Артем Каменистый
Тайны ордена



Пролог

Два помощника палача осторожно спустились по крутой лестнице, каменные ступени которой уже не первый век полировались подошвами бесчисленного количества жертв и их мучителей. Плечистые ребята опасались оступиться: их неловкость могла привести к нешуточным неприятностям. Они ведь не с пустыми руками заявились, а с длинной жаровней, доверху наполненной раскаленными углями.
Голый узник, прикованный по рукам и ногам к решетке из железных прутьев, скосив взгляд, заметно занервничал, прекрасно понимая, что жаровню принесли вовсе не для отопления подвала. Здесь, на испепеленном солнцем южном берегу многострадального моря, в столь неглубоких подземельях даже в самые суровые зимы не бывает холодно. Отсюда проистекают корни проблемы с сохранением скоропортящихся припасов: как ни закапывайся, а приличной прохлады не добьешься. Остается одна надежда — на ледники. Но такую роскошь могут позволить себе немногие, потому как лед приходится доставлять с далеких вершин Тигровых гор, и продают его по бессовестным ценам.
Гальверус, не выдержав, чихнул, в глазах заслезилось. Они, как и вечно воспаленный нос, были чувствительны к дыму. Недовольно поморщившись, он обернулся в сторону помощников палача, брезгливо протянул:
— Уголь у вас какой-то совсем уж недожженный.
От этих слов глупые детины едва не перевернули жаровню, а один попытался нелепо оправдаться:
— Дали нам такой, сам не знаю почему.
Объяснить им в очередной раз, что все из-за их вопиющей тупости? Да это все равно что читать нотации навозной мухе. Потому не стал затрагивать этой темы, сказав другое:
— Опустите решетку.
Помощники кинулись исполнять приказ, а палач, насвистывая незатейливую мелодию, подошел к жаровне, перемешал угли железным прутом, задумчиво произнес:
— И впрямь пованивает нехорошо. И глаза режет. Хреновый нынче уголек пошел. Надо бы привести того хитреца, что его продал, да еще и не постеснялся взять обычную цену. Уж я бы с ним поговорил как следует…
Узник, уже не сомневаясь, что сейчас произойдет, неистово затараторил:
— Хватит! Пожалуйста! Я ведь все уже рассказал! Все! Все, что вы хотели узнать!
Гальверус кивнул в сторону палача:
— Сейчас я буду задавать тебе разные вопросы, а этот добрый человек позаботится, чтобы ты отвечал правду, а не то, что обычно.
— Но я ведь и говорил правду! Всю правду! Всем вам говорил! Да что вы здесь творите?! Неужели сами не видите, что я не путаюсь?! Говорю ведь одно и то же всегда! Вас что, совсем не учили проводить допросы? Хватит! Вы все узнали! Я скажу! Скажу! Только уберите это! Не надо! Я ведь и так все скажу! Я ведь никогда не молчал! Сам все скажу! Опять скажу! Снова и снова буду говорить, только прекратите!
— Итак, — невозмутимо произнес Гальверус. — Ты и дальше собрался запираться и нести околесицу?
— Запираться? Я не запирался! И я говорил правду! Правду!!!
Покрутив писчее перо между пальцами, Гальверус пробежал глазами по тексту допроса, набросанному на тщательно выглаженном поле жабьего листа из южных болот, и, вздохнув, начал читать:
— «Меня зовут Джон, а родился я в Нью-Йорке. Это большой город на берегу огромного моря, и располагается он в землях, которых вы не знаете, потому как на корабле или пешим туда не попасть. И даже будь у вас крылья подобно птицам, все равно туда дороги не найти. Сам я попал оттуда сюда при помощи особой магии и мудрых чародеев. Они извлекли мою душу и перенесли ее в тело Дайка, галерного раба на шестом весле по правому борту „Красотки Роны“, портовой буксирной галеры, что в тот момент была привлечена к патрулированию северных вод, которое ей иногда приходилось осуществлять после набега межгорского стража на Железный Мыс. Как свободный по рождению и жизни человек, быть рабом я не пожелал и при случае избавился от ручных оков. Но когда занимался ножными, сосед по веслу поднял тревогу, соблазнившись наградой, положенной в таких случаях. За это я его убил цепью, а затем попытался убить надсмотрщика, в чем почти преуспел: крепко его покалечил. После чего покинул галеру, проплыл немалое расстояние до берега и там был схвачен стражей, которой успели подать сигнал с корабля. Сообщников в этом деле у меня не было. Также не может быть и речи о том, что я беглый раб, ведь это вина чародеев в том, что они не могут выбирать свободное тело для души».
Выдержав стандартную паузу, Гальверус вкрадчиво уточнил:
— Все верно?
— Ну примерно так, — устало подтвердил узник.
— Вот это и плохо. — Писарь-дознаватель покачал головой.
— Что?! — насторожился беглец.
— А все. Первый раз вижу буйного раба с такой глупой историей.
— Я не раб!
— Раб. Звать тебя Дайк, ты простой дурачок, который сызмальства ошивался при Рачьей пристани и был там схвачен за мелкую кражу, причем не единожды. За воровство в итоге и угодил на весло. Знамо дело, на галере тебе не очень-то понравилось, вот и решил податься в бега. Не будь в тот момент «Красотка Рона» под военным флагом — вздернули бы тебя прямо на месте поимки. Но так как эту портовую калошу привлекли к патрулю, на нее, ее команду и рабов распространяется указ наместника об особых мерах по обеспечению порядка на территориях, пострадавших от набега стража. Там есть пункт о разнообразных льготах и послаблениях для защитников наших земель, которых привлекли к опасному делу, и только поэтому твои глаза сейчас не выклевывают чайки. Да и остальное они потеребить не против. А мы, уважаемые и весьма занятые люди, тратим свое время и казенное имущество в виде угля, чернил и прочего — и все ради тебя, никчемного вонючего отброса. — Гальверус обернулся к палачу: — Он опять затянул свою песню. Приступайте. Я хочу, чтобы он при свидетелях дал нормальные показания, а не этот бред, иначе мы его и сегодня не повесим.
— Стоит ли возиться, напишите как надо, мы все подтвердим, — прагматично предложил палач.
Гальверус покачал головой:
— Я бы и сам догадался до такого, но вот есть в его истории то, чего я никак не могу понять. Может, пустяк, может, ерунда полная, но даже мелочь в нашем деле иной раз многого стоит. Не должно быть неясностей. Даже мелкие нельзя оставлять без внимания.
— Вам виднее, — кивнул палач и, взмахом призвав помощников, направился к пленнику, который отреагировал на это движение заунывным, полным отчаяния и предчувствия близкой муки криком.
Гальверус отложил перо. Краткий опыт знакомства с узником подсказывал, что в ближайшие минуты от него ничего членораздельного не добьешься. Будет орать как резаный и временами ругаться, в том числе на неведомом языке.
А вот это как раз странно. Еще одна из странностей этого беглого раба. Дурачок с Рачьей пристани и в лучшие годы пары слов связать не мог, а в трюме свихнулся окончательно: ничего, кроме мычания, от него никто не слышал вот уже несколько месяцев. «Красотка Рона» не громадина, набитая молодчиками немалой оты, а портовая лоханка, чья работа — бережно подводить неуклюжие парусники к нужному причалу. Гребцов на ней мало, скорости ведь особой не требуется, да и лишние средства на прокорм невольников с неба не падают. Потому каждый раб на виду, все о нем всё знают, вот и Гальверусу боцман рассказал немало. Ну как немало: несколько слов, но на приличном корабле и столько ни из кого не выдавишь, кроме разве как из трюмного надсмотрщика. Но с тем мастером кнута, который служил на «Красотке», все очень плохо. Даже если выкарабкается — неизвестно, сможет ли когда-нибудь говорить, ведь нижнюю челюсть у него в месиво цепью разворотило, раздробив кость и оставив от зубов гнилые пеньки.
А теперь-то этот недоумок чешет как по писаному. Хотя временами срывается на неведомый язык. В том, что это именно язык, а не бессвязный набор звуков, Гальверус не сомневался: ухо у него набито на такое дело. Уж столько допросов повидал, что бред от связной речи вмиг отличит.
И с чего это мычащий идиот вдруг стал полиглотом? Откуда у него такие сложные сказки про далекую землю, которые даже умному человеку незазорно послушать?! И как этот задохлик сумел расправиться с парой человек? Пусть один из них такой же никчемный раб, но ведь второй о-го-го! Хилых надсмотрщиков не бывает, в трюме они долго не живут.
Гальверусу не нравилось непонятное. Само собой возникало непреодолимое желание его прояснить. Не жалея чернил, угля, писчего листа и прочего.
Особенно угля. Вон как палач расстарался.
Пожалуй, пора дать отмашку, излишние телесные терзания — вред делу. Обеспамятеет раб, и обливай его потом водой, покуда не очнется. Нечего здесь сырость разводить.
Ну-ка. Что он на этот раз расскажет? Какую историю?..
— Я вам не раб! Я сержант морской пехоты Джон Смит!!! И я родился в Гарлеме! Твари, дайте только шанс, никто из вас отсюда не уйдет! Чертовы расисты!!! Ненавижу!!!
Ну вот. Опять все тот же неизвестный язык. И хотя слова оставались непонятными, о смысле Гальверус догадывался.
Мутный раб. Непонятный. И наглый — ни во что не ставит авторитеты. Очень не хочется обращаться к серой братии, но, похоже, без жрецов в этом случае не обойтись. Слово за ними. Хорошо, если заберут к себе. Оттуда никто не возвращается, одним делом меньше будет.



Глава 1
Котия
Географо-политический очерк

Котия — странная страна. Если говорить точнее, то это и не страна вовсе. Так себе — скромный анклав, территория сомнительной принадлежности, географический курьез. Полдесятка деревень, городок и замок неподалеку от устья Лемуры. Даже тюрьмы нормальной нет, не говоря уже о развитии этого вопроса до полноценной каторги. Тянет на приличное баронство, не более. И тем не менее, этот огрызок наслаждается почти всеми выгодами суверенитета, несмотря на то что с запада и востока к нему тесно прижимаются Таллир и Маглан.
Вот они как раз полноценные государства. С королями, армиями солдат и взяточников-чиновников, вассалами, крепостями, цветастыми знаменами, затейливыми гербами, страшными каторгами и прочими непременными атрибутами серьезной власти.
А еще Таллир и Маглан издавна славятся как страны, где богатства принято наживать мечом, а не плугом. Этим инструментом там владели мастерски, отчего нужды и голода там давно уже не случалось. Близлежащие и даже не очень близлежащие страны не слишком радовались таким занятным соседям, но их мнением здесь никто никогда не интересовался.
Ну в самом-то деле: кому интересно, о чем думает глупая овца перед стрижкой шерсти?
Время от времени овцам становилось совсем уж невмоготу, и тогда они объединялись в стадо. То есть собирали объединенную армию, задачей которой являлось если не покорение неуемных соседей, то хотя бы приличная трепка. Глядишь, после такой забудут некоторые из своих привычек.
И вот что интересно: в обычное время таллирцы не упускали ни единой возможности урвать что-нибудь с магланцев. Процесс этот был нескончаемым и взаимным. Учитывая примерное равенство противников, обоюдные набеги длились уже не первый век с приблизительно одинаковым успехом на самых разных уровнях: то в Таллире двух коров недосчитаются, то в Маглане умыкнут дюжину коз; там рыбацкое селение разграбят подчистую, а там возьмут на абордаж купеческую лоханку.
Это, разумеется, примеры событий низового уровня. В серьезных случаях доходило до горящих замков и городов, а уж крупные деревни грабили с такой частотой, что в самых бойких местах крестьяне отстраиваться не успевали.
Вернусь чуть назад: итак, в обычное время бешеная собака со злющей кошкой живут куда гармоничнее, чем Таллир с Магланом. Но это в обычное. Стоит на горизонте замаячить вражеской армии — и уже не столь важно, против кого ее собрали: непримиримые соседи объединялись и, пользуясь богатым грабительски-военным опытом своих дружин, устраивали совместный отпор.
Лишь таллирцу позволено лупить магланцев, и наоборот. Всем другим это строжайше запрещено: тумаков огребут тут же, причем от обоих.
Вот так здесь и жили уже не первый век.
Возникает в высшей степени логичный вопрос: как крошечная Котия смогла сохраниться, находясь меж территорий, где каждый житель, еще толком не выбравшись из утробы матери, тут же норовит одной рукой что-нибудь стащить, а другой пырнуть ножом в брюхо повитуху?
Кусок сочного парного мяса между парочкой изголодавшихся псов — вот что такое Котия. Только волокна у этого мяса жестковатые, застревают меж зубов. В давние годы не раз и не два то с запада, то с востока приходили незваные гости немалым числом. Треугольник земель, который располагается в пышной дельте Лемуры, разоряли подчистую и те, и другие, да все без толку. Уж больно лакомая территория, и при равенстве сил удержать ее надолго ни у того, ни у другого не получалось.
Чем лакомая? А тем, что в судоходном рукаве дельты располагался порт и прикрывающий его замок. Порт этот мог принимать как речные суда, так и морские: глубины и течения позволяли. Здесь осуществлялась перегрузка товаров, потому как выше глубоко сидящие парусники и галеры подняться не могли. От бесперебойной работы этого перевалочного пункта зависели торговцы нескольких развитых государств.
Ширина судоходной протоки была такова, что проскользнуть мимо крепостных баллист — задача, скажем так… Проще уж с завязанными глазами плевком муху сбить на лету, чем на такое пойти. Зато, выходя из дельты, корабль оказывался на широких просторах Лемуры, где его, конечно, можно перехватить, но для этого понадобятся другие корабли — быстрые, с умелой командой и малой осадкой.
Такие были в Таллире и в Маглане. Но корабли лишними не бывают. Если стерегут русло, то, следовательно, в дальний набег уже не пойдут. И вообще торговцам там нечего опасаться. На Лемуре таллирцы и магланцы разбойничать не позволяли никому, кроме тех случаев, когда они грабили друг друга. Но это святое и посторонних не касается. Невыгодно деловых гостей дергать за самое дорогое — кошелек. Торговые люди такого очень пугаются, другими путями начнут пользоваться, где побезопаснее. А это значит, что не будет пошлин, да и торговля прекратится, и захиреет все без нее.
Опять же если Котией владеют одни, а в русле хозяйничают другие, то купцам приходится и тем и тем пошлины платить. А это неудобно и неприятно, торговля не очень-то дружит с таможнями. Да и пугаются они, когда по протокам дельты снуют боевые корабли. Они ведь не просто свои границы там охраняют, а в любой момент готовы сойтись с кем-нибудь в горячей абордажной схватке.
Уж не знаю, как и кто там договаривался, но всякие войны за дельту вдруг прекратились, и на ее болотистых землях возникла новая страна — Котия. Не сказать, что великая: даже короля не было, обходилась герцогом, да к тому же титул его люто оспаривали везде, за исключением Таллира и Маглана. Зато были у нее свой флаг и герб и, самое главное, таможня. Единственная таможня в низовьях реки. И очень даже серьезная таможня, с серьезным отношением к делу. Всякий пришедший сюда корабль должен был предъявить трюмы к осмотру, по результатам которого назначалась пошлина. Цифры брались не с потолка, а из толстых книг, к которым не придерешься. За взятки здесь охотно рубили руки, и вообще, по отзывам торговых людей, все было налажено в высшей степени четко. Под прицелом крепостной артиллерии подходишь к причалам, на борт поднимается досмотровая команда с писарями, час-другой — и ты свободен, и чуть беднее, чем в тот момент, когда пришел. Бумага с печатью, и все — разбойники из Таллира и Маглана не потребуют ни монетки за дальнейшее плавание и, даже более того, будут оберегать от нападений иноземных грабителей.
Другая статья доходов с порта — перегрузка товаров с морских кораблей на речные и наоборот. Организована на высоком уровне, цен не задирают, так что купцы платили без лишнего ворчания.
Здешние купцы — тот еще народ. Каждого первого можно смело вешать по статье «шпионаж». По своему опыту сужу: чуть ли не сто процентов сведений, которые я сейчас перечислил, были получены именно от этой публики.
Они и обо мне и о моих секретах также кому-то потом рассказывают. И что интересно — совершенно бесплатно. Их можно понять: стараются всеми доступными способами налаживать доверительные отношения с хозяевами тех земель, где приходится торговать.
Неприятно лишь то, что доверительные отношения они при этом пытаются наладить сразу со всеми. Не стесняясь с методами. И вообще ничего не стесняясь. Ничего святого…
У Котии, разумеется, имеются какие-то крайне запутанные договоры с парочкой не в меру агрессивных соседушек. И по договорам этим, само собой, она делится тем, что получено с купцов, рыбаков и крестьян, которые окучивают жалкие наделы среди болот. Выращивают при этом вовсе не хлеб, а какую-то дурную траву, родственником которой, я так понимаю, является широко известная даже в кругах, бесконечно далеких от ботаники, индийская конопля. Только родственник наш бедный, по сути никчемный. Здешнюю дурь уважают, в сравнении с банальной марихуаной она будто редчайшее коллекционное вино на фоне трехкопеечного портвейна, выжатого из гнилых яблочных огрызков. Для кайфа ее надо немного, и кайф этот дикий, привыкание стойкое и быстрое. Даже демы не гнушаются контрабандные сделки с таким товаром проворачивать, потому как за морем наркота куда скромнее по качеству.
Впрочем, как и везде: дельта Лемуры — это нечто вроде легендарной Чуйской долины. Считается, что лучше сырья, чем здесь, нигде не найти. Наркоконтроля этот мир никогда не видел и не скоро увидит. Дурь — обычный товар, никакого криминала здесь за ней не числится. Так что местные не считают занятие котских крестьян предосудительным занятием. И никто не удивляется тому, что честному хлебу они предпочли хрен знает что.
Ведь хлеб чуть ли не в двадцать раз невыгоднее, и цена сильно различается в зависимости от года. А у дури таких колебаний не бывает.
Итак, всем хорошо. Купцы имеют безопасный проход плюс адекватных и шустро работающих таможенников, собранных в одном месте. Это, естественно, способствует торговле и, следовательно, процветанию всех ее участников. Таллир и Маглан имеют с коммерции свою долю. Пусть она не такая щедрая, как было бы в случае единоличного контроля дельты, но стабильная и год от года возрастающая — ведь негоцианты что перекати поле: несет их туда, куда ветер дует. А ветер коммерции дует туда, где меньше препятствий для бизнеса.
Великий герцог Котии («величие» его герцогства иногда оспаривается даже в Таллире и Маглане, правда, так… без особого рвения) контролирует скромную территорию, где он вправе делать что угодно, если это не сказывается на прибыли. То есть он может расхаживать с важным видом в сопровождении свиты, попивать дорогие вина и вкушать диковинные деликатесы из далеких стран, устраивать смотр личной гвардии, в данный момент насчитывающей аж двадцать шесть душ, портить девиц-посудомоек при замке и изо всех сил не обращать внимания на внушительные караулы при башнях, стенах и метательных машинах, что укомплектованы наемниками из Таллира и Маглана. Причем интересное дело: никто никогда не видел и не слышал, чтобы великий герцог хоть затертый медяк уплатил этим ребятам из своего кармана. А вот то, что командуют ими офицеры из дружин первых лиц Таллира и Маглана, — факт широко известный.
Такой вот он, котийский суверенитет.
Да, кое-что забыл: всю эту кормушку, как я уже упоминал, охраняют стены и машины замка, поставленного на берегу единственного судоходного рукава в дельте Лемуры. Возможно, когда-то и по другим можно было пройти, но, после того как их на совесть захламили затопленными деревьями и большими камнями, там разве что лодкам-плоскодонкам место.
Замок — лакомый кусочек. И потому великий герцог со своей не менее великой армией (двадцать шесть рыл) при помощи трех с половиной сотен наемников с запада и востока окопался в практически неприступном оплоте. Мне это говорили буквально все, кто видел эту цитадель.
Темный камень от основания стен до макушек башен, что в этом мире нечастое явление, а уж на не самых богатых землях со сложной историей вроде Котии — вовсе нонсенс.
Камни бывают разными. Те, из которых сложен замок герцога, не на берегу насобирали, взяв первые попавшиеся, а добыли в каменоломнях в среднем течении Лемуры. Торговые лоханки речников не один год свозили вниз тяжеленные блоки, напиленные стремительно богатевшими от такого движения каменщиками. Раствор, их скрепляющий, замешивали мастера из далеких западных земель, знающие какие-то древние секреты. И сырье для этого они свое привезли. Ну если не все, то какие-то добавки точно.
Технология сверления блоков, после чего сквозные отверстия заливают скрепляющим все свинцом, здесь тоже применялась, несмотря на дороговизну.
Это в Мальроке свинец местный, а в Котию его еще надо привезти откуда-нибудь, и бесплатно металл вряд ли отдадут.
Хотя не удивлюсь, если узнаю, что таллирцы и магланцы в ту самую пору обложили кого-нибудь странной данью: требовали свинец, известь, высококачественную древесину и прочее, что требуется при строительстве серьезной крепости.
Старшим над батареями метательных машин, по слухам, стоял выходец с юга. Самый настоящий дем. Попал в плен, его познания оценили, попросили взглянуть в сторону плахи, заскорузлой от неоднократно пролитой крови, затем указали на виселицу, где веревка давно уже не нуждалась в мыле, потому как до сердцевины пропиталась жиром многочисленных клиентов, и, наглядно обрисовав, так сказать, не слишком вдохновляющие перспективы выбора, озвучили альтернативное предложение, за которое он с радостью ухватился.
Все, кто видел эти машины, отзывались о них одинаково: «Мимо хрен проскочишь». Судоходное русло напротив замка не отличается особой широтой, и до противоположного берега дистанция в два раза меньше, чем та, на которую артиллерия может забрасывать снаряды.
В том числе и зажигательные — они у котийцев имелись. Это было продемонстрировано на одном из сборов таллирцев и магланцев перед совместным походом. Забавы ради их вожди приказали расстрелять на фарватере какую-то лоханку. Так сказать, устроили фейерверк перед наблюдательными гостями из других стран.
Сборы…
Сборы — это отдельное явление котийской жизни. Речь не о сборе чудо-травы, речь о сугубо местном военно-политическом явлении.
Я ведь уже упоминал о том, что в случае угрозы внешних проблем таллирцы и магланцы дружно забывают, кто у кого и сколько коз увел, после чего отправляются бить тех, кто нагло пытается испортить своим вмешательством здешнюю атмосферу — донельзя милую и чудесную, не переносящую чужого присутствия.
Так вот, прежде чем дружно отправляться куда-то кого-то бить, надо где-нибудь собраться, иначе дружно вряд ли получится. Высокотехнологичных средств связи нет, и вообще этот мир даже до простейшего телеграфа еще недодумался.
Таллирцы и магланцы собирались в Адене — единственном городе Котии. При этом верхушка армии располагалась в замке, а остальные где придется. На этот случай в порту имелось столько мощностей в виде причального и прочего хозяйства, что купцы и пятой доли не способны занять. И правильно, потому как все это держалось для боевого флота. Там ставили узконосые галеры под погрузку, оттуда они дружно уходили вниз по течению или вверх — смотря с какой стороны грозили неприятности.
Не спрашивайте, почему сборы устраивали именно в Котии, вопиющим образом оскорбляя суверенитет великого герцога. Ответа я не знаю. Так принято, и все.
Разве что предположить, что на «нейтральной» территории милые союзники будут меньше колотить друг дружку по морде и прочим частям тела, припоминая давние и свежие обиды.
Возникает вопрос: зачем я столько всего рассказываю про этот вшивый Аден, его сомнительного герцога и прочую публику? Мелкие страны, никому пока не нужные и располагающиеся далековато от родного Межгорья. Грызня Таллира и Маглана друг с дружкой и соседями — это беззаботные развлечения беззубых щенят под выменем матери в тот час, когда никто из сильных мира сего не покосился внимательно в их сторону. Решат имперцы, что устье Лемуры негоже оставлять для игрищ эдаких хулиганов, — и отнимут. Или кто-то другой, в претендентах недостатка нет.
Ну так вот, я не хочу ждать, когда это случится. Я сам отниму ключ к Лемуре. Сегодня я захвачу неприступный замок Адена.
Я, знаете ли, со времен первого знакомства с Мальроком до дрожи душевной полюбил каменные замки. Надеюсь, это нормально? Не постыдное извращение?
Риторические вопросы. Здесь, судя по всему, нет ни психологов, ни психиатров, и постановка какого-либо диагноза мне не грозит.
И вообще по здешнем меркам я абсолютно нормален. В мире, которому я до сих пор не удосужился дать названия, лишь полный псих не мечтает расширить список своей недвижимости за счет чужой собственности.
Причем бесплатно и с применением насилия.



Глава 2
Самый неприступный замок

Просто так нормальный человек в болото не сунется. Ничего сильно интересного там нет, зато полно комаров и прочей летучей и ползающей нечисти. Я уж не говорю о том, что можно навечно остаться в гиблой трясине. Кто знает, что ждет на следующем шагу, ведь даже в ясный полдень, имея стопроцентное зрение, невозможно разглядеть — что там, подо мхом и податливой жижей? А уж темной ночью…
Мысленно вздохнув (здесь не то что вдыхать — моргать старались как можно аккуратнее, чтобы не выдать себя предательским шуршанием ресниц), я плавно освободил ногу из объятий цепкой грязи и начал осторожно прощупывать ступней пространство впереди. Гарнизон замка (будь он четырежды проклят!) не поленился набросать под стенами «ежей» из длиннющих колючек какой-то здешней разновидности акации. Говорят, в прежние времена из этих штук делали короткие стилеты — дешевые, тонкие, не нуждающиеся в заточке и при этом очень твердые. Мягкую кожу мокасин они проткнут с такой легкостью, что заметишь это, лишь когда деревянное острие проскрежещет по пяточной кости, вырвав непроизвольный вопль из груди. К тому же болотная гниль должна поработать пару лет, прежде чем они станут ее частью, а обновляют их каждую пару месяцев. Так что вокруг меня их сейчас полным-полно.
Так и есть — большой палец наткнулся на нечто подозрительное. Не болотный мох и не окошко мутной воды среди податливых кочек. Что-то опасно твердое. «Еж» или нет — некогда разбираться. Сдвинул ступню чуть левее, продолжая балансировать на одной ноге. Эдакая цапля, которой ночью не спится.
Для меня и бойцов передовой группы подобная акробатика — плевое дело. Надо будет — с рассвета до полудня простоим в позе этой самой призадумавшейся цапли. Для сегодняшнего дела подбирали самых терпеливых, выдержанных, хладнокровных и тренированных: импульсивные поступки и физическая немощь могли поставить крест на всем замысле.
Двадцать восемь ребят, включая меня. Против считающегося неприступным замка с гарнизоном в три с половиной сотни отборных головорезов из Таллира и Маглана. И не надо забывать о личной гвардии великого герцога: двадцать шесть вояк в позолоченных латах (изыски местного «гламура»).
Да, чуть не забыл. Как раз сейчас, согласно неведомо как возникшей традиции, разбойничь… простите, боевые дружины таллирских и магланских феодалов совместно выступают против набега союза парочки соседей, в свою очередь старающихся отомстить за череду набегов с территорий Таллира и Маглана. И собираются они, как это у них принято, в Адене.
Так что помимо стандартного гарнизона в замке сейчас находится не меньше сотни тех самых феодалов. Все как один вояки хоть куда, и при каждом от двух до пяти телохранителей, в зависимости от ранга. Больше через ворота крепости не пускали во избежание конфликтов. А так, вспомнив многочисленные обиды, много ли ты навоюешь с горсткой бойцов?
В общем, приблизительно четыре сотни дополнительных противников. Итого — общий счет от семисот до восьмисот. И не меньше четырех тысяч в Адене, немалая часть из которых может подоспеть на выручку минут через пять-десять.
Хотя не вижу смысла в такой выручке. Я знаю, на что способны мои люди, и точно так же хорошо знаю, на что не способны. Три десятка умелых противников без пулемета в одиночку не победить.
Пулеметов у нас, увы, не было, а соотношение как раз тридцать к одному. Ну ладно, пусть двадцать девять — громадная разница. Значит, при открытом столкновении шансов у нас нет вообще…
География Адена и его окрестностей проста, как начало школьного курса геометрии. Сильно вытянутый клиновидный треугольник, по длинным сторонам неровно обрезанный протоками Лемуры, по короткой — упирающийся в камышовые джунгли растянувшихся на десятки километров плавней. При строительстве замка часть земли у трясины отвоевали, поставив Гнилую стену на высокой насыпи. Название свое она получила из-за того, что, несмотря на все усилия строителей, на нижних ярусах единственной здешней башни свирепствовали грибок и плесень. Сырость там царила и промозглой зимой, и жарким летом. Сооружение было далеко не древним, но уже выдержало не один капитальный ремонт: приходилось менять прогнившие стропила и прочие деревянные детали, для чего с далекого севера привозили стволы матерых лиственниц. Они даже в вонючей трясине способны веками простоять, но здесь почему-то долго не выдерживали.
Внешних подступов к Гнилой стене никто даже не подумал осушать. Правда, насыпали сеть параллельных троп, отходящих от крепостного вала. По ним время от времени проходили работники с особого рода длинными косами: сено такой не заготовишь, а вот камыш и тростник резать издали можно. Таким образом, высокая растительность на этой части болот отсутствовала, не мешая лучникам поражать гипотетических штурмующих и создавая неудобства вражеским лазутчикам.
Шли годы. Набеги, войны, местные дрязги — много чего случалось, но вся эта суета проходила мимо замка Адена не заглядывая. Одна стена нависает над глубокими водами судоходного рукава Лемуры: атаковать там — только людей понапрасну губить. Чтобы добраться до дальней ее части, надо для начала захватить сам Аден, а он тоже неплохо укреплен. Третья частично прикрыта широким каналом, частично городскими укреплениями; если глянуть с высоты птичьего полета — можно подумать, что цитадель похожа на зубило, забитое чуть ли не до центра застройки. Самая короткая стена, защищаемая единственной башней, нависает над болотистыми плавнями, где даже диким кабанам не везде раздолье, а честным воинам там делать нечего.
Стены каменные. Башни каменные. Камни, надо признать, что надо: здоровенные, на совесть скрепленные друг с другом. Строителей, допускавших халтуру, здесь наказывали одинаково — вешали и оставляли болтаться на ветру недельку-другую. Их вид оказывал столь стимулирующее воздействие на более удачливых коллег, что процент брака стремился к нулю. Таких твердынь с ходу не берут, требуется полноценная осада, и парой месяцев дело не ограничится. А где размещать лагерь осаждающих? Ведь почти вся сухая земля на острове занята городом и замком, а оставшаяся плохо подходит для армейского использования территории и к тому же доступна для обстрела артиллерией великого герцога. Запасы снарядов велики, как и продовольствия, в воде недостатка никогда не будет: с одной стороны река, с другой канал.
Да тут можно пару лет без толку простоять…
И хоть ни разу за всю историю крепости здесь не случалось ни осад, ни штурмов, слава неприступного замка просто так не дается. Потенциальные нападающие знали не меньше меня, потому об Аден никто не стремился ломать зубы. При желании, конечно, можно и такой орешек раскусить, только стоить это будет и времени, и денег, и жизней. Особенно денег. И гарантированно положительный результат возможен лишь в случае подавляющего превосходства осаждающих над осажденными. А этого трудно добиться, если помнить об особенностях местной политики: Таллир и Маглан в стороне от такого не останутся.
Нога опять замерла: под ступней что-то не то. Но не похоже на очередной сюрприз со стороны гарнизона замка. С бесконечной осторожностью изучил пространство впереди. Так и есть — похоже на одну из насыпей, по которым ходят те самые крестьяне с косами, привлекаемые с соседних островов специально для борьбы с болотной растительностью. Простолюдинов жалеть не принято, но и калечить их без нужды смысла нет, так что колючек по этим тропам не раскидывают. Прекрасно, дальше пойду походкой человека, а не сонной цапли.
Еще несколько шагов — и я впервые за ночь выбрался на сухую землю. Несмотря на все предосторожности, болотные пиявки нашли лазейки к коже, и стоило большого труда удержаться от соблазна ослабить обвязки, скинуть обувь и штаны, после чего жестоко расправиться с кровопийцами. Не до них пока что.
Но позже они обязательно пожалеют, и пожалеют сильно — я им ни капли крови не прощу.
Сбоку чуть слышно чавкнуло, и я мысленно проклял неуклюжего гада, не способного бесшумно извлечь свою кривую ногу из болотной жижи. Жаль, в темноте не видно, кто на этот раз отличился. По возвращении в Мальрок он бы у меня не меньше пары месяцев занимался подметанием плаца без помощи метлы — для такого случая проштрафившемуся выдадут тяжелый лом. И я бы лично утром и вечером проверял качество уборки, проводя по брусчатке белоснежным платком. И этим самым ломом ему по глупой башке за каждую обнаруженную пылинку…
Впрочем, два месяца он не протянет. Быстрее помрет от тысячи болезней из-за моих мысленных проклятий.
Ночное болото жило далеко не бесшумной жизнью. Квакали лягушки, кто-то где-то плескался, через камыши шмыгали мелкие шустрые зверюшки, а иногда и создания покрупнее — кабаны, от которых здесь спасу нет. На фоне всего этого пузыри газа с потревоженного дна и прочий шум, создаваемый бойцами отряда, не должны были насторожить часовых.
Но это не означает, что можно расслабиться, — ведь впереди одна из самых сложных стадий операции: надо пробраться в замок.
Как я уже говорил, Гнилая стена была каменной от низа до верха. Насчет верха — высота от основания до гребня приблизительно с четырехэтажный дом хрущевской постройки. Жильцы таких строений имеют все основания жаловаться на низкие потолки, микроскопические кухни и прочие неудобства, но в данный момент я бы многое отдал, чтобы потолки их квартир были вровень с плинтусами, и пусть выкручиваются как угодно.
Мечты-мечты…
Крюк был увесистым, как и полагалось железному крюку тридцати сантиметров в длину и с палец толщиной. Тяжести прибавлял пеньковый жгут, в два слоя обвивавший металл. Там, где тяжелая сердцевина все же проглядывала, ее на совесть залепили какой-то гадостью, похожей на смолу рыжеватого цвета. Не знаю, как такая называется и откуда ее берут мои подчиненные, а спрашивать опасаюсь — это может навредить моему имиджу.
Все до единого уверены, что страж знает куда больше, чем десяток самых матерых придворных мудрецов. Будет неприятно опростоволоситься, продемонстрировав незнакомство с вещами, известными, я так полагаю, любому неграмотному крестьянину.
В очередной раз прикинув тяжесть крюка, я покосился на темную громадину стены замка Адена. Гребень ее можно было без труда разглядеть на фоне неба, несмотря на легкую пасмурность погоды. Может, ее и называют Гнилой, но выглядит она очень даже добротно. Пожалуй, рановато пробовать, есть риск не добросить, работать придется вплотную.
Шаг, еще один, еще. Замереть мраморной статуей. Что это было? Звякнул металл доспехов расхаживающего поверху часового? Или болотный вурдалак, подкрадываясь, в нетерпении скрипнул острыми клыками? Если верить местным крестьянам, всякой нечисти в плавнях раза в два больше, чем лягушек, а ведь судя по хоровому кваканью, земноводных здесь как китайцев в Пекине.
Впрочем, учитывая поголовное пристрастие крестьян к выращиваемой ими же интересной продукции, к переполненным мистикой рассказам стоит относиться скептически. Это земная конопля не очень-то способствует проявлению галлюцинаций, здешний ее родственник куда серьезнее.
Раскачать крюк, крутануть пару раз, поморщившись от создаваемого им шума, и отправить в свободный полет по рассчитанной траектории. Есть: улетел за гребень стены, после чего звякнул о камень, несмотря на все предосторожности.
Замерев, жду реакции наверху. Что дальше? Тревогу поднимут? Стрелы полетят? Или нечто другое? То, на что я рассчитывал.
Около минуты никакой реакции. Уже было собрался потянуть за веревку, но она дернулась, натягиваясь самостоятельно. То есть это мне снизу так казалось, но ведь сама собой она шевелиться не должна. Кто-то ее тянет, закрепляет.
На фоне неба показался темный силуэт головы, заглядывавшей через гребень, после чего уши уловили подозрительное цоканье. Такое издает местный лесной грызун, близкий родич белки. Живет в светлых сосновых лесах, на болоте ему делать совершенно нечего, но кто виноват в том, что имитировать голоса созданий трясины Амед так и не научился.
Дернув за веревку, я дождался ответного двойного рывка и, уже не очень-то осторожничая, произнес:
— Порядок. Все наверх.
Сигнал головореза означал, что на Гнилой стене и в ее единственной башне часовых нет. Во всех других случаях число рывков было бы другим, заранее согласованным, закрепленным для всех возможных вариантов развития ситуации.
Все прежние мысли насчет излишней высоты стены разом выветрились из головы: наверх я взлетел будто коршун, ничуть не заботясь о тишине подъема. А чего бояться, если часовых нет, а кроме них опасаться некого? Я ведь прекрасно помнил, что за Гнилой стеной располагаются загоны для скота, ныне пустующие. Животину в них должны загонять при угрозе осады, в остальное время там тихо и безлюдно, нам никто не должен помешать.
Разумеется, это не означало, что мы можем хором орать кабацкие песни сопровождая свои вокальные занятия битьем в барабаны и дутьем в горны. Все же нас двадцать восемь человек, а ночь — тихое время суток. До стен, где теоретически имеются бдительные караульные, не больше сотни метров в обе стороны. Даже в одиночку можно без труда докричаться. Так что наглеть не стоит.
Амед протянул руку. Отказываться от помощи я не стал и через пару секунд оказался на стене. В замке Адена мне до сих пор бывать не доводилось, но наслышан я о нем немало, так что не удивился ширине стены: телега проехать сможет, еще и место для пешехода останется.
Освещение было слабым: едва чадящий факел, закрепленный перед окованной железными полосами дверью башни, которая возвышалась шагах в сорока, более чем наполовину выдаваясь из стены. Но звезд в небе и этого огонька хватало, чтобы разглядеть хеска во всей красе. Этот мордоворот, всю сознательную жизнь занимавшийся тем, что разнообразными способами отправлял на тот свет себе подобных, выглядел, очень мягко говоря, не совсем обычно. Никаких кожаных доспехов, которые он, по-моему, даже укладываясь спать, не снимал. Сейчас эту сбрую сменило вульгарное пестрое платье с кучей выглядывающих из-под него нижних юбок, что среди местных дамочек нетяжелого поведения считалось особым шиком. Даже нехватка света не могла скрыть того факта, что губы душегуба ярко накрашены, а на щеки наведен чрезмерный румянец. Для завершения образа трансвеститу не хватало всего лишь пары мелочей: бритая башка выглядела, скажем так, не слишком женственно, короткая черная бородка тоже не гармонировала со всем прочим.
Я не стал потешаться над некоторыми особенностями внешнего вида лазутчика и максимально серьезным тоном спросил:
— Что с часовыми?
— На стене был один, в башне трое, — доложил хеск.
Я выразительно провел руками по горлу и вопросительно уставился на Амеда. Тот покачал головой, коротко добавив:
— Живы.
— Шуметь не стали?
— Да они и без нас почти при смерти, грех руки марать о такое. Тот, что на стене стоял, — единственный кое-как шевелился. Те, которые в башне, — готовые бревна. Можно было и не связывать, зря веревки перевели.
Глядя, как две подоспевшие молчаливые фигуры помогают остальным забираться на стену, поинтересовался:
— А где остальные милые дамы?
— В башне.
— Как тут?
— Все как мы ждали. — Амед осклабился. — Даже чуть больше. И без помощи обойтись можно, тут троих достаточно, легкая работа.
— Что за шум? — кивнул в сторону, перпендикулярную стене.
— В донжоне вояки так и гудят. Таллирцы и малганцы которые.
— А герцог со своими?
— Последний раз, когда я его видел, высочайшего тащили за руки и за ноги в сторону хлева с целью бросить в кучу навоза.
— То есть в замке еще остались те, которые в состоянии ходить и даже носить других? — напрягся я.
— Сейчас вряд ли. Это было как стемнело, времени с той поры немало прошло, и утекло немало. Не воды…
Что ж, пока что все идет как должно было идти.

Таллир и Маглан — более чем странные соседи. С виду, казалось бы, непримиримые враги в спокойное время, но самые верные союзники в те не слишком частые моменты, когда кому-нибудь из них грозит серьезная внешняя опасность.
Я вот почему-то никогда не верил, что эти страны населены какими-то особыми, совершенно непохожими на других людьми. Даже демы, являющиеся, по всеобщему убеждению, тварями куда поганее диких людоедов, от северян отличались лишь более ядреным загаром, а не социальными привычками. А раз так, то каким образом таллирцы с магланцами не хватают друг друга за глотки начиная с первых мгновений встречи в Адене и дальше, во время совместного похода и битв? Ведь нормальному человеку ой как непросто вот так взять и просто так забыть старые обиды, пусть и не навсегда. А ведь это неизбежно скажется на взаимодействии временных союзников, причем не в лучшую сторону. Но очевидцы все как один твердят, что никакие серьезные конфликты на почве былых распрей в таких походах не допускаются.
И каким же способом этого добиваются?
Должен признаться, я тщательно изучил этот вопрос, но до сих пор не имею полного ответа. То там часть, то там — будто плохо связанные друг с дружкой кусочки мозаики, которые вот-вот сложатся в единую картинку… или никогда не сложатся. Одно могу сказать точно: враги «спаиваются» в единую армию целым набором своевременно применяемых средств. Начинается это еще в тот миг, когда приходят первые известия о внешней угрозе. Как только король одной из держав получает убедительные доказательства этой самой угрозы, он посредством особого отряда церемониальных гонцов уведомляет вражеского коллегу. Тот в ответ шлет свою «почту», благо путь недолог, и даже полные психи не тронут всадников под тревожными знаменами. Затем, выждав два дня (депеша должна успеть дойти), сюзерен обращается к вассалам.
Дальше все до последнего, самого никчемного барона с более чем сомнительными правами на титул раскрывают двери узилищ, выпуская пленников, которых держали в ожидании получения выкупа. Не навсегда отпускают, а до окончания войны. После этого «хозяин живого товара» должен получить или причитающиеся деньги, или живую добычу назад, в застенок. Не вернуться или не заплатить нельзя, это грозит последствиями куда более нехорошими, чем в том случае, если во время мусульманского поста пройтись по центральной улице Мекки без трусов, с ермолкой на голове, напевая гимн Израиля, между куплетами закусывая водку салом и громогласно оскорбляя религиозные чувства правоверных.
Это даже не позор: в Мекке ты жить уже никогда не будешь. Да и насчет «жить» где бы то ни было как-то сомнительно…
В общем, в Таллире и Маглане уклоняться от обязанностей пленника не принято.
Что же потом? А потом собравшиеся вассалы выслушивают короля на особом съезде, где он рассказывает, что кто-то желает зла их злейшим соседям, причем желает этого серьезно. Чисто формальное мероприятие: ведь несмотря на отсутствие телевидения, радио и Интернета, новости здесь расходятся с такими скоростями, что даже церемониальные гонцы на своих лучших лошадях обречены плестись за хвостами информационных потоков. Все дело лишь в обычае — просто сюзерен официально уведомляет подданных о том, что дело пахнет войной. Простая формальность.
Таллир и Маглан маленькие, но донельзя гордые страны и к тому же обремененные ворохом интересных национальных особенностей. И те, и другие феодалы на королевских съездах ведут себя одинаково: выслушав короля, задают ему один и тот же традиционный вопрос: «Неужели кто-то и правда вознамерился переть на нас буром и не собирается передумывать?» После получения утвердительного ответа собравшиеся стремительно разбегаются. Часть отправляется предаваться безудержному пьянству, тост за тостом посвящая недолгому здравию клинических идиотов, решивших идти войной на доблестный Таллир или Маглан, остальные бегут в церковь, где заказывают молебны, слово в слово повторяющие тосты.
Впрочем, вторые в церквях не задерживаются и очень быстро присоединяются к первым.
Вечного здравия идиотам никто при этом не желает. Пусть живут прекрасной жизнью, но лишь до начала битвы. Не хватало еще, если отбросят копыта, до этого момента испортив настроение честнейшим жителям сразу двух гордых стран.
К Адену и то, и второе войско доползают на стертых бровях, и все не разваливается по дороге только благодаря тому, что у магланских и таллирских феодалов имеются особые специалисты — военные управители. Главная задача управителей — оставаться трезвыми до того момента, когда за спинами бойцов отряда захлопнутся тяжелые створки аденских ворот.
С этого момента начинается основной этап слияния армий — пьянству предаются даже управители.
Вакханалия продолжается два-четыре дня, в зависимости от обстановки и неизвестных мне причин. Всякого рода конфликты, вспыхивающие в этот период, списываются на слабость виновников перед алкоголем. Так как слава не контролирующего себя выпивохи среди вояк двух королевств не котируется, каждый старается не ударить лицом в грязь, и до кровавой резни не доходит.
Но если честно, до сих пор не пойму, как две толпы вооруженных до корней зубов людей, традиционно недолюбливающих друг дружку, ухитряются не переходить той тонкой грани, за которой неизбежно вспыхивает безудержное побоище.
Рассказывать, что происходит дальше, не стану: нам интересна лишь «пьяная стадия» подготовки к походу.
Все потому, что именно на ней у такого наглого типа, как я, появляется шанс: малыми силами и бескровно поставить в интересную позу оба королевства.
Ну и плюс герцогство Аден с его великим герцогом. Правда, прежде чем ставить последнего на колени, его еще надо найти, а затем извлечь из навоза и хотя бы немного отряхнуть. Пусть и права на титул оспариваются, но все же не последний аристократ.
Кстати, а ведь его гвардия — почти единственное, что меня напрягало в плане.
Гвардейцы великого герцога не обязаны принимать участие во всеобщем веселье. И вообще не факт, что их за стол пустят.
— Амед?
— Чего?
— Что с гвардией?
— Какой гвардией?
— Ну эти… люди герцога.
— Ну… кто не успел убежать, того долго били.
— За что?
— Ну это… не любят их здесь. Ходят как петухи расфуфыренные, чужаки они, и все такое. Народ слов нет как подраться хочет, а кого здесь бить, если друг дружку как бы нельзя? Ну а тут эти каплуны под рукой, такие все красивые и с мордами откормленными.
— То есть гвардия точно не помешает?
— Точнее не бывает.

В башне собралось несколько странное общество: четыре дамы, одетые столь же вульгарно, как и Амед (все как одна «по паспорту» были вовсе не женщинами), и трое местных вояк в легких доспехах. Солдаты были на совесть связаны, двоим заткнули рты кляпами и усадили к стене, оставшийся со свободным ртом лежал на боку и храпел так, что слушать было страшно. Милую картину освещал чадящий на последнем издыхании факел, спиртных паров и миазмов от рвотных масс в атмосфере помещения было куда больше, чем кислорода, так что огню приходилось несладко.
Ввиду того, что подчиненных надо держать в узде двадцать четыре часа в сутки, я указал на третьего часового и тоном, не предвещающим ничего приятного, вопросил:
— Почему этому вонючке рот не заткнули?
Люк, благодаря телосложению и смазливой физиономии больше всех годящийся на роль переодетого в женщину мужика и также больше всех от этой роли пытавшийся отвертеться, неохотно буркнул:
— Этого драного козла тошнит все время. Захлебнется ведь. Всякому позорно умереть от такого, тем более воину.
— А если он орать начнет, не позорно будет?!
— Да на нем дрова колоть можно, даже сопеть не перестанет! — начал оправдываться один из моих лучших разведчиков.
В башню подтягивались все новые и новые лица, кто-то особенно острый на язык не сдержался:
— Люк! Да ты та еще красотка! Я, пожалуй, на тебе женюсь!
— Сперва со своей свиньей разведись, — не остался в долгу разведчик.
Отношение к свиньям в моем войске — больная тема. Хуже оскорбления не придумаешь. Воин вспыхнул в одно мгновение, схватился за рукоять меча:
— Что ты сказал?!
— Тихо все! — вмешался я. — Кто хочет пошутить, тот пусть ползет назад по болоту и в камышах шутит сколько ему захочется.
К большому разочарованию местных комаров, возвращаться в болото никто не захотел, и дальнейших насмешек не последовало.
— Одежду-то принесли?! — чуть ли не взмолился Люк.
Тук скинул с горба увесистый тюк, буркнул:
— Ищи сам свое тряпье, я к вам в горничные не нанимался. Ну чего встал? Развязывай мешок, там все барахло. Или не развязывай, ходи так, может, и правда кто-то жениться захочет, хоть какой-то толк от тебя будет.
— Пожалуй, платье тебе оставлю. Тебе больше идет.
— Хрен ты угадал, оно на горбу застрянет.
— Ничего, и так от парней прохода не будет.
Очередной воин, появившийся в дверях, доложил:
— Люди Арисата подошли к стене, сейчас забираться начнут.
Это хорошо, что не задержались. Как поднимутся, начнем брать замок по-настоящему. Мы ведь не ради одной башни полночи радовали болотных комаров.



Глава 3
Штурм

Теперь со мной далеко не двадцать восемь человек. Народ в дружине Арисата не чета моим разведчикам: слишком шумные для таких деликатных дел, как тайное проникновение на стену замка, имеющего репутацию неприступного. Так что они заявились, лишь когда мы обеспечили все условия для относительно тихого проникновения. И теперь, стоя на верхней площадке надвратной башенки внутренней цитадели, я кривился, будто объелся лимонов. Две сотни воинов, закованных в стальные латы, при движении в тесном строю грохотали, будто разгоняющийся товарный поезд. Не удивлюсь, если их слышно на весь остров. А ведь не все население просматривает навеянные алкоголем сны, остались и бодрствующие. Стражники городские и портовые, вышедший на промысел воровской люд, страдающие бессонницей мирные обыватели и прочая публика.
Кто из них первым решит поднять тревогу? Вряд ли воры, им не по душе благородные поступки в тех случаях, когда требуется предупреждать власти о чем бы то ни было. Но не одни они сейчас бодрствуют.
Мы должны быть быстрыми. В мире, где отсутствует телефонная связь и много чего вместе с ней, поднять тревогу тоже можно, но на это потребуется куда больше времени. Начав работать всерьез, мы теперь не можем останавливаться ни на минуту. И все должно идти по плану, то есть без крови. Может, кое-кто из ребят и мечтает о хорошей драке, но не я. Не ради боя сюда явился.
Как ни вбивал в головы подчиненных, что бескровный успех куда эффективнее славной битвы, до многих так и не дошло.
Во многих случаях мне гораздо проще наладить взаимопонимание с врагами, чем со своими ближайшими соратниками…
Пьяным гостям герцога требовались развлечения, так что доселе неизвестное в этом мире «шоу бородатых трансвеститов» появилось здесь весьма кстати. Суровым воякам оно пришлось по душе. А что с них взять, люди-то простые, достаточно было научить моих никудышных актеров паре-другой новых здесь шуточек — и грандиозный успех обеспечен. Играли они, само собой, бездарно, но в другом были весьма и весьма талантливы. А именно — в изучении диспозиции. Так что сейчас грохочущие железом отряды отделялись от общей массы и уверенно двигались за проводниками. Под контроль брались все выходы из замковых зданий и башен, вязали в стельку пьяных часовых, собирали валяющихся там и сям крепко уставших гостей. И все это без криков и битья в тревожные колокола. Я выслушивал один доклад за другим и напрягал губы в попытке подавить торжествующую улыбку.
— Вторая речная башня взята.
— Главные ворота наши.
— Вся восточная стена наша.
Все идет по заранее утвержденному плану и без сюрпризов.
— Входы в главный зал наши, но внутрь еще не заглядывали.
— Почему?!
— Да там пьют еще. Опасные ребята. Самые сильные на ногах остались. Похоже, оба короля — слабаки, такого титула не получают.
Ну да, наслышан. И в Маглане, и в Таллире эти должности как бы не выборные, но по факту задержаться на троне сумеет лишь человек с весьма нерядовыми личностными качествами. А уж если слаб физически — так даже близко не сможешь подойти.
— Ладно, идем туда. Пора поздороваться с уважаемыми людьми, а то как-то невежливо получается.

Под главным залом здесь подразумевалось самое большое замковое помещение. Располагалось оно в Герцогской башне — отдельно стоящем каменном сооружении. Помимо оборонительного значения оно являлось личными апартаментами великого владыки Адена. Высокое укрепление с примыкающими постройками было последним бастионом, который мог еще долго сопротивляться в случае захвата стен.
Но только не сегодня. Никто не озаботился закрыть окованные железом двери, а часовые, которые за ними присматривали, были недееспособны. Через одного мне пришлось переступить. Ему даже рот не стали затыкать, лишь руки небрежно связали. По-моему, последнее лишнее: этот набрался так, что любой штатский на его месте был бы уже давно мертв.
На моих бойцов приятно было взглянуть. В две шеренги рванули вперед, без остановки распахнули двери главного зала, парой стремительных змей заскользили внутрь.
То-то пирующие небось удивились, когда откуда ни возьмись появилась орава одинаково экипированных воинов и в несколько секунд заняла периметр зала, наставив на всех присутствующих взведенные арбалеты. Только попробуйте теперь дернуться.
Никто не попробовал. Да и некому здесь дергаться. Из нескольких десятков присутствующих в сознании находились лишь двое, и оба были настолько заняты друг дружкой, что на наше вторжение не обратили ни малейшего внимания. Один черняв, невысок и широкоплеч до состояния, когда возникают твердые подозрения по поводу применения неких веществ, способствующих развитию мышечных кондиций. Второй похож на него во всем, не считая светлых волос.
Оба ожесточенно таскали друг дружку за бороды, одновременно при этом мутузя куда попало. Шлепки ударов комментировались отборными ругательствами и нечленораздельными воплями. Я заподозрил, что стал свидетелем того самого конфликта сторон, которых здесь старались не допускать, и обратился за разъяснениями к Амеду:
— Это что еще за петухи?
— Вот это их величество король Маглана, а вот это таллирский король.
— Я не понял: кто из них кто?
— Да я и сам в них запутался.
— Это хоть точно короли?
— Я разве совсем беспамятный? Точнее не бывает.
Ну да, как и докладывал разведчик — на ногах остались самые стойкие. Так сказать, вершина феодальной пищевой пирамиды. Воинственные сюзерены двух непримиримых соседей. Оставшись без свидетелей, они, позабыв про приличия и вековые традиции, начали припоминать друг другу былое, благо алкоголь и в куда более безобидных случаях способен из ничтожной искры раздуть пламя огромной обиды.
— Падаль ты подзаборная! Тот купец был мой! Он всегда был моим! Он платил мне и только мне!
— Твоей там даже собачьей конуры не было! Я еще с дедом тех недотеп стриг! Там все мое!
— А платить они должны были мне! Таков договор!
— Да ты хоть подотрись тем договором!
— Ах ты, пес! На тебе!
— И ты получай! Червь помойный!
Деликатно кашлянув, я громко поприветствовал уважаемых лидеров двух держав:
— Добрый вечер, великие короли. Я страж Межгорья и прибыл сюда, чтобы изгнать самозваного герцога Адена. Он, пользуясь выгодным расположением своей гавани, наладил преступную торговлю с демами, я считаю это неприемлемым.
Ноль реакции. Им вообще нет ни до чего дела. Ну если не считать интереса к бороде оппонента.
Эх… А мне ведь надо много чего им рассказать. Ну, в первую очередь поставить перед фактом оккупации Адена. И плевать, что на девяносто девяти процентах его территории о моем вторжении даже не подозревают, — ведь тот, кто контролирует замок, держит все герцогство.
Факт успешной агрессии должен был неминуемо огорчить обоих королей. Но у меня есть способ подсластить горькую пилюлю. Ведь Аден как таковой ни тому, ни другому не нужен. Для них главное, чтобы доля от торговли и прочего продолжала капать в их карманы. И я на эту долю не претендую. И даже более того, отдам им все доходы от реализации дурной травы. Прежде они частично шли в казну герцога, он, по сути, жил лишь на них (ну и контрабандой баловался), а я человек богатый и благородный, мне наркотиками заниматься ни к чему. От сделок с демами ни в Маглан, ни в Таллир не шло ни монетки, это совершенно точно. И там, и там аристократия религиозна до смешного, так что марать себя такими делами никто не станет.
В общем, если действовать аккуратно, в итоге все останутся довольными. Я получу неприступную военно-морскую базу в стратегически важном месте и смогу ее удерживать скромными силами. Королям останутся прежние доходы, и даже немного приумножатся, а своим верующим подданным они расскажут о вероломстве изгнанного герцога. То есть я как бы и не оккупант, а меч веры, карающий безбожников. К стражам тут относятся с уважением — простой люд поймет, а непростой предпочтет закрыть глаза на мою несусветную наглость.
Ну и правда, не войну же начинать? Будет непросто убедить народ, что страж Дан — гнусный негодяй, отобравший у них святое. Тем более в деньгах никто ничего не теряет. Пострадает лишь герцог, но кому до него какое дело?
Ладно, обсуждать все это сейчас бесполезно. Оба короля не в том настроении. И состоянии.
— Собрать все оружие. Из зала никого не выпускать, но относиться с уважением. Как проспятся, будем разговаривать.
Ну что же, штурм Аденского замка можно считать завершенным.
Осталось последнее. На фоне падения замка — мелкий штрих. Но это самое главное. Это как раз то, из-за чего мы сюда пришли.
Я ведь и раньше как-то жил без удаленной военно-морской базы, и дальше мог так жить. И не настолько влюблен в добротные замки, чтобы всеми силами стараться захватить их все до единого. Разве мало мне своих хлопот, чтобы вникать в запутанные дела мелких приморских государств.
Но есть кое-что особое, личное, то, во что я готов вникать любой ценой.
Мне нужны кое-какие ответы. И тот, кому я могу задать соответствующие вопросы, уже давно находится здесь, в замке Адена.



Глава 4
Дела церковные

Говоря о том, что мы теперь контролируем весь замок, я слегка лукавил. Оставалось еще кое-что, сущая мелочь. Одинокая башня с веером разнокалиберных пристроек. Располагалась она на острове посреди канала, попасть туда можно было лишь по мосту, который поднимали на ночь. Захватить это укрепление с воды — глупейшая затея. Высота стен там около двадцати метров, на подходах к ним созданы искусственные рифы, даже лодке через них трудно пробраться, а уж кораблю и подавно. Артиллерии у защитников нет, но достаточно простых арбалетов, чтобы нападающие пожалели о своей дерзости.
Вариант с засылкой к ним лазутчиков отпадал. В этой части замка никто не предавался безудержному веселью, несмотря на законный всеобщий разгул. И охрана там была трезвой. К переодетым в женское платье бородатым мужикам там отнесутся в высшей мере неодобрительно. Ведь здешняя религия подобных вещей не одобряет. Никаких тебе однополых браков, хирургических исправлений половой идентификации и прочих изысков толерантности. И вообще посторонним в эту часть замка нет доступа ни по какому поводу. Даже продовольствие положено оставлять на другой стороне моста, дальше его доставляют самостоятельно.
Возможно, это самое безопасное место в мире. Ведь для того, чтобы на него напасть, потребуется захватить замок Адена, считающийся неприступным.
Сам герцог ни разу в жизни не был на острове. Как такое может быть? А так: он не владеет этой частью замка. Церковь — вот кто там хозяйничает. Официально это место считается монастырем со строжайшим уставом. Вроде бы там даже монахи имеются, аж два или три трясущихся старца.
Неофициально все куда мрачнее: на острове располагается самая охраняемая в мире церковная тюрьма. И среди ее узников есть тот, кто может ответить кое на какие вопросы.
Хотя последнее утверждение спорно. Попасть туда я пока что не смог, так что все это лишь предположения. Более того, я даже не знаю точно, жив ли нужный мне человек и существует ли он на самом деле. Все мои домыслы базируются на информации, полученной от излишне корыстолюбивого сотрудника епископской канцелярии. Знал он на удивление много, но перепроверить сведения я не смог.
Однако даже их хватило, чтобы решиться на отчаянную авантюру с захватом Адена. Ведь до этого у меня вообще не было никаких зацепок.

