предположил, что уничтожение единичных шаров наносит ущерб единому организму, поэтому где-то полчаса мы увлеченно гонялись за чернышами с саперными лопатами, не знаю, насколько результативно.

А потом погрузили Полковника на носилки и пошли через лес, огибая гибельный холм.

Оставшиеся шары катились за нами, но постепенно отстали – то ли были территориальны, то ли потеряли интерес к слишком сложной добыче.

Идти было тяжело – неудобно, неспокойно, носилки мешались, я то и дело спотыкался.

– Туман редеет, – пропыхтел сзади Алеша.

И правда, сквозь верхушки деревьев снова было видно тучи, небо в прорехах, и солнечный луч скользнул по березе.

– Проверь арты…

Мы опустили носилки, и я полез за контейнером. Артефакт активировался, а значит, Полковник спасен.





* * *


Шары больше не появлялись – очнувшийся Полковник предположил, что они остались в аномалии.

Обогнув-таки холм, мы вернулись на дорогу, ведущую к заброшенному Зубову. Кто-то шкрябался и выл в детском лагере, и, посоветовавшись, мы решили не делать привал до вечера. Солнце опускалось все ниже, вылезли и начали заедать комары, жрать хотелось – аж живот к спине прилипал, но мы упорно, не сбавляя темпа, шли вперед.

Даже аномалии нам не попадались больше.

От Зубова – на унылую и почти раскрошившуюся двухполоску «Таракановского шоссе», уйти севернее, пересечь сонную, заросшую камышом, рогозом и ивняком речушку, в которой плещется то ли рыба, то ли что похуже, крохотная и заброшенная еще, похоже, до образования Зоны, деревушка – Мишнево, и, на самом краю леса, который нам предстояло пересечь завтра, деревушка еще меньше и глуше – Боблово, если верить заработавшему ПДА.

Два ряда покосившихся домов тянулись вдоль дороги. Над лесом поднимался туман. Смеркалось.

– Давайте на ночлег, – предложил я, – под крышей лучше, чем в лесу. Завтра утром встанем – и в перед, на Полигон. Должны быстро дойти.

– Сегодня тоже должны были быстро, – заметил Полковник. – А получилось, как всегда.

Мы выбрали относительно целый коттедж за крепким забором, осмотрели сам дом и окрестности, заперли ворота и расположились под навесом у стационарного мангала – готовить ужин.

На кирпичной стене мангала красовалась надпись: «Лабус и Курортник были здесь». Легендарные сталкеры, я о них наслышан.

Алеша ткнул в надпись пальцем:

– Это, я слышал, что Курортник сгинул в Зоне.

– Так и есть. Принято считать его мертвым. Напарник его Лабус тоже так считает, но кто-то, вот, ходит, пишет. Может, сам Лабус… Надо же, жив до сих пор! Или кто-то из их знакомых. Трудно сказать.

Может быть, кто-то из этих неизвестных и оставил пометку на карте насчет аномалии «п@дец». Кстати, надо подтвердить информацию. Пока Алеша разводил огонь, а Полковник менял пропитанные кровью штаны на новые и оттирал запекшуюся багряную корку, я включил ПДА в надежде получить весточку от крота, и мои надежды оправдались.

– «Один выбыл. Остались втроем. Автополигон опасен ночью: машины, – зачитал я. – Нашли нужную аномалию «тесла», ставлю метку. Идем искать вторую аномалию. К метке вернемся. Когда – хз. Ждите там».

– Что значит – машины? – спросил Алеша.

Я пожал плечами:

– Знаю не больше твоего. Одно ясно: ночью туда лучше не соваться. А вот что есть точка, куда они непременно вернутся, это хорошо. Нам надо прийти туда первыми.

Полковник проговорил, выкладывая на деревянный стол, отлично сохранившийся под навесом, продукты из рюкзака:

– Хорошо, что у нас появилась точка, к которой можно привязаться, так привычнее.

Алеша некоторое время смотрел, как он хозяйничает, и не удержался, посоветовал:

– Вам обязательно нужно съесть двойную порцию, вы потеряли много крови, чтобы организм брал питательные вещества из еды, иначе он будет разрушать себя.

Полковник наградил его долгим взглядом, поблагодарил за заботу. Наверное, непривычно, когда негр прикрывает тебе спину и заботится о твоем здоровье.

Вот так, Химик, удача не на твоей стороне, завтра мы обязательно встретимся, и ты оценишь мой сюрприз. На всякий случай я проверил пузырек с наркотой в кармане рюкзака – а вдруг разбился? – нет, целехонек. Надо любой ценой дожить до завтра, очень хочется заглянуть в твои глаза и услышать, зачем ты убиваешь детей и какое себе находишь оправдание.





Глава 20

Химик. Сборка




– Радиус действия у «пузыря» какой? – спросил Самкин, силясь рассмотреть за прозрачным телом аномалии другой мир.

Гипнотическая картина, ворсинки колышутся, завораживают и будто бы манят… Коба, молча покачивающийся из стороны в сторону, шагнул вперед и устремился к аномалии, которая почувствовала его, остановилась.

– Стоять! – крикнул я, а Самкин ждать не стал, в два прыжка настиг Кобу и свалил в траву, тот непонимающе на него вытаращился, завертел головой:

– Чего это ты? Ой, чего это я?

Самкин отпустил его, кивнул на аномалию:

– Попер открывать новые миры, пришлось останавливать.

– Да иди ты!

Пока они выясняли отношения, аномалия развернулась и поплыла к ним, хорошо, что быстро она перемещаться не умела. Я достал из кармана полудохлую лягушку, которой уготована участь стать путешественницей, и распорядился:

– Быстро отойдите от «пузыря» подальше, а то еще зацепит.

Коба вскочил, как на пружинах, и бросился прочь, Самкин предпочел не выпускать аномалию из вида и попятился ко мне. Остановился, когда поравнялся со мной.

Размахнувшись, я метнул лягушку в аномалию – она судорожно дернула лапами, попала в утробу «пузыря», который дернулся, как удав, заглатывающий жертву, раздулся, а потом – хлоп, и не стало его, только покатился по пригорку артефакт. Я бросился ему навстречу, упал, пару метров проехал на животе и схватил каменную пуговицу в нескольких сантиметрах от воды. Невольно улыбнулся, поглаживая шершавую шляпку.

Самкин проводил лягушку в последний путь словами:

– Лети, несчастное земноводное! Пусть новый мир встретит тебя бесконечными болотами и жирными комарами.

Хищно облизываясь, Коба встал за моей спиной:

– Дай подержать, – я отдал ему артефакт, он принялся вертеть его в руках, взвешивать, щупать.

– На зуб его, – посоветовал Самкин и спросил у меня: – Что делает эта «пуговка»?

– Снимает боль даже при онкологии, но при этом сильно облучает. Вреда от него больше, чем пользы, стоит копейки, но без него не получить нужной сборки.

– Ага, ясно. Ну, что, попробуем добраться до «теслы» сегодня или отложим до завтра? Если честно, хочется сегодня уже с этим покончить.





* * *


По мере того как выпивалась вода и уничтожалось съестное, рюкзак становился легче, и это компенсировало усталость. Но когда тащить пришлось по огромной шершавой доске, и спина, и колени напомнили о себе.

И когда добрались до места – затянутого клюквой болота, в середине которого высился постамент эстакады, где в тумане мерцала «тесла», похожая на голограмму картинки из учебника физики, я мысленно поблагодарил находчивого Самкина, предложившего доски с собой взять. Без них мы не добрались бы до эстакады после того, как аномалия разрядится. Наверное, даже двоечник узнал бы магнитное поле вокруг катушки. «Тесла была ориентирована одним концом на север, другим на юг. Лучи у основания катушки были зримыми и яркими, но, простираясь на метр вперед, гасли и словно растворялись в воздухе. Закольцованные линии тока пульсировали, словно аномалия дышала.

Мы положили доски, я достал из контейнера «пуговку», подбросил на ладони – весила она граммов двести, как мячик, который мы метали в школе. Если что-то бросить в «теслу», она шибанет током так, что в пяти метрах вокруг не останется ничего живого. Что будет, если в ней раскроется гравитационная аномалия? Поражающий эффект усилится или она просто схлопнется, материализуется в другом месте? Предугадать сложно, это Зона, где может случиться что угодно вплоть до извержения вулкана или появления невиданных ранее существ.

С берега до аномалии метров тридцать – тридцать пять, этого хватит, чтобы докинуть до аномалии активированную «пуговку», но безопасно ли здесь? Не зацепит ли меня, когда Тесла разрядится.

– Отойдите подальше, – проговорил я, Самкин и Коба поднялись на возвышенность, где посыпанная гравием тренировочная дорога, постояли немного, а потом предпочли спрятаться за сосновыми стволами.

Я все не решался метнуть артефакт, подбрасывал его, словно взвешивая свои шансы на победу. Нужно не забыть его активировать, иначе все усилия напрасны. Я провел ладонью по шершавой поверхности «пуговки», погладил ее, будто бы лаская и прося разрешение, и артефакт поддался, сделался живым, податливым.

Как активируется артефакт, выясняется путем проб и ошибок. Есть те, у кого это не получалось, у меня получалось всегда, когда взаимодействуешь с артефактом, он откликается на прикосновения, и руки сами понимают, что делать. Сейчас нужно надавить на ножку и повернуть ее вокруг своей оси до упора, затем одну руку положить сверху, другую снизу и сдвинуть верх и низ одновременно. Артефакт вздохнул и щелкнул. Готово! Пять секунд, и из него родится «пузырь».

Я размахнулся и швырнул «пуговку», а сам бросился прочь, упал, накрывая голову руками. Аномалия затрещала, щелкнула, завоняло горелым… И все. Встав на четвереньки, я обернулся: эстакаду покрывали следы ожогов, дымился камыш на редких островках – видимо, искры разлетелись.

– А мы-то думали, – улыбнулся Самкин и поспешил ко мне на помощь.

Я отряхнулся, подошел к месту, где начинала расти клюква, проверил его щупом: кое-где была твердая земля, кое-где щуп уходил на несколько сантиметров в грязь. Не топь, и на том спасибо, но ноги мочить не хотелось. Пока я снимал рюкзак, Самкин притащил мне двухметровую доску, Коба остался на месте с автоматом наизготовку – пока мы заняты, кто-то должен нас охранять. Я еще раз проверил почву, перебросил доску на кочку и приставным шагом перебежал туда. Поднял доску, переложил на следующую кочку, снова перебежал, а вот дальше напрямую идти было нельзя, пришлось делать крюк, но ничего, прорвемся!

От нетерпения потели ладони, как у юнца на первом свидании. Как же выглядит артефакт? Я исцелюсь, когда возьму его в руки? Или нужно что-то еще? Наверное, нет, достаточно прикосновения.

Но если в этот раз я ошибся? Что если действует артефакт по-другому? В очередной раз я погрузил щуп в воду, наткнулся на твердую землю, поднял доску, бросил на островок земли, и тут мне почудилось движение в толще воды. Из глубины поднялись пузырьки, ветер погнал их по поверхности, которая смотрелась синей, пока на нее не падала тень.

Несколько перебежек, и вот она, почва под ногами! Два шага до эстакады! Всего лишь два шага… За спиной хлюпнуло. Заорал Самкин:

– Химик, вали оттуда!

Что бы там ни было, я не уйду без артефакта, а если так, то и оборачиваться незачем. По пригорку я взбежал к эстакаде, обернулся на выстрел и инстинктивно присел: вода болота кипела – всплывали и лопались пузыри, тянуло гнилью. Секунда – и не месте пузыря появилась башка шатуна, он засвистел, повернулся к Самкину и отступающему Кобе, выпростал руки и попытался себя вытащить из жижи. Второй был пободрее, и ракетой вылетел из болота, разбрызгивая корни и грязь. Коба выстрелил по нему, но это шатуна даже не остановило.

