Глава 1
Его словно за пыльник кто-то сильно дёрнул сзади, и у него отнялась левая рука. Онемела сначала за секунду, а потом её как не стало. Даже почти больно не было. А вот в спине боль чувствовалась, как будто туда со всего маху врезали тяжёлым сапогом так, что рёбра ниже левой лопатки хрустнули.
Горохов сразу понял, что это было. Не сапог, не кулак и не камень. Это пуля попала ему в рёбра, в спину, ниже левой лопатки. Он знал это, потому что в него уже попадали пули. На сей раз пуля была немаленькая и стреляли справа, чуть сзади.
Повезло. Он не захлебнулся кровью, легкое не разорвано. Прошла по касательной.
Не повезло. Вышла из подмышки и пробила насквозь левую руку чуть выше локтя.
На нём была ультракарбоновая кольчуга, но для стальной винтовочной пули в десять миллиметров это не было преградой. Хоть две кольчуги надень, всё равно прошьёт навылет. Так и получилось. Сталь прошла через кольчугу трижды, и лишь уже пробив насквозь руку, в четвёртый раз кольчугу она пробить не смогла, застряла в рукаве.
Каким-то чудом, иначе это и не назовёшь, он смог одной рукой, хотя ехал по ухабам, удержать мотоцикл на ходу. Слава Богу, скорость была совсем небольшая. Мало того, почувствовав удар и боль, он не растерялся и, выкрутив акселератор, прибавил газа. Свались он тогда с мотоцикла, упади – всё, смерть! Если стрелявший ему на ходу влепил пулю, то в него, в лежащего, положил бы вторую пулю со стопроцентной гарантией.
Наверное, от шока, а может, от того, что левая рука повисла бесполезной плетью, его болтало в седле, мотало из стороны в сторону на каждой кочке, и мотоцикл кидало то влево, то вправо, но он умудрился не упасть, удержать машину на ходу. Он даже ещё прибавил газа и заскочил за длинный бархан в три метра высотой. Тут его не могли достать.
Он сразу понял, откуда стреляли. Выстрел был произведён с дюны, с песчаной горы в тридцать метров высотой, что тянулась с юга на север несколько километров. Там, на вершине дюны, было отличное место для стрелка. Лучше не придумать. Барханы из песка пыли и тли ветер гоняет по степи как волны по воде, но дюны стоят годами, потому что они всегда опираются на камень, на утёсы. Там, на вершине такой дюны, на твёрдом камне всегда есть укромное местечко, с которого видно всё вокруг на многие, многие километры. Там и сидел стрелок со своим вторым номером.
До дюны тысяча метров, ну, может, чуть меньше. Оттуда по движущейся цели в сумерках мог попасть только очень, очень, очень хороший стрелок. Горохов догадывался, кто это был.
Их называли по-разному: степняки, степная мразь, пятнистые, выродки, дегенераты, людоеды, трупоеды, дикари.
Некогда это были люди, но теперь это были существа, которые уже приспособились жить в степи, которых не убивало солнце, не убивала жара, не мучила жажда. Существа, которые не носили очков и респираторов, но не слепли от белого солнца, не задыхались от степной пыли пополам со степной тлёй. Их кожа имела светло-коричневый цвет с тёмно-коричневыми пятнами. Эти пятна не покрывали только их лица, ладони, ступни и животы. Они ходили голые и не страдали ни от солнечных ожогов, ни от всякой гадости типа базалиом или меланом. Их головы, а у мужчин ещё и морды, заросли чёрными, густыми волосами, которые защищали их мозги от страшной, испепеляющей пустынной жары. Хотя, что там у них защищать. Своими мозгами они давно не пользовались, делать ничего не умели. Ничего не строили, ничего не создавали. Жрали все, что моги сожрать, и воровали все, что могли украсть. Их кожа всегда была сальна, и на это сало обильно садилась светлая степная пыль, поэтому издали их трудно было отличить от тех барханов, рядом с которыми они находились. Присядет такой в теньке бархана, сидит, тварь, с винтовкой в руках и ждёт тебя, а ты идёшь к нему и до последнего момента его не видишь. До последнего момента…
В глазах у них нет белого цвета. Их белки абсолютно желты, как у человека с тяжело больной печенью. Но видят они отлично, никакое солнце их не слепит, стреляют они так же, как и видят.
И с каждым годом с юга их приходило всё больше и больше. Они накатывали волнами. Год за годом пустыня извергала новых и новых опасных врагов. Они всегда приходили с юга, из самого пекла. И каждое новое племя было многочисленнее, сильнее и выносливее предыдущих. Единственное, кажется, чем они болели, так это степной проказой. Но она выедала их слишком медленно. Намного медленнее, чем они воспроизводились.
Ему оставалось немного, километра два-три, он уже видел оазис, когда недавно поднимался на высокий бархан. Но доехать до оазиса, когда из тебя хлещет кровь, что заливает всё вокруг, да ещё в сумерках, вряд у него получится. Нет, он просто потеряет сознание и свалится на песок. А ещё ему захотелось откашляться.
Покашлял немного, не снимая респиратора. Во рту появился знакомый и мерзкий привкус крови. Дело было хуже, чем он думал, кажется, пуля порвала ему ещё и лёгкое. Нужно было останавливаться.
Горохов не поставил мотоцикл, не до того ему было, самому бы не упасть, бросил его и тот повалился на склон бархана, на песок. Схватил сумку. Её тоже на песок кинул. Стянул на подбородок респиратор, дышать нечем, воздуха не хватает, приподнял очки, они в пыли. Аптечка. Нашарил её рукой. На всякий случай достал из сумки обрез двустволки двенадцатого калибра. Тоже кинул на песок рядом с сумкой. Проверять его не стал, он всегда у него заряжен, только курки взвести. Огляделся. Бархан длинный, высокий. Нет, дробовик тут, скорее всего, не понадобится, это вещь хороша для стрельбы с десяти шагов, ну, а для настоящего дела у него на поясе есть кое-что получше. Тесак на поясе – вещь в степи незаменимая. Но сейчас он только мешает. Отстегнуть бы его, снять с пояса, но нет ни возможности, ни времени.
Сел рядом с сумкой, секунду пережидал боль. Так, теперь надо не мельтешить и не тупить. Времени мало. Эти твари сейчас бегут сюда. Они видели, что попали. Они знают, что тут есть, чем поживиться. Им многое в его сумке и мотоцикле придётся по вкусу. А после они сожрут его. Зажарят в полдень на раскалённом камне и сожрут.
Ему нужно было торопиться. Он всё это делал не один раз. И себе, было такое, и другим. Такое бывало часто.
Первым делом – биогель. Тюбик с патрубком. Он вытащил его, зубами сорвал колпачок. Если нет возможности зашить рану – это как раз то, что вам нужно. Главное – найти в себе силы загнать патрубок в рану. Загнать без обезболивающего, у него есть такая ампула, есть, но ждать действия придётся несколько минут. А у него этих минут нет, и ещё у него всего одна рука.
Не раздумывая, не собираясь с силами и не вздыхая, он нашёл прорехи в одежде и кольчуге и ввёл белый патрубок в рану. В ту дыру в боку и подмышке, из которой пуля вышла. А дыра-то немаленькая, вся рубаха слева под рукой липкая. И на пыльнике огромное чёрное пятно. А ещё пальцы прикоснулись к чему-то острому. Сразу понял – это обломок его ребра торчит. Боль пронзила его всего от копчика до макушки. Пришлось даже зажмуриться. Одна секунда. Всё. Теперь дальше. К дьяволу боль. Секунда, и можно про неё забыть, теперь он давил поршень, загоняя в рану гель. Три четверти залил в рану, вытащил патрубок. Теперь рука.
Боль ещё сильнее, да и рукава пыльника и кольчуги мешали сразу попасть в рану под правильным углом. Пришлось ковыряться в ране патрубком, выискивать нужный угол. Боль сильная, долгая, едва не зарычал, пока всё сделал. Но сделал. Всё, тюбик летит в песок. Теперь шприцы. Белый – антибиотик общего действия. Колпачок на песок, игла через парусину штанов входит в бедро.
Он оглядывается, выбрасывая пустой шприц. Скоро придёт с востока глубокая степная темень, она уже наползает. В тени барханов уже чернота. Солнце касается лишь макушек этих пыльно-песчаных волн. Это хорошо. Ночью этим дикарям его будет труднее найти, ночью они не так хороши, как при свете солнца.
Синий шприц – обезболивающее. Нет, пока он ещё может терпеть боль, пока он это колоть не будет. Эта дрянь, конечно, снимает боль, но она ещё и дурманит голову, с ней как пьяный будешь, а ему, может, ещё и пострелять придётся. Красный – стимулятор. Вот это дело, это вещь, но его он сейчас тоже не будет использовать, прибережёт на крайний случай.
Горохов кладёт шприцы в карман пыльника. Интересно, это у него от кровопотери или от изменения деления голова тяжёлая. Он берёт свою большую флягу, и, не без усилия, ему удаётся её открыть.
Пока пил, налетел сильный порыв ветра, обдав его пылью и колючим песком. Нет, голова тяжёлая от давления. Кажется, сейчас будет заряд, уж больно ветер вечером сильный.
В конце дня в раскалённой пустыне так иногда случается. С приходом сумерек сильно меняется давление, и начинает дуть резкий, порывистый ветер, он поднимает тучи пыли. Эти порывы сильны, скоротечны, но не опасны. Их называют почему-то зарядами. Впрочем, такой заряд сейчас ему на руку.
Горохов надевает респиратор. Снова натягивает очки. Тяжело, слишком тяжело встаёт. Кажется, много крови потерял. Он уже собирался взять обрез, чтобы спрятать его в сумку, он уже думал о том, как он одной рукой будет поднимать тяжёлый мотоцикл, как над самым гребнем бархана, за которым он сидел, в последних лучах закатка показался пучок волос, чёрных, жёстких, как щетина зубной щётки, волос. И чёрная, мерзкая башка.
Никаких сомнений. С той стороны бархана, почти над ним, был лютый и опаснейший враг. Пятнадцать метров до его мерзкой морды. Горохов знал, что потянись он к оружию, дарг тут же спрячется за верхушкой, тут же выскочит где-нибудь рядом и сразу выстрелит. Так они и воевали. От них спасало только одно, и это одно было в его сумке. Найти бы это сразу. Башка дикаря, конечно, тут же исчезла.
Он присел на корточки, покачнулся, чуть не завалившись на песок от слабости, сразу сунул руку в сумку, но не отрывал глаз от верхушки бархана. Он сразу нащупал округлую, тяжёлую и нужную вещь. Сразу достал её, зубами схватился за пластиковую чеку, выдернул её и, резко встав, опять чуть покачнувшись, кинул гранату за бархан. Повезёт – не повезёт. Заденет урода осколками или нет, оглушит взрывной волной – кто его знает. Он гадать и ждать, не будет, он присел и взял обрез в руку. Нет. Одной рукой из него стрелять – только патроны тратить. Сунул его подмышку левой руки, рука висит, как и висела – всё равно, что мёртвая, но обрез подмышкой прижала. Правой рукой он достал свой револьвер системы Кольцова. Отличная вещь, не раз его выручавшая. И спиной, спиной пошёл на юг, к оазису. Как хорошо, что стемнело, как хорошо, что ветер гонит и гонит пыль, может, ему удастся уйти. Достала ли урода граната, гадать нет смысла. Сумка, мотоцикл – Бог с ними, сейчас надо уйти, ведь никогда, никогда эта степная мразь по одному не ходит. Там, за барханами, есть ещё желающие его убить. И он вообще не собирался выяснять, сколько их там. Он шёл и шёл спиной вперёд, спиной на юг, держа револьвер наготове.
Так и вышло, уже из темноты, из завивающейся от сильно ветра пыли, бахнул винтовочный выстрел. Горохов остановился, поднял револьвер и выстрелил в ответ. Выстрелил в темноту, на вспышку.
Вряд ли он попал, но этим тварям нужно было дать понять, что он будет отвечать, что он им не дичь и что неизвестно ещё, кто отсюда уйдёт на своих двоих. Выстрелил и тут же сделал два шага в сторону. Мало ли. И спиной, спиной продолжал отходить. Слава Богу, ветер трепал и трепал барханы, сдувая с них пыль и песок. Слава Богу, что опустилась ночь. Вскоре он повернулся и уже лицом вперёд пошёл дальше. Револьвер он спрятал в кобуру, обрез взял в руку, но то и дело снова брал его в подмышку, чтобы освободившейся рукой залезть в правый карман пыльника и нащупать там ребристый колпачок красного шприца со стимулятором. Кажется, эта вещица ему понадобится.
Идти было тяжело, с каждым шагом всё тяжелее. Нет, несомненно, он потерял много, много крови. В маске дышать стало очень трудно, очки покрыты пылью, протирать их было бессмысленно. А идти до оазиса ещё час. Он уже подумывал, не выбросить ли тяжёлый обрез, там всего два патрона. Но нет, нет. Вдруг ещё пригодится, вдруг его догонят, тогда и два патрона будут совсем не лишними. В темноте картечь – самое то.
Задыхаясь и утопая в песке почти по колено, он забрался на высокий бархан. Оттуда и увидал огоньки вдалеке. Совсем маленькие и тусклые.
Чёрт, ещё идти и идти. Всё-таки, ему потребуется стимулятор, потребуется.
Лачуга из бетона и старой жести, из щели между стеной и дверью пробивается свет. Он остановился, навалился на стену, правым плечом, перевёл дыхание. Да, если бы не стимулятор, то не дошёл бы. Собравшись с силами, он постучал в жестяную дверь стволом обреза. В ночной тиши стук вышел страшный.
– Ну! Кто там? – Заорали из-за двери через некоторое время. Орал мужик, пытался быть грозными, но Горохов сразу почувствовал в голосе страх.
– Откройте, мне нужна помощь, – он привалился к двери и зачем-то пытался говорить в щель.
Кажется, этим он только больше пугал жильцов:
– Нечем нам тебе помочь, – затараторила из-за двери баба, – нет у нас ничего. Нету!
– Проспись, дурак! – Добавил мужик.
– Мне нужен врач! – Он снова стал бить обрезом в дверь. Бил сильно, чтобы они там за дверью не успокаивались. – Мне нужен врач, меня ранили дарги.
– Нет тут врача, иди дальше по улице. – Заорала баба. – Там большой дом с фонарём, сразу его узнаешь.
– Помогите мне, я не дойду, – хрипел Горохов, продолжая колотить в жестяную дверь. – Помогите мне туда дойти, я дам вам гривенник.
Он не мог, ну, почти не мог идти сам, у него уже всё плыло перед глазами. Он стянул маску с лица и выплюнут прямо на дверь хорошую порцию слюны с кровью.
– Я дам вам две гривны! – Судя по халупе, проживающим в ней людям деньги не помешали бы.
– Пошёл отсюда! Сейчас приставу позвоню! – Рявкнул мужик. Видно, не верил он, что ему могут дать серебро.
– Звони, только быстрее. Давай, звони, врачу позвони тоже, скажи, что будет нужна операционная.
– Я сейчас тебе позвоню, убирайся сволочь, дом доктора в центре, иди туда, иди сам! – Уже не без истерики в голосе заверещала баба. – Адылл, неси ружьё, стреляй в бродягу, прямо через дверь стреляй в эту сколопендру!
Горохов подумал, что даже и ста шагов сам не сделает, нет, не дойдёт он, он даже не знал, куда ему идти, темно, в глазах всё плывёт, он снова постучал обрезам в дверь и сказал:
– Если не откроете, то я выстрелю вам в дверь, – он с силой постучал по ней опять, – выбью засов, зайду и прикончу вас, если вы мне не откроете, а если откроете и проводите меня к доктору, дам две гривны. Слышите, либо убью вас, либо дам вам две гривны! Ну!
– Чего ты! Чего, – теперь баба, кажется, заныла, – чего ты припёрся к нам?
– Да не нужны вы мне, мне нужен врач!
– Адылл, открой ему, может, человеку и вправду нужен врач?
Кто-то подошёл к двери, но не открывал её, стоял за ней, сопел и боялся. Это был мужик.
– Ну, друг, – заговорил Горохов, – выходи, я даже в твой дом не зайду, пошли, проводишь меня к врачу. Дам тебе две отличных серебряных гривны. Не подделки, ну… Давай!
– Адылл, ну, открой человеку, – кажется, успокоилась баба.
– Хрен его знает, кто это!
– Я геодезист, моя фамилия Горохов, ехал к вам, на меня напали дарги, ранили в бок и в руку, помоги, друг Адылл, доведи до врача.
Засов, наконец, лязгнул, дверь приоткрылась. Горохов сначала зажмурился от света, а уже потом разглядел пропитое монголоидное лицо нестарого, кажется, ещё мужика. Мужичок, судя по всему, был не дурак насчёт кукурузной воды. От него и несло спиртягой. А вот баба была совсем немолода, из-под платка выбивались седые космы.
– А ты точно геодезист? – Спросила она. – Не казак? Не разбойник? А?
– Пошли к врачу, – сухо сказал Горохов, ему сейчас было совсем не до объяснений.
– Слышь, геодезист? – Заговорил мужик. Он был грязен и потен, как, впрочем, и его старая баба. – Это… Врача-то сейчас в городе нет. Уехал он.
– Уехал? – У Горохова, кажется, начинали кончаться силы, он едва стоял.
– Ага, уехал, я его грузовик грузил три дня назад. Уезжают они всегда на пару недель.
– А медсестра есть? Есть тут хоть кто-нибудь у вас, кто сможет мне помочь?
– Да, есть, есть у него медсестра, но она с ним уехала, – сказал Адылл.
– К Валере его отведи, – вдруг предложила баба.
– А точно, – вспомнил мужик, – точно, к Валере.
– Он врач?
– Нет. Его все зовут Генетиком, но он не хуже врача. Он всё может, все, у кого денег на врача нет, все к нему ходят.
Кажется, люди успокоились, теперь они не боялись пришельца, видя его удручающее состояние.
– Пошли, – Горохову больше нечего было делать.
Он заметно покачнулся.
Балбес Адылл попытался взять его с левого бока под руку, словно не видал, что у него весь левый край пыльника и весь левый рукав, чёрные от засохшей крови и пыли. Но увидав, как Горохова перекосило от боли, разобрался и перешёл под его правую руку.
– А гривны? – Напомнила баба. – Гривны дадите?
– Дам, дам, – обещал он, – только пошли побыстрее.
Он навалился на помощника, и они втроём вышли из лачуги. Баба шла впереди с фонарём, Горохов почти висел на Адылле и уже почти ничего не понимал. Но дробовик, тем не менее, он держал в руке. Не отдал его бабе. Чёрт знает эту парочку, что там у них на уме. А на дворе-то ночь, барханы в ста метрах уже начинаются.
Пока дошли, вернее, пока Адылл его дотащил, так у него совсем сознание помутилось. Он не помнил, как его привели, как его осматривал это самый генетик Валера, как мерил ему давление, как спрашивал, и спрашивал, и спрашивал его о чём-то. Голос этого генетика был приглушённый, словно он говорил через трубу, да и сам он расплывался, казался, каким-то странным, каким-то кривым, неестественным.
Он не помнил, как его раздевали и укладывали, делали уколы, вставляли ему в вены капельницы. Он почти ничего из этого не помнил.
Глава 2
Рука чуть выше локтя саднила или сильно чесалась, словно свежая рана. Хотелось расчесать. Расчесать ногтями, чтобы избавиться от этого неприятного чувства. Это мерзкое ощущение и привело его в чувства. Он пошевелил здоровой рукой и вдруг понял, что… Он плавает в какой-то жидкости. Она обволакивала всё его тело, кроме лица. Нет, это была не вода. Он пошевелил пальцами. Потёр ими друг о друга. Жидкость была… липкая и упругая какая-то. И она воняла, кажется, тухлятиной или… Трудно сказать, чем-то похожим на тухлятину, чем-то сладким. Горохов открыл глаза. Белая пластиковая ванна, старая. Она вся в царапинах, кое-где в трещинах, да ещё и грязная. Он попытался пошевелиться. И вдруг понял, что привязан. Привязан. Он удивился и захотел осмотреться, но не смог. Он видел только потолок и лампу.
Свет единственной лампы. Грязный потолок. Тишина. Он привязанный плавает в какой-то мерзости, только лицо над поверхностью.
Он чувствовал себя вполне нормально, вот только это неприятное ощущение в левой руке никак не унималось. Да и жижа эта воняла. Хотелось почесаться. Он попытался правой рукой дотянуться до левой, чтобы понять, что с ней, или хотя бы почесать. И услышал:
– Сэ… Сэ… Сэээ…
Горохов замер. Кто-то пытался с ним заговорить, что ли? Пытался что-то сказать?
«И что это значит?»
Ему почти в глаза светила лампа, он мало что мог различить, и тут лампу закрыла фигура:
– Я… Я… Я… Се… Се… Я развяжу вас. Только вытащу и… и…и… Капельницы.
Вот в чём дело, он не только был привязан, он ещё был утыкан иглами капельниц. Горохов видел, как ужасные руки, похожие на корявые стволы пустынной колючки, с пальцами, на которых распухли суставы, вытаскивали из него иглы, одну за другой.
Потом в странной и уродливой руке появился скальпель, обычный хирургический скальпель, и этот скальпель быстро перерезал верёвки, что держали его.
– Кто вы? Вы доктор? – С трудом после молчания произнёс Горохов.
– Ва… Ва… Ва… Ва-а… – Человек старался что-то сказать и, не справившись с этой задачей, решил закончить иначе. – Генетик. Меня тут так все зо…зо… зо… Называют.
«Генетик Валера», – вспомнил Горохов. Он с трудом вспоминал тот вечер, с большим трудом. Но это имя и профессия у него в памяти отложились.
– По… по… По-о… Вы можете пошевелиться?
Заика. Да ещё с таким голосом. Этот голос не нравился Горохову, во-первых, высокий, если не сказать, что писклявый, а во-вторых, заискивающий, словно человек извинялся всё время. Но нравится или не нравится, просьбу Генетика он стал выполнять: сжал и разжал кулаки, левый кулак сжать не удалось совсем, потом подогнул ноги, положил правую руку на край ванны, повертел головой туда-сюда.
Всё работало. Ну, кроме левого кулака и вообще всей левой руки.
– Левая рука не слушается.
– Так и должно бы…бы…бы…
– Быть, – договорил Горохов.
– Да.
– У меня там была перебита кость? Она не срослась?
– Кость срослась, но… но… но…
Теперь Горохов не знал, что хотел сказать Генетик и просто ждал, пока тот закончит. Плавал в воде и ждал.
– У вас был перебит срединный нерв, он будет вос.. вос… вос… Зарастать долго. Две… две… две…
– Две недели?
– Две-три недели, нервы растут пло… пло… пло…
– Плохо.
– Да.
– Ясно, – произнёс Горохов, и вправду левая рука не давала ему покоя. Досаждала, зудела.
– Ха… ха… ха… Попробуете встать? – Продолжил Генетик.
Он немного полежал ещё, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям, потом сделал усилие и сел в ванне. Да, оказалось, чтобы сесть в ванне, ему пришлось приложить усилие.
– Ну, ка… ка-а-а… Вы хорошо себя чувствуете?
– Рука саднит, и бок немного болит, – ответил он. – У меня там рёбра были сломаны, пуля лёгкое задела. Помню, кровь во рту была.
– Это нор… нор… нор… Так и должно быть.
Ответил и ужаснулся. Та жидкость, в которой он плавал, была просто ужасна. Она не только воняла тухлятиной, а теперь он не сомневался, это запах тухлятины, она и на вид была такой же мерзкой. Серая, мутная, густая и тягучая масса, переполненная мелким мусором и пылинками. А ещё, ещё в ней во множестве плавали… какие-то странные штуки.
Он зачерпнул пригоршню этой жидкости вместе с той дрянью, что там плавала и поморщился. Это был жёлтый червь или личинка, величиной с указательный палец. И голова у неё была чёрная.
Она ещё не была мертва. Эта личинка шевелилась, совсем чуть-чуть, но шевелилась. Горохов с отвращением вылил эту мерзкую жидкость, вместе с личинкой из руки. Встряхнул руку.
– Не… Не… Не-е… Вам не стоит беспокоиться. Э… Эт…
Горохов не стал дослушивать его, он встал и начал вылезать из ванны. Вылез, и эта самая скользкая жидкость стекала по нему прямо на грязный пол.
– Стойте, стойте, – запричитал человек, которого он всё ещё не рассмотрел, – это же очень дорогая вещь…
«О, наверно, и вправду дорогая, если ты даже заикаться перестал».
– Эта грязная вода дорогая? – В первый раз спросил Горохов хрипло.
– Это не вода, не вода, – к нему кинулся этот человек и стал своими уродливыми руками буквально собирать, соскребать с его тела в ладошки липкую жижу и скидывать капли обратно в ванну, – это протоплазма. Я её коплю всю жизнь!
– Извините, – произнёс Горохов. – Я не знал. На вид она просто… Да ещё и червяки там плавают.
– Это кажется, что она грязная, но это не так, – всё причитал и причитал человек, он все слова говорил, всхлипывая при этом, как будто собирался зарыдать, – там почти нет бактерий, ну… Ну, есть, но почти все безвредные. И вирусы только нужные, я сам их конструировал. Они важны для метаболизма. Протоплазма… Она на вид неприятная, но это очень… Очень полезная вещь… Она вас вылечила за три дня. Всего за три дня. Доктор вас лечил бы три недели.
– А червяки? Они тоже меня лечили?
– Да нет же, это её еда, она тоже должна питаться, как вы или я, мучные черви – её еда, мне их тоже непросто выращивать.
Только теперь человек распрямился и встал во весь рост, и только теперь Горохов смог его разглядеть.
Нет, не только руки у него были уродливы. Ростом он был, может быть, даже и с Горохова, но был так искривлён, так скособочен, что на полголовы казался ниже. Плечо одно намного выше другого, голова абсолютно безволосая, даже бровей нет. Лицо будто после страшной травмы, словно ему когда-то раскрошили все лицевые кости, и они неправильно срослись, оно было всё кривое, лоб кривой, нос не симметричный, один глаз заметно ниже другого, да ещё они оба не в одной оси. Когда смотришь этому человеку в лицо, странные ощущения посещают. Кажется, что он не чёткий, плывущий, расплывающийся. Чертовщина какая-то. Ко всему прочему у него ещё белая кожа. Белая, как у самых далёких северян. Как он тут, на глубоком юге, с такой кожей меланомами не изошёл – непонятно. Сейчас он не заикается, но противно всхлипывает после каждой фразы. Хоть Горохов и был ещё слаб, его ещё покачивало даже, но эта манера собеседника говорить начинала его раздражать.
Чтобы закончить нытьё этого человека, Горохов произнёс всё так же хрипло:
– Валера, вас так, кажется, зовут?
Человек кивнул. Да, так. А лицо всё ещё противно-жалостливое.
– Я заплачу вам. Скажите, сколько. – Говорит Горохов.
Эта его фраза сразу поменяла настроение этого странного человека, он, кажется, успокоился, смотрел своими разными, дурацкими глазами, а сам уже прикидывал, сколько попросить:
– Да? За… За… За-а…. Зап…
– Заплачу, – догадался Горохов. – Сколько?
– Сколько? – Переспросил Генетик. Кажется, он сам не знал, сколько попросить за работу. Работа была, конечно, большая, но стоимость её он не мог правильно оценить или боялся попросить лишнего.
– Сколько? – Повторил Горохов.
– Доктор Рахим взя… взя…
– Взял бы с меня…
– Да. Четыре рубля, – выпалили Валера.
«Ишь, кривой да кособокий, живёт в нищете, ходит в одних портках, а деньгу, видно, любит, Генетик. Четыре рубля!»
Но ничего этого, конечно, Горохов не скажет, он обещал заплатить – значит заплатит. Хоть это очень и очень большие деньги. Впрочем, этот странный уродец, вылечил его всего за три дня. Ну, почти вылечил. Левая рука ещё почти не работает.
– А у вас случайно меди не найдётся? – Вдруг чисто и без единого заикания спрашивает Валера.
«Меди?! Да ты, братец, обнаглел». У Горохова была вшита в стальную пуговицу пыльника медная пятирублёвка, но это на крайний случай.
– Нет, меди у меня нет, но я заплачу вам всё серебром. – Твёрдо сказал Горохов. – Скажите, сколько.
– Ну, доктор Рахим просил бы у вас че… че… че…
– Четыре рубля?
– Давайте два! – Сказал Генетик и махнул рукой, мол, хватит мне.
– Это по-человечески, – Горохов стал оглядываться. Он до сих пор стоял голый у ванны. – Где моя одежда?
– Там, – Генетик указал рукой в тёмный угол.
Чуть пошатываясь, он пошёл в тёмный угол и там, у кривой лавки, на грязном полу валялась его одежда, его башмаки и его оружие.
Он наклонился и, опять пошатнувшись, поднял с пола пыльник.
Сунул руку и в карман. Внутренний карман бы пуст. Нет, ничего подобного быть не могло. Деньги и документы он всегда хранил бережно. Пуля карман не порвала, карман был цел, и клапан-застёжка был цел. Но ни кошелька с деньгами, ни документов в кармане не было. Ничего там не было. Песок.
Видно, его лицо стало настолько выразительно, что даже в темноте угла Генетик прочёл все его эмоции и сразу сказал:
– Я просил у… у… Документы….
– Документы? – Холодно переспроси Горохов.
– Да, мне нужно было знать ва…ва… ва-а…. Группу крови. Анализ делать было не… Документы у меня где-то…
– А деньги где?
– Я не знаю.
– Кто меня раздевал, этот… Адылл?
– Они, да, они… Я спро… спро… Попросил документы, чтобы узнать группу крови, они мне… мне… да… да-а… Принесли.
Генетик, вихляясь всем своим кривым телом из стороны в сторону на каждом шагу, быстро прошёл к большому верстаку, что тянулся вдоль всей стены, и там, среди разнообразных банок, старых приборов и всякого хлама нашёл его личную карту, взглянул в неё и сказал:
– Андрей Николаевич, вот ваши документы.
Но приближаться, кажется, он не собирался. Так и остался у верстака.
Горохов сел на лавку, не одеваясь, стал проверять свои вещи. Рубаха была вся драная и в крови, кто бы её стал тут стирать и зашивать. Нижнее тоже в засохшей крови. На поясе кровь, левый карман слипся от крови.
Пыльник, как и положено, рван, и весь бок чёрен от крови и пыли.
Двухлитровая фляга с секретом. Потряс её, что-то плещется, пол-литра воды есть.
Фляга на месте, хорошо. От сердца отлегло. Фляга на вид старая, всё повидавшая, в старом тёртом кожухе. Но если кто-то додумается снять кожух, то увидит, что на дне фляги крышка-тайник. Там очень дорогой микроаккумулятор. Сам маленький: восемь, на три и на одни сантиметр, но огромной ёмкости. И такой же цены диодный фонарик, часы, компас, малюсенький секстант, коротковолновый микромаяк и дистанционный детонатор. Как хорошо, что флягу не потерял, она стоит не меньше, чем мотоцикл. Хоть это чуть успокоило его. Он немного подумал, взял револьвер и, пока Генетик копался на своём верстаке, высыпал из него все патроны, сложил их в тайник фляги. Теперь револьвер и вправду был не опаснее молотка.
Кепка с длинным козырьком и пришитой сзади тряпкой, что прикрывает шею, виски и щёки от солнца, гетры, высокие, почти до колен, ботинки, маска-очки, перчатки – с ними всё в порядке. Тесак в семьдесят сантиметров в ножнах, ему-то ничего и быть не может. Дробовик тоже тут, обрез двенадцатого калибра, два патрона и всё. Револьвер системы Кольцова – что с ним станется, тяжёлый кусок легированной стали. Простой и надёжный, как молоток. Он откинул барабан, четыре мощных десятимиллиметровых патрона и стреляная гильза. Всё. Ах, да, чуть не забыл. Залез в карман галифе. Слава Богу! Тут пошарить не додумались. Он достал из кармана мелочь, одним взглядом сосчитал её. Пять серебряных гривенников и ещё двадцать семь копеек железом. Ну, хоть что-то.
Он стал молча одеваться, а Генетик, увидав это, взял что-то с верстака и пошёл к нему, в руках у него была верёвка:
– Ва… Ва… Ва-а… Верёвка, вам надо подвязать руку. Рукой не шевелите две-три недели. Нерв должен зарасти. Пока пальцы плохо будут работать, а ещё через два дня нужно будет сделать ук…у-ук… Инъекцию…. Зайдёте ко мне. Я всё под… под… под… Сделаю.
Кажется, про деньги он спрашивать не собирался. Это Горохова сейчас устраивало.
– Хорошо, – сказал Горохов, – кто тут у вас занимается ворами?
– У… у… у… Тут главный у нас по таким делам пристав, он Адылла давно знает.
– Где он находится?
– Да… да… Он на этой улице, ближе к центру, там его контора.
Горохов уже оделся, повесил руку на перевязь, проверил оружие:
– Найду деньги и вернусь. Всё вам отдам.
И пошёл к двери.
Глава
3
Вышел за дверь, ветерком как обожгло. Ещё и десяти нет, а жара уже под сорок. Оказывается, у Генетика кондиционер работал, а он и не замечал. Солнце белое, ни на что смотреть без очков невозможно. Ну, а что удивляться – юг. Зато пыли почти нет, респиратор можно не надевать.
Сразу понял, что пить очень хочет. Нужно было у Генетика воды выпить, хотя бы литр. Да и поесть не мешало бы. Протёр очки от пыли, надел, чтобы не жмуриться, и пошёл по пустынной улице.
Домишки вокруг, хоть и небольшие, но крепкие, бетона строители не жалели, крыши тоже крепкие. Высокие, крутые, чтобы песок не собирался. Видно, осенью в бураны песком и пылью тут всё заваливает не слабо. Везде солнечные панели. Дорогих и мощных нет, зато дешёвых хватает. Кое-где даже и ветротурбины стоят. Но это нечасто, а вот зато часто стоят десятиметровые штанги для сбора конденсата. Тоже вещь недешёвая, а у некоторых домов их по две или даже по три. Нет, народишко тут вовсе не бедный, это точно. Адылл с его бабой и Генетик – вовсе не показатели.
Разглядывая всё вокруг, он пошёл дальше. Народа на улицах почти не было, кто-то разгружал квадроцикл у продовольственной лавки. Он хотел зайти, взглянуть цены на еду и воду, но передумал, люди были заняты приёмкой товара. Ещё кто-то проехал по улице на мотоцикле, подняв после себя кучу пыли.
«Столовая» – гласила на одном из больших домов простая надпись на хлипком, пластиковом щите. Двери крепкие, железные с уплотнителями. Отлично, значит, там ещё и не жарко. Лишь бы работала эта «Столовая».
Он дёрнул дверь. Та не без труда отворилась, и Горохов смог войти в полумрак. Дверь за ним закрылась сама. О, какое счастье, «Столовая», кажется, работает. Ещё тут не больше тридцати. Он стянул кепку, поднял на лоб очки. Чисто, пыли нет, столы чистые, их с десяток, а народа почти нет. Стойка у стены, прилавок с кастрюлями, за ним полная баба в маске. Сама в майке, руки и плечи голые. На голове платок, на лице маска из тряпки, пропитанной чем-то. В помещении в маске – значит, прокажённая.
Два человека. Молодые, морды здоровые, без намёка на проказу, плечи широкие, по виду и одежде – военные, но никаких опознавательных знаков нет. Они сидели у маленького окна, ели. Теперь оба смотрели на него.
Лица у них весьма неприветливые. Горохов не знал, принято ли тут со всеми здороваться, но парни смотрят на него, он им кивает.
Один из них кивает в ответ. Этот кивок и его взгляд весьма красноречивы, они значат: «Ладно, ешь пока, но я за тобой наблюдаю».
Тут же к нему подходит девочка лет тринадцати. Чистенькая, даже чёрные её волосы хорошо вымыты, заплетены в косы. И вся она красивенькая, одежда у неё чистая, вот только отёк синий во всю левую щёку и синяк вокруг левого глаза. Она улыбается деланой улыбкой:
– Доброе утро, господин.
– Привет.
– Желаете поесть?
– Желаю. А что у вас есть?
– Мы только открылись, есть паштет, каша, хлеб. – Говорит она быстро, почти тараторит.
– Каша крахмальная?
– Да. Кукурузная или гороховая будут к обеду.
– А попить?
– Водка холодная, брага, кукурузное вино. Может, желаете что?
Водка и брага с утра? Нет.
– Чай? Кофе? – Спрашивает он с надеждой.
– Есть чай, но старый, позавчера варили. – Отвечает девочка.
– Кашу, паштет, хлеб, пол-литровую чашку чая и два литра воды.
– Хорошо, сейчас принесу. Садитесь, где понравится.
Ему бы понравилось у окна, под кондиционером, но там сидят недружелюбные парни, поэтому он садится у западной стены. Сейчас там будет попрохладнее. Прежде, чем сесть, он медленно и аккуратно снимает пыльник, так, чтобы особо не шевелить левой рукой. Тесак и обрез кладёт рядом с собой на стол.
Не успел он устроиться, как девочка уже приволокла поднос. Стала ставить на стол тарелки и чашки, вода была в пластиковой баклажке.
– Баклажку не забирайте, – говорит она, расставив всё на столе, – а то Катя меня ругать будет.
– Катя это она? – Горохов кивает на бабу в маске, что копошится за прилавком.
Девочка косится, а потом незаметно кивает.
– Она тут управляющая?
– Хозяйка, – шепчет девочка и объявляет уже громче. – С вас, господин, двенадцать копеек.
Горохов лезет в правый карман галифе, достаёт мелочь, высыпает её на стол, отсчитывает: маленький серебряный гривенник и две монеты по копейке. Чуть подумал и добавил к деньгам ещё две копейки девочке на чай.
Но, как ни странно, она не взяла деньги, а повернулась к хозяйке, как будто ждёт её согласия.
– Что там, Ёзге? Железки? – Спрашивает баба тяжёлым грудным голосом. Когда она говорит, тряпка над её ртом чуть поднимется, шевелится. Картина получается мрачной.
– Да, Катя, тут господин даёт железные деньги. – Отвечает девочка.
– Это хорошие железяки, – поясняет Горохов, показывает ей хорошо отчеканенную копейку, – видишь, они отчеканены в Соликамске, видишь, какая хорошая чеканка, это настоящие деньги.
– А вы из самого Соликамска? – Спрашивает Ёзге.
– Нет, я из Березняков, но деньги у меня из Соликамска.
– Ладно, бери его железки, – распорядилась Катя.
Девочка сгребла деньги, но не ушла, а спросила:
– А вы тут проездом или как?
– Нет, я ищу работу, я геодезист и буровик. У вас ведь тут буровые стоят, люди работают?
– Да, всё изрыли вокруг, всё воду ищут. Вы водоискатель?
– Да, водоискатель.
– Ну, тогда работу найдёте у нас, – обещала Ёзге.
И хотела было уже уйти, даже не поблагодарив за чаевые, но Горохов её остановил:
– Погоди.
– Что?
– Ты красивая девочка!
Девочка замолчала, замерла, вытаращила на него глаза. А у него была куча вопросов к ней, и он, поглядев по сторонам, не смотрит ли на него кто, продолжал:
– Это Катя тебя ударила?
Девочка сразу встрепенулась, насупилась и сказала раздражено:
– Сама я виновата.
– Сама, – он понимающе кивнул, – ну, бывает, а у Кати лицо закрыто почему? Болеет?
– Об этом спрашивать нехорошо, – нравоучительно ответила девочка, – вас же никто не спрашивает, поему у вас рука на верёвке.
– Меня дарги в степи подстрелили. – Сразу ответил Горохов. – Я не скрываю, а спросил, просто хотел знать…
– Хотели знать? – Тут она язвительно ухмыльнулась. В её голосе отчётливо слышался скепсис, выглядела она нагловато, смотрела с прищуром. – Вот я и думаю: они всё спрашивают, спрашивают да говорят со мной, лишних денег дали. А зачем так? А может, вы ко мне тут клеитесь? Может, вам бабёнка нужна, а я вам приглянулась?
У Горохова была куча вопросов, которые он хотел бы ей задать, но эта её фраза застала его врасплох. Что за бред? Он к ней клеится? Так это выглядело? Он замолчал, не находя что ей ответить, а девочка ждать его не стала, повернулась и пошла по своим делам.
Едкий степной жареный лук, соль, крахмал – ничего необычного, крахмальная каша, такая же, как и везде в степи. А вот паштет – дрянь, самый плохой, что он ел за последние полгода. Не потрудились даже задние лапы и крылья саранче оборвать. То и дело они попадались, жёсткие, словно пластик ел. Хуже того, ещё и головы насекомым не оборвали. Мало того, что жвала их тоже не разгрызть, так от голов ещё и горечь в еде была. Все в пустыне знают, что головы нужно отдирать, когда жаришь саранчу. Катя, видно, очень сильно экономила, когда кормила людей дрянью. Только кукурузный хлеб был хорош, жёлтый, тяжёлый. От него пальцы становились жирные, а ещё он был сладкий, видно, кукуруза была неплохой.
Чай – старая переваренная бурда, терпкий, но с кофеином, его он выпил до дна. И вода тоже так себе, хоть и холодная, но с каким-то привкусом. А он подумал ещё, чего тут всё так дёшево. Вот тебе и дешевизна.
Но съел он всё, а остатки воды, которую не выпил, слил себе во флягу. В правом кармане пыльника нашёл мятую пачку, там шесть сигарет. Положив левую руку на стол, закурил, расслабился и обалдел. Из внутреннего помещения, из-за прилавка стали выходить женщины. Одна за другой вышли три дамочки, да ещё какие. Все высокие, платья такие короткие, что все ноги наружу, у всех губы в помаде, одна лучше другой. И первая, что вышла, сразу пошла к нему. Шла, улыбалась, руки в боки, на ходу поигрывала бёдрами, а во рту ненастоящие, белые зубы. Подошла, встала, бедром толкнув стол и сразу спросила:
– Не желает ли, господин, отдохнуть?
Развязанная и очень привлекательная.
– Что? Отдохнуть? – Горохов немного растерялся даже.
– Любые пожелания, одна гривна в час.
– Нет, нет… Спасибо… – Он чуть сигарету не выронил.
– Одна гривна! Один час! И вы будет мечтать встретиться со мной вновь. – Не уходила красавица.
– Нет-нет…
– Я ничем не болею, посмотрите на моё лицо, проказы нет, – она вдруг плюнула себе в руку и показала плевок Горохову, – грибка в лёгких нет.
В слюне действительно не было и намёка на кровь.
– Вы ничем не заразите вашу жену. – Продолжала женщина, своим красивым бедром снова толкая стол.
– Нет, мне просто не нужно. Я не совсем здоров.
– Очень жаль, – красотка наморщила носик, – но я всё равно буду ждать вас, я обожаю таких мужчин.
Пока он приходил в себя и думал, с чего бы ей обожать таких мужичин как он, точно так же, покачивая бёдрами, как предыдущая, к нему направилась вторая. Эта была так же хороша, только поблондинестей, а юбки у неё не было вовсе. Так же толкнула стол голым бедром и сказала:
– Не желает ли, господин, отдохнуть?
Горохов растерялся, у неё даже тон был такой же раскованно – игривый как у первой. Сёстры они, что ли? Он даже сравнил их. Да нет, не сёстры.
– Нет, спасибо, – ответил, наконец, он, потому что вторая девица стояла и ждала его ответа со странным выражением лица.
– Любые пожелания, одна гривна в час.
– Ну, я же уже сказал…– Гривна, алтын, как не назови, а это десять копеек, у него лишних нет.
– Одна гривна! Один час! И вы будет мечтать встретиться со мной вновь.
Горохов даже растерялся. Смотрел на неё и молчал, про сигаретку позабыв. Он обернулся, поглядел по сторонам и поймал взгляды двух парней, что сидели у окна, оба они с ухмылками наблюдали за ним. Их это представление, кажется, забавляло.
– Я ничем не болею. Посмотрите на моё лицо, проказы нет, – продолжала она и наклонилась к нему.
У неё была красивая кожа, от неё приятно пахло. Вот, а первая не наклонялась. Немного, но они различаются. И вообще, откуда они, кто их обучал?
А девица плюнула себе в руку и протянула руку ему посмотреть:
– Грибка в лёгких нет.
Он даже не взглянул туда, он обернулся на Катю. Катя, хоть и в маске была, но Горохов был уверен, что смотрела она сейчас на него. Она сделала знак, и стоявшая в дверях девочка Ёзге пошла в комнату. В руке у неё было полотенце, вид у неё был недовольный:
– К себе, к себе идите дуры. – Она подошла к первой и стала полотенцем хлестать её. Не сильно и не зло.
Так хозяйка загоняет кур в курятник.
И те послушно и безмолвно пошли туда, откуда пришли, всё так же призывно покачивая бёдрами.
Сказать, что всё это показалось Горохову странным, так это ничего не сказать. Он удивлённым взглядом проводил их до самой двери, а потом уставился на девочку, надеясь, что та подойдёт и поговорит с ним. Но Ёзге даже не взглянула на него и стала заниматься своими делами.
Да, Губаха городок забавный.
Вопросов у Горохова была масса, но он понял, что ему тут больше ничего не удастся узнать. Кроме…
Он оделся, собрался на выход и перед тем, как открыть дверь, повернулся к тем двум молодым мужикам, что всё ещё сидели за столом:
– Парни, а где тут можно купить десять-шестьдесят?
Если ответят, значит, и впрямь военные. Десять-шестьдесят – это десятимиллиметровый револьверный патрон в шесть сантиметров длиной. Но не все про такие слышали. Ну, а эти знают ли про такие?
– У Коли оружейника спроси, но вряд ли ты такое тут найдёшь. – Ответил один из них. – Оружейка его сразу за участком. Легко найдёшь.
– По дороге на запад?
– Да. Тут одна дорога.
– Спасибо.
Глава 4
Горохов вышел и остановился на пороге, в теньке, вылезать на палящее солнце не хотелось. Да, этот оазис на отшибе, на самом краю карты, всё больше и больше казался ему… странным, как минимум.
Во-первых, что сразу бросается в глаза, тут почти нет укреплений. Он ещё ни одного дота не видел, хотя бетона у них завались, судя по домам, а дарги гуляют вокруг, стреляют во всё, что движется. Неужели местные их не боятся? Или что, все укрепления вынесены на окраины? Ну, ладно, может быть. Окраин он ещё не видел.
Во-вторых, эти странные бабы в столовой. Откуда тут в этой глуши и дикости такие красивые и такие… тупые бабы. Такие красотки в крупных городах себе легко теплое место нашли бы. Красотки первостатейные – ни дать, ни взять. Чистые, кожа без шрамов от удаления солнечных болячек, видно, они на солнце и не выходят. Он на них ни одного шрама, ни одного солнечного ожога не заметил. Неужели они так хорошо тут зарабатывают? Впрочем – он опять огляделся – судя по всему, деньжата тут водятся.
Самое высокое здание в городе и было участком. Три этажа, толстые стены с бойницами, в здании узкие окна, большой двор, обнесённый трёхметровым бетонным забором, в нём тоже бойницы. У забора по периметру цистерны – вода. На дворе углубления в бетоне. Горохов сразу прикинул, это для миномётов, и тут же для мин ямы поглубже рядом. Всё по уму сделано. А на самой крыше, он его ещё издали приметил, старинный «Утёс» с седёлкой. Он накрыт брезентом, только ствол торчит зачехлённый, но даже под брезентом Горохов угадал на нём оптику и мощный ПНВ. Да, старинный он, старинный, а двенадцать и семь миллиметров вмажут и из такого старинного – мало никому не покажется. Пулемёт перекрывает градусов девяносто с западного направления. Место стационарное. Значит, на западе появляется кто-то по ночам. Ну, это так, на уровне догадок. В общем, участок – место крепкое, хорошее место. Если ещё подходы минировать, то его и вовсе не взять.
Вот, а он думал, что тут укреплений нет. Есть, просто мало. Интересно, кто их тут донимает, дарги или банды?
Он прошёл в ворота, у ворот был вооружённый человек с шевроном охраны, но Горохова он не остановил, только проводил взглядом.
У входа в здание люди, все в бронежилетах, курят, болтают, на него никто не обратил внимания, кроме одного из них, видимо, дежурного:
– А вам что, господин?
Горохов остановился. Помялся и произнёс:
– Меня обворовали.
Теперь все, курильщики у двери уставились на него.
– А документики есть у вас, кто вы, откуда? – Взгляд «дежурного» стал колючим, изучающим.
– Я геодезист, из Березников. – Горохов достал и протянул ему документ.
– Из Березников? – «Дежурный» взял в руки его идентификационную карту, посмотрел. – Далеко забрались.
– Выша компания «Буровые Карпова» давала объявление, что ищет буровика и геодезиста, вот… Приехал и попал в неприятности… Меня ранили, а потом и обворовали…
– Обворовали? – Интерес «дежурного» сразу иссяк, он вернул документ Горохову. Как-то обыденно и даже лениво спросил собеседник. – Кто вас обворовал?
– Не знаю. – Ответил Горохов. – Думаю, что Адылл и его жена.
– У Адылла нет жены, – заметил один из курильщиков, – он с матерью живёт.
– Меня ранили дарги, я…
Он хотел рассказать всё, как было, но «дежурный» его прервал, видно, его история уже никого тут не интересовала:
– Вам лучше это всё рассказать приставу. На второй этаж и по коридору прямо, он сейчас в кабинете. – Сказал «дежурный», и это звучало не иначе, как «до свидания».
Горохов понимающе кивнул и пошёл искать лестницу.
Оружейка на первом этаже. Решётка крепкая, на замке. В пирамидах винтовки, штурмовые ружья, два пулемёта, две снайперские винтовки. Гранаты, патроны в ящиках до потолка.
Оружия и снаряги на полноценный взвод, на несколько дней хорошего боя.
Он прошёл мимо лестницы по первому этажу. Двери, двери. Все крепкие, железные, все заперты, одна из дверей шире других, с уплотнителем и знаком химической опасности. Наверное, тут хранят миномётные мины и гранаты с химической начинкой. Ну, и гранты для подствольника такие же.
–Эй, мужик, ты чего тут лазишь? – Весьма недружелюбно окликнул его один из здешних людей. Высокий и в бронежилете, при оружии, он внимательно смотрел на него.
– Туалет искал, – ответил Горохов, останавливаясь и поворачиваясь к кричавшему.
– Сортир на улице, – всё так же грубо говорит тот.
– Ладно, тогда я потом, сначала к приставу зайду.
– На второй этаж иди, – рекомендовал высокий, – тут не шастай.
Дверь у пристава была отворена настежь. По всему коридору слышался тяжёлый бас, говорили об охране буровых, о минных полях, что закроют подходы к ним с юга и запада. Говорили, что мин мало и решали, как их лучше ставить. Разговор Горохову показался очень интересным, но встать и слушать нельзя. Он прошел, остановился в дрелях и тихонько постучал в косяк обрезом, чтобы привлечь к себе внимание.
В небольшой комнате без окон работал кондиционер, там, у стены, на стульях сидело три человека. Четвёртый сидел в кресле за столом. Сразу и без кресла было видно, кто тут пристав. Он не сидел за столом, он над ним возвышался. Стол ему был до пупка. Рост два метра, не меньше. Бронежилет последней модели, тот, что с «горлом» и «плечами». И у него были усы.
«Как они ему не докучают под маской, тут щетина отрастёт, так от постоянного ношения маски от неё раздражение по всему лицу начинается, а тут целые усы».
– Вы ко мне? – Спросил большой, усатый человек у Горохова.
– Наверное, к вам. – Ответил тот. – Вы пристав?
– Пристав города Губаха, Меренков. – Представился, не вставая, усатый. – А вас как звать?
– Горохов, геодезист, буровик. – Ответил Горохов.
Пристав жестом показал всем остальным людям, что они свободны:
– Завтра начинайте, а вы, – он указал Горохову на стул перед столом, – а вы, господин Горохов, садитесь. Рассказывайте.
Он дождался, когда все выйдут, и сел на предложенное место:
– Ну, рассказывать долго не буду. Я на подъезде к вашему городу был ранен. И…
– А документики ваши можно взглянуть? – Вдруг заговорил мужчина, а сам внимательно наблюдал.
Горохов положил обрез на колени, полез во внутренний карман, достал удостоверение и протянул его Меренкову.
Тот стал внимательно его изучать и расспрашивать одновременно:
– Ага, Андрей Николаевич… Березники… Геодезист, ясно. Геодезист – это хорошо, – он всё так же внимательно смотрел на Горохова, – как раз вовремя, понимаете, мне как раз тут одну карту принесли, говорят, воды море, озолотиться можно. Не взгляните? Говорят, что две дыры просверлить – и качай воду, говорят воды, там целое море.
– Конечно, взгляну.
«Не верит ему пристав, проверяет. Ну, что ж, правильно проверяет, на то и пристав».
Меренков достал из стола потрёпанную карту, разложил её на столе. Горохов встаёт, склоняется над картой. С ней всё ясно с перового взгляда.
– Ну, это несерьёзно, – сразу сказал геодезист, – что это за карта, привязок нет, глубин нет, координат нет, слои не отображены. – Он смотрит на пристава с укоризной. Так себе проверочка. И говорит: – Эту карту либо неуч делал, либо… жулик.
– Значит, карта фуфло?
– Думаю, что так.
– А к нам вы зачем? Вы уж извините, но я не от любопытства спрашиваю. Должность, понимаете, обязывает.
– По объявлению. В газете у нас, в Березняках, было объявление, что «Буровые Савинова» ищут инженера-буровика или полевого геодезиста. Я в любой должности готов работать, вот и приехал.
– А газетка с объявлением у вас случайно не сохранилась?
– Нет. – Геодезист потряс головой.
– Ладно, ясно, Андрей Николаевич. – Меренков убрал карту. – Так откуда вы ехали? – Он вернул Горохову удостоверение.
– С севера. – Горохов снова сел.
– С севера? Ранили, наверное, вас у дюны? – Пристав вытащил из стола другую карту, стал разворачивать её.
– Да, – Горохов кивнул, – стреляли с дюны.
– Руку зацепили? Или ещё что? – Он осмотрел одежду Горохова.
– Бок навылет и руку навылет.
– О! Повезло вам, что живым ушли.
– Не без этого.
– Дюна – поганое место, – сказал пристав, теперь разглядывая карту. – У меня нет людей, чтобы патрулировать ту дюну. Север я проверяю только пред тем, как отправляем на Соликамск автопоезд с водой. А так… Нет… Вот они на севере и промышляют. Моя задача охранять буровые и город, дороги я не контролирую.
Он говорил честно и убедительно. По сути, этот большой человек с усами и не скрывал, что ему плевать на северную дорогу. Видно, за неё ему не платят. Он вздохнул и продолжил:
– Ладно, пошлю туда людей, поставят там пару мин на месте их лёжки. Может, тогда дикари, поумнеют, перестанут стрелять с неё.
– Да я, в общем, не по этому делу, ранили – так это сам виноват, нужно дюну было объехать, да торопился, до темноты хотел в город попасть.
– Да? А из-за чего вы пришли?
– Мне помогали, когда я ранен был. Когда я помощь искал… Тип тут такой есть, Адылл.
– Есть такой. Есть. И что?
– Вот он и его мамаша мне помогали… Отводили меня к Валере.
– К Генетику?
– К Генетику.
– Так?
– И, кажется, они украли у меня деньги. Были деньги во внутреннем кармане, рублей пять серебром, не помню точно, сколько было, а когда Валера меня выпускал, то попросил денег за лечение, я полез в карман, а денег нет. Только мелочь, что в штанах была. Да и ещё кольчуга была ультракарбоновая. Тоже нет.
– Угу, и кольчуга, значит, пропала, а может, это не Адылл, может, это Валера у вас всё украл?
– Не исключено, – чуть помолчав, произнёс Горохов. – Но мне кажется, что это… Адылл.
– Значит, кажется?
Пристав смотрел на него, не отрывая глаз, и в его взгляде прекрасно читалось две фразы: «Вот откуда ты такой взялся?» и «Плевать мне на твои деньги».
И когда он начал говорить, он просто в условно вежливой форме высказал то, что читалось на его лице:
– Уважаемый. В десяти километрах на запад отсюда стоят дарги. Они сюда каждое лето откочёвывают вслед за ночным мотыльком. Но раньше приходила одна семья, а сейчас там стоят три!.. – Он даже показал три пальца для убедительности. – Три стойбища!
«Три стойбища – это от тридцати до пятидесяти мужчин. От тридцати до пятидесяти воинов», – сразу прикинул Горохов.
– Раньше клан Серых Камней и клан Толстых Ног резали друг друга за каждый лишний бархан с саранчой, а теперь они стоят вместе. Дружат. А мне от дружбы людоедов не по себе. – Продолжал пристав Меренков. – Понимаете? Три стойбища лютых дикарей рядом с моей Губахой. И это только то, что мы нашли, а к середине мая так от Перми ещё пойдут кланы.
– Так они по реке пойдут. – Без всякой надежды произнёс Горохов.
– Не волнуйтесь, мимо не пройдут, они и к нам заглядывают. – Уверил его пристав.
– Значит, вы мне не поможете?
– Знаешь, геодезист, – вдруг заговорил пристав без всякого намёка на вежливость, – если бы Адылл с мамашей тебя убили бы и не успели до утра закапать где-нибудь в барханах, то я бы послал людей их убить. Понимаешь? Такие у нас правила. Нет тут у нас ни следователей, ни судей. Городской голова судит не такие дела, только дела серьёзные. – Он наклонился над столом, чтобы быть к собеседнику ближе. – Это тебе ни Березники и ни Соликамск.
Горохов понимающе кивает. Он не собирается ни спрашивать, ни просить. Ему уже всё ясно. Можно вставать и уходить. Но он сидит, ну, из вежливости, что ли.
А пристав Меренков продолжает:
– У меня тут дарги вокруг города бродят, разбойники из Гремячинска пить-кутить наведываются. А в городе свой промысловый люд по кабакам ошивается, те же самые разбойники, только более удачливые. А ещё полудикие охотники с высушенными жарой мозгами, рыбаки с озера, добытчики полыни и этой самой полынью обдолбанные торчки. Это всё здесь, тут, в моём городе, – он ногтем указательного пальцем потыкал в стол. – А через неделю или дней через десять мне ещё водяные поезда к вам на север отправлять. Это, дорогой мой, край карты. Край карты. Тут кражи никого не интересуют, убийства – унылая повседневность, а ты говоришь про пять рублей украденных. В общем, времени искать твои деньги у меня нет.
«А жути, жути-то нагнал, герой, сказал бы, что не станет искать и всё. Край карты! Можно подумать, в других оазисах по-другому. А лицо-то у самого чистое, ни одного лишнего бугорка, ни отёка нет, видать, на витаминах и антибиотиках сидит, не слезает, на проказу и намёка нет».
– Ну, ладно, – примирительно сказал Горохов и встал, – нет – так нет. Сам разберусь.
– Эй, геодезист. – Окликнул его пристав.
Горохов замер.
– Только без фокусов, смотрите, чтобы мне за вами не пришлось людей посылать.
– Понял, да я и не сбирался тут бучу устраивать, думаю поговорить с ними. Вдруг согласятся вернуть по-хорошему.
– Я вас предупредил. – Закончил разговор Меренков.
– Кстати, а у вас тут нет случайно «десять-шестьдесят»? – Горохов достал револьвер, открыл пустой барабан и показал его приставу. – А то у меня ни одного патрона. Может, хоть штук пять в долг дадите? До лучших времён.
– Такого калибра не держим, – сухо ответил пристав. – Спросите у Коли-оружейника, он тут за стеной лавку и мастерскую держит. Он делает на заказ.
– Ясно, спасибо.
В участке было прекрасно. Был бак с водой, можно было попить. Вышел на улицу и без термометра смог сказать, что температура перевалила за сорок три. Пекло не на шутку, а ведь ещё и полудня нет. Что тут будет к трём часам дня…
Дорогая, качественная полынь – это лёгкий порошок. Дозу не жуют и не глотают, её кладут в рот под язык, а там она сама быстро растворяется. От неё остаётся только чёрная слюна, лёгкая горечь, приятные видения и эндорфины в крови на полчаса. Полчаса. Всего полчаса, но ведь всем хочется эндорфинов всё время. И вот те, кто может себе это позволить, за вечер закидывают под язык три, четыре, пять или даже шесть порций этой горькой сладости.
И начинают к ней привыкать. Так привыкают, что и часа потом не могут без неё провести. Они даже есть без полыни не могут, пища без неё кажется просто безвкусной, и насыщения не наступает, сколько еды не сожри. Хоть до рвоты жри, даже и намёка на сытость не почувствуешь. И потом людям приходится лечиться. А те, кто не лечится….
Вроде, это главная городская площадь. В тени навеса у какого-то заведения стояли трое. Вернее, стояли двое, третий валялся в пыли. Спал или «улетал». Он увидал их первый, хотел пройти незамеченным, но уже знал, что они к нему прицепятся. Ну, хотя бы потому… Потому что больше тут никого не было.
– Эй, друг, погодь… – сипло, едва выдавливая из себя воздух, кричал один из них.
Он не обернулся, крикнул на ходу:
– У меня нет денег.
– Я вижу, ты тут впервой, – этот тип не отставал от него и шёл за ним. – А я тут всё знаю.
– У меня нет денег, – твёрдо повторил Горохов, не останавливаясь.
– Стой, друг… Ну, может, тебе что нужно, а вещи у тебя есть хорошие? Я знаю, куда их пристроить по хорошей цене…
Горохов остановился, повернулся.
Ни маски, ни очков, ни фуражки с козырьком. На солнце ему плевать, на пыль плевать. Так и есть, сгоревший от полыни человек. Черные, разъеденные полынью губы в язвах. Порошок – это для богатых. Такие жуют горькие, едкие стебли, жуют их всё время. А стебли полыни разъедают им зубы. А ещё у этого типа не видно глаз, почти не видно. Воды он пьёт мало, но бугристые и обширные отёки на лице у него не проходят. Пальцы корявые, он сам себя ими держит за грудки. Ему дышать тяжко. Это проказа, через полгода отёки начнут лопаться. Впрочем, Горохов не врач. Может, и через три месяца полопаются. Ко всему прочему, этот несчастный ещё и обмочился совсем недавно. Штаны не просохли даже при такой жаре.
– Ты знаешь Адылла? – Спрашивает Горохов.
– Дядя, я тут знаю всех, – сипит бедолага, он хочет казаться значимым, – пять копеек, и я тебе всё расскажу о любом, кто тут живёт больше года.
– Копейка. – Твёрдо говорит геодезист.
– Дядя, ты зря торгуешься. Я…
Горохов поворачивается и идёт дальше.
– Стой, ладно, копейка. – Сипит тип и, качаясь, идёт за ним.
– Ну, так кто такой Адылл?
– Да никто. И охотник, и саранчу давит, и за стекляшкой на озеро раньше ходил. Жена у него была, так её паук в пустыне укусил, померла, ребёнок был, так помер от проказы. Он и на буровых работал, и на «бетонке», но это так, по мелочи.
– А на бетонке кем?
– Не знаю. Врать не буду.
– С кем-нибудь дружит?
– Что? – Не понял торчок, слова такого не знал, наверное.
– В банде, в бригаде какой-нибудь состоит?
– Да в какой банде, кто его куда возьмёт, разве что с мамашей своей он в бригаде.
Горохов полез в карман, достал копейку, протянул её этому типу.
– Вот спасибо, дядя, – обрадовался тот и протянул руку.
Горохов кинул ему монету. Он не хотел прикасаться к этому человеку даже перчаткой.
Глава 5
На патронной мастерской вывески не было. Просто дом, такой же, как и все, только выбелен недавно, а на двери надпись нацарапана: «Коля урод».
Видно, не все здесь любят Колю. Горохов толкнул дверь, дверь тяжёлая, на ней засовы и замки мощные. Прилавок, а на полках все виды патронов: от пистолетных до пулемётных в лентах.
– Добрый день, – крикнул он.
– Добрый, добрый, – донеслось из другой комнаты. Там что-то работало, судя по звуку, какой-то станок, – сейчас.
Звук стих и у прилавка появился седой человек в очках, в майке и с кобурой подмышкой. Очки не те, что защищают глаза от солнца и пыли, а те, что для улучшения зрения. Висели очки на самом кончике носа. Всё остальное лицо закрыто тряпкой. Руки в перчатках, хотя в помещении жарко, скрывает проказу. Это видно даже по бугру, что растёт справа от носа, тряпка сползла и его не прикрывает. Впрочем, для его лет он ещё неплохо выглядит.
– Вы оружейник? – Спрашивает Горохов.
– Именно. Ремонтирую оружие, делаю патроны. Николаем кличут. А вы у нас впервые, как я вижу. Работать к нам приехали?
– Надеюсь, что так.
– А чем промышляете?
– Геодезист и буровик Горохов. Мне вас посоветовали, говорят, что у вас можно купить любые патроны.
– Ну, не любые… Ходовые все есть. О! – Говорит Николай, оглядывая одежду Горохова. – Я смотрю, вы побывали в серьёзной передряге?
– Да, побывал…
– Я поначалу думал, что вы просто руку сломали. Здесь у нас с кем-то связались?
– Да нет. Дарги на северной дороге подстерегли.
– У дюны?
– У дюны.
– Приставу нашему рассказали?
– Только что от него, но, кажется, ему плевать.
– Вам не кажется. Так чем могу помочь?
Горохов молча достаёт револьвер, откидывает барабан, показывает мастеру, что тот пуст.
– О! Кольцов! Вот это вещь! Можно взглянуть?
Горохов даёт ему револьвер.
– Надо же! – Восхищается Коля-оружейник. – Никогда не видал. У вас и оптика к нему имеется?
– И оптика, и приклад… Всё было.
– Было? – Оружейник смотрит с интересом.
– Там, у дюны, всё пришлось бросить: и мотоцикл, и сумку. Нужно было быстро уходить.
– И мотоцикл?
– Вот думаю, как до него добраться? Может, дарги его ещё не разобрали?
– Аккумулятор, если был, стартер и проводку содрали, даже и не надейтесь, что уцелело, а вот железо, может, и не потащат.
Ну, это Горохов и сам знал. Дарги уже почти нелюди, но мозг у них есть, в любом оазисе найдётся сволочь, а то и парочка сволочей, которые даргам за медь, свинец и алюминий готовы поставлять оружие и патроны.
Горохов покивал согласно:
– Не знаете, у кого можно взять транспорт, чтобы туда доехать? Хотелось бы взглянуть, может, что осталось от моего мотоцикла и моей сумки.
– А на залог деньги есть у вас?
– Нет.
– Ну… Тогда не знаю, – старик помотал головой, а сам всё рассматривает револьвер. – Кто рискнёт незнакомцу, дать дорогой квадроцикл. Так вот дашь, а потом ищи вас по степи. И даже… Не в том смысле, что вы сбежите, а в том, что вас просто убьют те же дарги или казаки. Мало ли, на кого вы в степи нарвётесь.
Горохов опять понимающе кивает. Оружейник абсолютно прав.
– Ну, и как машина?
Николай всё ещё рассматривал револьвер, взводил курок, нажимал на спуск.
– В упор не хуже дробовика. – Ответил ему геодезист.
– А на дистанции?
– На трёх сотнях метров с оптикой и прикладом в стандартную канистру из пяти пуль три кладу.
– О, неплохо для такого короткого ствола! Ствол у него сколько? Двести миллиметров, кажется. Ну, где-то так. Может быть, вы стрелок хороший?
– Средненький, – отвечает Горохов скромно. – Есть и получше.
– Отличное оружие, но я вас огорчу, патронов у меня к такому оружию нет. – Оружейник возвращает револьвер Горохову. – В наших краях это пижонство, люди у нас простые. Берут «винтовка» семь шестьдесят два, «винтовка» десять, «пистолет» девять, «пулемёт» двенадцать и семь. Ну, и для ружья десятку и двенадцатый. Всё.
– Но вы же сможете сделать?
– Могу, да вы их не укупите. Две штуки за алтын купите?
– Алтын за два патрона? – Горохов посмотрел на него неодобрительно.
Оружейник его прекрасно понимал:
– Ну, пуля нестандартная, мне её точить. Но это я наточу, сталь есть, станок есть, но гильза-то! Гильза нестандартная, мне под неё фору делать. Да и пластик под гильзу ещё подобрать нужно, нужен самый твёрдый пластик, не то её в барабане после выстрела разопрёт, вы её прямо в бою будете выковыривать оттуда отвёрткой. Нет, это всё непросто. Ещё и долго, так что и браться не хочу.
Теперь Горохов сам понял, что дело это не такое уж и простое:
– Ладно, – он положил на прилавок обрез, – а для этого, сколько патроны стоят.
– Двенадцатые? Картечь, жакан – всё по одной цене, две копейки за штуку. Ну, вам, как человеку, которому не смог помочь, дам шесть за алтын.
– Ладно, – геодезист вздохнул и выложил на прилавок маленькую серебряную монету, – четыре картечи, два жакана.
Оружейник забрал монету и выставил перед ним четыре красных и два синих патрона, после чего сказал:
– Вы зайдите к нашему городскому голове, он мужик неплохой, может, что и придумает с транспортом для вас. Его управа тут, рядом. Сейчас он, скорее всего, у себя, от жары прячется.
– Да? Это дело, схожу. Попробую… – Геодезист спрятал патроны в карман пыльника. – А вот вы сказали, что пристав мне не поможет, что ему на всё плевать, так вы…
– Я не так сказал, – оружейник поднял палец, тон его сразу изменился, он потряс пальцем и повторил, – я не так сказал…
Он чуть наклонился над прилавком, словно боялся, что его кто-то может услышать:
– Вы тут человек новый, но сразу уясните себе, что от пристава и его людей нужно держаться подальше.
– Что, опасные люди? – Тихо спросил геодезист.
Коля-оружейник сдал вид, что не услышал вопроса. Начал смахивать с прилавка несуществующую пыль.
Стало понятно, что разговор про пристава он продолжать не хочет, да и вообще, что разговор закончен.
Горохов попрощался и вышел на улицу.
Вышел и замер. Вот это да! Это бросилось ему в глаза сразу. Любому неместному бы бросилось. И не, потому что на пустынной и раскалённой площади-перекрёстке ничего больше, кроме этого, не было, а потому, что это не вязалось с его представлениями об окружающем мире и даже о человеческой биологии. Такое любого удивило бы.
В большом промышленном пылесосе-уборщике, что убирал пыль с площади, ничего удивительного не было. Такие есть везде, иначе город завалит пылью и песком за месяц так, что двери домов люди открывать не смогут. Пылесос – дело обычное, а вот тот, кто шёл за ревущей машиной, тот был удивителен. Вот он и привлёк внимание Горохова.
Конечно, это был человек. Человек в два метра ростом, и он был почти гол. Это при сорокапятиградусном пекле в тени. А он разгуливал на солнце, судя по всему, абсолютно не переживая по поводу термошока, он совсем не боялся солнца.
Солнце? Ерунда. Парень бродил на солнцепёке в одних брезентовых шортах по колено. Геодезист поджал пальцы ног в своих башмаках, когда увидал, что этот гигант спокойно идёт по раскалённому грунту, не имея обуви. Грязные ноги должны поджариваться, а он идёт вразвалочку и тащит за собой огромную лопату. Лопата на мощной трубе и площадью в квадратный метр. Она такая огромная, что не верится, что её наполненную кто-то сможет приподнять.
Геодезист тут его рассмотрел. Точно, теперь понятно, почему он не боится солнца. Коже его была точно такая же, как и кожа даргов, тёмно-коричневая в пятнах. Неужели это дарг? Нет, не может быть. Но ни фигурой, ни ростом, ни причёской этот тип не походил на дикарей. Те поджарые и низкорослые, все с брюхом. Этот же мощный гигант. У тех шапка жёстких, черных волос на голове, этот же почти лыс, волосы хлипкие, их совсем мало, через них темные пигментные пятна на малюсенькой башке видно. Руки у него крепкие, длинные, ноги мощные, на боках и талии заметны складки сала. Нет, совсем на дарга не похож, только кожа такая же.
Этот гигант шёл и волок за собой свою огромную лопату. Оператор пылесоса остановил свой агрегат. Тот протяжно гудел в испепеляющем дневном мареве. Ту пыль и песок, что не всасывал пылесос, гигант стал сгребать лопатой в кучу. Сгребал небыстро и не очень ловко, но, собрав кучу, он запросто, одним махом все, что было на лопате, закинул в бункер пылесоса.
«Здоровый паренёк!»
Может, он был и не очень ловок, но такую гигантскую лопату песка закинуть в бункер мог только очень сильный человек. Пылесос затарахтел громче и поехал дальше убирать песок. И снова полуголый гигант поволок свою лопату за пылесосом.
– Первый раз, что ли такое видите?
Горохов вздрогнул от неожиданности. Рядом с ним стоял Коля-оружейник.
– Признаться, первый раз. – Произнёс Горохов, доставая сигарету. – Это кто…? Какой-то полукровка? Смесь дарга и человека, что ли?
Кожа у него дикаря… Но это же не дикарь. Дарги работать совсем не умеют. Кто это?
Было понятно, что под тряпкой Коля-оружейник улыбается:
– Видно, давно вы на юге не бывали? Тут у нас такие хлопцы уже не в диковинку.
– А кто это… Откуда такие тут? – Горохов даже не знал, как называть такого человека.
– Их ботами называют.
– Ботами? А что это значит?
– Значит это биологический робот. Бот.
– Биологические роботы? И давно такие хлопцы у вас? – Не верил Горохов.
– Уже год-полтора как.
– И так по всему югу?
– По всему югу.
«Врёшь, дядя, не по всему югу такие красавцы ходят. Боты. Глянь, уже и название им придумали».
Горохов закурил, всё ещё глядя вслед удивительному существу, что уходило по улице за пылесосом:
– А эти боты… Вот только такой модели бывают?
– А почему интересуетесь, может, приобрести желаете? – Опять Коля улыбался под своею тряпкой.
– Да нет, боюсь, что появится такой бот геодезист или бот инженера-буровика, куда мне тогда деться?
– Да нет, кажется, умных их не делают. Лопатой махать – это пожалуйста, а геодезист и водоискатель – это вряд ли. – Успокоил его оружейник.
Горохов вспомнил, засмеялся:
– А вот девки в столовой… Подходили ко мне, одна за другой, говорили одно и тоже…
– Они, – кивал Коля.
– Боты?
– Боты.
– Ты погляди, – восхищался геодезист, – таких красавиц сделали, а ума не дали. Им бы ума малость…
Коля-оружейник смеётся:
– Если им ума малость дать, так такую себе захочешь купить и жену на улицу выгонишь.
– Это да, это да… – Соглашается Горохов.
– А вы, значит, давненько на юге не были, раз про такое не слыхали.
– Да, давненько. Полгода южнее Березников не заезжал.
– Значит, до Березников наши боты ещё не добрались? Не видели там таких?
– Нет, не видел, – признался Горохов.
– А говорят, что люди из Березников их покупали. – Продолжает Коля-оружейник.
«Чего ты прицепился-то? А? Чего вынюхиваешь?
– Может, и покупали, я у себя дома и недели не прожил, не видел. Я больше года в других местах был, – говорит Горохов.
– На севере, наверное, в прохладе?
– Нет, – не стал врать Горохов, – на западе.
– За рекой, что ли? – Удивляется оружейник.
– За рекой, за рекой.
– Вон оно как, за рекой, значит. Говорят, там места суровые.
– Суровые, – отвечает Горохов, – это у вас тут, вроде как, тишина. Там не так.
– И что же вы там делали, воевали?
«А ты дядя, настырный, что ж тебе нужно?»
– Да нет, зачем же.. Бурил, воду искал. Под Кудымкаром воду искал. Там реки плохие, амёбой заросли, вот и помогал людям.
– Ну, нашли воду-то? – Не отставал Коля.
– Если бы нашёл, я бы сейчас работу не искал бы, я бы до конца жизни работу не искал бы.
– А, ну ясно…
– А где этого… такого бота можно купить? – Спросил Горохов, затушив окурок и стрельнув им в пыль.
– Заинтересовались, значит?
– Заинтересовался… – Геодезист усмехается. – Не дают мне покоя те девки, что в столовой видел. Очень красивые.
– Девки они… дорогие, – оружейник тоже усмехается, но всё равно не говорит, где купить бота.
– А вдруг разбогатею? Так не подскажете, у кого можно узнать про ботов?
– Ну, у Ахмеда спросите. Он ими торгует.
– А этот Ахмед такими вот ботами… Ботами-девками торгует или всякими?
– Девками, а вам что, ещё и промышленные нужны?
– Ну, не знаю, хочу взглянуть, прицениться… Узнать о таком чуде побольше… У меня есть знакомые, которые и промышленных ботов купят. Вдруг на буровых пригодятся.
– На буровых они у нас и работают, но я не знаю, где таких берут. Вы там будете, вот и спросите. А девок берут у Ахмеда.
– У Ахмеда?
– Ага, у него кабак в конце это улицы, – Коля указывает направление, – но он сейчас закрыт, он с сумерками открывается.
– Ясно, спасибо… – Говорит Горохов и выходит из тени на солнце.
Время – второй час, в тени было сорок семь градусов.
Глава 6
А Горохов пошёл дальше. Шёл из тенька в тенёк, стараясь не торчать на солнце подолгу, кругом почти никого не было. Проехал один электрический грузовичок, подняв пыль. У одной вонючей лавки двое мужичков выгружали банки с саранчой – утренний улов. И всё, больше людей на улице не было.
И тут, наверное, от жары ему стало тяжко, словно воздуха перестало хватать. Он остановился у стены одного дома, присел на корточки, достал флягу. Вода во фляге едва ли не горячая, но это всё равно вода, она всегда ему помогала.
Он сделал десять маленьких глотков и подышал. Нет, на тепловой удар, не похоже. Голова не кружится, ясная, вроде. Перед глазами картина чёткая. Наверное, это последствия ранения. Он сжал и разжал пальцы на левой руке. Вот ещё один повод для беспокойства. Такое впечатление, что отлежал руку. Пальцы слабые и подчиняются плохо. Он ещё выпил воды.
Закрыл флягу, огляделся. На другой стороне улицы приземистый дом без окон, а на нём два мощных кондиционера и неброская вывеска.
«ГубахаБанк».
«Эти везде хорошо живут: два кондиционера, шутка ли? Вся крыша в солнечных панелях. Только вот на такие кондиционеры никаких панелей не хватит, значит, электричество на стороне покупают, значит, процветают. Стоит заглянуть, там прохладно».
Горохов встал и, хоть и чувствовал себя не очень, пошёл быстро, чтобы не задерживаться на солнце.