Толстяк заметно нервничал. Не каждый день его среди ночи выдергивают из теплой постели и, покрутив перед глазами кинжалом, озвучивают подобные приказы. По всему видать, что мужик он очень даже сговорчивый, но слишком уж трусоват.
Амед, продолжая поглаживать рукоять все того же кинжала, почти ласковым голосом давал ему последние наставления:
— Ты, добрый человек, веди себя так, как всегда вел. Не суетись. Не надо нам это. Спокойным будь, не дергайся. Тихо сделай свое дело и ступай назад, никто тебе ничего плохого не желает и не сделает. Но это если без суеты все пройдет. Ты хорошо меня понял?
Привлекать для такой работы кого-нибудь другого нежелательно — ведь мы заранее выяснили, что именно этот горожанин доставляет в островной монастырь продукты и прочее. Примелькался там давно, к нему привыкли, появление нового лица может вызвать подозрения, причем обоснованные. Тем более что время такое, не совсем обычное, охрана настороже. В городе и замке собрались тысячи нетрезвых гостей, все при оружии и умеют им пользоваться. Хоть и религиозный народец, но кто его знает, что по пьяной лавочке в голову может взбрести.
Вроде бы мы провернули захват тихо, в городе до сих пор никто не догадывается, что власть сменилась. Церковники не должны ничего заподозрить. Но не надо их лишний раз дразнить отклонениями от привычного хода событий.
Толстяк подошел к нешироким воротам в стене, отодвинул балку засова, распахнул створки и принялся крутить ворот, управляющий первым подъемным мостом. Тот, медленно опускаясь, должен был лечь на каменную площадку едва выступающую над водой. Чтобы попасть на остров, этого недостаточно, оттуда должны опустить свой мост, куда более длинный. Простейшая дополнительная мера безопасности: злоумышленникам потребуется сработать с двух сторон.
На той стороне заметили движение, из бойницы высунулась голова в остроконечном шлеме, послышался требовательный окрик:
— Кто такой?! Чего надо?!
Толстяк, прекратив крутить ворот, поспешно прокричал:
— Я — Урим, привез вам кое-что!
— Сегодня мы тебя не ждали!
— Так я и не должен был приезжать. Но господа из Таллира и Маглана собрали тут для вас специально всякое вкусное. Велено срочно передать со словами уважения и с просьбой помолиться за упокой нечестивцев, выступивших против них войной.
— Что они там передали?!
— Сыры разные, красная рыба соленая, хлеб белый, медовуха, запеченный со сливами козий бок со стола его величества короля Таллира и пирог с осетринными хребтами от его величества короля Маглана! Теплый еще!
— Жди там, сейчас сообщу о тебе старшему!
Как же все строго. Я-то надеялся, что одно перечисление гостинцев заставит часового забыть о чувстве долга. Но нет же, слюной захлебывается, а передает информацию дальше. Строго у них тут. Ну что же, будем ждать решения их командования. Откроют ворота перед моим троянским конем или не соблазнятся?
Соблазнились. Скучно небось кормить комаров, прислушиваясь к шуму необузданного пиршества, которое происходит на расстоянии полета стрелы от тебя. Вот и не против откусить от еще теплого пирога.
Второй мост начал неспешно опускаться, и уже другой голос властно скомандовал:
— Подъезжай ближе и рогожу сдерни, чтобы видно все было!
Мне оставалось в очередной раз похвалить себя за прозорливость. Ведь не поддался искушению, не стал слушать доводы некоторых вояк, настаивавших на том, что в телеге следует разместить ударный отряд — три, а то и четыре бойца. Здешние церковники умеют хранить не только тайны, но и свои шкуры. С высоты башни прекрасно просматривается содержимое телеги, а если останутся какие-то вопросы, нетрудно потребовать у возницы разгрести подозрительную кучу груза.
Повозка медленно, с натужным скрипом тронулась вперед. Помимо возничего, осетринного пирога и остро пахнувших сырных голов с прочими яствами она везла еще кое-что. Точнее, кое-кого — меня. Повиснув под тележным днищем на наскоро приделанных петлях, я был добротно укрыт от взглядов неприятеля.
— Стоять! Ступай назад! Назад, сказано!
Значит, мы достигли каменной площадки, чуть возвышавшейся над водой. Именно она служит точкой опоры для дальних концов мостов, и на ней же принято оставлять грузы для монастыря. Дальше их транспортируют церковники. Они здесь настолько не доверяют внешнему миру, что никому постороннему нет ходу на их островок ни по какому поводу.
В поле зрения промелькнули ноги толстяка — он поспешно шагал назад. Торопится слишком, как бы это не показалось подозрительным. А вот и церковники стучат каблуками по толстенным доскам моста. Четыре ноги — два человека. Не так уж плохо, потому что меньше их никогда не бывало, а вот больше случалось. И трое, и четверо. А я тут всего один, мне лишние противники ни к чему. И без них лимит времени ничтожен.
Хотя по сценарию я не должен расправляться с этой парочкой самолично. Группа самых метких лучников прячется на гребне стены и по обе стороны от оставшихся позади ворот. По требованию церковников в этой части крепости нет бойниц и тайных смотровых щелей, но без первых можно обойтись, а вторые моим бойцам заменяет высококачественное зеркальце на длинной рукояти.
Лишь бы его не заметили раньше времени — ведь у церковников с позициями для тайного наблюдения проблем нет.
Ближе. Еще ближе. Я уже вижу не просто сапоги, а каждое пятнышко на потертой коже. Шагают проворно, но мой наметанный глаз легко определяет, что вояки идут не налегке, а в тяжелых доспехах. Но они им не помогут — на такой дистанции трехгранный каленый наконечник не всяким щитом остановить получится, а уж тонкой стальной пластиной и подавно.
Пора.
Отпустив петли, начал разворачиваться еще во время короткого полета и, упав на каменную поверхность, поджал ноги, выкатился из-под телеги, вскочил, помчался на церковников. Вояки не стали разевать рты от удивления, оба синхронно опустили копья, и в тот же миг слева и справа от меня часто полетели стрелы. Надо отдать должное противникам, оба успели поднять щиты, но помогло это слабо. Один завалился молча, кто-то из лучников попал ему в лицо, второй, пораженный в обе ноги, заорал, присел, стараясь прикрыться от смертоносного града. Но тем не менее даже из такого неудобного положения попытался меня достать. Это стоило ему сквозной раны в руку, причем заработал он ее без малейшей пользы для дела — я легко увернулся от его отчаянного выпада и помчался дальше, все больше наращивая скорость.
Там уже сдвигались створки ворот — церковники спешили закрыть единственный вход в цитадель. Именно я должен был им в этом помешать: оставшимся позади никак не успеть. К тому же мчаться сломя голову им нельзя, ведь бо́льшую часть пути им придется преодолевать под обстрелом с верхних уровней башни. Это мне хорошо — я сейчас в мертвой зоне, сверху не достать. Так что соратникам останутся только ровный шаг, тесное построение и тяжелые щиты. В противном случае возможны серьезные потери, а я стараюсь их не допускать.
Даже вдвоем противники не успели совладать с воротами, я удачно проскочил между створками, ни одной не коснувшись. На последних шагах предусмотрительно ушел в кувырок. Вовремя: лезвие короткой секиры пронеслось на том уровне, где должна находиться шея бегущего человека.
Вскочив, развернулся к врагам, выхватил из ножен меч и кинжал. Эти церковники попроще, чем первая парочка: без доспехов, если не относить к ним укрепленные металлом воинские пояса, один с секирой, второй с коротким копьем. И по тому, как держат оружие, понятно, что если и доводилось им драться всерьез, то давненько.
Вместо того чтобы увернуться от копейного выпада, рванул навстречу ему, в последний миг ушел чуть в сторону, пропустил острие мимо, взмахом меча достал до головы. Любимый матийский свинорез легко развалил лицо и кости под ним, противник с воем отшатнулся, бросил оружие, прижал ладони к огромной ране. Второй, собиравшийся обойти меня сбоку, попятился к полуоткрытой двери, явно собираясь покинуть дно этого замкнутого каменного колодца.
Загнав его в угол ложной атакой, я, в свою очередь, тоже рванул к этой двери. И вовремя — подоспевший третий как раз начал ее закрывать и не успел буквально секунду. Я достал его прямым ударом, вбив лезвие под ребра и хорошенько там его провернув. А потом ухитрился ухватить падающее завывающее тело и пристроить его между косяком и створкой. Теперь если кто-то попробует перекрыть этот путь, ему придется перетащить умирающего.
Гад с секирой воспользовался тем, что я был сильно занят, напал со спины на казалось бы легкую добычу. Вот именно что казалось: я, уходя в сторону, резво развернулся, сверкнула лучшая сталь этого мира, секира со звоном упала на брусчатку, ее рукоять все еще сжимало отсеченное запястье.
В этот миг в полуоткрытые ворота ворвался Арисат. За последнее время видавший виды вояка набрал лишний вес, но на его проворстве накопленный жирок не сказался. С ходу зарубив калеку, он разобрался в ситуации, занял позицию напротив дверей, скомандовал:
— Тяжелые, сюда! Бегом!
Воевать в тесноте башенных переходов — занятие не для тех, кто обходится без доспехов. Причем доспехи нужны не абы какие, а самые лучшие. Для таких случаев здесь не придумали ничего лучше тяжелой пехоты. И особенно полезны люди вроде Тука. Здесь его уродство даже полезно — ведь горбатый куда ниже здорового человека, и попасть в него труднее.
Хотя при стрельбе из арбалетов в упор особой разницы нет.
Но мы не собирались кроваво зачищать всю башню от подвала до верхней площадки. Достаточно взять основание и не позволить засевшим наверху спуститься. Похоже, это у нас получилось. Низ наш, теперь они заперты.
Дальше подошла очередь физики и химии. Теплый воздух, как известно, имеет свойство перемещаться снизу вверх. Немного серы и смолы, чуть больше селитры, и еще больше неочищенной шерсти, плюс еще кое-что — и на сцену выходит первое химическое оружие этого мира. Надо лишь немного подождать, пока все это добро неспешно подтащат. А неспешно — потому что засевшие наверху церковники не решаются устроить вылазку против ворвавшихся, но зато активно обстреливают передвигающиеся по мосту подкрепления. И мои лучники против них сейчас бессильны — ведь те действуют из удобных бойниц, а им придется выбираться на открытые места, где они превратятся в отличные мишени.
Ничего, мы подождем. Мы умеем быть терпеливыми. Пусть мои ребята действуют медленно, но под защитой тяжелых щитов.
Проклятие! Даже так без потерь не обходится. Вот один закричал, вот второй упал. Похоже, бедолагу серьезно зацепили.
Дожидаясь подвоза «химического оружия», мы без дела не сидели и осмотрели все доступные пристройки. Нашли одного церковника, но не воина. Кто-то из монахов: очень старый, почти слепой и, похоже, полностью глухой. В длинном казарменном помещении койки еще теплые: или при первых моих действиях оперативно сорвались по тревоге, или здесь принято поднимать абсолютно всех даже по такому ничтожному поводу, как появление телеги с продовольствием.
Нашли дорогу вниз, в тюремные помещения, но путь преградила решетка. Заниматься ею пока что не стали, лишь оставили тройку лучников караулить.
— Дан, у нас все готово!
Я уже и забыл, как звать этого бойца. Прозвище Дым приклеилось к нему намертво — он наш главный химик, также занимается горючими и взрывчатыми смесями. Его предшественник очень плохо закончил: слишком уж легкомысленно относился к своему поприщу, но этот куда осторожнее — глядишь, доживет до старости и внуков.
Хотя вряд ли. На такой работе долго не живут.
Кивнул Арисату. Тот, давно уже понимая такие жесты, прижал ладони рупором ко рту, закричал:
— Эй! Там! Наверху! Бросайте оружие и спускайтесь! Никого не тронем! А тех, кто не спустится, всех прикончим! Ну?!
Ответом стали новые выстрелы по мосту, на этот раз безуспешные — шагали тяжеловооруженные вояки, щитов тоже хватало.
— Ну я вас по-хорошему предупреждал! Теперь получайте! Давай, Дым!
Химик поднес факел к одной жаровне, затем к другой, попятился, предупредив:
— Подальше отойдите: пока тяга не пойдет, все будет по сторонам расползаться.
Моя носоглотка еще не забыла, как на ней испытывали поражающие свойства этого состава, так что я один из первых последовал его совету. Дым повалил из нижнего яруса бойниц, затем начал подниматься все выше и выше. Арбалетный перестук резко пошел на убыль, а затем и вовсе прекратился. С верхней площадки кто-то, то и дело натужно кашляя, поинтересовался:
— Сжечь нас удумали, святотатцы?!
— Нет, всего лишь удушить, — пояснил один из бойцов.
— Вы кто такие?! Зачем напали на церковную обитель?! Вас всех отлучат от церкви!
Арисат охотно ответил:
— Мы — войско стража Межгорья! С ним и говорите об отлучении! Это если будет кому говорить! Потому как мы будем едким дымом вас окуривать до тех пор, пока все не передохнете! Мы эту гадость на демах испытывали! Те недолго дышали, после чего легкие с кровью выкашливать начали! Так и подохли все! И вы подохнете, если будете дальше упираться!
Убедившись, что у Арисата достаточно сил и красноречия, чтобы управиться с засевшими наверху стрелками, я решил, что самое время заняться нижними ярусами монастыря. А то как бы у церковников не зародился соблазн прикончить всех своих узников во избежание их освобождения. Кто знает, какие у них инструкции на случай такого нападения.

Расположение монастыря и его планировка не способствовали обустройству глубоких обширных подземелий. Здешние строительные технологии не очень-то ладили с водой, так что подвалы должны располагаться выше уровня реки. Значит, тюремные помещения вынуждены ютиться в скромном пространстве каменного основания башни и пристроек, с экономией на высоте потолков. К тому же ради инженерной безопасности пришлось оставлять не затронутые пустотами крупные блоки фундамента.
В общем, размерами тюрьма немногим превосходила обезьянник в обычном райотделе. И это неудивительно — ведь здесь держат «самых-самых»: злейших врагов церкви, опаснейших, непримиримых. Или нежелательных свидетелей, способных сообщить заинтересованным лицам много интересного. От того же источника в канцелярии епископа я узнал, что одним из заключенных был камергер некоего не самого последнего королевского двора. Бедолага был виноват лишь в том, что слишком много знал. В том числе и то, что права нынешнего короля на трон более чем сомнительны ввиду некоторых особенностей поведения его легкомысленной матушки и постыдной немощи как-то очень уж неожиданно скончавшегося папаши. В общем, сынок был подозрительно похож на некоего стремительно вошедшего в фавор графа.
Святая церковь не видела ничего зазорного, чтобы оказывать на юного короля давление с помощью самого примитивного шантажа. Тому, само собой, не хотелось, чтобы опальный камергер разглашал на каждом углу пикантные детали его появления на свет, так что за молчание приходилось оказывать церковной братии содействие во многих вопросах.
Но мне сейчас плевать на тайны королевских дворов. Я не за многознающим камергером пришел.
Решетка были заперта на огромный висячий замок, и оставленные лучники как раз обсуждали вопрос его взлома. Оценив размеры механизма, я пришел к выводу, что перепиливать дужку придется до вечера, если не дольше. Самое обидное, что изделие примитивное, но у меня нет ни малейших талантов вора-взломщика.
Может, среди ребят поспрашивать? Есть у нас некоторые с сомнительными биографиями.
Но для начала я приказал поискать во всех захваченных помещениях ключ. Судя по габаритам скважины, вещица должна быть заметной.
Искать не пришлось. Арисат провел короткие убедительные переговоры, по итогам которых запертые наверху церковники решили сдаться на милость победителя. Не такие уж они фанатики, чтобы помереть в откровенно безвыходной ситуации. Да и смерть от разъедающего легкие токсичного дыма — не лучший вариант. И вообще их здесь держали не коварные нападения отбивать, а сторожить ценных узников. Предотвращать побеги и выдерживать штурмы — принципиально разные задачи.
Ко второй они готовы не были. И ничего удивительного, что через пару минут после сдачи один из церковников любезно выдал место хранения ключа.
Похоже, пол нижнего яруса находился на одном уровне с водой в канале или был даже чуть ниже нее. Эти мысли пришли в голову, когда, опустившись на три ступени, я услышал, как под подошвами захлюпало. Обувь здесь толком не замочишь, зато условия для роста плесени благодатнейшие. Вон какие пышные гирлянды по стенам. И запашок неприятный. Не столько затхлый, сколько… В общем, очень похоже, что некоторые помещения темницы используются в том числе и для слива нечистот.
Тук, гремя тяжелыми латами, спустился следом, толкая пленника со связанными за спиной руками. Церковнику поставили под левым глазом быстро наливающийся красным и синим фингал, но в остальном он вроде не пострадал, только покашливал иногда — видимо, все еще не оклемался от дыма.
— Ну говори, что тут и как, — сурово потребовал горбун.
Пленник кивнул на стену:
— Там в нише факелы запасные. Вы бы достали парочку, а то окон здесь вообще нет.
— Охрана внизу есть? Говори быстрее, пока по второму глазу не получил, — добавил Тук.
— Я же говорил, что тут нет никого. На ночь темницу всегда закрывают, часовые дежурят в самом конце коридора. Им запрещено даже подходить к решетке. Если шум какой или что-то другое, должны сразу наверх сообщать и сидеть на месте до подхода старших.
— Так сейчас не ночь.
— Ну утро раннее. Да и днем у нас внизу никого не бывает. Решетку открывают, только чтобы покормить сидельцев или для допроса. Но допросы бывают редко, только если кого-то присылают от епископа или даже выше берите. Сами мы с ними говорить не можем.
— И часто узников кормят? — спросил я.
— Кого как. По-разному.
— Сколько их здесь?
— Трое.
— И ради троих содержат целую тюрьму?!
Пленник пожал плечами:
— Наверху виднее, но получается, что так. Мы тут вообще ничего не делаем, только этих сторожим. Бывает больше народу, бывает меньше. При мне самое большее шестеро сидели, до меня, говорят, однажды десяток видели. Больше никак, потому как камер только десять, а содержать положено строго поодиночке.
— Кто эти трое?
Очередное пожатие плеч:
— Вам бы лучше спросить монаха главного, нам знать такое вообще-то не полагается.
— Но я так подозреваю, это знает не только он.
— Ага. Выживать из ума начал под старость лет, сам с собой то и дело заговаривает, а уши у всех есть, приходится слушать.
— Так что он там про этих троих говорил?
— Один вроде как папаша герцога, не последнего. Считается, что сгинул в море вместе с кораблем, но сынок, я так понимаю, правду знает и не очень-то мечтает о том, чтобы папаша когда-нибудь появится на пороге живой и невредимый. Как его звать, не знаю, а вот второй многим известен: Санман Кадаррис.
— Санман Кадаррис?! Тот самый, который написал «Историю глупцов»?!
— Знать не знаю, что он там такое писал, но то, что еретик он, — всякому известно.
Ну да, ведь даже я неоднократно слышал это имя. Так уж получилось, что к еретикам в моих владениях относятся ничем не хуже, чем к последователям официальной церкви, а далеко не второстепенный лидер одного из распространенных еретических учений, по сути, моя правая рука. Епископ иридиан Конфидус в данный момент управляет всем Межгорьем. Он всегда этим занимается в мое отсутствие, такое вот доверие у меня к нему. Достойный человек, хоть и не без недостатков.
Вот Конфидус и рассказывал мне о Санмане Кадаррисе — духовном лидере движения иридиан. Его загадочное исчезновение в свое время породило немало домыслов, и, по всеобщему убеждению, опального теолога давно уже не было в живых, иначе бы он нашел способ дать о себе знать.
Однако нет никакого способа подать весточку из этого места.
То-то обрадуется Конфидус и прочие — ведь такого, как Санман, им очень не хватает. Пожалуй, единственная на сегодня личность в стане еретиков, к мнению которой прислушиваются чуть ли не все лидеры раскиданных по миру общин. Глядишь, и получится кое-кого из них объединить, а то уже сами путаются в толковании собственных догматов, отчего и возникают разногласия.
И объединять будем под моим началом.
Ну да ладно, Санман — всего лишь неожиданный бонус. Я, конечно, очень рад ему, но вообще-то не за ним пришел.
— Кто третий?
Очередное пожатие плеч и неудовлетворительный ответ:
— Не знаю. И монах тоже не знает, уж он бы точно проболтался.
Насчет болтливости монаха я тоже знаю. Источник мой много чего рассказал. В том числе и то, что тайную тюрьму время от времени чистят от слишком долго задержавшегося на службе персонала. Чистят радикально — люди просто исчезают бесследно, а на их смену приходит новый гарнизон. То есть происходит полная замена. Свежие тюремщики поначалу не могут нарадоваться: служба спокойная и неопасная, кормят до отвала, жалованье баснословное. Затем начинают скучать. Дальше скучают все сильнее и сильнее. Их набирают из верующих, но ведь как ни сильно в тебе религиозное рвение, а мирские блага все равно манят. Для чего нужна куча серебра, если не можешь спустить его на женщин и вино? А выхода за стены нет. По сути, они здесь такие же заключенные, как узники в подземелье, просто условия содержания получше. Беспросветная тоска заставляет их перетирать одни и те же сплетни по сто раз, ну и гоняться за крохами новой информации. А что может быть интереснее тайн засекреченных врагов церкви?
Со временем они так или иначе узнают о заключенных слишком многое, но дальше информация не уходит: тюрьму чистят опять и опять, это продолжается уже не один век. И те, кто этим занимается, командуя с самого верха, умеют хранить секреты. Так что мы сейчас фактически спасли воинов церкви от неминуемой «пропажи без вести».
— В каком состоянии узники? Их можно вывести наверх?
— Их глаза отвыкли от света солнца. Все, что они видят, — факелы, да и то не слишком долго. И не часто…
— Понятно. Приготовьте плотные повязки, надо будет всем троим как следует завязать глаза. Иначе могут ослепнуть, когда окажутся наверху.
Пленник кивнул:
— Да, такое бывает.
— В остальном с ними все нормально?
— Кормили скудно, исхудали все. Но не пытали и не калечили, при мне такого ни разу не было. Вроде бы все должны своими ногами ходить, если кандалы снять.
— Еще и кандалы? Приведите кузнеца. И в какой камере держат безымянного третьего? Я хочу с ним поговорить. Немедленно.

Не очень-то люблю об этом вспоминать, но в свое время мне довелось изучить парочку здешних темниц. Причем не в качестве праздного туриста или хотя бы наглого захватчика, как сейчас. Должен заметить, что в тех заведениях хоть и было сыровато, но пахнущая болотом жидкость под сапогами не чавкала. И места было куда больше. Хватало для размещения сокамерников и разнообразных орудий пыток. С помощью одного из них меня даже серьезно покалечили, и выкрутился из ситуации я по большей части чудом. С той поры затаил зло на кое-какого епископа. Причем такое, что при произнесении титула Конфидуса вздрагиваю и непроизвольно сжимаю кулаки.
Святой страж Цавус, я ничего не забыл и когда-нибудь все тебе напомню. Ты, главное, дождись.
Здешняя тюрьма резко отличалась от прежних. Коридоры настолько узкие, что вдвоем можно разойтись лишь с трудом и только при отсутствии громоздких доспехов и выдающихся деталей экипировки. Дверь низкая, пришлось чуть голову опустить, а за ней обнаружился зловонный мрак крошечной камеры. Будь она чуть меньше — получится отличная телефонная будка.
На скромной площади размещалась узкая дощатая койка, застеленная скользким соломенным матрасом, и деревянная бадейка, закрытая крышкой. Больше в камере ничего не было.
Ну это не считая самого узника.
Безымянный заключенный сидел на своем ложе, опустив голову на грудь. Неухоженные темные волосы безобразными космами спускались вниз, полностью закрывая лицо, из-под серой ткани простой рубахи выдавались кости плеч, одежда висела будто на огородном пугале. Похоже, кормили его не просто скудно, а так, чтобы находился на грани голодной смерти. Такого исхудавшего человека я никогда не видел.
Впрочем вру, на фотографиях военных времен среди узников концлагерей встречались подобные.
Не зная, как обращаться к незнакомцу, я начал вежливо-безлико:
— Приветствую вас. Мы не церковники, монастырь захвачен. Кто вы?
Никакого ответа. Даже малейшей реакции не наблюдается.
Разговорчивый пленник отозвался из-за спины:
— Тронулся, бедолага, такое бывает с теми, кого надолго запирают. Этот все время молчал вроде бы. Может, даже без языка, тут и такие бывали. Пусть рот покажет, проверить надо.
— У вас нет языка? Вы слышите меня? Видите? — Я поднес факел к самому уху узника.
Тот наконец отреагировал. Очень медленно повернул голову, из хаоса спутанных волос блеснул глаз. Несколько мгновений узник молча сверлил меня взглядом, затем так же неспешно кивнул.
— Я — страж Межгорья Дан, а вы кто? Вам придется ответить. Если за вами нет никаких преступлений, вас отпустят. Мы не друзья церковников, их враги нам не враги.
— Я потерял свое имя…
Голос был таким же медленным, как все движения узника. А еще странно скрипучим, будто шум работы заржавелого механизма.
Похоже, он и правда давненько не разговаривал.
— Я ищу Чедара Наруса, друга и ближайшего помощника стража Зерда. Мне говорили, что он может быть здесь. Вы что-то слышали о нем?
Молчаливый кивок.
— Что слышали? Вы и есть Чедар?
— Я потерял свое имя…
— Мне нужен Чедар.
Сзади закашлялся неугомонный пленный церковник и протараторил:
— Я не слышал ничего про Чедара, зато про Зерда слышал.
Я чуть не подпрыгнул, резко развернулся:
— Ты знаешь, где можно найти стража Зерда?!
— Наш старый монах бормотал не раз, что того давно уже убили демы. Да и не только он о таком говорил, дело известное.
— Некоторые полагают, что страж Зерд пропал в дальнем походе, пытаясь захватить город демов. Но сами демы об этом помалкивают.
— Мало ли кто как полагает, а мы вот такое слышали. Он сильно обнаглел в том походе, сунулся в самое опасное место. Сам виноват.
— Помолчи. — Я вновь обернулся к узнику: — Так что там насчет Чедара? Это ты?
— Может, и так… Я потерял свое имя…
Я терпеливый человек, но это начало надоедать, и голос мой повышался все больше:
— Тебя накормят, дадут одежду и денег на первое время. Только расскажи все, что знаешь о Чедаре. А если ты и есть Чедар, мы возьмем тебя с собой, ты будешь в безопасности, церковники никогда до тебя не доберутся, не сомневайся.
— Я должен найти свое имя…
— Говорить будешь?
— Только после того, как найду имя…
— И что надо для этого?!
— Мое имя за морем. На юге. Мне надо туда.
— На юг?! К демам?!
— Да, оно у них.
— Совсем спятил?!
— Цитадель Старых Королей в Шрадре. Я бы хотел начать поиски прямо оттуда. Я уверен, что это поможет найти Чедара Наруса.
Последние слова были сказаны в высшей степени нормальным тоном, всякие нотки «ржавчины» из речи узника напрочь испарились.
А я призадумался. Было над чем…
Мне до зарезу нужен Чедар. Ну очень и очень нужен. Ради него я без колебаний устроил налет на темницу церковников, ухудшив и без того не самые блестящие отношения с этой братией. И готов пойти на куда более серьезные меры.
Мне нужны ответы, которые, возможно, есть у него. Или даже только у него. Он мой последний источник, я кучу времени убил, чтобы до него добраться.
Очень мутный и странный человек. Чем больше я о нем узнавал, тем меньше верил в его существование. Точнее, в то, что он до сих пор жив. Впрочем, в том, что страж Зерд был на самом деле, сомневаться не приходится. И поверить в помощника стража или даже армию помощников тоже можно, достаточно вспомнить про свое близкое окружение.
Если в нем покопаться, можно найти немало самых странных личностей. Да что там говорить, чуть ли не каждый второй очень и очень отличается от обычных людей. А про многих впору песни слагать, те еще герои, причем вовсе не обязательно, что прославились ратными делами.
Этот узник что-то знает про Зерда. И его информация перекликается с моей.
Я ведь тоже слышал про Шрадр. Да многие о нем слышали. По сути, аналог здешней темницы, только куда более солидный. Крепостью раньше заправляло Серое братство — зловещий мистический орден южан. Не замечены в особой религиозности, зато где они — там и погань. У них и сейчас там остался филиал, где они занимаются неизвестно чем.
Впрочем, как раз известно — темными делами они там занимаются.
Они везде ими занимаются.
В Шрадре раньше держали врагов их поганого братства. И этот то ли сумасшедший, то ли себе на уме узник заявляет, что ему не мешает посетить это в высшей степени неприятное место. Якобы только там он может найти свое имя.
Хорошо, что не в преисподнюю собрался прогуляться.
Впрочем, она немногим от Шрадра отличается, и не факт что в худшую сторону…
Надо что-то решать, но слова безымянного узника не повод делать это поспешно. Впрочем, какие у меня варианты?
— Вам завяжут глаза, иначе ослепнете от солнечного света. Вас накормят, дадут вымыться, получите чистую одежду. А потом мы с вами еще раз поговорим о вашем имени. Советую его вспомнить.



Глава 5
Страж Дан хватается за очередную соломинку

Два года. Вот уже почти два года я только тем и занимаюсь, что по всему свету разыскиваю любую информацию о стражах, давно или недавно умерших (как правило, не своей смертью), пропавших или вроде бы как здравствующих. И в поисках этих без раздумий кидаюсь в самые рискованные и безумные авантюры, лишь бы узнать еще что-нибудь.
Хоть что-то, хоть крошку, хоть крошку от крошки.
Хуже всего обстоят дела со стражами все еще здравствующими. Пока что обнаружен ровно один, если так можно высказаться о своем существовании. Погоня за слухами о моих коллегах раз за разом приводила меня к одному и тому же источнику — к себе любимому. Ну кто же виноват, что информационное поле здесь склонно к дичайшим искажениям. Люди поголовно заражены страстью к преувеличениям и вранью, правда обрастает высосанными из грязных пальцев подробностями, которые имеют тенденцию ее заменять. В итоге мое имя кое-где изменилось до полной неузнаваемости и обзавелось приписанными свершениями, к которым я не имею отношения. Неудивительно — ведь «Дан» кажется слишком скучным в его краткости. Народ добавляет к нему эпитеты, те со временем его вытесняют. И вот уже вместо Дана появляется какой-то Эурар Бесстрашный, и я, наивно считая, что наткнулся на след того, в ком остро нуждаюсь, ношусь по суше и морям в поисках самого себя.
Такое случалось не раз и не два. Постепенно я стал свыкаться с мыслью, что в данный момент я единственный здравствующий страж на планете.
Впрочем, насчет планеты сильно загнул. По моим весьма приблизительным прикидкам, часть мира, в которой я трепыхался с момента прибытия, по площади немногим более земного Средиземноморья с незначительными прилегающими территориями. И географически похоже. Не в том смысле, что земли один в один, а в сложности распределения суши и воды, причудливых очертаниях морей, обилии островов и полуостровов, разнообразии форм рельефа. Леса и степи, бескрайние равнины и утопающие в снегах горные вершины, гиблые болота и засушливые пески, ласковые мелководные водоемы и ревущий нескончаемый прибой. Плюс климат от субтропического до умеренного. И даже вулканы здесь есть, все как в том же Средиземноморье.
Где-то далеко на востоке есть другие земли, и там, возможно, тоже имеется страж или стражи. Только потребуются годы на подготовку путешествия, и никто не скажет, как надолго оно затянется.
А я не могу оставить Межгорье надолго, иначе рискую остаться без надежного тыла.
Итак, действующего стража я разыскать не сумел. И даже более того, пришел к выводу, что в доступных мне районах или близких к ним областях такого не существует. Ну разве что он тщательно замаскировался и никак не выдает себя. Но в таком случае поиски бессмысленны.
Что остается? А много чего. Страж ведь не в вакууме существует, он обрастает знакомствами, связями, соратниками. Вон вокруг меня сплотились тысячи людей, и пусть я завтра погибну, кто-то из них обязательно останется. И некоторые из этих людей, самых-самых близких, знают обо мне много того, что широким массам неведомо. Вот так и вокруг оставшихся в прошлом стражей были близкие, которым они могли доверить кое-что из своих тайн.
Так что последние два года я не только выживших стражей искал. Параллельно выискивал информацию о пропавших и погибших, пытался выяснить, не остались ли люди, близко с ними знакомые. Кое-кого найти удавалось, но все это совсем не то, что надо. Слишком далеко отстояли они от стражей, чтобы те делились с ними столь нужными мне секретами.
Быть рядом со стражем — это непросто. Ни один из известных мне коллег не умер своей смертью. Их друзьям и соратникам доставалось не меньше. Так что шансы дожить до старости были весьма и весьма призрачны. Но я не бросал поисков.
И наконец блеснула тень птицы удачи. Я еще не поймал ее за хвост, но пальцы уже тянулись к перьям. Зерд — палач юга, самый кровавый и противоречивый страж за всю недавнюю историю мира. Его именем демы еще долго будут пугать своих детей. Ну это если мое не покажется им еще страшнее, а все идет именно к этому.
Этот страж в чем-то повторил мой путь. Но ему претила созидательная деятельность, он посвятил себя исключительно разрушению. Появившись неизвестно откуда, с единственным кораблем и лихой командой, он быстро вырос до предводителя пиратской эскадры. Начинал с того, что делал засады на контрабандистов и работорговцев, которые проворачивали делишки с демами, закончил тем, что взялся за самих демов.
И взялся всерьез. За какую-то тройку лет провел пару десятков набегов на южное побережье, после которых пролились реки крови и слез. Подчистую вырезал несколько крупных селений, а уж деревень без счета. Потерянных кораблей тоже никто не считал, но, насколько я понял, было их настолько много, что корабельная древесина в те годы выросла в цене чуть ли не втрое, но все равно поставщики не справлялись с резко возросшим спросом.
В конце концов Зерд нарвался. Всеми силами атаковал крупный город не в том месте и не в то время. Тот самый злополучный Шрадр. Как раз тогда по непредвиденному стечению обстоятельств демы, выступившие в поход на север, неожиданно вернулись, напуганные признаками приближающейся непогоды. И так неудачно это получилось, что отрезали корабли стража от моря — его эскадра оказалась запертой в узком заливе. К тому же городские укрепления еще не успели подавить, с башен продолжали сыпаться снаряды, в том числе и только-только появившиеся зажигательные.
Пираты стража дрались как бешеные волки, но силы были слишком неравны. В плен никто не сдавался, прекрасно понимая, что это будет куда хуже быстрой смерти в бою. Так что драка вышла славной. Демы пытались захватить Зерда живым, но ничего из этого не вышло.
Печальная история, и с виду весьма простая, но мне удалось разыскать в ней кое-что неизвестное широким массам. Для этого пришлось поймать парочку капитанов из тех, которые принимали участие в тех событиях. Демы такие же люди, как и северяне, в том вопросе, что касается развязывания языка пытками, так что я получил ответы.
Не все в тот день происходило гладко для южан. В своем стремлении во что бы то ни стало захватить ненавистного Зерда живым они допустили просчет. А именно — упустили один из кораблей. Крошечная быстроходная скорлупка вырвалась из теснины залива и, пользуясь попутным ветром, оторвалась от галер благодаря добротному парусному снаряжению. Страж Зерд вообще был зациклен на парусах, модернизируя оснастку всех захваченных кораблей по собственноручно разработанным чертежам. Его наработки используют до сих пор, хотя такого же совершенства добиться не могут.
Я не сумел проследить весь путь спасшегося судна, но точно знаю, где оно нашло свой конец. Чудом вырвавшись из бойни в заливе, оно бесславно погибло на скалах вблизи северного побережья. Увы, не повезло с погодой. До берега добрались лишь два человека. Одного, сильно израненного, нашли местные жители, не гнушающиеся грабежом разбившихся кораблей. И они очень интересовались, не припрятал ли он какие-либо сокровища. В результате разговора он умер, но успел много чего рассказать. Отброшу ненужную информацию, выделив лишь главное.
По словам умершего пирата, после крушения почти до самого берега он плыл вместе с Чедаром Нарусом, ближайшим другом стража Зерда, его правой рукой и первым капитаном. Прибой их разлучил, но тот не сомневался, что товарищ добрался до суши и сумел скрыться.
Был ли Чедар на самом деле, или пират врал, я так и не установил. Но одно узнал точно — местные церковники устроили облаву и кого-то вроде бы поймали. Их всегда интересовали секреты стражей, по себе знаю, так что внимание к сподвижнику Зерда неудивительно.
Всех дальнейших деталей я не знаю. Удалось выяснить лишь то, что человек, схваченный тогда, содержался или, возможно, до сих пор содержится в тайной церковной тюрьме Адена.
И вот я здесь, в той самой тюрьме. И нахожу здесь папашу, чей сын узурпировал герцогство, давно пропавшего духовного лидера иридиан и третьего узника, который не называет своего имени и несет какой-то бред с крохами любопытной информации.
И самое хреновое, что узник из тех, давить на которых бессмысленно. Хватило блеска его глаза, что недолго сверлил меня из чащобы донельзя запущенной прически. Если он решил молчать, то будет молчать — такой уж человек. Не ломать же его, в самом деле, он мне не враг.
Этот человек — моя последняя соломинка. Интуиция во весь голос кричит — он кое-что знает. А если и не знает, то это все — обрыв очередной ниточки. Последней ниточки. Больше у меня сейчас нет ничего, я прочесал все доступные мне земли так тщательно, что не осталось никакой надежды на то, что упустил что-то полезное. Потеряно время, много времени. И много серебра. Его не жалко.
А вот время…
Мне придется не просто начинать заново, мне придется расширять сферу поисков. А с учетом географо-политических сложностей это будет очень и очень непросто. Почти невозможно. Как, к примеру, мне придется вести себя на дальнем юге? Никаких намеков на стражей в областях, близких к побережью, мне не встретилось. То есть надо как-то пересечь пустыни, горы, болота и реки, добравшись до местностей, где человек в меньшинстве, — там давно и почти безраздельно царствует погань.
И на всем этом пути каждый встречный будет считать за честь снести мне голову… Не, ну их… такие веселые поиски…

Безымянный узник приоделся в простую чистую одежду и даже обзавелся неплохими сапогами с высоченными голенищами. Не иначе, кто-то сжалился и поделился с ним трофеями, которые получили с побежденных. В данный момент жертва церковного произвола занимался тем, что при помощи деревянной ложки очищал котелок от каши, закусывая немудреную пищу хлебом. Сиделец успел вымыться, но сохранил прежнюю прическу, разве что совсем уж безобразные лохмы чуть привел в порядок. Лицо его, как и прежде, было большей частью закрыто, но то, что мое появление не прошло незамеченным, я понял — глаз знакомо сверкнул.
Присев напротив, я с ходу взял быка за рога:
— Как видите, обращаются с вами неплохо. Мы вам не враги. Может, наконец расскажете о Чедаре Нарусе? Вспомнили что-нибудь?
— Чедар Нарус попал к демам во время битвы в заливе. Так говорят.
— Это всего лишь слухи. Одни из многих. Я слышал и другие. В том числе и те, что он спасся и добрался до северного побережья.
Узник покачал головой:
— Арбалетчик выпустил в него тупой болт. Попал в голову.
— Вы видели это?
— Это рассказывали здесь… люди церкви.
— Они не могли знать все.
— Они вовсю якшаются с демами. У них много общего.
— Вам и это известно?
— Они слишком многое рассказывали о том, что могут знать только на юге.
— Даже непримиримым врагам приходится иногда сотрудничать. Я все еще жду вашего рассказа о Чедаре Нарусе.
— Он мертв.
— А вы кто такой? Вы состояли в войске стража Зерда? Я знаю, что вы, возможно, один из тех немногих, кто спасся тогда.
— Зачем вам это знать? Все это было слишком давно и уже стало историей.
— Я страж, но я стал им случайно. Мне нужно узнать о себе и таких, как я, многое, и чем быстрее, тем лучше. На это есть причины. Важные причины. Я думаю, что такой человек, как Чедар Нарус, может рассказать много интересного о своем друге.
Узник вновь покосился на меня, затем отбросил назад мешающие пряди волос, показав изможденное, но тем не менее волевое лицо с упрямыми внимательными глазами, распрямил плечи, тоном, не терпящим малейших возражений, произнес:
— Мне нужно попасть за стены Шрадра. Вам нужно узнать то, что хотели узнать церковники, — секреты стражей. Так? В таком случае вам придется мне помочь. Все нужные вам секреты хранятся за стенами Шрадра, — как только окажемся там, вы их узнаете.
— Гм… Как-то неожиданно…
Узник, потеряв ко мне интерес, вернулся к содержимому котелка, опустошая его с ленцой человека, знакомого с голодом лишь теоретически. И я понял, что ответов, которые ищу вот уже почти два года, от него не получить. Сейчас не получить.
Ну что же, мне не привыкать бросаться в бездонную пропасть за пустыми миражами…
Поднявшись, направился к двери. На пороге обернулся и произнес:
— Без имени как-то неудобно. Я думаю, что вы и есть Чедар Нарус, и поэтому буду называть вас Чедаром.
Узник, отправив в рот очередную ложку каши, еле заметно кивнул.

Нечасто мне доводилось общаться с королями. С пленным королем вообще ни разу не общался. А уж сразу с парочкой пленных королей — вряд ли вообще кому-либо удавалось побеседовать. По крайней мере в известной истории этого мира я подобных случаев не припомню.
Как и всякие феодальные владыки, эти носили множество длинных титулов, но я человек демократичный и потому сократил их до приемлемого минимума:
— Уважаемые короли Таллира и Маглана. Мне весьма жаль, что мы познакомились при таких непростых обстоятельствах, но не надо волноваться по этому поводу: ситуация неприятна лишь на первый взгляд, и мы прямо сейчас разрешим все возникшие недоразумения.
Тучный магланец, потерев место, где еще недавно ладонь должна была встретить рукоять меча, печально вздохнул и неприязненно произнес:
— Наше войско обезглавлено благодаря вам.
— Ваша армия не потеряла ни единого солдата.
— Ослоподобные тупицы, оставшиеся за стенами замка, без нас ни на что не способны. А против нас, между прочим, выступил союз Лереи и Лутана. И те, и те свиньи, каких на свете мало, но толпой они опасны. Наш берег из-за вас остался беззащитным, и каждая капля крови моих подданных будет в том числе и на ваших руках.
О боги, какой высокопарный слог! Даже не верится, что несколько часов назад этот человек ругался как портовой грузчик и, брызгая слюной, тягал оппонента за бороду.
— Спасибо за наши разоренные побережья, — поддакнул король Таллира. — А мы, между прочим, всегда с уважением относились к стражам и даже неоднократно им помогали. Вам стоило только попросить, и…
Я покачал головой:
— Господа, ни о каком обезглавливании вашего войска не может быть и речи. Вас просто обезоружили — ведь я полагал, что вы и ваши ближайшие соратники опасно пьяны для серьезных разговоров и можете неправильно меня понять. Выхватить меч легко, куда труднее вернуть его в ножны незапачканным.
— Разве это разговоры? — неприязненно процедил толстяк. — Да вы пленили всех глав наших самых могущественных родов. И много кого вместе с ними. Остался обезглавленный сброд, который вот-вот начнет грабить город, потому как без присмотра его оставлять нельзя.
— Освободить можно так же быстро, как и пленить. Я вовсе не намеревался с вами воевать. Но не скрою, что здесь у меня есть кое-какие интересы.
— Какие? — дружно спросили разом подобравшиеся короли.
Понимают, что именно сейчас настало время четких требований, а не пустопорожних разговоров.
— Прежде всего должен сообщить, что я решил свергнуть узурпатора, коим, по моему и не только моему мнению, является нынешний герцог Адена. И вообще называть этот клочок земли герцогством преступно. Но этот узурпатор какой-никакой, а хозяин. Возможно, я дам ему денег или даже должность, а то ведь с голоду помрет. Вакансии, думаю, будут. Здесь будут. Впредь я намерен лично управлять этими землями. И это не означает, что их традиционная дружба с вами останется в прошлом. Я ее продолжу и подниму на новый уровень. На очень и очень выгодный всем нам уровень.
Обоим королям по большему счету плевать на ту куклу, которая номинально здесь правит, но всякая смена правления должна их, мягко говоря, насторожить. Однако я прекрасно знаю эту публику: куда больше их заинтересовали слова о некоем выгодном уровне.
— И что это значит? — уточнил магланец.
— Он о выгоде, — чтобы не осталось неясностей, добавил таллирец.
— Как бы вам объяснить покороче… Вот скажите, что вы намеревались предпринять сейчас, в этом походе?
— Известно что. — Таллирец пожал плечами. — Прежде всего встретить лерейских и лутанских свиней у побережья и как следует их проучить. А потом, разогнав их корабли, отправиться к их берегам, есть там пара-тройка местечек, куда мы давненько не заглядывали.
— А потом домой с добычей?
Короли синхронно кивнули.
— А как вам такой план действий. Вы идете не одни, а вместе со мной. Совместно мы наносим союзу Лереи и Лутана сокрушительное морское поражение, но после этого не идем к их берегам. Ну что вы там забыли? Давайте назовем вещи своими именами: вы их грабите в год по два раза, там скоро трава расти перестанет, не говоря уже о достойной добыче. С такими силами нам по зубам куда более лакомый кусочек, и я знаю, где им можно поживиться, — на юге. Слышал, что город при Цитадели Старых Королей богат просто до безобразия. Да и в крепости есть кое-что.
— Да это же земли демов! — воскликнул толстяк.
— Ну да. И что с того? Ваша совесть не позволяет их грабить?
— Отнюдь, но это слишком далеко, мы на такие расстояния не ходим. Ведь придется пересечь море, по пути потеряем немало кораблей, а затем придется сразиться с очень и очень серьезными силами. Демы умеют охранять свои земли, это всем известно.
— Я уже грабил их, причем без вашей помощи.
— Мы наслышаны о вашем походе, — кивнул таллирец. — Вам тогда сопутствовала удача, не спорю, но кто знает, как она поведет себя на этот раз. Да и корабли у нас не такие, мы почти никогда не удаляемся от берегов, а уж за море пойти даже не думали.
— С удачей можно договориться.
— Вы первый, у кого такое получится.
— Мне не везет в мелочах, но в серьезных делах она всегда на моей стороне. И у меня достаточно людей с опытом дальних походов, они помогут довести ваши корабли в целости. К тому же я хорошо изучил море. Точнее — некоторые его районы. Нам не придется устраивать длинный переход до самого южного берега. Мы будем идти от острова к острову и только при хорошей погоде. У нас всегда будет укрытие от бури, стоянки для ремонта кораблей и отдыха команд. Если не случится ничего непредвиденного, мы доберемся до земель демов без потерь, и люди наши не будут вымотанными. Два года назад, напав на берег демов, я взял столько добычи, что не сумел ее всю увезти. Часть пришлось сжечь и затопить. А еще много рабов освободил. В этот раз мы нападем на куда более богатый город, значит, добычи будет еще больше. Учтите еще, что такой поход вас прославит на века. Уж извините, но сейчас за магланцами и таллирцами закрепилась дурная слава. По сути, вас считают злостными пиратами. Даже церковь вынуждена будет признать этот поход геройским и закроет глаза на некоторые издержки сегодняшних событий.
— Какие издержки? — уточнил магланец.
Печально вздохнув, я пояснил:
— Так уж получилось, что мы были вынуждены захватить монастырь.
— Да зачем вас вообще туда понесло?! У монахов даже брать нечего!
— У меня были свои интересы в монастыре. И я знаю, что короли Таллира и Маглана негласно обещают каждому новому епископу защищать монастырь всеми своими силами. Так что церковь будет слегка на вас обижена, и поход против нечестивцев при таких делах весьма кстати.
— Если мы согласимся, то почему именно Цитадель Старых Королей? Там могут оказаться большие силы демов. Есть куда более доступные для нападения города.
— У меня там тоже свои интересы, о которых вам знать не обязательно. Давайте лучше подробно остановимся на том, что касается вашего согласия.
Вы согласитесь. Вы не можете не согласиться. Я ведь заранее все просчитал, ну разве что за исключением затеваемого похода. Ведь доходы от Адена как получали, так и будете получать, так что какая вам разница, кто будет владеть этими болотистыми островками.
Церковь, само собой, будет недовольна. Ее и без того не сильно радуют успехи стража, а то, что он расширит свои владения за счет богатого города и неприступного замка при нем, огорчит еще сильнее. Тем более что эта стратегическая точка — золотой ключик к судоходной реке, связывающей с десяток значимых стран.
Плевать мне на церковные огорчения. С такой базой я смогу контролировать побережье, отстоящее далеко на восток от Межгорья. Как раз туда сейчас перебралась большая часть контрабандистов и работорговцев: уж очень серьезно я за них взялся в последнее время. Да и разбойничьи оты демов наведываются туда куда чаще, им тоже не нравится сталкиваться с моими патрулями.
Давайте уже, соглашайтесь…
А перегаром от уважаемых королей несет, как от обычного простонародья.



Глава 6
Битва четырех королей и одного стража

Чем больше я знакомился с войсками и флотами Таллира и Маглана, тем скорее удивлялся разнице фактического с ожидаемым. Ведь не зря все соседи вздрагивают от страха при любом упоминании этих стран. Нет, я и раньше, по донесениям разведчиков знал, что непобедимость здешних вояк значительно завышена, но ведь не настолько же. Все больше складывалось впечатление, что пить они умеют куда лучше, чем сражаться.
Несопоставимо лучше.
Напрасно я надеялся, что алкоголь попадет под безусловный запрет после пиршества в замке. Формально — да, спиртное было запрещено. Но имелось исключение. В морских походах остро стоит вопрос сохранности пресной воды. Стараются заливать самую чистую, желательно ключевую, и в каждую бочку бросают серебряную монету. Но даже эти меры считаются недостаточными, и поэтому перед употреблением добавляют немного вина. Немного — ключевое слово. Самая малость нужна, только для дезинфекции.
Магланцы и таллирцы поступали так же, только слово «немного» понимали по-своему. Никого не удивляло, когда чашку наполняли водой наполовину. Случаи, когда в наполненную вином посудину плескали символическую пару капель воды, тоже не были редкостью.
В перечне съестных припасов вино стояло на первом месте по количеству. Встретить кристально трезвого солдата можно было так же часто, как марсианина. Совсем уж безобразно пьяных тоже почти не было, против таких достаточно оперативно применялись меры дисциплинарного воздействия. На тех же, кто хоть и принял как следует, но шагает не на заплетающихся ногах, как правило, смотрели сквозь пальцы.
Ну да… все такие.
Что касается господ феодалов, то в ходе подготовки к походу двое упились до смерти, и никого это не удивило. Элиту здесь никак не наказывали, и каждый, у кого имелся рот, пил сколько заблагорассудится.
Мне даже пришлось принять непопулярные меры в отношении своих солдат, потому как, глядя на здешнее веселье, они начинали позволять себе лишнее.
В этом вечно пьяном войске почти не было запасов провианта. Более того, не было культуры его хранения. Ведь все походы кратковременны, нет нужды запасаться на долгий срок. А если чего-то не хватит, всегда можно разорить пару-другую деревень на побережье. Потому, вместо того чтобы выступить навстречу войску противника, собирались ждать его вблизи Адена. И плевать, что районы, примыкающие к устью реки, неблагоприятны для мореплавания, — куда важнее, что не придется долго болтаться вдали от базы.
Мне стоило немалого труда уговорить новых союзников изменить стандартной тактике. Я не имел ничего против союза Лереи и Лутана, но мне нужна блистательная победа. В противном случае короли, если не откажутся прямо от похода на юг, станут к нему готовиться с такой прохладцей, что он никогда не начнется. В одиночку Цитадель Старых Кораблей я вряд ли возьму, искать других помощников придется долго. В общем, надо обязательно устроить сокрушительно-рекламный разгром, показать себя во всей красе.
Болтаться у Адена чревато тем, что останешься без победы. Уже не раз случалось, что такие набеги ограничивались разгромом пары городишек на магланском или таллирском побережье, после чего короли в отместку устраивали массированный пиратский рейд. В таком случае генерального сражения как такового мне не видать, а следовательно, надо поставить противника перед фактом его неизбежности.
К захвату Адена я готовился не один месяц, все свое терпение на это перевел. Честное слово, все, ни капли не осталось. Мне нужна быстрая победа и такой же стремительный рейд на юг. Я уже пешком готов туда бежать, прямо по воде.
Когда надо, я умею добиваться своего. Плевать, что почти все мои союзники в той или иной мере хронические алкоголики. Плевать, что у них отсутствует всякое представление о групповом бое и почти всякое морское сражение превращается в дуэли «корабль на корабль». С тем, что они даже средь бела дня норовят растеряться в спокойном море, тоже можно смириться.
Не знаю, сколько нервных клеток погибло в битвах со здешним бардаком, но спустя девять дней после штурма Адена совместное войско двух королей и стража Межгорья добралось до Закатного пролива. Именно по нему проходил самый безопасный путь вдоль северного побережья, и не успели мы как следует углубиться, как наткнулись на флоты Лереи и Лутана.
И началась скучнейшая битва, где результат был известен заранее. Ведь даже без моего участия короли Маглана и Таллира не сомневались в своей победе. А со мной…
Да здесь я и без них бы справился.

Раньше я не очень-то интересовался тактикой морских битв Средневековья. А жаль, хоть какие-нибудь теоретические познания мог получить. Из того, что узнал здесь, понял, что основным методом является абордаж. Бо́льшая часть кораблей вообще не имеет метательных машин, да и там, где они есть, толку от них немного. Несколько выстрелов на стадии сближения — и начинается главное: рукопашная схватка. Южане в последние годы начали широко внедрять практику использования зажигательных снарядов, но пока что она у них отработана плохо. Нет, крепостная артиллерия действует метко и успешно, но на воде попадают редко и большей частью без особого эффекта. Хотя со временем это оружие может стать аналогом греческого огня, при помощи которого византийцы в свое время добились многого.
Противники сближаются, сбавляют скорость, притираются борт о борт. На многих судах фальшборт частично разборный, его снимают перед абордажем, чтобы не мешал перемещениям отрядов. Чтобы течение не растащило единое «поле боя», применяют крюки на веревках, в редких случаях на специализированных, обычно пиратских, посудинах используется длинный опускающийся мостик. Его поднимают заранее и в нужный момент верхний конец резко освобождают. Тот, упав, своим весом забивает в доски вражеского корабля железные шипы, вытащить которые быстро не получится. Ну а потом по доскам начинают греметь подошвы сапог головорезов. В нашей истории похожую технику применял флот Древнего Рима, но я, после долгих размышлений, не стал этим заниматься.
Не раз приходилось принимать участие в таких боях, причем во всех случаях я был командующим. Но столь серьезными силами управляю впервые.
Семь своих кораблей — бо́льшая часть флота Межгорья. Бывшая галера демов, сейчас использующаяся главным образом в качестве грузовика, специализированное судно, созданное нарочно для перевозки горючих и взрывчатых материалов, и пять новеньких парусно-гребных двухпалубных судов, сделанных по одному проекту. Спасибо однокласснику, фанатику судомоделизма. Заразить меня своим увлечением он так и не смог, но не все им рассказанное пролетело мимо ушей.
Только не подумайте, что я создал своих красавцев, вспоминая модели судомоделиста. Это лишь дало толчок к трудному шагу. Я в очередной раз решился на насилие над психикой, погрузившись во тьму, где можно оставить разум, а можно прикоснуться к знаниям ушедших людей. Так что в моих средневековых кораблях знаток может разглядеть элементы, свойственные образцам лишь современного судостроения. Здешние мастера с теорией знакомы не были, и потому все мои нововведения натыкались на бурные возражения.
Те же верные бакайцы очень неодобрительно отнеслись к моим творениям, начав их критиковать еще на стадии чертежей. В чем-то они были правы, потому как первые блины, как и полагается, вышли комом. Но, учитывая свои ошибки по мере их совершения, я в конце концов преуспел. И прежние критики вынуждены были согласиться, что новые корабли значительно превосходят свои здешние аналоги по целому ряду пунктов: они быстрее, вместительнее, легче управляются, технологичнее в изготовлении. И к тому же метательные машины и прочее передовое вооружение не выглядит на них седлом на корове — все это органично вписано в конструкцию. То, что называется комплексный подход.
Короли-союзники привели куда более многочисленный флот. Двадцать два корабля, причем все боевые. Вспомогательных они вообще не использовали. Ну и правда, зачем лихому викингу снабжение и прочее. Но стоит отметить, что суда у них были заметно меньше, а на некоторых гребцы частично или всем составом рабы и в схватках никакого участия не принимают.
Таким образом, при общем количестве в двадцать девять кораблей воинов было около четырех тысяч (из которых моих тысяча семьдесят — я считал всех, даже экипажи двух вспомогательных судов). Цифра вроде приличная, но для такого флота скромная.
Точного количества кораблей у противника в первый день мы оценить не смогли. Наш авангард наткнулся на их передовой отряд, насчитав четыре вымпела под флагами Лереи и один под лутанским. Изучив знамена друг друга, корабли мирно разошлись. Кто-то, может, и рвался в схватку, но уже вечерело, а драться ночью на море у порядочных людей не принято.
Ранним утром от северного побережья пролива потянулась рваная цепочка парусов тридцати восьми кораблей. Военачальники Лутана и Лереи решились на сражение, несмотря на непредвиденное участие знаменитого Межгорского стража. Похоже, численное преимущество вскружило им голову: шли уверенно, хорошо разогнавшись, скорее всего почти не сомневаясь в успехе.

Опустив подзорную трубу, я покачал головой:
— Что-то здесь не так. Неправильно.
Ни к кому при этом не обращался, но верный Тук не стал молчать:
— И что же вам не нравится?
— Слишком нагло идут. Восемь больших кораблей чуть вперед вырвались, за ними группируются поменьше. Никто не пытается отстать, все торопятся в бой.
— Так они для того и заявились, чтобы повоевать.
— Ошибаешься. Лерея и Лутан уже не первый раз устраивают такой набег. В первый все обошлись без боя, чуток пограбили побережье магланцев и не стали связываться с объединенным флотом, который так и болтался под Аденом. Естественно, наши союзнички объявили это своей победой: дескать, устрашили так, что те не стали принимать вызов. С тех пор ничего не изменилось, но смелости почему-то прибавилось. Я был уверен, что они развернутся и придется их догонять, а они почему-то атакуют.
— У них кораблей больше, вот и смелости набрались.
— Таллирцы и магланцы славятся тем, что даже при двукратном преимуществе противника нередко выигрывают. Сам не понимаю, как у подобных пьяниц такое получается, но факт.
— Это вы еще пьяниц не видели. Знавал я одного капитана, так его иной раз и на борт, и на сушу волоком приходилось тащить. А как до драки доходило, так вмиг трезвел и таким злым становился, что его даже свои пугались. Ну а после боя он опять в бревно превращался. Такое вот волшебство. Да и эти… — Тук указал в сторону вражеского флота. — Тоже могут быть до ушей залиты, а ведь всем известно, что забористое пойло любому смелости прибавляет.
— Может, и так, а может, и нет. Для начала не будем вырываться вперед, предоставим эту честь нашим союзникам. Посмотрим, чем тех встречать начнут.
— А что там смотреть? Сцепятся, драка начнется, зубы полетят.
— Посмотри сам. — Я протянул подзорную трубу. — На восьми больших кораблях установлены баллисты. На остальных их нет. И эти идут первыми. Такое впечатление, что на них возлагают немалые надежды.
— Баллисты стреляют редко, попадают еще реже. Сами знаете.
— А вот и посмотрим, как стреляют эти баллисты. И чем…
— Чем?.. Уж не думаете?..
— Думать можно всякое. Смотреть надо.
Флоты союзников рвались к врагу беспорядочной кучей. Мне приходилось держать свои корабли чуть западнее, иначе в таком хаосе не получится сохранить линию. Особого смысла в таком построении для здешних сражений нет, но оно очень простое, и сразу видно, если кто-то выбивается из ряда. Пока что таких не наблюдалось — мои команды дисциплинированные и опытные, раз флагман не торопится, то и они не лезут впереди всех.
Самый быстроходный корабль магланцев далеко оторвался от своих. Он шел прямиком на передний, один из самых больших кораблей, над мачтой которого трепыхался широченный флаг Лутана. Там спешно сворачивали паруса — слишком примитивна здешняя оснастка, широкие полотнища мешают маневрировать перед абордажем. Трудно сказать, сколько воинов может поместиться на этом монстре, но думаю, как минимум в полтора раза больше. Однако нашим не совсем трезвым героям все равно.
Вокруг баллисты засуетился расчет, затем народ расступился, я разглядел, как длинный снаряд полетел в надвигающегося магланца. Или мне показалось, или за ним струится дымок? Трудно точно сказать на такой дистанции, к тому же, несмотря на все усилия, я так и не научился выпускать оптику, близкую к той, к которой привык. Стекло некачественное, много включений, из-за которых часто видишь то, чего на самом деле нет.
Снаряд упал в воду с недолетом, неподалеку поднялся столб воды от второго — выстрелил другой корабль, и этот момент я упустил.
Баллисту успели перезарядить еще дважды и наконец добились попадания — на носу магланского корабля взвилось пламя, к небу потянулся столб характерного черного дыма — мы такой видели не раз.
Улыбнувшись, я произнес:
— Зажигательные снаряды. Вот почему они такие смелые.
— И правда зажигательные, — удивился Тук. — И полыхает жарко, такие я только у демов видал. Откуда они их взяли?
— До сих пор их применяли только южане. Думаю, что именно оттуда.
— Демы не такие дураки, чтобы продавать такое оружие северянам.
— Некоторые демы очень и очень жадные. Дай волю — мать родную в дешевый бордель продадут. Думаю, лутанцы с лерейцами очень хотели победить в этом походе и не пожалели денег. Купить можно все, если знать где и не жадничать.
— Хреново, если даже короли с нечестивыми торгуют.
— Они не первые…
Несмотря на пожар, магланец придерживался прежнего курса, неповоротливый лутанец хотел было отвернуть от пылающего противника, но маневр не удался. Сцепились, началась абордажная схватка. При этом наши союзники даже не пытались тушить свое судно, поставив все на победу. Если одолеют неприятеля, просто расцепятся, и старый корабль погибнет в огне. У них своих верфей и нет почти, большая часть флота трофейная, так что подобный размен — обычное дело.
Еще три корабля получили попадания зажигательными снарядами, причем один был поражен столь серьезно, что развернулся, не принимая боя. Но на остальных пожары вспыхивали в последний момент перед абордажем, когда били уже почти в упор и серьезно навредить не успели. Так что надежда противника на то, что секретное оружие поможет им одержать легкую победу, не оправдалась.
Мне не раз приходилось сталкиваться с демами, и я планировал задавать им трепку еще и еще. Но в мои планы потери кораблей не входили. Однажды это случилось, но с тех пор я сделал правильные выводы, и так легко это повторить у них не получится. Наиболее уязвимые части хорошо защищены от огня, пожарная безопасность на очень и очень высоком уровне. Наготове достаточно мощные помпы, также воду можно черпать вручную, для этого припасены ведра на веревках. Опаснее всего ситуация, когда зажигательная жидкость попадает под палубный настил, так что команды приучены перед схваткой закрывать все люки без исключения. Чтобы даже крохи не затекли в отверстия для весел, над ними сделаны специальные козырьки. Мы предусмотрели все.
В общем, я не слишком волновался по поводу обстрела. Одно-два попадания любой из моих кораблей выдержит без неприятных последствий. Но и торопиться в бой не спешил. Сейчас важнее всего определить наиболее опасный участок, а этого не сделать до тех пор, пока флоты не сцепятся всеми силами.
Увы, врага смутило то, что пятерка кораблей держится особняком, а парочка еще дальше. Часть лутанского флота не стала вступать в бой с ходу, отвернула в нашу сторону, начала сближаться.
— Шесть кораблей по наши души, — прокомментировал Тук. — Один большой, с огненной баллистой.
— Вижу. С него и начнем.
— А иначе трудно, он ведь первым идет, хочет задать нам жару.
— Странно, что их всего шесть. Разве у меня репутация жалкого слабака?
Тук пожал плечами:
— Что-то сомневаюсь. Может, мы слишком далеко и наших флагов они вообще не видят. Я вот отсюда без этой вашей хитрой трубы разглядеть их тряпки не в силах.
А ведь и правда. Привык я уже к оптике, а ведь у других ее нет, только на свое зрение и полагаются. Очень может быть, что до сих пор не подозревают о моем участии в битве. Ведь знай об этом — послали бы куда больше кораблей или побоялись бы, вообще со мной не связывались. Недавнюю историю, когда я крошечной эскадрой из трех судов играючи испепелил флотилию из шести галер, народная молва разнесла по всему побережью, не забыв ее совсем уж безбожно преувеличить. Или тот, прошлогодний случай, когда шторм разметал флот, мое корыто при этом серьезно повредило, но даже так мы легко справились с парочкой демов. И это с учетом того, что в трюме одного из них перевозились несколько групп рейдеров. Их планировали выпустить на северном берегу, так что нам пришлось вступить в схватку не только с людьми, но и с поганью. Сюрприз получился тот еще, крупно повезло, что дневной свет помогал.
А еще в тот раз нам пришлось драться с серыми жрецами, которые за этой поганью приглядывали. Простые вояки с тварями ладят плохо, вот и приходится возить посторонних. Бой вышел такой, что никогда не забуду.
И без потерь тогда не обошлось…
В общем, репутация у меня куда круче, чем у тех же магланцев с таллирцами. И пришло время ее подтвердить в очередной раз.
— Левый и правый! Заряжай через один! Баллисты огненными!
Команды простые, и обученная команда в них никогда не запутается. Распахнулись крышки длинных ящиков, лучи поднимающегося светила заиграли на жестяных боках невиданного в этом мире оружия — ракет. Тонкие деревянные трубы, обитые металлом, спереди острие гарпуна, позади сопло реактивного двигателя, как гордо я называю заряд спрессованного черного пороха. Для пущей красоты все тщательно окрашено, да и от коррозии хорошая защита. Хоть работа не фабричная, но более-менее унифицировано. Расхождения по весу минимальное, детали расположены одинаково. Пока что их изготавливают поштучно, но начинаю подумывать об организации поточных линий. Ну а там и до конвейера недалеко.
При всем при этом точность у моего «супероружия» аховая. Со ста метров в приличных размеров сарай попадает одна ракета из четырех в лучшем случае. На море с его качкой и движущимися мишенями все еще хуже. Я работаю над этим недостатком, но пока что успехи не впечатляют.
Но если знаешь свою слабость, сделай так, чтобы она тебе не мешала. Я использую два способа борьбы с неудовлетворительной точностью: применяю ракеты массово и с минимальных дистанций. То есть для залпа приходится входить в зону действия вражеских баллист, отсюда растут корни моих противопожарных мер.
Хуже всего то, что по закону подлости зажигательный снаряд может угодить в пачку ракет, которые укладывают в ряды направляющих по правому и левому борту. Приходится до самого залпа прикрывать их щитами, но все равно полностью избежать риска не получается.
На большом корабле лутанцев у кого-то не выдержали нервы — баллиста выстрелила с запредельной дистанции, и все окончилось безнадежным недолетом.
— Похоже, поняли, кто против них. Начали пугаться. — Тук ухмыльнулся.
На носу моего корабля было две баллисты. Они могли метать лишь скромные по размеру снаряды, зато с невиданной здесь точностью и на большое расстояние. Я добился этого, не жалея средств на дорогие материалы, ну и без улучшения конструкции не обошлось. Есть среди моих специалистов талантливый мастер, не устаю радоваться тому, что работает он на меня, а не на моих врагов. Но даже имея такое преимущество, я не спешил с приказом начинать стрельбу.
Надо чуть ближе. Еще ближе. Ну вот, теперь можно.
— Баллисты! Беглый огонь огненными!
Ну теперь пойдет потеха — расчеты начнут в поте лица вкалывать, стараясь опередить друг дружку в скорости стрельбы.
Первая пара снарядов ушла в «молоко». Увы, несмотря на невиданные здесь прицельные приспособления и опыт расчетов, промахи с таких дистанций случаются в разы чаще, чем попадания.
А вот и первое — железное острие глубоко засело в досках носовой обшивки. Один из лутанцев свесился, начал разглядывать последствия попадания. В этот момент фитиль догорел до небольшого порохового заряда. Тот вспыхнул, с треском разорвав сосуд, заполненный зажигательной смесью. Часть брызг пришлась на воина, пылающая фигура сиганула за борт. Если не успеет сбросить доспехи, то «привет русалке». Да и без них недолго продержится, хороших пловцов среди аборигенов очень мало даже в самом лучшем флоте.
К сожалению, большая часть зажигательной смеси угодила в море, а оставшаяся горела на досках внешней обшивки, где ее легко можно смыть за борт, не дав вызвать пожар. Но даже так попадание вызвало серьезную суматоху на носу, и баллиста противника прекратила огонь.
Следующее попадание пришлось почти в ту же точку. Глядя, как вражеские арбалетчики начинают возиться со своим оружием, я скомандовал:
— Убрать щиты! Очистить нос!
Наши баллисты тоже замолчали, их расчеты спешили перебраться поближе к корме. Ракета — оружие с подвохом. Огненный хвост может поразить и своих, так что на ее пути не должно быть ни одного человека. Даже на корме стоять можно было не везде.
— Приготовиться к ракетному залпу! Один! Два! Три! Зажигай!
Вспыхнули пороховые дорожки, понесся огонь, поджигая короткие фитили. Фыркнул первый выхлоп, пламя ударилось в обитые медью доски палубы, ракета сорвалась с направляющей, понеслась навстречу вражескому кораблю. Вторая, третья… заревело с двух сторон. По десять штук с каждого борта, эдакая сдвоенная установка залпового огня. Половина зажигательных, половина разрывных — пороховая граната с незатейливой осколочной оболочкой.
Дымный шлейф, оставляемый ракетами, не давал разглядеть подробностей попаданий. Специально для этого на мачте полагается держать наблюдателя. Сейчас он беспрерывно тараторил:
— Три попадания по переднему кораблю! Зажигательные и разрывные, сколько каких — не разобрать! Пожар баллисты, похоже на пробоину, нескольких уложило! Отворачивает! Еще одно попадание по кораблю сзади! Зажигательное! Сильный пожар на корме.
Повезло какой-то промахнувшейся мимо цели ракете. Да и основной не повезло: получила сразу три попадания. Жаль, что все пришлись в нос. Ну а что делать, если это наиболее легкая цель при условии сближающихся кораблей?
Похоже, у вражеского капитана нервы совсем сдали, раз выходит из боя. Или думает, что мы такие залпы можем каждую минуту по три штуки устраивать. А вот еще кто-то отклонился с курса. О! Да это становится заразным — один за другим противники начинают поворачивать.
— Догонять придется, — буркнул Тук, поглаживая рукоять секиры.
Догонять — это прекрасно. На корме у противников баллист нет, по скорости у нас большое преимущество, так что можем безнаказанно их преследовать, осыпая снарядами.
— Левый и правый перезарядить! Через одного! Баллисты огненными, по прежней цели! Беглым!
Корабли противника разворачивались столь медленно, что нам пришлось сушить весла во избежание чересчур уж тесного сближения. Пусть баллисты нам теперь неопасны, но остаются арбалетчики. Хоть расстояние осталось приличным, те попытались нас достать. Несколько болтов достигли корабля, но из них даже половина в него не попала, о прицельном огне в таких условиях не может быть и речи.
Капитаны остальных моих кораблей получили флажковый сигнал, по которому провели ракетные залпы. Разворачивающиеся корабли — отличная мишень, но даже в таких условиях попаданий было немного. Однако одному судну досталось так, что о нем можно смело забыть. Не знаю, что там так вспыхнуло, но пламя быстро поднялось почти до верхушки почему-то неубранной мачты, потушить такой пожар невозможно.
Следом не повезло еще одному кораблю. Но там все было очевидно: одна из ракет угодила в нос, и горящая жидкость добралась до сложенных там зажигательных снарядов. Как по заказу налетел порывистый ветерок, быстро раздувая и без того немаленький пожар.
Минус два.
Четыре против пяти — эта математика мне нравилась уже больше. Теперь надо покончить с оставшимися быстро, а то пока что трудно понять, каково приходится союзникам, но одно несомненно — помощь им не повредит.
На этот раз я не торопился с залпом. Пользуясь тем, что строй врагов нарушился, почти вклинился в него правее цели, затем пошел на сближение. При этом мы могли видеть не только корму, а весь корпус до самого носа. То есть чуть улучшили условия для стрельбы.
— А ты чего здесь делаешь? — сурово вопросил Тук.
Обернувшись, я увидел наше недавнее проблемное пополнение — безымянного узника, ставшего с моей подачи Чедаром Нарусом. Его не держали взаперти, но я не видел никакого смысла в том, чтобы он находился на открытом воздухе во время боя, о чем ему и сообщил:
— Внизу безопаснее, сидите там.
Странно, но, считая Конфидуса и еще парочку человек, он четвертый в моем окружении, к кому обращаюсь на «вы». Ветхих стариков я, само собой, не учитываю.
Есть что-то такое в нем, невыразимое, из-за чего всякая фамильярность неуместна.
Узник, не реагируя на мои слова, внимательно наблюдал, как ракетные установки подготавливают к залпу. Ну да и хрен с ним, пусть смотрит, мне не жалко, да и особой опасности пока не вижу.
— Убрать щиты! Очистить нос!
Хотя баллисты противника сейчас не могли стрелять, мои ребята действовали по шаблону, защищая ракеты от вражеских снарядов щитами. Хорошо их выдрессировали, да и никому не хочется оказаться рядом с этими штуками в тот момент, когда вспыхнет пожар.
Пламя выхлопов облизало почерневшую медь палубной обивки — я не давал огню ни шанса навредить моему кораблю. Четыре попадания, и одно удачное, вспыхнуло пламя по правому борту. У врагов с пожарной техникой дела плохи: за борт полетело лишь одно ведро на веревке, много таким не начерпать. Пока найдут другие, пока доставят бочки с питьевой водой, огонь должен успеть как следует вгрызться в древесину.
Пожар на деревянном корабле — страшное дело.
Меткий выстрел баллисты устроил еще одно возгорание, куда более серьезное на вид. Но это вспыхнул спущенный парус. Такое быстро занимается и так же быстро гаснет. Но все равно тревог у врага прибавилось.
Мне бы еще полчаса — и вся четверка выйдет из строя. Им ни за что не уйти на своих лоханках. Но увы, преследуя их, нам придется разделиться, да и далеко от основного сражения удалимся, а это не в моих интересах. Надо свести к минимуму потери союзников, их воины мне еще пригодятся.
Пришлось приказать прекратить преследование. Пятерка наших кораблей собралась в прежний строй и направилась к свалке, в которой сошлись флоты четырех королей. Кое-где союзникам приходилось несладко, но никаких намеков на всеобщий разгром пока что не было. Впрочем, как и на победу. Лишь в одном месте вымпел таллирцев сбросили, водрузив вместо него знамя Лутана, зато случаев обратного захвата наблюдалось как минимум два. К тому же даже для потерянного судна не все закончено, его еще могли отбить: на корме кто-то дрался.
С нами точно отобьют.