Шатуны лезли отовсюду, я оказался посреди болота отрезанным от берега и без шансов на спасение – ни тесака у меня с собой, ни огнемета, ни даже дробовика. «Крис» с двумя запасными магазинами, граната, патроны в разгрузке, пара-тройка артефактов. Если бы была «пуговка», то при активации получился бы «пространственный пузырь», через который можно уйти, но увы.

Я еще раз оглядел болото и заметил, что от островка на север идет коса, где шатуны появляться не спешат. Можно попробовать рвануть по ней. Всего пятьдесят метров до берега… Вдруг повезет?

Но прежде надо найти артефакт, без него все равно не жить. На корточках я пошел вокруг эстакады, ощупывая обожженную землю. Знать хотя бы, как он выглядит! С каждой секундой мои шансы выжить уменьшались. Шатуны вылезли из болота и ползли, а некоторые на четвереньках бежали по головам сородичей.

Коба улепетывал, оборачиваясь на бегу, а вот Самкин шел навстречу опасности с огнеметом. Из брандспойта вырвалась струя огня, к запаху гнили добавилась незабываемая вонь жженой плоти. Шатуны скворчали, обугливались, но все равно лезли к Самкину. Одной рукой он держал брандспойт, второй – тесак.

– Уходи, Химик! – орал он, а я смотрел на копошащуюся массу шатунов и понимал, что не успею. Попытаться, конечно, стоит, у меня остался узкий перешеек…

Рука нащупала камешек… Или не камень? Я поднес находку к глазам: смолянисто-черный крупный орех, в месте соприкосновения с кожей он начинает светлеть и светиться. Сунув добычу в контейнер, я снял «Крис» с предохранителя, в другой руке зажал гранату и рванул к берегу, где Самкин вел неравный бой, шатуны обугливались до костей, рассыпались, но за одной волной шла другая, затем третья.

Часть шатунов вылезла на берег и рванула за убегающим Кобой, другие заинтересовались Самкиным и начали обступать его со всех сторон, он вертелся волчком, поливая их огнем, они падали, чадя едким черным дымом. Меня они как будто бы не замеча…

Хрен там! Я шевельнулся, и шатуны меня обнаружили – гнилые руки потянулись ко мне, заклацали челюсти.

Главное, не останавливаться, не позволять себя свалить. Выскочившего на перешеек шатуна я ударил прикладом по черепу, с чавкающим звуком размозжил ему лицо и оттолкнул в сторону. Сразу же ударил следующего в шею, третьего топчущим ударом отбросил в толпу атакующих мутантов. Четвертый прыгнул сзади и сбоку, я едва успел отшатнуться. Ледяные пальцы скользнули по щеке.

Лезущие из трясины шатуны хватали за ноги, но их пальцы были перепачканы болотной жижей, и соскальзывали со штанов. Когда впереди не стало видно берега за гниющими телами, я бросил гранату, упал на влажную почву. Грохнул взрыв, разметал шатунов и забросал меня кусками разлагающейся плоти. Фрагменты тел продолжали жить автономно: оторванная кисть сцепила пальцы на моем воротнике, башка с выскочившими из орбит глазами открывала рот.

Быстрее! Пока они не очухались после потрясения! Я поднялся и, увязая по голень, потрусил к берегу, но далеко не убежал: шатун прыгнул сзади, сбил с ног, попытался подмять меня, вцепиться в горло. Главное – не открывать шею… В нос ударило гнилью, челюсти жадного до живой плоти мутанта клацали над самым ухом. Собрав силы, я вытолкнул себя из трясины, упал на мутанта спиной – раздался треск хлипких костей, и в тот же миг сразу две твари обрушились сверху, едва успел выбросить перед собой «Крис».

Теперь точно конец. Я жив, пока есть силы не сгибать рук и держать шатунов на расстоянии. Они безмозглые, вместо того чтобы вырвать «Крис», тянут руки, грязные пальцы чиркают по моему лицу. Надолго так меня не хватит.

Захлебнулся хрипом Самкин – наверное, на него навалились толпой, и он не смог отбиться, скоро и меня будут жрать заживо. Черт, даже не застрелиться, руки заняты! Надо было не выбрасывать гранату, оставить ее себе. Почему-то на ум пришел Пригоршня. Он бы меня не бросил, как Коба, он бы сам полег, но шатунов разбросал бы…

Какой-то шатун вцепился в ногу, попытался прокусить штанину и получил толстой подошвой в податливое, мягкое рыло.

Пригоршня погиб. Тот Пригоршня, который мог бы меня спасти. Помощи ждать неоткуда. Вся моя команда мертва, и мне остались считаные секунды, слишком много шатунов.

Какая, черт, побери, омерзительная и бесславная смерть, думал я, глядя в раззявленные гнилые рты шатунов, клацающих зубами.





Глава 21

Пригоршня. Цель




Выспаться толком не удалось, потому что подходящего убежища в этом гиблом поселке мы так и не нашли, пришлось ночевать там же, где мы ужинали – вокруг дома был высокий забор, через который, мы надеялись, мутанты лезть не будут. Полночи я простоял в карауле – осталось-то нас всего трое – подбрасывал в огонь ветки, смотрел на танец огня. Да и как уснешь, когда тебя охраняет нуб Алеша, а в кустах за забором кто-то лазает, сопит и хрюкает?

Да и Полковник всех тонкостей не знает. Стоило сомкнуть веки, как из памяти начинал лезть Химик и убеждать меня, что он невиновен, это я все неправильно понял. Я просыпался, проваливался в сон и снова гонял Химика, но все не мог убить, а он, сука, смеялся надо мной.

Треснула ветка, брошенная в костер, выплюнула сноп искр – Полковник вскочил, схватил автомат и принялся целиться по сторонам, подслеповато щурясь.

– Ложная тревога, – сказал я флегматично.

Полковник залез в спальник на полу и засопел. Я и сам сейчас засопел бы, если бы… Если бы. Как говорил кто-то там великий, выспимся после смерти.

Понемногу рассветало. Одна за другой гасли звезды, темный небосвод будто всасывал их в себя и растворял, светлея на востоке, где обозначилась щетинистая черная линия леса.

Еще немного, и мы выдвинемся в путь. От нечего делать я достал ПДА, повертел его в руке. Больше сведений от информатора не поступало, но и того, что имеется, достаточно.

Только я собрался порадоваться будущему солнечному дню, как небо заволокли тучи, налетели как-то быстро, хотя ветра не было, и воцарились. Сразу сыростью потянуло, гнилью, тревожно стало на душе.

Когда над горизонтом зажглась полоска будущего рассвета, зазвонил будильник. Полковник выскочил из спальника, принялся тереть глаза – вот он, служебный опыт, Алеша же застонал и привычным жестом попытался накрыть ухо подушкой, которой не было. Обиженно пожевав губами-варениками, он разлепил глаза; красные с недосыпа белки на контрасте с черной кожей все равно казались ослепительно-белыми.

– Это тебе не в офисе штаны протирать, – выказал я презрение к офисным работникам и тут же устыдился – а сам чем лучше? Променял вольную жизнь на миску с похлебкой, стал цепным псом.

Еще три дня назад мне думалось, что я без Олеси и детей суток не проживу, умру от тоски; вот их нет рядом, а я не тоскую, борюсь со своими демонами и временами даже счастлив. У меня телефон разрядился, и я только сейчас подумал, как там они.

Из кармана рюкзака Полковник вытащил старую потертую карту, почесал за ухом огрызком карандаша и сказал:

– Когда-то от Клина до Дмитрова можно было доехать за час – между городами чуть больше шестидесяти километров. Мы прошли двадцать три километра за два дня, осталось двадцать семь – до Автополигона, все-таки это пригород, а не сам Дмитров. Рискну предположить, что уйдет у нас на переход два дня.

Алеша с ним не согласился:

– Не, быстрее, мы ж сейчас срежем и по их следам пойдем. Если вдруг какая опасность, нас предупредят. Да гон прошел, мутантов должно быть мало.

– Хотелось бы сегодня вечером со всем этим покончить и повернуть назад, – озвучил свою позицию я. – Но да, соглашусь с Полковником: Зона вносит свои коррективы. Значит, план таков: движемся к Автополигону, ждем вестей. Если не успеваем, ночуем, где придется, и с места не двигаемся. Информатор, по идее, должен скинуть координаты места, где их группа остановится на привал, когда они получат артефакт.

– Ставлю на то, что сегодня – успеем! Кто за, кто против? Ставки открыты! Ставлю тысячу!

– Солидарен, – я улыбнулся зло. – Две штуки. Полковник?

Полковник снисходительно улыбнулся: мы для него – всего лишь резвящаяся молодежь, даже я, но решил поучаствовать:

– Две, что задержимся.

Мы позавтракали, Алеша проконтролировал, чтобы Полковник съел двойную порцию, что-то написал в ПДА. Хороший мужик оказался Алеша, с таким в разведку я пошел бы. В разведке он ночью ценен, особенно, если черные очки наденет.

Запив съестное горячим чаем, мы надели рюкзаки и отправились на восток. Жаль, что информатор не оставил метки, где они прошли, чтобы мы без риска могли повторить их.

Погибающая деревня оставляла гнетущее впечатление, такое… словно ее не Зона погубила, а люди, бросив умирать гораздо раньше.

Мы шли медленно, проверяя путь гайками. Всплеск был давно, аномалии уже набрали достаточно сил, да и мутанты за сутки могли освоить освободившееся место.

Ветер спал, но поселок жил, трещали половицы, скрипели форточки, какая-то тварь приглушенно рычала, и невозможно было разобрать, откуда доносится звук, словно это сама деревня обозлилась на нас и пыталась изгнать.

С неба начала сыпаться водяная пыль, как когда прыгаешь с парашютом в облако, дождем это назвать язык не поворачивался. Видимость ухудшилась.

Алеша вертел головой, что-то выискивая.

– Где-то тут музей Менделеева…

– По-моему, сейчас не время, – сказал Полковник и указал на здание, стоящее чуть в стороне от жилой части села и окруженное зарослями вишен. – Но если вам так угодно, то пожалуйста!

– Я просто так спросил, – насупился Алеша.

Сразу за поселком начинался сосновый лес. Идти туда жутко не хотелось, но иначе путь не срезать. Как показала практика, поселками идти опаснее, там стайные мутанты, а нас осталось трое.

Немного пройдя по лесу, мы обнаружили участок, где опавшую хвою будто бы перерыло огромное стадо кабанов, кое-где виднелись отпечатки лап, валялся мутантский помет, деревья были поцарапаны.

– Гон, – резюмировал Алеша.

– Похоже на то, – подтвердил я.

Из Алеши получился бы неплохой сталкер, за несколько дней в зоне он пообвыкся и уже не дергался, не столбенел. Мыслил он здраво и замечал детали, на которые даже я не обращал внимания, кроме того, заботился о напарниках. Чем дальше углублялись в лес, тем больше было следов.

Вот хвою пригладила гравитационная аномалия, уложила иголки в спираль. Алеша завороженно смотрел на спираль, катая между пальцами гайку. Не удержался, отошел метров на десять, швырнул гайку. Аномалия издала звук, словно она что-то всасывала, взметнула в воздух листья, мелкие камешки, хвою, землю, закрутила это все, и тут в ее середине вспыхнул электрический разряд, все, что могло гореть, вспыхнуло сине-огненным смерчем.

Даже я остановился, наблюдая спарку «молнии» и «скрута». Устроив напоследок фейерверк, аномалия разрядилась. Полоски огня побежали по хвое, но быстро потухли от сырости, потянуло едким дымом.

Алеша переминался с ноги на ногу, жадно вглядываясь в выжженную поляну – высматривал там артефакт, но переступить через инстинкт самосохранения не мог.

– Понимаю, что там безопасно, но все равно… А что там будет?

– Трудно сказать. Что угодно.

