Genre
sf_action


Author Info
Крис Райт


Шрамы


Изо всех Легионов Астартес самыми таинственными и непредсказуемыми являются Белые Шрамы примарха Джагатая-хана. Рождённые в цивилизации, признающей только честь, скорость и устрашающую преданность, даже во время разрывающей галактику на части Ереси Гора было непонятно, чью сторону примут Белые Шрамы. В той войне обе стороны надеялись, что Белые Шрамы примут их сторону. Но теперь, когда Альфа Легион совершил необъяснимый и беспричинный удар по войскам Белых Шрамов и Космических Волков, Хану предстоит раз и навсегда решить будет ли он сражаться на стороне Императора или Магистра Войны. Или же не будет сражаться ни на чьей стороне…
1.0 — создание файла fb2, структура, вычитка, скрипты, редактирование Zver_506
Крис Райт
ШРАМЫ
Легион разделился
Ханне с любовью
THE HORUS HERESY®
Это легендарная эпоха.
Галактика объята пламенем. Великий замысел Императора относительно человечества разрушен. Его любимый сын Гор отвернулся от света отца и принял Хаос.
Его армии, могучие и грозные космические десантники, втянуты в жестокую гражданскую войну. Некогда эти совершенные воители сражались плечом к плечу как братья, защищая галактику и возвращая человечество к свету Императора. Теперь же они разделились.
Некоторые из них хранят верность Императору, другие же примкнули к Магистру Войны. Среди них возвышаются командиры многотысячных Легионов — примархи. Величественные сверхчеловеческие существа, они — венец творения генетической науки Императора. Победа какой-либо из вступивших в битву друг с другом сторон не очевидна.
Планеты пылают. На Исстване V Гор нанес жестокий удар, и три лояльных Легиона оказались практически уничтожены. Началась война: противоборство, огонь которого охватит все человечество. На место чести и благородства пришли предательство и измена. В тенях крадутся убийцы. Собираются армии. Каждый должен выбрать одну из сторон или же умереть.
Гор готовит свою армаду. Целью его гнева является сама Терра. Восседая на Золотом Троне, Император ожидает возвращения сбившегося с пути сына. Однако его подлинный враг — Хаос, изначальная сила, которая желает подчинить человечество своим непредсказуемым прихотям.
Жестокому смеху Темных Богов отзываются вопли невинных и мольбы праведных. Если Император потерпит неудачу и война будет проиграна, всех ждет страдание и проклятие.
Эра знания и просвещения окончена. Наступила Эпоха Тьмы.
Действующие лица
ПРИМАРХИ
Джагатай-хан — Боевой Ястреб, примарх V Легиона «Белые Шрамы»
Леман Русс — Волчий Король, примарх VI Легиона «Космические Волки»
Магнус Красный — Алый Король, примарх XV Легиона «Тысяча Сынов»
Рогал Дорн — Преторианец Императора, примарх VII Легиона «Имперские Кулаки»
Мортарион — Повелитель Смерти, примарх XIV Легиона «Гвардия Смерти»
Сангвиний — Ангел, примарх IX Легиона «Кровавые Ангелы»
Фулгрим — Фениксиец, примарх III Легиона «Дети Императора»
V ЛЕГИОН «БЕЛЫЕ ШРАМЫ»
Таргутай Есугэй — задьин арга, советник примарха
Хасик — нойон-хан орды Камня
Шибан-хан — командир братства Бури
Джучи — легионер братства Бури
Сангджай — апотекарий братства Бури
Чел — легионер братства Бури
Джемулан — нойон-ха, орды Земли
Торгун-хан — командир братства Луны
Хибу-хан — командир братства Рассветного Неба
Халджи — прикомандированный Илье Раваллион адъютант
Лушан — командир "Серповидной Луны"
VI ЛЕГИОН «КОСМИЧЕСКИЕ ВОЛКИ»
Гуннар Гуннхильт — лорд Гунн, ярл Онн
Огвай Огвай Хельмшрот — ярл Тра
Бьорн Однорукий — вожак стаи Тра
Богобой — легионер Тра
Урт — легионер Тра
Эунвальд — легионер Тра
Ангвар — легионер Тра
Ферит — легионер Тра
Беорт Ранекборн — командир "Филскьяре"
X ЛЕГИОН «ЖЕЛЕЗНЫЕ РУКИ»
Бион Хенрикос — седьмой сержант 10-й клановой роты
XVIII ЛЕГИОН «САЛАМАНДРЫ»
Кса’вен — капитан, 34-я рота
XV ЛЕГИОН «ТЫСЯЧА СЫНОВ»
Азек Ариман — главный библиарий
XVII ЛЕГИОН «НЕСУЩИЕ СЛОВО»
Кал Зедеж — сержант приданного отряда Йеса Такдар и командир «Воркаудара»
Ледак — легионер Йеса Такдар
Ровель — легионер Йеса Такдар
ИМПЕРСКИЕ ПЕРСОНАЖИ
Малкадор Сигиллит — Имперский регент, Первый лорд Терры
Константин Вальдор — капитан-генерал Легио Кустодес
Илья Раваллион — генерал, Департаменто Муниторум
Цзян Цу — глава говорящих со звездами, «Буря мечей»
Табан — командир сенсориума, «Буря Мечей»
— Материя — рабыня, к какой бы области сущего она не относилась. В мире чувств она ограничена безмолвными законами пространства, времени, логики и чисел. В другом измерении она прикована к иным неизменным константам — мечтам, надеждам, порочным желаниям. Они — физические принципы по ту сторону бытия. Как наши кошмары, изгоняемые бескомпромиссным рассудком, всего лишь тени в этом мире, так и порядок — всего лишь призрак за границей реальности.
Какой из миров более реален? Какой из них выстоит, а какой обречен на гибель? Вы можете сказать: ни тот, ни другой, потому что они отражения друг друга. Это ложь. Вы должны выбрать. Мы узнали об этом за семь лет кровопролития и вынужденного взросления.
Вы должны выбрать.
Как демоны, так и смертные могут обладать величием. Тому же, кто колеблется, увиливает, осторожничает, не место на небесах.
Пролог
БРАТЬЯ
Мальчик перевернулся на живот, отхаркиваясь кровью сквозь сломанные зубы. Он пополз по жесткой траве, пока не почувствовал, как его снова схватили чьи-то руки.
Отступи, затем снова нападай.
Слова пронеслись в голове, когда его потянули за разорванный кафтан. Это был первый принцип военного искусства хин-зан — вывести из равновесия, заставить ошибиться, нанести контрудар.
Таму резко поджал колени и вырвался из хватки. Он услышал удивленный хриплый возглас, когда его гибкое тело рвануло вперед, сбив с ног одного из противников.
Мальчик резко развернулся, выбросив крепко сжатый кулак, и почувствовал, как тот попал в цель. Еще один хрип, еще одно отлетевшее тело.
Что-то ударило в висок, снова сбив его с ног. Трава перед глазами расплылась. Лицо уткнулось в дерн, а между сжатыми зубами заскрипел песок.
Посыпались новые удары: по ногам, по открытой спине. Он извивался, пытаясь найти способ вырваться. В затылке вспыхнула горячая и влажная боль.
Один из них наклонился, собираясь покончить с ним. Он протянул руку к шее мальчика, чтобы приподнять его, а затем ударить головой о землю. Таким способом талскар демонстрировали превосходство над противником.
Отступи, затем снова нападай.
Таму выждал всего долю секунды. Затем снова взвился, изогнувшись, как угорь. Он развернулся и схватил врага за грудки. Взглянув в его изумленное лицо, мальчик рассмеялся и тут же ударил головой в бровь. Брызнула кровь, и его противник отшатнулся от удара.
Таму подумал, что если сможет раскидать всю группу, как-то вырваться и избавиться от них, то, спустившись по высохшему руслу реку, окажется в безопасности. Надежда быстро умерла — его снова схватили, в этот раз две руки крепко держали за плечи. Затем швырнули на спину. Он увидел возвышающиеся над ним три разгневанных лица, каждое было украшено синяками. Еще один сильный удар в диафрагму. Он скрутился, задыхаясь.
— Достаточно.
Они тут же остановились. Замерли. Повернули головы. Их охватила нерешительность.
Таму поднял голову. В глазах расплывалось. Он увидел, как один из противников, прихрамывая, побежал. За ним без оглядки последовали остальные — двое коренастых мужчин из стойбища Алджу с красными кушаками, указывающими на кешик старика. Судя по тому что они бежали все быстрее и быстрее, их словно охватила странная паника.
Таму чувствовал, как по шее стекает кровь. Он попытался подняться и не смог. Ветер был холодным, несмотря на то, что солнце стояло высоко.
Мальчик не видел говорившего. Свет отражался от равнины, ослепляя его. Он приподнялся на локтях.
— Из-за чего драка? — раздался вопрос.
Таму повернул голову на звук. Из дымки вышел человек, его очертания мерцали в чистом воздухе. Он был высоким и широким — невероятно высоким и широким — и облачен в доспех из ярко сверкающих костяных пластин. В руках он держал посох с черепом, а бритую голову прикрывал капюшон.
Таму испугался. Откуда появился этот гигант? Минуту назад пастбище было пустым — только он и трое недругов, сцепившихся с ним, а сейчас бегущих по обдуваемому ветрами Алтаку.
Чтобы ответить, мальчику пришлось приложить определенное волевое усилие.
— Не знаю, — произнес Таму.
Лицо человека оставалось непроницаемым, но Таму заметил на нем веселье.
— Так из-за чего драка? — повторил незнакомец.
Таму почувствовал головокружение. Кровь продолжала течь, хоть и медленнее. Человек ничего не сделал, чтобы помочь ему.
— Я украл адуун, — сказал Таму, решив говорить правду. Он открыл загон Алджу ночью, украл троих его коней и отвел их вниз по реке в стойбище Эрдила. Этим он заслужил себе глоток кумыса и кусок мяса с брюха, это стоило побоев.
— Трое взрослых мужчин против одного мальчишки, — заметил человек. — Им досталось почти так же, как и тебе.
Несмотря на боль, Таму усмехнулся. Все было верно.
Незнакомец присел, став почти вровень с Таму, и пристально посмотрел на него. Мальчик увидел длинный рваный шрам на смуглой щеке. От тела необычно пахнущего мужчины исходил слабый гул, словно где-то в складках плаща мурлыкало животное. У человека были странные глаза — золотистые, приятные и сияющие, как у зверя.
— Как тебя зовут? — спросил он.
— Таму.
— Сколько тебе лет?
— Двенадцать.
Человек скривил губы.
— Восемь терранских, — пробормотал он. — Не слишком поздно.
Таму нахмурился.
— Не слишком поздно для чего?
Человек снова поднялся на ноги.
— Пошли со мной.
Таму помедлил. Голова начала болеть.
— Куда?
По какой-то причине он подумал о матери, отце, братьях, собравшихся в гэре и занятых кучей обычных дел. Они не хватятся его до заката. Возможно, дольше.
— Не спрашивай, — сказал человек в капюшоне. — Делай, как я говорю.
В этот момент на его лице впервые появилась настоящая улыбка с намеком на теплоту. Между жесткими темными губами сверкнули белоснежные зубы.
— Если только ты не думаешь, что сможешь справиться и со мной.
Таму не пошевелился. Он напрягся, также как и раньше, когда его догнали другие.
«Отступи, затем снова нападай», — подумал он.
С темно-серого неба хлестал холодный дождь. Широкий плац был открыт стихии, и капли отскакивали от рокрита, сверкая под светом расположенных по периметру прожекторов. Вдалеке поднимались шпили: Ифигенис, Телеон, Морво. Ровные ряды огней домов были тусклыми и размытыми дождем, ночью и туманом.
Две дюжины мальчиков стояли, дрожа, под ливнем, одетые только в серые робы. Самому младшему могло быть семь, старшему — не более девяти. Они смотрели прямо перед собой, решительно задрав подбородки, по напряженным лицам стекала вода.
Харен дрожал, как и остальные. Несмотря на то, что он был родом из Скандмарка, из-за худобы ему было холодно. Сжав кулаки, он вонзил ногти в ладони, твердо решив не терять контроль. Харен чувствовал, что по обе стороны от него другие мальчики делали то же самое. Треви, Амада, Кенет, все закаляли себя от холода, темноты, усталости, нервозности.
«Ни шагу назад», — подумал он, вспоминая слова человека, который забрал его из дома на ледяном севере и привел через пол-Терры в тренировочные центры в Имамдо. Позже он узнал, что эти слова были кредо организации, которое шептали боевые братья перед битвой. Говорили, что Легион никогда не отступал. Мальчик хотел верить в это. Если это правда, тогда они еще более великие и достойны поклонения.
— Испытание на выносливость, — объявил инструктор, мужчина с суровым лицом и короткими черными волосами. Он стоял сбоку от шеренги, едва глядя на кандидатов. Харен ненавидел его с самого прибытия, они все ненавидели. Теперь мальчик не испытывал никаких чувств к нему, только смутное ощущение, что инструктор еще одно препятствие в жизни, состоящей из препятствий. За последние два месяца Харена испытывали, проверяли, били, воспитывали, унижали и изнуряли. Испытания больше не причиняли боль, но напоминали ему о цели. Теперь он был близок. После столь долгого ожидания, он был так близок.
Инструктор задрал голову, подставив лицо под брызги дождя, и кисло взглянул на небеса.
— За вами будут наблюдать. Не помогайте своим братьям — это индивидуальное упражнение. Приступайте по звуку гонга.
Харен попытался расслабиться. Он оглядел рокритовую арену перед собой. По ее краю тянулась длинная петляющая трасса. На всем ее протяжении были разбросаны препятствия: рампы, ямы, стены, полузатопленные туннели. Он проходил этот маршрут много раз, иногда не один раз за день. Ему были знакомы каждая трещина и грязная лужа.
Он задумался над тем, сколько времени будет длиться испытание. Его будут проводить достаточно долго, чтобы отсеять самых слабых и увидеть какие результаты дают тренировочные программы.
Харен взвесил свои шансы. Они были хорошими. Стоять неподвижно и дрожать на холоде было самой сложной частью испытания, его мышцы среагируют, как только он придет в движение.
Треви наклонился поближе.
— Удачи, — пожелал он.
Харен кивнул в ответ. Его желудок так скрутило, что он не мог говорить. Было такое ощущение, что мышечное напряжение могло распространиться и на сердце.
Прозвучал гонг.
Мальчики бросились бежать. Никто из них не разгонялся, так как все знали, каким тяжелым будет испытание. Никто не плелся, понимая, какое наказание последует за недостаточные усилия. Все двадцать четыре мальчика выбежали на трассу, быстро войдя в заученный ритм, выровняв дыхание, вдыхая через нос, а выдыхая через полуоткрытый рот. Они держались неплотной группой, двигаясь по мокрой поверхности в изношенной тренировочной обуви.
Харен нашел свой темп в середине группы. Он позволил разуму скользнуть в полусознательное состояние, как обычно во время упражнений на выносливость, повторяя ничего не значащие фразы снова и снова в такт со звуком бегущих ног.
Ни шагу назад. Ни шагу назад.
У некоторых мальчиков сразу же начались проблемы. Их мышцы переохладились за время долгого ожидания, или же организмы были обезвожены, а может быть сказывались полученные в предыдущих испытаниях травмы. Харен не обращал на товарищей внимания. Он безостановочно бежал, взбирался на рампы, перепрыгивал через ямы, карабкался на стенки и спрыгивал с противоположной стороны. Мальчик легко перешел на беговой ритм, чувствуя, что сердце и легкие совпадают с равномерным тактом, который он мысленно отбивал.
Он задумался. Ему было сложно не вспоминать прежнюю жизнь — свою краснощекую маму со стянутыми в узел белокурыми волосами, отца с редеющей шевелюрой, старшую сестру с тихим голосом и острым зрением. Упражнения были разработаны, чтобы помочь забыть тех, кого покинул, но воспоминания возвращались в самый неподходящий момент. Харен иногда задумывался: исчезнут они когда-нибудь полностью. Возможно, после Вознесения. Насколько он знал, оно стирало все воспоминания, полностью очищая разум.
Ни шагу назад.
Он продолжал бежать. Круги трассы следовали один за другим, снова и снова. Он начал чувствовать первые симптомы мышечной усталости. Вспыхнула боль в старых ранах на коленях. Легкие пульсировали при каждом глубоком вдохе холодного воздуха. Круги мелькали, сливаясь друг с другом.
После двух часов выбыл первый мальчик, он судорожно пытался вдохнуть воздух, ноги тряслись под дождем. Работники центра помогли ему подняться и увели прочь.
Харен позволил себе на миг удивиться. Товарищ оказался неожиданно слабым. Возможно, он был болен, но это несомненно ставило крест на его стремлении к Вознесению. Что теперь будет с ним? Об этом никогда не говорили. Вероятно, провалившихся отправляли домой. А может быть нет.
Ни шагу назад.
Следующий выбыл намного позже. Затем сдались еще несколько, рухнув от изнеможения. Их унесли.
После этого Харен оказался в начале группы. Он поддерживал темп, стараясь не ускоряться. Мальчик упорно преодолевал рампы, переводя дух на обратной стороне. Ноги становились все тяжелее, мышцы груди напряженнее. Начала кружиться голова, он почувствовал первые приступы тошноты. Круги под дождем следовали один за другим, действуя усыпляюще.
Следующим выбыл Амада, его худое лицо было перекошено от боли. Чуть позже последовал Кенет. Они падали, как мухи, оступаясь в воде или сваливаясь на обочину трассы. Харен слабел. Дыхание становилось тяжелее. Ноги горели от ударов об землю, при каждом шаге колени пронзала острая боль. Второй гонг все еще не раздавался. Мальчику страстно хотелось услышать его.
К этому времени рядом оказался Треви. Харен мельком глянул на его лицо, искаженное болью. Почти полдюжины мальчиков все еще бежали. Еще двое ковыляли далеко позади.
Боль усилилась. Время тянулось, словно увязнув в смоле.
Ни шагу назад.
Зрение сузилось в длинный черный туннель. В висках приглушенно стучал пульс. Треви исчез из виду, как и все остальное. Харен продолжал автоматически двигаться, утратив связь с реальностью. Челюсть отвисла, руки болтались, ударяясь о бедра, пока он ковылял вперед.
Ему показалось, что он услышал гонг, затем понял, что разум обманывает его. Мальчик продолжал идти, опустив голову и волоча ноги. Появилась стена, казавшаяся под ливнем гладкой и черной. Он попытался запрыгнуть на нее, но не смог ухватиться. Харен секунду карабкался, не видя ничего, кроме пересекающихся красных и черных кругов, потом его замерзшие пальцы зацепились за трещину в кладке. Он попытался подтянуться, забраться наверх, но что-то было не так. Его ноги не находили опоры. Рокритовые блоки были слишком гладкими и изогнутыми.
Ему понадобилось много времени, чтобы расслышать смех, и столько же понять, что он сильно отклонился от маршрута. И еще дольше он осознавал, что пытается вскарабкаться не на стену, но гигантского воина в белом доспехе и шлеме со светящимися прорезями для глаз.
Ошарашенный Харен рухнул у ног гиганта. Огромный и неподвижный воин смотрел на него свысока. Прожекторы смутно осветили его фигуру, блестящую из-за стекающих капелек влаги.
— Хорошо, — сказал довольный гигант. Его голос походил на низкое механическое рычание. — Ты не сдаешься легко.
Харен почувствовал, что начинает терять сознание и напрягся, чтобы кровь прилила к голове, отчаянно стараясь не опозориться. Его безостановочно трясло. Он смутно услышал, как к нему бегут работники комплекса. Он гадал, насколько далеко зашел, прежде чем его тело сдалось.
Гигант присел рядом с ним. Даже наклонившись, он был огромен. Харен увидел над собой громадный округлый наплечник. На нем была изображена волчья голова поверх полумесяца.
— Продержался дольше всех, — сказал гигант. — Продолжай в том же духе и будешь носить такой доспех. Шестнадцатый Легион, мальчик.
Харен чувствовал, что сознание покидает его. Тело ныло, ноги и руки быстро цепенели, легкие горели из-за одышки. Ему никогда не было так больно.
Но когда он взглянул на эмблему волка и луны и услышал отфильтрованный воксом голос гиганта, представив себя в такой же силовой броне марширующим на войну в рядах этих бесподобных воинов, то не смог сдержать улыбку подлинного счастья.
«Я стану одним из вас, — подумал он, когда его тело наконец сдалось. — Ради Гора. Ради Гора и Императора, я стану одним из вас».
Таму смотрел на Алтак, чувствуя прикосновение ветра к бритой голове. Он бессознательно сжал пальцы и ощутил, как натянулась крепкая кожа рук. Грудь все еще болела. Последняя имплантация прошла не совсем гладко. Он очнулся шесть дней назад на операционном столе и увидел, что пол лабораториума залит его кровью.
Апотекарий — похожий на сову кидань из Чок-тана по имени Джелджин — некоторое время беспокоился.