Да, чёрта с два. Бронированная дверь заперта. Рядом с косяком кнопка. Тут тени нет. А солнце жарит немилосердно. Он давит на кнопку.
– Добрый день. – Доносится приятный женский голос из динамика, который он сначала не заметил. – «ГубахаБанк» рад, что вы пришли, не сообщите цель вашего визита?
Он подёргал дверь. Нет, заперта. А ещё он не видел микрофона и не знал, куда говорить, поэтому решил говорить погромче.
– Моя фамилия Горохов, я геодезист. Я хочу обналичить чек.
– Вы не клиент нашего банка?
– Нет, я приезжий.
Молчание. Тишина. Она там думает, а он стоит на солнце, когда в тени уже давно за пятьдесят.
Наконец голос слышится снова.
– Мы рады, что вы посетили нас. Прошу вас пройти в тамбур.
Наконец-то замок на двери щёлкнул, дверь засипела, оторвавшись от герметичного уплотнителя. Он вошёл в прохладное помещение.
«Ничего себе, не хуже, чем в Соликамске».
Боже, как тут хорошо. Градусов двадцать семь не больше. Ещё и воздух увлажнён.
– Прошу вас оставить всё оружие в корзине, что справа от вас. А также снять головной убор, маску и очки, – раздался всё тот же приятный голос.
Справа корзина, он кладёт туда дробовик, достаёт револьвер, тоже кладёт его туда. Потянул из ножен тесак…
– Это можете оставить. – Говорит голос.
Тут камеры, конечно.
– Прошу снять головной убор, снять респиратор и очки, встать у окошка в двери и замереть.
Он всё сделал, как его просили.
– Благодарим вас за понимание. Прошу вас, входите.
Он вошёл в небольшой зал. Там за красивой стойкой стояла редкой красоты молодая женщина. Белая рубаха, самая белая, что он видел за последние два года. Изящная, высокая блондинка с зелёными глазами, крашеными ногтями и яркими губы, судя по ней, она на солнце отродясь не бывала. Проказа? Да она о ней даже и не слышала, наверное. Женщина улыбалась ему:
– Добрый день, «ГубахаБанк» рад вас приветствовать, если у вас есть медь, алюминий, свинец или другие ходовые товары, мы примем их без ограничений, расценки на стене справа от вас.
«Очень уж ты красива, неестественно красива для здешней дыры, а не из тех ли ты девиц, что я уже сегодня видал в столовой? Да и говоришь ты так же».
Она говорила приглушённо, и он смотрел на неё, вернее, любовался ею и не сразу понял, что между ними толстенное стекло, настолько стекло было чистым. Он даже потрогал его, а она посмотрела на него строго: «Не надо трогать стекло».
Тогда Горохов взглянул на стену справа от себя. Там был лист с расценками на металлы.
«Ну, конечно, вот откуда у них деньги, хотя кто им по таким ценам будет продавать цветнину – непонятно».
Цены на всё были почти в два раза ниже, чем можно было продать в Березниках.
– У меня нет металлов на продажу, – наконец ответил он.
И тут он увидал у стены кулер. Бак полный воды и изящный стакан рядом.
Он отошёл от стойки со стеклом, от красивой женщины, взял стакан и стал наливать в него воду. Вода мало того, что была бесплатной, так она ещё была и холодной.
Он с удовольствием выпил стакан и стал наливать ещё, хотя неданно пил. Нет, не от жадности, просто ему стало сразу лучше, как он только выпил холодной воды.
Выпив второй стакан, он снова подошёл к стойке:
– Извините.
– Ничего страшного, – ответила женщина и улыбнулась, – мало, кто останавливается на двух стаканах.
Да, ему сразу стало легче. Он перегрелся. Это после ранений он такой слабый стал, раньше он весь день на солнце проводил и только ближе к вечеру начинал чувствовать приближение теплового удара, а сегодня… Точно, после ранений ещё не восстановился.
А красавица с дежурной улыбкой всё ждет, когда он начнёт говорить о деле.
– Понимаете, я был ранен в дороге сюда, потерял все вещи, а потом ещё был обворован тут, пока лечился… – говорит он.
Она понимает, она кивает, она улыбается ему.
– Короче, я хотел бы выписать чек.
Она всё кивает и заканчивает мысль за него:
– Вы хотите выписать чек, и что бы мы его обналичили?
– Да. У меня в Березниках счёт, там есть деньги. Если я выпишу чек, вы его примете?
– Примем, конечно. – Говорит она.
– Ну, слава Богу, а то у меня осталось полрубля. – Говорит он радостно.
– Но обналичить сразу мы вам его не сможем, – продолжает красавица.
– Не сможете? – Радость Горохова сразу поубавилась.
– К сожалению, нет, мы должны проверить подлинность чека, вы же понимаете, – она всё так же улыбается, даже отказывая, она будет ему улыбаться. – Придётся подождать недельку.
– Недельку?! – Восклицает геодезист. – Но вы же можете проверить чек по телетайпу сегодня.
– Нет, к сожалению, телетайп уже год как не работает. – Отвечает красавица.
– Не работает? – Горохов делает вид, что не знал этого.
– Уже год или даже больше. Говорят, что под Усть-Игумом сняли кабель.
– А «релейка»?
– Уже полгода не работает, с тех пор как казаки разгромили Александровск и радиорелейную станцию там, связь так и не восстановлена. – Её улыбка начинает его раздражать. – Но вы не волнуйтесь, по средам у нас почтовый дрон летает в Соликамск, если его не собьют, он вернётся в понедельник. Вам следует подождать всего недельку.
– Если его не собьют, всего недельку подождать? – Мрачно переспрашивает Горохов.
– Да. – Отвечает она.
– Простите, а как вас зовут?
– Людмила.
– Людочка, – он начинает говорить вкрадчиво, теперь он тоже ей улыбается, – а нельзя ли как-нибудь ускорить процесс. Понимаете, у меня прожить неделю на пол рубля вряд ли получится, тем более что я два рубля должен за лечение. Я бы был очень вам признателен, очень.
– Конечно, можно, – тут же соглашается красавица, – мы можем послать курьера, это займёт всего три дня и будет стоить семь рублей. Вы готовы понести такие расходы?
Он помрачнел, ему очень захотелось назвать её «дурой», поинтересоваться, в своём ли она уме, но вместо этого Горохов говорит:
– Нет, я буду ждать дрон. Давайте бумагу и ручку, я выпишу чек.
– Можно ваше удостоверение? Я внесу вас в реестр.
Горохов отдал ей документы через узкую щель в стекле.
– Сию минуту, – да, её улыбочка начинает его уже раздражать.
Он написал чек на пять рублей, оставил его девице. Перед уходом спросил у нее, где контора вододобытчиков.
– Точно не знаю, кажется, в пяти километрах отсюда. В южном направлении… Я точно вам не могу сказать, не была там ни разу.
«Кто бы сомневался».
– В степь каждое утро туда ходит машина. Слышала, что отъезжает от управы городского головы в четыре утра.
– Спасибо, Людмила.
– Всего хорошего, Андрей Николаевич. Буду ждать вас в следующий понедельник, надеюсь, из вашего банка придёт подтверждение.
Как ни хотелось Горохову выходить на пятидесятиградусную жару, но сидеть тут до вечера у холодного кулера ему вряд ли разрешат.
Жара как волной его накрыла. Нет. Уже не пятьдесят, уже перевалило за полтинник. Может, уже пятьдесят два. И до трёх так и продержится. Нужно искать место, иначе его опять зашатает.
И рука всё какая-то другая, всё немеет, и пальцы вялые, едва шевелятся. Столовая – больше ему некуда было податься. Ну, не к Валере Генетику идти же. Он ему и так два рубля должен, ещё и докучать… Нет, так не пойдёт.
Он пошёл по улице в обратную сторону. Шел, перебиваясь через открытые места почти бегом.
На улице кроме него вообще никого, даже торчки попрятались.
Шёл, думая, что закажет в столовой, и случайно поднял голову. Посреди улицы, на самом солнцепёке стоял человек. Был он в простой куртке на голое тело. Ни респиратора, ни очков, ни шляпы или кепки – ничего, как будто жара его абсолютно не касалась. И оружия при нём не было. Он стоял и внимательно смотрел на Горохова.
Ноги длинные, на первый взгляд худые, корпус же очень мощный, руки тоже мощные, пальцы сжаты в кулаки. Голова почти без шеи. Губы тонкие, глаза чуть навыкат, было в нём что-то необычное. Да уж куда необычнее – стоять с непокрытой головой на улице, когда время идёт к трём. А этот тип стоял и смотрел на идущего к нему геодезиста. Как у него мозги не закипали? Впрочем, может, тоже любитель полыни. Ещё и таращится так нехорошо, словно собирается заговорить или даже затеять ссору.
«Мне ещё ссор тут не хватало, мне ещё с психом или наркотом поскандалить осталось».
Чтобы выглядеть дружелюбнее и при этом не снимать маски, Горохов поднял левую руку, ну, насколько это было возможно, и помахал незнакомцу слегка, но сам правой на всякий случай взвёл курки на дробовике.
«Зараза».
Щелчок одного курка, вроде, и тихий, но в абсолютной тишине знойного дня очень даже хорошо был слышен. А тут один за другим два щелчка.
Странный тип покосился на его обрез, но ничего не сказал и рукой не помахал в ответ. Ничего. Только всё тот же тяжёлый изучающий взгляд.
«Да и хрен с тобой, мне махать ручкой не нужно, это хорошо, что курки так щёлкнули, пусть знает, что я начеку».
Так Горохов и прошёл мимо этого странного человека. Он даже обернулся, отойдя от него шагов на десять, чтобы проверить, не идёт ли тот, а то кинется ещё сзади.
Нет, этот тип так и стоял на том же месте, так и смотрел вслед уходящему геодезисту. И жара его не брала. Вот же люди.
А в столовой тоже жарко, тридцать три, наверное, кондиционеры не справляются. Понятное дело, он не один такой умный, почти половина столов занята, люди на вид приличные, женщины есть. Нет, не те, что были утром. Нормальные женщины, зашли выпить холодной воды со степной мятой. Многие пьют чай, разговаривают. Тут можно раздеться и посидеть в одной рубахе под крыльями вентилятора, что крутятся под потолком.
Пришла Ёзге, встала у стола молча, смотрит, чуть склонив голову на бок, ждёт.
– Воды, – говорит Горохов, кладя на лавку рядом с собой обрез.
– Холодной?
– Самой холодной. – Он скидывает пыльник.
– Холодная – две копейки литр.
– Неси. Только сначала пол литра, не хочу, что бы остывала.
– Да знаю, – с апломбом говорит девочка, чего, мол, учите. – Ещё что будете заказывать?
– Буду, но сначала воду.
– Сейчас принесу. – Говорит она и уходит.
Геодезист привалился к стене, она казалась прохладной. Ему было наплевать, что все в столовой смотрят на него, кто украдкой, а кто и не очень. Он сидит под вентилятором и ждёт холодную воду. Ему нужно было отсидеться, прийти в себя.
Глава 7
Нет, кормят у татарки Кати паршиво. Она как тумба стояла за прилавком, лицо закрыто тряпкой, только глаза видно. Следит за девочкой, как та работает, да деньги у неё принимает. А после четырёх люди стали прибавляться, из двенадцати столов только два не заняты. В основном все местные. Сюда с жёнами приходят, даже с детьми. Пьют всё, от воды с мятой и холодной браги до горячего чая и самогона. Но были и пареньки в солдатской обуви, крепкие такие, подтянутые. Они не пили, они по большей части ели.
Саранчу, наученный горьким опытом, он заказывать не решился, попросил кусок ноги дрофы и гороховую кашу. Ну, и опять разочарование. Горох высох, лежал в тарелке куском, дрофа была древняя, мясо от неё отделялось волокнами. И только за это блюдо пришлось отдать одиннадцать копеек. Одно разочарование.
– Что ж ты не сказала, что это нельзя есть, – с укором произнёс он, когда Ёзге забирала у него тарелку.
– Так слопали же, – нагло заявила она.
– Еле-еле.
– Другие жуют, ничего, а вы, сразу видно, с севера. – Говорила она, протирая стол. – Возьмите тыкву печёную, она вкусная. Козинак из семечек – с чаем очень вкусно.
– Я сегодня ваш чай уже пил, чуть не отравился, его варили неделю назад.
– Берите, говорю, чай, утром новый сварили, – сказала она, собираясь уходить. – Ну, что-нибудь закажете?
– Позже.
Насидел на двадцать две копейки, копейку дал девочке. Много потратил, но отдохнул. Не на улице, всё-таки, в пекле жарился. Наелся до следующего обеда. Долго разминал руку, поначалу она не беспокоила его, а теперь болела. Вот бок, слава Богу, почти не напоминал о себе. Боль появлялась, если только резкое движение делал. Да и то ненадолго. Если бы рука не болела, то можно было сказать, что посидел в удовольствие. После того как она принесла чай, он спросил у Ёзге, есть ли тут комнаты. Девочка сказала, что есть: койка стоит шесть копеек, комната с охлаждением – алтын. Он ничего ей больше не сказал, стал пересчитывать оставшиеся деньги.
К вечеру ближе женщин в столовой поубавилось, стала играть музыка. Мужики разного вида заполнили заведение: крепкие работяги с буровых, охотники-рыбаки, парни солдатского вида тоже были, был и прочий приличный люд, который не обворует, если ты случайно заснёшь прямо за столом.
На столах помимо еды стал появляться кукурузный самогон, холодная брага, а для любителей изысканного, разноцветные настойки на разных кактусах.
Ёзге выгнала из подсобки девок-ботов. Они прошлись, покачивая задами по столовой под заинтересованными взглядами мужчин. Для них у стены была специальная скамейка. Юбки у них и так короткие были, а тут они ещё и расселись совсем привольно. Не то, что колени, все ляжки на виду. Руки и плечи тоже открыты. Холёные, здоровые – ни проказы, ни ожогов, ни шрамов. Улыбаются, а во рту зубы все отличные. Одна краше другой – загляденье. Да, красивые, что тут скажешь. Интересно, а как они себя в постели ведут…
Горохов наблюдал за ними и не мог поверить, неужели это ненастоящие женщины? Всё, всё в них, как у живых. Только вот не курили они и не пили ничего. Сидели, не меняя поз, нога на ногу.
Если проходил мужчина мимо, так начинали говорить одна за другой, но одно и то же, только с небольшой задержкой. Это выглядело даже смешно. Если мимо шла женщина, так её они даже не замечали. Ему было очень интересно наблюдать за ними.
Когда мужичок подпитый останавливался рядом с ними, так они оживали и даже вставали и выпячивали свои красивые бёдра. Крутились перед ним, показывая себя с разных сторон. И опять лопотали одно и то же, иногда все вместе.
А если и нет – так сидели и таращились в одну точку, но не забывали про улыбку во весь рот. Выглядело это странно. Нет, женщины себя так не ведут. Настоящие бы переговаривались хотя бы.
А мужички ими интересовались. Подходили, осматривали, разговаривали и даже щупали. Боты были совсем не против, а вот Ёзге начинала кричать через весь зал:
– Эй, эй, Фёдор, чего лапаешь, заплати сначала, потом лапай…
Это вызывало смех в столовой. Забавный городок Губаха.
Сумерки спускались быстро. Чем южнее, тем быстрее день сменяет ночь. В столовой уже негде было сесть, за стол к Горохову давно подсели два рыбака, понемножку пили, говорили про рыбалку, готовились к дальнему выходу на Широковское водохранилище. Дважды предлагали выпить ему, но он дважды вежливо отказывался. У него были запланированы дела на этот вечер. Стало жарко и душно, и тогда он стал собираться. Уже оделся, встал и допивал воду.
– Так вы что, уходите? А койку снимать не думаете? – У его стола остановилась Ёзге. Как она только за всем поспевала? – Вы что, у нас койку снимать не думаете?
– Позже приду. – Ответил Горохов, беря обрез.
– Так что, мне вам койку стелить или комнату возьмёте? – Кричала девочка.
– Пока не знаю, – отвечал он, идя к двери.
На улице уже не так тяжко, как днём, тридцать четыре, а может, тридцать три. В воздухе стрёкот – это саранча вылезла из песка и пыли. Летает, трещит своими жёсткими крыльями. Жрёт тлю, колючку, кактусы, мотылька. Всё жрёт, что сможет найти. Ночной мотыль летает бесшумно, и его сейчас много. Сезон.
Жирный и липкий мотылёк шлёпнулся ему на очки. Он стряхнул его, протёр стекло перчаткой и пошёл по дороге на север, к выходу из города.
Дом Адылла он толком помнить не мог. Не в том он был тогда положении, чтобы что-то запоминать, но ориентировался Горохов везде хорошо. И в пустыне, на незнакомой местности, и в незнакомых городках.
Левая от дороги халупа стоит на отшибе первая. Это и есть тот дом.
Он прошёл по дороге на север, нашёл небольшой бархан метрах в тридцати от дома. На таком маленьком бархане пауки почти никогда не селятся, но всё равно нужно быть острожным, получить к ранам ещё укус белого паука совсем не хотелось бы. Он, подобрав полы пыльника, сел на песок.
Нет, торопиться он не будет, пусть люди улягутся спать, пусть луна выйдет. Тогда он всё осмотрит, уже тогда будет действовать.
Ветер был южный, поэтому он не волновался, отодвинул респиратор и, пряча пламя, закурил, держа сигарету в кулаке «по-солдатски», чтобы в ночи огонька никто не увидал. Дом был отсюда немного виден. Не дом, а лачуга. Щели у двери такие, что даже здесь видно выходящий через них свет. Не спит Адылл, жжёт электричество, не на его ли деньги, не на деньги Горохова жирует вор?
Дым подхватывался ветерком и улетал на север. А он ждал, пока чуть посветлеет. Луна вот-вот должна была выйти.
А вокруг шла жестокая жизнь большой степи: саранча шуршала крыльями, то и дело перед глазами пролетал жирный мотылёк. Глупый, едва различимый в темноте геккон подбежал к его ботинку. Геодезист кинул в него горстью песка. Тот проворно убежал, а тут и луна вышла.
Это хорошо, что он подождал луну. Торчок говорил, что Адылл работал на «бетонке» и что он рыбак, а значит, худо-бедно, но со взрывчаткой знаком. Горохов это помнил. Он сначала обошёл дом с востока. Постоял, присмотрелся. Тут барханы кругом мелкие, колючка, через них он и подошёл к дому. Дошёл до дома, снова остановился, снова стал присматриваться и нашёл. На углу, как он только сумел разглядеть в темноте – нитка натянута. Горохов бы так делать не стал. Не то, не так и не там. Дурак этот Адылл.
Но нужно быть аккуратным, нужно быть уверенным, что это не единственный сюрприз от Адылла. Пройдя немного, снова остановился, приглядывался, приглядывался… Так и есть, перед домом ещё одна нитка. Пошёл, ведя по нитке пальцами, и удача… РГДшка прикручена к стеблю колючки и присыпана песком. Идиот, а если кто пойдёт вечером из соседей? Ведь прямо перед дверью поставил. Видно, не любит человек гостей. Или к нему никто никогда не ходит?
Он нащупал чеку. Нет, этот болван даже взвести гранату не мог нормально, чека сидела плотно. Он легко обезвредил ловушку. РГД-5 ему пригодится, да и крепкая капроновая нитка тоже.
Он постоял, прислушался. В доме тихо, но свет горит. Тогда геодезист взял обрез подмышку и концом тесака стал выковыривать твёрдые куски грунта.
Наковырял штук десять кусков, величиной с половину кулака.
Геодезист встал и кинул кусок на крышу дома. Крыша у него из старой жести, плохо сваренная, бугристая, со щелями. Во время осенних самумов Адыллу на голову, наверное, песок сыплется. Кусок грунта покатился по крыше, негромко грохоча.
Горохов один за другим кинул ещё два куска грунта и замер. Да, кто-то в доме стал переговариваться. Тогда он кинул ещё пару кусков грунта. В доме снова заговорили. Он бесшумно прошёл к двери, прислонился к стене рядом, прислушался. Нет, разобрать, что говорят, было невозможно. Он опять стал кидать на крышу куски сухой земли. Теперь кто-то подошёл к двери и замер. Так они и стояли какое-то время с двух разных сторон двери, не шевелясь и слушая друг друга. Нет, этот хитрозадый Адылл не собирался открывать дверь и выходить, чтобы узнать, кто ходит по его крыше.
Ну, что ж, ладно. Горохов снова зашёл за угол, так же осторожно переступил через натянутую нитку, которую обнаружил первой, и пошёл на восток. Там, у прогалины, заросшей пустынной колючкой, он выбрал самый длинный стебель. Полтора метра, ему хватит. Не без труда, одна рука-то почти не работает, срезал его и обрубил ветки, оставив одну небольшую у самого основания. Получился полутораметровый крюк.
Привязав к этому крюку нитку, он аккуратно зацепил крючком за растяжку и зашёл за угол дома. Ну, теперь-то ты откроешь дверь Адылл? Он кинул один за другим оставшиеся комки на крышу дома. Могло показаться, что кто-то не очень тяжёлый бегает по ней. Например, дрофа собирает там саранчу. А что, дрофа легко могла запрыгнуть на крышу. Дрофы такие. Потом Горохов потянул за нитку.
У РГД-5 хлопок несильный, он звонкий, короткий, после него, если ты был рядом, звенит в ушах, но слышно его не очень далеко. Стоя за углом дома, Горохов никакого дискомфорта не почувствовал. Но в том, что взрыв слышали все соседи Адылла и он сам, можно было не сомневаться. Но геодезист боялся, что и сейчас дверь не откроется. На месте Адылла он бы не открыл.
За то дверь в доме на противоположной стороне улицы открылась. На дорогу упал свет, на который тут же полетели мотыльки. Какой-то мужик встал в дверях и крикнул в ночь:
– Это у кого хлопнуло?
Горохов присел у стены дома. Замер. Секунды шли, но было тихо. Никто мужику не отвечал.
– Адылл, это у тебя? – Продолжал орать в ночи мужик.
Только теперь за дверью, совсем рядом с Гороховым, зашуршали.
«Ну, открывай, тебя, сволочь, соседи спрашивают».
Лязгнул засов. Скрипнула дверь. Появился луч фонаря.
– Адылл, ты? Что там у тебя? – Не унимался мужик. Горохову показалось, что он пьяный.
– Иди спать, Яша, – Горохов узнал этот голос, это орал Адылл.
– А что там хлопнуло? Может, мне подойти?
– Не ходи сюда, – орал Адылл раздражённо. – Спать иди Яша, спать.
Горохов сидит тихо, в тени дома его не разглядеть, а луч фонаря на него не светит. У него-то глаза к темноте привыкли, он всё видит и ждёт.
Он видит, что Адылл, стоя в дверях, держит не только фонарь. У него ещё и охотничий карабин, который снят с предохранителя.
– Ладно, – орёт мужик, теперь понятно, что он точно пьян. – Пойду.
– Иди, Яша.
А теперь главное, что бы этот вор не выстрелил. Нужно всё делать быстро и с первого раза. С первого раза, иначе поднимется шум. Он прекрасно видит руку Адылла, правую, что сжимает цевьё карабина. Она ему и нужна. Горохов быстро встаёт, делает шаг и с размаху обрезом бьёт по большому пальцу руки, что сжимает цевью. Тяжёлые стволы обреза попадают как раз по пальцу.
– Ах, ты, – негромко вскрикнул Адылл.
Он не роняет, а бросает оружие на землю, этого Горохову было и нужно, пока дурак растерян и корчит гримасы от боли, геодезист локтем правой руки резко бьёт его в бороду.
В Горохове девяносто килограммов, в Адылле шестьдесят. Он роняет фонарик и, ударившись об косяк, влетает в дом.
– Адылл, – снова орёт пьяный, – чего там у тебя?
– Спать иди, Яша, – кричит ему Горохов, даже не пытаясь походить на Адылла. – Всё хорошо у меня.
Он поднимает с земли карабин, а фонарь пинает в дом ботинком. Входит, ставит карабин к стене, закрывает дверь и запирает засов.
– Ну, что… Вижу, вы мне не рады?
Мать Адылла замерла, её страшное, отёчное от пьянства лицо похоже на злую маску. Адылл оскалился, он всё ещё лежит на полу, его толстый, широкий нос разбит, но держится он не за лицо, держимся он за палец. Наверное, Горохов ему его сломал, но ему совсем не жаль того урода.
– Ну, где моя кольчуга? – Он подходит к Адыллу и присаживается рядом на корточки.
Баба воет, сидя на убогой кровати. Адылл поскуливает от боли, прижимая к груди руку. Но в его глазах страха нет, злость есть, а страха нет. Только вот одной злости мало, к злости надо силу иметь, а он её давно пропил. Но, кажется, придётся повозиться с ними.
Горохов знает, что делать, недаром он… геодезист.
– Мамаша, сейчас я поговорю с твоим сыном, если хочешь, чтобы наш разговор не заходил слишком далеко, ты вернёшь мне мою любимую, мою драгоценную кольчугу, поняла? – Про деньги он не заикался. Рано пока. Пусть они пока думают, что про деньги речи не зайдёт. Но как только вернут кольчугу, он сразу спросит и про денежки. Пусть думают, что отдадут кольчугу, и всё на этом закончится. Лишь бы они её не успели продать. Иначе ему будет очень жалко, а им очень больно.
– Ну, так скажешь, где кольчуга, Адылл?
Тот молчит.
– Мамаша, всё в твоих руках. – Говорит Горохов и наотмашь бьёт Адылла по лицу, не кулаком, ладонью.
Баба заверещала, словно это ей врезали. А Адылл даже не пикнул. Геодезист рывком укладывает вора на пол, ставит рядом с его головой башмак. Под каблук своего башмака загоняет ствол обреза, а сам обрез кладёт Адыллу на горло, начинает давить на конец оружия. Рычаг давит на горло вору. Глупость, конечно, он знает, что глупость, но на тех, кто на это смотрит со стороны, производит неизгладимое впечатление. Адылл попытался высвободиться, но Горохов придавил его коленом к полу. Не рыпается даже, вор. А сам смотрит на бабку:
– Мамаша, гортань хрустнет, и всё… Конец ему. Скажешь, где кольчуга?
Тут Адылл ещё и задыхаться стал. Снова попытался выкрутиться, ногами засучил, руками попытался стволы обреза с горла убрать, геодезисту пришлось отвернуться от старухи, чтобы придавить его посильнее.
Он от старухи отвернулся, но вовсе не терял её из вида. Он видел, как она делает быстрое движение. Так же быстро реагировал и он.
– Погоди-ка, старая, – Горохов делает к ней шаг и выхватывает у неё из рук двустволку, – не надо, не надо так… Ишь ты, проворная какая…
Держа двустволку одной рукой, он без размаха бьёт её прикладом в лицо. Даже не бьёт, так – тычет. Но приклад – вещь суровая, он рассекает бабке кожу на лице. Старуха, заливаясь кровью с воем и каким-то бульканьем валится в кровать, на вонючие одеяла.
Ему даже и смотреть не нужно, он и так знает, что сейчас делает Адылл. Горохов быстро разворачивается. Так и есть, эта сволочь вскочила и кинулась к винтовке, что геодезист поставил у двери. Вот с ним-то Горохов не церемонился, ударил знатно. Он по-прежнему держит ружьё одной рукой, но от этого Адыллу не легче. Он летит на пол с рассечённой щекой и сломанной скулой.
– Ну, попробовали? Не прокатило? – Говорит Горохов и швыряет двустволку на пол. – Больше не пытайтесь. Прощать больше не буду.
Глава 8
Он неплохо приложил Адылла, рана на лице глубокая, брызги крови разлетелись даже на стены, кровь и сейчас течет из раны. Но геодезиста это мало заботит, он, стараясь не пачкаться, переворачивает Адылла на спину, коленом становится на грудь и снова кладёт обрез ему на горло. Упирает его ствол в ботинок, рычаг готов. Тот кряхтит, но вырываться даже не пытается. Всё, сдулся. Горохов знает это состояние у людей, когда им становится всё равно, когда они больше не готовы упорствовать, не хотят сопротивляться.
– Ну, мамаша, скажешь, где моя кольчуга? Или мне придётся раздавить ему гортань? – Говорит он и чуть наваливается на обрез.
Адылл схватился за стволы обреза, но отодвинуть от горла, конечно, не мог. Засипел медленно, лежал, таращил на Горохова глаза.
– Стой ты, – истошно крикнула баба, – стой, убери от горла… Убери…
Она воет, не закрывая рта, противно воет и на вдохе, и на выдохе. Горохову хочется ещё раз дать ей прикладом в морду, чтобы она прекратила выть, но он терпит. Дело, кажется, заканчивается. Неловко переваливаясь, она встала с кровати, руками почти не помогая себе. А у неё руки… Пальцы все выкручены проказой, она старается ни к чему ими не прикасаться лишний раз. Тут Горохов понял, что они не пропойцы. Не пьяницы, как он думал поначалу. У сына и у матери выкручены пальцы, они узловаты, их лица отёчны из-за проказы, а не от вина. Просто проказа у них протекает немного не так, как у других. Нет бугров возле носа, нет наростов, губы ещё не распухли и не потеряли чётких контуров. Но вместо этого у них опухало всё лицо.
Баба дошла до стены, там пластиковый ящик с крышкой. Она сняла крышку и сразу достала лёгкую, почти белую, ткань. Кольчуга! Она! Ему повезло, что они её не продали, отдали бы за бесценок, скорее всего, тому же жуку-навознику Коле-оружейнику. А она стоит как половина мотоцикла.
– На! – Она кинула её на кривой стол, что стоял рядом со стеной.
Горохов сразу встал, убрал колено с груди Адылла. Подошел, взял со стола кольчугу. Она, она! Многие годы его хранила, ничего не весила, но столько раз спасала его от ран, что и не сосчитать. На ней даже кровь его вокруг дыр сохранилась чёрной засохшей грязью.
Он ничего не сказал, прошёл к ящику, возле которого стояла баба, и заглянул в него. Денег он мог у них не спрашивать. Среди всякого мусора и полезный мелочей он увидал то, что в этой лачуге не должно было быть. То, что этим людям совсем не по карману. Там лежали две красивые прозрачные баночки с белыми крышками на «винте». Он рассматривать их не стал, он сразу взял их и положил в карман. Деньги можно было уже с них не спрашивать, денег у них уже не было.
Баба, которая престала выть, завыла с новой силой. Заговорила что-то на своём языке, которого Горохов не понимал. Залопотала ему в спину зло, с укором. А Адылл так и продолжал лежать на полу, как будто всё происходящее его совсем не касалось.
Горохов отпер засов и вышел на улицу.
– Эй, мужик, а ты кто? – Окликнули его из темноты.
Горохов узнал пьяный голос:
– Яша, иди спать. – Ответил геодезист, не останавливаясь.
– А Адылл где?
– Спит уже Адылл, и ты иди, ночь на дворе.
– Ну, погодь…Ты кто такой, чего ты тут у нас… – Сказал Яша и пошёл к нему. – Стой, кому сказано?
Кажется, пьяный искал приключений. Горохов остановился, лучше остановиться, а то этот дурак ещё выстрелит в спину, может, он вооружён:
– Ну, чего тебе, Яша?
– Дай-ка взглянуть. Ты что, знаешь меня?
– Конечно, знаю, мы же с тобой пили недавно, я Андрей.
Мужик вышел из тени на свет. Ну, так и есть, он был при оружии.
– Какой ещё Андрей? – Яша подошёл ближе, чтобы разглядеть Горохова.
Дальше говорить смысла не было, Горохов сделал к нему шаг, на ходу взяв обрез подмышку, и коротко ударил в правый бок, чуть ниже рёбер.
Как подкошенный мужик рухнул на землю.
–Ух ты, – сипел он, – вон ты как.
Горохов снова взял обрез в правую руку и, поворачиваясь, чтобы уйти, сказал:
– Не вздумай тут заснуть. Проснешься – весь в клещах будешь. Упаришься выводить.
– Без тебя знаю, сволочь, – зло крикнул ему вслед Яша.
Ну, дело сделано. Денег он, конечно, не вернул, но кольчугу забрал. Это его порадовало. И забрал два дорогостоящих препарата. Он на всякий случай потрогал карман пыльника. Да, на месте. Он сразу узнал эти прозрачные баночки. Одна с белой наклейкой и с круглыми жёлтыми драже – это аскорбиновая кислота. А вторая баночка с жёлтой наклейкой и белыми таблетками – это драгоценный сульфадиметоксин. И то, и другое врачи рекомендуют при проказе. Не то, что бы это вылечивало, но говорят, что два этих препарата, если принимать их постоянно, останавливают развитие болезни.
Он отобрал лекарства у больных. Но его это совсем не заботило. Судя по рукам и пальцам Адылла и его мамаши, останавливать болезнь было уже поздно. Но не только поэтому ему было всё равно. Он давно, многие годы таскался по пустыне. И знал, что стоящих людей в степи совсем немного. И что, наберись они духу, они бы его вообще убили бы и закапали в ближайшем бархане. В ближайшем, потому что лень было бы тащить его до следующего. И через три месяца, когда бархан из-за ветра отполз бы в сторону, его высохшую мумию нашли бы случайно, Адылл и его мамаша удивлялись бы вместе с нашедшими. Нет, не жалко ему их было. Он о них и не думал больше, когда шёл к «Столовой», чтобы заплатить за койку и спокойно лечь спать.
Ночь, а на улицах люди. Как и везде, люди днём прятались от жары, а сейчас выходили, работали. Как и везде, в оазисах работали лавки. Он остановился у пекарни. Дверь открыта, на улицу выставлен хлеб на поддонах под марлей. Внутри горел свет, а у двери женщина скидывала вездесущих мотыльков с поддона с красивыми булками. У неё только что купили хлеб два мужичка, на вид работяги, и спрятали его в коробки.
Есть он не хотел, но булки были очень красивые. Жёлтые, сдобные.
– Копеечка всего, берите, не пожалеете, – говорила женщина, увидав, что он разглядывает её товар.
– Да, возьму, – сказал Горохов и достал копейку.
Женщина взяла деньги:
– Берите, какая приглянулась?
На большой скорости по улице, поднимая пыль, пронёсся грузовой квадроцикл, с песнями и музыкой пролетел. Пьяные люди с оружием болтались на кочках из стороны в сторону. Горохов, кусая тёплую и сладкую, жирную булку, проводил их взглядом, а женщина сказала, тоже глядя им вслед:
– Паскудники, управы на них нет.
– А кто это? – Поинтересовался геодезист.
– Да чёрт их знает, старатели какие-то. Или казаки. Бандиты, в общем. Либо медь где-то сыскали, либо ограбили кого, вот и пьют-гуляют теперь.
– А много здесь старателей? – Горохов достал флягу, запил вкусную булку.
– Пропасть сколько. Всё идут и идут. Все, кто в Пермь идут, все тут останавливаются. И все, кто живой из Перми выбрался с добычей, тоже тут гуляют.
Да, это так, Губаха – последний населённый пункт на пути к Перми, где можно отдохнуть, подлечиться, закупить снаряжения, провианта и патронов.
Дальше только по степи или по реке. Неизвестно, где страшнее. В степи дарги и всякая зараза вроде клещей, сколопендр и белых пауков. А по реке до Перми тоже непросто доехать. Бегемоты, ходуны, камыш, а говорят, ещё и кое-что похлеще стало попадаться. И ко всему этому везде на дороге есть ушлые ребятки, желающие тебя с добычей встретить радушно. Но эта баба зря на добытчиков-промысловиков ругалась. Благодаря им такие городишки и жили. И жили припеваючи. Нет, конечно, тут добывалась вода для больших городов, тут росла полынь, которую так любили богатеи в больших городах, тут делался паштет из саранчи, который поедали бедняки в больших городах, и водилась вкусная птица дрофа для гурманов. Но значительную часть доходов в оазисы приносили мужики-старатели, что с плохим оружием и снаряжением, кровью и потом добывали из мёртвых гигантских городов, наполненных монстрами, медь, золото, свинец, алюминий и серебро. И всякое другое, что ещё могло хоть кому-то пригодиться.
Старатели, возвращаясь с добром, по сути, вырвавшись с юга живыми, начинали пропивать добытое прямо тут, на чём местные дельцы-барыги делали хорошие деньги. Людишки пропивали тут всё, а на оставшиеся деньги покупали снарягу и снова собирались в дорогу. Снова на юг, в Пермь. Пошумят-пошумят, попьянствуют мужички и уйдут на юг, откуда вернутся с новым добытком. Ну, или сгинут там навсегда. Горохов отлично знал таких людей и отлично знал, как им даются эти пьянки. Он их не осуждал.
– А вы не скажете, – он достал из внутреннего кармана старый платок и протёр им жирные после булки пальцы, – не скажете, кому я бы мог продать медикаменты?
– Медикаменты? – Женщина смотрела на его платок. – Может, и я куплю. Чем вы торгуете?
Горохов достал первую попавшуюся под руку банку, это был сульфадиметоксин, и показал ей.
– Ой, нет, на это у меня денег нет. – Она потрясла головой.
Горохов подумал, что она врёт, да, антибиотик стоит немало, но у такой опрятной женщины с хорошим домом и с чистым лицом без проказы деньги есть. Уж полтора рубля нашла бы, просто она боится, что незнакомец продаст ей подделку. Горохов не настаивает. Прячет банку в карман.
–Ну, а кто может это купить?
– Доктор Рахим. Да, он купит сразу. – Говорит женщина довольная, что он её не уговаривает. – Или Валера.
– Валера Генетик?
– Да, да, знаете его?
– Знаю. Он меня уже лечил.
– Вот он может. Но у него с деньгами всегда плохо, а вот доктор Рахим купит, этот вечно при деньгах, богатей наш.
– Только эти двое? Понятно. – Горохов кивнул.
Он хотел уже прощаться, но женщина тут добавила:
– Ну, или Люська-проказа, но она вам хорошую цену не даст.
– Что? Кто? Какая Люська? Не та ли, что в банке работает?
– Она, она. Знаете её?
– Был в банке сегодня. Видел. Так она тоже может купить? Она что, покупает медикаменты?
– Она всё покупает, – женщина сделала многозначительную мину на лице, – и всё продаёт.
– А почему вы её проказой назвали?
– Так она проказа и есть, мошенница и воровка. Краденое покупает. Да и шалава, наверное. То с одним поживет, то с другим. Прыгает из одной койки в другую, всё не пристроится никак, всё побогаче выбирает.
«Вот оно как. Значит, она не просто сотрудница банка Людмила, значит, она Люська-проказа, скупает всё, что выгодно, даже если оно и краденное».
Впрочем, верить всякой бабе, которая поносит другую бабу – дело неразумное. Геодезист давно уже не верил никому просто так. И поэтому с Людмилой из банка он захотел встретиться, поговорить. Может, и разговор сложится. Может, что интересное получится.
Горохов попрощался с торговкой булками и пошёл дальше по улице. А мимо опять проехал грузовичок, поднимая пыль. Где-то в переулке открыта дверь: свет, играет музыка, говор.
Пьяно смеются весёлые женщины. Пара мужиков грузят в квадроцикл сети для саранчи, хотя уже поздновато – сети ставят в сумерках, пока солнце не зашло. Впрочем, в каждом оазисе свои правила лова саранчи.
Где-то вдалеке хлопнул пистолетный выстрел. Горохов остановился. Стал поближе к стене дома, мимо которого шёл. Подождал. Нет, больше не стреляли. Да, город жил именно ночью.
Он подумал, что лучше ему поспешить найти ночлег. Ему вовсе не хотелось попасть под глупый шальняк в ночных разборках пьяных старателей с бандитами.
Пьяная бабёнка так забавно ругалась с каким-то мужиком, что Горохов увлёкся перипетиями беседы и чуть не проскочил мимо. В темноте дома мало отличимы, а никакого огня около «Столовой» не было. Хорошо, что это здание тут самое большое и у него есть окно – настоящее окно со стёклами, выходящее прямо на улицу, а не куда-нибудь во двор.
Горохов подошёл к двери и, взявшись за ручку, потянул к себе. Нет. Попробовал ещё раз, вложив силу. Глупо. С первого раза было понятно, что дверь заперта. Она ещё и хорошо уплотнена от жары и пыли, она не сдвинулась и на полмиллиметра от его усилий.
Он попробовал стучать. Сначала костяшками пальцев в лист железа, но сам едва расслышал свой стук. Он постучал стволом обреза – даже так не вышло хорошего звука. Дверь уплотнена, там внутри и вовсе никто бы не услышал. Тогда он подошёл к окну и хотел заглянуть внутрь, прежде чем стучать в стекло.
Приложил руку к стеклу, чтобы свет от лампы на соседнем доме не мешал, и вплотную приблизил лицо к стеклу.
Он приблизил лицо к стеклу, носом его коснулся… и замер. Нет, он не разглядывал что-то в темном помещении, он замер от неожиданности и даже, кажется, испуга…
Давным-давно ночью в степи он видел, как в темноте красным отблеском отсвечивают круглые глаза дроф. Птичьи глаза казались яркими красными кружками на фоне черноты. Он испытывал весьма неприятное чувство, когда в кромешной ночной мгле вспыхивал такой ровный, круглый огонёк. Горохов тогда был ещё молод, неопытен и брался за оружие без разговоров. Он тогда ещё не знал, что так «бликуют» глаза многих животных в темноте.
Вот и сейчас он увидал точно такое же, только глаза были совсем не круглые. За стеклом окна глаза были вполне себе человеческие. И «бликовали» в них только зрачки, но были они не красные, как у дроф, а белые, как у… Да ни у кого он такого не видел за всю свою жизнь. Глаза смотрели на него белые, вернее, светло-светло серые. Яркие, чёткие, а над ними лоб нависает тяжёлый, эти ужасные глаза смотрят из глубины черепа, не отрываясь и не мигая. Их он хорошо разглядел. Запомнил их. А нижняя часть лица тёмная совсем, черт не различить, размыта она, словно подбородок чем-то изъеден. Губ почти не видно, они просто черны и, кажется… что-то говорят ему. Конечно, он не слышит через стекло. Но по неуловимому движению нижней челюсти, по меняющимся очертаниям щёк он разобрал то, что эти губы ему говорили. Это нечеловеческое лицо сказало ему всего одно слово:
«Уходи».
Горохов был не из тех, кому нужно что-то повторять дважды. Правильно он разобрал слово или неправильно – он выяснять не собирался. Может, и вообще ему никто и ничего не говорил. Нет, нет. Он точно выяснять не будет. Он отпрянул от стекла, развернулся и пошёл прочь отсюда.
К дьяволу всё это. Он подумал, что попросится на ночь к Валере. Да, это был ещё тот тип, тоже, мягко говоря, необычный, но лучше с ним, в его грязной хибаре, чем… Чем вот с таким вот, что он только что видел. Да, он готов был слушать заикание Валеры хоть до утра, а заодно отдать ему медикаменты в погашение долга.
Это решение ему показалось самым здравым на тот момент.
Ещё не дойдя до дома Генетика Валеры, Горохов понял, что там что-то происходит. Дверь дома хлопала, там кто-то суетился, разговаривал озабоченно. Говорящих было несколько. Геодезист даже хотел постоять и присмотреться, понять, что происходит, но из разговоров понял, что кто-то истекает кровью, и пошёл поглядеть на происходящее.
Он приблизительно предполагал, что это вообще было, и не ошибся.
Помимо Валеры там было три человека. Промысловики. Двое из них ранены. Один из них лежал на полу почти без сознания, его быстро раздевал Генетик и ещё один мужик, тряпки у него все пропитаны кровью, видно, хорошо его достали. Валера уже держал наготове шприц. Ещё один сидел на табурете рядом. Левая рука в крови, но не забинтована даже. Он её прижал к груди, пытаясь передавить вены, чтобы кровь не шла, но кровь всё равно капала с пальцев и стекала по руке в края пыльника. На коленях боевая винтовка. Как только Горохов появился в дверях, так он схватил винтовку, направил её на геодезиста. И винтовочка не на предохранителе.
– Тихо, брат, тихо, – Горохов поднял обрез к потолку. – Я к Валере. Видишь, у меня рука… Я тоже был ранен. Я у него спросить хотел.
А палец-то у мужичка на спусковом крючке. Очень неприятное дело, учитывая, что в воздухе помимо запаха крови витает острый запах спиртного.
– Андрей Николаевич, – Валера встал, от волнения даже не заикается, – я сейчас очень занят. У человека тяжёлые ранения. Очень тяжёлые.
– Всё понял, ухожу, завтра зайду, хочу поговорить насчёт руки и насчёт долга, – говорит Горохов. – А вам, мужики, пережить эту ночь.
– Да-да, завтра, Андрей Николаевич, завтра заходите. Мужики ему ничего не ответили, им было не до того.
Он вышел из убогого домишки Генетика на ночную улицу. Посмотрел на часы. О! Уже час ночи.
Симпатичная бабёнка из банка сказала, что в четыре утра от управы городского головы к буровым уходит машина. Три часа осталось. Не так уж и много. Он идёт по улице, смотрит по сторонам. Везде люди, кто-то работает, кто-то веселится. Главное – не попасть в разборки. Он старательно обходит всех, кто, как ему кажется, может представлять опасность. И вскоре добирается до управы. Её ни с чем не перепутаешь, на ней есть вывеска. А ещё тут нет развлекательных заведений и магазинов, тут почти нет людей, вокруг тихо. Он заходит за угол и садится у стены. Душно, но он застёгивает пыльник на все пуговицы, закутывается. Лучше помучаться от жары, чем от клеща. А в том, что они тут есть, геодезист не сомневается. До четырёх почти два с половиной часа, можно и поспать.
Где-то один за другим хлопают два ружейных выстрела. Заголосила женщина, но это далеко. Весёлый городок Губаха, что ни говори. Его обрез под рукой. Он закрывает глаза.
Прямо над ним табличка:
«Компания Буровые Савинова. Транспорт в 4:00».
Глава 9
Должность Геннадия Сергеевича Севастьянова – начальник экспедиции, он в кампании «Буровые Савинова» на этом участке самый главный. Судя по кабинету, по столу и креслу, человек этот очень важный. Он смотрел на Горохова и молчал, уже по лицу видно, что «начэксп» – человек неприятный. Лицо у него больше пьющего человека, чем страдающего проказой. Уж на антибиотики и витамины начальник экспедиции точно заработает. Но в кабинете и намёка на запах спиртного нет. Да, неприятный тип, жёсткий и холодный, но другие начальниками экспедиций не становятся. Когда у тебя в подчинении сотня людей и имущества на миллионы, когда вокруг тебя поганая степь с дикарями-людоедами и прочей дрянью, а ты ещё отвечаешь перед заказчиками и акционерами, хорошим человеком быть очень трудно. Вернее, хорошему человеку стать начальником экспедиции практически невозможно.
– Геодезисты мне сейчас не нужны. Карта уже готова. Участки давно выбраны. Капай песок – качай воду. – Он помолчал, рассматривая Горохова. – На буровую пойдёте?
– Начальником буровой? – Горохов, кажется, уже согласен и на буровую.
– Мастером. Сначала мастером. Зарекомендуете себя – назначу начальником смены. Вакансия есть.
Горохов молчит, по нему видно, что это совсем не то, на что он рассчитывал.
– Другой работы вам сейчас предложить не могу. У меня среди своих людей есть желающие занять эту должность. – Твёрдо говорит Севастьянов. Горохов не удивился бы, ели бы он добавил: «Не нравится – катись отсюда».
Входит секретарша. Тёмные волосы зализаны, ни одного волоска не торчит. Накрашенные губы, накрашенные ногти. Зад у неё роскошный, ноги… Горохов смотрит на её ноги. Она носит юбку до колен. Надо же, тут, на краю карты, есть женщины, которые носят юбки.
– Спасибо, Альбина. – Говорит хозяин кабинета, ворочаясь в баснословно дорогом массажном кресле.
Красивая женщина ставит перед Севастьяновым чашку. По запаху догадаться не трудно – кофе. Ну, начальник экспедиции может себе позволить. А вот для Горохова кофе нет. Горохову кофе Альбина не принесла. И чай не принесла, воду тоже. Ну, понятно, это чтобы он знал своё место.
– Так идёте мастером? – Спрашивает Севастьянов, беря чашку.
– На какую вышку?
– На «девятку». Работали на такой? – Начальник экспедиции отпивает из чашки, он даже не смотрит на Горохова. Ему, кажется, всё равно, что тот делает.
– «Девятку» все знают. Работал на ней. – Говорит геодезист. – Правда, почти всегда начальником, а не мастером.
– А что у вас с рукой? – Лениво спрашивает Севастьянов.
– Зацепили дарги по дороге сюда.
Севастьянов смотрит на него внимательно. Не поймешь, верит или нет. Нет, больше на эту тему он не говорит. Он наслаждается кофе и креслом, покачивается в нём.
– А еще на каких вышках работали? – Спрашивает «начэксп» теперь, не отрывая глаз от геодезиста.
– На «двойке» и на ТВСе.
Вот это, кажется, заинтересовало начальника, ТВСы – агрегаты сложные, это машины для глубокого бурения:
– И где же вы бурили, используя ТВС?
– На западе, за рекой, – говорит Горохов.
Геодезист думал, что Севастьянов сейчас начнёт его расспрашивать про работу на том берегу, в тех страшных местах, но Севастьянов снова отпивает кофе и ставит чашку на стол:
– ТВСов у меня для вас нет, начнёте с должности мастера на «девятке». Согласны?
– Ну, у меня выхода другого нет. Вот только мастером с моей рукой… – говорит Горохов с сомнением.
– Мы начинаем демонтаж четвёртой вышки через девять дней, хочу, чтобы вы уже были готовы к тому времени. – Теперь Севастьянов говорит как начальник, ему уже плевать на мнение и здоровье Горохова. – Получите бригаду и начнёте демонтаж, начальник участка введёт вас в курс дел.
Горохов соглашается. Он кивает.
– Альбина, – говорит Севастьянов в коммутатор, – подготовь стандартный контракт. Господин Андрей Николаевич Горохов идёт на должность мастера на четвёртую вышку.
Начальник экспедиции Севастьянов кидает удостоверение геодезиста на стол и откидывается в кресло, берёт чашку с кофе. Всё, разговор закончен.
Но Горохов не уходит, он прячет своё удостоверение в карман и стоит у стола. Севастьянов ждёт, что будет дальше, и геодезист говорит ему:
– У меня тут возникала проблемка…
– Аванса не будет, – сразу прервал его Севастьянов.
Эта тема сразу закрывается. Тут не сорвёшься.
Да, было бы странно, если бы «начэксп» сказал ему сейчас что-нибудь другое. Горохов лезет в карман пыльника, кроме гранаты там две пластиковых баночки, у одной из них рифлёная крышечка. Именно её он и достаёт. Привстаёт и ставит на стол перед Севастьяновым эту банку:
– Мне пришлось бросить в песках мотоцикл, когда меня ранили. Думаю, что он ещё там. Дарги содрали с него всё что можно, но пользоваться мотоциклами они ещё, слава Богу, не умеют. В общем, мне нужен транспорт, чтобы съездить туда и забрать его.
Севастьянов берет баночку, крутит крышку:
– Она уже открыта?
– Там не хватает всего несколько штук. – Горохов знает, что всё равно начальник её возьмёт, сульфадиметоксин в этой дыре всем необходим, иначе рожа скоро начнёт покрываться буграми. – А ещё мне нужен человек, – Горохов показывает на свою левую руку. – Сам я не управлюсь.
«Начэксп» потряс банку, послушал, как гремят в ней таблетки, затем открыл стол и набережно кинул в него лекарство. А оттуда достал рацию, включил её:
– Бабкин, приём.
– Да, Геннадий Сергеевич. – Донеслось через секунду из рации.
– Сейчас к тебе придёт новый наш мастер…
Он указывает пальцем на Горохова, пытаясь вспомнить, уже забыл его имя, Горохов догадывается:
– Горохов.
– Горохов. Дашь ему грузовик и кого-нибудь в помощь. Проконтролируй, что бы до ночи всё вернул, если не вернет, доложишь мне.
– Понял, Геннадий Сергеевич.
Банка сульфадиметоксина в Соликамске стоит рубля полтора, а тут… может, в два раза больше. Но ему не жалко. Главное теперь – найти мотоцикл. Он попрощался с начальником и пошёл из прохладного кабинета.
А дело у Севастьянова было поставлено грамотно. Горохов только выходил из его кабинета, а у красивой секретарши Альбины был уже его контракт на руках.
Ему только подписаться оставалось. А Альбина и вправду была очень приятной женщиной. Корректная, вежливая и, кажется, умная. Всё объяснила, хотя этот контракт был стандартным, во всех экспедициях он одинаковый.
Да, всё тут было чётко. Бабкин встретил его, поздоровался за руку, мужичок был толстый, с пузом. Загадка, однако. Сколько нужно есть, чтобы в такой жаре иметь лишний вес. Тут, на юге, толстяки – это редкость.
– Вам какой грузовик нужен?
– Полутонник, мне мотоцикл забрать, я его в песках бросил, когда меня ранили. Желательно с манипулятором.
– Вам мотоцикл погрузить и привезти?
– Да. – Кивнул Горохов.
– Хорошо, дам вам «квадру» с кузовом, вон они, берите серый. – Бабкин указал на стоящие под навесом электрические квадроциклы.
Этот болван, кажется, не понял Горохова. Ну, допустим, в кузов квадроцикла мотоцикл влезет, но он весит двести кило, как Горохов его туда без манипулятора закинет?
А толстый Бабкин сразу понял взгляд геодезиста. Он усмехнулся и сказал:
– Да вы не волнуйтесь, всё будет в норме, сейчас всё решим…
Он быстро пошёл вдоль ангаров и остановился у одной двери, отворил её и крикнул в темноту:
– Тридцатый, на работу!
Повторять ему не пришлось. Тут же в проёме появился почти голый двухметровый великан. Горохов рот раскрыл. Это был точно такой же бот, какого геодезист видел вчера, когда он убирал улицу с огромной лопатой.
– Тридцатый, сегодня твой бригадир… – Бабкин указал на Горохова, когда пятнистый силач подошёл к ним.
– Горохов, – сказал геодезист.
– Твой бригадир Горохов. До ужина работаешь с ним.
– Да, он мой бригадир… – Послушно сказал великан.
– Выполняешь его распоряжения. А как начнёт темнеть, прекращаешь работу и идёшь на базу.
– Директива принята к исполнению.
– Всё, лезь в кузов. Поедешь сейчас в пустыню с бригадиром.
Горохов стоял немного растерянный. Он не был готов к такому.
– Да вы не волнуйтесь, он ваш мотоцикл уложит в кузов, – продолжал Бабкин и опять усмехался, видя его растерянность, – они ребята крепкие.
– Да, но я не знаю, как им… Руководить.
– Руководить ими просто. Простые директивы: копай, неси, поднимай, таскай это, клади сюда… Ничего сложного, главное – не задавать им сложных алгоритмов, иначе они начинают путаться.
– Понял. Не задавать ему сложных алгоритмов.
– Эй, тридцатый, не в тот кузов… Вылези, – тут же кричал Бабкин, – видите, им всё нужно указывать точно.
– А вода, еда… Кормить его надо?
– Нет, ничего не давайте, он выпил положенные ему шесть литров воды, до вечера ему хватит, корма тоже. Просто пусть работает. Кстати, он может работать на самом пекле, с ним ничего не будет.
– Отлично, – Горохов смотрит, как здоровяк лезет в кузов квадроцикла. – То есть людей скоро на буровых не останется.
Бабкин тут стал серьёзен, теперь он говорит уже без своей этой усмешки:
– Инженерные должности и должности ИТР, кажется, ещё побудут, а с рабочими… Ну, наверное…
– То есть, с мозгами у них пока не очень?
– Пока… Пока да…– Говорит Бабкин. – Но они каждый год новые, улучшенные появляются.
– Каждый год? – Удивляется Геодезист.
– Ну да, это уже третье поколение.
– А на севере о них ничего не знают. Только слухи ходят.
– Тут, на юге, считают, что пока северу об этом знать не следует. – Всё ещё невесело говорит Бабкин.
– Вот как, и кто же так считает? – Интересуется Горохов как бы между прочим. Он достаёт сигареты, предлагает одну Бабкину.
Бабкин вдруг замолчал, посмотрел на Горохова странно и, кажется, продолжать разговор ему совсем не хотелось. Сигарету не стал брать.
– А если я захочу такого приобрести, к кому мне обратиться? -Продолжает геодезист, закуривая.
– Я не знаю… – Сразу заявляет Бабкин. – У нас такими делами руководство занимается. Я только выдаю, я кладовщик.
– Да? Ну, спасибо, – Горохов жмёт ему руку и идёт к выделенной ему машине, в кузове которой уже расположился великан.
Он садится в седло квадроцикла, включает питание. Машина нестарая, всё, вроде, работает, даже рация на нём есть, сразу нашла волну сама. Аккумулятор «под завязку». У него одна рука, но и одной рукой он с управлением справится. Справа от руля удобный чехол, туда как раз и поместился обрез.
Шесть часов утра. На улице ещё прохладно, тридцать три всего. За спиной вцепился в борта кузова здоровенный, почти голый пятнистый детина с маленькой безволосой головой. Прекрасно. Осталось купить воды, тогда можно ехать.
Он поднял руку в знак прощания Бабкину, который всё ещё смотрел на него, и выехал с территории склада. Поехал в Губаху.
Глава 10
Нужно было купить воды, а может, и поесть. Есть он не хотел, но может так выйти, что поесть придётся.
У одной из лавок он остановился. Прежде, чем принять решение, ему нужно было осмотреть свой новый транспорт. Он присел около него, стал рассматривать проводку. Нет, халявы не будет. В компании, видно, тоже не дураки. Квадроцикл на электронной блокировке. Можно, конечно, залезть в коробку, но где гарантия, что, как только ты не откроешь её, тут же не появятся парни из службы охраны экспедиции. Или просто крепкие ребята из людей пристава. В общем, на этом квадроцикле далеко от Губахи не отъехать. Нет, это было бы слишком просто.
Горохов встаёт и взглядом встречается с Тридцатым. Тот смотрит на него.
– Я купить воды, – говорит геодезист Тридцатому.
– Вода – пить. – Сразу отзывается тот.
– Любишь воду?
– Вода – пить. – Тридцатый смотрит на него своими маленьким глазами.
«Да, на даргов совсем ты не похож, только кожа такая же. У них бороды густые, волосы закрывают голову, а у этого десять волосин. Как он на жаре не теряет сознания от перегрева? Непонятно».
– А Бабкин сказал тебе воды не давать.
– Вода – пить…
– Да ты, дружок, балагур, с тобой в дороге не соскучишься.
Горохов пошёл к лавке, там прохладно, там заправляет мальчишка лет двенадцати:
– Вы, дядя, воды хотите или поесть?
– А что у тебя есть из еды?
– Паштет и хлеб, квашеный лук, попкорн и горох в рассоле. А вода у нас холодная. Лучшие цены в городе.
Бедняцкая еда. Видно, тут затовариваются работяги, когда едут на буровые.
– А из саранчи-то хоть головы убрали?
– Убрали, дядя, всё оторвали: и головы, и ноги, и крылья. Хороший паштет, сами такой едим, – говорит пацан.
Он, скорее всего, врёт, но Горохов соглашается:
– Порцию паштета, хлеб, попкорн и воду, два литра.
– Воду холодную?
– Самую холодную.
Мальчишка всё делает быстро, быстро кладёт на прилавок еду, завёрнутую в солому из пустынной колючки, ставит сразу запотевшую баклажку с водой:
– С вас восемь копеек. И баклажку не забирайте.
Горохов отсчитывает деньги, потом решает, что даст пацану гривенник:
– Сдачу себе оставь.
– Себе? – Не верит пацан. – Мне? Честно?
– Честно. – Говорит Горохов. – А ты видал, кто у меня в кузове сидит?
– Ну, видал, – говорит мальчишка, которого больше интересует сдача. Он даже не взглянул в окно. – Бот там у вас.
Ну, для него это, видимо, обычное дело.
– Их тут прорва, – продолжает пацан, спрятав деньги. Видно, с родителями заработанным он делиться не собирался.
– Прямо прорва?
– Да их на буровых тысячи работает, старых и новых моделей, и у городского головы они тоже имеются, – продолжает мальчишка.
– А у тебя нет случайно? – Горохов улыбается.
Мальчишка смеётся:
– Откуда у меня, они дорогие.
– Дорогие? И сколько стоят?
– Старая модель стоила восемьдесят, ну, я так слышал, а новые, как у вас, и того дороже.
– Да, дороговато. И кто же их продаёт?
– Да все.
– Ну, кто все-то? Назови хоть одного.
– А вы что, купить думаете?
– Ну, может быть. Штука-то неплохая. Вот ищу, у кого купить.
– Ну, доктор Рахим продаёт.
– Доктор Рахим один? Ты же говорил, что все их продают.
– Ну, Ахмед ещё, – говорит мальчишка, но уже как-то нехотя.
– А ещё кто?
– Ну, Валера Генетик. – Парню, кажется, этот разговор не нравится, каждый ответ нужно клещами тянуть.
– Валера Генетик продаёт ботов? – Удивляется Горохов.
Тут пацан и вовсе замолчал. Стоит и думает, глядя на геодезиста, что не нужно было незнакомцу всё это рассказывать.
– Да ты не волнуйся, – говорит ему Горохов, улыбаясь, – я о нашем разговоре никому ни слова…
Он переливает воду к себе во флягу, а ту, что не влезла, медленно выпивает. Вода холодная, такую сразу залпом не выпьешь. Зато она прекрасно охлаждает. Мальчика молча ждёт, пока Горохов закончит. Когда тот забирает еду, он радуется, что незнакомец уже уходит.
А бот так и сидит в кузове. Таращится на стену магазинчика.
– Ну, что, поехали? – Спрашивает его геодезист, усаживаясь на водительское кресло.
Бот даже не соизволил взглянуть на своего бригадира.
– Да, уж… Ты, брат, не из тех болтунов, что изводят людей в дороге своими длинными рассказами. – Сказал Горохов и включил питание.
Тридцатый опять ему ничего не ответил. Сидел в кузове и держался за борт. Так они и поехали. Горохов натянул респиратор и очки. Пыль, поднимаемая ветром с барханов и вездесущая песчаная тля, летели им навстречу, но Тридцатому было всё равно. Горохов обернулся, чтобы взглянуть на него. Нет, ни тля, ни пыль ему не мешали. Он сидел в кузове, всё также крепко вцепившись в борт.
Барханы на месте не стоят. Они словно волны катятся туда, куда их гонит ветер. Только медленно. За неделю местность в степи изменяется до неузнаваемости. Но Горохов, почти всю свою жизнь проведя в пустыне, знал, как искать там что-либо. Большая двадцатиметровая дюна, с которой в него стреляли, послужила ему ориентиром, всё остальное – глазомер и чёткое позиционирование по солнцу. Он остановил квадроцикл задолго до нужного места.
– Ну, где-то тут. – Сказал он Тридцатому, оглядываясь по сторонам.
– Копать, – ответил тот.
– Копать-копать, только нужно сначала найти место поточнее.
Буранов, кажется, не было, рисунок барханов изменился, но несильно. Где-то тут ему пришлось бросить сумку. Но её он отыскать и не думал, её точно дарги забрали, слишком много там было ценного, даже не считая денег.
Его беспокоила одна вещь. Он прошёл пару шагов, лёг на склон бархана, стал всматриваться в огромную кучу песка, что возвышалась на западе. Он боялся, что дарги опять сидят на этой дюне. С неё простреливалась вся местность вокруг, и ему очень не хотелось бы получить ещё одну пулю с того же места. Нужно было быть осторожным.
– Эй, Тридцатый, иди сюда, – позвал он бота.
Тот, вылез из кузова и, не пригибаясь, приблизился к нему. Если на дюне кто-то сидит, то он обязательно увидит его голову, этот гигант был ростом выше бархана, на котором лежал Горохов.
Но геодезиста это не волновало. Мало того, ему было интересно, что будет, если Тридцатый получит пулю.
– Иди туда, – сказал он ему, указывая на дорогу вдоль бархана.
Так его точно будет видно, если кто-то есть на дюне, неминуемо здоровяка заметят.
– Копать песок? – Спросил тот.
– Копать песок.
– Лопата…
– Нет лопаты, мы не взяли лопату, руками капай.
– Руками. – Тридцатый показал свои огромные руки.
– Руками.
– Там? – Тридцатый указал на северный конец бархана.
По прикидкам Горохова мотоцикл должен был быть там под песком.
– Да, там. Иди, копай, ищи вещь.
Бот и пошёл.
Как он может босыми ногами ходить по этому раскалённому песку – не понятно. Горохов помнил, что бывали случаи, когда даже через толстую подошву ботинок степной жар доставал его. Ботинки коробились и скукоживались от раскалённого песка за год, а этому и ботинок не нужно. Как так?
Тридцатый дошёл до середины бархана.
– Стой! – крикнул Горохов, – тут копай.
– Тут? – Указал бот рукой на склон бархана.
– Тут.
Он сел на колени и стал двумя руками откидывать песок. Вправо-влево, вправо-влево. Какая ещё лопата, ему она ни к чему. Полминуты и он разбросал «половину бархана».
– Стой, не копай! – кричит Горохов, – иди дальше.
– Иди дальше… – Тридцатый остановился.
– Да, иди дальше, туда! – Геодезист машет рукой.
Бот встает, идёт дальше на север вдоль бархана.
– Стой, там копай!
– Там копай…
– Да, копай!
Бот снова принялся раскидывать кучи песка по сторонам, а Горохов на всякий случай чуть приподнялся, чтобы выглянуть из-за бархана, взглянуть, как там дела на той стороне. Нет, всё спокойно, на дюне никакого движения. И тут бот ему кричит:
– Вещь!
Горохов скатывается со склона бархана и, чуть согнувшись, чтобы голову не было видно с дюны, спешит к нему.
Так и есть, это его мотоцикл.
– Выкапывай.
Бот быстро выкапывает машину из песка. Да, дарги содрали с него всё, что можно. Ни аккумулятора, ни стартера, ни проводки – всё вырвано, а ещё они срезали все покрышки.
– Сможешь его поднять?
– Поднять…
– Да поднять, и отнести к квадроциклу.
– Поднять – нести.
– Да. Бери его и неси, или подогнать сюда квадроцикл? – Говорит Горохов, но как раз сюда ему выезжать не хотелось бы, тут он будет хорошей мишенью.
– Поднять – нести. – Говорит Тридцатый и, вытянув мотоцикл из песка, берёт его своими огромными ручищами за раму. – Нести…
И поднимает. Взял он его неудачно, центр тяжести оказался выше нужного, и когда бот поднял его, то сам едва не упал, но устоял.
«Твою маму, эта железяка двести кило как минимум весит», – Восхитился Горохов, когда бот встал в полный рост.
– Нести… – Сказал Тридцатый.
Никакого звука геодезист не услышал, просто из могучей мышцы, между шеей и правой ключицей великана вылетел фонтанчик крови. И тут же большой, в метр высотой, фонтан из песка взвился у противоположного бархана.
– Бегом! – Крикнул Горохов боту, прижимаясь к песку бархана и взводя курки на обрезе. – Бегом беги, туда, к квадроциклу!
Но бот, видно, не понимал его. Он не спеша развернулся и понёс мотоцикл в нужном направлении.
– Быстро иди! – кричал Горохов.
Он уже доставал флягу, снимал с неё кожух, лез в тайник и доставал оттуда патроны для револьвера. Обрезом могло дело не закончиться.
Быстрыми привычными движениями он снаряжал оружие, загоняя в барабан патрон за патроном, а сам смотрел на Тридцатого и кричал ему:
– Быстрее иди, быстрее!
– Иди – быстро… – Отзывался бот и вправду прибавил шага.
Выстрелов больше не последовало. Видно, он вышел из зоны поражения.
Тогда Горохов встал и, согнувшись, поспешил за ним, то и дело оглядываясь.
Они доехали до города, и на въезде геодезист остановил квадроцикл, слез с него. Мотоцикл и бот были в кузове, всё закончилось почти хорошо. Он достал флягу и выпил воды.
– Вода, – сказал он, показывая флягу боту.
– Вода – пить, – сразу ответил тот.
Но даже руку за флягой не протянул.
– Пей. – Горохов сунул ему флягу.
– Вода – пить, – обрадовался тот и схватил флягу как-то по-детски, двумя своими огромными руками, стал пить, не проливая ни капли мимо.
Пока он пил, геодезист оглядел его рану, думал, может, боту понадобится помощь. Нет, не понадобится. Пыль налетела на рану, и она тут же запеклась. Просто грязная болячка, и всё. Ну, если только антибиотики ему понадобятся. И то вряд ли.
Пока бот допивал воду, Горохов снова разрядил револьвер. Забрав у Тридцатого флягу, он спрятал патроны обратно в тайник. Бот сидел в кузове и глядел на ближайший дом.
– Тридцатый.
– Тридцатый – работать. – Откликнулся тот.
– Работать… Да.
– Тридцатый – работать. – Повторил бот.
– А где твои мама и папа, Тридцатый? – Горохов встал рядом с ним и пытался заглянуть ему в глаза.
– Тридцатый – работать.
– А откуда ты взялся?
– Тридцатый – работать.
– Это слишком сложные для тебя вопросы, да?
– Тридцатый – работать.
– Ладно, поехали, я тебя верну, но сначала мне нужно найти мастерскую, где мне отремонтируют мой транспорт.
Первый раз бот взглянул на него сам, да ещё и сказал при этом:
– Вода – пить.
Горохов расценил это как проявление благодарности и с улыбкой сел за руль.
Глава 11
– Ну, оставьте, посмотрю, – сказал мастер, заглянув в кузов квадроцикла. – У меня времени лишнего нет, да и детали к вашей машине нужно поискать.
Звали его Володя. На его дворе стояло несколько квадроциклов вододобывающей компании, видимо, у него и без Горохова работы хватало. Его ещё приходилось уговаривать.
– Детали нужно будет поискать, а вот шины, – Володя покачал головой, – шины придётся заказывать, таких размеров у нас не найти. Я пошлю человека в Углеуральский, там мой товарищ делает любые шины на заказ недорого. А кто это его так раздел?
Горохов, чуть подумав, решил не отвечать на этот вопрос и спросил в свою очередь:
– А сколько времени нужно, чтобы сделать шины и починить его?
– Починю за полдня, но, чтобы начать, мне нужно купить запчасти и шины, за шинами съездить – еще полдня, пошлю своего парня, он привезёт, но я начну, когда получу аванс, – он поглядел на Горохова и развёл руки, – сами понимаете.
Горохов понимал, понимал, что работа хлопотная, что Володе она особо не нужна и сейчас мастер начнёт выжимать из него деньги. Он спросил:
– Сколько нужно денег?
– Два рубля, – выпалил слесарь.
Может, слесарь думал, что он откажется, сумма явно была завышена, но геодезист кивнул, да, так всё и вышло, как он предполагал. Но у него не было иного выхода, искать другую мастерскую ему не хотелось:
– Тридцатый, выгружай.
– Тридцатый – работать.
Он и слесарь смотрели, как этот бугай вытаскивает мотоцикл из кузова. Тридцатый всё делал хорошо, аккуратно, словно понимал, что может повредить и кузов, и мотоцикл, если будет неосторожен.
– Пусть пока тут постоит, – сказал Горохов, садясь на водительское сидение, – я найду деньги.
– Ну, пусть постоит, – согласился слесарь.
Он ехал к складам компании, чтобы отдать квадроцикл и Тридцатого. Десять утра, начиналась жара. Люди ещё на улице попадались, но, кажется, они заканчивали свои дела.
«Я найду деньги». Проще сказать, чем найти. В кармане у него был пузырёк с аскорбиновой кислотой. Витамины стоили дорого, но никак не два рубля. Рубля полтора он за них выручит, но не больше. Этого не хватит на ремонт, а ещё погасить долг перед Валерой Генетиком необходимо. В общем, деньги нужно было искать. И у него была одна мысль.
Бабкин сразу осмотрел машину, а бота осматривать не стал. Что с ним станется?
Так и остался Тридцатый с ссадиной на плече.
Обратно от складов до города пришлось идти пешком. Почти час шёл. Жара набирала силу, а он всю воду отдал боту. Он не хотел сильно пить, просто, наверное, ещё от раны не отошёл, поэтому чувствовал себя неважно. И что особенно его тревожило, так это то, что пальцы в левой руке немеют. Он их разминал и пытался работать кулаком, сжимал и разжимал его, но это слишком не помогало.
В первой попавшейся лавке, в которой торговали саранчой, купил холодной воды, выпил литр маленькими глотками. Заметил, как от неё сразу стало полегче. А ещё заметил, что денег у него осталось всего семнадцать копеек. Впрочем, вода и еда на сегодня у него была. Оплатить ночлег… А вот спать ночью он сегодня не собирался. Он собирался перекантоваться днём, переждать жару, обязательно поспать, а к вечеру заняться добычей денег. А где ему можно было поспать, если в «Столовую» ему почему-то идти не хотелось?
Он пошёл к Валере Генетику. Валере он должен денег, и Валера должен оберегать свои инвестиции, тем более что Горохов хотел показать ему свою руку.
Он постучал в хлипкую дверь. Да, жилище у генетика было явно небогатым. Дверь не понятно, на чём держится. Подождал немного, но никто ему не открыл. Тогда он ещё раз постучал, уже настойчивее, стволом обреза. Грохот стоял такой, что в соседних домах люди слышали.
После этого засов звякнул, и дверь медленно приоткрылась на пару сантиметров. Горохов открыл дверь и вошёл:
– Руки, – рявкнул кто-то из полумрака помещения.
Горохов поднял руки, вернее, руку с обрезом, левую он поднимать не решался.
– Обе, – рычал тот же голос.
– Не могу, она не работает, я как раз и пришёл к Валере, чтобы он мне её подправил.
Как только он привык темноте, понял, что один из вчерашних мужиков почти упирает ствол армейской винтовки ему в грудь. Один плавал в ванной, весь в трубках и капельницах, ещё один сидел в углу и тоже держал оружие в руках.
– Я вчера вечером приходил, вы уже тут были, – продолжил Горохов, не опуская руку с оружием, – но Валера сказал, что занят и просил прийти сегодня. Я пришёл…
– Нет Валеры, сегодня тоже не будет, – сказал мужик, что стоял напротив него.
Он не собирался опускать оружие, и Горохов решил, что лучше ему отсюда уйти подобру-поздорову:
– Ну, ладно, мужики, бывайте.
Он уже повернулся к двери…
– Погодь… – Окликнул его мужик, что сидел в углу.
– Ну? – Геодезист остановился.
– Вода есть?
Валера ушёл, а воды им не оставил? А в халупе его уже тридцать три, в три часа дня будет под сорок, кондиционера тут не видно. Может, он и имеется, но его не видно…
– Есть, есть вода, – сказал Горохов, – и еда есть.
Горохов опустил руку с оружием, запер за собой дверь на засов и, подойдя к мужику, что сидел в углу, протянул ему флягу.
Тот поставил дробовик к стене, одна рука была у него забинтована у кисти и у локтя, здоровой рукой он взял флягу и спросил:
– Сколько моей?
«Сколько моей тут воды?». Дурацкая фраза, но она сразу выдаёт степняка. Так человек, живущий в пустыне, спрашивает у другого человека, сколько ему можно выпить из чужой фляги.
– Пей, вся твоя, если нужно будет, я ещё схожу и принесу.
А тот, что остался у двери, оружия не опустил, так и стоял, направив винтовку на геодезиста.
Это Горохову не нравилось, вчера они были пьяные, а сейчас с похмелья, что там, в похмельном мозгу, один Бог знает.
Раненый пьёт воду. Проказы на лице и пальцах у него нет, он ещё молод. За то на руке у него синий шрам, на чёрной от щетины и грязи щеке такой же. Эти шрамы Горохов знает, это привет от солнышка. Такие шрамы остаются после выжигания меланом. У Горохова у самого такой шрам имеется.
Пыльники, крепкие башмаки, руки и лица, высушенные бесконечной жарой и тяжкой работой, хорошее оружие. Пьёт маленькими глотками, как и положено человеку, таскающемуся по пескам. Он знает, кто они.
Горохов садится рядом с этим мужиком на корточки:
– Что, шли с добычей и у города под бандитов попали?
Мужик перестаёт пить, смотрит на него. Во взгляде настороженность.
– Ладно-ладно, это я так – для разговора. – Говорит Горохов.
– А ты кто? – Спрашивает тот, что стоит у него за спиной.
– Я геодезист, приехал на компанию работать, воду добывать. Ехал сюда, меня дарги зацепили. Валера лечил. Бок, вроде, зарос, а рука… – Он сжал и разжал кулак. – Барахлит. А мне через недельку мастером на буровую выходить. Там с одной рукой непросто будет. – Горохов помолчал и продолжил: – Ну, а вы старатели. Шли из Перми и где-то возле… Уже возле города вас и перехватили. Иначе вы бы вот этого, – он кивнул на того человека, который плавал в ванной, – не дотащили бы. И вы думаете, что это были местные, поэтому и к приставу не пошли. Думаете, что местные с приставом заодно. Ну, или он из-за вас с ними ссориться не будет.
Геодезист посмотрел на одного, потом на другого, он был уверен, что прав. Но тот, что сидел с его флягой в руке, сказал:
– Если бы. Всё не так было…
– Заткнулся бы ты, Паша. – Предостерёг его тот, что стоял за спиной у Горохова.
Но Паша не слушал его, отмахнулся и продолжил:
– Правильно ты думал, что мы в Пермь ходили. Но потом наскочили на кочевье даргов, они там на север откочёвывали. Решили взять западнее, к реке пошли. А там…
– Паша, заткнись… Мало нам проблем… – Снова попросил тот, что стоял у Горохова за спиной.
Паша глянул на него и снова заговорил:
– Короче, кое-что мы нашли, даже не доходя до Перми. Хабар был хорош, мы сразу повернули обратно. Тут связались с одним типом. Он нас свёл с Ахмедом, есть тут один такой.
Геодезист кивнул, он уже понял, что было дальше, и теперь он не ошибался.
– Ну, тот товар посмотрел, позвал ещё одного, тот говорит, что всё заберёт. Мы назвали цену. Ахмед сказал, что просим много. Мы ответили, что тогда дойдём до Соликамска, там больше дадут. А этот урод говорит, что с таким товаром до Соликамска не дойдём. Тот, что был с ним, вдруг говорит, что согласен на нашу цену, но нам нужно подождать, только к ночи сможет такие деньги собрать. Ну, мы сели у Ахмеда в его шалмане, поели, выпили, ну и… – Он показал жестом, что стреляет. – Начали по нам с двух сторон молотить. А мы расслабленные, уже выпили…
Горохов знал, что ватаги промысловиков по три человека в степь не ходят, и поэтому спросил:
– А сколько же вас было?