– Артефакты могут причинить вред? – больше сам с собой, чем со мной, разговаривал Алеша. – Могут, но убить – нет.

– Позвольте напомнить, что мы спешим, – Полковник похлопал себя по руке, где носят часы.

Я вздохнул и ступил на обожженную землю, Алеша пошел за мной, приговаривая:

– Я ее разрядил, и артефакт мой!

– Кто же спорит. Но мне самому интересно, – я повернулся вокруг своей оси и принялся трогать все выступающее из земли носком. – Похоже, что она пустая. Обидно.

Алеша стоял с автоматом наизготовку и больше за мной наблюдал, чем искал артефакт. Потому еле заметную светящуюся спираль, присыпанную пеплом, обнаружил я, сел на корточки, силясь вспомнить, что же это такое. Артефакт однозначно редкий, но насколько он полезен?

Чтобы получше рассмотреть находку, я поддел ее ножом: сантиметров восемь, напоминает спиральную ножку болта, но не железного, а… Был у Олеси кулон с камнем «кошачий глаз», вот из такого камня ножка, если потрясти ножом, внутри камня что-то начинает светиться, причем в разных местах.

Алеша сел рядом уставился на артефакт завороженно:

– Что это?

– Не уверен на все сто… Сам я такие не находил, но по описанию похоже. Называется «отвертка». Она замедляет время, а взамен забирает время твоей жизни.

Алеша расплылся в улыбке:

– То есть достал, и все стали медленными? Ты вынес все из банка и смылся? Круто же!

Полковник склонил голову, изучая находку.

– Мне такое нельзя, у меня не так много времени осталось. А на вашем месте, молодой человек, я бы поинтересовался, сколько времени жизни оно отнимает. В вашем возрасте меня это тоже не волновало, думалось, что вся жизнь впереди, но, если бы относился к ней так расточительно, как вы, то до своих лет не дожил бы.

– Слышал, что один сталкер, вроде его звали Конопля… – выложил я то немногое, что знал про «отвертку». – Или Косяк… Неважно. Конопля-Косяк нашел «отвертку» и с ее помощью обнес ювелирный магазин…

– И не поймали?! – заблестел глазами Алеша.

– Не поймали. Этого ему показалось мало, он обворовал еще один, а потом – квартиру богатых соседей. Награбленное принес домой, сел за компьютер… И умер. Было ему около тридцати. Так что от артефакта этого больше вреда, чем пользы. Если попал в смертельную передрягу, да, он спасет жизнь. Но просто так его применять я не стал бы.

Алеша призадумался. Пока он боролся с собой, я быстро положил арт в контейнер.

– Потом тебе его отдам. Если захочешь, конечно. Задорого ты его не продашь, потому что дураков нет. Не расстраивайся, на пути будет много аномалий, возьмешь что-нибудь попроще.

Зона будто бы услышала пожелания Алеши и одарила его «гематогеном», он аж воспрянул.

– Я знал, что сталкер бедным не бывает, – размышлял он вслух.

– Особенно тот, кто согласен продать часть жизни за деньги, – осадил его я. – Это только кажется. Во-первых, бедному в Зону не попасть, потому что надо штук триста вложить в оружие в снарягу, на взятку нужно выкроить. К слову, с такими вложениями ты будешь выглядеть бедненько. Нам сейчас на несколько миллионов оружия и снаряги перепало. И не факт, что вложенное окупится, – не успеет…

– Потому что половина сталкеров гибнет во время первого, второго, третьего похода, – показал свою осведомленность Алеша. – А треть, выжив, бежит сломя голову и больше не возвращается. Из оставшихся двадцати процентов в первый год гибнет половина, во второй и третий – половина из оставшихся. Итого пять процентов тех, кто в Зоне дольше трех лет…

Полковник озвучил свои мысли:

– Вы говорите, что нам перепало на несколько миллионов. В нас вложили больше трех, это точно, уж я знаю, что почем. Никто не стал бы столько вкладывать, не будучи лично заинтересованным в происходящем. А теперь подумайте, какой может быть интерес у нашего благодетеля.

Думать об этом было лень. Литвинов копал под Соловьева, чтобы похрюкать у кормушки.

– Подумал и даже знаю.

– Тихо! – воскликнул Полковник и замер, как шел, с поднятой ногой, тихонько поставил ее, прислонился к стволу.

Во время ходьбы одежда шуршит при трении, и далекие звуки различить сложно.

Бум. Бум. Бум.

Я приложил ухо к земле и по ее вибрации понял, что неподалеку – колосс. Он прыгает, и земля сотрясается. Колосс подслеповат, но у него отличное обоняние. Ветер дует так, что относит наш запах в сторону – есть вероятность, что он нас не почувствует. Не хочется на него переводить гранату.

Звук сперва приблизился, после начал отдаляться, Алеша выдохнул с облегчением.

В лесу мы нашли проселочную дорогу, которая местами поросла молодыми соснами, но большей частью осталась проходимой, и зашагали по ней Алеша почувствовал вкус Зоны и уподобился ищейке, с азартом бросался на каждую аномалию, чтобы добыть арты, а потом продать, но пока ему не очень везло – попались две пустые аномалии, к «гематогену» удалось добыть еще и «облегчалку», чему он обрадовался, как ребенок.

Если есть дорога, значит, она куда-то ведет.

Грунтовка вывела нас к поселку Новоселки. Учитывая предыдущий опыт и аномалию «звездец», которую в прошлый раз мы решили проигнорировать, я не стал пренебрегать предупреждением: «Колония бюргеров». Бюргеры – теле… нет, не телепаты. Они умеют бросать предметы силой мысли, их много, нас мало, потому разумнее поселок обойти, прорубая себе дорогу в поле, поросшем жердняком.

Когда подходишь к делу с умом, то не так уж все и сложно. Если так дальше пойдет, то сегодня успеем к Автополигону.

Оптимизма поубавилось, едва мы вступили в противоборство с жердняком, расстояние меньше километра мы преодолели за два часа, замучились махать тесаками, взмокли, как кони. Зато уже полдень, и мы прошли почти треть пути!

К полудню мы выбрались в пролесок и перевели дыхание, а затем нашли однополоску, соединяющую поселки друг с другом, и по ней шли чуть меньше километра, когда впереди появились первые дома очередной деревни, свернули в поле и снова потеряли час в жердняке. Алеша сочетал полезное с полезным и в процессе борьбы с молодыми деревьями разжился еще одним «гематогеном». Это поле заросло не сплошняком, здесь молодой лес чередовался с безлесными полянами, где иногда попадались простенькие аномалии.

Похоже, весь лимит невезения мы исчерпали вчера, и наш дальнейший путь будет относительно безопасным.

Ни на мгновение я не переставал думать о Химике и о том, как расквашу его рожу, а потом устрою допрос и выведу на чистую воду. Уж он-то точно знает про «Руну»… А что, если он – один из руновских.

Главарей? Организация закрытая, никто о ней ничего не знает, он тоже стал отшельником, как подменили его.

До цели осталось десять километров, мы благополучно, тьфу-тьфу, преодолели семнадцать. На это у нас ушло двенадцать часов, сейчас уже почти четыре вечера.

– Забавно, – нарушил молчание Алеша. – Многие говорят, что Зона живая, кого-то любит, кого-то изжить пытается. Вчера она будто бы пыталась от нас избавиться, сегодня разве что оркестр не играет. Аж не верится в везение.

– Скоро местность займут новые мутанты, – сказал я. – Тогда будет не до отдыха. Вижу, Алеша, ты освоил простые аномалии, можно сказать, стал почти сталкером. А теперь ответь честно, как сильно пугают тебя мутанты. Можно ли на тебя рассчитывать или снова оцепенеешь?

Я шел первым и не видел негра. Но был уверен, что он задумчиво пожал плечами.

– Постараюсь.

– Ясно, – вздохнул Полковник и внезапно дал очередь по какой-то твари в кустах.

Алеша от неожиданности вскрикнул, тварь тоже заверещала каким-то обезьяньим голосом и затрещала ветвями, похоже, мы ее напугали не меньше, чем она – Алешу.

– Что это было? – спросил он. – Оно кричало, как охрипший ребенок…

– Здесь нет детей, и вы об этом знаете, – проговорил Полковник. – Все, что похоже на ребенка, собачку, котенка, милую девушку, – морок…

Засмеялась девушка. Или девочка. Голос ее звенел, плыл над лесом над полем, звал, звал…

– Выйду в поле ночью с коне-о-ом! – заорал я, чтоб заглушить ее завораживающий голос. – А давайте песню спое-е-е-ем!

Алеша понял, в чем дело, и подхватил мотив, сочиняя на ходу:

– Из подствольника шмальнем раза два, чтоб замолкла окаянная тварь. Мы шмальнем раз-два, убирайся, тварь, мы с конем идем тебя убивать!

Тварь замолчала. Вот и верь тому, что они не понимают слова. А может, упала замертво, сраженная ором Алеши.

– Пересмешник? – поинтересовался Алеша.

– Ну а кто же, – нехотя ответил я.

Мысли мои полностью занимал Химик, они словно срослись со мной. Понимаю, что нельзя, надо за дорогой следить, ведь из бывалых я один остался, но они кружат надо мной стаей гнуса и жалят, жалят.

И снова жердняк – полтора часа минус, а прошли всего пятьсот метров, тьфу! Я осадил себя – не стоит так спешить. Не факт, что Химик придет к метке именно сегодня. Сразу стало спокойнее.

Сосняк преодолели без приключений, а дальше начались болота и пришлось идти южнее, пока мы не уперлись в какой-то поселок. Деревянный забор крайнего дома заканчивался там, где начинался лес.

Я пнул трухлявые доски, и целый пролет вместе со столбами рухнул в заросший борщевиком и сиренью огород, где был самый настоящий деревянный колодец с журавлем.

Сам дом напоминал избушку на курьих ножках, которая повернулась и к нам, и к лесу задом. Алеша прицелился в окно, засопел, ноздри его раздулись, на лбу заблестели капли пота.

Друг за другом мы миновали двор и выбрались на проселочную дорогу, а за нашими спинами виднелось кладбище машин, какие показывают в американских пустошах. Всю жизнь мечтал туда попасть, но так и не сложилось, и вот не самый лучший кусок Америки – здесь. И тебе древний ЗИЛ, который, наверное, еще немцев бил, древние, насквозь прогнившие автобусы, легковушки, такие дряхлые, что невозможно разобрать, что это за марка…

Мое внимание привлекла тонкая недокуренная сигарета, уже отсыревшая, но еще свеженькая, я поднял окурок. Неужели с ними женщина? Сталкеры такое курить не станут – свои засмеют. А вот и след берца на засохшей грязи.

– Есть! – воскликнул я. – Они тут прошли! Смотрите!

Полковник задумчиво потирал подбородок, Алеша радовался, я ликования не выказывал. Теперь точно догоним.

В следующем поселке мы нашли стреляные гильзы и обглоданный скелет норушника, приготовились отражать нападение, но похоже, что колония мутантов была немногочисленной и нападать не рискнула.

Туман стал плотнее, но видимость была еще более-менее, я рвался вперед, Алеша меня все время тормозил – аномалий боялся, но я был уверен, что там, где следы, безопасно.

Лес встретил нас безмолвием. Туман вверху был плотнее, и сосновые верхушки растворялись в белесом мареве. Дорогу нам преградило огромное дерево, переломившееся в полуметре над землей. На эту сосну посади медвежат, и получится картина Шишкина. Нет, лучше не мишек, а упырей в движении – картина маслом «Утро в Зоне».

Препятствие мы обошли, я сверился с компасом и направился на восток.

Шли мы час, а может, и дольше, хотя карту я смотрел – не было там таких больших сосняков. Все чередовались или с полями, или с населенными пунктами. Когда из тумана выплыла сломанная сосна, я заподозрил неладное и посмотрел на компас: стрелка его крутилась туда-сюда, ПДА разрядился.