— Я видел такое раньше, — сказал он, проведя сканером по морщинистой рубцовой ткани и качая головой. — Плоть Чогориса крепка, но эти органы предназначены для терран. Мы учимся, но на это нужно время.
Таму молча слушал, скрепя зубами из-за боли и отказываясь от анальгетиков. Вообще-то Джелджин говорил не ему. Немногие из настоящих боевых братьев обращались к юноше. О чем они могли говорить с шестнадцатилетним подростком, которого недавно забрали с пастбищ и который все еще удивлялся увиденному в монастыре? Таму сомневался, что они помнили собственные Вознесения. Он слышал, что воспоминания быстро угасали.
Теперь Таму почти восстановил силы. Он стоял на краю скал под крепостью Хум-Карта и вновь дышал полной грудью. Боль уже уменьшилась.
В пятидесяти метрах под ним, там, где растрескавшиеся камни крепости-монастыря встречали Алтак, начиналась равнина: поначалу холмистая, подобно песчаным дюнам, затем переходящая в режущую глаза плоскость вечной травы — сине-зеленой, блестящей, шелестящей от порывов ветра. Над головой раскинулось светлое ясное небо, залитое солнечным светом. На далеком горизонте Таму увидел бледно-желтую полосу гряды Улаава, едва заметную на границе мира.
Мальчик прищурился. Через год он получит имплантаты оккулоба, после чего его зрение будет соперничать с зоркостью беркутов, птиц-охотников, которые кружили высоко в небе. Из всех изменений это было одно из самых желанных. Он ждал тот день, когда окинет взором пустынные земли и разглядит каждую былинку так отчетливо, словно она будет из стали.
«Пока я завершен наполовину, — подумал он. — Полумальчик, полумужчина. Полумужчина, полубог. Незавершенный во всем».
Ему нравились эти контрастные сочетания. Они пригодятся ему при сочинении стихов, и это обрадует инструкторов, которым нравилось поощрять кандидатов в принятии одного из Благородных Увлечений. Большинство предпочитали охоту, некоторые хорчинскую каллиграфию. Только немногие обладали терпением для строгих, лаконичных форм стихов чи, и поэтому наставники всеми силами поддерживали Таму.
Полумальчик. Полумужчина. Полубог.
Раздались шаги, и он прислушался к их звуку. К нему по ступеням цитадели спускался Таргутай Есугэй. Таму повернул голову, глядя на засыпанные землей края возвышающегося над ним фундамента монастыря. На его вершине шелестели знамена — красный и золотой ханов, черный и серебряный Империума.
Есугэй медленно сошел вниз по широкой лестнице. Яркий солнечный свет отражался от его доспеха. Таму уважительно склонил голову и терпеливо ждал приближающегося задьин арга.
— Чувствуешь себя лучше? — спросил Есугэй, внимательно взглянув на него.
— Имплантат прижился, — ответил Таму.
— Мне сказали, ты был при смерти.
Таму усмехнулся.
— Я ускользнул от нее.
Есугэй улыбнулся в ответ. Он часто это делал. С тех пор как Таму забрали с Алтака и доставили в монастырь, улыбка Есугэя всегда была рядом с ним, появляясь на обветренной коже, цветом и твердостью походившей на кованую бронзу.
— Помню, как нашел тебя, — сказал Есугэй. — У тебя была рана на затылке, которая должна была убить тебя. И ты попытался сразиться со мной, как только тебе выпал шанс.
Таму, смутившись, опустил голову.
— Я не знал…
— Мне понравилось. Это навело меня на мысль, что я сделал правильный выбор, — улыбка Есугэя слегка потускнела. — Не стану притворяться и утверждать, что меня не огорчает ошибочный выбор.
Таму чувствовал себя неловко. Он очень мало помнил о том, что было до появления Есугэя, и ему не нравились напоминания о том времени.
Мальчик посмотрел на свои руки. Они были слишком велики, как и остальное тело. Оно уже соответствовало размерам взрослого мужчины и продолжало расти. Стимуляторы и ускорители роста, которые Таму принимал с пищей, сделали его мышцы узловатыми и вздувшимися. Порой он чувствовал себя нелепым из-за неуклюжих рук и ног и растущей плоти, как подкидыш, оставленный в степи умирать. В другие моменты — непобедимым, переполненным энергией и силой, страстно желая найти выход для нее.
— Мне предстоит долгий путь, — сказал Таму.
— Не думаю, что мы потеряем тебя. У меня предчувствие.
— На счет меня? — спросил Таму.
— Вселенной, — улыбнулся Есугэй. — Я никогда тебе не рассказывал о нем? Принципе малого изъяна.
Таму покачал головой.
— Нелепость, — пояснил Есугэй. — Я верю в том, что у каждой души есть изъян. Некоторые проявляют его рано и выживают. Другие — нет, и он увеличивается, пока не становится чудовищным. Чем величественнее душа, тем могущественнее чудовище. Так что лучше избавиться от изъяна сейчас.
Таму прищурился из-за светившего за спиной Есугэя солнца. Юноша не знал, был ли задьин арга серьезен.
— Значит, мне больше не нужно беспокоиться.
— Конечно же, нужно.
— А тебе, задьин арга?
— Мои изъяны были распознаны давно.
— А Хана?
Есугэй сурово посмотрел на мальчика.
— Он исключение из правил.
Они еще немного постояли вместе. Есугэй был приятным собеседником. Было странно воспринимать его тем, кем он был на самом деле: магистром Небесного Искусства, задьин арга невероятной силы. Аколиты шептали в коридорах монастыря, что Таргутай Есугэй убил больше всех в Легионе, за исключением самого Великого Хана.
Таму верил этому. Мягкий голос и сверкающие глаза на добродушном лице не вводили его в заблуждение. Есугэй был воплощением основных принципов Легиона: он убивал без злобы, страха и одержимости. Его положение не требовало от него проявлять интерес к выбранным им кандидатам, тем более из-за нужд крестового похода он часто покидал Чогорис. То, что Есугэй уделял своим подопечным столько внимания, преподало Таму урок, который он усвоил гораздо охотнее большинства других — воинам не было необходимости быть грубыми и жестокими дикарями.
— Скоро я уеду, — сказал Есугэй. — Не думаю, что вернусь до завершения твоего Вознесения, и к тому времени тебя больше не будут звать Таму.
— Куда ты отправляешься?
Есугэй посмотрел на бело-синее небо.
— Куда позовет война.
Таму почувствовал сильный приступ зависти. С момента начала своего обучения он жаждал покинуть родной мир. Мальчик чаще размышлял о других мирах, пылающих в глубоком космосе звездах, сражении с настоящими врагами, чем о тренировочных дронах и спарринг-партнерах.
Есугэй ободряюще взглянул на него.
— Мы с каждым циклом принимаем все больше чогорийцев. Вскоре превзойдем в численности терран. Возможно, недостойно говорить об этом, но я предвкушаю этот день. Все-таки Хан один из нас.
— Он родился не здесь.
— Неважно.
Таму задумался над словами Есугэя.
— А они проходят такое же обучение?
— Терране? Сомневаюсь.
— С ними просто сражаться?
— Довольно просто.
Есугэй искоса взглянул на него.
— Конечно же, все мы теперь вместе. Все объединены под одним Троном.
Таму снова посмотрел на равнины.
— Я могу только представлять Терру.
— Не исключено, что ты ее увидишь.
— Если переживу Вознесение.
— Я же сказал тебе. Ты переживешь.
Таму напряг мышцы груди, тяжело вдыхая и чувствуя боль в ребрах.
— Жду не дождусь.
— Терпение, — сказал Есугэй, положив руку на плечо Таму. — Работай. Учись. Живи. Воспользуйся этим временем. Как только окажешься в орду, оно будет посвящено исключительно войне.
Таму говорили об этом много раз. И это всегда тревожило его.
— Тогда мне интересно, зачем они заставляют нас учить так много.
— Это важно, — сказал Есугэй. — Я рад, что ты — поэт. Только поэты могут быть истинными воинами.
— А терране думают так же?
Есугэй засмеялся.
— Не знаю, — ответил он. — Однажды ты встретишь такого. Тогда и спросишь.
Дверь открылась, и Харен шагнул вперед. В комнате было темно, и только лучи оранжевого света с неонового ночного неба давали хоть какое-то освещение. По бронестеклу окон стекали струйки дождя. Он шел уже долгое время. Казалось, в Имамдо дождь никогда не прекращался.
Мужчина за письменным столом взглянул на вошедшего Харена.
— Харен Свенселлен? — спросил он.
Харен щелкнул каблуками и вытянулся.
— Сэр.
Мужчина оглядел Харена с ног до головы. У него была серая кожа и усталый вид. Правую щеку пересекала блестящая аугметика, плотно закрепленная под челюстью. Один глаз сверкал мягким красным светом, второй был настоящим.
— Твое пребывание здесь подошло к концу, — сказал он. — Ты готов к службе?
— Готов.
Харен преисполнился гордости. Первый этап — отбор, физическая подготовка — был пройден. Он чувствовал себя сильным. Его худые юные руки и ноги закалились, грудь стала шире. Далее последуют генетическая терапия, психологическая подготовка и, наконец, имплантаты, которые сделают его воином Легиона.
Мужчина опустил глаза на стол. По его отражающей поверхности пробежались руны.
— Двадцать шестой из тридцати двух в своей учебной группе. Она была хороша, тебе ничего стыдится.
— Благодарю.
— Но это ставит нас перед проблемой.
Харен почувствовал укол тревоги. Что-то в сухом, резком голосе человека заставило его вдруг нервничать.
— Лунные Волки собирались выбрать тебя, но это ничего не значит, пока они не пришли за тобой, — сказал мужчина. — Они превысили контрольные цифры, что непросто. Другие Легионы не были настолько успешны. Некоторые из них недоукомплектованы. Если бы ты стал двадцать пятым или выше, тогда было бы иначе, но в данном случае…
Харен настороженно слушал. Он вспомнил эмблему волка и луны на наплечнике космодесантника. За минувшие с тех пор годы она попадалась ему на глаза тысячу раз, изображенная повсюду: на учебном оборудовании, в лазаретах, тактических аудиториях, спальнях. Он начал видеть ее во сне.
— Ты сделал все, что необходимо, — методично и спокойно продолжил мужчина. Харен почувствовал, как начинают гореть щеки. — Перераспределение случается. В этом нет ничего постыдного.
Перераспределение. Слово потрясло Харена. В ушах гремела кровь. После стольких лет суровых тренировок в подготовительном комплексе он должен был понимать о недопустимости возражений, но слова все равно вырвались из него.
— Я не хочу, чтобы меня переводили, — заявил он.
Человек резко поднял уставшие глаза — карий и красный — на него. Тонкая бровь чуть поднялась.
— Мы здесь, чтобы потакать твоим желаниям, Свенселлен?
— Нет, сэр.
— Так мы для этого здесь — потакать желаниям наших кандидатов?
— Нет, сэр.
— Других тоже переводили. Думаешь, что они чувствовали себя иначе?
— Сомневаюсь, сэр.
— И ты думаешь, мы хоть для кого-то устраивали особенное распределение?
— Нет, сэр. Извините, сэр. Я…
Человек опустил глаза. Харен замолк.
«Не хватило одного места. Одного».
Мужчина провел парой пальцев с металлическими насадками по столу, рассеянно передвигая вверх и вниз столбики рун по реагирующей на прикосновение поверхности.
— Через две недели ты отправишься на Луну. Дальнейшая переброска будет организована там. Ты пройдешь оставшуюся часть тренировочной программы с твоим новым Легионом. Они получат все данные о твоих достижениях у нас. Тебя хорошо примут. Наши подопечные ценятся.
Харен едва не выпалил очередной протест.
«Разве нет выбора? Другого выхода? Я могу заново пройти испытания? А вообще это допустимо? Я изучил доктрину, методы, прошел боевую подготовку …»
Казалось, человек прочел его мысли и перестал двигать руками.
— У тебя есть по меньшей мере десять лет, прежде чем ты будешь готов вступить в боевую роту, — сказал он. — Тебя подготовят. В будущем ты даже не вспомнишь об этом случае.
Наверное, это было любезностью с его стороны. Харен втянул воздух через ноздри, выпрямив спину и не шевеля плечами. Он чувствовал себя отвратительно.
— Спасибо, сэр, — сказал он. — А это… это разрешено?
— Да. Ты приписан к Пятому Легиону.
Пятый Легион. Белые Шрамы. Загадочные дикари.
«Могло быть хуже: Волки Фенриса, например или же Псы Войны. И все же Белые Шрамы…»
— Я ничего не знаю о Пятом, — сказал Харен.
— Узнаешь. На Луне к вам присоединится офицер-связист, но прежде ты должен взяться за учебу.
Харен не двигался с места, потеряв дар речи. Мужчина снова посмотрел на него.
— Тебе что-то еще нужно? — спросил он.
— Я не знаю, — ответил Харен — Вы мне не расскажете?
Мужчина секунду подумал. В его аугметике что-то щелкнуло, словно часовой механизм.
— Ты сменишь имя, — сказал он. — Я знаю только одно — они получают новые имена при вступлении в Легион.
— Новое имя, — рассеянно произнес Харен. — Какое?
Мужчина пожал плечами.
— Понятия не имею. У тебя есть десять лет, чтобы узнать.
Таму вышел вперед. Из-за яркого света фонарей в ангаре ряды воинов в доспехах, таких же белоснежных, как снега на зимнем Улааве, ослепительно блестели. Время от времени он напоминал себе, что стал одним из них.
Один из них. Из Легиона. Космодесантник.
Перед ним стоял нойон-хан Хасик. Он минуту разглядывал Таму, изучая его. Тот в ответ бесстрашно смотрел в карие глаза Хасика. Несмотря на огромный терминаторский доспех с золотой отделкой, на тысячи воинов, стоявших навытяжку в похожем на пещеру отсеке «Дергуна», на огромное количество вооружения вокруг него, юный воин испытывал только радость.
— Таму, — обратился Хасик. У него был зычный баритон, огрубевший за более чем шестьдесят лет службы в Легионе. По слухам, он был наряду с Есугэем одним из первых принятых с Чогориса. Глядя на его суровые черты, Таму верил в это.
— Талскар?
Таму покачал головой.
— Хин-зан, — ответил он, назвав клан Чогориса, из которого его забрали. Талскар был народом Великого Хана, но в Легион отбирали из множества племен. Теперь они все были Белыми Шрамами.
— Покажи, — потребовал Хасик.
Таму подставил левую щеку под резкий свет фонарей. Хасик провел пальцем по рельефному шраму, который протянулся вниз по скуле к подбородку Таму.
Хасик удовлетворенно кивнул и отвел руку назад. Адъютант вручил выбранное оружие — двуручную гуань дао с расщепляющим лезвием. Хасик держал ее перед Таму словно палач, готовый отсечь голову.
— Ты был Таму из хин-зана, — произнес он. Его голос заполнил огромное пространство. — Теперь ты принадлежишь орду Джагатая, и твоя прежняя жизнь закончилась. Какое имя ты берешь, чтобы ознаменовать свое Вознесение?
Таму произносил его вслух много раз в предшествующие церемонии дни, приучая губы выговаривать его и пытаясь уменьшить непривычное ощущение от смены. Когда он повторил, имя все еще резало слух.
— Шибан, — сказал он.
Хасик вручил ему глефу.
— Ты един с орду, Шибан. Ты принадлежишь братству и покинешь его только со смертью. Пусть она придет нескоро, и слава сопровождает твои деяния до того дня.
Шибан принял глефу обеими руками. Оружие ощущалось приятной тяжестью. Он пробежался глазами по лезвию, отмечая глефы на металле, позолоту на кожухе расщепителя.
Гуань дао была идеальна.
— За Великого Хана, — сказал он, почтительно поклонившись, его сердца переполняли эмоции.
Подготовка заняла больше десяти лет.
В общей сложности прошло четырнадцать, прежде чем Харен был готов. Физические изменения были серьезными, хирургические операции болезненными, а культурные обычаи V Легиона слишком странными для понимания. Он должен был выучить хорчин, странный язык Чогориса. Одно только это оказалось для него нелегким испытанием: вопреки улучшенной памяти и сообразительности произношение столь чуждых звуков оставалось для него серьезной проблемой.
Дело было не только в лексике и грамматике. В хорчине были интонации и тонкости, не свойственные ни одному терранскому языку. Его первый учитель — коренастая женщина-уроженка мира с повышенной гравитацией Бо-Фе — изложила собственную теорию о происхождении отличий.
— Они поэтичные люди, — пояснила она ему. — Их родина — пустынное место. Это развило их воображение, поэтому они наполнили свои разумы словами.
Женщина презрительно скривила губы. Чогорийцы не очень то и восхищали ее.
— Они слишком много говорят. И плохо учат готик, отсюда все эти споры.
— Почему так? — спросил Харен.
— Не знаю. Может быть, они не знают себя.
Харен в конце концов освоил речь, как и все остальные терране, принятые в Легион. Призывники учились вместе, сосредоточенно изучая группы иероглифов и диакритические знаки, сходя с ума от этих сложностей и скрепляя дружбу перед лицом трудностей.
Многие новички были набраны из азиатских ульев. Харен не одобрял это. После наступления Единства Империуму было предназначено выйти за пределы расовых и этнических предрассудков, поэтому то, что V Легион оставался погрязшим в физиогномических особенностях их захолустного мира, раздражало.
В них многое раздражало: архаичные обычаи, замкнутость, чувство превосходства. Они придавали огромное значение скорости — при вступлении в бой и выходе из него, движении, уловках и обманных маневрах.
— Отступи, затем снова нападай, — повторяли они ему снова и снова.
— Ни шагу назад, — изредка напоминал он себе.
Но с течением времени Харен стал восхищаться их упорством, стойкостью, энергичностью. Боевые учения были такими же тяжелыми, как у Лунных Волков. Вне всякого сомнения, Шрамы были достойными воинами, и это его немного утешило.
Его первая подготовка прошла в системе Соль. Тогда его перебросили с остальными на внепланетные тренировочные объекты — списанный линкор над Вомарлем; эскадрон гравициклов, временно размещенный на богатых свинцом равнинах Ийема; специальные боевые части, развернутые на водном мире Кайл IX и газовом гиганте Ревелет Таредес. Харен хорошо зарекомендовал себя. В отличие от немногословных и жестких Лунных Волков, чогорийские инструкторы не скупились на лестные отзывы.
— Наслаждайся своим мастерством! — упрекали они Харена, насмехаясь над его серьезностью. — Воин — благословенное и самое счастливое существо, одаренное небесами непревзойденной силой. Будет разумно время от времени признавать это.
Харен старался изо всех сил, но их жизнерадостность была ему не по душе.
«Они так несерьезно ко всему относятся, — думал он. — Словно играют».
Конечно, это было не так. Он знал об этом, но изводящее раздражение не покидало его.
— Когда мы отправимся на Чогорис? — спросил он незадолго до конца обучения.
Его последний инструктор по имени Таджик покачал покрытой шрамами головой.
— Мы не отправимся.
— Значит, я никогда не увижу родной мир?
— Увидишь. Только не сейчас.
Харен нахмурился.
— Странно, что мы не посетим центр.
— Центра не существует, — ответил Таджик, становясь загадочными, к чему Белые Шрамы всегда были склонны.
— Он там, где мы базируемся, — настойчиво произнес Харен, используя слово «мы», как всегда пытался делать.
— Мы нигде не базируемся, — ответил Таджик, улыбаясь. — Наш дом — нигде и везде. Вот в чем отличие между нами и другими. Ты научишься этому.
Харен хотел задать еще вопросы, но вместо этого просто кивнул и оставил эту тему. Иногда было проще поступить именно так.
И наконец, настало Вознесение. Последняя церемония прошла во влажной экваториальной зоне Таранагеи. Двести кандидатов выстроились на рокритовой площади под теплым ливнем. Каждый был облачен в новенький силовой доспех в цветах V Легиона — слоновой кости, красный и золотой. Среди них стоял Харен, испытывая почти те же ощущения, как и на залитых водой тренировочных площадках Имамдо.
Но сейчас, конечно же, он был далеко не тем мальчиком на пороге новой жизни. Он был мужчиной.
Больше, чем мужчиной. Полубогом. Ангелом. Стражем нового порядка Терры.
Нойон-хан Джемулан прибыл на планету, чтобы проследить за Вознесением. Как и все чогорийцы, он выглядел плотным и жилистым даже в обычном боевом доспехе, который он предпочел для этого дня. Когда Джемулан дошел до Харена в строю, тот обратил внимание, что выше старого лорда-командора. Это немного нервировало.
— Харен, — произнес Джемулан. — Из какого региона Терры?
— Скандмарк, — ответил Харен.
— Хорошо, — одобрил Джемулан. — Суровый край. Знаком мне. Покажи.
Харен обнажил левую щеку. Разрез был сделан всего несколько недель назад его собственной рукой и все еще не зажил. Воин вонзил клинок глубоко, стремясь получить одобрение чогорийцев.