Абордаж. Не люблю этого слова. Как ни муштруй вояк, а они не бессмертные, и лучше всего это понимаешь в рукопашной схватке. Моя тактика проста: я или сжигаю вражеский корабль с почти безопасной дистанции, или схожусь с ним бортом лишь после того, как хорошенько прорежу его команду обстрелом издали.
Увы, сейчас использовать артиллерию было рискованно. Слишком тесно сошлись флоты, промахнувшиеся ракеты и снаряды для баллист могут угодить по союзным кораблям. К тому же здесь почти все уже сцепились друг с дружкой, а пламя не пожирает суда избирательно и может легко перекинуться на следующее.
Вот и остается последнее средство — абордаж. Но с кое-какими дополнениями.
Своей целью я избрал один из двух флагманских кораблей. На нем поднят королевский вымпел Лутана, значит, там или сам сюзерен, или кто-то из его родственников. Неудивительно, что владыка Маглана самолично за него взялся, и теперь две команды с переменным успехом избивали друг дружку. Лутанцы чуть потеснили магланцев в районе своей кормы, зато на носу сами отступили, и дралась там исключительно на их палубе.
Даже при абордаже бездумная схватка случается редко. Используется строй, в той или иной мере копирующий сухопутные построения. Где-то он, конечно, нарушается корабельными надстройками и прочим, но в общем противники стараются действовать шеренгами, прикрывая бока друг дружке, да и спины тоже.
Именно спины лутанцев мы видели, когда подбирались к их левому борту. Те, рубясь с магланцами, пока что не обращали на нас внимания. И зря, потому что у меня хватало стрелков, способных даже с раскачивающейся палубы за полсотни метров подстрелить летящую чайку.
Стрелы и болты начали выкашивать задние ряды противника. Это заставило их обратить на нас самое пристальное внимание. Шеренга поспешно развернулась, прикрылась щитами, кое-кто из лутанских арбалетчиков начал отвечать.
— Вниз! Вы без доспехов! — крикнул я Чедару.
Тот, отойдя к борту, поднял один из сложенных там щитов, невозмутимо ответил:
— Теперь с доспехами.
— Тук! Возьми кого-нибудь и утащите его вниз, а потом закройте и не выпускайте.
Некогда мне церемониться с этим волосатым психом.
А то, что он псих, почти не вызывает сомнений. Нормальный человек не стал бы меня тащить на другой берег моря, да к тому же в такое опасное место.
Глядя, как неотвратимо приближается борт вражеского флагмана, я чуть локти не кусал, мечтая запустить в толпу на палубе десяток осколочных ракет. Надо срочно поработать над новыми образцами вооружений. Очень срочно. Те же ручные гранаты сейчас были бы весьма кстати. Конечно, они могли навредить и магланским воякам, но лутанцам досталось бы гораздо больше, плюс психологический эффект вышел бы серьезным.
Аборигены не избалованы взрывающимися штуками, единственное, что у них есть, — это фейерверки. Но они используются очень редко, и огненная смесь там горит куда медленнее нормального пороха. Ее еще дорабатывать и дорабатывать до полноценного боевого состава, а пока что она годится лишь для не слишком впечатляющих шипучек.
Абордажных мостиков я не использовал, зато было кое-что другое. Вдоль палубы поднялся хлипкий помост, на который спешно забирались арбалетчики. Здесь с высоты чуть больше человеческого роста они смогут стрелять поверх голов, целясь в толпе по врагам. Плохо, что вражеский корабль заметно выше нашего, им теперь придется куда сложнее. Но все равно поддержка из-за спин будет. К этому моменту вражеские стрелки оставили нас в покое. Не по своей воле — просто наших было куда больше, с меткостью у них все в порядке, и оппонентов выбивали в первую очередь.
Полетели кошки, цепляясь за фальшборт и оснастку вражеского судна. Мозолистые ладони ухватились за канаты, корабли начали сближаться гораздо быстрее. Последние метры. Все, стук столкновения, несильный толчок отдался в ноги. Увернувшись от метко брошенного копья, я, выкрикивая наряду со всеми что-то нечленораздельно-воинственное, перебрался на палубу лутанца. В схватку пока не лез: впереди этим занимались две шеренги, — своим присутствием лишь указывал направление главного удара.
Всякий строй хорош, пока един. Рассеки его — и сломаешь противника пополам. Именно этим сейчас и занимались. Тяжелая пехота наседала на лутанцев, не особо их тесня, но и не давая себя отбросить. Большей частью народ занимался тем, что делал угрожающие выпады копьями. Врагов против нас не так много, они в основном заняты магланцами, сильно на нас не лезут. Ну а мы будем неспешно топтаться, пока арбалетчики через наши головы выбивают одного противника за другим. И все это на ограниченном участке — посредине. Тактика простая, не один раз опробованная, и если в нее не вмешиваются неожиданности в виде вырвавшегося из трюма рейда, можно обойтись вообще без потерь.
Пора. Оттеснив своих воинов, шагнул вперед, крутанул над головой Штучку, одновременно освобождая ее всесокрушающее лезвие. Простые и честные времена, здесь даже многие короли ходят в бой как рядовые воины, и даже стражу отсиживаться за спинами не полагается. Впереди оседает лутанец, пытаясь двумя руками перекрыть фонтан крови из простреленной шеи. Мимоходом дарю ему легкую смерть и обрушиваюсь на следующих.
Их всего ничего, полдесятка. Последние, кто прикрывает спины тех, кто отбивает натиск магланцев. Союзники, пользуясь тем, что вынужденный работать на два фронта враг ослабил отпор, потеснили его по всему борту. Остается последний штрих, и мы соединимся.
Первым под раздачу попал мечник. Я их люблю куда больше, чем владельцев топоров, — ведь их оружие можно если не перерубить, то серьезно повредить. Здешняя сталь редко бывает качественной, из-за этого все школы фехтования стараются избегать силовых парирований, делая ставку на отскок, уклонение и работу щитом. Но моей Штучке зазубрины не грозят, зато сама она кому хочешь зубы поломает. При желании я могу даже каменную стену сокрушить, но на практике это проблематично из-за небыстрого восстановления заряда. Не знаю, какая энергия питает этот непонятно откуда взявшийся артефакт, но ее источник не бездонен и, хотя способен сам собой возвращаться в рабочее состояние, делает это далеко не мгновенно.
Противник, наверное, очень удивился, когда вместо того, чтобы врезать по его телу, я что было силы ударил по мечу. Такой подлости никто не ожидает, проверено долгой практикой. Но с реакцией у него порядок, успел чуть отдернуть. Не помогло, да и досталось плоскости клинка, а не кромке. Так что обойтись глубокой зарубкой не удалось — лезвие печально звякнуло, половина отделилась, улетела далеко в сторону.
Оставив опешившего противника в покое, переключился на следующего. Этот, увы, был с топором, но я вовсе не собирался испытывать на прочность его оружие. Просто чиркнул по ногам. Усиленные металлическими полосами сапоги — не лучшая защита от моей Штучки, что она в очередной раз и продемонстрировала. На этом ее движение не остановилось, лезвие продолжало смертоносный полет и на финише должно было достать до живота третьего лутанца. Но тот оказался слишком проворным: успел прикрыться щитом. Нет, я, конечно, могу разобрать эту защиту на запчасти, но на такой вандализм нет времени. Враг обречен, их слишком мало осталось, чтобы остановить наш натиск, через минуту все будет кончено.
Увернулся от секиры, двинул ее хозяина в лицо кулаком. На перчатках без пальцев закреплены притупленные железные шипы, так что красоту ему попортил. Еще и пнул в колено напоследок, да так сильно, что свалил с ног. Все, копья бьют в тела оставшихся противников, а передо мной лишь спины тех, кто до сих пор отбивается от магланцев.
Считается, что бить в спины неблагородно. Но я не сторонник глупого рыцарства и потому атакую без малейших угрызений совести. Успел свалить двоих, больше не позволили союзники. Эти балбесы не придумали ничего лучшего, как, оставшись без противников, с радостным ревом обрушиться на меня. Нет, дело тут вовсе не в предательстве, а в горячке боя. Они, похоже, даже не поняли, что вражеский флагман атакован с двух сторон. Но все равно обидно. Пришлось поспешно отступать, костеря их самыми нехорошими словами.
Тук, прикрывавший мою спину, мгновенно присоединился к словесному выражению всей досады по поводу случившегося, а он ругаться мастак, магланцев сразу проняло, кое-кто даже извиняться начал. Увидев среди них знакомое лицо их короля, я указал на нос:
— Там главный лутанец, живым надо взять!
— Возьмем! — уверенно заявил сюзерен союзников и, отвесив пинка кому-то из своих вояк, начал выкрикивать весьма здравые приказы, призванные закрепить разделение врагов.
В этот момент откуда-то снизу донесся приглушенный рев не одной сотни глоток. Раскрылся палубный люк, наверх повалили грязные фигуры, одетые в ветхие лохмотья или почти голые. Такое мне уже случалось видеть не раз, так что не удивился. Обычные издержки гребного флота. Свободные люди не очень-то любят долгими часами ворочать тяжелое весло, а невольников спрашивать не надо. Рабство в той или иной форме сохранилось во многих странах, а там, где его формально нет, всегда можно найти каторжников или военнопленных. Гнить в трюме — не лучшая судьба, но и сбежать трудно. Разве что в ожесточенном бою может подвернуться удобный шанс. Надо лишь как-то освободиться от цепей, выбраться наверх и помочь нападающим. Даже если те отъявленные работорговцы — не такая уж беда. Ведь по результатам сражения могут с уважением отнестись к неожиданным союзникам и уж точно не вернут их на прежнее место.
Вот теперь о короле Лутана, или члене королевской семьи, придется позаботиться как следует. Взять его живым стало заметно труднее. Невольников кормят скудно, бьют щедро, трюмная жизнь уныла и однообразна, развлекаются они главным образом тем, что на разные лады представляют ситуацию, когда окажутся на свободе с оружием в руках или даже без него. И обязательно чтобы вчерашние мучители были поблизости.
В общем, вырвавшиеся на волю гребцы по жестокости могут соперничать со стаей изголодавшихся акул. Они бросаются на острия мечей, не жалея себя, а уж других и вовсе. Им бы, главное, добраться до ненавистных глоток, а там можно рвать голыми руками. Вот они гурьбой сбили с ног закованного в тяжелые доспехи воина, кто-то ухватился за руки, кто-то за ноги, а кто-то уже вовсю вбивает пальцы в прорези на шлеме, целя в глаза и дико при этом завывая.
В общем, пришлось мне лично возглавить отряд, пробивающийся к вражескому вождю. И, к великому сожалению, на этом пути не раз приходилось убивать вырвавшихся рабов. Некоторые из них или плохо разбирались в разнице цветов сражающихся сторон, или даже не думали в ней разбираться, бросаясь на все, что движется. Стая безумцев, что-то объяснять им сейчас бессмысленно.
Но мы свое дело сделали: одетый в дорогие доспехи лутанец изумленно уставился на искалеченный Штучкой фамильный клинок с несомненно богатой историей, а незаметно зашедший ему за спину Тук коротким ударом рукояткой секиры отправил знатную добычу в нокаут.
Все, очередной морской бой закончен. Остались другие корабли, на палубу одного или даже двух я сегодня успею ступить, дав Штучке еще немного порезвиться. Но даже без этого уже очевидно, что совместный флот Лутана и Лереи находится в паре шагов от сокрушительного поражения. Маглан и Таллир вновь победили.
Чего я и добивался.



Глава 7
Великосветские уговоры

Смешно сказать, но именно сокрушительность и неоспоримость победы оставила меня почти без поддержки союзников. Мы ведь не на дно пустили вражеский флот, мы захватили бо́льшую часть его кораблей или вовсе неповрежденными, или в ремонтопригодном состоянии. И теперь все это добро надо было честно поделить и доставить в многочисленные порты Маглана и Таллира. А еще надо срочно разбираться с пленниками, выясняя их ценность: кому-то придется отправляться махать киркой на рудниках, а кого-то родня не скупясь обменяет на звонкую монету.
На все это требуется время, и немало. А я не могу больше ждать, мое терпение осталось в прошлом. Но и отправляться в одиночку не хочется — маловато силенок, чтобы всерьез угрожать одному из самых серьезных городов южного побережья.
Что же теперь делать…

Лутанец был еще не дряхл, но седина уже посеребрила почти все волосы, а в лицо крепко въелись узкие ущелья многочисленных морщин. Тилиус Аверамир Третий — за этим звучным именем с цифровой приставкой скрывался всего-навсего дядя нынешнего короля Лутана. До него никогда не слышал, что некоронованных особ тоже можно нумеровать, будто каких-то Наполеонов и прочих Людовиков.
Что мне известно про этого Тилиуса? И много, и ничего. И я знаю самое главное — то, что мне сейчас больше всего от него требуется. По всеобщему убеждению, он не кто иной, как редкостный зануда, помешанный на всем, что касается вопросов чести. Вот на эту больную точку я и намереваюсь давить.
— Простите, не знаю, как к вам обращаться.
Высокопоставленный пленник невесело усмехнулся:
— Герцог Крайнего Побережья, меч церкви их величество король Маглана Африл Девятый Ростерский не так давно называл меня просто Тилиусом Унылым. Прямо в лицо.
— Уж простите его, в горячке боя чего только не вырвется.
— Должен заметить, что это случилось уже после боя, когда я пришел в себя после вашего сокрушительного удара по шлему.
— Ударил не я.
— Не в этом дело. Их величество король Маглана Африл Девятый Ростерский поступил бесчестно.
— Не наговаривайте на него лишнего, он просто еще не отошел от той самой горячки схватки.
— А кто меня стукнул?
— Наш лучник выпустил в вас тупую стрелу. Без наконечника. Он мастер в успокаивании чересчур опасных воинов. Вроде вас…
Маленькая лесть никогда не бывает лишней. К тому же его удар хватит, если узнает, что его от души стукнул горбун неблагородных кровей.
— Вот как? А мне казалось, что это была рукоять именно вашего оружия. Кстати, весьма интересная штука.
— Я почти так его и называю — Штучкой. Ну так как к вам можно обращаться?
— В сложившейся ситуации полное перечисление всех титулов можно опускать. При общении в узком кругу допустимо «ваша светлость господин Аверамир Третий», при беседе с глазу на глаз, как сейчас, можно допускать определенную фамильярность. То есть достаточно «вашей светлости» или даже просто «господина Тилиуса». Ну а на широкой публике менее чем «ваша светлость великий господин Тилиус Аверамир Третий» никак нельзя. Запомните тщательно, путаница в таких вопросах недопустима.
Блин, да я свихнусь запоминать, как, к кому и когда обращаться, если обзаведусь еще несколькими пленниками такого ранга. Но постарался не подать виду, что мне смешны изыски здешнего этикета. Люди занимаются ерундой, вместо того чтобы думать о будущем, в котором их потомкам угрожают революции, отречения и эшафоты.
Мне больше импонирует манера общения короля Маглана — вот где кратко, емко и по существу, такого вряд ли казнит восставший народ.
— Ваша светлость, если вы не возражаете, я бы хотел обсудить с вами некоторые аспекты вашего пленения.
— Какие могут быть возражения у почти бесправного пленника? Просто хочу отметить один момент: в плен я попал во многом благодаря вероломству. Вашему вероломству. Прошу это учитывать и не забывать.
— Вероломство? Поясните.
— Королевство Лутан ни прямо, ни косвенно не вредило вашим владениям или интересам. Также мы всегда были верными слугами святой церкви, чему свидетельство почетная приставка к титулу нашего сюзерена. То есть мы никоим образом не поддерживаем исчадия тьмы. Более того, мы при любой возможности обрушиваем на них свой гнев, за торговлю и любое другое сотрудничество с южными нечестивцами у нас полагается смертная казнь. Таким образом, у вас не было ни малейшего повода проявлять агрессию по отношению к подданным Лутанской короны. Разве что вы и ваше войско были наняты специально для этой цели, но такое предположение кажется мне весьма сомнительным, так как наши нынешние противники никогда до этого не прибегали к внешней помощи.
Во как сложно загнул. Ничего, сейчас я на этот наезд отвечу в таком же занудно-юридическом духе, и хрен ты ко мне подкопаешься.
— Должен вас огорчить, но повод для агрессии у меня как раз имелся.
— И какой же, позвольте узнать?
— На вашем и некоторых других кораблях имеются метательные машины.
— У многих они имеются, в этом нет ничего недостойного. Святая церковь даже арбалеты одобрила, хотя в свое время были возражения, а уж против машин никаких запретов никогда не было.
— Согласен, ничего недостойного в этом нет. Дело совершенно в другом.
— В чем же?
— Я осмотрел зажигательные снаряды, с помощью которых вы испепелили несколько наших кораблей. Очень специфическая зажигательная смесь, гораздо эффективнее самых мощных составов, известных северянам, не говоря уже о простой нефти. И знаете что, я уже видел точно такие же снаряды, и мне известно, что их изготавливают в мастерских на южном побережье. Дети могил, те самые нечестивцы, первыми начали их применять на море. Во время похода я уничтожил одну мастерскую, но вторая продолжает работать до сих пор. Мастера тщательно хранят секрет зажигательного состава, на сегодня он известен лишь демам и мне. Я его знаю благодаря тому, что некоторые из мастеров были мною захвачены и поделились секретами, а вот у Лутана таких возможностей не было. К тому же на ваших снарядах есть клеймо той самой все еще работающей мастерской. Каким образом они попали к вам? Думаю, вы понятия не имели обо всем, что я сейчас рассказал, но кто-то из тех, кто занимался организацией похода, эти снаряды каким-то образом достал. А достать их можно лишь у демов. Уж не знаю, как он с ними договорился и за какую цену, но это называется сотрудничеством с исчадиями тьмы. А я — страж, я должен подобное сотрудничество пресекать. Так что я выполнял свой долг, и вы напрасно приписываете мне вероломство.
— Но это невозможно! Никто в здравом уме на станет торговать с тварями! — Физиономия их светлости раскраснелась как-то совсем уж нездорово, того и гляди его удар хватит.
Надо срочно перевести разговор в другое русло.
— Давайте не будем больше обсуждать эту тему. У вас репутация в высшей степени благородного человека, и я уверен, что вы не имеете отношения к этой нехорошей истории со снарядами. Рано или поздно виновник так или иначе будет найден и наказан, а пока уж простите, но вынужден бороться с любыми последствиями преступных связей с южанами. Сейчас давайте обсудим вопрос, касающийся вас напрямую. По результатам битвы в проливе наше объединенное войско пленило более двух тысяч подданных лутанской короны и людей, с нею связанных. Из них часть была отпущена. Все они весельные каторжники и большей частью являются подданными Маглана и Таллира. Тех из оставшихся невольников, кто не запятнан преступлениями, мы тоже отпустим после окончания проверки. Возможно, некоторые из них захотят стать моими подданными, я обычно не против подобного. У меня вопрос по оставшимся пленникам — их больше полутора тысяч человек.
— Вы хотите лично обсудить вопросы выкупа? Учтите, если вы потребуете слишком высокую цену за пленников из низших сословий, королевская казна этого не осилит. Она слишком истощена из-за последствий недавних налетов таллирских разбойников и подготовки ответного похода.
— Я не сомневался, что с вашей казной не все ладно, и потому готов предложить финансово интересную альтернативу. Для вас интересную.
— Внимательно слушаю.
— Священный долг стража призывает меня прямо сейчас нанести очередной удар по вражескому побережью. На этот раз цель заманчива и очень хорошо охраняется. Тех сил, что есть, недостаточно. Я планировал заручиться поддержкой Маглана и Таллира, но с их королями очень непросто сотрудничать. В данный момент они думают лишь о захваченной добыче и планируют долгое время заниматься ее дележкой. Они готовы предоставить лишь по одному кораблю с полными командами, а этого крайне мало. Я могу предложить им альтернативный вариант — отказаться от своей доли добычи в кораблях, деньгах, оружии и прочем, но при этом забираю всех подданных лутанской короны. Рабы из северян мне не нужны, не подумайте плохого, просто я подумал — почему бы вам на выплатить выкуп прямо за всех, но не деньгами. Если ваше войско отправится со мной в поход, по окончании его я дам всем свободу. Более того, вы получите корабли, на которых сможете вернуться домой. И даже долю добычи обещаю — не останетесь без оружия и денег. То есть ваша казна не потратит ни монеты, вы частично, а может, даже полностью компенсируете потери флота, ваши люди вернуться домой не с пустыми карманами. Сплошные плюсы. Как вам это предложение?
Его светлость ответил не сразу. Серьезно призадумался, медленно покачал головой:
— Весьма неожиданно, но если вспомнить историю, подобные прецеденты уже случались.
— Так почему бы этому не произойти вновь?
— Какова цель вашего похода?
— Цитадель Старых Королей.
Лицо лутанца вытянулось.
— Не все мои люди оттуда вернутся. И не исключено, что останутся там все до единого. Это очень опасное место, доказано историей. Потребуется куда больше сил.
— У меня лишь один союзник, который может привести помощь немедля, — матийцы. Но у них почти нет сил, так что я даже не буду терять время, обращаясь к ним. Пусть уж лучше занимаются охотой на южных пиратов, у них это отлично получается.
— Цитадель Старых Королей — не то место, где уместна спешка.
— Без спешки у нас теперь не будет шансов. Короли Маглана и Таллира были посвящены в мои планы, а это не те люди, которые умеют хранить тайны. Слухи уже пошли по войску, они будут расходиться все дальше и дальше, и в конце концов кто-то из контрабандистов или шпионов демов подаст весточку на юг. Сейчас у нас есть преимущество внезапности, после этого оно будет потеряно.
— Боюсь, этого преимущества может оказаться недостаточно. Но я наслышан о вашем успешном походе, да и вчера наблюдал в деле ваш флот. Весьма впечатляет. Почему бы не выбрать другую цель? Пусть менее лакомая, но и взять ее будет гораздо проще.
— Не могу. Долг стража. Мне нужна именно Цитадель Старых Королей.
— Я должен подумать. И хотел бы посоветоваться со своими капитанами.
— Я это устрою. И прошу вас не затягивать с раздумьями: до утра я должен получить ответ.
Пусть только попробует убедить всех своих безбашенных капитанов, что им будет куда выгоднее дожидаться выкупа, который, возможно, окончательно разорит их семьи, чем отправляться на юг за славой и добычей. Они ведь за этим и шли в сторону Адена — так почему бы не сменить цель, раз это поможет избежать множества проблем финансового характера?
Хотя окончательное слово, как ни крути, будет не за капитанами, а за этим недалеким человеком. Чего стоит лишь одно то, что в свое время он отказался от короны, так как ради этого пришлось бы переступить через некоторые нормы престолонаследования. Честь, видите ли, ему не позволила пойти на такое.
Вот пусть эта честь сейчас и подскажет, что позор поражения полагается смывать великой победой над нечестивым противником.
Ну или своей кровью, если нечестивые будут против…



Глава 8
Почти родной дом

Я не знаю, насколько отличается здешний год от земного, но, если не ошибаюсь, уже пятый пошел с того момента, когда мое сознание, вырванное из обреченного тела, самым радикальным способом сменило место жительства. Временами мне бывало здесь скучновато, но случалось это нечасто — новый мир щедр на яркие и далеко не всегда приятные события.
Новое тело я получил. А новый дом? Вот с ним не все ясно. Можно ли им считать мои покои в замке Мальрок? Или под этот термин надо подводить весь замок?
Нет, я бы уж тогда считал домом все Межгорье. Ну или почти все. Несмотря на все мои усилия, на его южных окраинах продолжает пошаливать погань. Даже рейдеры, которым год назад я устроил настоящий геноцид, случается, забредают по старой памяти, доходя до великих озер долины.
Ну да ладно, при таких масштабах моего дома их можно считать чем-то вроде тараканов, которых выводишь-выводишь, да так и не можешь вывести до конца. В любом случае успехи налицо — три с лишним года назад я заявился в безлюдную долину с кучкой спутников-изгоев, после чего заперся в разоренном замке и побаивался нос высунуть. А что теперь? Более чем сорокатысячное полностью лояльное население, несколько быстро развивающихся городков, сотни деревень и хуторов, невиданная в этом мире вымуштрованная армия, причем собранная не по случаю, а постоянная. Торговые караваны под охраной отличных военных кораблей не успевают вывозить высококачественные металлы, в том числе и драгоценные, назад они доставляют новых людей и товары, которых мы пока что не можем производить.
Три тысячи пленников-рабов, по большей части коренных уроженцев юга, машут кирками в горных рудниках, стоят у плавильных печей, стучат тяжелыми кузнечными молотами. Мне эти люди не по душе, но я умею быть великодушным, и они знают, что свобода не миф, что когда-нибудь они получат шанс ее добиться. Я исподтишка или даже явно поддерживаю в них такие мысли, ведь историей проверено: кнутом и пряником можно добиться куда больше, чем одним только кнутом.
Некоторые и правда получают свободу. Но, если так можно выразиться, условную. Им дозволяется жить в своем доме, обзаводиться кое-каким хозяйством, жениться, растить детей. Но все это при условии, что они будут находиться в одном уединенном районе, где и сосредоточена почти вся моя промышленность. То есть неподалеку от все тех же плавилен и рудников. География того региона такова, что малым гарнизоном можно легко удерживать огромные массы рабов, чем я и пользуюсь.
А что с теми, кто не получает хотя бы такой, обрезанной свободы? Те рано или поздно умирают. От стрелы преследователей при побеге, от неизлечимых болезней, вызванных тяжелой и вредной работой. Почему вредной? А металлургическое производство во все времена было вредным. А уж если работают с тяжелыми металлами вроде свинца — и подавно.
Это моя земля, и мертвым демам даже малый ее клочок не полагается. Трупы вывозят за порог, бросая их здесь, перед парадным входом в мой дом. Узкая полоска каменистого пляжа за столь скромный по меркам истории срок успела войти в легенды северных и южных побережий. На невеликой площади нашли покой тысячи людей и разных тварей. Бешеные осенние шторма уносят множество останков в море, но все равно остается достаточно, чтобы даже без подзорной трубы можно было понять — с этим берегом не все так просто.
Такой вот мрачноватый парадный вход у моего дома…
Чедар, неотрывно вглядываясь в сторону суши, ни с того ни с сего решил изменить своему обычному молчанию:
— Там, на берегу, много костей.
— Да.
— Человеческие… и не только…
— Это порог моего дома. Я всех, кто не умеет себя прилично вести, выбрасываю за него.
— Похоже, не просто выбрасываете.
— Да, выбрасывают уже мертвых.
— Я вижу исполинский череп. На далеком севере водится животное, называемое «мастодонт». Но это не его голова, это совсем другое.
— В умных книгах эта тварь называется карпид. У южан она обычно мурратель. Варвары с Бакая и прочих пиратских островов используют простое слово — бурдюк. Они люди простые, вот и любят все упрощать.
— Редкая тварь…
— Ага. Ее череп — гордость моей здешней коллекции. Приказал даже укрепить его, а то здесь случаются такие шторма, что даже целую тушу бурдюка способны в море смыть.
— Я так и не разглядел порог вашего дома.
— Вон, взгляните чуть дальше. Видите узкий залив? Это и есть порог. На самом деле это никакой не залив, а устье реки. Она вытекает с самого восточного острова из четверки главных озер долины Межгорья. Все они связаны между собой, малое судно даже в сухой сезон может без проблем ходить от одного к другому. Это настолько удобно, что мы там, у себя, почти не развиваем дорожную сеть. Даже более того, местами уничтожаем старую. Это на случай непрошеных гостей. По сути, в долине есть лишь два пути для вражеских армий: первый перед вами, второй — далеко на западе. Там узкий и очень опасный проход, и в самом конце я перекрыл его крепостью, взять которую очень непросто. Строительство еще не завершено, но даже в нынешнем виде она вполне боеспособна. Что до этой реки, то я даже говорить ничего не буду, ведь чуть дальше вы сами убедитесь — пройти по ней очень и очень проблематично, если нет разрешения от хозяина долины.
С этим не поспоришь. Любой, у кого есть зрячие глаза, поймет, что здесь ловить нечего. Сама природа помогла, в нужном месте зажав реку в каменной теснине. Во многих местах над ее водами нависают скальные уступы с которых даже ребенок сможет добросить камень до фарватера. А у меня там не дети стоят, а тяжелые метательные машины. Около года назад демам в очередной раз надоели мои шалости, они собрали неслабый флот и не придумали ничего лучше, как сунуться через парадный вход. И я их любезно пропустил. Правда, недалеко — ровно настолько, чтобы как следует увязли в моей оборонительной полосе. Много обломков в тот день река понесла в море.
И трупов.
На их месте я бы лучше высадился где-нибудь на побережье. Там, правда, тоже несладко. Несмотря на то что море здесь богато рыбой, моллюсками, китами и прочими дарами, я не тороплюсь развивать их добычу. Ведь стоит здесь появиться жителям, как оты демов начнут их грабить. Придется кардинально усиливать береговую охрану, и все равно везде вряд ли получится поспевать. Нет у меня пока что возможностей защищать прибрежные поселения. И потому местность там необитаемая, врагу придется тащить на себе припасы, потому что грабить некого. Лошадей демы с собой почти не возят, так что все на своем горбу, а они этого не любят. При их темпах продвижения потребуется три-четыре дня, чтобы добраться до относительно обжитых мест, где ситуация улучшится ненамного, так как приличных дорог теперь нет, а путь по воде для них закрыт, — ведь кораблей с собой не принесешь.
В общем, еще до столкновения с моими войсками излишне хитрый противник поймет, сколько стоит фунт отборного лиха.
— Вы не повели свои корабли к Цитадели Старых Королей…
— Мы не готовы к такому походу. Корабли, которые нам достались после боя, ни на что не годны, а ведь на них размещается полторы тысячи лутанцев. Половина этих лоханок утонет по пути, они не успевают воду вычерпывать. Там, на озерах, мы парочку починим, а остальных пересадим на другие. Плюс провиант возьмем и разное снаряжение. Ну и прихвачу еще пару сотен своих ребят, распределю их по кораблям лутанцев, а то сами по себе они почти бесполезны.
— Ваши люди хорошо знают свое дело.
— Они лучшие.
— Этого не скажешь о союзниках. У тех, с которыми вы расстались, слишком много болтунов. Южане скоро узнают о ваших планах.
— Верно. Будь хоть одна возможность, я бы уже несся к Цитадели на всех парусах, но ее нет. Мы должны превратить лутанский сброд в подобие войска и как следует подготовить его к переходу. К тому же сейчас ветры неблагоприятны, почти все время будет дуть встречный. Может, через день, может, через неделю они начнут меняться, так всегда бывает в эту пору. Вот тогда мы и выступим. В итоге получится быстрее. Каждый лишний день в море может стоит нам кораблей и жизней, помните об этом.
— Вам виднее.
— Может, все же намекнете, для чего нам вообще эта цитадель? Мы потеряем массу времени, сил, людей наконец, и все ради чего? Вы не кажетесь таким уж психом, у вас явно есть какая-то цель. И мне кажется, что будет не лишним рассказать о ней.
— А вы? Зачем вам понадобился Чедар Нарус? Вы ведь тоже об этом не рассказываете.
— Пожалуй, расскажу. Но не сейчас. Позже.

За последние два года Мальрок серьезно изменился. И речь идет не о замковых укреплениях, там серьезных новшеств не наблюдалось. Они и так совершенны для нынешнего этапа истории — идеальная крепость, я никогда не устану любоваться несокрушимыми стенами. Однако мне не хотелось бы превращать военный объект в частично гражданский, хотя против катка прогресса не попрешь.
Цитадель не могла вместить быстро растущее население, началось строительство под стенами, затем оно распространялось все дальше и дальше. Понимая, что если не возглавлю процесс, рискую получить в качестве столицы хаотично возведенную «Нахаловку», окружающую замок, я затеял строительство новой стены и начал решительную борьбу со всякой анархией. На данный момент мы можем наблюдать город в стадии раннего развития. Много незавершенного, в том числе это касается и оборонительного периметра, но нетрудно заметить, что около девяноста процентов — сооружения каменные или кирпичные, а оставшиеся — большей частью временные.
Я сильно подозревал, что мне еще не один раз придется воевать, а бревенчатые постройки очень уж склонны к пожарам.
Вход в гавань перекрывала натянутая цепь, и даже передо мной ее опустили лишь после проверки. Прекрасно ведь знают, что хозяин вернулся, но исключения не сделали. Весть о моем прибытии пошла по долине в тот момент, когда первые корабли увидели вблизи парадного входа, но делают вид, что все до единого те еще формалисты. Выслуживаются, сволочи, думают, что такая показуха мне очень приятна.
Делая вид, что знать меня не знают, они не забыли подготовить торжественную встречу. Вот это я не очень люблю, но здесь так принято, укоренившиеся обычаи непросто отменить. Я вообще-то пока что лишь формальный граф, король обо мне будто забыл. Значит, я не вправе раздавать феодальные титулы, но управлять землями как-то надо, и потому разделил долину на двенадцать округов, поставив над каждым управляющего со штатом неленивых сотрудников. И почти все представители этих «районных администраций» вдруг чисто случайно оказались в Мальроке в момент моего прибытия. О Конфидусе, прочих лидерах еретиков и представителях штата центральной администрации можно даже не упоминать: все до единого на причале.
Столько показной радости на сотнях лиц я давненько не видел. Да и почему показушной? Большинство как раз искренни. Ну это по большей части простой народ. Амед и остальные хески начали ненавязчиво меня обступать, оттирая от толпы встречающих. Люди, промышляющие убийством, знают, что такие столпотворения — опасное место.
В принципе я с ними согласен, но разве можно взять и бросить всех? Народу ведь надо израсходовать запас приготовленной радости.
Хотя…
Конфидус и шайка приближенных к нему фанатичных иридиан сейчас обрадуются еще больше. Надо лишь объявить, что в этом походе мы сумели освободить одного из далеко не последних духовных лидеров движения еретиков. Тем более что бедолагу народная молва успела давно похоронить.
Вот и будет людям на что переключиться…
А я… Ну а я доберусь наконец до замка. И до своих покоев. Соскучился по почти родному дому.
Но перед этим кое-куда загляну.



Глава 9
Спящая красавица

Межгорье называется так потому, что и правда со всех сторон окружено горами. Лишь с востока они невысокие, скорее серия холмистых гряд, с юга уже куда круче и не везде проходимы, но главное безобразие творится на севере. Даже на западе есть проход, пусть и проблемный, ну а там лишь снег и лед да затерянные кое-где крошечные долины с диковатыми обитателями. Они настолько нищие и убогие, что даже погани почти неинтересны. Все, что мы получаем с той стороны, — холодные ветры. Даже посреди жаркого лета их порывы могут покрыть кожу «гусиной шкурой».
Здесь, на вершине этого холма, горный ветер — обычное явление. Пусть даже не с севера задувает, а все равно несет прохладу. Во всей долине может штиль стоять, но здесь почти всегда неспокойно.
И лошади здесь нервничают. Подо мной и Чедаром смирные кобылки, но даже они то и дело предпринимают попытки заартачиться.
Если обернуться назад, на ту тропу, по которой мы поднялись, можно разглядеть странный одинокий дом. Сооружен из тесаного камня, ни единого окна нет, дверь массивная, запертая, рядом с ней скучает парочка сторожей. В этом доме укрыт один из величайших секретов долины, о котором, впрочем, знают все до единого жителя. Хотелось бы его перетащить в более удобное для хранения место, желательно прямо в замок, но я так и не придумал эффективного способа доставить с уступа крутого холма многотонный танк. Попытка сдернуть его с места при помощи тягловой силы успехом не увенчалась, тащить волоком по всем этим скалам — увольте. Он и без того, судя по всему, серьезно сломан, а от такого обращения и вовсе рассыплется.
Старый, ржавый, но однажды пригодился. Глядишь, сгодится еще на что-нибудь. Вот и храню на будущее. Вдруг протяну двести-триста лет, и все это время периодически ныряя во тьму, хранящую знания, я наберу достаточно информации, чтобы вернуть жизнь механическому монстру, и тогда я всем покажу, кто здесь главный.
Впрочем, я и безо всяких танков это показываю, с каждым разом все успешнее и успешнее.
Если взглянуть вперед, открывается куда более зрелищная и тоже загадочная картина. Не помню, сколько метров в высоту камни Стоунхенджа, но в этом, расположенном на плоской вершине мегалитическом сооружении три круга и те исполины, что слагают центральный, вздымаются на высоту пятиэтажного дома. А далее они перекрыты плитами схожего размера, наверху они образуют почти замкнутую окружность.
Почти — потому что одна из плит упала в неведомо какие времена и скатилась далеко по склону. Понятия не имею, как вернуть ее на место.
Да и зачем мне ее возвращать?
На сколько метров вздымаются камни внешнего, самого скромного круга? По моим замерам, чуть более восьми. И плит там нет. Вот они, думаю, сравнимы с размерами булыжников Стоунхенджа[1].
Чедар поежился, безжизненным голосом произнес:
— Плохое место. Ветер. Холодно.
— Да. Холодно. На холме часто так. Очень плохое место. Здесь человек, который мог стать моим союзником, превратился в тварь. Нам пришлось устроить поединок. Прямо здесь. Тогда все выглядело не так. Были видны не все камни, круги скрывались под сыпучим песком. Меня тогда еще удивляло, почему он, такой сыпучий, лежит на вершине. Ведь этими ветрами его должно было до последней песчинки давно сдуть вниз. Вон, взгляните.
— Куда?
— Видите тот камень? Плиту? Когда-то давно она почему-то сорвалась с высоты, пролетела через столбы второго и третьего круга, ничего не поломав, и скатилась далеко вниз. Я закрепил вешки вокруг нее, и представляете, что узнал? Каждый год она примерно на ладонь перемешается вверх по склону. А ведь поначалу думал, что уцелевшие местные крестьяне сказку рассказывают о проклятом камне, который без постороннего вмешательства ползет на свое законное место. Получается, не врут. Такими темпами через несколько веков плита доползет до вершины. Мне вот интересно — как она собирается подняться по столбам?
— Поживем — увидим…
— Ага, нам, похоже, ничего другого не остается.
— Песок все же сдуло?
— Нет, мои люди вывезли его вниз. Там овраг глубокий, туда ссыпали. Только ветер почему-то все время выдувает его из той ямы и постепенно приносит сюда. Приходится чистить холм снова и снова, иначе все станет как прежде. Вы взгляните в самый центр.
— Вижу. Круг песчаный.
— Это не совсем круг. Здесь в скале широченный колодец, в такой телега легко провалится. Мы пытались раскопать его, но удалось пройти всего несколько метров. Дальше песок становится таким сыпучим, что начинает засасывать тела рабочих. Начали применять разные устройства для черпания, но он будто вода заполнял раскопки заново. И чем больше мы копали, тем чаще над холмом собирались грозовые тучи. В конце концов двух рабочих убило молнией, остальные начали всячески филонить. В общем, до дна колодца мы так и не добрались. А жаль, я верю, что там хранятся великие сокровища. Не зря рейдеры погани проявляли к этому холму повышенный интерес.
— Думаю, когда-нибудь вы все же найдете способ.
— Я тоже в этом уверен. Обязательно найду. Кстати, о сокровищах: кое-что при раскопках нам попалось. Когда вернемся в замок, я вам покажу дивные вещи.
Ага, невероятно дивные. Керамическая плитка, исписанная неведомыми письменами, ржавая до ужаса рукоять меча и пол-литровая бутылка зеленого стекла с советским знаком качества на донышке.
Страшно подумать, что эта посудина пережила, прежде чем попала в это место.
Невозможное дело. Ведь по уверениям маститых ученых, для передачи грамма материи из нашей вселенной в эту потребуется энергия, сравнимая с запасами обеих вселенных. Но тем не менее на этом холме почему-то очутились китайский танк и советская бутылка — далеко не самые легкие предметы.
Ладно, не будем о сложном. У меня для странного гостя богатая программа, и самое главное еще впереди.
Кстати, насчет песка. Попытки сцементировать его успехом не увенчались, он отказывался превращаться в монолит. Не знаю, каков состав этой сыпучей напасти, но ведь большинство минералов плавится при температуре горения термита. Сплавление — чем не способ борьбы с сыпучестью?
Остается только придумать, как бы получить алюминий, причем в серьезных количествах. Как у нас его добывают? Электролизом расплава? Значит, для начала задумаемся о создании мощной электростанции.
Хотя нет, для начала надо задуматься о вакцинации скота. Иначе эпидемия, что с весны косит поголовье наших лошадей, в конце концов вынудит нас ходить пешком.

— Вот, именно этот странный сосуд был найден в песчаном колодце.
Чедар без интереса покрутил бутылку в руках:
— Чистое стекло. Дорогое.
— Дорогое, потому что никто, кроме меня, его пока что не выпускает. — Я указал на застекленное окно. — Пока что только небольшие пластины, но начинали мы с совсем уж крошечных, так что прогресс очевиден. У конкурентов все гораздо хуже, их стеклу до такой чистоты еще очень далеко. Они, правда, выкручиваются, придавая своей продукции насыщенные цвета. Причем тщательно берегут тайны красящих добавок. Но насыщенный цвет — не всегда хорошо. Он ведь и безо всяких примесей сам по себе плохо сказывается на прозрачности.
— Перед тем как мы спустились в этот подвал, я обратил внимание на стражу. Шесть воинов в доспехах и при оружии охраняют вход, еще четверо находятся за дверью, причем закрытой изнутри на массивный засов. При малейшем шуме сюда набежит помощь со всего замка. Неужели все эти меры предосторожности ради охраны стеклянного сосуда?
— Здесь есть кое-что еще, но мы нашли это не при раскопках холма, а отобрали у рейдеров. В том числе и пару достаточно ценных предметов.
— Но я почти уверен, что вы дрожите вовсе не над ними.
— Вы правы.
Подойдя к стене полукруглого зала, я четырежды постучал по дощатой поверхности. Несколько мгновений ничего не происходило, затем послышался скрип, раскрылась потайная дверь.
— Мои люди обнаружили это укрытие при ремонтных работах. Не знаю, для чего его использовали прежние владельцы замка, а я храню здесь самую величайшую ценность. Пройдемте.
Внутри, в нешироком коридорчике стояли две немолодые женщины. Одна передала мне подсвечник с горящей свечой, вторая, поймав мой взгляд, покачала головой.
Я и не ожидал другого. Случись хоть что-то — меня бы первым поставили в известность, причем мгновенно. Но подсознательно человек в любой ситуации хоть немного, но верит в чудо.
Последним рубежом охраны была решетчатая дверь. Ее поставили уже при мне, старому владельцу хватало деревянной. Но меня не устраивала надежность, пришлось напрячь кузнецов.
Чедар без интереса посмотрел на то, что я так тщательно оберегал, и задал не совсем ожидаемый вопрос:
— Я обратил внимание, что наружные двери заперты с обеих сторон. И заперты надежно. Такое впечатление, что вы не только охраняете это тело, но и опасаетесь какого-то подвоха с его стороны.
Присев на скамеечку возле низкого ложа, я погладил руку лежащей на нем девушки и покачал головой:
— Это не тело. Она живая. Ее сердце бьется, в грудь поступает воздух, но все это происходит гораздо медленнее, чем у нас с вами. Она просто спит. Очень крепко спит.
— И давно?
— Около двух лет.
— Это трудно назвать сном.
— Да, трудно…
— Полагаю, вы сейчас хотите рассказать ее историю.
— Там, наверху, в моей башне есть клетка. В ней живет птица. Попугай. Особый попугай. Но он не мой друг, а ее. Она тоже страж.
— В мое время стражи вели себя несколько активнее.
— Был бой, ее опасно ранили. Я тогда тоже пострадал. А еще я был беспросветно глуп и решил, что можно повторить кое-что. То, что когда-то сделали со мной мои люди. В похожей ситуации они положили на мои раны черное сердце, вырванное из тела опаснейшей твари. Я тогда выжил, но мне пришлось нелегко. И я тоже лежал как она. Но это продолжалось несколько дней, а не лет. К тому же тогда из сна меня вырвали церковные палачи. Может, это помогло, не знаю. Не рискую вредить ее телу, скорее всего церковники не причастны к моему пробуждению. Просто все так совпало.
— Дан, вы, должно быть, сами знаете, что некоторые части тел тварей могут подарить жизнь, а могут сотворить то, в сравнении с чем смерть — великое благо.
— Да, знаю. Поэтому дверь заперта с обеих сторон. Если ее телом овладеет нечисть, она не выйдет из этого подземелья. И я надеюсь, что это никогда не случится. О ней хорошо заботятся. Ее тело живет так медленно, что ему почти не нужна вода и пища, но иногда женщины ее кормят. Они умеют ухаживать за беспамятными. Это будет продолжаться столько, сколько нужно. Но мне бы не хотелось ждать, когда все разрешится само собой. Я уверен, что есть способ ее разбудить. Помочь. Но мне такой способ неизвестен. Зато я знаю, что никто лучше стражей не разбирается в том, что касается жизни с черным сердцем. Оно фигурирует во всех историях про них. Они единственные, кто может пережить контакт с ним, не изменившись. Это знали мои люди, именно поэтому и применили его целиком. Но их знания на уровне сказок, а этого мало. Потому я и разыскивал вас, Чедара Наруса. Я надеялся, что вы, друг такого прославленного стража, знаете хоть что-то. Я в этом вопросе полная бестолочь. Я ведь по большому счету липовый страж, случайно им стал.
— Случайно стражами не становятся.
— Вот! Вы что-то знаете! То, о чем я понятия не имею. Так давайте уже, говорите дальше. Эта девушка мне очень дорога. Вы даже не представляете, насколько дорога. Я должен что-то делать, но понятия не имею, что. А вот вы можете помочь, почти уверен в этом.
Чедар откинул с лица мешающие волосы, склонился над спящей девушкой, поднес ладонь к ее губам, но не коснулся, остановил в считаных миллиметрах.
— Вы правы, она жива. Дышит. И больше мне сказать по этому поводу нечего. Уверяю вас, что нет ни единого способа получить какие-либо ответы здесь и сейчас. Я должен попасть в Цитадель Старых Королей. Без имени я не могу давать ответов. Без имени никто не будет со мной разговаривать. Без имени я никто.
— Ну вот! Опять! Вы разве не видите, что с моими силами такой поход — почти самоубийство? Или не понимаете? Вот уже несколько веков Шрадр и старая крепость при городе являются одним из главных оплотов демов на южном побережье. С тех пор как цитадель была взята, северянам ни разу не удалось ее захватить, хотя там более ста лет сражались. Слышали о пятилетней осаде? Это как раз про Шрадр. Да, без преувеличений не обошлось, он и правда крепкий орешек. Не для моих зубов.
— У вас есть союзники.
— Это мясо для массовки, толку от них немного. Сейчас в Шрадре кроме гарнизона наместника располагается база разбойничьих от, там не бывает меньше десятка кораблей с командами. Плюс городское ополчение. Хороших вояк не так много, но если вся эта орава плюнет в нашу сторону, мы в слюне захлебнемся.
— Отвечу на ваши претензии еще раз: я не Чедар, как бы вы меня ни уверяли в обратном. Признаю, я знаю многое, но в то же время не знаю ничего. Мое имя и, возможно, ответы на ваши вопросы находятся в цитадели. Или вы меня туда доставите, или можете годами любоваться на эту милую девушку, каждый миг ожидая, что она проснется невменяемым монстром. Я все сказал, позвольте мне выйти на свежий воздух: слишком долго я был взаперти, изрядно поднадоело.
Вот ведь сволочь!



Глава 10
В поход

Удий некогда прозябал в рабстве у демов. Правда, не на последних ролях: хозяева заметили его организационные способности и дотошность, с возрастом он дослужился до старосты медеплавильщиков. Фактически — пик карьеры для невольника.
Я освободил его во время своего знаменитого набега, и он нисколько не пожалел о том, что расстался со званием старосты. Впрочем, в рядовых ему не пришлось прозябать ни дня. Я тоже оценил его способности, и сейчас его называли уважительно — старшим мастером. На первый взгляд, не слишком звучно, но если учесть, что таких во всей моей «промышленности» было лишь трое, получается очень серьезно.
В данный момент старший мастер изо всех сил пытался сохранить важный вид, отдавая младшему мастеру последние распоряжения. Слишком уж языкаст подчиненный и никаких авторитетов над собой не признает.
Когда-то этого бойкого рыжего паренька звали Кашшру. Но для местных имя слишком уж экзотическое, вот и прикипело за ним прозвище Нюх. Комиссар-инквизитор Цавус, шею которого я неоднократно ломал в сладких снах, не придумал ничего умнее, как выдать этому малому отравленный кинжал и отправить в Межгорье с приказом прикончить стража Дана. А тот едва пришел, так сразу все и рассказал первым встречным. Торопился доказать, что является мирным и добропорядочным человеком. Сперва вышло недопонимание с традиционным битьем морды, но в итоге я обзавелся еще одним подданным.
Надо сказать, запросы у этого нового подданного были далеко не рядовыми, потому как прямо с ходу он начал требовать себе богатую деревеньку с закрепощенными крестьянами. Но со временем чуть остепенился, военная карьера оказалась ему не по нутру, пристроился при мастерских и даже добился здесь кое-каких успехов. Главным образом из-за того, что без раздумий брался за самые смертоубийственные проекты, при этом не забывая про аккуратность.
— Слушай, Удий, молчи уже, нет мочи тебя, пня старого, слушать. В урчании голодного брюха толку больше, чем в твоем вечном нытье.
— Щенок! Ты как разговариваешь со старшим мастером?!
— Молчи уже, старший мастер, а не то я всем расскажу, кто одноглазой Тельге под подол залезть пытался намедни. И что самое позорное — даже она ему не дала.
Удий надулся, будто намеревался взорваться вместо демонстрируемой бомбы. Вот-вот разродится потоком гневных слов, за ним не заржавеет. Но мне не улыбалось выслушивать продолжение его нудных наставлений, перемежаемых перепалкой, и пришлось вмешаться:
— Уважаемый старший мастер Удий, успокойтесь пожалуйста. Мне кажется, Нюх, как непосредственный участник всех работ от начала до конца, и сам знает, насколько могут быть опасны эти изделия. Давайте его послушаем, не будем перебивать. Ну, говори, только не затягивай.
— А чего тут затягивать? Все делали так, как вы сказали. Кислоты перевели столько, что мастер Удий от жадности ночами голодным волком завывал. Вон, видали ногти мои? Чуть не до корней поело, ох и едкая гадость. Все по-вашему делали вроде, а толку никакого. Уж как мы только не смешивали, как не заливали. И тут как-то пошел я в баню — и чую, пятка побаливает. Треснула, ступать тошно на нее, аж слезы из глаз. Ну взял я камень, которым такую беду полируют, тер, значит, тер, а сам думаю: «А камень-то легкий, пустоты в нем много, а что если его пропитать нашим составом?»
— И получилось?
— Не, вообще ничего не получилось. Не пропитывается он, что ни делай. Только мы уже в несколько голов подумали, что камень до сих пор пропитывать не доводилось, все больше песок или глину сушеную разную, вот и растолкли его в мелкий порошок. Потом добавили в пару смесей, это уже после заливки, и сработало так, что Бобо чуть не оглох.
Нюх указал на ошивающегося неподалеку детину. Под два метра ростом, плечи такие, что в дверь боком заходить приходится, на широченном лице глупейшая ухмылка, и несмотря на порывы холодного ветра, одет в короткую безрукавку и рваные легкие штаны.
— Это он после этого так улыбается?
— Кто? Бобо? Да нет, его в детстве с печи уронили, он с тех пор всегда так улыбается. Здоровый и глупый, ему легко живется.
— Понятно. Ладно, давай уже, показывай.
В свое время меня пытались интенсивно натаскать в самых разных вопросах, с которыми может столкнуться путешественник по мирам. Между занятиями по теории минуты свободного времени не оставалось. Нет, впрочем, какой-то отдых был, но даже на него покушались. В частности, подсовывали фантастические книги про попаданцев. Некоторые были даже интересными. Особенно запомнились самые героические герои, у которых абсолютно все получалось.
Не то что у меня, я тот еще криворукий олух. Можно, конечно, сослаться на то, что в мою голову главным образом вбивали схему установки, которую я здесь должен был собрать из подручного сырья. Все, что не относилось к этому вопросу, или вовсе игнорировалось, или подавалось в неудовлетворительном объеме. Время поджимало, не до того было. Но те, книжные попаданцы, безо всяких предварительных тренингов умели абсолютно все. Они гнали первоклассный самогон в пламени первобытных костров, применяли боевые аэропланы против Чингисхана и на базе технологий античности создавали атомные бомбы.
А вот у меня так не получалось. Даже создание банального черного пороха заняло кучу времени, а уж каких усилий стоило наладить его массовое производство, вспоминать страшно. Да и какая тут массовость? Несколько ракетных установок едва-едва обеспечиваю, ни одной даже самой слабенькой пушки до сих пор не имею. Смех и позор, одним словом.
Единичный опыт успешного применения на халяву доставшихся взрывчатых веществ привел меня к идее производства тротила. К сожалению, процесс я представлял себе очень плохо, если не сказать хуже, и потому начал с простого — динамита.
Динамитами называются взрывчатые вещества на основе нитроглицерина. Рецептов множество, в том числе и самых простых, и проблем здесь было всего лишь две: я не помнил ни одного из них (хотя парочку при обучении вроде бы в голову вбить пытались), и я не знал всех тонкостей производства нитроглицерина. Но с последним справился на удивление успешно, тем более что с сырьем серьезных проблем не было, а нужные знания я сумел найти, в очередной раз рискнув погрузиться во тьму. Однако оплошность рабочих привела к уничтожению мастерской-лаборатории. Не обошлось тогда без жертв, также народ был впечатлен масштабами никогда не виданного здесь взрыва, и у меня возникли сложности с привлечением новых сотрудников. Спасибо таким, как Нюх, что не побоялись взяться за продолжение работ.
Они смешивали нитроглицерин с древесной и ржаной мукой, селитрой и сахаром, глиняными и костными порошками, древесным углем и толченым мелом. Изготавливали детонаторы из гремучей ртути, раз за разом пытаясь подорвать новые образцы. Иногда это удавалось, но радости не приносило: слишком опасные, нестойкие. Я ни за что не выйду в плавание, если буду знать, что в трюме моего корабля перевозится непредсказуемая взрывчатка, способная взорваться от удара волны в борт или даже чиха.
Может, я преувеличиваю, но после того, как одна из перспективных динамитных шашек на моих глазах взорвалась в результате полета с не очень-то высокого обрыва, предпочитаю подозревать худшее.
Нюх откинул деревянную крышку, склонился над ящиком, выпрямился, продемонстрировал темно-серый цилиндр:
— Вот он, полюбуйтесь.
— С виду не скажешь, что такой уж успешный, — засомневался я.
— Сейчас увидите. Эй! Бобо! Иди сюда, игрушку дам!
Здоровяк приблизился, взял протянутую динамитную шашку, улыбнулся еще шире.
— Ты это, сходи вон туда и кинь подальше, как обычно.
То, что Нюх не стал лично демонстрировать безопасность новой взрывчатки, меня серьезно насторожило, но постарался не подать виду.
— Будьте уверенны, страж Дан, все выйдет как полагается. Проверяли уже много раз и многие. У Бобо просто лапа такая, что может сильнее всех швырнуть.
Или он догадался о моих сомнениях, или пытается оправдаться. Ну посмотрим.
Здоровяк отошел недалеко, широко размахнулся и как следует подкинул серый цилиндр к небесам. Снижаясь по крутой дуге тот упал на россыпь камней, вывороченных каторжниками из разведочного шурфа. И все: ни взрыва, ни каких-либо других зрелищных последствий.
Нюх рванул с места, будто собирался поставить рекорд в беге на сто метров. Домчался до камней, присел, поднялся, понесся обратно. Слегка запыхавшись, протянул печально выглядевшую после удара о камни шашку:
— Вон, оболочка порвалась, на острый булыжник боком попала. Высыпалось чуток, ну да не беда, у нас еще есть. Да и в таком виде тоже подорвать можно. Показать?
— Показывай.
Такую работу Бобо не доверили, и я был этому только рад. Нюх сам ввинтил в покалеченную шашку медный детонатор с уже зажатым куском огнепроводного шнура, отошел на полсотни метров, положил заряд на ровную глинистую проплешину без камней, почиркал огнивом, очень быстрым шагом пошел назад, на ходу резко размахивая руками:
— Сейчас грохнет! Точно грохнет!
Грохнуло, по мне, не сильно. Ну да чего еще ждать от поврежденного заряда, тем более безо всякой оболочки. Однако меня результат вполне устроил. Только оставались кое-какие сомнения.
— Еще готовые шашки есть?
— С дюжину шашек осталось.
— Я сейчас сам испытаю, и, если все пройдет так же, вам всем придется придумать, как до моего отплытия наделать их хотя бы дюжину. И не шашек, а вот таких ящиков.
— Ну если вам так сильно надо, мы и больше сделать успеем, — оптимистично ответил Нюх.
— Вот и хорошо. И учти, что ты отправишься со мной. И не просто со мной, а на корабле, в трюме которого будут перевозиться эти ящики. Так что если что-то будет не так… Ну ты понял.
— А мы точно на юг пойдем, как в тот раз?
— Точно.
— Не знаю, как жара скажется. Испытать бы как следует нагревом долгим. Паровая баня и все такое. Время надо.
— Вот и давай, немного времени у тебя есть.
— Мне больше надо.
— Не так уж жарко в это время на юге.
— Ага. Вы это попробуйте повторить, когда будете по небесам летать среди досок от того корабля, на котором повезут ящики.
— А ты сделай так, чтобы на небеса не корабль взлетел, а, допустим, крепость демов.
Не хотелось бы связываться со столь слабо проверенной взрывчаткой, но предчувствие подсказывает, что такое оружие в предстоящем деле мне очень даже не помешает.
На что только не готовы пойти мужчины ради слабого пола. Надеюсь, она когда-нибудь это оценит.
Или хотя бы проснется.
Человеком…

С наблюдательной вышки помахали сигнальным флагом. Все — последнее прощай от милого Межгорья. Если не случится ничего непредвиденного, до самого южного берега мы не встретим ни одного человека.
А непредвиденное не исключено. Здесь ведь не только рыбы и дельфины обитают, бывают существа куда опаснее. И я говорю не о китах, на воде нам опасна погода, а не морские обитатели. Суша — вот где поджидают главные неприятности. Рискованнее всего приставать к островам, потому мы делаем это очень редко. Точной карты моря не существует, но кое-какие архипелаги мы успели прилично изучить во время походов и патрулирований. Знаем, где есть удобные укрытия от бурь, источники пресной воды, проходы между рифами. И знаем, что есть места, где причаливать очень нежелательно.
И я до сих пор мечтаю найти тот, самый первый свой остров, на котором оказался по прибытии. И вовсе не ради того, чтобы потешить ностальгию. Ради нее одной соваться в это далеко не самое безопасное место не стоит. Я просто неистово ищу ответы где только можно. Кто знает, может, на этом клочке суши есть что-то такое, эдакое… Сам не знаю что. То, благодаря чему я оказался именно там, а не в другом месте.
Мне известны еще два острова, в окрестностях которых появлялись такие, как я. Их тоже пока что не обнаружили. Так уж получилось, что обстоятельства не располагали к знаниям их координат.
Впрочем, здесь и координат пока что никаких нет. Если широту определить не проблема, то с долготой не все просто. Как минимум, необходимы часы, а здесь с ними не густо. Из мобильных встречал лишь песчаные и клепсидры, а они не годятся. Слышал, что в богатых городах восточных стран уже появляются первые башенные. Но таскать с собой такое устройство на корабле проблематично, да и точность их сомнительна, на то они и первые.
Солнце, звезды, ориентиры в виде скал и островов — наше все. И переполненная искажениями карта, которую я составил по данным разных источников и своих плаваний.
Доберемся. Не первый раз.

— Акула по правому борту!
Зубастые хищницы встречаются в море очень редко. За все время своих странствий я и двух десятков случаев не припомню. Должно быть, попадают сюда случайно, заплывая из Западного океана. Ни разу не слышал о нападениях на людей, но размеры рыбин впечатляют. В общем, как и большая часть команды, не удержался от соблазна поглазеть на редкое зрелище.
Акула оказалась так себе, бывали и покруче. Просверкала мокрым плавником и скрылась в пучине. Бывало, они подолгу плелись за нашими кораблями, но это, видимо, не тот случай. К тому же здесь дельфинов много, чуть ли не постоянно наблюдаем их стаи, а они с акулами не дружат, может, потому рыба и держится настороже.
Разочарованные убожеством представления воины, только что столпившиеся на борту, разошлись. Но в одиночестве я не остался — молчаливый Чедар замер рядом, и нет сомнения, что не просто так. Он почти никогда не заговаривал по своей инициативе, и сейчас, похоже, тот самый редкий случай.
— Вы быстро идете.
— Ветер помогает. Здесь год от года все одинаково, один месяц он помогает южанам, второй нам. Нетрудно запомнить, если живешь возле моря.
— Море не считает дней.
— Но больших расхождений не бывает. Осень — частые шторма и нескончаемые сильные ветра, весной то мертвый штиль, то паруса срывает южным ветром. Ну и так далее. Вы, я так понимаю, вовсе не о погоде поговорить хотите.
— Почему же? И о ней в том числе. Если ветер и дальше будет вам сопутствовать, мы очень скоро увидим южный берег.
— Нет смысла к нему выходить именно здесь. Вдоль него оживленное движение, так что нам скоро придется поворачивать на восток и уже там напрямую идти к Шрадру.
— Вы уже бывали в тех местах? Рядом с ним?
— Нет, но у меня есть неплохая карта тех вод, забрал у одного купца. Подходы к городу неудобны, надо забираться в длинный и очень узкий залив, в его начале стоит башня, где день и ночь дежурят сторожа. В светлое время суток при виде такой эскадры они поднимут тревогу. В темноте проход в гавань перекрыт цепью, да и наши корабли все равно заметят на подходе, это ведь не лодки, можно и ночью разглядеть. Да и нет смысла атаковать в такое время суток: мы с местностью не знакомы, а враг наоборот. В итоге у противника будет время подготовить встречу, и, учитывая его количество, встреча будет неприятной. Как видите, я кое-что знаю о Шрадре.
— Не думаю, что вы решились на верную смерть из-за явно сумасшедшего человека.
— Любите вы себя…
— Могу я узнать, что именно вы задумали? Какой у вас план? В чем ваша хитрость?
— А почему я должен вам это рассказывать?
— Вы мне ничего не должны. Но кто знает, может, я сумею подсказать что-то полезное.
— Скажите уже откровенно — вы там бывали?
— Разумеется. Именно там я потерял свое имя.
— И чего же полезного вы можете мне поведать?
— Дан, в моей голове крутятся обрывки самых причудливых воспоминаний. Кое-какие из них могут вам пригодится. Это ведь и в моих интересах. Но самое главное, я могу совершенно точно сказать, сколько сейчас в гавани Шрадра кораблей. В том числе и боевых.
— Хм… Любопытное заявление. И почему-то поверить в него трудно.
— А в магию вы верите?
— Нет.
— Ну а хотя бы в нечистую силу?
— Тоже нет.
— Страж, который не верит в нечисть? Оригинально…
— То, с чем мне иногда приходится сталкиваться, я могу называть «нечисть», ведь это общепринято. Но признавать такое сверхъестественной нечистой силой — увольте.
— Ну а во что вы вообще верите?
— В логику и рационализм. Все явления, даже самые странные на вид, имеют разумное объяснение, для которого не требуются сверхъестественные понятия. Если отбросить не имеющие под собой оснований суеверия, в погани ничего невозможного нет. Некая форма жизни, пытающаяся взаимодействовать с нашей формой жизни. Мотивы ее мне неизвестны, но я не всегда могу понять смысл действий насекомых, что уж говорить о большем.
— Что ж, я понял вашу позицию. В таком случае на досуге постарайтесь найти разумное объяснение тому факту, что я действительно могу наблюдать за гаванью Шрадра. Своего рода свободный полет взгляда. Не совсем свободный, конечно, но кое-что умеет.
— Тогда пусть ваш взгляд слетает в мою каюту, после чего расскажите, пожалуйста, какие предметы лежат там на столе в данный момент.
— Увы, мой взгляд неразрывно связан с потерянным именем. А потерялось оно не в вашей каюте, а в Цитадели Старых Королей. Таким образом, я временами могу видеть гавань, но большей частью любуюсь внутренностями крепости. В отличие от вида на гавань, там скучно и мрачно, но иногда тоже можно заметить что-то полезное. В любом случае ничто больше моему взору сейчас недоступно.
— Надеюсь, вы понимаете, что я ни за что на свете не поверю в такой фееричный бред?
— Понимаю. Но также понимаю, что без разведки вы нападать не станете. Давайте договоримся: я расскажу если не о всей ситуации в гавани, то о том, что происходит в одном их ее уголков. Уголок, скажу вам, не из маленьких, в него попадают почти все причалы и стоянки. Так я многое могу сообщить: количество кораблей, их приметы, расположение у причалов или на якорных стоянках. Выслушав ваших разведчиков, вы убедитесь в моей правоте, и тогда мы поговорим уже более серьезно.
Блин, а ведь я безо всяких разведчиков уже почти верю в эту чушь. Да этому человеку надо оратором работать, убеждает мастерски.