– Семеро, – вдруг зло вставил тот, что стоял у Горохова за спиной. – Семеро нас было.
– Да, – продолжил Паша, – семеро.
Что тут скажешь, разве тут слова помогут? Утешать – глупо. Рассуждать о тяжести жизни – ещё глупее. Обещать им помощь…
– Воды я вам принесу, еды тоже. – Сказал Горохов. – И к приставу вы правильно не пошли. Я у него просил помощи, так он меня послал подальше. А с вашим делом… Боюсь ещё хуже вышло бы
– Ну, и на том спасибо. – Сказал тот, что стоял у него за спиной.
– Да, воды, друг, принеси, принеси, – сказал Паша. – А то Валера только послезавтра обещал вернуться.
Да, у него ещё была одна «пятирублёвка», толстая монета из меди, но это НЗ, неприкосновенный запас, это на крайний случай, её трогать нельзя. А на ту мелочь, что у него оставалась, он купил пятилитровую баклажку воду и самую незатейливую еды.
Принёс всё это к дому Валеры, поставил под дверь и постучал. Мрачный мужик отворил, забрал всё. Хоть и оставался всё таким же мрачным, но поблагодарил.
У Горохова осталось всего две копейки денег. А ему нужно было поесть, купить воды и выспаться, так как дельце, которое он замышлял, требовало концентрации и бодрости, а предшествующей ночью он спал мало и плохо, всё боялся клещей.
Он пошёл в банк. Да, там работала та красотка, которою торговка булками называла Люськой-проказой. А ещё она говорила, что эта красавица не брезгует ничем, пытаясь заработать. Вот она-то и была ему нужна.
В банке всё также прохладно. Горохов выложил в корзину револьвер и обрез.
– Это не всё, – заявила Людмила.
Он потянул с пояса тесак.
– Нет, не это. То, что в кармане.
«Вот хитрая… у тебя тут металлодетектор ещё есть, а не только видеокамеры».
Он просто забыл про неё, лезет в карман. Конечно, там граната.
На двери щёлкает электрический засов. Он входит в зал.
– Добрый день, «ГубахаБанк» рад вас приветствовать, если у вас есть медь, алюминий, свинец или другие ходовые товары, мы примем их без ограничений, расценки на стене, справа от вас.
Она говорит эту фразу быстро и всё с той же своей очаровательной улыбкой. Её голос из-за стекла звучит приглушённо.
– Здравствует, Людмила. У меня кое-что другое. – Говорит геодезист, подходя к стойке с толстым стеклом.
– Мы готовы рассмотреть любые ваши предложения. Золото, серебро, платина, молибден – нас интересует всё.
– Понимаете, это не металл…
– Наш банк не работает с психотропными веществами. – Говорит она, даже не убрав эту свою улыбочку с лица. – Но мы можем вам указать партнёров, если подобные вещества входят в зону ваших торговых интересов.
– То есть, вы можете указать, где мне купить или кому продать дури? – Горохов тоже улыбается.
– Конечно, мы подыщем вам партнёров за вполне приемлемый процент.
– За вполне приемлемый?
– Да, хотите обсудить цифры?
– Нет-нет, у меня нет полыни, – он достал пузырёк с аскорбиновой кислотой, – понимаете, я попал в затруднительную ситуацию…
– Наш банк не покупает медикаменты, – сказала, как отрезала.
– Банк не покупает, а вы?
Она, кажется, не ожидала такого вопроса. Её большие зелёные глаза смотрели на него не без удивления.
– Уверен, что вы пользуетесь витаминами. А тут… – Он потряс баночкой. – Я отдам их недорого.
Людмила отошла от своего места, и вдруг над прилавком появилась её ладонь. Там, оказывается, в толстом стекле проделано отверстие.
Горохов сразу понял, что она хочет. Он подошёл к ней и, отвернув у банки крышку, вытряс ей на руку одно драже.
Но она руку не убрала. Тогда он вытряс ещё парочку, теперь она убирает руку и прямо все три драже закидывает в рот. И тут же говорит:
– Двадцать копеек.
– Что? – Не понял Горохов.
– Двадцать копеек, – повторяет она, тщательно выговаривая буквы.
– Но… В Соликамске такой полтора рубля стоит.
Она ничего не говорит ему в ответ. Просто стоит и ждёт.
– Может, хотя бы тридцать, – наконец робко предлагает он.
– Банка открыта, была бы запечатана, дала бы тридцать. – Сухо говорит женщина.
Сейчас идти по жаре куда-то и искать покупателя – нет, ему совсем не хочется. Смазливая бабёнка просто грабит его, понимая, что ему некуда деться.
И он говорит:
– Ну, хорошо, давайте двадцать.
Она делает жест рукой и снова просовывает её под стекло. Он кладёт ей на руку банку, с трудом сдерживая себя, чтобы не схватить её за руку. Интересно, как бы она верещала.
Людмила открывает банку, зачем-то нюхает содержимое. Затем зарывает крышку, идёт из кассы, берёт деньги и просовывает их под стеклом. Два гривенника. Старые и потёртые.
И говорит ему, опять натянув свою дежурную улыбочку:
– «Губахабанк» рад был сотрудничать с вами.
Да, жёсткая бабёнка. Не зря её торговка хлебом называла Проказой. Видно, женщина другую женщину видит без прикрас, без всякого отвлечения на ангельскую внешность, на которую обращают внимание мужчины.
Глава 12
Двадцать две копейки. Не разгуляешься особо, в «Столовой» он просидит все эти деньги до вечера. Нужно поискать чего-нибудь подешевле. Конечно, можно было купить еды и воды в какой-нибудь лавке, но ему нужно было поспать. И хорошо бы поспать под кондиционером или хотя бы под вентилятором. Горохов ещё плохо знал город. Знай он его лучше, он с главной улицы, на которой располагался банк, свернул бы направо, на запад, а не налево, в проулок, что вёл на восток.
Он остановился в тени. «Беляши». Забавное название, дверь открыта, оттуда пахнет едой. Плохой едой. Горелым жиром саранчи, пережаренным луком. В теньке у входа два наркота. Их трудно не узнать. Один вообще почти без сознания, сидит прямо на земле и кого-то ловит рукой, что-то щупает в воздухе, второй стоит у стены, монотонно покачиваясь, пустыми глазами смотрит на Горохова. Эти уроды настолько высохшие, что проказа на их мордах почти не селится. Этих двоих полынь прикончила уже давно, это пустые человеческие оболочки. Живут, только чтобы что-то украсть, пожрать на скорую руку и снова закинуться дурью. Губы у обоих чёрные, гниющие, значит, уже жуют стебли, самые ядрёные части растения. Там, где вот такие типы торчат у стен, нормальному человеку лучше не появляться. Такой ублюдок запросто выстрелит в спину за пару монет, за ботинки, за пыльник, за флягу воды, а уж за часы с термометром так не пожалеет и двух патронов.
В общем, местечко дрянь, типичная помойка. Скорее всего, там нет кондиционера, там только вонь и духота. Идти туда не хотелось. Он высунул руку из тени на солнце. Даже через перчатку чувствовался жар, а ведь до пекла ещё два часа.
«Если там нет холодной воды, не останусь».
Он двинулся через улицу.
– Эй, дядя, – тот, что раскачивался у стены, сразу направился к нему, – у меня есть то, что ты ищешь.
– Стой, где стоишь, – коротко ответил геодезист и на всякий случай направил на него обрез.
– Да, ладно, ладно… Я просто хотел тебе предложить…
– Мне ничего не нужно. – Закончил диалог Горохов и вошёл в заведение.
Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться в том, что все его мысли по поводу этого заведения были верны. Там почти никого не было. Ещё один наркот или пьяный спал прямо на полу, уткнувшись лицом стену. За столом старая баба с сальными космами, перед ней на столе полупустой стакан с мутным самогоном и пластиковые пакетики с серой пылью. Это и есть полынь. У бабы всё лицо изъедено проказой, её губы уже не похожи на губы – сплошные слюнявые синие шишки. Баба что-то начинает говорить. Её глаз почти не видно из-за наростов и шишек, она страшно шепелявит, ни слова не разобрать. То, что обращается она к нему, он понял лишь по тому, что баба придвигала к краю стола пакеты с дурью. Она тут полынью торгует, оказывается.
Горохов отворачивается и проходит мимо, он идёт к прилавку. Там мужик в грязной майке. Единственный кондиционер дует ему на затылок и спину, но это ему не сильно помогает. Мужик весь потный, он машет на себя грязной тряпкой и спрашивает без особого радушия:
– Что вам?
– Еда, вода.
У мужика ещё недавно было чистое лицо, на вид он крепок, но проказа уже пустила корни в его теле, с правой стороны от носа два лиловых бугра, пальцы почти здоровы. Значит, заболел недавно.
– Холодной воды нет, холодильник сломался. – Говорит мужик. – Из еды только крахмал с луком.
«Холодильник у тебя сломался три года назад», – думает Горохов. Он ещё раз оглядывает заведение и… Решает остаться:
– А хлеб?
– Хлеб свежий, хороший, для себя сегодня пёк. – Заверяет он.
– Кашу, хлеб, воду.
– Три копейки, – говорит мужик.
«Ну, цены соответствуют антуражу».
Он расплачивается и выбирает стол. Подальше от бабы, от спящего и от окон. Баба и спящий воняют, через окна в помещение проникает жара, скоро тут будет пекло, хотя оно уже тут. Просто через пару часов ещё усилится.
Он снял пыльник. Бросил его рядом с собой на лавку. Его рубаха всё ещё была наполовину чёрной от крови, а в большие дыры на спине и боку было видно кольчугу. В общем, он в своей грязной одежде не сильно контрастировал с местными обитателями. Неплохо было бы помыться и купить новую одежду, но пока на такую роскошь у него денег не было.
Геодезист положил обрез на стол рядом с собой. Пусть лежит тут, так ему спокойнее.
Марево и духота висят в заведении. Слышно только урчание кондиционера да жужжание оводов.
Молодая, худая женщина приносит ему еду и воду. Каша тёплая, вода тоже. Но вода неплохая. Ему всякую доводилось пить. И грязную, и мерзкую, и из опреснителей, ему приходилось высасывать едкую влагу из стеблей степного лука и кислую из кактусов. Тут вода – сплошное удовольствие. Даже тёплую её приятно пить. Не зря города платят такие деньги за ту воду, что оазисы качают из-под земли. В Соликамске опреснители стоят на пятьдесят километров вдоль реки. Воду опресняют не от соли, как в былые времена, её чистят от амёбы, выпаривают, а потом ещё прогоняют через фильтры. Но всё равно такой чистой воды, как из-под земли, из неё не выходит. Всё равно у неё остаётся едва уловимый острый привкус горчицы. Поэтому все, у кого есть деньги, покупают хорошую воду. Такую, какую он сейчас пьёт.
И каша тоже была вполне съедобна. Впрочем, крахмальную кашу, трудно испортить. А вот хлеб – да, хлеб, видно, мужик и вправду пёк для себя. Он был ничем не хуже, чем хлеб в «Столовой». Только вот рукава рубахи прилипали к столу. В «Столовой» такого не было.
Там столы были чистые.
И тут в заведение, качаясь из стороны в сторону, входит наркот, тот, что сидел и ловил кого-то невидимого. Его пьяный, бессмысленный взгляд останавливается, конечно, на Горохове. Он почти уверенным шагом направляется к нему и падает на лавку рядом с геодезистом. Совсем рядом, так рядом, что касается плечом, геодезист даже чувствует, как он воняет мочой. Горохов на всякий случай берёт со стола обрез и убирает его. Ждет, что будет дальше, уже готовый к неприятностям. Но наркота интересует не обрез. Он пытается схватить хлеб Горохова. Тот самый жёлтый, жирный, чуть сладковатый хлеб, который лежал на пластике посреди стола и который Горохов собирался съесть перед уходом. Грязная, немытая полгода лапа с ногтями в полсантиметра тянулась к его жёлтому, вкусному хлебу. Чисто машинально, геодезист оттолкнул его руку и для острастки локтем врезал уроду в грудь, чтобы осадить малость.
Никогда он не умел вымерять свою силу в нужных пропорциях. Может, нужно было бить полегче. Ну, как вышло. Наркот вместе с лавкой опрокинулся на пол, грохнулся и замер на полу, пустыми, мёртвыми глазами глядя в потолок, а ноги его так и остались лежать на опрокинутой лавке. Кажется, он не дышал.
Сдох, что ли? Горохов покосился на хозяина заведения. Вдруг это наркот местный любимец, которого трогать нельзя. Может родственник хозяина? Нет. Тому всё равно. Хозяин так и стоял под кондиционером, размахивая тряпкой для прохлады. Лениво поглядывая на лежащего на полу наркомана.
Горохов положил обрез на стол и снова взялся за ложку.
Нет, не сдох наркот. Ожил. Сначала он пошевелил рукой. А потом стал и ногами шевелить, пытаясь перевернуться, ворочал по полу лавку с грохотом. Кое-как высвободил ноги, перевернулся. На всякий случай Горохов снова положил руку на обрез. Вдруг у урода пистолет в одежде, как-то же он себе на дурь зарабатывает…
Нет. Тот ковыряется на полу, борется с лавкой, пытается встать. Наконец, он встает, замирает.
Горохов всё ещё держит руку на обрезе, смотрит на наркомана. Так же он косится на вход, там, на улице, дружок наркомана, про него тоже лучше не забывать. Хозяин даже тряпкой перестал махать, ждет, чем всё закончится.
И тут наркоман делает большой вдох и с резким звуком отрыжки начинят блевать на пол. Блюёт чёрным. Те, кто грызёт полынь, всегда блюют чёрным. Рвотной массы мало, он больше хрипит и отрыгивает, да, чёрная тягучая слюна тянется и тянется изо рта. И все это происходит в метре от стола Горохова. Геодезист морщится и смотрит на хозяина.
У того лицо перекосило от злости:
– Надя, неси швабру, эти уроды опять наблевали!
Хозяин выскакивает из-за прилавка, кидается к наркоману и наотмашь бьёт его по лицу. Тот валится на пол, а хозяин продолжает его бить кулаками и при каждом ударе приговаривает:
– Задрали, задрали, задрали вы уже, твари…
Наркоман уже не шевелится, только тут он останавливается и идёт к своему месту. Достаёт старенькую портативную «двадцать седьмую» рацию из-под прилавка. Начинает кого-то вызывать. Прибегает худая женщина со шваброй, начинает сыпать песок на рвоту, убирать её с пола старой шваброй. А в помещение влетает тот наркоман, что пытался заговорить с Гороховым на улице.
– Лёва, Лёва… Не надо. – Сипит он и быстро идёт к хозяину заведения.
– Уйди отсюда, иначе вместе с ним уедешь, – орёт хозяин и снова что-то говорит в рацию.
– Не надо, Лёва, я прошу, – ноет наркоман.
– Уйди, я сказал, – рычит Лёва.
Он отталкивает наркомана и выходит из-за прилавка, подходит к избитому, хватает его за шиворот и тащит волоком из помещения. На солнце, на жару.
Наркоман остановился посреди зала. Он едва не плачет.
– Эй, – окликнул его Горохов. – Он куда его… Он его приставу сдаёт что ли?
– Какому ещё приставу, – ноет наркоман. – Он его в санаторий сдаёт. Всё, конец Вадюхе.
– Санаторий? – Удивляется геодезист. – Что за санаторий?
– Пипец Вадюхе, – говорит наркоман и, не глядя на Горохова, уходит на улицу.
Всё успокоилось в заведении. Баба вытерла пол и ушла, старуха всё так же тихо сидела за столом с разложенной на нём дурью. Тот мужик, что спал у стены, так и не проснулся. Тихо было. Только и слышно, как бьются в стёкла оводы, как урчит кондиционер и на улице, на жаре, еле слышно бубнит наркоман и рычит в ответ Лёва-хозяин.
И Горохов, оглядевшись ещё раз, вдруг подумал, что зашёл сюда он не напрасно. Кажется, и вправду не зря он сюда забрёл. Он взял ложку и снова стал есть свою кашу из крахмала с жареным луком. А пока он ел, в шалмане стали появляться новые люди. Один хлеще другого. Наркоманы. Да ещё все изъедены проказой, а у одного ещё и разросшаяся на шее меланома. Но он словно не замечал её. Не замечал, что на шее у него смертельная опасность. Некоторые почти не могли шевелить пальцами, так они были скрючены. Шевелящиеся мертвецы, у которых нет шанса прожить и трёх месяцев. Но они всё равно цеплялись за жизнь и… Были опасны. У двоих Горохов разглядел оружие.
Кто-то из них ходил проверять сети с саранчой, кто-то рыскал по пустыне в поисках полыни. Видно, тут они и собирались, прятались от надвигающегося дневного зноя. Все человеческие отбросы с окрестностей, а может, и со всего города.
Естественно, те, кто мог ещё общаться, говорили о том, что Лёва сдал Вадюху в санаторий. Слово «санаторий» повторялось много раз и говорилось чуть не с придыханием. Больше всех повторяла это слово худая, лысеющая баба в армейских ботинках и с большим наростом на верхней губе. А ещё весь этот сброд всё время пялился на Горохова.
«Хорошо, что дробовик прямо под рукой лежит».
Но подойти и заговорить никто из них не решился. Нет, спать он тут точно не собирался, доел, допил и встал, начал собираться.
Лёва, хозяин заведения, особого радушия на прощание не проявил. Знал, что Горохов в его шалмане больше не появится. Чего стараться зря? Он только кивнул, когда тот подошёл к прилавку.
Но геодезист не ушёл сразу:
– Я тут человек новый, но вот услыхал, что эти, – он кивнул на публику, что собралась у двух столов, – говорят всё время о каком-то санатории…
Кисло-ленивое выражение лица Лёвы-хозяина изменилось на настороженное. Причём моментально. Он косился на Горохова и не отвечал.
– Мне просто интересно… – Продолжил геодезист.
Ни слова в ответ, Лёва так и стоял под своим хилым кондиционером с каменным лицом и потел. Даже тряпкой обмахиваться перестал.
– Ну, ладно, – сказал Горохов, – удачи.
Он повернулся, на ходу натягивая очки, пошёл к выходу из заведения. Хозяин ничего ему не сказал, а вот баба с наростом на губе крикнула:
– Ты заходи, мужик…
Он ей ничего не сказал, нельзя давать таким шанса прицепиться. Только взглянул на неё и вышел на улицу.
«Санаторий, санаторий… У публики определённого пошиба это слово вызывает яркие эмоции, и при этом чужакам эти эмоции они не готовы объяснять… Любопытно. Что это такое, тюрьма?»
А на улице уже сорок два, это только начало полудня.
Чёрт, а ему нужно поспать, дело, которое он запланировал на ночь, потребует внимания и концентрации.
А городок вымер. От солнца всё белое, даже через очки. Он пошёл на запад, чувствуя, как накаляются штаны на ляжках и носки ботинок. Он пересёк центральную улицу.
Встал в тени. Все двери заперты, на стенах везде шуршат кондиционеры. Куда идти? Денег у него совсем немного. Пошёл по улице на запад, там он ещё ни разу не был.
Да, тут он не был. Домишки совсем другие пошли. Это вам не серый, простой бетон окраин, тут кругом светоотражающая краска. Даже заборы ей выкрашены. И дома пошли двухэтажные, и жалюзи на окнах, и солнечных панелей по пять на каждом. Там даже в три часа дня не больше тридцати. А главное – он увидал распределительный коллектор водопровода. Значит, тут и канализация имеется с водопроводом. Душ – это очень, очень круто. И естественно, совсем другие магазины и рестораны. Горохов остановился у одного красивого подъезда. На вывеске была надпись «Ресторан Оазис», а под ней сразу маленькая приписка внизу. «У нас всегда двадцать пять».
Он даже думать не хотел о тамошних ценах, но двадцать пять градусов…
Геодезист повернулся и решил идти в «Столовую». Конечно, он не забыл то, что видел ночью через стекло, но он надеялся, что сейчас этого он не увидит. А тех денег, той мелочи, что у него осталось, ему хватит на чай, хлеб и воду, чтобы проспать под вентилятором до сумерек. Он наделся, что его не попросят уйти в самое пекло.
И тут, в дрожащем мареве дневной жары, он увидал, как по улице едет белоснежный квадроцикл. Один из тех, что покрыт крышей и застеклён непрозрачным, светопоглощающим стеклом. Машинка из тех, в которых стоят киловатные кондиционеры. Ехал он почти бесшумно, едва-едва различимо шипели электродвигатели. Горохов прижался к стене, хотя улица была широка. Он провожал взглядом дорогую машину и та, проехав метров пятьдесят от ресторана «Оазис», остановилась близко к подъезду одного красивого дома.
Дверь отворилась и из машины вышла женщина. Пыльник, шляпа, очки, но респиратора на ней не было. Лица он её не рассмотрел. Он вышла, и пока квадроцикл стоял за её спиной, открыла дверь ключом. Вошла, закрыла за собой, только после этого квадроцикл поехал дальше.
Мало ли женщин, что могут себе позволить жить в таких районах и таких домах. Но Горохов, кажется, знал эту женщину. Он немного видел тут женщин, но только одна из тех, что он тут видел, позволяла себе такую роскошь, как юбка. А ещё он, кажется, видел туфли, которые были на этой женщине.
Но сейчас он не собирался стоять тут и вспоминать эти туфли. Ему нужно было как можно скорее найти место, чтобы переждать жару и выспаться перед делом. И лучше места, чем «Столовая», он не знал.
Глава 13
Досада. Все хорошие места под кондиционерами и вентиляторами на этот раз в столовой были заняты, народу было много. Он сел у северной стены, там было прохладнее всего, солнце в неё не светило, бетон не так сильно накалялся. Заказал себе чай и попкорн. За те же деньги он в «Беляшах» пообедал. Пытался подремать, но из-за многолюдности и жары почти ничего не вышло. Так, закрывал глаза, загоняя себя в дремоту почти насильно, но отдохновения это не приносило.
Он даже чай старался не пить, но всё равно не проспал и часа.
Ещё и противная девочка Ёзге подходила каждые полчаса и настойчиво спрашивала, не нужно ли что ему. Видно, хозяйке столовой не нравилось, что клиент сидит часами и ничего не заказывает. Он отказывался, обещая взять что-нибудь попозже. Так и мучился несколько часов, но переждать жару и убить время у него получилось.
Как и обещал, перед уходом он заказал три литра холодной воды. Ёзге от такого заказа скривилась, наверное, подумала, что её провели. Но пошла за водой, не сказав ни слова. А Горохов подумал, что девочка весьма противная, теперь его не удивляло то, что у неё на левей скуле и щеке красовался уже желтеющий, немаленький синяк.
Пересчитав свою мелочь, он расплатился с ней, на этот раз не оставив ей чаевых. Слишком донимала. Оделся, проверил всё и вышел на жару.
Половина шестого, через два часа начнёт темнеть. Как раз он успевал туда, куда ему нужно, даже с запасом. В левом кармане пыльника у него лежал недоеденный попкорн, в правом – патроны к обрезу и граната. Тесак при нём, кольчуга на нём, фляга была полна воды. Если бы не левая, слабая рука на перевязи, можно было бы сказать, что он в порядке. Он натянул респиратор, маску и пошёл по большой улице на север.
Пройдя мимо дома Адылла, он продолжил путь на север, почти не встречая людей. А выйдя из города на пустынную, заметённую пылью дорогу, пошёл меж барханов к высокой, песчаной дюне. До неё километра три, по барханам час пути. Время у него было, он не торопился.
Солнце уже почти коснулось горизонта, полчаса и наступит ночь. Горохов встал с песка, стрельнул окурком, вытащил тесак и, выбрав самый развесистый куст колючки, за три удара срубил его под корень. Прижимая его башмаком к песку, обрубил лишние ветки. Вот теперь он был такой, какой ему нужно. Снова усевшись на песок, он взял флягу и залез в тайник. Первым делом патроны. Все четыре патрона он загнал в барабан револьвера. Четыре патрона в пятизарядном револьвере. Один слот в барабане выглядел сиротливо пустым, ему это не нравилось, словно пальца на руке не хватало.
Он любил это оружие. Оно очень точное, универсальное. Одинаково эффективное вблизи, а с оптикой и на средней дистанции. Оружие с мощным патроном и абсолютно безотказное. И отсутствие патронов к нему… Не столько тяготило, сколько просто без этих патронов он не чувствовал себя комфортно. Ну, ладно, ничего. Четыре патрона – это тоже немало.
Фонарик – это чудо. Сам с указательный палец величиной, но белый светодиод давал столько света, что его часто приходилось закрывать рукой, чтобы враг не видел, иначе он готов был осветить пустыню на десятки метров вокруг.
Обрез дробовика – бесполезное оружие на дистанции больше пятидесяти метров. Но вблизи… Вблизи ему нет равных, а работать сегодня придётся именно на короткой дистанции. Теперь граната. РГД-5, большое спасибо Адыллу. После револьверных патронов отсутствие гранат – это второе, что его могло бы беспокоить.
В общем, всё было в порядке. У него почти всегда всё было в порядке. Закрыв тайник во фляге, Горохов встал. Солнце уже наполовину село.
Света ещё хватало, он увидал, как по краю, самому низу его пыльника ползёт белый паук. Маленький совсем, такой ещё даже и укусить, наверное, не сможет, но он смахнул его на песок и двумя ударами обреза размазал. Убить такую тварь перед делом – к удаче.
Взяв обрез подмышку, а в руку взяв куст колючки, он двинулся к дюне.
Сколопендра вырастает до двух метров в длину. Сам он таких не видел, но верил тем, кто о таких рассказывал. А вот в полтора метра червяков с ногами он видал и не один раз. Но даже такая большая тварь может моментально зарыться в песок. Вот только что была – и нет её. Только рябь на песке осталась. И что ещё хуже, она не оставляет следов после себя. Ни одна её чёртова нога не оставляет следа на песке, потому что на конце у этой мерзкой твари есть жёсткая «борода» – куча длинных волос, которые заметают её след.
И теперь он шёл к дюне, даже уже начал подниматься на неё, а за собой тащил раскидистый куст колючки. И так же, как сколопендра он заметал за собой следы. Нет, замести глубокие человеческие следы в песке полностью, не получится. Но остальное доделает утренний ветер.
Он не полез на дюну с запада, он пошёл специально по длинному южному подъёму, впятеро удлиняя себе путь. Он шёл не по самой гряде, где идти было бы легче, он тяжело шёл по тёмному, восточному склону, утопая в песке едва не по колено, чтобы его не было видно в последних лучах заходящего солнца.
Горохов останавливался через каждые сто шагов. Приседал, отдыхал, прислушивался. Нет, ничего необычного не слышно. Только стрёкот саранчи и тявканье гекконов.
Если бы не недавнее ранение, он залез бы на эту двадцатиметровую дюну намного быстрее. Чуть отдохнув, он снова пошёл наверх по склону, таща за собой куст колючки.
А когда добрался до самого верха – удивился.
Дюны в степи бывают и по сто метров в высоту. Как правило, песок не может так лечь и лежать, он собирается вокруг каменных пород, вокруг утёсов или скальных гряд. А эта дюна выстроилась не вокруг утёса, она выстроилась вокруг старинного многоэтажного дома. Он видел такие дома. Раньше люди строили дома в пять этажей и даже выше. В старину, до пришлых, на земле было много еды, много воды. И людей было много, они многое умели. И строили пятиэтажные дома, в которых была мебель из дерева, делали разные электронные приборы непонятного назначения. Вот это и был как раз такой дом. Песок замёл его почти до крыши, но некоторые окна ещё не были засыпаны. В одно из них Горохов и залез, втащив за собой свой куст колючки.
Тут было тихо и, как ни странно, заметно прохладнее, чем снаружи, хотя никаких кондиционеров тут и быть не могло. Геодезист постоял – прислушался, включил фонарик. Нет, тут тоже, как и снаружи, кипела жизнь, просто тут не было шумной саранчи. Но в углу окна бился в паутине мотылёк, а по стенам шуршали и тявкали гекконы.
Он подошёл к окну, в которое влез и посмотрел из него. Луна уже появилась на небе, стало светлее, ему даже было видно дорогу, что вела в Губаху. Да, сомнений быть не могло. В него и в его бота, когда они искали мотоцикл, дарги стреляли отсюда.
Теперь ему нужно было найти лёжку снайпера, точное место, откуда они стреляли.
Горохов включил фонарик, положил обрез на перевязь и аккуратно пошёл из комнаты вглубь дома.
Он был уверен, что даргов тут нет. Они никогда не будут ночевать вне стойбища, если оно рядом. Пристав говорил, что стойбища кочевников находятся на востоке от города, в десяти километрах, в двух шагах от дюны. Значит, скорее всего, на ночь они возвращались домой. Отец Горохова говорил, что для бешеной собаки и десять вёрст не крюк. Отец читал старые книги, когда имел такую возможность, и много знал старых присказок и поговорок, которые были совсем непонятны его сыновьям. Они и слов-то таких, как «собака» и «верста» не знали, но понимали смысл сказанного.
Как-то при облаве на одно большое и сильно докучавшее всем племя, одну беременную бабу даргов поймали лишь в пятидесяти километрах от стойбища. За день эта зараза смогла пробежать пятьдесят километров по пустыне, её нашли только к вечеру благодаря дрону.
Тем не менее, ему нужно было соблюдать максимальную осторожность. Тем более что тут была одна сложность. Дарги – существа, выросшие в пустыне, и они, как никто другой, могли читать следы, а тут почти весь пол был заметён песком, и сделать шаг, не оставив следа, было очень сложно. Ему приходилось искать углы, свободные от песка, куски бетона или ещё что-нибудь, чтобы сделать пару шагов.
И так как он был осторожен и внимателен, он был вознаграждён. У сломанной железобетонной лестницы, где был пролом в стене, выходивший на западный склон дюны, он нашёл их следы. Ветром в пролом надуло песка, тут невозможно было не оставить следов. Он присел на корточки на куске железобетона и стал фонариком светить на песок.
Отпечатки босых ног ещё не замело вечерним ветром. Они относительно свежие. Оставившие их были беспечны, уверены в безопасности, иначе шли бы след в след. Нет, они ходили спокойно, оставляя контуры длинных тонких ступней. Это были дарги, их было двое, и они были молоды. Горохов пошёл по следу, светя фонариком и стараясь не оставлять отпечатков своих ботинок. Так он дошёл до одной комнаты. Даже не будь на лестнице следов, он узнал бы, что лёжка у них тут. Дикари есть дикари, где едят – там и гадят. Здесь они проводили многие часы у окна, и в этой комнате стоял запах фекалий.
Он нашёл место, откуда отлично было видно дорогу, тут же было оборудовано место для стрельбы. Да, они придут сюда, тут у них даже вода, в бурдюке из кожи сколопендры осталась. Они мало пьют, но предпочитают всегда быть с водой. А ещё плошка с жиром саранчи, они им смазывают свои волосы.
Горохов ещё раз с фонариком осмотрел помещение. Ему всё нравилось. Они пройдут по коридору, что ведёт от западного пролома в стене, тут он их встретит. А если их будет много, трое, четверо – он сможет уйти через окно. Да, всё ему тут нравилось.
Девяносто процентов работы было сделано, оставалось только ждать. Они придут ещё до рассвета. Если, конечно, за ночь не сменят стоянку и не откочуют севернее.
Геодезист нашёл себе удобный кусок бетона у стены. Что-то типа стула без ножек. Уселся, положил на колени обрез. Сжимал и разжимал пальцы на левой руке. Нужно было приводить руку в рабочее состояние, а то мало ли, что может приключиться в этих славных местах. Вот теперь хорошо было бы не заснуть. Чёртова Ёзге не дала подремать в столовой сегодня.
Горохов покосился на окно. Небо стало светлее, или ему просто казалось. Уже четыре. До рассвета всего ничего. Если они и придут, то это случится уже скоро. Время от времени он бесшумно лез в левый карман и доставал оттуда пару шариков солёного и жирного попкорна, закидывал его в рот. И снова садился неподвижно, так неподвижно, что бестолковые гекконы со стен перелезали на его плечо.
Он услышал их, когда они вылезали из прохода. Один из них зацепил бетон чем-то металлическим, тяжёлым. Звук был очень тихий, но в почти полной тишине этого было достаточно. Затем послышались голоса.
Гр-хр-гыр…
Ему всегда казалось, что они говорят именно так, ну, конечно, это только казалось…
Горохов встал, расправил плечи, подошёл к проходу и присел на корточки. Стараясь не щелкнуть, медленно взвёл курки на обрезе. Взвёл оба. В обоих стволах по патрону картечи. Здесь, в комнатах, в узких коридорах и на лестницах даже прицеливаться не нужно. Хорошо, если их двое.
Они приближались. Он слышал, как они тихо переговаривались, ненавистные для него гортанные звуки становились всё ближе. Они даже… смеялись? Да, смеялись, шли охотиться на людей, что поедут по дороге, и им, кажется, было весело. А что, стрелять в людей весело.
Горохов взял фонарик в зубы, а стволы обреза положил себе на левую руку. Они были уже совсем рядом, слышно было, как у них под ногами мелкие камни скребут бетонный пол. Уже тут, в коридоре…
Можно было уже отсчитывать до трёх, а затем начинать стрелять…
И тут они… замерли. Встали! Исчезли, словно их не было. Ни звука. Ни единого звука! Они знают, что он тут! Эти твари знают, что он их ждёт!
Дьявол. Он где-то оставил след. Нет же, он не мог, он смотрел, куда наступает. Он не наступил ни на одну кучку песка, не потревожил ни одной складки пыли, ничего не задел плечом. Каждый свой шаг выверял. Как они узнали?
Значит, эти хитрые твари где-то оставили вешку-маячок. Знак, который он в темноте не заметил. Не заметил и тронул его. Видно, он наступил на один из камней, которые были ими выбраны для маяка. Да, он сдвинул какой-то камень, на котором останавливался, чтобы не оставить следа на песке.
Вот теперь из-за какой-то его ошибки, из-за недосмотра всё менялось. Теперь работа не была выполнена на девяносто процентов.
Теперь, как говорится, пятьдесят на пятьдесят.
А если взглянуть трезво, то тридцать три на шестьдесят шесть, ведь дикарей двое.
На улице уже небо становится красным. Скоро солнце, заглянет к нему в окно, а он дело ещё не закончил.
Они не ушли, стоят за стеной в коридоре. До них метров пять-шесть. Он знает, что они там, и они догадываются, что он тут. Стоят, направив оружие на проём и ждут, пока он покажется. Эти уроды очень терпеливы, очень. Надо будет, так они и час так простоят, и два. Они так охотятся на дроф. Сядут и сидят часами в местах её кормёжки у зарослей колючки, кактуса или лука. Даже на солнце могут сидеть. Сидят в одной позе, не шевелясь. Дрофа – птица осторожная, очень быстрая, но тупая. Она не видит того, что не шевелится, поэтому они всегда побеждают птицу.
Но тут другой случай. Он не дрофа. Он и сам может поохотиться.
Стоять тут, кто кого перестоит, он не собирался. Он вытащил левую руку из перевязи. Правой держал обрез. Пару раз, сжав и разжав кулак левой руки, взял фонарь и спрятал его в карман. Тут же, этой слабой левой рукой полез в правый карман пыльника. РГД-5 как раз то, что нужно. Он аккуратно достал гранату. Нужно всё делать бесшумно. Бесшумно. Горохов поднёс гранту ко рту, схватил пластиковую чеку зубами и медленно потянул. Когда чека выходит из запала, она тихо щелкает. Нет, щелчка допустить нельзя, дикари услышат, могут просто сбежать. Да, когда они побегут, он попытается вылезти в коридор и стрелять им в след, но это уже будет риск и провал дела.
Чека почти не щёлкнула, вот теперь нужно было действовать быстро. Стараясь не выпустить прижимной скобы слабой левой рукой, он взял обрез подмышку, а гранату в правую руку. Сразу, не растягивая удовольствия, отпустил скобу и через секунду кинул гранату в коридор, в стену, чтобы, отскочив, она полета по коридору дальше.
Резкий хлопок. Звон в ушах сразу переходит в противный зум. Кроме этого звука больше ничего не слышно. Песок и пыль летят по коридору. Шаг в коридор, там чернота вперемешку с тротиловым дымом и пылью, не видно абсолютно ничего. Горохов присаживается на колено, приваливается к стене. В этом нет необходимости, просто привычка уменьшать свою зону поражения. Стреляет из одного ствола, потом из другого. Стреляет так, чтобы картечь летела на высоте колена, разлетаясь веером, перекрывая всё пространство коридора. Чтобы любого, кто упал после взрыва, ещё и картечью посекло бы. Картечь щёлкает в стены, рикошетит, поднимает ещё больше пыли.
А он встаёт, меняет позицию. Если кто-то будет стрелять в ответ, через дым и пыль, он сможет стрелять только на вспышки выстрелов, лучше уйти с того места откуда стрелял. На ходу меняет патроны в обрезе. Одной рукой это делать непросто. Он присаживается у другой стены. Взводит курки. На секунду замирает.
Один есть. Он его не видит, но слышит, как тот тяжело кряхтит совсем рядом. Метра три до него. Ну, четыре. Он лежит на полу у самой стены. Теперь геодезист стреляет почти наверняка. Он даже, кажется, слышит тот звук, с которым картечь бьёт в тело. Попадание, дарг заорал, ор его тут же перешёл в хрип. Один минус, если он ещё и жив… После порции картечи вряд ли он что-то сможет сделать. Ну, разве что быстро истечь кровью.
Вот теперь пятьдесят процентов есть.
Но у него нет времени ждать. В такой ситуации нужно быстро кончать дело, нельзя дать противнику оклематься, осмотреться, понять, что происходит и приготовиться к дальнейшей борьбе.
Горохов левой «плохой» рукой лезет в карман, достаёт фонарик.
Поморщившись от лёгкой боли в локте, поднимает его над головой и включает. Пыль и песок оседают. Так и есть, один лежит у самой стены. Кажется, с ним всё.
А второй… Чёрная полоса тянется по пыли и песку, он уползает. Не теряя ни секунды, геодезист встаёт и почти бежит по следу, который тянется в соседнюю комнату, он рядом. Горохов сразу светит в комнату фонариком. Фонарик очень мощный. Свет белый, нестерпимый. Он ослепит любого, кто на этот свет взглянет из темноты. Сам заходит туда. Он видит дарга, тот уползает под обломок большой железобетонной плиты, как раненое животное в свою нору.
Фонарик в зубы. Геодезист не стреляет, он кладёт обрез рядом, сам хватает дарга за тонкую лодыжку, сильным рывком выдёргивает его из-под плиты. Теперь он не стреляет, не берёт обрез. Патроны в здешних местах дороги. Он выхватывает тесак, шестьдесят сантиметров крепкой стали. Взмах – удар, взмах – удар. Ему на лицо попадают капли, но он бьёт ещё раз. Всё. Вот теперь всё. Он выключает фонарь и берёт в руки обрез. Солнце ещё не осветило небо на востоке. Но в комнате уже можно что-то разглядеть. Горохов вытирает тесак о складку песка у окна, что намёл ветер.
Тихо. Кажется, мелкие камешки ещё падают с потолка в коридоре после взрыва гранаты. Больше ничего, даже гекконы ещё молчат.
Он загоняет патрон в ствол, но пустую гильзу не выбрасывает, прячет в карман. Нужно будет и те, что бросил в коридоре, найти.
Глава 14
Геодезист ещё постоял минуту, послушал. Посмотрел в окно, как из-за горизонта на западе выползает красное солнце. Нет, волноваться причин не было, всё было тихо.
Только после этого он включил фонарик. Теперь он решил осмотреть тех, с кем воевал, и найти то, зачем он сюда пришёл.
У даргов лапа широкая, уродливая, растоптанная. Она такая, чтобы им было по песку легче ходить. А у этих двоих ступни ещё узкие. Мужчины-дарги в тринадцать-четырнадцать лет должны пройти инициализацию – обряд, превращающий подростков в воинов. Обряд абсолютно незамысловатый. Просто нужно убить человека и принести подтверждение. А пока не подтвердят убийства, они считаются «безбородыми». Им нельзя жениться, они не имеют права голоса и не участвуют в разделе добычи. Вот таких вот «безбородых» он и прикончил. Скорее всего, спас кому-то жизнь. Но это всё лирика. Горохов включил фонарь и осмотрел труп того, которого он зарубил.
Дарги всегда ходят голые. Но у любого из них есть верёвка на бёдрах, а на ней сумка из лёгкой кожи. Она, как правило, на заднице болтается. Вот в такой сумке у зарубленного им дарга он и нашёл четыре огромных патрона. Двенадцать миллиметров. У них стальная, покрытая медью пуля и стальная, лакированная гильза. Любой такой патрон цены немалой. А уж сама винтовка… Он не забыл поднять гильзы от обреза, что бросил в коридоре. И сразу нашёл её.
Вот она… Удача! СВДВ-12 валялась у стены, засыпанная пылью и грязью. Эти уроды носили её без кожуха. Ну, что с них возьмёшь – дикари.
Тяжёлая, с мощным затвором, с роскошной оптикой. Он рассматривал её с фонариком. Кажется, её не повредили. Горохов прошёл в комнату к окну, вытащил затвор, развернул её к встающему солнцу и заглянул в ствол. Ствол был в идеальном состоянии, на затворе ни царапины. Как говорится, новьё. Откуда она у людоедов? Вопрос с деньгами на ближайшее время был решён.
Но не всё было так радостно. Он полез посмотреть оптику. Ещё не рассвело до конца и ему показалось, что на линзе грязь. Хотел сковырнуть её ногтем… Это был скол. И скол несвежий. Тупые твари, угробили оптику. Впрочем, может, из-за этого скола он сейчас жив.
Это его огорчило. Оптика – это треть стоимости такой винтовки. Но даже так десять или девять рублей он за неё собирался выручить.
Горохов подошёл к окну и выглянул из него. Вокруг не было ни души, а солнце уже начинало карабкаться на небо. Он вылез из окна, спрыгнул на песок и, положив винтовку на плечо, а обрез подмышку стал спускаться с дюны к дороге, но теперь уже не волнуясь об оставляемых им следах на песке.
Лавка Коли-оружейника открывалась в шесть. Горохову ещё пришлось посидеть в тени, подождать, пока откроется. Но ничего, утром сидеть в тени – это почти удовольствие. Винтовку, чтобы она не бросалась в глаза местным, которых в эти часы на улице хватало, он завернул в пыльник. А сам он, сидя на куске бетона, закидывал в рот последние кругляши попкорна.
Оружейник поздоровался с ним и отпер дверь:
– Вы по делу?
– Да, принёс товар.
Горохов встал, взял винтовку. Они прошли в лавку, и там он развернул пыльник и положил оружие на прилавок перед оружейником.
Геодезист сразу понял, что хитрый мужик будет ломать цену. Оружейник достал из старенького футляра очки. Надел их, стал рассматривать винтовку, не касаясь её. И лицо его при этом было не столько кислое, сколько незаинтересованное. В итоге он сказал:
– Вещь хорошая…
«Сейчас он скажет, что в этих краях такое оружие не пользуется спросом».
– Но я продаю оружие для старателей, сами понимаете, они таким не пользуются. Это армейское оружие, а ребятам, что уходят в пустыню охотиться на дроф или идут в Пермь за хабаром, такое ни к чему. Им нужны дробовики и карабины. На худой конец стандартные армейские многозарядки, а это… Тут один выстрел стоит четверть рубля. Мужики такое никогда не купят.
– То есть не возьмёте? – Спрашивает геодезист.
– Ну, я могу взять… – Коля не отрывал взгляд от оружия, но всё ещё не трогал его.
«Пять рублей предложит».
– Но хорошей цены я вам за него не дам.
– Не дадите?
– Я не смогу его сбыть.
– Ну, а сколько дадите? – Горохов видел мужичка насквозь.
Он достал из кармана четыре патрона к винтовке и поставил их один за другим на прилавок.
– Ну, три рубля… Три рубля дам, но это вместе с патронами. – Коля так скептически морщился, что Горохову стало неловко, словно он его пытается обмануть.
Это при том, что такая винтовка стоила рублей двадцать, не меньше. И без боеприпасов. А тут…
– То есть три рубля дадите? – Переспросил геодезист задумчиво.
– Ну, да, три рубля дам… А где вы её взяли?
Первый раз за этот разговор Коля-оружейник поднял на него глаза и внимательно смотрел поверх очков.
– Нашёл в пустыне. – Недолго думая, ответил Горохов.
– А, ну да, ну да. Конечно… Там таких много валяется. – Согласился хитрый торгаш. – Так что, по рукам?
– Давайте подождём до вечера. – Предложил геодезист. – Я рассчитывал на большую сумму, мне нужно свыкнуться с мыслью, что мне не так сильно повезло, как я думал поначалу.
– Ну, право ваше, до вечера жду, цену держу. – Сказал оружейник. – Кстати, к приставу её лучше не носите, он бесплатно заберёт. Для проверки…
Горохов понимающе кивнул, забрал оружие и вышел на улицу. Остановился и закурил у входа в лавку.
«До вечера жду, цену держу, а завтра что, ещё меньше предложишь?»
Ему казалась странной одна вещь – оружейник согласился купить оружие, даже не заглянув в ствол. А может, он весь сточен от выстрелов, может, там винта уже не осталось, и затвор даже не посмотрел, спусковой механизм не проверил, в оптику не заглянул. Что это за оружейник такой?
Он решил пойти в банк. Да, к той ушлой дамочке. Может, она что интересное предложит. Если она скупает всё, то и винтовку купит. Почему нет? Хотя это маловероятно.
Банк был закрыт. Наверное, они могли себе позволить работать с девяти, а не как все остальные в городе. Ну, при их-то кондиционерах и кулерах.
Сидеть и ждать открытия? Идти в «Столовую»? Таскаться по городу с таким оружием, привлекая внимание? Нет. Единственное место, куда он мог пойти – это был дом Валеры-генетика. Туда он и отправился.
Валера на этот раз был дома и сам открыл ему дверь. Кажется, он был ему не очень рад.
– Я-я… Сейчас немножко занят… У ме-ме-ме…
– Да, знаю я. У вас пациенты, – Горохов вошёл в дом, не заботясь о том, что его не приглашают. – Я их видел, еду им приносил.
Геодезист на попытки Валеры ещё что-то сказать внимания не обратил, он, улыбаясь, протянул генетику руку для рукопожатия, как старому приятелю. Тот пожал её осторожно, даже вяло, видно было, что нечасто он выполнял этот ритуал.
Его глаза умудрялись смотреть в разные стороны, причём и фокусировались, и вращались независимо друг от друга, как у больших и медленных гекконов, что живут в зарослях кактусов. Вот и сейчас Валера умудрялся смотреть Горохову в глаза и на чужую руку, которую трогал, одновременно.
Да, он был не слишком социализированный человек. Впрочем, с его внешностью это не было удивительным.
– Извините, что без приглашения, но у меня два вопроса, – геодезист огляделся.
В доме у генетика были всё те же трое старателей. Один до сих пор плавал в грязной ванне. Тот, у которого была поранена рука, спал, а руку, замотанную грязной тряпкой, он прижимал к груди. Видок у него был так себе. Нездоровый.
Бодрствовал только тот, кто был хмур и насторожен. Он кивнул геодезисту, когда тот поднял руку в знак приветствия.
– Валера, я по поводу долга, – сказал Горохов и показал генетику винтовку, – вот, нашёл в пустыне, я вам должен два рубля за лечение, отдам вам винтовку, а вы мне дадите сдачи три рубля, как вам такое предложение? Ещё четыре патрона к ней прилагаются. Пойдут бесплатно. Винтовка новая, только скол на оптике, всё остальное в идеальном состоянии.
Валера смотрел на него и не находил, что ответить. Но весь его вид так и вопрошал: «Ты, что мужик, больной? Где я и где снайперская стрельба?»
– Понял, ладно, сам найду покупателя. – Сказал Горохов, оставляя винтовку к стене. – Тогда вопрос второй. – Он вытащил руку из перевязи и показал Валере пальцы. – Слушайте, Валера, они что-то совсем не шевелятся, а мне уже через неделю на буровую выходить, я, конечно, мастером туда иду, но хотелось бы, что бы рука работала нормально.
Тут генетик понял, что это шанс избавиться от нежданного гостя.
– Да, да, да… – Он кинулся к своему верстаку и сразу вытащил из кучи всякой всячины, что там валялась, шприц. – Я… Я сейчас сделаю вам укол. У вас не-не-не… медленно восстановятся нервы в руке. Я всё сейчас сделаю… Это ничего… ничего страшного. Просто стим-стиму-у…
– Валера, – сказал Горохов, с некоторой насторожённостью глядя на откровенно пыльный и даже заляпанный шприц, – а у вас не найдётся чистой иглы?
– Иглы? – Валера остановился. – Я-я найду новую иглу.
– А шприц?
– П-помою, продезинфицирую….
Он стал суетиться, а Горохов присел на край стола, огляделся:
– А у ребят как дела?
– У ребят? – Валера суетливо мыл шприц какой-то едкой дрянью. – А у ре-ре-ре-е… У них всё будет хо-хо… нормально.
Горохов ещё раз оглядел раненых. Вид у них был не выздоравливающий. Тот, что плавал в ванне, так вообще был жёлтого цвета. Труп трупом. А тот, у которого была ранена рука, судя по всему, кажется, не спал, а валялся в горячке. Не поставь Валера его самого за три дня на ноги после страшной сквозной раны, так он никогда бы не поверил, что у этих мужиков всё хорошо. Ну, ладно, видимо, все нормально. Просто Горохову очень не хотелось, что бы… с этими бедолагами случилась ещё что-то помимо того, что они уже получили.
Наконец, шприц был чист, иглу Валера взял из пачки новую. Ну, хоть ампула была запаяна.
– Валера, а что это такое? – Горохов кивну на лекарство.
– Да-да-да-а… ничего необычного, просто индуктор интерферонов, о-очень мощный. Он сразу ускорит регенерацию не-не-нер…
– Нервов, – догадался геодезист.
– Да, – кивнул Валера и подошёл к нему со шприцом. – Рукав закатайте…
– Мощный индуктор интерферонов? – Спросил Горохов, не торопясь закатывать рука. – И насколько он мощный?
Он смотрел на генетика, ожидая пояснений.
– Вы не-не-не… Вам не нужно беспокоиться. Это небольшая доза она не… Бесконтрольного деления клеток это не вызовет. Никакой онкологии, не волнуйтесь…
– Вы уверены? – Горохов всё ещё не торопился закатывать рукав рубахи.
– Да, аб-аб… Уверен. Это контролируемая доза. Я проверял мно… Десятки раз.
Геодезист снял пыльник, бросил его на стол, снял рубаху и кольчугу. Подставил под укол плечо. Валера без обработки поверхности сразу загнал ему толстую иглу в трицепс, и он почувствовал, как что-то горячее разливается в руке.
– Валера, я надеюсь, что мне не придётся лечиться после вашего лечения. – Сказал геодезист, надевая кольчугу.
– Вам не стоит об этом беспокоиться, – заверил его генетик небрежного кидая шприц на свой захламлённый верстак. – У вас оч-очень хороший иммунитет. На редкость… Но, прошу вас учесть, что эт-эт лекарство очень до… до-о…
– Дорогое?
– Да. – Генетик кивал.
– И на сколько же увеличился мой долг?
– Ну, на… на… Пол рубля для вас не будут слишком большой суммой?
– Ещё пол рубля? – Горохов даже расстроился.
– Просто это вещество очень ценное, мне не просто его де-дел… Синтезировать.
– Ну, ладно. – Горохов уже был одет. – Значит, я буду вам должен два с половиной рубля.
Но он не торопился уходить, хотя генетик стоял с ним рядом, переминаясь с ноги на ногу, едва не подталкивая его к двери.
У Горохова был ещё один вопрос. Он, глядя на ладонь своей левой руки, сжимал и разжимал пальцы.
– Валера, а вы куда-то, кажется, уезжали?
Генетик замер, перестал топтаться. Открыл рот и что-то просипел. Конечно, это было не дело Горохова. Он просто спросил, не ожидая такой реакции. А может, и ожидая…
Геодезист сразу понял, что этот вопрос застал Валеру врасплох. Ну, а с другой стороны, врач бросил свих пациентов в плохом состоянии без воды, без еды, без наблюдения, сам куда-то исчез на сутки. Не удивительное ли дело?
– Слышь, мужик, – вдруг заговорил тот из старателей, что был в сознании, – без обид, но ты отнимаешь время, дай лепиле нами позаниматься. Он тебе, вроде, всё сделал… Может, ты пойдёшь, а?
Горохов даже головы к нему не повернул, он продолжал смотреть на генетика. Реакция генетика его сильно заинтересовала.
А генетик, вроде, сообразил, что слишком тянет с ответом и сказал Горохову без намёка на заикание:
– У меня были дела.
Горохов ещё в первый раз заметил, что, когда генетик начинает волноваться, он мало заикается.
– Наверное, у пациентов были? – Предположил геодезист.
– Я был у пациентов. – Сказал без запинки Валера.
– Наверное, пациенты были за городом, – продолжал Горохов, – просто вас не было долго. Я ребятам воду и еду покупал, у них воды не было.
– Да, пациенты были за городом, моя помощь была им нужна неотлагательно.
– Ну, понятно, – произнёс Горохов тоном человека, для которого вопрос стал полостью ясен. – Спасибо вам, Валера, пойду искать деньги.
Валера чуть не прыгал от радости, провожая его к двери.
А он закинул винтовку на плечо и вышел из прохладного дома на слепящее солнце.
Делать ему было нечего, денег почти не было. Но идти к оружейнику продавать винтовку за три рубля ему не хотелось. Он решил подождать открытия банка и пошёл к нему. Ему пришлось бы ждать открытия на улице – ничего, не растает. За то у него будет время подумать и о Коле-оружейнике, который покупает оружие, даже не осмотрев его, и о Валере-генетике, который чуть не в ступор впадает от простого вопроса, и об этом милом городке Губахе.
Глава 15
Банк в девять не открылся. Даже в тени, с водой, сидеть на улице долго было непросто. Время шло к десяти, он уже собирался идти к оружейнику, как появилась эта девица. Стала отпирать тяжёлую дверь из листа «десятки». Неужели она работала в этом банке одна? Горохов встал, взял винтовку и пошёл к двери.
Её почти не удивило появление Горохова. Она, как ни странно, не стала просить его ставить всё оружие в тамбуре. Сразу запустила в зал. Наконец-то. Кондиционер, вода из кулера.
Она была из тех женщин, от которых, всё-таки, нужно держаться подальше. Из тех, что любят деньги больше всего остального. Геодезист уже ругал себя за то время, что проторчал, ожидая открытия банка, но Людмила, лишь взглянув на винтовку, даже не прикоснувшись к ней, спросила:
– Вы ведь же были у Коли-оружейника?
– Да.
– Думаете, я больше дам, или у вас ещё есть какие причины?
– Причины? – Не сразу понял Горохов. – Какие причины?
– Ну, например лишний раз увидеть меня. – Абсолютно серьёзно сказала красавица.
– Да, нет… Нет, – стал отпираться Горохов и понял, что это звучит по-идиотски. – Я не для того. В смысле, тут по делу…
– Сколько вам предложил оружейник? – Сухо спросила она.
– Три рубля. – Честно сказал Горохов. – Но винтовка отличная, состояние идеальное, её цена в три раза выше, чем даёт оружейник, вот только…
– Что только?
– Оптика немного поцарапана.
– О, а вы ещё тот бизнесмен. – Сказала Людмила.
– Я всегда говорю правду.
– Сбиваете цену? – Красавица первый раз за утро улыбнулась.
– Да нет, говорю, чтобы потом не было претензий, не люблю недомолвки и неясности. А оптику можно поменять… Берите, вы не прогадаете, если купите.
– Дам три пятьдесят, – подвела итог Людмила. – Занесите эту тяжесть мне за стойку. А то я ногти ещё об это железо сломаю.
Горохов подумал, что она даёт эти деньги за оружие без патронов, про которые он не упоминал. Патроны тут дороги, и они остаются ему, а это тоже деньги.
Она открыла ему проход, и он оказался там, где никогда ещё не бывал. Пока он укладывал винтовку к стене, Людмила отсчитала ему деньги, брала она их прямо из кассы.
«Ну и кто она: хозяйка или воровка? Может, потом доложит свои?»
И главное – не боится его. Пустила за стойку, открыла при нём кассу. И это при том, что она совсем не кажется тупой. Доверяет? Демонстрирует доверие?
Горохов взял деньги из её красивой руки с ярким маникюром на тонких пальцах.
– Если ещё что-то найдёте, всё несите мне. – Произнесла Людмила. – Обо всём договоримся.
«А, устанавливает партнёрские отношения, у неё, кажется, далеко идущие планы».
– Обязательно, – сказал Геодезист и, как бы ему ни хотелось уходить из банка и возвращаться на жару, покинул помещение.
Деньги. Теперь, конечно, ему будет полегче. Три с половиной рубля. Этого было очень мало. Мастер за восстановление мотоцикла просил два, генетику должен два с половиной. Вот тебе и все три с половиной рубля. Короче, Валере придётся подождать. А вот транспорт ему может понадобиться в любой момент. Горохов постоял, посмотрел на часы, на вмонтированный в них термометр и поспешил в мастерскую, пока пекло не началось.
Этот мастер всё ещё не хотел заниматься его мотоциклом, но геодезист настаивал, напоминал тому, что тот обещал, и в итоге просто сказал, что зайдёт к нему завтра.
В «Столовой» почти никого не было. Он разделся, уселся под кондиционером, заказал себе еды. Очень много еды и холодной воды. В руке он чувствовал изменения, что-то в ней происходило. От кондиционера шла и шла прохлада, практически рай. Ёзге уже носила ему еду, когда он не удержался и заснул, сидя за столом. В этой расслабляющей прохладе просто сел и опустил голову на грудь. Геодезист очень мало спал последнее время, а перед этим ещё и перенёс серьёзные ранения. А тут он чувствовал себя в безопасности, чему удивляться?
Что-то твёрдое уперлось ему в висок, кто-то нагло плюхнулся рядом на лавку слева, а ещё кто-то бесцеремонно вытащил его револьвер из кобуры. Горохов проснулся. По правую руку от него, совсем близко, сидел неприятный тип, сидел и рассматривал его револьвер. Слева такой же неприятный тип стоял, приставив карабин к его голове, Горохову пришлось даже склонить голову на правое плечо. Перед ним за его столом сидел третий тип. По манере сидеть и веси себя сразу было видно, что он тут главный. Проницательные карие глаза чуть навыкат, горбатый нос, чёрная больше борода. Бородатый держал в руках обрез Горохова. «Сломал» его, достал из стволов патроны, поставил их на стол рядом с тарелками. А за ним стоял четвёртый тип. Руки в боки, на плече дробовик висит. У них у всех были окладистые чёрные бороды. Наверное, по степи эти пареньки не болтались. Как такую бороду под маску засунуть? Да никак. С ума сойдёшь от раздражения и прыщей. Даже от щетины всё чешется. На проказу и намёка на сытых мордах нет, все упитанные, крепкие, не такие, как эти высохшие от жары бродяги-старатели. Да, это не старатели, на военных тоже мало они походили. Видно, люди не были измучены ни жарой, ни пылью, респираторы они, судя по всему, надевали нечасто.
– Выспался? – Спросил главный.
– Да не очень, – ответил Горохов.
– Не спал ночь? Что делал? Бухал?
Геодезист сразу понял, что лучше ничего не сочинять, не просто так пришли эти люди. Неспроста будут задавать вопросы.
– Да нет, по степи бродил…
– Ну и как там? Встретил кого?
– Ну, а кого там встретишь: либо старателей, либо даргов.
– А что ты в степь-то попёрся ночью? Чего не спал?
– Думал дрофу подстрелить. Деньги нужны. – Спокойно отвечал Горохов.
– Ну, и подстрелил дрофу?
– Нет. – Горохов покачал головой.
– Значит, ты охотник?
– Я геодезист и инженер-буровик. – Он полез в карман пыльника.
Тот, что стоял слева на всякий случай упёр ему ствол карабина в шею, чтобы у Горохова не было интереса ко всяким глупостям.
Горохов это понял и достал из кармана удостоверение личности. Протянул его главному. Тот прочитал все, что было там написано с одной и с другой стороны. Но удостоверения после этого не вернул, сидел и постукивал им по столу. Кажется, он не верил ни Горохову, ни удостоверению:
– А с чего бы вододобытчику из Березников по ночам в степи таскаться, на дроф охотиться? Инженеры, вроде, люди зажиточные. У инженеров, вроде, всегда деньги есть.
– И у меня были, – сказал геодезист, – но, когда я сюда подъезжал, меня дарги ранили, а раннего, пока в беспамятстве был, меня обокрали.
– Кто же тебя обокрал?
– Адылл и его баба.
Про кольчугу он решил не упоминать. Это лишнее.
– Адылл, значит, обокрал?
Горохов уже был уверен, что этот тип будет проверять каждое его слово. Он кивнул головой:
– Да. Пока к доктору вели, пока там раздевали, деньги и вытащили. Я уже вернул всё, что смог.
– Ну, а зачем ты к нам пожаловал?
Геодезист опять полез в пыльник и достал оттуда свёрнутый контракт:
– Компания по вододобыче «Буровые Савинова» дала объявление в нашей газете, что ищет инженера. Я был без работы, вот… Приехал.
Он протянул контракт бородатому. Тот неспеша взял листки, развернул их, принялся читать. А Горохов увидал Ёзге, что стояла в пяти шагах от их стола и с интересом наблюдала за происходящим.
Прочитав главное, бородатый отложил бумаги. Он ещё раз внимательно поглядел на Горохова и произнёс:
– Ты пойми меня правильно, просто приехал человек к нам в город, человек непонятный, начал тут у нас порядок наводить. То одно, то другое… Интересуется всем… Лезет во всё… Хочется ведь знать, кто он и что ему нужно. Правильно?
– Абсолютно правильно, – согласился Горохов. – Только я никуда не лезу, ни во что нос не сую. – Он правой рукой постучал себя по левому локтю. – Как рука заживёт, так я на буровую уйду, вы меня тут и видеть не будете. Всё, что я хотел узнать, так это где можно бота купить. Мне сказали, что у Ахмеда.
– Бота купить? У Ахмеда? И кто это тебе сказал? – Насторожился бородатый.
– Николай, у которого оружейная лавка в центре. – Сразу ответил геодезист. – Я увидал бота, что улицу убирал, говорю, что чудо техники, а этот Николай ответил, что можно даже купить такого или, например, бабу-бота. Я спросил, у кого можно цены узнать. А он говорит, что у Ахмеда.
– Значит, тебе про Ахмеда сказал Николай-оружейник? – Как-то странно переспросил бородатый.
– Ну, кажется, так его зовут, мы как раз на пороге оружейной лавки разговаривали, – ответил геодезист.
Этот тип с карими глазами и дарговской бородой стал кривиться, сидел и неотрывно глядел на него, словно выглядеть хотел враньё в лице геодезиста. Горохов понял, что прелюдия окончена, тема с ботами этому типу не понравилась, она закрыта, теперь начнётся главный разговор. Он не ошибся.
– А чего ты вынюхивал в «Беляшах»? – Спросил бородатый, наконец, когда дальше разглядывать Горохова было уже глупо.
– В «Беляшах»? – Геодезист наморщил лоб. – Это в том поганом шалмане, что на восток от центральной площади?
Бородатый не счёл нужным ему отвечать, он ждал ответа, и тогда Горохов продолжил:
– Да ничего, денег было всего семнадцать копеек, а переждать жару нужно где-то было. Вот и пошёл в эту помойку.
– Жару, значит, переждать?
Бородатый продолжал смотреть на него, явно ему не верил, он чуть приблизился к геодезисту и негромко спросил:
– А зачем про санаторий спрашивал?
– Про санаторий? – Горохов не понимал о чём идёт речь. – Про какой санаторий?
Он поглядел на всех этих бородатых мужиков, что были тут и смотрели на него. Все молчат, лица такие, что ничего хорошего не жди. Ни мерзких улыбочек, что свойственны бандитам-сволочам, ни интереса. Им плевать, что тут происходит. Им скажут – они убьют. Вышколенные. Ни один еще ни звука не издал. Дисциплинированные.
– Слышь, ты тут мне не крути, – твёрдо сказал главный, – ты либо тут всё скажешь, либо с нами пойдёшь.
– Санаторий, санаторий, – повторял Горохов, припоминая, – я спросил про санаторий, да? А, так это какой-то Лёва, наркота Вадюху вытащил на улицу со словами… Не помню точно, что он говорил, но про какой-то санаторий. Да, я спросил у него, что это за санаторий. Он мне ничего не ответил. И всё…
– А почему ты спросил у него про санаторий? – Интересовался бородатый и глаз от Горохова не отводил ни на секунду.
– Ну, у моей сестры в Соликамске дочка есть, сидит на полыни уже два года, уже не глотает и не нюхает, уже год отвар себе колет. Что с ней только не делали, как не лечили – ничего не помогает. А мы слышали, что тут, в степях, людей в санаториях с наркотика снимают. Я думал, что как раз в такой санаторий того наркота и отвезли. Вот и поинтересовался у этого Лёвы, что это за санаторий. Может мне в него племянницу определить получится.
Горохов рассказывал это спокойно и естественно, как рассказывал бы это приятелю или случайному знакомому. Но это человек с чёрной бородой и горбатым носом, кажется, не верил ему. Его глаза смотрели, смотрели и смотрели на геодезиста, словно искали в его лице то, что может его выдать. И Горохов чувствовал себя несколько неуверенно. Он стал зачем-то двигать тарелку на столе, поправлять ложку, выравнивать стакан относительно тарелки.
А этот тип всё смотрел и смотрел.
– Всё, – продолжил геодезист, не выдерживая его взгляда, – больше я с Лёвой ни о чём не говорил.
Он знал, с кем разговаривает. Вернее, догадывался, кто эти люди.
Он встречал таких ребят неоднократно в разных частях большой пустыни. Одни были умнее, другие были тупее. Одни жрали наркоту, другие были всегда трезвы. Но всегда, в любом состоянии такие люди были очень, очень опасны. Убить человека для них было простым и обыденным делом. Особенно пришлого, чужого.
И сейчас этот тип с его карими глазами, что сидел напротив, решал его судьбу. Сидел и решал, что с ним делать. Из-за чего? Из-за санатория? Видно, этот санаторий и вправду очень важное место, раз о нём нельзя знать приезжим. Особенно непонятным приезжим. И кто знал, как дальше бы всё сложилось, не покажи Горохов бородатому контракт на работу в вододобывающей компании.
Дело в том, что вододобывающие компании – компании богатые, всегда богатые. И у любой такой компании всегда имеется мощная структуры безопасности. И с даргами воевать надо, и с прочими ловкими ребятами в степи всегда найдётся, о чём поговорить. Да и не в степи тоже. Во главе таких структур стоят люди опытные. И эти богатые компании, особенно эти люди из служб безопасности этих компаний, очень не любят, когда убивают сотрудников компаний. Им не нравится, когда какие-то парни со стороны ставят под сомнение их умение себя защищать.
Поэтому контракт, что лежал по правую руку от бородатого, охранял Горохова получше любого бронежилета. Горохов это знал, и бородатый это знал. И вот теперь бородатый решал, стоит ли портить отношения с «Буровыми Савинова» из-за этого приезжего. И в итоге решил, что не стоило. Не сказать, что он поверил истории про сестру, но так как проверить он её не мог, подумал, наверное, что пока это дело будет считать закрытым. Ни слова не сказав, он встал и пошёл к выходу. Пару секунд Горохов ждал, может, у них мулька такая, старший молча уходит, остальные стреляют.
Но нет, не стреляют, все ставят оружие на предохранители и идут следом. Он думал, что они дисциплинированные – опять нет: последний, уходя, прихватил его баклажку с водой, что стояла на столе. Бандосы. Когда они вышли из столовой, геодезист вздохнул спокойно, стал собирать свои бумаги со стола, вставлять патроны в обрез, прятать револьвер в кобуру.
К столу подошла Ёзге и заявила недовольно:
– За баклажку заплатите.
– С чего бы это, это он её утащил.
Она его слова проигнорировала и продолжила:
– И со своими дружками разговаривайте в другом месте. Катя таких не любит, сюда ходят только приличные люди.
Девочка стала убирать пустую посуду с его стола.
– Они мне не дружки. – Заявил он. – Я сам, кстати, приличный человек.
– Угу, вижу я, какой вы приличный, – едко сказала Езге, забирая тарелки.
Горохов вздохнул, он догадывался, с кем разговаривал, но хотел знать наверняка, и спросил у неё, пока она не ушла:
– Кстати, а кто это был?
Девочка остановилась, покосилась на него с недоверием:
– А то вы не знаете!
– Честно, не знаю.
– Это был Ахмед, – сказал она и пошла, говоря на ходу. – Сейчас чай вам принесу, готовьте деньги на расчёт.
Глава 16
Он спрятал бумаги во внутренний карман пыльника, откинулся на стену. После таких разговоров можно было и выпить. Пить он не слишком любил, просто не испытывал в спиртном особой необходимости, а тут решил заказать. Ёзге сразу обрадовалась. Притащила две по сто чистого и тёплого кукурузного самогона и стакан ледяной воды бонусом. И теперь уже не смотрела на него, как на посетителя, что не приносит прибыли. Даже не сказала ему ничего, когда геодезист закурил, хотя сидел он как раз под табличкой, запрещающей курение, только покосилась на татарку Катю, что возвышалась над прилавком. Может быть, ему позволили курить из-за того, что в «Столовой» сейчас почти никого не было.
А закурить и выпить ему хотелось. После таких-то разговоров всем захочется. Он закурил и отпил половину из большой рюмки.
И тут в столовую вошёл человек, встал на пороге, огляделся. Горохов сразу понял, что это женщина. Одетая по последней пустынной «моде», женщина. Всё, вроде, мужское: и пыльник, и ботинки по колено, и галифе, и кепка с «задником» от солнца, и перчатки, и маска, и очки на лице. Но рост, ширина плеч и размер обуви – всё это выдавало высокую, но стройную женщину.
«Это, кажется, опять ко мне. Если так, то пора арендовать у Кати стол под офис».
Конечно, женщина, пытавшаяся выглядеть как мужчина, увидела геодезиста и уверенно пошла к его столу.
Женщина ещё не дошла, а он уже знал, кто она. Когда женщина сняла перчатку, он в этом убедился, узнал её по маникюру.
– Людочка, а почему вы не на работе?
Она не ответила, без разрешения уселась на стул рядом с ним и без разрешения схватила запотевший стакан холодной воды своею цепкой лапкой с ярким маникюром. Маникюр её можно было терпеть в банке, он подходил к полированной стойке, к красивой кассе, к толстому стеклу и мощным кондиционерам, в этой же скромной столовой он был кричаще неуместным. Она стянула с лица респиратор и стала мелкими глотками пить воду.
Отпив несколько глотков, она поставила стакан и сказала:
– Фу, это невыносимо, как люди ходят по такой жаре?
«По такой жаре? Сейчас ещё и двенадцати нет, жара начнётся только через час. Видно, ты, милочка, давно на солнце настоящем не была».
– Удивлены? – Спросила она, снимая очки и кепку.
– Признаться, удивлён. Наверное, у вас обед?
– Даже если у меня был бы обед, сюда я бы не пришла, – она огляделась.
И Катя, и Ёзге смотрели на Людмилу. Смотрели? Да нет, не смотрели – таращились во все глаза. Кажется, и вправду Людмила была тут редкой гостьей.
– Значит, меня искали. И как же нашли?
Этот вопрос действительно интересовал геодезиста. Город, конечно, малюсенький, но вот так вот сразу взять и найти человека даже в таком маленьком городе – это нужно уметь.
– Нашла как? Да просто. На приличные заведения денег у вас нет. В шалманы с наркотой и прокажёнными девами вы тоже вряд ли пойдёте. Остаются… – Она огляделась. – Вот такие вот столовые. Едальни. Их у нас таких всего три. Зашла в одну – вас нет, а во второй вы были.
«Ну, допустим, я поверил. А дальше, что? Болтовня? Лёгкий флирт? А потом?»
– Разумно, – сказал Горохов. Он решил ей польстить. – Я сразу понял, что вы не только красивы.
– А ещё и умна? – Она улыбнулась.
«Зубы у неё очень дорогие. Что она с такой внешностью делает в этой дыре? Работает в банке? Смешно. Она бы и в Соликамске могла бы устроиться. Желающих её пристроить нашлось бы немало. Или приехала за своим мужчиной? Может, мечтает срубить деньжат и перебраться на север? На настоящий Север. Туда, где ещё растут персики».
– Надо признать, не только умная, но ещё и с характером. – Продолжил льстить он.
– С характером? – Ей нравилось, что её хвалят.
– Я понял по тому, как вы торгуетесь, что характер у вас такой, что не у всякого крутого парня имеется. – Продолжал геодезист.
«Только вот от меня тебе-то что нужно? Глядя на тебя, сразу понятно, что твой мужчина – человек тут не последний, а мне как раз конфликтов с серьёзными людьми мало, мне бы ещё один завести. За местную красотку пободаться».
– Ну, раз я такая умная, красивая и с характером, как вы говорите, может, я стою того, что бы меня угостили? – Сказала она.
– Пьёте кукурузную водку? – Горохов взял не начатую чарку и поставил перед ней.
– Я всё пью, – ответила красавица и взяла предложенный напиток, – всё пью и всё нюхаю.
– Ну, тогда за знакомство. – Сказал геодезист и поднял свою рюмку.
Она хлопнула стограммовую чарку за секунду. Запрокинула голову, и нет ста граммов.
«Так демонстрирует свою удаль? С чего бы? Обаять меня хочет, так не всякого такая лихость обаяет. Напиться хочет? Поссорилась со своим мужиком и назло ему закрутила дела с приезжим незнакомцем? А приезжему незнакомцу такое нужно? Не зная, кто её мужик – совсем не надо. Нужно от этой бабы отползать. Такие, как она – всегда проблемы. Ни водки, ни дури ей больше не предлагаем».
Он свою водку до конца не выпил. Поставил рюмку на стол.
– О, а вы предпочитаете, что бы женщина пила больше вашего? – С улыбочкой заметила недопитую водку Людмила.
– У меня сегодня ещё есть дела, – ответил Горохов.
Геодезист врал, никаких особых дел у него не было, ему нужно было только решить вопрос с жильём, но продолжать эти посиделки у него охоты не ощущалось. Вернее, не так. Может, охота пообщается с этой красоткой у него и была, кто ж откажется от общества красивой женщины, но вот найти себе неминуемых проблем ему вовсе не хотелось, а то, что она была ходячей проблемой, сомнений у него не возникало.
– Дела? – Спросила Людмила слегка разочарованно. – У вас много дел для приезжего.
– А что поделать, городок у вас такой, что тут не заскучаешь.
Она повертела пустую рюмку в красивых пальцах и сказала:
– Чек на пять рублей, что вы выписали, помните?
– Да, помню, вы сказали, что отправите запрос в мой банк с почтовым коптером в среду, и в понедельник я смогу получить деньги. Я жду понедельника, мне нужны деньги.
Она понимающе кивала, продолжая играть с рюмкой.
– Так мне что, не ждать денег?
– Сколько у вас денег на счету в Соликамске? – Вдруг спросила она.
– Не знаю точно, но обналичить чек хватит, – уклонился от ответа Горохов.
– Ваш чек подделан. – С улыбочкой произнесла красавица.
– Что? – Не понял геодезист. – Я подделал чек? Полагаете, я из тех, кто выписывает необеспеченные чеки?
– Да, не вы поделали чек, а ваш чек подделали. Понимаете?
– Нет, не понимаю.
– Ну, вы выписали чек на пять рублей, кое-кто подделал его, теперь это чек на пятьдесят рублей. Понимаете?
– Не понимаю, – Горохов в самом деле не понимал, о чём идёт речь. Он смотрел на красавицу, а та красиво закатывала глазки из-за его непонятливости.
– Вы выписали чек на пять рублей, вам его подделали на пятьдесят. В Соликамске у вас со счёта спишут пятьдесят рублей, а когда придёт оттуда подтверждение, тут я вам выдам ваши пять.
Горохов помолчал, обдумывая услышанное, и потом сказал удивлённо:
– Но ведь это… Мошенничество.
– Стопроцентное, – кивнула Людмила, она катнула по столу к нему пустую рюмку, – может, такая информация стоит ещё одной рюмки водки?
– Всё это всплывёт. – Сказал геодезист, поймав рюмку.
– Конечно, но не раньше, чем вы вернётесь в свой Соликамск. Всегда всплывает, потом «Губахабанк» извиняется за ошибку сотрудника и обещает вернуть деньги, предлагает приехать за деньгами, но мало кто желает возвращаться в Губаху, чтобы забрать свои деньги.
– Ну, а если возвращается?
– А вы что, поедете из-за сорока пяти рублей из своего Соликамска в Губаху? Неужели отважитесь?
– Я вообще-то из Березников.
– Да какая разница, – сказал она, чуть скривившись, – всё равно никто не рискует. Губаха – край карты. Тут сгинуть или исчезнуть – дело плёвое.
Горохову показалось, что знает она намного больше, чем говорит. Но сейчас его интересовало только одно:
«Ну, понятно, так вы кидаете тут простофиль, а от меня-то тебе чего нужно? Что-то ведь нужно, не зря ты пришла сюда всё это рассказывать, не просто так за пару рюмок водки».
– Ну, так что, купите мне водки или мне самой платить за себя?
– Ёзге, – Горохов поднял руку, – ещё одну водку и чашку чая, если свежий.
Девочка поглядела на него неодобрительно и молча пошла собирать заказ.
«Вот даже она не одобряет выпивку с этой красоткой».
– А кто же организовал такой прибыльный бизнес в вашем банке? – Спросил геодезист.
– Мой муж, Павел Брин. – Нехотя сообщила Людмила.
– А руководство банка, наверное, в доле?
– Мой муж и есть руководство банка.
– Ах, вот как, он, значит, директор и мошенник одновременно?
– Да, и соучредитель тоже.
Ёзге принесла поднос с водкой и чёрным чаем. Чай явно был сварен не сегодня. Людмила взяла чарку.
Он чуть придержал её руку, никаких вольностей, прикоснулся только к рукаву пылинка:
– Не пейте всё сразу.
– Почему? – Спросила она с усмешкой. – Экономите деньги? Так я вам сейчас помогаю сэкономить сорок пять рублей.
– Не хочу, чтобы вы напились.
– Боитесь, что буду вас тут компрометировать? – Она подняла рюмку, но не пила, смотрела и кокетливо улыбалась.