Джемулан удовлетворенно кивнул и отвел руку назад. Адъютант вручил выбранное оружие — силовой меч-талвар, характерный для V Легиона. Джемулан держал его перед Хареном словно палач, готовый отсечь голову.
— Ты был Хареном из Скандмарка, — произнес он глухим голосом во влажном воздухе. — Теперь ты принадлежишь орду Джагатая и твоя прежняя жизнь закончилась. Какое имя ты берешь, чтобы ознаменовать свое Вознесение?
Харен долго ломал голову, выбирая имя. Инструкторы дали ему совет, и он провел много часов, изучая хорчинские календари и словари. В конце концов, он выбрал имя из талскарской мифологии — слуги древнего хана, вернувшегося после сотни лет, проведенных в пустыне, и выглядевшего таким же молодым, каким был в день ухода. Символизм казался подобающим.
— Торгун, — ответил он.
Джемулан передал ему талвар.
— Ты един с орду, Торгун. Ты принадлежишь братству и покинешь его только со смертью. Пусть она придет нескоро, и слава сопровождает твои деяния до того дня.
Торгун принял талвар. Ему понадобится время, чтобы привыкнуть к нему, он по-прежнему был более искусен в обращении с прямыми мечами.
— За Великого Хана, — произнес он, уважительно поклонившись и пытаясь в последний раз выбросить из головы воспоминание о смотревшем на него свысока посреди дождя гиганте в белом доспехе с эмблемой волка и луны на наплечнике.
Часть I
ВОЛК И ХАН
1
БЕЛЫЙ МИР
ТЕЛА
МЫСЛИ
Помнить слишком много было вполне возможно.
Илье Раваллион понадобилось много времени, чтобы понять это. Долгое время она считала, что большинство жизненных уроков остались позади, усвоенные в молодости либо не усвоенные вовсе. Тогда ее разум и тело были достаточно быстры, чтобы меняться, как того требовали обстоятельства. Но оказалось, что она по-прежнему способна развиваться, даже после того, как ее волосы поседели, а лицо исполосовали морщины, словно складки высушенного солнцем фрукта.
Чондакс все изменил. Шрамы называли его Белым Миром. Им нравилось давать интересные имена. Имперские картографы окрестили его Чондакс Прим Э5, НС-776 КЗ. «НС» означало не приведенный к согласию, «К» — оккупирован ксеносами, «З» — запланированный к посещению экспедиционным флотом. Теперь все эти обозначения должны были измениться: ксеносы были истреблены, а то, что осталось на поверхности, было настолько приведено к согласию, насколько это было возможно. Флот скоро соберется в прыжковых точках, готовясь к выполнению новых задач, а картографы и планетарные каталогизаторы приступят к работе.
До этого момента Илья предпочитала название «Белый Мир».
В своей прежней жизни она сочла бы его странным. Впрочем, в прежней жизни она многое посчитала бы странным. Департаменто Муниторум не относился к организациям, которые отдавали должное творческим качествам. Логистическое подразделение Великого крестового похода нуждалось в офицерах со способностью вникать в детали, идеальной памятью, страстью к статистическим данным и складом ума, который мог обращаться с ними точно, быстро и внимательно.
Раваллион обладала этими качествами. Она начала службу на станции связи на Паламаре Секундус в должности дешифровальщика. Работа была изнурительной, особенно когда доходило до кодов ксеносов, дешифровка которых сводила с ума. После первоначального периода волнения она стала относиться к работе без всякого удовольствия — математики было пугающе много, как и коллег.
Ситуация изменилась к лучшему только после того, как стали известны ее другие способности.
День выдался жарким, и в кабинете начальника секции было душно. Он был в плохом настроении из-за отставания от графика, а полевые командиры на шести театрах военных действий проявляли нетерпение.
Штабист потер уставшие глаза, печально уставившись на стопку инфопланшетов на своем столе.
— Теперь они хотят данные с кампании на Ираксе, — произнес он глухим голосом.
— Я помню их, — сказала она.
Офицер изумленно посмотрел на нее.
— Это было год назад.
— Знаю. Я могу перечислить их.
Она по-прежнему могла. В ее обширной памяти всплыли первые записи:
«Перевалочный пункт Алеф: шесть транспортных кораблей, девять грузовых судов, двенадцать полков.
Перевалочный пункт Варл: три транспортных корабля, два грузовых судна, три полка.
Перевалочный пункт Тек…»
И далее, и далее.
Именно это качество избавило ее от прежней работы. Она покинула Паламар и перебралась ближе к центру. Ее жизнь заполнили дела по переброске солдат из одного места в другое, согласно графику, с боеприпасами, провизией, с материально-техническим обеспечением, без путаницы. Работа была однообразной, изнуряющей, уединенной.
Раваллион любила ее, постепенно продвигаясь по служебной лестнице. Каждое повышение приближало ее на один или два варп-перехода к Терре. Как только Департаменто стал неотъемлемой частью имперской военной администрации, он ввел для своих служащих военные звания. Она стала лейтенантом, затем полковником и наконец генералом. Раваллион пользовалась заслуженным уважением у солдат и офицеров регулярной армии. Они знали, кем была генерал и что она могла сделать с ними, если они забудут.
Так, одна за другой проходили кампании. Цифры начали поражать даже ее незаурядный ум. Тысячи транспортных кораблей, миллиарды солдат, триллионы лазганов с квадриллионами зарядных батарей. Порой она лежала ночью, представляя маршруты крестового похода в гигантской воображаемой паутине. Илья видела, как экспедиционные флоты движутся по невидимым линиям к пунктам назначения, каждый был отмечен статистическими закладками, указывающими на тип развертывания и численность. Ей это нравилось. Частички этой паутины были ее рук делом. Никто об этом никогда не узнает, не говоря о том, чтобы записать ее вклад, но тем не менее это вызывало у нее улыбку.
Долгое время ее работа была всем, чего хотела генерал. Она давала ей цель и возможность самореализоваться. То, что при этом Илья была одинокой, редко приходило ей на ум. Они никогда не скучала по обществу, мужскому или женскому, которое в любом случае было бы вмешательством в ощущение порядка, созданного ею вокруг себя. В ее жизни не было места для кого-нибудь еще, как и для путаницы, неуверенности или компромисса.
К тому времени, когда Раваллион начала сомневаться в подобном подходе, ей уже грозила отставка. За десять лет ее короткие волосы поседели. Опрятная форма несла награды прошлого поколения, а самые молодые подчиненные, судя по всему, считали ее реликвией забытой эпохи.
«Это мой выбор», — думала Илья, полагая, что немногие последовали бы ее примеру. Но это было замечательно — галактика обширна, и Император нашел задания для каждого. Жизнь ей удалась, она могла гордиться ею и быть довольна.
Но в конечном счете Чондакс открыл ей глаза.
Что генерал знала о Белых Шрамах? Также мало, как и любой другой человек. Они были неуловимыми, Легионом, который уходил слишком далеко, почти оборвав все связи с Империумом. Шрамы неистовствовали вдали от главного направления крестового похода, проникая в глубокий космос. Ее начальник называл их блудными сынами.
Последнее назначение Ильи стало неожиданным для нее, неправдоподобным союзом абсолютных противоположностей. Она в смятении отправилась с Улланора в следующую кампанию Шрамов, получив должность и задачу организовать то, что не подлежало организации, привить определенное чувство дисциплины Легиону, который относился к войне, как к беззаботной и приносящей удовольствие форме искусства. Такое ей бы и в голову не пришло.
По крайней мере Халджи был добр к ней. Назначенный ей адъютант был таким же исполнительным и жизнерадостным, как и любой из Шрамов. Раваллион по-прежнему с легкостью сердилась на остальных — не в последнюю очередь на самого Хана — и они безусловно считали ее такой же забавной, как и поначалу, но определенные успехи были достигнуты.
Шрамы звали ее Илья-сы. Мудрая Илья. При всем своеобразии титула, он не мог не нравиться.
Но она скучала по Есугэю. С самого начала провидец бури был единственным, кто относился к ней серьезно. Он повелевал силами стихий вне ее ограниченного понимания, но всегда был вежливым и почтительным. Есугэй увидел в ней нечто, что она сама не замечала, и в итоге это привело ее в опасный мир Шрамов. Досадно было, что задьин арга не отправился с флотом на Чондакс, но такова была война.
И вот она оказалась в выделенной для нее каюте на огромном флагмане Легиона «Буря мечей» и начала долгий процесс каталогизации ресурсов и рационализации схем развертывания. Шрамы не всегда прислушивались к ее предложениям, но иногда бывали и исключения. Они прилагали усилия, так как знали о своих недостатках и желали совершенствоваться.
Илье это нравилось. Для нее это был вызов. Она пыталась отказаться от части своих суровых требований прошлой жизни. Пыталась забыть о некоторых склонностях или по крайней мере не держаться за них слишком крепко. Илья поняла, что из-за ее эйдетических способностей жизнь рискует стать скучной. Шрамы учились у нее, она — у них, и таким образом она осознала, что можно быть слишком беспокойной и слишком настойчивой. И слишком много помнить.
— Я буду стараться пустить все на самотек, — говорила генерал себе, особенно когда испытывала сильное желание изменить какой-нибудь типично беспорядочный для Шрамов план заявок. — Везде есть золотая середина. Компромисс. Разумный подход.
Со стороны двери раздался тихий звон.
— Входи, — пригласила генерал, поднимая голову от панели управления.
Вошел Халджи, учтиво поклонившись.
Для Ильи по-прежнему было странно, что они кланялись ей. Она была по грудь облаченному в доспех Белому Шраму, исключительно могучему и обладающему почти невероятным мастерством воину. Но, как и все чогорийцы, он не придавал чрезмерного значения своим генетическим улучшениям. Скромная любезность была естественной для них.
— Простите за вторжение, сы, — обратился он. — Вы хотели, чтобы вас информировали о ходе работы хора.
Илья откинулась в своем кресле.
— Верно. Есть что-нибудь?
— Нет, — ответил Халджи, неловко улыбнувшись. — Они не могут ни получить, ни отправить сообщения. Все попытки провалились. Магистр астропатов приносит свои извинения.
— Это не его вина, — сказала Илья, ее сердце упало. — Как долго это длится?
— С момента прибытия на Чондакс.
— Мы уже долгое время находимся здесь, Халджи.
— Магистр говорит, что в потери связи нет ничего необычного. По его словам варп изменчив. Во время нашей кампании в Клейморане хор ничего не слышал в течение двух лет. Так что магистр спокоен.
Илья нахмурилась. Белые Шрамы слишком легкомысленно относились к утрате контактов с остальным Империумом. Им это нравилось. Ей нет, из-за этого она нервничала, как при низкой гравитации или нехватке кислорода.
— Пожалуйста, передай ему, пусть продолжает попытки. Возможно, некоторые участки системы не подвержены этому воздействию.
Халджи пожал плечами.
— Передам. Но он не первый день говорит, что ничего нельзя отправить или получить.
Илья взглянула на свой стол. На стеклянной поверхности мягко светилась схема дислокации флота, показывая широко забросанные боевые группы, истребляющие последние остатки вражеских сил, которые все еще держались в отдаленных уголках системы. Сопротивление в скоплении Чондакс было практически подавлено, и в течение каждого стандартного отчетного периода приходило множество докладов об убитых врагах и подтверждений о приведении к согласию. Скоро их работа здесь будет закончена, и будет получено новое задание. Белые Шрамы снова окажутся в привычной для них стихии — движении.
— Мы заканчиваем операции, — сказала она частично себе. — Как я получу новые приказы с Терры? Каким будет наш следующий шаг?
Халджи улыбнулся.
— Не волнуйтесь, сы, — сказал он с обычной невозмутимостью. — Мы что-нибудь получим.
— Хан, ты захочешь увидеть это.
Шибан застыл. Голос Джучи по радиосвязи был напряжен. Странно, ведь Джучи обычно был в хорошем настроении, даже при свисте болтерных снарядов.
Но Фемус был местом, которое раздражало. О планете нельзя было сказать ничего хорошего — чудовищно жаркая, извергающая покрытую черной коркой магму и раздираемая грозами. Она была словно видение преисподней, обретшее ужасную форму.
— Оставайся на месте, — передал Шибан, отметив позицию брата на дисплее шлема и развернув гравицикл по широкой дуге. — Я буду через минуту.
Он увеличил обороты двигателя, направив машину над грудами обуглившихся камней. Ярко-оранжевое небо сверкало над горизонтом вспышками зигзагообразных молний. На западе тускло-красным покровом нависла гряда ядовито-кислотных облаков. Во все стороны протянулись огромные, черные как смоль равнины, окольцованные горбатыми горами и исполосованные постоянными извержениями.
Шибан низко пригнулся, чувствуя прерывистый гул и рев работающих двигателей. Гравициклы задыхались в задымленной атмосфере. Он уже дважды менял их с начала операции, которая длилась меньше месяца. Это раздражало. За все время боев на Чондаксе хан ни разу отправлял машину на ремонт.
Белый Мир был добр к ним. Он был краеугольным камнем всей кампании, сердцем обороны зеленокожих. Война на том мире была славной и приятной, доброй. Шибан помнил просторные холодные небеса; прикосновение пальцев к похожей на соль земле; три солнца, чей свет сливался в мягкой смеси зеленого, синего и белого цветов.
Он мог сражаться на нем вечность и никогда не устать. Но в конце концов они убили там всех, кого должны были. Ксеносов истребили, их тела сожгли, а грубые сооружения разрушили. Когда Легион поднялся на орбиту, Чондакс выглядел первозданным — шар из полупрозрачного кристалла, полностью очищенный от заражения.
Теперь целью были внешние миры. Эпигеликон, Терас, Хондерал, Лертеакс — все они были разбросаны далеко в космосе и заражены остатками зеленокожей заразы.
Фемус находился дальше всех и был последним миром, чьи окутанные огнем тектонические плиты следовало признать очищенными от врага. Каждый раз казалось, что зеленокожие уничтожены, но находилось очередное логово, кишащее жизнью и ненавистью, которое требовало выделения истребительных команд, а вслед за ними огнеметчиков.
Шибан устал от этого. Легион нуждался в новом вызове, в чем-то грандиозном. Худшим временем кампании были ее последние этапы.
«Я ненавижу этот мир, — подумал он. — О Чондаксе я сочинил стихи, но об этом месте не будет написано ни строчки. Оно их не заслуживает».
Хан скоро направит их дальше. Шибан видел его в бою и поэтому знал, что скоро придет приказ. При воспоминании о том, с каким непринужденным мастерством примарх фехтовал дао, у него разгорались глаза. Повелитель был скорее не смертным воином, но воплощением силы стихий. Он также мог быть неугомонным, как и все хищники, загоняющие свою добычу.
Говорили, что Гор Луперкаль был лучшим военачальником в галактике, Ангел Сангвиний самым могучим воином, или, может быть, Русс с Фенриса, или же несчастный, измученный Ангрон, Жиллиман считался величайшим тактиком, Лев — одаренным самым богатым воображением, Альфарий — самым хитрым.
Никто не воспринимал Хана всерьез. Но ведь они не видели его.
Шибан помнил, как давным-давно, перед Вознесением, спрашивал Есугэя, зачем они учат кандидатов Благородным Увлечениям, когда их судьба была связана с войной. Теперь, много лет спустя, он понял ответ, который тогда получил.
«Убийство ничего не значит без красоты, и оно только тогда может быть красивым, когда необходимо».
Шибан улыбнулся. Воспоминание немного вывело его из апатии.
«Когда Хан убивает, то делает это красиво».
Шибан разглядел на фоне застывших шлаковых груд мерцающей магмы темную фигуру Джучи. На Фемус опустились темно-коричневые сумерки. С рокотом приближались далекие грозовые облака.
Белый Шрам затормозил, выключил двигатель и одним движением спрыгнул с гравицикла.
— Так в чем дело? — спросил он, подходя к своему заместителю.
Джучи, как и все боевые братья, не снимал шлем в этом грязном месте, поэтому Шибан не смог прочесть выражение его лица.
— Тела, — ответил Джучи.
Шибан взглянул на магму, которая поднималась вытянутыми глыбами, постепенно превращаясь в курганы, похожие на складки обугленного жира. Фемус изобиловал такими местами, созданными несметным числом стихийных бедствий, периодически сотрясавших поверхность планеты. Некоторые их них были размером с космические корабли. Шлаковые холмы, словно живые, ползли по раскалывавшейся поверхности мира, сминая все на своем пути.
У основания груды лежали три тела, одно из которых уже было частично накрыто лавой. Каждый мертвый воин был облачен в потрескавшийся угольно-черный доспех.
Шибан присел возле ближайшего трупа и провел пальцем по изгибу наруча, наблюдая, как за слоем копоти открывается полоса цвета слоновой кости.
— Какое братство? — спросил он.
— Когтя, — ответил Джучи. — Направлены сюда шесть месяцев назад.
Шибан тщательно изучил мертвого легионера Белых Шрамов. На Фемусе погибло много его братьев, и некоторые из трупов поглотила ненасытная магма. Даже в таком случае находить еще одного было неприятно.
— Геносемя?
— Еще не извлечено, — ответил Джучи. — Сангджай в пути.
Шибан наклонился поближе, стерев еще больше грязи с поврежденного доспеха. Он не ощутил запаха гниения, обычно сопровождавшего трупы, только едкий смрад давно обгоревшего керамита.
— Как они умерли?
— Клинки, — мрачно ответил Джучи. — У двоих раны на горле. У третьего на теле.
Шибан обратил внимание на глубокий разрез на шее. Он аккуратно раздвинул кромки горжета, отметив, что удар нанесен точно в сочленения. Края раны были такими же черными, как и все остальное тело, и покрылись волдырями там, где густая кровь выкипела.
Шибан глубоко вздохнул. Он задумался над тем, как одолели воинов, скольких зеленокожих они убили, прежде чем пали. То, что об их смерти не сложат сказания, было позором.
Он поднял голову и огляделся.
— Где тела ксеносов?
Вокруг раскинулась темная, как космос, и покрытая трещина земля, освещаемая призрачным мерцанием оранжевого огня.
Джучи покачал головой.
— Никаких следов. Если только они не погребены глубже.
Шибану стало не по себе. Что-то не давало покоя.
— Странно, — произнес он.
— Хан?
Шибан задумался над этим. Он счистил еще больше грязи с нагрудника легионера, обнажив чогорийские глифы, выгравированные на керамите. Его глаза скользнули по изломанным очертаниям трупа, наблюдая, вникая, обдумывая. Наконец он поднялся.
— Три мертвых сына орду, — сказал он задумчиво. — И ни одного хейна рядом с ними.
Джучи молчал. Шибан ощущал его тревогу.
«Ты тоже чувствуешь это».
— Их победили, — продолжил Шибан. — Скажи мне, Джучи, что делают хейны с захваченными телами?
Джучи кивнул, как будто его хан подтвердил то, что он тоже заметил.
— Нет увечий.
— И эти разрезы… — Шибан замолчал и посмотрел на небо. — Когда Сангджай доберется сюда?
— Сказал, что в течение часа. Он взял грузовой корабль.
— Я хочу, чтобы третьего вывезли, — сказал Шибан, — чтобы всех троих отправили на «Калджиан».
— Что ты ищешь, хан? — спросил Джучи.
Шибан ответил не сразу. Он пристально смотрел на равнину, где собиралась разразиться новая гроза.
«Этот мир болен. У него злобная душа».
— Я не знаю, Джучи, — тихо ответил он.
Торгун плавно двигался по коридорам «Звездного копья». Он едва чувствовал раны, полученные на Чондаксе. Весь Легион приводил себя в порядок, и ему нравилось это ощущение. В последнее время прежняя дезорганизация в системе планирования Белых Шрамов была частично устранена, сменившись тем, что было похоже на разумный подход к практическим вопросам. Он не знал, почему так случилось, но по флоту ходили слухи, что новым советником Хана назначен терранин. Говорили, это была высокопоставленная женщина из Администратума, достаточно терпеливая и упрямая, чтобы взять под определенный контроль хаотичное руководство Легионом.
Торгун надеялся, что слухи были правдивыми. Было бы неплохо навести здесь порядок. За долгие годы он пришел к пониманию определенных достоинств чогорийского искусства войны, но это не значило, что он легко мирился с его недостатками. Если кто-то в конце концов решил взяться за них, тем лучше.
Освещение в коридоре, по которому шел хан, было слабым, едва озарявшим тусклые стены. По пути ему повстречались несколько матросов, каждый из которых почтительно кланялся. В большинстве своем они были терранами, хоть среди них попадались иномирцы. Легион все меньше рекрутировал воинов с тронного мира. Торгун слышал, что со временем все Белые Шрамы будут набираться с Чогориса.
До этого еще не дошло, но терране оказались в явном меньшинстве. Сложно было не стать подозрительным в такой ситуации. Чогорийцы были слишком вежливыми для проявления открытой враждебности, но иногда Торгун ловил… взгляды. Или может быть жесты между представителями одной культуры, в которую он не допускался из-за своего невежества.