– Вот же факаный фак! – возопил Алеша, глядя в черный экран ПДА.

– Если просто водит, можем пару часов или даже дней блуждать по одной местности, – объяснил я. – Если «пузырь», то можем вообще в другой мир попасть. Как-то угораздило с напарником моим Химиком. Не хотелось бы снова туда. Эй, Зона, мне надо к Химику, ты ж видишь, что он творит!

– И что, не найдем ни одного дома? Ночевать под открытым небом будем?

– Это не опасно, мутанты такие места чуют и стороной обходят, – бросил я. – А мы – ослы! Точнее, я старый осел, увидел морковку – и за ней, за ней! Вашу ж мать! Мы ж теперь везде опоздаем! Будем так неделю шляться, а они к тому времени из Зоны выйдут!

– Смысл тогда двигаться? – вздохнул Алеша. – Нас все равно выведет сюда. Давай сидеть и ждать, пока оно закончится.

– Нет уж, – пыхтел я, ускоряя темп. – Мы будем ходить в разные стороны, метаться, тогда можно обнаружить брешь.

– Компас нам скажет, когда мы выберемся, – сказал Полковник. – А что если мы пойдем в разные стороны, и у кого получится, тот позовет остальных?

– Остальные не услышат, – ответил я, рванул вперед затем взял влево, снова побежал, повернул направо.

Все повторяли мой бессмысленный маршрут. Полковник был, по обыкновению, невозмутим, Алеша – расстроен и надут. Я метался, пока пот не начал заливать глаза. Ничего, потерпим, главное – вырваться из ловушки, иначе зачем это все?

Заметно потемнело. Еще час-два, и опустятся сумерки. Это ж надо! В полушаге от цели так попасть! До чего же обидно. Если надо, буду всю ночь так бегать…

Стрелка компаса успокоилась, показала на север и юг, пискнул, включившись, ПДА. Алеша издал победный возглас и растянулся на хвое. Полковник перевел дух.

– Рано расслабились, ведь мы не знаем, что это было и куда нас занесло, – огорчил их я и вздрогнул от выстрелов, разнесшихся по лесу.

– Уж не наши ли это друзья? – предположил Полковник.

– Идем туда! – скомандовал я и побежал.

– Зачем? – удивился Алеша. – Пусть их перебьют мутанты.

Я врос в землю, понимая, что и правда незачем. Наша встреча должна состояться внезапно, когда они спят, чтоб нам не рисковать. Пусть постреляют, мы подождем.

Потянуло горелым, белый туман смешался с черным дымом… Что там происходит? Закричал человек. Если с человека живьем сдирают кожу или он варится в кислоте, он орет именно так. Этот человек умирал. Возможно, все они умирали, и мне срочно надо было решать, что делать дальше.





Глава 22

Химик. Неожиданная встреча




Навалившиеся шатуны впечатали меня в грязь, правую ногу начали жрать – пока через штаны, но скоро ткань не выдержит, и тогда…

Под натиском шатунов я изо всех сил старался не сгибать рук, держащих «Крис», но мышцы болели и казалось, что вот-вот сломаются кости и порвутся сухожилия.

Вот бы просто захлебнуться или хотя бы вырубиться! Вскоре мыслей не осталось, осталась боль в руках, которые понемногу сгибались, и в ноге, которую шатуны гнилыми пастями грызли сквозь штаны, вторую ногу я согнул в колене, защищая грудь.

И понятно, что конец, но, блин, страшно. Впервые в жизни реально страшно, страх пробуждает силы для бессмысленной борьбы.

Смотрю в разинутые рты шатунов, откуда воняет падалью так, что тошнит, в белесые глаза, на их желтые зубы. Силы иссякают, морды все ближе, ближе, напирающий сверху самый смелый шатун так напрягся, что его глаз начал вываливаться из глазницы, он клацал челюстями, роняя на меня куски плоти и капли воды.

Потом что-то случилось – толчок, багряная муть… Неужели вырубаюсь? Значит, не буду чувствовать, как меня едят заживо! Или…

Еще толчок – вот я валяюсь лицом в мох, кто-то сидит сверху и вяжет мне руки. Что за бред? Где шатуны? Где мои напарники? Мертвы оба или… Нет, меня спасли не они, а бог из машины. Я лежал, смеялся и не мог остановиться:

– А ну заткнуться! – рявкнули знакомым голосом. – Ты думаешь, что спасен? Что тебе повезло? Это потому, что ты нужен мне живым. Пока нужен.

Я не поверил своим ушам.

– Пригоршня, ты, что ли?

Попытавшись посмотреть в лицо своему пленителю, я получил тычок в щеку.

– Если это ты, Пригоршня, то я безумно рад, что ты вернулся! Но очень жаль твой повредившийся рассудок, иначе как объяснить то, что ты делаешь.

Мой пленитель молчал, возился с узлами веревок, в его сопении читалась то ли обида, то ли ярость, сдерживаемая с трудом. Что мне его ярость после того, как меня заживо чуть не сожрали шатуны? С этого момента жизнь для меня началась заново. У меня, оказывается, их как минимум три.

Вскоре вокруг прибежал кто-то говорливый и шумный:

– Пригоршня! Ты воспользовался моим артом без моего ведома. Сколько же он твоей жизни забрал? Ой, а это кто?

Значит, все-таки Пригоршня. Теперь надо думать, за что он прессует своего бывшего напарника. Не так давно он мне угрожал, говорил что-то про контрабанду из Зоны опасного вещества, вел себя неадекватно, сыпал проклятьями. Жаль, что было это ночью, и я мало что запомнил.

– Неважно. Артефакт у тебя?

Меня толкнули в спину.

Значит, так. Значит, кто-то узнал про ценный артефакт, который нужен Иггельду, и пытается использовать Пригоршню, чтоб заполучить арт, наплел ему какой-то ерунды, он уши и развесил. Теперь надо ему мозги на место ставить.

Если говорить, что артефакта нет, он не поверит, обыщет меня и все равно найдет. Так что упираться нет смысла…

– И все-таки, кто это? – настаивал говорливый.

Разговаривал он странно: голос его то срывался в галоп, то он начинал растягивать слова, речь, как будто кто-то играет на гармошке.

– Никита, это и есть ваш легендарный напарник? – проговорил третий, которого я поначалу не услышал и не увидел, лежа мордой в мох.

– Пригоршня, тебе там хорошо, мягко на мне сидеть? Может, познакомишь меня со своей командой и внятно объяснишь, чем я перед тобой провинился? Если много иронизировал, наступил на больную мозоль – извини.

Пригоршня засопел с удвоенной силой, рывком поднял меня, перевернул, прислонил спиной к дереву и отстегнул перепачканный грязью контейнер от пояса.

Наконец-то я рассмотрел его попутчиков. Передо мной стоял огромный негр и полностью седой мужчина за пятьдесят с широко распахнутыми глазами юноши. Негр топтался на месте и суетился – он и был шумным, а в седом чувствовалась военная выправка, либо же он был хорошим актером.

Пригоршня повернулся ко мне спиной и раскрыл контейнер, пошевелил локтями. К нему подошли остальные и с полминуты смотрели на артефакт. Первым заговорил седой:

– Интересно, чем он ценен? Никита, знаете?

– Ценен тем, что делает людей управляемыми, подчиняет чужой воле.

– Кто тебе сказал этот бред?! – не выдержал я. – Он способен вылечить любую болезнь, подарить человеку, причем не одному, вторую жизнь.

Он посмотрел на меня холодно и повторил, скривившись:

– Кто тебе сказал этот бред?

Как все-таки изменился этот в общем-то хороший парень! Заматерел, но не заплыл жиром, а оброс мышцами, взгляд у него стал стеклянным, как у куклы.

– Я создал его, подобрал сборки, чтоб слить элементы воедино. Ты знаешь, что я умею создавать гениальные сборки. Сам по себе он бесполезен, но если его соединить с шестью элементами…

Негр выпучил глаза, седой вскинул бровь, Пригоршня оставался незыблемым, как Ленин на постаменте, набычился, замер, только ноздри его раздувались. Похоже, что-то затронуло его представление о правильности мира, покачнуло основы. Стоит проявить участие, а не насмехаться.

– Откуда ты узнал, где я?

Пригоршня самодовольно улыбнулся:

– В твоей команде был крот, он сливал нам маршрут. Видимо, он же сливал сведения о том, что происходит в вашем институте тому, кто за мной стоит.

Я засмеялся и покачал головой:

– Надо же! Неужели Коба? Или Джига? Они знали что-то, о чем не знаю я?

Пригоршня смотрел на меня с осуждением, и во взгляде его читалась ненависть.

– Вот ты зря сейчас дурачком прикидываешься! Не верю, что за десять лет ты поглупел. Даже менты знают, что там у вас в Институте творится, один ты, бедненький, не в курсе.

Нам самим не видно себя со стороны, мы не замечаем в себе перемен. Пригоршня – изменился, большим человеком стал, спичрайтеры натаскали его, поставили ему речь, у него даже словарный запас поменялся и интонации, голос стал монотоннее, неудивительно, что я его сразу не узнал.

– Не знаю, кто что тебе наплел… А впрочем, может, ты и прав, где-то что-то творится, но ко мне это не имеет отношения.

– Не верю, – Пригоршня мотнул головой. – Даже менты знают, для чего тебе нужен этот арт, а ты мне про болезни рассказываешь, – он сжал кулаки.

– А если менты врут? Если у кого-то важного смертельно болен близкий родственник, и ему позарез нужен арт?

– А если врешь ты?

Пригоршня прищурился, шагнул ко мне, нагнулся, замахнулся кулаком – я вжал голову в плечи, но удар обрушился на сосновый ствол. Пригоршня так и стоял, пригнувшись, опершись на сосну и смотрел на меня с такой ненавистью, что я понял: убедить его будет сложно, ему стоило огромных усилий не размозжить мне голову. Что же остановило его? Помнится, он говорил, что пока я ему нужен.

– Пригоршня… Не знаю, чем так разозлил тебя. Если ерничал – извини. Давай все между нами выясним, только без посторонних. Жаль, что нет детектора лжи…

Пригоршня отшатнулся, побледнел, но быстро взял себя в руки, снова прищурился, сел на корточки напротив, сунул в зубы травинку:

– Я убью тебя. Что бы ты мне ни сказал, знаю, что в твоих словах нет ни слова правды, ты скользкий авантюрист, который всегда выкрутится. Ты меня еще и виноватым сделаешь, я тебя знаю. Но в этот раз не получится, что не знаешь о детекторе лжи – это ты так блефуешь?

Настала очередь мне округлять глаза:

– У тебя есть какой-то арт? Ты его применишь, и я не смогу солгать? Давай, я согласен. Мы с тобой стали разными людьми, но убивать меня… Поверь, меня не за что убивать!

Негр смотрел то на меня, то на Пригоршню, нервничал. Седой потирал поросший щетиной подбородок, слушал. Если нужно взывать к здравому смыслу, наверное, до седого проще достучаться, чем до Пригоршни.

– Насчет артефакта, – проговорил седой. – Кто из вас прав, а кто ошибается? Вас, Никита, могли целенаправленно дезинформировать. Нам не следует забывать, что темнеет, а до ближайшего убежища часа два ходу.

Пригоршня злобно на него зыркнул:

– Да, и кучу народа положили ради одного: чтобы я поверил! Это бред. Друг умер почти у меня на руках, меня самого чуть не пристрелили, а сколько умерло детей! Около сорока человек! И ради чего? Ради экспериментов таких вот, – он кивнул на меня. – А что темнеет – не беда. Тут переночуем.

Совсем свихнулся мой бывший напарник!

– Так-так-так! С этого момента поподробнее, мне нужно понять, в чем меня обвиняют и за что приговорили. Из всего, что от тебя услышал, я понял, что есть некое вещество из Зоны, от которого умирают люди…

– Дети, – поправил меня Пригоршня.