Глава 11
Сверхъестественное

Ветер с переменным успехом так и сопутствовал нам до изменения курса и не мешал на последнем отрезке пути, где мы шли почти строго на восток. Если верить трофейной карте, севернее Шрадра располагается необитаемый архипелаг из тройки островов и нескольких скал. Не знаю, есть ли там пресная вода или удобная бухта, но хотя бы якорная стоянка должна найтись.
Нам ведь нельзя переть всей оравой до самого побережья. Заметят обязательно, а мои корабли в этих водах заслужили нехорошую славу — как ни прячься за чужими флагами, все равно обнаружат обман. Да и будь мой флот из одних только трофейных галер, все равно выдадим себя мгновенно, ведь такие армады нечасто собираются, и о них заранее известно всем местным. Кто бы мог подумать, что в эпоху, где даже до телеграфа еще не один век прогресса, новости разносятся так стремительно.
Купцы, рыбаки и прочий морской люд не любят удаляться от берегов, так что на дистанции суточного перехода от них мы могли не сильно волноваться по поводу нежелательных встреч. Постоим у необитаемых островов, разведаем обстановку на подходах к городу, может, даже узнаем о происходящем за стенами. Ну а потом уже будем думать о дальнейшем.
Неожиданность случилась как раз в тот момент, когда мы наконец обнаружили архипелаг. Острова в здешнем море обычно можно заметить издали — над ними частенько стоит облачная дымка, но в этот раз правило дало сбой, и нам пришлось немного покрутиться, надеясь, что не совсем точно вышли в нужный район. В итоге сушу заметили на севере и направились туда прямым ходом.
А вскоре оказалось, что в море мы не одиноки: навстречу двигался одномачтовый парусник. С виду не рыбак, но и для военного маловат. Что-то вроде быстроходной посудины, на которой мелкие пиратские шайки легко нагоняют доступную добычу и убегают от той, которая им не по зубам.
Мои сомнения подтвердил знающий толк в морском разбое Тук. Изучив подозрительный парусник в подзорную трубу, он выдал заключение:
— Похоже, на нас прет какой-то тупой пират.
— Тупой?
— А что умный будет здесь делать? У демов с этим строго, быстро вздернут или отправят на совсем уж дальний юг, к жрецам проклятым. Так что это наш заблудился, северянин. Да и по очертаниям корпуса видно, что свой. А раз он ухитрился перепутать север с югом, то самый что ни на есть тупой болван.
Да уж, трудно поспорить с такой логикой.
— Только наглый он какой-то. Видит наши паруса и все равно прет напрямую. Совсем страх растерял? Думает, что всех демов один убьет и приберет к рукам их добро?
Я покачал головой:
— Не верится. Давай-ка навстречу ему вышлем пару галер. Мы их переделали немного, но все равно от обычных демских отличий почти нет. Посмотрим на реакцию. Если и после этого не отвернет, значит, и правда не боится. А вот почему не боится, поспрашиваем.

Капитан странного парусника и правда не боялся. Он даже не подумал изменить курс, а потом послушно остановился, когда мы приказали это флажковой азбукой. Причем сообщение передавали принятыми у демов сигналами — северяне такими не пользуются.
Нам не раз приходилось участвовать в разного рода маскарадах, выдавая себя за южан, на этот случай всегда имелись комплекты доспехов с ненавистной символикой, знамена и прочие атрибуты. Жизненный опыт доказывал, что введенный в заблуждение человек нередко выдает нужные сведения куда быстрее, чем под самой изощренной пыткой, и потому с насилием торопиться не стали.
На палубу остановившегося парусника из подошедших шлюпок сошел с виду самый настоящий отряд демов — два с половиной десятка воинов в стандартной амуниции. Я играл роль командира и по этому поводу даже нацепил роскошный шлем, некогда снятый с тела его неудачливого хозяина. Меня давно отучили от брезгливости и всякого рода суеверных ограничений — если потребуется, могу отлично выспаться в гробу с несвежим покойником.
Нас встречала команда, похоже, в полном составе — одиннадцать человек. На таких скорлупках ее много не нужно, хотя должен признать, что даже для несерьезного пирата совсем уж маловато. Или у них из рук вон плохо идут дела, или мы ошиблись с определением их рода занятий. Вроде похожи на головорезов, но какие-то очень уж хлипкие, и взгляды не те. Нет в них страха, и алчной наглости тоже нет. Видно, что замотаны долгим плаванием, мечтают о суше, а нас воспринимают как мелкую помеху на пути к этой самой суше.
Да кто же вы такие, что претесь к южной суше, будучи северянами, на корабле, построенном на севере, и при этом не опасаетесь матерых демов? Не успев задать этот вопрос, я начал получать ответы, причем без малейших усилий со своей стороны.
Плюгавый мужичонка неопределенного возраста и с лицом столь уродливым, что оно казалось сплошным гнойным прыщом, подскочил воробьиной походкой, затараторил:
— Да кто вы такой?! На каком основании вы нас задерживаете?! Мы торопимся, у нас очень важные сведения для наместника!
— А почему бы нам вас не задержать? — Я поинтересовался самым серьезным тоном.
— Потому, что мы никакие не северяне. То есть команда с севера, но это все верные люди, ручаюсь за каждого. Я не буду называть свое имя, скажу лишь, что послан с важной миссией, а вы обязаны оказывать всяческое содействие.
— Да что вы говорите?! — делано изумился я. — Неужели мне прямо сейчас придется извиняться за свою дерзость? Уж простите, задержали, обидели, чем можем служить?!
— Издеваетесь?
— Вовсе нет. Вас не трогают, даже оружие не отобрали.
— Эти люди не воины, да вас к тому же больше гораздо для честного боя, так что не надо бахвалиться своей вежливостью. Вот, смотрите.
Незнакомец снял с шеи цепочку, на которой болталось украшение в форме человеческого черепа. Поднес украшение к носу. Ну не знаю, может, я не разбираюсь в ювелирном деле, но по мне, топорная работа: грубая серебряная поделка, разве что два крошечных красных самоцвета пришлись к месту. Глазницы будто огоньками посверкивают, при должном освещении, должно быть, зловеще выглядит.
— Видите?! Хорошо рассмотрели?!
— Доводилось мне видеть безделушки покрасивее.
— Ха! Да вы шутник! Или хотите сказать, что не знаете ничего о таких знаках? Сейчас вы должны проверить цифру на другой его стороне, и если она совпадает с той, что каждый месяц меняет канцелярия наместника, вы будете вынуждены оказать мне полное содействие. Ну давайте же, проверяйте цифру.
Ба, да у нас тут какой-то тайный посланник с севера. И к тому же достаточно болтливый. Скорее даже просто глупый. Без допроса уже кое-что рассказал первым встречным, а я, между прочим, понятия не имел о такой системе опознавания. Удобно — шифр меняется ежемесячно, по обе стороны моря знают порядок смены. Не удивлюсь, что у этого ходячего прыща припрятан второй череп с цифрой за следующий месяц, на тот случай, если он не успеет добраться вовремя. Если носитель секрета погибнет, команда может предъявить украшение, даже не зная о всех тонкостях, и пропуск сработает.
Это для какой такой сверхсрочной надобности тебя понесло через море прямиком к наместнику на скоростном корабле?
Наблюдая, как я делаю вид, будто тщательно изучаю крошечную восьмерку на затылочной части черепа, прыщ с важным видом сыпал упреками:
— Вот пока мы тут стоим без дела, страж Межгорья собирает сильный флот. Он решил повторить набег, только пойдет теперь не на Железный Мыс, а сюда, в Шрадр. Очень удачно, что ветер все время был попутным, я сумел добраться быстро. Вы — моя единственная задержка, так что не могли бы поторопиться? Чем раньше наместник узнает об угрозе, тем раньше начнет принимать меры. И, кстати, ваша эскадра должна идти не на север, а в Шрадр, она там придется весьма кстати. Зачем вы вообще выступили такими серьезными силами? Меня об этом в известность не ставили, а о серьезных походах нас стараются предупреждать. И что у вас за корабли? Вон там, вдали. Какая-то необычная конструкция, что-то смутно знакомое…
Не все еще знакомы с моими новшествами. Даже заморский агент демов не совсем в курсе, а по его словам, их там кто-то ставит в известность о многом.
Кого их? Не знаю, но уверен, что он быстро расскажет. Есть у меня парочка мрачных ребят, которым безнадежный двоечник, не знающий таблицы умножения, без запинки расскажет весь курс высшей математики. И учить его придется не годами, достаточно нескольких часов, а иногда и минут.
— А кто вы, кстати, такой? Вы не представились. Чьи это корабли вообще? Я вижу флаг Йорстона на том корабле, но рыжебородого, если память не изменяет, захватил страж Мальрока еще в позапрошлом году. А Мардоз пропал в прошлом, но я тоже вижу его флаг.
Отвечать не пришлось, за меня это сделал попугай. Его закрыли в клетку, чтобы не выдал нашего маскарада, но гад мастерски справлялся с любыми запорами, вот и на этот раз не усидел. Шумно спикировал на плечо, подмигнул внезапно побледневшему владельцу черепа-пропуска и зловеще прошипел:
— Ну что? Неприятности?
Тот почему-то не нашелся с ответом, а я распорядился:
— Всех связать и посадить под замок. Корабль обыскать и прислать призовую команду. Уведем его с собой, пригодится.
Я еще не знал всех подробностей миссии прыща, но в голову уже начали закрадываться кое-какие соображения. И трофейному кораблю в некоторых весьма смутных планах отводилось важнейшее место.
Если оглянуться на все последние годы и вспомнить свои нескончаемые жалобы, можно прийти к выводу, что мне хронически не везет во всем и всегда. Но при этом я почему-то до сих пор жив и здоров, положение мое у многих вызывает зависть, причем оно крепнет день ото дня.
Может, я просто отказываюсь замечать тот очевидный факт, что фортуна обычно на моей стороне? Вот как сейчас. Это как же должны сойтись звезды в небе, чтобы шпионы демов, узнав от болтливых магланцев и таллирцев о намечающемся походе, послали своего агента с донесением в тот самый момент, когда на его пути оказалась моя эскадра?
Это не просто совпадение. Это нечто невероятное. Сверхъестественное.
Но это было не последнее сверхъестественное событие, свидетелем которого я стал. Причем второе объяснить совпадением было несравнимо труднее.

В этом мире еще не пришли к идее нерушимых рубежей между странами. Даже по суше границы можно было переходить свободно. Правда, местами их переход мимо постов стражи мог потом вызвать проблемы. Особенно если дело касалось провоза большого количества товаров. Не хочешь неприятностей — заплати сколько полагается.
На море все еще проще. Ты имеешь право крутиться возле любых берегов — вряд ли кто-то остановит, если не грешишь темными делишками. В гаванях платишь сбор, на необорудованных берегах можешь бесплатно заливать корабельные бочки водой и покупать провизию у местных. Мелкими посудинами береговая стража, если таковая имеется, вообще не интересуется. Речь идет не о кораблях, а о куда более скромных плавсредствах.
Последнее обстоятельство я уже не раз использовал, вот и сейчас не стал изменять традиции. Именно поэтому кроме шлюпок мы всю дорогу тащили за собой пару самых обыкновенных баркасов, на которых любят промышлять рыбаки по обеим сторонам моря. Оставалось лишь посадить команду, которая не вызовет подозрений. Люди для такого дела у меня имелись — ведь за последние годы не одна тысяча бывших невольников с юга оказалась в Межгорье. Были среди них и коренные уроженцы, по тем или иным причинам потерявшие свободу. Более того, в последнее время появляется все больше и больше свободных южан, испытывающих ненависть к родине. Не такая уж она у них ласковая, а в отношении некоторых откровенно жестокая. Чего стоит один только налог детьми, который обязана платить солидная часть населения. В преданности многих из таких перебежчиков сомневаться не приходилось, так что, получив последние начальственные напутствия, они отправились к Шрадру.
Рыбаки редко вызывают подозрения: слишком маленькая посудина, на такой ни пиратством не позанимаешься, ни контрабанду не повозишь. Хотя в моем мире морским разбойникам достаточно быстроходных маломерных катеров, но здесь до такого прогресс еще не дошел.
Флот дожидался их возвращения в неглубоком проливе между островами. Делали мелкий ремонт кораблям, вытряхивали душу из перехваченного шпионского гонца или просто предавались безделью.
Баркас вернулся на четвертый день. Лазутчики изучили обстановку в гавани, потолкались немного в городе, поглазели издали на крепость. В общем, выполнили все, что им было приказано.
И сумели меня удивить.

— Чедар, или как вас там. Разведчики вернулись.
— Я знаю.
— Вы каждый день рассказывали мне детали обстановки в гавани Шрадра.
— Да, каждый день в одно и то же время. И я рассказывал не о всей гавани, а о некоторых ее частях.
— Я очень хочу знать: каким образом вы узнали, что позавчера на втором причале слева от главных ворот стояла галера Братства Ножей?
— Вам интересно только это?
— Нет, мне интересно все. Вы в точности рассказали о расположении всех крупных кораблей, которые были в гавани на тот момент. Хотя нет, один пропустили: он находился на ремонтной стоянке вблизи последней башни сторожевой линии.
— Это место не просматривается из цитадели.
— Вы не называли деталей, если не считать количества мачт и типа кораблей. Но про ту галеру добавили, что она принадлежит Братству.
— Неудивительно — ведь только они красят фальшборт красной краской, такое можно легко разглядеть от самой крепости. И вообще это особая ота, ее знаю даже я… человек, потерявший имя, много лет просидевший взаперти.
— Я жду ответа.
— Вы знаете ответ — мое имя осталось в Цитадели Старых Королей, поэтому временами я могу видеть то, что там происходит.
— Начнем с того, что я в такое никогда не верю.
— Тогда каким образом я мог получить такие сведения? У вас есть другой ответ? Думаю, что нет.
Ответа у меня и правда не было. После освобождения у этого узника даже своей одежды не осталось — прежнее заскорузлое тряпье никуда не годилось. Будь у него рация, ее бы заметили. Да и откуда здесь радиосвязь? До примитивных громоздких приемников еще несколько веков прогресса.
Этот человек мне очень нужен, и приходится бороться с соблазном отдать его тем ребятам, которые так лихо выпотрошили агента демов. Бедолага вспомнил даже то, чего не должен был помнить. Я не тот, что прежде: я стал взрослее, жестче, иногда бываю излишне жесток. Но некоторые понятия из прежней жизни для меня священны до сих пор, так что этот странный человек неприкосновенен.
— Я не верю в сверхъестественное.
— Когда-нибудь вы найдете этому свое любимое рациональное объяснение, как и говорили. А пока что будьте прагматичным, не надо отвлекаться на бесполезные сомнения, используйте все, что только возможно, не думая о подоплеке. У вас теперь есть возможность иногда наблюдать за гаванью Шрадра, так что будет глупо ею не воспользоваться.
— Иногда?
— Я не хозяин потерянному имени. Я могу видеть гавань лишь в определенное время. И не каждый день, иногда случаются перерывы.
— Фееричный бред…
— Может, и так. Но этот бред прекрасно работает.
— Мои люди насчитали в гавани четырнадцать боевых кораблей.
— Так и есть.
— Это минимум полторы тысячи тех еще головорезов. Плюс городская стража и гарнизон солдат наместника в крепости. По силам получается приблизительно равное количество с нашим составом, но это лишь при неожиданном нападении. А неожиданно напасть не получится: ведь в том районе очень много кораблей крутится днем и ночью. К тому же шпионы на севере могли послать не одного гонца. Демам потребуется часа три-четыре, чтобы дождаться подкрепления. Даже при неожиданном нападении с нашими силами будет сложно справиться с противником за такой ничтожный срок. Без эффекта внезапности вообще нет шансов. К тому же я еще не упоминал логова жрецов. Серое братство, темные жрецы, слуги погани — называйте их как знаете, суть не изменится. Они любители повозиться с разными тварями, так что воевать нам, возможно, придется не только против людей. И вообще при своих подсчетах я скорее преуменьшал величину их сил, чем был объективным. При таких обстоятельствах вообще нет смысла выступать, можно прямо сейчас разворачиваться на север. Мы воины, а не самоубийцы.
— Ну… вы все еще можете атаковать какой-нибудь другой город… попроще. Сил у вас не так уж мало, добыча будет неплохой.
— Вы прекрасно знаете, что мне нужен не какой-нибудь город, а вполне определенные сведения. И так получилось, что только вы их можете предоставить. Хотя, если откровенно, я и в этом не уверен и потакаю вам из-за безысходности.
— Ничего не могу сказать, пока не верну имя. Увы…
— Но по вашим словам, это проклятое имя спрятано в крепости Шрадра. Так что другого города для меня не существует. Или вы все же измените свои требования?
— Но вы сами уже убедились, что мое имя действительно находится в цитадели. Или этих доказательств вам недостаточно?
— Имя не умеет наблюдать за вражескими гаванями.
— Такое вот у меня имя… не совсем обычное.
— Да уж…
— Но вы не из тех людей, которые легко сдаются. Такие, как вы, неспособны отказаться от мечты. Так что я внимательно вас слушаю. Мне кажется, наступил как раз тот момент, когда будет не лишним именно со мной поделиться своими замыслами. Ни у кого другого ведь больше нет такого полезного потерянного имени. Я могу вам помочь, глупо это игнорировать.
Ну что тут еще ответить? Ничего другого не остается, кроме как согласиться на все требования этого волосатого психа.
— Раз благодаря вам нам ничего другого не остается, то придется захватить Шрадр. Я и правда не смогу отказаться от мечты.
— Хорошие слова. И как же вы планируете поступить? Вопрос не праздный, с такой информацией я могу вести разведку гавани целенаправленно, не обращая внимания на лишнее.
— Пока не знаю точно, план в стадии разработки. Но уже догадываюсь, как можно уменьшить силы противника. Мы сами расскажем наместнику, что к нему собирается пожаловать страж Межгорья.
— Не совсем вас понимаю: каким образом это уменьшит их силы?
— А чего тут непонятного? Нам повезло, мы сумели перехватить корабль со шпионским гонцом. Ставь на него свою команду с самозванцем — и вперед. На допросе этот уродец рассказал, что никогда не бывал на южном берегу. И вообще его послали лишь из-за крайней спешки. Нападение стража — слишком серьезное дело, не было времени искать более подходящую кандидатуру. Он здесь никому не известен, я могу легко сыграть его роль, мне нетрудно выдать себя за кого угодно, жизнь научила.
— То есть вы сперва перехватили гонца, чтобы он не передал наместнику донесение об угрозе вашего нападения, а теперь хотите заявиться к нему и сообщить то же самое? А я-то считал сумасшедшим только себя. Хотя… если подумать…
— Вот и подумайте. Давайте-давайте.
— Надо просто поставить себя на место наместника.
— Вот именно. Что он сделает при получении такого сообщения?
— Прежде всего вызовет подкрепление.
— Да. И это будут простые солдаты, а не громилы из от. Куда более слабые противники, к тому же у них нет боевого опыта. Это стража против разбойников, а не воины. Южане давно уже не сражаются так, как это было в прежние времена. Их армия деградировала, солдаты занимаются лишь внутренними делами, главным образом расправляясь с криминальными элементами. Конечно, в большом количестве они могут представлять проблему и для меня, но я соглашусь выступить против троих таких, чем против одного полноценного бойца. Как вы знаете, один страж не так уж давно пытался напасть на город, и в тот раз его удачно заперли в заливе. Тогда это получилось случайно, если напомнить наместнику эту историю, скорее всего, он захочет подобное повторить. Доходили слухи, что тот наместник, который разбил эскадру стража, был вознагражден так щедро, что вскоре скончался от невероятных излишеств. Учитывая рельеф береговой полосы, достаточно вывести корабли от из залива и укрыть их западнее или восточнее, пусть постоят в засаде. Там хватает небольших укромных бухт или островов, за которыми легко можно спрятать куда больше кораблей.
— То есть вы планируете не просто ввести наместника в заблуждение, а еще и навязать ему идею с выводом боевых кораблей из гавани?
— Человек — ленивое создание. Зачем наместнику придумывать что-то новое, если в недавней истории уже был аналогичный случай? Тогда все разрешилось ударом флота с моря, не вижу препятствий к тому, что это захотят повторить. Тем более что условия куда благоприятнее — тогда это получилось случайно, сейчас можно спланировать заранее.
— Будь я наместником, вы бы меня, скорее всего, уговорили. Но я не наместник, его мнения мы заранее предугадать не сможем.
— Да, план не без некоторых допущений, но неплох.
— Против вас останется гарнизон города, причем его усилят, и неизвестно, на что способны жрецы. Плюс некоторые горожане, но их ополчение всерьез можно не принимать.
— Надо смотреть на месте, сейчас мы можем только гадать.
— Итак, вы планируете сперва разбить вышедший из гавани флот, а затем напасть на город.
— Нет, для начала я планирую лично добраться до города и предстать перед наместником в образе Зерека Тактоша, гонца с севера. Ну а там, на месте, буду смотреть, что и как. Слишком трудная цель этот город, чтобы спланировать все до мелочей заранее, ничего не увидев.
— А как вы планируете поддерживать связь с флотом?
Попугай, прятавшийся за свернутым парусом от пронизывающего северного ветерка, недовольно пробурчал:
— Ищите себе мальчика на побегушках в другом трактире.
— Вот вам и ответ. Птица на вид чахлая и противная, но если понадобится, может очень быстро принести донесение.
— Стручок у тебя чахлый, помойная жаба!
Чедар покачал головой:
— Вам будет трудно придумать разумное объяснение, если птицу заметят. Как я понял, она из любой клетки выбирается, не закроешь.
— При желании закроем так, что не выберется.
— Не придумали еще такую дверь, чтобы остановила доброго молодца! Глупые черви! — Зеленый не на шутку разволновался: сидеть взаперти он не любил.
— Он всего лишь птица, как-нибудь найдем управу.
— Зачем вообще нужна клетка? Надо запереть его в трюме возле бочки вина, и он клюва на палубу не покажет, проверено неоднократно.
— Мое почтение умным людям. — Настроение попугая поднялось мгновенно.
— Я хочу отправиться туда вместе с вами. Сейчас, а не после.
— Вы мне там не нужны. И я не могу вами рисковать.
— Нужен. Вы ведь теперь знаете, что я вижу гавань. Но еще я могу заглядывать в некоторые помещения крепости. Вам может очень пригодиться эта информация. А что до риска — если погибнем, то все вместе. Ошибаться там нельзя, рисковать тоже, иначе проиграем оба. Ну пойдете вы один, ну ошибетесь, не то сделаете и погибнете. А я останусь здесь. Выживу и буду жить дальше. Только зачем я нужен вам мертвому?
— Меня не так просто убить, как вас.
— Уж поверьте, в деле убийства стражей лучше демов никого нет.
— И тем не менее, я жив, а их поголовье благодаря мне серьезно сократилось.
— И все же я настаиваю. Возьмите и не пожалеете. Чем ближе к городу, тем лучше я вижу. Крепость может спутать вам все планы, наличие таких глаз может помочь вашим планам. К тому же как вы узнаете имя? Лишь я могу на него указать, так что выбора нет, вам придется взять меня с собой.
— Только в одном случае: если вы хотя бы намекнете, каким образом можно видеть далекие события с помощью потерянного имени?
— Хорошо, намекну: под словом «имя» мы с вами подразумеваем немного разные вещи.
— И что же подразумеваете вы?
— Это уже второй намек, вы требуете слишком высокую цену за такую никчемную услугу.
Настоящий гад!
А мне ведь и правда не помешают глаза в крепости. И без разницы, что природы происходящего я не понимаю. Пусть даже это настоящая чертовщина, что с того? Так или иначе, на носу очередная отчаянная авантюра, так почему бы не привлечь к ней сверхъестественные силы.



Глава 12
Шрадр

Лучи утреннего солнца отражались от лезвий коротких алебард, которыми были вооружены чуть ли не все портовые стражники. Острия направлены на нас, но никто не спешил делать смертельный выпад: может, и разит кое от кого последствиями вечерней неумеренности, но недозволенной агрессии себе не позволяют.
Портовая конторская крыса, мелкий чиновник, да и внешне на розовощекого гнома похож — его вердикта ожидают все эти вояки. Такие никчемные людишки, получив самую копеечную власть, пытаются растянуть ее минимум до рубля. Вот и этот надулся, будто уже месяц непроходимостью кишечника страдает, и тоном императора трех галактик вопросил:
— Кто вы? Откуда прибыли? С какой целью? И не пытайтесь врать, даже полному недоумку видно, что вы с севера.
Мне уже доводилось разыгрывать перед демами спектакли, но все равно мысленно не переставал представлять, как ломаю этому расфуфыренному куску сала челюсть, откидываю на алебарды стражи, ныряю следом, выхватываю кинжал и начинаю потеху — ведь на короткой дистанции, да еще в такой свалке, длинное оружие собравшихся демов только мешать им будет. К тому же вояки из них те еще: гонять портовых воришек и дебоширов и выйти против настоящего бойца — совсем не одно и то же.
Может, когда-нибудь, очень скоро, эти мечты сбудутся. Но пока отвечаю вежливо, разве что с налетом легкой брезгливости, будто чванливый аристократ, по какой-то блажи снизошедший до общения с городским ассенизатором:
— Мена зовут Зерек Тактош, я действительно прибыл с севера и должен как можно скорее встретиться с наместником.
— Да что вы говорите? У наместника есть дела поважнее, чем встречаться с какими-то непонятными северными крысами. Взять их!
— Не так быстро. — Я раскрыл ладонь, продемонстрировав серебряный череп.
— Стоять! — рявкнул чинуша уже дернувшейся было страже. А еще он заметно спал с лица и продолжил уже куда более по-человечески: — Мне надо посмотреть цифру.
— Не надо, не хочу таким подозрительным особам, как вы, передавать ценные предметы. Руки очень уж потные, вдруг прилипнет. Вам достаточно знать, что это восьмерка. И кстати, назовите себя. А то как-то неудобно получается — ведь наместник захочет узнать, по какой причине я задержался в порту, вместо того чтобы немедленно сообщить ему крайне важные сведения. А причина одна — вы с вашей нерасторопностью. Сперва держали на рейде, потом целое войско собрали для встречи.
— Прошу прощения, не был поставлен о вас в известность. Вам надо было с рейда уведомить сигналами, в таких случаях часто так поступают. Мои люди сопроводят вас, но учтите, что наместника в городе нет, он отправился на ежегодные бойцовские игры и будет не скоро.
— Кто его сейчас замещает?
— Старший консул Драрт Аррас. Нездешний, но очень уважаемый в городе человек.
— Хорошо, ведите к нему. Лично ведите. И расскажите по пути, за что его так уважают и что он вообще за человек. Очень может быть, что по результатам рассказа я забуду упомянуть о задержке в порту и прочих связанных с вами деталях. И распорядитесь, чтобы на корабль доставили свежие фрукты и ключевую воду: мои люди вымотались, плавание было долгим.
Плавание не было долгим. Это, конечно, если считать от архипелага из трех островов, а не всю эпопею. И свежей еды у нас достаточно, мы умеем ее сохранять. Но почему бы немножко не пограбить проштрафившегося чинушу?

Не знаю, в каких условиях жил и работал наместник, но доходы консула явно превышали официальное жалованье. Чиновник по дороге рассказывал, что тот пришел в город чуть ли не голым и босым, с голодным блеском в глазах, и очень быстро растолстел, показав деловую хватку в самых разных областях. В том числе и в воровстве казенного имущества, портовых поборах и прочих не самых достойных делишках. Но сам хапал и другим давал, за такое здесь принято уважать.
И вообще я так понял, что он здесь на положении серого кардинала. Наместник вечно разъезжает по всякого рода увеселительным мероприятиям, за него здесь традиционно остается Драрт. Жители провинции уже давно смирились, что все вопросы решает именно он, причем бесплатно этим заниматься ему не позволяют жизненные принципы.
Кстати, вроде не местный, но имя как-то странно созвучно с названием города: Драрт — Шрадр. Они будто созданы друг для друга — и об одно, и о другое можно язык поломать.
Драрт принял меня в зале, где при желании можно устраивать баскетбольные матчи. Несколько роскошных кресел, огромный стол вычурной формы, множество маленьких столиков вокруг из ценной древесины и полированного декоративного камня, кадки с тропическими растениями, безвкусные мраморные статуи, лепнина везде, где можно и нельзя. В общем, в это помещение вбухали немало средств, чтобы продемонстрировать финансовое благополучие хозяина.
Приняли меня не сразу. Сперва пришлось назваться секретарю, потом под надзором охраны дожидаться, когда он отнесет консулу перстень-пропуск. Но, очевидно, проверка прошла на ура, потому как меня повели вовсе не в сырой каземат к пыточных дел мастеру, а к хозяину этого недавно построенного дворца.
Драрт выглядел под стать своему обиталищу: такой же расфуфыренный и безвкусный. Разоделся в расшитую золотом тогу, будто строит из себя римского патриция, но выглядит это почему-то так, будто упитанный житель аравийских пустынь пытается завернуться в персидский ковер. Явно не под такую тушу стиль, а внешность и правда нездешняя. Жители южного побережья ассимилированы пришедшими издали захватчиками не столь уж давно. Не успела прежняя кровь раствориться бесследно: светлые волосы и голубые глаза здесь встречаются не так часто, как на заморском севере, но все равно нередко. Однако консул похож на классического бедуина, среди коренного населения таких увидеть можно, но не каждый день.
— Приветствую вас, Зерек Тактош. Доводилось уже слышать о вас, Свантий как-то писал, что внешность у вас самая неприглядная. А я почему-то вижу перед собой красавца хоть куда.
Блин, ну кто же мог знать… «Штирлиц как никогда был близок к провалу». Надо как-то выкручиваться, причем срочно.
— Это все зависть. Нехорошее чувство.
— Свантий Тибот стал завидовать мужской красоте? — Консул рассмеялся. — Ну поведайте, как там у него дела? Трудна ли была ваша дорога? Какие новости в северных землях?
Свантий Тибот — тот самый шпион, за гонца которого я себя нагло выдаю. Благо хозяин моего нынешнего имени оказался человеком разговорчивым, многое поведал. Ох, и наведу я шороху в северном гнезде этих тварей, дайте только до вас добраться.
Но пока что у меня другая задача.
— Господин консул, буду рад удовлетворить ваше любопытство, но дело прежде всего. Вот письмо от Свантия Тибота, очень вас прошу ознакомиться с его содержанием прямо сейчас, не откладывая. Уверен, у вас появятся совершенно другие вопросы, требующие срочных ответов.
— Вот как? Ну хорошо. — Драрт осмотрел печать, взломал, уже углубляясь в чтение, произнес: — Подайте гостю фруктов и охлажденного вина, пусть чуть отдохнет, пока я читаю.
В зале было несколько охранников и слуг, один из последних поставил передо мной стеклянное блюдо с угощениями, другой плеснул в бокал ярко-красное остро пахнущее вино. Такое вряд ли даже моему много чего повидавшему попугаю доставалось, явно редкий сорт. О! Да и на вкус что надо. Не любитель алкоголя, но не оценить не могу.
Читал Драрт недолго, я не успел допить бокал до дна. Отложив письмо, консул ненадолго задумался, затем спросил:
— Вы читали это послание?
Само собой читал, но не стану же рассказывать консулу о всех тонкостях подделки печатей:
— Нет, но догадываюсь о его содержимом.
— И, должно быть, можете добавить ценные подробности. Я вас внимательно слушаю.
Я выразительно оглянулся в сторону слуг:
— А здесь уместно такое обсуждать?
— Не обращайте внимания на всех этих людей. Считайте, что они не более чем просто мебель. Да по сути так и есть. Все это особые рабы, побывали у серых. Они послушнее собачонки, но куда более безмолвны. Особенно с чужими. Итак?
До сих пор не сталкивался я с такими рабами, но наслышан. Это или отбраковка жрецов, или особым образом психически искалеченные бедолаги. Если хозяин прикажет, без раздумий могут перерезать себе горло или задушить собственного ребенка. Ни при каких обстоятельствах не предадут. И все бы хорошо, но тупы до безобразия, способны выполнять лишь простейшие приказы, да и то надолго их не запоминают. Но при этом стоят столько, что очень немногие могут себе позволить такую роскошь.
Одно из уродливых явлений юга. Тут и без погани хватает зла.
— Страж Межгорья прямо сейчас собирается напасть на Шрадр. С этой целью он сколотил коалицию, под его началом большие силы. Но не такие уж большие, чтобы паниковать. Вы теперь предупреждены и сможете легко отбиться. Даже более того — Свантий намекал, что вы разобьете его наголову. Было уже что-то подобное в этих краях: само расположение города превращает его в ловушку для нападающих с моря.
Консул, может, и не дурак, но и не гений. Судя по выражению лица, он только сейчас вспомнил историю стража, нашедшего гибель под стенами Шрадра. И зловеще улыбнулся:
— Верно, пусть только сунется — мы знаем, как встречать таких гостей. Только сил у меня не так уж много, чтобы устраивать ловушку.
Меньше всего мне хотелось, чтобы Драрт отказался от идеи вывода флота из опасений, что силы стража легко сломят сопротивление гарнизона и разнесут город до того, как их запрут в заливе. И потому начал всеми силами снижать градус угрозы:
— На деле коалиция стража не столь уж и опасна. Магланцы и таллирцы почти не дали ему воинов. Так… несколько совсем уж отчаянных за ним увязались, и пары сотен не наберется. В основном он пойдет со своими людьми и отрядом лутанцев. Их полторы тысячи или даже меньше того, они неважные воины, таких можно почти не брать в расчет.
— У меня хороших воинов тоже почти нет. Стражники — те еще дармоеды. Еще могу собрать немного легкой конницы, там почти у каждого есть опыт войны в пустыне, береговую стражу тоже можно подтянуть, жаль, мало ее. Ну и гарнизоны прочих городов могут прислать подкрепление. Так сколько именно ожидается воинов у стража?
— Приблизительно три тысячи, точных цифр выведать не получилось, но эта максимально возможная. Больше ему за короткий срок не собрать даже с учетом лутанцев, потенциал его армии нам хорошо известен, да и вам, должно быть, тоже.
— Да, примерно такие цифры нам и озвучивали. После нападения на Железный Мыс приходится следить за этой змеей в оба. Три тысячи выходит вместе с лутанцами?
— Да.
— А вдруг он каким-то образом соберет больше?
— За короткий срок невозможно, да и мимо нас такое не пройдет, успеем предупредить.
— Ну а все же?
— Нет у него таких возможностей. Разве что совсем оголит оборону Межгорья, но этого он делать не станет ни в коем случае: слишком трясется за свои земли.
— Говорите, короткий срок… А что ему мешает задержаться, для того чтобы получить поддержку от других союзников?
— Нет у него союзников, которые могут быстро и серьезно помочь.
— А поискать?
— Времени на такое совсем нет. Он прекрасно знает, что нет в мире силы, которая способна закрыть рты всем магланцам и таллирцам. Понимает, что весть о набеге скоро дойдет до вас. Если хочет налететь внезапно, не должен терять времени.
— Как-то все слишком мутно… Шрадр — не самая легкая добыча. Может, это ложный маневр? Может, хочет ударить в другом месте?
— Нам о таких планах неизвестно.
— Именно о таком может подумать военный совет, когда я обращусь за помощью. Вряд ли они дадут мне серьезные силы, а вот охрану побережья могут усилить. Они уверены, что Шрадр стражу не взять. Я, кстати, тоже не понимаю, на что он сейчас надеется. Хотя… При нем будет полторы тысячи своих солдат или чуть меньше? Не люблю хвалить врагов, но его люди не раз показывали себя непревзойденными бойцами.
— И что они сделают против городских стен? Или откатятся назад, или найдут смерть все до единого. Зачем вам военный совет, если своих сил хватает? Целая провинция под рукой, достаточно забрать часть гарнизонов, и в Шрадре будет не протолкнуться от воинов. Соберите всех, кто есть, и успокойте его уже наконец. Мы устали от этой межгорской твари, он слишком часто мешает нашему делу, сами знаете.
— Знаю. После Железного Мыса мы вынуждены расходовать огромные средства на береговую оборону. Пришлось даже привлекать к этому оты, так что теперь мы не можем устраивать нападения на северное побережье в прежних масштабах. Получается, расходы резко выросли, а доходы упали. А еще жрецы достают своими жалобами — им, видите ли, требуется разнообразный материал, и чем больше, тем лучше. Отказывать им очень трудно. И все это из-за одного человека. Если мы наконец успокоим этого ублюдка, мир станет гораздо чище.
И как только у него язык поворачивается так поносить прекрасного человека — стража Межгорья. Да и я недалеко отстал.
— Я о том и говорю: пора с ним заканчивать. Такой шанс выпадает нечасто.
— Уж поверьте, сделаю все, что в моих силах. Правда, в силах не уверен — видите ведь, что солдат, способных на равных сражаться против головорезов стража, у меня почти нет. Надо хорошенько все обдумать. Возможно, стоит поговорить со жрецами. Очень может быть, что у них найдется чем помочь. А у вас какие планы? Сразу назад? Я бы хотел, чтобы в ближайшее время вы оставались в городе. Вдруг потребуется какое-либо уточнение. Никто лучше вас не знает обстановку на севере.
— Да, разумеется, я и так собирался несколько дней побыть вашим гостем. Кораблю нужен мелкий ремонт, пополнить запасы не мешает, ну и команде полагается отдых. Плавание не из близких. А еще, пользуясь случаем, я прихватил с севера кое-какие предметы, которые здесь ценятся. Не такой уж я богач, чтобы упускать даже малую выгоду. Часть ценностей, разумеется, привез наместнику в знак своего уважения. Но, думаю, раз его нет, то придется вручить все вам. И даже не думайте отказываться: смертельно огорчите.
— Ну что вы, — оживился Драрт. — Как можно огорчать столь дорогого гостя? О каких именно предметах идет речь?
— Разное, вы не будете разочарованы. В том числе есть и некоторые занятные вещицы, которых не одобряют портовые чиновники. Сами знаете, что часть великолепнейших товаров с севера попала в запретные списки. Те же зеркала, создаваемые мастерами проклятого стража: их ввоз строжайше запрещен, но ничего подобного им никто пока что не сумел создать. А у меня случайно оказалось одно, размером почти с переспевший арбуз. В ваших покоях этот предмет смотрелся бы изумительно, только его здесь и не хватает.
Консул оживился еще сильнее. Неудивительно — ведь за зеркало куда меньшего размера один из принцев недавно отдал табун племенных лошадей.
— Давно хотел взглянуть на эти знаменитые зеркала.
— Увы, прямо сейчас никак невозможно вам доставить. Сами понимаете, запрет, надо будет как-то решать вопрос с портовыми чиновниками, они у вас въедливые.
Драрт вкрадчиво уточнил:
— Все остальные подарки тоже запретные?
— Не все, но есть некоторые из того же списка.
— У нас они ценятся… очень ценятся.
— Все, что трудно достать, имеет привычку расти в цене. Так каким образом мы можем устроить передачу этих предметов?
— Несите, ни на кого не оглядываясь.
— Но в порту у вас строгие правила.
— Забудьте про портовых чинуш. Я отдам указание: никому постороннему не будет хода на ваш корабль. Дело государственной важности, и все тут. Вас в упор не будут замечать, делайте что угодно. Так что можете безо всяких помех перевезти свой груз в город.
— Вот и хорошо, а то я опасался, что портовые формальности отнимут много времени или вопрос с запретным списком может оказаться неразрешимым.
— Ну что вы, какие могут быть формальности для дорогого гостя, который к тому же прекрасно знает, чем можно порадовать хозяина. Возможно, ваш визит станет началом чего-то большего. Например, нашей дружбы. Я ведь давно подумываю, что надо как-то упорядочить торговые отношения с севером.
— Вы о тех самых запретных списках?
— Именно о них. В данный момент этим занимаются исключительно контрабандисты, а это ведь хаос и криминал, да и выручка идет мимо казны и сокровищниц нужных людей. Ну вы прекрасно меня понимаете, я чувствую родственную душу. Так что мне могут пригодиться люди вроде вас. Вы там, на севере, я здесь, на юге: каждый занимается своим, прибыль получают все.
— Буду рад во всем оказывать вам содействие.
Пряное вино тонкой струйкой потекло по пищеводу. Можно сказать, что выпили с тостом. Что-то вроде «за разрешение делать со своим грузом что угодно безо всякого контроля и будущие доходы от массовых поставок контрабанды».
Между прочим, в трюме у меня не только зеркала. И речь сейчас идет не о товарах, угодивших в запретные списки.
Радушный хозяин распахнул настежь двери переполненного курятника. Благодарно кивнув, лис плотоядно облизнулся.



Глава 13
Самый наглый план

В глазах Чедара Наруса не было ничего, кроме пустоты. Холодный вакуум открытого космоса. Полное отсутствие чего-либо. Будто тело покинула душа, но сердце почему-то продолжает биться, а легкие качают воздух. Смотреть как-то неприятно. Жутковато даже.
Не знаю, где сейчас витает дух этого странного человека. Если верить его словам, то он сейчас исследует закоулки Цитадели Старых Королей. Крепости, которая возвышается над городом. Неприступная каменная твердыня на господствующей высоте. С трех сторон ее защищают скальные обрывы, с четвертой двойная стена с тройкой высоченных башен. Даже одну проломить таранами очень непросто, а уж две… Если верить слухам, метательные машины, коих там неизвестное количество, способны обстреливать всю гавань. Ну и подступы к укреплениям, само собой.
Да там и без стен можно отбить вдвое бо́льшие силы противника, рельеф многое позволяет. Удобное место, будто природа специально создала его для строительства крепости. Неудивительно, что именно там возник один из древнейших королевских замков. Он веками расширялся до нашествия демов, а те не дали ему захиреть, переделали под свои нужды, превратив в один из своих главных опорных пунктов на южном побережье.
Если верить летописям, северяне не один десяток раз пытались вернуть крепость. Одиночные страны и союзы терпели здесь поражение за поражением. Ну а потом их окончательно выдавили за море, и здесь стало тихо и спокойно.
Ну это до моего прихода.
Чедар еле заметно пошевелился, моргнул несколько раз, скосил голову, уставившись в узкое оконце каюты. Туда как раз заглянул луч заходящего солнца.
— Я видел цитадель. То, что за стенами.
— И что там?
— Там всегда было тихо. Но сейчас гремят сбруя и оружие. Такого оживления я еще не видел.
— Консул предупредил гарнизон, они готовятся отбивать нападение.
— Да. Наверное, так.
— О чем говорят в крепости?
— Я могу видеть то, что видит имя, но слышать мне не дано.
— Плохо. Было бы полезно подслушать хотя бы разговоры рядовых. Из них можно много чего понять. Что толку от того, что мы узнали об этой суете?
— Крепость готовится к отражению атаки. А галеры стоят у причалов. Ни одна не ушла. А по вашему плану должны были уйти все.
— Флот нельзя за час сорвать с насиженного места. Да чтобы только собрать по притонам команды, потребуется минимум день. И еще их надо будет привести в чувство. Я эту публику знаю — сталкивался, видел, как они жизнь на берегу прожигают. Как стемнеет, устроим вылазку в город. Перехвачу где-нибудь в кабаке пару-другую типчиков из какой-нибудь не самой последней оты. Главное — потрезвее выбрать. За выпивкой они сами расскажут о ближайших планах, даже пытать не придется, языки у них не привязаны.
— Вы слишком самоуверенны. Возможно, консул посвятил в свои планы лишь вожаков. В таком случае вы напрасно переведете выпивку.
— Пошлю Тука, у него нюх хороший, может, перехватит кого из вожаков. В горбуне я уверен, его лошадь перепить не сможет.
— Дан, это не север, и вы не южане. По вам видно сразу, откуда вы явились. Даже говор другой, этого не скрыть. Никто не станет здесь разговаривать с северянами по душам.
— Вы уверены? Выпивка творит чудеса.
— Мне не нужно имя, чтобы помнить о том, кто такие демы. Если не хотите неприятностей, не таскайтесь здесь по грязным притонам.
— Так я и не собираюсь. Не по чину мне. Тук пойдет, ну и еще парочку ребят прихватит.
— Это ваши люди, вы хозяин их судьбы…
— Что-то вы мрачно настроены.
— Минимум, на что они нарвутся, — на драку.
— Иногда драка — начало дружбы. Я уже втирался в доверие к демам, причем успешно. Не такие уж они внимательные, да и к северянам относятся не так плохо. И вообще мы ведь как бы и не северяне уже, предатели, получается.
— Наслышан… К пьяным глупцам вы втирались в доверие… Но здесь трезвых хватает, с ними все будет совсем иначе. И не забывайте про серых жрецов. Я видел их в крепости. Жрецы могут заинтересоваться вами. Жрецов вы обмануть не сумеете.
— И что посоветуете? Сидеть и тупо ждать, пока демы здешние сами не передохнут? Мы ведь пришли не за этим. Точнее, за этим, но должны как-то ускорить процесс. Оты не уходят из гавани, надо что-то с этим делать. Как минимум узнать причину, а не молоть здесь языками попусту.
— Дан… Вы здесь из-за меня. У вас действительно отчаянное положение, раз вы решились на такое всего лишь из-за нескольких слов такого ненормального человека, как я… Без веры в результат или даже без веры, что результат вообще возможен… Это не может не давить на вас. Я мало говорю, но много слушаю. Ваши люди любят рассказывать о вас… разное. О том, кем вы были когда-то, кем стали теперь, какими способами этого добивались. Вы были человеком, который способен пойти на риск, на любую авантюру, даже на самое безумное предприятие. И при этом победить, несмотря ни на что. Наглостью, хитростью, умом наконец, но только не колотя о несокрушимую стену голыми кулаками. А сейчас я вижу человека другого. У этого человека есть только отчаянная тяга к авантюрам, но нет ни хитрости, ни наглости, да и ума почти нет. А есть сплошные сомнения и колебания. Да, вы правы, нельзя победить бесконечными разговорами и ожиданием. Нельзя. Вот и не надо этим заниматься. Вы прежний вели себя иначе. Просто подумайте над этим. Подумайте.

Гм… А ведь Чедар не такой уж псих, раз вслух высказал то, о чем я и сам не один раз начинал задумываться. Мои люди привыкли уже доверять мне во всем, им простительно не замечать очевидных вещей. Думают, что страж в очередной раз задумал нечто такое, отчего если не мир, то хотя бы побережье отдельно взятого моря содрогнется. Нечто фантастическое, невозможное, непредсказуемое.
А страж-то, получается, по сути, ничего не задумал. Его план — удар силой на силу, а дальше гадание: кто-то возьмет вверх. И это при том, что я такого метода боя не признаю.
Какой у меня вообще план? А никакой: освободив Чедара, я дальше занимался лишь одним — делал все, что в моих силах, ради того, чтобы добраться до некоего потерянного имени. Причем не пытался продумать далекоидущие последствия. Ну не бред ли? Да, попахивает бредом. Даже с учетом того, что ситуация у меня и правда безвыходная, — все равно бред. Но даже если этого не замечать, есть второй, еще более заметный признак того, что действовал я, мягко говоря, как-то не совсем правильно.
Наш корабль стоит в гавани города, который с моими силами невозможно взять. Да, пора уже в этом признаться самому себе. Даже приведи я сюда магланцев и таллирцев, придется не один день биться о каменные стены, после чего иметь дело не только с гарнизоном и спешно стянутыми ближайшими силами, но и подкреплениями, которые прибудут издалека. Ради такого врага, как я, сюда сгонят всех, кого можно и нельзя. Надо отдать должное демам, в случае острой необходимости они могут действовать весьма оперативно. Их государственная система неповоротлива во многих вопросах, признаю, но не во всех же.
Я — та самая необходимость, которая помогает ей поворачиваться весьма резво. Знают меня прекрасно, сталкивались уже.
И, конечно, я далеко не все знаю о возможностях врага. Но то, что при желании за один лишь день к Шрадру могут стянуть до пятнадцати тысяч солдат, — знаю прекрасно. К тому же не столь далеко отсюда в море впадает одна из самых больших рек южного побережья — Гвая. По ее берегам располагается несколько значимых городов, и по удобной дороге оттуда могут доставить примерно столько же, но уже чуть позже. Грубо говоря, через полтора дня они вступят с нами в бой.
Бо́льшая часть этих солдат — просто ополчение, традиционно созываемое при любой заварухе. Боеспособный мужчина, готовый защищать свою землю, освобождается от части налогов, но взамен должен хранить дома оружие и доспехи, в которые облачается по тревоге. Не слишком опасные противники, но их будет по десятку против одного моего бойца. И это с учетом лутанцев, которые как вояки так себе, если не хуже.
А ведь это лишь известные мне цифры. Провинция далеко не из бедных, не удивлюсь, если демы стянут гораздо больше пушечного мяса.
Напрашивается логичный вопрос: что я здесь вообще забыл при таких раскладах?
Что-то… Чье-то имя… Потерянное…
Но в таком случае возникает второй, куда более логичный вопрос: неужели это потерянное имя настолько тяжелое, что для его переноски мне нужно привести три тысячи крепких мужчин? Точный вес неизвестен, но уверен, что не настолько уж оно и массивное.
И вообще Чедар оговорился, что его веса можно вообще не брать в расчет.
Ну так сколько понадобится грузчиков? Один? Два? Ну пусть три или даже четыре, но ведь не тысячи. Для того чтобы вытащить это проклятое имя из старой крепости, мне больше никто не нужен, достаточно тех, кто есть на этом ворованном паруснике.
А раз так, не пора ли начинать думать в том же духе: головой, а не другой частью тела? То есть разумно, не страдая манией величия и хоть немного стараясь заглянуть наперед, а не делая ставки на силовое решение вопроса. Тем более что сила здесь не на моей стороне.
Первое, что нам понадобится, — проникнуть в крепость, которая располагается на высоте, господствующей над городом. Наверх ведет единственная извилистая дорога, она хорошо просматривается. Попасть туда законным путем теоретически можно, хотя бы при помощи все того же консула (дескать, давно о такой экскурсии мечтал), но не факт, что нужно.
Ладно, этот пункт мы еще обдумываем.
Второе — надо будет забрать имя. Что вообще подразумевается под именем — неизвестно. Хоть бери да Чедара пытай плоскогубцами. Но это я оставлю на самый крайний случай. В общем, будем считать, что под именем подразумевается нечто не слишком тяжелое и громоздкое. То есть группа людей, законным или незаконным способом попавшая за стену крепости, не должна столкнуться с проблемой транспортировки.
Третье — уносить придется вниз, к кораблю. Вещь, которую держат под охраной целого крепостного гарнизона, не из тех, которыми принято разбрасываться. То есть нынешние владельцы будут весьма огорчены пропажей и будут пытаться всеми способами вернуть украденное. То есть нам надо провернуть дело так, чтобы это у них не получилось.
Четвертое — корабль должен уйти из гавани и воссоединиться с флотом. Корабли противника и портовая стража не должны этому помешать.
Вот это уже куда больше похоже на четко сформулированные пункты вменяемого плана. И совсем не похоже на тот бред воспаленного сознания, где фигурировали сбор армии и отчаянный штурм одного из самых защищенных оплотов южан. И как мне вообще в голову подобное могло прийти?
Итак, решено. Мы не будем отбивать имя военной силой. Мы его украдем.
А теперь, раз уж от военных планов пришлось отказаться, надо продумать детали кражи. Не хватало еще засыпаться.

— Нюх, скажи, пожалуйста, как там поживает наш динамит?
— Динамит? Прекрасно поживает, не взорвался — и ладно.
— Что-то голос у тебя преувеличенно бодрый. Как-то это подозрительно…
— Страж Дан, я ведь говорил, что состав не проверен. Никто не знает, как он поведет себя, если надолго угодит в жару. Спуститесь в трюм, там мухи дохнут от духоты. Я иногда плещу водой на ящики, но это ведь не лед, толку от нее мало. О! Может, стоит купить льда? По такому солнцепеку за него сдерут четыре шкуры, но это куда лучше, чем если динамит начнет поживать плохо. Ну вы меня понимаете…
— Хорошо, завтра же поищем лед. Но ты должен подыскать еще кое-что.
— Как прикажете.
— До меня доносились слухи, что в свое время жизнь твоя не отличалась честностью.
— Враги злостно клевещут! Честное слово, я всегда был образцом честности. Ну… иногда лучшим образцом, иногда не очень… всякое случается в жизни.
— Я так полагаю, что в моменты, когда с честностью было не очень, тебе доводилось якшаться с не самыми законопослушными людьми и сидеть в темницах?
— Да в темнице и был-то всего пару раз, грех такую ерунду вспоминать. Ну а что до людей, так я всегда пообщаться рад, с любыми. Некрасиво получается, когда отказываешься пару слов сказать.
— Ага. В том числе ворам и контрабандистам.
— Ну так они тоже люди! Разве не так?
— Ладно-ладно, я ведь тебя ни в чем не обвиняю. Тут просто возникла кое-какая необходимость. Проблема есть, не знаю, как такую быстро решить, вот и советуюсь с тобой как со знающим человеком.
— Это вы правильно подошли, я много чего посоветовать могу — чаще спрашивайте, не пожалеете.
— Мне нужно пообщаться с местными ворами.
— Чего?!
— Мне известно, что у южан действует нечто вроде тайного общества — организация, занимающаяся кражами и прочим криминалом в серьезных объемах. От нее откупаются, сама она выкупает пойманных своих людей и приплачивает страже с чиновниками, чтобы глаза закрывали на ее делишки.
— Так там не одна шайка, их несколько этим занимаются по-серьезному. Просто друг с дружкой они крепко дружат.
— Я вижу, что не ошибся в тебе, и правда кое-что знаешь.
— Так я общался с ребятами, которых вы с юга привезли. Ну и разные к нам перебегают время от времени, сами знаете. Среди тех, кто у нас на каторге кайлом машет, тоже встречаются всякие. В оты ведь берут самых бесшабашных, а таких среди воровского люда хватает. Ну и мне по старой памяти интересно с такими языками почесать, тем более что у многих язык так подвешен, что любой заслушается.
— Так ты сможешь быстро найти выход на этих людей?
— На Черную Руку?
— Не понял?
— Ну здесь, в Шрадре, всем воровским промыслом заправляет Черная Рука. Чужаков они не привечают, сами страже сдают. Воровать только своим дозволено или с их разрешения. И трогают только тех, кто не откупается. Тут небось нет купца, который бы им не приплачивал.
— Это тебе наши демы в Межгорье рассказали?
— Да нет, уже здесь узнал. Поболтал с парой портовых ребят — интересно ведь было узнать, каково им тут живется.
Я вот, знакомясь с новым местом, почему-то в последнюю очередь интересуюсь, как здесь обстоят дела с организованным криминалом. Но удивляться избирательности любопытства Нюха не стал:
— Так ты сможешь быстро организовать нам встречу?
— Не знаю, согласятся ли они на корабль приходить. Воровской народ сейчас осторожничает, с консулом что-то не поделил, тот хватать их начал, старшие прячутся, неизвестно, чем все закончится.
— Я сам приду куда надо. Передай им, что дело выгодное и несложное.
Криминал — это плохо. Сотрудничество с криминальными личностями не красит честного человека. Но будь у самого черта хоть какой-нибудь серьезный вес в Шрадре — я бы и его привлек для реализации своего пока еще весьма смутного плана.
— Так когда ты сможешь организовать встречу?
— Если дело выгодное, то прямо сейчас начнут шевелиться. Дела у них идут не слишком хорошо, тянуть не станут. Ну я так думаю. Так чего, прямо сейчас шепнуть пару слов кому надо?
— Ты еще здесь?! Бегом давай, шептун!



Глава 14
Черная рука

Днем Шрадр выглядел как иллюстрация к «Тысяче и одной ночи». Ну разве что мечетей с минаретами ни одной не увидишь. Правда, мне не доводилось заглядывать в дальние уголки порта и бродить по окраинам. Все ограничилось парой-тройкой центральных улиц с основательными каменными особняками и настоящими дворцами, фонтанами, мрамором и прочими признаками небедного существования.
Самый настоящий попрошайка, который в светлое время суток всеми силами давил на жалость прямо в портовых воротах, повел меня в другой Шрадр. Там, где особняков не увидишь, зато хватает развалюх самого неприглядного вида. Хвала ночной тьме, что скрывает многие детали. Жаль только, что запаха она спрятать не может, а нос у меня изнеженный.
В общем, мы попали в те еще трущобы. Темно, повсюду шныряют подозрительные личности, воняет сточными водами, из-под ног разбегаются шустрые крысы, подошвы то и дело шлепают по лужам. С учетом того, что дождя давно не было, а всякая вода здесь старается испариться за несколько часов, происхождение этой влаги пугает.
Безымянный нищий, воровато обернувшись, продемонстрировал одноглазую физиономию, главной деталью на которой был красный крючковатый нос с волосатой бородавкой на кончике. Голосом скрипучим, как несмазанные дверные петли, еле слышно предупредил:
— Придерживайте кошелек рукой. Наши вас не тронут, вы же со мной, но случается, чужаки забредают, за всеми уследить не успеваем.
Да уж, и правда не самое приятное место, раз даже мафия не может гарантировать сохранности моих скромных сбережений.
Не совершаю ли я большую ошибку, шастая здесь без охраны?
Нищий свернул в переулок, где велосипед с трудом проедет, постучал в одну из неприметных дверей, откуда почти немедленно получил ответ:
— И какому шелудивому псу в такую пору не спится? Честные люди давно сны смотрят.
— А где ты честных видел, Шамбро? Не шуми, свои.
Дверь приоткрылась, из глухого мрака тот же голос поинтересовался:
— Чего приперся?
— Привел кое-кого. Денежного, всего из себя интересного.
— Денежного? Ну тогда заходи, таким гостям здесь всегда рады.
Едва дверь закрылась за моей спиной, как открылась другая, внутренняя. Скудный свет, что проникал из нее, позволил мне рассмотреть обстановку: крошечная каморка с обшарпанными стенами и полом, из мебели один лишь табурет, на котором, очевидно, и сидел Шамбро — высокий по здешним меркам плечистый детина с многократно переломанным носом. Поглядывал он на меня весьма корыстно, не забывая при этом демонстративно поглаживать увесистую дубинку.
Нищий пошел дальше, уже на ходу произнеся:
— За мной ступайте, господин Зерек.
Жаль, что у человека на затылке нет глаз. Временами было бы весьма кстати. Вот как сейчас. Очень уж неприятно оставлять за спиной Шамбро. Все мысли только об одном — о его дубинке. Если Нюх ошибся и я угодил к мелким гопникам, а не к серьезным мафиози, то с них станется проломить голову и утопить в сточной канаве. Благо далеко тащить тело не придется, судя по вони, которая даже в помещение пробилась, здесь сплошная клоака.
Пройдя в следующую комнату, я не смог не отметить разительного изменения обстановки. Обшарпанность исчезла бесследно, как и прочие признаки нищеты и разрухи, передо мной было вполне приличное помещение. Без излишеств и напускной роскоши, голый функционал, как раз в моем вкусе. Простой деревянный стул, кресла с добротной обивкой, полки по стенам с какими-то книгами и свитками, пара медных подсвечников.
И пара мордоворотов вроде Шамбро. Скучают на табуретах по углам, бросая оттуда нехорошие взгляды. Не нравлюсь я им, очень не нравлюсь.
— Посидите здесь. — Нищий указал на одно из кресел, после чего исчез в дальней двери.
Присев, я обернулся на мордоворотов. Один вообще никак не отреагировал, второй едва заметно ухмыльнулся и постучал ногтем указательного пальца по костяной рукоятке ножа, висевшего в ножнах на поясе. Никаких других действий ни тот, ни другой не предприняли.
Ну и правильно. Их дело — ждать вердикта старших. А уж те решат, стоит меня немедля прирезать или можно с этим самую малость обождать.
Остается уповать на то, что местные мафиози столь же вменяемые, как и земные. То есть их интересует исключительно прибыль, и кровь они проливают лишь тогда, когда без нее не обойтись. А им ни к чему резать меня из-за одного тощего кошелька — ведь живой я могу принести куда больше. Не зря ведь прямым текстом об этом сообщал нищему не один раз. Думаю, вбил в голову как следует, вряд ли он забудет доложить кому надо.
Дальняя дверь распахнулась, вошли двое. Один, тот самый нищий, просеменил мимо и скрылся, второй, самый обычный с виду человек, о внешности которого можно было сказать, что он весьма неприметен, присел напротив, улыбнулся одними губами:
— Сэр Дан, приветствую вас. Перейдем сразу к делу: мне доложили, что у вас есть выгодное предложение. Итак, я вас внимательно слушаю.
Мне стоило немалых усилий не отвесить нижнюю челюсть до уровня пола. Так уж получилось, что в Шрадр я заявился без ярких транспарантов на корабле, в духе «к вам прибыл великий страж Межгорья». В общем, здесь я известен как господин Зерек. Да и это имя знают единицы — я ведь вел себя тише воды, без нужды знакомства не заводил и людям своим приказывал больше слушать, чем говорить. И тут внезапно первый же встреченный мафиозо обращается ко мне по имени.
В общем, ему удалось меня серьезно ошарашить.
— Только не надо хвататься за меч, сэр страж. Если бы мы хотели вас убить, вы бы уже были мертвы. Хотя признаюсь, были некоторые соблазны. Сразу после вашего появления нам пришлось обсудить тему выдачи вас консулу. Но так уж получилось, что у нас с ним не самые лучшие отношения в данный момент. В общем, решили, что он не заслужил такого подарка, и к тому же очень хотели знать, что именно вы забыли в нашем городе. Мы люди любопытные, знаете ли. Итак, не тяните: что за предложение?
Неужели они настолько прагматичные люди, что готовы работать с самым заклятым врагом южан? Впрочем, они ведь мафиози, может, у них так принято. Деньги ведь не пахнут. К тому же если вспомнить нашу историю, такое тоже случалось. Те же сицилийцы поддерживали союзников в борьбе против нацистов. Некоторые из тамошних матерых преступников по итогам войны заслужили почет и славу, что позволило разным «коза нострам» пробраться во власть, поставив своих людей на нужные посты.
Так что ничего необычного в словах безымянного собеседника нет. Он ждет, пора озвучить некоторые из своих планов.
— Мне надо проникнуть в крепость и кое-что оттуда забрать.
— И это все? — невозмутимо уточнил незнакомец.
— Возможно, будет и другое. Я пока что затрудняюсь ответить.
— Сами пока не знаете, во что выльется наше сотрудничество?
— Не знаю, каковы ваши возможности.
— Вы чужой человек, вам трудно понять, кто мы и на что способны. Так что давайте для начала обсудим первое предложение. Итак, что именно вы планируете забрать из крепости?
Вот уж вопрос вопросов…
— Сам не знаю. Это покажет один из моих людей. То есть человек, который будет со мной.
— То есть вы планируете забраться в охраняемую крепость с целью выкрасть сами не знаете что?
Голос вора был вроде как бесстрастен, но в нем больше и больше ощущались нотки некой снисходительности. В таком темпе он со мной вскоре начнет разговаривать, будто с дурачком деревенским. А почему бы и нет, если я допускаю забавные высказывания, неуместные в серьезном деле.
— Да, именно так. И мне пригодится помощь. Ваша помощь. Я готов щедро ее оплатить.
Бесстрастно улыбнувшись, собеседник произнес:
— Можете называть меня Оги. Господин Оги. У нас, на юге, не принято обращаться к уважаемым людям «сэр». Я могу помочь вам попасть в крепость и выйти оттуда живым. Возможно, помогу и в других, еще не озвученных делах. Но это при одном условии, и оно касается оплаты.
— При себе у меня нет больших сумм, если вы об этом.
— Я не настаиваю на немедленной оплате. И даже более того, людям, которых я представляю, неинтересны золото, серебро и прочие материальные ценности. Понимаю, что это звучит в высшей мере странно, но все именно так. Однако отмечу, что ситуация эта временная. Вы просто попали сюда в такой момент. Мы не любим упускать легкую выгоду и делаем это лишь тогда, когда иное поведение может привести к куда большим потерям.
— Так что же вам от меня надо?
— Односложно ответить сложно.
— Я не спешу, можете не одним словом.
— Благодарю. Как я уже отмечал, у нас возникли некие проблемы взаимопонимания с нынешним консулом. К несчастью в настоящее время он, по сути, глава города и прилегающей территории, а это сфера наших интересов. С наместником нам всегда удавалось находить точки взаимопонимания, но господин Драрт — совершенно другое дело. С людьми, которые из нищеты попадают наверх, случается такое. Они становятся настолько жадными, что не могут равнодушно смотреть на те денежные потоки, которые никоим образом не пересекаются с ручейком, струящимся в их личную казну. Если даже им позволять отчерпывать разумное количество, их душа на этом не успокаивается. Им надо выжать всех досуха, все до капли пустить исключительно в личное русло. Именно так ведет себя господин Драрт, к нашему великому сожалению. Так вот, мы хотим, чтобы сожалели не мы, а он. Сильно сожалел. Я хочу, чтобы вы его наказали, и наказали куда серьезнее, чем банальное воровство чего-то непонятного. Сомневаюсь, что это вообще его касается. И я хочу, чтобы консул при этом знал, что в случившемся есть и капля нашего вклада. Сможете это сделать — это и станет платой. Не сможете — вас отведут в порт, и вы забудете, как ко мне полагается обращаться. А теперь еще раз подумайте, какое именно дело хотите нам предложить.
Вот теперь абсолютно все понятно. Черная Рука каким-то образом меня опознал, но сдавать не стал, потому как в сложившейся ситуации это не имеет смысла. Консул серьезно занялся их ощипыванием, а какая разница курице, скажут или нет ей «спасибо» перед отправкой в суп. Организованная преступность и власть сосуществуют, придерживаясь определенного баланса. Сейчас он нарушен, нарушен серьезно, причем в пользу власти. Мафию уничтожить непросто, но можно. Они считают, что Драрт не успокоится, пока не приберет к рукам их источники существования. Он, похоже, ничем не гнушается, раз южные преступники пошли на сотрудничество со стражем. Бизнес гибнет, тут уж не до принципов.
Мафии известно о моих подвигах. Они рассчитывают, что я сумею провернуть здесь нечто подобное. И каким-то образом указать, что на этот раз мне помогала организованная преступность. Впрочем, думаю, мне достаточно устроить нечто громкое, а о таких мелочах они и сами сумеют позаботиться. Не знаю, что будет дальше, но не удивлюсь, если тихие с виду люди вроде этого Оги сумеют раздуть дело до отставки консула. Наместник ведь может огорчиться из-за случившегося, и его не может не заинтересовать тот факт, что раньше вполне вменяемый Черная Рука решился в таком поучаствовать.
Каким именно образом можно серьезно огорчить наместника? Лишь одним — устроив нечто, отчего содрогнется весь город, и желательно не только он. Не просто проделки стража, а нечто ужасное… громкое… Громкое?! Да, именно это мне и надо.
— Я могу разрушить крепость. Часть крепости.
Оги улыбнулся чуть шире:
— Мне это интересно.
— Сторожевую башню на входе в гавань я тоже могу разрушить.
— Красивая башня, надеюсь, новая будет не хуже. Еще?
— Корабли боевых от можно пустить ко дну, не привлекая моего флота.
— Мне бы не хотелось ссориться с отами. Там много людей, сочувствующих нам. И отошедшие от дел бойцы нередко к нам присоединяются. Достойные воины, ценные кадры, такой дружбы мы предать не сможем. Хотя должен с сожалением констатировать, что прежние прекрасные отношения с Братством Ножей остались в прошлом. Они начали слишком много себе позволять, а консул этому потворствует. Я бы не огорчился в том случае, если их корабли пойдут ко дну. И если при этом пострадают команды, тоже не огорчусь.
— Я могу это устроить.
— Неплохо. Что еще?
— Даже не знаю, что еще можно предложить… Разрушить городские ворота? Стены? Пожар устроить?
— Что именно можете предложить? Как велики ваши возможности?
— У вас здесь есть склад, где хранятся зажигательные снаряды?
— Да, это в крепости.
— Вот его и сожгу, пламя за морем видно будет. Достаточно ярко и громко? Или этого не хватит?
— Нас больше устроит, если серьезно пострадает здание канцелярии консула.
— Не проще ли будет просто убить Драрта?
— Нам нужна не просто смерть Драрта, а отход от некоторых его нововведений. Гибель консула, конечно, будет этому способствовать, но крупный прокол и последующая отставка сработают куда лучше.
— Хорошо, можете считать, что канцелярии больше нет.
— Должен предупредить, что поджечь ее не так просто. К тому же она охраняется очень серьезно верными Драрту людьми. Мы пока не сумели найти к ним подход, да и вызвать пожар будет непросто. А он очень дорожит этим зданием. Точнее, не им, а хранящимся там архивом. Мы бы очень хотели с ним познакомиться как можно ближе, а лучше забрать, но сознаем, что это куда более трудная задача, и к тому же выйдет не так зрелищно, как пожар. А еще господин наместник и некоторые другие уважаемые жители нашей и не только нашей провинции будут весьма благодарны тому, кто поучаствовал в уничтожении некоторых бумаг.
Понятно. История стара как мир: уважаемый консул не просто так все к рукам прибирает, а еще и шантаж использует с бумажным компроматом. Плюс долговые обязательства, закладные и прочее. Неудивительно, что так дорожит этим архивом.
— Я уничтожу бумаги.
— Как?
— Для начала скажите — как вы меня узнали?
— Я бы мог поведать вам, что всякому известно, что у стража есть горбатый спутник с выдающимися физическими данными. И что портрет стража видели наши люди, которые день и ночь ошиваются в порту.
— Но вы скажете что-то другое.
— Верно. Дело в том, что на корабле, которым вы воспользовались, были небезразличные нам люди. Хорошие люди, полезные. Иногда помогали проворачивать кое-какие делишки… там, на северном берегу. Увидев знакомый парус, некоторые из нас обрадовались предстоящей встрече, хотя и удивились неожиданному появлению судна. Оно ведь здесь прежде не мелькало, встречи мы предпочитали проводить на островах, удаленных от побережья. Сами понимаете род наших занятий — не хотелось его понапрасну демонстрировать всем желающим.
— Понятно. Не увидев знакомых, вы сильно удивились.
— Именно так — удивились. И решили обратить на вас пристальное внимание. Потолкались рядом, посмотрели, сопоставили увиденное и услышанное. Мы умеем получать целые ответы, заметив лишь часть. Вы, сэр Дан, личность известная по обеим берегам, вам следует вести себя аккуратнее, если выдаете себя за другого.
— Вот уж действительно цена известности…
— Именно так. Ну, так как вы намереваетесь уничтожить бумаги?
— Еще не знаю, но способов известно немало, справлюсь.
— Мы тоже знаем немало способов, но пока что справиться с задачей не смогли.
— Моих способов вы не знаете, уж поверьте, они сильно отличаются от ваших. Просто надо подумать, посмотреть на месте, пообщаться с теми из ваших людей, кто хорошо знает город.
— Я как раз тот человек, так что общайтесь.
— И все же мне надо сперва взглянуть на здание самому, при свете дня. И еще: в вашем городе ведь есть канализация?
— Да, в большей его части.
— Очень может быть, что потребуется кто-то, кто хорошо ее знает.
— Это мы легко обеспечим, потому что сами ее иногда используем. Но если думаете проникнуть в канцелярию из-под земли, забудьте. Этот путь перекрыт, мы уже проверили.
— Для вас, может, и да, а у меня могут быть другие варианты.
— Хорошо, будет вам нужный человек.
— А что насчет крепости? Мне надо туда попасть. И не в одиночку.
— Будем думать. А что с Братством Ножей?
— Утопим. Я жду, что корабли вот-вот начнут готовить к отплытию. Вы сможете получить доступ к воде, которую на них загружают?
— Яд? Из бочек могут напоить гребцов еще до погрузки команды, так что отрава не сработает.
— Разве я что-то говорил о яде? Сможете получить доступ к процессу наполнения бочек?
— Это не так просто. Но подменить бочки по дороге к гавани можно попробовать.
— Мне не нужно попробовать. Мне нужен четкий ответ.
— Сможем. Придется сделать кое-что, чего делать не хотелось бы, но сможем. А вы гарантируете, что корабли пойдут на дно?
— Если не все, то бо́льшая часть. Но это при условии, если бочки будут на борту.
— Позвольте узнать — что именно будет в тех бочках?
— Одна из хитростей стражей. Вы не поймете, в чем ее суть, даже если все осмотрите. И не советую это делать, можно пострадать вместо корабля.
— Вы разрушите всю крепость или ее часть?
— Боюсь, на всю сил не хватит. У меня здесь один маленький мирный парусник, а не боевой флот.
— Нам достаточно хотя бы одной башни, ну и склад зажигательных снарядов, само собой.
— Это если проведете туда меня и моих людей.
— Проведем.
— Сторожевую башню я тоже взорву, если поможете.
— В сравнении со всем, что вы уже наобещали, это ничтожный пустяк. Можно оставить ее в покое, не надо распыляться.
— Гм… Вся проблема в том, что после всего совершенного мне придется быстро убираться из города. Пост на башне может этому помешать.
— Если уходить морем, вам помешает не пост на башне, а цепь, перекрывающая выход из гавани. Но скажу вам, что подобраться к ее механизму будет куда труднее, чем выполнить все остальное. Да я понятия не имею, как это провернуть. Уж очень неудобные подходы, и посторонним туда вообще хода нет.
— Цепь меня не остановит, а вот баллисты на башне могут наделать бед.
— Ну, как скажете. Если хотите башню, пусть будет башня.
— Значит, мы обо всем договорились? Я делаю свою часть работы, вы — свою.
— Вопросы еще появятся, но пока все так.
— А остальные члены вашей организации не будут против?
— Некоторые из них слышали весь разговор, и пока что возражений мы не слышали. Я сейчас озвучивал не свои, а наши общие мысли.
Я выразительно обернулся на молчаливых мордоворотов, но Оги покачал головой:
— Нет, это простые парни, и к тому же глухонемые.
Вот уж воистину даже у стен бывают уши.
Особенно в таких местах.