А может быть, он все это выдумал. Такое тоже было возможно.
Хан добрался до отсека, в который направлялся, и накинул на голову капюшон. Светильники горели еще слабее, и место выглядело сонным. «Звездное копье» был большим кораблем с просторными кубриками и полупустыми оружейными, а несколько палуб не использовались. Вот уже некоторое время ему вообще никто не встречался.
Торгун огляделся по сторонам, прежде чем нажать на звонок. После паузы по комм-связи раздался тихий голос.
— Назовите цель визита.
— Открой дверь, Нозан, — устало произнес Торгун.
Дверь отошла, открыв за собой большое помещение: также слабо освещенный и по большей части пустой ангар, лишь несколько грузовых контейнеров были сложены у стен. В отполированном до блеска полу отражался свет фонарей. Под потолком висела огромная эмблема Легиона — бело-золотой разряд молнии.
Торгуна ждали тринадцать фигур, все терране, все без доспехов и в робах с капюшонами, все космодесантники. Когда он вошел, доведя число присутствующих до четырнадцати, они продолжали молчать.
— Добро пожаловать, брат, — произнес Хибу, кивнув покрытой головой. — Мы начали гадать, появишься ты или нет.
— Меня задержали, — пояснил Торгун, заняв место в кругу.
— Надеюсь, за тобой не следили.
Торгун метнул в говорившего испепеляющий взгляд, хотя тот все равно не мог его заметить.
— А ты как думаешь?
Хибу слегка улыбнулся в тени капюшона.
— Так он у тебя?
— Нам в самом деле нужно это делать? — спросил Торгун, все больше раздражаясь. Хибу, как и он, был ханом, командиром братства Рассветного Неба.
— Это формальность. Значит, мы можем начать.
Торгун покачал головой и засунул руку за пазуху. Он вытащил медальон — тяжелый, серебряный, с изображением головы ястреба поверх молнии.
— Доволен?
Хибу кивнул.
— Полностью.
Он махнул остальным, и они сняли капюшоны.
Торгун знал всех воинов по именам, их звания, роты. Он знал каждого из них лучше, чем некоторых легионеров своего братства. Некоторые были равны ему, хотя большинство младше по званию.
«Братства повсюду, частично совпадающие и противоречащие друг другу. Мы соткали странный гобелен».
— Итак, мы собрались, — сказал Хибу. — Давайте начнем.
Торгун глубоко вздохнул. Что-то в старинной церемонности собраний ложи всегда утомляло его. Они становились приемлемее, как только собравшиеся приступали к серьезному делу.
Но это было только его мнение. Все остальные воспринимали церемонии со всей серьезностью. Он должен проявлять уважение.
Тем не менее оно скоро начнется. Настоящее дело.
2
РОДНОЙ МИР
ЗАЛИЗЫВАЯ РАНЫ
ВРАГ ОБНАРУЖЕН
Все началось на Никее.
Таргутай Есугэй понял это уже тогда. Каждый прошедший месяц только укреплял его уверенность. Он был там, вместе с Ариманом, Магнусом и другими. Он свидетельствовал, спорил. Дебаты в основном шли в коридорах вокруг огромной арены, иногда в присутствии величайших из Астартес.
Но после слов Повелителя человечества все споры, конечно же, утихли. Столько выдающихся умов, великих воинов — все тут же замолчали. Возможно, тогда им следовало обеспокоиться, но никто этого сделал.
Нечто очень важное произошло на том мире. Иногда Есугэй считал, что была совершена ужасная ошибка, в другие моменты, что ее удалось избежать. Как бы напряженно задьин арга не размышлял над этим событием, его истинный смысл ускользал.
И вот он стоит в одиночестве на Алтаке, наблюдая, как ветер колышет траву, и чувствуя прикосновение солнечных лучей к обнаженной коже. Во все стороны раскинулся пустынный ландшафт Чогориса без единого холма или дерева. Его безбрежность всегда усмиряла гордыню, освобождая разум.
Есугэй слышал, что человеческий разум плохо справляется с безграничной пустотой его родного мира, и те, кто выросли здесь, были обречены на своего рода безумие незначительности.
Он прищурился, наблюдая за тем, как расплывается сине-зеленая полоса горизонта.
«Значение, — подумал он. — Настоящее безумие предполагать, что мы имеем какое-то значение».
Он позволил своему разуму покинуть оболочку тела, вздыхая, как призрак на вечном ветре.
Воин рассмотрел себя.
«Что я вижу?»
Он видел закаленное тело, стоявшее по колени в шелестевшей траве рейке. Видел древний боевой доспех, который был тщательно ухожен, не считая потертостей по краям. Видел смуглую, твердую и покрытую татуировками кожу; собранные в пучок иссиня-черные волосы; кристаллический капюшон над головой, который сверкал в свете солнца.
Он видел атрибуты своего искусства — посох с навершием из отбеленного черепа адуу; тотемы, символы, изображенные или вырезанные на белом доспехе.
«Смотри глубже».
Он видел слабую полутень силы в воздухе, марево мощи, гармоничность в своем движении. Видел, как мир, потянувшись, отвечает ему, узнавая воина своим мистическим, вечным способом.
Сейчас все это было запрещено. Со времен Никеи от подобных действий следовало отказаться.
Он вернул свой разум в тело. Взглянул на мир собственными глазами. Дышал своим ртом и чувствовал, как аугментированные легкие наполняются холодным чистым воздухом.
— Это то, кто я есть, — произнес вслух Есугэй. — Я больше не могу отказываться от нее, как не могу выколоть свои глаза.
Его брови нахмурились, из-за чего тянувшийся по левой щеке шрам дернулся.
Произошло нечто важное.
И оно началось на Никее.
За прошедшее время ничего не изменилось.
На Улланоре магистр войны был введен в должность. Есугэй был там, стоял рядом с Великим Ханом, с одобрением наблюдая, как Гор Луперкаль принимает звание. Гор и Хан сражались вместе, завоевывая систему. Они с теплотой относились друг другу. Из всех братьев Хан всегда был близок только к двум, и Гор был первым.
Есугэй слышал их разговор после торжества.
— Надеюсь, я смогу призвать тебя, — обратился Гор.
— Ты призываешь — я прихожу, — ответил Хан.
Затем они расстались. Великое собрание примархов, командиров и руководителей закончилось, они направились к тысячам целей, освещая варп кильватерными следами своих кораблей. Великий крестовый поход начался заново, но в этот раз во главе него стоял магистр войны, а не Император.
Хана направили на миры системы Чондакс. Ему предстояло охотиться на остатки уничтоженной на Улланоре империи, последних выживших орков Урлакка. Возможно, кто-то отказался бы от этого непрестижного задания, но Хан был доволен. Это была охота именно в том смысле, в которой он ее понимал: кавалерия атакует на открытой местности, состязаясь с добычей, которая не имеет представления ни о капитуляции, ни о жалости к себе. Примарх никогда не выражал недовольство.
С ним отправился почти весь его Легион, состоящий из множества братств, рвущихся на охоту. Десятки белых кораблей, заполненных воинами орду, отчаянно жаждущих вернуться к погоне, пронзили пустоту.
Есугэя не было с ними. Его призвали другие обязанности. На финальных этапах улланорской кампании в сообщениях Легиона появилось название неизвестного мира. Многие послания были отмечены знаком Сигиллита, другие были секретными, предназначенными только для глаз сынов Императора.
Тогда Есугэй впервые услышал о Никее, но уделил этому мало внимания. Что значил один из тысяч миров, нанесенных Легионом на карту? Столько планет приходило и уходило, попадая одна за другой под защиту постоянно расширяющегося Империума человека.
Но оказалось, что этот мир гораздо важнее. В итоге он стал всем, поворотной точкой в судьбе человечества.
Знай Есугэй об этом тогда, возможно, он смог бы найти способ лучше подготовиться к нему. Результат мог быть иным.
— Мы будем рыдать, вспоминая этот день, — сказал ему Ариман после вердикта Императора.
Есугэй кивнул.
— Ты прав, — ответил он.
Воин шел по лугам. Стебли расходились перед ним, как вода. Хум Карта была на расстоянии многих дней, давно скрывшись за ровным горизонтом. Он был в землях Хана, старых охотничьих угодьях талскар. Осталось мало добычи — она стала слишком легкой для охоты на нее и беспечной.
Есугэй подумал, что если бы взял с собой беркута, может быть заметил какого-нибудь зверя, что прятался на открытой местности, прижавшись к земле и дергая ушами. Затем погнаться за ним по старинке, используя силу тела и быстроту ума — без оружия и погодной магии.
Нет, это было бы притворством. Он не мог вернуться. Так или иначе, все изменилось.
— Я не знаю, что делать, — сказал он вслух, словно Алтак мог услышать и ответить. — Мои грезы не дают ответы. Почему?
Ветер ничего не ответил, только бился о нагрудник и дергал за керамитовые края наплечников.
Происходило нечто странное. У него не было слов, чтобы точно описать это. Однажды ночью он проснулся с чувством, что вся галактика содрогается, словно некое огромное существо шевелилось во сне. Есугэй слышал далекие вопли. Они словно доносились с миров на границе изведанного, пылая подобно свечам в бесконечной тьме, но это было невозможно.
Если бы он отказался от своего дара, как и было приказано, то мог бы избежать подобных снов, но испытания небес не просто приходили и уходили. Они не были одеждой, которую он мог снять. Они были в его крови, в дыхании.
С тех пор как Хан, которого чогорийцы называли Каган, отправился на Чондакс, о нем ничего не было слышно. На весь сектор словно опустили гигантский занавес. Астропаты не могли пронзить пелену, с обратной стороны не приходило ни одно сообщение.
Такие нарушения был нередки — особенность варпа делала любой вид дальней связи непредсказуемым и склонным к помехам, но что-то в этой полной блокаде тревожило Есугэя. Другие сектора также затихли. До него доходили слухи, что свет Астрономикона становился прерывистым. Магистр орбитальной оборонительной сети Чогориса сообщил ему, что некоторые корабли полностью исчезли, такое с санкционированными навигаторами Легиона происходило редко.
Но сами по себе такие знаки не были достаточной причиной для тревоги, ведь галактика таила опасности, и Великий крестовый поход преуспевал в изгнании только некоторых из них. Тем не менее было сложно избавиться от ноющего чувства — что-то происходит.
Есугэй фыркнул.
«Что-то происходит! Могу я узнать помимо этого еще что-нибудь?»
Но он ничего не мог увидеть. Не было ни поддающихся объяснению образов, ни знаков, которые можно было прочесть и понять. Одно только это было достаточной причиной для беспокойства.
Он остановился посреди океана пустоты, по-прежнему стоя по колено в траве. Он видел, как кончики стеблей движутся мягкими волнами, словно шепчущая рябь.
В этих движениях было нечто успокаивающее. Такие волны прокатывались по этим землям задолго до прибытия первых эксплораторов на громоздких колониальных кораблях, готовых захватить власть над этой пустотой и подчинить ее своей воле. Когда власть человечества снова минует, что, несомненно, однажды случится, трава, шелестящая и колышущаяся в пустоте холодного воздуха и резкого солнечного света, никуда не исчезнет.
«Я не могу оставаться здесь».
Решимость росла день ото дня и вот достигла критической точки. Данные ему после Никеи приказы были недвусмысленны: вернуться на Чогорис и ждать дальнейших инструкций. Он ждал их долгое время, и рассчитывать, что они придут в любой момент, больше было нельзя.
Есугэй издавна был советником Кагана. Они обрели взаимопонимание, способ взаимодействия, открывший им истину. Есугэй знал, что ему нужен примарх, и льстил себе мыслью, что в определенном, менее очевидном смысле он был нужен примарху. У них были взаимодополняющие умения. Джагатай и Есугэй прошли вместе долгие кампании и пережили немалые трудности, чтобы доверять суждениям друг друга.
«Он бы вызвал меня. Что-то не так. Я засиделся здесь».
На Чогорисе озарения больше не приходили к нему. Он должен вернуться в Легион, проплыть по бурным течениям варпа, пока загадка завесы не будет разгадана.
Из сделанных им запросов он понимал, что это будет трудно.
— Это похоже на шторм, — пояснил ему магистр сети. — Огромный ураган, поглотивший системы. Я никогда не видел ничего подобного.
Было бы безопаснее остаться на Чогориса и, наверное, мудрее. Но его никогда не волновала безопасность, а на Никее Империум, казалось, шагнул далеко за пределы разумного.
Есугэй стоял прямо, опираясь на посох с черепом и глядя на ясное небо.
— Я могу бродить по этим равнинам всю жизнь и не найти ответа, — сказал он вслух, ветер унес его слова вдаль. — Пришло время искать его в пустоте.
Затем он вспомнил, что говорил ему Ариман в последний день на Никее, который они провели вместе.
— Магнус не смирится с этим, — предупредил он. — Однажды открывшийся разум невозможно закрыть.
Он приблизился. Есугэй помнил то ощущение: близость между ними, общее понимание между единомышленниками библиариуса.
— Поговори с Ханом. Он всегда был с нами и поймет.
Есугэй кивнул.
— Поговорю, когда смогу, но его будет непросто найти.
— Я слышал об этом. Но ты попытайся. Магнусу нужны друзья, а нам — союзники. Поговори с ним.
С тех пор ничего. Ни слова с Просперо, Чондакса, Никеи или Терры. Словно вселенная замкнулась в себе, задержала дыхание и напряглась в ожидании грядущего ужасного потрясения.
Есугэй снова начал идти. Он вернется в Хум Карту и возьмет там корабль. Он слишком долго был один, и теперь это нужно изменить.
Все это началось на Никее. И он по-прежнему не представлял, где закончится.
Над испускающей рыжее свечение туманностью Алакксес перемещались на малой тяге корабли, похожие на серые акулы. Мягко мерцая носовыми огнями, над бездной неподвижно висели десятки громадных и утыканных башнями капитальных кораблей. Каждый из них обслуживался стаей меньших судов — авизо, фрегатов, эскортников, канонерок. Все корабли носили следы боевых повреждений — опаленной обшивки инжинариума и испещренных попаданиями снарядов бронеплит. Некоторые тащились на самой малой тяге, окруженные паутиной ремонтных конструкций и оружейных дронов. Другие были вскрыты, демонстрируя решетчатую структуру внутренних палуб. В этих сотах плясали вспышки миллиона сварочных аппаратов, пронзая мягкий мрак газовых облаков.
Во всей галактике только один флот мог выглядеть подобным образом. Имперская Армия обладала более многочисленными эскадрами — громадными скоплениями пузатых транспортных судов и уродливых кораблей снабжения, но они и близко не располагали столь концентрированной огневой мощью. Только боевая группа Легионес Астартес могла собрать подобных чудовищ.
Все корабли носили темно-серую окраску, были украшены рунами и отмечены шаманскими обозначениями рот Фенриса. Каждый из них отражал в себе беспощадность сердец тех, кто управляли ими: носы представляли собой морды с изгибами многочисленных рычащих пастей над выступами носовых лэнс-излучателей. Корабли были воплощениями свирепости, которым придали кинжаловидные формы и наградили сердцами из рокочущего бессмертного пламени.
В центре стаи находился «Храфнкель», крупнее и могучее остальных, с плугообразным носом, изогнутым хребтом, который венчали тысячи оборонительных башен и корпуса двигателей, и брюхом, освещенным тусклым блеском губительных батарей. По бортам боевой баржи ползли тени ее слуг — плавбаз, ремонтных судов, шаттлов, эскортных миноносцев — подобные облакам на склонах горы.
Над огромным и гулким командным мостиком «Храфнкеля» нависал свод из бронзы и мрамора, поддерживаемый колоннами из сверкающего гранита. Внутри круглых стен поднимались ярусы, каждый из которых гудел приглушенной активностью занимавших свои посты тысячи офицеров и матросов в серой униформе. Центральная обширная площадка из голого камня под громадной крышей из бронестекла мерцала группой голопроекций маршрутов и вращающихся неоновых калейдоскопов, которые отражались от бесчисленных пикт-экранов и наблюдательных линз.
Пахло камнем и кожей, ароматами кузни и костра. Открытое пламя пылало в железных каминах, покрывая стены налетом копоти. Повсюду были вырезаны руны — на стенах, полу, даже стекле.
Один человек господствовал в этом месте, воплощая в себе свирепые облики, взиравшие на него сверху. Он был повелителем, бесспорным альфа-хищником, таким же жестоким и величественным, как и корабль под его командованием.
Но примарх Леман Русс не двигался. Вокруг него непрерывным танцем трудился экипаж его флагмана, напоминая спутники, вращающиеся вокруг газового гиганта. Временами пронзительные глаза Волка впивались в показания отдельного гололита или линзы. Затем он отводил свой непостижимый и ледяной взгляд.
Два серых волка с желтыми глазами и седыми ляжками крутились у его ног. Периодически один из них тихо рычал, от чего по мрамору проносились мягкие колебания, словно трещина, бегущая по раскалывающемуся льду.
Ярлы Волчьего Короля стояли кольцом вокруг него, каждый был заслужившим признание мастером боя, облаченным в боевой доспех, шкуру и увешанным тотемами. Среди них стояли рунические жрецы, их белоснежные волосы и расписанная кожа казались живыми в дрожащем свете.
Обычно они посмеивались друг над другом, рыча на остроты и дерзости, а в их золотых глазах сверкало грубое веселье.
Сейчас никто не смеялся. Не после Просперо. Не после того, как все спустились на поверхность этого очищенного огнем мира и увидели, что они с ним сделали. По какой-то причине Просперо был особенным.
Прежде Русс всегда смеялся, иногда с подлинным весельем, временами с чувством холодного удовлетворения от насилия. Теперь он даже улыбался через силу. Морщины на грубом лице выделялись чуть резче.
— Ну, и когда мы будем готовы? — спросил наконец Волчий Король.
Гуннар Гуннхильт, прозванный лордом Гунном, заговорил первым, так как это было его правом. После битвы за Тизку его голос охрип — горло было рассечено, из-за чего он два дня провел под ножами телотворцев.
— Десять дней, терранских, — ответил он.
— Больше, — возразил Огвай Огвай Хельмшрот, ярл Третьей великой роты. — Две недели.
— Не годится, — сказал Русс.
Огвай поклонился.
— Мы будем работать усерднее.
Примарх даже не взглянул на них, он выглядел рассеянным, его разум блуждал где-то в другом месте.
— Эта задержка изводит нас. Мы должны были быть на Исстване. Теперь мы должны ответить.
Его ярлы молчали. Некоторые мрачно кивнули, другие выглядели сомневающимися.
— Подобное раньше случалось? — спросил Русс с язвительным выражением лица, обращаясь скорее к себе, чем к кому-нибудь еще.
— Есть саги, в которых Волчьего Короля отправили не в то место, делать не то, что нужно? Был ли наш позор когда-нибудь сильнее?
По-прежнему никто не отвечал. Тишину нарушил не ярл.
— Мы не опозорены, — раздался молодой голос. — По крайней мере я.
Повернулись головы. Волки-близнецы Русса сдавленно зарычали. Брови Волчьего Короля поднялись.
— Кто это сказал?
Вперед вышел воин Тра, пройдя в центр круга. Его лицо усеяли новые шрамы, из-за чего он походил на призрака со старого льда, покрытый дурными знаками и метками колдунов. Голова была наполовину выбрита, оставшиеся волосы были иссиня-черными. На лице застыло угрюмое выражение. Оно всегда было таким, даже до Просперо, где серьезно пострадал звериный дух всех Волков.
У воина не было левой кисти. Закованная в броню рука заканчивалась в локте мешаниной аугметики и железных насадок. Новую перчатку все еще не приладили — было много заявок.
— Бьорн из Тра, — ответил воин.
— Однорукий, — поприветствовал Русс. Скальды уже сочинили сагу Бьорна. В ней шла речь о нем, и демоне-Горе, и загадочных словах, сказанных тварью. Репутация воина пошла в гору, стали говорить, что у него могучий вирд.
— Плохое имя.
— Подходит, — спокойно ответил Бьорн, согнув наполовину изуродованную руку с намеком на гордость. — Как и всем нам.
— Хочешь что-то сказать?
— Я не опозорен, — ответил Бьорн, его мрачные глаза смотрели непоколебимо. — Я видел тварь, что привела нас на Просперо. Слышал кое-что из сказанного ею. Скальд поведал мне остальное. Мы покончили со злом.
— Несомненно, — прорычал Русс.
— А Магнус уже был заблудшим, — продолжил Бьорн. — Хоть он и был вашим братом, но его смерть оправдана.
Огвай, ярл Бьорна, покусывая губу, медленно кивнул. Русс заметил, и его ноздри раздулись от гнева.
— Нас использовали, — пробормотал примарх. — Феррус мертв. Мы должны были быть с ним. Мы могли остановить бойню.
Доклады с Исствана V просачивались на флот рваными обрывками, утечками из астропатических полуснов в океане варп-штормов. Достоверных данных не было, все нуждалось в многочисленных толкованиях и подтверждениях, но после отбытия Вальдора картина сокрушительного удара постепенно прояснилась. Теперь Волки знали масштабы трагедии.