«Ну да, ну да, боюсь, что какая-то изнывающая от жары и скуки красотка меня скомпрометирует, а вот её мужа, криминального банкира в бандитском городке, совсем не боюсь. Да мне уже только за то, что сижу тут с тобой, могут голову прострелить, а так-то да, пугает то, что скомпрометируешь. Спасибо, конечно, что ты мне всё рассказала про аферу с чеком, но как бы мне от тебя отвязаться».
– Нет, это меня мало волнует. – Сказал он и решил перевести разговор на другую тему. – Значит, ваш муж владелец банка?
Она вдруг стала серьёзной и сказала с заметным пренебрежением:
– Я и сама поначалу так же о нём думала.
Она не послушала его и залпом «закинула» в себя водку, поставила на стол посуду.
Он посмотрел на неё то ли с раздражением, то ли с сожалением.
«Да уж, ну и дамочка, на улице скоро пятьдесят, а она залила в себя два по сто водки. От такой дозы на жаре и мужики пополам ломаются».
– Мой муж никакой не владелец банка. – Продолжала она. – Он соучредитель, но не более того, теперь управляет им, ну, и обворовывает приезжих.
– А кто ещё учредитель?
– Меренков. – Ответила красавица.
– Пристав?
– Да, городской голова Лютов, начальник экспедиции Севастьянов, Коля-оружейник…
– Коля оружейник? Неужели? – Удивился Горохов.
Людмила посмотрела на него и в свою очередь удивилась его удивлению.
– Коля-оружейник самый серьёзный человек в городе.
– Это тот Коля оружейник, у которого лавка недалеко от вашего банка? – На всякий случай уточнил Горохов.
– В городе Губаха только один Коля-оружейник. – Чётко выговаривала красотка, несмотря на выпитое.
– Он что, и вправду так серьёзен?
– Он богатейший человек в городе. – Сказала Людмила. – Все старатели, что идут на юг за цветниной, затариваются у него. Квадроциклы, оружие, боеприпасы, рации, еда – всё-всё-всё берут у него. Чаще всего в долг.
– А кто выколачивает долги? Ахмед?
– Смеётесь, что ли? – Усмехнулась Людмила. – Ахмед! У старателей ватаги бывают по двадцать человек, и там такие людишки иногда собраны, что не приведи Господи. Они сами из Ахмеда всё вытрясут. Ещё и побреют его, дурака.
– Значит, пристав? – Догадался Горохов.
– Меренков, конечно, он всю округу под контролем держит. У него пятьдесят человек, все одеты, обуты, по последнему слову вооружены, бронежилеты последних моделей. У них миномёты есть, мины с фосгеном, квадрокоптеры с мощными камерами и всякое другое…
«А ты-то, банковский служащий, откуда про всё это знаешь?»
– Но Меренков тут не главный, даже Лютов не главный, они оба люди оружейника.
«Вот тебе и седенький мужичок в очочках, который торгуется из-за половины рубля. Я так погляжу, ты, красавица, всё тут знаешь. А знаешь что-нибудь про санаторий? Нет, спрашивать про это у неё нельзя. Она может быть девахой этого самого Ахмеда, которого только что тут опускала. Нет, про санаторий лучше я сам узнаю».
– Никогда бы по внешнему виду не принял Колю-оружейника за главного человека в городе. – Сказал Геодезист, а сам вспомнил, как изменилось лицо Ахмеда, когда он сказал ему, что про ботов ему сказал Коля-оружейник. Ахмед поблек немного, сразу у бородатого крути поубавилось, сразу тему сменил.
– Да, Коля такой, – абсолютно серьёзно согласилась Людмила.
Всё это было, конечно, интересно, но главный вопрос задавать этой красавице было опрометчиво. И вообще продолжать разговор с нею было делом опасным. Горохов поднял руку, чтобы подозвать Ёзге. А когда та подошла, попросил рассчитать его.
Людмила спросила не без удивления:
– Что? Наши посиделки заканчиваются?
– К сожалению. Я вам говорил, что у меня дела.
Она посмотрела на него с заметной долей высокомерия и сказала то ли презрительно, то ли снисходительно:
– Да, нет у вас никаких дел. Вы хотите от меня избавиться, думаете, что я проблема.
«Ты глянь, какая проницательная, а!»
Горохов почесал лоб в том месте, где кепка оставила след от постоянного ношения, но ничего не сказал, а красавица продолжила:
– Успокойтесь, я к вам не в любовницы набиваюсь, у меня к вам дело. Хорошее дело.
– Мне нужно найти ночлег и жильё, я не спал почти двое суток. – Он словно оправдывался пред этой красивой женщиной.
– Я уже нашла вам место. – Вдруг сказала она.
Да, эта дамочка могла удивлять. Геодезист даже не нашёлся, что ей ответить по такому поводу. А она продолжала:
– Место тихое, на западной окраине города, на выезде к буровым. Пришёл – ушёл, никто не видит. Женщина-хозяйка сдаёт койки приезжим, в чужие дела нос не суёт. Просит гривенник в сутки.
Как раз пришла Ёзге, стала отсчитывать ему сдачу с полтинника, а он у девочки и спросил:
– Ёзге, а где тут можно остановиться, пожить недорого?
– У старухи Павловой. Пятак – койка. Клиентов у неё нет сейчас, будет любому рада. По дороге к озеру последний дом справа.
– К озеру – это на восток от центральной площади? – Уточнил он.
– Да. Там, не доходя станции, тыквы под навесами, дом кривой. Это он и будет. – Сказала девочка, положив сдачу на стол.
Горохов развёл руками, а Людмила сидела, поджав губы. Катала пустую рюмку по столу и всем своим видом показывая, что презирает таких, как Горохов.
Но это его заботило мало, он сгрёб сдачу и стал собираться. И его совсем не интересовало то дело, с которым она пришла сюда. К чёрту все дела с такими красотками, пусть она со своим банкиром их делает.
Глава 17
Тыквы под навесами были не такие уж и большие. Навесы из пластика их защищали от солнца. До озера было недалеко, километров пять, там были опреснители, а тут, рядом с городом, стояла распределительная станция. Гудела вся, завешенная солнечными панелями. От неё в город шли пластиковые трубы – одна белая тонкая трубка тащилась через невысокие барханы к тыквам. Там, пройдя через капиллярные оросители, под тыквы капала вода.
Под песком земля была тёмной, хорошая земля. Будь тут поменьше солнца и воды побольше, тыквы можно было бы вырастить и по пятьдесят килограммов.
– Это вы ко мне? – Раздалось за его спиной.
Он не сразу разобрал слова, повернулся. Перед ним стояла старуха, возрастом глубоко за шестьдесят. Всё лицо её заросло наростами проказы, нос сравнялся со скулами, глаз почти не было видно. Она говорила распухшими губами, и приходилось вдумываться в те звуки, что она произносила, чтобы понять смысл.
– А вы бабушка Павлова?
– Павлова, Павлова я.
– Я к вам.
– Постоялец? – Шепелявила бабка.
– Постоялец, постоялец, – понял это слово Горохов. – Мне Ёзге вас посоветовала.
– А, карлица эта, ну, дай ей Бог здоровья.
– Карлица? – Кажется, он опять её плохо понимал.
– Ну, маленькая, маленькая, – старуха показала рукой, что речь идёт о невысоком человеке.
– Да-да, она, – согласился Горохов. – Маленькая. Она сказал, что вы сдаёте койки по пять копеек за ночь.
– Сдаю, сдаю. – Кивала бабка. – Сейчас постояльцев больше нет, выберешь любую. Только вот кондиционера у меня нет.
«Класс, днём на улице за пятьдесят пять переваливает. Как она тут без кондиционера выживает?»
– Ну, ладно, – произнёс он, – я привычный.
– Привычный, значит, не городской? Степняк, значит? – Шепелявит бабка.
– Степняк, степняк. – Усмехается геодезист.
Зря он расхвастался, знал бы – так молчал бы.
– А звать-то тебя как, сынок? – Поинтересовалась старуха.
– Андреем, бабушка.
– Андрюша, сынок, попрошу тебя о деле… Больше попросить мне некого…
«Начинается».
– Раз ты степняк, то для тебя это дело лёгкое, сделаешь?
– А что за дело, бабушка?
– Сеть на саранчу мне нужно поставить. Раз ты из степи, то сможешь. Для степняка то дело лёгкое.
– Смогу бабушка, смогу, только мне карта нужна, а то поставлю ещё на чужой участок. Барханы-то одинаковые все. Карта есть у тебя? А то потом придётся объясняться с соседями.
– А у нас тут всё на столбах. Найдёшь столб сто шестой – это мой, ставь сетку в сотне метров от столба на любое место. То вся моя пустыня будет.
– Ну, хорошо. А далеко идти?
– Нет, два километра, чуть больше. – Сообщила старуха.
– Два километра! – Воскликнул Горохов. – Бабушка, так это немало, по барханам же. Я думал, рядом у тебя участок.
– А я с тебя плату за эту ночь не возьму, – стала уговаривать бабка, – и ещё завтра свежим паштетом угощу. Бесплатно.
– Так утром мне ещё сходить и снять сеть нужно будет?
– Так утром по холодку чего не пройтись-то? – Рассуждала старуха. – Затемно тебя разбужу и сходишь.
Горохов молчал.
– Сходи, сынок, – просит бабка, – сама бы сходила, да колени сохнут, ногу не разогнуть.
«Врёт, хитрая старуха, может, от проказы суставы сначала в пальцах, а потом и во всём теле начинают разрушаться».
Отказываться теперь было неудобно. Хорошо, что он взял целую флягу воды и ещё много воды выпил. Хоть ещё и печёт, но жара уже спадает.
– Ладно, бабушка, – произнёс он, – где твоя сеть?
Корф с шестью полутораметровыми пластиковыми штангами, тонкая, мелкая сетка длиной метров сто и шириной метр. Всего пять килограммов. Он закинул его на плечо:
– Ну, куда идти-то?
– Идёшь, идёшь вдоль труб от опреснителя по дороге к озеру. – Бабка вывела его к дороге. – Идёшь ровно километр. А как пройдёшь, так возьмёшь тридцать градусов южнее. Ещё километр пройдёшь, ну, может, чуть побольше, там найдёшь мой столб. Запомни – сто шестой. Ты не заблудишься, там везде столбы, мой участок…
– Сто шестой, понял я. – Сказал Горохов.
Она ещё что-то шепелявила, но он её уже не слушал, пошёл по дороге на восток, к озеру. Быстрее начнёшь – быстрее закончишь.
Плюс пятьдесят один. Солнце почти в зените. Уже, конечно покатилось на запад, но ещё высоко. Терпеть можно, но нельзя давать ему попадать на отрытые участки кожи. Горохов закутался в одежду, плеснул себе за шиворот пару капель воды. Лучше жара, чем ожоги. Ещё бы часик-другой посидеть в тени под кондиционером, но он ушёл из «Столовой» из-за Людмилы. Честно говоря, уж лучше ожоги, чем такая опасная баба, как эта Людмила.
Горохов, двенадцать лет назад связался с одной такой же. В такой же далёкой от цивилизации дыре нашёл себе проблему. Та только была брюнеткой. Сначала тайком бегала к нему на свидания, говорила про любовь, а потом предложила убить мужа и его брата. Муж и брат заправляли в городе, имели хороший доход на полыни и саранче. Геодезист в те времена был ещё молодой и глупый, но даже тогда он понимал, что его хотят использовать. Он отказался от такой работёнки, а бабёнка не сдалась и решила пожаловаться на него мужу, мол, это он, Горохов, подбивал её завалить мужа и занять его место. Муж, его брат и ещё один человек пришли к нему. Короче, он тогда с двумя пулевыми ранениям ушёл в степь. И там, свалившись от кровопотери на бархан, ночью был укушен пауком. Как он тогда выжил – он до сих пор понять не мог. В результате та смуглая красотка получила своё. Вскоре вышла замуж, так как прежнего мужа он всё-таки застрелил. А Горохов получил месяц госпиталей и… выговор нанимателя за сорванную работу.
Тот случай он вспоминал с горечью и досадой. Он морщился как от чего-то мерзкого. Понятное дело, кому приятно вспоминать свою откровенную глупость и свой самый яркий позор? Хорошо, что об этом случае почти никто ничего не знал. И теперь он был рад, что отвязался от Людмилы. Пусть она так и осталась сидеть недовольная в «Столовой». Ничего, посидит, а на её недовольство ему плевать. Да будь она хоть трижды красавицей, он с ней никаких дел иметь не будет. Ни любовных, ни денежных.
Так, размышляя, он прошёл километр по жаре, не встретив ни единой души на дороге. Горохов остановился, взглянул на компас, взял направление восток-восток-юг, сошёл с дороги и пошёл вдоль невысоких барханов.
Нельзя отвлекаться, нельзя задумываться, когда уходишь в степь. Ни на секунду нельзя, даже если эта степь – соседний с городом низенький бархан. Тут уже может поджидать опасность. А он от жары, наверное, или от недосыпа совсем потерял бдительность.
И вздрогнул, когда с шумом и раздражённым криком, с хлопаньем крыльев из тени бархана рванул на восток здоровенный козодой – самая большая из летающих и самая вкусная птица в степи. Куда там дрофе. Горохов посмотрел ему вслед, даже поднял обрез, но это так, для вида. Птица была уже далеко. Мог бы сегодня отужинать по-королевски, но проспал удачу.
Он вздохнул, стянул с лица респиратор, потёр подбородок, поправил на плече корф с сетью и стойками и пошёл дальше.
Он не прошёл и ста метров, как ему пришлось остановиться, чтобы прислушаться. Кажется, он слышал звук. Он прошёл ещё несколько шагов, стараясь ступать как можно тише. Нет, ему не казалось. Он слышал монотонный гул. И этот монотонный гул он не перепутал бы ни с чем. Он был такой низкий и тяжёлый, что проникал в голову даже не через уши, а через кожу, через одежду… Просто проникал внутрь тебя с низкой вибрацией и оставался в голове, вызывая волнение, близкое к панике.
Геодезист скинул корф с сетью на песок. Он знал, что это. Он пошёл на звук, стараясь не шуметь. Даже песком не скрипеть, забираясь на бархан. Оружие тоже можно было оставить на песке. Если он прав, то толку от оружия не будет никакого.
Геодезист забрался на самый верх двухметрового бархана, он был самый высокий в окрестности. Забрался и присел, всматриваясь в сторону, откуда исходил этот низкий звук. А звук так шёл и шёл, не меняя частоты и уровня. Горохов увидел то, что и должен был увидеть.
В небольшом бархане, длинном, но невысоком, чернела нора. Нора или дыра – не важно, дыра была такая, что кулак взрослого мужчины легко мог туда проникнуть внутрь. Только одно существо могло копать норы в барханах, и это существо было опаснее сколопендр, опаснее белых пауков или величественных варанов. Паука нужно просто заметить и раздавить, сколопендру опередить, как и варана, их можно пристрелить. А от этого «зверя» не отстреляешься, не отмашешься.
Пустынная оса. Тварь в палец длиной, с жалом в сантиметр, которое проходит через любую одежду. Теперь он только хотел выяснить, что это за оса – простая полосатая или белая. Белёсая, почти прозрачная тварь наводит ужас на оазисы за рекой. От пяти укусов полосатой твари человек впадал в полусон. От пяти укусов белой осы человека вытягивала в струнку тяжкая нескончаемая судорога, от которой у него лопались даже сосуды в глазах. А пока человек был без сознания, матка ос откладывала в него яйца, а заодно он становился кучей корма для всех остальных. Осы были охотниками. Они единственные существа в степи, которые могли рыть норы в барханах. Они склеивали песок слюной, чтобы не осыпался, и месяц жили в такой норе, в том месте, где водилась пища. Потом они летели в новое место, оставив у почти обвалившейся дыры в песке пару скелетов. Там могли быть и сколопендры, и вараны, и дрофы, и люди. Горохов дважды находил скелеты людей у таких заброшенных нор. Слава Богу, оба раза это были дарги.
Ему повезло, что он пошёл по самой жаре, когда мерзкие насекомые начинают охлаждать своё жилище, гоняя крыльями воздух у входа в нору. Вечером и ночью они сидят беззвучно. Они охотятся. Нет, они и днём охотятся, им всё равно, когда убивать, но днём у тебя есть шанс услышать их раньше, чем они тебя. Только одно существо в степи их не боится. Как раз такого он и спугнул. Надо было сразу догадаться, что осторожный козодой не просто так сидит рядом с городом.
Отсюда он не мог рассмотреть, что за оса поселилась в бархане. А ближе он подходить не собирался. Белая, полосатая – какая разница, нужно было сообщить властям. Приставу? Да-да, он уже сообщал этому крутому мужику, что на дюне дарги устроили лёжку. Ладно, его дело маленькое, он скажет, а там пусть сами решают, что делать с роем.
Горохов слез с бархана, нашёл свой корф с сетью и пошёл дальше на юго-восток искать столб номер сто шесть.
На барханах начали появляться сети. Он издали их видел. Да, тут места саранчовые пошли. И столбы с цифрами на них стали появляться. Столбы были старые, стоящие вкривь да вкось, а сетей становилось всё больше.
Он сначала нашёл сто третий столб, потом сто седьмой, немного подумав и побродив чуть-чуть по всё ещё раскалённым барханам, он нашёл нужный ему бетонный столб с облупившимися цифрами «106». Место у бабки было неплохое. Хорошее место, пыли вокруг больше, чем песка, а значит, и тли будет много, а рядом с тлёй всегда много саранчи. Он начал ставить сеть на самом длинном бархане, что тянулся с запада на восток. Старался, ну, насколько позволял рука, штанги загонял в песок поглубже, чтобы сеть не вырвало вечерним зарядом. А то, что тут в сумерках бушует ветер, у него сомнений не было. Рядом озеро. Хоть и испарений из-за поверхностного слоя амёб от него мало, но перепады температур и давления тут существенные. Резкие порывы ветра по вечерам тут весьма вероятны.
Горохов сделал всё на совесть. Сеть была натянута на штанги хорошо. Саранча к утру будет. Осмотрев работу, хотел уже уйти, да увидал двух мужичков. Тоже в жару припёрлись сети ставить.
Они ему помахали. Он ответил. Сошлись, поздоровались, познакомились, закурили.
– А мы думаем, кто такой? Опять полынью промышляет кто-то? – Говорил один из них, тот, что постарше.
– Да нет, сеть поставил, бабка Павлова меня попросила, сказала, что бесплатно переночую у неё за это.
– А, ну да, сто шестой – это Володьки Павлова покойного участок. – Согласился второй.
– Её, её участок, – кивал первый.
– А мы издали смотрим, что не наш человек, думали, полынь опять. А она тут и не растёт.
– А где растёт? – Спросил Горохов.
– Севернее, ближе к озеру, если уж интересуетесь.
– Да нет, не интересуюсь, я на буровую иду мастером. Уже и договор подписан.
– Ну, раз не интересуетесь, так на север от дороги лучше не ходите, там отбитые ошиваются. Застрелят за понюх полыни.
– Да-да, – подтвердил второй. – Подумают, что вы за их полынью пришли. Опасно там. Застрелят сразу.
Они побросали окурки, пожали друг другу крепко руки и разошлись.
Глава 18
Дело было сделано, можно было возвращаться. Горохов не спеша пошёл к дороге, вспомнил про ос, даже хотел вернуться, чтобы предупредить мужиков, да увидал издали, как те уже сели на квадроцикл, выехали на дорогу и поехали в Губаху, поднимая пыль. Ладно, проедут, от дороги до осиного гнезда метров триста. Наверное, на такую дистанцию осы не вылетают охотиться, иначе уже были бы нападения. Дорога-то оживлённая.
Он сам тоже решил возле осиного гнезда не ходить, а обойти его по дороге. И от сто шестого участка пошёл на север, к дороге. Вышел на дорогу, что шла к озеру. Остановился. Вокруг никого, а вот от дороги на север шли свежие следы. Но не колёс, а ног. Он отошёл на пару десятков метров, присел на корточки. Тут прошли три человека. Двое взрослых и один ребёнок. Ребёнок. Чего ребёнку в самый зной тут таскаться? Причём ребёнок был обут в солдатские ботинки, а взрослые были не пойми в чём. Геодезист и не знал, что солдатские ботинки бывают меньше сорокового размера.
Он пошёл по следу, старясь выискивать твёрдый грунт для каждого шага, чтобы уменьшить количество своих отпечатков на песке, но не оставлять следов в пустыне не может ни дрофа, ни сколопендра, куда уж с ними человеку тягаться.
Он прошёл метров пятьсот на север с небольшим уклоном на восток. Здесь уже заметно пахло водой, до озера оставалось пару километров. И тут на длинной прогалине между барханов, среди кустов колючки, он увидел то, зачем сюда приходили эти люди с ребёнком.
Из земли тянулся серый, почти серебристый пахучий стебель полыни. Стебелёк был тоненький, совсем молодой.
Люди с ребёнком потоптались вокруг него, но не тронули стебель. Ждали, пока подрастёт. Горохов подумал, что он вряд ли сильно вырастет так далеко от воды. Полыни нужна вода. Это не колючка, которой зарастает вся пустыня даже там, где по полгода не падает ни капли дождя.
Он влез на бархан, рискуя быть кем-то замеченным. Жара, зной, тишина. Даже ветра нет. Огляделся, кроме него тут, кажется, никого не было, а следы вели дальше не северо-восток. У него появилось желание познакомиться с теми, кто тут оставил эти следы. Был у него вопросик, на который эти люди могли ему ответить.
Геодезист слез с бархана и пошёл на юг, к дороге.
– Любую кровать бери, – шепелявила бабка, – любую. На любую ложись, какая приглянулась.
Горохов выбрал ту, что у восточной стены. На ту стену солнце почти не попадало, она была прохладнее.
– Эта, – сказал он, пробуя тюфяк, набитый слежавшейся травой.
Комфортом тут и не пахло, мягким этот тюфяк никак нельзя было назвать, подушка такая же – плоская и почти твёрдая. За то в такой нет клопов. Клопов, может, и нет. Но дверь в дом распахнута целый день, жара внутри почти такая же, как и на улице. Стены старые, много трещин. Это ему не нравилось. Нет, плохое, плохое место, но искать другое у него не было сил, он очень устал за последнее время, а длительные прогулки по раскалённой пустыне ещё больше способствовали его усталости. Ему неплохо было бы поесть перед сном, но поесть можно и потом, утром. Он оглянулся на старуху:
– Бабушка.
– Да, сынок, – сразу ответила та.
– Клещи тебя часто кусают?
– Кусают, паскуды, кусают, мучаюсь. Иной раз за ночь так влезет в кожу, что выжигать гада приходится.
– А тля пустынная не донимает по ночам?
– Ой, кусают иногда, вроде, такая мелочь, а больнючая… Но это редко. Это редко…
– Угу, ясно, – сказал геодезист, осматривая стену над своей новой кроватью. – А тряпка ненужная есть у тебя?
– Тряпка?
– Да, ненужная тряпка.
– Есть, у меня их куча, куча, – сказала старуха, и прошла к стене к старому пластиковому комоду, достала из него ветхую тряпку и какое-то покрывало, – вот, подойдёт тебе?
– Подойдёт, – сказал он, забирая у неё тряпку, – не жалко?
– Так ещё пару лет назад думала её выбросить, а зачем она тебе?
– Нужна.
Он вышел на улицу. Любопытная бабка пошла за ним, чтобы посмотреть, что он будет делать. Геодезист бросил тряпку на землю и, не стесняясь любопытной старухи, помочился на ветхое покрывало. Взял покрывало и скрутил его в толстый жгут.
Бабка смотрела на всё это удивлённо, но никак его действия не комментировала и никаких вопросов не задавала.
Горохов прошёл к свой кровати, и этот влажный жгут уложил между стеной и кроватью, чуть утрамбовав его. Затем застегнул все пуговицы на пыльнике, поднял воротник, а тряпку на кепке, что защищала шею и щёки от солнца, опустил вниз и подвязал её у воротника. Запечатался весь. Только лицо осталось открытым. Ни перчаток, ни ботинок снимать не стал. Так и лёг на свою кровать. Бабка смотрела на него с удивлением:
– Неужто, сынок, ты так заснёшь?
– Засну, бабушка, засну, – отвечал он, укладывая обрез под правую руку.
– За саранчой сходишь?
– Схожу.
– Будить тебя во сколько?
– Не буди, я сам встану.
Вроде, разговор закончен, но бабка всё не уходила, стояла рядом.
– Ну? – спросил он.
– Не запаришься так спать-то?
– Ничего, потерплю.
– Ну, тогда спи, – сказала бабка.
Да, ему было очень жарко, но он умел спать и при такой жаре. Фляга с водой рядом – всё буде нормально. Было, конечно, тяжело, но одна вещь его однозначно радовала. Он сжимал и разжимал пальцы на левой руке, и, кажется, они работали почти также хорошо, как и раньше. Нет, сила в руку ещё не вернулась, но он уже мог в ней что-то держать. Не соврал Валера-генетик. А рука ему может вскоре понадобиться. Кажется, всё к этому и идёт.
Горохов не спутал бы этот звук ни с чем. Лёгкие и в тоже время звонкие щелчки механизма поворота барабана его револьвера нельзя было спутать с другими звуками. А ещё под его право рукой не было обреза, а должен был быть.
Геодезист открыл глаза. Здоровенный, усатый мужик в бронежилете примостился на краю шаткого бабкиного стола, сидел и проворачивал пустой барабан его револьвера, разглядывал оружие. Это был пристав Меренков. А рядом на столе лежал и обрез Горохова.
Ещё один человек стоял в дверях, его застил свет, в руках армейская винтовка. Ну, допустим, что пришли проверить, но винтовка с предохранителя снята. Это неприятно.
– Ну, проснулся? – Спрашивает Меренков. – Доброе утро.
– Ну, не сказать, что совсем доброе, – говорит Горохов, садясь на кровати.
Только что рассвело, в комнате прохладно, жаль, что эти… дверь открытой держат, снаружи уже солнце, уже залетает тепло во внутрь. Геодезист снимает кепку, перчатки, бросает всё на кровать, расстёгивает пыльник.
Мерников смотрит на него внимательно. А потом спрашивает:
– Так кто ты такой, а?
– Я ж говорил вам, я геодезист. Приехал сюда работать на «Буровые Савинова». – Горохов лезет во внутренний карман пыльника, достаёт удостоверение и бумаги, протягивает их приставу, – вот, уже подписал контракт, через неделю, как заживёт рука, выхожу на буровую.
Меренков, кажется, не верит ни единому его слову. Косится на него, но бумаги берёт. Читает. Долго читает контракт на трёх страницах. Горохову не нравятся люди, которые читают контракты полностью, от таких жди неприятностей. И он ждёт. Ждёт, пока пристав закончит чтение.
Пристав, дочитав контракт, небрежно бросает бумаги и документы на стол.
– А какого такого хрена ты, приезжий буровик, суешь нос в наши дела, порядки тут свои наводишь? А?
– Я никуда, ничего не сую, – сказал Горохов, – и никаких порядков тут не навожу.
– Да, а кто Адылла и его бабу пытал? – Спрашивает пристав, помахивая револьвером Горохова.
– Так вы мне сказали, чтобы сам разбирался.
– Я тебе что, давал разрешение людей пытать?
– Они мою кольчугу и деньги не отдавали… Ну, пришлось надавить…
– Вот как? – Продолжает Меренков. – А с винтовкой что?
– С какой винтовкой? – Не сразу понял геодезист.
– Которую ты по всему городу бегал, продавал, ты её где взял?
Горохов понял, о чем спрашивает пристав. Понял и замолчал.
– Даргов ты на дюне замочил? Двоих, ты?
– Ну, я. – Геодезист кивнул. – Так я же там, где меня ранили, мотоцикл бросил. Пошёл его искать, а эти уроды опять в меня стреляли.
– И ты, геодезист, решил разобраться?
– Ну, дождался ночи. Ну, решил вопрос. Мне мотоцикл нужно было забрать, деньги ещё были нужны. Вот и…
– Значит, ты геодезист и по совместительству охотник на даргов?
– Я за рекой пять лет проработал, там даргов намного больше, чем тут, навык есть.
– То есть ты в оружии знаешь толк, на той стороне реки повоевал. Сдаётся мне, да и не только мне, что ты человечек непростой, ты, может быть, и подготовку проходил какую-нибудь?
– Да какую там подготовку, – Горохов усмехается, – побегал за даргами по пустыне, вышки от них позащищал. Если бы я проходил подготовку, вы бы у меня спящего оружие не отобрали бы.
Судя по всему, этот довод показался приставу разумным. Но человек он недоверчивый.
Меренков смотрит на геодезиста и всё не решает, верить ему или нет. Наконец он серьезным тоном говорит, целясь в Горохова из его же револьвера:
– Послушай, парень, ты привлекаешь к себе внимание серьёзных людей, много суеты создаёшь, по поводу тебя уже вопросы возникают. Да и ты сам ненужные вопросы задаёшь. Пойми, у нас тут судей и адвокатов нет, судить и рядить у нас не принято, понимаешь? У нас здесь на всю суету, на все вопросы всего одно решение… Одно.
Геодезист понимал, он кивал:
– Я понимаю, через неделю выйду на буровую, и вы меня тут больше видеть не будете, это всё из-за того, что этот урод Адылл меня без денег оставил. Если бы меня не ранили…
– Всего одно решение для всех вопросов. – Перебивает приезжего геодезиста пристав Меренков, он нажимает на спуск револьвера, направленного в грудь Горохова.
Щелчок такой негромкий, но от него мурашки бегут по спине. Всё доходчиво, всё понятно.
– Считай, что это последнее предупреждение, – говорит пристав, кидает револьвер на стол и направляется к двери.
– Пристав, – окликнул его Горохов, – хорошо, что вы зашли. Тут дельце для вас есть.
Меренков встал в дверях:
– Что за дельце?
– Километр на восток, по дороге, триста метров на юг, там осы вырыли гнездо.
– Белые? – Сразу спросил Меренков.
– Не разглядел, близко не подходил, но, кажется, полосатые.
– Ну, ты у нас степняк, реши этот вопрос, – вдруг говорит пристав.
– Я? – Удивляется геодезист.
– Ну, ты у нас тут, вроде как, добровольный помощник, решатель проблем. – Усмехается пристав. – Сможешь решить эту проблему?
– Гранатомёт и одна термобарическая гранат всё решат.
– Обойдёшься простой гранатой. – Говорит пристав. – Вася, дай ему «эфку».
– Тогда уж лучше «эргэдэшку», – выбирает Горохов.
Парень, стоявший у двери, снимает с пояса гранату «РГД-5» и кидает её Горохову.
– Не убейся там, – говорит пристав и выходит из дома на улицу.
– Постараюсь, – негромко отвечает геодезист, ловя гранату.
Вот так и пообщались. Он встаёт, берёт со стола револьвер, крутит барабан, потом прячет его в кобуру на бедре. Берёт обрез, открывает, проверяет, на месте ли патроны. Всё в порядке. Он, поиграв гранатой, прячет её в карман. Они поговорили и всё выяснили, всё прошло нормально. Да, пока всё идёт по плану.
– Ушли ироды? – Старуха Павлова заглядывает в дом.
– Ушли, ушли, бабушка, – говорит геодезист.
– Милок, так ты за саранчой-то сходишь? Сеть-то снять надо.
– Схожу, бабушка, схожу, – обещает Горохов.
– А когда? А то солнце-то встаёт, саранча посохнет вся на солнце.
«Вот нудная бабка».
– Сейчас пойду, воды попью и пойду. – Говорит Горохов.
Он берёт ту тряпку, что клал на ночь возле себя, несёт её к печке, на которой бабка варила чай.
Не зря он предохранял себя на ночь. Как тут бабка эта живёт – не понятно. На тряпке он нашёл четыре клеща. Четыре! Страшные твари, привлечённые запахом аммиака, приползли на тряпку и всю её издырявили в поисках вкусной крови. Жвала у них как кусачки, а передние лапы как крючья. Сами не больше сантиметра, но очень крепкие. Под кожу забираются сантиметра на три, через любую одежду проходят. Причём всё это делают безболезненно, человек может и не заметить, пока температура до тридцати восьми не поднимется и вход нарывать не начнёт. Они и пыльник его проели бы, не положи он рядом с собой тряпку.
Горохов смотрит на бабку, та смотрит на него и спрашивает:
– Чего ты?
– Бабушка, а ты ничем не болеешь?
Она смеётся беззубым ртом, трясёт головой, мол, дурень:
– Так проказа у меня, сынок, видишь, как всё лицо раздуло, показывать людям страшно.
– А кроме этого температура есть, кожа нигде не нарывает?
– А что?
«Неужели адаптировалась, неужели к клещам привыкла?»
– Клещей у тебя много, вот что. Думаю, как ты тут живёшь?
– Досаждают, досаждают иногда, – соглашается бабка.
– Тебе бы к врачу сходить.
– Эх, милок, – вздыхает старуха, – будь у меня деньги, так каждый день бы ходила. Доктор Рахим мне бы и проказу вывел бы.
– Вывел бы?
– О! – Старуха, видно, уважает доктора. – Знаешь, какой это доктор? Лучший доктор в округе.
– И клиника у него есть или дома принимает?
– Клиника, клиника есть, – кивает бабка. – Большая клиника.
– А я что-то не приметил, где же у него клиника?
– Так в центре города, там здание в два этажа, на запад, как пойдёшь отсюда, на центральной площади почти. Таких больных лечит, что ужас, говорят, полумёртвых вылечивает, ему иной раз привезут старатели дружка растерзанного, живого места нет, а он и такого на ноги ставит.
– Он и оперирует в клинике, или у него ещё где места есть?
–Ну, про то мне неизвестно, но иной раз соседка Агафья говорила, что пришла к нему, а он в отъезде, ездит по больным, на рудник, на цемзавод, на буровые.
Горохов понимающе кивает. Он подводил бабку к разговору о санатории, была у него мыслишка насчёт санатория и доктора Рахима, но спрашивать об этом у старухи он посчитал небезопасным. Вообще-то он уже планировал зайти к доктору.
Тем более что причина у него была.
– Зайду сегодня к этому хвалёному доктору, – сказал Горохов.
– Зайди, зайди, милок, только сначала сходи за саранчой, а то посохнет. Сходишь, ты ж обещался…
«Какая ж нудная бабка».
– Схожу, схожу… Ведро у тебя где?
– Дам, ведро дам. – Она кинулась греметь старыми вёдрами, что стояли за комодом.
– Ножницы тоже давай.
– Ножницы? – Старуха остановилась. – Так ты что, её ещё и почистишь?
– Дашь ножницы – почищу.
– Дам, дам, всё дам, – радуется бабка.
Глава 19
Он не был большим специалистом по ловле саранчи. Но это дело не хитрое. Доставать из мелкой сетки саранчу несложно, хотя и немного скучно. Если лапы и крылья останутся в сетке – ничего страшного, они только портят паштет, это даже хорошо, меньше возиться с ножницами. Если лапы и крылья зацепились за нити сети, то остаётся только отрезать голову. Жвала у саранчи сильные, она даже в состоянии грызть степную колючку. Она даже может прокусить кожу, если ты не в перчатках. Горохов кинул здоровенное насекомое в ведро. Последнее. Без головы и без задних мощных лап оно всё равно продолжало шевелиться, как и многие его собратья в ведре.
В принципе, неплохой улов, полведра за полчаса, и главное – саранча хорошая, все перчатки от неё жирные. Сеть он снимать не стал. Взял ведро и пошёл на север, к дороге. Утро, шесть, всего тридцать пять градусов. Отличная погода, дымка на востоке. Может, сегодня не будет так печь, как вчера.
А на дороге жуть творится, один за другим проезжают мотоциклы и квадроциклы. И электрические, и дизеля, что работают на рыбьем жиру – пыль осесть не успевает. Часть из них едет к озеру, часть уже оттуда. Горохов пошёл на запад по обочине дороги. Настроение было хорошее, рука совсем его не беспокоила. Кажется, пальцы работали также хорошо, как и раньше, и в мышцы возвращалась сила. Тем не менее, он не спешил снимать перевязь. Он всё нес свою руку на тряпке. Так будет лучше.
Он осматривался. Нет, ничего не искал, просто машинально разглядывал следы ног и протекторов на дороге и на обочинах. Как ни странно, следов было предостаточно, они были свежие. Их даже ещё не присыпало дорожной пылью. И опять он увидал следы ребёнка в солдатских ботинках. Следы уходили на север, проходили меж двух придорожных барханов. Он остановился. Поставил ведро на землю, потянулся к фляге. Вода тёплая. Горохов отпил несколько маленьких глотков. Что-то не давало ему покоя. Ему казалось, что он должен что-то знать о том, кто эти следы оставил. Но вспомнить ничего не мог.
Геодезист подумал и, взяв ведро, пошёл по следу. Отойдя от барханов метров на двести, снова остановился. Тут следы были хорошо видны. Он присел на корточки, чтобы рассмотреть их получше.
– Э, мужик, – раздался за спиной грубый голос.
Горохов обернулся, в двести метрах от него, на гребне невысокого бархана, стояли два человека с оружием. Из-под респираторов торчали чёрные бороды.
– Ты чего тут шаришься, а? – Прорычал тот же голос из-под маски.
Геодезист встал и, стянув респиратор, крикнул:
– Да вот, смотрю, где сеть можно поставить. За дорогой вся степь на участки разбита, а тут ни одного столба, ни одной сети нет. А саранча тут хорошая. Смотрю, может, тут сетку на ночь поставить.
Эти типы переглянулись, спустились с бархана, подошли и заглянули к нему в ведро. Потом один из них спросил:
– А ты кто такой? Не видел я тебя тут ни разу.
– Я на буровые приехал работать, а пока у бабки Павловой живу. Она попросила сеть поставить, вот сегодня собрал уже. И думаю, может, тут ещё одну поставить.
– Севернее дороги сетей никто не ставит, – сухо сказал бородатый.
– Понял, просто барханы тут хорошие, тут и ведро саранчи можно одной сетью брать, вот я и…
– Иди уже, ещё раз тут увидим – застрелим, – закончил разговор бородатый.
– Понял, – сказал Горохов, забирая ведро, – просто я не знал…
Он повернулся и пошёл к дороге. Пошёл, не оборачиваясь.
Бабка была радёхонька, что вот так, палец о палец не ударив, получила полведра отличной чищеной саранчи. Хвалила Горохова и говорила, что если он и завтра за саранчой сходит, то и завтра может не платить. Тот кивал, а сам думал, что ночевать тут ещё одну ночь с клещами ему вовсе не хочется.
Хотелось есть, последний раз он ел вчера в обед. Горохов вышел и пошёл по улице к центральной площади. Улицу чистил пылесос, а за ним опять шёл бот с огромной лопатой. Горохов уже не воспринимал это как какую-то невидаль. Тем более что на площади ещё один бот с метлой сметал мелкую пыль в большой совок и складывал её в пластиковый бак, что таскал за собой.
Есть уже хотелось, но вместо того, чтобы повернуть к «Столовой», он остановился у красивого дома, мимо которого проходил много раз.
«Хирургия и терапия доктора Салманова».
Рано, конечно, может, доктор ещё не принимает. Геодезист чуть подумал и решил проверить – нажал на кнопку звонка, поесть он ещё успеет.
– Добрый день, приёмная доктора Салманова. – Донёсся из динамика приятный женский голос.
– Я на приём к доктору, – сказал он в коммутатор на стене под кнопкой.
– Вы записаны? Вы бывали уже у доктора?
– Нет, я не записан, я первый раз.
– Что вас беспокоит? – Спрашивал голос.
«Глянь, не хочет пускать просто так, прямо на улице начала опрашивать».
– Огнестрел.
– Вы сейчас ранены? У вас кровотечение?
Дверь по-прежнему не открывается.
– Нет, рана уже зажила, но рука работает плохо, хотел поговорить с доктором.
– Вам оказывали медицинскую помощь или рана заживала сама?
«Идиотка, ты откроешь дверь?»
– Оказали, но я не удовлетворён тем, как меня лечили.
– Хорошо. Вы страдаете проказой, холерой, сифилисом, гепатитом?
– Нет, ничем таким я не страдаю. – Горохов старался говорить спокойно, хотя это удавалось ему всё труднее.
Во-первых, он хотел есть, а во-вторых, он торчал тут под дверью на солнце и на глазах людей, это ему не нравилось.
– Первый приём у доктора, только осмотр, без анализов и без средств диагностики, стоит семьдесят копеек, вы располагаете такой суммой?
«Семьдесят копеек? Один приём? Валера-генетик мне две сквозных дыры за два с половиной рубля залатал. Вы там не офигели?»
Горохов прикинул, сколько у него осталось денег после того, как он продал винтовку и заплатил два рубля механику за ремонт мотоцикла и пообедал, у него едва набирался рубль с двадцатью копейками. Но он хотел посмотреть на этого доктора:
– Да, я располагаю такой суммой. – Сказал он и вздохнул.
– Хорошо, доктор сможет принять вас через пятнадцать минут. Поднимайтесь на второй этаж.
Коммутатор запищал и в двери щёлкнул замок. Она приоткрылась.
Горохов вошёл и сразу оказался в прохладе. Хорошо, свет с улицы почти не проникает. Всё же от яркого солнца устаёшь. Он поднялся на второй этаж. Там, за стойкой, девица вся в белом. Сама вся сбитенькая, невысокая, с хорошей грудью, темноволосая и кареглазая. Миленькая. Совсем молодая, лет восемнадцати. Улыбается ему деланой улыбкой. А сама про себя, скорее всего, морщит свой очаровательный носик. Горохов грязен, его пыльник пробит, левый его бок чёрен от засохшей крови. На ботинках пыль в полсантиметра. Даже руки он давно не мыл, они черны.
– Вам нужно немного подождать, доктор примет вас, как освободится. – Улыбаясь, говорит девушка.
На щеках у неё ямочки, очень приятная девочка. Даже ущипнуть её хочется за щёчку. А ещё из приятного… В углу стоит увлажнитель. Струйка прохладного пара бьёт из него вверх, там же кулер. Это явные признаки роскоши. Он кивает и идёт к кулеру. Да, вода тут такая, какой и должна быть – ледяная. Он пьёт один стакан за другим. Надо же отбить хоть немного денег из тех, что с него возьмёт доктор.
– Вы готовы сейчас заплатить за приём? – Спрашивает она почти ласково.
Горохов допивает воду, ставит стакан на место, идёт к стойке.
– Да, золотце, я готов заплатить.
«Такой милашке всё бы отдал».
Он достаёт из кармана рубль.
– Минутку, я сейчас выдам вам сдачу.
Она быстро отсчитывает деньги и кладёт мелочь перед ним. Мерзавка, милая, хитрая мерзавка. Он дал ей полноценный серебряный рубль, а она на стойку кладёт только железки. Могла бы дать сдачу тремя серебряными гривенниками, но выложила перед ним шесть железных пятаков, да ещё таких, каких не везде примут. Но ему совсем не хочется с ней рядиться. Не хочется выглядеть сквалыгой. Он молча забирает железки, идёт и садится в мягкое кресло. Вытягивает ноги. Да, тут хорошо. Тут очень хорошо.
Доктор Рахим чернявый, поджарый, невысокий человек неопределённого возраста в больших очках. В самом деле, невозможно понять, сколько ему лет, может, сорок, а может, пятьдесят.
– Значит, подвижность пальцев после восстановления тканей в плече не вернулась?
– Не вернулась, – врёт Горохов.
– Сожмите пальцы. – Говорит доктор.
Горохов сжал, но не сильно.
– Сильнее сожмите.
– Не могу. – Опять врёт геодезист.
– Не болит нигде?
– Немеет рука.
– Где, в кисти? В предплечье?
– И в кисти, и в предплечье.
– Странно, – говорит доктор Рахим и вертит руку Горохова, осматривая её со всех сторон. – На первый взгляд кровообращение восстановилось в полном объёме. Кость тоже.
– Может, что-то с нервом?
– Может, может, – задумчиво говорит доктор. – Нужно смотреть.
– Мне через шесть дней выходить на буровую, а там с одной рукой не очень-то поработаешь.
– Понимаю. Понимаю.
– Вы сможете помочь?
– Ну, попробуем. Следующие посещения будут стоить для вас гораздо дешевле, а вот анализы, рентген и термограмму нужно будет оплатить.
– Ну, раз нужно, – говорит Горохов и вздыхает. – Надо было сразу к вам идти, а не к этому костолому.
– И кто же вас лечил?
– Да, этот демон… Валерой его зовут.
– Да, я его знаю… Таких в старину называли коновалами. Зачем же вы с ним связались? У него ведь и лицензии нет.
– Да мне не до лицензий было, я ж кровью исходил. Уже почти не соображал, где я. Эти двое, Адылл и его мамаша, меня волокли, я едва ноги переставлял.
– А, вот в чём дело, – доктор понимающе кивал. – Жаль, что вас ко мне не привели.
– Они сказали, что у вас дорого.
– Ну, вот вам и пример экономии на здоровье. Руку придётся лечить дальше. А как Валера вас лечил?
– Даже не знаю. Не помню. Сделал мне укол, и всё… А когда я очнулся, так оказался в ванной с какой-то дрянью. Типа крахмальной каши, но не каша. Он называл её протоплазмой, там у него ещё и червяки плавали вместе со мной.
– Да, он так лечит. – Понимающе кивает доктор.
– А вы знаете, как он лечит?
– Имею представление. Это новое направление в медицине.
Горохов задумался, а сам взял рубаху, надел её и стал размышлять вслух:
– Он называл эту жижу протоплазмой, по-моему. Я вот думаю, это не повредит мне? Ну, что там у него в ванной, может, мне это повредит… Ну, на генетическом уровне. Думаю, может жалобу на него написать? Только не знаю, куда лучше обратиться.
– Нет-нет, это вам не повредит. Эти технологии лечения уже распространены повсеместно, – успокаивает его доктор Рахим.
«Да, повсеместно? И где же такие технологии распатронены? Где? В каком месте они повсеместны? Да ни в каком. Кроме как в вашей забытой Богом дыре, в других местах ничего подобного нет».
– Думаете, не повредит? – Сомневается Горохов. – Червяки там плавали у него.
– Ничего страшного. Разве что антисанитария, что у него там царит, но вас эта беда уже миновала. У вас же температура нормальная?
– Да, не жалуюсь.
– Значит, раны зажили хорошо. Воспалений нет? Нет, всё с вами в порядке. Для волнений не вижу причин. А рука… Руку я вам восстановлю. Причём сделаю всё быстро и… – Доктор на секунду задумался. – И бесплатно. Так сказать, в компенсацию за местного коллегу.
«Вот оно как, и с чего бы такая щедрость? Я даже ещё не придумал, куда жалобу на Валерины технологии писать, а тут вот как всё обернулось».
– Вот за это спасибо вам, доктор. Огромное спасибо, а то знаете, меня тут ещё и обворовали, с деньгами у меня не очень…
– Потом, потом будете благодарить, а к этому Валере вы больше не ходите, он не доктор, у него даже и лицензии нет. Жалобу на него никто даже не примет.
– Понял, понял, зайду, только долг ему отдам потом, когда деньги получу, а жалобу писать не буду, раз вы меня вылечите.
– Всё, идите, запишитесь у моей медсестры на рентген и томограф, и кровь на первом этаже сдайте, но только не сегодня сдавайте, кровь сдавать нужно натощак.
– Всё бесплатно? Анализы тоже? – На всякий случай переспросил геодезист, надевая пыльник.
– Всё бесплатно, бесплатно, – заверил его доктор.
Горохов вышел на улицу. Даже на градусник не поглядел. Сорок. Думал, что сегодня жарко не будет. Нет, ничего подобного. Ещё и десяти нет, а уже пекло. Он постоял секунду и пошёл завтракать в «Столовую».
Казалось, крахмальную кашу с луком испортить невозможно. Нет, возможно, возможно. Такое впечатление, что часть старой каши прикипела к кастрюле, а в ней сварили новую и подали ему. А чай подали такой старый и терпкий, что его пить невозможно. Нет, нужно искать новое место для питания. Местная жратва – трата денег. Никакого удовольствия от еды.
А эта маленькая дрянь Ёзге ходит по пустой столовой и заглядывает ему в тарелку, а потом ещё фыркает. Раз прошла, второй прошла, а потом подошла и сообщила:
– Ваша уже приходила.
– Что? Какая ещё «ваша»? – Недовольно спрашивает Горохов.
– Бабёнка вчерашняя из банка… Вас искала. – В слова «бабёнка» девочка вкладывает тот смысл, какой могут вкладывать только взрослые женщины.
– Она меня спрашивала?
– Нет, зашла, поглядела, что вас нет, ничего заказывать не стала и ушла. Сразу ясно, кого она искала.
– Может, она искала не меня?
– Ага, – язвительно говорит мелкая дрянь и кивает. – Меня. Только у меня того нет, что ей нужно.
– Откуда ты знаешь, что кому нужно? – Недовольно говорит Горохов.
– Да уж вчера видела, как она с вами водку глыкала.
– Мало ли кто с кем водку пьёт.
– Не мало ли. – Говорит упрямая девочка. – Она вас завлекала…
– Много ты понимаешь, мы просто разговаривали.
– Это вы просто разговаривали, а она вас завлекала.
– Чушь это, – он смеётся.
– Никакая не чушь.
Геодезист смотрит на девочку.
«Сколько тебе лет, такой умной? И почему ты лезешь не в свои дела?»
– Уж я тут не первый год работаю, уже распознаю, когда бабы мужиков завлекают, – вдруг говорит эта мелочь.
– Не первый год? А сколько же тебе лет? – Спрашивает геодезист.
И тут хлопает входная дверь.
Ёзге покосилась в ту строну. А после победно уставилась на Горохова, весь её вид так и кричал: «Ну, что я говорила?»
Геодезист тоже поглядел на дверь и увидал, как через зал, снимая с себя максу и очки, к нему идёт Людмила.
– Пойду я, – томно и с убеждением в собственной правоте сказала девочка и, достав тряпку, пошла протирать столы от пыли.
Людмила подошла и в своей манере, не поздоровавшись и не спросив разрешения, уселась на соседний стул:
– А я вас искала, – сказала она.
– А мне уже об этом сообщили, – ответил он без всякой радости.
– У меня к вам дело. – Продолжала Людмила. – Серьёзное дело.
– Да? А некоторые считают, что вы меня завлекаете.
– Что? Кто так считает?
Горохов покосился на Ёзге.
– А, эта, – женщина бросила на девочку взгляд.
Та старательно тёрла стол и на них не смотрела.
– Короче, вам нужны деньги? – Спросила у него красавица.
Деньги Горохову были нужны. У него, кажется, созревало одно дельце, которой могло потребовать немалую сумму. Но связываться с банкиршей ему по-прежнему не хотелось:
– Я свои деньги получу на буровой.
– И сколько вам заплатят на вашей буровой рублей? Сорок-пятьдесят?
– Двадцать шесть рублей месячный оклад, плюс премия за проходку и за скважины, и хорошая премия, если найдём линзу.
– Двадцать шесть рублей? – Она смеётся. – У вас есть возможность сделать дело и сорок месяцев не работать. Или вы из тех, кто любит попотеть на буровой в пятидесятиградусную жару?
– Сорок месяцев? – Спрашивает геодезист удивлённо.
– Ну, не сорок, ну, тридцать восемь, – отвечает она.
Глава 20
Да, деньги ему были нужны. Но, скорее всего, она предложит ему такое дело, от которого ему придётся отказаться и о котором он, скорее всего, даже и знать не захочет.
«Сейчас попросит завалить своего мужа, потому что он мерзавец и полный урод, жулик, обращается с ней не так, как она того заслуживает. И за это… Интересно, сколько она предложит?»
Он молчал. Не говорил ничего. И Людмила сказала:
– Тысяча рублей золотом и медью. Можете тридцать восемь месяцев не ходить на буровую.
«Тысячу? Тысячу?! За тысячу можно найти людей, которые перебьют всю семью банкира, включая двоюродных братьев и сестёр. Да, девушка умеет заинтриговать».
Теперь он смотрел на эту красотку с неподдельным интересом.
– Может, выпьем? – Говорит она.
– Нет. – Сухо отвечает геодезист и качает головой. – Вы что, алкоголичка? Вы всё время пытаетесь выпить.
– Я мало пью.
– Я вчера видел, как вы мало пьёте.
– Я волновалась. Я и сейчас волнуюсь.
«Никогда бы не подумал».
– Дело-то опасное. – Говорит она.
– Любое дело на тысячу рублей будет опасным. – Говорит Горохов. Теперь ему кажется, что она действительно волнуется.
Она сидит, тискает кепку в пальцах. А вчера катала рюмку по всему столу. И это не от удали или пантов.
– Ёзге, – говорит Горохов, – принеси две по сто.
Девочка престаёт тереть стол, кивает и уходит к стойке, за которой стоит Катя. Они о там чём-то тихо переговариваются, пока Катя наливает водку. Ёзге поглядывает на Горохова и Людмилу.
Людмила ему благодарна за то, что он сдала заказ. Она сидит спиной к ним, не видит ни татарки Кати, ни презрительных взглядов девочки.
Когда Ёзге принесла выпивку, красавица, не дожидаясь схватила свою рюмку прямо с подноса, дав лишний повод Ёзге ещё раз презрительно поджать губы.
– Не пейте всё сразу, – говорит Горохов, вспоминая, как лихо она опрокидывает стаканы. – Утро ещё.
Людмила выпила половину, даже не запив ничем, и сказала:
– Дайте руку?
Она кладёт на стол свою красивую руку с длинными тонкими пальцами с ярким маникюром ладонью вверх.
– Нет. – Он трясёт головой. – Что вы выдумываете?
– Пусть думают, что у нас роман. – Негромко говорит она.
– Нет, – твёрдо отвечает геодезист.
«Криминальные банкиры людям и за меньшее простреливают головы, таких любовничков, что заводят шуры-муры с банкирскими жёнами, потом даже не находят, ведь в такой дыре, как Губаха, ничего ни от кого не утаишь, уже завтра будет известно банкиру, что его жене прилюдно ручку пожимали».
– Говорите, что у вас за дело, или закончим наше общение.
– Ладно, – она вздохнула и приблизилась к нему, заговорила негромко. – Мой муж и его дружок Ахмед недавно, на днях буквально, кинули каких-то лохов на хороший хабар.
Горохов начинает понимать, что речь пойдёт не о простом убийстве. Кажется, дело будет поинтереснее.
– Эти люди не работали с Колей-оружейником, поэтому он дал добро, и их прибили всех. – Продолжает красавица. – А товара взяли на две тысячи рублей. Брин…
– Этот банкир, ваш муж?
– Да. Он поехал на биржу, договориться о продаже.
– В Яйву?
– Да, – она кивнула, – так что пару дней его не будет. А весь товар лежит в банке в хранилище.
– А ваш муж-банкир, я смотрю, крут, людей мочит.
– Мой муж ничтожество, – говорит она. – И сам он ни за что не отважился бы.
«Конечно, оно всегда так, впрочем, ничего другого я от тебя про твоего мужа услышать и не рассчитывал. Ну, ладно, давай, рассказывай дальше, какое твой муж ничтожество».
– Он собирался у них всё купить, но они заломили цену, нормальную цену, захотели две тысячи. А денег у него и на половину не было. И тогда этот урод Ахмед предложил их завалить. Они пошли к Коле-оружейнику, а тот сказал, что это не его люди. Брин пошёл к старателям и сказал, что собирает деньги, чтобы ждали. А Ахмед стал им наливать бесплатно как партнёрам, ну, те выпили, а затем люди Ахмеда их всех и перебили прямо у него в кабаке.
Геодезист никак не комментировал её рассказ. Все в степи знали, что сходить за хабаром в Пермь, найти его, отбиться от мутантов, тварей и даргов – этот только половина дела. Потом его ещё надо сбыть и при этом остаться в живых. А мужички расслабились, вот и получили. Дело обычное.
– Раз они людей так запросто повалили за этот товар, то и мы его у них имеем право забрать, – говорит она, и в её голосе слышится негодование. Кажется, ей не по душе поступок мужа и его дружка.
Но Горохов молчит. Даже то, что он знает об этом, даже это знание несёт в себе опасность. А уж о том, что замышляет Людмила…
Он просто смотрит на неё и продолжает слушать.
– Там шесть килограммов отличной меди, восемь килограммов свинца, решётки из аккумуляторов, двадцать килограммов алюминия и ещё… – Она сделал паузу для больше значимости. – Полтора килограмма паяльного олова.
«Олово. Олово к серебру идёт как один к четырём. Одно олово, если оно там есть, будет стоить рублей четыреста. В Соликамске это всё будет стоить гораздо дороже, а на ярмарку банкир поехал потому, что товар криминальный. В Яйве крысам всё равно, как добыли товар, а в Соликамске могут и спросить, откуда он».
Она смотрит на него и ждёт, что он что-то скажет, но геодезист думает. Ему малой той информации, что у него уже есть. И красавица продолжает:
– Товар будет забрать не сложно. Он в хранилище, в банке. Я расскажу, как отключить сигнализацию. Замок сложный. Но сама дверь в хранилище простая, «десятка», сталь СП, её автогеном, газовым резаком или плазмой за пять минут взять можно.
«Дамочка, а откуда вы знаете про лист «десятку», про сталь СП, про плазмы и автогены, вы, вроде бы, банковский клерк?»
– В банк попасть можно через крышу, двери на улицу выходят, там ночью народ вечно таскается, а сзади после заката можно подойти, стремянка нужна, у меня есть. Там крыша – лист «полуторка», чуть подрезал, отогнул или вообще вырезал кусок – всё, ты внутри. Резак даже можно не вносить в здание, шланги просто подлиннее взять, дверь хранилища сразу у восточной стены. Работы максимум на полчаса. – Продолжает женщина. – За товар расплачусь сразу, на месте, и можете уезжать.
«Создаётся впечатление, что ты, милая, пару банков уже вскрыла. И ещё интересно, как муж твой, банкир, денег купить товар не нашёл, а у тебя деньги есть, чтобы вот так расплатиться сразу. Не у каждого вот так просто лежит тысяча золотом и медью».
– Как всё у вас легко, полчаса – и тысяча в кармане, – говорит геодезист, – а почему вы выбрали меня на такое дело?
– Вы чужак и из тех, что не промах. Сразу видно, что вы себе на уме. – Говорит Людмила.
Это для Горохова прозвучало, ну, почти как оскорбление, он-то считал, что со стороны выглядит простым инженером, пыльным степняком, который полжизни таскается по пустыне. Но нет…
А она продолжала:
– И то, что вы как-то легко отнеслись к тому, что ваш чек подделан и что у вас деньги украдут, это вас совсем не напугало. Другой бы суетиться начал, волноваться…
– Ничего у меня не украдут, у меня нет лишних денег на счету, – сказал Горохов.
– Вот, вы и сейчас спокойны. Я говорю – вы молчите. Таких зовут «продуман».
– Что? Как? – Не понял Горохов.
А она словно не слышала вопроса и продолжала:
– И то, что вы остались без средств и тут же нашли, откуда их взять, само за себя говорит. Просто вам потребовались деньги, вы пошли и убили даргов, что на дюне целый месяц сидели.
Геодезист покосился на неё неодобрительно.
– В общем, вы осторожный, спокойный, хладнокровный человек, который способен на серьёзные поступки. Не появись вы тут, я бы никогда и не подумала бы, что осмелюсь такое затеять.
– Ах, это я, оказывается, ваш катализатор. – Говорит он.
«Зараза, что за бабёнка такая хитрая. Не зря её торговка Проказой называла. Оказывается, вот как я выгляжу со стороны».
Горохов вздохнул. Он же себя совсем другим человеком пытался выставить.
А она всё не могла сидеть спокойно:
– Ну, так вы берётесь за дело?
«Быстрая какая, так дела не делаются, тем более такие серьёзные, стоимостью тысячу».
– Мне нужно подумать. – Сказал геодезист.
– Брин через два дня вернётся. Думать некогда.
– Думать нужно всегда, даже когда некогда. – Говорит он нравоучительно. – Через четыре часа встретимся у вас в банке.
– Хорошо. – Сказал она и допила водку.
А он так свою и не выпил. Ему и вправду нужно было подумать, а думать он предпочитал на трезвую голову.
Он вышел на улицу и первым делом пошёл к Валере, к этому странному человеку.
Конечно же Валера дверь открывать не хотел, сидел тихо. Но Горохов громыхал и громыхал по жестяной двери рукоятью обреза.
А когда грустный Валера дверь всё же открыл, так пускать внутрь Горохова не хотел. Тому чуть не силой пришлось входить.
Внутри были всё те же. Один из них плавал в ванне, двое других держали оружие, хотя у одного из них рука ещё явно не зажила.
У геодезиста и тени сомнений не возникло, что, если нужно, они будут стрелять. Это читалось на их лицах.
– Ребята, я знаю, кто вы. – Сказал Горохов, присаживаясь на край стола.
– Эти люди в-в-вэ… – Начал заикаться Валера.
– Этих людей расстреляли бандиты Ахмеда, – продолжал Горохов. – И сдаётся мне, что он очень хочет их найти.
– Чего тебе нужно, мужик? – Спросил тот, что не получил ни одного ранения. Он крепко держал шестизарядный дробовик.
– Двадцать килограммов алюминия, шесть кило меди, восемь кило свинца и полтора килограмма олова – ваш товар?
– Допустим, и что? – Спросил тот, что был ранен в руку.
– Вам за него банкир две тысячи предлагал?
– А почему ты интересуешься?
– Просто интересуюсь, кажется мне, что обошлись с вами несправедливо.
– Их ищут и хо-хо-х… – Снова начал Валера.
– Хотят убить. – Закончил за него Горохов. – Это понятно.
Он повернулся к Валере:
– Слушай, друг, выйди, а? Мне с ребятами поговорить нужно.
– Но это мой до-до-до-о…
– Да, знаю, это твой дом, – Горохов стал выпроваживать его, – Валера, пять минут. Прошу, побудь на улице пять минут.
Он вытолкал генетика на улицу и запер дверь. Несмотря на то, что два ствола были направлены в его сторону, он спокойно уселся на край стола:
– Вот думаю я забрать вашу цветнину у банкира. Некультурно он обошёлся с вами, а мне как раз деньги нужны.
– Некультурно, – зарычал тот, что был здоров, – да мрази они –четырёх ребят таких положили…
– Так водку не нужно было жрать халявную и начеку нужно было быть, взрослые люди, видно, что не первый раз в степи, а повели себя как дети, – вдруг зло заговорил Горохов. – Вот и получили то, что заслужили.
– Чего? – Ещё больше разозлился мужик. – Да я…
– Да заткнись ты, Миша, помолчи хоть минуту, – осадил его раненый и повернулся к Горохову. – Мужик, так что тебе от нас нужно?
– Что нужно? – Горохов помолчал. – Вот, что я скажу вам, Паша и Миша… Поможете у банкира, который вас кинул, цветнину забрать, отдам вам тысячу рублей.
– Мы с банкиром на две договаривались. – Сказал злобный Миша.
– Я вижу, как вы договорились, – геодезист кинул на того человека, что плавал в ванне. – Просто большего я дать не могу, я работаю в паре, тот человек, что помогает мне, хочет тысячу. Тысячу ему, тысячу вам. Да и раньше две тысячи на семерых нужно было делить, а теперь вы на троих поделите.
– А семьям ребят, что с нами шли? – Бубнит Миша.
– Всё, что могу вам предложить – это тысячу рублей. – Закончил торг Горохов. Ему не хотелось торговаться. – Да-да, нет-нет.
– Тысячу нам, тысячу твоему человеку, а тебе что? – Спрашивает Паша.
– А мне, – Горохов ухмыльнулся, – глубокое моральное удовлетворение.
– Я серьёзно, – говорит раненый.
– И я серьёзно, вы обо мне не беспокойтесь, я сам о себе побеспокоюсь.
– Подозрительно это всё, и сам ты подозрительный. – Говорит Миша, так и не опуская дробовика.
– Ну, не без этого, согласен, – кивает Горохов, – только вам бы подозревать всех нужно было, пока вас в кабаке не расстреляли. Кстати, вы хоть отвечали?
– Отвечали, как могли, – говорит злой мужик.
– Мишка одного хлопнул, вроде.
– Ну, хоть так, хоть так. Значит, в принципе, вы согласны на тысячу?
– Надо ещё детали знать. – Говорит Мишка.
– В принципе, согласны. – Говорит раненый Паша.
– Детали я расскажу потом, – Горохов встаёт и идёт к двери.
– Слышь, мужик? – Окликнул его раненый.
– Ну, – геодезист остановился у двери.
– А чего ты Валеру выгнал? Он, вроде, мужик нормальный, нас ищут, а он нас не сдаёт.
– Поэтому и выгнал: дело-то серьёзное, мы с вами под большую раздачу можем попасть, так зачем ещё этого чудика с нами тянуть, сами же говорите, что он мужик нормальный. Так он и не в курсе всех наших дел, может, и не тронут его. Пусть ещё поживёт.
– А! – Сказал раненый.
И Горохов открыл дверь на улицу.
Глава 21
Теперь второй вопрос.
Он пошёл по главной дороге на юг. Там он ещё не был, мест тех не знал. Знал только, что там находится один известный на всю округу кабак.
С этими мужиками у Горохова всё сложилось сразу, с ними и не могло быть по-другому. Им деваться было некуда, он, ещё в первый раз их увидав, понял, что они в загоне, что ищут их, что напуганы. Мужички и без денег были бы рады отсюда убраться, а он им обещает половину вернуть. Конечно, они согласятся, куда им деться.
Второй вопрос был гораздо сложнее. Дальше дела пойдут не с простыми старателями. Дальше общаться придётся не с загнанными в угол степными бродягами-сталкерами, а с самой отъявленной бандитской сволочью.
«Чайхана» – прочитал он. Квадроциклы вряд стоят под навесами перед входом. Каких только тут нет: и на ДВС, и электрические, и «тягачи», и пустынные «рейдеры», что забираются на любой бархан, и новые, и уже видавшие. У входа пара людей лениво развалилась в тени, вытащив на улицу вентилятор. Оба при оружии. Горохов подошёл ближе.
Один из них с бородой. Бородища чёрная. Видно, это мулька такая у местной банды. Он подумал, что они его остановят, заберут оружие. Он даже остановился у входа перед тем, как взяться за ручку двери. Но нет, только внимательно осмотрели с головы до ног, но ни слова не сказали.
Геодезист вошёл в большой прохладный зал заведения. Народа немного, под кондиционером у стены два сдвинутых стола, там три человека (тоже бородатых). Он краем глаза посмотрел, как вооружены, что пьют. Вооружены отлично – у одного ППС «Шквал», страшная сороказарядная мясорубка в девять миллиметров. Как раз для помещений, для работы на ближней дистанции. У другого охотничий карабин за креслом, этого типа Горохов уже видел, это он приезжал с Ахмедом в «Столовую». Около стены шестизарядный дробовик. Один из этих троих сидел в «бронике» на голое тело. Остальные тоже в броне, но пододели под неё рубахи. И на столе у них только вода со льдом и мятой да чашки с чаем. Они ничего не пьют.
За то за другими столами пьют. Три стола заняты, за ними степные бродяги, рыбари с озера, судя по одежде, и, кажется, охотники.
И ещё один красавец – самый интересный в зале человек. Его он поначалу и не увидел. Его стол стоит почти за стойкой, между входом на кухню и красивой дверью. Горохов уже видел этого парня, когда тот стоял на солнцепёке в самое жаркое время. Он и сейчас был в той же куртке на голое тело. Мощный торс и мощные руки, длиннющие ноги, торчавшие из-под стола. Шеи нет, глаза большие. Нет, огромные. И они неотрывно смотрят на Горохова. Смотрят так, что холодок по коже. Ну, хоть оружия у него нет, и то хорошо. А он вообще человек? Что-то он больно загорелый. Не такой, конечно, как дарги, но кожа его заметно темнее, чем у всех остальных людей.
Геодезист отводит от него взгляд, подходит к стойке, за ней лениво обмахивает себя сложенным листом бумаги крепкий, высокий мужик. На поясе десятимиллиметровый армейский пистолет.
– Добрый день, – говорит Горохов.
– Здорово, – не очень-то вежливо отвечает бармен.
Это крутой бармен, это первый бармен на памяти Горохова, у которого злотые зубы.
– Я хотел бы поговорить с Ахмедом.
– Я за него. – Лениво говорит мужик. – Чего тебе? Что хочешь продать? Показывай.
– Нет, у меня ничего нет, я по другому делу, – спокойно говорит геодезист.
Золотозубый бармен разочарован. Он морщится:
– Если хочешь собрать артель, чтобы идти в Пермь, и тебе нужна снаряга или транспорт, так ты к Коле-оружейнику иди, он в долг даёт. Мы в долг не даём.
– Да нет, мне не нужно ничего такого, я купить кое-что хотел, – продолжает Горохов.
– Купить? – Бармен удивлён. – Что купить? Медь или что?
– Да нет, не медь. Мне просто, мне один человек сказал, что Ахмед торгует кое-чем нужным.
– Какой ещё человек, что он тебе сказал?
– Какой человек? – Горохов не хочет говорить всё этому золотозубому, но, кажется, мимо него к Ахмаду не пройти. – Коля оружейник… Он мне сказал…
– А что купить-то ты хочешь?
– Бота хочу купить. На пробу.
– Бота? – Ещё больше удивляется золотозубый. – Какого ещё бота? Зачем тебе бот?
Но теперь он говорит заметно тише.
– А почему ты спрашиваешь, ты что, тоже торгуешь ботами? – Горохов смотрит на бармена уже неодобрительно.
– Нет, – говорит бармен, – не торгую.
Он отворачивается и кричит:
– Тарзан, к хозяину клиент, спроси, примет ли. Говорит, по важному делу.
Тот странный тип, похожий на жабу, что сидел между выходом с кухни и красивой дверью, вскочил, постучал в красивую дверь.
«Тарзан, вот, значит, как тебя зовут».
– Пришёл мужик, – скрипит, приоткрыв дверь, Тарзан.
Именно скрипит, а не говорит.
«Да у тебя ещё и голос, как у пустынного геккона».
– Что за мужик? Бармен с ним говорил?
– Бармен сказал тебе сказать, что пришёл мужик.
– Давай его сюда, – доносится из-за двери.
Горохов уже стоял у двери, хотел уже шагнуть в комнату, но Тарзан его остановил, грубо пихнув в грудь:
– С оружием не ходить, оружие на этот стол.
Он показал пальцем на стол, за которым до этого сидел.
Горохов молча положил обрез на стол. Достал револьвер, думал, что этого достаточно, повернулся к двери, и снова этот странный тип толкнул его в грудь:
– С оружием не ходить, оружие на стол. – Он вцепился в его тесак.
Горохов вытащил тесак из ножен, думал, этот тип успокоится.
Тарзан стал шарить у него на поясе, потом по карманам, а лапищи у гада крепкие, как из железа. Сразу видно, сила у него немалая. Тарзан достал из правого кармана пыльника Горохова гранату. Её он тоже положил на стол. После этого Тарзан сам открыл ему дверь, сказал противно:
– Иди.
– Спасибо, красавчик, – ответил Горохов.
Он немножко провоцировал его в надежде, что Тарзан хоть как-то отреагирует на его слова.
Нет, этот странный тип словно не заметил его едкой фразы, он просто сел на своё место, а геодезист зашёл в кабинет.
Двадцать три градуса, не больше. Тут и замёрзнуть можно. И главное – не слышно, как работает кондиционер. Значит, хороший кондиционер, дорогой. Стол в кабинете не пластиковый, а старинный, деревянный. Даже представить себе невозможно его цену. Тут же кресла, ковры на полу. Ковры! Да, хорошо живут бандиты в Губахе.
Ахмед сразу узнал его. Он, кажется, обедал. Во всяком случае, на столе была кое-какая еда. С ним за столом сидел ещё один тип, что курил сигарету, тоже бородатый, но заметно старше главаря местной банды. Геодезист видел его первый раз. Этот второй только бросил на него короткий взгляд и тут же отвернулся.
Не поздоровавшись и не приглашая его пройти или присесть на стул, Ахмед коротко спросил:
– Ну?
– Да, вот. Хотел вернуться к нашему разговору.
– Чего надо?
– Можно говорить? – Горохов покосился на типа, что сидел с Ахмедом за столом.
– Давай уже, не отнимай время. – В голосе Ахмеда слышалось раздражение.
– Я хотел выяснить насчёт покупки бота.
Тип, что сидел за столом с Ахмедом, вдруг развернулся к Горохову, сигара дымит в пальцах, а карих глазах появился интерес. Даже не интерес, а удивление: «Что это за клоун и что он тут такое говорит?»
– Бота хочешь купить?
– Да, – кивает Горохов, – если, конечно, вы продаёте.
Ахмед молчит.
– И сколько штук? – Интересуется старший.
– Одного, вернее, пока одного.
– Бабу хочешь, секретаршу? – Теперь спрашивает Ахмед.
– Нет, хочу такую, как у Татарки Кати в «Столовой». Рыжую.
– Рыжую? Для себя, что ли, хочешь купить? – Ухмыляется второй.
– Зачем для себя? Для дела, для работы.
– И где ты её на работу собираешься поставить? Тут или, может, в Соликамск хочешь её отвезти?
– Не тут и не в Соликамске. Думаю, на запад, за реку отвезти, там сто процентов на неё спрос будет. Но перед этим мне бы цену узнать и эксплуатационные характеристики.
Ахмед и его приятель переглянулись. Ахмед опять молчал, а старший заговорил:
– А кто тебе сказал, что Ахмед торгует ботами?
– Коля сказал.
– Коля-оружейник?
– Да, Коля-оружейник.
– А он твой друг или партнёр? – Опять спрашивает бородатый приятель Ахмеда.
– Нет, просто зашёл к нему патронов купить, и разговорились. – Отвечает геодезист.
Бородатые опять переглянулись. И тут Горохов почувствовал себя неуютно. Эти двое сидели и молчали, думали. Принимали решение, и всё молча, молча. Да, очень некомфортно находиться с такими вот людьми в одном помещении без оружия. Эти двое понимали друг друга без слов, тот, что был старше, наконец, выпустил сигарный дым в потолок и пожал плечами. И тогда Ахмед сказал:
– Рыжая будет стоить сто пятьдесят рублей, предоплата тридцатка, потом два месяца ждёшь. Полный расчёт по получении товара.
– Сто пятьдесят рублей!? – Горохов изобразил удивление.
– А ты что думал? – Говорит старший. – Думал, за десятку взять?
– Ну, надеялся за соточку взять…
– За соточку? – Ехидно переспросил приятель Ахмеда.
– Ну да, а что? Неплохие деньги.
– Не смеши, ты за пять лет на ней тысячу сделаешь. А может, и больше.
– Может, сто двадцать? – Предложил геодезист.
– Сто пятьдесят, – твёрдо сказал Ахмед. – Не устраивает – уходи.
– Ну, ладно. – Нехотя согласился Горохов.
– Ты погляди на него, а! – Воскликнул тот, что был постарше. – Сам пришёл, а говорит так, как будто мы его уговариваем.
– Нет-нет, – стал оправдываться Горохов, – это я так… Думал, что подешевле получится.
– Сто пятьдесят, тридцать предоплата, на север не возить, либо у нас её на работу ставишь, либо за реку везёшь.
– Нет-нет, только за реку. – Заверил геодезист. – В Соликамске своих баб больше, чем нужно. А за рекой баб почти нет, а старателей и вододобытчиков на вахтах кучи.
– О! А ты тут торгуешься! Ты за месяц там, за рекой, на ней две цены сделаешь.
– А что насчёт содержания? – Спросил Горохов. – Чем кормить, чем поить, как лечить?
– Об этом вообще не волнуйся. – Заверил его Ахмед. – Жрёт всё, как саранча. Ничем не болеет первые пять лет. Работает шестнадцать часов в сутки без потери внешнего вида. Не давай только бить её. Все услуги, выходных не просит, не устаёт, не ноет, бабьих дней у нее не бывает. Будешь за рекой деньгу грести, потом приедешь и ещё пару купишь. Как аванс отдашь, так инструкцию получишь. Там всё о ней написано будет.
– Да… Хорошо бы, хорошо бы… – Задумчиво говорит Горохов. – Просто мне немного не хватает, мне бы недельку подождать, потом или я кредит возьму, или на буровой зарплату получу.
Лицо старшего сразу стало кислым, она махнул на Горохова рукой:
– Нет денег – чего пришёл?
– Я найду деньги, через пару недель соберу всю сумму, принесу.
– Ну, как соберёшь деньги, так приходи, – говорит Ахмед.
Горохов кивнул, уже повернулся к двери и как будто вспомнил:
– Слушай, Ахмед, а кто в твоё заведение поставляет саранчу?
– Э-э, – засмеялся тот, что курил сигару, он даже привстал со стула и говорит Ахмеду, – посмотри на него, брат, он собирается на саранче заработать себе на бота. Ты десять лет будешь на бота копить, саранчу в пустыне добывая. Ты зачем сюда пришёл, дурак, зачем время у нас отнимал? Ты кто, охотник?
– Я найду деньги на бота, – твёрдо сказал геодезист, – а саранчу я продаю… Это так, для поддержки штанов, чтобы без дела не сидеть…
– Я кухней не занимаюсь, – сказал Ахмед, – на кухне главная Антонина. Сам с ней договаривайся. Но пока денег не найдёшь, пока аванс не принесёшь, на глаза мне не показывайся.
Разговор был закончен. Горохов кивнул и вышел из комнаты.
Глава 22
Он вышел из кабинета и стал забирать своё оружие, тесак в ножны, револьвер в кобуру, гранату в карман, обрез в руку. Тарзан даже не смотрел на него, уставился куда-то в зал, что происходило рядом, его не касалось.
А Горохов, собравшись, не пошёл на выход. Напротив – он шагнул к служебному ходу за стойкой.
– Э, ты, – грубо заорал золотозубый бармен и, несмотря на солидный вес, быстро двинулся к нему. – Ты куда намылился?
– Мне Ахмед сказал переговорить с Антониной. – Ответил Горохов, остановившись.
– Со мной переговори. – Здоровяк подлетел к нему и хотел схватить его за рукав, но Горохов перехватил его руку. Да так крепко взял его, что тот и вырваться не мог.
– Ты Антонина? – Спросил у него геодезист, не выпуская липкую от пота и волосатую руку.
– Чего? – Пыхтел здоровяк.
– Вижу, что нет, – сказал Горохов и отпустил его, – а мне нужно с Антониной переговорить, Ахмед разрешил.
– С другой стороны зайди, тут для официанток выход, – бубнил золотозубый, но уже не очень нагло.