– Дети. И якобы за всем этим стоит Институт, де я работаю…

– «Якобы» – лишнее слово.

– Просто выслушай меня, а потом делай, что хочешь. Как бы ты ни решил, спасибо, что вытащил, нет ничего страшнее, чем смерть от зубов шатунов.

– Ты изменился…

– Да ты тоже на себя не похож.

– Я о другом. Твои мотивы…

В третий раз я рассмеялся, наш диалог напоминал разговор немого со слепым. А что будет, если рассказать ему правду? Как показала практика, в правду людям хочется верить меньше всего.

– Ты говорил, что тебя ко мне привел кто-то из моих людей. Кто?

– Тут я задаю вопросы, – агрессивно упорствовал Пригоршня.

– Ладно. Я к тому, что кто-то за тобой стоит, будь осторожен.

– Ну ты достал…

– Хорошо. Тебе правда нужна? Правда в том, что у меня уже несколько лет лейкоз, медики развели руками, гематоген помогает на время, а сборка вылечит навсегда. Моя цель корыстна и эгоистична: мне нравится жить. Насчет вещества. Как ты понимаешь, мне незачем вникать во что бы то ни было, что не относится к моей проблеме. Может быть, в институте что-то такое и происходит, хотя я не уверен. Скорее тебя обманули, чтобы заполучить сборку, но всех подробностей они не знают, а ты меня прикончить собираешься.

– Почему тогда ты отказался мне помочь, когда я к тебе обратился?

– Потому что твои претензии показались мне высосанными из пальца! Да, я поступил как эгоист, но у умирающего нет другого выбора, мне пофиг на остальных людей. Пофиг, что они делают за моей спиной. Может, ты прав, я виноват, что не вник и не помешал им.

Похоже, Пригоршня засомневался. Седой воспользовался паузой и вставил свой аргумент:

– Доля истины в его словах есть…

Пригоршня наградил его таким взглядом, что он замолчал. Закрыв контейнер, он сел на корточки так, чтобы его лицо было напротив моего.

– Что ты знаешь о новой группировке «Руна»? Кто у них главный?

От моего ответа зависело, буду ли я жить дальше, потому пришлось напрячь мозги, но ни о какой «Руне» я ничего не слышал.

– К сожалению, ничего. Заметь, я честен, иначе сдал бы их с потрохами…

– Если бы сам не был частью группировки, – вынес приговор Пригоршня, свинтил пробку с пузырька из-под спирта. – Знаешь, что здесь? То самое вещество. Ты его выпьешь и не сможешь солгать. Фамилия Засыпкин что-нибудь тебе говорит?

– Ничего.

Он протянул пузырек:

– Пей. Ты вроде был согласен пройти проверку на детекторе лжи.

– Как я понял из твоих слов, потом меня не будет ждать ничего хорошего. Пригоршня! Я говорю правду. Мне выгоднее было бы наплести, что «Руна» существует, их логово находится в третьем круге в непролазных дебрях, или сочинить что-нибудь такое. Ну пораскинь мозгами, и желательно не вокруг себя!

Пригоршня молча вылил несколько капель себе на ладонь. Посмотрел на адское зелье, на меня, уперся взглядом в ладонь, задумался. Молча сжал кулак, сунул пузырек в карман. Седой подошел, похлопал его по плечу:

– Никита. Думаю, вы сделали правильный выбор.

Негр наблюдал за нами, потом сел на кочку и воткнулся в ПДА, он что-то там выискивал, шевелил бровями, кусал мясистую губу. Еще полчаса, и он сольется с темнотой.

Вроде обошлось и можно выдыхать. Теперь надо снова собирать команду, снова искать «пузырь», благо, я знаю, где «тесла». Вопрос только в том, сколько у меня осталось времени. Я оперся на ствол и только сейчас обратил внимание на то, что болит покусанная шатунами нога, наклонился, чтобы рассмотреть ее: штаны им прогрызть так и не удалось. Но еще больше выкручивало руки. Просить меня развязывать я не стал, Пригоршня не идиот, понимает, что при удобном случае я отниму у него артефакт, а изобретательности мне не занимать.

Седой сделал глоток из фляги и сказал:

– Надо найти подходящее убежище, чтоб было хотя бы три стены, ближайшее место – Автополигон…

– Туда нельзя, – предостерег я. – Там машины осознали себя, их несметное множество, они становятся активными ночью.

– Как и многие местные твари, – проворчал негр. – Пригоршня! Я все понимаю, но из-за тебя мы встряли, мы ночью посреди леса. Тут на карте есть метка – избушка лесника. Убежище не ахти какое, любой мутант туда пролезет, но лучше там, чем под открытым небом.

– Согласен, – кивнул седой, надел рюкзак. – Как далеко метка?

– Полтора километра, – негр встал, отряхнулся и зашагал на юг.

Седой жестом велел мне вставать и идти с ними. Похоже, придется терпеть до самого Периметра.

Негр предложил:

– А давайте его утром бросим без оружия, как Брюта?

Пригоршня не согласился:

– Я его сто лет знаю, у него под каждым столбом схрон. Тебе хочется пулю в спину получить? Мне – не очень.

Я с тоской подумал о рюкзаке Самкина, спрятанном в ржавой машине. Смог бы я пристрелить Пригоршню, вставшего у меня на пути? Конечно, нет, человек друга потерял и хочет восстановить справедливость, за такое не убивают, тут надо бы помочь, так он не примет моей помощи.

К хижине мы добрались затемно, это был сруб четыре на четыре метра с заколоченными окнами и листом толстого металла вместо двери с трухлявыми нарами. Я сразу же уселся на пол, прислонившись спиной к стене. Остальные заняли нары и принялись готовиться к ужину.

Негр нервничал. Похоже, это его естественное состояние.

– Пригоршня, я все думаю… Когда ты взял мой арт… Как это, когда замедляется время? Что ты почувствовал?

Хуже всех выглядел Пригоршня: осунулся, постарел, словно похоронил кого-то. Мысленно повесив на меня всех собак, он стремился к цели, жаждал наказать виновных, разрисовал себе картины мести, и вот его реальность рассыпалась. А может, он по-прежнему меня ненавидит, хочет прикончить и казнит себя за малодушие?

Теперь все равно, это не тот Пригоршня, которого я знал.

– Поменьше бы вы говорили, – вежливо посоветовал седой.

– И правильно, заткнись! – бросил Пригоршня.

Негр кивнул, наградил меня долгим взглядом.

Команда перекусила, мне не предложили даже глотка воды, навязываться я не стал. Как ни крути, со мной обошлись по-человечески: не скормили шатунам, не прикончили, тащат балласт. Зачем? Я подергал руками, проверяя на прочность веревки – освободиться не получится, перерезать веревки нечем…

Интересно, жив ли Коба? Удалось ли ему уйти от шатунов? Может, он идет за нами, чтобы освободить меня?

– Пригоршня, – прохрипел я. – Не затыкай меня. Ответь на единственный вопрос: человек, который был со мной, мертв?

– Оба обглоданы до косточек, – ответил он и взял автомат. – Полковник, Алеша, идите спать. Полковник, сменишь меня в три ночи.

– Никита, вы третью ночь не спите, – сказал седой, Полковник то есть. – Мы будем дежурить втроем, по очереди, Алеша неплохой боец…

– Он новичок…

– Да, аномалии я распознавать не умею, а мутантов не услышу, что ли? Или в чем проблема? Я что, безрукий? Если вдруг что – всех разбужу.

Пригоршня молча растянулся на нарах и тут же захрапел, даже в спальник не залез. Полковник, похоже, устал меньше, уснул не сразу. Я лег на пол и подумал, что не усну со связанными руками, но меня тоже сморило. Вроде, я проснулся, а может, и нет. Надо мной склонился черный силуэт, тряс меня, шептал:

– Не бойся, я помогу.

Белки глаз сверкали в черноте, а радужка была такой темной, что казалась дырой. Так, стоп… Это что – тот самый негр? Чего ему от меня нужно?

Силуэт смазался, и я словно завис посреди черноты. Ощущение, что ты – центр мироздания, а весь мир застыл, прислушиваясь к твоему дыханию. Что-то происходило вокруг меня, вроде бы, какое-то движение, я будто и ощущал это сквозь сон, но не имел сил проснуться.

… Очнулся от толчка в грудь, в пяти метрах от хижины, свободный, не связанный, со странной штуковиной в руке. Штуковина напоминала каменную спираль. Какой реальный сон… Или не сон? Как туго соображается… Что это за арт?

Вспомнились слова негра о том, что Пригоршня воспользовался артом, замедляющим время, но отбирающим время жизни. Черт! Я вскочил, дико оглядываясь. Да что же это такое! Если кто-то помог… И арт сожрал часть из моего жалкого остатка жизни!

Но зато я свободен. И надо решать, что делать дальше.

Я рванул к хижине и заметил, что, когда двигаюсь, все вокруг смазывается и расплывается. Нужно взять оружие у спящих – меня никто не услышит и не увидит, потому что я вне времени – и бежать.

Уже в хижине я подумал, что надо всех разоружить – нельзя оставлять врагов за спиной, быстро обыскал спящих, выпотрошил один из рюкзаков, сложил туда три автомата, три пистолета и кучу патронов, снял с Пригоршни свой контейнер и выбежал в лес.

Спустя полминуты положил смертельно опасный арт в контейнер и зашагал в темноту, благодаря Зону, что тучи разошлись, и луна хорошо освещает путь.

Двигался я медленно, на цыпочках – понимал, что одиночка в Зоне не жилец. А одиночка ночью – тем более. Главное, побыстрее добраться до Института, я и так смертник, а тут еще и арт у меня забрал драгоценное время жизни.

Пригоршня говорил, что в моей команде был «крот», среди его людей тоже есть предатель, получаются какие-то шпионские игры. В прошлой жизни я бы докопался до истины, теперь мне все равно, мне бы до Института добраться…

Где-то на задворках сознания назойливым гнусом зудела мысль: «А что, если Пригоршня прав?»





Глава 23

Пригоршня. Потеря




Я так устал, что не сразу среагировал на назойливый скулеж, будто бы щенка побили. Разлепил один глаз: темнота, разлепил второй: темнота движется, а посреди – два белых глаза, они то исчезают, то появляются. Луч фонарика ударил в пол, озаряя хижину голубоватым светом.

Посреди комнаты на четвереньках ползал Алеша и подвывал, перебирая разбросанные по полу вещи, над ним замер Полковник. А Химик…

Химика в хижине бы было. Сбежал, сволочь! Но как ему это удалось?

Спросонья я не сразу замети, что мыслю вслух. Алеша встал на колени и проговорил:

– Не знаю я! Прыгнул вдруг на меня и – по башке хрясь!

– Признайся, что ты просто заснул на посту, – вынес приговор Полковник. – За такое на войне расстреливают или посылают в штрафбат. Ты заснул, Химик каким-то образом перерезал веревки и сбежал, забрав весь наш огнестрел.

Ярость на миг ослепила меня, и я набросился на Алешу, ударил его, даже не понимая, куда бью. Неплохой сталкер, ага, – нубом был и нубом сдохнет! Еле взял себя в руки.

Нашел крайнего, на нубе оторвался – стыдно! Себя винить надо, что не допросил Химика и не прикончил. Лейкоз у него, ага, белый свет ему не мил. Как пацан нюни развесил, поверил, а он только этого и ждал! Забрал свой арт и нас на произвол судьбы бросил. Долго мы без оружия в Зоне проживем? Он-то один выживет и ночью, потому что умеет чувствовать Зону, а мы втроем поляжем, если не разживемся оружием.

– Хорошо, что не убил, – попытался успокоить Полковник.

Алеша молчал, хлюпал разбитым носом, лечился «гематогеном» и выглядел виноватым, а не обиженным. Даже жалко стало его, дурачка.