Железные Руки, Саламандры и Гвардия Ворона были уничтожены или же понесли тяжелые потери. Сыны Гора, Альфа-Легион, Дети Императора, Пожиратели Миров, Гвардия Смерти, Несущие Слово, Железные Воины и Повелители Ночи стали предателями. Когда говорящие со звездами наконец подтвердили толкования, принеся с собой рунические сплетения, чтобы показать узор предсказания, вокруг них словно рассыпалась вселенная, обращенная в руины каким-то странным и невнятным бредом. Даже сейчас шок от услышанного отдавался, повиснув словно дымовая завеса над присутствующими.
— Мы не смогли бы ничего остановить, — невозмутимо ответил Бьорн. — Наоборот, стали бы частью бойни, и немногие стали бы скучать по нам.
При этих словах Русс почти улыбнулся своей привычной кривой и сардонической усмешкой.
— Да. Немногие, это точно.
— Вопрос в том, — взял слово лорд Гунн, — что делать дальше?
— Мы получили вызов Дорна, — сказал Огвай.
— Вызов, — сплюнул Гунн.
— Разве не для этого мы созданы? — спросил устало Русс. — Мы приходим, когда нас вызывают.
— Когда Всеотец вызывает, — поправил Огвай.
— А Он молчит, — сказал Русс. — Вальдор не сказал почему, хотя знал. Из всего, что случилось, из всех ошибок, это изводит меня более всего. Скажите мне — что случилось с Императором?
Никто не ответил. Никто не знал. Они отвели глаза и закрыли рты. Только их разумы перебирали ответы — подозрения, догадки, опасения.
«Он ранен».
«Он покинул Тронный мир».
«Он мертв».
И тогда Русс засмеялся, но не так, как делал это раньше. В этот раз смех получился сдавленным.
— Вот, что нам нужно, — он по очереди посмотрел на каждого из ярлов. — Я не стану получать приказы от моих братьев, только от моего Отца. Он поговорит со мной. Мы направимся на Терру, не потому что этого требует Рогал, но потому что сами решили.
Лорд Гунн поднял взор.
— И когда?
— Через пять дней.
Ярл Онн глубоко вздохнул. Огвай выглядел задумчивым, некоторые из командиров сомневающимися.
Русс сердито взглянул на них.
— Не дольше, — приказал он. — Возвращайтесь на корабли, делайте все необходимое — через пять дней мы уходим.
Выражение его лица оставалось мрачным, но где-то глубоко внутри волчьего облика, в исчерченной морщинами плоти и золотых глазах все еще пылал возмущенный огонь. Тяжесть скорби стала уменьшаться.
Ее сменило нечто иное.
— Никогда прежде, вплоть до этого момента, я не был по-настоящему разгневан, — прорычал Русс, и два волка поднялись на звук его голоса, шерсть на загривках встала дыбом. — Мне любопытно посмотреть, к чему это меня приведет.
Беорт Ранекборн откинулся на командном троне «Филскьяре». Он хорошо выспался во время свободной смены и был бодр. Сервиторы и смертные матросы в расположенных под ним постах работали бесшумно, а весь мостик тихо гудел активностью.
Командование таким эскортным фрегатом, как «Филскьяре», нельзя было назвать почетной обязанностью. Они находились на удаленной от основных сил Волков позиции, и туманность Алакксес в кормовых иллюминаторах была едва заметным пятном. Тем не менее это дало им возможность снова проверить работу двигателей реального пространства. Они получили попадание над Просперо от одного из немногих залпов с поверхности планеты, которые Тысяча Сынов сумели дать. Его последствия до сих пор сказывались на системах корабля. Техножрецы Ранекборна работали без передышки, но по-прежнему не могли разобраться в сути проблемы.
Повреждения требовали внимания железных жрецов, но все они были полностью заняты на капитальных кораблях. Учитывая все обстоятельства, «Филскьяре» справлялся неплохо. По крайней мере, патрульная служба на границе действия сенсоров флота шла своим чередом.
— Есть что-нибудь? — спросил Ранекборн дежурного лейтенанта Торве — рыжеволосого кэрла с одного из миров-данников Фенриса, названия которого он никак не мог запомнить.
— Система обнаружения отслеживает на пределах дальности авгура, — ответил Торве, его скромное лицо на миг поднялось от громоздкого пульта управления. — Кажется, ничего. Хотите взглянуть?
Ранекборн на самом деле не очень и хотел, но работы было мало, а экипаж становился беспокойным, если не был занят ничем, кроме построения векторов.
— Вот для этого мы и здесь, — ответил он. — Корректировка курса?
— Небольшая, — ответил Торве, взглянув на установленный вверху пикт-экран со светящимися линиями на стеклянной поверхности.
— Тогда выполняй.
Торве подчинился. Несколько секунд спустя Ранекборн почувствовал, как слабый вой двигателей изменил тональность. Он по-прежнему был не совсем верным — скорее скрежещущим, нежели рычащим. Маркеры траектории на разных пикт-экранах исчезли, прорабатывая новые маршруты.
— Есть что-нибудь? — спустя некоторое время спросил он, рассеянно регулируя подлокотники трона. Его вахтенный офицер Аэрольф что-то сделал с ними во время своего последнего дежурства на мостике.
Ранекборн смотрел, как Торве запускает дополнительные проверки оборудования, а авгурные линзы на пульте управления своего трона начинают передавать ему новые данные приборов обнаружения. Он слышал, как вялые переговоры на мостике стали громче, и увидел, что сервитор на одном из постов связи подключил дополнительный интерфейсный узел к свободной шунтовой катушке и начал взволнованно издавать щелкающие звуки.
— Может быть, — Торве пристально следил за показаниями датчиков. — Удерживайте этот пеленг.
Ранекборн немного выпрямился. Он взглянул в иллюминаторы — группу освинцованных кристалфлексовых панелей, образующих блистер над верхним мостиком, не зная, чего ждать. Как обычно, в ответ мигало неподвижное звездное полотно.
— Да, вот оно, — пробормотал Торве. — Есть кое-что. Это не сбой, а показания.
Ранекборн почувствовал, как волосы на руках встали дыбом.
— Подробности, — приказал он, одновременно открыв приоритетные каналы связи с инжинариумом и постами пустотных щитов.
— Передаются на экран мостика, — доложил Торве, переключив входящий поток данных на главные мониторы, установленные на потолке.
Ранекборн взглянул на них. Минуту он не видел ничего особенного — размытая кубическая схема близлежащего космоса, изображенная в светящихся зеленых линиях с наложением рун-символов и известных курсов кораблей. Она изменилась не сразу. На границе действия авгура, где определенное переходило в вероятное, что-то стало проявляться.
Космический Волк открыл медную клавиатуру на подлокотнике трона и начал жать на кнопки.
— Поднять щиты, — рявкнул он. — Развернуть корабль на два пункта к надиру. Связаться с флотом.
На мостике тут же закипела работа, все видели одно и то же. Низкий гул голосов изменился в тоне, став более напряженным, настойчивым, целенаправленным.
— Связь установлена, — доложил офицер связи Клайя.
— Есть отличительные знаки? — спросил Ранекборн, внимательно следя за состоянием и курсом «Филскьяре», было бы совсем некстати потерять инжинариум.
— Символика на корпусах? Мне нужно сообщить флоту хоть что-нибудь.
— Почти готово, — сообщил Торве, неистово работая за своим пультом. — Они по-прежнему далеко, но… Да. Вот оно.
Пикты обновились. Что-то проявилось в углу экрана, отправляя информационные данные в когитаторы. На тактическом дисплее явственно дрожал единственный образ, воспроизведенный светящимися линиями. Изображение было плохим, заснятое под углом и на предельной дистанции, частично затененное нависающим краем, по-видимому, корпуса лэнс-излучателя, но оно было.
Поднявшаяся на дыбы многоголовая змея на фоне золотого круга.
— Что это? — спросил Торве, повернувшись к Ранекборну.
Волк почувствовал, как подскочил пульс при взгляде на эмблему.
— Я подозревал, что ты не читал предоставленные мной разведданные, — сухо заметил он. — Это новые. Кажется, они хотят заявить о себе.
Он переключился на станцию связи. В это время все больше точек стало распространяться по авгурному кубу — сначала несколько, затем десятки.
— Срочное сообщение командованию, — приказал Ранекборн. — По периметру обнаружен противник. Крупная группировка. Передайте, что мы будем продолжать сканирование столько, сколько сможем. Взять курс на перехват.
Он наблюдал за тем, как продолжали увеличиваться светящиеся точки, подобно размножающимся на чашке Петри бациллам. Их число становилось более чем неприятным.
— Убедитесь, что мы передали эти изображения, — приказал Ранекборн, голос стал жестче, когда он подсчитал, сколько их было. — Проверьте, что они их получили. Скажите, что это флот предателей.
Он сглотнул, задумавшись над тем, насколько исправным в действительности было вооружение корабля.
— Передайте им — это Альфа-Легион.
3
ПОВЕЛИТЕЛИ ТЕРРЫ
ИГРОКИ
КЛИНОК ЛЕГИОНЕРА
Обсерватория была возведена в северо-восточных пределах Императорского дворца. Ее куполообразная крыша была выложена бирюзовыми мозаичными плитками, отражающими пламя сотен свечей. На изогнутой поверхности сверкали и скользили в мягкой игре теней эзотерические символы.
Было не просто разглядеть, что же изображали эти образы: возможно, астрологические символы или же мифических зверей из забытой эпохи Терры? На самой вершине царила тень, это место было вне досягаемости огня свечей. Очень давно там был создан образ, но рассмотреть его уже было невозможно. Окутанный темнотой он бесстрастно взирал вниз.
Обсерватория уже долгое время не использовалась для наблюдения за звездами. Древние медные телескопы, планетарии и астрариумы без всякой пользы загромождали нефы, большинство из инструментов были накрыты тяжелым брезентом. Кабинеты из палисандрового дерева были заперты. Книжные шкафы покрывала пыль толщиной с палец.
Пол был выложен мрамором черно-белой шахматной расцветки, а стены блестели выцветшей позолотой. Купол поддерживали двадцать колонн, на капители каждой был вырезан каменный символ. Некоторые были хорошо освещены — волк, змей, лев, другие же — скрыты тенями.
В центре обсерватории стояли три лорда. Двое были титанами, закованными в роскошные доспехи. Третий — сутулым и тщедушным.
Долгое время ни один из них не решался нарушить молчание. Оно казалось бесконечным в этом месте. Словно первый заговоривший мог разрушить стены и обвалить купол.
Первым нарушил тишину самый высокий и физически внушительный. У него был суровое лицо, обрамленное коротко стриженными белыми волосами. Его золотой боевой доспех выглядел таким же монолитным, как и каменные изваяния вокруг, воин вполне мог сойти за одну из статуй. С его плеч свисал толстый плащ, отбрасывая тень в мерцающем полумраке.
— Есть что-нибудь? — спросил он.
У говорившего было много имен. С самого детства на ледяном мире Инвит он был Рогалом Дорном. Позже стал примархом Имперских Кулаков. В последнее время он постепенно привыкал к должности избранного преторианца Императора.
У его голоса был тембр молота, бьющего по бревну. Голос выдавал единственное желание человека: посадить людей на корабли, собрать воедино всю мощь Легиона и направиться в космос навстречу приближающемуся врагу.
Однако именно это и только это ему было категорически запрещено делать. Это было странное бремя: быть приговоренным собственным мастерством.
— Сигиллит не говорил, — ответил второй человек.
Этот был чуть менее внушителен. У его доспеха был такой же вычурный вид, как и у обсерватории — его украшали фазы лун и символы, которые когда-то могли называться оккультными. Как и Дорн, человек был облачен в золото и бронзу, поверх которых был наброшен багровый плащ. Но если Дорн казался надежным, как скальный массив, на котором стояла обсерватория, то второй выглядел более обманчивым, способным взорваться неожиданным ходом. На его искусно выкованном доспехе были старательно выгравированы древние слова силы. Символы были столь крошечными, что могли сойти за почти неслышимый шепот призраков.
Полное имя этого человека было таким длинным, что не могло уместиться на одном листе бронзы. Он обычно отзывался на сокращенный вариант: Константин Вальдор, капитан-генерал Легио Кустодес. Когда он заговорил, его голос оказался удивительно тихим. А вот глаза постоянно пребывали в движении, почти незаметно мигая и постоянно выискивая очередную угрозу, которой следовало противостоять.
— Нет, не говорил, — промолвил третий. — Я стараюсь найти слова, которые еще не были сказаны.
В Малкадоре не было ни капли величия его собеседников. Его одежда, хоть и искусно сшитая, была простой. Посох, на который он опирался, был выкован из обычного железа, за исключением навершия в виде аквилы. Голос выдавал физическую слабость, в нем слышалось бремя многих лет. Никто, за исключением самого Императора, не знал ни его возраста, ни места рождения, ни культурной принадлежности. Насколько было известно всему Империуму, Малкадор просто существовал всегда, такой же постоянный, как и сам дворец.
Малкадор и Император. Император и Малкадор. Они были как свет и тьма, солнце и луна, каждый в равной степени загадочный и непостижимый.
Если не считать, что Император скрылся в глубинах тронных залов и полностью задействовав свою несравнимую силу, о чем даже лорды Терры не осмеливались говорить открыто.
— Тогда позволь мне повторить, — обратился Дорн. — Возможно, ты забыл в каком мы положении. Магнус разрушил обереги вокруг Трона, и теперь самая могучая крепость в галактике покоится на безумии.
— Пока оно сдерживается, — возразил Малкадор. — На данный момент мир мало знает о том, что произошло.
— Оно сдерживается только потому, что Император ведет тайную войну, — ответил Дорн. — Эта передышка куплена жертвой тысячи душ. Именно поэтому мир не знает.
— Пока не знает, — холодно заметил Вальдор. — Но узнает. Возможно через несколько недель, может месяцев, но в конце концов все станет известно. Слухи уже выходят из-под контроля.
— Это неизбежно, — согласился Малкадор. — Но пока Он держится…
— Вот именно, пока Он держится, — с горечью перебил Дорн. — Вот до чего мы дошли. Ни действий, ни ответных мер — одна лишь надежда.
— Мы не можем помочь Ему, — сказал Вальдор. — И знаем это. Так что давайте вернемся к тому, что мы можем сделать.
Малкадор сухо рассмеялся.
— Я никогда не спрашивал тебя, Константин, что ты чувствовал, когда смотрел, как горит Просперо. Твоя черствая душа хоть раз вздрогнула от этого зрелища?
Вальдор и бровью не повел.
— Нет. Это было необходимо.
— Разве? — вздохнул Малкадор. — Я не отдавал такого приказа. Я хотел осуждения Магнуса, а не уничтожения. Что заставило Русса пойти на это? Ты так и не дал мне вразумительного ответа.
Дорн нетерпеливо выдохнул.
— Ты все знаешь, Малкадор. Знаешь все, что произошло там, как и мы.
Его обуревала холодная ярость.
— Нужно ли повторять это? Во всем виноват магистр войны, он отравляет все, что мы делаем, и теперь на его руках кровь еще трех Легионов.
При этих словах Малкадор вздрогнул. Шок от бойни на Исстване V еще не прошел. Каждый из них, за исключением, возможно, Вальдора, при упоминании о ней испытывал опустошающее чувство утраты.
— Они говорят мне, что Феррус несомненно погиб, — подтвердил Малкадор. — Вулкан и Коракс пропали. Восемь Легионов объявлены предателями, в эту самую минуту направляясь против нас.
Он мрачно улыбнулся.
— Мне продолжать? Эфир в смятении, нарушая работу Астрономикона и ослепляя нас. Ни слова о Жиллимане и Сангвинии. Они с нами? Или тоже предали?
— Только не Ангел, — решительно заявил Дорн. — И я не поверю, что Робаут на это способен.
— Но они потеряны для нас, по крайней мере на данный момент, — сказал Вальдор. — Поэтому мы должны обдумать то, что знаем. Русс в системе Алакксес. Когда я покинул его, Волки были сильно потрепаны тяжелой битвой с Сынами, но они снова будут охотиться.
— А Лев, — сказал Малкадор. — Что с ним?
— Он занят личной местью, — сказал Дорн. — И когда он интересовался чем-то иным, кроме как собой?
Малкадор улыбнулся.
— Твои братья — то еще осиное гнездо. Я советовал Ему сделать вас сестрами, тогда бы дела велись более цивилизованно. Он подумал, что я шутил. А это не так.
Дорн не улыбнулся. Казалось, его лицо было в постоянном, сдержанном напряжении.
— Есть еще один, — тихо напомнил Вальдор.
— Ах, да, — вспомнил Малкадор. — Так легко забыть о Хане. Интересно, почему?
— Это его дар, — пренебрежительно бросил Дорн.
— Хан был в системе Чондакс, — сказал Вальдор.
— Которая, как и многие другие, за пределами нашей досягаемости, — заметил Малкадор с холодной усмешкой.
— Что с верностью Джагатая? — спросил Вальдор.
— Я знал его недостаточно хорошо, — сказал Дорн.
— Никто не знал, — вставил Малкадор. — В этом его суть — в любой системе должна быть неопределенность.
Он улыбнулся Дорну.
— Ты, мой друг, противоположный пример. Не удивительно, что вы оба не понимали друг друга.
— Ну а к кому он был близок? — спросил Вальдор.
Малкадор задумался на минуту.
— К Гору, конечно. Они были столь схожи. Думаю, они совещались на Улланоре.
— И к Магнусу тоже, — немного нерешительно добавил Дорн. — Они долгое время сражались вместе.
— Да, — согласился Малкадор, задумчиво кивнув. — Библиариус, за ним стояли Хан, Магнус и Сангвиний. Он был основой их связи, какой бы она ни была. Все они верили в необходимость присутствия псайкеров в Легионах.
Вальдор глубоко вздохнул.
— Значит вот как. Известные союзники Хана — Гор и Магнус. Оба предатели.
— Все мы доверяли Гору, — заметил Дорн.
— Всецело, — задумчиво произнес Малкадор. — Как я ранее говорил, Никея была корнем нынешних бед. Нам стоило лучше разъяснить положение вещей, пусть и были причины, которые мы не могли раскрыть, не на Никее.
Он скривил тонкие губы.
— Мы были слишком увлечены тем, что следовало сделать. В этом и заключается трагедия нынешней ситуации — мы не объяснили причины, побудившие принять указ.
Дорн холодно взглянул на Малкадора, как будто полностью соглашаясь. Вальдор, как обычно, оставался суровым.
— Слишком поздно сожалеть, — устало заявил Малкадор. — Мы должны вызвать их. Я буду спать лучше, если Русс и Хан будут стоять подле тебя, Рогал. Палач и Боевой Ястреб, они заставят задуматься даже Гора.
— С Чондаксом нет связи, — предупредил Вальдор. — Но я могу дать указания астропатам сосредоточить усилия на системе.
— А если он не ответит? — спросил Дорн.
Какой-то момент и Вальдор, и Малкадор молчали. Казалось, пространство вокруг них немного сжалось.
— Значит, мы должны полагать, что Джагатай тоже пал, — сказал наконец Сигиллит, в его голосе не осталось и следа мрачного юмора. — Еще одно имя в списке заблудших.
Сделав ход камнем из слоновой кости, Илья откинулась на спинку кресла. На обдумывание хода у нее ушло много времени. Так было всегда, несмотря на большое количество вариантов и камней.
Ее соперник покачал головой.
— Плохой выбор.
— В самом деле? — спросила она, ожидая демонстрации ее ошибки.
— Да, — подтвердил он, потянувшись к большой квадратной доске, чтобы переставить угольно-черный камень. Генерал изучила результат. Он оказался отрезвляющим — оппонент был близок к захвату обширного серпообразного куска территории, и она почти ничего не могла с этим поделать. Поэтому выбор был прост: сражаться с неизбежным или же отыграться на другом участке доски. Она привыкла к этому выбору.
— Я не вижу возможностей закрыться вовремя, — пожаловалась Илья.
— В этом и заключается мастерство. Но вы делаете успехи.
Илья позволила себе бросить быстрый взгляд на оппонента, чтобы удостовериться, не смеется ли он над ней.
Как обычно, сказать наверняка было трудно. Джагатай-хан развалился в низком кресле из меха и кожи, гордое лицо было непроницаемым, как камень.
Илья помнила их первую встречу над Улланором. По какой-то причине она едва не упала в обморок, даже после предупреждения Есугэя о такой возможности. Говорили, что примархи иногда вызывали такой эффект — сила их сверхэнергичных душ сильно действовала на чувства человека. Генерал также слышала, что люди никогда не эволюционируют настолько, чтобы сдерживать такую мощь внутри своих тел. Эффекты были хорошо известны: тошнота, головокружение, паника.