Горохов его слушать не стал, пошёл в подсобку. Его порадовал тот факт, что Тарзан к этой секундной перепалке с барменом вообще не проявил никакого интереса. Он так и сидел, уставившись в пустоту. Судя по всему, он охранял только одну дверь, и золотозубый ему не мог ничего приказывать.
А как вошёл в подсобку… Жара, духота, вонь. Вытяжка ревёт, да несильно помогает.
На огромном поддоне здоровенный мужик с волосатыми плечами и большими руками, в майке, жарит саранчу, высыпая туда десятилитровую кастрюлю лука. Горохову кажется, что паштет будет вкусным, получше, чем в «Столовой».
Ещё один субтильный и молодой месит тесто из жёлтой кукурузной муки, он добавляет туда толчёную тыкву и тыквенных семечек. Да и хлеб тут будет вкусным. Кажется, геодезист голоден, хотя сегодня утром он уже ел.
Оба мужика с удивлением смотрят, как Горохов идёт по кухне, смотрят и молчат. А вот баба, которая пряталась за углом, не молчит:
– Эй, ты чего тут? Ты кто такой? Давай отсюда…
Геодезист разворачивается и видит перед собой невысокую щуплую женщину лет сорока. У неё хорошая светлая кожа. Она выглядит почти здоровой, проказа едва-едва тронула правую ноздрю.
– Вы Антонина? – Спрашивает Горохов.
– Я-то Антонина, а вот ты кто? – Говорит женщина.
– Я Горохов, мне Ахмед сказал, что поговорить насчёт саранчи можно с вами.
– Ахмед с тобой насчёт саранчи говорил? – Не верит женщина.
– Он сказал, что говорить будете вы.
– Саранчу беру без ограничений. Только чищеную, без ног и крыльев, и ни одной головы. Только утреней вылов, что бы шевелилась, лежалую не беру. И больше мизинца тоже не беру.
– Пока всё устраивает, но вы не озвучили главного. – Говорит Горохов, улыбаясь, он знает, что женщинам нравится его улыбка.
– Милый, ты мне тут не улыбайся, – ласково говорит Антонина. – Тридцать копеек за полное ведро, больше не получишь.
– Тридцать копеек за ведро первоклассной саранчи? – Удивляется геодезист.
– Ха-ха, – смеётся Антонина, – чего скис-то, сероглазый? Чего не улыбаешься? Никак на другой ценничек рассчитывал?
– Признаться, да, – говорит Горохов и скребёт щетину на подбородке, – ну, ладно, лиха беда начало, давайте с тридцати начнём.
– И на тридцати закончим, – говорит Антонина. – Больше платить не буду, у меня таких десять человек за дверью в очередь стоят.
– Ладно, пойду сети готовить. До свидания, Антонина. – Говорит Горохов.
– Счастливой охоты, – отвечает ему Антонина.
Он направляется к двери, что ведёт на выход на улицу. Но не доходит, сворачивает в закуток.
– Эй, ты куда, сероглазый? – Кричит женщин.
– Да я сюда… Вот тут туалет есть. – Останавливается геодезист. – Можно?
– Сразу за дверью барханы начинаются, иди туда. – Строго говорит женщина.
– Да я умыться хотел, не умывался ещё сегодня, – он опять улыбается. – Разрешите умыться.
– Воды много не лей, – нехотя соглашается она. – А то знаю я вас.
Он кивает и заходит в туалет. Настоящий туалет с унитазом, с рукомойником и краном, с жёлтой и тёплой водой. Цивилизация.
Выходил он через заднюю дверь. Там, перегородив ногами проход, на стуле дремал мужик с чёрной бородой и армейской винтовкой. Внимательно оглядев Горохова и не о чём его не спросив, он убрал ноги и дал ему выйти.
«Двое на входе, трое в зале, Тарзан, бармен, его тоже нужно считать, не зря он оружие носит, один на заднем выходе, сам Ахмед и мужик с сигарой. И почему-то кажется, что это ещё не все».
Горохов остановился у угла здания в теньке. Самое пекло, пятьдесят три, не меньше, на солнце выходить не хотелось, но его уже ждала Людмила. И он пошёл в банк.
Оказывается, в этот банк заходят клиенты. На сей раз он не был единственным посетителем. Несколько мужиков пришли обналичивать чеки. Оказалось, это были буровики из компании «Буровые Савинова». Услышав, что они с буровых, он разговорился с ними, сказал, что идёт на одну из вышек через четыре дня. Поговорили. Он хотел слышать про ботов, что работают на компанию, но на прямую спрашивать о них было нельзя. И речь в основном шла о том, что руководство зажимает премиальные и сверхурочные.
Как и везде, как и везде. Горохов понимающе кивал. Он бы незаметно, конечно, подвёл бы разговор к ботам, но Людмила из-за стойки смотрела на него с нетерпением. И он попрощался с рабочими.
– О чём вы там с ними говорили? – Недовольно спросила она, когда он подошёл к стойке.
–О чём, о чём… Ну, о буровых, о бурах, о грунте, о проходке, о сверхурочных. – Он пожал плечами. – О чём ещё с буровиками говорить?
Она смотрит на него с подозрением:
– О сверхурочных? Так вы что, всё ещё собираетесь идти на буровую работать?
– Да, собираюсь.
– То есть моё предложение… – Она замолчала, ожидая, что он закончит её фразу.
– Я принимаю ваше предложение.
Теперь даже через толстое стекло он почувствовал, как она волнуется. Она покосилась вправо, на крепкую дверь, что была недалеко от кулера с водой:
– Я понял, эта та дверь, – тихо сказал он.
Людмила кивнула, взглянула куда-то, нажала кнопку и сказала:
– Клиенты идут, сегодня день получки, поговорить тут не получится, в конце улицы есть хорошее место, тихое, называется «Парадиз».
– Это там, где находится ресторан «Оазис»? – Спросил он.
– Да, чуть дальше «Оазиса», там тихо и можно снять кабинку. Снимите кабинку и ждите меня, я буду через час. Всё обговорим.
В зал уже вошли два человека, встали за Гороховым в очередь.
– У меня нет лишних денег, чтобы снимать кабинки в дорогих ресторанах, – сказал он, стараясь не дать пришедшим клиентам его услышать.
Людмила поджала губы, демонстрируя ему своё презрение, но тут же полезла в кассу и со стуком положила на стойку серебряный полтинник.
Геодезист забрал деньги, кивнул головой и вышел из зала.
Паштет из саранчи? Что за гадость. Каша из кукурузного крахмала? Дрянь. Кто такое вообще ест? Нет, сейчас он будет есть стейки из бедра дрофы, пить воду с мятой, льдом и соком лимонника, есть хлеб с тыквенными семечками и пить текилу из местных кактусов.
Он уже заказал еды и воды почти на сорок копеек, но это его мало заботило. Чёрт с ними, с деньгами. Сейчас в тихой прохладе и уюте отдельного кабинета прямо под беззвучным кондиционером он ждал Людмилу, ждал еду, ждал текилу и поглядывал через затемнённое стекло на раскалённую улицу. Да, ему хотелось немного отдохнуть, ведь его ждали дела, сложные и серьёзные дела.
Людмила появилась без стука, распахнула дверь, вошла, скидывая пыльник, села на диван так близко, что едва не касалась его бедром. Осмотрела стол и сказала:
– Пропиваете мои деньги?
Женщины в юбках – это красиво. У неё тонкие икры, тонкие черты лица, глаза зелёные и злые. Людмила из породы тех злых баб, которые всегда знают, чего они хотят, и всегда знают, кто им это должен обеспечить.
Горохов не ответил на её вопрос, он развалился на диване и стал смотреть на неё, чуть улыбаясь.
– И мне вы ничего не заказали? – Продолжает она и нажимает кнопку вызова официантки. – Когда она придет, делайте вид, что мы любовники.
– Хорошо, – лениво говорит геодезист.
Он изо всех сил изображает любовника, полулежа на мягком диване, а Людмила придвинулась к нему. Официантка записала заказ и ушла.
– Она уже сегодня начнёт болтать о нас. – Говорит Горохов. – Для чего вы это делаете? Или вам просто нравится прижиматься ко мне?
– Во-первых, болтать начали ещё с того дня, как увидали нас в «Столовой». Во-вторых… – Она поморщилась. – Вы уж меня простите, но большого удовольствия от прижиманий к вам я не ощущаю.
Он косится на неё и говорит ехидно:
– Глядя на вас, создаётся впечатление, что вы можете получить удовольствие, только прижавшись к банковскому мешку с десятью тысячами.
– Ха-ха-ха, – серьёзно отвечает она с большими паузами, – так смешно, что сейчас умру от смеха. Особенно смешно слышать такие шутки от человека, одежда которого ненамного чище самого грязного банковского мешка. И от которого, извините меня, дурно пахнет.
– Ну, тут не поспоришь, – соглашается он, – запах от меня действительно не банкирский.
– Абсолютно не банкирский, – едко говорит Людмила. – Но это я готова терпеть, если вы сделаете дело.
– Ну, если вы отключите сигнализацию.
– Я скажу, где перерезать провод.
– Отлично.
– Вам нужно найти резак. – Говорит она.
Кажется, эта тема её волнует, она кладёт ногу на ногу и берёт со стола его пустой стакан из-под текилы. Начинает катать его по столу. Туда-сюда. Туда-сюда.
– Резак, стандартный набор инструментов, стремянка, ломик. – Добавляет Горохов.
Он-то как раз спокоен и даже расслаблен, на её игры с пустым стаканом смотрит с недоумением.
– Да, да, да, – Людмила кивает. – Да, инструменты и лестница вам понадобятся.
– Вам? – Теперь он смотрит на неё с удивлением.
А она не понимает его удивления и молчит.
– Может не вам, а нам? – Поясняет Горохов.
Вот теперь она поняла, она трясёт своей прекрасной головкой:
– Нет, нет, вы должны всё делать сами. Меня в это время должны видеть в другом месте.
– Ах, вот как… Ну, хорошо, но тогда мне понадобятся три рубля. – Говорит геодезист.
– Зачем? – Удивляется женщина.
– Транспорт, помощник. В общем, ищите мне три рубля.
Видно, что это его требование ей не нравится, но она понимает, что он вполне законно:
– Ну, хорошо, – произносит Людмила и снова катает пустой стакан по столу, – а чтобы найти резак вам понадобятся деньги?
– Нет, – он отрицательно качает головой, – резак, инструменты, лестницу, я всё уже нашёл.
– Нашли? – Она обрадовалась. – Они что, уже у вас?
– Нет, всё это нужно будет забрать.
– И когда вы это заберёте? Напоминаю вам, времени у нас немного.
– Вы это заберёте. – Вдруг говорит он. – Мне это не отдадут.
Ей опять не нравится этот вариант.
– Я должна буду забрать резак и инструменты?
– Повторяю, мне это не отдадут, а вам нужно будет всего на всего поулыбаться и повертеть задом немного, вы ведь умеете вертеть задом и улыбаться?
Нет, ей точно не нравится его предложение:
– На что вы намекаете?
– На то, что у нас мало времени, – говорит он. – Искать сейчас резак с инструментами – это значит потерять время и засветиться. Потом, когда будут искать, кто это сделал, весь город перевернут и обязательно кто-то вспомнит, что я ходил по городу и искал резак.
– А про меня никто ничего не скажет? – Всё ещё сомневается красавица.
– Про вас нет. Вы пойдёте на склад компании, только идите в юбке, найдёте кладовщика Бабкина. У него на складе всё есть, поговорите с ним, поулыбайтесь ему. Скажите, что потом всё вернёте.
– И думаете, что он меня потом не выдаст?
– Ну, это уже всё от вас будет зависеть… – Говорит геодезист.
– Что вы имеете в виду? – Кажется, Людмила начинает злиться.
– Да ничего я не имею в виду. Достаньте инструмент резак с лестницей, вот, что я имею в виду. – Отвечает он ей.
– Я думала, что это всё сделаете вы.
– Нет, я сделаю саму работу и отведу от нас подозрения, а инструмент достаёте вы. Собирайтесь и идите на склад искать и очаровывать Бабкина.
– Я ещё не пообедала, – отвечала красавица.
В её тоне он уловил с трудом принимаемое согласие, его решение ей не нравилось, но она соглашалась с его правотой.
– А как вы отведёте от нас подозрения? – Спросила Людмила.
– Это не ваше дело. – Отвели он, поворачиваясь к окну.
– Я так понимаю, что вы в таких делах человек опытный?
– Да не очень, – отвечал геодезист.
Он не отрывал глаз от улицы. Опять там появился белый, крытый квадроцикл, из него опять вышла женщина. Как и Людмила, она была в юбке и туфлях. Ноги у женщины были изящны, не такие, конечно, как у Людмилы, но тоже очень даже…
Где-то, где-то он эти туфли видел, он указал на женщину:
– Вы знаете её?
Чтобы взглянуть в окно Людмиле пришлось наклониться и опереться на его ногу, и ничего, не такая уж у него была грязная одежда. Она оперлась, взглянула в окно и сразу сказала:
– А, это Альбина несчастная.
– Несчастная? А чего это она несчастная?
– Она запасная.
– Запасная? В каком смысле
– Да женщина запасная, Севастьянов привёз её сюда лет двенадцать назад, а сам всё живёт с женой. А к ней стал ходить редко. Сам ходит редко, но всё равно не отпускает её.
– Я сморю, вы хорошо осведомлены о её делах.
Людмила вдруг замолчала.
– Да ладно вам, мы теперь подельники, говорите, откуда вы всё про неё знаете?
– Брин рассказывал, – нехотя сказал красавица.
– Это ваш муж, кажется?
– И мне кажется, что он мой муж, – произнесла Людмила.
– А он её откуда знает? Или он с Севастьяновым дружит?
– Город маленький, тут все друг с другом дружат.
Но Горохов видит, что женщина не договаривает:
– Да говорите вы уже, мы же партнёры. Чего вы таитесь-то?
– Она Брину сливает бухгалтерию «Буровых Савинова».
– Ах, вот оно что.
– И недорого, – продолжает Людмила, – я так думаю, что она это делает со злости на Севастьянова. Ну, это мне так кажется.
Горохов встал, стал собираться:
– А вы что, уходите? – Удивилась женщина. – Не посидите со мной?
– Вы же сами говорили, что у нас мало времени. Нужно всё приготовить. И вы тоже не рассиживайтесь, поешьте и идите, найдите Бабкина. А пока дайте мне три рубля, я займусь транспортом и помощниками.
Горохов протянул руку и сделал пальцами жест.
Он думал, что она начнёт артачиться, но женщина сразу залезла в карман и достала несколько монет, отсчитала и протянула ему горсть серебра и спросила:
– Мы сегодня увидимся?
– Не знаю, вряд ли… Завтра в банк зайду с утра.
– Если что-то срочное, я живу через дом отсюда, по ту строну. Дом с коваными решётками на окнах. Я не сплю допоздна.
– Если будет что-то срочное – найду, – сказал геодезист и подошёл к двери, там уже, взявшись за ручку, остановился. – Вы что-нибудь слышали про санаторий?
Он сразу заметил, как она напряглась после слова «санаторий». Повисла пауза. Неприятная пауза.
Он заметил, как она напряглась, а она заметила, что он это заметил. Вопрос висел без ответа. Ему бы понять, что она не хочет об этом говорить. Но он стоял, держась за ручку двери, и пристально смотрел на женщину.
– Ну, я слышала, один раз про санаторий, – наконец ответила Людмила.
– Кто и что говорил про него? – Спросил Горохов, чувствуя, что она сейчас будет ему врать.
– Ахмед как-то говорил, – медленно произнесла Людмила.
– Что говорил?
– Ну, с мужем как-то они говорили про деньги…
– И что?
– И Ахмед сказал, что у него все деньги уходят на санаторий и что ему много ещё денег на него потребуется.
– И давно это было?
– Где-то год назад, – ответила красавица.
– Ясно, – сказал он, – если будет что-то срочное, я к вам зайду, а если нет, то завтра утром в банке.
Она ничего не ответила ему, только кивнула. А он вышел из ресторана, думая о том, что она ему, кажется, врала, и о том, что, наверное, не нужно было спрашивать у неё про санаторий.
Глава 23
Жара должна уже отступать потихоньку, но не в Губахе, не в Губахе. Так жарит, что ни маску, ни перчатки снимать нельзя.
Он прошёл мимо дома, куда вошла несчастная Альбина, запомнив на всякий случай его, и пошёл опять к Валере. Но перед этим он решил заглянуть в мастерскую к Володе.
В мастерской было как обычно, Володя и ещё один парень ковырялись с квадроциклом. Геодезист поздоровался, достал два рубля из тех денег, что выручил за винтовку, и протянул их ему:
– Сегодня к ночи я могу забрать мотоцикл?
– Да вы что, уважаемый? – Скривился Володя. – Я ещё шины не привёз. Если только дня через два.
– Нет. – Сухо произнёс геодезист. – Вы обещали мне полдня, как деньги получите.
– Я шины ещё… – начал было Володя.
Горохов перебил его:
– Вы получили деньги, вы обещали отремонтировать за полдня, я даю вам сутки. Постарайтесь не разочаровать меня.
Говорил он это таким тоном, что слесарю совсем не хотелось ему возражать. Он всё понимал. А вот молодой его помощник, сидевший у квадроцикла, встал и сказал:
– Э, мужик, ты сильно тут не загребай, а то знаешь…
– Что знаю? – Повернулся к нему Горохов.
– Быкуют вот такие вот приезжие, а потом их в барханах и не сыскать, – с вызовом закончил.
– В барханах не сыскать? – С видимой заинтересованностью спросил геодезист. – Ну-ка, ну-ка… Интересно, скольких ты приезжих уже в барханах похоронил.
– Сколько нужно, столько и похоронил, – продолжал парень.
– Вот оно что, да ты, как я понял, убийца? – Горохов взвёл курок на обрезе и тот щёлкнул.
Негромко щёлкнул, но так, что все слышали. А Горохов продолжал:
– Я понял, ты опасный парень, к тебе лучше спиной не поворачиваться, да? Особенно если ты приезжий, которого потом не будут искать.
Он взводит второй курок, тот тоже щёлкает.
Парень косится на слесаря Володю. Горохов ловит его взгляд:
– А, так у вас банда. А я думал тут только Ахмед заправляет. Оказывается, вы тоже тут людей мочите?
– Никого мы не мочим, – произнёс слесарь, поглядывая на обрез.
– Нет, не мочите? Так вы что, не убийцы? – Удивился Горохов.
– Нет, у нас мастерская, мы тут мотоциклы чиним.
– Ага, ага… – продолжал геодезист, – ну, раз вы не убийцы, так будьте добры через сутки вернуть мне мой мотоцикл. И умоляю вас, сделайте всё на совесть, чтобы, когда я поехал на работу, на свою буровую, он у меня не сломался.
– Ладно, – буркнул Володя.
– Я прошу вас отнестись к моей просьбе со всей возможной ответственностью.
– Всё будет сделано, – сказал слесарь. – Не волнуйтесь.
– Очень на это рассчитываю, – сказал Горохов и пошёл к выходу, аккуратно спуская курки и приговаривая негромко. – Убийцы, блин. В барханах они хоронят приезжих.
На сей раз у Валеры его ждали. Того человека, что плавал в ванне, вытащили. Он был весь белый, голый сидел стуле, едва удерживаясь, чтобы не упасть, а его товарищ с раненой рукой обтирал его тряпкой. Валера что-то набирал в шприц.
Горохов прошел, уселся у длинного стола, на котором валялся всякий хлам: банки, пробирки, разобранный микроскоп, старые грязные шприцы, листы бумаги с непонятными каракулями и рисунками длинных молекул.
– Ну, что? Как наше дело? – Спросил у него вечно недовольный Миша.
Горохов ему не ответил, он поглядел на того, которого достали из ванны. Был он весь белый, как бумага, а на боку, под правой лопаткой, здоровенный розовый треугольник. Наверное, тут пуля из него вышла. И колено у бедолаги всё такое же розовое.
«Как Валера вообще лечит людей в этом чаном с червями? Доктор Рахим говорит, что это повсеместно распространенная технология лечения. Повсеместная технология. Да-да, я по всем местам этим мотаюсь сколько лет, но никогда не видел, как всего за три дня человека с того света вернули. Судя по дыре на рёбрах, он почти мёртвый был, когда его сюда приволокли».
– Ну, мужик, так что с делом? – Не отставал от геодезиста Миша.
Горохов опять его игнорирует и говорит:
– Валера, а у вас транспорт какой-нибудь есть?
– Тэ-тэ-тэ-э… – Валера замер со шприцем в руках.
– Транспорт, Валера, транспорт. Вы же всё время ездите куда-то за город, вы говорили, что у вас за городом пациенты.
Генетик то ли не ждал такого вопроса, то ли подобные вопросы ему не нравились, он застыл, только смотрел на Горохова своими разными глазами, моргал и молчал.
– Валера, это простой вопрос, можете мне на него ответить, у вас есть транспорт? – Не отставал геодезист. – Транспорт, Валера.
– Не-не-не… Меня обычно возят, – наконец ответил генетик.
– Ясно, – сказал Горохов, он полез в карман и достал оттуда две монеты, два полтинника, и положил их на край стола. – Валера, вам нужно найти транспорт. Отвезёте раненого в Александровск.
– Это ещё зачем? – Грубо спросил Миша. – Пусть с нами будет.
– Нет, никуда он не поедет, – сказал Паша.
– Там есть клиника Васильевой, – как будто не слышал их Горохов, – толковая тётка, хорошо лечит. У нее, конечно, нет ванны с червями и протоплазмой, но лечить она умеет.
– Я её зна-зна… её… – начал генетик.
– Понял, понял, вы её знаете, – продолжал геодезист.
Валера кивнул.
– Раненого можно транспортировать? – Спросил геодезист, опять рассматривая белую спину раненого и розовый треугольник на ней.
– Да, ко-ко-о… Можно, до Александровска недалеко.
– Тогда везите прямо сейчас. – Закончил Горохов. – Да, везите. А мы с товарищами займёмся делом.
Он закончил, никто ему не ответил. Валера поглядывал на Мишу и Пашу, думая, что они возразят этому деятелю, который пришёл и раздаёт всем указания, но те вдруг замолчали, вроде, даже согласились.
Видя, что Горохову никто не возражает, Валера сначала всё-таки сделал укол тому парню, которого достали из ванны, потом уложил его на старую и кривую медицинскую кушетку, накрыл грязной простынёй и дал ему выпить воды. После чего накинул пыльник на голое тело, надел страшные заскорузлые от серости и грязи башмаки, напялил шляпу и ушёл.
– Ну, что теперь? – Спросил Миша.
– Теперь вам нужно пойти в мастерскую по ремонту мотоциклов, она на этой же улице находится, ближе к центру…
– Да знаем мы, где она, – сказал Паша, поправляя бинт на руке.
– Отлично, там есть слесарь Володя. И у него спросите резак.
– Автоген, плазму? – Уточнил Миша. Он даже уточнял как-то грубо.
– Всё равно. Просто спросите, есть ли у него и за сколько продаст.
– А если цену будет ломить? – Спросил Паша.
– Нам всё равно, сколько он попросит, сколько бы не сказал, вы скажете «спасибо» и уйдёте. Просто спросите.
– Так нам что не нужен резак? – Не понимал Миша.
– Просто спросите, сколько стоит, и всё. – Терпеливо говорил Горохов.
– Слышь, нам по городу ходить резону нет, – сказал Миша, – нас ищут, между прочим.
– Да, – сказал Паша, – может, ты сам сходишь?
– Нет, это должны сделать вы. – Настоял геодезист. – Идите сейчас, пока жара ещё не совсем спала, пока народа на улице нет. Маски не снимайте, даже когда говорить будете с Володей.
Они переглянулись.
– Ладно, – сказал Паша, – пойдём.
Миша ничего не сказал, он всем видом показывал, что эта затея ему не нравится, но спорить не стал. Они собрались, надели шляпы, перчатки, пыльники, маски, взяли оружие и ушли. Горохов даже дверь за ними закрывать не стал, он сдвинул в сторону весь хлам с большого стола и завалился на освободившееся место. Кровати же тут не было. Стал ждать. Спать не стал, хотя мог бы.
Валера арендовал не новый, но ещё крепей квадр на ДВСе. Они аккуратно уложили в кузов раненого.
– Ты не гони, – наставлял его Миша, – не угробь кореша.
– Не-не-не… Всё будет в порядке. – Заварил его Валера. – Я у-умею ездить.
– Оружие, вода? – Говорит Паша.
– Вот ту-ту-у… Здесь у меня.
Дробовик у него староват, ещё проверить нужно, стреляет ли. Большая фляга с водой, сумка со всякой медицинской всячиной.
Горохов вздыхает, глядя на всё это. Валера, дорога и пустыня… В его представлении об этом мире это никак не сочетаются.
– До Углеуральского доедешь, переночуй там, – учит его Миша, – а поутру уже рванёшь на Александровск. Там дорога хорошая и даргов не бывает.
– Я-я… знаю, знаю. – Говорит Валера. – Я бывал там несколько раз.
– Паша, езжай с ним, – не выдерживает Горохов.
Он не может даже подумать, что Валера один поедет по бесконечно дороге по пустыне до Александровска.
– И то верно, – соглашается Миша.
И Паша, и Миша степняки, по ним видно, а Валера… Что он в степи на дороге делать будет, случись что?
– Ехать с ним? – Сомневается Паша.
– Да, – говорит Миша.
– Да, – говорит Горохов, – только расскажи сначала, как к слесарю сходили.
– Урод он, – сразу сказал Миша.
– Точно, такой весь из себя, через губу не переплюнет, – соглашается с товарищем Паша.
– Ну, вы спросили у него про резак?
– Спросили, спросили, не волнуйся, – заварил Паша. – Так он нас сразу послал.
– Послал? – Смеётся геодезист.
– Ага, говорит, идите к Коле оружейнику, у него и разики, и оружие, и транспорт – у него всё есть.
– Ну, хорошо, – произнёс Горохов.
– А ещё заметил, что у Пашки рука забинтована, стал спрашивать, чего с рукой. Любопытный, сволочь.
«А вот то, что руку заметил, так это и вовсе прекрасно».
– Ну, ясно, ладно, гоните, а то засветло до Углеуральского не успеете, – сказал Горохов. – Только вы на всякий случай дюну подальше объезжайте.
– Знаем, – заверил его Паша.
Они уехали. Горохов и Миша смотрели им в след, а потом Миша спорил:
– Ну, а мы что будем делать?
– Пока мы будем спать, – сказал Горохов, – ляжем, полежим до темноты.
– А потом?
– Потом сходим в одно весёлое заведение с весёлым названием «Беляши».
– И что там? – Не отставал Миша.
Они вошли в дом Валеры. Горохов запер дверь, подошёл к ванне с протоплазмой. Постоял, снял перчатку и опустил руку в ванну, в густую, почти прозрачную слизь.
Он видел, как в протоплазме слегка, едва заметно шевелились толстые и длинные с палец толщиной жёлтые черви с чёрными головами. Руке стало тепло, и потная от перчатки рука… Вдруг ему показалось, что он ощущает сухость. Да, рука находилась в этом месиве похожем на крахмальную кашу, но чувство было такое, как будто рука абсолютно сухая. Это было странное ощущение.
– Ну, что будем делать в «Беляшах»? – Не отставал Миша, усаживаясь на кривую кушетку.
– А, в «Беляшах»? – Вспомнил Горохов про его существование. – Ничего сложного, я тебе потом расскажу.
– А чего не сейчас?
– А потому что сейчас… – Он вытащил руку из протоплазмы. – Сейчас мне нужно подумать. – Отвечал новому знакомому геодезист.
Глава 24
Они встали у одного из домов. Темень, ни одной лампы вокруг. Горохов облокотился на стену, закурил. В «Беляшах», видно, туалета не было, ну, или не всех в него пускали. Может, поэтому воняло даже тут.
– Миш?
– А?
– Ну, ты всё понял?
– А чего там непонятного? Зайти, спросить у бармена, нет ли у него плазы или автогена, если есть, то спросить, сколько стоит?
Геодезист кивнул:
– Ты оружие держи наготове, место не очень…
– Понял, – сказал Миша и пошёл на свет, что горел у входа в заведение.
А там, под единственной лампой на улице, шла жизнь. К свету слетелись кучи здоровенных мотыльков. Их было так много, что они застилали свет, и в двадцати метрах от лампы было слышно, как они гудят.
Горохов не любил этих тварей, брезговал и всегда убивал. Нет, они не были опасны, но, если ты находишь в степи разлагающийся труп, на нём обязательно будет пару сотен этих мерзких существ. Будут сидеть там и своими хоботками лакать жижу из мертвечины в любую жару.
Помимо мотыльков под лампой суетились местные наркоманы. Один лежал прямо у входа. Мише, чтобы войти в заведение, едва перешагивать через него не пришлось.
Один сидел, привалившись к стене. Кажется, спал. Ещё четыре человека проявляли признаки жизни. И им было, вроде, даже весело. Видно, в помещении духота, а на улице не больше тридцати пяти, вполне комфортно жрать полынь под светом фонаря.
Он не хотел, чтобы его видели, но…
Кажется, он узнал знакомый голос. Голос был сиплый, высокий, надтреснутый. Это говорила женщина, ну, или то, что от женщины осталось.
Она говорила, с упрёком и подскуливанием:
– Лысый, отдай, чего ты такой урод?
– Дай хлебнуть-то. – Кто-то отвечал ей зло.
– Иди, у Лёвы возьми, а это мне на завтра… – Сипела баба, повышая голос.
– Иди сама у Лёвы возьми, он мне ни хрена уже не даёт…
– Лысый, отдай воду, мне завтра в степь идти…
– Не сдохнешь, – отвечал лысый.
– Я не сдохну, да что б ты сдох, чёрт дырявый. – Заорала она.
Голос у неё был пропитый, так, повизгивая, говорят вконец опустившиеся женщины, когда их обижают.
– Я тебе сейчас рыло разорву, тварь, – отвечал лысый. – Вошь поганая, воду для человека зажала… В бархане прикопаю тебя…
Пряча огонёк сигареты в ладони и не отрываясь от стены, он прошёл метров десять. Теперь ему было лучше видно всю компанию.
Да, он видел эту бабу. Худая баба в армейской кепке. Это она больше всех переживала, что бармен «Беляшей» Лёва сдал Вадюху в санаторий. Но жизнь идёт своим чередом, теперь она переживала, что Лысый отнял у неё флягу.
– Лысый, отдай, урод, как я завтра без воды в степь пойду? Мне почти до озера пилить. – Хныкала она. – Мне уже через три часа выходить.
– Лысый, да отдай ты ей уже, – вступился за бабу ещё один конченый человек, что был тут же.
Геодезист пригляделся к ней. У неё был большой нарост над верхней губой и солдатские ботинки. Солдатские ботинки очень маленького размера. Тридцать седьмого, наверное.
Горохов оторвался от созерцания жизни и быта местных наркотов, когда из шалмана со смешным названием «Беляши» вышел Миша и пошёл по улице. Миша его не разглядел в темноте, и Горохову пришлось его окликнуть негромко.
– Ну, побеседовал с Лёвой?
– Это бармена так кличут?
– Ну, да.
– Сволочь, – коротко констатировал Миша.
Горохов молча согласился.
– Спросил у него про резак, а он давай выпытывать: «А зачем он тебе, а ты с кем работаешь тут?» Сказал ему пару ласковых, а очень хотелось прикладом рыло разровнять.
«Всё складывается хорошо, даже лучше, чем я думал».
– Вы, Михаил, грубый человек. – Произнёс геодезист. – Впрочем, этот Лёва мне тоже не очень нравится.
– Да хамло он… Геккона ему в очко.
– Ладно, Миша, иди к Валере, запри дверь и высыпайся.
– А ты куда?
– А у меня ещё дела есть.
– Какие ещё дела в такое время?
– Разные, Миша, разные дела. – Он не стал говорить новому партнеру, что ему необходимо кое с кем пообщаться. – Иди, Миша, поспи, отдохни.
– Да я уже на месяц вперёд выспался. Может, мне с тобой?
– Миш, – Горохов ухмыльнулся и стрельнул окурком, – мне необходимо пообщаться с дамой.
– А подруги у неё нет? – Не сдавался партнёр.
– Нет, Миша, подруги, кажется, у неё нет, у таких дам подруг не бывает.
– А я… – Начал было Миша.
– Да иди ты уже спать, – прервал его Горохов. – Иди!
– Ну ладно, – Миша вздохнул, – а ты когда придёшь?
Геодезист ему не ответил, он потихоньку пошёл по тёмной стороне улицы, чтобы не попадать в свет фонаря. Пошёл на выход из города. У него было дело.
Небо над степью ночью иногда пугает не меньше, чем сама степь. Особенно если на нём нет луны. Чёрная степь, чёрное небо. Только тысячи звёзд горят в полной темноте, и ничего больше. Если долго смотреть вверх, то начинает кружиться голова. За то звуков ночью намного больше, чем днём.
Горохов остановился. И намёка нет на то, что в этом чёрном мире есть люди. Звуков людей нет вовсе. В воздухе царит какофония ночной жизни. Мотыльки гудят, саранча тоже шелестит крыльями, стрекочет. Потявкивают гекконы. Всё это выползло из песка и с жадностью ест друг друга.
Тля ест пыль, органической пыли в степи не меньше, чем песка. Тля повсюду, живая и мёртвая. Люди надевают маски-респираторы больше от пустынной тли, чем от пыли. Если дышать степным воздухом без маски весь день, то к вечеру вам гарантирована слабость и рвота. За то у песчаных блох и личинок саранчи тля рвоту не вызывает. А те в свою очередь не вызывают рвоты у большой саранчи, тараканов, мотыльков и скарабеев. А саранчу и жуков едят все остальные – гекконы, мелкие сколопендры, дрофы, козодои, скорпионы. А уже этими питаются пауки, крупные сколопендры и вараны. Вараны вообще едят всех, кого могут найти и поймать, они короли пустыни. Их, варанов, кажется, никто не ест, кроме ос.
Горохов снова закурил, сигарету держал в левой руке, в правой держал обрез. Город, конечно, рядом, люди убивают всё, что опасно, сколопендру или варана тут вряд ли встретишь, но нужно всегда быть начеку. Степь всегда остаётся степью, гнезда ос, тому подтверждение.
Время уже шло к часу. Рыбаки ещё не поехали к озеру, никто не пошёл проверять сети с саранчой. Людей вокруг нет. Было страшно, но Горохов вырос в степи. Если нет даргов рядом, а их тут быть не должно, ведь они кочуют на западе, ближе к Каме, то ему всё здесь по душе, всё привычно. Он неспеша пошёл на восток. Шел, старясь не включать лишний раз фонарик. Во-первых, свет фонаря видно издалека, а во-вторых, глаза быстро привыкают к свету и престают видеть в темноте, так что лучше идти без фонаря. Если привыкнуть, то звёзд и краешка выползавшей луны вполне достаточно.
Он прошёл приблизительно полтора километра, тихий восточный ветерок стал приносить запах воды. До озера уже было не так и далеко. Он уже тут почувствовал терпкий, горчичный привкус. Так пахнут амёбы, что заселили все пресные воды. Эти почти невидимые глазом существа, плавая на поверхности пятимиллиметровым слоем, не дают воде испаряться даже на самом жарком солнце. Если зачерпнуть их с поверхности воды, то на руке будет прозрачная, слегка оранжевая слизь. Пару минут, и руку начнёт жечь. Амёбы моментально вырабатывают кислоту. Так что купаться в открытой воде нельзя, она и пахнет мерзко.
Он свернул с дороги, которая с обеих сторон поросла колючкой.
Это неприятное растение растёт стеной, оно неприхотливое, с белыми колючими стеблями, растёт везде, где грунт хоть ненадолго освобождается от песка.
Он нашёл проход в этих зарослях и полез по осыпающемуся песку на невысокий бархан. А вот теперь без фонаря никак. Он стал светить на песок, тщательно осматривая склон бархана. Пауки – бич пустыни. Осы, вараны, сколопендры тоже опасны, но они редки. Около людского жилья почти невозможно встретить варана. И сколопендр тут всех, скорее всего, перебили. А вот пауки… Их всех не перебьёшь. Они есть на любом бархане. На день от жары они зарываются в песок, а ночью выходят охотиться. Они так свирепы, что жрут друг друга, отравляют и жрут. Одежду паук, конечно, не прокусит, но он легко находит, где под неё можно пролезть. Поэтому надо как следует осмотреть свою одежду. Говорят, что на каждом бархане есть свой паук.
Вряд ли на придорожном маленьком бархане они станут селиться, но проверить нужно.
И ему повезло, нашёл почти сразу. В луче фонаря отразился почти люминесцентный блик. Корявый, небольшой, не больше трёх сантиметров, белый гад спешил убежать из света. Нет, не убежал. Горохов раздавил его ботинком. И только после этого уселся на тёплый песок.
Второй час, через часик на рыбалку поедут первые рыбаки. А пока можно подумать обо всём и всё спланировать. Он недавно курил, но снова достал сигарету. Но прежде, чем закурить, он взял флягу, потряс её, открутил крышку и выпил воды.
Одним из лучших его качеств было терпение. Что-что, а ждать и терпеть он умел. А как ещё можно бороться с самым опасным существом в степи? Даргов по-другому не взять, только перетерпев жару, усталость, ощущение опасности, напряжение и бесконечную гонку по барханам, их можно было победить. Загонять их до такого состояния, что у них не будет больше сил ни бежать, ни драться.
Он почти с детства этому учился. Он с детства знал, как ловить и убивать даргов, как переживать пятидесятиградусный зной в пустыне, как экономить воду, как залечивать раны. Он знал, что для такой работы в степи необходим надёжный квадроцикл, который не «закипит», когда его трансмиссия раскалится до ста тридцати градусов, коптер с хорошей камерой, хорошим аккумулятором и монитором, многозарядная винтовка с обязательным подсвотльником и любой миномёт, без него никак. Совсем никак. И главное, что тебе понадобится, это терпение. Безграничное, бесконечное терпение. А если ко всему этому у вас ещё найдётся девять таких же терпеливых друзей с винтовками, то тогда вы можете вдесятером выйти в степь против десяти даргов и попробовать отогнать их от вашего селения.
Ну, а посидеть в приятной ночной прохладе на бархане возле дороги, так это и вовсе… Удовольствие.
Ещё не было и половины третьего, как на дороге появились первые фары. Какой-то рыбак на большом квадре проехал на восток.
«Ну, вот, уже поехали».
Он не знал, сколько ему осталось тут сидеть, но после трёх дорога стала оживление. Время от времени он стряхивал с себя обнаглевшую саранчу или глупого геккона. Каждые полчаса вставал, осматривал песок, отряхивал пыльник. Мерзкие клещи, чуют всех издалека, к утру он нашёл на плаще двух. Температура упала до тридцати трёх. Даже пить уже не так хотелось в такой прохладе. Плохо, что стало его клонить в сон. Он снимал перчатку, стягивал респиратор, растирал лицо и вставал, чтобы пятый или шестой раз встряхнуть от клещей пыльник.
Когда стало светать, пыль на дороге от проезжающего транспорта не успевала садиться, а пешие люди с вёдрами и сетями шли и шли из Губахи по дороге.
Люди шли добывать себе пропитание, и тут он увидал её. Да, это была та задрипанная, худая баба в солдатских ботинках. Респиратора у нее, конечно, не было, лицо она просто завязала тряпкой. Перчаток тоже не было. Ожогов она, судя по всему, не боялась. Котомка на плече, там, видимо, фляга.
Зачем она шла, Горохов догадывался. Ни вёдер для саранчи, ни сетей, ни рыболовных снастей у неё не было. На охотника на дроф она тем более не походила.
Он чуть пропустил её вперёд и пошёл по барханам за нею. Между барханов нашёл небольшой камень, кусок рыжего базальта в один кило весом, он взял его с собой.
Наконец, когда солнце уже полностью вышло из-за горизонта, баба свернула с дороги. Свернула не на юг, не туда, где степь разбита на участки и где на каждом втором длинном бархане ветер колышет сети с саранчой. Она свернула на север, туда, куда посторонним с дороги сворачивать нельзя.
Вот тогда он и прибавил шагу. Скрываясь за барханами, стал быстро её догонять. Да, тут нужно было действовать быстро. Может, она не одна тут ходит. Да и до дороги совсем недалеко.
Он умел ходить по степи так, что его почти не было слышно. И обувь у него была специальная, дорогая, хорошая. Она поняла, что её кто-то преследовал только тогда, когда крепкие пальцы схватили её за шею чуть ниже затылка.
– Ой, – заверещала она, даже не пытаясь повернуться, чтобы посмотреть, кто её схватил, – ой, ой, чего вы? А-а-а…
Он сразу свалил её на бархан, лицом вниз, вдавил её лицо в песок:
– Не ори, – говорил он с нехарактерной для себя хрипотцой, – пасть закрыла, паскуда, закопаю в бархан. Башку от песка поднимешь, я её тебе размозжу. Поняла?
– Ой, песок горячий, лежать не могу.
– Не бреши, песок не горячий… и прекрати орать, а то убью…
– Нет у меня ничего, пустая я, только иду траву искать, – стала говорить баба, но уже заметно тише.
Она всё поняла.
– Врёшь? – Сказал он и сдёрнул с её плеча котомку. Как будто собирался её осматривать.
– Нет, не вру, не вру, только иду траву искать, – божилась она.
– А Вадюха где?
– Вадюха, какой Вадюха? – Спрашивала баба с заметной задержкой.
Геодезист понял, что вопрос она поняла и Вадюху она знала.
– Вадюха, кореш твой, что с тобой крутился. Где он? Он мне денег должен.
– Вадюха? – Она всё не понимает.
Горохов давит ей на шею, пытаясь вогнать её правую щёку в песок:
– Не смей мне врать, гнида, закопаю тут, ты тёрлась с Вадюхой всегда.
– Да я с ним не тёрлась, я его и знать-то толком не знала, так, иногда травой делились. – Хнычет баба.
– Где он?
– Нет его уже.
– Сторчался, что ли?
– Да, сторчался, сторчался… Недавно.
– Ладно, понял, по-человечески ты не понимаешь, ну, тогда будем говорить по-плохому, вы, торчки, по-человечески никогда не понимали, уроды, – продолжал он, сжимая её хлипкую шею в своих сильных пальцах.
– Ой, всё… Ой, не надо так… Да не ломай шею, дышать не могу… Всё, не надо… Сейчас всё скажу.
– Где Вадюха?
– Дай хоть отдышаться-то…
Он опять сжал ей шею.
– Нет его, и не будет больше, – простонала она. – Нет. Кончился Вадюха.
– Где он?
– В санаторий его отвезли.
«Ну, вот, главное слово сказано, дальше будет легче».
– Кто отвёз?
– Да кто-кто, кто всегда отвозит. Люди Ахмеда. Лёва бармен, мразь, его сдал им.
– А что это за санаторий?
– Не знаю, никто не знает, туда всех отвозят… Отпусти шею…
– Всех торчков? – Спрашивает Горохов.
– Нет, всех, совсем всех, и прокажённых тоже, и стариков.
– А где он, кто там хозяин?
– Ой, отпусти, мне шею всю сломал. Не могу дышать, песок во рту. Тьфу… Тьфу…
– Где он и кто там хозяин?
– Не знаю, не знаю, Ахмед там хозяин, как кого туда определить, то ему маякуют, он людей присылает, а где этот санаторий, так только люди его знают. Сам оттуда ещё никто не возвращался. – Пищала баба. – Кажется, на юг надо ехать… Но я не знаю…
– А почему его зовут санаторием?
– Говорят… Ну, слышала я такое, что доктор Рахим говорит прокажённым с последней стадией, что им нужно в санаторий… Но это я слышала через десятые руки…
Горохов её отпустил, достал из кармана пыльника камень и положил ей между лопаток:
– Это мина, детонатор настроен на колебание корпуса, пошевелишься – она взорвётся.
– Это мне не встать теперь? – Хныкала баба.
– Таймер на десять минут взведён, потом можешь встать.
– Сумка, сумка моя где? – Волновалась баба, стараясь не шевелиться.
Геодезист кинул ей под нос сумку, чтобы не волновалась. Баба схватила её, а он пошёл к дороге.
«Да, немного, совсем немного узнал. С санаторием связан бандит Ахмед. Может быть, доктор Рахим. Можно сказать, что ночь прождал зря».
Он дождался, пока на дороге никого не будет, и только тогда перешёл её.
Дела в этом месте у него ещё не кончились, он пошёл туда, где виднелись столбы, обозначающие участки, и колыхались на барханах сети со свежей саранчой.
Глава 25
– Хорошая саранча, – сказал Горохов, заглядывая в ведро.
– А вам, дядя, чего? – Спросил у него старший из мальчишек, паренёк лет четырнадцати.
Он крепко держал старенькую одностволку и всем видом давал понять, что он не побоится – выстрелит…
Второй мальчишка лет одиннадцати прятался за старшего и выглядывал у того из-за плеча.
Оба собирали саранчу без перчаток, у обоих пальцы жёлтые от жира насекомого.
– Парни, да вы не волнуйтесь, – чтобы успокоить ребят он садится на корточки, стягивает респиратор и очки, – у вас вон уже почти два ведра, я одно куплю, вам меньше тащить… Всяк деньги легче нести, чем ведро саранчи.
– А за сколько купите? – Спрашивает старший.
Он всё ещё не верит Горохову, ружьишко не опускает.
– Тридцать, но вместе с ведром.
– Вместе с ведром? – Раздумывает старший.
А младший из-за его спины шепчет:
– Тридцать пять, Димка, проси тридцать пять, если с ведром.
– Эй-эй, вы не наглейте, старое ведро не стоит пять копеек, тем более, оно у вас треснутое. – Говорит Горохов.
– Ну, а сколько дадите? – Спрашивает Димка.
Геодезист привстает, лезет в карман галифе, достаёт оттуда мелочь. Отсчитывает три серебряных гривенника и копейку, он надеется, что мальчишки соблазняться на серебро:
– Тридцать одна копейка, вот за это ведро, – говорит он и указывает обрезом на полное ведро.
– Ну, ладно, – Димка тянет руку за деньгами.
– Дима, да что ты такой… – Дёргает его мелкий. – Ещё у него копейку попроси, у него полная ладонь денег.
– Да, дядя, – одумался Димка, – ещё копеечку накиньте.
Горохов молча лезет в карман за копейкой и, отдав её Димке, грозит мелкому кулаком:
– Ух, жадный шкет.
Пацаны смеются, а он берёт ведро и спускается с бархана. По дороге оглядывается, не видел ли кто, как он покупал саранчу. Нет, вокруг никого, кроме этих пацанов, что ещё по холодку, по рассвету пришли сюда.
– Дядя, – кричит ему вслед Димка, – а зачем вам саранча?
Горохов оборачивается и отвечает:
– Я думал, ты знаешь, зачем нужна саранча, вообще-то, из неё делают вкусный паштет. Тоже мне, сборщики саранчи…
Пацаны стоят довольные. Улыбаются, глядя на него. Кажется, он дал лишних денег.
Он дошёл до бабки Павловой. Та ему обрадовалась, она думала сначала, что он опять ночевать будет, но тут, в этом клоповнике, где на каждой стене по клещу, он ночевать больше не хотел. Геодезист разочаровал старуху и просил у неё пустое ведро на время и ножницы для чистки саранчи.
Сел чистить, бабка ходила вокруг и мешала, как могла, лезла с советами, заводила разговоры издалека, всё хотела о чём-то просить. Но Горохов её особо не слушал, он быстро и умело чистил саранчу.
– А ты, я вижу, умелец, – глядела на его руки старуха.
– Умелец, умелец, – рассеяно кивал он.
– Видно, много на своём веку прочистил.
Геодезист не стал ей говорить, что почти всё детство ловил и чистил саранчу, точно также вставал до рассвета, как те два пацана, у которых он купил сегодня ведро, также шёл на барханы, также без перчаток вытаскивал кусачих насекомых из сетей и тащил тяжёлые вёдра домой. Всё также, только братьев у него было трое.
Он сделал всё быстро, головы, ноги, крылья – долой. Жаль, у бабки кур нет, они это всё любят. Он на секунду задумался. За всё время он не видел тут ни одной курицы. Неужели куры не выживают в здешней жаре? Впрочем, он тут же забыл про кур. Крупную саранчу отобрал, подарил её бабке. В ведре осталась только средняя и мелкая. Самая вкусная, самая дорогая саранча.
Утро, ещё нет шести. У входа в «Чайхану», за рядами квадроциклов, под козырьком, с оружием и в брониках сидят двое бородатых. У одного на плече тот самый неприятный ППС «Шквал». Второй между ног поставил шестизарядный охотничий карабин.
– Мужики, я саранчу Антонине принёс. – Говорит им Горохов. – Работает заведение? Она на месте?
Этим двоим всё равно, что он там принёс. Они почти спят, один, тот, что со «Шквалом», лениво косится на геодезиста, говорит медленно, нехотя:
– Заведение работает круглосуточно. Антонины ещё нет, но саранчу у тебя повар примет.
– Понял, – говорит Горохов и собирается пройти в дверь.
– Куда? Куда ты попёрся, шайтан твою маму… – Говорит всё тот же бородатый.
Геодезист остановился, не понимая.
– Через зал поставщики не ходят. – Морщится охранник. – Иди с заднего хода. Вход на кухню сзади.
– А, понял…
– Понял он, геккон безмозглый… – Бурчит бородатый.
Дверь сзади закрыта, пришлось постучать. Там уже другой бородатый приоткрыл дверь. У этого армейская винтовка, затвор вытерт до белого металла. Цевьё тоже блестит, как будто специально начищали, от рифления следа не осталось. Винтовочка старая, но это старьё иной раз понадёжнее многих новых образцов будет. Раньше сталь была намного качественнее, чем сейчас. Бородатый глядит на геодезиста: «Ну? Чего надо?»
Горохов показывает ему ведро с саранчой:
– Вот… Я вчера с Антониной договаривался, что она купит.
Охранник, не говоря ни слова, открывает ему дверь, отходит на шаг назад и сразу закрывает за ним дверь на засов.
Горохов проходит внутрь, ставит ведро на какой-то стол у стены:
– Доброе утро, кто примет товар?
Он ещё в прошлый раз осмотрел кухню. Но сейчас всё рассмотрел внимательнее. Отсюда направо дверь в туалет и мойку, налево – к холодильникам и стеллажами, а прямо – выход в зал, ему отсюда был виден край барной стойки. Сзади бородатый на выходе.
– Салим, – говорит здоровенный мужик с волосатыми печами, – глянь, что там у него.
Молодой и худой парень отрывается от сковороды, быстро подходит и заглядывает в ведро.
– Не лучший товар, – горит он.
– Дрянь? Дрянь не возьмём, – говорит здоровый.
– Нет, не дрянь, но не лучший, – Селим запускает руку в саранчу. – Пойдёт, но ведро не полное.
– Она хоть чищенная?
– Чищенная.
– Дай ему двадцать две копейки.
– Двадцать две? – Горохов изображает кислую мину.
– А чего ты хочешь? – Гремит мужик с волосатыми плечами. – Товар так себе, ведро не полное. Бери, что дают, или уноси свою саранчу.
– Ладно, давайте деньги. – Геодезист протягивает руку.
Салим кидает ему в ладонь несколько монет, пересыпает саранчу в кастрюлю и отдаёт ведро.
Горохов, взяв ведро под мышку пошёл по кухне к выходу в зал. А там, у выхода, официантка с подносом ему навстречу:
– Эй, парень, ты куда, из кухни нельзя выходить, Али нас прибьёт за это. – Кричит она Горохову, и тут же поворачивается к своим. – Вы что, не видите, он в зал попёрся с ведром…
– Э-э, – орёт мужик с волосатыми плечами. – Выходи через другую дверь. Нельзя отсюда в зал ходить.
– Извините, – геодезист разворачивается. – А Али это тот с бородой?
– Это такой… – начинает официантка, но слов не находит и показывает, что это за человек, руками. – Это заместитель Ахмеда, главный в ресторане.
– Понял, такой солидный мужчина. Сигары курит.
– Ага.
– Ясно, спасибо, – кивает Горохов и идёт к выходу на улицу.
Он входит в ресторан, как положено, с главного входа. У него ведро подмышкой. Утро, столов свободных много. Да почти все свободны. Он ставит ведро под стол. Машет рукой той самой официантке, что не пустила его, когда он хотел пройти через кухню.
Женщина его замечает, подходит.
– Сейчас есть только гороховые оладьи. – Говорит она, стоя у его стола.
– Вчерашние? – Спрашивает он немного разочарованно, не хочется ему есть вчерашний горох.
– Со вчерашнего дня остались, но наш повар так их разогреет с подливой, что ты и не догадаешься, что они вчерашние. И свежий хлеб будет готов через десять минут.
Геодезист молчит, думает.
– Можно пожарить филе бедра дрофы – это быстро, – она замолкает, смотрит на него с укором, – но это будет стоит четырнадцать копеек.
–О, четырнадцать, – удивляется Горохов, – нет, давайте оладьи.
– Пить что будешь? Брага, водка, чай, сок красного кактуса?
– Воду со льдом и мятой.
Официантка смотрит на него уже с явным презрением. Поворачивается и почти уходит, но, сделав пять шагов, вспоминает что-то и поворачивается:
– А девочку не желаешь?
– Девочку… – Он опять думает. – Девочку… Из этих… Из ботов?
– Конечно из ботов, – она опять его презирает, – натуральные девки сами себя предложат.
– Да нет, для женщин ещё рановато, – он улыбается ей, – для этого требуется романтичная обстановка.
Она его не слушает, чисто по-женски закатывает глаза и уходит.
А Горохов не стал сидеть за столом, встал и пошел к стойке. От входа в ресторан до противоположной стены двенадцать метров. Сейчас охраны два человека. Они всегда сидят за одним и тем же столом под большим кондиционером. У одного пятизарядный дробовик, у второго карабин. И дробовик дрянь, и карабины он такие не любит.
У двери в кабинет сидит Тарзан. Он тут, судя по всему, всё время сидит.
Официантка забирает со стола Тарзана тарелки. То ли давно тарелки у него не убирали, то ли жрёт он много. В общем, тарелок у неё целый поднос. Тот сидит с сытым и невозмутимым видом. Смотрит на входную дверь. Его, кажется, ничего не волнует после завтрака.
Горохов подходит к стойке. Осматривается. От входа в ресторан до выхода на кухню двенадцать метров. Между ними как раз барная стойка, можно пройти от входа до выхода. Зал открыт, столов много. За кабинетом ещё один выход, коридор. Там туалеты.
Бармен поначалу внимания на него не обращает, что-то пишет в грязной тетради. Наконец, подняв голову, смотрит на него молча: «Ну, чего тебе?»
– Решил рюмочку пропустить, да официантка уже ушла.
Бармен молниеносно наполняет ему рюмку, стучит ею по видавшей виды стойке:
– Три копейки.
Горохов расплачивается, берёт водку и делает шаг не к своему столу, а в направлении кабинета. Тарзан, который сидел и дремал после завтрака, ожил сразу, он смотрит на Горохова пристально, взгляд внимательный, осмысленный, рука, что лежит на столе, дёрнулась, сам он напрягся. Горохов остановился в двух метрах от стола. Тарзан уже готов встать.
Лапища у него дай Бог. Пальцы короткие, тупые, почти без ногтей, темные. Смахивают на короткие обрезки двадцатой арматуры.
Значит, к двери он никого с оружием не подпустит.
– Эй, ты… Ты бы не ходил вокруг него, – совету бармен. – А то покалечит.
– Понял, понял, – говорит геодезист и идёт к своему столу.
Гороховые оладьи были лучшие, что он ел в своей жизни. Два серых оладушка величиной с ладонь были залиты кислой подливой из кактуса и завалены сладким луком. Да и хлеб был отличный, только что из печи.
Перед тем, как уйти, он зашёл в туалет. Туалет был большой и чистый, а над раковиной было маленькое мутное окошко. Такое пыльное, что свет едва пропускало. Оно высоко, но при желании из него можно было вылезти на улицу. Горохов, прислушиваясь, не идёт ли кто, аккуратно влез на раковину и проверил окно. Нет. Оно не открывалось. Забито наглухо.
Прямо рядом с дверью в туалет, была ещё она дверь. Она заперта. Наверно, там держат ботов для любовных утех. Больше их держать, вроде, негде. Ну, не в кабинете же Ахмеда. Хотя, чёрт его знает.
Геодезист выходит в зал, кидает мелочь на стол, осматривается ещё раз. Никто на него не смотрит. Тарзану, бармену, охране он не интересен. Тем нескольким мужичкам, что пришли позавтракать, тоже. Даже парочка тех, что пришла сюда похмелиться, и те не пытаются поймать его взгляд, чтобы заговорить. Он забирает своё ведро и выходит на улицу.
Глава 26
Прежде, чем зайти в банк, он заскочил в лавку Коли-оружейника. Самого Коли не было, за прилавком стоял пацан лет восемнадцати.
Появление Горохова его не обрадовало, ему пришлось отрываться от книги.
– Добрый день, мне бы десяток патронов, – он показал обрез парню, – четыре жакана, шесть картечи.
Парень не соизволил с ним поздороваться, просто сказал лениво:
– Двадцать копеек.
Геодезист положил деньги на прилавок, а продавец прямо из-под прилавка вытащил протоны и выложил их перед Гороховым.
Он надеялся, что на этом торговля закончится и можно будет снова взяться за книгу, но Горохов спрятал патроны в карман, а уходить не собирался.
Наглый пацан уставился на Горохова: «Ну, и что тебе ещё нужно?»
– У вас гранаты есть?
По взгляду мальчишки он сразу понял, что есть, но он ему ни одной не продаст.
– Нет. Гранты городской голова продавать запретил. – Нехотя говорил пацан.
– Я нашёл осиное гнездо, пристав просил меня его уничтожить, может, продадите парочку? – Не сдавался геодезист.
Наглый юноша вздохнул:
– Пристав тебе сказал, так и грант пусть даст, у него их целый склад, нам гранты продавать запрещено.
– Ну, ладно, понял, – говорит геодезист и назло пацану всё не уходит, – а инсектицид у вас есть?
Пацан опять вздыхает, идёт в подсобку, возвращается оттуда с флаконом из белого стекла на четверть литра. Горохов сразу узнаёт этот флакон по чёрной крышке и чёрной этикетке. Да, это то, что нужно. Вот только этикетка почти выцвела, средство, видно, не один год лежало в кладовке. А пацан ещё и говорит, ставя флакон на прилавок:
– Рубль.
Горохов даже не понял сначала, что он имеет в виду. Он спрашивает у продавца:
– Что? А почему не пять?
– Остряк, да? Пришёл шутить тут, людей от дел отвлекаешь. Мне и без твоих шуток тут весело было, – говорит наглец.
– Очень дорого. – Отвечает геодезист, борясь с желанием подойти к пацану поближе или вытянуть сопляка через прилавок к себе.
Тот, изображая на лице мину усталости, поясняет:
– Флакон последний, больше нет, не нравится – можешь поискать по другим лавкам. Но не найдёшь, это товар у нас редкость.
– Он стоит двадцать копеек. – Пытается вразумить его Горохов.
– У нас он стоит рубль, а за двадцать копеек ты его и в Углегорске не купишь.
– У меня нет рубля, – говорит геодезист, хотя, деньги у него есть, но он их так глупо тратить не собирался.
– Могу дать в долг, если есть документы. Ты ж, вроде, к нам на буровые нанялся.
– Документы есть.
– Так что, берёшь в долг?
– Беру, – вдруг соглашается геодезист.
Продавец даже обрадовался, кажется, быстро достаёт из-под прилавка толстенную книгу, раскрывает её. Забирает у Горохова удостоверение и начинает записывать его имя в книгу.
Сделал всё быстро и, возвращая удостоверение, сказал:
– Десятого числа у вас аванс, отдашь рубль десять, если не отдашь десятого, двадцать пятого отдашь рубль двадцать. После двух рублей проценты будут начисляться на проценты. Постарайся вернуть вовремя.
Теперь он был доволен, куда-то скука его подевалась, сообщал все условия весело, всё объяснял и пододвинул Горохову книгу:
– Распишись.
– Что-то проценты у вас не милосердные. – Он стал читать всё, что было написано напротив его имени.
– Ты берёшь или не берёшь? – Пацану снова становилось скучно.
– Беру-беру, – сказал геодезист, расписываясь в книге.
Пацан спрятал книгу под прилавок:
– Не забудь вовремя рассчитаться.
– А если забуду? – На всякий случай уточнил Горохов, пряча флакон в левый карман.
– Лучше не забывай, – сказал пацан и в его голосе, в его ухмылке, появилось что-то мерзкое, весьма похожее на угрозу.
– Постараюсь не забыть. – Сказал Горохов и вышел на улицу.
До открытия банка ещё было ещё много времени. К тому же Людмила явно не была самым пунктуальным банковским клерком. Но на всякий случай он решил дёрнуть ручку входной двери. И не ошибся, дверь открылась. Горохов удивился и вошёл. А вот то, что Людмила впустила его в операционный зал, не заставив разоружиться предварительно, его совсем не удивило. Она была взволнована. Сама вышла ему на встречу из-за своего толстого стекла.
– Вот! – Она подошла к восточной стене и для убедительности похлопала по ней. – С этой стороны вы подойдёте.
– Хорошо, подойдём с этой стороны, – спокойно согласился Горохов.
– Подойдёте? Так вы точно не сможете всё сделать один?
– Не уверен, что смогу сработать сам. Никогда не грабил банки, – признался он.
– Чем меньше людей знает о деле…
– Не волнуйтесь, как закончим дело, он сразу исчезнет.
– Исчезнет? – Она уставилась на него, смотрела в упор.
Он специально произнёс слово «исчезнет». Словечко-то со смыслом, с неприятным смыслом, а ему хотелось знать, как она отреагирует на это.
Людмила смотрела на него пару секунд, а потом сказала твёрдо:
– Ну, раз по-другому нельзя, пусть так и будет.
«А бабёнка-то с характером, согласна, значит, на «исчезновение» помощника. Лишь бы деньги получить. Молодец. Крепкая бабёнка, далеко пойдёт».
Он сделал нужные для себя выводы и потом спросил:
– Так инструменты, резак, лестница – будут?
– Всё будет, – сказал она.
– Скажите, куда привезти, Бабкин привезёт, к ночи привезёт. И потом под утро заберёт всё обратно. Всё положит на место, никто и не подумает, что брали.
– О! – Горохов удивился. – Сам привезёт, сам увезёт. Любопытно, как вы с ним договорились? Ему придётся заплатить или… Или это будет маленькой женской тайной?
Людмила смотрит на него неодобрительно:
– Вы на что-то намекаете?
– Я просто спрашиваю.
– Мне не пришлось его долго уговаривать.
– Я в вас ни секунды не сомневался.
– Лучше смотрите, что нужно будет делать. – Она снова похлопала по стене.
– Я уже прикинул, как всё сделать. Я уже посмотрел на дверь в хранилище.
– Может быть, вы знаете, где провод сигнализации, что ведёт к посту дежурного?
– А вот это интересно, показывайте.
Она провела его за стойку, наклонилась и указала на провод, что шёл под ней:
– Перережете здесь, а потом здесь. Это питание. А это провод от источника бесперебойного питания…
«Чёрт, а ноги у неё почти идеальные. Чуть-чуть бы ей зада прибавить…Самую малость».
– Куда вы смотрите? – Она прервала своё объяснение. Она явно не довольна. – Я вам сейчас рассказываю, что нужно делать, чтобы не сработала сигнализация… А вы…
– Я всё понял, сначала нужно перерезать провод к аккумуляторам, – говорит Горохов.
«Кстати, а откуда ты всё знаешь про сигнализацию?»
– Будьте внимательны, ночью меня с вами не будет, – говорит она серьёзно. – И, если вы откроет дверь, не обрезав сигнализацию, сюда явятся люди пристава.
– Извините, я просто засмотрелся.
Она взглянула на него очень серьёзно и сказала:
– Сделаете дело, и у вас будет возможность рассмотреть всё, как следует.
– Очень на это надеюсь, – сказал Горохов также серьёзно.
– Нужно всё сделать сегодня ночью. – Продолжает Людмила. – Завтра может приехать Брин.
«Она, кажется, никогда не называет его мужем».
– И завтра же прибывает караван за водой.
– Караван будет завтра? – Переспрашивает Горохов.
– Да, это точная информация. Водовозы уже в Александровске сегодня будут.
– Отточено, – говорит геодезист спокойно, – значит, грабить будем завтра в ночь. Приставу будет не до нас. Он уже готовится к приезду каравана. – Горохов стал объяснять ей. – Если пристав умный, а на вид он именно такой, он разгадает наш нехитрый ребус с ограблением на щелчок пальцев. Да учитывая то, что я пытаюсь отвести от нас подозрения. Он возьмёт вас и чуть надавит…
– Никуда он меня не возьмёт, – с вызовом сказал Людмила, – и ни на что не надавит.
Она сказала это так уверенно, что Горохов призадумался на секунду, а потом спросил:
– Это потому, что он человек Коли-оружейника, а Коля не против, что бы мы ограбили Брина и Ахмеда?
Красавица поджала губы, скосила на него глаза неодобрительно. На такие провокационные вопросы она явно отвечать не собиралась.
– Всё равно будем грабить в ночь, когда придут водовозы. Тут будет суета, нам будет так легче. – Принял решение Горохов.
– Я боюсь, муж приедет. – Волновалась красавица. – Он первым делом придёт проверить, как дела в банке.
– Тем лучше, тем очевидней будет ваша непричастность. Я думаю, что в день приезда он не кинется тут же отвозить товар, он хотя бы переночует дома.
Она смотрела на него и не могла решиться, наконец, произнесла:
– Ладно, может быть, вы и правы, я просто не хочу упустить случай.
Бабкин спрашивает, как вам передать инструменты? Куда пригнать квадроцикл. Он хочет, чтобы всё потом вернули ему. Ну… Сделали всё за ночь и вернули.
Геодезист опять подумал и потом сказал:
– Правильное решение. Завтра ночью пусть подгонит квадроцикл к водораспределительной станции, которая на восточной дороге. Пусть меня не ждёт, поставит машину и уйдёт. А до рассвета пусть опять придёт – всё вернём ему.
– Я прошу вас, будьте внимательны, накладок быть не должно… – Со всей возможной серьёзностью сказала Людмила. – Иначе…
Горохов понимающе кивал. Он и сам знал, что будет иначе. Он прекрасно понимал, с кем имеет дело.
Тут в банк вошёл человек, остановился в тамбуре.
– Добрый день, – тут же ласково заговорила Людмила в микрофон. – Мы рады вас привставать в стенах Губахабанка. Будьте добры, оставьте всё своё оружие в корзине, что справа от вас.
Горохов, не прощаясь, пошёл к двери.
У него появилось ещё одно дельце, он уже день размышлял над ним, но вряд ли он сейчас мог застать нужного ему человека дома. Он хотел выспаться, но на всякий случай сначала сходил на западную, самую фешенебельную улицу города. Туда, где были рестораны и роскошные дома. Геодезист прошёл мимо нужного ему дома, не останавливаясь. У двери четыре звонка. Значит, в доме четыре жильца. Хорошо, что в таких домах над кнопками звонков стоят таблички и именами жильцов. Прямо как в Соликамске, в самом дорогом квартале.
Он не стал таскаться по улице туда-сюда. На улице кроме него никого не было, это привлекло бы внимание. Он дошёл до конца улицы и повернул на север.
Миша открыл ему дверь.
– О! Ты пожрать принёс? А воды?
Горохов дал ему баклажку воды, прошёл в дом. Скинул пыльник.
– Паша с Валерой ещё не вернулись?
– Не-е. – Отвечал Миша, не без радости разворачивая свежий хлеб. – По моим подсчётам к вечеру должны. Как там на улице?
– Полтинник уже.
– Да, тут у них жарко. – Согласился старатель. – Не то, что у нас.
– А ты, Михаил, откуда будешь?
– Да у нас вся ватага с Кирса, – ответил Миша, жуя жирный бутерброд из жёлтого хлеба с паштетом из саранчи. – Знаешь, где это?
– Нет, не знаю, – признался Горохов.
– Вот и никто не знает, – как-то невесело произнёс старатель. – А Омутинск знаешь?
– Омутинск знаю, я там был.
– Вот, Кирс дальше по реке, на север…
Он хотел рассказать что-то про свой Кирс и Омутинск, но Горохов уже подошёл к ванне с серой слизью, в которой почти не было видно червяков. Вылезли они из ванны, что ли? Он запустил в слизь руку и сразу почувствовал удивительную сухость. Он вытащил из ванны руку полную слизи, стал её разглядывать:
– Слушай, Михаил, а ты когда-нибудь видел такое?
– Да нет, первый раз такое вижу. – Признался старатель. – В Кирсе так лечить ещё не умеют. Этот тут, на югах…
– Верно, Миша, верно, – задумчиво произнёс геодезист, – только тут, на югах, такое увидать можно.
За все долгие годы скитаний по пустыни он видел и шаманов, и лекарей, и настоящих докторов, но никогда, никогда Горохов не видел ничего подобного. Он стряхнул слизь в ванну. Она скатилась вся, почти не оставив ощущения влаги на коже. Поначалу он не придал значения тому, как этот странный, кривой и косой заика Валера его вылечил. Но это было, когда дело касалось его лично. Он не видел себя раннего, не помнил, что с ним тогда было. Но он видел товарища Миши, когда того уже вытащили из ванны. Судя по всему, когда его туда положили, у мужика не было четверти спины. Зажившая рана была огромна.
Размышляя обо всём остальном, он уже не мог не думать о том, как с такой раной человека смогли поднять на ноги за три дня. Да как его вообще вернули с того света?
– Слушай, если ты бывал в Омутинске…
– Миша, – прервал его Горохов. – А ранение у твоего товарища серьёзное было?
– Да он едва дышал, у него рёбра фонтаном из спины торчали… А чего ты спрашиваешь?
– Ничего, мне нужно поспать пару часов. – Горохов постелил пыльник на верстак и стал укладываться.
– А товар-то когда забирать будем?
– Завтра, Миша, завтра в ночь, а сейчас мне нужно поспать два часа.
– Понял, я буду тихо…
Глава 27
На этой улице на сей раз были люди, и было их не так уж мало. Мужчины и женщины с детьми, прятавшиеся от дневной жары в домах, в сумерках стали выходить, чтобы пройтись, пообщаться. Они останавливались, чтобы поговорить и, разговаривая, поглядывали на проходящего Горохова. Да, выглядел он тут явно чужим. Геодезист не решился позвонить в нужную ему дверь, решил пройти дальше по улице и подождать, пока совсем стемнеет.
И когда солнце уже стало скрываться, а люди с улиц ушли, он вернулся и, остановившись у нужной ему двери, нажал на кнопку звонка.
Ждать пришлось долго, он уже подумал, что нужно нажать ещё раз, когда из коммутатора донёсся красивый, но строгий голос:
–Кто?
– Альбина, меня зовут Горохов, я дней пять назад был у Севастьянова, вы оформляли меня на буровую мастером.
– И что вам нужно, Горохов?
Эта фраза в её устах звучала очень высокомерно.
«Ничего, я собью с тебя спесь».
– Мне нужно с вами посоветоваться, не могли бы вы впустить меня? Тут люди ходят, не в наших с вами интересах, что бы меня тут видели.
– Не в наших интересах? Говорите, что вам нужно, или уходите, – твёрдо сказала Альбина.
– Ну, хорошо… Я только что был в дому у Брина.
– Что? У кого?
– У банкира Брина…
– И что вы там делали? – В голосе женщины проскочила нотка заинтересованности.
«А интонация-то как быстро поменялась, уже не требуешь уйти?»
– Слушайте, Альбина, что я там делал, не важно. Важно то, что я там видел. Может, впустите меня?
– Что вы там видели? – Делая паузы в словах, спросила она.
– Да я видел там документы, которых у Брина быть не должно. Говорю же вам, впустите меня, мне нужно с вами посоветоваться.
Пауза – две, три пять, семь секунд…
«Ну, открывай же».
И засов электрозамка щёлкает.
«Наконец-то».
Он открывает дверь, входит в дом, поднимается по лестнице, ища её квартиру. Хотел постучать в дверь, но та раскрылась сама.
Злая она еще красивее. Волосы тёмно-каштановые, глаза больше, карие, смотрит исподлобья. На ней лёгкий халат, она целомудренно придерживает его ворот, чтобы он не распахивался на груди, и Горохов лишнего не увидел. Она встала в проходе и дальше прихожей его пускать не собиралась.
«Ну, ладно».
– Надеюсь, вы одна?
– Собираетесь меня ограбить?
– Нет, я…
– Что за документы вы видели у банкира, и как вам это удалось?
– Квартальные отчёты нашей компании, копии. И очень похоже на то, что они настоящие.
– Откуда вы знаете, что они настоящие? – Холодно спрашивает она.
– На прошлой работе я сам такие составлял.
Он глядит на него с презрением:
– Наверное, Брин в отъезде, а эта дешёвка Людочка вас приютила, вот вы и порылись в его бумагах.
– Вы к ней несправедливы… Она вовсе не дешёвка, и меня она не при… – Он не нашёл правильного слова. – В общем, это не то, что вы там себе напридумывали.
Он больше не собирается стоять в прихожей. Он легко, хоть она и пыталась этому противодействовать, отстраняет её и идёт из прихожей в комнату.
– Я вам не позволяла входить, – шипит женщина, хватая его за рукав. – Мой мужчина сейчас придёт.
– Ваш мужчина? – Он, ухмыляясь, хватает её за правую руку. – А где его вещи?
Она думала, что он хочет руку поцеловать, и старается вырвать руку, но он не отпускает и нюхает её пальцы.
– Вы не курите, а в комнате у вас две пепельницы, – он выпускает её руку. – Наверное, у вас и вправду есть мужчина.
Он проходит, берёт одну пепельницу, проводит внутри пальцем:
– В комнате чисто, а в пепельнице пыль. Наверное, ваш мужчина был тут давно. Может, он и сегодня к вам не заглянет?
– Убирайтесь отсюда, – говорит Альбина сквозь зубы. Она говорит это с таким презрением, что он чувствует себя неуютно.
– О, кажется, я вам не очень нравлюсь. Хорошо, я уйду, но прежде, чем уйти, я хотел услышать от вас совет.
Она смотрит на него всё также.
– Я вот не могу решить, к кому мне пойти с моей информацией про документы: к самому Севастьянову или, может, просто к начальнику безопасности компании? Не помню, как его фамилия. Как вы считаете, Альбина?
Она молчит. А он, усаживаясь в шикарное кресло, продолжает:
– Думаю, что к Севастьянову идти не нужно, пойду к начальнику охраны. В таких компаниях, как наша, люди очень компетентные. Готов поспорить на медную пятёрку, что он за три дня найдёт утечку. – Он изобразил на лице гримасу, которая выражала сожаление. – Даже, не знаю, что будет с тем, кто сливает информацию Брину. Думаю, что его даже не найдут.
Кажется, его слова достигали цели, женщина начинала волноваться. Она теребила ворот халата, облокотившись на косяк, и внимательно слушал каждое его слово.
– Таких людей закапывают в барханы, поверьте, уж я-то знаю. Иногда закапывают живьём, а иногда просто бросают на песке связанного, чтобы прожарился. Это днём, а если хотят, чтобы мучился еще больше, бросают ночью, чтобы вся пустынная живность его жрала. – Продолжает Горохов. – Ведь это не шутки, документы – дело серьёзное. Не знаю, как у вас, а в других компаниях начальники экспедиций воду продают налево. Бывает такое, бывает. Хозяева и акционеры компаний об этом только догадываются, но поймать их не могут, потому что начальники экспедиций всегда заодно с начальниками безопасности компаний. А как их поймаешь? Да никак. Никто не знает, сколько в водной линзе под землёй воды. Если ещё качалки стоят, то счётчики поставить можно, а если вода под давлением сама идёт, то поймать их невозможно. Только… – Горохов поднимает палец. – Только если кто-то заинтересованный будет считать водовозы, что приходят за водой. Акционеры компаний не могут, они сидят в Соликамске. А вот Брин… Брин может. Ведь может?
Альбина не отвечает.
– Посчитает он все цистерны, что проходят через Губаху, а потом посмотрит, сколько отображено в квартальном отчёте, и ему сразу будет понятно, сколько воды крадёт Селиванов у своих родных акционеров. Кажется мне, что немало, так немало, что за такое могут и бросить на съедение саранче.
Он замолчал, пристально глядя на неё, ловя каждое её движение. Мало ли, может, у неё под халатиком оружие. Так-то, конечно, не видно… Но чем чёрт не шутит.
– Что вам нужно? – Наконец спрашивает она уже без всякой этой спеси, без этого раздражающего высокомерия.
«Вот, кажется, мы дошли до фазы конструктивного консенсуса».
– Да ничего особенного, – говорит он и сразу успокаивает её, – деньги мне не нужны.
– Не нужны, а что тогда?
– Мне нужно место, где я могу переждать пару дней, где меня никто не будет искать.
– Переждать? Чего переждать? Кто вы вообще такой?
– Я геодезист Горохов.
– Геодезисты не ищут себе мест, где их никто не станет искать.
– Я необычный геодезист. Я геодезист, которому нужно тихое место.
– У меня всего одна кровать.
– Думаю, что мы уместимся. – Говорит Горохов.
– Я не буду с вами спать в одной кровати. – Опять в её тоне появляются нотки высокомерия.
– Почему же? – Притворно удивляется он.
– Ну, хотя бы из-за того, что у меня есть мужчина.
– Мужчина, который к вам заходит два раза в месяц? Или даже раз?
Альбина смотрит на него с негодованием:
– Это ваша Людочка вам насплетничала?
«Почему-то у Людмилы в этом городе не очень хорошая репутация».
– Если у мужчины есть женщина, к которой он не ходит, пусть он не удивляется, если к ней начнут ходить другие мужчины. Особенно если женщина такая красавица, как вы.
Она что-то хотела ответить, кажется, с негодованием, но он прервал её жестом и встал из кресла:
– Где у вас душевая?
Она молча отошла от прохода и указала ему куда идти.
– Надеюсь, у вас есть стиральная машина?
Она открыла дверь и указала ему на стиральную машину.
– Спасибо, – сказал Горохов, – я надолго.
– А если придёт Севастьянов, что вы будете делать?
– А не поздновато ли для него? У него рабочий день, кажется, начинается в четыре.
– Ну а если?
– Буду с ним драться.
– Драться? – Кажется, первый раз за весь их разговор на её лице мелькнула тень улыбки. – Хотела бы посмотреть на это.
– За место в кровати такой женщины, как вы, рискну подраться даже с таким влиятельным человеком, как Севастьянов.
Она загадочно потрясла головой и сказала:
– Я принесу вам полотенце.