Глава 15
Зловещие приготовления

Еще до появления полноценной взрывчатки я начал подумывать над тем, каким образом ее буду применять. Для начала можно будет резко повысить производительность труда в шахтах и карьерах, расширить кое-где фарватеры и построить обходную дорогу мимо северного прохода в Межгорье. Есть там пара проблемных мест, которые без тоннелей не миновать. Но все это, так сказать, мирное применение, где к тому же не требуются особые технические ухищрения. Динамитные шашки, капсюль-детонаторы, огнепроводный шнур — столь короткого списка достаточно для большинства задач.
С военным делом все сложнее. Был случай, когда для изощренной подлости мне хватило обычного костра и старого китайского снаряда, однако стоит упомянуть, что в тот раз обстоятельства работали на меня. Но обычно они равнодушны или даже категорически против, вот и приходится изощряться. С учетом того, что здесь у меня нет доступа ни к высоким технологиям, ни к хотя бы широкому выбору взрывчатых материалов, я не мог наладить выпуска такой передовой продукции, как управляемые ракеты или торпеды, а за неимением ствольной артиллерии выпуск боеприпасов для нее тоже не имеет смысла.
Что вообще мне оставалось? Главным образом, разного рода мины и, в идеале, более разрушительные неуправляемые ракеты. Пусть даже с меткостью и дальностью у них все плохо, но если во вражескую галеру удачно попадет снаряд с зарядом хотя бы в килограмм тротила, второго может не понадобиться.
Начали мы с мин. Точнее, со взрывателей для них, средств замедления, огнепроводных шнуров, электрических детонаторов и прочего. Так я стал первооткрывателем гальваники — до моих минных задумок она здесь никому не была интересна. И даже более того: нашел ей мирное применение. Точнее, даже не искал, а вспомнил кое-что. Не сразу все получилось, но теперь во многих странах нарасхват идут украшения и предметы роскоши, покрытые тончайшими слоями драгоценных металлов. До меня таких покрытий никто делать не мог.
Но это я так… отвлекся.
Взрыватели. Мы экспериментировали с разными. И даже пытались создать для них целую гамму чутких взрывчатых материалов. Но не добились больших успехов ни с чем, кроме старой доброй гремучей ртути. Капризное и не всегда удобное вещество, к тому же жутко вредное как в производстве, так и в применении. Очень кстати, что у меня есть пленники с юга, здоровье которых можно не беречь.
Сейчас я держал в руках один из экспериментальных взрывателей, хваля себя за то, что предусмотрительно прихватил с собой в плавание многие результаты экспериментов. Самая несложная конструкция: сжатая стальная пружина подпирает боек, если убрать шпильку-стопор, острие бьет по капсюлю, от его вспышки срабатывает увесистый заряд гремучей ртути. Выглядит все как простая медная трубка с завинчивающейся на одном конце пробкой. Достаточно поместить другой конец в связку динамитных шашек — и взрыв обеспечен.
И есть еще одна тонкость. Никому не хочется, чтобы взрыв произошел в руках. То есть надо обеспечить достаточное замедление. Я пока что не дошел до разработки компактных механических часов, так что этот способ временно недоступен. Зато в химии успехи впечатляющие, вот и привлек ее в помощь.
Отвинтив крышку взрывателя, можно получить доступ к резервуару в его внутренностях. Туда в нужный момент необходимо залить кислоту. Сразу после этого она начинает разъедать стопор механизма. По завершении процесса пружина освобождается и толкает боек. Время можно выставлять, меняя концентрацию реактива. Все это, конечно, ужасно грубо, и о большой точности не может быть и речи, но для первых опытных взрывателей очень даже ничего.
У других в этом мире не было даже бледного подобия таких поделок. Как и представления о том, чего можно добиться при помощи минно-подрывного дела.
Нюх, отвинтив очередную крышку, заглянул в недра взрывателя, понюхал зачем-то и поинтересовался:
— А куда это вы попугая своего отправили?
— Выгнал его.
— Да ну?!
— Надоел, алкаш зеленый. Хотел в суп отправить, но пожалел. Да и что за суп получится из такой дряни? Сплошная отрава.
— Ха-ха. Скучно без него. Иногда как выдаст что-нибудь, так потом чуть не задыхаешься, за брюхо держась. До сих пор помню, как Арисата в бою под Араном конь вытащил прямо из когтей. Тот его потом уже, как с седла слез, давай в лоб целовать, благодарить за такое. А птица подлетает, видит это, и на всю округу заявляет: «Поздравляю прекрасных новобрачных! Теперь вы муж и жена!» Тотора в живот ранило, стонал при смерти, но даже он после такого ржать начал. Так куда же вы его подевали?
— А я разве не ответил?
— Ну не хотите говорить, не надо.
— Не твое это дело, Нюх. Твое дело — динамит и все остальное. Нам надо пять мин, и чтобы все сработали. Уверен во взрывателях?
— Когда испытывали, два заклинило после того, как стопор разъело.
— Всего сколько было?
— Да уже и не вспомню… восемь или девять.
— Плохо…
— Ну так можно по два ставить.
— Нельзя. У нас их всего десять.
— Ну так пять кораблей — как раз по два и получается. Я не индюк, считать обучен.
— Нам могут понадобиться еще, так что парочку придется приберечь.
— Ну тогда три заряда будут при двух взрывателях, а два при одном. Скорее всего, сработают тоже.
— Скорее всего… Нам поточнее надо.
— Ну тут мы новых взрывателей не сделаем. Даже трубку ровную попробуй найди, не говоря уже о прочем. Это нам назад, в Межгорье нужно.
— Насмешил… Заканчивай с минами, сейчас займемся серьезным делом.
— Это каким?
— Надо подготовить заряд помощнее. Гораздо мощнее.
— Для корабля и таких за глаза должно хватить.
— А я разве говорил, что хочу взорвать корабль? У этого заряда другая цель.

Опять трущобы. Опять вечер. Опять шмыгают подозрительные личности вокруг. Но теперь вряд ли кто-то из них с вожделением подумывает о моем кошельке. Я выгляжу ничем не лучше здешних бродяг: рванье, которым побрезговал бы самый унылый босяк моего мира, ссутулившийся от груза невзгод, колючий взгляд исподлобья. Теперь меня никто не узнает, и это прекрасно. Я ведь не абы кто, я гонец от великого шпиона с севера, мне негоже бродить по таким местам, да еще в компании с нищими.
Оги, одетый так же плачевно, как и я, представил своего спутника, выглядевшего еще более печально. А уж разило от него так, что издали можно догадаться о роде его деятельности.
— Знакомьтесь, это Корка. Но у нас его все называют запросто: Вонючка. И каждому понятно, что лучше прозвища для него не придумать. Он на такое не обижается, правда ведь?
Оскалившись во все свои три зуба, Корка кивнул:
— Ага. Я не обижаюсь. Всем вашим мамочкам даже нравился мой запах. Особенно твоей.
— Шутишь ты так же заезженно, как и раньше.
— Ну уж как умею.
— Гляди, как бы без последних зубов не остаться при таком языке.
— Ты о зубах моих говорить пришел или что-то другое нужно?
Оги указал на меня:
— Отвечай ему так же, как и мне.
— Чего отвечать-то?
— То, что он спросит.
— Ну так пускай спрашивает, а не таращится молча.
Я начал без предисловий:
— Ты знаешь ходы под канцелярией консула?
— А чего там знать, всего один и есть.
— Провести сможешь?
— Водил уже, могу и еще сводить.
— Веди нас.
Корка не тронулся с места и выразительно уставился на Оги. Тот достал из недр своих лохмотьев пару монет, подбросил в воздухе. Следопыт здешних канализаций отточенным движением перехватил монеты в воздухе, развернулся, прихрамывая направился куда-то прочь, не снисходя до пояснений. Нам ничего не оставалось, как последовать за ним. Но не вдвоем — сзади шагали все те же два уже знакомых мордоворота. Таких же молчаливых.

Там, у себя, в далеком и неуклонно забываемом мире, я не страдал манией исследовать подземелья. Доводилось бывать в пещере на экскурсии — не слишком понравилось. Откровенно не понимал диггеров, которые с риском для жизни готовы лезть в забытый всеми люк, чтобы потом брести неизвестно куда по вонючим подземельям, распугивая крыс.
Здесь меня не всегда спрашивают, нравится ли мне то или это. Здесь приходится делать то, чего раньше даже не подумал бы делать.
Однажды, почти в самом начале своей второй жизни, мне пришлось спускаться в канализацию. Лучшего выхода тогда не нашлось. Вспоминать до сих пор неприятно — ведь мы с епископом тогда едва не остались в мире зловония навечно, надышавшись ядовитых испарений. Это оказалось куда более трудным испытанием, чем то, самое первое, когда я спасся с острова, по которому разгуливал медведь-зомби, а потом переплыл море, пользуясь одним лишь бревном. Может, и тяжелее было, но куда чище, а иногда и приятнее.
Не думал, что решусь на это вновь. Нет, я вовсе не о том, что придется опять переплывать море. К тому же повторение той эпопеи в моей биографии уже случалось. Я про то, самое неприятное.
Под ногами чавкала омерзительная жижа, голова то и дело натыкалась на космы не менее омерзительных побегов плесени. Да и паутины здесь хватало, или чего-то очень на нее похожего и такого же липкого. А вот воздуха в галерее было так мало, что наши факелы едва чадили.
Корка неустанно издевался и заодно пытался играть роль гида, развлекая нас краеведческими историями. Если так можно выразиться. Вот несколько примеров его самых безобидных историй:
— Ну как вам здесь, уважаемые господа, не душно? И ничего, что грязновато? Уж простите, поломоек здесь не держат, все вымывается само собой, то есть дождями, а их давненько не было. После хороших ливней тут почти чистая водичка бежит, бери да пей и радуйся. Скучно вам небось идти? Ну да, все одинаково, я вас понимаю. Могу чуть свернуть в сторону, показать кривой ход под старой стеной. Там сейчас площадь устроили, хибары снесли, сливы присыпали, но галерея осталась. В прошлом году туда хлыща припрятали, которого Дуля прирезал наглухо за долг. Проигрался в кости и не отдал, такие вот дела. Крысы ловко хлыща обработали, аж блестит. Хотите взглянуть? Не хотите? Ну и ладно. А вот туда если свернуть, ну и налево потом, будет тайный подвал под домом добряка Трауса. Старому затейнику в один прекрасный день прискучили рабыни, он начал воровать девиц из свободных, веселился на все лады, а потом вниз отправлял. Уважаемые друзья господина Оги узнали про его шалости — пришлось ему платить, и немало. Может, оттого и разорился, потому как сынку почти ничего не оставил. Тот даже был вынужден продать отцовский дом. Там сейчас городской судья обитает и даже понятия не имеет, что под спальней у него то еще кладбище, где лежит в том числе и его троюродная сестричка. Такая красавица была, прямо глаз не оторвать. Ну сейчас-то она сильно изменилась, но все равно взглянуть можно. Воздух там, правда, спертый, ну да он и здесь не сказать чтобы свежий. Что, и этого не хотите? А вот тут, прямо над нами, когда-то узкий ход был. Его засыпали уже. Через него мой непутевый папаня спустил меня в первый раз. Сказал тогда важным голосом: «С этого дня тебе, малыш Корка, придется здесь бывать куда чаще, чем наверху. Привыкай не морщить носик». Добрый он у меня был, да… Такая вот работа у нашей семейки: наверху все гадят, а нам за ними убирать. И пары лет не прошло с той поры, как папаша в дерьме захлебнулся. Воздух здесь дурной, надо чуять момент, не опаздывать с выходом. Когда нашли его, крысы уже всю спину и затылок объели. От ушей вообще ничего не осталось. Сильно выпивши был в тот день — видать, уснул на ходу и упал лицом в воду. А может, просто сморило от воздуха дурного. Здесь даже у крепких мужиков обмороки — обычное дело. Такие вот истории в подземном Шрадре бывают. Я много чего интересного знаю, всего даже не упомнишь. Вот еще одна история: про лютую тварь, что от серых сбежала. Жрецов побила и сюда ушла, даже не знаю, как так получилось, обычно они с серыми ладят. Ох и задала она здесь жару, даже рассказывать страшно…
— Далеко еще? — не выдержал Оги.
— Да пришли уже. Вот прямо над нами канцелярия консула.
— Точно? — уточнил я.
— Вон в ту дырку скатывается их дерьмо, его ни с каким другим не перепутаешь.
— Дерьмо везде одинаковое, — заметил Оги.
— Только не надо со мной сейчас спорить, уж в дерьме я получше вас обоих разбираюсь.
— В этом никто не сомневается, — охотно согласился я. — Так, говоришь, пробраться отсюда к ним никак нельзя?
— Ходу нет, только если копать. Но там дом на старом основании, киркой придется помахать местами, дикий камень и такой кирпич, какого сейчас ни за какие деньги не достать.
— А зачем здесь так много дырок?
— Так говорю же: основание здесь старое. Раньше два дома стояло, их снесли, чтобы канцелярию поставить. Ну а сливы в таких случаях заделывают только сверху, вот они и остались.
— Широкие сливы… По ним точно хода нет?
Ответил Оги:
— Проверяли уже, они заложены кирпичом.
— Разобрать реально?
— Стучать придется, шума много, а там народ днем и ночью. Пробовали потихоньку их крошить, но паренек, который этим занимался, задохнулся. Тут дурной воздух.
— Найдете кого-нибудь худощавого и неглупого? Чтобы поуже меня в плечах? Надо, чтобы забрался туда ненадолго и чтобы не слишком тесно ему там было.
— Не вопрос.
— И еще: надо кирпичей принести и раствора, который быстро схватывается. Надо будет заложить эти сливы снизу. Не совсем, лишь малое отверстие оставить.
— Найдем и такое. Только зачем?
— Затем, чтобы сделать то, что вы просили.
— Когда это надо устроить?
— Да прямо сейчас можно.
— Прямо сейчас трудно будет.
— Да я пошутил, просто не медлите, надо, чтобы все было наготове к нужному моменту.
Как ни печально это сознавать, но мне придется еще раз спуститься в родной для Корки мир. И лично руководить закладкой динамитного заряда в заброшенный слив — никому не могу такого доверить.
Хотя кое-что все же придется доверить этим мафиози, потому как сам дежурить здесь не намерен, да и не до этого мне будет. А дежурить придется, и не одному человеку, потому как подолгу находиться в этой клоаке нельзя, нужно обязательно сменяться каждый час-два, если не чаще.
Этот человек или люди должны прежде всего присматривать за сохранностью заряда. А ну как кто-то вроде Корки захочет поковыряться в подозрительно свежей кладке заложенного слива.
Ну а когда наступит нужный момент, они не должны ошибиться. От них всего-то и требуется — поднести огонь к кончику огнепроводного шнура. Надеюсь, к тому моменту он не отсыреет, ведь от влаги кое-как защищен, а здесь в эту пору года сухой сезон, что сказывается даже внизу.
И для них же лучше будет, если после этого они очень быстро покинут зловонное подземелье. Ибо мощность кладки внизу будет не слишком серьезной, заряд с ней расправится играючи и, вместо того чтобы всей своей мощью поднять канцелярию наместника к небесам, растратит часть силы на рывок по галереям, где сотрет в труху тех, кто не успеет убраться, и тех, чьи скелеты обрели сомнительный покой в смрадном мраке.
И сторожевую башню я все же решил великодушно помиловать. Правильно Оги сказал: толку от нее немного, эффект от разрушения невелик. Да и красивая, признаю, жаль на такое руку поднимать. Может, когда-нибудь, спустя века, когда здесь все сильно изменится, туда будут туристы подниматься, селфи устраивать и плевать в воды гавани с немаленькой высоты отвесной скалы.
И вообще динамита у меня мало, на все может не хватить.
А вот с тем, что надо нечто сотворить с парой башен, где размещены самые серьезные метательные машины, Оги согласился. Как-никак главная защита гавани, наместник от такого будет если не в шоке, то сильно огорчится. Хороший момент, чтобы намекнуть: при надобности и все остальное может также пострадать, и ничего ты против этого не сделаешь. Любой местный чиновник, как бы высоко он ни стоял, трижды подумает, стоит ли ссориться с Черной Рукой, если они способны оставить его главный город без укреплений.
Осталось самое главное. Для меня главное.
Крепость на горе.

Я уже описывал Цитадель Старых Королей, но делал это вскользь, да и затронул лишь крошечный ее кусочек. Настало время для подробного отчета.
Чтобы попасть в крепость, для начала надо каким-то способом оказаться в восточной части города, отделенной от остальной его части невысокой каменной стеной. Там, на огороженной территории, располагаются казармы береговой охраны, одной из наиболее дисциплинированных сил, состоящей под командованием наместника. То есть прежде, чем выйти к воротам, придется пробраться через их расположение, что значительно затрудняет действия злоумышленников.
Ворота выводили к неглубокой пропасти — основание скалы, поддерживающей крепость, в этом месте когда-то треснуло, или его избирательно источили текучие воды. Преграду местами искусственно расширили, убрав нанесенный ветрами рыхлый грунт, перебраться через нее слева или справа мог только человек с альпинистскими навыками, и к тому же это придется делать на виду у городской стражи, которая охраняет стены днем и ночью.
Скала, на которой стоит крепость, не такая уж и неприступная. Кое-где подготовленный человек забраться может, а местами от кручи до кручи можно пройти пешком. Просто придется в самом низу перелезть невысокую стену. Или даже обойтись без этого, потому как со стороны моря ее вообще нет. Но при этом надо не забывать, что по склонам вольготно разгуливают особые собачки. Это вовсе не милые песики вроде пуделей, а особая порода, выведенная специально для войны. По слухам, к этому приложили руку серые жрецы, так что результат удивления не вызывает: от собак одно название осталось. Туша упитанного бычка, челюстной аппарат крокодила, медленно бегают, но отличный нюх, равнодушны к боли, легко переносят холод, абсолютно безжалостны, всеядны и выносливы, преданы хозяину и никому больше.
Дорога, что лентой серпантина тянется наверх от моста, по обеим сторонам закрыта высоким забором, поставленным именно против этих созданий. С их всеядностью ничего не стоит подкрепиться неосторожными гостями крепости.
В общем, на месте лихого альпиниста я бы хорошенько подумал, прежде чем лезть на гору, по тропинкам которой бегают такие образины.
По непроверенным слухам, в ночную пору серые жрецы выпускают кое-кого еще — тварей куда опаснее, из тех, что недолюбливают солнечный свет. И уж поверьте, для вас будет лучше встретиться с целой стаей зверских псов, чем с одним таким созданием. И тех, и других я прикончил немало, так что в этом вопросе можете полностью доверять моему мнению.
Итак, вернемся к мосту. Точнее, к дороге, которая от него начинается. Непрерывно извиваясь, она тянется вверх, до вытянутой площадки на середине подъема. Раньше там располагались позиции машин, которые при нападениях обстреливали гавань, но позже их перенесли вниз, на новые укрепления, что поставлены вблизи воды. А освободившееся место облюбовало серое жречество. Там слуги темного культа устроили свое логово, и чем они занимались, доподлинно никто не знал, но понятно, что не сладости детишкам дарили. Само собой, вокруг они понастроили новых стен, ни медяка не экономя на высоте.
То есть придется пройти через крепость, где заправляют не солдаты, а жрецы. И это может оказаться гораздо опаснее, потому как в случае тревоги не исключен вариант, что сражаться придется не только против людей.
Дальше дорога так и ведет вверх, по бокам ее ограждают все те же высоченные заборы. Конечным пунктом являются ворота цитадели, само собой, хорошо охраняемые. И самая высокая стена крепости, потому как три другие защищаются отвесными склонами, и на них строители схалтурили.
Но на месте нападающих я бы с тех сторон ни за какие коврижки не полез — без серьезной помощи изнутри безнадежно.
Пробраться по такому пути тайно — фантастика. Канализационных галерей наверх тоже не имелось — было бы очень сложно, да и не нужно устраивать их в почти сплошной скале.
Напасть на цитадель в открытую? Заявись я с войском тысяч в двадцать так же хорошо обученных вояк, как и мои, возможно, смысл и был бы. Это, разумеется, при большом запасе динамита, метательных машин, разрывных снарядов, ракет и прочего. Да, потери понес бы немалые, но за неделю-другую раскусить такой орешек шанс был. А то и быстрее, но в таком случае недосчитался бы очень многих.
Учитывая меня, на паруснике сейчас семнадцать человек. Даже если я сумею убедить местных воров, что прямое нападение — отличная идея, вряд ли они выделят десятки тысяч подготовленных воинов. Не говоря уже о всем прочем. Вроде того же динамита.
Итак, остается лишь одно — проникнуть в крепость тайно. Именно это мне пообещал устроить Оги. Если верить его словам, то, пользуясь познаниями воров о военных порядках, их связями и ценными кадрами, можно проникнуть за ворота. И даже выбраться обратно, если сумеешь проделать все свои делишки без подозрительного шума. В противном случае выбраться тем же путем, каким забрался, не получится.
Оставалась одна проблема: мы должны проникнуть внутрь не с пустыми руками. Или с пустыми, но тогда склад зажигательных снарядов сжечь не получится. Черной Руке последнее не понравилось — слишком уж большую ценность представляло это оружие, такая потеря самым плачевным образом отразится на репутации консула. Ведь запасов, хранящихся в крепости, хватит, чтобы предать огню добрую половину флота северных государств. Это стратегический резерв, такое полагается беречь пуще, чем честь любимой жены. Тот, кто допустит столь масштабную диверсию, будет безнадежно опозорен.
В общем, с доставкой груза Оги тоже пообещал помочь.
Нам пришлось подождать, но умирать от скуки при этом не пришлось. Не прошло и дня, как мафия дала добро на операцию. Мне озвучили точное время, оставалось сделать последние зловещие приготовления.

Динамит — это взрывчатое вещество, с детонацией которого трудности возникают нечасто. Даже небрежная россыпь шашек может сработать на всю мощность при подрыве одной из них. Но если ты хочешь устроить не эффектный фейерверк, а подрыв каменного сооружения, будь добр уложи заряд компактно, добивайся, чтобы он занимал минимальный объем.
Имей мы дело не с капризным самодельным динамитом, а с современной промышленной взрывчаткой, я бы ее попросту затрамбовывал. Но сейчас мы бережно связывали шашки по четыре штуки и аккуратно укладывали в бочонки. Такую мину и один человек сможет унести, но одной может не хватить, так что готовили две. Несложный, но ответственный процесс, и потому я лишь двоим доверил заниматься им: себе и Нюху.
Тот, по своему обыкновению, фонтанировал нескончаемыми веселыми монологами, но в какой-то момент внезапно замолчал и при этом прекратил возиться с очередной связкой. Покосившись в его сторону, я не смог не отметить резко побледневшего вида и решил уточнить причины перемены настроения:
— Нюх, чего притих?
Тот молча протянул незавершенную связку и почему-то трясущимся шепотом произнес:
— Вот.
— Что вот?
— Пятна, — непонятно ответил он все тем же чужим голосом.
— Да что за пятна? — Я начал повышать тон. — Говори уже нормально, что не так?
— Все не так. Пятна вылезли. Масляные. Нитроглицерин выделяется. Так что вы потише, а то…
Зеркала под рукой не было, но уверен, что после этих слов я тоже побледнел. И было отчего.
Динамит я пытался создать уже давно, благо технология несложная и сырья у меня достаточно. Главный компонент — нитроглицерин, все, что надо для его производства, — глицерин, который в больших количествах получается из жиров при обычном мыловаренном процессе, и парочка кислот, производить которые мы уже научились. Сырья для них тоже хватало: сера и ее соединения — вторичный продукт в моей цветной металлургии; селитру добывали в пещерах вблизи побережья Межгорья, а в последнее время начали ее закупать в других странах.
Слово «нитроглицерин» у многих на слуху, ведь это то самое вещество, раствор которого принимают больные в случае проблем с сердцем. В малых дозах оно им помогает, в больших — опасный яд, способный оказывать негативное воздействие на организм даже при попадании на кожу. Но главная опасность его не в этом, а в том, что эта маслянистая жидкость является очень мощной взрывчаткой.
Беда даже не в этом, а в том, что это взрывчатое вещество очень чуткое. В широких массах даже бытует мнение, что если капнуть им себе под ноги, можешь остаться без ступней. На деле даже бутылка, брошенная на пол, может разбиться без смертоносных последствий. Но я бы не советовал этого делать — не самая безопасная лотерея. Одному повезет, а другого может разнести на молекулы.
Загрязненный примесями нитроглицерин куда капризнее. Он требует к себе максимально нежного отношения, а по-хорошему с таким лучше вообще не связываться. Но увы, с моими нынешними возможностями нелегко соблюдать чистоту производства. Это другие попаданцы легко и непринужденно делали все, начиная от тротиловых зарядов и заканчивая ядерными. Что? Какая чистота производства? Вы вообще о чем? Да мы на коленке протонный бластер соберем, если галактика прикажет.
Я пытаюсь на них равняться, но пока что заметно отстаю.
Что делать потенциальному завоевателю мира, если у него имеется мощное оружие, но он не может его применять ввиду того, что опасно оно прежде всего для него? Выбор невелик: или отказаться, или как-нибудь приспособить его под свои нужды. Я выбрал последний вариант.
Динамит — механическая смесь нехитрым образом подготовленного нитроглицерина с инертным наполнителем. Такая взрывчатка куда менее мощная, зато несопоставимо более безопасная. Изобретение ее Нобелем в свое время вызвало революцию в горном деле, и не только в нем.
Нобель использовал в качестве наполнителя диатомит — кремнистую горную породу. Она даже без измельчения обладает высокой пористостью, пропитывать ее маслянистым взрывчатым веществом — сплошное удовольствие. Никогда ее здесь не встречал, но с заменой проблем нет. Даже самая обычная древесная мука сойдет.
На бумаге легко, а на деле ушли месяцы, чтобы получить приемлемый результат. Полученные смеси все как одна весело горели, но взрывались не все. Или взрывались не тогда, когда надо. Или получались нестойкими физически, со временем начиная сочиться в высшей степени опасной жидкостью.
И вот сейчас полученный результат оказался не таким уж приемлемым. Мы слишком поторопились объявлять победу над очередной великой задачей. Смесь получилась такой же нестойкой, и, выждав немного, нитроглицерин начал просачиваться через плотную бумажную оболочку. Что там за ней сейчас — толком неизвестно, и добираться до сердцевины страшновато. Одно неаккуратное движение — и…
Да эта гадость способна взорваться от одного лишь трения.
На борту у нас было приблизительно четыреста земных килограммов. Около ста мы уже передали ворам, распределив их в пяти зарядах, — они предназначались для подрыва галер Братства Ножей, взрыватели там уже активированы и должны начать срабатывать примерно через пару-другую суток. Но осталось все равно столько, что даже при частичном подрыве всей этой массы нас за секунду унесет в облака вместе с мельчайшей трухой, оставшейся от корабля.
Как много разных мыслей приходит в голову, когда смотришь на маленькое маслянистое пятнышко, что проступило на бумажной оболочке динамитной шашки…
Нюх, как и я, долго молчал, затем очень осторожно предложил:
— Будем тикáть?
— Великолепная идея…
— Ну так давайте, чего стоим?!
— Не получится…
— Это почему? Люк рядом, а там палуба — и по сходням на причал.
— Ага. А за причалом следят ребята Черной Руки.
— И что нам до них?
— Неверный вопрос.
— А какой же тогда верный?
— Что им до нас. Они ведь ждут, что мы вот-вот объявим о готовности. Уже и повозка готова, и народ собран. Осталось погрузиться — и в путь. Наверх. К цитадели.
— С грузом никак. Взорвется он. Там трясти телегу будет, такое точно терпеть не станет.
— Если выберемся без груза, они начнут задавать нехорошие вопросы. Мы ведь с уверенным видом пообещали взорвать склад снарядов наверху и две главные башни в гавани. Если не сделаем этого, они могут обидеться до того, что выдадут нас.
— А так взорвутся с нами вместе. Надо им объяснить, что выбор невелик.
— Если объясним, тем более выдадут. Как ни крути, а они те же южане, мы для них враги в роли временных союзников. А зачем им союзники, которые не держат слова? Я и так опасаюсь, что в конце постараются нас прикончить, а уж если не сделаем то, что обещано… Слушай, Нюх, а ведь бочки на галеры уже погрузили. Там тоже заряды тряслись по дороге, и ничего не случилось. Да и сейчас трение может быть, качка в гавани хоть и небольшая, но есть. Тот, который под канцелярией, тоже в порядке.
— Ну, тому точно ничего не будет. Он под землей, там хорошо, прохладно, и нет никакой тряски. Я вообще думаю, что от жары все. Надо поменьше пропитки, тогда может надежно получиться. Мало времени было, по-хорошему такое дело надо дней сорок пять в парилке испытывать, как обычно делали. Духота даже на палубе, а уж здесь семь потов уже сошло, настоящее пекло.
— Не суть важно отчего. Давай так: эту связку аккуратно выноси наверх и там утопи. Только не вздумай за борт бросать: спустись к воде, осторожно положи. И не споткнись по дороге. И не чихай. И…
— Да не буду! Ничего не буду! Сэр страж, мысль одобряю, да только беда даже так случиться может. В воду-то я положу заряд аккуратно, а что будет, когда он о дно ударится? Тут под нами твердо, я позавчера нырял за мидиями, ила не видел вообще, сплошной камень.
Взрыв связки из четырех шашек под бортом парусника — последнее, что я хотел бы видеть, потому планы подкорректировал:
— Тогда просто отнеси в сторонку и припрячь под причалом, там найдется куда положить.
— Ну да, прям так и сделаю. Ну вы чего вообще?
— Что не так?
— А то, что ворье за нами следит, обязательно поинтересуется: чего мы несем, куда, зачем. И уж своего не упустит, если увидит, что мы чего-то припрятываем.
— Блин! Ну что за место такое, что нельзя избавиться от куска динамита?!
— Тише вы! Тише! С нашего краю положу, рядом будет, но взрывом сильно не достанет, если что. Со стороны порта не видно толком, сделаю вид, что прогуляться вышел, посидеть на краешке. Тем более что как раз смеркаться начинает, труднее разглядеть. Ну или Тука пошлем плавать, пусть на дно положит аккуратно. Он горбатый, его не так жалко будет.
— Нет уж, лучше на причал.
— А остальные проверять будем? Вдруг не заметили где?
— Времени уже нет, а заряды собраны. Да и проверить можно только снаружи. А если нитроглицерин еще не просочился? Ничего ведь тогда не поймем.
— И правда, оболочка толстая, да и воском ее мазали при намотке, может вообще не просочиться. Это получается, с виду все замечательно, а на деле даже кашлять здесь нельзя. Сэр страж, а правда говорят, что вы таким вот динамитом когда-то давно целую оту в небеса отправили?
— Правда.
— И там что, тоже такой дрянной был? С пятнами?
— Там получше был, китайский.
— Это с чем же его смешивали, раз он таким качественным получился?
— С китайцами, блин! Давай уже, заканчиваем. Были бы здесь эти китайцы, а не такой балбес, как ты, не помирали бы сейчас от страха.
— А я думал, что стражи вообще не боятся!
Стражи тоже боятся. Еще как боятся. Но я не просто страж, я страж русского происхождения. А это обязывает в том числе надеяться на знаменитое русское «авось». Короткое и емкое слово, аналогов которого в других языках не существует. Разве что можно подобрать близкие по смыслу, но не везде, да и не то это совсем, всегда будут какие-то отличия.
Впрочем, чтобы эти самые отличия заметить, надо жизнь прожить на территории, где никому не надо разъяснять значения этого слова.
Авось и пронесет…

— Чего это вы такие беспокойные? — с подозрением поинтересовался Оги, внимательно изучив мою физиономию.
Рассказывать, что причиной моего волнения является соседство с кучей бракованного динамита, я, разумеется, не стал:
— Да чем дальше думаю, тем более опасным кажется это дело.
— Согласен, непросто будет такое провернуть. Но не сомневайтесь, что у нас все получится, если сможем сработать без шума. Вы хорошо описали место, где хранится нужная вам вещь, легко зайдем, легко выйдем, спустимся так же, как и поднимались.
Ага, мне бы его уверенность. Место описано исключительно на основании слов Чедара Наруса. А с этим человеком далеко не все так просто, чтобы всецело ему доверять. Да, он каким-то образом временами может видеть гавань Шрадра, признаю, это мы проверяли неоднократно. Но что касается внутренних частей крепости, — сравнить его рассказы с фактическим положением дел не было возможности.
Не исключено, что он все же талантливый псих и пытается затащить нас в цитадель исключительно по той причине, что его внутренний голос настаивает на массовом человеческом жертвоприношении исключительно в этом месте.
Оги тем временем докладывал о проделанной работе:
— Повозку сейчас загрузим, людей я привел. Считая меня — четверо. Двоих вы уже знаете, они у нас не очень-то многословные. — Мафиози улыбнулся. — И вот, познакомьтесь с Лайгом. С виду он тихоня и слабак, но в свое время служил, в том числе и в цитадели. Не все еще забыл, каково там. Как боец он, правда, не очень. Староват, да и служил в военной инженерии, больше строительством занимался. Так что в драку его посылать не будем. И вообще не забывайте, что драки нам не нужны.
— Вы взяли всего троих?
— Будет подозрительно, если на ночь глядя заявится целая орава. К тому же повторюсь еще раз: драки нам не нужны, всегда об этом помните.
— Не забыл.
— Если драки не нужны, то используется только тех, без кого не обойтись. Я о том, что толпу бойцов берут для драки, а для тихого дела и пары ребят может хватить.
— Понял.
— А вы кого берете?
— Это Тук, хороший боец, и силищи у него много. Вот Люк, мой давний знакомый, отлично обращается с луком, ловкий, везде проберется. Это Амед, он из хесков, должны знать, что лучше их никого не найти, если требуется головорез. Вот этот проныра — Нюх, он у нас спец по поджогам и прочему в этом духе, знаете уже. Ну и вот… Называйте его просто Чед. Он покажет, что брать.
— То есть вы берете пятерых, из которых трое просто бойцы?
— Ну вы тоже пару мордоворотов взяли.
— В своих я уверен почти как в себе.
— Мои тоже не подведут.
— Повторюсь: не ради драки идем.
— Тоже повторюсь: помню об этом.
— А этот ваш Чед… Он точно не боец? Глаза как у сумасшедшего…
— Может, он и боец, но с нами идет не поэтому.
— Я такие взгляды видел у людей, из-за которых получаются проблемы.
— Мы будем за ним присматривать.
— Присматривайте. Хорошо присматривайте.



Глава 16
Цитадель старых королей

За спиной с протяжным скрипом начали двигаться в обратную сторону створки городских ворот. Рядовым обывателям здесь показываться запрещено, но ведь мы — другое дело. Все как один облачены в потрепанную кожу со знаками интендантской службы: вояки, а не какая-нибудь штатская шантрапа. А у главного, роль которого играет Оги, даже бумага важная имеется. Не совсем, правда, бумага, скорее фрагмент растительного листа — что-то вроде папируса. На ней большая печать и надпись, прочитав которую можно узнать, что мы самые что ни на есть честнейшие служаки. И бредем за повозкой не просто так, а сопровождаем опасный груз: зажигательные снаряды. Если кто-то сильно любопытный заглянет под брезентовый полог, увидит знакомые всем местным артиллеристам керамические сосуды с короткими узкими горлышками и рельефными оттисками по бокам. Не знаю, где их достали местные мафиози, но вроде бы настоящие.
Лица наши тщательно вымазаны каким-то местным косметическим средством, отчего кожа на вид сильно огрубела и потемнела. Некоторым, в том числе и мне, пришлось втереть в волосы черную краску. Нестойкая, до первого дождя, но на одну ночь сойдет, тем более что в ближайшие часы осадков не предвидится. Благодаря этому мы теперь можем выдавать себя за уроженцев южных пустынь. Люди там большей частью полудикие или близкие к этому состоянию, чуть ли не поголовно тупы и абсолютно все без какого-либо образования. Из них охотно набирают солдат в легкую конницу, реже в другие рода войск. Во всех случаях они там стараются собираться друг к дружке, к тому же чужие не очень-то стремятся влиться в их тесный круг из-за странностей обычаев и разницы в культурном развитии. При этом отношение к «пустынникам» по большей части негативное, с оттенком нескрываемого презрения. Не уважают их совершенно, хотя побаиваются — ведь им нетрудно искалечить или убить кого угодно. Поодиночке в драку они не лезут и вообще ведут себя тихо, но толпой смертельно опасны.
В общем, при такой маскировке шансы нарваться на лишние вопросы минимальны. С нами попросту никто не захочет общаться по тем вопросам, которые выходят за рамки служебных. Если Оги не ошибся, в данный момент в крепости вообще нет представителей землячества уроженцев крайнего юга, а для остальных все они на одно лицо, подозрительно приглядываться не должны.
Слева и справа ограды столь высокие, что даже если мне на плечи кто-то встанет, все равно не увидит, что там за ними. А ведь я не пешком шагаю, а еду верхом на лошади. Против собак столь солидная преграда чрезмерна, так что невольно вспоминаются жуткие рассказы об ужасающих тварях, которых якобы жрецы кормят плохо, зато на ночь выпускают прогуляться.
И возвращаются они сытыми.
Оживленного движения не наблюдалось, поднимались лишь мы одни, никто не спускался навстречу. Ни одной живой души не встретили до того момента, как добрались до зловещей обители серых жрецов.
Перед их воротами пришлось подождать, на наши крики никто не торопился показываться. Пользуясь случаем, я осмотрел все, что было доступно взору. А доступно было немногое: двустворчатые ворота и пара участков стены. Из-за одного виднелась продолговатая крыша невысокого здания, что-то вроде казармы, такие мы видели внизу, в расположении береговой охраны.
Ничто из увиденного меня не впечатлило. Ворота хлипкие, стены невысокие и с виду тоже не особо прочные. О здании, конечно, трудно судить по одной лишь крыше, но ничего выдающегося заметить не смог. Исходя из рассказов подозревал увидеть здесь что-то куда более неприступное.
Впрочем, жрецов само расположение защищает. Снизу прикрыты пропастью, склоном и западной частью города с засевшей там береговой охраной, сверху может оперативно подойти подкрепление из цитадели. И вообще они тут не войной занимаются, а другими делами. Куда более темными.
Даже думать об этом не хочется. И мурашки по коже от мысли, что сейчас придется проехать через их обитель. Одна надежда, что, если динамит все же решит взорваться, пусть это произойдет именно здесь, чтобы если не всем, то многим досталось.
В воротах со скрипом раскрылась неприметная калитка, оттуда выбрался самый обычный солдат в таких же доспехах, как и у нас. Ничего не сказав, он молча протянул руку, в нее так же молча Оги вложил свернутую в трубку бумагу. Этого оказалось достаточно, чтобы нам без проволочек позволили двигаться дальше. И все прошло без единого слова.
Или и правда не любят общаться с жителями пустынь, или свято верят в печати на бумагах, или здесь все расслабились до неприличия, потому как всецело полагаются на контроль со стороны береговой охраны.
А там, надо признаться, контроль был ничем не лучше.
Всей обители серых разглядеть не удалось, но то, что увидел, не впечатлило. Никаких неприступных стен, постройки, даже возведенные из камня, не отличаются высотой и монументальностью. А большая их часть и вовсе сделана из низкокачественного кирпича.
Да, меня и правда ввели в заблуждение слухи, которые расписывали этот оплот жрецов как неприступную твердыню. Снизу даже в подзорную трубу невозможно рассмотреть детали, так что до этого момента оснований не верить в такие россказни не было.
И любят же людские языки преувеличивать…
Очередной короткий подъем — и вот наконец ворота цитадели. Она давно уже маячит у меня в мозгах, а с недавних пор и перед глазами. Ее ведь прекрасно видно из города и гавани, и такому заинтересованному человеку, как я, то и дело приходится коситься наверх.
Здесь калитки не было, бумагу надо было показывать часовым, стоявшим снаружи. Парочка зевающих крепких ребят, поглядывающих с презрением на диких пустынников. Впрочем, придираться они не стали и четко доложили наверх, что мы имеем право попасть в недра крепости.
Тяжелые ворота начали распахиваться.
Все — дело почти сделано.

Первая, и она же фатальная, заминка произошла перед тем самым складом, где мы должны были оставить легальный и нелегальный груз. Лайг провел нас к нему с уверенным видом, ни разу не перепутав направление, но очередная пара часовых у ворот в большое вытянутое здание наотрез отказалась нас пускать:
— Склад закрыт, валите отсюда.
Оги попробовал возражать, старательно имитируя акцент и эмоциональную манеру общения обитателей крайнего юга:
— Как так закрыт склад?! Нельзя делать так! Мы снаряд привезли, много, все хороший, гореть долго ярко! Открывай склад, оставлять будем!
— Сказано вам: склад закрыт. Это распоряжение коменданта крепости, его всегда на ночь закрывают. Утром выгружать будете. Что непонятно?
— Но снаряд горящий привозить мы! Склад открывать надо! Сейчас открывать! Не утро! Сейчас!
— Ну какие же вы тупо… непонимающие. У нас даже ключа нет, он у коменданта хранится. Утром приходите, никто вам сейчас открывать не станет.
— Что делать нам до утра?! Снаряд же тут!
— Уберите отсюда телегу, у ворот их запрещено ставить. Ночуйте где-нибудь под стеной, или вон, в стойлах. Вам ведь лошади нравятся, ха-ха!
— Твою папа вонючий мерин! — тщательно играя свою роль, бросил на это Оги и хладнокровно сплюнул солдату под ноги.
Тот побледнел, но связываться с кучей диких южан не стал:
— Сказано же! Валите отсюда! Свинопасы! Пока старших не крикнул, что здесь в склад ломятся!
Связываться с некими «старшими» нам не улыбалось, потому повозку пришлось развернуть и устроить во временном укрытии между коновязями и стеной. Здесь Оги дал себе волю, накинувшись на Лайга:
— Олух безмозглый! Ты куда нас завел?! Ты же говорил, что снаряды в любое время суток выгружают!
— Ну да. Так и было. Раньше. Сам не знаю, что случилось. Получается, старый порядок изменили.
— Я тебе сейчас дам порядок!
— Ну а откуда мне про такое знать было? Раньше хоть в полночь, хоть в полдень принимали, а сейчас на ночь закрыто. Ну бывает, меняются порядки, что уж тут поделаешь.
— Что поделаешь?! А я тебе объясню, что поделать можно. Мы сейчас должны были оставить снаряды и бочонки в складе, после чего забрать одну нетяжелую вещь и вернуться как пришли, но уже с пустой телегой. Ночь темная, наши передвижения по крепости заметить будет непросто, никто не должен был ничего заподозрить. Дан говорил, что его бочонки устроят пожар, когда мы уже будем в городе и дорогу перекрыть не успеют. То же самое с краденой вещью — по ночам за ней не следят в оба глаза. И что теперь? Теперь мы не можем украсть нужную вещь, потому как ее исчезновение утром заметят, а мы к тому времени будем еще здесь. Поднимется тревога, бочонки сгрузить в складе уже не сможем. Их и в темноте не так просто там оставить, но Дан уверял, что можно даже снаружи пристроить, все равно выйдет по-нашему. Взгляни на склад — и сам увидишь, что ночью их вряд ли кто заметит. А вот днем он со всех сторон просматривается, и кто-нибудь непременно заинтересуется, потому как солдаты все до единого вороватый народ, до которого в этих делах даже нам очень далеко. Ну ты понял, олух, что все пропало?! Что зря мы сюда заявились?!
— Тише! — вмешался я. — Он и правда не виноват, просто у вояк порядки поменялись, и никто не будет предупреждать о таком отставных.
— Утром разгрузимся, но бочонки оставлять не будем. И вещь вашу не тронем. Тихо уйдем. Башнями внизу должны были заняться после начала пожара, так что вообще без шума обойдется, спокойно выберемся.
— Нет, план не меняем.
— Да вы разве не видите, что его уже изменили?!
— Оги, я всегда восхищался вашим спокойствием и удивлен, что вы ему изменили по такому ничтожному поводу.
— Ничтожному?!
— А разве нет? Что именно изменилось? Нам запретили разгрузку в ночное время. Ну и что? Мы ведь и без этого не надеялись, что удастся оставить бочонки внутри склада. За процессом кто-то обязательно приглядывает, у него в таком случае могли бы возникнуть вопросы, а лишние разбирательства нам не нужны, сами ведь неоднократно это заявляли.
— Я про драку говорил.
— Я это и имел в виду.
— Ну хорошо. Я спокоен, как кусок льда на вершине Львиной горы. Что вы предлагаете?
— Да ничего. Просто бросим повозку здесь и поступим, как собирались изначально. Заложим бочонки под стену склада, заберем нужную вещь. Снаряды сбросим прямо здесь, вон за той кучей соломы, до утра вряд ли их заметят. И налегке спустимся вниз. Бумага в порядке, нас не очень-то проверяли по пути сюда, почему должны придираться при спуске? Повозка пуста, груз честно оставили, ничего не украв, и никто не станет бежать в склад узнавать, так это или нет.
— Часовые у ворот должны знать, что склад на ночь запирают.
— Они не похожи на умников, а бумагу смотрели недолго. Печать увидели, фразу про разрешение заезда в крепость услышали, на остальное их вряд ли хватило. Даже рады будут, что не придется проводить ночь рядом с пустынниками.
— Это всего лишь ваше допущение.
— Но оно достаточно обосновано. Ну так как, действуем по-мужски или подожмем хвосты?
— Я вам не мальчик, чтобы доказывать непонятно что. Жизнь дается лишь раз, только глупцы ею размениваются.
— То есть вы ни разу не рисковали сознательно? Всегда действовали наверняка?
— Я этого не говорил.
— Больше такого шанса может не представиться, да и опасно при свете дня здесь действовать. Проснется высокое начальство, заинтересуется, почему это зажигательные снаряды привезли из мест, откуда до сих пор не доставляли ни одного. Всего две мастерские их выпускают, про третью никто не слышал.
— Да, это подозрительно. Надо было не спешить, подготовить более надежные бумаги.
— Не говоря уже о том, что провести целую ночь здесь — тоже опасно.
— Не поспоришь.
— Так будем болтать или работать с тем, что есть?
— Ладно, уговорили. Но если попадемся, я вас прокляну.
— Заметано.
— И начнем со склада, а не с вашей вещи.
Рискованно оставлять заряды раньше времени. Вдруг на них кто-то наткнется до того, как мы покинем крепость? Но я уже устал уговаривать осторожного вора и потому согласился без колебаний:
— Как скажете.

Со складом все вышло замечательно. Ну а чего тут сложного? Просто пристроили за дальней стеной пару бочонков.
Хорошо, что грим и ночная тьма скрывают наши с Нюхом лица. Не сомневаюсь, что цвет чистейшего мела в сравнении с ними был в тот момент самой тьмой. Мне то и дело казалось, что пальцы пачкаются в маслянистой жидкости, щедро просачивающейся через щели, к тому же внутри что-то угрожающе булькает и переливается. То, что в случае взрыва я даже не успею ничего понять, ни капли не утешало.
Лайг уверял, что именно за этой стеной располагаются целиком заставленные зажигательными снарядами стеллажи. Его сведения, правда, существенно устарели, но если что-то и изменилось, разница невелика. Чуть ли не центнер динамита играючи сметет с лица земли половину здания, если не все. При этом часть сосудов неизбежно разобьется, зажигательный состав выльется, а повсюду искры, тлеющие головешки… В общем, грандиозный пожар неизбежен.
Оги, правда, не удовольствовался бочонками. Заставил каждого из своих людей принести по паре снарядов, положили их поверх. Для гарантии. Им это оружие уже знакомо, а наше нет, если не считать противоречивых слухов о могуществе и коварстве стража Межгорья.
На случай, если кто-то решит заглянуть в этот глухой закоулок и заинтересуется миной, мы оставили нехороший сюрприз. Приготовили отдельную связку шашек с детонатором натяжного действия. Что-то вроде взрывателя, используемого в гранатах. Вытяни чеку — он и сработает. Достаточно потянуть за один или другой бочонок, и громкий бабах обеспечен.
Но, надеюсь, до этого не дойдет, ведь преждевременный взрыв нам не нужен.
Теперь оставалось второе дело. То, ради которого я, собственно, и решился на эту авантюру. Мы наконец отправились за потерянным именем.
Стоит отметить, что место, где хранилась потеря, находилось на особом положении. Здесь располагалось что-то вроде филиала жреческого убежища. Уж не знаю почему, но нужный нам предмет днем находился под их наблюдением, а ночью, судя по всему, они спускались в свою обитель. То ли места не было там его хранить, то ли имелись какие-то другие соображения. Все это, разумеется, только со слов Чедара, ведь других источников информации у нас не было.
— Куда это вы претесь впотьмах, пустынники немытые?! — грозно вопросил попавшийся на пути вояка.
Судя по нашивкам — офицер, да и больно в себе уверен, раз так нагло полез на целую ораву диких солдат. Оги тоже это понимал и потому не стал лезть на рожон, угрюмо, но без наезда ответив:
— Сказать в складе, что мы здесь надо ночевать, утро вставать, назад идти.
— И где вас только берут таких, даже говорить по-человечески не умеете. Почему вы не в легкой коннице?!
— Мы верблюд пасти, лошадь нет совсем, дорого лошадь, болеет, умирать любит сильно очень. Верблюд в легкий конница не брать хотеть, так вот получаться.
— Но любить верблюдиц у вас самое оно! Так?! Чего глаза выкатываешь, всякий знает, что так оно и есть. Валите уже, и чтобы глаза мои вас никогда не видели! И утром бегом сваливайте, нам здесь ваши вонючие блохи не нужны!
Прям расист какой-то, честное слово. Ну да ладно, я не пустынник, претензии к этому народу на меня не распространяются, так что легко стерплю подобные наезды.
— Ну далеко еще, Чедар?
Тот указал на ничем не примечательную постройку, прилепившуюся к дальней стене:
— Это там.
— Уверен?
— Да.
— Оги, вон там.
— Да слышал я. Часовой там у дверей, вряд ли пустит с нашей бумагой, это ведь не склад.
— Придется его валить.
— Без драк надо.
— Тогда что? Подойдем и попросим открыть дверь?
— Не думаю, что он согласится.
— Я о том же. Без крови не обойтись. Попробую бесшумно.
— Бесшумно? Ну-ну. Стойте уже здесь все, я сам.
Нам ничего не оставалось, как остаться на месте, наблюдая из мрака под стеной казармы, как Оги, пьяно пошатываясь, направляется прямиком к нужному нам месту. Часовой при его приближении все более вытягивался в струну, очевидно, подозревая, что это подвыпивший офицер с проверкой заявился. Но на последних шагах резко расслабился, да и мафиозо выдал себя заплетающимся голосом со все тем же акцентом:
— Брат! Тебе здравствуй большое! Скажи, тут жить мой дорогой земляк Имьтюррак?
— Верблюд облезлый твой земляк! Пошел вон!
Оги почти без фальши оступился, неловко замахал руками, уже падая, отчаянно просеменил вперед, ухватил не успевшего отшатнуться часового за шею, после чего завалились оба. Причем вор каким-то хитрым образом ухитрился оказаться сверху.
— Брат! Прости! Ох, стукнулся ты больно как! Прости! Давай сюда, за угол, тут солома мягкий, хороший, отдыхать ты будешь чуть.
Со стороны сценка так себе, я бы на месте свидетелей насторожился, уж очень характерно сучил ногами несчастный часовой, особенно когда его потащили за угол. Такое впечатление, будто ему глотку перерезали. Однако ночь темна, зрителей не видать, так что бездарную игру актеров не оценили. Стоило парочке исчезнуть из круга, освещаемого закрепленным на стене факелом, как они будто сгинули.
Один точно, а вот второй быстро вернулся к нам.
— Порядок, без шума обошлось.
— Отлично сработали.
— Да так… вспомнил молодость.
Должно быть, весьма необычной была молодость у нашего Оги.
Первым делом убрали факел. Не совсем: переместили его в другое место, за угол. Это на случай, если кто-то из часовых на стене удивится исчезновению привычного источника освещения. Один из мордоворотов встал на место убитого солдата, старательно его изображая. Рост повыше, конечно, да и плечи куда шире, но кто там издали ночью будет разбираться. Одна опасность — какому-нибудь офицеру может прийти в голову устроить дотошный обход. Но такое практикуется главным образом в военное время, а сейчас шансы нарваться невелики.
Слишком много мы делаем допущений, а русское «авось» не резиновое, как бы не лопнуло…
— Закрыто, — буркнул Тук, попытавшись потянуть дверь на себя.
Оги, молча его отодвинув, осмотрел створку, покачал головой:
— Замочной скважины нет. Засов это, задвинут изнутри. Там кто-то есть, и вы мне об этом ничего не сказали.
После этих слов я уставился на Чедара, а он, гад, лишь плечами пожал:
— Я не могу видеть все помещения, но в том, где лежит нужная нам вещь, никого нет. В других может оказаться кто угодно.
— И вы говорите это только сейчас?!
— Могу вообще молчать, если не нравятся мои слова. К чему все эти переживания? Часового убрали бесшумно, справитесь и с остальным, я уверен в вас.
Я, признаться, понятия не имел, каким образом можно бесшумно справиться с весьма основательной дверью. Но, на счастье, со мной были люди, которых такая проблема никогда не ставила в тупик. Оги обернулся к одному молчаливому мордовороту, тот, что-то поняв по одному лишь взгляду, снял с пояса позвякивающий мешочек, протянул. Старший мафиозо вытащил из него тонкую пластину, с виду костяную, и брусок из темного металла. Последний немедленно прижал к двери, поводил, с довольным видом сообщил:
— Засов железный.
Понятно — просто магнит. Здешние, к сожалению, не столь сильны, чтобы поднять железный засов через дощатую преграду, но у вора на этот счет было иное мнение. Сунув пластину между створкой и косяком, он начал совершать ею ритмичные движения, а бруском так же ритмично проводил по горизонтали, в конце движения отрывая его от поверхности двери.
Я быстро понял, в чем тут дело. Оги непрерывно расшатывал полосу засова, а магнитная сила в благоприятные моменты хоть на чуть-чуть, но сдвигала ее в нужном направлении. Процесс небыстрый, но если засов не застрянет где-нибудь по пути, то рано или поздно дверь откроется.
Очень продуманно. Тонкая костяная пластинка при контакте с металлом почти не вызывает звонких звуков. Так что основной шум будет возникать от движения полосы засова, но оно столь медленное, что уже в нескольких шагах ничего не различишь.
Надо взять себе на вооружение. С такой веселой жизнью может еще где-нибудь пригодиться.
— Эх молодость-молодость, — печально вздохнул далеко не старый Оги и сообщил: — Готово.
Вот он, долгожданный момент истины. Лишь дверная створка отделяет меня от того, ради чего я пошел на все это безумие. И за нею скрывается крохотный мирок, принадлежащий зловещим серым жрецам. И кто-то из них, может быть, не спустился вниз. И не факт, что это человек. Может повстречаться и тварь в захваченном теле, или нечто не менее неприятное. С них станется…
Неудивительно, что никто не торопился делать первые шаги. Пришлось взяться самому — ведь, как ни крутись, шансов выжить при внезапной атаке у меня побольше, чем у других.
Никто не прыгнул на меня из-за приоткрывшейся створки. Впереди открылся пустой короткий коридор, скудно освещаемый крошечным пламенем одинокого фонаря. Четыре дверных проема, но двери устроены лишь в двух, окон нет вообще. Стараясь ступать как можно осторожнее, заглянул в первую комнату слева. Здесь было совсем уж темно, и лишь годами развиваемые способности измененного тела позволили разглядеть обстановку: длинный стол, несколько грубых табуретов, на стене полки с деревянной посудой. Очевидно, трапезная.
Серое жречество не гонялось за показной роскошью, так что обстановка очень даже в их стиле.
В следующей незапертой комнате было поинтереснее. Тоже стол, но куда более скромных габаритов, почти квадратный; полки вдоль стен со свитками и толстенными книгами, пачками писчих листов, письменными принадлежностями. И три кресла, в одном из которых сидел человек в сером одеянии. С порога я мог рассмотреть лишь верхнюю часть головы и правую руку с частью плеча, но этого вполне хватило, чтобы заподозрить в незнакомце темного жреца.
Так вот кто закрывал дверь на засов. Ну сейчас ты поплатишься за свою глухоту.
Меня опередил Оги. Бесшумной крадущейся походкой кота, заприметившего беспечную мышку, он подкрался к креслу, быстро провел рукой, на миг продемонстрировав чем-то затемненное лезвие короткого ножа. Мне в жизни доводилось видеть не самые приятные вещи, и я не сомневался, что он этим ловким ударом от уха до уха перехватил горло жреца. После такого живут недолго, а шок и скорость кровопотери таковы, что даже самые стойкие валятся с ног через несколько мгновений. К тому же очень удобна для убийцы ситуация, как наша: перерезанная глотка не позволяет поднять тревогу.
В общем, это было далеко не первое перерезанное горло в моей богатой на события жизни, и до сих пор я ни разу не видел, чтобы человек, получивший подобную рану, смог выжить. Надежное успокоительное средство.
Но не в этот раз.
Серый жрец встал как ни в чем не бывало, неспешно развернулся, уставившись на нас бесстрастным взглядом глаз, таких же черных, как его проклятая душа. Разверзнутая рана едва сочилась кровью, вместо того чтобы ею фонтанировать, и на глазах затягивалась темной массой.
Все это я разглядывал уже в движении: пригнувшись, несся на тварь, с силой замахиваясь копьем и надеясь, что это создание не из тех монстров, реакция у которых куда выше человеческой. Но даже они при получении серьезных повреждений на секунду или несколько чуть сдают позиции, и при удачной атаке в этот миг возможно выиграть бой одним ударом. Примерно после такого я в свое время обзавелся черным сердцем, что спасло мне жизнь в первый год здешних странствий.
Нет, этот монстр не из тех. Его движет не элитное черное сердце, а нечто куда более скромное. Широкий наконечник короткого копья без помех вошел в грудь. Удар был такой силы, что протащил тщедушное тело к стене, приколов к ней будто бабочку.
Это, разумеется, не прикончило тварь, но подарило нам немного времени. Удерживая древко копья обеими руками, я прошипел:
— Быстрее! Рубите! Руки и голову рубите!
Первым подскочил Тук. С тварями горбун сталкивался нередко, и в силу опыта, а также характера не накладывал в штаны при их виде. И его секира, с которой он отказался расставаться, вопреки моему совету (нетипичное оружие для пустынника), пришлась весьма кстати. Замах, удар, и вот тварь, собравшаяся было освободиться, делает это всего лишь одной рукой, потому как вторая корчится на полу, расплескивая темную кровь.
— Хэх!
Вторую начисто снести не удалось, но она осталась болтаться на пласте мяса: удачно перерубило сустав. Искалеченная тварь в облике человека от безысходности попыталась достать меня ногой, но я не так глуп, чтобы настолько сокращать дистанцию.
Еще пара копий пронзила тушу, удерживать бешено извивающееся тело стало заметно легче. Тук, ловко разбив чересчур активную ногу в колене, неспешно размахнулся, провел горизонтальный удар. Лезвие секиры прошло через мясо и кости, после чего со стуком засело в деревянной обшивке стены.
Спасибо, что жрецы хоть на этом не стали экономить, а то с них станется оставить голый камень.
Отсеченная голова катилась по полу, подыхающее тело продолжало извиваться, но это было все — конец. Всякое прочее движение в помещении замерло, все застыли на месте.
Корыстолюбивый Оги, не сводя взгляда с агонизирующей твари, первым нарушил молчание, вкрадчиво проговорив:
— Ловко мы ее. Надо быстро вырезать сердце. У нас ими в открытую торговать нельзя, так что за таким товаром обращаются к нам или другим братствам.
— Можем вам подкидывать, если в цене сойдемся, — буркнул Тук и начал остервенело вытирать лезвие секиры о серую хламиду.
— Интересное предложение, — кивнул Оги.
Только тут я заметил, что здесь кое-кого не хватает — не видно Чедара. Но в этот миг из коридора донесся его голос:
— У меня все, так что можно уходить.
— А как же имя? — брякнул я.
— Пока вы тут развлекались, я его забрал.
С этими словами Чедар зашел в комнату, и руки его были не пусты: в правой он держал металлическую клетку с пестрым крупным попугаем. Птица, уставившись на тело твари, раздулась, злобно зашипела, забила крыльями с такой силой, что перья начали отлетать при ударах о стенки персонального узилища.
До этого таких птиц я видел лишь дважды. Одна была зеленой окраски, вторая белая, но порода та же, сомнений быть не может.
Чедар уверенным равнодушным голосом пояснил:
— Называйте его просто: Имя. И не надо обращаться ко мне так, как вы это делаете. Я не Чедар. Чедар Нарус давно мертв. Он погиб, спасая меня.
— Так кто же ты такой? — удивленно протянул Тук. — Хрен с попугаем, что ли?
— Слишком грубо, я бы предпочел другое. Можете называть меня Зерд. Страж Зерд. Ну так что, вы и дальше будете стоять разинув рты или мы наконец уйдем отсюда?