Теперь все это прошло. Времяпровождение в компании примарха не стало привычным — это было невозможно — но оно было терпимым. Теперь ее редко беспокоили вызванные страхом спазмы в животе. Их беседы стали чуть менее формальными. Время от времени они выпивали по бокалу вина. Играли.
— Я действительно делаю успехи? — задумчиво спросила она, подняв камень и размышляя, куда его поставить. — Думаю, вы говорите это мне, чтобы не потерять соперника.
— Цинь Са играет.
— Он когда-нибудь побеждал вас? — спросила Илья.
— Он очень хорош.
— Буду считать, что это значит «нет».
Физическое присутствие примарха могло отвлекать. Дело было не только в его габаритах, хотя обращение к человеку, почти вдвое выше нее, безусловно ошеломляло. Скорее это было бессознательное… величие.
Хан был жилист, мускулист и резок, как когти хищной птицы. Он говорил мало и в особой аристократической манере. У него было обрамленное длинными черными волосами вытянутое и гладкое лицо, смуглое, как у всех чогорийцев. По левой щеке тянулся отчетливый шрам, оставшийся от старой раны зигзаг. Илья слышала, что легионеры добавляли яд в нанесенную ножом рану, чтобы получился шрам, иначе сверхчеловеческая плоть слишком хорошо заживала.
Примарх следил за своей внешностью. Его плащ был подбит белым мехом, который чогорийцы называли эрмиет. Джагатай носил кафтан темно-бордового цвета на шелковой подкладке. Золотые украшения украшали пальцы, обвивали шею и стягивали хвост блестящих волос.
Даже без доспеха он выглядел опасным. Складки одежды не могли скрыть натренированное тело воина. Каждое его движение — тянулся ли он, чтобы налить вина чиньюа, или же ставил свои камни на выбранные места — словно совершалось с доведенной до совершенства точностью мечника.
Халджи говорил ей об этом много раз.
— Ничего лишнего, — сказал он, взмахнув талваром перед ней в подтверждение своих слов. — Каждое движение настолько эффективно, насколько позволяют мускулы. Никакой напыщенности и изящества. Только суть.
Хан казался вполне способным довести до совершенства такой подход.
— Вы позволите мне дать вам совет? — спросил он.
Брови Ильи поднялись.
— Всенепременно.
Он откинулся на спинку огромного кресла. Свет вокруг них плясал от легкого движения пламени свечей. На заднем фоне раздавались тихие звуки просперинской серебристой арфы. Хан очень любил музыку — говорили, что в этом он был похож на Магнуса.
— Вы играете в регицид? — спросил он.
Илья кивнула.
— Не такая сложная игра, как го, — заметил Хан. — Регицид дает вам одного врага, один путь — убей Императора и победишь. В го нет Императора. Или лучше сказать: в ней много Императоров.
Илья слушала. Она считала, что Белые Шрамы слишком сильно старались объяснить превосходство своих культурных предпочтений. Они так привыкли быть непонятыми и игнорируемыми, что это глубоко засело в их душах.
— Мои воины тренируются на этой игре, — продолжил Хан. — Они учатся видеть угрозы со всех сторон, учатся противостоять многим врагам.
— Я понимаю, — сказала Илья. — Проклятье. Я стараюсь все запомнить.
— Вы хорошо справляетесь.
— Но должны были быть случаи… Случаи, когда у вас действительно был один враг.
— Острому уму легче приспособиться к простоте.
И снова эта резкая защитная реакция.
«Это потому что ты знаешь: в тебе видят варвара».
Илья вздохнула и сделала ход. Вероятно, остановить потери было уже невозможно. Она полагала, что довольно скоро ее контрходы будут отражены.
— Итак, какова следующая цель?
Хан изучил доску.
— После Чондакса? Я не знаю.
— Приказов от магистра войны нет?
Примарх не ответил. Он не говорил о Горе со времени заключительных этапов войны на Белом Мире, хотя прежде часто вспоминал о нем. То же касалось Цинь Са. Илья знала, что за все время кампании в системе Чондакс Легион не получили никаких надежных новостей от магистра войны — иначе бы она увидела рапорты — но кое-что, возможно смутное видение говорящего со звездами, могло пробиться.
Все как будто начинались с подозрительных слухов, тревожных намеков, которые передавались по пустоте, как сплетни между пехотинцами.
— Так у вас есть планы? — спросила Илья, гадая, получит ли она точный ответ.
Хан внимательно смотрел на камни, не поднимая глаз.
— Я чувствую необходимость снова поговорить с Есугэем. Если мы в скором времени не установим связь, тогда нам придется вернуться домой.
Илья улыбнулась.
— В самом деле? Вы приведете весь Легион на Чогорис только ради него?
Хан не улыбнулся. Он редко это делал, что было странно: с лиц остальных воинов Легиона улыбка почти не сходила.
— Конечно.
Он поставил камень, предсказуемо начиная окружать следующую из ее уменьшающихся групп.
— Я больше столетия полагаюсь на Есугэя.
Илья сделала глоток перед следующим ходом. Вино было посредственным — чогорийцы не очень ценили виноделие.
— Тогда почему он не отправился с нами на Чондакс?
— Он был нужен на Никее.
— Никее?
— Совет, — Хан наградил ее проницательным взглядом. — Я бы тоже был там, если мог, но Есугэй — мой представитель. Он говорит от моего имени. Видите, как сильно я ему доверяю?
— Вижу. А что он там делает?
— Оспаривает право задьин арга на существование. Надеюсь, он преуспел.
— А если нет?
Хан пожал плечами.
— Для меня это не имеет значения, но я бы предпочел, чтобы мои более прилежные братья не были вынуждены делать сложный выбор.
Илья засмеялась. Она поняла, что находит дружелюбное безразличие Белых Шрамов к имперским указам скорее располагающим к себе, нежели раздражающим. Они не были мятежными в строгом понимании, просто самими собой — ни больше, ни меньше. Единственными в своем роде. Беспечными. И никогда не откажутся от провидцев бури.
— Невыгодное для вас решение могло быть принято месяцы назад, — заметила генерал. — Мы бы и понятия не имели о нем.
— Множество событий могли произойти, о которых мы понятия не имеем, — ответил Хан. — В этом заключается преимущество этого места.
Но затем на какой-то миг выражение лица примарха дрогнуло, словно он знал или догадывался о чем-то большем, чем сказал.
— Вы ничего не хотите мне рассказать? — осторожно спросила Илья.
— Нет, — ответил Хан, опустив свой камень и начав новую атаку на ее окруженные позиции. — Теперь сосредоточьтесь. Вы почти проиграли.
— Итак, скажи мне, что ты думаешь, — поинтересовался Шибан.
Перед ним на стальном столе лежал мертвый легионер, лампы апотекариона «Калджиана» освещали неприятные подробности его тела. Доспех был срезан, а черная плоть внутри походила на подгоревшее мясо.
Рядом с Сангджаем, который задумчиво потирал подбородок, стоял Джучи.
— Прогеноиды пропали, — сказал с сожалением эмчи. — Из-за температуры.
— Как он умер?
— Ты сам видишь, — ответил Сангджай, потянувшись к шее воина и раздвинув отслаивающуюся плоть руками в перчатках. — Один колющий удар клинком в позвоночник. Воина держали в этот момент.
Шибан оперся руками на стол.
— Видел когда-нибудь, чтобы орки наносили такие раны?
— Не знаю. Они наносят раны определенным способом?
— Ты видел, как сражаются зеленокожие, — сказал Джучи. — Они обезображивают свои жертвы.
— Может быть, у них не было возможности, — предположил Сангджай.
— У них было достаточно времени, — ответил Шибан. — Дело не в этом.
Сангджай снова посмотрел на труп. Он долго и тщательно изучал его, наклонившись и внимательно рассматривая рану. Шибан услышал слабый шум левого аугметического глаза апотекария, регулирующего фокусировку.
В конце концов Сангджай выпрямился.
— Это мог быть хейн. Я видел, как они довольно неплохо орудовали клинками. Но соглашусь, это маловероятно.
— Тогда кто?
Сангджай невозмутимо взглянул на него.
— Тебе нужны мои предположения?
— Говори, — нетерпеливо прошипел Джучи.
— Этот разрез сделан длинным клинком. Легионерским. Они знали, куда вонзить его, и сделали это быстро. Посчитали, что лава уничтожит тела.
Шибан кивнул. Его слегка подташнивало.
— Что-нибудь еще?
Сангджай покачал головой.
— Клинок легионера, — пробормотал потрясенный Джучи. — Они сражались друг с другом?
— Кто знает? — вымолвил Шибан.
— На Фемусе не было никого, кроме зеленокожих, — продолжил Джучи, все более распаляясь. — Зеленокожих и нас. Они что, с ума посходили?
— Ну все, хватит.
— Сколько погибли вот так?
— Хватит, — резко выпалил Шибан.
Он оттолкнулся от стола. Голова была переполнена мыслями. На захват Фемуса ушло много времени, намного больше, чем должно было. Флотские командиры ссылались на неблагоприятный рельеф, но Шибан перед своим переводом видел боевые доклады, содержащие жалобы на более высокие, чем ожидалось, потери, плохую связь, регулярные неудачи.
«Они сражались друг с другом?»
Сложно поверить. Между братствами всегда были трения — он ощутил их на собственной шкуре — но не до такой степени. Никогда.
— На это нельзя закрыть глаза, — сказал он наконец. — Я возвращаюсь назад.
— Зачистка окончена, — нерешительно напомнил Сангджай. — Мы получили приказ вернуться, Каган скоро уведет флот.
— Связь целыми месяцами была плохой, — заметил Шибан с безрадостной улыбкой. — Если мы ответим не сразу, он поймет.
— Ты не найдешь ответ, — сказал Сангджай. — Не на Фемусе.
Шибан направился к выходу.
— Откуда-то надо начинать, — ответил он.
4
«ХЕЛЬРИДДЕР»
В ШТОРМ
ПРЕДАТЕЛЬ
Понадобилось много времени, чтобы флот отреагировал на приказы. Боевые крейсеры Легионес Астартес были гигантскими творениями длиной в несколько километров, подобные темным городам посреди космоса. Их строили десятилетия, привлекая миллионы рабочих и тысячи машин Механикума. Отправленные в глубокий космос они продолжали расти, развиваться, меняться. Собственные кузни кораблей никогда не прекращали работы и не отдыхали.
Суть управления флотом заключалась в логистике. Миллион сервов должны были быть на своих постах, заряжая оружие, активируя генераторы, обслуживая командные посты. Тысячам строевых офицеров необходимо было принимать решения, проверяя уровень и частоту подачи энергии из инжинариума в двигатели. Сотни командиров отделений должны следить за относительным перемещением других кораблей и направлять триллионы показаний авгуров в когитаторы и датчики для предотвращения столкновения с другими левиафанами, тяжело маневрирующими в пустоте.
Но в конечном итоге даже самый крупный боевой корабль управлялся одним единственным человеком — капитаном, который был облачен властью непреклонным стремлением Империума к установлению иерархии во всем. Один голос отдавал приказ дать ход, навести орудия, осветить черноту сжигающей планеты мощью лэнсов и торпедных залпов.
Приказ был отдан, корабли пришли в движение.
Весь флот VI Легиона, каждый корабль увеличил мощность двигателей и активировал мерцающие пустотные щиты вдоль бортов с волчьими оскалами. Эскортники устремились вперед, оставляя за собой огненные следы, машинные духи рвались на охоту. Следом тяжело двинулись истинные гиганты, разворачиваясь, прежде чем увеличить скорость.
Стая светло-серых кораблей рассыпалась, перестраиваясь в атакующие боевые порядки. Были рассчитаны сектора кругового обстрела, и от центра флота разошлась трехмерная сфера разрушения. Ржаво-красное облако туманности вдруг засветилось тысячей ярких точек, которые погасли, как только флот набрал атакующую скорость.
Впереди, на расстоянии в тысячи километров, вне пределов видимости, то же самое проделывал Альфа-Легион. Его корабли были такими же левиафанами, ощетинившимися вооружением почти безумно разрушительного потенциала. Некоторые были украшены новой эмблемой Легиона — атакующей гидрой в сапфирном и изумрудном цветах. Другие по-прежнему носили старый символ верности — соединенные цепью Альфу и Омегу. Как всегда, в XX Легионе не было ничего постоянного. Все менялось.
Бьорн наблюдал за врагом с мостика «Хельриддера», изучая построение, отмечая маневры. Оба флота все еще находились вне прямой видимости. Их изображения по-прежнему представляли собой зернистые данные с плохим разрешением, поступавшими от авгуров дальнего действия.
Волк не испытывал каких-то особенных эмоций. Просперо было такой же задачей, как и бесчисленное число прочих, полученных Волками, и которую следовало эффективно выполнить. Только позже их охватило ноющее чувство неправильности произошедшего.
«У них огневое превосходство», — подумал Бьорн.
Он мысленно провел приблизительные расчеты, зная, что стратеги на флагмане придут к тому же выводу. Им было известно, насколько больше кораблей у Альфа-Легиона и насколько быстро их смертоносные орудия могут быть задействованы.
— У них огневое превосходство, — на долю секунду позже произнес Богобой, стоявший рядом с Бьорном на командном постаменте мостика вместе с остальной стаей. Он был в грязно-сером доспехе, исполосованном кровавыми пятнами и ритуальными отметками убийств. Голос боевого брата из-за личины шлема отдавал металлом.
— Похоже на то, — согласился Бьорн, изучая входящие данные.
— По-твоему, будет мудро встретить их лицом к лицу?
— Возможно, нет.
Богобой заворчал. Бесполезно сомневаться в принятом решении, а Волчий Король был не в настроении отказываться от следующего боя, вне зависимости от того, насколько тяжелые потери они понесли.
«Мы затупленный клинок, — безрадостно подумал Бьорн. — Нас использовали слишком интенсивно».
Все Легионы несли потери в ходе Великого крестового похода, но некоторые задания были более кровавыми, чем другие. Волки никогда не относились к самым многочисленным Легионам. Эту особенность усугубляли их стремление ограничивать комплектование личного состава Фенрисом и постоянное развертывание, обычно по собственному желанию, на наиболее сложных участках кампаний. Просперо нанес им глубокую рану, возможно более глубокую, чем они в действительности осознавали.
— Я размышлял, станет ли это легче, — задумчиво произнес Бьорн.
— Что станет? — спросил Богобой.
— Уничтожение другого Легиона. Убийство родичей.
— Мы еще не дошли до этого.
— Уже дошли.
Бьорн уже видел, как все произойдет: с «Храфнкеля» на флагман Альфа-Легиона будут отправлены требования отступить. Ответа не последует. Космические Волки будут отправлять запрос за запросом, не открывая огонь до последнего момента, пока корабли не сблизятся на дистанцию ведения огня главными лэнс-излучателями. Затем начнется битва.
«Хельриддер» выполнит свою задачу. Он был создан для быстрых атак: маневренный и сильно вооруженный, с небольшим экипажем и трюмами, предназначенными только для топлива и боеприпасов. На борту находилось всего шестеро легионеров. Небольшая стая, но под командованием сообразительного охотника — убийцы.
— Они движутся на атакующей скорости, — отметил Богобой, взглянув на экраны.
— Странно, не правда ли? — Бьорн наблюдал за зелеными пульсирующими точками, ползущими по тактической карте навстречу друг другу с обманчивой медлительностью — скорость сейчас была невероятной. — Что ты знаешь об Альфа-Легионе?
— Немного, — ответил Богобой.
— Когда-нибудь слышал, чтобы они проводили крупную флотскую операцию?
Богобой помедлил с ответом.
— А должен был?
Бьорн пожал плечами.
— Я никогда не слышал. Как и о том, чем они славятся.
Все, что было известно об Альфа-Легионе, касалось коварства, уловок и проникновения. Было хорошо известно, что Жиллиман пренебрежительно отзывался о нем. Менее известно было то, что Русс разделял мнение брата о XX Легионе. Говорили, что его воины не любили пачкать кровью свои перчатки.
Как только с Исствана V пришли новости, и их постепенно осознали, предательство одних Легионов показалось более очевидным, чем других. Бьорн мог понять измену Пожирателей Миров. То же касалось Железных Воинов и странной Гвардии Смерти Мортариона.
Но не Альфа-Легиона. Что-то в смене ими верности беспокоило его, вызывая чувство… неправильности.
— Почему они здесь, почему пошли на это? — спросил Бьорн, обращаясь в равной степени к себе и к Богобою.
Боевой брат безрадостно улыбнулся.
— По-моему очевидно.
Бьорн не улыбнулся. Даже до потери руки в схватке с демоном он редко улыбался, а теперь и того меньше. Он знал, что стаи подшучивали над его извечной серьезностью, но это его нисколько не волновало.
Иногда он чувствовал тяжесть в душе, словно ему на грудь давила наковальня. Когда стая сидела вокруг костра, он держался в стороне и молча слушал, как поют или рассказывают истории другие. Долгое время Бьорн ощущал себя не неотъемлемой частью Легиона, а всего лишь одним из второстепенных элементов, которому было суждено умереть в какой-нибудь кровавой кампании на том или ином мире.
Теперь это чувство покинуло его. Странно, как все изменилось, его прежнее мрачное ощущение отступило, сменившись чем-то иным. После многих лет проведенных на периферии Стаи, произошедшее на Просперо начало приближать Бьорна к ее сердцу. Теперь примарх знал его имя. Оно упоминалось в сагах, что гарантировало бессмертие в холодных залах Этта. У воина было ощущение, что центр тяжести изменился, притягивая его в дикие объятия Легиона, чей нрав всегда так сильно отличался от его собственного.
— Не очевидно, — возразил Бьорн. — Не для меня. Здесь есть какая-то тайна.
Свет на мостике стал тускнеть. Откуда-то снизу зазвучал предупредительный звон. Орудия приводились в боевую готовность, рассчитывались данные для ведения огня.
Далеко впереди тонкой линией на самой границе видимости показались первые точки света, словно драгоценности, разбросанные по пустоте.
— Что ж, возможно и так, — выдохнул Богобой, в его голосе явственно слышалась радость. — Ну вот и враги, и я желаю узнать только, как они умирают.
Есугэй наклонился поближе к иллюминатору и смотрел, как равнины Чогориса превращаются в бледное пятно. Несколько секунд после взлета он мог видеть монастырь Хум Карта, раскинувшийся внизу во всем своем великолепии — старые башни киданей, тренировочные комплексы, сады со спелыми сливами. Золотые башенки блестели на солнце. Знамена духов хлопали на сильном ветру.
Затем все исчезло, растворившись в бледно-зеленой и коричневой дымке. Есугэй смотрел на протянувшийся по всему континенту всеобъемлющий Алтак. Только несколько клочков облаков скользили над степями, олицетворяя мимолетное на фоне бесконечности.
Из космоса все миры выглядели почти одинаково. Цвета менялись, но главные отличия были скрыты в деталях у самой земли — запахах, чувстве гравитации, ощущении ветра. Есугэй ступал по сотне разных миров, и ни один не был полностью похож на другой. Человечество распространилось по невероятно огромному числу планет, завоевывая каждую с безжалостным терпением и изобретательностью. Он пришел к пониманию, что это были характерные особенности их биологического вида.
Вскоре Чогорис перестал отличаться от любой другой планеты. Он утратил свою отличительность и превратился в бледную сферу, висящую посреди однообразной черноты освещенного светом звезд космоса.
Есугэй отвернулся от иллюминатора и сел в кресло. Ему никогда не нравилось покидать родной мир. До прибытия повелителя человечества, принесшего им Великий крестовый поход, Есугэй был вполне доволен границами, очерченными для них единственной планетой. Они сражались с врагами, разрушали королевства, охотились на дичь. Он никогда не хотел ничего иного. Хан был таким же.
Задьин арга вспомнил один разговор со своим господином при свете лун. Это случилось в старые времена, когда Хум Карта был в десять раз меньше и выстроен из красноватого камня, а не укреплен рокритом и сталью.
— Что мы будем делать после того, как подчиним всех врагов? — спросил Есугэй, чувствуя прикосновение к коже теплого закатного бриза.
Высокий и худощавый Хан гордо стоял у парапета в свете заходящего солнца. К тому времени он был повелителем целого континента, завоевателем народов хин-зан, кво, кидань, ниомен и сотни других.
— Отпустим их снова, — невозмутимо ответил он, сжимая пальцами красную балюстраду. — У меня нет желания становиться их повелителем.
Есугэй рассмеялся.
— Тогда зачем вообще завоевываем?
— Потому что мы должны.
Хан взглянул на небеса. Возможно, он знал, что скоро произойдет, прибытие, которое все изменит.
— Мы охотимся, потому что мы — охотники, — он поморщился. — Нет смысла говорить: «Вот оно, это конец, ты добился того, что собирался сделать». Мир вокруг тебя постоянно в движении. Ты движешься вместе с ним, или же тебя сметут.
Есугэй посмотрел на своего господина. Внешность Хана всегда потрясала воображение. Все в нем было выдающимся. Некоторые из людей орду уже называли его тенгри-хан, что было равносильно признанию божеством. Есугэй не осуждал их. Все они видели, на что способен Каган.