Что-то тебе всех жалко; размяк ты, Пригоршня, жирком зарос… Но как прикончить человека, с которым связано столько хорошего, который столько раз мою шкуру спасал? А вдруг он и правда попал в беду и потерял интерес к окружающему, потому ни о чем и не догадывается? Химик даже Полковника к себе расположил! Может, он и правда не врал? Но откуда тогда Литвинов знал об экспедиции? Сколько вопросов, неразрешимых загадок, где искать ответы?

Казалось, башка взорвется и я таки пораскину вокруг мозгами. Все впустую, артефакт потерян, Химик отнесет его тому, кто у них главный, и они создадут арт, подчиняющий чужой воле… Или все-таки арт, способный вылечить любую болезнь?

Химику никогда не было интересна власть, она его напрягала. И спасать человечество он не склонен. Неужели и правда болен? Или, того хуже, находится под влиянием?

– Какой у нас план действий? – поинтересовался Полковник. – Огнестрела нет, есть только два тесака. Химика мы однозначно не догоним, даже если выдвинемся сейчас…

– Нет, сейчас – глупо, ночь ведь, он сильно рискует.

– У него ускоряющий арт! – напомнил Алеша.

– И болезнь, которая то ли есть, то ли ее нет. Раз уж все пошло прахом, ждем утро и возвращаемся побитыми псами.

Никогда себе не прощу этой слабости. Всех подвел: Литвинова, мужиков, Дениса покойного. Думал отомстить за его смерть, и вот Химик меня переиграл. А ведь был в моих руках, на жалость надавил! И что теперь делать? Однозначно сперва вернуться, перезагрузиться и – обратно в Зону, рыть землю, искать следы «Руны». Может, и правда Химик с ними не связан? Тогда моя совесть будет чиста.

– Давайте уже досыпать, что ли, – прогнусил Алеша и встал возле двери, потупившись.

– Тебя я больше в караул не поставлю, – проговорил я, пытаясь подняться, но Алешу сменил Полковник, а негр отправился спать, видимо, уснул в полете и задергался на нарах, от кого-то убегая. И он хочет, чтобы я поверил, что он не засыпал на посту? Сразу видно, что не служил. Если бы служил, умел бы спать стоя и просыпаться от дуновения ветерка.

Думал, ворочаться буду долго, но нет, усталость в сговоре со сном успокоили разгулявшуюся совесть.

Спешить было некуда, и мы спали, сколько спалось. Когда я разлепил веки, Полковник уже распахнул дверь и готовил завтрак. Алеша забился в угол и молчал – видимо, винил себя. Перекусив, мы выдвинулись в поход.

Шли на цыпочках, вздрагивая от каждого шороха. Если нападет упырь, мы вряд ли отобьемся. Если стая радиоактивных кабанов – тоже. Норушника, да, одолеем, но они стайные! Бюргеры тоже стайные. Так что придется нам держаться подальше от селений и от других потенциально опасных мест. Тесак был у меня – типа «Боуи», хищный, с кровостоком, и у Полковника – что-то типа кортика. Алеша был наказан, но чтоб не чувствовать себя ущербным, он сделал копье, примотав свой нож к срезанной жердине.

Мы следовали по маршруту, по которому сюда пришел Химик, а я под ногами силился рассмотреть его следы, но не находил их. Если наша история пойдет гулять в мир, это будет очередная байка о трех безумцах с холодняком посредине Зоны, которым каким-то чудом удалось выжить.

Когда неподалеку что-то трещало, рычало или хрюкало, мы замирали, стараясь слиться с пейзажем. Алеша заводил руку с копьем за спину и становился похожим на вождя племени тумба-юмба, идущего в атаку на слона. Хотел бы я посмотреть на поединок Алеши, вооруженного копьем, и упыря. Обойдя несколько аномалий, мы расположились на поляне восстановиться. Нам требовалось свежее восприятие, а когда все время в напряжении, устаешь и начинаешь работать неэффективно. Непривычно молчаливый Алеша хлебал воду из фляги, замирал, вскидывал брови – как-то слишком даже для угрызающегося.

Зашелестело в лесу, хрустнула ветка под чьей-то лапой – мы напряглись, схватились за тесаки, Алеша – за копье. Ветер дует от зверя к нам, есть вероятность, что он нас не почует и пройдет стороной. Но нет, топот все ближе, ближе… Наверное, шатун или кабан – очень уж громкий мутант. Лучше бы шатун, шатуна мы быстро нашинкуем.

Мы вскочили и сбились в кучу, схватив холодняк. Что-то мелькнуло между стволами – далеко, не разобрать. Или это упырь маскировку включил? Чтоб его! Упырь сильный и живучий. Эх, был бы огнестрел! Снова мелькнуло зеленое между стволами… Да это же камуфляж!

Вскоре вышли два сталкера. Похоже, что нам сам Бог их послал, потому что Зона точно не на нашей стороне.

– Привет, бродяги! – ответил чернявый бородач густым басом.

Он говорил, и его роскошная смолянисто-черная борода с седыми прядями двигалась. Многие за такую бороду дурные деньги отдают, а тут сама природа чувака наградила. Интересно, кто он по национальности? Не цыган ли?

– И вам того же, – ответил я.

Обладатель рыжей бороды и лучистых синих глаз остановился, широко расставив ноги и положив ладонь на приклад.

– Чего вы такие шуганные? – продолжил чернявый, с любопытством рассматривая Алешу. – Новенькие? Впервые вас вижу. Что ж вас в такую даль-то занесло?

– Не все новенькие, я Зону пятнадцать лет топчу. Когда ты сюда только пришел, у меня был перерыв. Меня зовут Пригоршня.

Рыжий присвистнул:

– Точно! Помню, я у тебя арт покупал… Правда, так давно это было, что забыл, какой.

– А шуганные мы потому, что у нас все оружие… пропало. Остался только холодняк. Очень был бы благодарен, если бы кто-то из вас одолжил мне пистолет. После верну и пригоршню долларов отсыплю.

Черноволосый и рыжий «зависли», глаза у обоих стали мутным. Потом их словно кто-то включил, они переглянулись. Однажды я такое уже видел, ничего хорошего это не сулило. Так же зависал Брют, а потом у него крыша поехала, и он попытался меня убить, как бы и сейчас не было сюрприза. Полковник тоже насторожился. Алеше было все равно, как стоял, опершись на копье, так и стоит.

Секунда – и сталкеры зашевелились, вот только движения их стали неуклюжими, корявенькими.

– Много о тебе слышал, потому держи пистолет.

Чернявый медленно нащупал кобуру, так же медленно вытащил пистолет из кобуры. Затем резко навел его на меня. В тот самый миг, как щелкнул предохранитель, копье пробило его горло, отбросило назад и припечатало к земле. Выстрел грянул в воздух. Полковник снял Рыжего, и сказал, с хрустом вырывая тесак из его груди:

– У нас три новости: одна хорошая и две плохие. Начнем с хорошей, – он поднял автомат, проверил патроны в магазине. – У нас есть огнестрельное оружие. Теперь о плохом. Похоже, что некоторыми сталкерами управляют извне – раз, два – скорее всего, прав наниматель, а не твой знакомый, он либо под внушением, либо просто врет. Обещаю тебя не отговаривать, когда ты попытаешься его прикончить в следующий раз.

– Наконец-то мы на «ты»! А то чувствуешь себя на экзамене, – впервые за долгое время Алеша улыбнулся. – Давайте уже выбираться отсюда. Чтобы загладить свою вину, я согласен идти в следующую экспедицию.

– Если она состоится. Думаю, ее некому будет оплачивать, а собственных средств у меня осталось мало.

– Никита оптимист, планирует выбраться, – проговорил Полковник. – Я бы не был настолько самонадеянным, – он указал на зарубленного сталкера. – Следует учитывать, что теперь нам нужно избегать не только мутантов, но и сталкеров, мы не знаем, кто проявит враждебность, а кто – нет. Сейчас самоубийственно воевать с могущественной «Руной» без помощи извне. Ведь против нас и сама Зона, и сталкеры.

– И что ты предлагаешь? – спросил я, закипая от бессилия.

– Для начала выбраться и перевести дух, залечь на дно, чтобы наши враги потеряли нас из вида. Сделать это лучше всего за пределами Зоны. Главарь «Руны» успокоится, расслабится, отзовет своих людей. Когда сезон охоты на нас будет закрыт, мы вернемся.

Я сжал виски ладонями, словно из головы разбегались мысли.

– Одного не пойму: кто доложил обо мне «руновцам»?

– Что тут непонятного, – влез в разговор Алеша. – Или Брют, или твой приятель Химик…

– Еще раз назовешь его моим приятелем, и я тебя прикончу.

Я взял автомат из рук Полковника, который принадлежал синеглазому, проверил магазин, он был полным. Алеше достался «Глок», но он и этому обрадовался. Меня же не радовала манна железная в виде огнестрела, не знаю, что могло бы меня порадовать. Голова Химика на блюдечке с голубой каемкой. Скальп Главаря «Руны». Полыхающий Институт.

Я объявляю тебе войну, Химик! Тебе и всем твоим прихлебателям! Клянусь, что не допущу слабость и не пожалею тебя, будь ты проклят! Твоим действиям нет оправдания. А что я один против всех, так мне не привыкать, главное, что за мной справедливость.

Обидно, что ничего нельзя сделать – сейчас. Слабоумие и отвага позволительны юнцам и Алеше, опытный сталкер должен уметь ждать и смиряться, возвращаясь, как поверженный воин, на щите…

Должен… Надо… Но до чего непереносимо бессилие! Я отвык от этого ощущения!

– Ну что, идем? – поинтересовался Полковник. – Сильно не шумим, если вдруг встретятся люди, разговаривать с ними буду я. Ты, Никита, надень капюшон и поглубже натяни на лицо… Да, вот так. Попытаемся обмануть наших врагов, которые ищут именно легендарного Пригоршню. На безвестного старика никто не обратит внимания.

Я поудобнее затянул лямки рюкзака и сказал:

– Все хорошо, мы спасли собственные шкуры, но кое о чем мы забыли: у Химика недостающий арт. Если будет готова сборка, он подчинит «Руне» всех сталкеров, и тогда действительно ничего нельзя будет сделать. Может, и мы тогда лишимся воли…

– Мы не знаем даже, где тот институт! – занервничал наш чернокожий друг. – Даже если узнаем, что делать? Он охраняется, нас просто перебьют! Короче, выбираемся отсюда. Полковник прав!

Он сунул мне под нос ПДА с возможным маршрутом – в обход людных мест.

– Выберемся, переждем и вернемся. Мы все равно не опередим твоего Химика, он уже, наверное, в Институте!

Ослепленный яростью, я подумывал распустить команду, найти Институт и взорвать его. Но когда ярость поутихла, вспомнил Олесю и детей…

Нет, я не имею права рисковать собой. Нужно выбраться, переговорить с Литвиновым – вдруг он что-то новое откопал, пытаясь сместить Соловьева и занять его место, и разработать новый план действий. Одно ясно: Институт должен быть разрушен.





Глава 24

Химик. Неожиданный поворот




Вперед я не шел, а крался, вздрагивая от каждого шороха. Когда из разрывов туч выглядывала луна, немножко ускорялся, если слышал подозрительные шорохи, замирал и старался слиться с фоном, вспоминая прочитанную недавно книгу про туарегов, где главный герой мог замедлять обмен веществ и делаться невидимым для окружающих, мимикрируя под камень. Ха, будто его способности мне помогут!

Но если думать о том, что ты один во враждебном мире и некому спину прикрыть, то раздергиваешься и теряешь собранность, которая жизненно необходима.

Обидно сгинуть в трех шагах от цели, с артефактом в руках! Меня должны были съесть шатуны или пристрелить – Пригоршня, но я почему-то живой.

По земле тянулись щупальца белесого тумана, закручивались вокруг стволов, ползли выше. Паутина, нанизавшая мельчайшие капельки воды, в свете луны напоминала серебристые сети.