Глава 17
На прорыв

Я и прежде испытывал некие сомнения в том, что освобожденный узник является именно тем давно разыскиваемым Чедаром Нарусом. Уж очень странной представлялась вся эта история, слишком много в ней белых пятен и противоречий. Да и тот болтливый секретарь заявлял, что церковь не была полностью уверена в его личности. А ведь их святейшества умели выбить информацию даже из дубового бревна. С другой стороны, они продолжали держать его в заточении на положении особо ценной добычи, это и подвигло меня на отчаянную затею с замком Адена.
Но заподозрить то, что церковь поймала непонятно каким образом выжившего стража Зерда, правой рукой которого и являлся Чедар Наррус, я не догадался. И потому был несколько ошеломлен открытием и спешно его переваривал, параллельно пытаясь мысленно подгонять нашу клячу, которая неторопливо влачила опустевшую повозку вниз. У нас за спиной остались два трупа, мощная мина с приведенным в действие замедлителем и россыпь зажигательных снарядов, брошенных в соломе. Находка всего этого или хотя бы чего-то одного может привести к неприятным вопросам. Система сигнализации в крепости отработана, так что оперативно подать весть в город и жрецам они смогут. Перед нами в таком случае закроют все ворота, а на дорогу выпустят карательные отряды или даже стаю огорченных потерей родственничка тварей.
Впрочем, для последнего слишком велика честь. Нас ведь всего ничего, и без погани легко справятся, сил в цитадели и городе более чем достаточно.
На стук в ворота, как и первый раз, никто не спешил откликаться. Очевидно, у жрецов не принято торопиться. Очень плохо, так как мы очень спешим.
Наконец калитка распахнулась, все тот же стражник вышел, молча протянул руку. Получается, он здесь обслуживает и первые, и вторые ворота, вот и приходится ждать, когда подойдет. Ну давай уже, смотри бумагу, она в порядке, видел ведь уже, ничего нового там не появилось.
Стражник нахмурился, неприязненно спросил:
— А чего это вас ночью понесло?
Ответил Оги:
— Там, — указал на крепость. — Говорить, что мы сами грязный и блох от больного верблюда приносить, кусать их нежный сладкий попа. Обижать нас таким словом, мы чистый как младенец. Мы ругаться уходить, из город вон, не нравится так, язык дурной, у нас так с гости не поступать никто.
На крепостной башне замелькали огоньки, начало разгораться пламя двух костров. Или скорее что-то вроде масла вспыхнуло в парочке приличных емкостей. Страж, удивленно уставившись на непонятное зрелище, заторможенно произнес:
— Чего это они?
А затем, изумленно вытаращившись уже на нас, с угрозой добавил:
— А ну назад! Назад! Верблюжатники грязные! Я закрываю калитки! Назад все!
Один из молчаливых громил взмахнул рукой, с короткого расстояния метнув нож. Удачно, точно в горло вошел.
— Муж твой грязный верблюжатник, — уже безо всякого акцента пробурчал Оги, оттолкнул заваливающееся тело в сторону, шикнул: — Тише все! Заткнулись! Лайг, бери веревку, телегу бросаем здесь. Все за мной, и без разговоров. И прошу вас, без особой надобности не убивайте жрецов. Они и так после сегодняшнего будут злиться, лишних проблем с ними никому не надо.
— Толку прорываться через жрецов, если городские ворота будут закрыты? — не удержался я от напрашивающегося на язык вопроса. — Вон огни на башне — я так понимаю, что это тревогу подняли.
Ну да, не выдержало мое «авось», лопнуло. Слишком много на него сегодня навешали.
— А я разве сказал, что мы будем прорываться через жрецов вниз по дороге, к воротам? Забудьте уже про дорогу. Есть один интересный вариант, приберег я его на всякий случай. Попробуем по-другому прорваться. У жрецов стражников мало, может, сейчас всего один только и следил за обстановкой, а остальные даже не знают про тревогу. Если сработаем быстро и без шума, шанс есть. Так что давайте без звука.
Оги, заглянув в калитку, с минуту изучал обстановку, затем вернулся, прошептал:
— Есть еще один стражник, на стене засел, ножом его не достать. Лучник, ты как? Сможешь снять его? Только без звука надо.
Люк молча заглянул в калитку, почти сразу вернулся:
— Он в сторону города уставился, сигналов на крепости пока что не видит.
— Сейчас в городе зажгут свои огни — сразу увидит. Надо до этого снять, пока шум не поднял. Там лестница крутая, ступеньки скрипят как несмазанные колеса, уж поверьте. Так что беззвучно к нему не подобраться.
Люк продемонстрировал стрелу с широким наконечником:
— Шея у него не защищена, если попасть такой, свалит с ног — и пикнуть не успеет. Но стена каменная, при падении зазвенит алебарда, тут я ничего поделать не смогу.
— Ну и пускай звенит, в такую пору все под крышей сидят, да и спать честным людям давно пора. Не должны услышать.
Где-то справа за высоким забором всхрапнуло что-то живое и явно здоровенное.
— Вот видите! — осевшим голосом произнес Оги. — Тут без нас разного шума хватает, так что хрен с ней, с алебардой этой.
Люк, шагнув за калитку, пропал. Спустя десяток секунд, показавшихся вечностью, послышался хлесткий звук удара тетивы о наруч, после что-то и правда звякнуло. Но звук так себе, не сказать чтобы звонко, мало кто заподозрит неладное.
Люк вернулся обратно с улыбкой ребенка, успешно справившегося с трудным домашним заданием:
— Удачно вышло, сперва он упал, а уже на него алебарда. Не так громко, как могло бы.
— Заходим, — скомандовал Оги.
Жрецы, возводя свою твердыню, спустя рукава отнеслись к планировке. Внутреннее пространство было застроено хаотически, лишь на идеально прямую дорогу, соединяющую первые ворота со вторыми, не посягнули. Сейчас этот хаос был нам только на руку. Везде имеются углы, за которыми можно спрятаться, куда ни плюнь, найдется укрывающая тебя тень.
Правда, в тени этой мерещилось всякое, в основном нехорошее, но с этим мы старались справляться.
— Сюда, — указал Оги на громадину того самого вытянутого здания, крышу которого я разглядывал по пути от города.
Деревянный жутко скрипучий порог, с этим мы ничего поделать не могли, летать не научились. А за дверью, такой же шумной, крохотная комнатушка, в которой из мебели одна лишь лавка. На ней сидел одинокий стражник и не просто дремал, а откровенно спал в сидячем положении. Правда, едва мы начали проскальзывать внутрь, он дернулся, подскочил с выпученными глазами и даже открыл рот, скорее всего пытаясь отрапортовать в том духе, что бдит и бодрствует, однако нож Оги не позволил вырваться ни единому слову.
Перехватив падающее тело, вор бережно уложил его на пол и сквозь зубы произнес:
— Две алебарды у стены, где-то рядом должен быть еще один.
— Тревога! — истошно заорали на улице. — Враг здесь! Тревога!
— Вот и нашелся, — ухмыльнулся Тук.
— Ага, — спокойно согласился Оги. — Видно, на улицу вышел, заподозрил что-то. И нас увидел раньше, чем мы его. Но так даже хорошо, дверь открытой оставил. Закрывайте ее, она крепкая, не скоро справятся, а нам много времени не надо.
Я понятия не имел, каким образом он планирует вытащить нас из запертого помещения, похожего на тюрьму, но спорить не стал.
Остановившись перед дверью, ведущей вглубь, Оги приставил к ней предмет, похожий на металлическую чашку, припал к нему ухом, постоял немного, задумчиво произнес:
— Там кто-то есть. Нас ждут.
— А дверь открыта? — уточнил я.
Вор осторожно нажал на створку, кивнул:
— Да. С этой стороны она запирается, с той, похоже, нет. Я слышал, как там взводят арбалет. Дальше должен быть коридор, там они и стоят. Нас ждут.
— Плохо. Арбалет — штука сильная.
— Не то слово. Лучник, ты настолько же хорош, как тебя хвалят?
— Пока арбалетчик стреляет один раз, я успею десять. Справлюсь, если сразу не попадут.
— И как же им тут промазать, если бить будут в упор?
— Можно кому-то их выманить, чтобы задергались, разрядили. Ну а потом я выйду.
— Ага, конечно, выйдешь, только кому-то подохнуть придется, потому как даже хороший доспех на таком расстоянии не спасет. Отвлечь их можно только чьей-то тушей. И прикрыться нечем, тут только лавка никчемная — и вон, жмур бесполезный.
— Никто не умрет, — заявил я и обернулся к Нюху: — Давай гранату.
Граната — громко сказано. Наскоро сделали, использовав взрывчатку, которая вроде бы еще не «потекла». Динамитную шашку покрыли слоем замазки, и пока она была мягкой, напихали в нее свинцовых шариков. Застывшую массу обмазали клеем и обернули слоем бумаги. Даже на примитивный взрыватель нас не хватило — из торца выглядывал короткий фитиль, воткнутый в трубку детонатора, — вот, собственно, и все, что можно рассказать о конструкции.
Очень удачно, что я, несмотря на опасность спонтанной детонации, до сих пор не избавился от нескольких «игрушек».
— Будет очень громко и страшно. И откройте рты: меньше по ушам ударит. Помещение здесь замкнутое, звуковой волне деваться некуда. Как только рванет, ты, Люк, добивай выживших. Вряд ли там останется хоть кто-то, кто сумеет быстро выстрелить из арбалета.
Мои люди знали, на что способны вещицы, создаваемые такими ребятами, как Нюх, но для воровской братии все это было в новинку, и они откровенно не понимали, что здесь затевается. Но благоразумно помалкивали.
Сейчас все поймете. В таком помещении взрывной волне не так много дорог остается, так что ушам придется несладко.
Вспыхнул фитиль, пополз огонек, весело разбрасывая искры. Шагнув к двери, потянул ее на себя, не высовываясь, швырнул гранату в щель, тут же ее захлопнул, отскочил в сторону, крикнул:
— Уши!
Ушам и правда сладостей не досталось. Технология смешивания динамитной массы была самой примитивной, мощность получаемых шашек существенно различалась, но этой повезло оказаться не самой слабой, или сказался эффект помещения. Рвануло так, что дверь вынесло с петель. Спасибо, что наружная, куда более капитальная, выдержала.
Я вроде и рот открыл, и к ушам ладони прижал, а все равно чувствовал себя так, будто у меня над головой кремлевские куранты пару раз пробили полночь. А уж каково пришлось ворам, которым все это в новинку, страшно представить.
То-то. Пусть теперь знают, какие мы, стражи, опасные и грозные.
Люк, стоя в освобожденном от дверной створки проеме, посылал стрелу за стрелой в задымленный коридор, и я пока что без особого опасения осознал, что вижу его только потому, что где-то там, внутри, взрыв вызвал пожар. Вот его языки и заменяют сейчас светильники.
Заглянул. Пара тел на полу, рядом с одним валяется взведенный арбалет. Дыма не так уж много, можно разглядеть, что в нескольких шагах неохотно занялась стена, но стропило на потолке полыхает куда более весело. В жарком климате древесина может высыхать так, что даже толстое бревно можно простой спичкой поджечь.
— Пожар. Надо найти чем потушить.
— Да и ну его к свиньям! — отмахнулся Оги. — Пусть горит, это жрецов забота. Запечься мы не успеем, выход рядом.
— Выход?!
— Да. Идите за мной. Это здание построили не так давно, и один из старых членов нашего братства здесь каменщиком успел поработать. План оставил, кое-какие описания. У нас богатый архив, мы все, что можно, собираем на всякий случай, никогда не знаешь, что может пригодиться. Кстати, вас, сэр страж, во многом благодаря этому и раскрыли.
— Так что там с выходом?
— С выходом? Есть здесь выход, не беспокойтесь насчет этого. Только он не очень удобный. Ну да вы в канализации не раз бывали, вам не привыкать.
— Не люблю там проводить свободное время, да и не надо мне рассказывать, что жрецам здесь понадобилась канализация.
— Нет, конечно. Зачем? Они со скалы все сбрасывают, прямиком в гавань. Зазеваешься внизу — так на голову могут запросто нагадить, и никому на такое безобразие не пожалуешься. Веревка есть, а чуть в сторонке от желоба уступ длинный, где раньше стояла подъемная машина. Тяжелые камни для катапульт прямо из барж поднимала до их позиции. Убрали все давно, но уступ никуда не делся. Подходов к нему никаких, только если по веревкам сверху, от старых позиций, но туда нам не добраться, за стеной они остались. Нужен кто-то ловкий, чтобы по скале чуть вбок смог сместиться, а там, на уступе, дерево одинокое растет, вот к нему и привяжется. Так что потом все смогут легко спуститься.
Я решил уточнить кое-что важное:
— Это ведь тоже за стенами, а там псы гуляют и, поговаривают, твари тоже ночью могут встретиться.
— Могут, у жрецов с этим делом запросто. Но я ведь уже сказал, что там пропасти везде, разве что паук туда добраться может или птица. А твари не летают, я никогда про такое не слышал.
— Люк, ты как? Все понял? Сумеешь добраться?
— Не знаю, не видел. Попробовать можно.
— Если ловкий, заберешься. Там ничего сложного. Я и сам бы смог, но зачем молодых без работы оставлять. Давай уже, пошевеливайся, огонь быстро разгорается.
Люку, может, и не приходилось раньше странствовать по канализациям, но в жреческий нужник полез без колебаний. А мы стравливали веревку, терпеливо дожидаясь условного сигнала — трех рывков. Помещение все больше заволакивало дымом, пока что он держался поверху, но долго это продолжаться не будет. Пара минут — и мы окажемся в той еще душегубке. Огонь разгорается неспешно только потому, что нет тяги. Здесь ведь ни окон, ни проходов вентиляционных, на редкость запечатанное здание. Что это вообще? Склад? Жаль, нет времени хорошенько изучить, что скрывается за массивными дверьми по обе стороны коридора.
— Выпустите меня! Горю! Выпустите! Твари позорные, выпустите! Чтоб вы все сдохли!
Я почему-то не сразу понял, что именно меня насторожило в приглушенных криках, доносившихся из задымленного коридора. Но ведь не совсем дурак, осознал, от удивления даже выпустил веревку из рук. Счастье, что держал ее не я один, и Люк не улетел в гавань по траектории, давно освоенной отходами жизнедеятельности серого жречества.
Кричат на русском.
Должен отметить, что за все время пребывания здесь я сталкивался лишь с одним общепринятым языком и несколькими его диалектами. Последние почти всегда понятны, разве что некоторые слова очень уж искажены. Есть пара исключений, вроде наречия диких горцев северного Межгорья, но у них просто странная привычка глотать до половины букв. Особенно не дружат с гласными.
В свое время мне не пришлось садиться за парту ради изучения этого единственного языка. Он как-то сам усвоился, внезапно. Вначале пообщался с невесть откуда взявшимся зеленым попугаем. Прекрасно понимал его, но сам не мог ни слова выговорить, язык не поворачивался. Потом попал к людям — и там уже быстро разговорился по-настоящему. Дальше пришлось связать с ними судьбу, из-за чего до сих пор страдаю. Но это уже совсем другая история.
Это я к чему вообще — к тому, что за все проведенное в этом мире время я встретил всего двух человек, знакомых с русским языком. Первый не считается, потому как это я сам. Второй… Вторая вот уже два года находится в состоянии, похожем на кому. Лежит без движения в тщательно охраняемых покоях замка Мальрок, ждет, когда я что-нибудь придумаю…
В данный момент кричал не я. И уж точно не она. Кто-то третий орет на, скажем так, малоизвестном здесь языке.
— Тук, за мной!
— Куда вы, сэр страж?! — удивился Оги.
— Там кто-то кричит, надо его вытащить.
— Времени нет, хрен с ним.
— Ну минутку выкроить еще можно.
Тука я позвал на тот случай, если двери прикрыты на запираемые ключом замки. Его массивная секира может пригодиться.
В дыму и треске разгорающегося поблизости пламени источник звука маскировался, я лишь примерно мог определить его направление. Вроде бы слева. Рванул на себя первую дверь, и она с натугой раскрылась. Вообще не заперта. За ней обнаружилось помещение, похожее на комфортабельную по здешним меркам тюремную камеру: ни сырости, ни зловещих колодок для строптивых арестантов. Простые дощатые нары со скудной соломенной подстилкой, глинобитный пол, параша в углу. И никого.
Вторая дверь не поддалась, и крики вроде бы раздавались именно за нею. Ключ не потребовался, всего-то и надо отодвинуть в сторону тяжелый деревянный засов. Пока я с ним возился, Тук проворно просеменил вперед, рубанул по голове начавшего было ворочаться оглушенного арбалетчика. Вот ведь везунчик, уцелел, хотя взрыв прогремел шагах в пяти от него.
Хотя не такой уж и везунчик.
В дыму на миг возник просвет, я увидел, как второй арбалетчик, залитый кровью, вытекающей из нескольких ран, целится в горбуна.
— Тук!
Тот среагировал молниеносно, буквально на миллиметр разминувшись со смертью. А болт полетел дальше и закончил путь под ухом одного из молчаливых телохранителей Оги. Верзила и в последний миг не изменил себе, рухнул на пол без звука, вряд ли даже успев что-то осознать. Убийца ненамного пережил свою жертву — Тук отправил его к праотцам таким же ударом в голову.
Вот и первые потери…
Распахивая дверь, я едва не получил в нос. Худосочный парень, из одежды одна набедренная повязка, рост на полголовы ниже моего, но агрессии на десятерых, с ходу заработал кулаками. Я успел отшатнуться, сбоку подскочил верный Тук, уже занося секиру.
— Не трогать его! — крикнул я, и добавил на языке, который уже начал забывать: — А ну скажи еще что-нибудь по нашему.
Кашляя от дыма, нападавший ответил на русском:
— Братан, так ты по-нашему понимаешь?! Ты не из этих папуасов?!
Отвечать я не стал, сказав другое:
— Если не хочешь, чтобы мы тебя закрыли назад, очень быстро отвечай: кто ты такой, откуда попал сюда и когда.
— Третий день здесь. Если тебе это о чем-то говорит, то я семьдесят первый, а звать меня Паша. Понимаешь, о чем речь?
— Да.
— Ну тогда можно не говорить откуда.
Допрашивать неожиданно нашедшегося земляка было некогда, ведь дым уже не только глаза выедал, но и легкие. Да и жар, которому особо некуда уходить, начал доставать.
— Уходим отсюда.
— Да постой ты, не суетись. Надо еще одного забрать.
— Тоже наш?
— Да нет, американец. Вроде даже нигер черный. Где-то напротив меня его держат. Хоть и пиндос, а как-то не по-людски его здесь бросать.
Пришлось пригибаться, волосы начинали потрескивать. И заодно отругать себя за неуместный интернационализм. Не хватало еще здесь сгореть из-за какого-то иностранца.
Американец обнаружился в камере напротив. Выглядел он куда хуже моего соотечественника: над ним явно поработали профессиональные палачи. По всему телу синяки и следы ожогов, на руках не хватает нескольких ногтей, спина неоднократно познакомилась с плетью.
— Чувак, поднимай зад! Спасатели Малибу пришли! — почти не кашляя воскликнул Паша, жадно хватая относительно свежий воздух — дым в эту камеру проникнуть не успел.
Узник уставился недоверчиво и вскакивать не спешил. У меня, как назло, вылетели из головы подобающие в этом случае английские фразы, и потому прокричал на местном:
— Мы свои! Если не хочешь здесь подохнуть, двигай за нами!
Это он понял прекрасно. Поднялся с соломенного тюфяка, прихрамывая, направился к выходу.
Пламя где-то добралось до воздуха, начало разгораться так бодро, что нам пришлось падать на пол. Здесь все еще оставалась неширокая прослойка воздуха, пригодного для дыхания. Так и двигались: на карачках, ругаясь от жара, подпекавшего затылки. Туку под доспех закатился тлеющий уголек, и я услышал сразу несколько слов, которые за все эти годы в моем присутствии никто не произносил ни при каких обстоятельствах.
Горбатый лингвист.
Оги дожидался нас в гордом одиночестве, дыша прохладным воздухом из отверстия, которое никогда за всю историю своего существования не использовалось таким образом.
— Все уже внизу? — крикнул я.
— Да! Кто это?!
— Это со мной. Нужные люди. Эй, американец, сможешь сам спуститься? Там где-то метров двадцать по веревке.
— У меня ладони в ранах, дайте мне минутку.
Оторвав от своей и без того ободранной рубахи пару лоскутов, он начал торопливо заматывать руки.
— Паша, давай быстрее.
Тот уже лез в расширенное отверстие уборной. Или сам догадался, или все же понимает местное наречие. Я собрался было нырнуть следом, но тут за спиной послышался грохот, а Тук заорал:
— Они выломали дверь!
Обернувшись, я увидел милую сердцу картину. Пламя, которому внезапно открылась шикарная дорога наружу, с торжествующим ревом рванулось в дверной проем. Туда как раз спешили ворваться сразу две твари — когтистые прыгуны. Как понятно из названия, создания проворные, вечно норовят успеть раньше других. За это и пострадали, в них будто струя из огнемета ударила.
Есть две вещи, которые больше всего на свете не переваривает погань: солнечный свет и огонь. И по-моему, второго они опасаются гораздо больше.
Я успел увидеть, как кошмарные создания резво отбегают, передумав забираться в здание, а затем коридор снова заволокло огнем и дымом: открывшаяся тяга сумела его очистить всего на миг.
Хоть прическа на затылке пострадала от жара, я все же возблагодарил пожар. Не хватало мне еще для полного счастья устроить бой с неустановленным числом тварей. И неизвестно какими, жрецы ведь могли здесь держать не только относительно слабых прыгунов.
Короткий путь по небрежно натянутой толстой веревке — и вот я уже на уступе. Не могу надышаться невероятно вкусным воздухом: умом понимаю, что даже ночью здесь душно, но складывается впечатление, будто оказался на заснеженном горном склоне. В прошлом году пытался забраться на одну из вершин северного Межгорья, чуть-чуть не дошел, воспоминания еще свежие.
Нормальный воздух — это хорошо, но надо подумать о дальнейшем.
— Оги, как спускаться дальше?!
— Остался еще кусок веревки, но его не хватает до низа.
— Много не хватает?!
— Не очень. И это не страшно. Я же говорил, что раньше на этот уступ поднимали камни для катапульт прямо с подводимых барж. Просто добирайтесь до самого низа и прыгайте, ничего не бойтесь, вода под ногами.
— Там глубоко?
— Не очень, но не беспокойтесь, ноги не сломаете. Я пойду первым, потом покажу, куда дальше. Плавать все умеете?
— Паша, умеешь?
— Как рыба.
— Американец?
— Продержаться должен, но не знаю, как долго. Эти твари меня хорошо отделали.
Где-то наверху послышался отчетливый стук арбалетного выстрела, рядом о камень со звоном ударил наконечник болта.
— Пытаются нас достать, — сказал Оги. — Вслепую бьют, видеть нас не могут. Но надо торопиться, могут начать бросать факелы, до такого можно быстро додуматься. Доспехи скидывайте и все тяжелое — не хватало еще утонуть из-за груза.
В этот миг наверху сверкнуло так, что добрую половину небосвода осветило. Повернувшись, я увидел, как над крепостью поднимается быстро разрастающийся огненный шар. Почти тут же в лицо ударило неожиданно жестким порывом ветра, а уши едва в трубочки не скрутились от душераздирающего грохота. Неожиданно возникший источник света затмил собою все звезды, и пылающие бревна, которые только что были частью крепкого сооружения, вылетая из облака взрыва, превращались в росчерки далеких комет на фоне резко потемневших небес.
— Это что такое? — испуганно охнул Оги.
Мы не успели должным образом испытать новую взрывчатку. В том числе и не использовали больших ее количеств. И сейчас я воочию убедился, что мощность динамита выше всяких похвал. Жаль только, что есть у него опасные недостатки.
— Вы сами просили показательно сжечь склад снарядов, и мы это сделали.
— Да что же такое было в тех бочонках?! Кусочки ада?!
— Маленький секрет стражей.
— Маленький?! Это маленький?!
— Да, маленький. И даже не пытайтесь его узнать, сами же и пострадаете.
— Так опасно?
— Не то слово. Мы сами его боимся.
Голос Оги был каким-то чересчур уж странно-испуганным, но я списал это на реакцию человека, впервые в жизни ставшего свидетелем грандиозного взрыва.
На окрестности опять опустилась тьма. Но не везде — в крепости все больше разгорался пожар. И не один. Взрывная волна расшвыряла тлеющие обломки по всей округе. Возможно, не только их, снаряды тоже неплохо летают, а потушить зажигательный состав очень непросто. Кое-где эти гостинцы упали на благодатную почву, так что у гарнизона появилось много срочных дел. Ну и прекрасно, может, про нас хоть на время забудут.
Но жрецов это не касалось, с кручи опять ударил арбалет. Тоже безуспешно, но если верить статистике, подобная стрельба по площадям рано или поздно приведет к успеху.
Оги подергал привязанную к тому же одинокому кривому деревцу веревку и уверенно направился вниз. Спустя несколько секунд донесся громкий всплеск и приглушенный голос:
— Все в порядке, давайте все сюда!
В этот миг вспыхнуло еще раз, уже в гавани. Не так далеко от нас огонь поднялся на месте приземистой круглой башни, на вершине которой располагались мощные баллисты, способные перебросить тяжелый снаряд через узкий фарватер.
Все верно. Сигналом к подрыву двух таких укреплений должен был стать фейерверк в крепости на горе. Я рассчитывал, что кислота завершит работу перед рассветом, но или капризная химия подвела, или поднятые по тревоге солдаты наткнулись на закладку и не придумали ничего лучшего, как начать двигать бочонки. Народ здесь с минным делом не знаком, неладное, может, и заподозрил, но не такое же.
Еще вспышка, грохот, пламя, на сотни метров разлетающиеся обломки. В воздух подняли вторую башню. Здесь не надо было мудрить с кислотой, использовали медные провода с изоляцией из качественного лака и пропитанной особым составом льняной нити, а также сборки простеньких аккумуляторов. Соорудить электрический детонатор несложно, главное — знать, из чего можно изготовить нить накаливания. Я знал. Не слишком надежные получались, но если по три штуки за один раз использовать, не подведут.
Я уже начал было спуск, как сверкнуло опять. На этот раз в самом городе. Позиция у меня неудобная, да и далековато, но я прекрасно знал, какой объект отправлен к небесам на этот раз. Пост под канцелярией консула получил известие о взрыве крепости, после чего кто-то зажег огнепроводный шнур. Вот и вышла задержка — быстро там работать нельзя, требуется время, чтобы все диверсанты успели удалиться на безопасное расстояние.
В Шрадре после такого не проснулись только глухие. И сомневаюсь, что кто-то лег опять. Эту ночку они вряд ли когда-нибудь забудут.

На камни прибрежной отмели я выбирался с опаской, готовясь к вероятному бою. С Оги станется половину города моими руками разнести и меня же потом схватить. В лучшем случае ради выкупа, в худшем — сдаст тем же жрецам для каких-нибудь темных опытов или северным церковникам, чтобы изуверскими пытками выбивали несуществующие тайны. Да и местные светские власти будут рады такому гостинцу, и многое смогут простить за это. Если он заранее предполагал, что выходить придется столь непростым путем, мог оставить поблизости кучку своих мордоворотов.
Хуже всего то, что даже дрянных доспехов не осталось, все скинул на уступе. Копье горит в пожаре, хорошо хоть меч сохранил. Оружие у пустынников хорошим не бывает, так что и мое слова доброго не стоит, зато руки при необходимости могут прутиком от веника убить, задешево им меня не взять.
Оги будто мысли читал: встречал меня на берегу, миролюбиво показывая пустые руки.
— Сэр Дан, я вижу, вы как-то очень уж настороженно на меня поглядываете. Это зря. Тут рядом несколько моих людей дожидаются, на случай если выбираться пришлось бы этим путем. Они нам помогут, и ничего больше.
— Неужто просто помогут? — уточнил я с нескрываемой иронией.
— Вы думаете, что после выполнения обещанного все наши договоренности остались в прошлом? Напрасно, Черная Рука умеет держать слово. И к тому же я считаю, что ссориться с человеком, способным сотворить такое, — Оги покосился на пылающую цитадель, — не самое мудрое занятие. Очень может быть, что мы еще не раз сможем сотрудничать на взаимовыгодных условиях.
— Я вам поверю, только когда окажусь на корабле.
— В таком случае идите за мной. Здесь неподалеку баркас, все прекрасно туда поместятся. Город превратился в бедлам, дорога по воде сейчас безопаснее всего. Тем более что метательных машин больше нет, гавань осталась без защиты.
— На стене катапульты остались.
— Да, но в мирное время механизмы у них разобраны, потребуется поработать, чтобы привести в боеспособное состояние. И очень советую вам успеть покинуть гавань до этого момента: даже я не знаю, что здесь начнется после всего случившегося. И за канцелярию отдельное вам спасибо. Если с ней случилось то же, что и с крепостью, я спокоен за архив.
— Будь у меня время — вытащил бы этот архив, а не уничтожал.
— Вся наша жизнь — торопливое движение в сторону могилы. Никогда не сожалейте из-за спешки, ведь каждый сбереженный миг бесценен.

Оги не обманул: его люди, встретившие нас на баркасе, вели себя подчеркнуто миролюбиво. Мы без помех добрались до парусника, где спешно начали готовиться к отплытию. Пока этим занимались, вернулась последняя группа, занимавшаяся подрывом канцелярии. Вот теперь все в сборе, ни одного человека не потеряли, пора сказать городу «прощай».
Быстроходное суденышко, подгоняемое легкими порывами ночного бриза, проворно двигалось к выходу из гавани. Возможно, с высоты сторожевой башни нас можно было легко разглядеть, но никто не поднимал тревоги. Да и зачем, она уже поднята, ведь весь город на уши поставили.
Я уже думал, что на этом сегодняшние злоключения Шрадра завершились, но где-то на окраине сверкнуло еще раз. Взрыв не слишком впечатляющий, но нет ни малейшего сомнения, что причиной его является заряд нашего динамита.
Нюх удивился:
— А там-то что грохнуло?! Мы ничего не закладывали.
— Твои любимые воры постарались… — сквозь зубы процедил я.
— А они тут при чем?! И почему они мои? И откуда у них взялся динамит?!
— Мы сами им дали. Те пять зарядов, что для галер Братства Ножей.
— Вот ведь гады! Получается, решили узнать секрет, начали разбирать какой-то из зарядов, вот он и рванул раньше времени.
— Скорее всего, что так.
— Теперь у них одной галерой больше останется.
Опять сверкнуло, но на этот раз в гавани. В той ее части, где компактно размещались пять галер Братства Ножей.
Покачав головой, я вкрадчиво уточнил:
— Нюх, так на сколько мы там трубки устанавливали?
— Сами знаете, не должно было рвануть сейчас. Времени еще много до этого.
— А ты часом не попутал склянки, когда собирались?
— Я?! Да что вы! Хотя… Ну спешка же была, понимаете, всякое могло случиться. Я в основном динамитом занимался, остальным другие. Вот их и надо наказать, как вернемся.
— Только их?
— Ну а меня-то за что?!
— А из-за кого мы могли в любой момент взлететь к небесам?! Кто, по-твоему, должен был проверять концентрацию кислоты, прежде чем заливать раствор во взрыватели? Тук, что ли?! Или ты хочешь сказать, что этой ерундой должен заниматься я? Ты бы еще на Зеленого свалил!
Вражеский берег удалялся. По воде далеко разносились звуки тревожного набата, с высокой горы извергался рукотворный вулкан, в который превратилась Цитадель Старых Королей. Снизу казалось, что там полыхают даже камни. В городе тоже возникло несколько очагов пожара. Куда более скромных, но парочка неплохих. И вряд ли только мы этому виной. В тяжелые моменты частенько находятся те, кто спешит воспользоваться бедой и даже усугубить ее. К примеру, можно перерезать глотку небедному купцу и пустить огонь под крышу его дома, надеясь, что случившееся свалят в одну кучу с остальными событиями. Ночь — тот еще соблазн для некоторых. Не удивлюсь, если Черная Рука тоже спешит обстряпать какие-то свои делишки, в которые не стал меня посвящать.
Милые люди. Спасибо, что не прирезали втихомолку и не сдали тем же жрецам.
Мы забрали то, за чем приходили. Дело сделано. Остается самая малость — получить кое-какие ответы. И срочно.
Мне чертовски надоело ждать.



Глава 18
Орден, которого нет

Небольшой парусник — не лучшее место для тайных допросов. На таких посудинах нет монолитных звуконепроницаемых переборок. Тонкие доски используются почти во всем, не считая наружной обшивки, местами применяются просто плетеные перегородки, и где только возможно, обходятся и вовсе без них. К тому же катастрофически мало места, так что уединиться очень непросто.
Но для такого случая я нашел закуток, где можно обойтись без посторонних ушей. Ну это при условии, если не повышать голос.
— Как к вам теперь обращаться? «Сэр Зерд»? Или лучше «господин Зерд»? Вы ведь в основном действовали в южных водах, а там принято обращаться именно так.
— Знаете, мы с вами не первый день уже знаем друг друга, к тому же в некотором роде коллеги, так что можно просто «Зерд» и на «ты».
И куда только подевался ссутулившийся бродяга со спутанными волосами, закрывающими почти все лицо. Теперь они сложены в строгую прическу за расправившимися плечами, голова гордо откинута, он, по-моему, даже в росте прибавил, а уж голос — воплощение уверенности в себе.
— Как скажешь, Зерд. Я тут как раз кое-что хочу от тебя узнать…
— И я так понимаю, вопросов будет очень много…
— Не то слово… Вот какого… Какого!.. Ну зачем было вообще меня за нос водить?! Ты не мог представиться сразу? К чему эта комедия?
Зерд протянул своему попугаю очищенный орех. Птица выглядела неважно: перья свалявшиеся, взгляд то безумный, то потухший, крылья обрезаны так, что походят на цыплячьи. Но предложенное кушанье стрескал за милую душу и замер в ожидании нового подношения.
— Дан, что ты можешь рассказать о стражах?
— А ты всегда вопросом на вопрос отвечаешь?
— Нет, просто хочу, чтобы ты самостоятельно пришел к простой мысли. Это сбережет время. Так как у тебя это не получается, поясню сам. Страж — это особый человек, узнать которого несложно по редкой птице-спутнику. У тебя Зеленый, у меня Имя, поэтому мы стражи. Все понятно. Без своего Имени я не страж. Я вообще непонятно кто. Ну так как, принимаешь такой ответ на свой вопрос?
— Нет. Ты всегда мог просто сказать, что потерял своего попугая.
— Не мог.
— Мог.
— С тобой очень непросто общаться… Как ты относишься к своему попугаю?
— Мы с Зеленым друзья.
— То есть он делится с тобой всеми своими секретами, ничего не скрывает и в любой момент жизнь готов отдать?
— Случалось, что, спасая меня, он оказывался на волосок от смерти. Да, он предан мне. Но вот насчет секретов… Очень скрытный гад, этого у него не отнять.
— А случалось, что ты совершал поступки, которых от себя не ждал? То есть делал то, чему сам потом удивлялся?
— Да я здесь все время только этим и занимаюсь… Живу одной интуицией…
— Поздравляю: ты истинный страж и верный раб своей птицы.
— Раб?!
— Видишь ли, они не просто птицы. Они птицы стражей. Мы связаны с ними сложной связью, и ты этого до сих пор не понял. Когда плохо одному, плохо и другому. Чем крепче связь, тем больше возможностей она предоставляет. Некоторые полезны обеим сторонам, некоторые только одной. И те и другие могут навредить в определенных ситуациях. Мы, Дан, можем оказывать влияние на своих птиц. Но и они тоже могут. Ты совершал нетипичные поступки под влиянием Зеленого, но сам этого не осознавал, а я вот раскрыл тайну. Впрочем, это было несложно — достаточно задуматься над некоторыми аспектами своего же поведения. Просто анализировать нетипичные поступки.
— Хочешь сказать, что попугаи нас гипнотизируют?
— Не знаю. Вряд ли все так просто. Какие-то их мысли могут стать нашими.
— Мой Зеленый думает только об алкоголе, а я о нем не задумываюсь.
— Да, я не видел, чтобы ты всерьез увлекался вином.
— Как-то душа не лежит. То есть ты не прав, ведь в этом он уж точно должен на меня влиять.
— Зато душа лежит у него. А так как все живые существа по сути своей эгоисты, он всеми способами отсекает конкурентов.
— То есть боится, что я вылакаю его долю, и внушает, что вино мне неинтересно?
— Что-то вроде этого.
— Смешно. Я вообще-то никогда не был поклонником алкоголя, мне не надо это внушать.
— И не станешь — птица не позволит. Оказавшись в разлуке с Именем, я со временем стал испытывать такую боль, что ее невозможно передать. Болела сама душа. Я все больше и больше чувствовал нашу связь, а под конец даже начал видеть то, что видит Имя. И я ни с кем, даже с тобой не мог это обсуждать. Это настоящее умопомрачение, когда сам не свой и лишних мыслей нет. В голове осталось лишь одно: надо как можно быстрее найти Имя, тогда боль пройдет. Знаю, что временами я казался почти нормальным, но это стоило огромных усилий, и ни на что больше меня при этом не хватало. Даже в такие моменты я помнил лишь об одном и старался делать все, чтобы приблизить встречу с Именем. Так что я не мог ничего тебе рассказать. Просто был не в состоянии. Такие мысли не приходили в голову, а если приходили, казались лишними. Это странное состояние психики… неописуемое. Разве ты сам не ощущаешь некоего смутного беспокойства, когда подолгу не видишь свою птицу?
— Вообще-то да, но это легко объяснить. Я привык к Зеленому, к тому же он бывает полезным. Погань чувствует издали, это не раз выручало, разведку может проводить, быстро донесения передавать.
— Ты всегда хотел знать, как я вижу гавань и крепость. Гавань я видел в те недолгие минуты, когда Имя выносили на стену. Без воздуха и солнца птицы чахнут, так что почти каждый день ему давали немного того и другого. Мертвый он им не нужен. Но в основном я мог видеть только комнату без окон, где его держали. Видел его глазами. Ты сам тогда убедился, что я не обманываю. И теперь, зная это, хочешь всерьез сказать, что между стражем и птицей нет связи?
— Я такого не говорил. Я говорил, что человеком не может управлять птица.
— Я тоже этого не говорил. Управлять не может, но может пытаться навязать свое мнение, подействовать, склонить чашу весов долгих раздумий к решению, которое попугай считает верным.
— Никогда не поверю, что они могут забираться в наши мысли.
— Ничего не могу сказать о мыслях, сужу лишь по делам. Странные поступки… Вспомни свои странные поступки.
— Ну… случалось.
— Например?
— Однажды мне стало плохо. Очень плохо. По вине черного сердца. Я думал, что умираю. И почему-то вместо того, чтобы лежать в своем замке, я отправился в безлюдное место. Там было опасно, едва выжил, но получилось так, что излечился. И кое-какие ответы получил. Это было похоже на внутренний голос, меня будто толкала туда невидимая сила.
— Эта сила зеленого цвета. Попугаи давно сотрудничают с такими, как мы с тобой, они знают наши сильные и слабые стороны, знают, когда и чем можно помочь. У них есть информация, которой нет ни у кого. Они помнят многое. Но они не разумны в том смысле, который мы вкладываем в понятие разума. То, чего они пытаются от нас добиться, не всегда эффективно, а иногда и откровенно глупо. Мы этому сопротивляемся, а затем сами удивляемся противоречивости своих поступков: то замечаем сокровенное, невидимое другим, то проходим в двух шагах от того, чего не заметить невозможно, но тем не менее не замечаем.
— Прости, но что-то не верится. Зеленый не сидит у меня на голове целыми днями, и вообще я никогда не отличался последовательностью мыслей, так что изначальной причиной таких поступков является характер. Ну и последствия переноса могут сказываться, если ты понимаешь, о чем я.
— То, что стражами являются исключительно гости этого мира, рано или поздно осознает каждый из нас. Я понял это очень давно. И птицы могут каким-то известным только им способом находить нас по этим самым последствиям переноса. А потом использовать нас. Сколько ты здесь пробыл?
— Приблизительно четыре местных года. А ты?
— Сорок девять. Приблизительно…
— Солидно… А выглядишь лет на тридцать пять. Ну максимум сорок.
— А до встречи с Именем как выглядел?
— Меньше шестидесяти не дашь.
— У тебя черное сердце, ты тоже не будешь стареть подобно обычным людям. Местным людям. Мне приходится чуть сложнее, чем тебе, но тоже долго протяну.
— Ты из какого вообще проекта? Страна какая? Вообще откуда?
— Те два человека, которых мы освободили… Я слышал, как ты с ними разговаривал. Мне не знакомы такие слова. Да и до этого я догадывался, что мы из разных мест.
— То есть как? Ты не с Земли?
— Я не знаю, что такое Земля.
— Планета. Моя планета. Так она называется на моем родном языке.
— Ну это я понял.
— Ты вообще человек?!
— Дан, ты не мог бы что-нибудь рассказать о своем мире? Даже не так: расскажи о том, как в твоем мире представляют устройство Вселенной. Я имею в виду способ перемещения между линиями миров. Та дорога, которая привела нас с тобой сюда.
— Ну… Сразу оговорюсь: я не специалист. В смысле — не теоретик. Меня готовили, но в основном давали практические знания.
— Но что-то все-таки давали.
— Да. Грубая модель перехода такова: есть множество миров, располагающихся друг относительно друга подобно листам в пачке бумаги. Есть возможность перехода от одного листа к другому. И есть способ, с помощью которого это можно проделать. Вся проблема в том, что способ очень затратный, для переноса одной крошечной песчинки потребуется столько энергии, сколько всей моей цивилизации придется вырабатывать не одну сотню лет. Это с нынешними темпами производства.
— Сколько сторон вы открыли?
— В каком смысле?
— Ну сколько направлений, по которым можно переходить к этим вашим соседним листам. Представь, что миры не листки, а, допустим, многогранники или, допустим, кубики, плотно уложенные друг к дружке, гранью к грани. То есть из одного можно попасть сразу к нескольким соседним. Так как обстоят дела в твоем мире?
— Не совсем уверен, но, по-моему, у нас известно лишь одно направление. О других мне ничего не рассказывали.
— Понятно…
— Что понятно?
— Что ваша теория далека от совершенства. Как, впрочем, и наша.
— А у вас сколько направлений?
— У нас на данный момент тетраэдрическая модель, по ней есть четыре стороны, именно столько мы можем использовать.
— Вы переносите тела или только сознание?
— У нас схожие проблемы с энергией, так что только сознание. Ну иногда пытались кое-какие мелочи, но это почти ничто.
— И ты тоже умер в своем мире?
— Гибернация. Теоретически я даже сейчас могу вернуться в свое тело.
— А я вот вряд ли.
— Мы в одинаковом положении, потому что мой теоретический шанс никогда не станет практикой. Зачем тебя прислали?
— Гм… Знаешь, это уже не моя тайна. Я и так разболтался перед представителем чужого мира.
— И ты всерьез думаешь, что моей цивилизации интересны ваши смешные тайны?! Да судя по одной теории, мы оторвались от вас очень далеко, ваши представления о Вселенной нам неинтересны.
— Но ты ведь интересуешься.
— Здесь любое знание может оказаться полезным. Я просто выживаю как могу и пытаюсь помочь своему миру тоже как могу.
— Каким же образом ты ему помогаешь отсюда?
— Да ничем не помогаю… ничем.
— Зачем тогда говорил о помощи?
— Тут все сложно, очень сложно, тебе будет непросто понять.
— Я понятливый.
— Это тема очень долгого разговора.
— А я никуда не тороплюсь.
— Тетраэдрическая модель не описывает полной картины строения Вселенной. Есть еще одна тетраэдрическая модель, соседствующая с ней. И они ни в одной точке не пересекаются связями по четырем осям. Там все иначе.
— Ты хочешь сказать, что рядом с пачкой наших миров располагается еще одна?
— Да. И вряд ли одна. И там тоже кто-то есть. Но они не такие, как мы. И некоторым из них интересна наша Вселенная. Ты боишься за благополучие своего листка в пачке, и это похвально. А я боюсь за все листки твоей пачки. И не только я.
— Ничего не понимаю…
— Скажи мне, Дан, ты никогда не замечал странных вещей? Я говорю о событиях, которые тебе приходилось наблюдать после перехода в этот мир.
— Шутишь? Да здесь сплошные странности. Одна погань чего стоит.
— Этот мир не такой, как другие. Ты знаешь причину, почему попал именно сюда?
— У нас нет связи с другими, хотя нащупать пытаются.
— Глупости. Те, кто тебя послал, вообще ничего не понимают в строении вселенной. Да, они что-то нащупали примитивным способом и создали из этого целую теорию. Но она ложная от начала до конца. Они хоть попытались как-нибудь объяснить проблему затрат энергии при переносе масс?
— Нет. Я так понял, что это закон переноса.
— Еще сто местных лет назад технологии моего мира позволяли переносить по четырем направлениям объекты, соизмеримые с моей родной планетой. Энергии было более чем достаточно.
Я не удержался, присвистнул:
— Да вы и правда далеко нас обогнали. Хотя… Ты же говорил, что вы лишь мелочи могли таскать?
— Я говорю о современности. Раньше все было не так, но мы упустили момент.
— Это как?
— Все непросто. Мы не успели толком отработать технологию, как начались трудности. Затраты энергии возрастали, процесс был лавинообразным. За первый год в сорок с чем-то раз, за второй уже в тысячи, а за третий дошло до триллионов. В данный момент мы почти в одинаковом с вами положении, то есть передача массивных предметов практически невозможна.
— Наша Вселенная изменилась?
— Нет, всего лишь один с виду обычный мирок стал той занозой, который пресек всякую возможность нормального сообщения. И это как раз в тот момент, когда мы нащупали ходы в соседнюю тетраэдрическую систему. И не просто нащупали, а определили, что кто-то осуществляет массовый перенос энергии и вещества оттуда.
— То есть пришельцы из второй мегавселенной начали ставить вам палки в колеса?
— Не все так просто, они здесь, по-видимому, вообще ни при чем.
— Тогда в чем дело?
— Наши умники даже не смогли понять, одна тетраэдрическая система или сразу несколько проявляют к нам интерес. Но определили, что интерес растет, ведь из года в год объемы переноса нарастали. А затем там начали сталкиваться с теми же трудностями, что у нас. И теперь у них требуется на порядки больше энергии, чем нам, а мы ведь перенос не тянем почти вообще. То есть перед ними захлопнули дверцу.
— Кто захлопнул?
— Мы с тобой.
— Шутишь?
— Стражи.
— Лично я ничего не захлопывал.
— Я тоже. Мы просто к этому причастны.
— Я точно непричастен.
— Не будь таким категоричным, ты ведь понятия не имеешь о том, кто мы такие.
— А ты, значит, имеешь?
— Не совсем. Меня сюда прислали разобраться с происходящим, но я еще больше запутался.
— Ты можешь передавать сведения своим?
— Нет. Но я мог вступить в контакт с представителями другой Вселенной. В тот момент нам казалось это важным.
— Еще бы. Только я не совсем понимаю про вселенные. Возьми хотя бы эту: здесь нескончаемое количество звезд. За время нашего разговора несколько тысяч родилось и примерно столько же погибло. Ну я так, с потолка цифры взял. Почему мы стучимся лбами об эту планету? Здесь всем медом намазано?
— Я понял, о чем ты. Да, намазано тем еще медом. Те, кто тебя сюда послал, не смог доставить ничего, кроме сознания. Аналогично в моем случае. И ни твои, ни мои сейчас не могут выбрать пунктом назначения ничего, кроме этой планеты. Одна дорога, одно направление, все другие закрылись.
— Почему?
— Мы не знаем — наши ученые в тупике. Но считают, что именно здесь можно найти ответ на запрет переноса между вселенными. Отсюда все началось. И здесь осталась последняя лазейка, работающая только для информации. Ничего больше мы не можем переносить никуда: только чистый разум и только в тело жителя этого мира. Это единственное место, куда осуществим хоть какой-нибудь перенос. Единственная планета во всей бесконечности тетраэдрической системы. Разумные существа из других систем в таком же положении, других путей нет и у них.
— А сейчас у тебя появилось объяснение?
— И да, и нет.
— Ну я все еще внимательно слушаю.
— Были другие цивилизации, до нас. На этой планете можно найти их следы.
— Здесь их называют «язычники».
— Ну что ты, нет. Язычники — дикость, которая расцвела на давно заброшенных руинах куда более развитого мира. Затрудняюсь ответить, как давно это было. По всей тетраэдрической системе мы находили подходящие для жизни планеты, смежные с нашей, и населены они такими же, как мы. Не везде был именно человек, но на многих, пусть и хватало отличий. И биосфера всегда схожая. Кто-то когда-то расселил нас по всей системе. Попав сюда, я не испытываю непреодолимого отвращения к здешним девушкам. Даже более того, некоторых из них нахожу весьма привлекательными. Хотя, признаюсь, поначалу было гораздо труднее, я слишком консервативен в том, что касается вкусов. В ходе эволюции у людей моего мира выработались несколько иные пропорции. Главным образом это касается головы. Я уж не говорю о почти непреодолимых культурных различиях, цвете кожи, разнице особенностей общения. Но постепенно свыкся.
— Мне было проще. Ну… насчет пропорций проще. Культура тоже не очень отличается. Но в моем мире находили ископаемые останки предков людей. Примитивных приматов. То есть мы — продукт эволюции, нас никто не переносил.
— Уверен?
— Так считает наша наука.
Зерд небрежно отмахнулся:
— Ваша наука оккупирована шарлатанами. Мы этот этап тоже пережили. В былые времена у нас много чего находили, но всегда недоставало какого-то особого звена, чтобы выстроить стройную цепочку развития нашего вида от простейшего к современности. Просто схожая биосфера, к которой приложили руки те, кого уж миллионы лет нет. И руки ли — неизвестно.
— Интересно…
— Мир — интересная штука.
— А скажи, ты не знаешь способов связи со своими? Ну машину какую-нибудь можно создать или еще что-то такое?
Зерд промедлил с ответом, затем понимающе улыбнулся:
— По твоему взгляду заметно, что вопрос с подвохом. Только не говори мне, что знаешь некий ужасный секрет. Что умники твоего мира открыли способ связаться с нами, и надо только чуть-чуть помочь с этой стороны.
— Это и правда секрет…
— Что? Я угадал?!
— Ну раз уж я начал выдавать тайны, то выдам и эту. Доверяю тебе почему-то. В общем, меня не просто так сюда забросили. Я был участником серьезного проекта. Таких, как я, учили несколько месяцев, мы запоминали устройство особой установки. Машины электрической. Ее надо было собрать здесь и запустить. Такую же надо при этом включить с нашей стороны. При этом возникает тоннель между мирами, по нему можно что угодно передавать, любые грузы.
Лицо Зерда стало ну очень серьезным. Как у много повидавшего доктора, выслушивающего бред абсолютного психа. И потому следующие его слова были предсказуемыми:
— Скажи, а те люди… ну те… которые тебя сюда прислали. Они случайно не выглядели откровенно сумасшедшими?
— Не сумасшедшее тебя.
— Все понятно с ними, потому как я и правда ненормальный.
— Их устройство не будет работать?
— Я не буду интересоваться техническими подробностями. Отвечу просто: нет.
— Мы используем термин «портальная установка». Или просто «портал». Грубо говоря, там используется принцип электромагнитного резонанса одинаково настроенных сопряженных колебательных контуров. Установка на моей планете должна быть включена все время или почти всегда, им там проще. Ну а я должен рано или поздно собрать ее здесь. Ну, в общем, пока что не собрал. Там нужно много материалов, которых здесь не достать ни за какие деньги. Даже простую медную проволоку малого сечения не производят, а ее потребуется очень много. Не та чистота материалов, без некоторых приборов и эталонов трудно добиться выдержанных характеристик и прочее.
— Надеюсь, ты не начал серьезно заниматься сборкой этого казуса. Я даже понял, о чем речь, на это и правда могли клюнуть те, кто весьма поверхностно представляет теорию. Подобной штукой они, скорее всего, установили сам факт наличия одного из четырех соседствующих с вами путей. Не так уж сложно выявить аномалии в колебаниях электрического поля при должной настройке контура. Но они сделали неправильные выводы. Впрочем, ты не обязан мне верить, можешь поискать проволоку и прочее, попробуй сам, если заняться нечем.
— Обязательно подумаю над твоим предложением.
— Этих двоих прислали для такого же смешного занятия?
— Я с ними еще не говорил, но одного, скорее всего, да. Его отправили те же люди, что и меня, он здесь новенький, еще к языку не адаптировался. Со вторым чуть сложнее. Наш мир не един, он чем-то похож на этот. Множество стран, среди которых всего несколько по-настоящему серьезных игроков. Они то и дело опасно конфликтуют, войны случаются такие, что гибнут миллионами.
— Второй — твой враг?
— Не совсем. Второй прибыл из государства, которое традиционно конкурирует с моим, но до прямой войны дело не доходило. Я не знаю точно методики их подготовки, и зачем их вообще сюда засылают. Человек… Та девушка, которую ты видел в замке, она знала о них чуть больше. Ее ведь прислали гораздо позже, добавилось сведений при подготовке. Вроде бы они тоже хотят создать такую установку. И у них есть более совершенный вариант, там изготовление сильно упрощено. Я имею в виду с этой стороны — с другой все наоборот.
— Их ученые пришли к тем же выводам, что и ваши?
— Не совсем. Мы ведь конкурируем жестко. Не стесняемся воровать идеи. Сам не знаю точно, кто у кого что и когда украл, но схожие результаты говорят сами за себя.
— Можешь не волноваться, вашим конкурентам ничего не светит. Как, впрочем, и вам. Мы здесь навсегда, если во Вселенной что-то не изменится очень серьезно.
— Но ты говорил, что разгадка причины затруднения переноса может скрываться именно здесь. Если ты поймешь, в чем дело, это и может стать тем изменением.
— Я не намерен искать эту разгадку. И даже больше: я мешал это делать другим и буду продолжать мешать, не стесняясь с методами. По крайней мере так будет в обозримом будущем.
— Почему?
— Эта планета как паук в паутине, сотканной с игнорированием границ Вселенной. В нее легко угодить, но невозможно вырваться. Ее нити тянутся не только по нашей тетраэдрической системе, они уходят в другие пространства, о которых мы недавно вообще не подозревали и о которых даже сейчас почти ничего не знаем. Оттуда приходят такие же путешественники, мы используем одну дорогу. Но они — не мы. Другой вид. Настолько другой, что мы не имеем представления об их природе. Я уже говорил, что в нашей Вселенной единая биосфера. Я говорю об основе, а не о мелочах. Но у них все иначе. Какие вещества задействованы в их биохимии? И можно ли вообще говорить о какой-то биохимии, как и о веществах? Вдруг это энергетические формы жизни, причудливые искривления физических полей или вообще неведомо что. Мы понятия не имеем, какие там физические законы, что это вообще за миры. Об их существовании мы можем судить лишь по косвенным признакам. Звук упавшей капли ничего не расскажет о процессах, протекающих в облаке над твоей головой.
— Эти, чужие… они уже здесь. Они пришли по этой дороге.
— И да, и нет.
— Погань. Все, что с ней связано, — самая серьезная здешняя странность.
— Не самая. Самую серьезную я уже уничтожил.
— И что это было?
— То, с чего чужаки здесь начинали. Одни из чужаков. Вначале, когда путь еще не был закрыт, они сумели притащить сюда нечто материальное. Оттуда, из своего мира.
— Что?
— Я не хочу вспоминать подробности. Поверь, о таком лучше забыть и не вспоминать никогда. Это действительно не люди. И то, что они здесь делали, не похоже ни на что привычное нам. Ради того, чтобы это уничтожить, я пожертвовал всем, что создавал значительную часть своей здешней жизни. И собой тоже пожертвовал. Но благодаря случайности выжил. Начал во второй раз уже здесь, на севере, создавать все заново, но слишком сильно расслабился. Забыл, что лишился многих возможностей в тот раз, когда испепелил все чужое… или то, до чего смог дотянуться.
— Не все, погань осталась, она даже процветает.
— Это уже совсем не то. Ты считаешь, что это и есть чужие?
— А разве нет?
— Нет, все не так просто. Я уже говорил, что они не люди. Перенос сознания — капризный процесс. Ты не сможешь найти укрытие для своей души в том случае, если новое тело занято полноценным хозяином или значительно отличается от твоего. Единая биосфера позволила нам с тобой найти подходящие вместилища, но чужакам здесь ничего не светит, у них ведь все не так.
— Прости, что перебиваю, но тут назрел животрепещущий вопрос: в женщину попасть можно?
— Лишь в том случае, если тело с очень схожими параметрами и при этом должны присутствовать ярко выраженные мужские признаки.
— То есть в гермафродита?
— Да, в той или иной мере. Но даже при таких совпадениях шансы ничтожны. Скорее в теории возможно, чем на практике.
— Спасибо, а то при подготовке такие, как я, больше всего побаиваются именно этого. Хотя, думаю, кое-кто о таком только и мечтает.
— Ваша медицина не умеет менять пол?
— Умеет кастрировать, потом делать косметические изменения и гордо называть полученный результат женщиной. Обратный процесс аналогичен, разве что можно обойтись без кастрации, оттого имеют место курьезные ситуации с рожающими мужчинами.
— Понятно.
— То есть чужие не могут захватывать местные тела? Я видел тут кое-что, и не раз. Да и ты тоже. Насчет захвата тел.
— Это все не то. Путь для переноса настоящих тел для них закрыт. Как и для нас. Они ищут альтернативы, исследуют возможность приспособиться к местным телам. Приспосабливают сознания, но толку от этого нет. Есть у них еще программа создания более подходящих вместилищ. Как я подозреваю, она или провалилась, или едва теплится, принципиально новые формы погани появляются все реже и реже.
— А захват тел? Разве в человека вселяются не чужие?
— Неполноценные создания. Скорее всего, что-то вроде синтетического разума. Пробные образцы. В чистом виде это смерть для местного тела, поэтому они модифицируют разум хозяина под свои нужды. Но пока не заметно, что они близки в решению проблемы нормального переноса. Мы для них такие же почти непостижимые чужие, как они для нас.
— Им интересны стражи из-за этого?
— Откуда знаешь?
— Да так… общался с одним голосом. Он упорно называет меня ценным телом.
— Мы сумели сюда добраться в куда большей мере, чем они. Им тоже хочется это повторить. Да, получается, что мы для них и правда ценные тела. И такие, как мы с тобой, к ним уже попадали. Они знают о стражах больше, чем мы о них, но, похоже, разрыв невелик. К тому же у них сложности с доступом, возможны только косвенные действия, и они не едины, здесь действуют несколько несвязанных или почти несвязанных сил. У них могут быть принципиально другие цели и совершенно разные представления о путях решения схожих задач, кое-где они сотрудничают, но в основном или почти не сталкиваются друг с другом или даже конкурируют. Рейдеры, которые на северном берегу выискивают кирт, сильно отличаются от тех, которые занимаются тем же за пустыней. У меня была возможность сравнить — нет ничего общего ни в облике, ни в тактике боя. И поиск древних редкостей у них ведется разными способами. Даже более того, в былые времена доводилось встречать свидетелей стычек этих групп.
— Погань дралась с поганью?!
— Да.
— И кто оказался сильнее?
— Южане.
— Не понял?
— Та погань, которая обитает южнее. Ты, должно быть, с ней не сталкивался. Разница незабываемая, уж можешь мне поверить.
— Хорошо, что они к нам не забредают. То есть захват тел — это что-то вроде опытов? Эксперименты?
— Массовых опытов. Они пытаются разработать эффективную технологию. Если с созданием новых тел ничего не вышло, надо приспосабливаться к уже существующим, вот и изощряются как умеют.
— Демы в курсе, кому они помогают?
— Уровень здешнего общества слишком примитивен, чтобы осознать подобное. Они просто нашли выгодного союзника и пользуются всеми благами от сотрудничества с ним. Чужим, причем абсолютно всем их видам, тоже удобно, ведь они облегчают им работу с теми же телами, обеспечивают снабжение, когда нужно охраняют. Польза взаимная.
— Но демы все равно предатели.
— Не будь их — нашлись бы другие. Как я понял, южные народы в этом регионе издавна конкурировали с северными, и погань стала тем решающим фактором, который позволил им окончательно закрепиться со своей стороны моря.
— Ты ведь знаешь, что меня волнует один очень важный вопрос…
— Помню. Твоей девушке подсадили черное сердце.
— Да. Мы хотели ее спасти. Я тогда сам едва не погиб, добывая эту штуку. Без нее никак, рана тяжелая, здесь таких не лечат.
— Эта, как ты выразился, штука — один из немногих работоспособных образчиков технологий чужих. Нечто вроде симбиотического устройства, которое они сумели приспособить под местные условия. Или разработали с нуля, и аналогов ее в их мире нет. Не могу знать все, лишь предполагаю. В ней имеется функция того самого искусственного разума. В случае перерожденных или опоганенных людей они внедряют в тело либо само устройство, либо что-то вроде безусловного биологического приказа сформировать его. При последнем варианте устройство само постепенно вырастает в теле за счет его ресурсов, после чего следует окончательный захват. В первом случае захват происходит почти мгновенно, полный, во втором перерожденный меняется со временем, иногда поначалу он остается самим собой и даже это осознает. Разные случаи наблюдал. Деталей я не знаю, но все происходит примерно так.
— То есть, если тем или иным способом сердце оказывается в теле, его захватывают чужие?
— Не чужие, а технологическое устройство чужих. Нет их здесь и никогда не было, это просто последствия их действий. Дверь закрыта, теперь они работают только с информацией, а с ее переносом тоже не все гладко.
— То есть сами они сюда попасть уже не могут, но пытаются что-то придумать, пользуясь местными ресурсами.
— Да, их сердце захватывает, но в той или иной мере работает криво, и с его помощью они так и не смогли научиться переноситься сюда.
— А вдруг?
— Нет, не похоже на планомерную разумную деятельность. Бездушные зонды это, и действуют по заданному сложному приказу. Понимаешь, о чем я?
— У нас это называется «программа». И зонды программируемые тоже есть.
— Вместо того чтобы шагать на юг к центрам чужих или хотя бы делать что-то сообща… ну не знаю… какие-то проекты, они обычно занимаются кто чем, вразброс, будто эта их программа не предусматривает такого или действует неправильно. Одни могут годами жить среди людей, не выдают себя. Может, считают, что собирают некие сведения, или устройство копирует часть разума хозяина и пытается слепо копировать его поведение, отождествляя себя с прежним носителем. Вариантов бывает множество, и большая часть их, я так думаю, по причине того, что они так и не научились в нас внедряться. И вряд ли научатся, если все будет идти как идет.
— У меня черное сердце. И у нее тоже.
— Да, это так. И ты считаешь, что тебя поработил чужой разум?
— Сперва так и казалось. Он пытался это… Оно… Я даже не могу его назвать. Сопротивляться было даже не трудно, а как-то мерзко. Если мне совсем плохо, если теряю сознание, могу опять с ним встретиться. Внутри меня будто пропасть, а на дне ее обитает нечто необъяснимое.
— Синтетический разум или его фрагмент. Та самая твоя программа. Они в той или иной мере почти всегда фрагментированы, не получается у них переносить их без повреждений. Черное сердце — наиболее высокий образец чужой технологии. Конструкция почти без сбоев, внедряется идеально и очень быстро, случаев отторжения почти не бывает. Центр там разветвлен, и это можно использовать для наших нужд. Все, что требуется, — искусственная фрагментация. Банально разделяешь сердце на части. Если не делать их слишком мелкими, функциональность сохраняется почти у всех. Но это не касается исходного управляющего разума. Разветвленность центра играет с ним дурную шутку — его разбивает на части. Технология несовершенна, потому восстановить себя оно уже не может, но остатков хватает, чтобы поддерживать работоспособность фрагментов устройства.
— То есть если такой кусочек подсадить, допустим, смертельно больному, он вылечится?
— Очень может быть, что да. В устройстве заложены широчайшие возможности поддержания работоспособности захваченного тела. Но само оно далеко не вечно, скорее всего, из-за все того же несовершенства технологии. Особенно это касается фрагментов, они быстро выходят из строя. Однако излечить болезнь или восстановиться после тяжелой раны обычно успевают.
— У меня целое сердце. Почему я не стал перерожденным?
— Ты — страж.
— Ну да… исчерпывающее объяснение…
— Ты уже однажды умер, информационная матрица покинула твое тело, но вместо того чтобы… Несмотря на все успехи науки, мы до сих пор не знаем, что происходит с информацией после смерти. Но в твоем случае известно все: она перенеслась в новое тело в другом месте. Но матрица уже не прежняя, добавлена информация о гибели. Весьма и весьма специфическая информация. Я бы даже сказал — критическая. Многие перерожденные способны опознавать стражей, хотя на нас ведь это не написано. То есть как-то ощущают наше отличие от других, выделяют из толпы. А некоторым даже трудно находиться рядом с нами, они испытывают невыносимые мучения от такого соседства.
— Ну если учесть, что при встрече мы их стараемся прикончить, мучения вполне обоснованны.
— Я совсем о другом. Или тебе не доводилось видеть у перерожденных такую реакцию?
— Один раз. Целый замок был захвачен перерожденными. Нам тогда пришлось сразиться с отрядом рыцарей, которые примчались оттуда. Один, совсем мальчишка, во время боя спрашивал меня, откуда я здесь взялся и почему в моем присутствии он слабеет.
— О! Да ты даже пообщаться успел. Ценный опыт.
— Недолго длилось общение. Я убил его. Он сам об этом просил. Мне кажется, прежний хозяин тела помог в том бою. Пытался бороться с захватчиком.
— Такое иногда случается в свежих случаях перерождения. Особенно если страж шатается поблизости. Ты и правда опасен для тварей, рядом с тобой они действуют медленно и глупо. Ты никогда не увидишь их во всей красе именно из-за этого.
— Ты не объяснил до конца про сердце.
— Это только мое предположение, но думаю, что технология чужих в нашем случае дает серьезную осечку. Все знают, что сердце погани нельзя использовать целиком, тем более черное. И знают, что будет в том случае, если ослушаться запрета. И также знают, что есть люди, которым при этом ничто не грозит. Их и называют стражами. Все стражи, которых я встречал, и, почти уверен, те, о которых только слышал, не являются уроженцами этого мира. Они такие же путешественники, как мы с тобой.
— Получается, если ты в прежнем мире умер, то сердце погани тебя не подчинит?
— Ну тебя же не подчинило.
— А у нее?
— Она точно умерла перед тем, как сюда попасть?
— Нам твоя гибернация ни о чем не говорит. Мы умираем, потом попадаем сюда. Вроде у всех так, другого способа не знаю.
— А она долго перед этим была здесь?
— Нет, она новенькая. Но язык уже усвоился, говорила без заминок.
— Может, из-за этого…
— Что из-за этого?
— Налицо какой-то сбой. Ее тело не захватили, но и прийти в себя она не может.
— Какое ценное наблюдение… Я, бывало, тоже подолгу валялся, в том числе и после попадания сюда. И при этом мило общался с внутренним голосом. Странным голосом. И сохранил себя, несмотря на этот непонятный голос и прочее.
— Блок управления устройством. Искусственный разум, причем весьма ограниченный. В свое время я не один год потратил на его изучение.
— Лежал в коме?
— Бывало и так, но обычно выкраивал несколько минут времени. При желании нетрудно научиться связываться с устройством без драматических сложностей.
— На устройство это не похоже. Это нечто куда более страшное.
— Ты судишь по ощущениям, а не по фактам.
— Так ты не знаешь, что надо делать в ее случае?
— Я — нет. Но ее попугай может знать. Возможно. Между ними ведь есть какая-то связь.
— Ее птица не очень-то разговорчива.
— Страдает по ней?
— Наверное. Она с тех самых пор неразговорчива, как это случилось.
— Хозяйка молчит, и она молчит. Я ведь тебе говорил не раз, что они связаны.
— Даже Зеленый перестал за ней приударять: не в том она настроении.
— Как мужчина я ему искренне сочувствую.
— А мне совсем не смешно.
— Понимаю. Есть еще один вариант…
— Какой?
— Это море непростое…
— Я уже заметил.
— У меня подозрение, что именно на его дне может найтись то, из-за чего в нашей общей реальности начались такие сложности с перемещениями. Нечто вроде защитного механизма, что-то такое… в этом роде. Реакция на чужаков. Ты, должно быть, сам не раз видел остатки весьма древних сооружений. Встречаются среди них всякие, в том числе и откровенно непонятные. А ведь воды морские скрывают многое. Случаи, когда неводами вытаскивают мраморные статуи или что-то другое, никого не удивляют. Дороги, которые уходят в море, можно встретить на обоих побережьях и многих островах. Когда-то здесь было гораздо меньше воды.
— И при чем тут моя проблема?
— Есть неподалеку один интересный островок, на картах не обозначенный. Нам с тобой не мешало бы его посетить.
— А что там?
— Да там… В общем, это лучше раз увидеть, рассказы как-то не то. Он не такой уж необитаемый, есть там кое-кто, вдруг посоветует что полезное. Шансы получить помощь велики, по своему опыту сужу.
— Ты покажешь этот остров?
— Я твой должник, можешь распоряжаться мною всецело.
— И долго теперь должником будешь?
— Мы еще успеем обсудить мелкие детали нашего сосуществования.
— К этим двоим, которых мы выручили, тоже прилетят птицы и они станут стражами?
— Не факт. Птицы почему-то выбирают далеко не любого.
— На месте попугаев своего соотечественника я бы не выбрал. Слишком он какой-то шумный и несерьезный. Не таким должен быть страж.
— У птиц свое мнение.
— Откуда они вообще взялись? Что это? Тоже инопланетная технология?
— Технологии чужих здесь ни при чем. Я предполагаю, что этот вид попугаев был выведен на этой планете очень давно. Возможно, цивилизация, оставившая много странных объектов, использовала их для каких-то своих нужд. Только не спрашивай, для каких. Затем она исчезла, а попугаи остались.
— Ага. И зачем-то пристают к таким, как я и ты.
— Возможно, это следствие их происхождения. Не исключено, что когда-то они были частью системы безопасности на случай проникновения все тех же чужих. Пришельцев нельзя даже назвать злыми, просто они совсем другие, с другими методами, нет смысла подходить к ним со своими мерками. Я пытался с ними контакт наладить, но это все равно что с муравейником общаться. Возможно, они уже пытались сюда внедряться, очень может быть, что именно это стало причиной катаклизма, следы которого здесь можно отыскать во многих местах.
— Кто живет на том острове? Магистр?
— Ты о чем?
— У ордена стражей есть магистр.
— Это сказки для аборигенов. Стражи — вечные одиночки. У них никогда не было своей организации. Думаю, один из первых, кто сюда попал, сумел себя неплохо зарекомендовать и запустил этот слух, чтобы придать вес своему статусу. С тех пор и повелось.
— А как же латынь?
— Что?
— Язык стражей.
— Он так называется?
— Да. Мертвый язык моего мира.
— Не знал. Ну, возможно, сказку с орденом придумал твой земляк, знавший этот язык.
— Даже далеко не простолюдины уверены в существовании магистра и организации стражей.
— Ну разумеется. И ты, я так подозреваю, никогда не пытался убедить их в обратном. И даже больше того, при каждом удобном случае не забывал с загадочным видом ссылаться на великого магистра и орден. Только не надо говорить, что такого не было.
— Временами речь шла о том, чтобы не умереть прямо сейчас. В такие моменты я готов был сослаться на кого угодно.
— Вот так и крепнут слухи об ордене и его магистре.
— Мой попугай однажды тоже ссылался на магистра. Он передал мне его приказ.
— Да что ты говоришь?! — делано изумился Зерд. — А скажи, твоя птица не была замечена в каких-либо хитростях?
— Да она большую часть времени только ими и занимается.
— Тот приказ, он был полезен?
— Да, я обзавелся ценными союзниками.
— Птица считала, что сотрудничество с ними тебе не помешает. И не придумала ничего лучшего, чем сослаться на приказ магистра. Ты же сам его временами через слово поминал, вот и она не удержалась от искушения.
— Зеленый — хитрец еще тот, но он не врун.
— В том, что касается магистра, он приврал, даже не сомневайся. Или, возможно, подразумевает под этим кого-то другого.
— Кого?
— Спроси у Зеленого.
— Ага, так он мне и ответит… знаю… сталкивался не раз…
— Он не человек, его сознание устроено иначе. Принимай таким, какой он есть.
— Стараюсь. Хотя временами так и тянет сварить из него суп.
— Дан, ты слишком много узнал, постарайся все это переварить, а уж потом задавай новые вопросы.
— Я быстро перевариваю.
— Не сомневаюсь, но все же давай продолжим чуть после. У меня есть к тебе дело. Срочное.
— Что?
— Видишь ли, я страж не совсем полноценный, мне ведь не пришлось умирать, чтобы сюда попасть. Мое прежнее тело особым образом законсервировано, теоретически я даже могу в него вернуться. Погани не слишком нравится находиться рядом со мной, но я все же подозреваю, что ты ей не нравишься куда сильнее. Отсюда мои опасения по поводу технологий чужих…
— Извини, что перебиваю, но я тебя не понимаю.
— Дан, все очень просто: я опасаюсь ставить себе полноценное сердце.
— Боишься, что не справишься.
— А ты бы на моем месте не боялся?
— Еще бы…
— Я использую малые части и предпочитаю не связываться с черными разновидностями. Они самые опасные. Кусочка хватает, чтобы восстанавливаться. Но сам понимаешь, в гостях у церковников было трудно рассчитывать на достойный сервис и медицинское обслуживание. То есть дорогостоящими частями сердец меня не пичкали. Дан, за эти годы я сильно сдал и обзавелся неприятными болячками. Все от проклятой сырости. Твои люди вырезали сердце у той твари, которую прикончили в крепости. Не мог бы ты…
— Раньше бы сказал, у нас такого добра хватает. Многих своих людей только этим и спасали.
— До встречи с Именем я даже не думал об этом. Не старайся так привязаться к птице, как это сделал я. Всему виной мои эксперименты. Из-за такой связи разлука с попугаем сделает из тебя неполноценного. Так что если ты не против, я бы хотел сделать это прямо сейчас. Нужен всего лишь небольшой кусочек. Пора начинать приводить себя в норму.
— Только один вопрос. Маленький. Почему у твоего попугая такая странная кличка?
— Сентиментальность. Воспоминание из детства, память о моем мире.
— Не понял.
— Слово «имя» есть и в моем родном языке. Только означает оно нечто совершенно другое. Очень личное. Не спрашивай что, слишком разные у нас культуры, разговор затянется до полудня.
— Хорошо, я понял. Просто языковое совпадение.
— Да, именно так. Если вопрос исчерпан, давай займемся лечением.