— Не знаю, верю ли я в это, — беспечно сказал Есугэй. — Вы правите землей отсюда до океана и не отдадите ее.
Хан обратил свой взгляд на задьин арга. Глаза также никогда не теряли своей ужасающей силы. Есугэй вспомнил, когда впервые увидел их, придя в себя в согретом костром гэре после того, как дарованные от рождения силы едва не погубили его. Глаза повелителя словно принадлежали богу: глубокопосаженные, изучающие. Безжалостные.
— Однажды отдам, — мягко ответил Хан. — Ты знаешь, чего я боюсь, Таргутай?
— Ничего.
— Только звери ничего не боятся.
Есугэй улыбнулся.
— Тогда дряхлости.
Хан кивнул.
— Ты действительно знаешь меня, задьин арга.
Он снова обратил взгляд на равнины.
— Упадок — это враг. Каждый низвергнутый нами император был жирным. Они достигли пределов своей власти и сидели на золотых тронах, удовлетворенные тем, что сделали, хоть в них все еще оставалась энергия. Когда мы пришли за ними, они едва могли поднять талвар.
— Вы не будете жирным, — заметил Есугэй. — Не думаю, что вы способны на это.
Хан пожал плечами.
— Мое тело возможно и нет, но разум?
Кажется, он вздрогнул, не от холода — все еще было тепло — а от недостатка движения. Есугэй и прежде замечал это: Хану необходимо было двигаться, быть в седле, преследовать кого-нибудь.
— Есть только одна непростительная ложь. Та, которая утверждает: «На этом все, ты — покоритель, достиг своей цели, и теперь все, что остается — это построить стены повыше и укрыться за ними. Теперь, — говорит ложь, — мир безопасен».
Хан покачал головой.
— Все императоры — лжецы, Таргутай. Безопасен, — он сплюнул на балюстраду. — Не существует более омерзительного слова.
Этот разговор состоялся более ста сорока лет назад. Конечно, с тех пор все изменилось, но Есугэй никогда не забывал о нем. Иногда он задумывался, может ли снова спросить об этом Хана, чтобы посмотреть, не изменил ли он свои взгляды. Задьин арга сомневался: казалось, что пылкость Хана была такой же частью него, как знак талскара на левой щеке.
Транспортный корабль приблизился к цели назначения и заложил вираж для захода. Когда в иллюминаторах пронеслись звезды, Есугэй краем глаза заметил реквизированный им корабль — фрегат Легиона «Серповидная луна», его стреловидный корпус резко выделялся своей белой окраской и золотисто-красной отделкой. На бортах гордо красовалась эмблема молнии — тысячелетний знак ханов.
Корабль выглядел быстрым, что для него и требовалось.
Шаттл устремился к верхнему ангару фрегата, ведомый двумя полосами стробирующих огней. Как только транспортник сел, Есугэй собрался с мыслями и, поднявшись, направился к посадочной рампе. Он задержался, чтобы одернуть мантию и взять посох, прежде чем выйти в ангар — внешний вид был важен, и, вопреки всему случившемуся, Легион по-прежнему считался со своими провидцами бури.
Внешние люки шаттла с шипением открылись. Ангар был ярко освещен, как было принято на боевых кораблях V Легиона. Каждая поверхность была до блеска отполирована и мягко блестела под светом висящих фонарей. Внутри пахло начищенной сталью, машинным маслом и фалангом — церемониальным ладаном киданей. По обе стороны рампы стояли навытяжку два ряда Белых Шрамов, прижав кулаки к груди в ритуальном приветствии.
«Они по-прежнему уважают нас, даже после всего безрассудства, — подумал Есугэй, спускаясь. Демонстрация уважения тронула его. — Я рад, что принадлежу такому Легиону».
Командир корабля склонил голову при приближении Есугэя.
— Добро пожаловать, задьин арга, — обратился он. — Ты оказываешь нам честь своим присутствием.
Есугэй поклонился в ответ.
— Я отвлек тебя от важных обязанностей.
— Ты спас нас от скуки. Мы счастливы, что ты с нами.
Они вдвоем прошли к выходу из ангара. За ними сервиторы приступили к разгрузке транспортника, вытягивая гравитационные ящики из грузового отсека.
— Итак, ты сможешь доставить меня на Чондакс? — спросил Есугэй.
Командир неопределенно махнул.
— Мы попытаемся, но ты ведь знаешь о штормах. Навигатор говорит, ничего нельзя обещать.
— Когда навигатор утверждал обратное?
— Верно.
— И теперь мы вместе, — добавил Есугэй. — Я уже давно не заглядывал за небесный покров.
— Это хороший корабль, — решительно заявил командир. — Ладный. Двадцать крупных боев после спуска, и по-прежнему ладный.
Это обнадеживало. С тех пор как Чогорис совершил неожиданный и принудительный прорыв в технологическом прогрессе, его капитаны взяли с собой в пустоту всевозможные тайные принципы, и древние идеалы гармонии и равновесия по-прежнему имели большое значение.
Они дошли до дальнего конца ангара, и Есугэй остановился перед двойными дверьми.
— Как тебя зовут, командир? — спросил он.
— Лушан.
— Кидань?
— Да, из Сяма.
— Тогда пусть с самого начала между нами не будет секретов, Лушан. Волнения в варпе неестественны. Я не понимаю их происхождения, но именно из-за них наши говорящие со звездами глухи и немы. Штормы заглушают галактику и скрывают примарха. Противостояние с ними наверняка будет опасным. Я говорю об этом только для того, чтобы ты знал.
— Мы все готовы, — сказал Лушан, выглядевший абсолютно невозмутимым. — Мы можем отправиться к точке прыжка по твоей команде.
— Хорошо, — сказал Есугэй, открывая жестом двери. — Тогда приступай немедленно. У меня были тревожные сны, и пока я не встречусь с Каганом, боюсь, они будут становиться только хуже.
Он устало взглянул на командира.
— И было бы неплохо немного поспать.
Торгун направлялся к командной палубе «Звездного копья». Его разбирало любопытство. Джемулану было несвойственно созывать ханов. Нойон-хан предпочитал управлять своей ордой по чогорийскому обычаю: минимальный контроль из центра, максимальная автономия различных братств. Но вот пришел приказ, и его командиры поспешили подчиниться. Боевые братья с других кораблей прибыли на «Звездное копье» на шаттлах, те же, кто все еще пребывали в удаленных районах скопления, присутствовали при помощи защищенного литокаста.
— Что ты думаешь? — спросил лейтенант Манджу, который шел рядом со своим ханом. На его светлом лице, обрамленном белокурыми волосами, застыла гримаса неопределенности. Для космодесантника оно было явно молодым, и шрам Легиона выглядел странным образом неуместным на нем.
— Без понятий, — ответил Торгун. До него доходили слухи, что астропатическая пелена начала рассеиваться, и наконец начали доходить некоторые сообщения, хотя не настолько надежные, чтобы заслуживать доверие.
— Новая задача? — предположил Манджу, его тон выдавал надежду.
— Было бы неплохо.
Как было типично для Белых Шрамов, беспорядочная структура Легиона создавала координационные трудности — многие братства все еще участвовали в зачистке остатков ксеносов на дальних рубежах. Другие находились неделями на своих кораблях, зависших на орбите Белого Мира, занимаясь только оттачиванием фехтовального мастерства в клетках в ожидании новых приказов с «Бури мечей».
Чогорийцы, казалось, были вполне довольны этим. Они привыкли к своему загадочному примарху и его импульсивному методу принятия решений. Терране справлялись тяжелее, особенно те, кто долгое время не мог смириться с бессистемными методами командования и управления.
— Я думал, что она изменила ситуацию в лучшую сторону, — сказал Манджу. — Терранка, которую они пригласили.
— Она всего лишь одна женщина, — ответил Торгун, криво усмехнувшись. — И не может справиться со всем.
Они вышли из коридоров в просторный вестибюль, увенчанный высоким куполом из сверкающего кристалла. Внутри суетились члены экипажа, сжимая в руках инфопланшеты и обходя похожих на дронов сервиторов на своем пути. Дальнюю стену украшал выложенный мозаикой из алебастра и сланца разряд молнии Легиона. Рядом с ней располагалась эмблема орды Земли — стилизованная горная вершина, как сказали Торгуну, созданная по подобию Темудана, одного из священных пиков родины Легиона.
Под эмблемами находились огромные двери из адамантия, которые вели в приемный зал Джемулана. По обе стороны от входа стояли два воина его кешика в силовых доспехах Тип III, вооруженные тяжелыми глефами. Их лица были скрыты за покатыми решетками шлемов, украшенных плюмажами из черного конского волоса.
К залу направлялись и другие вызванные ханы. На наплечниках были изображены эмблемы братств: двусторонняя стрела, сокол, рассветное небо. При виде последнего — золотого солнца с копьеподобными лучами — Торгун встретился взглядом с Хибу.
Торгун слегка кивнул в знак приветствия. Хибу ответил тем же.
Как только все вошли, противовзрывные двери закрылись. Зал сверкал из-за отражающих свет белых стен. Высоко вверху висели фонари в бронзовых клетях. На выложенной плитками палубе стояли около семидесяти Белых Шрамов, несколько фигур мерцали потрескивающей аурой гололитических проекций. Собравшиеся воины в ожидании разговора с командиром тихо переговаривались.
Джемулан вошел в комнату последним и взошел на платформу в дальнем конце. Нойон-хан был таким же внушительным, как и в прошлом, когда проводил церемонию Вознесения Торгуна. Многие прошедшие десятилетия только закалили его исполосованное рубцами ястребиное лицо, из-за чего зигзагообразный шрам стал только белее. Нагрудник доспеха был древним и тщательно ухоженным, но в изобилии усеянным ожогами, сколами и вмятинами.
— Братья, — обратился он, повернувшись к собравшимся легионерам и слегка кивнув. Лицо было осунувшимся.
— Искренне благодарю, что ответили на вызов. Я знаю, что вы усердно готовитесь к следующей стадии крестового похода, где бы она ни проходила.
Торгун и Манджу обменялись быстрыми взглядами. Джемулан был изнурен, словно только вышел из боя. На памяти Торгуна голос старого воина впервые выдавал его возраст.
— Я бы не стал собирать вас вместе, если бы не крайняя важность, — продолжил Джемулан, обведя их всех уставшими глазами.
— Я бы хотел, чтобы новости, которые собираюсь передать, были хорошими. Чтобы они не… — он запнулся, затем взял себя в руки. — Я прибыл с «Бури мечей». Разговаривал с Каганом. Он просил передать всем вам, как горд вашими успехами в этой системе. Он знает, сколько крови вы пролили, и сказал мне, что об этом не забудут.
«Что-то случилось, — подумал Торгун, прищурившись. — Он с трудом заставляет себя говорить.
— Как вы знаете, астропаты потеряли связь с Империумом. Сейчас тьма рассеялась, но только частично. По непонятным для нас причинам говорящие со звездами на флагмане снова получают видения. Наши толкователи упорно трудились, чтобы расшифровать их. Некоторые образы по-прежнему трудно понять, но мы по крайней мере получаем их.
Джемулан прервался, по-видимому, не зная, как продолжить.
«Новости, несомненно, хорошие. Почему он так тянет?»
— Я даже не знаю, как сообщить вам то, что мы узнали, — сказал Джемулан. — Поскольку нет лучшего способа, как сказать об этом прямо, я так и поступлю. Великий крестовый поход расколот предательством. Произошло невообразимое — примарх обезумел. Мир лежит в руинах, а верные воины перебиты. Мы не знаем, сколько Легионов вовлечены в это. Мы не знаем причин случившегося, но нас попросили покинуть Чондакс и вмешаться.
Слова Джемулана давили свинцовой тяжестью. Никто из присутствующих не проронил ни слова и никак не реагировал. Торгун, как и остальные, был потрясен. Казалось, весь зал был охвачен коллективным параличом.
— В эту самую минуту об этом сообщают всему Легиону. Нам приказано собраться и привести флот в боевую готовность. Мы еще много не знаем, но одно ясно — в рядах Легионес Астартес возникла ересь. Единственное средство — это вырвать ее. Что означает войну. Мы должны отправиться за теми, кого называли до сего дня братьями. Их вина очевидна. Они убийцы. Вероломные убийцы.
Последние слова Джемулана были наполнены ядом. Нойон-хан сжал кулаки, пытаясь успокоить трясущиеся от переполнявших его эмоций руки.
Толпа снова начала роптать. Их первоначальный шок сменился огромным любопытством — основополагающей человеческой потребности получить ответы на вопросы, узнать во всех подробностях о произошедшем. Некоторые инстинкты нельзя было подавить строгими методами сверхчеловеческой подготовки Легионес Астартес.
— Кто? — раздался снизу вопрос, сначала заданный отдельными голосами, а затем целым хором. Торгун понял, что непроизвольно присоединился к возмущенным и недоверчивым крикам. — Кто?
Джемулан поднял руки, утихомирив шум и крики. Выражение лица оставалось мрачным.
— Вот что мы знаем, — произнес он, когда в зале снова стало тихо. — Родной мир Тысячи Сынов разрушен, Легион уничтожен. Магнус Красный убит, его спина сломана, а город опустошен.
Нойон-хан выглядел так, словно не до конца верил собственным словам.
— Эти известия пришли от самого магистра войны, подтвержденные его гарантиями, — продолжил он. — Это первые достоверные послания, полученные нами после того, как опустилась пелена, и хотя многое нужно уточнить, по крайней мере сейчас мы знаем имя.
Джемулан оглядел зал, его темное лицо пылало чистой яростью — яростью за преданных товарищей по оружию.
— Только смерть ждет предателя, — заявил он. — Так пусть она настигнет Лемана Русса, изменника и еретика.
5
ВОЙНА В ПУСТОТЕ
МЕДАЛЬОН
ВОПРОСЫ БЕЗ ОТВЕТОВ
Бьорн широко расставил ноги, компенсируя резкий наклон палубы мостика. Гравитационная система «Хельриддера» справлялась с неожиданными смещениями хорошо, но не идеально. Собравшаяся стая — Богобой, Урт, Эунвальд, Ангвар и Ферит — машинально приспособилась, не отрывая глаз от тактических данных.
— Смена курса, пять пунктов на зенит, — приказал Бьорн. — Уничтожить его.
По стенам мостика пробежалась дрожь, подобная волна вибраций могла разрушить менее крепкую конструкцию. Уже потрескалось бронестекло на передних блистерах, а два поста с сервиторами остались без энергии из-за разрывов кабелей.
Волки несли тяжелые потери. И отвечали тем же врагу. Таковой была пустотная война.
Каждый экран был забит сигналами. По космосу рассыпались проекции двух флотов, окутанные многочисленными и зловеще бесшумными взрывами, которые вырывались из остовов пылающих звездолетов. Эскортники гибли, вспыхивая, как фейерверки, сине-белым пламенем детонирующих реакторов и пролетая сквозь построения гигантских линейных крейсеров. Более крупные корабли — фрегаты и эсминцы — пересекали поля обломков, их хребты пылали, а борта мерцали бесчисленными сполохами лазерных залпов. Затем следовали левиафаны, на их пустотных щитах растекались пятна размером с астероид, а лэнс-излучатели выпускали ослепительные лучи смертоносной энергии.
С флагмана Альфа-Легиона не было получено ни одного сообщения — ни запросов, ни опознавательных сигналов, просто стена белого шума, за которой последовали первые залпы лазерных лучей. Волчьему Королю не было нужды давать дальнейшие распоряжения. Его Легион ответил с недовольством, рожденным из вынужденного бездействия, бросившись на врага, как берсерки старого льда.
— Увеличить скорость, — прорычал Бьорн, наблюдая сияющими золотистыми глазами за развернувшейся бойней и просчитывая в уме траектории уклонения и атаки.
Как только лэнсы открыли огонь, по палубе снова пронеслась дрожь. Бело-желтая вспышка на долю секунды ослепила носовые сканеры, затем картинка восстановилась.
Находившаяся впереди и выше цель гнала изо всех сил, чтобы уйти от преследования «Хельриддера». Сапфирового цвета и украшенный бронзовыми завитками клиновидный корабль, в верхней части адамантиевого корпуса которого зияла рваная рана, был не намного меньше охотника. Вокруг добычи Волков кружили эскадрильи штурмовых кораблей, некоторые были серыми, как талый снег, другие мерцали, как драгоценности в ночи. Все они были окутаны ореолами лазерного огня, который хлестал по частично отключившимся щитам врага и пробивал толстую броню за ними.
«Хельриддер», форсируя двигатели, гнался за своей добычей, спешащей под прикрытие отряда крейсеров Альфа-Легиона. Оба корабля получили повреждения, и каждая секунда посреди водоворота вытекающей плазмы и опустошающих лазерных лучей увеличивала их.
— Мы можем достать его? — нетерпеливо спросил Богобой, держась за поручень при очередном резком повороте.
— Еще десять секунд, — прорычал Бьорн, отчаянно не желая видеть, как уходит враг. Они должны отвернуть прежде, чем войдут в зону действия орудия крейсеров, и это злило Волка.
— С левого борта приближаются «Грозовые птицы», — бесстрастно доложил один из сервиторов.
— Теряем седьмой пустотный щит левого борта, — передал другой.
— Лэнсы на девяносто процентов.
— Переключение энергии с освещения палубы С на управляющие реле.
Информация захлестнула Бьорна, а ведь это была всего лишь часть поступающего потока тактических данных. Он чувствовал, как под ногами, словно зверь, дрожит корабль, корректирующий курс по каждой его команде.
— Цель захвачена… — доложил старший артиллерист, сильно аугментированную голову которого окружали пикт-экраны.
Перед кораблем Волков прыгала и кружила цель. «Хельриддер» неотступно следовал за ней, продираясь сквозь поток обломков, прежде чем вырваться на открытое пространство.
— Давай, старший артиллерист, — приказал Бьорн, наклонившись вперед и оперевшись о гранитную стену. — Сейчас или никогда.
— Есть, — подтвердил офицер, рванув ручку управления и развернувшись на своем поворотном кресле.
Носовые лэнсы «Хельриддера» выстрелили. Два сверкающих луча пронзили пламенеющие двигатели.
— Хья! — заревел Урт, треснув кулаком по ладони.
Цепные детонации разорвали цель на части. Как только разрушительная волна добралась до топливных отсеков, остов перевернулся и перешел в неконтролируемое вращение.
— В сторону! — приказал Бьорн. — В сторону и вниз.
«Хельриддер» нырнул в крутое пике. Появились новые цели вперемежку с отметками приближающихся вражеских снарядов и торпед. Вокруг не утихало, кружась и сливаясь, трехмерное буйство.
— Корабль уничтожен, — доложил артиллерист, просканировав разлетающиеся обломки цели и радуясь, как ребенок. — Клянусь Всеотцом, отличная победа.
— «Грозовые птицы» по-прежнему приближаются, — сообщил сервитор сенсориума. Тон его голоса больше подходил для доклада о небольшой топливной утечке в резервных трубопроводах.
— Сколько?
— Двадцать четыре. Сомкнутый строй. Выход на дистанцию огня неизбежен.
Бьорн выругался. Для соразмерного «Хельриддеру» корабля «Грозовые птицы» представляли значительную угрозу — быстрые, сильно бронированные и несущие всевозможную боевую нагрузку.
— Дай залп всем бортом, старший артиллерист. Не позволь им сблизиться.
«Хельриддер» резко сменил курс, пришпоренный неожиданным увеличением мощности субварповых двигателей. Подобно раненному псу, он перевернулся и вошел в казалось бы смертельное пике. В последний момент фрегат выровнялся в сотне километрах над поднимающейся зазубренной тушей линейного крейсера в фенрисийских цветах и резко переложил руль на правый борт.
Маневр уклонения был выполнен мастерски, и батареи левого борта оказались наведенными на приближающийся строй штурмовых кораблей.
— Всыпьте им, — холодно приказал Бьорн, глядя на атакующего врага.
Бортовые орудия «Хельриддера» полыхнули, усеяв черноту завесой торпедных следов. «Грозовые птицы» пронеслись сквозь нее, некоторые превратились в огненные вспышки, другие пережили обстрел и сблизились.
— Повторить.
При заходе «Грозовую птицу» разнесло на куски, разлетевшиеся широкой дугой. Другой штурмовой корабль устремился прямо на поток снарядов и резко ушел вниз, потеряв оба двигателя. Один из них точным попаданием перегрузил кормовой пустотный щит «Хельриддера».
Затем так же внезапно эскадрилья изменила курс, разом устремившись вверх вдоль опустившегося носа «Хельриддера».
— Отследить их, — приказал Эунвальд.
Бьорн стремительно повернулся к операторам сенсориума.
— Отставить. Продолжать поиск в ближней зоне.
Женщина из командного состава с огненно-рыжими волосами и железными глазами повернулась и взглянула на него.
— Приближаются абордажные торпеды. Девять.
Богобой выругался:
— Они отвлекли нас от торпед!