– Буду вам признателен. Кстати, я бы поужинал ещё.
– У меня только кукуруза, хлопья и банка консервированного красного кактуса. – Чуть растерянно произнесла женщина.
«Даже хлеба нет? Что это за еда? Может, поэтому Севастьянов к тебе перестал ходить?»
– Согласен на всё, – сказал он.
Когда он уже помытый, чистый и почти счастливый сидел на полу, пытаясь разобраться в настройках неизвестной ему системы стиральной машины, девушка постучалась и, получив согласие, вошла.
Она была очаровательна, он видел, как красивы её бёрда, потому что на ней не было ничего, кроме лёгкой и короткой рубашечки.
– Еда на столе, приготовила, что смогла.
– Вы очень красивы, – он встал и провел пальцем по её плечу.
– Идите, ешьте. – Произнесла она, чуть смущаясь. – Я накрыла в комнате.
– Ваша машинка не отдаёт мои вещи.
– Я разберусь с ней. Идите…
Она наклонилась к машинке, а он с удовольствием посмотрел на её роскошный зад.
«Да, не зря себе Севастьянов выбрал такую секретаршу, а вот не ходит к ней зря».
А она заметила, что он не ушёл, а стоит у двери ванной и рассматривает её, и засмущалась, кажется, ещё немного:
– Идите, ешьте, я сейчас приду. Вытащу вещи и приду.
Тело у Альбины почти идеальное, у Людмилы ноги, конечно длиннее, она более изящная, но блондинка больше похожа на подростка, в ней меньше женственности. Меньше шика, роскоши. За то хитрости больше.
– Можно курить в постели? – Спрашивает Горохов.
Альбина молча встаёт с кровати и быстро, словно стесняясь своей наготы, идёт к столу, берёт пепельницу и красивую коробку с сигаретами. И так же быстро идёт к кровати, ныряет под лёгкую простыню.
«Она точно стесняется, глупая».
Он взял дорогую сигарету из коробки, а Альбина взяла зажигалку и поднесла ему огонёк.
Она старалась ему угодить в любом его желании, словно он занимал место в её постели по праву, по её выбору, а не пришёл к ней с угрозами и шантажом. Честно говоря, Горохов не понимал её мотивов и не очень-то верил. Женщина она сильная, с характером. Да ещё и склонная совершать необдуманные поступки. Поступки под настроение. Например, продажа документов жуликоватому банкиру. Явно не из-за денег она на это пошла. Людмила говорила, что Брину Альбина продаёт отчёты за копейки.
«Что у баб в головах – никогда не угадаешь, вот так заснёшь в одной кровати, она, вроде, милая и ласковая… И не проснёшься».
– А ты давно с Севастьяновым знакома?
– Давно, двенадцать лет, ещё до того, как он женился.
– Он был знаком с тобой, но женился на другой? Неужели она красивее тебя? – Удивляется геодезист.
– Не знаю, не мне судить… Но без неё он бы не стал начальником экспедиции, это точно. Она из хорошей семьи. Она неплохая женщина, я часто с ней встречаюсь. Тут не избежать встреч, поэтому мы стареемся не устраивать сцен.
– А, вот оно в чём дело, – Горохов выпустил дым в потолок. – А ты, наверное, всех знаешь в Губахе?
– В Губахе все всех знают, тут есть два десятка семей, половина из них – это люди нашей компании, вторая половина – это люди города. Местные здесь немного странные, но, в общем, люди неплохие.
– Странные? Что это значит? Кто-нибудь из местных у тебя вызывал удивление?
– Удивление? Ну… Да, наверное, – она легла на бок, чтобы быть к Горохову лицом. – Есть тут один человек, сам такой невзрачный, владелец небольшого магазина и мастерской, а его все очень уважают. И голова города, и мой.
«Мой – это Севастьянов, а невзрачный владелец магазина – это, судя по всему, Коля-оружейник».
– А Ахмеда ты знаешь?
– Кто ж е его не знает? Он и пристав тут всем заправляют. Когда на улице кто-то сильно дебоширит ночью, так все кричат, что Ахмеда позовут.
– Не пристава, а Ахмеда? – Удивляется Горохов.
Он смотрит на неё, да, она прекрасна. Натянула простыню, грудь прикрыла, но плечи и руки её ему отлично видны. Плечи такие, что лучше и быть не могут. Из них не торчат ключицы, но они не рыхлы из-за лишнего жира или дряблой кожи. Да ещё и кожа чуть смуглая. Он хочет целовать эти плечи, однозначно хочет, но попозже, сначала дело…
– Пристав, наверное, не придёт? – Предполагает он.
– Просто его меньше боятся. Пристав занимается даргами и казаками, разбойниками вне города.
– И казаки тут озорничают?
– Последнее время – нет, компания откупается от них водой. Они даже помогают нам, охраняют дальние выезды на местность.
– А в городе, значит, командует Ахмед.
– Да. А ещё Ахмед нашей компании поставляет этих ужасных существ.
– Каких ещё существ?
– Ну, этих… Биороботов. Ботов.
– Ах, вот как… Ботов? А почему же они ужасны, я видел их, ничего себе, очень даже симпатичные. Почти как люди.
– Не все симпатичные, вы, видно, не всех видели, – говорит она. – Некоторые вовсе на людей не похожи. Я была на презентации, когда он предлагал нам разведчиков для дальних рейдов по пескам. Они ужасны, они больше похожи на огромных насекомых.
Всё, что говорила она, было ему интересно. А вот эта информация Горохова заставила сосредоточиться на каждом её слове, он потушил сигарету, поставил пепельницу на прикроватную тумбочку и почти сразу позабыл про роскошные плечи красавицы.
– И вы купили их?
– Нет, нет, даже моему они не понравились, хотя он любит всё новое и необычное. И начальнику безопасности не понравились.
– А что в них такого ужасного?
– Говорю же, они похожи на насекомых, ноги у них назад, ну, колени назад. Стоят, переминаются, я всё боялась, что прыгнут. Глазами своим огромными смотрят, огромная саранча, только с кожей пятнистой, как у даргов.
– А у тебя нет их фотографий или технической документации какой по этим гадам? – Интересуется геодезист.
– Нет, что вы, Ахмед ничего не оставил по ним, это всё было так секретно, презентация была тайной, меня взяли туда вести протокол.
– А кто ещё был на той презентации?
– Доктор Салманов и ещё два неизвестных мне человека, они неместные.
– Доктор Салманов… Это который доктор Рахим?
– Да, его так все зовут.
Горохову нужно было знать больше, Альбина, кажется, была большой его удачей, мало того, что эта обиженная, сладкая женщина, входящая в элиту города и компании, которая хочет отомстить своему мужику, так она ещё и кладезь нужной информации:
– А ещё что-нибудь подобное Ахмед вам предлагал?
– Ну, если вы про что-то страшное и секретное, то нет. Но вот совсем недавно устраивал презентацию, там все были: и пристав, и городской голова, с жёнами все пришли. Месяца два назад это было, он показывал бота-охранника.
– Охранника?
– Тоже мерзкий на вид, такие глаза у него уродливые, огромные, Ахмед говорил, это для того, чтобы он мог видеть в любой темноте.
– Глаза навыкат, почти на лбу? И ручки такие маленькие. – Вспоминал геодезист.
– Да, ручки маленькие, но этими маленькими ручками он сантиметровый пластик рвал в клочья. Потом Ахмед подвёл его к стене и сказал: «Охраняй место». А затем достал пистолет и выстрелил в него.
– В него выстрелил, в бота? Куда выстрелил?
– Прямо промеж глаз. У бота от головы… кусок черепа от затылка отлетел, кровь по всей стене. А он спокойно говорит, и голос у него такой, – Альбина поморщилась как от чего-то неприятного, скрипучий… Он говорит: «Получил повреждение, продолжаю охрану локации». А Ахмед начал ему в грудь стрелять, пока патроны в пистолете не кончились. А из того даже кровь не шла, ну, вернее, шла, но совсем несильно. Только дырки на одежде. Он даже не упал.
– И по нему тоже документации нет?
– Нет, помню, что модель называлась как-то странно. «Тарзан», кажется.
– «Тарзан», значит? – Произнёс он задумчиво. – Забавное название.
– Кажется, так он назывался.
Да, Альбина однозначно была его большой удачей. Но сейчас, лёжа в постели с роскошной женщиной, он даже не смотрел на неё. Да и спать ему расхотелось.
Ему нужно было знать кое-что, но напрямую он про это спрашивать не решался, уж больно неоднозначная реакция была у людей, когда он касался этой темы. Поэтому он начал издалека:
– А доктор Рахим вправду так хорош, как о нём говорят? У меня рука, – он поднял левую руку, на которой отчётливо были видны следы от ран, – всё ещё плохо работает. А он такой ценник заламывает… Думаю, есть ли смысл платить столько, если он ещё и не лечит.
– Я не заметила, что она у вас плохо работает. – Сказала Альбина и пальцем потрогала белый шрам над локтем. – А лечит он хорошо, у нас двух ботов на буровой придавило, у одного, говорят, от ног ничего не осталось, а он за два месяца их восстановил. Не хуже новых стали. И рабочих наших он хорошо лечит. Хорошо, но всё равно он странный…
Кажется, разговор направлялся в правильное русло и нужно было его поддержать:
– Странный? Что значит странный?
– Ну, он не всегда на месте. Часто в отъездах.
– Ну, просто у него много пациентов.
– Может, вы и правы. – Она, кажется, решила не продолжать разговор на эту тему.
«Нет, нет, нет, давай дальше».
– А что ещё в нём странного?
– Ну, как-то раз Клинчук…
– Это…?
– Это руководитель оперативного отдела компании…
– Понял.
– В общем, он писал докладную записку Севастьянову по персоналу, я её перепечатывала, и там была пара абзацев, в которых он сообщал, что доктор Салманов очень много внимания уделяет ботам, которых ему привозят на лечение. Он их куда-то увозит и потом привозит, и два человека не из местных ему в этом помогают. А ещё он часто общается с одним местным… – Альбина немного морщится. – Таким уродливым типом…
– Как его зовут?
– Фамилию не знаю, а зовут Валера-генетик.
– Я его видел, – сказал Горохов.
– И как вам он?
– Незабываемый паренёк.
– Да, такого трудно забыть. В отчёте говорилось, что он десять лет назад приехал сюда с родителями. Он не мог ходить самостоятельно, у него были скрючены руки, он почти не мог говорить, его отец возил в коляске, а сейчас он сам ходит. Семья была небогатой, денег у них хватило только на старый дом, на лечение у них денег не было, а потом он сам как-то излечился. В общем, он дружит с доктором, ну, или не дружит, но они точно много общаются и часто вместе исчезают из города.
Горохов молча слушал ее, запоминая каждое слов красавицы. Да, Альбина была большой его удачей, большой. А когда она замолчала, он потянулся к ней, запустил руку в тяжёлые волосы, взял её за затылок, заглянул в глаза, привлёк к себе и поцеловал в губы. Во всяком случае, она не сопротивлялась.
Глава 28
Он вышел от Альбины, когда ещё солнце не взошло. Ей нужно было на работу, квадроцикл за ней приходит в половине пятого.
– Ты дашь мне ключи? – Спросил он, перед выходом уже накидывая пыльник. – Я буду осторожен. Меня никто видеть не будет.
Она сразу протянула ему их, словно заранее приготовила:
– Горохов, а вы сегодня придёте? – Даже утром она продолжала обращаться к нему всё ещё на «вы».
– Нет, и завтра не приду. – Говорит он, пряча тесак в ножны, а револьвер в кобуру. – Кстати, насчёт документов не волнуйся. Если получится, я заберу их у Брина.
Альбина ничего не ответила, но её взгляд был весьма красноречив.
Чистые вещи – это очень приятно. Даже его видавший виды пальник после того, как с него сошла грязь и чёрное пятно от крови на левом боку, выглядел не таким уж и старым, несмотря на дыры от пули.
Нужно было торопиться, он заскочил в дом к Валере, захватил ведро и пошёл к озеру за саранчой. Пришёл на тот участок, где покупал саранчу у пацанов, а там никого.
Торопился, выходит, зря, пришлось их подождать часик. Но сидеть, сложа руки, не стал. Стал, как только рассвело, собирать из сетей саранчу. Выбирал лучшую, только мелкую и среднюю. Мальчишки появились, когда солнце уже было высоко, а у его ног стояло старое ведро полное отборной саранчи.
– Семь часов, у вас так вся саранча засохнет, – сказал он им. – Я уже себе собрал ведро. Думал уходить. Денег бы не оставил, зачем лентяям деньги…
– Э, дядя, не шалите. – Строго сказал старший, заглядывая к нему в ведро.
– Ага-ага, – поддержал его брат. – Гоните денежки. Саранча наша.
Горохов, делая вид, что недоволен, расплатился с ними и пошёл к бабке Павловой.
– Ты опять где-то саранчи набрал! – Восхитилась та.
– Набрал, бабушка, набрал. Ножницы дадите, так я вам часть саранчи оставлю, я лишней взял.
– Дам, дам…
Он сел чистить саранчу, а она присела рядом, стала помогать, ловко обрывая насекомым всё лишнее без всяких ножниц, исключительно своими изуродованными проказой пальцами.
– А ты, милок, никак с севера сюда приехал?
– С севера, бабушка, с севера.
– За деньгой?
– За деньгой, за ней.
– И зря.
– Почему же?
– Место тут плохое.
– Отчего же тут плохо, бабушка?
– Да от всего, сынок, живёшь-живёшь и не заметишь, как проказой зарос.
– Так на севере тоже проказа имеется. – Говорит он.
– Всё равно уезжай, плохое это место.
– Ну, хороших мест сейчас уже и не осталось.
– Уезжай отсюда, говорю, – вдруг сказала старуха таким тоном, что он престал срезать саранче крылья и лапы.
– А чего?
– А не будет тут счастья, проклятый это край.
– Да как же так, люди-то тут живут, вон – качают воду. Охотников и промысловиков много. Воды тут много, саранчи много, чего же тут счастья не искать?
– Лет двадцать пять назад так и было. Так и было… – Старуха вздыхает, облизывает жёлтые от жира саранчи пальцы. – А теперь с каждым годом хуже становится, всё жарче, каждый год печёт всё крепче. Гадов разных всё больше и больше. Раньше дом из чего угодно строил и жил, а сейчас жить невозможно, если дом не герметичен. Даже ночью от жары не отдышаться. Нет уже сил, каждую ночь клещей выковыривать из боков. Паука, на той неделе в углу нашла.
Он понимающе кивал, да, жить рядом с барханами сложно, если дом такой, как у неё.
– А ещё эти… – говорила старуха, беря себе новую пригоршню саранчи из ведра.
– Какие эти?
– Да чудища эти… Боты эти, всё больше и больше их тут, раньше роботу можно было найти, хоть город подметать или панели солнечные от пыли мыть, а сейчас все места этими дуроломами заняты. Копейки не заработать стало… Нет, дурное место эта Губаха… Дурное стало, уезжай отсюда, пока молодой.
Горохов кивал, соглашаясь, но ничего не говорил ей. А старуха, видя в нём такого молчаливого слушателя, продолжала:
– Была у подруги Наташки своей на той неделе, так она такое мне рассказала, что не поверишь…
– И что такого рассказала подруга ваша?
– Наташка-то? О! Она у меня траву жуёт много лет, вот… За травой ездит далеко, тут, у нашего озера, подлюки траву рвать не велят… Только своим позволяют…
– Падлюки – это люди Ахмеда?
– Они, сколопендры поганые, – кивает бабка, – объявили всё здесь своей землицей, а кто им такое право дал? Я иной раз ходила раньше травы собрать, а теперь постоянно слышу: «Стой, куда пошла». Туда не ходить, сюда не ходить, тут не стоять, траву не собирать…
– Так подруга-то что говорит? – Перебил её Горохов, ему казалось, что рассказ про подругу будет поинтересней, про Ахмеда и его людей ему и так всё было ясно.
– А, так она за травой на восток, за озеро ездит, далёко-далёко. С мужем ездит, он тоже травожуй. Далеко ехать туда. Да, не один час по жаре ехать, а что делать, охота пуще неволи, вот… Им, травожуям, и тридцать вёрст не крюк. Как приспичит, так они поедут за край карты.
Горохов молча слушает бабку, а та торопится рассказать.
– И говорит она мне, приехали раз на хорошее место. Говорит, там много стеблей молодых было, она их брать раньше не стала, думала, что возьмёт, когда подрастут, когда соку наберут, а тут приехала… Говорит, сердце охолонело, ни одного стебля на всём берегу, как скосили. Говорит, корнем рвали даже самые малые, что от земли на двадцать сантиметров поднялись. Такие стебли ещё брать нельзя, в них вкуса ещё нет, так всё одно – порвали всё. Муж сразу ружьишко-то схватил и пошёл в барханы следы искать, Наташка-то за ним. Унять хотела. Думает, не он убьёт, а его убьют, старого дурака, вот и кинулась. А следы, как нашли, так и удивились.
– Чему же удивились? – Спрашивает геодезист, высыпая из ведра последнюю нечищеную саранчу.
– Следам, следам удивились, – отвечает бабка со значением, – муж у неё всю жизнь в степи, рыбак да охотник, и отродясь, говорит, таких следов не видал. Следы, вроде, человеческие, но нет, не человеческие. Лапа длинная.
– Так, может, это дарги были.
– Дарги вдоль реки кочуют, за озеро не ходят…
– Ну, раньше не ходили, а теперь ходят…
– Да послушай ты. – Бабка даже немного злится. – Пошли они от греха подальше к своему квадру, думают, что за зверь такой, лучше уйти отсель подобру-поздорову. Пошли… Вышли к берегу, и тут! Нос к носу с этим гадом столкнулись. Прям как ты и я, вот так близко были…
– И кто ж это был?
– И вот! Самая в том суть! Кто ж это был?! Кто ж то был, они и сих до сих пор понять не могут! Не зверь, не человек. На человека похож мало, гадина голая, что от солнца дневного не прячется в степи.
– Так, может, всё-таки дарг? Они солнца не боятся.
– Мы, по-твоему, тут даргов не видели? – Старуха даже злится. – Говорю ж тебе, не дарг. Дарг бы драться кинулся, а этот, Наташка говорит, постоял, поглядел на них глазом нечеловеческим и попрыгал по песку дальше.
– Ну, может, зверь какой, мало ли в степи зверей разных? Идут с юга те, что мы раньше не видели.
– Ага, – обрадовалась бабка, – и я так сказала ей, а она говорит: «А где ты видела зверей, что с котомкой ходили и в котомку эту складывали стебли полыни. Да ещё хорошо складывали, стебель к стеблю».
– Ишь ты! – Горохов, кажется, был даже удивлён рассказом.
– Вот так вот, – назидательно говорит старуха, – говорю тебе, уезжай отсюда, пока молодой. Тут всё больше и больше всякого пакостного будет, людям тут скоро места не останется совсем.
– Надо подумать, – сказал геодезист, поднимаясь и беря ведро.
– Подумай, сынок, подумай, – сказала старуха. – А я бы не думала, сегодня бы поднялась да на север подалась.
Дверь на кухню ему открыл тот бородатый, который был вооружён с ППСом. Он даже спрашивать ничего не стал, увидел Горохова и распахнул дверь. Они всё время меняются, на главном входе в ресторан были сегодня не те, что сидели там вчера. На сей раз товар у него принимала Антонина. В духоте кухни эта женщина умудрялась сохранять относительную свежесть, она ему улыбнулась:
– Принёс товар? Ну, покажи хоть, что носишь.
Горохов был спокоен за качество товара, он поставил ведро на стол:
– Вот, хозяйка, принимай.
Она немного поковырялась в саранче, а потом, вытерев руку тряпкой, сказала:
– Нормальный товар, дам тебе тридцать копеек.
– Хорошо, – не стал спорить геодезист, – пуст будет тридцать.
– Ну, хочешь, покормлю ещё? – Вдруг произносит Антонина.
– Ну, раз приятная женщина предлагает, чего ж отказываться, – улыбается Горохов.
– Танька, – кричат Антонина толстой официантке, – дай человеку хлеба с паштетом и компот из кактусов.
– В зал подать? – Спрашивает Танька. – Или тут есть будет?
– В зал, – говорит Горохов, – тут у вас уж очень жарко.
Он, забирая пустое ведро одной рукой, приобнял другой рукой Антонину:
– Спасибо хозяйка.
– Тише ты, тише, – она высвобождается от его руки, смеётся, – какой бойкий.
Он идёт к выходу. Бородатый с ППсом «Шквал», что сидит у двери, смотрит на него неодобрительно, а геодезист ему улыбается как лучшему другу.
Да, кухня тут совсем неплоха. Горячий хлеб, острый паштет и компот из холодильника – всё очень вкусное. Горохов уселся за тот стол, за которым сидел в прошлый раз. Отсюда ему было видно весь зал.
Двое за столом под кондиционером. Один с винтовкой, один с дробовиком. Тарзан дремлет у двери в кабинет. Золотозубый бармен с пистолетом подмышкой что-то записывает в грязную тетрадь. Ещё пару пьяных мужичков с ними, потёртая баба с изъеденной проказой лицом. Вот и всё. Утро – самое лучшее время. Тихо, ещё прохладно.
«Тарзан, Тарзан, Тарзан…»
Горохов ест и разглядывает этого странного… Человека? Да нет же, какой он человек с такими-то глазами, которые находятся чуть ли не на лбу.
«Значит, пуля в башку тебя не остановит. И целая обойма в грудь тоже. Ну, ладно…».
Доев, он выходит на улицу. Там два бородатых дремлют под козырьком в тени. Ещё и вентилятор вытащили себе. Хорошо устроились.
Он проходит вдоль рядов квадроциклов, они все стоят под навесом, останавливается у самого роскошного. Белоснежный агрегат только что вымыт, сияет так, что на него смотреть больно. Горохов начинает его разглядывать. Такая большая машина стоит рублей триста, не меньше. Светоотражающее стекло, кабина герметичная, значит, внутри мощный кондиционер. Большой бак для топлива и емкий аккумулятор. Да нет, не триста – больше он стоит. Машина очень дорогая.
–Э, – один из тех, что сидит на веранде замечает его, – отойди оттуда.
– Слушай, друг, а сколько такой квадр стоит? – Спрашивает геодезист.
– Отойди оттуда, я тебе сказал, – вместо ответа бородатый берётся за карабин.
Второй тоже начинает шевелиться. Горохов поднимает руки:
– Я всё понял, парни, ухожу.
У него нет сомнений насчёт того, кому принадлежит этот квадроцикл. На таких машинах ездят только самые главные бандиты в округе.
Глава 29
Его мотоцикл на фоне белого квадроцикла, что он только что видел, выглядел в лучшем случае крепеньким, но рабочим старьём.
Он проверил всё, что мог, после чего согласился забрать его у недовольного механика. Тот попытался выторговать у него ещё денег, но Горохов сразу пресёк эти глупости:
– Мы с вами договорились на два рубля, деньги вы уже получили.
На этом разговор он закончил и поехал к Валере. Он не был уверен, что тот уже вернулся, но больше всего сейчас он хотел поговорить с ним.
Дверь ему открыл Паша, тот самый, с которым Валера увозил раненого. Значит… Значит, Валера приехал. Горохов вошёл и поздоровался со всеми за руку. Тонкую ладонь генетика он не выпускал дольше других:
– Валера, друг, наконец-то я вас вижу. Мне очень нужно с вами поговорить.
Генетик от такого внимания сразу стал ежиться и морщиться, было видно, что он вообще не очень любит геодезиста. Валера аккуратно высвободил свою руку и спросил:
– О-о чём вы хотели поговорить?
– Мужики, нам с учёным нужно пошептаться…
– Нам идти некуда, – сразу завил Миша.
– Понимаю, нам с Валерой тоже, поэтому мы будем говорить тихо, а вы нас, пожалуйста, не слушайте.
– Говорите, – сказал Миша и улёгся на кушетку.
– Мы не слушаем, – сказал Паша.
Горохов подошёл к ванне с серой слизью и запустил туда руку, дождался чувства сухости, вытащил пригоршню слизи и тихо заговорил:
– Валера, а не расскажите мне о том, как так вы научились лечить людей этой дрянью, а? Мне вылечили за три дня, а рана-то у меня была серьёзная. И их товарища с того света вернули.
Валера округлил глаза и молчал. Смотрел на руку геодезиста, в которой была серая слизь.
– Валера, я давно болтаюсь по свету, во многих оазисах бывал, и на севере у учёных людей бывал, такого чуда я нигде не видел. Не скажете, что это и откуда оно у вас? – Продолжал геодезист.
Валера покосился на Мишу и Пашу. Но те были далеко и вряд ли слышали, о чем Горохов его спрашивал. В комнате было тихо, а Горохов ждал, пока он ответит ему.
Валера так и не нашёл, что сказать этому неприятному для него человеку, который лез и лез к нему со своими опасными вопросами.
Горохов стряхнул слизь в ванну и продолжил:
– Я тут услыхал, что вы водите дружбу с опасными людьми.
– С какими ещё опасными людьми? – Без запинки спросил генетик.
– Ну, с какими, с доктором Рахимом, например. Вы ведь знаете доктора Рахима Салманова. С бандитом Ахмедом дружбу водите.
– Я с Ахмедом дружбу не вожу, – тихо сказал генетик.
Он был очень напряжён, геодезист чувствовал это. Разные глаза генетика, находящиеся на разной высоте относительно друг друга, неотрывно глядели на Горохова.
– Понял, с Ахмедом просто по работе пересекаетесь. А с доктором Рахимом дружите, да?
Генетик опять не ответил. Он только тихо сопел своим кривым носом и продолжал следить за каждым движением геодезиста.
Горохову всегда давались разговоры с людьми, он не был большим психологом, просто сам по себе он был человек крупный и небезопасный на вид. Нет, он не запугивал людей, в этом нужды не было, но уж слишком много было в нём угрожающего: большие руки, привыкшие к оружию, пристальный взгляд. Даже то, что он всегда был вежлив, не располагало к нему людей, а наоборот, настораживало. Большинство людей всегда говорили с ним коротко, стараясь закончить общение побыстрее, а вот он не торопился. Он спрашивал, спрашивал и спрашивал, задавал, казалось бы, нелепые и не относящиеся к теме вопросы, внимательно слушал ответы. И никогда не отпускал людей, пока не выпытывал всё, что ему нужно, или пока человек не начинал злиться. И всегда, всегда наблюдал за собеседником, чувствуя его и замечая мельчайшие изменения в мимике и поведении. Это часто деморализовало собеседников и делало их разговорчивыми, хоть разговорчивость эта была эффектом некоего морального насилия.
Но с Валерой всё было не так. Во-первых, он заикался. Во-вторых, по его дёрганому и нездоровому лицу вообще нельзя было угадать его эмоции. Ну, только скука хорошо отображалась на его лице, когда глаза генетика несинхронно разворачивались в противоположные стороны. Это был шикарный фокус, который ставил геодезиста в ступор. А Валера повторял это финт каждую минут их разговора.
«Чем? Чем его взять? Как перетянуть его на свою строну, деньги? Да они ему не нужны, он и про то, что я ему должен, не вспоминает. Пообещать, что оставлю его в покое, если поможет? Чёрт его знает, что ему нужно».
Честно говоря, он не находил ключа к генетику. Но тут ему в голову пришла одна идея.
Горохов начал думать, что это неказистый человек вообще сейчас попробует от него убежать. А может, даже и напасть… Ну, такое ощущение не покидало его. Уж больно неприятен для Валеры был этот, казалось бы, простой разговор.
– Ладно, Валера, ладно, – успокоил его Горохов всё так же тихо. – Мне нужно только одно, как только я это получу, я отсюда уеду. А вы можете и дальше водить дружбу с местными типами, вот только…
– Что только? – Спрашивает Валера.
«Мало того, что у него глаза разные. Он ещё и умудряется ими мигать несинхронно, абсолютно несинхронно, такое впечатление, что за каждый глаз отвечает отдельное полушарие».
– Дружба с подобными людьми добром не кончается. Поверьте мне, я это хорошо знаю. – Говорит Горохов. – Они дружить не умеют.
– А вы, вы дружить… дружить умеете? Вы кто и откуда вы? – Говорит генетик, а в голосе его не столько волнение, сколько паника. Мужики, хоть и стараются делать вид, что их не слышат, но как тут не услышать, Валера почти кричит последние слова,
«Ну, наконец-то, хоть какая-то эмоция, так, говорим дальше и подводим к главному».
– Дружить я умею, а сам я геодезист с того берега реки. – Говорит Горохов и жестом показывает Валере говорить потише.
– Что вам нужно? – Спросил генетик, сразу понижая тон.
– Ну, а что самое ценное в вашем славном городке? То, что нельзя продавать чужакам и людям с севера? То мне и нужно. – Уклончиво говорит геодезист.
– Вам нужен биоробот? – Догадался генетик.
– Блестяще, Валера, блестяще. В самую цель и с первого раза, за ним я и приехал, я его куплю у Ахмеда или у доктора Рахима. Найду где-нибудь деньги сегодня-завтра и куплю. Но… Это я сделал бы и без вас, в этом проблемы нет.
Валера смотрит на него и ждёт продолжения.
– Но этого мне мало, друг мой, помимо модели мне ещё понадобится вся возможная информация по ботам. Кто, как, что, откуда? Мне нужно знать всё, что знаете вы. И тут уже ваша очередь.
– Это категорически запрещено… – Всё так же без запинки и медленно говорит генетик.
– Не сомневаюсь, Валера, ни секунды не сомневаюсь, что это запрещено.
– За один этот разговор нас могут убить… – Валера вообще не заикался. Горохов даже начал думать, что обычно генетик заикается специально.
– И это я понимаю, – произнёс он. – Но у меня есть, что вам продолжить. Это что-то, ради чего вы согласитесь рискнуть.
– Что? Деньги? – Спрашивает генетик.
«Вот и проверим сейчас догадку, надеюсь, что сработает».
– Деньги? – Горохов поморщился. – Валера, вы ели когда-нибудь яблоки?
– Яблоки? Я про них читал, – ответил генетик.
Заметно, что этот вопрос его удивил.
– Я отвезу вас туда, где они растут, там вообще всё растёт: и яблоки, и персики.
– В Норильск? – Медленно спросил Валера.
Геодезист прижал палец к губам:
– Тише, Валера, тише. – Он помолчал и огляделся. – Вам, Валера, ведь на самом деле не нужны деньги. Если бы вы хотели, они бы у вас были. Я бы мог предложить вам их, но я предложу вам то, что вас действительно заинтересует.
– Что? – Только и спросил генетик.
Вот теперь он действительно заинтересован. Но, кажется, он сам не знал, что его может заинтересовать.
– Лабораторию. – Горохов обвёл дом рукой. – Не такую помойку, как ваша, уж простите меня, а настоящую лабораторию, с настоящим оборудованием, с помощниками, с лаборантами, с хорошими фондами и бесконечным электричеством. Ну, и хорошую зарплату. И жить вы будете не среди песков и пещных клещей, а среди яблонь, на которых поют птицы.
Сначала Валера молчит.
«Наверное, думает, как выглядят яблони».
А Горохов его не торопит, тоже молчит, наконец, этот странный человек спрашивает:
– И что вы ходите узнать взамен?
«Ну, вот, у нас, кажется, получается диалог, теперь главное – не давать ему опомниться».
– Всё, друг мой, я хочу узнать всё. Во-первых, откуда взялись боты? То, что это технологии пришлых, это и так понятно, но откуда они у вас? Во-вторых, как их делают? Кто их делает? В-третьих, если, конечно, это имеет отношение к данному вопросу, что за санаторий, о котором все говорят?
Валера смотрел на него некоторое время, а потом спросил:
– А кто вы такой?
– Вопрос разумный. Конечно, при нашей сделке вам бы хотелось знать мои полномочия, – неторопливо ответил Горохов, – скажу вам лишь то, что я тот, кто может обещать вам лабораторию. Такого ответа вам достаточно, чтобы рассказать мне про санаторий?
– Я отвезу вас туда. – Сказал Валера, сказал он это обыденно и просто. – Но я сдал уже квадроцикл, нужно будет пойти и взять другой напрокат.
– В этом нет необходимости, – произнёс Горохов негромко, – у меня есть мотоцикл.
Мужики-старатели сидели тихо, поглядывали на них, а геодезист и генетик всё шептались и шептались. Кажется, они нашли общий язык, хотя были абсолютно разными людьми и внешне, и по характеру.
Горохов присел на углу захламлённого верстака и что-то быстро писал. Письмом это назвать было нельзя, в тексте букв было намного меньше, чем цифр, и писалось всё столбцами. Наконец, он закончил, отложил карандаш и замысловато свернул бумажку.
Генетик нацепил на себя парусиновую шляп с большими полями, шляпа подвязывалась под подбородком длинной верёвкой. Его пыльник был ему короток, даже не доставал до колен. Перчатки старые, ботинки старые. Он взял с собой пистолет – это была одна из самых убогих и дешёвых моделей, что Горохов только видел.
– Валера, а как вы мне его покажете, там что, нет охраны? – Спросил он, глядя, как генетик прячет пистолет во внутренний карман пыльника.
– Ох-о-о, – снова стал заикаться генетик, – охрана есть. Но я проведу вас.
– Это люди Ахмеда?
– Н-нет, там другие… люди.
– Валера, – сказал геодезист многозначительно, он откинул полу пылинка и постучал пальцем по рукояти револьвера. – Думаю, вам не нужно говорить, что какие-либо фокусы… Чреваты.
– По-по… Ясно, ясно. Всё, я готов.
Они пошли к двери, Валера открыл дверь и хотел пропустить Горохова, но тот выпроводил на улицу его самого, а сам задержался у двери. И когда Паша подошёл запереть за ними дверь, он протянул ему бумажку:
– Там, где ваш товарищ лечится, главврача помнишь?
– Помню, а что?
– Она моя хорошая знакомая, вы всё равно через неё возвращаться будете, если я сегодня не вернусь, передай ей это.
– А что тут? – Спросил Паша, беря бумагу раненой рукой.
– Никому не показывай, лично ей в руки. – Сказал геодезист и повернулся к двери.
– А что насчёт банка? – Напомнил из комнаты Миша.
– Если не вернусь, то уезжайте отсюда побыстрее, без меня вам его не взять, а если вернусь, то всё в силе. Сегодня будем брать. Отдыхай пока.
– Ну, – сказал Горохов, садясь на мотоцикл, – нам далеко ехать?
– Не-не… Двадцать пять километров. – Ответил Валера, забираясь на заднее сиденье.
– Наверное, за озеро, на восток?
Генетик потряс головой в нелепой шляпе. Поля шляпы по-дурацки мотались туда-сюда:
– На ю-ю… ю-у-гх, – произнёс он, – двадцать пять километров, бы-бы… Доберёмся быстро.
Геодезист осматривает его ещё раз с ног до головы, судя по лицу, осмотром он недоволен:
«Что это за человек, как он тут дожил до своих лет – непонятно. Оружие – дрянь, одежда – дрянь, а он собирается на юг двадцать пять километров ехать. Тут на километр от города отойдёшь – на ос наткнёшься. Воду! Воду, идиот, даже не взял! Интересно, у него в его пистолете хоть патроны есть?»
У Горохова была полная фляга, в мотоцикле ещё одна. Горохов, на всякий случай достал из тайника патроны и вставил их в револьвер. Время десять, начиналось самое пекло.
Ну, двадцать пять километров он выдержит спокойно в любую жару, а вот Валера, мотоцикл? Ладно, надо ехать, у него нет времени, ему сегодня ещё банк грабить.
Глава 30
Проехали «Чайхану», заведение Ахмеда, и сразу взяли левее, та дорога, что шла на юг, вела к буровым и лагерю вододобытчиков. Они же поехали чуть на восток. Дороги тут не было, но барханы были невысокие и нечастые, поэтому ехали они с приличной скоростью и почти не петляли. Горохов был внимателен, не гнал, шёл тридцать-сорок километров, не больше. Местность новая, дикая, неприятная. Даже следа от других колес не видно. Пару-тройку дней тут точно никто не ездил. Запросто можно нарваться на сколопендру или осиное гнездо. Он смотрел вперёд, выискивая глазами то, что могло показаться ему опасным или хотя бы необычным. Но ничего необычного, кроме цвета песка, он не заметил. Тут песок становился темнее, краснее, выглядел более безжизненным.
Валера, сидя за ним, указывал рукой, куда поворачивать и с какой стороны лучше объехать длинный бархан. Кажется, он эти места знал.
Горохов и не заметил, как они проехали большую часть пути, он продолжал внимательно смотреть вперёд, когда генетик постучал его по плечу и прокричал, указывая на большой бетонный столб, торчавший из песка метрах в ста от их пути:
– Во-во-восемь километров.
«Кажется, так и есть, восемь километров до цели поездки, не больше».
Он кивнул и инстинктивно прибавил газа, самую малость. Ему очень хотелось побыстрее увидеть этот самый «санаторий».
Они ехали ещё минут пять, не меньше, когда в ста метрах по правую руку…
Он не мог это спутать ни с чем, он прекрасно знал эту картину с детства. Чёрный, точёный силуэт на фоне серого песка и синего неба. Даже в пяти сотнях метров от себя он такое заметил бы, а тут сто, ну, может, сто пять метров до него.
Так стояли дарги на самом гребне бархана, когда всматривались вдаль или с вызовом и желанием продемонстрировать свою удаль дразнили врага, приплясывая на самой верхушке бархана, призывая врага сделать выстрел. Горохов сразу лег в вираж, вправо, к ближайшему бархану, с ускорением, так, что пыль из-под заднего колеса пошла клубами. Валера вцепился в его пыльник, едва не вывалившись из сиденья.
Валера что-то пытался сказать, но времени слушать его заикания не было, нужно было срочно оценить обстановку и по возможности убить людоеда, что торчал чёрным стволом на большой куче песка.
Валера попытался его схватить за рукав, но он вырвал руку, не до него было.
Кажется, придётся быстро убираться отсюда, но куда? Дальше на юг? На восток? Скорее всего, назад уже ехать нельзя. Они расстреляют их, там уже залегла пара чёрных, и когда они с Валерой поедут, то начнут стрелять в них как в тире, с удобствами. Сейчас главное – не мельтешить и не волноваться. Нужно принять верное решение, а для этого необходимо разобраться в ситуации и обязательно, обязательно осмотреться.
Он не глушит мотоцикл, ещё бы этот не подвёл, а то Бог знает, что там наремотировал противный механик.
Быстро бежит к невысокому бархану, взводя курки на обрезе, падает на песок. Людоед продолжает стоять там же, где и стоял, наглая тварь. Он смотрит в его сторону. Они смотрят друг на друга, но дарг не уходит с бархана и не поднимает оружие.
Горохов его убьёт, Горохов не сомневается в этом. Сто метров – дистанция вполне подходящая, солнце чуть к нему, но южнее, не в глаза.
В правом стволе обреза жакан. Жаканом со ста метров в цель не попасть, его начнёт болтать из стороны в сторону после тридцати метров полёта. В левом картечь, но разлёт такой, что в лучшем случае одна картечина достанет дарга, а вот револьвер…
Да, его любимый револьвер будет в самый раз, геодезист тянет из кобуры оружие. На такой дистанции ему и оптика не нужна. Он положит пулю прямо в круглое брюхо этого худощавого существа, положит с гарантией. Тут думать и сомневаться не нужно. Да, а потом уже он будет разбираться, как выбраться отсюда. Чем меньше врагов, тем больше будет шансов у них остаться в живых.
Он взводит курок. Знакомый до боли щелчок, сколько раз он его слышал. Геодезист немного волнуется, но и намёка на дрожь в руках нет. Он влепит ему пылю в брюхо… Только не понятно, почему дарг не спрыгивает с верхушки бархана.
И тут Валера, что всё время пытался что-то сказать ему, вдруг лезет на бархан, осыпая песок своими старыми ботинками, чуть не наступая на полы пыльника Горохова и начинает размахивать руками.
– Да, что ты делаешь, дурак, – шипит Горохов, хватая его за штаны и пытаясь стащить вниз. – Он не промахнётся в стоячего, слезай оттуда.
Но Валера ещё пытается что-то кричать. А дарг не стреляет и не стреляет, он вдруг поднимает винтовку двумя руками над головой, и так продолжает держать её, пока Валера «пляшет» на гребне бархана.
Горохов больше не пытается стащить его вниз, не пытается целиться во врага, он просто сидит, привалившись на песок, и смотрит то на генетика, то на дарга. Он ничего не понимает, но револьвер держит в руке, мало ли что.
– По-по-по-э… – Валера даже договорить не может.
Горохов смотрит на него неодобрительно и ждёт, когда генетик закончит фразу, а на бархане рядом с первым даргом появляется второй, он тоже стоит и ничего не делает.
– Надо ехать, – с трудом выпалил Валера и тяжело задышал, как будто пробежал несколько километров.
Горохов молча указывает револьвером на даргов. Весь его вид – это немой вопрос.
– О-о-они нас не тронут, – говорит генетик. Он-он… Это охрана санатория.
У геодезиста нет слов. В его голове не укладывается такое, не может дарг не убивать, не может он не нападать на человека, не может он охранять. Дарг – это главное зло в пустыне, дарг хуже белых пауков, ос и сколопендр. Геодезист ничего не понимает.
А Валера не собирается ему ничего объяснять, нет, не собирается. Он поднимает его обрез с песка, хватает Горохова за рукав и тянет, и тянет:
– На-на-над… Поехали дальше, это наши друзья.
«Друзья?»
Горохов смотрит на генетика с подозрением, но ничего не говорит.
Он встаёт с песка, всё ещё ожидая, что один из даргов вскинет винтовку и начнёт целиться в них. Но ни один из «друзей» этого не делает, а Валера всё тащит его к мотоциклу.
Горохов забирает у него обрез, спускает курки, прячет револьвер в кобуру, а Валера уже лезет на мотоцикл. Геодезист идёт за ним.
У него куча вопросов к этому странному человеку, но говорить с ним непросто из-за его этого заикания, да и ехать надо. Он ещё раз бросает взгляд на даргов, что так и стоят на бархане под палящим солнцем и садится на мотоцикл.
Он издали понял, куда они едут. За пару километров, прямо среди барханов, он увидал белый куб бетонного здания. Невысокая дюна навалилась на бетон с севера и востока. Они подъехали и остановились у чёрной от старости двери из железа, к которой вели два пролёта ступенек из такой же древней арматуры. Здание было построено ещё до пришлых, в этом сомнений не было. Только предки так неразумно и расточительно могли тратить бетон и отличную сталь.
«Ещё один друг?»
Метрах в тридцати от входа в здание прямо на раскалённом песке сидит на корточках ещё один дарг. Борода и голова жёлтые. Это у них седина так проявляется. Они от старости не белеют, а становятся пегие. Это старый и опытный дарг. Он держит винтовку промеж ног и кажется абсолютно безопасным. Когда Горохов смотрит на него, он поднимает руку.
«Зараза, как ты не поджаришься на этом песке».
Геодезист чисто машинально взводит курки на обрезе. Он и не думал этого делать, это рефлекс, а ещё так ему спокойнее. Он знает, что этого дарга он успеет убить, не вытаскивая револьвера, из обреза. Картечью, жаканом, чем угодно. Это его успокаивает.
А Валера уже стучит башмаками по лестнице, идёт вверх:
– Пэ-пэ… Идите за мной, – говорит он уже с верхней площадки.
Стараясь не упускать дарга из виду, Горохов поднимается по ступеням из старой арматуры вверх. Он не видит ни ветряков, ни солнечных панелей, только электрический замок на двери.
«Неужели тут есть генератор, и кто-то привозит сюда рыбий жир?»
Тем временем генетик быстро, видно, делал то много раз, нажимает кнопки и легко отворяет тяжёлую дверь. Они входят. Щёлкает рубильник.
«Да, тут точно есть генератор».
В помещении прохладно, не больше двадцати пяти градусов, а на потолке с треском вспыхивают огромные, длинные лампы. Таких ламп геодезист не видел никогда. Он задирает голову. Свет белый, всепроникающий, но не слепит, даже когда смотришь на эти лампы. Кругом белый пластик: столы с неизвестными приборами, стеллажи, стеллажи у стен. Чистота и… ванны посреди большого пространства. Ванны прозрачные, как самое чистое стекло, и вода в них прозрачная. Всё хорошо освещено, и он видит, что в каждой ванне лежит что-то алое, красное, большое. Плавает в чистейшей воде. И из странных конструкций, что стоят рядом с каждой ванной, эти красные и большие комки тянутся разные трубки.
Всё, что он видит, сделано не людьми. Или, может, далёкими предками, что жили ещё до Прихода. Те тоже могли создавать удивительные вещи, строить исполинские заводы и машины. Но… нет, это сделали не люди. Не люди. Вот почему это место – великий секрет, вот почему за один вопрос про «санаторий» к нему приезжал сам Ахмед. Их с Валерой сразу убьют, если узнают, что Валера привёл сюда чужака.
В этом нет сомнения. Горохов почти всю свою сознательную жизнь искал нечто подобное, но до сих пор не находил. Поэтому сейчас он запоминал всё, что видел, он словно фотографировал всё это, чтобы потом по памяти воспроизвести на бумаге, если понадобится. Расположение ванн, формы приборов, стеллажи и то, что стоит на стеллажах, огромные прозрачные баки в углу, в которых медленно бегут вверх ленивые пузырьки, количество трубок, что тянулись от приборов в ванны. Всё, всё, всё, чего только касался его взгляд, тут же отпечатывалось в памяти.
Валера молчал, а Горохов прошёл вперёд и остановился у ванны. Там, полностью погруженное в прозрачную жидкость, плавало тело, тело было женское. Через жидкость было видно каждую красную жилку, даже самую мелкую, крупные сосуды мерно пульсировали в такт работящему сердцу.
– Проститутка? – Спросил Горохов, снимая перчатку.
Валера отрицательно покачал головой. Нет.
Горохов потянулся к прозрачной жидкости, пред тем, как коснуться её, поглядел на генетика, тот не собирался его останавливать. И тогда он опустил руку в ванну с телом. Да, те же самые ощущения, что он чувствовал, когда опускал руку в ванну с протоплазмой, что стояла у Валеры дома.
Те же, да не те. Сначала он почувствовал сухость, а потом и неприятное чувство жжения. Он взглянул на генетика:
– Протоплазма?
Тот кивнул и сделал ему знак вытащить руку:
– А т-то клетки кожи начнут делиться. Это вам не ну-ну-ужно.
– Валера, а что такое протоплазма?
– Точно не знаю, до-доктор Рахим сам не знает, говорит, что это ам-ам-аминокислоты почти законченных форм, бе… белки в первородном состоянии. Ещё не клетки, но-о уже не вещества.
– Тут она чистая, новая, а у тебя дома…
Валера кивнул.
– А у тебя дома отработанная? Типа, зачем выбрасывать такую ценную вещь?
Валера опять кивнул.
– Нам обязательно нужен будет образец.
Валера молча пошёл к шкафу у стены, открыл его и взял оттуда склянку с крышкой. Покрутил крышку.
– Должно быть гер-гер-ге…
– Герметично, – догадался Горохов.
– Да… И ещё, – он взял с полки в том же шкафу несколько небольших брикетов, – о-н-на живая, ей нужно п-питание.
– Дома ты для этого червей используешь?
Валера улыбнулся. Улыбка у этого человека была такая же, как и всё остальное в его внешности.
– Валера, а точно его нельзя забирать? – Спросил геодезист, разглядывая красное от сосудов и вен женское тело.
Валера трясёт головой:
– Дерма не сформирована, нужно ещё пя-пять дней минимум. О-о-она умрёт без дермы. А потом ещё д-дней семь для от-отладки нервной с-системы. Нужен ко-омплекс не-нейрофизиологии, это препараты и упражнения. Иначе она буде-ет… – он поставил ладонь вертикально и показал, как она трясётся.
– Вибрировать?
– Па-адть и качаться, всё ронять. Нужно с-с… Нужно за-аставить мозг и эн-эс работать в едином комплексе.
– «Эн-эс» – это нервная система?
Валера кивнул.
– И ждать придётся две недели, не меньше? Раньше ни один из этих ботов не сварится, не сформируется, как там вы это называете.
– Тут не-ет созревших модулей. – Валера качал головой. – Две недели минимум…
«Дьявол, вряд ли мне дадут, тут спокойно прожить ещё две недели».
Глава 31
А Горохов уже радовался, считая, что заберёт одного из ботов, что плавали тут в протоплазме, с собой, а не получалось.
Он понимающе кивает и продолжает смотреть на женское тело в прозрачной протоплазме, на работающее почти в самом его центре большое сердце. Зрелище это странное: и отталкивающее, и завораживающее одновременно.
– Валера, а если это не проститутка, кто это?
– Се-се-сек-ре… – тянет генетик.
«Да говори ты уже, как ты меня раздражаешь».
– Се-екре…
– Секрет? – Предполагает геодезист.
Валера трясёт головой и наконец его прорывает:
– Секретарь.
– Секретарь? – Горохов опять удивлён, кажется, в этом «санатории» можно бесконечно удивляться. – Неужели бот может выполнять функции секретаря?
– Это д-дорогой биоробот с увеличенным мозгом и с расширенным фу-фу-функционалом.
– Дорогой?
– Триста двадцать рублей. У него мо-мощный мо-мо-мозг и глубокая бионика.
– Триста двадцать? – Горохов рот открыл от удивления. – И кто же такого заказал? Севастьянов?
Валера кивает.
«Значит, Альбину на списание. Интересно, её вычислили или она просто ему надоела? И ещё интересно, её выгонят или она просто исчезнет? Если вычислили, то, наверное, исчезнет».
Он, наконец, отрывает взгляд от плавающего в протоплазме тела и спрашивает:
– А что такое расширенный функционал? Это и секс, и на машинке печатать?
Валера кивает.
– А глубокая бионика?
Валера морщится, видно, что тут кивком головы не отделаешься:
– Бы-быстрый метаболизм – высокая регенерация, но-но и быстрое старение.
– Так, значит, быстрый метаболизм. И боты не болеют, а раны на них быстро заживают…
Генетик кивает.
– Но от него они стареют быстро…
– Два года и у них по-о-являются заеды на губах, гри-рибки на ногтях, а-артриты и болезни су-у-уставов. И работают они с высо-окой интенсивностью, но не больше т-трёх лет.
– А Ахмед говорил мне, что девка, которую я куплю у него, проработает пять лет, – вспоминает Горохов.
Генетик дипломатично пожимает плечами, оспаривать слова столь уважаемого в этой местности человека он явно не собирается.
– Ну, три года бот отработал, а что дальше? – Продолжает интересоваться геодезист.
– Рецикл, – без запинки выговаривает Валера.
– Рецикл… Это опять в ванну? На переработку?
Генетик кивает.
– Ясно, – Горохов всё ещё смотрит на алое женское тело в ванне. – Значит, быстрый метаболизм это высокая регенерация, высокая производительность, но быстрый износ…
– И выс-высокие расходы на п…на питание.
– Угу, ещё и жрут много?
Генетик кивает. И продолжает:
– Глуб… Глу-у…
– Глубокая бионика…
– Да. Это многоур-ровневая им-иммунная си-истема, как у человека – это дорого. Мет-метаболизм, высокий метаболизм тут не нужен. Полный мозг. Почти все функции, ка-ак у человека. Многое п-помнит. Высокий уровень обучаемости, мн-многое умеет, долго работает.
– Долго работает?
– До-до… Рахим говорит, что десять лет. Но данные не про… проверены.
– А как же они обучаются? – Горохов стоял рядом с ванной и глядел, как генетик берёт одну из трубок, что шла из прибора, что-то делает с кнопками на ящике, пока из трубки не начинает сочиться прозрачная жидкость, он начинает набирать её в сосуд. – Сами они или, может, им курсы какие-то нужны, типа школы для биороботов?
Валера, крепко закрутив крышку, отдаёт сосуд геодезисту, а сам идёт к стенному шкафу и открывает его. Там стопки брошюр, он берёт одну сверху и приносит её Горохову.
«Установка задач и алгоритмирование функций у биомодулей с низким уровнем самообучаемости».
Геодезист прочёл название дважды, прежде чем начал понимать смысл написанного. Он взглянул на Валеру и пальцем указал на ванну с женщиной:
– Инструкция для неё?
Валера тряс головой и указывал на соседнюю ванну с большим ботом:
– Подсобный рабочий. А о-она – это высокий ур-ровень самообучения, дорогой мозг, большой, много функций. Для нее… еще нет и-инструкции.
– Инструкции даёт доктор Рахим?
Валера кивнул.
«Эх, с этим доктором бы как-нибудь сговориться, но его, кажется, на лабораторию не купишь».
Горохов стал внимательно осматривать брошюру. Бумага хорошая, крепкий, тонкий пластик. Тридцать пять страниц, не считая обложки. Шрифт ровный. Добротная работа.
Он попытался найти хоть один намёк на место, где она напечатана. Нет, ничего.
– А откуда доктор Рахим их берёт? У вас в городе что, есть типография.
Валера снова трясёт головой:
– Их привозит Виктор.
– Виктор? – Горохов молчит, думает пару секунд. – А построил всё это тоже Виктор?
Генетик неуверенно кивает:
– Думаю, чт-то он. Это он учил до-до-до…
– Доктора Рахима.
– Доктора Рахима пользоваться об-оборудованием и…
– А доктор Рахим научил работать вас? – Горохов идёт к шкафу и берёт брошюры, быстро читает заглавия, пролистывает их. Всего насчитал их три вида.
– Да, н-научил работать ме-меня.
Все брошюры, по одной каждого вида, он прячет во внутренние карманы пыльника. Карманы полны всякой всячиной, там уже нет места, но оставлять ничего нельзя, всё это очень интересно. Он почти ничего не понимал из того, что успевал прочесть. Но ничего страшного, есть люди, которые во всём разберутся. Если он, конечно, довезёт до них эту бесценную информацию.
Он поднимает глаза на Валеру – этого тоже нужно обязательно довезти.
–Валера, а что это за Виктор, кто он, откуда? – Наконец, рассовав все брошюры по карманам, спрашивал Горохов.
– Их… их…
– Их? Он не один? – Догадывается геодезист.
Валера показывает два пальца.
– Двое. И какие они?
– С-странные… – Говорит Валера.
Горохов вдруг усмехнулся: слышать от такого человека слово «странные» в адрес других людей… Наверное они и вправду странные.
– А что в них странного? – Продолжает геодезист.
Валера думает секунду, кажется, он не может чётко объяснить, что странного в Викторе и втором человеке, но вдруг находит то, что искал:
– Им не б-бы… им не бывает жарко. И дарги и-их почитают.
– Дарги их почитают? Что значит «почитают»? – Горохов не понимал смысл этого слова. – Почитают? Что это?
– Когда он… они видят их, то садятся на пе-есок и склоняют головы…
– Дарги садятся на песок и склоняют головы, когда их видят?
Валера кивает, а Горохов ему не верит.
«Да бред же, дарги почти животные, у них почти не развит мозг, слабый речевой аппарат, у них нет развитой социальной системы и религиозной нет».
А генетик словно прочитал недоверие в глазах геодезиста и продолжил:
– Они с-считают их ве-вестниками Праматери. Называют их Первыми сыновьями, а себя считают вторыми.
– Да? Праматери? И откуда вы знаете, кем они кого считают?
– Они мне… мне сказали. М-много раз говорили. Спрашивали, почему я не-е склоняюсь перед Первыми с-сыновьями.
– Сказали? Вы что, знаете язык даргов? – Горохов просто не может поверить, что кто-то умеет разговариваться с людоедами.
– Я н-немного знаю. Он не-не-несложный, та-ам мало слов.
«Да, этого чудика нужно обаятельно увезти отсюда, он полезен, хотя про Виктора он вряд ли что расскажет. Про Виктора, ботов и «санаторий» нужно будет докторишку поспрашивать, этот доктор Рахим многое знает».
– Ладно, бог с ними, с даргами и со странными Викторами тоже. Вы мне вот, что скажите, зачем вам сюда наркоманов возят? – Горохов снова подошёл к ванне и указал на тело, что плавало там. – Это один из них?
Валера сначала долго смотрел на геодезиста, а потом медленно кивнул.
– Тут только наркоманы или…?
– Все, – выдохнул Валера.
– Старики, прокажённые, другие больные?
Валера кивает.
– А ещё, наверное, те, кто не понравился Коле оружейнику или Ахмеду, так? – Продолжает Горохов.
Генетик молчит, смотрит на него разными глазами и отвечать не хочет.
«Так, подобных вопросов лучше избегать, а то от них он даже моргать перестал».
– Валера, – вкрадчиво говорит геодезист, – меня не волнует то, кто и как сюда попал. Меня интересует, как люди становятся ботами, их не просто в протоплазму бросили, и они стали изменяться, не сами же они выбирают, кому стать разнорабочим, а кому проституткой.
Валера, кажется, выходит из столбняка, в который он впал от предыдущих вопросов. Он кивает.
– Ну, и как же они начинают меняться в нужную вам сторону?
– Д-для этого ну-нужен конструкт.
– Конструкт? Что это, как выглядит, откуда берётся?
– Н-набор белков, он вводится в кровь. Выглядит? Я-яйца гекконов вдели?
– Даже ел их, – говорит Горохов.
– Констру-укт выглядит как бе-белок яйца.
Горохов пошёл вдоль стен, заглядывая на полки, отрывая ящики и рассматривая их содержимое. Банки с реактивами, непонятные устройства, стопки полотенец, много-много всего непонятного, интересного, что стоило бы взять с собой, но брать это уже некуда, у него и так все карманы набиты. Он останавливается и указывает на огромный белоснежный чан, стоящий в углу и поднимающийся до самого потолка:
– Это…?
– Про… Прото-оплазма…
– А конструкт привозит, конечно же, Виктор? – Размышляет вслух Горохов.
Генетик кивает.
– Он привозит всегда только то, что нужно, про запас не оставляет?
Валера опять кивает.
«Хорошо бы этого Виктора повидать. Как-нибудь…».
– Часто приезжает Виктор?
Валера пожимает плечами…
– Он с кем больше общается, с вами или с доктором?
– С… с … С доктор… Со гов… говорит со мной мало, только по воп… вопросам технологий…
– Ясно, а когда приезжает, он останавливается у доктора?
– Не-е знаю, – Валера снова пожимает плечами, но вспоминает. – О-од-дин раз я видел его квадр у «С-столовой». Стоял вечером та-ам.
– У какой столовой? У «Столовой» татарки Кати?
Валера кивает и говорит:
– Мы ту-тут уже долго, меня могут искать.
– Может искать доктор?
Валера кивает.
– Нам нужно уезжать?
Валера опять кивает.
Горохову очень не хочется уезжать, у него куча вопросов и по оборудованию, и по биороботам, и по всяким разным приспособлениям, что стоят тут повсюду. Раз надо, то надо. Но последний вопрос он задаёт:
– Валера, а можно выращивать ботов без людей? С нуля, так сказать.
Валера кивает. И, видя немой вопрос геодезиста, объясняет.
– Пе-переделать человека – три ме-ме-месяца. Ну, четыре, сделать заново – т-т-три года.
– Вот оно что. Время. Тогда понятно.
– А ещё… расход протопла-азмы. Передела-ать человека в ра-ра-а… в подсобного рабочего – тридцать литров. Сделать заново – двести.
Генетик подошёл к двери, положил руку на замок и остановился, ожидая геодезиста.
Тот ещё раз огляделся и нехотя двинулся к двери.
«Эх, сюда бы специалистов».
Глава 32
Пятьдесят пять? Нет, пятьдесят восемь. Воздух висит густым маревом, не шелохнётся, ни намёка на ветер или облачко. Таким воздухом даже дышать горячо, но его рука тянется не к маске респиратора и не к очкам. Курки обреза под пальцем, он взводит оба. Обрез в левой руке, правой он откидывает полу пылинка, чтобы сразу взяться за револьвер. Он готов, но Валера, похлопывает его по плечу, успокаивая.
А как ему успокоиться, если прямо в тридцати шагах от лестницы, по которой им предстоит спускаться, на небольшом бархане на карточках сидят на песке два дарга. Не по-человечески огромные, словно раздавленные ступни их ног утопают в раскалённом песке. Их неприкрытые половые органы тоже почти касаются песка, а им хоть бы что. А чуть дальше такой же на холмике сидит, ждёт. И на углу дома ещё два, в теньке притаились, он сразу их не заметил, и в двадцати шагах от мотоцикла ещё два. Да сколько же их тут? Даже если он будет стрелять быстро и не будет промахиваться, ему всё равно не победить. Два патрона в обрезе, четыре патрона в револьвере. Нет, без шансов. Горохов становится так, чтобы между ближайшими даргами и им стоял Валера. С угла те двое его не достанут. А вот те, что у мотоцикла, опасны. Но они ближе всего, значит, картечь и жакан из обреза они получают первыми.
Но Валера ведёт себя странно, он продолжает его хлопать по плечу:
– Не-е… Не волнуйтесь, о-они охраняют нас.
Горохов на секунду отрывает взгляд от людоедов, чтобы с удивлением взглянуть в разные глаза генетика. В его мире дарги никого из людей охранять не могут. Дарги это ЛЮ-ДО-Е-ДЫ. Они могут только сторожить свою пищу.
– Не… не волн-нуйтесь, пойдёмте, – говорит генетик и, как следует, хлопнув тяжёлой дверью, начинает спускаться по лестнице. – Идите за… зам-мной.
Горохов понимает, что тут, наверху, он просто отличная мишень почти для всех дикарей, и спиной к стене, старясь не выпускать людоедов из глаз, начинает спускаться за Валерой вниз. Обрез наготове, правая рука почти на рукояти револьвера. Он переводит взгляд с одного на другого, они все, все смотрят только на него. Но винтовки не поднимают. Он почти спокоен, случись что – он двумя движениями убьёт или смертельно ранит двоих ещё до того, как кто-то из людоедов успеет поднять оружие. А дальше? А дальше, как повезёт. Если всё завертится… Нужно будет пробиться за угол и там перезарядить дробовик.
А Валера, который уже спустился вниз, поднимает руку и странно сгибает её. Раз, два, три. Это какой-то знак. Тот дарг, которого Горохов увидал первым, тоже встаёт и… направляется к ним. Подходит, встаёт совсем близко от геодезиста. Винтовку он держит как палку. У него пегая борода, совсем пегая, ни одного чёрного волоса. И на голове чёрного мало. Зубы большие, жёлтые, крепкие. Он их скалит зачем-то. Толи хвастается, толи так улыбается. Потом что-то говорит гортанно, это мерзко звучит, рыхло и неразборчиво, Горохов, даже если захочет, не сможет это воспроизвести:
«Эрхгархуннх, атаса».
– Это значит «утро», – без привычного заикания говорит Валера.
«Что за дурь, на часах почти три, какое ещё утро? Очень хочется нажать на курок».
Горохов вздыхает. Людоедов нужно убивать всегда и везде, где только увидишь, но, кажется, не в этот раз. Сейчас, когда он на пороге самой большой своей удачи, он должен беречь себя. И главное – беречь информацию, что добыл. Да и этого странного генетика тоже надо бы сохранить.
– Эрхгархуннх, атаса, унга? – Говорит Валера.
«Этот уродец трёх слов не мог сказать, чтобы не начать заикаться, а тут вон какие слова выговаривает».
– Унха унга, эрхгархуннх, атаса. – Продолжает дарг и вдруг, сделав шаг к Горохову, трогает рукав его пыльника.
Людоед, дикарь прикасается к нему! Да как такое может быть!
Геодезист едва сдерживается, чтобы не сделать что-нибудь. Большой палец его левой руки мечется между курками на обрезе. Но ничего делать нельзя, нужно ждать…Так странно он себя никогда в жизни не чувствовал.
– «Утро», ещё у них значит «новый», – поясняет генетик. – Они видят вас первый раз и называют вас «Новый».
Теперь он видел всех людоедов так хорошо, как не видел никогда. Ну, живьём, естественно. Молодых среди них не было, все пегие. Головы и бороды почти жёлтые. Они все улыбались ему как другу. У всех крупные, жёлтые зубы без изъяна. Все поджарые и слегка пузатые. Ещё один подходит к Горохову и зачем-то трогает его, проводит рукой по рукаву, улыбается и произносит гортанно:
– Харкха.
– Он назвал вас сколопендрой. – Негромко говорит генетик.
Геодезист не смотрит на Валеру, он старается не отводить взгляд от дикарей, а это не просто, Валера продолжает:
– Они уважают сколопендр, считают его злым духом песка, считают очень опасным зверем.
– Поехали отсюда, – говорит Горохов, ему очень тяжело находиться так рядом с дикарями.
Он напряжён и начинает уставать, от этого состояния.
Он с детства вёл с ними бесконечную войну, как и все его родственники и друзья. Его семья, его селенье и все селенья вокруг год за годом противостояли накатывающим с юга волнам людоедов. Каждый год, в январе, в начале весны, когда вся степь чернела от дождей и плесени, самые смелые и опытные мужчины уходили на юг, чтобы найти стойбища кочевников-людоедов, пришедших от южных скал за зиму. Если таких стойбищ не находили, год считался удачным. А если находили, все мужчины, включая пятнадцатилетних мальчишек, собирались на войну.
И та война была непримиримой. Без переговоров, без пленных, без разделения на мирных и нет. Та война была на уничтожение. Все знали, что если не уничтожить пятнистых существ, так похожих на людей, то жизни в этих местах, которые они давно считали своими, им уже не будет.
– Да, поехали, – соглашается генетик.
Он что-то говорит даргам, те нестройно и гортанно отвечают ему. Кажется, Валера попрощался с ними. Да, наконец-то. Они идут к мотоциклу. Но Горохов всё ещё на взводе, он оглядывается через каждые два шага и старается держаться так, чтобы Валера был между ним и ближайшим даргом. Курки на обрезе не опускает. Нет, он никогда доверять этим опасным существам не будет:
– Откуда вы знаете их язык? – Спрашивает геодезист, когда они уже подходят к мотоциклу.
Валера только что говорил без запинки, а тут опять начал заикаться:
– Т-три го-ода… уже тут, с ним… Каждый раз немного разговариваю, он… он… дарги любят поговорить, им н-нравится, когда я их слушаю, всегда приходят ко мне го… говорить.
«Чёртов умник, надо же, умудрился выучить их тарабарщину».
– И почему же они вас до сих пор не сожрали?
– Дарги считают, что мы ра-раб… рабы Старших Сын… Сыновей. И что мы с-служим им, а значит, и Праматери… Нас не-нельзя есть.
«Поганые дикари, как им не жарко, как вся их кожа не полопается от меланом на таком солнце».
Горохов садится на мотоцикл, Валера тоже залезает на своё сиденье.
– Вы думаете, Праматерью они считают пришлых? – Спрашивает его геодезист.
– Д-да, – сразу отвечает генетик. – Их бе-белок не такой как… как… как у на-ас, у всех су-у… существ, что живут в пустыни, не такой белок…
– Может, мутация? – Говорит Горохов, заводя мотор.
– Не так… Не так быстро. Нет.
У него был ещё десяток вопросов к этому странному человеку, но разговаривать во время езды на мотоцикле было невозможно.
Пыль, дорога среди барханов и невыносимая жара. На солнце шестьдесят? Горохов старался не смотреть на термометр, словно от этого зависит температура. Глупо, но это было его личным, маленьким суеверием: в такую жару, если не смотреть на термометр, то и теплового удара не будет.
Валера начинает хлопать его по плечу, Горохов сразу притормаживает:
– Что?
– Нам на… на север. Пря-ямо.
– Я знаю, – говорит Горохов, оттягивая респиратор, – но мы и так сглупили, когда выезжали из города по южной дороге, заедем в город с востока.
Он снимает с крепления мотоциклетную флягу, отпивает почти горячей воды и часть выливает себе на лицо. Тридцатисекундное облегчение. Флягу протягивает за спину генетику. Того уговаривать не приходится, он хватает флягу и жадно пьёт.
Горохов чуть оборачивается:
– Валера, так как вы считает, биороботы – это дело рук пришлых?
Валера отрывается от фляги, переводит дух, а потом обводит всё рукой:
– Ту… тут всё, всё дело рук п-пришлых.
– А зачем они дали вам биороботов?
– Не им… им… Не знаю, может, хотели посмотреть, что мы бу-удем с ними делать.
«Бред».
– А этот Виктор, он какой?
– О-одно слово – Старший Сы-ын Праматери.
– Что это значит?
– Ид… Идеальный.
– Что значит «идеальный»? – Не отставал Горохов, забирая у генетика флягу.
– В-всегда знает, что делать. Всё умеет, и е… ещё не носит очки от солнца, и-и щетина не-е растёт. Никогда не растёт. Лицо ка-как у девушки.
– Он бот… – Догадался геодезист.
– Ес-сли так, то очень… очень п-продвинутый. Нереально продвинутый.
– И как же нам его… заполучить? А, Валера?
Тут Валера посмотрел на него с удивлением:
– Е-его заполучить?
– Ну, да.
– Жи… живым?
– Конечно живым, на кой чёрт он нужен дохлый?
Валера продолжает смотреть на него с ещё большим удивлением.
– Или ты думаешь, что дарги кинутся его отбивать?
– Он… он вас убьёт сам, и в-всё. И меня то-оже… убьёт.
– Думаешь, сможет?
– Я же го… говорю он ид… идеа-а…
– Да я понял, понял, он идеальный. – Горохов протирает лицо и натягивает респиратор. – Ладно, поехали в город, всё обдумаем, а дела будем делать, исходя из своих ограниченных возможностей.
Дневная жара с двенадцати до пяти иногда бывает полезна. Они, петляя между барханов, доехали до восточной дороги, что вела к озеру, нигде не встретив, ни единой души. Когда выехали на дорогу – остановились. Горохов стал вглядываться вдаль.
– Что т-там? – Спросил Валера.
Геодезист указал пальцем на город, что виднелся вдали. Над городом тяжёлым облаком весела серая пыль.
– Сам-мум? – Предположил генетик.
«Самум? Да ты вообще из дома выходишь?»
– Нет, воздух висит, не колышется даже, тишина, ни облачка на небе, откуда тут быть буре, – говорит Горохов.
– А, ну-у тогда это… это поезд пришёл. За-а водой.
– Караван! Точно! – Сказал геодезист.
Он высадил Валеру ещё до водораспределителя. Жарко, но ничего, добежит генетик до дома. Им лучше не светиться вместе. Уже и так обругал себя не раз за то, что в открытую выезжал с генетиком из города. Сам же поторопился на главную улицу.
Так и есть, ещё издали он увидал белые, но сильно запылённые «морды» тягачей с никелированными цистернами на сорок кубов. Они были так высоки, что их даже поверх домов было видно. Конечно, колёса-то у машин в человеческий рост. У каждого ещё и прицеп на двадцать кубов. Шестьдесят кубометров воды, в поезде пять машин.
В Соликамске воды для бедных и из реки хватает. Ничего, попьют очищенную от амёб, тем, у кого нет денег, и желтоватая вода с горчичным привкусом пойдёт. То, что лёд из неё плохо получается, тоже ничего, нищие и тёплую пить будут. А вот тем, у кого деньги есть, подавай чистую, артезианскую.
Горохов даже не стал считать, сколько в Соликамске стоит такой поезд. Очень большие деньги. А кроме тягачей ещё и бронетранспортёры, разведывательный багги, транспорт, цистерны с горючим. Охрана не маленькая, это большой секрет, правда, о котором все знают, на таких поездах в оазисы привозят ещё и наличные деньги, а увозят цветнику, поэтому охрана тут серьёзная. В общем, всё это на главной улице. И пыль вокруг стоит до неба.
Горохов остановился у банка, а там очередь, даже в холл не войти. Очередь в банк города Губахи! Видно, сегодня день получки у буровиков, а ещё приезжие на автопоезде разменивают своё серебро на местную мелочь. Геодезист занял очередь и отошёл в тень, стал смотреть на столпотворение, он и представить не мог, что в такую жару, тут, на солнце, может собраться столько людей. Да и не в жару. Как в Губахе может быть столько людей вообще?
По улице, поднимая пыль, сигналя без перерыва, катит машина, длинная, дорогая с застеклённой кабиной и кондиционером. Она останавливается у головы колонны прямо напротив банка. Это не Ахмед. Из машины выходит высокий человек в полном бронежилете. Разминает ноги, подтягивает ремень. Поправив на плече винтовку, идёт вдоль остановившихся тягачей.
Это не кто иной, как пристав Меренков. Горохов сразу решает с ним заговорить. В этом не было необходимости, но нужно, что называется, «лезть на глаза». Когда ты на глазах, то у людей меньше к тебе вопросов. Он догоняет пристава и, сравняв шаг, заговаривает:
– Господин пристав.
– А, ты, геодезист, – у пристава глаз намётанный, он узнаёт Горохова и в маске, и в очках, – как твоя рука?
– Уже нормально, спасибо.
– Нормально, а чего ты тогда не на работе?
– Послезавтра выхожу, – говорит Горохов. – Послезавтра начинаем демонтировать вышку.
– Ну, хорошо.
– Господин пристав.
– Ну?
– Я вам про осиное гнездо говорил.
– Помню. Я тебе гранту на то дал. Взорвал его?
– Нет, ещё я…
– А чего тянешь? – Пристав остановился. – Ждёшь, пока заедят кого-нибудь?
– Вот я про это и хотел поговорить.
– Говори.
– Я зашёл в оружейный магазин брызгалку от ос купить. – Горохов лезет в карман и достаёт оттуда флакон с инсектецидом.
– Молодец, – говорит пристав, ничуть не считая Горохова «молодцом».
– Денег не было, я в долг взял.
– И что?
– Так рубль на счёт мне записали.
– А от меня-то что нужно?
– Может, поговорите с лавочником, чтобы списал долг, я ж не для себя старался…
– Слушай, геодезист, – не очень-то дружелюбно говорит Меренков, – я тебе задание дал, ты взялся. Давай-ка без всего вот этого, а? Долг тебе списать, ещё чего-нибудь сделать… Взялся-делай. И сделай так, чтобы потом не ходить и не клянчить помощи. Видишь? – Он указывает рукой на огромные машины. – Мне сейчас не до тебя…
– Значит, рубль мне не спишут? – Спрашивает Горохов.
Пристав только рукой махнул и пошёл по своим делам. Геодезист вздохнул, пошёл прятаться в тенёк и ждать своей очереди.
Глава 33
– У меня муж вернулся, – тихо сказала Людмила, когда клиент вышел из зала и его место у стойки занял Горохов.
– Прекрасно, – ответил он. – Муж вернулся, водный поезд пришёл, много всякого народа в городе. Приставу будет не до нас. Всё складывается удачно.
– Он вернулся с партнёрами, – продолжает она.
– С партнёрами? Кто такие?
– А, – она пренебрежительно машет рукой, – перекупщики. Спекулянты. Они приехали за этой цветниной. Пара барыг с охраной.
– Что за охрана?
– Четверо, хорошее оружие, бронежилеты, рации, всё такое. По виду бывшие солдаты.
Геодезист насторожился:
– Надеюсь, товар ещё там, – он кивнул на крепкую дверь хранилища.
– Ещё там, но сегодня после закрытия они придут его смотреть.
– Думаете, они сегодня его заберут?
– Не знаю. – Она смотрит на него с укором: «Я же говорила, что вчера нужно было всё делать».
– Вы будет присутствовать при торговле?
– Конечно, – с вызовом говорит Людмила.
Горохов чуть подумал, рассматривая крепкую дверь хранилища:
– Торговцы приехали с водовозами, уезжать будут тоже с караваном, так спокойнее, сегодня забрать товар не должны, охраны у них для здешних мест маловато, им нет смысла забирать его и самим охранять до отъезда, товар будет тут лежать. Но рассчитываться будут в день отъезда. Вы посоветуйте Брину залог вперёд взять. Хоть десять процентов.
– Зачем?
– Посоветуйте, посоветуйте. – Настоял Горохов. – Не выйдет, так не выйдет, а если выйдет…
– А если выйдет, ещё и залог прихватим?
Горохов не стал раскрывать ей свих мыслей, просто сказал:
– В девять часов пусть Бабкин пригонит квадр с инструментами, стремянкой и горелкой к станции водораспределения, что у восточной дороги.
– Вам самому придётся к нему сходить и сказать об этом, – говорит Людмила.
– Нет, не придётся, – твёрдо отвечает геодезист, – это ваша работа.
– Я не могу бросить мужа и гостей, – зло говорит она. – Это сделаете вы.
«Ну и характер у неё, злая, упёртая, если её не закопают в бархан в ближайшее время – будет богатой».
– Нет, я уверен, что вы найдёте время сходить к Бабкину, – он смотрит на неё с усмешкой, – это ваша работа. И, скорее всего, я не могу дать Бабкину того, что вы ему пообещали.
Красавица сейчас ненавидит его, её зелёные глаза просто сверлят его лицо, убила бы взглядом, если бы взгляды убивали. Её губы поджаты, она ничего ему больше говорить не хочет. Людмила тянется к микрофону:
– Добрый день, «Губахабанк» рад приветствовать вас, перед входом в операционный зал, будьте добры, оставьте оружие в корзине, что слева от вас…
Разговор закончен. Горохов, всё ещё улыбаясь, идёт к выходу. Выйдя на жару, геодезист останавливается. Он не идёт сразу к Валере. Сначала он делает вид, что ему надо по нужде и что он ищет место. Но народу перед банком много, и он обходит здание, находит узкий проход. Протискиваясь между двух заданий, он оказывается сзади банка. Оглядывается. Отличное место. Окна сюда не выходят ни из одного из ближайших зданий. Из банка выходила сюда дверь, но теперь она забетонирована. Раньше это был дворик, тут даже столбы бетонные для навеса сохранились, а сейчас сюда выбрасывают хлам. Местечка лучше для вскрытия крыши не придумаешь. Видно, этот банк никогда не грабили. Да и кто осмелится грабить банк человека, который дружит с главным грабителем в округе. Он даже нашёл место, куда ставить стремянку, отошёл на пару шагов, осмотрел часть крыши. Да, всё хорошо, место отличное.
Генетик, Паша и Миша его как будто ждали. Смотрели на него, ожидая, что он им скажет. Такое впечатление, что он стал у них главным, а он, едва кивнув им, сел к захламлённому верстаку:
– Валера, мне нужна бумага и карандаш.
Геодезист достаёт из кармана флакон с протоплазмой, кубики подкормки, брошюры о ботах. Раскладывает всё это перед собой, бесцеремонно сдвигая хлам к стене. Миша и Паша смотрят на него, ждут, что он скажет, но он просто смотрит на брошюры и молчит.
Валера находит ему то, что он просил, кладёт перед ним и Горохов сразу начинает писать. Все остальные продолжают ждать. А он исписывает лист столбцами цифр с редкими буквами.