Глава 19
Таинственный остров

Попугай едва заметно покосился на яблочную дольку, которую я ему предложил, затем на меня. Взгляд его можно было охарактеризовать одним словом — потухший. Если убрать из него совсем уж крохотную, почти неуловимую искорку жизни, то глаза станут точь-в-точь как у на совесть замороженной курицы.
Этой птице не помешают услуги психотерапевта…
Зерд присел рядом, протянул своему попугаю аналогичное лакомство. Тот робко осмотрел подношение, осторожно попробовал, затем чуть оживился, заработал клювом по-настоящему.
— Он всегда любил фрукты, — произнес Зерд.
— Очень плохо выглядит.
— Пройдет немного времени — и станет прежним. Жрецы ему не давали покоя днем, а ночами оставляли рядом тварь. Знают, что он от такого соседства нервничает. У себя его держать опасались — там слишком много тварей, птица долго не выдержит такого соседства. Даже одна на него плохо влияла.
— Чего они хотели? Чего добивались от птицы?
— Это часть тайны стражей. Наблюдали, пытались изучать.
— Спасибо, что вскрытие не устроили. Отчего такая честь именно твоему попугаю? Не могли других наловить?
— А ты когда-нибудь видел этих птиц на свободе?
— Нет. Но я в основном на севере живу, а тропические птицы холода не любят.
— Мороз они переносят легко. И поймать их жрецы не могли нигде, потому что не знают, где такие водятся. Это одна из тех загадок, ответ на которую их очень интересует.
— Эти птицы — сплошной клубок загадок.
— Кстати, раз речь зашла о птицах: где запропастилась твоя? Зеленый так и не вернулся, а ведь он умеет находить хозяина где угодно.
— Его выпустят, когда корабли войдут в устье Гваи.
— Я не совсем тебя понимаю…
— Зерд, ты ведь в свое время не последним пиратом был, чего тут может быть непонятного? У нас не хватило сил для захвата Шрадра, но зря, что ли, я сюда такой флот притащил? Тем более что там не только мои воины, а чужим нужно вознаграждение. Не буду же я из своей казны оплачивать их потерянное время.
— То есть пока мы искали путь в крепость…
— Ага, кое-кто внес изменение в планы. Зеленый передал донесение, в котором я приказываю выдвигаться к реке. Очень удачно: ведь консул со всей провинции стягивал людей для защиты Шрадра, так что гарнизоны других городов и поселений ослаблены. А уж после переполоха, что мы устроили, он скорее всего всех живых к себе сгонит, опасаясь, что это было лишь начало. Консул — очень осторожный человек. Я предлагал ему хитроумный план, по сути повторение той ловушки, в которую когда-то угодили твои корабли. Но он не соблазнился возможностью схватить стража, все корабли остались в гавани. Их подготовили к отплытию, но и только. У нас, в моем мире, есть поговорка: лучше маленькая птица в руках, чем большая в небесах. Вот он и ухватился обеими руками за маленькую птицу, пытаясь сохранить Шрадр. Так что моим ребятам будет проще щипать другие цели, куда более доступные и к тому же сейчас ослабленные.
— И ты вот так, легко, отправил свой флот грабить речные города?
— Что не так?
— То, что тебя там нет.
— Уж поверь, моими кораблями командуют люди, которые в морском грабеже иногда разбираются получше меня. Справятся.
— Странные времена наступают… Давненько демов не грабили, а ты, как я понял, делаешь это уже второй раз.
— Второй налет на побережье. Острова мы атаковали много раз, о нападениях на корабли даже не буду говорить. Я понятия не имею, сколько мы отправили на дно. Сбился со счета.
— После меня кто-то нападал на побережье? Я имею в виду не тебя.
— Около десяти лет назад союз государств за проливами посылал сильный флот. Что-то он даже пограбить успел, но потом его сильно потрепали демы и шторма, домой вернулось чуть больше половины кораблей. С тех пор ничего больше не было. Непрерывно ходят слухи, что где-то неизвестно где кто-то что-то готовит, но дальше слов дело не заходит. До меня у южан вообще бардак с береговой охраной был, расслабились. Да и сейчас она не так уж хороша. В этом вопросе они больше полагаются на своих шпионов у северян. Те должны заранее доносить об угрозе нападения. О нас они сообщили оперативно.
— Ты сам и сообщил.
— Просто повезло перехватить того гонца.
— Но сообщил именно ты.
— Да я не спорю, сам и сказал.
— Но это им скорее во вред пошло.
— Просто очень удачно использовали сильные стороны противника против него же. И, кстати, еще ничего неизвестно, как там на реке обернется.
— Если ты уверен в своих людях, то все пройдет хорошо.
— Уверен. А далеко еще до этого острова?
— Если ветер не изменится, мы будем возле него завтра.
— Так близко? На моей карте там нет ни клочка суши.
— Моряки избегают этих мест. Или ближе к проливам держатся, или ходят западнее, где можно по пути устроить безопасную стоянку.
— Даже демы там стоять опасаются.
— Да, слава у островов дурная, но иногда ничего другого не остается, как бросать якоря.
— Есть что-то, о чем я должен знать? Опасные течения, рифы?
— Течение есть, но ничего опасного в нем не вижу. Рифы только у восточной оконечности острова, их хорошо видно, с остальных сторон подходы чистые.
— Зерд, я все хотел спросить. Что тогда случилось? Как ты потерял корабли? Как получилось, что твой попугай попал к жрецам?
— Дан, может, когда-нибудь я и расскажу все. Сейчас не готов. Не хочу вспоминать. Я тогда был излишне самоуверен. И за это поплатились дорогие мне люди. Спасая меня, Чедар Нарус выдал себя за стража. Надел мои доспехи, при нем остался попугай. Почему птица не смогла потом улететь, я не знаю. Меня без чувств отнесли на быстроходный корабль. Кто-то из стрелков понял, что я не из простых воинов, хотел взять живым, пустил тупой болт в голову. Будь я в сознании — вряд ли бы выжил. И уж доспехов у меня никто бы не забрал, не говоря о птице. Я потерял всех, осознание этого дурно на меня повлияло. Сам не свой был. В ином случае церковники не смогли бы взять меня так легко.
— И церковники не распознали подмены?
— Чедар Нарус очень похож на меня. Мы ведь братья. Точнее, это тело принадлежало его брату.
— И он дружил с тобой после того, как ты оставил его без брата?!
— Их отдали жрецам. Братом те занялись в первую очередь. Превратили его в живую куклу, а потом почему-то забраковали, чужим он не достался. Такое нередко случается. Из таких забракованных обычно и получаются стражи. Только не спрашивай почему, ответа у меня нет. Идеальное вместилище для чужого разума, их будто специально создают для наших нужд. Я пришел в себя, лежа на куче разлагающихся тел. Сумел выбраться из ямы, потом освободил несколько таких же бедолаг. Некоторые боялись убегать, некоторые уже не могли. Чедар остался со мной. Нас могли различать только самые близкие люди, среди церковников таких не оказалось.
— С церковью и у меня были проблемы…
— Какие?
— Да так… пустяки. Их милые палачи сломали мне ноги, не говоря уже о прочих радостях. Очень хотели узнать тайны стражей, а я, сам понимаешь, ну никак не мог им отвечать, потому как ни о каких тайнах знать не знал.
— Эти палачи потом сильно сожалели?
— К несчастью, злодейка судьба нас разлучила. Временно. Одного из них я, впрочем, не забываю. Стараюсь каждый год порадовать чем-нибудь, чтобы не сильно скучал в ожидании неминуемой встречи. Вот недавно его повысили, а новая должность подразумевает безбрачие и строгое поведение. Один мой человек, который там как раз выполнял щекотливое поручение, в честь этого события устроил счастливчику подарок. Нанял всех городских женщин нестрогого поведения и хорошо заплатил за то, чтобы они людным днем толпой заявились к резиденции церковников и начали стучать в двери и стены, требуя выдать им величайшего любовника всех времен и народов.
— Того самого, которого вы до сих пор забыть не можете?
— Да. Цавус. Хорек редкостный.
— Шутка безобидная.
— Такие шутки не дают ему забыть о том неизбежном моменте, когда мы опять свидимся. Уж поверьте, об этой встрече он боится думать, так что я всегда рад напомнить.
— Да, есть и у меня знакомые церковники. И тоже мечтаю увидеться с некоторыми.
В небесах захлопали крылья, на планшир ловко плюхнулся Зеленый, с интересом покосился на серого сородича, поинтересовался:
— Откуда вы это пугало взяли, кретины?
— И тебе привет, Зеленый, — ответил я на это и задал встречный вопрос: — Ты опять вырвался из клетки или тебя отпустили вовремя? Корабли зашли в устье?
— Ножичком между ребер — и порядок, — очень мутно ответил птиц и прозрачно намекнул: — Так язык пересох, что вот-вот вспыхнет.
Никогда еще не видел, чтобы Зеленый просил воду, но давать ему алкоголь по первому намеку — значит баловать и вообще потакать его постыдной слабости. Пусть для начала все доложит, а там видно будет.
— Вон море, пей сколько влезет, для тебя ничего не жалко.
— Да ты бы еще в уборную со своей кружкой сунулся!
— Если хочешь чего-то, кроме воды, для начала давай рассказывай. Не верю, что просто так улетел, без послания.
Попугай покосился с недоверием, справедливо подозревая, что, выпотрошив его на предмет информации, я тут же позабуду про всякие намеки на поощрение. Но мы с ним не первый год знакомы, знает, что все равно своего добьюсь. Вздохнул так печально, будто только что осознал всю греховную сущность мироздания, и, пытаясь копировать манеру разговора Арисата, пробубнил:
— Вошли в реку на попутном ветре и приливе. С ходу высадились на причалах Атарсиса, много добычи. Солдат почти нет, взяли легко. Завтра поднимемся выше, через два дня вернемся к устью, там встретимся. Жду птицу с ответом по месту встречи.
Отлично. Мои люди уже взяли первый город из трех запланированных. Еще и окрестным мелким поселениям достанется. Даже если консул быстро получит эти известия и попробует запереть мой флот в реке, ничего не получится. Кораблей у него не так много, а их козырь в виде огнеметных машин не очень-то работает против воинства стража.
— Вот так-то лучше, Зеленый.
— Горю! Язык горит! Спасайте родненького!
— Водичка, Зеленый, водичка. Спасайся на здоровье.

О том, что остров может оказаться необычным, я подозревал с самого начала, и чем дальше, тем больше в этом убеждался. Здешнее море не без странностей, и суша здесь встречается всякая. В том числе и нормальная на вид, но причаливать к ней не стоит ни при каких обстоятельствах.
Так вот, у всех здешних островов есть одна удобная особенность. В ясную погоду над каждым можно заметить или облачную шапку, или хорошо выделяющуюся на фоне синевы небес дымку. Таким образом, можно узнать о близости суши задолго до того момента, когда ее можно будет увидеть.
Этот остров был не таким. Над ним не было ни облаков, ни дымки. И это при ясных небесах и погоде, близкой к штилевой. Парусник едва плелся, признаки суши не могли появиться неожиданно, и я не догадывался о ее близости до того момента, когда впередсмотрящий не заорал со своего гнезда на мачте:
— Земля по курсу!
Приблизительно через час я сумел увидеть ее с палубы. Едва заметная выпуклость на горизонте. Изучил ее в подзорную трубу: прекрасно разглядел одинокую гору с пологой вершиной, зелень на склонах и радостное взору моряка отсутствие бурунов от прибоя на опасных рифах.
Паруса последний раз лениво надулись, а затем резко опали — мы попали в полосу мертвого штиля. Подобное на море не такая великая редкость, но сейчас это очень уж некстати. Не хочется застрять в неведомых водах до темноты, опасная близость земли может сыграть дурную шутку в случае внезапно налетевшего шквала.
Зерд, осмотрев остров в подзорную трубу, уверенно заявил:
— Вот-вот поднимется ветер. Но ненадолго.
— Откуда знаешь?
— Здесь всегда так. Штиль, потом ветер, потом опять штиль. Каждая смена погоды длится примерно семьсот ударов моего пульса, можешь сам проверить.
— Так не бывает.
— Возле этого острова все бывает. И посмотри внимательнее на воду.
— Все же есть рифы?
— Нет, дело здесь вовсе не в рифах.
Порыв ветра ударил в паруса, корабль, уже почти остановившийся, помчался дальше. А я все смотрел и смотрел на воду, и увиденное мне не слишком нравилось. На море если чего-то не понимаешь, опасайся этого. Не факт, что тебе что-то грозит, но лучше будь готов ко всему.
Вода вела себя непонятно. Она не двигалась.
Море никогда не бывает абсолютно спокойным. Даже если ты попал в полный штиль, все равно на зеркальной поверхности можно разглядеть отголоски далеких волн. Они поднимаются на считаные сантиметры, но это все равно движение. А в случае даже самого легкого ветерка он устраивает из водной глади стиральную доску.
В этом море не было никаких отголосков далеких волн. И даже когда задул ветер, ничего не изменилось. Парусник будто по гигантскому зеркалу скользил, и я был почти уверен, что даже в самый жестокий ураган здесь ничто не изменится.
Туку довелось много походить по морю, и увиденное ему тоже не понравилось:
— Что-то не так. Будто в корыто с ртутью угодили.
— Это просто вода. Чистая вода, — заявил на это Зерд.
— Вода так себя не ведет. Мне не нравится это место. И это ты нас сюда завел. Что-то худое задумал?
— Не надо волноваться, я бывал здесь не один раз, и ни разу ничего плохого не случалось. Более безопасного места в море нет. Для нас безопасного.
— Да? А я вот ни разу не слышал истории о неподвижной воде. А о таком народ молчать не стал бы. До проливов не так далеко, случаются там ветра, которые могут утащить корабль на запад, прямиком сюда. Уж такое бы люди запомнили. Но ведь не слышал ни от кого. Это что тогда получается? Да получается, что кто такое видит, тот уже ни о чем не рассказывает никому. Такие вот нехорошие дела.
— И тем не менее мы в безопасности.
— Ну-ну…
— У нас на борту сразу два стража.
— И что с этого?
— А то, что в эти воды корабль может зайти лишь с одним условием: на нем должен быть страж. Ну или его попугай. Хотя последнего не проверял.
— Не советую плохо со мной обращаться, — на всякий случай отозвался Зеленый.
— А если без стража корабль?
— Если на корабле нет стража, он не доберется до порта.
— И что с ним станет?
— Пропадет бесследно.
На воду тошно смотреть. Мало того что она будто зеркало, так в ней не видно ничего живого. Даже самая мелкая рыбка не пускает кругов на ее поверхности. Прозрачность изумительная, но в подсвеченной солнечными лучами толще не видно даже медуз, а ведь для них как раз самый сезон.
Выглядело это так странно, что заставь меня в эту воду нырнуть — буду сопротивляться изо всех сил. Вряд ли Зерд обманывает, ведь ни один моряк не станет молчать, если такое увидит. Будет потом что рассказать в портовой таверне. Раз такие истории не ходят, значит, есть что-то, закрывающее свидетелям рты.
Паруса вновь обмякли, а Зерд, усмехнувшись, произнес:
— Можете считать. Семьсот ударов пульса — и ветер задует вновь. Я не раз проверял.
— Проклятые воды, — суеверно пробормотал Тук.
Так и оказалось, и мы с ритмичными равномерными остановками продолжили путь. Чем дальше, тем становилось интереснее. Дно в чистом море можно разглядывать на глубинах в десятки метров, но все серьезно осложняется волнением. Здесь же его не было совершенно, и вскоре я начал замечать какие-то объекты. Вон подозрительная прямая линия, а вот целая серия параллельных. А это что такое? Грандиозная скала квадратной формы? Природа способна поработать не хуже скульптора, но, должен отметить, на дне под нами было слишком много геометрических фигур, подозрительно похожих на рукотворные.
Чем ближе к суше, тем мельче море — закон известный. Вскоре дно поднялось настолько, что я смог разглядеть его досконально. И убедился — да, не природа поработала над загадочными фигурами. Да и не фигуры это вовсе, а каменные конструкции. А может, и металлические — уж больно подозрительно выглядят некоторые.
Затонувший город? Если и так, то какой-то странный. Ни домов, ни улиц. Больше всего это походило на многогранную пирамиду с очень пологими углами возвышения. Местами на гранях проявлялись ромбические выступы, ребра кое-где ощетинивались тончайшими шпилями. Вездесущие водоросли здесь отсутствовали, лишь тончайший зеленый налет кое-где покрывал непонятные конструкции, так что ничто не мешало разглядывать даже мелкие детали.
С вершины мачты отозвался Люк:
— Под нами что-то затонувшее!
— Возле Шарна есть целый город на дне, — заявил Тук. — У нас там якорь зацепился за какой-то дворец, так и не вытащили. Местные бездельники промышляют там нырянием. Обвязывают под водой отколовшиеся блоки, потом поднимают. Отличный мрамор, такой хорошо покупают. Здесь тоже все старое, вон сколько обломков. Может, тоже дорогие, но кто же туда нырять станет.
Тук был прав, там и сям просматривались следы разрушений. Обломки шпилей, сколы на ребрах, выбоины, пара провалов с неровными краями. Один из них был такой глубины, что дно не просматривалось.
Это сколько же труда надо было приложить, чтобы стащить в одно место гору камня и упорядочить его на такой площади…
Да, кстати о площади. Что-то этот остров кажется каким-то…
До суши оставалось около километра, и даже без подзорной трубы в глаза бросились некоторые необычные вещи. Мне не пришлось долго таращиться вперед, чтобы осознать — не остров это вовсе. Передо мной лишь вершина того самого пирамидального сооружения, над гранью которого мы сейчас проплываем. Вон, если приглядеться, можно понять, что тот заросший зеленью бугор является ромбическим выступом, а неровная расческа поднимающихся над деревьями скал — обломки «шпилей».
То же самое начали понимать остальные, и вскоре все, за исключением меня и Зерда, наперебой обсуждали тупость древних, вбухавших невероятное количество сил на создание сооружения, которое закончило тем, что банально утонуло. Возможно потому, что их страна не выдержала такой тяжести.
Зерд привел меня сюда не древностями восхищаться. Это с кем же я смогу поговорить в таком месте…
Остров, вход на который закрыт почти для всех. Да это и не остров вовсе, а часть загадочного сооружения, ушедшего в морскую пучину почти полностью.
Но даже тот жалкий кусочек, что все еще возвышался над поверхностью, мог поразить до глубины души. Все пирамиды Египта на его фоне не более чем стакан воды рядом с наполненной ванной.
Зерд покачал головой:
— Не перестаю удивляться, видя это.
— Я тебя понимаю…
— На твой родине, на Земле, не было легенд о громадных пирамидах?
— Не только легенды, были и сами пирамиды.
— И у меня также. А древние легенды не говорили о том, что эти пирамиды не просто груды камней?
— Разное про них рассказывали, в основном чепуху.
— Верно. Чепуха. Потому что настоящая пирамида под нами, а все остальные — только память о ней. Пустышки, не имеющие силы. Но люди помнят. Наверное, на всех планетах помнят. Помнят о ней.

По части рифов Зерд не соврал — у западной оконечности острова их не оказалось. Как, впрочем, не оказалось и бухты.
Впрочем, зачем нужна бухта, если здесь вообще нет волн, а ветер несильный, да и дует с перерывами через каждые десять минут?
Глубина у берега была ничтожна. Зерд сказал, что так здесь повсюду и, не замочив ног, до суши не доберешься. На других островах обычно все было иначе — видимо, сказывались какие-то очередные непонятные странности.
А вот еще одна: волнения нет совершенно, но узкая полоска пляжа усыпана добротно окатанной галькой и обломками раковин. О чем это может говорить? Да о чем угодно. В том числе и о том, что некогда, не так давно, здесь все же резвились волны. Ну и правда, не великан же принес сюда эти обломки, да еще и не поленился рассыпать их ровным слоем.
Ступив на берег, присел, изучил несколько окатанных камешков. Я, к сожалению, не очень-то разбираюсь в горных породах, мало чему успели научить перед запуском. На вид вроде бы ничего удивительного, такой гальки полно на пляжах сотен или тысяч местных островов. Только принести по воде ее не могло, значит, я держу в руках кусочки того материала, из которого древние возвели это поразительное сооружение.
Кстати, потрогать руками сами блоки я пока не смог. Пляж завален галькой, а дальше начинаются травяные заросли. Уж не знаю, как давно все это было воздвигнуто, но уже успел накопиться солидный почвенный слой. Вон, дальше кусты поднимаются, а за ними и деревья. Растительность скудной не назовешь, значит, для корней добычи хватает.
Зерд, не обращая внимания на мои геологические изыскания, зашел в траву, неуверенно огляделся, покачал головой:
— Когда был здесь последний раз, привез разных семян. Думал, что-то вырастет. Но не выросло.
— Что за семена?
— Говорю же — разные. В основном злаки.
Мне бы и в голову не пришла идея засевать зерновыми культурами какой-то затерянный в море остров, но Зерду, должно быть, виднее. Не просто так ведь старался, видимо, это как-то связано с обитателями острова.
Кстати об обитателях. Пока что я не видел ни одного. Ну если не считать насекомых и мелких пичуг. А вон что-то шустрое прошмыгнуло в траве, вроде бы ящерица, но не уверен. Тропинок не видно. Нет и построек или других признаков недавней хозяйственной деятельности. Дымом не пахнет, и вообще как-то не верится, что на этом клочке тверди живет хотя бы один человек. Такое вот ощущение.
— Дальше пойдем только ты и я, — произнес Зерд.
— Одного стража не отпустим, — напрягся Тук.
— Здесь ему ничто не угрожает.
— Не отпустим, — уперся горбун.
Я поднял руку:
— Спокойно. Со мной останется страж Зерд. Остров мал, мы не потеряемся.
— Да это разве остров?! Это ерунда какая-то! Подальше надо держаться от таких нехороших мест. Сюда небось погань отовсюду давно сбежалась за киртом, куда ни плюнь, древность сплошная, а она это дело любит.
— Вы остаетесь! — заявил я таким тоном, что спорить никто не стал.
— Просто ждите тут, никуда не расходитесь, — добавил Зерд и, развернувшись, уверенно направился в глубь острова.
Мне не оставалось ничего другого, как пойти следом. Удалившись на несколько шагов, страж, не оборачиваясь, пояснил:
— Твои люди хороши, но чем меньше они знают о наших делах, тем лучше. Я понятия не имею, что они могут услышать, если пойдут за нами.
— Ты же говорил, что бывал здесь не один раз, должен знать все.
— Так и есть: был не раз. Но каждый раз был как первый. Здесь не очень спешат рассказывать, сам увидишь. Но кто его знает, вдруг именно сейчас их прорвет.
— Их?
— Сам вот-вот увидишь, слова будут лишними.
Колючая трава цеплялась за сапоги, то и дело приходилось раздвигать ветви кустарников. Даже если бы на этом клочке суши жил всего один человек, он бы неизбежно вытоптал несколько удобных троп. Ну ладно там человек, пусть хотя бы коз парочка, или даже, страшно сказать, твари поганые. Должны быть какие-то следы, но их не было. И ничего живого, кроме тех же мелких пичуг и разбегающихся изумрудно-зеленых ящерок.
Нетоптаная дорога вела вверх, в направлении ромбической выпуклости на теле древнего сооружения. Не доходя до него сотню шагов, свернули, затем еще раз, в итоге дальше пошли по одному из ребер пирамиды. Здесь местами из почвы выдавался камень основания, не удержавшись, я присел, расчистил от мусора мелкий пятачок. Странная какая-то порода, больше на стекло похожа, чем на какой-нибудь гранит, и нет ничего общего с той галькой, которую разглядывал на берегу. Искусственный материал? Или следы давней катастрофы? Почему бы здесь не поработать жаркому пламени.
Зерд, обернувшись на ходу, произнес:
— Не вздумай забирать с собой местные камни.
— Почему?
Страж показал звездообразный шрам чуть ниже локтя:
— Вот что случилось со мной после того, как не удержался и взял.
— Неужели камень начал кусаться?!
— Нет. Едва мы отплыли, он взорвался. Хорошо, что не в руках, лишь слегка задело осколком. А сила разрыва была такова, что разнесло стол в каюте.
— Большой камень?
— Вовсе нет. Прихвати размером с ботинок — и гарантированно заработаешь пробоину в борту.
Так уж я устроен, вместо того чтобы поразиться новой загадке, мгновенно переключился на ее практическое применение:
— Это можно как-нибудь предотвратить? То есть не просто сохранить камень, а вызывать потом взрыв по своему желанию? А то у нас со своей взрывчаткой проблемы.
— Если и есть такой способ, мне он неизвестен. И вообще не советую. Мы тут не больше чем гости в доме, где принято ходить на цыпочках.
— Жду не дождусь, когда же увижу хозяина.
— Разочарую немного: ничего совсем уж нового ты не увидишь.

Как я уже говорил, остров, если так можно назвать остатки затопленного сооружения неведомого назначения, не отличался впечатляющими размерами, так что здесь трудно рассчитывать на приличные по длительности путешествия. Однако в пять минут тоже не уложишься: не настолько уж мал, да и рельеф просто аховый. Ребра изломанных граней, казалось, протягиваются здесь специально с целью создания препятствий пешеходам. Какой маршрут ни выбирай, местами обязательно придется карабкаться. А стеклоподобный материал неплохо противостоял времени: ни выбоин, ни трещин. Разве что местами его повредило явно внешними воздействиями, — вот через такие точки и вел меня Зерд. Все вверх и вверх, по солнцепеку да через колючие кустарники.
И ни малейшего намека хоть на самую чахлую тропинку. Здешние обитатели или летать научились, или я чего-то не понимаю.
Так мы и шли — напролом. До самой вершины. Плоская площадка на макушке затонувшей пирамиды, если эту конструкцию можно так назвать. В отличие от всего остального, размерами не блещет, здесь даже в баскетбол полноценно не поиграешь. Зато по ней можно было ходить без помех: колючие кустарники остались внизу. Лишь чахлая травка и четыре деревца с краю: низенькие, разлапистые, с корявыми стволами, почти без листвы.
Хозяева острова ждали нас здесь. И Зерд был прав, я действительно не увидел ничего нового.
Десятка три попугаев расположились на кривых ветвях. Птицы были всех расцветок и размеров и относились к одной и той же породе, хорошо знакомой всем стражам. Трудно представить, что такое сборище может вести себя тихо, но все было именно так. Таинственные создания дружно сверлили нас колючими взглядами и загадочно помалкивали.
Зерд, скорее кивнув, чем поклонившись, произнес:
— Приветствую вас.
Ткнул локтем в мой бок, прошипел:
— Давай, говори.
— Что говорить?
— Ты зачем сюда вообще пришел? Вот и говори.
— Тут только попугаи! С ними говорить, что ли?
— Дан, а ты видишь кого-то еще?! Давай, говори, они тебя внимательно выслушают. И может, даже помогут. Мне помогали не раз.
Послышалось хлопанье крыльев, на пустующую ветку плюхнулся кое-кто знакомый. Зеленый опять вырвался из клетки, вот же неугомонный. Впрочем, здесь ему самое место, в такой-то компании. И что интересно, помалкивает, как все, и также таращится, будто ни разу в жизни меня не видел. Хотя нет, вон в глазу заметна хитринка — хоть клюв на замке, но себе не изменяет.
Ну что ж, я и правда пришел сюда не просто так, надо с чего-то начинать.
— Привет.
Нет ответа, если не считать все тех же заинтересованных взглядов. Хотя интересно не всем: один начал демонстративно чистить хвост, еще парочка таращится друг на дружку, делая вид, что меня не замечает. Ладно, продолжим:
— Я пришел сюда в поисках помощи. И помощь нужна не мне. Одной девушке нужна. У нее есть подруга, одна из вас. В общем… Как бы сказать… У нее, я о девушке, а не о ее птице, серьезные проблемы. Проблемы с черным сердцем. Ну вы, наверное, понимаете, о чем я. Она не может с ним справиться самостоятельно. У нее отличное здоровье, она отлично выглядит, но почему-то не может проснуться. Зерд сказал, что здесь, возможно, сумеют с этим помочь. Прошу вас, помогите.
Ноль реакции, птицы все так же молчат. Не выдержав пытки тишиной, прошептал Зерду:
— Ну? И что дальше?
— Ты их не заинтересовал.
— И как же я могу их заинтересовать?!
— Понятия не имею. Но ты им точно интересен, так что имей в виду. Иначе бы они смотрели по-другому.
Вот ведь проклятые птицы. И Зеленый, предатель, помалкивает. Что же еще можно сказать?
— Она им неинтересна, — добавил Зерд.
— Ты о чем?
— О твоей подружке. Видимо, она плохо себя зарекомендовала. С этими птицами все трудно, но тем, кто полезен, они могут помочь. Если, конечно, в состоянии. И можешь не шептаться, они все равно слышат, уж поверь.
Вздохнув, развел руки:
— Ну если я вам так дорог, то имейте в виду, что из-за этой проблемы я сам не свой вот уже очень долго. То есть толку от меня меньше, чем могло бы быть. Я уж не говорю о том, что девушка, за которую я прошу, может быть очень полезной. Она ведь просто не успела проявить себя. Не было времени. Но даже так показала себя неплохо. Хотя вы это и не видели, но так и было. И толк от нее будет. Хотя бы от тех знаний, что у нее есть. Понимаете? Мне она очень нужна. Очень. Без нее на многое не рассчитывайте. На меня не рассчитывайте.
Первое серьезное движение. Один из попугаев, очень крупный, какой-то поникший весь, скорее всего старый, неловко слетел со своего места, приземлился на ближайшую ветку, не сводя с меня пристального взгляда, проскрежетал:
— Всегда появляются другие. Починить трудно. Или нельзя. Легко найти другого. С другими просто.
Он что, намекает, что вместо помощи можно найти нового стража? Ну да, так и говорит. Вон, на корабле целых две кандидатуры.
Э, нет, я не за этим сюда пришел!
Покачал головой:
— Она лучше других. С ней мы сделаем очень многое. Даю слово, так и будет.
— Страж Дан полезен.
— Она будет не менее полезной.
— Чинить трудно.
— Почему бы не попробовать?
— У людей принято менять одно на другое.
— Что вы хотите получить за помощь?
— Страж Дан должен будет делать то, что делает. Делать больше. Делать лучше. Делать дальше.
— Да я развернусь на весь мир, только время дайте. Ну если поможете — один не справлюсь, а с ней запросто.
— У стража Дана есть страж Зерд. Он будет помогать.
— Зерда мало.
— Страж Дан должен делать быстро.
— Я уже делаю. Прямо сейчас мои люди громят города на большой реке. Там живут люди, которые кормят серых жрецов. Да и самим жрецам не поздоровится, если попадутся. Сам я разгромил их гнездо на днях. Вон, вашего товарища спас, попугая Зерда.
— Делать больше.
— С каждым днем я становлюсь сильнее и делаю больше.
— Делать дальше.
— Мы уже строим корабли, которые смогут месяцами находиться в море. С такими сможем забираться гораздо дальше.
— Делать лучше.
— Стараюсь и буду стараться. И вон Зерд научит чему-нибудь, он знает побольше.
Попугай отвел взгляд, обернулся на своих сородичей. Те начали переглядываться, занервничали. Птицы вели себя при этом по-прежнему флегматично, но некоторые беспокоились все больше и больше. Три из них, наиболее возбужденные, взмыли в воздух, закружили над головами.
Зеленый, спрыгнув с ветви, поднялся к ним, на лету прокричав:
— Держу курс на винный погреб!
После этого троица пристроилась за ним, и птицы быстро помчались в сторону моря.
Проследив за ними, Зерд произнес:
— На север летят. Чуть к западу забирают. Если не свернут, скоро будут в твоем замке.
— Они полетели в Мальрок?!
— Ну помогать ведь там надо. Старая птица сказала свое слово.
— Они помогут?!
— Посмотрим.
Попугаи, разом сорвавшись со своих веток, разлетелись в разные стороны. Несколько секунд, и на площадке остались мы одни. Зерд, присев, развязал горловину мешка, притащенного с корабля, неспешно высыпал содержимое — смесь разных зерен, найденных в запасах камбуза.
— Птицы поклюют, им много надо. Я тут пытался сажать это дело, но не вижу результатов. За посевами ведь следить надо.
— Как ты вообще узнал об этом месте?
— Были проблемы. Большие. Сам решить не смог, Имя помог, показал этот остров.
— Что это вообще за место такое? Откуда здесь взялись попугаи?
— Откуда? А откуда здесь взялся ты?
— Знаешь сам откуда.
— Ты осколок своего мира, я своего. А попугаи… Птицы тоже осколки чего-то. Черный след от старого костра может не помнить о пламени, его породившем, но трава на нем все равно не растет.
— И ты думаешь, что я все понял?
— Ты задаешь вопросы, на которые у меня нет ответа. И вряд ли ответ есть у кого-то другого. Но это хорошее место, птиц здесь никто не обижает. Так что думай только о деле, не захламляй голову бесполезными мыслями, в свое время меня это подвело, теперь действую умнее.
— До южного берега отсюда рукой подать, странно, что остров до сих пор не обнаружили.
— Вот эта мысль уже куда полезнее, ты на правильном пути. Думаю, находили. И не раз. Но остров умеет защищать своих жителей.



Глава 20
Последняя загадка острова

Парусник, то останавливаясь бессильно, то совершая короткий очередной рывок, удалялся от берега. Я еще мог различить одно из разлапистых деревьев на вершине, но это уже на пределе возможностей глаз.
Очередное открытие только прибавило вопросов. Птицы, увы, не те создания, чтобы рассчитывать на них как на полноценных собеседников. Они или дурачатся, как любит Зеленый, или уходят от неинтересных для них ответов, или коротко высказываются о том, что им кажется важным. Не более.
Остается надеяться, что троица, полетевшая на юг вслед за Зеленым, действительно поможет. Чем? Не знаю, но Зерд уверяет, что у попугаев какая-то таинственная связь со стражами, а помочь надо именно стражу.
Кстати, о стражах: пара моих земляков, к которым в сложившихся обстоятельствах я готов причислить и американца, осталась невостребованной. Мы побывали в логове попугаев, но ни один не выразил желания к ним присоединиться.
Не соответствуют каким-то критериям? Или стражи такой народ, который не должен плодиться в приличных количествах?
Не знаю. Я по-прежнему ничего не знаю. Но теперь у меня чуть больше надежды, чем в тот момент, когда я карабкался на стену аденского замка.
А еще я остался без Зеленого и, следовательно, без удобного средства связи. Без него мы не сможем передать сообщение Арисату. Остается надеяться, что ветер не изменится и мы быстро доберемся до устья Гваи, не разминувшись с флотом. Но даже если разминемся — не страшно. Парусник в отличном состоянии, припасов хватает, доберемся до Межгорья самостоятельно. Хотя лучше, конечно, держаться всем вместе. Во всяком набеге отход — важнейшее дело. И зачастую сложнейшее. Не нужно недооценивать демов. Да, при равных силах они нам существенно уступают, к тому же их управленческий аппарат не так уж и эффективен, но при нужде они могут стянуть такие силы, что, даже имея втрое больше кораблей, хлебну лиха.
Нам ведь не просто уходить, нам еще добычу утащить нужно. Если моих людей и невольных союзников больше всего интересуют неодушевленные предметы вроде презренных золотых изделий и отрезов яркого южного шелка, я думаю о людях. О тех рабах, которые к нам присоединятся, и не только о них. Даже те, кто родился и вырос на юге, не всегда горячо любят родину. Я каждый месяц принимаю беглецов из этих мест. Отношения к ним в Межгорье по понятным причинам настороженное, но пока что серьезных проблем от них не получил. А уж помощь при планировании таких вот операций неоценимая.
Этих бедолаг больше нигде не принимают. Точнее, принимают, но ненадолго: ровно настолько, сколько требуется для проведения комплекса стандартных пыток и организации костра. Мне пришлось целую битву выдержать с моими подданными, те никак не желали иметь среди соседей демов.
И битва эта все еще не закончилась. Немногим больше месяца назад мне пришлось применить крайние меры после убийства семьи переселенцев с юга.
Да, у нас с этим трудности, что добавляет мне головной боли. Но теперь те из демов, которым не по душе их не такая уж вольготная жизнь, знают: есть на севере место, где им, может, и не будут сильно рады, но примут. Значит, есть хоть какой-то выход. И пусть поток беженцев пока что ничтожен, но это очередной укол противнику.
Там иголку в щеку, там булавку в глаз, глядишь, и заколем до смерти.
— Парус по курсу!
А это еще что такое?! Я до такой степени привык к тому, что судоходство вдали от берегов здесь практически нулевое, что не рассчитывал ни на какие встречи.
Кого это сюда занесло?!
Кого-кого… Друзей в этих краях у меня нет вообще. Значит, любое встреченное судно считается вражеским. А с моей командой меньше чем в два десятка бойцов и думать нечего о схватке. Только драпать без оглядки.
— Опустить паруса!
Простейший способ прилично снизить заметность корабля. Если нас еще не заметили, сделать это будет гораздо труднее.
Увы, не тот случай.
— Разворачиваются! Движутся прямо на нас! Галера!
Совсем плохо. Мало того что мы обнаружены, нам не повезло повстречаться с боевым кораблем. Мирные купцы или тем более рыбаки не могут позволить себе содержание такой оравы подневольных гребцов. С демами мы дрались не раз, и рассчитывать на то, что против нас выставят меньше сотни бойцов, не приходится. А это стопроцентный проигрыш.
Зерд покачал головой:
— Ветер слабый, на парусах нам не уйти.
Для меня его слова не новость, но мозг тут же зацепился за краешек какой-то крайне важной мысли. Надо только ухватиться за нее чуть попрочнее, вытащить и внимательно изучить. И нежелательно, чтобы этому процессу мешали.
Увы, но без этого не обошлось. И на этот раз отличились мои земляки.
Первым в ход моих мыслей вмешался американский Ваня Иванов[2]:
— Дан, я знаю, что это за корабль. Видел его уже.
— Я тоже знаю, кто там…
— Нам нельзя к ним попадать. Нельзя. Дай мне оружие.
— Ты умеешь махать мечом? — с не очень-то веселой насмешкой уточнил я.
— Это просто большой нож, а за нож браться умею.
Что же делать? Что? Может, еще раз сыграть в игру под названием «гонец от шпиона с севера»? Да нет, слишком рискованно. В лучшем случае задержат и доставят под охраной в Шрадр, в худшем на месте разберутся. Они ведь появились с юга, так что могут знать о нападении и ускользнувшем паруснике. Даже более того: их могли послать в погоню, демы относятся к этому серьезно, преследуют долго и упорно.
— Ну так дашь?
— Там больше сотни воинов, меч тебя не спасет.
— Хотя бы не возьмут живым. Дай что-нибудь, не тормози.
— Да, дай этому негритосу хоть палку, — злобно поддакнул подошедший совсем уж родной земляк Паша. — Может, успеет кого-нибудь по башке отоварить за ту коматозную девку, из-за которой ты нас сюда притащил. Что же она такое вытворять умеет, если у тебя башка вообще думать перестала?
Башка у меня думать не перестала, просто наезд был слишком неожиданным и каким-то ненатуральным. Паша откровенно боялся повторения, успел наслушаться историй американца, да и насмотрелся на него. Джоном занимались долго и вдумчиво, не повезло с самого начала. Вот и несет моего земляка по-глупому — видимо, он из тех людей, которым в любой неприятной ситуации надо первым делом назначить виноватого.
— Ну чего молчишь? Жаркие ночки вспомнил? И как? Хорошо скакала та кобылка?
А вот тут я не выдержал. Нет, с катушек не слетел, просто думал об одном, а рука почти сама собой решила чуть размяться. От удара Паша попятился назад, уперся спиной в надстройку, сплюнул кровь, ухмыльнулся, явно намереваясь продолжить тему, а может, и кинуться потом в ответ, но я уже потерял к нему всякий интерес, выкрикивая команды:
— Поднять паруса! Разворачиваемся! Прямой курс к острову!
— Назад?! — удивился Джон. — Там какая-то ерунда с морем, ветер постоянно стихает, а мы вообще без весел. Они догонят нас еще быстрее.
— Ну так тебе будет чем отмахиваться. Тук, выдай ему меч.
— И где это я возьму меч? У нас тут не замковые кладовые, лишнее добро не валяется.
— Что-нибудь дай, топор или хотя бы копье. Разве не видишь, что руки у человека чешутся.
— Я и ваше оружие принесу: ходко идут, скоро стукнутся бортом.

Во время стремительных рывков к прыткой добыче и в маневренном бою надсмотрщики на галерах не жалея сил работают плетьми. А перед этим иногда «балуют» невольников, заставляя выпить настойку какой-то редкостной дряни. От нее человек становится веселым, бесстрашным и неутомимым. Ему хочется плясать, но так как возможностей для этого на галере нет, он просто раз за разом ворочает тяжелое весло. Одурманенный может делать это до остановки сердца или до прекращения действия препарата, после чего впадает в жесткую апатию на день-другой. Если и дальше требуется поддерживать высокий темп, его накачивают снова и снова. От этого бедолага быстро превращается в развалину, но кому какое дело до здоровья никому не нужного корабельного раба. Вот потому и редко кто живет там больше пары лет.
На этот раз гребцы обошлись без дополнительного стимулирования. Развернувшись к острову, мы пошли под таким углом к ветру, что и без того невеликая скорость стала совсем уж смехотворной. Даже если преследователи уберут половину весел, все равно будут идти в три раза быстрее. Абордаж был вопросом невеликого времени.
Они все ближе и ближе. Рулевой сделал очередной разворот, подставляя паруса, но ветерок ленив, выигрыша в скорости нет. Я уже могу разглядеть струйки воды, что щедро брызжут с поднимаемых весел. Кто-то на галере решил повеселиться, хлестко стукнула баллиста, высоко над головой пролетел снаряд. Даже не пытались попасть, просто демонстрируют, что мы полностью в их власти.
Парусник северной постройки, что неудивительно для шпионского суденышка; к тому же мы пытаемся удрать, так что в нашей принадлежности никто не сомневается. То, что команда у нас невелика, тоже не секрет. Легкая добыча, вот и куражатся.
Гладь морская и до этого обходилась без приличного волнения, а теперь и вовсе превратилась в идеальное зеркало. Корабль вошел в странные воды, омывавшие такой же странный остров.
И в этот же миг паруса опали, повиснув бесполезными тряпками.
Зерд — единственный, кто начал подозревать о сути моего маневра, — покачал головой:
— Не наш день. Не успели войти, как попали в штиль.
Если это самое начало затишья — дело очень плохо. Мы и без того еле плелись, а теперь и вовсе будем болтаться неподвижно.
— Зерд, ты уверен, что в эти воды заходить могут лишь стражи?
— Не совсем. Скорее да, чем нет.
— Блин, а я на это очень надеялся…
— Мы еще не зашли толком.
— Но заходим.
Даже легковая машина не может остановиться мгновенно, всегда есть тормозной путь. С кораблем в этом вопросе все еще хуже, потому как тормозить на воде резко не получится никак. Ну разве что дать обратный ход силовой установкой, но и в этом случае за секунду не уложишься.
В этом мире на море использовался лишь один вид силовой установки, способный оперативно дать задний ход, — весла. На паруснике их нет, а если бы и были, я ни за что бы не стал отдавать гребцам такой нелепый приказ. Вперед, только вперед, на инерции разогнанной массы деревянных деталей и каменного балласта. Ветра не было вообще, но мы все еще двигались. Медленно, теряя скорость с каждым мгновением, но в правильном направлении, к спасительному острову.
Должно сработать. Должно. Не зря ведь про этот странный остров никто не знает. Значит, что-то есть. Что-то такое, надежно закрывающее болтливые рты.
В надстройку со стуком встрял короткий арбалетный болт, вслед за этим с галеры прокричали:
— Кто шевельнется, прикончим!
Другой голос с издевкой добавил:
— Остальных пальцем не тронем, мы добрые.
Следом раздался гогот десятков глоток. В абордажные партии обычно набирают тех еще отморозков, но даже им приятно, что дело обойдется без пролития собственной крови. При столь подавляющем превосходстве, даже если мы начнем сопротивляться, ничего серьезного устроить не сумеем — нас сметут как крошки веником.
— Они вошли в полосу мертвой воды, — бесстрастно заметил Зерд и поудобнее перехватил копье.
Похоже, он прав. Для галеры отсутствие ветра — не беда. Все ближе и ближе, вот-вот — и можно будет различить цвета глаз столпившихся на носу демов.
Паруса нехотя зашевелились, расправились. Период штиля завершился, теперь у нас несколько минут ветра. Но он слабый, а судно успело потерять ход. Минута-другая, и мы либо останемся лежать на окровавленных досках палубы, либо нас под хохот и улюлюканье победителей потащат в сырой трюм. Все это прекрасно понимали: народ готовил оружие, затягивал застежки шлемов, Джон бормотал что-то невнятное про каких-то белых тварей и непрерывно помахивал топором.
Будет печально, являясь адмиралом немалого по местным меркам флота, с разгромным счетом проиграть бой единственной галере.
— Что еще за напасть?! — охнул Тук, начавший, по своей привычке, делать перед боем повороты из стороны в сторону.
Обернувшись, я увидел, что впереди произошли кое-какие изменения. Если раньше над этим аномальным островом было ясное небо, то теперь он не отличался от прочих клочков суши, что в изобилии усеивали это море. Облако, появившееся ниоткуда, касалось его невысокой вершины и выглядело странно. Слишком уж аккуратное и формой похоже на мяч, отрастивший себе множество белесых щупалец. Хотя нет, не мяч — скорее гриб на толстой и очень короткой ножке. Эдакий дождевик-переросток, обросший матерым мхом.
И что-то с этим грибом явно не то. Он на глазах разбухал, как будто изнутри его распирала незримая сила. Да нет, не такая уж незримая, время от времени в основании «щупалец» проскакивали ярчайшие искорки. Как будто свернутая в тугой клубок молния ищет выход.
И выход нашелся.
Ясный день померк от ослепительной вспышки. Молния, вопреки своему обыкновению ударила не в землю и не в море. Прочертив причудливый зигзаг над водой, она дотянулась до галеры, и вражеский корабль исчез в ослепительном сиянии. Посмотреть в его сторону можно, но только разглядеть ничего не получится. Это то же самое, что уставиться на разряд дуговой сварки без защитных очков.
Грохотало при этом так, что видавший виды Тук плашмя плюхнулся на палубу, а Джон выронил топор, хотя только что намеревался умереть, не выпустив его из рук. Все это я успел увидеть, уже закрывая глаза — ума хватило понять, что такая свистопляска для зрения вряд ли полезна.
И почти сразу все затихло. Ни громоподобного треска, ни шипения кипящей воды. Звуки вообще исчезли. Нет, паруса, наверное, хлопали, ветерок задувал в снастях, привычно поскрипывал корпус судна, но после случившейся только что какофонии уши на такие мелочи не реагировали.
Осторожно открыл глаза. Мир все еще был сер и тускл, зрение не может быстро вернуться в норму после такой световой перегрузки. Покосился в сторону острова. От облака остались лишь жалкие клочки, да и те на глазах рассасывались. Минута-другая — и он будет выглядеть как прежде.
Странности психики налицо — ведь на галеру я взглянул во вторую очередь. Впрочем, смотреть там было совершенно не на что: ровная гладь неестественно спокойной воды, какой-то мелкий мусор там и сям, и больше ничего. Вражеский корабль исчез.
Я не сразу в это поверил и обернулся по сторонам. Но его и правда нигде не было, а так как спрятаться он не мог, пришлось признать очевидное: вопрос с демами решен.
Ветерок донес непривычный для моря запах. И не только для моря, а для всего этого мира. Такой можно учуять на месте сварочных работ — резкий смрад свежей железной окалины.
Подняв голову, увидел рваное облачко, поднимающееся к небесам. Похоже — все, что осталось от преследовавшего нас корабля.
Зерд, уставившись туда же, задумчиво протянул:
— Им не повезло: у них не было стража. А это получше твоих ракет.
Обернувшись на остров, я подумал, что, скорее всего, захочу еще не однажды посетить это интересное место. По любопытству или острой надобности, но непременно вернусь.
Но не могу сказать, что буду таким же беспечным, как в первый раз. Теперь без опаски заходить в эти воды будет непросто.
Даже стражам здесь бывает страшновато.



Глава 21
Западня

Ветер, столь безобразно с нами поступавший во время короткой игры в кошки-мышки с галерой, дальше вел себя как паинька. Ни разу серьезно не подвел на всем пути. И это хорошо, потому что я, как это иногда со мной бывает, поступил опрометчиво, оторвавшись от своего флота. Негоже адмиралу носиться на одиночной скромной скорлупке. Пусть она и быстроходная, но в штиль самое дырявое гребное судно нас легко сделает.
Но дай нам немного хорошего ветра — и пусть хоть по ведру дурмана в каждого гребца зальют, но хрен нас когда-нибудь догонят. Может, до спортивной яхты или хотя бы нашего полноценного клипера этой крошке и далековато, но по местным меркам — настоящий реактивный транспорт.
Ветер не подкачал даже на самом ответственном участке пути. Мореходство здесь тяготеет к берегам, так что приближение к серьезной суше чревато встречами, причем в нашем случае нежелательными. Под вечер заметив одинокий парусник, мы не стали сбавлять ход. Ночи лунные, по расчетам до берега еще далеко, рифов здесь нет, подходы без мелей, застопориться в опасной близости к суше успеем. Добраться до нее до света не получилось, пришлось идти на виду у земли, выискивая ориентиры. Не могли понять, в какой стороне надо искать нужное нам устье.
Так мы к нему и вышли, не успев разобраться. Из-за мыса показалось что-то, поначалу принятое нами за узкий морской залив. Такой на побережье есть, но восточнее нужных нам мест. Значит, надо разворачиваться, но от этого маневра нас остановил Зерд:
— Это не залив, это и есть устье Гваи. Вон та зелень вдали — тростник. Он высокий, там его очень много, издалека можно рассмотреть.
Поверив ему на слово, мы направились в глубь залива и быстро поняли, что страж прав. Вода стала пресной, то и дело течение проносило обрывки речных водорослей, преследующая нас уже не один час стайка белобоких дельфинов развернулась — им здесь не понравилось.
А потом мы увидели первый корабль. Он затаился в протоке между стенами тростника, над зарослями торчала лишь верхушка короткой съемной мачты. Стандартная боевая галера, на таких в набеги ходят разбойничьи оты. Что она забыла в этих местах?
А то же, что и мы: она пришла вслед за нашим флотом.
Еще одна, и еще. Нам машут, дымовые сигналы подают, из зарослей на перехват вышли сразу две. Но течение в устье вялое, нам почти не мешает, а вот ветер не утихает, полноценный задорный дневной бриз несет нас строго на юг, в глубь вражеских земель. Но это не страшно, потому что где-то там, выше по реке, нас ждут союзники.
Не страшно?! Да еще как страшно!
— Они запирают устье, — озвучил очевидный факт Зерд.
— Да. Консул все же зашевелился. Я насчитал почти два десятка галер, никогда столько не видел.
— Будут еще, они сгоняют сюда все, что есть. Меня так же заперли в заливе Шрадра.
— И попугая, как назло, нет. Послал бы его, пусть все бросают и бегом вниз, пока совсем поздно не стало.
— Твой флот легко их победит. Они слабы.
— У меня далеко не все корабли новые, да и ракет маловато. Если они еще нагонят галер, мы без потерь не вырвемся, а у меня каждый человек на счету.
— Тогда проси ветер, чтобы не ослаб. Нам придется передать новости своими силами, без попугая.

Ветер не ослаб, но наши новости не оказались сенсацией. Чуть выше последних отголосков тростникового царства нам повстречался одинокий вспомогательный корабль, команда которого, как оказалось, внимательно следила за деятельностью вражеского флота. Ну и в рамках привычной моим людям военной подлости совмещала задачи, провоцируя противника на атаку. Если галеры соблазнятся видом добычи и попрут с надеждой на абордаж, наши должны подняться выше неприметного заливчика, в котором притаилась неслабая засада.
К сожалению, демы пока что на приманку не клюнули, хоть она и болталась перед носом уже не первый час. Они планомерно перекрывали устье, больше ни на что не претендуя. Очевидно, был приказ дальше не соваться. Когда сильно нужно, даже дикие оты могут быть достаточно дисциплинированными. Или, возможно, одинокий корабль вел себя подозрительно нагло. С моими ребятами южане сталкивались уже не первый год, могли запомнить, что с ними не все так просто, как кажется на первый взгляд.
Ветер, промчав нас через линию вражеских кораблей, счел свою миссию завершенной, и чем выше мы поднимались, тем меньше помогал. А течение, наоборот, мешало все сильнее и сильнее, так что до стоянки флота мы добрались лишь под вечер.
И застали здесь чуть ли не Содом и Гоморру. Груды отрезов дорогой ткани кучами лежали на грязном берегу вперемешку с утварью из бронзы и латуни, оружием, инструментами, мешками с южными пряностями. Повсюду помет захваченной скотины и лужи крови с тучами мух — телят и баранов резали в изобилии, тут же пуская на вертела. Всюду толпы праздношатающихся вояк и каких-то подозрительные местных, многие из которых передвигаются не на твердых ногах. И над всем этим витает стойкое спиртное амбре.
Пьянствовать на операциях запрещено строжайше, и потому первым делом я начал разборки в этом направлении. Но оказалось, что амбре держится не столько из-за тесной дружбы с зеленым змием, сколько из-за действий Арисата. Тот безжалостно разбивал каждую бочку с вином, которое вопреки приказам то и дело пытались протащить в лагерь. В итоге почва местами пропиталась этим продуктом настолько, что алкоголикам можно смело ее мазать на хлеб.
Не повезло нам с этим вопросом, ведь местность, подвергшаяся набегу, издавна славилась своими виноградниками. Здесь производились элитные сорта вина, которые в иные времена были доступны лишь небедным южанам. Но солдатам все равно что пить, лишь бы в жидкости спирт присутствовал. И если их еще можно было удержать в каких-то рамках, то примкнувшие к войску освобожденные рабы ни в чем себя не ограничивали. Держать их в загоне нельзя — не находя напитков в лагере, они сбивались в шайки и разоряли окрестные поместья, брошенные хозяевами. Невольники знали, где и чем можно разжиться, гораздо лучше нас. И покончить с этой вакханалией можно было лишь единственным способом — как можно быстрее отсюда убраться.
Именно этого я и хотел больше всего. Но мы чуть-чуть не успели.