Ощутив знакомое покалывание кожи, я остановился, заметил впереди едва заметное мерцание, даже не мерцание, а будто испарения курятся или зависло облако гнуса, и решил обойти вероятную опасность. Если ты один, лучше не рисковать и ни во что не ввязываться.

Видимо, облако меня заметило и медленно устремилось за мной. Этого только мне не хватало! От меня до аномалии метров тридцать – сорок, и почуяло же! Или это не блуждающая аномалия, а мутировавший гнус особой свирепости?

В любом случае надо отступать, ведь энцефалитки у меня нет. Когда вышел на относительно ровный и безлесный участок, бросил гайку в облако, но оно не разрядилось, а рвануло ко мне, я побежал от него, спрятался за сосновый ствол, замер, облако зависло в пяти метрах от меня, там, откуда прилетела гайка, опустилось и принялось исследовать землю.

Ясно, это не аномалия, а какое-то существо, и реагирует оно на движение. Блеснула луна, и я рассмотрел ночного хищника: это и правда был рой. Небольшие насекомые, деталей не видно. По краям твари поменьше, в середине – крупные, чуть мельче воробья. Представляю, какое у них жало! Такое долбанет так долбанет! А если учесть, что они с большой вероятностью ядовиты, то получается, что этот рой гораздо опаснее упыря, которого можно остановить пулей.

Рой висел над моими следами. Я выглядывал из-за ствола, боясь пошевелиться. И что теперь делать? Ждать, пока рою надоест караулить меня? А что, если бросить новую гайку из-за ствола? Варианта два, или рой полетит туда, где она упала, или набросится на меня.

Вот так поброди ночью по Зоне, много нового узнаешь, новые виды мутантов откроешь. Сильно Зона изменилась за последнее время. Пригоршня, наверное, очень удивился.

Опять Пригоршня в голову лезет! Сидел бы дома, детей нянчил, жену пас, нет же, ломится воевать с ветряными мельницами!

У него умер друг, следы ведут в Зону… Пригоршня не был бы собой, если бы оставил смерть друга безнаказанной. Вопрос, почему следы привели в Институт и при чем тут я? Допустим, смертельное вещество существует. Допустим, кому-то из высоких чиновников понадобился исцеляющий арт, и он натравил Пригоршню на меня, сочинив подходящую историю.

Я сам создавал каждый арт, подбирал сборки, планировал и моделировал, Иггельд изучал новые артефакты… А что, если Пригоршня прав? Что, если за моей спиной творятся черные дела?

Вспомнился мышонок, погибший во время опытов, над которым так сокрушался Иггельд.

…Горит огонь, мышонок пищит от ужаса, но выполняет команду.

Если так, выходит, что теперь я – тот самый плохой парень, чокнутый профессор… Нет, это всего лишь предположение, Иггельд не станет… Или станет? Плевать! Мне нет до этого никакого дела, пока моя жизнь в опасности.

…Белая жидкость на ладони Пригоршни – то самое вещество, так похожее на наше «молоко». Если даже это оно и есть, «молоко» – лишь промежуточный продукт, часть более ценного арта, который вылечит меня. А когда вылечит, можно разбираться, что происходит вокруг…

Но если все-таки Пригоршня прав, не значит ли это, что я лишусь воли, излечившись? Готов ли я заплатить такую цену?..

Рой встрепенулся и поплыл прочь, я проводил его взглядом, подождал, пока он исчезнет, посмотрел на компас и взял южнее.

Понемногу начало светлеть, стало полегче, теперь хотя бы видно, куда ты становишься, а то идешь, идешь, а под ногами – чья-нибудь нора. Итог – в лучшем случае сломанная нога, в худшем – тебя утянут в эту берлогу.

ПДА почти сдох, осталось одно деление зарядки, скоро надо будет переходить на бумажную карту. Неплохо бы найти убежище и вздремнуть хотя бы несколько часов, а то башка начинает кружиться и картинка перед глазами плывет, внимание рассеивается.

Я преодолел за ночь десять километров – почти одну пятую пути до Института. Если к Автополигону мы двигались с запада на восток, то теперь мне надо было на юго-запад. Всего ничего пройти, но места гиблые, заболоченные. После близкого знакомства с шатунами я готов был дать какой угодно крюк, лишь бы снова с ними не встречаться. Да, у меня есть чудо-арт, замедляющий время, но он мне противопоказан, он укорачивает мою жизнь, которой и так мало осталось.

С рассветом я вышел к железной трансформаторной будке, стоящей посреди заросшего поля вдали от поселка, прорубился сквозь метровые заросли борщевика. Внутренности трансформатора вынесли мародеры, подготовив мне спальное место. Мой рюкзак канул в небытие вместе со спальником, у Пригоршни я не взял ничего, кроме оружия и контейнера с артами, даже воду не взял, и теперь буду мучиться от жажды, так что придется отлеживать бока на железном полу.

Улегшись на бок на железном полу, я закрыл глаза и велел себе проснуться через два часа, в восемь ноль-ноль.



Проснулся чуть позже, потому что отлежал бока. Точнее, проснулось тело, а веки разлепить удалось с трудом. Хотелось потянуться, но места в будке было мало. Отодвинув автомат к стенке, я открыл дверь, сощурился – со сна даже серость Зоны казалась ослепительно-яркой. Вчерашний день промелькнул перед глазами, и я понял, почему так ломит руки и нога ниже колена дергает, словно там нарыв. Я так спешил, что даже не посмотрел, что с моей покусанной шатунами ногой, закатал штанину. Ничего страшного, просто синяки. Точнее, голень превратилась в огромный синяк, но кожа цела – спасла прочная ткань штанов.

Великолепно. Зевнув и таки потянувшись, я побрел дальше на юг в обход села. Еще шесть километров, и начнется первый круг, где можно будет взять что-нибудь выпить в баре, а дальше нанять сопровождающих, чтоб не рисковать попусту.

Пригоршня меня точно уже не догонит, да ему и не с чем. Не сомневаюсь, что он выкрутится и раздобудет оружие, но произойдет это далеко не сразу. Извини, Пригоршня, что так вышло, но мы уже в разных командах.

Как назло, налетел ветер и разогнал тучи, выглянувшее солнце припекло по-летнему, и вскорости захотелось пить. К обеду жажда мучила меня так сильно, что я обрадовался деревянному срубу бара, как жертва Бухенвальда – булочке.

Обычный сруб с деревянной крышей, стоящий над бункером, который первопроходцы-вояки сделали, чтобы прятаться от всплесков. Самый дальний из южных баров. Меньше всего меня волновала торговля и логистика, но сейчас посетила мысль, как хозяева привозят… или приносят сюда такое количество спиртного и еды. Невольно напрашивалась мысль, что свинина – из радиоактивных кабанов.

Спасибо вам, благодетели!

На пороге курил брутальный сталкер с эспаньолкой, в черной футболке с драконом и камуфляжных штанах, его гладкая лысина светилась отраженным солнечным светом. Татуировки спускались с бицепсов на предплечья, запястья опоясывало изображение Уробороса – змея, кусающего себя за хвост.

Сталкер сидел на ступеньке и задумчиво смотрел на кольца дыма. Заметил меня, схватился за обрез, между бровей залегла глубокая складка. Черные глаза несколько секунд изучали меня, а потом словно подернулись поволокой, лицо разгладилось, будто бы сталкер умер… Или завис. Где-то я такое наблюдал, причем совсем недавно.

Самкин и Труба так же странно себя вели в начале пути!

– Привет, Химик, – проговорил он все так же сидя.

Я напрягся, пытаясь вспомнить, когда же мы встречались.

– Меня зовут Воланд, я от Иггельда, – я пожал протянутую руку.

– Смело. Я бы не рискнул так назваться.

– Волошин Андрей, если сложить…

– Понял.

Мне не понравилась татуировка – с груди на шею взбегали руны. Неужели он – член той самой таинственной группировки? А значит, Иггельд – тоже, ведь к нему часто приходили люди с такими знаками.

– Мне бы, Воланд, попить.

Он молча протянул флягу. Теплая несвежая вода показалась мне самым вкусным напитком на земле. Он подождал, пока я напьюсь, и спросил:

– Элемент у тебя?

Я кивнул и на всякий случай стал планировать пути отступления – сработал инстинкт самосохранения. Если меня не посвящали в детали деятельности, значит, я могу оказаться нежелательным свидетелем. Я сам разрабатывал сборку, мог ли себя обмануть? Вряд ли. Мог ли обмануться Иггельд? Это более вероятно.

Пришла мысль, от которой меня бросило в жар – а что, если я уже не самостоятельная боевая единица? Что, если Иггельд с помощью своих средств лишил меня способности сопротивляться? Почему я безоговорочно верю ему и обрек на смерть бывшего напарника?

Нет, раз я такие мысли допустил: Иггельд ценит мои способности, потому бережет меня. Кроме того, он уверен, что я полностью на его стороне.

Знает ли он про отряд Пригоршни? Не исключено, раз меня освободил тот негр. А значит, знает, что Пригоршня может мне кое-что рассказать, и я теперь буду сомневаться.

Будь я Пригоршней, связал бы и допросил Воланда, но я – не он, мне привычнее начинать с головы. Можно тихонько прощупать Воланда, понять, кто он – сопровождающий или соглядатай, а потом – Иггельда, и все станет ясно.

Если бы я был здоров, то не стал бы лезть на рожон и ушел бы прямо сейчас, только меня и видели. Вернулся бы и помог Пригоршне – не побоялся мужик, все бросил и побежал восстанавливать справедливость, – а они все пусть булькают в интригах, но жизнь моя висит на волоске, потому мне нужен Иггельд и его лаборатория, а значит, и сборка нужна.

Сколько раз мы спасали Зону от злодеев, сталкеров и себя от Зоны, одних Главарей от других, реальность от Зоны, и всегда правда была на нашей стороне…

– Ну что, идем? – Воланд нехотя поднялся, инстинктивно отряхнул зад.

– Мне бы еще и перекусить, голова кружится. Меня шатуны здорово помяли, – я закатал штанину. – Еле дополз, всю ночь шел.

Воланд молча посторонился, пропуская меня в бар. Ни в коем случае нельзя спешить, нужно продумать, что делать дальше и куда бежать в случае чего.

Хозяина этого заведения звали Чудь, когда-то он работал в академии наук, изучал магнитные поля и пытался создать вечный двигатель, теперь Зона полностью захватила его. Но, лишившись ступни, он вынужден был осесть и открыл бар, который внутри напоминал логово сумасшедшего ученого.

На барной стойке стояла динамо-машина – колесо, которое вращала морская свинка, возле клетки была медная катушка, от нее тянулся изогнутый провод с крошечной лампочкой на конце. Над головой крутил лопастями огромный вентилятор, в середине располагался нехитрый механизм, приводимый в движение тремя белками.

Все стены украшали самодельные экспозиции из разноцветных проводов, фотографии Эйнштейна, Теслы и их детищ.

Услышав скрип петель, Чудь высунул голову, всю в дредах, улыбнулся в рыжую бороду:

– Химик! Наконец-то хоть один человек среди олухов!

– Сделай-ка мне кофе, да покрепче, – проговорил я, подошел к деревянной барной стойке, рассчитывая расспросить старого приятеля о «Руне», но под барной стойкой, на деревянной доске те самые руны обнаружил. Как я раньше их не замечал? Они повсюду!

Интересно, Чудь в теме или, как и я, старается «Руну» не замечать и делает вид, что так и надо.

– Все хотел тебя спросить, – я уселся на стул, сплел пальцы, наблюдая за суетящимся Чудем. – Как ты сюда продукты доставляешь?

– Мне сталкеры приносят, которые идут в поход. Я их за это кормлю, даю кров.

– А кто тебя крышует? Подозреваю, что те же, кто покровительствует мне?

– Все понемногу. Ты посиди пока, у меня печь в другой комнате.