Миша не выдерживает, он, кажется, не любит ждать:
– Так мы идём сегодня в банк?
– Да, – коротко бросает Горохов, не отрываясь от писанины.
– Втроём?
– Нет.
– Паша всё умеет, – настаивает Миша. – И рука у него почти прошла.
– Нет, он останется тут, у него будет… своё задание. А ты, Миша, отдохнул бы.
Миша явно недоволен, он был из тех людей, что всегда чем-то недовольны, но ничего больше не говорит, заваливается на кушетку, поставив рядом дробовик.
А геодезист, как закончил писать, подзывает к себе Пашу, тот сразу подходит.
– За дверью мотоцикл, – говорит Горохов, – если до рассвета мы с Михаилом не появимся, садишься на него и гонишь в Александровск, к Васильевой.
– К врачихе? – Спрашивает Паша.
– Да. Передашь ей всё это. Банку, книжки и вот это, – геодезист показывает Паше исписанный лист бумаги.
– На словах ничего не передать?
– Нет, все, что нужно, уже тут записано.
– Так вы с Мишей можете не появиться?
– Никто ни от чего не застрахован, всякое может случиться, главное – всё это ты должен передать Васильевой. И никто об этом ничего не должен знать.
Горохов взглянул на генетика, тот тоже ждал его распоряжений, но ему геодезист ничего не говорит, на него у геодезиста свои планы.
Паша кивает. Он относится к этому заданию серьёзно, это Горохову нравится. Он больше нравится Горохову, чем грубый и недовольный Миша.
– Слышь, мужик, – Миша привстаёт на локте на своей кушетке, – а ты вообще кто?
– Я же вам говорил уже, – отвечает Горохов, – я геодезист.
Миша морщится и снова укладывается на кушетку. Пусть полежит, отдохнёт, день уже идёт к концу, сумерки скоро.
Горохов и сам ложится полежать прямо на верстак. Он закрывает глаза.
В городе суета, ночь, люди гуляют. Даже в «Столовой» татарки Кати сидят приезжие, хотя обычно в это время она уже закрыта. И солдаты, и водители, и техники. Люди пристава тоже на улицах, все при оружии, следят за порядком.
Миша немного нервничал:
– Дай закурить.
А вот Горохов абсолютно спокоен, тянется за сигаретами. Он перед выходом из дома подозвал Валеру. Валера этого как ждал, подошёл сразу.
– Валера, – говорит геодезист тихо, – если не вернусь, а Паша доедет до нужного места, через какое-то время к вам приедет другой человек или пара людей. Покажите им «санаторий», а потом они заберут вас с собой на север. Ясно?
Валера кивает. Не спрашивает, куда заберут, кто приедет. Он всё понял, это хорошо.
Миша, стоя так, чтоб на него не попадал свет от фонаря, тянет к Горохову руку за сигаретой.
– Ты ж только что курил, – говорит ему Горохов, протягивая пачку.
– Да, я вообще-то не курю, – говорит Миша, – это так, чтобы успокоиться.
Миша неловко тянет сигарету из пачки, геодезист подносит ему огонь. Миша прикуривает. Пальцы у него корявые и чёрные от какой-то тяжёлой работы. Такими пальцами можно гайки без ключа отворачивать или вытягивать леску с десятикилограммовой прозрачной рыбой-стекляшкой.
«Миша, да ты рыбак, надоело у себя в глуши рыбу ловить, решил за цветниной с товарищами сходить, думал разбогатеть по-быстрому, вот теперь тут стоишь, ночью банк собираешься грабить. Куришь и думаешь, что лучше бы рыбу ловил бы да масло из неё выжимал».
Горохов невольно усмехается и говорит:
– Ты не вибрируй, Миша, если сорвётся, сядешь на мотоцикл и ещё до рассвета уедешь из этого славного городка.
– А если нарвёмся на кого? Людишки тут опасные.
– Опасные, опасные, – соглашается геодезист, – ничего, отобьёмся.
Он говорит это и серьёзно, и спокойной, как раз таким тоном, какой и нужен этому мужику, чтобы успокоиться.
Тихо, почти бесшумно к водораспределителю подъехал квадроцикл. Горохов тронул рыбака за локоть. Миша зажал сигарету в ладонь. Человек, приехавший на квадре, слез и стал осматриваться, пытаясь вглядеться в темноту. Фигура крупная, грузная. Бабкин.
«И на кой чёрт ты это делаешь, поздороваться хочешь? Уходи давай».
Бабкин, чуть потоптавшись, наконец, поворачивается и уходит в темноту.
«Интересно, что же тебе Людмила обещала такого, что ты вот так по ночам на сомнительные дела ездишь?»
Да, такая женщина, как Людмила, может всякого наобещать, а такой мужичок, как Бабкин, может поверить всем обещаниям.
– Ну, вот наш инструмент и приехал, – говорит Горохов.
– Хорошо, что квадроцикл электрический. – Горит Миша, стреляя окурком в песок.
Горохов подходит к окурку, закапывает его. Так будет лучше, а то мало ли. Они идут к квадроциклу. Миша по-деловому заглядывает в ящик с инструментами, осматривает сложенную стремянку, проверяет баллоны и резак со шлангами.
«Слава Богу, теперь хоть делом занят и не волнуется».
– Вроде, нормально, – говорит Миша, беря в руки резак, – проверим горелку?
– А ты знаком с таким оборудованием?
– С таким – нет, это крутой инструмент, у меня всё попроще.
– Проверяй.
Даже в темноте понятно, что рыбак знает, что делает. Это хорошо, что ему тут попались эти бедолаги. Реальная помощь.
Сначала шипение, чиркнула зажигалка и, хлопнув в тишине ночи, синим, засветилась струя горячего газа. Миша несколько секунд регулировал струю. Выбрал оптимальное давление и сказал с завистью:
– Да, хороший инструмент.
– Ну, тогда гаси его, поехали, испытаем в деле, – произнёс Горохов, садясь за руль квадроцикла.
Да, казалось, что всё просто, приехал, вскрыл крышу, спустился в банк, обрезал сигнализацию, взял, что нужно, вернул инструмент к водораспределителю.
Но на самом деле приехавшие тягачи, что стояли вдоль главной улицы города, худо-бедно, но охранялись. Ещё всякий праздный и пьяный люд, в основном из приехавших с караваном, таскался из заведения в заведение. У одного из заведений, что был рядом с оружейной лавкой, почти напротив банка, хозяин выставил двух девок ботов. Мало того, он их раздел догола, так и стояли две красотки под фонарём, во всей первозданной красоте, а вокруг толпились мужички и солдаты из водного каравана.
– Ты видал?! – Восхитился Миша, когда они проехали мимо девок, мимо людей, собравшихся вокруг них.
– Что? – Спросил Горохов.
– Девки голые прямо на улице стоят, красивые какие!
– Это боты, – отвечал геодезист, он больше смотрел на банк, к которому было не просто подобраться в такой сутолоке.
– Боты? Искусственные девки? – Удивлялся рыбак. – Ишь ты, что придумали. А сколько же стоит взять попробовать такую? Не знаешь?
– Попробовать копеек двадцать, кажется. Не помню точно.
– А купить такую себе?
– Дорого, Миша, дорого, пока банк не ограбишь, нужных денег не соберёшь. Ты бы лучше думал, как нам инструмент у всех на виду за банк затащить.
Какой там, Миша чуть голову не свернул. Пока мог, так и пялился на голых искусственных женщин:
– А хороши бабы-то. Прям по мне обе. Даже не знаю, какую бы купил. И рыжая хорошая, и чёрная.
Горохов заехал за угол, сюда свет фонарей с улицы не доставал, и выключил мотор. Посмотрел на часы. Одиннадцать.
– Посидим часика три, – сказал он. – Веди себя тихо.
– Может, я пройдусь? – Произнёс Миша.
Горохов просто повернул к нему голову.
«Дурак, никак собрался на голых ботов посмотреть».
Ощутив на себе тяжёлый взгляд геодезиста, рыбак тут же пояснил:
– Маску снимать не буду.
Геодезист, чуть помедлил, прежде чем ответил:
– Напомни мне, я что-то подзабыл, кого из нас ещё меньше недели назад искали люди Ахмеда?
Миша ничего не ответил, завалился в кузов квадра, прямо на баллоны с газом. Затих.
Через час веселье на улице не прекратилось. Каждые полчаса по улице проезжал патруль из людей пристава. Девок с улицы убрали, но перед заведением всё ещё торчали люди, выпивали прямо на улице. Охрана каравана время от времени проходила вдоль всех тягачей. Водители и механики вылезали из кабин, стояли, выпивали прямо у огромных колёс своих машин или приводили женщин и помогали взбираться в кабины. Приводили не ботов, простых, некрасивых и часто с тряпками на лицах, прокажённых. Миша, кажется, заснул в кузове, но Горохов был начеку. Смотрел внимательно из-за угла из темноты и запоминал всё.
Ещё прошёл час, когда народ стал расходиться с улицы потихонечку. Потом прошёл ещё час, хозяин ботов снова вывел девок на улицу, но людей уже почти не собрал. К двум часам на улице стало прохладно и тихо, все расходились спать. Только пьяные ещё орали где-то дальше по улице, им отвечали такие же пьяные женщины.
Уже был третий час ночи, когда геодезист толкнул рыбака в ботинок:
– Пора.
Тот точно спал, уселся в кузове:
– Что? Сколько времени?
– Третий час, до рассвета четыре часа, нужно успеть.
И не давая Мише перелезть из кузова на сиденье, он включил двигатель и неспеша выехал на улицу.
– Ты не суетись, – сказал он рыбаку, подъезжая к банку. – Охрана в том конце улицы. Все угомонились.
– Понял, – ответил Миша, приходя в себя после сна.
Горохов остановился прямо на углу банка. Миша быстро вылез из кузова и за несколько движений все, что было нужно, покидал в узкий проход между домами. Геодезист даже не успел ему помочь.
Горохов дал «газу» и увёл квадроцикл из-под света в тень соседнего здания. Отлично, их никто не заметил. Ну, во всяком случае, он не видел никого, кто их мог бы увидать.
Когда Горохов пришёл на задний двор банка, Миша уже поставил стремянку и разматывал шланги резака. Всё это он делал в темноте, так как фонарик был только у геодезиста. И когда тот пришёл и дал ему фонарь, он сам полез на стремянку и разжёг резак.
А дальше опять начались проблемы.
Под кровельным листом оказался толстый слой пластика – уплотнитель. И он моментально начинал гореть, как только резак прожигал в железе дыру. Гореть и дымить вонючим дымом, который чувствовался далеко за приделами заднего двора банка.
– Горит паскуда, – ругался Миша, перчаткой сбивая маленькое пламя с крыши.
«Горит? Это только полбеды».
Вместе с огнём от резака валил и дым. Дым был едким, конечно, он чувствовался далеко за приделами заднего двора банка.
– И что будем делать? – Спросил Горохов.
– Ножницы, в ящике с инструментами есть ножницы по железу. – Сверху говорил Миша.
Горохов полез в ящик, нашёл ножницы и, передавая их рыбаку, он подумал, без помощника тут намучался бы один.
Глава 34
Кое-как прорезали в крыше дыру. Влезли на крышу, втащили туда инструменты и лестницу. Лестницу спустили вниз и только после этого спустились в темноту здания.
Прежде, чем резать дверь хранилища, нужно было обрезать провода сигнализации. А, чтобы их обрезать, нужно было попасть к кассе, за стойку, а дверь туда Людмила заперла. Пришлось ещё взломать и эту дверь. А она тоже была ничего себе, крепкая. Только после неё им удалось перерезать те провода, на которые Горохову указывала Людмила.
– Ну, всё, теперь только дверь, – сказал Горохов, вставая с колен после того, как перерезал провода под стойкой.
Рыбаку Мише ничего говорить было не нужно, он уже настраивал горелку резака. Хлопок, шипение, Миша подходит к двери. Синее пламя коснулось двери чуть выше первого замка, а Горохов, взяв ломик, пошёл к кассе. Ну, нельзя же, грабя хранилище банка, не вытряхнуть содержимое из кассы. Несмотря на внешнюю хрупкость, касса оказалась довольно крепкой.
«Ну, неплохо, четырнадцать рублей».
Половина, правда, мелочью, и значительная часть – железо. Но зато эти все деньги он собирался забрать себе, это была только его добыча. А Миша тем временем уже сверху и справа от замка разрезал железо, оставалось немного. Геодезист не успел пойти к кулеру и выпить воды, как железо громко звякнуло, а затем с хлопком утихло шипение резака.
– Всё, готово, – сказал Миша, вставая с колен.
– Ну, чего ждёшь, открывай.
Миша аккуратно положил резак и потянул дверь. Геодезист пошёл с фонариком к нему.
В хранилище больше ничего, кроме двух крепких капроновых сумок, не было. Они стояли на стальном стеллаже.
– Ваши? – Спросил Горохов.
– Наши, – сразу ответил Миша.
Только что он был в нормальном состоянии, а тут вдруг опять злой. Горохов светил ему фонариком. Миша подошёл к сумкам, заглянул в первую, во вторую и опять сказал зло:
– Наши, всё, вроде, на месте.
Только тут Горохов понял, почему он опять злится – обе сумки были в бурых потёка и пятнах. Кровь. Кровь его товарищей, вот Миша и не радуется.
– Ну, раз ваше, то забирай, пора уходить, – сказал Горохов.
Уходили, как и пришли, сначала собрали инструмент и шланги резака, потом сумки, резак и инструменты вытащили на крышу. Оттуда спустились, всё пронесли по проходу между стенами дома и банка. Горохов вышел, на улицу, на свет. Как ни в чём не бывало остановился, закурил, огляделся. Дело шло к утру. На улице ни души, даже охраны поезда не видно. Всё тихо. Он пошёл за угол, там, в темноте, нашёл квадроцикл, завел его и неспеша подъехал к углу банка. Миша быстро закинул всё в кузов и запрыгнул сам. Квадроцикл неспеша покатился к перекрёстку, а оттуда на восточную дорогу, к водораспределительной станции.
Там они машину и оставили. Горохов не знал, пришёл ли уже Бабкин за квадроциклом, возможно, и пришёл, время шло к началу работы, поэтому они всё старались делать быстро. Просто поставили квадр туда, откуда вязли, и по темноте, захватив сумки с цветниной, ушли.
Валеру в эти дела Горохов посвящать не хотел, поэтому он вызвал Пашу из дома, и уже втроём они стали делить украденное.
– Медь ваша, всё остальное моё, – Сказал геодезист, разглядывая в одной из сумок отличные медные пластины толщиной сантиметр.
В общем-то, особо и делить ничего не пришлось.
– Не жирно ли тебе, ты себе и свинец, и олово оставляешь, – забурчал Миша.
– Это не мне, а тому человеку, что нас навёл.
– Какому ещё человеку? – Продолжал Миша.
– А это, Михаил, не вашего ума дело, – заявил Горохов, – у вас в сумке самая лучшая медь, что я видел, тут больше, чем на тысячу, только барыгам не сдавайте, выставьте на аукцион в Соликамске.
– Да всё поняли мы, – сказал Паша.
Геодезист выгреб из кармана кучу мелочи, протянул ему деньги:
– Это вам на дорогу. Ты помнишь, кому всё нужно передать?
– Помню, – сказал Паша, принимая деньги. – Врачихе Васильевой.
– Правильно. Берите мотоцикл и уезжайте сейчас.
– Может, поедим, сначала? – Спросил Миша.
– Михаил, через два часа, ну, может, через три, тут будут искать мужика, который ходил по всему городу и искал резак.
Миша что-то пробурчал по своему обыкновению.
– Да, Миша, поехали, – говорит Паша и берёт сумку левой рукой, правую протягивает Горохову. – Спасибо тебе, друг.
– Больше не связывайтесь с бандитами и не бухайте, пока дело не сделаете, – нравоучительно советует ему Горохов, пожимая руку.
– Ладно, спасибо, мужик, что помог, – говорит рыбак Миша, тоже пожимая ему руку. – Я… Ну, злой бываю. Но это так…Это оттого, что друзей тут поубивали у меня эти сволочи…
– Да всё нормально, Михаил, – у Миши рука крепкая как кусок железа, – а насчёт этих сволочей не проживайте, рано или поздно они своё получат.
– Думаешь? – С какой-то детской надеждой спрашивает Миша.
– Уверен, Миша, уверен, – усмехается Горохов.
Мотоцикл завёлся, тихо урчит двигатель, уже светать начинает. Миша садится за Пашей:
– Мужик, а ты всё же кто?
– Ну, вы и тупые, – отвечает Горохов, – я уже, по-моему, всем в этом городе сказал – я геодезист.
Даже в темноте он понимает, что мужики смеются:
– Ну, ладно, геодезист, бывай, удачи тебе.
– Езжайте уже.
Фара мотоцикла включается, двигатель набирает обороты, и мужики, что на свою беду попали в этот город, уезжают из него.
Горохов берёт тяжёлую сумку. Нет, он не идёт к Валере, он идёт через дома, на край города, к барханам. Там он прячет сумку в песок. Он умеет это делать так, что никто и не догадается, что тут что-то спрятано. Только после этого он возвращается к дому Валеры. Тот открывает ему дверь. Горохов смотрит на заспанное странное лицо странного человека и говорит:
– Валера, а вы не хотели бы уехать отсюда?
– От… от… Уехать? – Валера не понимает, о чём идёт речь.
– Да, уехать, тут всякая… неприятная кутерьма может начаться, мне бы не хотелось, чтобы с вами что-то случилось.
– С-случиться? Со… со мной? – Удивляется генетик.
– Да, и с вами тоже.
– А-а вы? Останетесь тут од-дин?
– Я привык, я всегда один.
– А в-вдруг вам понадобится пом… помощь?
– И в этом случае вы мне поможете?
Валера кивает.
– Ну, смотрите, Валера, я вам предлагал уехать, если что случится, пеняйте на себя.
Горохов проходит в дом, скидывая на ходу пыльник, стягивая фуражку. Он заваливается на кушетку:
– Я вас предупредил, Валера, а теперь мне нужно поспать пару часов, если не возражаете.
Генетик несколько секунд стоит рядом с ванной. Он не возражает, просто геодезист лёг на его место.
Солнце уже встало, но жары не чувствуется. В городе пыль, дует резкий порывистый ветер. Горохов снимает очки, обычно их носят от солнца, сейчас они помогают от пыли, что летит в лицо. Он поднимет глаза вверх, там всё серое от пыли. Ничего страшного, пыль уляжется, а ветер – это хорошо. Возможно, он принесёт облака. Тут, на юге, уже месяц не было облаков. А ещё лучше, если ветер нагонит с севера тяжёлых туч и на раскалённый песок степи выльется хоть немного воды.
Тягачи с прицепами всё ещё стоят на центральной улице, только первый уехал на заливку воды.
Сначала дело. Прежде, чем пойти позавтракать, геодезист берёт старое своё ведро и идёт вдоль тягачей до перекрёстка, там сворачивает к озеру и к участкам. Около водораспределителя квадроцикла нет, Бабкин забрал его. А сразу за водораспределителем, у дороги, патруль. Армейский квадроцикл с пулеметом и трое людей. Это не бандиты, это люди пристава.
– Эй, мужик, – машет геодезисту один из трёх, – сюда подойди.
Горохов спокоен, жестом указывает на себя, как будто не понял, что кричат ему. Солдат машет ему рукой.
Нет, ищут не его. Один ему машет, двое других развалились в кузове квадра, слишком расслабленные. Искали бы его, уже оружие снимали бы с предохранителей. А так, валяются лениво, глядя на дорогу.
– Чего? – Спрашивает геодезист подходя.
– Куда идёшь? – Спрашивает солдат.
– За саранчой, – он показывает солдату ведро.
– У тебя что, участок есть? – Спрашивает солдат.
– Я бабке Павловой сеть ставил. Её и проверяю, ещё и покупаю у двух пацанов по возможности.
Солдат заглядывает в ведро, на стенках ведра жёлтый жир от саранчи.
– Он не наш, документы у него спроси, – говорит один из солдат, что сидит в кузове.
– А, да, документы есть?
Горохов молча лезет в карман, достаёт удостоверение и контракт с компанией вододобычи, всё это отдаёт солдату.
Тот предаёт всё тому, что сидит в кузове квадроцикла. Это, видно, старший. Старший смотрит сначала удостоверение, потом читает контракт. Горохов спокоен, там всё в порядке. Он даже и вида не подал, когда старший начал о чём тот говорить по рации. Старший что-то запросил, а ему приказали ждать. Горохов вздохнул, спросил у солдата, что заглядывал к нему в ведро:
– А что случилось? Каждый день здесь ходил, а сегодня документы проверяют.
– Банк ограбили. – Лениво отвечает солдат. – Не знаешь, что ли?
– Банк? Какой? – Удивляется геодезист.
– Что значит какой? – Косится на него солдат. – Тут что, по-твоему, много банков?
– «Губахабанк»?
– «Губахабанк». Теперь из-за этого караван тут ещё на один лишний день застрянет.
У старшего что-то прошелестело в рации. Он говорит: «Есть». Протягивает солдату бумаги Горохова, тот передаёт их геодезисту.
Горохов прячет свои бумаги и идёт дальше.
Пройдя полкилометра, сворачивает с дороги на юг, находит первого попавшегося мужика с саранчой, покупает у него ведро. И уже по барханам, чтобы ещё раз не встречаться с патрулём, возвращается к бабке Павловой.
Он уже знает всех в лицо, возле двери у кухни сидит, тот, что вчера был на веранде у стоянки квадроциклов. Горохов просто показывает ему ведро с саранчой, и бородатый молча раскрывает ему дверь. У бородатого пятизарядный карабин, Горохов это оружие не любит, ещё и модель плохая, ненадёжная, это из-за плохого дешёвого железа. Он продаёт саранчу повару с волосатыми плечами, бизнес у него выходит никудышней, ни разу он не остаётся в выигрыше.
«Минус три копейки, да уж, на саранче в Губахе не разбогатеешь, видно, поэтому Ахмед занялся ботами».
Горохов садится за свой стол, заказывает себе еду. Сегодня работает официанткой Таня. Противная баба, она не нравится Горохову, залезла своими пальцами ему в кашу, а под ногтями-то грязь. Он сказал ей пару слов, она ему в ответ нагрубила. Золотозубый бармен не одёрнул её, только покосился в их строну, и всё. Ну, и чёрт с ней. Горохов ругаться не стал. Он проголодался и хотел холодной воды.
В зале было почти пусто, даже сидевших под кондиционером бандитов не было. Видно, грабителей искали.
В общем, всё было необычно, это было ясно, когда Горохов подходил к заведению. Перед ним он не увидал белоснежного, застеклённого квадроцикла. Ахмеда на месте не было. Занят, бородатый. Видно, какие-то у него дела с утра.
Горохов пошёл к банку. Естественно, там толпились люди, им всем что-то было нужно, единственный банк в городе. А на пороге банка Людмила повторяла и повторяла всем одно и то же.
– Господа, вам не о чем волноваться, это технический сбой. Банк скоро возобновит работу. Вероятно, что уже во второй половине дня.
Она ему нравилась. Нет, даже не тем, что была красивой. Красивые нравятся всем. Она нравилась ему своей выдержкой, умением держать лицо, что бы ей ни выкрикивали, она улыбалась и опять говорила:
– Ещё раз повторяю: все платежи будут исполнены, но с небольшой отсрочкой. Вы все получите свои зарплаты. Вам не о чем волноваться. Банк скоро возобновит работу. Вероятно, во второй половине дня.
– Да знаем мы всё, раздражено проорал немолодой уже мужичок в тряпке на лице, – вас ограбили.
– Господа, уверяю вас, вам не о чем беспокоиться, банк скоро возобновит свою работу, возможно, что уже во второй половине дня.
Горохов протиснулся вперёд, почти вплотную к ней. Она увидала его и… она обрадовалась. В её красивых зелёных глазах всего на долю секунды мелькнуло озорство, но геодезист успел его рассмотреть. И сказал с заметной угрозой в голосе:
– Дамочка, вы обещали обналичить мой чек за неделю, неделя прошла, что с моими деньгами?
Она повернулась к нему и очаровательной улыбкой ответила:
– Господа, повторяю, вам не о чем беспокоиться. Банк скоро возобновит свою работу, вы все получите всё, что вам положено в порядке очереди. Возможно, что банк возобновит свою работу во второй половине дня.
Он довольно бесцеремонно схватил её за рукав пыльника, дёрнул к себе:
– Дамочка, ты со мной не играй, я таких игр не люблю, где мой чек?
Она попыталась высвободить руку, но он не отпускал её.
Наоборот, притянул её к себе ещё ближе и, почти не шевеля губами, тихо сказал:
– У водораспределителя.
Она с силой вырвала у него рукав, крикнула звонко:
– Хамло.
И не сказав больше ни слова, открыла дверь и зашла в здание банка. Звякнул замок.
– Всё, теперь можно до обеда не ждать, – крикнул кто-то.
– Да, до обеда не откроют, – согласился Горохов и пошёл в «Столовую».
Больше ему идти было некуда, ну, не к Валере же.
Глава 35
Всё-таки, она отчаянная баба. Ветер, над городом висит пыль, звёзд не видать, только светлое пятно. У водораспределителя света вообще нет. А на улице ночь, пьянь, на выездах патрули, а она приехала одна на квадроцикле. Пистолетик на бедре, как будто он её спасёт в случае неприятностей.
Горохов ставит ей в кузов сумку с цветниной.
Она стягивает маску с лица:
– А почему сумка одна?
Людмила рассчитывала на две сумки, Людмилу выдаёт тон, она уже почти на взводе, чтобы начать орать, ей просто нужно кое-что уточнить.
– Часть я отдал людям, которые мне помогали. – Спокойно говорит геодезист. Он достаёт сигареты, предполагая, что разговор будет не очень лёгким. – Вы говорили, что заплатите мне тысячу, так вот, считайте, что свою тысячу я уже забрал.
– Что? Тысячу? – Она тянет из кармана фонарик, раскрывает сумку, копается в ней. Её голос выдаёт ярость. – А где медь? Тут что, один алюминий остался? Вы что, отдали этим свои помощникам всю мою медь?
– Там не один алюминий, – спокойно отвечает он, – там ещё куча отличного свинца. Свинца там на четыре аккумулятора хватит, там его рублей на восемьсот. В сумке металла больше, чем на тысячу рублей. Вы говорили, что товара в хранилище на две тысячи, тысяча вам, тысяча мне. Ваша доля получилась больше тысячи рублей, чем вы недовольны?
– А олово? – Зло спрашивает она и даже в глаза Горохову светит фонариком. – Олово вы тоже отдали помощникам?
– Олово у меня. – Горохов отводит глаза и закуривает.
– А, значит, медь вы отдали каким-то неведомым, а может, и придуманным помощникам, а олово оставили себе? Там олова на пять сотен рублей было!
Горохов лезет в карман, достаёт из него большой моток паяльной проволоки, он протягивает его ей:
– На четыреста пятьдесят, если быть точнее.
Людмила светит на проволоку фонариком и пытается тут же схватить моток, быстро тянет руку, но геодезист убирает проволоку, и её хищная лапка хватает воздух.
– Мне нужно три сотни рублей. – Говорит он, с удовольствием затягиваясь. – И ещё одну услугу от вас.
– Я не оказываю услуг, – зло говорит Людмила, – пошатайтесь по кабакам, найдёте кого-нибудь, кто вам услугу окажет, денег ведь у вас теперь предостаточно, вы ведь ещё и кассу взломали.
– Было бы странно, если бы мы, взломав хранилище, не тронули бы кассу, тем более что денег в кассе было не так уж и много.
– Но и не так уж мало, – зло говорит она.
– Кстати об услугах, говорите, что не оказываете услуги, а как же вы договорились с Бабкиным? Думаю, что с вашей жадностью денег вы ему не предложили. – Он незаметно улыбнулся, не мог удержаться, хотя понимал, что лучше не злить её дальше.
– Не ваше дело, как я договорилась с этим дураком, – шипит Людмила и снова светит фонариком ему в лицо, словно глаза ему хочет выжечь.
– Хорошо-хорошо, – примирительно говорит он и снова отворачивается от света, – не моё – так не моё. Вы олово брать будете или мне другого помощника искать?
– Что вам нужно? – Она пытается говорить спокойно.
– Во-первых, сто пятьдесят рублей, мне Ахмед обещал продать бота-девку, а во-вторых, мне нужен ещё один бот, ну, например, разнорабочий. Сам я его покупать не хочу, нужен человек, который его купит и передаст мне. И за это я отдам вот этот замечательный кусок оловянной проволоки.
– Вам нужны боты? – Спросила Людмила, сразу вдруг становясь спокойной, даже намёка на злость не осталось.
– Да, – сказал Горохов.
В эту секунду он понял, что совершил ошибку. Эта была ошибка. Геодезист ещё не понимал в чём её суть, но уже знал, что ошибся. Он всегда хорошо чувствовал людей, он следил за мимикой, за жестами людей, за тембрами их голосов, даже за дыханием, если получалось. Теперь, когда он её почти не видел в темноте, он мог полагаться только на свой слух. И слух его не подвёл, Людмила изменилась моментально. За секунду, на щелчок пальцев. Как раз после его просьбы о покупке бота. И следа не осталось от её раздражения, которое буквально разрывало её только что. Вдруг голос её стал спокоен, и в нём отчётливо слышались нотки заинтересованности. И он сразу вспомнил, также быстро она переменилась, когда он спросил её о «санатории». Ещё тогда он должен был понять, что эта тема опасна и что сама эта женщина тоже очень опасна. Она, кажется, не та, за кого себя выдаёт. Да, теперь в этом у него сомнений не было.
А она говорит ему спокойно:
– Значит, вам нужны сто пятьдесят рублей и ещё нужен бот разнорабочий?
– Да, – отвечает он, а куда ему уже деваться. Теперь придётся играть с ней дальше.
– Хорошо, я помогу вам его купить. – Говорит Людмила.
«Кто бы сомневался».
– Берите, – Горохов протягивает ей олово, – чтобы не думали, что я жулик.
Она забирает проволоку и небрежно кидает её в сумку.
«Что, уже и не радует тебя такой замечательный кусок олова? Вот-вот готова была за него глаза выцарапать, а тут так небрежно кинула, словно его тебе навязали, уже не нужен, что ли? Что случилось с тобой, красавица?»
– Я так не думала, что вы жулик, – говорит она. – Подумай я, что вы жулик, я бы с вами не связалась. Деньги, сто пятьдесят рублей, принесу утром. О покупке бота договоримся попозже. Вы где ночуете, у старухи Павловой?
«Так-так-так. Вот мы уже и интересуемся. Да-да, так я тебе и сказал, где ночую. Что ответить? Сказать, что сам найду её? Нет, нужно расставить все точки над «и». Нужно выяснить, что она задумала, и уже от этого отталкиваться».
– Нет, я не живу сейчас у Павловой, – говорит Геодезист. – Я сейчас живу в степи, пока всё не уляжется. Сможете мне туда принести деньги?
– В степи? – Спрашивает Людмила.
«Явно удивлена. Не ожидала такого».
– И как я вас в степи найду? Я не очень хорошо знаю окрестности.
«Всё ты знаешь, а если и не знаешь, то разузнаешь. Если захочешь, и сколопендру мелкую в степи отыщешь».
– Да легко, я живу на участке бабки Павловой, это сто шестой участок. Хорошее место, пауков почти нет.
– Я не знаю, где это. – Говорит она.
Но теперь он в её голосе отчётливо слышит фальшь.
– Ерунда, туда легко добраться, – он указывает на дорогу, – два километра на восток, к озеру, и потом полкилометра на юг. Увидите два камня, что валятся один на другой, там я и буду.
– Хорошо, я вас найду. – Произносит она. – Буду рано.
«Да уж не сомневаюсь».
– Привезите воды, у меня мало, – говорит Горохов.
– Хорошо, а еды? Могу привезти и еды, сама приготовлю по такому поводу.
«Ты девочка, кажется, переигрываешь».
– А за еду буду вам признателен. Тем более за еду, приготовленную вами. – Ответил он.
Сильный северный ветер поднимал тучи пыли и мелкий песок, трепал его пыльник, забивал пылью респиратор. Горохов останавливался, влезая на небольшие барханы, пытался определить, будет самум или всё закончится просто сильным ветром. Нет, бури не будет. Он не чувствовал большого перепада давления в воздухе. После этого он шёл дальше. Идти можно было спокойно даже в темноте и в пыли. Рядом с городом ты не нарвёшься ни на варана с ядовитым укусом, ни на кислотную сколопендру. Даже осы из того гнезда, что он нашёл, и те были тут скорее по недоразумению, их выведут, если они не сменят место, не улетят на юг. Вообще-то, он сам собирался сделать это, дело было, конечно, опасное, но для степняка привычное, только вот всё руки не доходили.
А теперь всё менялось, возможно, даже и хорошо, что он не извёл ос. Геодезист шёл по тёмным пескам в клубах налетавшей с севера пыли, время от времени включая фонарик.
Он хотел просто проверить, что с осами, на месте ли их нора или уже сменили жильё.
Сейчас он не волновался по поводу ос. Сейчас они на него не нападут. В ветер эти твари вообще не летают, все, на что хватает их – это разгребать песок и пыль на входе в нору. Очень они не любят, когда им заваливает выход из норы.
Геодезист нашёл бархан, нашёл нору. Он подошёл к норе достаточно близко и даже не побоялся посветить в нору фонариком. Насекомые шевелились в канале норы. Их было много. Он видел, как десятки опасных тварей, дружно и не останавливаясь, выталкивают и выталкивают песок и пыль к выходу из норы.
Да, с осами было всё в порядке, а ветер… Ветер к утру стихнет. Не бывало такого, что влажный северный ветер не стихал до утра.
Горохов такого не помнил.
Убедившись, что осы живы, он повернул на восток, к сто шестому участку. Во мраке и пыли ориентироваться было трудно, но он умел даже в пыли выбрать правильное направление. Как говорится, компас в помощь. И, когда не было ещё трёх, он уже был на месте.
Нет, не на сто шестом участке, о котором он говорил Людмиле. А у дороги. Ветер уже стихал, геодезист сел на бархан и, задерживая дыхание, снял респиратор и выбил его об колено. После чистки дышать стало намного легче. Он ещё попил воды, хотя ему сейчас и не очень хотелось. Всё-таки, северный ветер приносил с собой не только пыль, но и приятную прохладу. Теперь ему нужно было дождаться, пока ветер утихнет совсем, а песок с пылью осядут.
А пока геодезист этого ждал, он ещё и думал – все, что он делал и собирался ещё сделать, могло и не пригодиться. Он не знал, что там творится в голове у хитрой жены банкира Брина. Но лучше быть готовым ко всему. Он всё обдумал, пока было время.
Ветер, как он и предполагалось, стих. Видимость значительно улучшилась, пыль оседала, и в сером небе стали загораться утренние звёзды.
Он встал с бархана. Пора. Он никогда так не ходил. Раньше, передвигаясь по степи, он старался обходить песок, если была такая возможность, старался идти по твёрдому грунту. Идти так, как ходят в степи дарги, а ходят они, не оставляя лишних следов.
Теперь же он шёл так, чтобы следов на песке оставалось как можно больше, чтобы их было видно издали. Геодезист шёл на юг к сто шестому участку по девственному песку, который только что уложил сильный ветер. Настроение, как ни странно, было совсем не боевое. Тревоги не было и вовсе. На западе обозначился алый край горизонта, было совсем не жарко. Он даже закурил.
Так и дошёл до участка бабки Павловой. Постоял у бетонного столба с выцветшим номером «сто шесть». Пошёл к двум камням, навалившимся друг на друга, потоптался вокруг них и уже от них пошёл на запад, к осиному гнезду. Шёл всё так же, не заботясь о том, что оставляет глубокие следы на песке.
У осиного гнезда пошёл поосторожнее, следы на песке, конечно, оставлял, но старался идти тихо, слишком близко к бархану, где чернела нора, не приближался. И правильно делал. Ночь уходила, ветер стих, и осы уже были отчётливо слышны. Даже в тридцати шагах от норы.
«Гудят, заразы».
От осиного гнезда он повернул на север, к дороге. А там уже от пыли ничего не видно, вся дорога в квадроциклах и пеших людях.
Утро, все спешат: кто на озеро, кто на барханы за саранчой и полынью.
Геодезист на дорогу выходить не стал, а пошёл опять на восток, но только по барханам, чтобы видеть дорогу и не быть видимым самому.
Он нашёл самый высокий бархан, с которого было видно дорогу, и уселся на песок, чтобы с дорог не было видно его. Закурил.
Теперь нужно просто ждать. Скоро станет ясно, зря он всю ночь таскался по песку или нет.
Он глядел на дорогу. Если вскоре на дороге появится одна Людмила с водой, едой и деньгами, то его опасения и приготовления были напрасны. А если нет…
Он выкинул окурок.
«Ах, Люсечка, Люсечка, кто же вы такая на самом деле?»
Из дорожной пыли вынырнул мощный квадроцикл. Двое в седлах, двое в кузове. Все при оружии. Вывернул с дороги на юг, почти как раз в том месте, где Горохов дожидался утра.
Геодезист поправил фуражку. Он, не отрывая глаз, следил за машиной.
Квадр скрылся за барханами, его не было видно, но в рассветных лучах отлично была видна пыль, что шлейфом поднималась в том месте, где проезжал квадроцикл. У него не осталось ни малейшего сомнения, что эти бойкие ребята летят к сто шестому участку.
«Эх, Люсечка, видно, не зря тебя торговка булками звала проказой. Кто же ты такая, Люсечка?»
Всё, пришло время вскрывать карты. Он знал, что теперь он не отболтается, теперь им мозги не запудришь, теперь ему ни удостоверения, ни контракты с вододобытчиками не помогут.
Два патрона в обрезе, четыре в револьвере и граната – это всё, что у него есть против четверых опытных людей. Против людей, у которых есть рации, многозарядное оружие и куча гранат? А возможно, ко всему прочему ещё есть и дрон с камерой. У него нет шансов.
Вернее, не было бы, не подготовься он к их приезду.
Горохов встал, влез на бархан, глядя в ту строну, в которую ехал квадроцикл, а потом быстрым шагом спустился и пошёл, пошёл на восток. Туда, в ту точку, в которой он сегодня уже был дважды.
Пошёл, а потом и перешёл на лёгкий бег. Да, лучше делать всё побыстрее, ребята за ним приехали ловкие, быстрые. С такими не шути.
Сейчас его волновал только один вопрос, нет, вернее, вопросов было много, но главным был один: есть ли у них коптер с камерой или нет?
Глава 36
Если есть, то дело плохо, придётся от него прятаться. А попробуй спрячься от коптера в пустыне. Можно, конечно, его сбить, но это только если повезёт.
Пробежав полкилометра, он снова вскарабкался на высокий бархан. Остановился. Нет, ребята ехали как раз к сто шестому участку, и как раз доехали. Он даже видел, как квадр мелькнул на одном из барханов на юго-востоке. Всё шло по плану. Главное – чтобы теперь они не останавливались. Теперь они должны были взять его след, что вел на запад, к городу. Ждать не стал, не такое уж большое расстояние было между ними. Ничего, они возьмут его след. Он быстро пошёл на запад, а потом опять перешёл на бег.
Бегать в респираторе кому-то покажется пыткой, но он бегал так с детства. Без респиратора бежать нельзя, ты не протянешь и пяти километров, остановишься и начнёшь откашливаться, отхаркивая пыль, отвратную песчаную тлю и белёсых песчаных блох, от которой начинает мутить сразу, как только несколько этих микроскопических тварей попадает в «дыхалу». А к респиратору можно привыкнуть. Длинный-длинный вдох и резкий выдох. Длинный-длинный вдох, резкий выдох. Когда респиратор забивается, его выбивают прямо на ходу, стараясь не делать вдохов, пока он снова не окажется на лице.
Сейчас бежать ещё легко, нет даже тридцати пяти, но когда днём температура переваливает за пятьдесят, тогда да, понадобится очень, очень много воды.
Горохов оббежал длинный бархан, завалился на песок, стал вглядываться. Всё шло отлично, они шли по его утреннему следу, по тому следу, который он оставлял специально для них, шли как раз туда, где он собирался их встретить. И коптеров в небе видно не было. Всё шло так, как ему было нужно.
Он вскочил и снова побежал на запад. Когда он оказался на месте, он ещё раз остановился, чтобы убедиться, что эти ловкие ребята идут в нужном направлении.
Ему пришлось даже прибавить шага, так как они приближались к месту встречи быстрее, чем он рассчитывал. Это могло спутать ему карты, поэтому последний отрезок он уже бежал быстрее.
И когда он, наконец, залёг на нужный ему бархан, до прихода квадроцикла оставалось не больше двух минут. Надо было отдышаться. Начинать дело, когда сердце так колотится, всё равно, что впустую тратить дорогие патроны. Теперь Горохов всё делал неспеша. Он достал флягу, неторопливо дыша носом, допил всю воду, что была в ней. Восстанавливал дыхание. Проверил патроны в обрезе, взвёл курки. Проверил патроны в револьвере, но в нём курок взводить не стал. Достал, осмотрел гранату, а затем достал главное своё оружие, то, на что он рассчитывал больше, чем на всё остальное вместе взятое. Вот оно бы не подвело, и тогда всё будет отлично.
А они шли сюда, теперь он отчётливо видел пыль над барханами, которую поднимали колёса квадра. Они были близко, они чётко шли по его следу.
«Молодцы, толковые ребята, быстрые».
Он увидел их, когда до квадроцикла осталось не больше ста метров.
«Бородатые? Офигеть, интересно, что же вам Люсечка такого сказала, когда травила вас на меня? Неужели рассказала, как я по её наводке банк ограбил?»
Горохов поднял обрез.
Нет, он не собирался убивать кого-то из них или даже ранить, с такой дистанции из обреза дробовика попасть очень сложно, ему нужно было кое-что другое.
Он выстрелил на удивление удачно. Картечь взметнула песок в метре перед квадроциклом. Возможно даже, пара картечин попали в машину. Он тут же выстрелил ещё. Вернее, нажал на спусковой крючок, но вместо оглушительного и страшного хлопка услыхал сухой и хилый щелчок. Осечка? Осечка! Горохов быстро взводит курок, снова нажимает. Щелчок!
«Ах ты, Коля-оружейник, тля ты песчаная!»
Но и одного выстрела хватило, чтобы бородатые ребята на квадре заскочили за ближайший бархан. Геодезисту даже показалось, что он слышал шелест, это мощные траки квадра шелестели по грунту при торможении. Точно, они встали, остановились. Над барханом разков выросло пыльное облако.
Нет, попадать он в них не хотел. Когда стрелял, он хотел, чтобы они остановились, а не пронеслись мимо нужного ему места на большой скорости.
Горохов, не глядя, менял патроны в обрезе, глаз он не отрывал от более важных вещей. Очень жаль, что у него нет рации, он очень хотел бы знать, что у них там происходит. Больше всего он надеялся на то, что они сейчас рассредоточатся для обычного боя в пустыни, боя в барханах. Они всё знают, всё умеют, должны, должны рассредоточиться. Он опять взвёл курки.
Так и есть, один из них выскочил из-за бархана, пробежал, чуть согнувшись, и спрятался за другим. Молодцы, молодцы. Всё делаете, как положено, как учили. Сначала рассредоточиваетесь, потом растягиваете фронт, определяя местонахождение противника, потом сжимаете с флангов, подавляя огнём, а потом подходите на бросок гранаты. Только вот одного вы не учли, ребятки. И вот теперь Горохов берёт главное своё оружие. Это не револьвер, нет. Это флакон инсектицида с некогда чёрной этикеткой с белым пауком. В детстве он даже боялся прикасаться к этому флакону, настолько страшен был этот паук, нарисованный на бумаге. Не без труда сворачивает крышку флакона, нюхает. Запах есть, но он не сильный, в нос не шибает, как должен. Инсектицид старый. Конечно, старый, судя по этикетке, ему куча времени. Горохов начинает выливать его на себя, тут жадничать или экономить нельзя, дело будет серьёзное. Он льёт его на фуражку, на пыльник, на перчатки на штаны. Особенно на пыльник, на плечи рукава. С осами шутки плохи, у них жала по сантиметру, пыльник для них не преграда.
Наконец он отбрасывает пустой флакон.
«Ну, ребята, вы рассредоточились?»
Он поднимает дробовик и стреляет. Он стреляет не в небо, не во врагов, которых, кстати, и не видит даже, он стреляет в бархан, в песок. В тот бархан, на котором отчётливо видит чёрную нору.
Если хочешь разозлить степных ос, ничего лучше придумать нельзя, как попытаться засыпать, обвалить их нору. Жакан ударил точно, чуть выше входа. Сверху на выход из норы посыпался песок. Маловато. Надо ещё, чтобы твари осатанели от злости. Он целится, жмёт на спуск. Щелчок! Осечка, да что такое!
«У этого Коли что, каждый второй патрон с браком?»
Он быстро взводит курок, снова целиться, жмёт на спуск. Выстрел.
«У него капсюли дрянь».
Картечь разметала песок вокруг входа в нору. Вот, это был хороший выстрел. Он видел, как почернели края гнезда, он не мог слышать, но отчётливо представлял, как воздух вокруг того бархана наполняется зловещим гулом. Рой выходил защищать гнездо. Он даже, кажется, видел тёмное облако, что начинало кружиться рядом с барханом.
«Отлично, давайте-давайте, у вас будет много еды сегодня».
Геодезист перезарядил оружие, сполз по песку вниз. Вот теперь главное – не попасть под пулю в течение десяти минут. Он огляделся, убедился, что рядом никого из врагов нет и, согнувшись, стал отходить на север, к дороге, внимательно оглядываясь на каждом шагу.
Ему, вроде бы, послышалось, как кто-то заорал. Он даже приостановился. Очень хотелось бы, что бы этот звук не был желаемой иллюзией. Впрочем, почему иллюзия, осы разлетаются от гнезда метров на двести, сначала разведчики, они ищут врага, обидчика, а потом, когда находят, дают знать всем остальным. И минуты не пройдёт, как к тебе полетят осы солдаты. Если от разведчика ещё можно отмахнуться тряпкой, то, когда на тебя полетит десяток других ос, тут тебе уже ничего не поможет.
Сухо хлопнул выстрел. Не рядом. Горохов упал на песок, осмотрелся. Нет, никого не видно. Выстрел был негромкий, далёкий.
Это неспроста. Никто, конечно, не будет стрелять в ос, но люди делают много нелепых движений, когда сталкиваются с этим бичом всего живого в степи. Видно, до кого-то они уже добрались.
Он снова встаёт и, пригнувшись, идёт дальше на север. Проходит сто метров. У невысокого бархана он останавливается, ложится на песок, поднимает голову и наблюдает.
Отсюда ничего не видно. Ос с такого расстояния не рассмотреть, а ловкие мужики где-то там, за барханами. Со звонким жужжанием прилетает оса. Прилетела и, продолжая монотонно жужжать, повисла в воздухе в метре от него.
Висела в одной точке, головой к Горохову. Висела так неподвижно, что её рукой, кажется, можно было коснуться. Висела – размышляла или принюхивалась. А он не шевелился, чтобы не провоцировать её. Она была так к нему близко, что он отчётливо видел в конце её противного тела серую иглу миллиметров в пять длинной, даже на вид эта игла была очень твёрдой. Он видел её не всю, геодезист знал, что половина этой неприятной иглы спрятана в неприятном теле.
«Ну, ты что, дура, не чувствуешь, что ли, чем я облился?»
Оса всё чувствовала, ближе она не подлетала. Провисев так не менее половины минуты, она, наконец, полетела на юг. Там для неё имелись более приятные цели.
Когда оса улетела, краем глаза геодезист заметил движение. Он среагировал на движение, мало ли, может, это враг, угроза. Сначала, даже пригнул голову к песку. Но когда пригляделся – сразу успокоился.
Прямо на него шел, вихляясь как пьяный, человек. Он перелез через высокий бархан, то и дело, отклоняясь всем корпусом назад, ноги его заплетались, его шатало из стороны в сторону.
Горохова кусали осы. Один раз, совсем в детстве. Ну, тот случай он помнил плохо, его просто нашёл брат, с которым они в степи собирали кактусы. А вот последний раз, когда его укусила такая же тварь, какая только что висела тут перед ним, то он почувствовал, как ему не хватает воздуха. Боли не было, место укуса просто быстро онемело, а вот воздуха ему сразу стало мало. Хотелось делать и делать вздохи, делать глубокие вздохи, но это не помогало. Воздуха словно не было вокруг. И от ощущения, от страха, что ты задыхаешься, начинается быстро колотиться сердце. А потом без всякой причины твои руки тебя престают слушаться, а ноги слабнут и запутываются на ровном месте. Ты словно идёшь против сильного ветра, хотя воздух кругом неподвижен. Твоя рука даже не может поднять оружие или отмахнуться от снова кружащей вокруг тебя осы.
У этого типа оружия не было, и он, раскачиваясь или зависая на месте с поднятой ногой, шёл на бархан, за которым прятался Горохов.
Почти белый, новенький пыльник с карманами, полевая шляпа, респиратор, очки – всё у него было добротное, а из-под респиратора торчала чёрная, словно крашеная, борода.
«Молодец, молодец, давай, давай, давай. Уже почти ушёл от гнезда этих тварей, тебе почти удалось… выжить».
Горохов смотрел на него с интересом.
«Судя по тому проворству, с каким ты задираешь свои непослушные ноги, тебя цапнула всего одна оса, тебе почти удалось».
Наконец, этот мужик дошёл до бархана и на удивление быстро влез на гребень, тут геодезист уже схватил его и легко опрокинул на песок.
– А-а… – заорал мужик, но даже и не пытался сопротивляться.
Горохов присел рядом и ещё раз осмотрелся. Вокруг никого, степь и тишина. Он быстро и со знанием дела обшарил карманы, пояс, подмышки мужика в надежде найти оружие, оно бы ему не помешало, но у этого урода ничего нет. Даже плохонького пистолета или подсумка с патроним и гранатами. Видно, скидывал все, чтобы бежать было легче. Даже рации у дурака не было, совсем голову потерял. А Горохов очень надеялся на рацию.
Геодезист ставит колено ему на грудь, упирает ему в скулу ствол обреза:
– Вот и всё, бандит, до свидания.
Он, конечно, не будет стрелять, он пугает мужика. А пугать он умеет.
– Не… не убивай… – выдохнул тип.
– Заслужи. – Коротко сказал геодезист. – Не убью.
Он услыхал жужжание, резко обернулся. Две крупные осы повисли в метре от него. Их с собой притащил этот тип. Но осы повисли в метре от него, висели и не приближались.
«Принюхиваются? Что, дуры, не по нутру вам инсектицид? Даже старый и выдохшийся не по нутру?»
Осы не улетают. Это раздражает, но нужно делать дело:
– Кто послал? – Сухо и коротко спросил Горохов, поглядывая в сторону ос.
– Ахмед.
«Ах, Люсечка, Люсечка».
– Кто сказал, где я?
– Проказа. – Сипит мужик.
– Что? – Не понял Горохов. – Кто?
– Люся-банкирша, – говорит бандит.
– И что она сказала вам, что я банк ограбил?
– Нет… – говорит мужик через вздох. – Нет… Сказала, что ты ходил и у всех про санаторий спрашивал.
– Ах, вот как, что ещё?
– Ахмед сказал тебя взять, а Люся сказала, что ты опасный… Чтобы с тобой не чикались, если зарогатишься – сразу тебя кончать.
– А Люся-банкирша ещё и сказала, где меня найти?
– Да… Мужик, не убивай, ты обещал…
– Обещал, обещал, – соглашается Горохов, а сам поворачивает бандита на бок и стягивает с него его отличный пыльник. – А оружие где твоё?
– Не знаю, потерял… Мужик, ты обещал. – Сипит бандит.
– И что ты за боец после этого, если ты оружие в степи теряешь? – Говорит Горохов, а сам посматривает по сторонам.
Ни бандитов, ни ос не видно, кажется, и те, и другие сейчас занимаются друг другом.
– Ты обещал, мужик, ты обещал. – Бандит уже с трудом говорит.
– Я помню, помню, – говорит геодезист, скидывая свой страшный, рваный пыльник.
Но большую и толстую пуговицу у ворота срезать не забыл. Он никогда про неё не забывал. Срезал её, положил в задний карман галифе.
Теперь он быстро перекладывает из карманов старого пыльника все свои вещи в карманы новой одежды. Заодно он стягивает с головы бандита шляпу. Свою старую, видавшую виды фуражку с треснувшим чёрным козырьком он почему-то не выкидывает. Он её скручивает, прячет во внутренний карман нового пыльника.
– Мужик, помоги, мужик, – просит бандит, видя, что Горохов собирается уходить.
– Я обещал не убивать, а вот насчёт «помоги» – нет, не припомню, – говорит геодезист. – Мне пора, да и ты тоже не залёживайся. В двенадцать часов тут будет верный полтинник. И это только воздух. А на уровне колена и ниже температура будет под шестьдесят. Час полежишь – тепловой удар, два часа – ты труп. Да и осы, кажется, возвращаются, вон, летают уже, кружатся, давай: волю в кулак, и ползи к дороге, тут напрямки метров туриста всего, не больше. Покедова, мужик.
– Дай хоть воды, – сипит бандит.
– У меня ни капли не осталось, – говорит Горохов, не оборачиваясь.
Он думал, что придётся пострелять, а осы ему только помогут, а оно всё вот как красиво обернулось. Геодезист остановился. Там, ближе к осиному гнезду, осталось очень много всего нужного: и оружие, и патроны, даже отличный квадроцикл. Но возвращаться туда в новой, не вонючей от инсектицида одежде, было нельзя. Опасно. Поэтому он вздохнул и быстрым шагом пошёл вдоль дороги, на запад, к городу.
Всё, всё, что он тут сделал, всё шло к чёрту. Всего один неправильный вопрос, вернее, просьба, и все его усилия пошли прахом. Теперь, как говорят картёжники, вскрываемся. У него в этом милом городишке было два дела, и он не закончил ни одно из них. Ни одно. Теперь нужно было отсюда уматывать, и уматывать как можно быстрее. Пока с людьми Ахмеда, возможно, он про всё это ещё не знал, покончено. Но это только пока. Сколько времени он и дальше будет в неведении? Вот только это время и есть у него в запасе. А дальше? А дальше нужно будет искать новые осиные гнёзда, иначе конец. С такими, как Ахмед, не договоришься. Особенно после того, как ты угробил его людей. Нет, такое ему не простят. Нужно срочно брать Валеру и убираться из города с максимальной поспешностью. Или даже бросать Валеру, а потом организовывать его эвакуацию. Да, сейчас нужно спасаться самому.
Горохов даже остановился, на пару секунд решая эту непростую задачу. Нет, в город зайти ещё придётся. Будь у него вода, можно было бы рискнуть и сразу отсюда рвануть на север, на Углегорск, тут не так уж и далеко, но без воды… Нет, со степью шутить нельзя, лучше встретиться с людьми Ахмеда, чем рискнуть пройти по степи даже двадцать километров без воды.
Значит, город. Хорошо, что сменил пыльник и головной убор. Надо просто взять транспорт, любой, какой первый на глаза попадётся, взять воды, захватить Валеру и рвать отсюда. Рвать, не решив ни одной из поставленных перед ним задачи. Или…
Он опять остановился. Да нет, это слишком, слишком рискованное дело. Но уходить, не выполнив ни одного задания… В принципе, к решению одного задания он почти готов. Почти. Почти! Конечно, он всё рассчитал и всё перепроверил, но завершать дело он собирался в совсем других условиях, совсем в других.
«Ах, Люсечка, Люсечка, вы спутали мне все карты, всё мне испортили, всё».
Он так и стоял между двух барханов, не в состоянии принять решения. Такое с ним не случалось никогда.
Два, два, всего два пути: либо быстро сматываться отсюда, прихватив генетика, либо завершить дело. Хотя бы одно из двух дел.
– Это глупо, – сам себе сказал он, понимая, что вот-вот сделает неправильный выбор. – Тебя, дурака, пристрелят.
Тем не менее, он решился и пошел, взяв чуть южнее, на юго-запад, туда, где высились большие барханы, на которых колыхались на лёгком утреннем ветерке сети для саранчи.
Глава 37
– Доброе утро, – сказал он, подходя к немолодому мужику, что выбирал из сетей саранчу.
– И вам не болеть, – сдержано отвечал тот.
Перед ним стояли два ведра, одно пустое, одно наполовину заполненное.
Горохов заглянул в вёдра:
– Куплю вашу саранчу, тридцать копеек вместе с ведром отдадите?
– Что? – Растерялся мужичок.
– Сорок, – сказал геодезист, протягивая ему деньги и беря пустое ведро. – Согласны?
– Ну, берите, раз надо… Но давайте я вам хоть полное ведро соберу.
– Не нужно, – Горохов взял пустое ведро и прямо на глазах у изумлённого мужика наполнил его песком до половины, а из второго высыпал в него саранчу.
Получилось полное ведро нечищеной, живой саранчи. Горохов её примял, чтобы она не расползалась, сказал изумлённому мужику «спасибо» и быстрым шагом пошёл к городу.
Отойдя на десять шагов, остановился, указал рукой на восток:
– Там осиное гнездо, меньше километра отсюда.
– Осы, у нас? Тут? – Удивился мужик.
– Да, вы пока туда не ходите, я, кажется, разозлил их.
– Как вы живой-то ушли? – Кричал ему в след мужик.
Но Горохов не ответил, он быстро шёл к городу. Шёл и планировал действия, взвешивал шансы. В принципе, он был готов к делу, но удача ему не помешала бы.
Дело, дело, дело. Это дело занимало сейчас все его мысли, он планировал его уже почти неделю, и был к нему готов. Сам себя он убеждал, что остаётся в Губахе только из-за дела, вернее, из-за двух дел, не хотелось ему признаваться, что он идёт в город делать очень опасную работу из-за того, что не может забыть темноволосую женщину с роскошными печами.
Он не мог её здесь оставить, зная, что её начальник уже заказал ей смену, а эта смена лежит сейчас в ванне в санатории, у него не было сомнений, что оставаться в городе Альбине просто опасно. Реально опасно. Эти ребята из отделов внутренней безопасности вододобывающей компании вовсе не те, с кем можно шутить. Тех, кто начинает работать на сторону, они рано или поздно вычислят и нейтрализуют. Это касается любой вододобывающей компании. Вода – это большие деньги. А там, где деньги, всегда есть желающие отщипнуть от них, поэтому сотрудника компании, который работает на сторону, будь он даже из совета директоров, всегда остановят. И не важно, что ты продавал никому ненужные отчёты, сегодня ненужные отчёты, а завтра у тебя потребуют драгоценные карты разведанных участков. В общем, наказание в таких случаях всегда одно. Он собирался предупредить её ещё в тот момент, когда увидел в «санатории» бота-секретаря, но Люсечка, зараза, смешала ему все планы.
Можно было захватить с собой Валеру и, сбежав на север, оттуда попытаться послать Альбине послание. Но вероятность, что он успеет её предупредить до того, как она исчезнет, была невелика.
Вот и пришлось из-за неё сейчас делать то, что он делал. Он обходил по пескам город, чтобы войти в него по южной дороге, сразу к «Чайхане».
Шансы? Шансы-шансы… Да, шансы у него были. На его стороне была внезапность, дерзость и быстрота. Быстрота. Ему бы ещё хоть немного удачи, и всё было бы хорошо.
Он шёл быстро, едва не бежал, нёс ведро с песком и саранчой. На нём был чужой пыльник, хороший, но чуть маловатый ему, чужая шляпа, очки и маска. Один карман полон патронов для обреза, во втором граната, в револьвере четыре патрона. Нормально, но удача ему не помешает.
Выйдя с дороги к «Чайхане», он не свернул сразу к задней двери. Он сначала подошёл к главному входу. Всё тихо и спокойно, два бандита, как и всегда, сидели на веранде перед входом.
Белый роскошный квадроцикл был на месте. Ахмед тут. А ещё он отметил с удовольствием, что в стоявшем на самом углу квадре хозяин позабыл ключ зажигания. Это может ему пригодиться, если придётся уносить ноги.
Те двое, что сидели у входа, даже не взглянули на него, они почти дремали, развалившись на креслах под вентилятором.
«Прекрасно, хотелось бы, чтобы все остальные были также безмятежны».
Он повернул за угол, к железной двери, что вела на кухню. Обрез он засунул за пояс, справа, чтобы взять его левой рукой. Ведро нёс в левой, в правой же он сжимал тесак.
Перед дверью он на секунду остановился. Вздохнул. Сейчас нельзя ни о чём думать, нельзя ничего вспоминать. Нужно собраться, отбросить всё лишнее и приступать.
«Ну… Удачи тебе».
И он постучал рукоятью тесака в дверь. Постучал, чуть поднял ведро, отвёл тесак за спину.
Раз, два, три, четыре…
«Он там спит, что ли?»
Пять, шесть, семь…
«Да, возможно, придётся уходить, не сделав дела».
Восемь, девять, десять…
«Стучать ещё или уходить? Вдруг они готовы? И сейчас обходят, уже остановились у углов здания».
Одиннадцать, двенадцать, тринадцать…
«Да, кажется, придётся уйти, ждать дальше слишком большой риск».
И тут лязгает засов. Дверь чуть притворяется, но не так, чтобы мог войти человек. За дверью в приятной и прохладной тени худой бородатый бандит. Горохов поднимает ведро повыше, чтобы бандит видел саранчу.
Бандит поворачивает голову, кричит на кухню:
– Антонина, саранчу принесли, пускать?
Всё, дело пошло, Горохов сразу принимает решение, он уже не ждёт, что Антонина даст добро.
Ведро с саранчой летит на землю. Левой рукой он рывком дергает дверь на себя, бандит держится за ручку двери, но удержать дверь не может, от неожиданности он чуть вываливается на улицу, к Горохову, прямо на его тесак. Горохов резким движением загоняет железо ему в живот, под бронежилет. Снизу вверх, по самую рукоять. Сорок сантиметров железа должны достать до сердца. Спазм не даёт противнику даже пискнуть. Он хрипит, удивлённо выкатив на геодезиста глаза, а слабыми руками пытается оставить руку, которая всё глубже проталкивает железо в его тело. Это бессмысленная попытка. А Горохов ещё успевает левой рукой заткнуть ему рот. Он ждёт три или четыре секунды, пока бандит не замирает, его глаза не стекленеют, и он медленно сползает по стене на пол. Горохов отпускает бандита и укладывает так, чтобы тело врага не давало двери закрыться. Мало ли, вдруг придётся уходить.
– Впусти его, – кричит с кухни Антонина.
– Я уже вошёл, – тихо говорит Горохов, присаживаясь возле трупа и обшаривая его карманы, пока никто его не видит.
Он уже понял, что удача сегодня его не побалует. Геодезист рассчитывал, что у входа он возьмёт какое-нибудь стоящее оружие. Он не рассчитывал, конечно, на «Шквал» или на армейскую винтовку, это было бы слишком большим везением. Но и на убогую, старую двустволку, на которой воронение на стволах стёрто добела, он тоже не рассчитывал. В кармане мертвеца он нашёл всего два патрона к ней! Да, это никак не тянуло на удачу. Но теперь уже нельзя было останавливаться. Он быстро вытирает тесак, прячет его в ножны, берёт ружьё, проверяет, есть ли в нём патроны, заодно замки и работу курков. Ну, вроде, пружины свежие.
Входит из прихожей на кухню.
Там Антонина, повара и та самая официантка, что вчера дерзила ему. Очень кстати. Антонина идёт к нему:
– Ну, а саранча-то где твоя? И ты кто такой?
Горохов не снял ни очков, ни маски, она не узнаёт его в новом виде. А он на неё внимания не обращает.
«Официантка тут кстати».
На столе, на который облокотилась задом хамоватая баба, стоит поднос с тарелкой, не говоря ни слова, Горохов проходит мимо Антонины, берёт поднос со стола и даёт его официантке:
– Бери.
– Чего? Ты чего тут командуешь? – Сразу завелась баба, отталкивая поднос.
Горохов кладёт ружьё на стол, снова протягивает ей поднос, а левой рукой хватает её за шею, чуть ниже затылка. Без всякого милосердия сдавливает ей шею двумя пальцами:
–Бери, я сказал.
– А-а… Ой, да ты чего так. – Орёт официантка, но поднос берёт.
Повар с волосатыми плечами смотрит на него, сжимает широкий нож для рубки саранчи, Антонина тоже смотрит на него вместе со всеми людьми на кухне.
Геодезист продолжает крепко держать официантку за шею левой рукой, так что она всё время поскуливает, правой же поднимает со стола ружье, многозначительно показав его всем присутствующим.
– Мужичок, – вкрадчиво говорит Антонина, – а ты хоть знаешь, в каком месте ты находишься?
Горохов ей не отвечает, даже не глядит в её сторону. Он, толкая официантку пред собой, идёт к выходу в зал.
– Ой, чего ты, – поскуливает официантка, которую Горохов всё ещё крепко держит за шею, – чего ты?
Горохов чуть пригнулся, спрятался за официантку, двустволку он несёт в правой руке, опустив стволы вниз. Когда они со скулящей бабой были уже на пороге зала, золотозубый бармен, что стоял за стойкой, едва взглянул в их сторону.
«Неожиданность, дерзость, быстрота».
И вот тогда он начал. Шаг, он делает всего один шаг в зал и, войдя туда, он толкает бабу в шею так, что та с подносом и тарелкой вместе летит на пол. Летит с грохотом и воем.
И пока все удивлённо оборачиваются на неё, Горохов делает второй шаг и вскидывает ружьё к плечу.
Номер один – Тарзан.
«Говорят, что ты выдерживаешь пулю в голову из пистолета, а картечь из ружья выдержишь?»
Тарзан, как и всегда, сидит за столом у входа в кабинет Ахмеда. Официантка с тарелкой и подносом долетела почти до него, Тарзан смотрит на неё, привставая со стула, но на Горохова не глядит. Отлично.
Тропиться нет нужды, тут бандиты, они ему не ровня, он быстрее любого из них, а значит, нужно стрелять наверняка.
Но и выцеливать нет нужды, до Тарзана всего три метра.
Спусковой крючок. Выстрел. Дым.
«Нет, не так уж ты и крепок».
Стальные картечины попадают как надо, и они, разрывая голову боту и выбивая бурые ошмётки из неё, бьют в бетонную стену позади него, и рикошетом с визгом и щёлканьем разлетаются по залу. У Тарзана нет верхней часть головы. Он валится, опрокидывая стол на пол.
Он не обратил на то внимания поначалу, но, несмотря на утро, в кабаке на удивление много народа, раздаются крики, люди начинают прятаться под столы. Ему не хотелось бы задеть кого-то, но сейчас нужно делать дело.
Несмотря на отсутствие лица, Тарзан вскакивает, разбрызгивая вокруг себя бурую кровь и, чуть запнувшись об официантку, уверенно идёт к выходу из кабака, но налетает на угол стола, что стоит посреди зала, и валится на пол.
Горохов на него не смотрит. С ним всё ясно, даже если ты жив, но у тебя нет лица с глазами, то ты вряд ли может представлять угрозу.
Номер два – бандит со «Шквалом».
Эта чёртова мясорубка не должна начать стрелять. Тут просто негде укрыться от длинной очереди. Нет, нельзя давать ему выстрелить, иначе Горохову не дожить до того момента, пока патроны у него в автомате кончатся.
Он помнит того бандита, высокий, сильный, бронежилет носит на голое тело. И ещё шляпа с широкими полями. И сейчас он сидит левым боком к геодезисту за самым лучшим столом в кабаке. Сидит, смотрит зло на геодезиста и уже тянет своё страшное оружие к себе. Семь метров, но он в бронежилете. В руку, в голову? Нет, Горохов целится ему в бедро, оно прекрасно ему видно, а там толстенный сосуд с кровью.
Спусковой крючок – выстрел! Дым!
Картечь разорвала ему ногу почти у паха и сломала стул, бородатый рухнул на пол.
Номер три – бандит с карабином.
За столом с ним сидели ещё два бандита. Один растерялся, пытается спрятаться под стол, а второй вскакивает, у него полуавтоматический карабин. Он судорожно пальцами дёргает скобу предохранителя, но никак не может её сдвинуть. Горохов бросает ружьё, теперь ему оно ни к чему. Левой рукой выхватывает из-за пояса обрез.
У болвана нет бронежилета, и он стоит почти в полный рост. Нет нужды торопиться, он ещё даже предохранитель не снял. У геодезиста куча времени, стрелять только наверняка. Стоп…
Боковым зрением он видит шевеление слева от себя. Золотозубый подонок… Так и есть, он тянет из кобуры подмышкой пистолет.
«Сволочь. Так и знал, что будешь мешать».
Геодезист перекидывает обрез через левую руку, почти не целясь, жмёт спуск, даже не поворачивая головы. Всего три метра до этой туши в грязной майке.
Выстрел – дым!
Жакан бьёт золотозубого под правое ребро. В печень. Вся туша вздрагивает волной, роняет пистолет на пол. Он не жилец. А ещё удивлён. Они всегда удивлены. В их мире в них не должны попадать пули. Они должны убивать, а их… Нет-нет нет. Ведь это ещё и больно.
Кровища. Крупные капли разлетаются повсюду. Долетают до пыльника Горохова, но ему не до них, он переводит ствол обреза на того урода, что уже сдвинул скобу предохранителя. Он начинает поднимать оружие.
«Ну, молодец, только ты всё равно не успел».
Горохов жмёт крючок спуска.
Он желал себе хоть немного удачи перед тем, как постучать в дверь кухни. Но оружие, которое он взял у двери, было худшим из всех возможных. Уже там можно было понять, что сегодня удача – это не его.
Щелчок! Ни грохота, ни дыма! Осечка!
Его обрез не мог быть испорчен. Он сам его делал и проверял сам, как и мотоцикл, как и револьвер, как и всё остальное, что понадобиться в трудном деле. Это патроны!
«Будь ты проклят, Коля-оружейник, за такие патроны!»
Бандит с карабином уже опускает ствол.
Горохов делает шаг влево к барной стойке. Это его и спасает.
Выстрел из карабина был точен. Да и кто тут промажет с дистанции шесть-восемь метров. Не сделай геодезист шаг, так получил бы пулю в правый бок или бедро, а так пуля бритвой вскрыла карман пыльника и ударила в стену позади него. И на пол полетели, посыпались его патроны для обреза. Поганые патроны Коли оружейника.
А бандит снова целится в него, ведёт стволом. Не раздумывая, геодезист падает на пол, за стойку, почти на дохлую тушу золотозубого бармена.
Дальше всё пошло так, как ему никогда не нравилось. То есть, не по плану, совсем не по плану.
Глава 38
Всё, всё вокруг было залито кровью золотозубого бармена. Туша его лежала горой между стеной и стойкой. Горохов валится прямо на его и сползает по туше к стене, быстро достаёт револьвер. Левым локтем и боком он лежит прямо в луже крови. Он не знает, с какой стороны: со стороны его ног или головы появится враг. И тут прямо в стойку со стороны зала начинают бить пули и картечь. Под стойкой стоит небольшой сейф, составлены стаканы, там же рядом стоят бидоны. Горохов видит, как в пластике барной стойки появляется дыра диаметром в палец – это ударила пуля, тут же дыра диаметром в кулак – это проломила пластик картечь. Тело бармена резко вздрогнуло. Труп получил порцию картечи, не будь его, картечь досталась бы ему. Хорошо, что золотозубый тут так удачно улёгся. А на него падают куски пластиковых стаканов, ему на лицо летят прозрачные капли водки из больших прострелянных бидонов, а пули и картечь всё бьют и бьют в барную стойку, оставляя дыры. Одна из пуль пробивает заднюю стенку сейфа и выбивает его дверь, разбрасывая мелкие деньги по полу.
Может, это заставило Горохова взглянуть на входную дверь. И очень, очень вовремя он это сделал. Наконец, проснулись те два лентяя, что дремали на веранде перед входом в кабак. Один из них распахнул дверь и что-то проорал, он явно не понимал, что происходит.
Горохов чуть приподнялся, пытаясь опереться, он скользил левым локтем в луже крови, но в итоге смог поднять правую руку с револьвером и выстрелить.
Пуля ударила бандита в лицо, под правый глаз, он умер, ещё не упав на землю. Второй, что стоял за ним, резко повернулся, но вместо того, что бы уйти за края двери, за стену, попытался бежать от неё, Горохов выстрелил ему в спину, в центр, промеж лопаток.
Неожиданно удачно и быстро удалось решить проблему двух уродов, что охраняли вход.
«Вот только всего два патрона осталось».
И тут снова пуля, пробив стойки и разбросав новую партию стаканов, ударила в тушу бармена.
Кажется, они всё уже должны были расстрелять, остановиться и начать перезаряжаться. Но тут к «бахающему» звуку дробовика и чёткому бою карабина, прибавилась звонкие хлопки крупнокалиберного пистолета.
Тут Горохов чуть приподнял голову и увидал, как немного, сантиметров на тридцать, приоткрылась дверь кабинета Ахмеда. Он видел только самый верхний угол двери. Пистолет стрелял, судя по звуку, из проёма двери. Мало того, что этот деятель постреливал из-за двери, так он ещё стал орать что-то, спрашивал у своих, кто за стойкой, пытался разобраться в ситуации, в общем, руководил. Нет, так, не пойдёт, так они ещё начнут думать и предпринимать какие-то осознанные действия, а не дырявить стойку, расходуя боеприпасы.
Лёжа на левом боку рядом с горой мяса, он левой рукой пытался залезть в карман пыльника. То и дело, переводя ствол револьвера от своих ног к своей голове. На случай, если кто-то появится.
Он смог вытащить из кармана гранту. Понимая, что это большой риск, всё-таки положил револьвер на труп бармена, а гранату взял в правую и зубами вытащил из неё чеку. Тут ещё один заряд картечи врезался в тушу бармена, и револьвер сполз в сторону, свалившись на пол, застланный битым пластиком и мелкими деньгами.
Он не сразу кинул гранату. Навесом, по большой дуге, она полетала прямо к углу приоткрытой двери кабинета. Кидать было неудобно, поэтому она чуть задела косяк, тем не менее, влетела внутрь кабинета.
«Надеюсь, её делал не Коля-оружейник».
Хлопок. Такой резкий, что, даже находясь за стойкой, он на секунду оглох.
«Нет, не Коля. Гранат сработала!»
Дверь из кабинета раскрылась с такой силой, что чуть не слетела с петель.
Геодезист лезет за труп, находит револьвер, поскользнувшись на крови, ставит клонено на мертвеца и поднимает голову над стойкой.
В зале трое, два бандита, один из которых с карабином, присел от неожиданного взрыва, другой, торопясь, мельтеша и нервничая, перезаряжает дробовик, встав на колено возле стола. Третий – это сам Ахмед, он медленно встаёт с пола, его качает, он держит в правой руке пистолет, а левой ощупывая свою голову. У него контузия.
«Как положено».
Поэтому первая пуля тому, у которого карабин. Нет нужды спешить, целиться нужно спокойно. Противник в шоке.
Горохов стреляет. Пуля попадает прямо над краем бронежилета. Точно в горло. Перебивает позвоночник. Бандит падает мёртвым.
Теперь тот, что заряжает дробовик. Он уже закончил, продёрнул затвор. Он ошалелыми глазами уставился на Горохова, а Горохов на него. Но почему-то геодезист отводит от бандита ствол револьвера. Почему? Геодезист пришёл не за ним, не за этим бандитом. Горохов целится в Ахмеда. Это было глупое решение. Бандит вскидывает дробовик и стреляет в Горохова, но слишком торопится, а тут, в такой ситуации, торопиться нельзя.
Жакан ударяет в столешницу барной стойки, левее головы геодезиста, отдирая от неё огромный кусок пластика, затем глухо бьёт в бетонную стену.
Может, оттого, что пуля разносит пластик так близко, Горохов стреляет плохо, он не сносит голову Ахмеду, а всего-навсего попадёт тому в правое плечо.
Ахмед орёт и плашмя падает на пол, Горохов снова валится за стойку.
Становится тихо. Бандит с дробовиком почему-то не стреляет. Дым висит такой, что всё вокруг кажется серым, что-то сыпется с потолка. От пороховой гари тяжело дышать. Револьвер пуст, Горохов шарит руками по полу, он в осколках пластика мелких деньгах и лужах водки и крови пытается найти пистолет бармена.
Ахмед начинает сначала стонать, а потом и ругаться. Видно, он уже отошёл от контузии и орёт:
– Эй, есть тут кто? Есть кто? Мне нужна перевязка! Ну, вы где все, уроды, есть тут перевязка у кого, я кровью изойду!
В проходе, что вёл с кухни, появилась Антонина и оба повара. Они кто с ужасом, кто просто с удивлением смотрят на него. Горохов видит их, наводит на них пустой револьвер, жестом показывает убраться. Он давно уже стащил маску и очки, его лицо и револьвер настолько выразительны, что говорить ему ничего не нужно. Достаточно жеста, и Антонина начинает толкать поваров обратно на кухню.
– Перевязка есть у кого, – уже надрываясь от злости, орёт главарь бандитов, – что, оглохли или обгадились от страха?
– У меня есть тряпка, – негромко говорит какая-то женщина и добавляет громче: – можно мне перевязать раненого?
Это вопрос к нему, к Горохову. Он на карачках как раз ползёт к концу стойки, к двери, что ведёт на улицу. Пустой револьвер не бросает, от битого пластика больно и рукам, и коленям, но он хочет добраться до бандита, что лежит у двери. У того бандита на руках лежит армейская винтовка.
– Можно я перевяжу его? – Снова спрашивает женщина.
– Нет, – орёт Горохов. – Бандита не перевязывать, если кто попытается – убью.
– Не слушай его, – орёт Ахмед бабе, – иди сюда, затяни рану, перетяни мне её.
– Нет, – снова кричит Горохов.
Он, наконец, добрался до бандита и быстрым движением, чтобы не попасть под огонь, хватает труп бандита за ногу и рывком тянет его к себе. Винтовка тоже «едет» к нему, он хватает её за ствол.
«Фу, наконец-то».
– Ты вообще кто такой? – Орёт Ахмед. – Чего тебе нужно?
Геодезист снимает оружие с предохранителя, дёргает затвор, заодно проверяя, есть ли в оружии патроны. Всё в порядке.
Он присел на колено у края барной стойки, прямо рядом с входной дверью и закричал громко и уверенно:
– Уполномоченный Чрезвычайной Комиссией Горохов, мой мандат номер сто шестьдесят. Я здесь по решению Трибунала. Ордер – семнадцать ноль семь дробь шестнадцать. Я пришёл за тобой, Ахмед Билалов. Ты, Ахмед Билалов, Трибуналом приговорён к смерти за многочисленные убийства и бандитизм.