Его светлость великий господин Тилиус Аверамир Третий был недоволен. До сих пор наших невольных союзников лутанцев все происходящее устраивало настолько, что он мне даже на глаза не показывался. Но сегодня не поленился заявиться на военный совет, где сидел с видом человека, который, страдая хронической оскоминой на всех зубах, вынужден поглощать недозрелые лимоны в промышленных количествах.
И немудрено. С того момента, когда остатки его армии отправились в набег, все шло на диво замечательно. Им предоставили место на кораблях, где не приходилось тесниться бок о бок в сырых трюмах, в которых даже разворачиваться получалось по приказу, всем вместе, иначе в монолитной толще тел не сдвинешься. Не надо было думать о провизии, с камбузов трижды в день приносили немудреную, но сытную пищу, причем горячую, что у северян даже не на всех флагманских судах практиковалось. Да и там подобные блюда доставались только верхушке, рядовым оставалось лишь облизываться на соблазнительные запахи.
Но это еще не все: даже самому последнему вояке каждый день выдавали чарку не самого плохого вина. И обязательно тугое яблоко к нему или другие фрукты — простейшая профилактика цинги.
И при таком немыслимом по местным меркам комфорте не приходилось ведрами свою кровь проливать. Даже когда добрались до вражеского берега, боев как таковых не было. Встреченные на пути корабли сдавались при виде такого флота, в городах благодаря действиям консула почти не осталось серьезных вояк, а те, что остались, спешили убраться при виде пришельцев. Максимум, что грозило, — мелкие стычки с теми, кто не был рад, что на его имущество накладывает лапы новый собственник. В итоге основные потери лутанцы несли от злоупотребления спиртными напитками и конфликтов на пьяной почве.
Таким образом, вместо кровопролитной войны их войско получило возможность грабить, не особо напрягаясь. В этом вопросе их ограничивала лишь вместимость трюмов, но они об этом вообще не думали, тащили все что можно и нельзя, в любых количествах. В грудах добра, что возвышались на окраине их части лагеря, я видел засаленную деревянную посуду, утащенную из бедняцких хижин, затертые до дыр ковры, одежду, по виду снятую с пугал, копеечные соломенные циновки. Апофеозом этого «синдрома Плюшкина» стал гроб. Зачем он им нужен и откуда они его принесли, я понятия не имел. Зато имелось стойкое подозрение, что перед этим жадные грабители не постеснялись вытряхнуть покойника.
Спасибо, что на него не польстились.
Все, что им оставалось, — дождаться, когда мы любезно перевезем их со всем захваченным добром домой, где они до глубокой пенсии будут хвастать своими великими подвигами.
Но теперь в сторону этой чудесной сказки замахнулись грубой дубиной печальной реальности. Мы могли не просто остаться без добычи, а потерять свои жизни или как минимум свободу. Так уж получилось, что корабли не могут путешествовать по суше, а единственный выход из реки перекрыт вражеским флотом. Самое плохое, что у нас перед глазами стоял живой пример человека, уже бывавшего в похожей ситуации. Страж Зерд, угодив в ловушку залива Шрадра, остался без флота и соратников, а сам он и его птица попали в заточение на долгие годы.
Как выкрутиться из этой ситуации с минимальными потерями, никто не знал. Вот по таким поводам и собирают военные советы: глядишь, сообща что-нибудь и придумают.
— Мы допросили нескольких лоцманов, — рассказывал Арисат. — Почти все говорили, что в устье есть всего три протоки для больших кораблей. Две демы засыпали деревьями, и бревна там затопили с грузом. Не пройти с ходу, днища пробьем, засядем, чистить надо, а это дело долгое и трудное. Третья свободная, но там у них все силы стягиваются, и двигаться придется под самым берегом. А они на нем метательные машины ставят, бить будут чуть ли не в упор. Ракеты там не слишком помогут, ведь берег мы не сожжем и не утопим.
Его светлость великий господин Тилиус Аверамир не выдержал, изменил своему высокомерному молчанию, вскочил, начал брызгать слюной:
— Там на берегу столько демов, что ваши люди не сумели их всех сосчитать. А между двумя протоками, которые сейчас полностью захламлены, протягивается остров, где они из корзин с землей крепость делают и ставят там баллисты с огненными снарядами. Если подойти туда, сожгут, не дадут расчистить, и этот остров вы тоже никак не утопите.
— Вы?! — удивился Арисат. — Мы вообще-то как бы вместе действуем.
— Вы занимаетесь глупостями, из-за вашей самонадеянности мы попали в эту ловушку. Вырваться невозможно, каждый час к врагу приходит подкрепление, а нам его ждать неоткуда. Вот-вот они нападут на лагерь, а река не так велика. Мы будем крутиться между берегами, а они просто начнут жечь один корабль за другим. Нам надо срочно с ними договориться.
— Договориться?! Со свиноедами?!
— А почему бы и нет? Их полководцы такие же люди, им тоже не чуждо ничто земное. Добычи мы взяли много, если договоримся, то за ее часть нас пропустят.
Глупый северянин. Да, там, в его краях, такие договора — обычное дело. За деньги там расходятся в стороны уже приготовившиеся к схватке армии, и гостеприимно распахиваются ворота якобы неприступных крепостей. Только все это, так сказать, междусобойчики, с южанами подобный номер не пройдет. Будь у тех ситуация безвыходной — может, и был бы смысл попытаться найти точки соприкосновения, но сейчас, когда они на коне и чувствуют себя хозяевами положения, даже думать нечего.
Впрочем, после слов их светлости началась такая ругань в духе «со свиноедами только свиноед говорить станет», что я вышел из палатки из опасения оглохнуть. Надо дать ребятам возможность успокоиться, стравить пар, а уж после будем думать дальше.
На выходе рядом со скучающим часовым встретил Пашу. Тот расселся прямо на земле, поджав под себя ноги, и делал вид, что всецело занят полировкой лезвия кинжала.
Я уже простил ему глупые слова, произнесенные в стрессовой ситуации, но общаться было как-то неудобно, а он все же земляк, нехорошо это. Так что не упустил возможности сказать ему хоть что-нибудь. Глядишь, и разговор завяжется, все равно пока что ничем не занят.
— Подслушиваешь?
— Подслушиваю, — не стал тот отпираться.
— А кинжал где взял?
— Тут такого добра не одну кучу натаскали.
— За кражу оружия принято рубить руки.
— Оно тут все краденое, не придирайся к мелочам. И это… Ты что делать думаешь?
— Вот я прямо сейчас возьму и все расскажу…
— Да нет, я к тому, что есть хорошая мысль. Ты Сабатини читал?
— В детстве читал.
— А про капитана Блада[3]?
— Смутно уже помню, а что?
— А то, что он тоже попадал в такую ситуацию. Только это была не река, а огромное озеро Маракаибо. Из-за своего компаньона капитан оказался в ловушке, единственный выход в море перекрывал форт на острове. Пушки там были такие, что могли разнести его корабли в щепки. Но Блад тогда выкрутился: и сам ушел, и добычу унес, а его злейший враг в очередной раз опростоволосился.
Павел, если честно, не казался мне человеком, тесно дружащим с книгами, так что сейчас я даже немного удивился, познакомившись с такой стороной его натуры, и потому спросил не о трюке хитроумного капитана Блада, благодаря которому он тогда выкарабкался, а о другом:
— И давно ты ее читал?
— Да какая разница?
— Просто спросил.
— Ну нет, не очень, не помню точно. Раза три перечитывал, может, и больше. Ну так что, рассказать, как он тогда поступил?
— Ну давай, рассказывай.



Глава 22
Хитрость капитана Блада

Уж не знаю, сам консул командовал операцией или после его промаха прислали кого другого, но действовал он неспешно и с размахом. Противник не предпринял ни малейшей попытки защитить оставшиеся неразграбленными речные поселения. Даже более того, из них выводили последних солдат гарнизонов. Все силы стягивали в одно место — к устью Гваи, все сильнее и сильнее затягивая горловину мешка, в который угодил мой флот.
И верно — ведь как ни крути, а выход у меня один. Ну разве что есть еще одна гипотетическая возможность — пойти по суше, как я уже один раз поступил на этом берегу. Но демы про тот неожиданный маневр не забыли и на много дней пути исключили всякую возможность массового захвата кораблей. То-то на подходе к реке я встретил всего один парусник, а ведь обычно судоходство в здешних краях на порядок оживленнее.
Затянув тонкую удавку вокруг моей шеи, враги медленно ее сжимали. Остров, перекрывавший две протоки, был плоским и на большей части едва возвышался над водой. Подходы к нему местами перекрывались обширными тростниковыми дебрями, но были участки, где можно высаживать десант беспрепятственно. Чтобы контролировать такую большую площадь, требуется распылить по площади немалые силы. Демы поступили иначе: они сконцентрировали их на северной, сужающейся части острова, а на тот случай, если мы решим атаковать их там по суше, начали возводить легкие полевые укрепления из корзин с землей и кольев. Крепостью это не назвать, но нападающие, прежде чем преодолеют полосу всех этих рогаток, баррикад и ям, понесут немалые потери от арбалетного огня. Ну а потом придется как-то перебраться через пусть невысокие и хлипкие, но стены, а их, между прочим, защищает немалый гарнизон тяжелой пехоты.
Их задача проста: не подпустить нас к баллистам. Метательные машины чуть ли не в упор будут бить по любому кораблю, который сунется в одну из двух проток. Какие бы противопожарные меры ни принимались на борту, полностью игнорировать здешний напалм не получится. И как под таким огнем расчищать захламленный фарватер — задача задач.
Впрочем, пара разговорчивых речных лоцманов поделилась кое-какими непустыми соображениями на этот счет. Однако все они не имели практического применения до тех пор, пока захламленные водные пути контролируют десятки огнеметных баллист.
Все же оставалась еще одна возможность проскочить — по третьей, правой протоке. Самая широкая, по которой наш парусник и прошел. Но ее ширина обманчива, приличные глубины лишь в той части, что прижимается к берегу, а чуть удались от него — быстро мель поймаешь. Демы в этом месте фарватер перекрывать не стали. Ну и верно, ведь русло здесь описывает крутую дугу, и на образованном таким образом речном полуострове они устроили вторую крепость. Здесь даже не пришлось возиться с земляными укреплениями: рельеф помог. Многочисленные овраги с крутыми стенами сами по себе не способствуют атакующим действиям, а с учетом оккупировавшей их ежевики превращаются в неприступные рвы с рядами колючей проволоки.
Враг не совался вверх по реке, он методично укреплял позиции в устье. Даже сейчас мы, по самым скромным подсчетам, можем потерять до трети кораблей при удачном прорыве, а завтра будет еще хуже. Дай им три дня — и река будет перекрыта наглухо. А затем стянут совсем уж безобразные силы и пойдут в атаку, где тупо задавят числом. Ну или будут работать с берегов, гоняя нас по Гвае в хвост и в гриву зажигательными снарядами. Сколько бы мы ни сожгли их в Шрадре, для хорошего дела они найдут еще.
Первый раз вижу столь медленно захлопывающуюся западню.
И такую эффективную…
Но какая бы она ни была, нам надо как-то из нее выбираться. И если для этого придется вспомнить о приключениях героя давно забытых книг, вспомню обязательно.
Тем более что сейчас есть кому вспоминать вместо меня.

Наутро следующего дня демы, со скукой разглядывавшие ставший уже привычной частью пейзажа кораблик, тщетно пытающийся заманить их выше по течению, увидели кое-что новенькое. А именно — авангард спускающегося флота.
По реке разнеслись заунывные звуки сигнальных труб, вокруг баллист закипела суета, в воздух потянулись дымки костерков, от которых будут зажигать факелы, что подносят к коротким фитилям перед выстрелами. На гребных палубах хлопали кнуты, невольники хватались за тяжеленные весла, готовясь по команде начать разгонять ненавистные галеры. Все шло по плану.
По плану демов.
Но недолго они наслаждались нашей предсказуемостью. Корабли, вместо того чтобы идти на отчаянный прорыв, встали на якорях перед обширной песчаной мелью, чуть ниже выбиравшейся на сушу. Образованный ею остров разделял два судоходных рукава: левый и средний. Именно на этой полоске земли так спешно возводились полевые укрепления, а ряды баллист уставились на перекрытые фарватеры, готовясь испепелить любого, кто посмеет начать работы по расчистке.
Все новые и новые корабли, груженные бойцами и добычей, становились на якоря. Было их куда больше, чем изначально, ведь мы не стеснялись их захватывать, приспосабливая под свои грабительские цели. Эти трофеи позволят вывезти на север больше людей и полезного в хозяйстве добра. Некоторые, из тех что получше, потом оставим себе, остальные разберем или продадим, в хорошем хозяйстве ничто не пропадает.
Десятки кораблей, выстроившихся на небольшом участке речного русла, — зрелище впечатляющее. Далеко забравшиеся галеры демов спешно снимались с насиженных мест, спускаясь ниже позиций баллист. Собираются перехватывать тех, кто пройдет через огненный ад.
А это еще что такое? Поперек правой, главной протоки выстраивают линию каких-то плотов. Простейшее боновое заграждение применили, хотят, чтобы мы подольше задержались под прицелами метательных машин. Хорошо все продумали, теперь им остается дождаться момента, когда наш флот наконец сдвинется с места, и пойдет огненная потеха.
Не дождались. Вместо этого из скопища кораблей начали выскальзывать разнокалиберные лодки. С собой их много не брали, но на реке такого добра хватает, вот и поживились, в том числе и приличными, с высокими бортами. И сейчас эти посудины были забиты бойцами в амуниции и при оружии. Даже без оптики демы могли увидеть блеск на лезвиях пик и алебард, да и шлемов на головах не заметить невозможно.
Очень может быть, что враг на радостях решил, будто мы бросаем корабли и спасаемся на маломерных плавсредствах. Ну а что, это для судов с приличной осадкой здесь всего три дороги, сейчас перекрытые, а для всякой мелочи в устье полным-полно тропинок. Несколько галер шустро рванули куда-то в тростниковые дебри — видимо, спешили перекрыть такие лазейки.
Ну и зря, потому что никто никуда бежать даже не думал. Вместо этого лодки прошли над мелью и скрылись в зарослях тростника на южной оконечности островка. Спустя несколько минут они появились обратно, но теперь были пустыми, если не считать гребцов.
Не нужно быть великим гением, чтобы быстро догадаться: пассажиры не утонули, их где-то высадили. И вариант высадки здесь один — тот самый остров, на котором так тщательно окапываются демы.
Зачем мы оставили там людей? Тоже не нужно долго думать: наши воины должны атакой с суши разгромить возведенные укрепления и уничтожить баллисты. После чего мы без помех расчистим один из проходов или даже оба, а затем легко прорвемся через галерный флот. Демы с нами воевали уже не первый год и прекрасно знали, на что способны наши корабли в честном бою, так что шансов у врага крайне мало.
С другой стороны, сколько воинов могут высадить полтора десятка лодок? Пусть даже если половина из них большие. Да ерунда, демов на острове чуть ли не в десять раз больше, к тому же они засели пусть и за временными, но укреплениями. Отобьются играючи.
Не прошло и часа, как те же лодки высадили вторую партию десанта. Затем настала очередь третьей.
В четвертой наблюдатели могли рассмотреть парочку разобранных легких баллист. Собирать их недолго, про то, что у нас есть как зажигательные, так и разрывные снаряды, враг знал уже давно. Пусть последние на жалком черном порохе, но по местным меркам то еще супероружие. От одного грохота зрелые вояки седеют.
Растущий на южном берегу тростник столь могуч, что я бы его отнес скорее к бамбуку или как минимум к его близкому родственнику. На оккупированной нашим десантом территории поднимались заросли в три, а то и больше человеческих роста. В этих непроглядных дебрях раз за разом бесследно растворялись все новые и новые волны десанта. Никто пока что не атаковал укреплений, но было понятно, что это вопрос времени, ведь мы не просто так сгоняем сюда людей.
Во второй половине дня можно было наблюдать, как лодки начали подходить и к другой стороне острова. И мы здесь были совершенно ни при чем — работали демы. Снимали с галер и с позиций на правом берегу людей, спешно усиливали островитян. Южане считать умели и понимали, что при таких темпах еще до вечера людей у нас там будет раза в два больше, чем вояк гарнизона.
Таким образом, лодки работали с двух сторон. Мы везли людей и баллисты, демы — людей. Друг другу не мешали, тишь да благодать. Но понятно, что ничем хорошим такая идиллия не закончится. Приближался миг грандиозного побоища за никому не нужный кусок суши. Раньше не нужный, сейчас он сильно интересен обеим сторонам.
Солнце начало склоняться к горизонту, когда наблюдатели доложили о новых действиях демов. Те сняли несколько баллист с левой, самой неудобной для кораблей протоки и переставили их на ту часть укреплений, что прикрывала их позиции с суши. После этого полетели первые снаряды этой битвы. Враг бил по тростниковым зарослям. Или поджечь их хотел, или нанести нам потери, или напугать. С первым в тамошней сырости ничего не выйдет, со вторым тоже вряд ли, с третьим…
Тех, кого можно было напугать, на острове не было.
И вовсе не по причине бесстрашия моих доблестных воинов.

Ночь не назвать темной, здешнее полнолуние — та еще иллюминация. Но вряд ли вражеский глаз мог сейчас разглядеть крошечную лодочку на темной воде. И это при том, что мы были в жалкой сотне метров от ближайшего угла укреплений демов. Но те в преддверии ожидаемой атаки устроили целую иллюминацию: десятки костров, сотни факелов, еще и снаряды зажигательные выпускают, устраивая кратковременные пожары в тростниковой чаще.
Тук время от времени тихо подгребал единственным веслом, удерживая лодку на месте, а я просто ждал, уставившись вперед. Бывают в жизни любого адмирала волнительные моменты, когда он не может удержаться от того, чтобы не выбраться на самое острие атаки или хотя бы поближе к нему. И пусть драться мы сейчас не собирались, но ближе меня к противнику сейчас всего лишь один человек.
Родан — один из рядовых, ничем не примечательных воинов. Если не учесть того, что он лучший ныряльщик. Не раз шутки ради подныривал под кораблями, ему это давалось легко. Редко такие среди местных встречаются, и сегодня его умение пригодилось.
А вот и он, выдрой вынырнул, ухватился за лодочный борт, перевел дыхание, кивнул:
— Глина с песком везде. Плотная, ногтем тяжело ухватиться.
— Ровная?
— Ага, как сковорода. Только под бережком ил начинается, и водоросли колючие на нем, но там мелко уже, кораблю не пройти никак.
— А завалы?
— Ну деревья затопленные лежат, в дебри я не лез, с краю только.
— Хорошо держатся?
— К стволам они камни привязали, течением их не унесет. Но камни вроде не очень, немного их.
На берегу показался патруль — парочка вояк с факелами. Похоже, услышали подозрительный всплеск, таращатся в нашу сторону.
Мы даже дышать перестали — не хватало еще, чтобы заметили. До крепости всего ничего, а там и баллисты, и арбалетов куча, уходить будет весело.
Вода хорошо переносит звуки, вот и сейчас я отчетливо услышал каждое слово врага, пусть и говорил он негромко:
— Да рыба это, здесь ее полно. Крупная, осетры знатные ловятся. Такого положишь на телегу, а хвост по земле волочится.
— Хорошо, что не крокодилы, — ответил на это второй. — Я на них насмотрелся, когда на юге батрачил в малолетстве. Чуть зазеваешься — и косточек от тебя не найдут.
— Тут тоже завелся как-то один, сбежал из зверинца. Сгинул потом, околел небось совсем без баб в одиночку мыкаться.
— Давай уже назад. До тростника рукой подать, а там этих целая прорва.
— Давай. Думаешь, сегодня пойдут?
— Говорят, страж этот вообще на всю голову больной. Он любит ночью приходить и глотки резать.
— Порядочные воины ночами не дерутся, он и правда больной.
— А тут в патруле получше, чем баллисты эти таскать туда-сюда.
— Это ты верно сказал, до сих пор плечи ломит.
— Ну а куда деваться, их там столько собралось, что без баллист можем не удержаться.
— Слышал, как главные говорили, что не полезут они. В темноте вывезут своих всех, а утром прорвутся, пока у нас баллисты на берег направлены.
— Наши тоже не ротозеи, от средней протоки следят за берегом, заметят такое. Никуда эти гады не денутся, сюда такую силу сгоняют, что всем придется раков кормить. Ну или на весла посадят. Не уйти им, никак не уйти.
Слова удаляющихся патрульных затихали, но смысл я продолжал улавливать. Они все так же обсуждали несметные силы, собранные южанами на этом острове. И удивлялись, откуда мы набрали столько народу, ведь, по прикидкам демов, войск у меня было куда меньше. Так что они всерьез считали, что я обеспечил рабов отличной амуницией и оружием, после чего привлек их к десантной операции. Южан это успокаивало — ведь драться против вчерашних невольников не так страшно, как против прославленных головорезов Межгорья.
Патрульные, да и все остальные, были бы весьма удивлены, узнав правду: в данный момент на острове не было ни одного северянина. И освобожденных рабов тоже не было.
И самое интересное, что их здесь вообще никогда не было. За целый день ни один мой воин не ступил на влажную почву. Пассажиры, на пути к острову демонстрировавшие себя во всей красе, по дороге назад скромно лежали на дне лодок. В условиях отсутствия воздушной разведки установить этот факт непросто, так что мы проворачивали трюк с ложным десантом снова и снова, пока демы не пришли к выводу, что противник высадил уже около пяти тысяч воинов при паре десятков легких баллист. Сила по местным меркам немалая, вот и пришлось им спешно разворачивать свою артиллерию, готовясь отбивать атаку, которая даже не планировалась.
Нет, когда я, выслушав сбивчивый рассказ Паши о приключениях запертого в озере капитана Блада, предложил провернуть что-то подобное, мои люди сперва этого не восприняли. А вот идея ударить по укреплениям острова с суши им понравилась. Но я не для того сюда пришел, чтобы терять лучших воинов в чужом тростнике, а единоличное правление имеет свои преимущества, так что мы посовещались, но я решил по-своему.
Итак, демы на острове заняты ожиданием атаки с суши. Нет, на реку тоже поглядывают, но понимают, что такой десант мы быстро не снимем, своих страж тоже не бросает — факт известный. Так что неожиданного прорыва не предвидится.
Да и какой может быть прорыв, если обе протоки на совесть захламлены притопленными деревьями и бревнами? Тяжелое судно с бронированным корпусом после хорошего разгона еще может проскочить такую преграду, но деревянные лоханки неминуемо пропорют днища и лишь усугубят ситуацию, прибавив своими корпусами препятствий.
Вот и пришлось попросить ныряльщика Родана об услуге. Местные лоцманы под угрозами пыток любезно поведали обо всем, что знают об этом участке реки. А знали они немало. В том числе и то, что левая протока не любима мореходами из-за быстрого течения. Если при пути вниз оно помогает, то назад — наоборот.
Это же течение вымывает ил и прочую мелочь, так что дно здесь твердое, якорям трудно зацепиться в случае чего.
Верить на слово — не в моем обыкновении, но Родан, немного поныряв, подтвердил полученную информацию. И даже кое-что об искусственном заграждении узнал. Так что теперь мы могли действовать не наобум.
Первым делом мне пришлось смириться с мыслью, что совсем без потерь обойтись не получится. Люди предлагали под покровом тьмы и с помощью ребят вроде Родана обвязать завалы веревками и растащить в стороны. Но я не мог представить, каким образом можно провести такую операцию бесшумно. Не надо считать врагов глухими и слепыми, любые работы они заметят и быстро примут меры. Как минимум — вернут часть баллист на место, как максимум…
Да кто их знает, что они устроят.
Но я легко иду на жертвы, если это не касается крови моих людей. В данном случае не касалось, я должен был отдать на заклание парочку кораблей. Не скрою — хороших кораблей, тяжелых, лучших из тех, что мы в свое время отобрали у врага. Они могли бы еще не один год честно прослужить, но пришло время их оставить. Увы, ничто не вечно.
Ну и плевать. Я и половину флота не пожалею, если мы выберемся отсюда без прочих потерь.
Галеры, некогда пугавшие северян набегами за живым товаром и материальными ценностями, за день подготовили к последнему делу. Сняли с них все ценное, загрузили трюм балластными камнями, а все свободное пространство забили пустыми бочками. Ни о каких расчетах не могло быть и речи, но я надеялся, что это поможет им не затонуть после получения пробоин в днище. Ну или будут пускать пузыри долго, а не уйдут вниз за жалкую минуту, как это часто бывает со здешними небезопасными кораблями.
Было еще кое-что: на каждой галере закрепили крепкие канаты с железными крюками на концах. Это было последнее, и теперь корабли были готовы геройски погибнуть.

Демы до боли в глазах вглядывались в ночной мрак, пытаясь разглядеть скрывающихся в тростнике страшных северян. Свойство нашего зрения таково, что наблюдатели неоднократно замечали несуществующего врага, после чего в указанном направлении летели зажигательные снаряды и арбалетные болты. И это продолжалось снова и снова, скучать им не приходилось, все внимание было направлено туда, где никакие события не планировались.
А тем временем тяжелые весла возмутили речную гладь. Две вытянутые тени вышли на быструю струю левой протоки и, разгоняясь все больше и больше, направились вниз. На черной воде не разглядеть завалов, зато лунная дорожка видна прекрасно, с пути не свернуть.
Быстрее, быстрее, еще быстрее. Самые сильные мужики на веслах, бо́льшая их часть — некогда освобожденные гребные рабы, пожелавшие к нам примкнуть. Самое время вспомнить былые навыки, от них сейчас требуется скорость и только скорость. Спасибо течению, оно здесь быстрое и помогает тем, кто движется к морю. Так что разогнаться можно неплохо.
На берегу кто-то завизжал перепуганной свиньей, раздались крики, прерывисто загудела труба. Ну да, надеяться на то, что демы не заметят приближения двух немаленьких кораблей, — глупо. Вот и первая баллиста стукнула, затем вторая — не всех отправили отбивать мифическую атаку с суши. Дистанция невелика, к тому же установлены на твердой земле, а не на шаткой палубе, так что бьют метко. Вот и первое попадание, нос передней галеры охвачен огнем. Но его никто даже не думает тушить, подставляясь под огонь многочисленных арбалетчиков. Да и нет никого, кроме рулевых на корме, гребцов на нижней палубе и затаившихся бойцов с крюками наготове. Некого выделить на борьбу с пожаром.
Да и зачем? Этой галере так или иначе конец. Даже лучше, если она сгорит, ведь после такого ее не смогут починить и использовать против северян.
И против нас в том числе.
Вот и вторая загорелась. Как бы ни старались гребцы, а превратить свои корабли в скоростные катера не в их силах. Слишком медленно, надо быстрее, гораздо быстрее. Хотя не все так страшно, ведь и огонь работает небыстро, они успеют сделать то, ради чего их послали.
Тяжелогруженое судно с треском ударилось в завал. Деревья и бревна, кое-где связанные, удерживались на месте лишь за счет веса камней. Противостоять такой мощи заграждение не смогло, его потащило по гладкому твердому дну будто неказистые санки по глади замершего пруда. Чуть левее ударила вторая галера, с таким же результатом. Пылающие корабли даже не задержались, так и шли вниз по инерции, увлекая за собой устроенную врагами преграду. А чтобы ничего не осталось, вниз полетели крюки. Пусть хватают остатки былой роскоши, а то ведь даже встреча с одиночным плавающим бревном для здешних судов нежелательна.
Двух смельчаков успели достать арбалетчики, но мы тут же за это поквитались. Обреченные галеры не сами по себе вниз шли, чуть поодаль за ними в цепочку вытягивался весь флот. И первыми там шли корабли с ракетной артиллерией. В узости протоки они могли работать лишь правыми бортами, но даже половинный залп с такой дистанции — штука жуткая. Тем более что укрепления у врага низкие, с палуб можно накидывать куда угодно, пища для огня тоже есть: дерево метательных машин, кучи неиспользованных корзин, принесенные на позиции снаряды с зажигательной начинкой.
Заработал передовой корабль. Темноту прогнали росчерки реактивных выхлопов, в нескольких местах вспыхнули пожары, разрывы снарядов наполнили воздух осколками и криками боли. По хорошо освещенным позициям вдумчиво и прицельно ударили носовые баллисты, и оттуда никто не отвечал, ведь те немногие метательные машины, что все еще стерегли протоку, по инерции продолжали заниматься сделавшими свое дело галерами.
Те, кстати, далеко не ушли. Почти сразу начали разворачиваться: одна к левому берегу, другая к правому. Вообще-то не берега это вовсе, а поросшие все тем же тростником протяженные отмели, ну да какая сейчас разница. Им все равно не надо на сушу высаживаться, переберутся в лодки, что тянутся за кормами, и мы их любезно подберем, когда пройдем мимо опасного острова.
Заработал второй корабль, новая волна смерти обрушилась на вражеские укрепления. Не все прошло гладко, одна из ракет не сошла с направляющих, и расчет с помощью специальных рычагов сбросил установку в воду. Лучше пожертвовать ею, чем допустить взрыв на своем судне.
Встав у правого борта, я практически в упор разглядывал разворошенный муравейник, в который превратились укрепления демов. Горели баллисты и люди, пылающие фигурки катались по земле и прыгали в воду, над всем этим стоял многоголосый вой и рев пламени, добравшегося до главного склада зажигательных снарядов. Тук пытался прикрывать меня щитом, но в нашу сторону никто даже не думал стрелять, арбалетчикам противника было сейчас не до этого.
Минута — и позиции врагов скрылись за кормой. Мы торопились проскочить быстрее, не так много у нас кораблей с ракетными установками, чтобы повторять этот фейерверк раз за разом. Враг непременно очнется, попытается хоть как-то помешать. Надо оставить ему для этого как можно меньше времени.
Мы не должны потерять кого-нибудь еще. Достаточно на сегодня.
Совсем уж без потерь не обошлось. Некоторые из арбалетчиков пришли в себя, полетели болты, иногда удачно. Оставшиеся у протоки баллисты не все выбыли из строя, два наши корабля получили попадания зажигательными снарядами. Один легко с этим справился, на втором вспыхнул пожар, потушить его не смогли. Пришлось бросить его догорать на воде и радоваться, что это трофейное судно и к тому же небольшое.
Еще одно судно пришлось оставить из-за столкновения с подводным препятствием. Заработало пробоину: видимо, не так уж хорошо мы почистили фарватер, что-то пропустили.
На этом бой не завершился — продолжая двигаться к морю, мы добрались до линии вражеских галер. Я часто сетую на то, что у меня нет даже примитивной радиосвязи. Передача сообщений в боевой обстановке иногда сопряжена с дичайшими проблемами, а если требуется сделать это быстро, количество трудностей удесятеряется. Но сейчас можно только порадоваться здешней отсталости. На вражеских кораблях видели, что в стороне острова что-то происходит, ведь такое зарево в ночи можно разглядеть откуда угодно. Но знать подробностей не могли и, скорее всего, полагали, что наш сильный десант пошел на штурм.
В общем, появление боевых кораблей межгорцев стало тем еще сюрпризом. И хуже всего было то, что из ловушки они вышли не растерзанными баллистами инвалидами, а полноценными боевыми единицами.
А еще у нас остались ракеты в установках по левым бортам. Перед морем протока расширялась, можно было разворачиваться так и сяк без опаски налететь на мель.
И вновь росчерки реактивных снарядов, вновь огонь, взрывы и крики. Две галеры, стоявшие на якорях, были практически эталонными мишенями и быстро превратились в огромные костры. Когда мы проходили мимо, приходилось приседать на палубу: жар доставал даже в десятках метров. При свете пламени можно было разглядеть, как остальные корабли демов скрываются в тростнике. Не всем это удалось, некоторые садились на мель, по ним отрабатывали баллисты.
В общем, когда мы наконец вырвались на простор, позади ярко полыхало четыре корабля. Еще нескольким крепко досталось, но команды сумели спасти свои суда от огня.
Трофейные корабли не могли развивать достойную скорость — сейчас наступил опасный момент: под покровом тьмы оставшиеся галеры демов могут выбраться из устья, напасть на них, сжечь если не всех, то многих. Так что мы спешно перезарядили установки залпового огня и не жалея запускали в сторону берега неказистые осветительные ракеты.
И все зря: никто не рискнул выбраться из тростниковых дебрей, чтобы хотя бы взглянуть на нас напоследок. О том, чтобы напасть, вообще речи не было. Хорошо мы им наваляли, всю охоту связываться отбили. Надеюсь, не скоро очухаются, а уж запомнят на всю оставшуюся жизнь.
Ну а теперь можно и домой.



Глава 23
Домой

Впервые по здешнему морю мне довелось попутешествовать на простом бревне. Надо сказать, то плавание мне не очень-то понравилось. Да, все было в новинку, но комфорт и уровень сервиса сильно подкачали.
В последующие разы и комфорта прибавилось, и уровень сервиса возрос, но все равно впечатления не очень. Просто скучно. При неблагоприятном ветре можно потерять не одну неделю, болтаясь между берегами, и не увидеть ничего, кроме осточертевших волн. Редкие стайки дельфинов меня не заводят, другие обитатели моря вроде медуз и рыб — тем более.
Бывает, неожиданно попадаются острова, столь ничтожные, что их игнорируют здешние картографы. Но острова или опасны настолько, что высаживаться на них нежелательно, или так же скучны. Трава, камни, кусты, иногда рощицы корявых деревьев и парочка скучных скал. На некоторых и того нет, а мхом и лишайниками тем более не полюбуешься.
В общем, весь обратный путь я дико скучал. И еще изнывал от дикого нетерпения — ведь очень хотелось знать, чем закончилась миссия попугаев. К тому же они оставили меня без Зеленого, а в монотонном плавании он скрашивал жизнь всей команде, обзывая всех на разные лады и мастерски воруя спиртные напитки. Вояки от нечего делать даже пари заключали, найдет или нет, придумывая очередной способ сохранить запасы алкоголя. И, как правило, находил с дивной быстротой.
Без него гораздо скучнее. И не только мне. Команда, изнывая от скуки, травила разные истории, иногда мистического характера, часто обсуждала женские прелести, при этом дружно с неимоверной тоской поглядывая на море. Наблюдая за своими людьми в такие моменты, я начал догадываться, откуда растут хвосты историй о русалках и прочей мистической эротике.
Скучно. И очень домой хочется.
В общем, когда впереди показалась низкая линия большой земли, все были рады без памяти. Единственное, что смущало, — это рельеф: никаких гор, лишь пологие холмы. Похоже на местность, что тянется гораздо восточнее Межгорья, но пока не найдешь знакомого ориентира, точно этого знать не будешь.
По счастью, заметили парус и после недолгой, но азартной погони догнали купца. Он как раз шел в Межгорье с грузом хлопка, намереваясь загрузиться там продукцией нашей металлургии и был без памяти рад, узнав, что наткнулся не на флот демов, а как раз наоборот. Здешний берег опасен для негоциантов, под нашим прикрытием он может не опасаться пиратов.
Естественно, купец рассказал о том, где именно мы выбрались к северному побережью, а меня эта история заставила призадуматься. Надо всерьез заняться навигационными вопросами. Астрономические приборы, точные и надежные часы — без этого на море никак. Вот сейчас мы потеряем целых два дня, чтобы выйти в запланированную точку. Почему нас снесло так далеко к востоку? Скорее всего, сработало неведомое нам сезонное течение. Знай мы точно свои координаты в любой момент — такого бы не случилось. А так прокладывали курс в полной уверенности, что, кроме ветра, ничто не оказывает влияния на корабли.
Но вот за спиной остались и эти дни, корабли вошли в тщательно охраняемые морские ворота Межгорья. Теперь придется повозиться с парусниками, ведь течение в нашей реке не чета тому, что было в Гвае, сами они подняться не смогут. Кого-то возьмут на буксир, кого-то потащат за канаты бурлаки, но до Мальрока доведем всех. Ну или до других стоянок — ведь не обязательно все добро нести в замок.
Мои хозяйственные мысли остались в прошлом после того, как командир приморской крепости ступил на палубу и сбивчиво доложил неожиданные вести:
— Сэр страж, у нас беда, нашествие. Погань перебралась через Ибру.
Ну вот, случилось то, чего жду уже не первый год. В самом начале здешней эпопеи мне пришлось из кожи лезть, чтобы добраться до этой самой Ибры и, самое главное, попасть на другой берег. Не в одиночку, многих людей вел за собой. Верили тогда в меня, спасли потом, хоть и не без проблем.
Там, за нами, на правом берегу реки, остались земли, потерянные для здешнего человечества. Ну это с учетом того, что южан я к нему не причисляю. Со временем у демов был шанс поселиться на территориях, оставленных этой чудовищной ордой, но сейчас даже им там опасно появляться. Слишком много монстров, в том числе и неконтролируемых. Зерд считал, что тамошние твари — результат серии ошибочных действий чужих. Или они просто свернули какую-то свою программу, не подумав о последствиях. Или еще что-то, для нас непонятное.
В общем, появился один из феноменов этого мира — кочующая орда жутких монстров, обычно действующая без видимого смысла и системы. Часть ее в любой момент могла вырваться со своей территории и отправиться в поход по человечьим землям. На своем пути они разоряют поселения, людей убивают или забирают для своих мрачных надобностей. Особенно ценятся маленькие дети, но они ценятся у всех, кто так или иначе связан с чужими. Видимо, самый благодатный материал для внесения изменений.
Такие вторжения или угасают сами собой, когда люди убивают всех тварей до единой, или возвращаются назад, или добираются до очередной территории, занятой поганью, и там растворяются. Иногда вместе с ордой приходят демы, но не все подряд, а особые оты, которых обычные грабители побаиваются. С ними серые жрецы, с ними люди, умеющие находить общий язык даже с самыми упрямыми тварями. С ними же могут прийти перерожденные — самая неприглядная сторона деятельности чужих.
И вот сейчас такая орда перебралась через Ибру — реку, которая с юго-запада защищает мои земли.
— Смутные дни, вот и осмелели они, — продолжал вояка.
Местный астрономический феномен неведомой природы. Подозреваю, что это одна из причин уникальности здешнего мира. Не знаю, в чем тут дело, но в период его действия твари наглеют настолько, что почти перестают бояться дневного света.
И становятся гораздо опаснее.
— Куда они пошли?
— Часть прямиком на север, короля Ортара порадовать, а часть к нам. Деревни, что на юге, снялись с места, по замкам попрятались. Теперь отсиживаются там за стенами.
— А Мальрок?
— Там тоже закрылись и сидят. Народ спасти успели, вас дожидаются. Сил отбиваться нет, вы с собой много людей увели.
Да, моя вина. Расслабился. Хотя, сидя в обороне, войны не выиграть. А именно так поступают здешние правители. Они тратят безумные средства на возведение пограничных укреплений, их народ голодает, чтобы кормить бесчисленные армии солдат, засевших в крепостях. Но рано или поздно твари пробивают брешь в линии, идут дальше, расширяя прорыв. Люди откатываются со ставших ненужными рубежей и спешно создают новые, чтобы когда-нибудь бросить их тоже.
Когда-нибудь я раз и навсегда устраню угрозу набегов с юго-запада. Я просто вернусь на те земли, откуда в свое время пришел, и выжгу там все каленым железом. Абсолютно все. Ничего не пропущу.
Пока что для этого нет сил, но они появятся. Не скоро, но обязательно появятся.
— Когда последний раз вести из Мальрока приходили?
— Да уж давно. Недели три, наверное, прошло. Как раз говорили, что прибыла делегация от короля Ортара. Очень хотели вас повидать. Вышел трехлетний срок, а вы так и не появились. Хотят насчет графства все прояснить.
Ну да, три года прошло, а я даже не подумал об этом. Да и к чему мне официальное графство, если я тут и так полноправный хозяин? Пустая бумажка от короля, который мало чего решает на значительной части своих земель. К тому же теряет их кусок за куском год от года.
Впрочем, в данный момент мне абсолютно наплевать на Ортар и его короля. Меня волнует нечто другое:
— А когда твари появились?
— Недели за две до этого.
Плохо. Больше месяца погань хозяйничает на моих землях. И то, что люди укрылись в крепостях, не слишком успокаивает. Ведь они должны не замковые запасы проедать, а сеять, пахать, ковать металл, не сидеть за стенами без дела. Несмотря на все мои усилия, торговля у нас хилая, в случае чего обеспечить себя привозным продовольствием будет трудно. Это не тот непростой первый год, когда населения в долине почти не было, сейчас ртов прибавилось многократно, и каждый надо прокормить.
— Даркина помните?
— Помню, конечно, приемный сын Конфидуса.
— Ага, хоть и еретик, но не хуже нового папаши, мечом махать горазд. Он как раз на реке был, с разведчиками. На них перерожденный напал, разрубил его пополам.
— Перерожденный?!
— Ага. Ездит на взбесившейся лошади, голый совсем, срам вообще не прикрывает. Здоровый, глаза черные, меч здоровенный.
— Еще перерожденные были?
— Нет вроде, только про этого говорили.
— А демы?
— Про них вообще не слыхать.
Один перерожденный в стае тварей. По сути, такая же тварь, но только в человеческом облике. Отбракованный отброс, который даже чужим не нужен. Такие вроде бешеных псов — вроде как и помнят хозяина, но он с ними связываться не очень-то любит.
Таких тварей я не боюсь. Они сильны, но тупы, а хуже глупости слабости нет. Как-нибудь разберемся.
Но надо спешно менять планы. Освобожденных рабов придется оставить здесь, будут тесниться в невеликой крепости, но зато в безопасности. И трофейные корабли тоже бросим. И часть боевых, пусть прикрывают морской путь, а то мало ли что, не хватало нам удара и с этого направления в такой непростой момент. Разведка у демов налажена хорошо, про вторжение могут узнать и воспользуются удобным моментом.
И с этим хлыщом из Лутании поговорить не мешало бы. Хорошо, что мы еще не расстались. Его люди пригодятся, когда будем прочесывать бескрайние леса. Ну это уже после того, как втопчем в землю основные силы тварей. Одиночек потом придется ловить долго, так что союзники не помешают. Люди они жадные, а серебра у меня хватает, как-нибудь договоримся.
Так. Надо быстро со всем этим разобраться — и домой. Домой. Быстрее.

Вот и последняя река. Вытекает она из того озера, на берегу которого стоит Мальрок. Неширокая, но с достойными глубинами, к тому же местами мы как следует поработали над руслом, и корабли теперь проходят без помех. Мешают два моста, но их переделали, они теперь высокие, одно неудобство — надо снимать мачты перед проходом. Но на наших кораблях, унаследовавших многие элементы от галер демов, эта процедура не занимает много времени.
В тот самый тяжелый первый год мы здесь не дно углубляли и не мосты поднимали. Мы заваливали фарватер деревьями, не давая боевым кораблям демов добраться до нашего озера. С той поры у нас и появился свой флот. Изначально трофейный, теперь вот получше кое-что имеется, а в проекте еще более совершенные корабли.
На первом мосту нас ждали. Одинокий всадник на черном коне стоял посредине, уставившись в нашу сторону. Кто-то было заверещал, что это сам перерожденный пожаловал, чтобы сверзиться прямиком на палубу и начать рубить нас на мелкие куски, но другие ему здраво возразили, что тот, по слухам, совсем голый. К тому же этот подозрительно похож на нашего епископа, а он до такой степени святой, что погань к нему приближаться опасается, так что вряд ли переродился.
Конфидус вскинул руку в приветствии, я ответил тем же и прокричал:
— Думал, что вы в Мальроке!
— Замок справится и без меня, тварям его и за год не взять!
— Слышал, что случилось с Даркином! Соболезную!
— Он умер достойно, сражаясь с тьмой, мы всегда будем им гордиться!
Остановились, спустили лодку, доставили на борт епископа и несколько не самых последних воинов Межгорья, которых не взяли в поход, — нельзя совсем уж оголять оборону своих земель. Уже через пять минут я знал расстановку сил. Твари, поначалу азартно осаждавшие чуть ли не все замки долины, в последнее время начали бросать все дела и стягиваться к Мальроку. Видимо, именно эта цель привлекала их больше всего.
Пользуясь этим, епископ сумел покинуть замок и, перемещаясь от гарнизона к гарнизону, забирал в каждом понемногу людей, в итоге создав небольшой мобильный отряд. И теперь занимался тем, что нападал на кучки тварей, отколовшиеся от основных сил. Делал это с присущей ему предусмотрительностью, и пока что обходилось без обидных потерь. А вот погань страдала все сильнее. Для решительной победы у него не хватало людей. Даже если забрать всех из замков долины, все равно будет маловато. На крайний случай он приберег наше тайное оружие, которого еще ни разу не применяли. Вывез его запасы с заводов. Но Корфидус не очень-то на него надеялся, и пока что оно лежало в лесу мертвым грузом.
Да уж, очень некстати затеял я этот поход на юг. Но кто же знал?
Однако сейчас все изменилось. Мало того что вернулись основные наши силы, так еще и союзников привели. Лутанцы, конечно, так себе вояки, но как вспомогательные войска лишними не будут. Самое время продемонстрировать тварям, что от нас следует держаться как можно дальше.
И припрятанное тайное оружие будет весьма кстати.
Захлопали крылья, на плечо тяжело плюхнулся Зеленый, важно оглядел всех собравшихся, счел нужным вспомнить про правила вежливости и поздоровался:
— Ну привет, оборванцы. Как ваша богатая жизнь?
— Неплохо сходили, много чего у демов отобрали, — ответил понимающий такие вещи с полуслова Арисат.
— Как в замке?! Как она?! — с напряжением спросил я.
— Глаза, что ли, пропил? Сходил бы да глянул, нечего уважаемых граждан по пустякам отвлекать.
— В суп захотел?!
— Да чтоб тебе в тот суп наплевали! Животное!
Вот ведь сволочь, помалкивать решил. А времени, чтобы разговорить, нет. Ну ничего, я с тобой еще поквитаюсь. Я тебя, гадину летающую, на год минимум от алкоголизма закодирую методом заклейки клюва. Или закрою винный погреб на такой замок, что ты скорее поседеешь, чем его откроешь. А то навострился взламывать любые запоры, алкаш-профессионал…

— Дан, возьми меня! — взмолился Паша.
— Красотка, ты не в его вкусе, — с презрением заявил на это попугай.
— Заткнись, петух зеленый! Дан, все дерутся, чем я хуже?
— Ошибочка вышла. Драка — любимое занятие у петухов.
Я покачал головой:
— Тебе там не понравится, никакой драки не будет.
— Шутишь, что ли?
— Нет.
— Ну ты пойми, я ведь глянуть хочу.
— Паша, ты мне вроде говорил, что в механике хорошо разбираешься.
— Ну.
— У меня тут неподалеку танк есть.
— Танк?!
— Ага. Китайский танк. Тяжелый, с пушкой.
— Откуда он здесь появился?!
— Этот вопрос тебе лучше задать Зерду.
— Ага, я с ним уже общался. Сейчас процитирую: «Понимаешь, Павел, есть вещи которых мы не знаем, и никто не знает. Ответов не будет, некому отвечать. Мы не поймем их просто потому, что наша логика здесь бесполезна. Смирись и думай о чем-нибудь позитивном, не ломай попусту голову».
— Ну вот ты сам и ответил. Молодец, все понимаешь.
— Настоящий танк?
— Да.
— Снаряды есть?
— Снаряды есть, патронов нет. И не ездит. Может, я неправильно заводил, точно не знаю. Было бы неплохо, если бы ты на него глянул.
— Блин, а запчасти где к нему брать? А расходники? То же масло хотя бы?
— Не знаю.
— Ну толку нам тогда от танка? У него даже при наших ремонтных возможностях ресурс всего ничего, а здесь вообще бесполезен. Куда больше пользы будет, если простейшую артиллерию наладить, а то ты когда-нибудь своими ракетами себя же подорвешь. Я тут поспрашивал народ и узнал, что у вас ни одна установка больше десяти залпов не переживает. Постоянная проблема с выходом ракет, были даже взрывы при запуске.
— Ну это раньше, сейчас мы с этим справились.
— Ага. Просто чуть что — сбрасываете установку в море. Видел.
— А вот ты бы смог наладить нормальную артиллерию? Металлургия кое-какая у нас есть, порох делать умеем, нормальных мастеров хватает.
— Посмотреть надо.
— Вот ты и посмотришь, и сам наладишь. Видишь всех этих людей? Механиков среди них нет вообще, даже таких недоученных, как ты. Ты теперь наш бог механики. И если с тобой что случится, все останется как есть. Понял, к чему я клоню?
— Да понял-понял. К тому, что таким, как я, нечего делать в бою.
— Все верно. В свое время там, еще у нас, довелось мне побывать в горячей точке. Добровольно. Мода у нас тогда возникла — съездить вроде как в отпуск пострелять. Волна патриотизма и все такое. Основная масса ребят — вроде меня, несерьезно ехали. Отметиться и бегом назад, перед глупыми девками хвастать, что побывали там. Редко кто при этом видел врага хотя бы издали. Со мной был паренек, тоже в бой рвался. Но как приехали, оказалось, что умеет ловко пристреливать самый убитый ствол и чинить пулеметы на коленке. В итоге ни в какой бой он не попал. И вообще никуда не попал. Никуда его не пустили. Так и торчал на базе: чинил пулеметы и пристреливал оружие для других. А командование с него пылинки сдувало, потому как простых стрелков хоть пруд пруди, а таких, как он, по пальцам пересчитать можно.
— Ладно, понял. Ну а издали можно? Хоть посмотреть?
— Ну что вот с тобой делать…
— Понять и простить.
— И обязательно высечь! — злобно прибавил попугай.
— На лошади держаться умеешь?
— На мотоцикле хорошо гонял.
— Ну… если найдешь здесь себе мотоцикл, то так и быть, издали можно.

Твари, сотворенные неизвестно кем, отличались от обычных животных так же, как мы, к примеру, от каких-нибудь глубоководных червей. Хотя с виду различия и не столь уж непреодолимые, но все упиралось в мелочи. Взять, к примеру, ту же биохимию. Она у них настолько отлична от нашей, что иной раз диву даешься.
Вот что, к примеру, случится, если к человеку поднести горящий факел? Вспыхнет одежда, ожоги заработает, и в общем-то все. Ну разве что волосы могут заняться небольшим костром, да и те быстро потухнут, не так много там топлива.
У тварей все иначе. При удаче их можно на совесть поджечь большим факелом, и они будут гореть как пропитанные нефтью дрова, оставив после себя лишь пепел и кучку бесформенных останков.
Также на них пагубно действует солнечный свет. Нет, они не вспыхивают ярким пламенем, как киношные вампиры, но эффект схож с тем, что вышеописанный факел делает с человеком. В общем, неприятно, так что днем они куда менее опасны.
Но сегодняшний день исключение. Смутный. Тот самый, когда в небе висит неописуемый астрономический объект. Аналогов ему в наших учебниках я не припомню. Иногда он похож на свернутую в тугой клубок часовую пружину, иногда просто темный эллипс, а иногда бесформенное пятно. Но всегда одинаково чужеродный, выглядит как-то дико.
И пока он не уберется, твари будут носиться при свете дня, не сильно опасаясь за свою поганую шкуру.
За Мальрок они взялись серьезно. Не поленились притащить бурдюка, как по-простонародному называли этот кошмар бакайцы. Его бесформенная туша могла легко выдержать попадания сотен тяжелых копий, а о чугунную башку можно крепкие скалы разрушать.
Только скалы ему были неинтересны, у твари задача узкоспециализированная: бурдюк расправлялся с крепостными укреплениями. Легко сносил бревенчатые стены и не слишком укрепленные ворота, с более серьезными преградами тоже справлялся, если ему давали на это время. Ударами многотонной туши он мог раскачать даже основательную каменную башню на качественном фундаменте.
Именно этим бурдюк сейчас и занимался. Его блеклая туша уже походила на подушку для булавок из-за вонзившихся дротиков и копий. Кое-где заметны подпалины, гадину неоднократно пытались сжечь. Но потрепанной она не выглядела и работала в поте лица.
Работай-работай… Стены и башни Мальрока — то немногое, к чему я почти не прилагал рук. Достались по наследству, причем в таком состоянии, что добавлять особо нечего. Мало того что строители применяли огромные гранитные блоки, они еще укладывали их хитроумным образом, чтобы они сцеплялись друг с дружкой даже без раствора.
Хотя без раствора тоже не обошлось. И еще кое-что было. По мере укладки блоки сверлили и заливали отверстия свинцом, так что кладка связывалась в единый монолит. При желании, конечно, можно и такую развалить, но желание должно быть очень большим, и времени потребуется немало.
Желание у тварей было. А вот со временем не все так радужно. Такими темпами бурдюк должен стучаться годами, а столько ему никто не даст. Однако тупая тварь билась головой опять и опять, она явно никуда не торопилась. Всякая мелочь при этом держалась вдалеке, за пределами дистанции работы крепостной артиллерии. Научены: на траве видно немало черных пятен, оставленных липким зажигательным составом.
То, что бурдюка не сожгли, меня не удивило. Защитники знают, что тупая тварь колотит в одно из прочнейших мест, им сейчас выгодно его игнорировать. Пока эта туша работает, остальные терпеливо ждут результата, не лезут на рожон. А если он погибнет, мелочь может полезть на стены, а некоторые монстры карабкаются куда ловчее обезьян. Да, мы теперь умнее и опытнее, отобьем и такой приступ, но это чревато потерями, а я уже научил своих людей ценить жизни друг друга.
Страшно вспомнить, каких трудов стоило убедить их позабыть о правилах «честной войны». Да и то не полностью, случаются печальные рецидивы. Но даже при этом все знают, что от стража Межгорья можно ждать чего угодно, правила рыцарской чести для него пустой звук. Даже если он с виду им следует, это, скорее всего, означает, что он им резко изменит в выгодный момент.
Завидев пристающие корабли, твари было кинулись нас радостно встречать, но радость их значительно уменьшилась после массированного ракетного залпа. На берегу теперь горели сараи и омерзительные туши, воняло неописуемой кислятиной, такое всегда бывает, когда страдает шкура поганых.
Иная биохимия.
Ракеты отогнали тварей на прежние позиции, и мы теперь высаживались беспрепятственно. Спасибо Конфидусу, благодаря ему смогли даже немного лошадей привезти. Я не любитель верховых прогулок, но с высоты седла видно куда дальше, а для командующего это очень важно.
Вот и сейчас удобнее наблюдать за тварями. Они подозрительно шевелятся, перебегают туда-сюда мелкими кучками, но в атаку не лезут, ракеты их здорово припугнули. Огня они не любят больше всего на свете, с первого раза осознали, что берег им теперь не принадлежит.
Подождите немного, сейчас не только берег, сейчас все от вас очистится. У меня для вас много подарков.
— Перерожденный! — заорал кто-то со стороны кораблей.
Крик подхватили десятки глоток. Обернулся. Все верно, вон, гарцует… красавчик. Лошадь, видимо, и правда сбрендившая от такого седока, скачет неровно, дергано. На ней восседает огромный детина, из одежды на нем ни нитки не видать. И даже издали можно разглядеть, что он непрерывно скалится в неестественной улыбке.
Такой же сбрендивший, как и его лошадь. Животное жаль, они не любят таких седоков…
Перерожденный приблизился на дистанцию, где его можно было попытаться достать из лука или арбалета. Стрелки начали азартно опустошать колчаны, и кому-то повезло — болт угодил в плечо. Тварь, даже не дернувшись, вытащила его из раны, облизала, отбросила, заулыбалась пуще прежнего.
— Дозвольте мне! — взмолился Тук.
Ну вот опять… Пережитки прежних «благородных» времен. Как ни отучай, а все равно часто вспоминают героев, которые перед битвами выезжали из строя и вызывали на бой таких же отмороженных единоличников. И две армии стояли, смотрели, как они друг дружку мутузят. Пары могли сменяться по несколько дней, всякие прочие военные действия в этот период считались в высшей мере дурным тоном. Доходило до того, что противники ходили в гости друг к другу в лагеря с целью накачаться за чужой счет перед очередной порцией зрелищ.
У меня подобное строго запрещено. Мы ведь воюем не для развлечения. Ну или не для развлечения противника.
Впрочем, а почему бы и нет? Если что-то начинаешь, то начинай зрелищно. Только никому другому я подобное не доверю.
— Останься тут, я сам.
— Сэр! Дан! Вы не можете!
— Еще как могу. Мало, что ли, у меня было таких боев?
— Но…
— Тук, успокойся, никакого боя не будет.
— Тогда что же вы сами собрались делать?!
— А вот сейчас увидишь. Факел мне! И зажигалку!
Факел — достаточно эффективное оружие против темных тварей. Но сам по себе он бессилен, может, разве что заставит их попятиться, если сделать угрожающий выпад в морду.
Гораздо эффективнее он может сработать против серьезно раненого противника. Как я уже говорил, биохимия у погани отличается от нашей, и огонь для них очень опасен. Если кожа еще относительно устойчива против пламени, то этого нельзя сказать о прочем. К примеру, кровь можно использовать для осветительных приборов. До керосина ей, увы, далековато, на уровне паршивой нефти горит. Но все же горит, и если ее вытекло достаточно много, последствия окажутся весьма плачевными. Особенно это опасно для созданий с меховой шкурой. В этом случае срабатывает эффект фитиля.
Меховой шкуры у перерожденных людей нет. Ее отчасти может заменить одежда, но только не сейчас, этот от тряпья отказался. Не знаю, каково такому придется зимой, но сейчас, по теплу, должно быть, чувствует себя замечательно. Вон как радостно скалится, скача навстречу.
Не доживешь ты до зимы… гарантирую.
На его лошади нет ни седла, ни уздечки. Ну это мы тоже видели — управляет нажатиями колен. Долго такие животные не выдерживают, но на разоряемой земле не проблема найти замену. Тем более если в этом тебе целая орда помогает. Сколько их перед замком? На глаз не меньше полутысячи тварей. Не самое впечатляющее число, но все равно много, очень много. В боях против такого врага принято обеспечивать минимум десятикратное превосходство, но даже при этом шансы на победу не стопроцентные. Все зависит от времени суток; от фазы смутных дней, если попал в их период; от видового состава темных созданий; от умений твоих воинов; от удачи и прочего.
Десятикратного преимущества у меня вроде бы нет, но я совершенно не переживаю по этому поводу. Мы сюда не честную драку пришли устраивать, мы пришли поступить с тварями так, как принято поступать с докучливыми насекомыми.
Факел в одной руке, зажигалка в другой. Зачем мне она, если факел уже горит? А это вовсе не зажигалка в привычном нам понимании, просто я использовал неведомое здесь слово. Да и устройства такого не знают, огонь добывают хлопотными старинными методами. Я только-только начал задумываться о спичках, но не знаю, когда руки до них дойдут.
Правильнее эту штуку называть «зацеп». Именно такой термин использовали хулиганы одной из банд, история которой мне вспомнилась в подходящий момент. Но, к сожалению, на здешнем языке у этого слова нехорошее значение, пришлось подыскать альтернативное.
Сейчас у меня появились сразу три новых помощника. В том числе один, принадлежащий к цивилизации, обогнавшей земную. Не может быть, чтобы от них не было толку, пусть хоть часть моих проектов воплотят, а еще лучше — если придумают что-то свое. Глядишь, и этот новейший чудо-зацеп быстро устареет. Появится что-то, благодаря чему не придется сближаться с тварью на опасную дистанцию.
Моя зажигалка покоится в цилиндре из нескольких слоев склеенной бересты, которая предохраняет ее от повреждений. Ну и за многочисленные крючки раньше времени не зацепишься.
Видели когда-нибудь военные фильмы про фашистов? У немцев там забавные с виду гранаты, в простонародье называемые «колотушки». Вот моя зажигалка на нее похожа: длинная деревянная ручка и стеклянный набалдашник обмотанный на совесть просмоленной тканью. Вся конструкция покрыта витками бечевки с накрученными на нее многочисленными крючками, свободен лишь конец рукояти, за нее и хватается метатель.
Пора хвататься, до перерожденного уже немногим больше сотни метров. Тварь все так же скалится, ей и в голову не может прийти, что я веду себя как-то странно. Ни копья в руках, ни меча, а только факел и какая-то непонятная ерунда. Впрочем, она не выглядит опасной — погань таких штук пока что не видела. Точнее, некоторые рейдеры уже сталкивались, но передать полученные знания другим не смогли — на стадии первых испытаний мы не оставляли свидетелей.
Не так просто на скаку манипулировать с горящим факелом и громоздким предметом, норовящим вцепиться в тебя кучей зазубренных крючков. Но я не первый раз в седле, справился. Хотя должен признать, такая война не для конницы, так что в битве с тьмой наступает эра доминирования пехоты.
Просмоленная ткань вспыхнула. Теперь у меня очень немного времени, прежде чем пламя доберется до порохового заряда. Нет, я не взорвусь, все будет куда неприятнее, а потому прощай зажигалка, я буду вечно тебя помнить.
Уж не знаю, сколько весила немецкая граната, но эта штука тянет не менее чем на полтора килограмма, да и неудобная, издали не очень-то покидаешь. Потому я метнул в упор, шагов с семи. Перерожденный как раз удачно отвлекся, на него спикировал Зеленый. Он мало того что орал, будто недорезанный, так еще и не знаю каким образом действовал на тварь. Так же, как действуют стражи. Почему-то не любит погань ни нас, ни попугаев. Вот и эта гадина отвлеклась и прозевала момент.
Зажигалка угодила точно в грудь, надежно впившись крючьями в кожу и мясо. Крючки непростые, а рыбацкие, с грубой бороздкой, выдирать такие ох как непросто. А если для этого придется хвататься за горящий предмет, то все усложняется.
Но получилось еще хуже. Реакция у перерожденных обычно великолепна, но не у этого. А может, был излишне спокоен, не заметив у меня никакого оружия, кроме почти бесполезного факела. Удар в грудь вышел таким, что тварь не удержалась, покатилась по земле. Ничего удивительного, для того и седла со стременами придумали, чтобы такие неприятности случались пореже.
Пороховой заряд был скомпонован в глубокой выемке тонкостенного донышка стеклянного сосуда. Даже такой несерьезный подрыв его разрушал, и содержимое выливалось на волю. Состав, родственный тому, который мы применяем для ракет и снарядов к баллистам, горит так же неплохо.
Тварь вспыхнула. Ухмылка мгновенно сошла с перекосившейся рожи, дико вопя, она ухватилась обеими руками за ручку зажигалки, рванула, вырывая ее из себя с кусками мяса. Брызнувшая кровь прибавила огоньку, его языки скрыли лицо монстра.
А я, не спешиваясь, достал меч, успокаивая испуганную лошадь, подъехал, размахнулся, мысленно попросил прощения у того, чье тело захватила тварь, и ударил.
Матийским мечом удобно сносить головы.
А теперь можно и назад, к рядам своих воинов. Шоу окончено, если не считать догорающего на земле тела. Только трофейную лошадку прихвачу, специально для этого взял уздечку, остается накинуть. Хорошее животное, лишь перепуганное очень. Но не убегает, доверяет мне.
Ничего, у нас ты быстро успокоишься.

— Я же сказал, Тук, не будет боя.
Ну да, у бакайских ребят бой без оружия боем не считается. Пустая забава, ерунда какая-то.
— Ага, вышло по-вашему, — вынужден был согласиться горбун. — Неинтересно так.
— Теперь всегда будет так… не очень интересно.
— Может, мне секиру дома оставить насовсем тогда?! Зачем она нужна при таких делах?!
— Оставлять рановато. Потом, может быть, заменим ее на что-то другое. Получше…
Обязательно заменим. Даже нынешними простенькими зажигалками мы сейчас устроим тварям последний день Помпеи. А ведь оружие примитивное до смешного, позор мне, что раньше не догадался. Хотя какое может быть «раньше»?! Где бы я брал тот же зажигательный состав пару лет назад? На тот момент качество оставляло желать лучшего, для гарантированного уничтожения цели пришлось бы делать зацепы в семь кило весом, если не больше, таких особо не покидаешь, плюс расходы сырья огромные, а у меня тогда даже банальной нефти почти не было, над каждым бочонком трясся.
Не говоря уже о том, что пришлось заново изобретать порох…
Всему свое время. Из воздуха ничего само собой не появится, нужен фундамент, основание, а уж потом возникает здание. И что с того, что наши хулиганские зажигалки — воплощение примитивизма, хлипкая хижина, а не каменный замок? Для их создания тоже требовалась подготовка, за три дня тут не уложишься.
Я ведь не из тех всемогущих попаданцев, которым нужно не больше пары месяцев для создания атомной бомбы…
Еще плюс, что это оружие дешевое: продукты грубой перегонки нефти, смола, хлопок, селитра, сера, древесный уголь, немного тонкой стальной проволоки и деревяшка. Самое сложное тут — сосуд с зажигательной смесью, и качество его оставляет желать лучшего: слишком мутное стекло, размеры невыдержанные. Но все равно пока самая дорогая деталь.
Ну с чего-то ведь надо начинать. Со временем появятся полноценные гранаты, которые не придется поджигать перед применением. Дернул колечко — и бросай: классика. И понятия не имею, как и когда, но мы просто обязаны наладить производство алюминия. Ну или без него сделать состав, аналогичный термиту. С таким мы сможем массово уничтожать тварей малогабаритными зарядами. Их можно будет компоновать в тех же арбалетных болтах и сжигать погань с безопасных дистанций.
Ну а сейчас, по старинке, поближе подойдем, и пока первая линия копьями удерживает самых рьяных, стоящие за спинами бросают зажигалки. Горите одна за другой, горите ярко. Даже этого примитивного оружия хватит, чтобы быстро очистить долину.
Странно, что местные до этого тоже еще недодумались. Хотя… Нефть здешняя горит отвратительно, перегонять ее не умеют. Где найти полноценную замену в больших количествах? Все упирается в сырье, ну и отсутствие технологий.
Сырья у меня хватает. Технологии тоже есть, и я работаю над новыми. Не сразу, но разберусь. Правильно говорит Зерд, нам надо меньше думать над тем, что невозможно осознать, а больше работать руками и головой. Мы не робинзоны, этот мир еще как обитаем, и населяют его не только милые создания.
А вот и Зерд. Подъехал, смотрит задумчиво на поле боя, усеянное сотнями костров. Некоторые еще шевелятся, кое-кто даже бежать пытается, когтистыми лапами стряхивая горючий состав.
— Неплохо, Дан. Простенько, но неплохо.
Зеленый, чуть успокоившись, присел на плечо:
— Победа. За победу не выпить — великий грех.
Пытаясь игнорировать алкоголика, я ответил стражу:
— Если помогать будешь, придумаем что-нибудь посложнее.
— В моем мире о простых вещах почти забыли, у тебя это получается лучше. К тому же теперь есть три помощника с такими же знаниями, гораздо легче станет.
— Ты что говоришь?! Бросать меня собрался?!
— Да, пожалуй, останусь. С тобой иногда интересно.
— Стой, я не понял! Что за три помощника с такими же знаниями? Ты же сказал, что вы там, у себя, забыли простые вещи.
— Упоминая троих, я не включал себя в их число. Посмотри на замок.
Я посмотрел. Сотни людей высыпали на стены, наблюдая за битвой. Нет, за огненным избиением. Двое держат тварь на копьях, третий с молодецким уханьем вбивает в спину крючья зажигалки. Ну да, гадины не такие тупые, быстро поняли, чем это грозит, норовят вырвать. Ну между лопаток точно не дотянутся, мои воины тоже быстро соображают.
А что это за фигурка там на стене? Стоит отдельно от простонародья, в окружении закованных в латы воинов, но сама без шлема. Слишком далеко, не видно деталей. И…
И вытянутое белое пятнышко на левом плече. Его я все же разглядел.
Попугай. Белого цвета. Такой здесь только у одного.
У одной…
Зеленому тоже пришлось посмотреть на замок, и, верно все поняв, он проскрежетал:
— За такую свадьбу не выпить — грех вообще несмываемый. Трактирщик, давай уже, не жадничай, я полностью готов.
Зерд, указав на стену, поддакнул птице:
— Дан, мне кажется, ты слишком долго ждал, давай уже, здесь и без тебя отлично справятся. Я на всякий случай присмотрю, скачи, не оглядывайся. Давай, не затягивай, хватит ждать.
Все же оглянувшись, я еще раз осмотрел поле боя, где добивали разбегающихся тварей, большая часть которых уже была серьезно обожжена и растеряла последние крохи боевого духа. Да, тут и правда справятся без меня. Это уже не война и не бой, это почти безнаказанное избиение.
Вернул взгляд на стену, потом опять на поле.
Да, ребята точно справятся. Так что давай, лошадка, вези меня к замку. Надо срочно поприветствовать одну соню-рекордсменку.
Я и правда слишком долго этого ждал.




Сноски



1

Самый большой камень Стоунхенджа (центральный трилит) — высотой 7,3 м. Большая часть камней чуть выше 4 м.



2

Джон Смит — американский аналог нашего Ивана Ивановича Иванова.



3

Речь идет о капитане Питере Бладе, главном герое цикла романов Рафаэля Сабатини. Вымышленный благородный пират, действовавший в Карибском море.