Вернулся он минут через десять, поставил передо мной чашку заваренного кофе с пенкой.

– Только Воланду делал, потому быстро получилось.

Чудь заодно с «руновцами». Значит, чтобы получить сведения, нужно идти к воякам или к анархистам, да и там возможны «кроты» с таким уровнем конспирации. В любом случае, я это делать буду не в ближайшее время, а только после излечения.

Итак, вопрос номер один: как себя обезопасить в работе с Иггельдом. Вопрос номер два: если Пригоршня прав, как не попасть под влияние. Однозначно, убегать с артом самоубийственно. Значит, нужно прийти в Институт, делая вид, что ничего не случилось и что я безмерно счастлив, а самому по максимуму использовать короткий промежуток времени, пока Иггельд будет готовить арты для финальной сборки. Сказать, что устал, что хочется в душ, поспать – что угодно. Наверняка найдется много интересного, на что я не обращал внимания.

На худой конец, использовать один из артов, защищающий от пси-воздействия. Например, «браслет». Я побарабанил пальцами по столешнице. Н-да, строю планы, хотя даже не знаю, какое вещество получится на выходе, какой оно будет консистенции – твердое, податливое, жидкое. Действовать придется по ситуации. И если Пригоршня прав, и вещество будет не только лечить, но и лишать воли, то лучше сдохнуть, оставаясь собой.

Кофе закончился, я все решил, распрощался с Чудем и чуть не зашиб дверью ожидающего меня Воланда.

– Ты неважно выглядишь, – он провел под глазами. – Синяки…

– Говорю ж: почти не ел и не спал. Все мои люди погибли, шатуны меня помяли, чудом спасся.

Иггельд наверняка знает, что меня спасло чудо по имени Пригоршня, и догадывается, что многое о его темных делишках мне известно, а также я догадываюсь, что предводитель «Руны» – именно он. Ну а что, вполне в его стиле: чистота потомков ариев и создание идеального человека, славянская мифология, родноверие это… Все, что казалось мне блажью, обрело плоть и оскалилось. Точно! Иггельд с его арийцами из-под Урала, убер– и унтерменшами. «Нас оболванили и превратили в скот».

Вроде бы ничего страшного нет в стремлении сделать человечество лучше, меня и самого этот вопрос по молодости заботил. Но благими намерениями устлана дорога в ад.

Ночью я спешил в Институт, сейчас же неторопливо шел за молчаливым Воландом. За спиной его болтался полупустой вещмешок, значит, ночевать в лесу он не собирался, ждал меня в баре. Интересно, сколько таких агентов ждут меня в местах, где я мог бы появиться?

Двигались мы по хорошо изученному Воландом маршруту, поначалу я полностью полагался на сопровождающего, а когда начались хоженые места, стал ориентироваться сам. Воланд избегал населенных пунктов, сталкеров же, напротив, не сторонился.

К вечеру мы добрались до нашей локации, Воланд активировал «щит», чтобы аномалия, вызывающая тревогу, не била по мозгам, заткнул уши, когда началась местность, защищенная инфразвуком. Теперь понятно, что не от мародеров и беглых зэков Иггельд защищал свое, да и мое, детище – от тех, кто, возможно, захочет ему помешать.

Настало время, когда так оберегаемая им информация просочилась в мир.

Вот и аккуратная вырубка-поляна посреди леса, бар-фикция «Три поросенка», мерно стрекочут ветряки. Еще неделю назад это место будило теплые чувства, потому что за дверью бара безопасно, теперь же я с тревогой думал, как себя обезопасить, если вдруг Иггельд перестанет мне доверять.

Мне очень помог бы арт, ускоряющий время – вдруг придется бежать? Нужно его куда-нибудь спрятать, когда мы войдем в Институт.

В баре играли в нарды Чук и Гек, похожие друг на друга и на пришедшего Воланда. Просто армия клонов! Братья обрадовались мне, пожали руку, сопровождать за барную стойку не стали.

Я осмотрелся и еще раз уверился, что в одиночку из Института не вырваться без нового арта. Сейчас посмотрим, устроят ли мне досмотр за круглой дверью. По идее, не должны. Момент истины настанет, когда будет готова сборка, а значит, козырь пока у меня.

По скрипучим доскам я прошествовал за барную стойку к лестнице, ведущей в номера. Откинул люк под лестницей и спустился в бункер, который деревянной перегородкой, имитирующей подпорную стену, делился на две части: бункер для попавших под выброс сталкеров, оказавшихся неподалеку, и вторую часть, тайную, где была бронированная дверь наподобие корабельной на кодовом замке в форме красного руля.

Я крутнул руль вправо – исходное положение – влево – исходное – два раза влево, пять раз вправо – надавить на середину руля. Дверь вздохнула и чуть отошла от стены, я неторопливо потянул ее на себя и шагнул в ярко освещенный длинный коридор, от которого в стороны отходили одинаковые двери. А вот и первые, решетчатые – КПП, за ними неизменные Уксус и Бали, в прошлом мои добрые приятели. А теперь? Если поступит приказ меня пристрелить, они его выполнят?

Как всегда дружелюбны, поздоровались, посочувствовали. Уксус чуть слезу не пустил по Кобе и Джиге, похлопал меня по спине, и я очутился посреди пустынного коридора. Минута, и мне навстречу выбежит Иггельд. Нужно срочно прятать арт! Стены, стены, двери…

Полочка с пыльными книгами, которую Иггельд повесил в надежде, что охранники будут читать. Арт активируется только в руках, сам по себе он время ускорять не будет, но на краткий миг, когда коснусь его, я пропаду с камер наблюдения, которыми тут все утыкано. Я сделал вид, что у меня болит нога, прихромал к полочке, замер под ней, сунул руку под рубаху, открыл контейнер, коснулся Арта, и картинка смазалась. Быстро положил его между книгами, вернул руку на живот, закрыл контейнер и поковылял дальше.

Едва я сделал несколько шагов, как навстречу вылетел Иггельд, значит, он не наблюдал момент, когда изображение с камеры мигнуло, потеряв меня на долю секунды.

– Коба и Джига? – проговорил он, останавливаясь.

Надо же! Не «пошли скорее делать сборку», а интересуется жизнями подчиненных.

– Погибли, – хрипнул я. – Сам еле выжил. Артефакт у меня.

Иггельд грустно улыбнулся, на его щеках залегли ямочки:

– Жалко их, я этого не хотел. Насчет сборки… Все готово, можно приступать. Но прежде прими душ и посети медблок, на тебе лица нет!

Я оторопел, меня разрывало от когнитивного диссонанса: с одной стороны – татуированные бруталы на услужении доброго Иггельда и какие-то дети, умирающие от бесчеловечных экспериментов с его подачи, а с другой – этот человек, искренний, добрый. Уверен, что он не лжет, так не сыграешь!

– Я, конечно, не в лучшей форме, но хотелось бы поскорее со всем этим покончить и одновременно подлечиться. После пойду в медблок, отмоюсь и высплюсь.

Сейчас бы закинуть удочку, проверить, что он знает обо мне, Пригоршне и чернокожем информаторе, но не приходило на ум приемов, которые не вызвали бы подозрений. Сам он упорно молчал, словно не имел к этому никакого отношения. Иггельд был настолько убедительным в своем неведении, что даже сомнения закрались. А вдруг он не причастен ко всем тем событиям, вдруг его пытается подвинуть кто-то из близкого окружения?

– Покажи его, – прошептал он, и глаза его загорелись.

Я отстегнул от пояса контейнер, сдвинул крышку ячейки, где лежал артефакт, похожий на мякоть огромного обугленного ореха. При виде артефакта Иггельд улыбнулся, выдохнул восторженно, но не рискнул прикоснуться к нему, поднес палец и сжал кулак. Ноздри Иггельда раздувались, на щеках залегли круги румянца.

– Идем, – проговорил он заговорщическим шепотом и направился, как я думал, в лабораторию и одновременно свое обиталище, но нет, распахнул дверь, за которой некогда был один из складов, а ныне…

Я огляделся, едва ли не разинув рот. Стены забраны стальными листами, на потолке – то ли мутное зеркало, то ли тоже сталь. В середине помещения – что-то типа кресла, над ним – какой-то шлем с проводками, тянущимися к излучателю, который я видел и раньше. А возле кресла – подобие мраморного жертвенного алтаря, ну не может Иггельд без пафоса!

И когда успел обустроить новую лабораторию? Неужели за несколько дней, пока меня не было? Или у него тоже есть ускоритель времени?

В ножке алтаря имелись отверстия контейнеров, где под номерами были сложены артефакты – результаты моего многолетнего труда, продукты сложнейших сборок. И вот оно, недостающее звено.

– Ты представляешь, как все должно происходить? Опасно ли это?.. Не хотелось бы погибнуть в полушаге от цели, – оперся об алтарь и сжал его так, что побелели костяшки пальцев.

– Понятия не имею, – честно признался я, скопировал позу Иггельда. – Наверное, нужно их положить рядом, а дальше… Дальше я должен почувствовать, как это случалось раньше. Я даже не знаю, какая должна быть очередность и что именно с ними делать. Если активировать, то да, опасно, ведь будут рождаться аномалии… Или нет, ведь большинство этих артов – результат сложных сборок.

Я был уверен, что у меня все получится, артефакты сами подскажут, что с ними делать. Меня больше волновало, что случится, когда Иггельд получит конечный продукт, не пристрелит ли он меня как нежелательного свидетеля?

Иггельд провел по ножке стола-алтаря:

– Все в ящиках. В самом верхнем, вот, – он надавил на ячейку, и она выехала с легким щелчком. – Щипцы, перчатки – бери, что тебе больше нравится, чтоб не трогать руками арты.

Надев перчатки, я вытащил артефакты один за другим. Вот самый первый, «глаз ящера» – каплеобразная стекляшка с темной полосой в середине. Ох, и сложно же он мне достался! На обратном пути у меня началось обострение лейкоза, еле дополз.

Вторым я положил похожий на него «янтарь» с пузырьками воздуха и комаром, застывшими внутри, третьим – черный «жгутик», четвертым – «огарок», напоминающий пористый сгоревший уголь. Между пятым и шестым я сомневался, погладил зеленый «малахит» и «чечевицу», поменял их местами и поймал себя на том, что складываю их в круг, сам того не замечая, они будто бы подсказывали, где чье место. Остался последний элемент, артефакт, похожий на мякоть ореха, порождение «блуждающего пузыря» и «теслы».

Я медлил, вертел его в руках, поглядывал то на круг из артефактов, то на вытянувшегося в струнку, напрягшегося Иггельда.

– На всякий случай отойди к выходу, в случае чего – падай на пол.

Иггельд отступил к двери, но не вышел. Я положил на пустующее место «орешек» и ощутил, как трепыхнулось сердце, сделалось жарко.

– Как на экзамене, – прошептал я, подбадривая себя.

Провел рукой над артефактами, положил руку на черный «жгутик», напоминающий длинный спиралеобразный свиной хвост, выпрямил его, и «жгутик» в моих руках завибрировал, привел в движение другие арты, они задрожали, начали излучать свет, свет стал густым, превратился в пылевое облако, которое закрутилось смерчем над столом.

Я смотрел завороженно на вращающийся белый столб, и мне казалось, что в этом тумане мелькают предметы, фотографии, лица… Пригоршня? Мама? Улыбается, тянет руки, исчезает…

Смерч гипнотизировал, менял плотность, цвета, консистенцию, ронял на пол цветные капли, разноцветное мерцание отражалось стальными пластинами стен и потолка, и комната напоминала огромный стробоскоп, внутри которого – я и замерший позади Иггельд.

С хлопком смерч опал, ударился об алтарь, взметнув облако пыли, которое скрыло родившийся артефакт от моих глаз. Иггельд тихо ахнул, шагнув вперед, протянул руку.

У меня, кажется, даже сердце перестало биться. Сейчас все станет ясно! Не только я – весь мир замер в ожидании.