– Так ты, гнида, уполномоченный! Уполномоченный, мразь, тварь! – Орёт бандит. Ему уже нелегко, он делает паузы после каждого слова. – Что б ты сдох! Слушайте все, слышите меня? Все, кто тут есть, тот, кто пристрелит эту песчаную тлю, получит сто рублей, нет… Триста рублей. Один выстрел, и три сотни рублей у вас в кармане.
Горохов ничего не отвечает, он ждёт. А в кабаке висит абсолютная тишина.
– Ну, что, есть тут мужчины, Адик? Ты тут?
– Да, Ахмед, я тут. Тут.
Это, кажется, тот бандит, что с дробовиком. Он прячется за столом.
– Завали его, Адик, три сотни. Знаешь, ещё что… Я отдам тебе свой квадр, завали его, Адик. Завалишь?
– Да, Ахмед, да, – отвечает бандит.
Но Горохов не уверен, что этот Адик будет теперь с ним воевать, кажется, Адик так говорит, чтобы Ахмед от него отстал, кажется, этот умный Адик собирается отсюда свалить. Да, дураков нет, воевать с уполномоченным даже за шикарный квадр.
Геодезист удовлетворён. Он кричит:
– Слушайте все, сейчас я выйду! Если я увижу у кого-то оружие в руках, я того убью. Если я услышу хоть шорох у себя за спиной, я повернусь и убью всех, кто шевелился. Убью даже баб, даже ботов. Я не шучу, не верите, что я умею убивать, так посмотрите вокруг себя. Запомните, мне никто не нужен, кроме Ахмеда Билалова.
– Не бойтесь его, он пугает. Пугает! Пристрелите его. Не бойтесь. Ему просто везло, просто везло, – орёт из последних сил главный бандит.
– Да, мне везло. Мне не всегда везёт с деньгами, – орёт Горохов, – мне не очень везёт с бабами, но мне всегда везет, как только дело касается убийств. Насчёт убийств мне просто прёт, в общем, бросьте оружие. И никто, кроме этого бандита, не пострадает.
– Пристрелите его, – орёт Ахмед, – пристрелите, пять сотен рублей с меня. Адик, Адик….
– Я выхожу, – в ответ кричит Горохов. – Все бросьте оружие.
– Уполномоченный! – Это орёт тот самый Адик.
– Да.
– Я хочу уйти.
– Уходи.
– Адик, гнида песчаная, ты с моей руки жрал, – хрипит Ахмед.
Но Адику на него уже плевать:
– Уполномоченный, ты не будешь в меня стрелять?
– Бросай оружие и уходи через кухню.
– Точно не будешь? – Он уже совсем не хочет ни денег, ни роскошного квадра. Адик очень сильно хочет слинять отсюда.
– Точно, обещаю. Я не буду тебя искать, но если увижу, то убью сразу и без разговоров.
– Я ухожу, – кричит Адик, – вот мой дробовик, вот пистолет, я кладу его на стол. Можно мне уйти?
– Уходи. Уезжай из города. – Горохов выглянул из-за стойки.
Бандит поднял руки и боком, боком медленно шёл к выходу на кухню. Геодезист взял его на мушку.
– Уполномоченный… Ты обещал, ты обещал, – орёт Адик, он грозит Горохову пальцем, – ты обещал отпустить…
– Убирайся быстрее, – кричит Горохов.
– Адик, гнида, геккон вонючий, что б ты сдох в пустыне, что б тебя мотыльки ещё живого жрали, – шипит Ахмед.
Но Адик его не слушает, он уже не идёт, уже бежит к двери на кухню и ныряет в проход. Он уже не вернётся.
Геодезист проводит его стволом винтовки до выхода, но не стреляет в него, хотя и надо было бы. В банде Ахмеда нет ни одного человека, что не заслуживал бы смерти. Но слово уполномоченного свято, это должны знать все. Если он сказал, что отпустит, значит – отпустит.
Горохов, осторожно выглядывая из-за угла стойки, отыскивает глазами главаря банды.
Тот, кажется, кончается, лежит в двух шагах от дохлого Тарзана, в большой луже крови, револьверная пуля порвала жилу в руке, в плече. Кровотечение уже, кажется, остановилось, но крови, судя по луже, бандит потерял немало.
Геодезист встал и медленно, держа приклад винтовки у плеча, пошёл к Ахмеду.
В зале было человек восемь вместе с замершей на полу, но невредимой официанткой. Никто не шевелился. Все сидели или лежали на полу.
– Ахмед Билалов, Трибунал Чрезвычайной Комиссии вынес тебе смертный приговор, ордер семнадцать – ноль семь дробь шестнадцать. Я пришёл привести приговор в исполнение.
– Сдохни! Сдохни, гнида, поганый уполномоченный, сволочь, падла, – исходит злобой бандит.
Горохов носком ботинка цепляет его за бок и не без труда переворачивает на живот.
– В лицо стреляй сволочь, – задыхается Ахмед, – переверни меня на спину и стреляй в лицо.
Геодезист его не слушает, он закидывает винтовку на плечо, ногой становится бандиту на голову.
Ему вовсе не нравится то, что он собирался делать, но он сделает это, сделает это, чтобы все остальные бандиты или те, кто собирается выбрать это весёлое ремесло, знали, что рано или поздно за ними придёт уполномоченный и, может быть, сделает то, что делает сейчас он.
Горохов вытащил из ножен тесак.
– Стреляй мне в лицо, – из-под ботинка ещё шипит бандит.
Горохов не слушает его, Горохов замахивается тесаком.
Дело сделано, он вытирает железо о труп, прячет его в ножны.
– Антонина, – орёт геодезист.
Женщина как будто стояла в проходе, сразу появляется в зале.
Она бледна и старается не смотреть на то, как легко и просто крепкая рука уполномоченного, держит за длинную бороду голову самого опасного человека в округе, у головы открыт рот и глаза. Нет, она совсем не хочет это всё видеть…
– Да, господин уполномоченный, – говорит Антонина. – Звали?
– Антонина, будьте добры, принесите мне воды.
– Сейчас, господин уполномоченный, сейчас. – Она отходит на пару шагов. – Со льдом?
– Если вас не затруднит, – отвечает Горохов.
– Нет-нет, не затруднит, – говорит она и чуть ли не бегом кидается на кухню.
Сам геодезист стягивает с головы мягкую шляпу, вытирает ею лицо и небрежно бросает на пол, достаёт из внутреннего кармана свою струю фуражку с чёрным треснувшим козырьком, надевает её.
Антонина появляется в зале с полным стаканом воды и льда. Она несёт его аккуратно, подносит Горохову, тот берёт и говорит:
– Спасибо, Антонина.
Он медленно пьёт ледяную воду. Антонина стоит рядом, ждёт:
– Может, ещё чего-нибудь, господин уполномоченный?
– Нет, спасибо, а почему вы так на меня смотрите, Антонина?
– Ну… Ну, сколько живу, столько и слышала об уполномоченных, а вижу в первые.
– А-а…
– Столько о вас всякого рассказывают.
– И что же о нас говорят? – Горохов продолжает пить холодную воду.
Женщина обводит рукой вокруг, показывает на трупы, что лежат вокруг.
– Ну, вроде как, правду о вас говорят.
Горохов оставляет в стакане один лёд, отдаёт стакан ей:
– Отличная у вас тут вода.
Антонина кивает.
– Кстати, у этого вот геккона, – Горохов чуть приподнимает голову Ахмеда, – кажется, было много ботов.
– Было, было, – кивает Антонина.
– Антонина, я хотел бы парочку забрать с собой. Надеюсь, это возможно.
– Я даже не знаю, – отвечает женщина чуть растеряно, – одному уродцу вы башку оторвали, – она кивает на труп Тарзана, – а четырёх проституток позавчера, как пришёл караван за водой, отдали в лагерь вододобытчиков на вечеринку, так они их ещё не вернули.
– Ах, вот как, ну, как вернут, я парочку заберу? Вы не возражаете?
– Конечно, конечно, – кивает Антонина, – только лучше у Артура спросить.
– У Артура?
Антонина молча указывает на дверь кабинета.
– А, понял.
Геодезист кладёт голову на тело Ахмеда, снимает с плеча винтовку и идёт в кабинет.
Там темно, взрывом гранаты побило лампочки, свет только тот, что падает через дверь. У стола, чуть привалившись к креслу, лежит человек в светлой одежде.
Горохов направляет на него винтовку:
– Эй, Артур, ты жив.
Ему никто не отвечает.
– Молчишь – всажу пару пуль, – предупреждает геодезист.
– Не стреляй, – тяжко со всхлипом отвечает мужик.
– Жив, значит, отлежаться хотел?
– Жив, не стреляй только. – Продолжает Артур. – Не стреляй.
– Ты же бандит, я уполномоченный, почему же мне в тебя не стрелять? – Интересуется геодезист.
– Денег дам, денег, – всхлипывает Артур из темноты. – Квадроцикл мой забирай. Он новый, с кондиционером…
– Всегда одно и то же, деньги, квадр. Предложил бы ботов, что ли.
– Забирай, всех бери…
– Всегда одно и то же… – говорит Горохов разочарованно и два раза подряд стреляет в центр белого пятна.
Вешает на плечо винтовку и возвращается к Антонине.
– Антонина, как вернут ботов, вы мне пару штук придержите, Артур, кажется, не против.
– Конечно, – Антонина согласно кивает. – Конечно, как только вернут, я вам их пришлю, куда скажете, и рассажу, как их программировать.
Глава 39
Он пошел, нашёл свой обрез, собрал несколько патронов для него, обыскал того бандита, у которого забрал винтовку, нашёл у него снаряжённый магазин к ней и гранату. И только после этого, махнув рукой Антонине, прихватив голову Ахмеда, вышел на улицу и остановился на веранде в тени.
Странно, тут уже должны были быть люди пристава, да и он сам, но никого кроме праздных зевак, что стояли и смотрели на него, на улице не было.
«Что? Официальная часть откладывается? Ну, ладно, думаю, они в заботах и делах, и на бой, что шёл в кабаке, ещё внимания ещё не обратили».
Можно было взять квадр, бросить в кузов башку и поехать делать дела, но какой смысл тогда её отрубать, если никто её не будет видеть? А ему было важно, чтобы все люди в городке видели, что бывает с бандитами, даже с самыми крутыми, поэтому он вышел из тени веранды на солнце и пошёл по главной городской улице, держа голову в руке.
Люди, что встречались ему на пути, останавливались, замирали, глядя на геодезиста и на его отвратительную ношу.
Он был, конечно, страшен, в перемазанном и чёрном от засохшей крови пыльнике, в чёрных от крови перчатках, в этой своей старой фуражке, с винтовкой за спиной, с тесаком на поясе и револьвером на бедре.
Он шёл небыстро, достав последнюю сигарету из пачки и с удовольствием делая большие затяжки. Он видел взгляды людей, что выходили из домов, чтобы его разглядеть.
«Да, отрубленная голова человека, это то, что вы никогда не забудете. И никогда не забудете, тех, кто эту голову отрубил. Вы всегда будете помнить, что есть такие опасные люди, как уполномоченные, которые придут за вами, если вы будете убивать людей».
Свою первую отрезанную голову Горохов увидел в тринадцать лет, и до сих пор прекрасно помнил тот момент.
Это была голова его приятеля, даже, скорее, друга, Серёги Ванина, он нашёл её у зарослей кактусов на гребне самого высокого бархана. Голову было видно издалека, дарги всегда их клали так, чтобы их было видно, поэтому она и привлекла внимание мальчишек, которые пришли нарубить кактусов. Они поначалу не могли разглядеть, что лежит на песке, и, осторожно сняв с предохранителей оружие, пошли к высокому бархану. А когда разглядели…
Так поступали дарги.
Обычно они пекли головы на песке, на южных склонах барханов, где песок раскаляется более всего и где голова за один день запекалась до нужного им состояния. Потом они крошили череп и ели мозги, но иногда они оставляли головы убитых на барханах, чтобы в тех поселениях, из которого они похитили человека, знали, кто в округе хозяин.
Когда Горохов, его брат и друг нашли на холме голову своего товарища, они не знали, что делать. Они стояли около высокого бархана в растерянности и таращились на голову паренька, с которым разговаривали ещё вчера. Сами они так и не осмелились забрать голову. Когда оцепенение от брезгливости и страха прошло, мальчишки бегом кинулись в селение за взрослыми.
Так он и дошёл до центра города под удивлёнными взглядами немногих зевак.
А там его эффект был сведён на нет густыми клубами пыли, рычанием мощных моторов, чёрным дымом выхлопа. Огромные машины, залитые под самые верхние люки чистой водой, строились в колонну, готовясь отправиться обратно на север. Водный караван уходил из города. Вокруг тягачей и прицепных цистерн сновали люди, солдаты стояли группками, тут же были армейские багги и бронетранспортёры. В общем, всем было не до него и не до отрубленных голов.
На центральной площади геодезист свернул на север, на улицу богачей. Теперь запылённая голова бандита не казалась даже головой, она напоминала грязную тряпку, которую скомкали и несут в руке, но он её почему-то не выбросил. Так, с головой в руке, он дошёл до нужного ему дома и ключом, который ему дали, отпер дверь, что вела в подъезд, поднялся на второй этаж и попытался отпереть дверь.
Горохов надеялся, что она дома, но сомневался, что это так, всё-таки, рабочий день в самом разгаре. Он сунул ключ в замочную скважину, но провернуть не успел, дверь открылась, на пороге стояла Альбина в коротком халате.
– О, Господи, – вскрикнула она, увидав его.
– Вы испугались? – Спросил геодезист.
– Вы сейчас ещё грязнее, чем были в первый раз. – Строго сказала она. – Вы всегда ходите такой грязный?
– Издержки профессии, – ответил он, немного смущаясь.
– О, Господи! А что это у вас? – Она увидела голову. – Что это?
Женщина приложила руки к груди, словно пыталась придержать сердце, то ли от ужаса, то ли от удивления.
– Что это? – Её и так большие глаза стали ещё больше. – Кто это?
Горохов понял, что с головой пришёл к ней зря, он поднял голову, поглядел на неё и, как бы извиняясь, сказал:
– Так это приятель ваш.
– Это, что… Это Ахмед, да? – Она была на грани обморока.
– Ну, да, – ответил он.
– Это вы его убили?
– Я.
– Пришли похвастаться?
– Да нет, – Горохов смутился.
– Зачем вы сюда это принесли? – В её голосе слышались нотки женского визга. – Вы с ума сошли? Унесите, унесите это, выбросите или похороните, что ли!
– Я пришёл… – Он не находил слов, хотя обычно за словом в карман не лез.
– Господи, фу, вы ещё весь в крови, это же кровь на вас чёрная? – Она не могла уняться.
– Да, кровь.
– Это его кровь? – Она брезгливо указала на голову.
– Нет, это кровь другого человека. – Чуть насупившись, сказал геодезист.
«Ещё в обморок хлопнись, фифа».
– Другого? Скольких же вы… – Она кривит свои красивые губы.
Никак не мог он понять поведения этой притягательной в своём коротком халатике женщины. Ну, голова, ну, кровь. И что?
«Ты в каком мире-то живёшь, в самом-то деле? Сама, между прочим, торгуешь секретной информацией, и ничего, не кривилась, наверное, а тут от головы бандита и убийцы глазки закатываешь».
Он степняк, родившийся и выросший на краю карты, с детства видел такое неоднократно, всю жизнь имел с подобными вещами дело и не понимал, почему женщина так на это всё реагирует.
«Сразу видно, городская».
А ведь он мог уехать из города, не устраивать бой в кабаке, не рисковать. Но разве ей скажешь, что он остался из-за неё. Нет, никогда он в этом никому не признался бы. Даже себе не признался бы.
– У вас деньги есть? – Чтобы закончить неприятный разговор, спросил Горохов.
Теперь она смотрела не на голову бандита, а именно на него. Теперь, кроме закатывания глазок, она ещё и губки поджала, весь её взгляд так и говорил: «Я так и знала, что дело закончится деньгами».
– Да не мне, – раздражено и одновременно оправдываясь, говорил геодезист.
– А кому? – Всё теми же поджатыми деньгами спросила она.
– Вам, вам нужно убираться отсюда.
– Что? – Её тон изменился. – Убираться?
– Убираться, убираться. Судя по всему, ваш Геннадий Сергеевич Севастьянов уже знает, что вы приторговывали документами.
– Откуда вы знаете? – Он не верила не единому его слову.
– Он заказал себе нового секретаря, через недельку-другую секретарь будет готов.
– Нет! – Она не верила ему.
– Да, вы ведь и сами заметили, что отношение его к вам изменилось… Ну, изменилось?
– Нет! – Сказала она со злым упрямством.
– Ну, вот, вы сами своим поведением подтверждаете, что я прав. – Горохов всё отлично видел по её мимике и поведению. – Я так думаю, что и пареньки из службы безопасности с вами последнее время беседы проводили.
Опять его слова попали в цель. Альбина стояла, не шевелясь, её глаза стали круглые, о голове, что геодезист держал в руке, она уже позабыла.
– Собирайтесь, – сказал он тоном, каким хотел её успокоить. – Уедете, они вас искать не будут. И не тяните. Тянуть нет времени, от этих ребят из вододобывающих компаний в этом городе даже я вас не смогу защитить.
– Они меня убьют? – Спросила она медленно.
– Убьют, – кивнул Горохов, – и, если я за вас вступлюсь, возможно попытаются убить и меня, это серьёзные ребята с большими деньгами, с ними лучше не рисковать. Пока тут стоит караван, вам нужно уезжать с ним, а он уже строится.
– А кто же вы такой? – Она смотрела словно сквозь него.
– Я уполномоченный, слыхали про таких?
Теперь она смотрела уже именно на него:
– Кто ж про них не слышал, ещё с детства слышала. Но никогда не видела.
– Ну, вот он я, не очень, да?
Она молчит.
– Посмотрели? И хорошо, собирайтесь, пока караван не ушёл. Берите самое ценное. Деньги ваши где?
– Деньги? – Она немного удивилась. – Ну, в кошельке, конечно.
– В кошельке? – Он удивился. – У вас все деньги в кошельке? И сколько же там?
– Рублей тридцать.
– Тридцать? Вы на такой должности накопили тридцать рублей? Неужели Севастьянов не платил вам нормально?
– Нет, у меня в банке ещё около тысячи, – ответила она и опять с обидой. Как это, Севастьянов не платил ей!
– Надеюсь не в «ГубахаБанке»?
– В «ГубахаБанке».
– Отлично, – он говорил с известной долей сарказма, – лучше и не придумать даже. Собирайтесь, попробуем забрать у них ваши деньги.
– А почему мы не сможем забрать мои деньги у банка?
– Слишком большая сумма, собирайтесь. Вам помочь?
– Я сама.
– Только берите самое ценное, то, что влезет в один рюкзак.
– Хорошо, – ответила она недовольно.
Глава 40
– Мы пойдём пешком? – Спросила она, когда они вышли из подъезда и огляделась.
Тут он пожалел, что не взял шикарный квадроцикл Ахмеда, а взял только страшную башку бандита.
– Да, пешком полезнее.
Он повернулся и пошёл.
– Стойте, – окликнула она его, – банк на площади, в той стороне.
– А дом банкира в той, – настоял он и пошёл дальше.
Когда она догнала его, он пояснил:
– На банке объявление, что до отхода каравана банк работать не будет.
Альбина кивнула. Он бы мог взять у неё рюкзак, но она не просила, пусть тогда сама тащит.
Они остановились у дома, где жила Людмила, Горохов нашёл кнопку с нужной фамилией и нажал на неё. Жал настойчиво и долго, уже думал, что не откроют, но тут из динамика над кнопками донесся вальяжный и нагловатый голос:
– Ну, кто там?
– Банкир Брин, меня зовут Горохов, я уполномоченный Чрезвычайной Комиссией. Мой мандат номер сто шестьдесят, откройте дверь.
– Что? Кто это там, а? – В голосе стало меньше вальяжности, и появилась тревога.
– Повторяю, меня зовут Горохов, я уполномоченный Чрезвычайной Комиссией. Мой мандат номер сто шестьдесят. Банкир Брин, откройте дверь немедленно.
– А в чём дело? – И намёка на вальяжность не осталось. – Я просто не понимаю…
– Мне нужно забрать деньги с депозита, а банк закрыт, откройте дверь, Брин. – Строго и холодно продолжил геодезист.
– Ну… да, да, конечно…
Электрозамок щёлкнул, дверь чуть приоткрылась.
У этой бабы стальные нервы. С таким нервами она могла сама стать уполномоченной. Людмила стоит в прихожей, чуть облокотившись на стену. На ней только маленькая белая маечка в обтяжку и малюсенькие белые трусики. Её одежда не оставляет никакого простора для воображения. Всё, как говорится, на виду, но она не собирается бежать одеваться. Стоит, не шевелясь, с холодным взглядом и ничего не выражающим лицом. Взглянула на голову Ахмеда и бровью не повела. Такое впечатление, что к ней домой через день приходят люди, которые тащат отрубленные головы за длинные бороды. Хладнокровная. Да, сравнивать её с Альбиной нельзя, они совсем разные, но надо признаться, что Людмила женщина более эффектная, она выше, грудь у Людмилы идеальной формы, бёдра хороши, а ноги… Таких длинных и стройных ног Горохов не видел за всю свою жизнь. Ну, разве что, в дорогих стриптизах, на севере некоторые барышни могли составить ей конкуренцию насчёт ног. Но и то не все, не все…
А Брин другой, совсем другой. Чернявый, хитрый, в очках. Глазки юркие за очками, стреляют, смотрит то на Горохова, то на голову, на Горохова – на голову. Он, конечно, узнал голову, ему очень интересно узнать, как так всё вышло, но он умный и острожный, конечно, он не будет спрашивать. Горохов уверен, что банкир захочет торговаться. Это невысокий и упитанный мужичок лет тридцати семи в майке и шортах не по росту, у него пистолет в кобуре под мышкой.
«Он что, по дому с ним ходит?»
– Очень рад познакомиться с настоящим уполномоченным, – Брин улыбается, но по его улыбке не скажешь, что он очень рад. – Проходите, друзья, хотите выпить?
– Нам некогда, – резко обрывает геодезист.
Горохову на него плевать. Главное, что бы этот мерзавец за оружие не хватался. Он говорит Людмиле:
– Альбине нужно срочно уехать, она хочет снять свои деньги.
– Снять деньги? – Спрашивает Брин и уже говорит Людмиле: – Дорогая, ты не помнишь, сколько на счету у Альбины?
– Девятьсот шесть рублей, – сразу отвечает его жена.
– Девятьсот? – Удивляется Альбина. – Мне казалось, что там больше.
– Девятьсот шесть рублей с копейками, и это по срочному вкладу, – сказала Людмила как отрезала.
Горохову немного неловко, перед ним стоит женщина в нижнем белье и даже не собирается одеваться. Она что, так весь разговор будет стоять? И муж ей ничего не говорит.
«Интересные у них отношения».
Альбина тоже, кажется, чувствует неловкость, справа от неё грязный Горохов с головой мертвяка, слева почти голая Людмила, как это всё… Она вздыхает.
– Нам нужны эти деньги сейчас, – говорит геодезист.
– Сейчас? – Брин пытается изобразить улыбку, но у него выходит жалостливая гримаса.
– Нет, дорогуша, – Говорит Людмила, смотря на геодезиста.
«Дорогуша? Это она мне?»
– У нас сейчас денег, даже пары сотен не наберётся. – Продолжает Людмила. – С караваном пришли торговцы, мы сделали большие вложения. В течение недели, я думаю, мы сможем закрыть Альбине счёт.
Она говорит таким тоном, что после её слов уже не хочется развивать эту тему дальше. Но Горохов продолжает:
– Нет, у неё нет времени ждать.
– А у нас нет денег, дорогуша…
У неё на лице полуулыбка, наглая такая, и глаза эти её зелёные тоже такие наглые.
«Опять это слово! Это она точно мне!»
– У нас на балансе только операционный минимум, сто восемьдесят девять рублей, мы его отдать не можем, – твёрдо говорит Людмила.
«Это тебе за дорогушу, пусть муженёк знает».
Горохов сразу предлагает Людмиле, прямо при банкире.
– Отдайте цветнину Альбине, а её деньги заберёте себе.
– Люда, я не понимаю, о чем говорит господин уполномоченный? Какая цветнина, о чём он? – Чуть растеряно спрашивает Брин, глядя на свою жену.
– Ладно, – чуть подумав, ответила красавица, она даже не удостоила мужа взглядом. – Как скажешь, дорогуша.
«Она что взбесить меня хочет, зачем она фамильярничает?»
– Я не понимаю, – продолжает Брин, он уже заметно нервничает, – какая цветнина, Люда? Вы что, знакомы с уполномоченным?
Она смотрит на него устало:
– Брин, не устраивай истерик. Я тебе потом всё объясню.
– Мне говорили, что ты во время моего отсутствия встречалась с каким-то мужчиной. – Пищит муж.
– Вам не о чем волноваться, у нас были исключительно деловые контакты, – говорит Горохов спокойно.
– У моей жены были деловые контакты с государственным наёмным убийцей, и мне не о чем волноваться? – Невесело улыбается банкир. – Серьёзно? Не о чем?
– Уполномоченные Чрезвычайной комиссии – это не наёмные убийцы. – Замечает холодно геодезист. – Мы просто исполняем приговоры Комиссии. Мы государственные чиновники.
– Тебе понятно? – Смеётся Людмила. – Они просто государственные чиновники. А ты, дорогуша, сообщил об этом Ахмеду, когда отрезал ему голову?
– Я зачитал ему номер приговора, – сообщил Горохов.
– Да уж, лучше вы были любовниками, – говорит банкир, и на лице его отчётливое предвидение большой беды. – О чём вы говорили, Люда? О чём ты могла говорить с таким человеком?
– Успокойся, Брин, уж с какими ты ублюдками общаешься, так лучше никому не знать, – резко говорит Людмила и морщится. И тут же добавляет уже Горохову: – Ладно, отдам ей цветнину, а её деньги заберу себе.
– Люда! – Восклицает банкир.
Но она его не слушает, она берёт с вешалки пыльник, накидывает его прямо на бельё:
– Пойдёмте.
И открывает дверь, но Горохов не уходит, он поворачивается к банкиру:
– Банкир Брин, у меня есть мнение, что вы в своём банке проводите мошеннически действия с чеками, об это я сообщу в своём рапорте.
– Кто вам это сказал? – Брин указывает пальцем на жену. – Это она вам сказала эту глупость? Я ничего не проводил…
– А ещё, по моим данным вы являетесь соучастником убийства и ограбления старателей. – Перебил его Горохов. – Об этом я тоже укажу в своём рапорте.
– Что? – банкир растерянно смотрит на Горохова, потом на жену. – Люда, Люда скажи ему.
– Что мне ему сказать? – Резко спрашивает его жена. Она стоит уже у двери и, кажется, ненавидит своего мужа.
– Ну, ты же его знаешь, сделай что-нибудь. – Лепечет банкир.
– Что? Что сделать? – Почти кричит на него Людмила. – Денег ему предложить или себя? Ты, Брин, совсем тупой? Ты не знаешь, что уполномоченные неподкупны?
Она распахивает дверь:
– Пойдёмте уже.
Горохов и Альбина выходят на лестницу, а Людмила с шумом захлопывает дверь и начинает спускаться.
Она даже не застёгивает пыльник, запахнула его и идёт вниз, наверное, идти недалеко. Так и есть, Людмила останавливается под лестницей, у двери в подвал дома:
– Стойте тут.
И через минуту выходит из подвала с той самой сумкой, которую Горохов ей передавал, она тащит её с трудом и небрежно бросает на пол.
– Вот, ваша цветнина, – Людмила присаживается на корточки, достаёт из сумки моток оловянной проволоки, прячет в карман, – это моё, тут и так больше, чем на тысячу, так ты мне говорил?
Горохов заглядывает в сумку, да, там лежат свинцовые решётки и жгуты блюмингового кабеля – большое богатство. Он берёт сумку и, не говоря ни слова Людмиле, идёт к двери, чтобы покинуть дом.
– Эй, уполномоченный, – окликнула его жена банкира, захлопывая дверь в подвал. – А что будет с Брином? Вы его тоже прикончите?
– Не обольщайтесь раньше времени, его судьбу решит трибунал. – Сухо ответил Горохов.
– А ко мне у тебя претензии есть? Нет? Я ведь тебе помогала, – не отстаёт Людмила.
– Будем считать, что нет.
– Ну, тогда держи. – Она протягивает ему пластиковую коробочку.
У Горохова сразу, сразу улучшилось настроение, как только он увидал эту коробку в руке белокурой красавицы. Это была стандартная коробка на двадцать пять патронов для его любимого револьвера.
– Патроны? – Он даже не решился её сразу взять. – Откуда у вас они?
– Для тебя искала… Коля оружейник говорил, что ты ищешь такие. Вот, нашла.
Геодезист теперь схватил коробочку, разорвал плёнку, раскрыл коробку. Да, стандартная упаковка, настоящие, заводские патроны. Они никогда не дают осечек, пули утоплены в гильзы, но при этом откалиброваны для точности.
– Вот за это спасибо, – говорил он, снаряжая револьвер. – За это спасибо.
Смешно, конечно, это звучало, но он говорил искренне. Просто, когда его револьвер был заряжен, он чувствовал себя лучше, увереннее. Но Горохов никогда бы не стал уполномоченным, если бы верил во всё так легко. Он взглянул на Людмилу:
– На всякий случай, хочу вам сообщить, что эти патроны никогда не дают осечек, и если вдруг…
– Успокойся, дорогуша, это патроны спёр со склада компании твой дружок Бабкин, – говорит она. – Если только он их мог испортить…
«Ладно, поверю».
Он молчит, прокручивает барабан револьвера. Это пощёлкивание ему очень нравится. Кажется, он невольно улыбнулся. Кошачьи глаза банкирши это заметили. Людмила смотрит на Альбину и говорит, удивлённо поднимая брови:
– Мужчинам иногда так мало надо для счастья.
Альбина ей не отвечает, тогда Людмила продолжает:
– Слушай, уполномоченный, – она подходит к нему совсем близко, её пыльник расстёгнут, – ты ведь приехал сюда за Ахмедом, так чего ты интересовался ботами, «санаторием» и все таким?
– А вот это вас не касается, – сухо говорит геодезист и прячет револьвер в кобуру.
Альбина открывает дверь, и они с ней выходят на солнце, а Людмила остается в прохладе дома. Она смотрит им вслед.
– Отвратительная баба, – говорит Альбина, – всегда теперь её не могла.
Она косится на Горохова, ожидая, что он с ней согласится, но Горохов молчал. Ему Людмила не кажется отвратительной. Никогда не казалась. Может, противная, злая и опасная, но никак не отвратительная. С такими-то ногами. Дальше они идут молча.
А на площади пыль такая, что не продохнуть, там уже собрались десятки машин, это по большей части торговцы, что приехали с караваном.
Горохов находит грузовик поновее, у грузовика два человека. Один осматривает колесо, второй просто стоит рядом.
– Кто хозяин машины?
– А что нужно? – Почти грубо откликается один из мужиков.
– Даму до Соликамска не довезёте? – Кричит геодезист, пытаясь перекричать шум.
– Четыре рубля, – кричит в ответ торговец.
Горохов бросает на землю тяжёлую сумку, подходит к нему ближе. Тут торговец его разглядел, пред ним стоял очень грязный и хорошо вооружённый человек, стоял в шаге от него. И в руке у этого человек была сильно запылённая человеческая голова.
– Я уполномоченный Горохов, мандат сто шестьдесят, прошу вас взять эту женщину с собой, здесь ей угрожает опасть, из личных средств могу выделить вам рубль. – Говорит Геодезист громко и чётко.
– О! Ну, раз так, – отвечает торговец, а сам то и дело скашивает глаза на мёртвую голову. – То возьмём.
– Конечно, возьмём, – добавляет второй, тоже глядя на голову, – только вы, дамочка, в туалет сходите, мы через пять минут уже выходим, сразу за разведкой пойдём, пойдём быстро, остановка будет только в лагере, это пять часов езды. Где ваши вещи? Эти?
Он берёт сумку с цветниной и рюкзак Альбины. Относит их в машину.
Альбина смотрит на Горохова испуганно:
– А может вы что-то перепутали? Может, мне остаться?
Горохов достаёт рубль, отдаёт его торговцу, а ей говорит:
– Вон лавка Коли-оружейника, он вас пустит. Давайте быстрее.
– А вы… Как я вас найду в Соликамске? – Спрашивает она.
– Главпочтамт, Горохову до востребования. Другого адреса у меня нет, – отвечает он. – Ну, бегите в лавку, они вас одну ждать не будут.
Она кивает и быстро уходит, растворяется в клубах пыли.
Он помог ей залезть в кабину грузовика, пожал руку, целоваться она не захотела, ну и ладно. Он дождался, когда грузовики торговцев тронутся и, поднимая ещё большую пыль, наконец, уедут с площади. Она смотрела на него, но не плакала, просто была печальна. Махала ему рукой, а он махнул ей в ответ. Хорошо, что она не заплакала. Жаль, что не поцеловала. Наверное, он слишком грязен и небрит для такого дела.
Пыли на площади сразу стало меньше, остались лишь огромные водовозы с прицепами, что тянулись вдоль главной улицы, но они не создавали суеты, просто стояли. Мимо них ходили конвойные солдаты, а техники и водители готовились к маршу.
А Горохов ни к чему не готовился, просто, оказавшись около магазина Коли-оружейника, взял и зашёл в него.
Наглый молодой парень стоял за прилавком, это был тот самый парень, что дал ему в долг флакон с инсектицидом, он, кажется, не узнал Горохова сразу.
У геодезиста уже пальцы устали всё время держать выскальзывающую бороду бандита, и он небрежно бросил голову на прилавок. Сначала была тишина, парень изучал то, что лежало перед ним, а поняв, что это, заголосил, как маленький:
– Па-а… Папа… Сюда иди!
Дверь в подсобку открылась, и из неё вышел Коля-оружейник, а за ним ещё какой-то мужик с оружием.
Они оба были с оружием, оба уставились на голову Ахмеда, которая лежала на прилавке, а Горохов смотрел на них. Смотрел и молчал. На лице теневого главы города была тряпка, такие тряпки носят прокажённые, чтобы их вид не отталкивал людей. А ещё у него были очки для коррекции зрения, они висели на самом кончике носа. И Коля, наконец, поднял глаза на геодезиста.
Горохов, может быть и вежливым, и корректным, когда нужно, может и шутить, но с этим вот он шутить не думает. Одним движением руки он срывает тряпку с лица оружейника.
– Э! Ты чё? – Орёт тот мужик, что был с Колей.
Он хватается за оружие, за дробовик, но Горохов уже выхватил револьвер, его ствол уже лежит на краю прилавка и нацелен в брюхо борзого мужика.
Коля делает рукой знак мужику, чтобы тот успокоился, но сам продолжает молчать.
Горохов знал, что нет у него на морде почти никакой проказы, чуть распухшая верхняя губа, чуть посиневший бугор под носом, в общем, ерунда, за двадцать рублей любой врач это всё выведет.
Коля таскает тряпку, чтобы прикидываться бедным, простым трудягой.
– Каждый второй патрон, что ты мне продал, давал осечку.
– Плохие капсюли, хороших капсюлей сейчас найти трудно. Бертолетову соль приходится делать самому.
«Брехня, думаешь, ты хорошо умеешь врать?»
Горохов глядит оружейнику прямо в глаза:
– Ты знал, кто я?
Оружейник только покачал головой.
– Знал, знал. – Уверен геодезист. – Говори, кто тебе сказал о моём приезде?
– Да не знал я, не знал наверняка, только догадывался. – Отвечает оружейник. – Знал, что этот дурак, – он кивает на голову, что лежит перед ним, – доиграется. Знал, что рано или поздно за ним приедут. Когда увидел вас, просто подумал, что это можете быть и вы.
– И не предупредил его?
– Он всем надоел.
– Надоел? – Горохов смотрит на оружейника пристально. – Ты, Коля, думаешь, что ты очень умный, думаешь, ты годами тут куролесил, деньгу зашибал всяким разным, как только мог. Вокруг города в каждом бархане по трупу, а ты решил, что пора подчистить за собой, думал, Ахмеда кончили, и всё, взятки гладки? Ты чистенький теперь, на него всё свалишь. Нет, не думай. Я буду писать рапорт, и напишу, что всем тут заправлял ты, ведь ты давал добро Ахмеду на грабежи и убийства старателей. Всех, что тебе ничего не были должны, можно было грабить, а твоих должников грабить было нельзя. Их ты сам и без оружия грабил. Так вы и работали.
Лицо у оружейника сало бледным, губы вытянулись в нитку, капли пота появились на висках. Страшным стало лицо. Но Горохов его не боялся, он почесал щетину на подбородке и продолжил:
– Ты лучше не жди, пока за тобой приедут, езжай через пару недель в Трибунал сам. Может, сможешь там договориться. Если за тобой пошлют человека, то уже не отбрешешься.
– Я… – начал Коля.
Но Горохов ударил стволом револьвера по прилавку:
– Заткнись. Ничего мне не предлагай и не вздумай пугать – убью сразу. У меня нет на тебя ордера, но я сочту твои угрозы реальными и убью.
Он повернулся к сыну оружейника, который весь их разговор слушал с ужасом, молодой не мог припомнить, что бы хоть кто-то в таком тоне говорил с его отцом, и от этого ему было жутко:
– Юноша, немедленно мне все долговые книги сюда, – Горохов опять постучал по прилавку стволом револьвера. – Сюда.
Юноша уставился на отца, а Коля оружейник едва заметно кивнул.
Парень достал из-под прилавка две больших книги, положил их рядом с мёртвой головой.
– Кажется, вы дали мне инсектицид в долг и под большие проценты, – говорил геодезист, беря одну из книг и начиная её листать, – а вы не имеете банковской лицензии, поэтому вам запрещено устанавливать процентные ставки и взимать с покупателей проценты, даже если вы кому-то даёте товар в долг. Ваши книги я конфискую.
Ему никто не возражал.
Тогда он спрятал револьвер в кобуру, взял книги, голову и вышел на улицу, как говорится, не попрощавшись.
Глава 41
На улице он, недолго думая, «распушил» книги и, достав зажигалку, поджёг их. Оставил их на солнцепёке, смотрел, как они горят почти невидимым в солнечных лучах пламенем. Вот и ещё одно дело, помимо основных, он сделал. Помимо основных. Да, ему ещё нужны были боты. Антонина обещала прислать ему парочку, но кто в этом деле сможет помочь больше, чем сам доктор Рахим Салманов? Никто. А клиника этого доктора была видна с того места, где он жёг книги.
Хотелось есть, курить, быть может, даже выпить, но по опыту геодезист знал, действовать нужно быстро, пока по городу не разлетелся слух, что Ахмеду конец. Потом всё может поменяться.
Да, доктора нужно было брать и тащить в «санаторий». Задать там ему все нужные вопросы, а потом, может, и вывезти всё оборудование из санатория в укромное место, далеко-далеко на север. И главное, вывезти всё вместе с доктором и Валерой-генетиком. Вот тогда его миссию можно будет считать успешной на все сто. Именно поэтому обеду, курению и выпивке придётся подождать.
– Вы записаны на приём? – Донеслось из динамика, как только он оторвал палец от кнопки звонка.
– Я по поводу ранения в руку. Мы договаривались с доктором, что он меня примет, как только я найду деньги на лечение, – говорит Горохов, – я нашёл деньги.
– Хорошо, входите, доктор сможет вас принять.
У неё очень приятный голос, его хочется слушать и слушать, конечно, хочется увидеть и источник этого голоса.
Он поднимается по лестнице и видит эту девушку. Она изящно подпиливала себе ноготки длинной пилкой. Конечно, у неё нет породы Альбины или роста и вызывающего шика Людмилы, он она была очень мила. Азиатка с бледной кожей и красивыми глазами. Она вся такая ладная, что так и хочется взять её за плечи или потискать грудь. Девушка сразу спрятала пилку:
– Доктор ждёт вас.
Горохов, как был с головой бандита в руках, как был грязный, так и завалился на диван для ожидания.
Красотка в белом скользнула по нему взглядом и, улыбнувшись, произнесла:
– Можете заходить прямо сейчас, у доктора никого нет.
Он готов был поспорить, что она видела, что у него в руках. Но… Не придала этому значения? Словно это была не человеческая голова, а какая-то запылённая сумка. Его это удивило. Может, у медиков так принято.
Он встал и вошёл в кабинет, когда медсестра с безмятежным видом отворила перед ним дверь.
Доктор Рахим стоял посреди кабинета, словно ждал его. Он улыбался Горохову, указывал на него пальцем и говорил:
– Я про вас не забыл, не забыл, все наши договорённости остаются в силе.
Тут он увидал голову своего компаньона в руке у геодезиста. И сразу переменился в лице.
– Старые договорённости – это, конечно, хорошо, – холодно сказал Горохов, – но, боюсь, у нас с вами теперь будут договорённости новые.
– Новые? – Растеряно спросил доктор.
– Новые-новые, – подтвердил Горохов. – Теперь вы будете выполнять все мои распоряжения, и не будете делать глупостей.
– То есть, мне не следует делать глупостей?
Горохов молча покачал головой. И доктор Салманов, кажется, всё понимал.
– У меня сегодня ещё пациенты, – просящим тоном продолжал он.
Горохов опять покачал головой.
– Я могу сказать медсестре, что бы она отменила приём?
– Хорошо, скажите ей и собирайтесь.
– Мы куда-то едем? – Спросил доктор Рахим.
– Конечно, у меня на вас большие планы.
– Большие планы?
– Ну, конечно, я хочу, что бы вы устроили мне экскурсию в «санаторий». – Сказал Горохов. – Всё мне объяснили, всё рассказали.
– А если не секрет, кто вы такой? Вы, наверное, уполномоченный?
– Именно. Уполномоченный Чрезвычайной Комиссией Горохов, мандат сто шестьдесят.
– Я так и знал, – произнёс доктор грустно и крикнул, чуть приоткрыв дверь: – Гюзель!
Тут же на пороге появилась медсестра. Она опять подпиливала ногти, в её руке была всё та же длинная пилочка. Она встала в дверях, такая собранная, внимательная и… Очень милая. Встала, ожидая распоряжения, и доктор его отдал. Его голос был твёрд, слова он произносил чётко. Салманов указал на геодезиста пальцем и сказал:
– Убей его!
Горохов даже улыбнулся. Зачем это всё? Это глупо.
А доктор кинулся бегом из кабинета, хлопнув дверью. Горохов бросил голову и ринулся за доктором, к двери, но перед ним встала эта милая и очаровательная Гюзель. В её крепкой правой ручке была длинная пилочка для ногтей. Он почти налетел на неё, вернее, она просто встала у него на пути. Встала и без всяких глупых слов, резко и почти без замаха ударила его этой самой пилочкой. Попыталась попасть в область шеи, горла.
Горохов едва успел среагировать, выставил левую руку, локоть. Пилочка для ногтей скальпелем вспорола рукав пыльника и застыла, не пройдя дальше, тут же санитарка ударила ещё раз, но уже не в локоть, а в левый бок геодезиста. Это был молниеносный выпад, на который он среагировать не успел. Было больно, это было как раз то место, которое ему недавно залечил Валера.
Горохова спасла его кольчуга. Сколько раз она его уже выручала. Женская пилочка для ногтей никогда не пробьёт ультракарбона. Это, всё-таки, не пуля. Пилочка пошла вдоль ребер, пока позволяла удивительно крепкая ткань, а потом, так как на пилочке не было ограничителя, рука санитарки по инерции соскользнула на лезвие.
Пилочка упала на пластиковый пол, даже не звякнув, а за ней на чистый пол упали три-четыре крупные капли крови и палец этой самой Гюзель.
Она сразу лишилась указательного пальца, и средний палец стал бесполезен, он просто болтался на коже. Санитарка остановилась, взглянула на свою руку. Её взгляд был спокоен, она была сосредоточена, она схватила болтающийся палец и одним движением оторвала его, словно вылезшую из одежды нитку, и небрежно бросила его на пол. Всё, она готова была продолжить.
«Чёртов бот. Конечно, это бот, девушки не обрывают себе пальцы с таким серьёзным выражением лица. Револьвер? Нет…»
Винтовка за спиной – долго. Он потянул из-за пояса обрез и не успел взвести курки, как она уже была рядом, разбрызгивая капли крови из обрубленных пальцев, правой рукой она выбила обрез у него из руки и тут же ударила его кулачком в лицо.
Со стороны это выглядит, наверное, смешным. Она бьёт его в лицо! Девочка весом в пятьдесят пять килограммов и ростом в метр шестьдесят бьёт его в лицо. А он, девяносто килограммовый мужик ростом почти в метр девяносто, закрывается по всем правилам и наносит ответный удар, вкладывая в него всю силу и всё своё умение.
Он не попал, девка увернулась, убрала голову, да так легко и просто, что это его обескуражило. Она очень неприятный противник. Бьёт его левой ногой в правую его ляжку, чуть выше колена. Боль резкая, сильная. Хочется сразу подогнуть ногу, переждать её, перевести дух, но чёртова девка тут же бьёт рукой. Этот удар он смог остановить и опять попытался её ударить. И опять то же самое. Удар пришёлся я воздух, санитарка быстрее его, намного быстрее. И опять она повторяет свой удар ногой, и опять туда же, чуть выше колена. Горохов не выдержал боли, отскочил и поморщился, и опять девица кидается на него. И первый раз ему везёт. Он левой рукой хватает её за горло, вернее, она налетела на его длинную руку сама. Он хватает её крепко.
«Теперь не уйдёшь!»
И бьёт её в лицо, как учили, вкладывая корпус в удар.
Такое впечатление, что он со всей своей дури ударил кулаком в крепкий мешок, набитый мокрым песком, аж кисть заболела. Таким ударом он валил на землю мужиков, что были на голову выше и на полцентнера тяжелее него. А эта зараза только откинула свою симпатичную башку, с которой слетела аккуратная белая шапочка, и сделала два шага назад. И всё. Тут же девица встрепенулась, подняла кулаки и снова кинулась к нему. Только вот Горохов уже был готов. Револьвер в руке, курок взведён. Выстрел. Он не промахивается. Он вообще промахивается редко. Всю жизнь стреляет, а тут выстрел в упор. Никто не промахнётся. Он видит, как на белоснежной форме бота расплывается красная клякса. Прямо в центре корпуса. Пуля десять миллиметров, любой сразу сложился бы, как тряпичная кукла. А эта… Пуля её не остановила, не задержала даже. Она снова тут, рядом.
«Не врала, значит, Альбина, рассказывая, что ботам пары пуль мало».
Санитарка бьёт его кулаком в лицо, он закрывается, чуть не роняя револьвер, а эта тварь вдруг резко бьёт его левой ногой в правый бок, да так сильно, что ему кажется, что он слышит, как хрустнули у него рёбра. Каким-то чудом удержав оружие в руках, он летит на пол.
«В корпус и в башку стрелять бессмысленно… Тогда куда?»
Он решается, больше у него вариантов не было. Ещё не успев упасть, он делает выстрел. А потом, упав и превозмогая боль в боку, ещё раз стреляет.
Оба выстрела были точны. Правая брючина её штанов от середины и ниже была залита кровью. Две пули он всадил ей в колено, она не могла опереться на ногу и пошатнулась, неуверенно взмахнула руками, ища равновесия. Нога вывернулась в обратную от естественного состояния сторону, но санитарка устояла.
«Тварь!»
И тогда он выстрелил третий раз в её разбитое правое колено, теперь она вообще не могла стоять ровно, и Горохов, понимая, что нужно её добивать, последнюю пулю, что была в барабане револьвера, загнал ей в её целое, левое колено. Её ноги сложились, и она уселась на них сверху. Сидела и подёргивалась, предпринимая попытки встать, но всё бесполезно, ноги её не слушались. Её милое, забрызганное кровью лицо не выражало ни удивления, ни сожаления. Бот быстро оценивал ситуацию, глядя на геодезиста. Недолго. Она упала на живот и поползла к Горохову, нет, не поползла, а рывками кинулась к нему и сразу почти схватила его за ботинок. Еле-еле он успел убрать свою ногу из-под её крепкой и цепкой руки. Он отползал от неё по белому пластику приёмного покоя, а она ползла за ним на свих сильных руках, каждыми движением приближаясь.
Заряжать револьвер было некогда, но совсем недалеко, у кресла, лежал его обрез. Стиснув зубы от боли в правом боку, он дотягивается до обреза, хватает его и одним привычным движением взводит курки, как раз тогда, когда её пальцы вцепились ему в лодыжку левой ноги.
– Убери-ка от меня лапы, – рычит геодезист и нажимает на спусковой крючок.
Грохот выстрела, её голова дёрнулась, картечь выбила её глаза и разнесла затылок. Санитарка уселась на полу, всё ещё шаря перед собой руками. Горохов, удивлённо глядя на это, снова нажимает на спуск.
Щелчок! Осечка!
«Ну, Коля, сволочь, будь уверен, что всё, что смогу, про тебя в рапорте напишу, и половина всего этого будет из-за твоих патронов».
Геодезист, торопясь, шарит в левом кармане, ища патроны для дробовика, находит и быстро снаряжает оружие, но стрелять ему уже нет необходимости. Бот, как сидел, так и сидит на коленях, он всё ещё пытается шевелить руками, ищет своего врага, но это, кажется, последние движения. Вся комната забрызгана его кровью, сам Горохов тоже в этой крови, но это полбеды. Он чувствует себя не очень хорошо. Помимо острой боли в боку, у него болит нога выше колена. Там, видимо, будет здоровенный синяк. Он пытается набрать в лёгкие воздуха, чтобы выяснить границы боли. Нет. Глубокий вдох не получается. Рёбра справа сломаны.
«Бьёт она страшно».
Горохов опирается на дробовик, тяжело встаёт и подходит к ней. Санитарка, кажется, всё ещё жива, но геодезист на неё не обращает внимания. Он подбирает свой револьвер, на ходу заряжая его, выходит из приёмного покоя, идёт вниз по лестнице. Голову Ахмеда он брать не будет, ему сейчас не до неё. Перед выходом он взглянул на сидящего на полу бота, который, несмотря на свои страшные раны, всё ещё не сдох.
«Когда их научат стрелять – нам всем конец».
Глава 42
Он вышел на улицу, а там жара, суета. Приехал тяжёлый водовоз с прицепом, затормозил, подняв огромную тучу пыли, и встал в конец колонны. Никто и знать не знал, что свирепый бот только что чуть не убил Уполномоченного Чрезвычайной Комиссии.
Горохов огляделся. Искать доктора уже бессмысленно, он уехал и, возможно, сейчас катит по дороге на юг, к «санаторию». Рёбра болели – не вздохнуть, не то он повздыхал бы от расстройства. А ведь так всё хорошо складывалось, но кто мог знать, что у доктора такая охрана. Разве можно было предположить, что эта милая девочка в приёмной окажется такой опасной тварью.
Горохов пошёл, припадая на правую ногу, к Валере.
«Ты погляди, как ногу отбила, не наступить толком».
Он был уверен, что у него на ноге огромных размеров кровоподтёк.
Так, неспеша и прихрамывая, он дошёл до дома Валеры. Тот открыл ему дверь. Его необычные глаза таращились с удивлением на Горохова, когда тот ввалился к генетику домой.
– Эт-это вас в «Чайхане» т-так по… побили?
– Нет, к «Чайхане» я был готов, там всё прошло почти по плану, а вот с доктором Рахимом…
Горохов пристально смотрит на генетика, тот стал отворачиваться.
– Вы знали, что санитарка у доктора Рахима – бот-охранник? – С трудом скидывая с себя пыльник, продолжает геодезист.
Валера изобразил жест, который Горохов никак не смог перевести на простой человеческий язык, он то ли голову склонил налево, то ли плечами пожал. В общем, Валера странно дёрнулся и промолчал.
– Так знали или нет? – Не отставал от него геодезист.
– Ду-думал, но не знал. Я доктору Р-а-ахиму не был бо-ольшим другом. Он со мной не в-всем делился. Я ду-ду-думал, что она бот.
– Ду-ду-думал, – невесело повторил геодезист, приспуская штаны.
Всё правое бедро от колена было синим.
– Она бьёт ногой как кувалдой, сам не понял, как живым оттуда вышел. Надо было поделиться своими думами. Мы ведь с вами теперь, вроде как, партнёры. Кстати! А откуда вы знаете про «Чайхану»?
– С… соседка ск-казала, что все-ех людей Ахмеда побил кто-то. Я сразу на ва… вас подумал. – Генетик подошёл к нему, поднёс лампу и отсмотрел ногу. – Да, это… Си-ильно она вас била…
– Она мне ещё и рёбра сломала, – сказал Горохов, задирая рубаху и кольчугу.
– Да. Ско-орее всего, – говорит Валера, осматривая ещё один синяк, но уже на его боку, – вам ну… нужен покой.
– Очень нужен, – сказал геодезист, заправляя рубаху и застёгивая ремень на брюках. – Но ещё больше мне нужны боты и всё, что с ними связанно. Ботов мне обещала Антонина, сказала, что даст парочку. А вот то, что с ними связано, мы с вами должны найти.
Валера встал перед ним, один его глаз смотрит прямо на Горохова другой на стену, кажется, предложение геодезиста ему не по душе.
– Что? – Чуть грубо спрашивает Горохов.
Валера трясёт головой.
– В чём дело, мы поедем в «санаторий», может, Рахим ещё не спалил его и не взорвал, возьмём там всё, что может пригодиться для вашей лаборатории.
Генетик опять трясёт головой. «Ничего не выйдет. Не получится».
– Почему? – Спрашивает Горохов.
– Нас… нас с вами с… съедят.
– Дарги? – Догадывается Горохов. – Которые охраняют «санаторий»?
Валера кивает:
– О-они слушаются Рахима, он для них Старший Б-брат. Вернее, он с-слуга Старших Братьев.
Горохов хмыкнул, он не был из тех людей, что отступают у самого порога, в шаге от заветной цели. Даже сломанные конечности его сейчас не остановили бы.
– Ну, значит, попросим пристава или наймём людей. Да, если пристав не даст своих, так найду денег и найму людей. Сколько там даргов, десяток? Полтора? Вы знаете, сколько рядов охраняют «санаторий»?
– Н-нет. Не ну-ужно. – Генетик махнул рукой. – Не ну-ужно всего э-этого.
– Почему?
– Вс-всё, что там есть, у меня ту-ут, – он постучал себя пальцем по правому виску. – Са-са-самое главное, ценное это ко-о… конс…
– Конструкты? – Догадался Горохов.
Валера кивнул: «Да, именно».
– Но… но их там нет. Я сам их с-сделать не смогу. Про… про… протоплазму смогу, их – нет…
– А конструкты привозил Виктор? – Произнёс Горохов.
Валера кивает.
– То есть, доктор получал на бота заказ, сообщал Виктору, какой бот нужен, сам готовил человека для переделки, а Виктор привозил необходимый конструкт? Ну, а бота уже растили вы с доктором.
Генетик кивает несколько раз подряд.
Геодезист молчит, он думает:
«Ему нет смысла врать. А если не врёт, то его нужно отсюда эвакуировать, и побыстрее. Да, его эвакуирую, сам жду ботов от Антонины и с ними тоже ухожу, делать тут больше нечего, думаю, что Рахима и Виктора я тут уже не дождусь. Они тут уже не появятся. Лезть в степь и отвоёвывать «санатории» нужно сейчас, потом, когда соберу людей и снаряжение, смысла в этом может уже и не быть. Да, эвакуация генетика и ботов, на этом и остановлюсь. Пожалуй, это будет оптимальное решение».
Он ещё раз оглядел дом, ванну с мутной протоплазмой и червями в ней, захламлённые стеллажи и верстаки, старую мебель:
– Собирайте вещи, Валера.
– У… у меня мало вещей, только за-записи.
– Отлично, тогда берите их, и идем.
– Уезжаем?
– Да.
– П… п-прямо сейчас?
– А что вас тут держит?
– Ничего. Но… но дом. Он до… дорогой.
Горохов поглядел на потолок дома, на старый крошащийся уплотнитель под крышей, на облупленные стены, на окно с непрозрачными стёклами. Дом – старый бетон со щелями под крышей. И он сказал, взглянув на Валеру:
– Собирайтесь, а за дом не волнуйтесь, продадим его через банк, у меня там знакомые, они помогут.
Валера стал собирать старые тетради, отдельные листы, какие-то свои вещи и складывать всё это, нет, не в рюкзак и не сумку, а в корзину, плетённую из проволоки.
«Всё-таки, он очень странный человек».
Горохов сидел на краю стола и рукой аккуратно, чтобы не вызвать боль в груди, растирал себе бедро, надеясь, что оно престанет ныть от такого массажа.
А Генетик вдруг остановился, престал собирать бумажки с верстака, как будто что-то вспомнил, взглянул на геодезиста и заговорил:
– Од… один раз, на вахте у бур-ровиков, погибли лю-люди, и ран… были раненые. Компания пр-росила с-срочно у Ра-рахима разнорабочих.
– И? – Горохов заинтересовался, даже перестал растирать ногу.
– Он не стал ждать Ви… Виктора…
– Конструкт был у него?
– Не.. Нет, мы по-пошли в «Столовую», и он вынес д-две банки к… к…
– Конструкта?
Валера кивает.
– Получается, у татарки Кати был конструкт?
– Д-да, – кивнул генетик.
– Валера, – серьёзно сказал геодезист, – а почему вы мне сразу об этом не сказали?
– За… Забыл.
– Валера, – теперь Горохов говорил уже достаточно жёстко, – мы не в игры играем, понимаете, «забыл». У нас дела так не делаются. Если мы партнёры, а я надеюсь, что это именно так, то вы отныне ничего не забываете и ни о чём не думаете. Всё, что касается дела, вы рассказываете мне. Напомню вам, если бы вы сказали мне, что у доктора Рахима есть бот-страж, сейчас, скорее всего, доктор был с нами.
Валера понимающе кивал.
– Ладно, давайте навестим «Столовую», – сказал Горохов, слезая со стола, – вы уверены, что там нет ботов охранников?
Теперь Валера тряс головой, выражая полную неуверенность.
– Вещи собрали? – Спросил Горохов, доставая из кобуры револьвер.
Валера кивнул. Он откинул барабан, проверил патроны. Горохов и так знал, что патроны все на месте, просто это был его персональный ритуал.
– Ну, тогда пошли.
Он ещё издали понял, что там что-то не так, что-то происходит. У тягачей, что стояли недалеко от «Столовой», собрались люди. Они явно прятались за ними, с опаской выглядывая из-за больших колёс.
– Мужики, что там? – Спросил Горохов у парочки техников и солдата, который были ближе к нему.
– В «Столовой» стрельба, – сказал один из техников.
– Стрельба? – Удивился Горохов. – Такое тихое место было всегда.
– Вот-вот, – поддержал разговор другой техник. – Мы там всё время сидели, а теперь эта мелкая официантка…
– Ёзге её зовут, кажется? – Вставил Горохов.
– Не знаю, как её зовут, короче, в общем, она стала всех выпроваживать.
– Ни с того ни с сего стала? Просто так стала выпроваживать? – Уточнил геодезист.
– Сначала стала просить всех на выход, но люди-то деньги заплатили, хотели выпить и поесть, не слушали её, не хотели выходить, так она вышла с оружием, вывела бабу полуголую на середину зала, поставила её на колени и выстрелила ей в голову, а потом как заорёт: «Всем покинуть помещение, или я продолжу стрелять!»
– Она так и сказала: «Всем покинуть помещение»? – Уточнил Горохов.
Техники переглянулись:
– Так и сказал, – произнёс один из них.
– А пристава вызвали?
– Пытаются связаться с ним, – сказал солдат, что прислушивался к их разговору, – он ушёл с группой разведки вперёд, но вряд ли он из-за стрельбы в кабаке бросит всё и вернётся обратно.
– Это точно. – Согласился геодезист. – Сейчас для пристава главное –караван с водой.
Он выглянул из-за огромного колеса тягача. Стекло в одном из окон столовой имело маленькую круглую дыру с расходящимися от неё трещинами.
Недолго думая, он достал револьвер, взвёл курок, вышел из-за тягача и быстрым, насколько позволяла больная нога, шагом двинулся к столовой.
– Эй, мужик, ты куда, – крикнул ему вслед солдат, – рехнулся, что ли?
Стараясь не маячить перед окнами и держаться ближе к углу дома, он дошёл до угла без всяких приключений, остановился, прислушался. Сдвинувшись на пару шагов от угла к окну, он тихонечко заглянул как раз в то пробитое пулей стекло.
«Ну, конечно, отсюда хрен разглядишь, что в этом тёмном зале. Придётся входить. Интересно, зачем Ёзге прикончила бота, зачем затеяла стрельбу?»
– Что там? – Раздалось у него за спиной.
Горохов обернулся и удивился. Это был Валера, и он совсем не заикался. Его глаза смотрели почти в одну сторону.
– Какого дьявола! Почему вы не остались там? – Зашипел геодезист.
«Вот не хватало, что бы тебя тут, симпатягу, хлопнули, тогда мне вообще придётся возвращаться с пустыми руками».
Валера пожал плечами:
– Думал, мы вместе поищем к-конструкты.
– Стойте тут, пока не позову, – произнёс геодезист и склоняясь, чтобы его не было видно из окна, пошёл ко входу.
Уже у двери он присел на корточки и чуть приоткрыл дверь, просунул в щель револьвер и заглянул внутрь.
Он никого не увидал и отворил дверь посильнее, морщась от боли в ноге, прополз почти на корточках внутрь, внимательно вглядываясь в сумрак дома. Было тихо. И пахло. Но не плохой стряпнёй, не вином, не прогорклым маслом, в столовой пахло как раз тем, к чему он давно привык – порохом и кровью. А ещё тут, опять же, всё для него привычное, валялись пистолетные гильзы и осколки стекла, крошево штукатурки со стен.
Разглядеть, что происходило, было почти невозможно, и Горохов не решался поднимать голову. Но сидеть тут, высиживать под столом ему вовсе не хотелось, нужно было найти конструкты.
Он поднял голову, осторожно выглядывая из-за спинки стула.
И тут же услышал:
– Горохов, это ты? Увидишь эту мелкую тварь, сразу стреляй, она рехнулась.
Он сразу узнал этот высокий звонкий и красивый голос.
«Люсечка? Твою ж мать, откуда ты тут?»
– В кого стрелять? – Он сделал вид, что не удивлён.
– Она там, около стойки, с того конца, что слева от тебя. Это она всех тут перестреляла, – продолжала Людмила. – Она и меня хотела убить, но я в неё первая попала.
– Госпожа Брин, вы стреляли в ребёнка?
– Она рехнулась, она застрелила всех ботов-проституток и хозяйку Катю. Она ещё и меня собиралась убить! – Кричала Людмила.
Да, кричала, вот только Горохов ей несильно верил.
– Госпожа Брин, а что вы тут делали? – Крикнул он и вытянул шею, чтобы увидать угол стойки.
Людмила молчала, а он и вправду увидал Ёзге. Та сидела на коленях, привалившись к стойке. Девочка смотрела на него. Она плакала. Смотрела на Горохова, прямо ему в глаза, и плакала.
– Ёзге, это я, – крикнул Горохов, – ты меня помнишь?
Она только всхлипнула в ответ, да, она его помнила, она его узнала.
– Ёзге, ты ранена? – Продолжал он. – Не можешь говорить – кивни, просто кивни мне.
Девочка просто смотрела на него и плакала. Не кивала, не отвечала ему просто сидела у стойки и плакала.
– Да ранена она, ранена, – кричала банкирша.
– Не волнуйся, – продолжал Горохов, – со мной врач, отличный врач, его зовут Валера, ты его знаешь, он тебе поможет, – говорил он, осторожно вставая с пола, чтобы Ёзге его увидала.
– Нет, – вдруг резко крикнула девочка, – нельзя! Нельзя!
Горохов встал уже в полный рост.
– Сядь, дурак, – закричала Людмила, – она убьёт тебя.
Но геодезист не слушал, он поднял револьвер вверх. И тут увидел, что Ёзге двумя руками, двумя маленькими детскими руками держит большой армейский пистолет.
– Слушай, девочка, если ты ранена, то Валера тебя вылечит, знаешь, какой он хороший доктор, ты только положи пистолет. Если ты не сможешь идти, я тебя понесу. Хорошо? Ну, клади пистолет на пол.
– Я не могу… – Вдруг завыла девочка. – Не могу.
– Что за ерунда, ты всё можешь, брось пистолет на пол, и я к тебе подойду. Возьму на руки, и доктор положит тебя в ванну, через три дня ты будешь здорова.
– Я не могу, – прокричала девочка.
– Да почему же? – Горохов старался говорить спокойно.
– Потому что у меня директива. А эта сволочь, банкирша, меня ранила, ранила, я не успела выполнить директиву. – Кричала Ёзге. – Я должна выполнить директиву! А я не могу уже, не могу…
Он увидел, как девочка поднимает пистолет, и сразу свалился на пол. Девочки девочками, а пистолет у неё, между прочим, девятимиллиметровый, одной пули в башку ему будет достаточно.
Хлопнул выстрел. Тихо упала на пол пластиковая гильза.
– Ёзге не стреляй! – Заорал он. – Подожди!
– Всё, кончилась, – крикнула Людмила, вылезая из-под стола, что стоял в самом углу зала.
– Что? – Не понял Горохов, всё ещё не вставая с пола.
– Она башку себе отстрелила, – произнесла банкирша. – Можешь вставать.
Женщина осторожно шла по залу с пистолетом в руке, как раз туда, где сидела девочка.
Горохов приподнялся, дотянулся до красавицы и вырвал пистолет у неё из руки.
– Эй, ты что? – Возмутилась она.– Я ж за тебя.
– Так мне будет спокойнее, – сказал геодезист, пряча её пистолет в карман, – кстати, а что вы тут делает?
– А ты что? – Нагло ответила Людмила.
Её зелёные глаза… Даже если бы она пыталась, и то не смогла бы скрыть хитрость и изворотливость, что прямо излучали эти её глаза. А она и не пыталась. И со своей хитростью была очень привлекательна.
Горохов ей не ответил, в дверь заглянул Валера, и он сказал ему:
– Где может быть то, зачем мы сюда пришли?
– То-олько в холодильнике.
– Найдите их, – сказал геодезист.
Валера, покачиваясь, пошёл по залу за стойку, с опаской поглядывая на труп бота посреди зала и на труп Ёзге у стойки.
– Эй-эй, стойте, – закричала Людмила, – мне тоже тут кое-что нужно.
Она кинулась было за Валерой, но Горохов поймал её за рукав:
– Вам тут ничего не нужно, – холодно сказал он.
– Не нужно? – Она смотрела на него очень, очень сердито. – Мне не нужно?
– Нет, не нужно.
– О-фи-геть! Вы поглядите на него. Не нужно! Я тут уже два с лишним года. Два с лишним года в этой поганой глуши, в этой бесконечной жаре, в месте, где нет ни одного массажиста и ни одного бассейна! Где я каждый божий день стояла за банковской стойкой, как безмозглая дура, больше ни на что не способная, и каждый день ложилась в кровать с ничтожным придурком, и всё ради дела, ради нужного дела. И тут появляется вот этот красавчик и говорит, что мне теперь ничего не нужно.
Она ещё говорила, а с кухни уже вышел Валера. Он улыбался, насколько умел, и показывал геодезисту четыре стеклянные банки. Вернее, это были стеклянные блюдца в десять сантиметров, плотно закрытые крышками.
– Это то, что нам нужно? – Спросил Горохов.
Валера кивнул.
– Ну, тогда пошли.
– Се… сейчас. Н-нужна су-умка термос. Сейчас н-найду и поедем.
– Офигеть, – воскликнула Людмила. – Четыре! Дайте мне одну, Горохов!
Он покачал головой.
– Горохов, всего одну! Я тебя прошу, у тебя их четыре, – она вцепилась в рукав его пыльника и так тянула, что у него в боку заболело место, где были сломаны рёбра. – Дай мне всего одну банку, и я буду вечной твоей должницей. Вечной!
Сомневаться не приходилось. Она была настроена очень серьёзно. Геодезист даже обрадовался, что отобрал у неё пистолет.
– Так вы были в курсе всего тут происходящего? – Чтобы как-то оттянуть время, спросил он.
– Я же говорю, я тут два с лишним года. Я уже всю их кухню знала, – отвечала Людмила. – Я уже думала, как подобраться к этой «Столовой», мне нужны были деньги, нанять людей, и тут ты появился.
– Зачем вам нужны были люди?
– Я думала, что она, – Людмила указала на Ёзге, – бот-страж. Я хотела ночью проникнуть сюда, но боялась делать это одна.
– Она бот-сраж? – Горохов засмеялся. Он очень сомневался в правоте банкирши. – Да она вообще, по-моему, не бот, тут главная была татарка Катя.
– Иди сюда, – Людмила потащила его за стойку. Там на полу лежало грузное большое тело, по одежде и тряпке на лице Горохов понял, что это татарка Катя. – Вот это татарка Катя.
Людмила не поленилась, сдёрнула с лица мёртвой женщины тряпку:
– Вот твоя татарка Катя, это просто киоск гнилого мяса.
Горохов увидал страшно обезображенный проказой низ лица старой женщины. Это её он видел той ночью в окно. Это она ему говорила, чтобы он уходил.
– Проказа уже почти сожрала её мозг и нервную систему, она почти овощ, а всем здесь заправляла вот эта, – Людмила указала на Ёзге.
– Да не может этого быть, она очень умная девочка, разве боты могут быть такими, – не верил Горохов.
Банкирша посмотрела на него и скривилась. Что за болван! Она села на корточки перед телом девочки и начала расстёгивать ей ремень. Горохов был удивлен, но не мешал Людмиле.
«Да, эта Люсечка – стальная баба, ничем не брезгует, на всё способна».
Она, наконец, расстегнула ремень и стащила брюки до колен девочки:
– Надеюсь, ты знаешь, как выглядят женские половые органы? – Сказал Людмила вставая.
Никаких половых органов у девочки не было, там, где они должны были быть, вообще ничего не было, даже растительности.
Горохов был ошарашен. Он почесал лоб, сдвинув фуражку на затылок.
– Эт… это для эк-кономии. – За его плечом появился Валера. – М-мочевой пузырь объединяется с ки… кишечником, ни-ничего сложного. Только с… сфинктер нужен помощнее… и всё.
И Горохов, и Людмила с удивлением поглядели на него. У генетика на левом плече висела сумка-термос, и он умудрялся смотреть на них обоих одновременно, не поворачивая головы ни к кому из них.
– Валера, вы знали, что она бот?
– Не… не… не… – Затряс головой генетик.
– А как вы поняли, что она бот? – Всё ещё удивился Горохов.
– Эта тварь за два года ни на сантиметр не выросла, – отвечала Людмила чуть нехотя.
«А ты молодец, молодец».
– Ну, так что, вы дадите мне хоть одну банку? – Спросила она.
Геодезист ей не ответил, он повернулся к Валере:
– Всё в порядке?
– Д-да, – кивнул тот.
Горохов взял его под руку и повёл к выходу.
– Эй, стой, уполномоченный, стой, – закричала банкирша и кинулась за ними, опрокидывая стулья.
Горохов выпроводил Валеру на улицу и остановился в дверях пред ней:
– Извините, но у меня нет для вас лишних образцов, – произнёс он сухо.
Она подошла к нему вплотную, вцепилась ему в рукав своими красивыми, длинными пальцами с маникюром, прижалась к нему и заговорила вкрадчиво и с жаром, который мог убедить любого:
– Горохов, ты даже не представляешь, что ты можешь получить взамен на всего одну банку. Понимаешь?
– Я уполномоченный Чрезвычайной Комиссии, вы даже и представить не можете, что мне уже предлагали.
– Послушай меня, Горохов, – она не отпускала его. – Послушай, ты можешь прожить до семидесяти лет, до восьмидесяти, ты даже не представляешь, где мы находимся, для нас долголетие – это уже свершившийся факт. Хочешь дожить до восьмидесяти лет? Это возможно, это наша новая генетика, мы очень далеко ушли, но нам нужны новые и новые генетические образцы пришлых, чтобы уйти ещё дальше. Может быть… Может быть, и до бессмертия. Понимаешь, Горохов? Новая генетика – это возможность жить до восьмидесяти.
– При моей профессии это маловероятно, – геодезист усмехнулся, – пулям, как правило, плевать на генетику.
– Так ты сможешь бросать свою работу, нафиг тебе работать! За каждую банку с образцами мы тебе дадим десять тысяч рублей. Понимаешь, боты для исследований почти бесполезны, вылавливать в них нужные клетки очень сложно, нам нужны эти образцы. Именно они необходимы для исследований. И мы готовы платить. Сорок тысяч, Горохов! На эти деньги ты сможешь спокойно жить на берегу моря где-нибудь на Печорской Губе, под персиками, не болея проказой или ещё чем-то подобным. Мы дадим тебе всё!
– Да, а кто эти «мы»? Не могли бы вы уточнить, с кем я имею дело? – Спросил он.
– Этого я сказать не могу, – сразу ответила она, – ну, пока мы не договоримся, во всяком случае.
«Ну, я так и предполагал».
– Потом ты всё узнаешь, – обещала красавица.
– Очень хотелось бы, что бы так и случилось, но, к сожалению, у меня нет для вас лишних образцов. – Холодно сказал он и, вырвав из её пальцев свой рукав, вышел на улицу, где его ждал Валера.
– Подожди, – она бежала за ним, – подумай, не торопись, всё взвесь.
– Хорошо, я всё взвешу, – обещал геодезист, не останавливаясь, – но Валера с образцами уедет с караваном сегодня. Так мне будет спокойнее.
– Стой, стой, – закричала Людмила, – подожди!
Он почувствовал, что теперь она сильно волнуется. И они с генетиком остановились.
– Ну, что ещё?
– Я даю тебе информацию, и если ты сочтёшь её ценной, то даёшь мне одну, всего одну банку! А если информация ерунда, то ты не дашь мне образец. Давай?
– Ну, хорошо, – Горохов усмехался, заранее полагая, что выиграет.
– Брин и Коля оружейник послали людей, чтобы вернуть в город пристава и его людей, они хотят убить тебя.
Горохов перестал улыбаться и сказал почти с угрозой:
– Убить уполномоченного – верный способ дождаться двух уполномоченных.
– Им плевать, – с жаром продолжила Людмила, – они сделают всё, что бы ты отсюда не уехал. Они уже оговорили, кто и сколько денег даст. Сами они боятся, но за три тысячи люди пристава готовы на всё. Среди них полно отбитых мужиков со всей степи. Они убьют тебя, лишь бы ты не доехал до Соликамска.
А вот это было похоже на правду. Кажется, она не врала, и если это так, то ему никак нельзя было тут оставаться.
– Ну, эта информация стоит одной банки? – Спросила она с видом победителя.
Горохов повернулся к Валере:
– Ключ от вашего дома где?
– В… вот, – генетик достал из кармана ключ.
Горохов забрал у него ключ и протянул Людмиле:
– В холодильнике у Валеры стоит один конструкт, это гены рабочего-подсобника, они нам не нужны. Можете взять их себе, дом, кстати, тоже.
Геккон не хватает своим языком саранчу так быстро, как цепкая лапка Людмилы схватила ключ.
– Я с вами в расчёте, – сказал Горохов.
Но Людмила его не слушала, она чуть не бегом спешила к дому генетика.
– Но… У меня в… в холодильнике н-нет конструкта, – удивлённо сказал генетик.
– Я государственный служащий, – медленно и важно произнёс геодезист, – я работаю на государство, а она на частную лавочку. За информацию она получит ваш дом, а биоматериалы получит наша лаборатория. Вот так вот, друг мой. И никак иначе. Пойдёмте, нам пора уезжать.
Первый в колонне тягач громко заревел двигателем, выбросив в воздух чёрную струю выхлопа. Горохов прибавил шаг.
Там, в голове колонны, он сразу нашёл командира конвоя, у него была рация, он был крепок и мордат, был в хорошей броне и в каске. Разглядев четыре звезды на запылённом пыльнике, геодезист подошёл к нему:
– Я уполномоченный Горохов, мой мандат номер сто шестьдесят. Мне нужно доставить важного свидетеля в Соликамск. – Говоря это, Горохов разломил большую пуговицу и, достав из неё толстую и большую пятирублёвку из меди, сунул её в крепкую руку капитана. – Я прошу довезти меня и свидетеля до Соликамска.
Капитан взял монету и пару секунд стал её разглядывать. А потом поднял к Горохову глаза и сказал:
– Пару минут назад пристав со мной связывался.
Он сделал паузу.
– Пристав сказал, что в городе действует бандит, который выдаёт себя за уполномоченного. Он убил много людей. Пристав просил меня смотреть в оба, чтобы бандит не покинул город, прикрываясь конвоем. – Продолжал капитан, возвращая монету Горохову.
Горохов сжал монету. Всё менялось, менялось. Теперь ему нужно было уходить. Доставать транспорт и быстро уходить. Быстро. Он взглянул на генетика.
«С ним? Быстро?»
А мордатый капитан, пока Горохов обдумывал сложившуюся ситуацию, потянулся вверх и постучал ладонью по железной двери тягача.
Дверь чуть распахнулась и сверху свесилась голова техника или водителя:
– Дима, – кричал капитан, перекрикивая урчание двигателя, – возьми двух пассажиров.
– Семёныч, так нельзя же, – кричал Дима сверху. – Сам же знаешь.
– Лучше тебя знаю, – кричал капитан, – бери пассажиров.
– А что в рапорте писать?
– Чрезвычайная ситуация, – крикнул капитан и, повернувшись к Горохову, сказал, – давайте, товарищ уполномоченный, загружайтесь.
– А как же пристав? – Улыбнулся геодезист, протягивая капитану руку.
– Да пошёл он, – капитан пожал его руку, – мне эта местная сволочь никогда не нравилась.
Горохов, морщась от боли и в боку, и в ноге, полез за Валерой в кабину.
О, как там было хорошо: мягкие кресла, кондиционер, кулер с холодной водой. Даже туалет и место для сна второго водителя. Он уселся у окна, стянул пыльник, снял фуражку и спросил:
– Дима, а когда поедем?
– Первый сигнал от разведчиков был, ждём второго. Это минуты две-три, не больше.
Валера удивлённо вертел головой, ему тут всё было интересно, а геодезист откинулся на спинку кресла и вытянул ногу. Всё было хорошо, можно было и поспать. Только вот бок у него болел, но это ничего, он потерпит, до Соликамска всего три дня пути.
Обложка авторская.