— Орудия левого борта к бою, — приказал Бьорн, сердито взглянув на артиллериста.
Тот уже действовал, координируя огонь орудий ближнего действия, чтобы насытить опасную зону плотной завесой потрескивающих лазерных лучей. Абордажные торпеды взрывались неровной линией, резко освещая вспышками своей гибели обожженные бронеплиты «Хельриддера».
— Мы всех уничтожили? — спросил Бьорн, повернув к себе висевший на тросе пикт-экран.
Ответ пришел в виде пяти тяжелых ударов где-то далеко внизу, похожие на звуки пронзающих кожу пуль. Корабль задрожал, когда его шкуру пробили.
— Единственная брешь в наших пустотных щитах, — выдохнул уважительно Богобой, взглянув на светящиеся отметки попаданий. — Какое прицеливание.
Бьорн выхватил топор из наспинных креплений и активировал синее мерцающее пламя расщепляющего поля.
— Мостик в твоем распоряжении, капитан, — обратился он к старшему офицеру на мостике. Голос Волка уже снизился до боевого рыка. — Уничтожь эти штурмовые корабли, затем отправляйся под прикрытие боевой группы Огвая.
Затем Бьорн развернулся на пятках, подзывая свою стаю. Он расслабился, готовясь к рукопашной, для которой был рожден.
— Пойдемте, братья, — прорычал он. — Нам нужно содрать шкуру со змей.
Шибан смотрел на место раскопок. Ему следовало поговорить об этом с Хасиком, но сначала нужно было собрать побольше информации. На данный момент у него были только полусформировавшиеся и неубедительные подозрения.
— Хан!
Оклик раздался из ям, вырытых его воинами в нескольких метрах от того места, где стоял Шибан. Дюжина легионеров все еще работала на поверхности лавы, буравя полуостывшую и светящуюся породу плазменным оружием и тяжелыми цепными клинками. Белые Шрамы нашли еще несколько следов от уничтоженного патруля Белых Шрамов — фрагменты брони и детали гравициклов. Над ними пылало небо, словно пленка раскаленного масла.
Шибан спустился по склону. Времени было мало. Если они быстро ничего не найдут, тогда придется прекратить работы и вернуться на «Калджиан».
— Скажи мне, что ты нашел что-то интересное, Чел, — обратился он к одному из воинов, присевшему у подножья склона из полуостывшей лавы.
Чел повернулся к нему.
— Возможно.
В руках у него были искореженные обломки корпуса подрывного заряда и несколько осколков.
— Это было погребено глубже.
Шибан рассмотрел их. Он сам много раз использовал подобные устройства, их могли применить для обрушения стен лавового русла, чтобы изменить его направление. Вероятно зарядами воспользовался патруль перед своим последним боем, но сказать наверняка было невозможно — фрагменты представляли собой всего лишь почерневшие осколки.
— И это, — добавил Чел, вытянув руку.
Шибан взял металлический диск шириной менее чем в пол-ладони. Он был тяжелым и с ребристыми краями. Белый Шрам покрутил медальон. Одна сторона была пустой, а на второй выгравирована голова ястреба. Работа была простой, напомнив Шибану ритуальные изображения племен родины, хотя стиль не относился к чогорийскому. Поверхность была шероховатой и тусклой, и хан не смог на ощупь определить металл. Но он был достаточно прочен, чтобы выдержать высокую температуру.
— Где ты его нашел? — спросил Шибан.
Чел указал на склон.
— Там же, где и последнее тело. Ауспик почти пропустил его.
Шибан снова взглянул на медальон. Он казался безобидным. Тусклый свет Фемуса отражался от его испещренный серебряной поверхности, напоминая высохшую кровь. Кожа легионера под керамитом перчатки вспотела.
— До этого видел что-нибудь похожее? — спросил он.
Чел пожал плечами. Язык его тела выдавал сомнения — воин хотел прекратить раскопки и не видел смысла в рытье дальше от тел убитых братьев.
Шибан повернулся к остальным воинам отделения, подняв медальон.
— Еще такое находили?
Ответов не было. Шрамы смотрели безучастно, они вели себя почти так же, как и Чел.
Шибан сжал медальон в кулаке.
— Так тому и быть. Небольшой улов.
Он взглянул вверх по склону, где их ждал горбатый силуэт «Грозовой птицы». В этот момент затрещала радиосвязь.
— Хан, — обратился Джучи. — Сообщение с флота.
— Говори.
Джучи помедлил.
— Будет лучше, если вы вернетесь. Это приказ. Все стягиваются к Чондаксу. Без исключения. Что-то их встревожило.
Шибан почувствовал холодок. Он вспомнил Кагана среди руин крепости зеленокожих на Чондаксе, когда повелитель с опущенной головой выслушивал какие-то тревожные новости от кешика.
«Что-то их встревожило».
Но это случилось некоторое время назад, а Шибан не мог сказать, что будет скучать по Фемусу.
— Понятно. Подготовь «Калджиан» к переходу.
Он отключил связь и повернулся к отделению.
— Мы здесь закончили, братья. Если небесам будет угодно, наше следующее задание станет более стоящим.
Они начали выдвигаться, а Шибан в последний раз осмотрел место раскопок. Для павших это была жалкая могила. Затем легионер снова посмотрел на медальон. Он ему совершенно не понравился, что-то в способе его изготовления оскорбляло эстетические чувства хана.
— Злобный мир, — пробормотал он, шагая вверх по склону, где ждала «Грозовая птица», чтобы забрать их на Чондакс.
Бьорн бежал по переходам «Хельриддера», за ним следовали Богобой и остальные. Шестерых Волков сопровождали два отделения по десять кэрлов из охраны корабля, каждый был облачен в панцирную броню и вооружен тяжелым автоганом. Грохот топота беспорядочно разносился по замкнутому пространству — на такой глубине коридоры были узкими, плохо освещены и увешаны кабелями.
Сияющий топор Бьорна освещал путь резким бледно-синим светом. Энергетическое поле пульсировало и рычало, испытывая жажду впиться в керамит. Оружие называлось Несущий Кровь. Волк держал его в правой руке, левая по-прежнему была незаконченной формой из механизмов и металлических выступов.
«Однорукий, — мрачно подумал он. — Это будет интересно».
Богобой бежал рядом с цепным мечом в левой руке и болт-пистолетом в правой. Его доспех выглядел зловеще в мерцающем синем свете.
— Они рядом, — бросил он.
Бьорн фыркнул. Он не нуждался в подсказке, так как слышал впереди грохот болтеров и крики. Абордажники действовали быстро, отказавшись от попытки пробиться к мостику, вместо этого они поспешили вниз, к субсветовым двигателям. Если они остановят «Хельриддер», то погубят его так же верно, как если бы установили заряды в каналах варп-двигателя.
На их месте Бьорн поступил бы именно так. Битва с другим Легионом была тревожным опытом: они думали так же, как и он, были такими же быстрыми и почти так же хорошо знали планировку корабля. Это было похоже на битву с отражением.
С Тысячей Сынов было иначе. К моменту высадки Космических Волков они уже были почти разбиты, а их оборона отчаянной и беспорядочной. У Альфа-Легиона не было таких затруднений: они были в лучшем состоянии, чем Волки, владели численным преимуществом и инициативой. Змеи прибыли, чтобы сражаться по причинам, которые даже Русс не мог ясно осознать.
«Мы так мало понимаем — у них все карты на руках. Как этому позволили случиться?»
Бьорн добрался до конца коридора и ворвался в огромный, полуразрушенный трюм. Восьмиугольные стены вздымались на сотню метров ввысь, теряясь во мраке. В центре помещения возвышалось главное силовое реле для субварповых двигателей — громадный железный шпиль, оплетенный трубами и светящимися плазменными кабелями. Он тянулся в пространство под перекрытием во всем своем причудливом технологичном величии, окутанный электрическими разрядами, от которых на полу плясали зигзаги молний.
Дисплей шлема указал Бьорну пять целей в силовой броне с чешуйчатым узором, каждая по колено в трупах и обуглившихся деталях двигателя. Охранная команда инжинариума уменьшилась до нескольких дюжин смертных воинов, которые залегли за любыми пригодными укрытиями и яростно отстреливались.
— Хьолда! — заревел Богобой, с грохотом устремившись по покрытому трубопроводом полу к ближайшему Альфа-легионеру. Стая рассыпалась вслед за ним, открыв прицельный огонь по врагам, от силовых доспехов которых уже рикошетили пули.
Бьорн был быстрее. Он пронесся по помещению, петляя между кучами обломков и уклоняясь от выпущенных в него болтерных снарядов. Два выстрела попали в цель — один слегка задел наплечник, от другого треснул наруч. От этого Волк пошатнулся, но не сбавил скорости.
— Хейдур Рус! — проревел он, чувствуя, как слюна брызжет на внутреннюю поверхность шлема.
Это был его корабль, его владения. Все здесь — крики воинов на гортанном фенрисийском языке; вонь масла, угля на жаровнях и пропитанных кровью шкур; грубый вид незаконченных металлических конструкций — было родным. Подобные детали были важны.
Он бросился прямо в бой, нанося удары Несущим Кровь и заставляя отступать первого Альфа-легионера. Краем глаза Бьорн заметил Урта, сцепившегося с другим врагом, Ангвара, который отступил и открыл огонь из болтера.
— Это место не для тебя, — прорычал Бьорн, яростно орудуя топором и не позволяя легионеру ничего, кроме парирования своих ударов. — Предатель.
Враг молчал — ни насмешек, ни колкостей. Его шлем был чист и лишен обозначений. Противник сражался искусно и быстро, парируя топор окутанным расщепляющим полем гладием. Когда оружие сталкивалось, энергетические поля рычали и шипели, посылая пульсирующие вибрации по руке Бьорна.
В его венах кипела кровь, питая огонь позади глаз. Он ненавидел воина перед собой, ненавидел его безмолвную эффективность, ненавидел наглость врага, явившегося на его корабль и более всего ненавидел отсутствие объяснений.
«Почему они это делают? Зачем они здесь?»
Воины снова схлестнулись, нанося с равной силой удары клинками, которые звенели при столкновении. Ненависть Бьорна была единственным различием между ними, и именно она решила исход поединка — удары Волка были чуть свирепее, их было немного сложнее предугадать.
— Всеотец! — заревел он, когда Несущий Кровь опустился в последний раз, пробив неподготовленную защиту легионера и глубоко вонзившись в кабели доспеха. Энергетическое поле прошло сквозь них, вызвав шипение выделяющегося газа, быстро смешавшегося с брызгами крови. Бьорн надавил сильнее, разрезав шею воина в пене из крови и охладителя. Космодесантник рухнул, бесполезно хватая ртом воздух.
Бьорн тем временем уже двигался, перепрыгивая через скрюченные трупы и выискивая новую добычу. Богобой и остальные были заняты своими схватками, прижав врага к полу посреди гулкого грохота интенсивной стрельбы.
Последний Альфа-легионер, ярко освещаемый мерцающими сполохами дуговых разрядов, покинул поле боя, подбежал к энергетическому шпилю и запрыгнул на него. Бьорн последовал за ним, прицепив магнитными зажимами топор и бросившись к основанию шпиля. Два воина карабкались по переплетению труб, как крысы по канату.
Над ними во внешней оболочке шпиля зияло отверстие от болтерного снаряда, обнажая раскаленную решетку, которая кипела и шипела едва сдерживаемой энергией. Языки плазмы хлестали через края, освещая приближающегося легионера и облизывая его движущуюся тень.
Бьорн продолжал подниматься, из-за единственной действующей руки оставшись безоружным. Легионер почти добрался до отверстия, повиснув под его краем с зажатой в кулаке связкой крак-гранат.
Их взрыв мог уничтожить все помещение, а вместе с ним и половину инжинариума, что приведет к серьезным повреждениям и потери хода «Хельриддера».
Бьорн остановился, крепко уперевшись ногами. Затем снял со спины топор и метнул его.
Прокрутившись на лету, оружие с глухим звуком вонзилось в спину легионера. Лезвие глубоко вошло в его ранец, разрубив защитную оболочку силовых кабелей и вызвав короткое замыкание со вспышкой и треском электрического разряда.
Легионер забился, словно пораженный внезапным припадком. Невзведенные гранаты выпали из вытянутых рук.
Бьорн поднялся до уровня противника. Оставшись без оружия, Волк сжал кулак.
— А ну вниз, — зарычал он.
Альфа-легионер не мог избежать удара, и перчатка Бьорна врезалась в личину шлема с силой кузнечного молота, сбросив противника с поверхности шпиля на палубу.
Бьорн прыгнул вслед за ним, врезав при приземлении коленом в живот врагу. Затем Волк ударил кулаком и бил до тех пор, пока не рассыпались в дребезги глазные линзы, а голова не откинулась в густую жижу вытекшей крови.
Бьорн сорвал шлем, обнажив изувеченное и превращенное в месиво лицо. Один глаз был выбит из глазницы, превратившейся в зияющую рану, из которой била булькающая кровь. Из горла легионера вырывались влажные хрипы.
— Почему? — прошипел Бьорн.
Альфа-легионер почти потерял сознание. Уцелевший глаз с трудом сфокусировался на Волке, и на окровавленных губах мелькнуло подобие усталой улыбки.
Бьорн чувствовал, как пылает его гнев.
— Как долго вы планировали это? С Улланора? Раньше?
Легионер снова выкашлял кровь. Его взгляд расфокусировался.
— Не умирай! — заревел Бьорн, схватив обгоревший череп и тряся его. — Зачем вы здесь? Объясни мне!
Он хотел причинить ему боль, излить частицу муки от предательства, искалечить тех, кто нанес тяжелую рану Империуму.
Легионер перестал улыбаться. Он не смеялся, не дерзил и не обещал возмездия. Он просто лежал, медленно умирая, на изувеченном лице застыло смирение.
И в этот момент Бьорн почувствовал слабый запах быстродействующих нейротоксинов, которые уже проникли в кровь. Воин не должен был попасть в плен живым.
«Я ненавижу этот Легион».
Бьорн наклонился к лицу легионера, словно побуждая доверительно пошептаться. Он расслышал последние вдохи своей жертвы, тихие и спокойные.
— Скажи мне, брат, только одно, — Бьорн говорил, как один воин другому, отчаянно пытаясь узнать хоть что-нибудь конкретное. — Зачем вы делаете это?
В ответ на эти слова на лице умирающего легионера появилась печаль, словно он хотел поступить иначе, но ему не позволял протокол.
— За Императора, — прошептал он.
Затем его глаза закатились, а дыхание остановилось.
Озадаченный Бьорн уставился на труп. Он постепенно понял, что в помещении стоит тишина, за исключением гула и треска силового шпиля, работающего на полную мощность. Бой был окончен.
К Бьорну шагнул Богобой, сильно хромая. Его болт-пистолет вышел из строя, а цепной меч был опален плазмой.
— Мне не нравится то, как они сражаются, — прохрипел он через поврежденные аугмиттеры.
Бьорн промолчал и поднялся.
Богобой взглянул на изувеченное тело на полу.
— Ты уверен, что тебе нужны две руки? — спросил он и постучал по шлему, пытаясь таким образом привести в порядок вокс-фильтры.
— За Императора, — пробормотал Бьорн. — Это что, шутка?
Включилась вокс-связь.
— Если вы закончили, — раздался голос капитана корабля, — может, вернетесь.
— Статус, — потребовал Бьорн, срываясь с места.
— Флот отступает, — доложил капитан. — Мы под сильным огнем со всех направлений. У них больше орудий.
Затем он замолчал, словно не желая продолжать.
— «Храфнкель». Думаю, они нанесли ему тяжелые повреждения.
Бьорн ускорился.
— Не отводи корабль, — приказал он. На флагмане был Русс. — Оставайся на нынешнем курсе, пока я не приду.
В вокс раздался вздох, как будто капитан предугадал эту команду.
— И каким будет курс, лорд?
— Направляйся к «Храфнкелю», — прорычал Бьорн. — Если он погибнет, мы умрем вместе с ним.
6
ОБИДЫ
НА ПОМОЩЬ ФЛАГМАНУ
АЛЫЙ КОРОЛЬ
Над идеально чистой сферой Чондакса начала раскалываться тьма космоса. От прыжковых точек один за другим приближались боевые корабли, замирая на высокой орбите Белого Мира. Все они были столь же безупречными, как планета под ними.
В центре скопления зависла «Буря мечей», украшенная, как древние дворцы киданьских императоров. У нее был расширенный корпус из-за модифицированных теплообменников двигателей, благодаря которым она превосходила по скорости едва ли не все корабли многочисленных флотов Империума. «Бурю мечей», как и все корабли Белых Шрамов, поддерживали в безукоризненном состоянии, целые армии краулеров-херувимов драили и чистили боевую баржу, пока она не начинала светиться на фоне бархатистой пустоты, как драгоценный камень.
За пределами эскортного оцепления ожидали другие крейсеры — «Чин-Зар», «Копье небес», «Кво-Фиан», каждый из которых сопровождался стаей меньших кораблей. Другие оперативные группы V Легиона были разбросаны по галактике, но только в системе Чондакс собрались главные силы Легиона, и это было устрашающее зрелище.
Илья спешно направлялась из основного оперативного зала по верхнему коридору «Бури мечей» на командный мостик и стратегиум, пытаясь разобраться в быстро собиравшихся соединениях. Халджи легко шел рядом, поспевая за ее стремительной поступью неторопливыми шагами.
— Мы получили сообщение с «Узана»? — рявкнула она в вокс-бусину. — Что с «Калджианом»?
Ответы пришли с задержкой. Ее офицеры связи справлялись гораздо лучше, но для них все еще было трудно вести учет беспорядочной системы ресурсов Легиона.
— «Калджиан» на подходе, — наконец раздался ответ. — От «Узана» и «Ястребиной звезды» пока ничего. Мы будем продолжать попытки связаться с ними.
Илья выпалила старое терранское ругательство, и Халджи тихо рассмеялся.
— Вы хорошо справились, — сказал он одобрительно. — Думаю, Каган будет доволен.
— Он никогда не доволен, — пробормотала Илья. — Все должно быть быстрее, быстрее, быстрее. Это все, что он считает значимым, но в развертывании важна не только скорость.
— Действительно? — спросил заинтересованно Халджи.
— Есть хоть какая-то информация обо всем этом? — спросила Илья. — Я бы могла использовать ее.
Смуглое лицо Халджи выглядело сконфуженным.
— Вы знаете столько же, сколько и я, сы. Произошло предательство. Я слышал разговоры о Волках Фенриса, и, честно говоря, меня это не удивляет.
Илья остановилась на минутку. Она чувствовала легкое головокружение — последние несколько часов были наполнены безостановочным потоком приказов и контрприказов. Впереди она слышала быстрые шаги спешащих на свои посты членов экипажа.
— Что же происходит между вами и Волками? — спросила она. — Каждый раз при упоминании VI Легиона вы замолкаете.
Халджи настороженно взглянул на нее.
— Я серьезно, — сказала Илья.
— Для меня? Это не проблема, — равнодушно ответил Халджи. — Их обгоняет собственная репутация.
— Есть еще что-то.
Халджи замялся.
— Не уверен, что это легко объяснить, а вы сможете понять.
— А ты попробуй, — раздраженно потребовала Илья. — Я с вами достаточно долго.
— У каждого Легиона есть своя репутация, — неловко объяснил Халджи. — У некоторых… частично совпадает. Волки кичатся своей. В прошлом у нас были сложности из-за этого. Другие думали, что мы похожи на них. Они видят ритуальные знаки, шрамы и делают выводы, — Халджи говорил, морщась, словно стыдился всего этого. — Мы — не дикари. И не хотим выглядеть, как дикари.
Илья засмеялась.
— Вы… завидуете?
Халджи словно ужалили.
— Я этого не говорил.
— Но имел это в виду, — Илья улыбнулась, изумленно качая головой. Шрамы по-прежнему могли ее удивить. — Никогда бы не подумала — идеальные смертоносные машины Императора и все еще способны завидовать.
Халджи отвернулся от нее и раздраженно направился дальше.
— Я говорил, это сложно объяснить.
— Ты объяснил.
Халджи остановился и повернулся к ней. Его лицо странным образом потемнело, как солнце, закрытое тучами.
— Послушайте, — решительно обратился воин. — Может быть мы и не «палачи», «пожиратели миров» или «совершенные», но мы те, кто есть. Мы никогда ни от кого не требовали уважения, и если они ничего не знают о нас, то это их проблема, потому что мы знаем о них. Мы быстрее — мы быстро движемся, быстро убиваем. Мы братья, но если Русс совершил преступление, тогда Каган отшвырнет его, как драного пса, каким он и является. Вы когда-нибудь видели нашего примарха в бою? Вот это совершенство.
Илья пораженно уставилась на него. Халджи никогда не поднимал голоса, но теперь он дрожал от эмоций.
«Их так сильно возмущает это пренебрежение, — подумала она, — и все-таки они не меняются. Но с другой стороны, почему они должны быть, как все?»
Она, извиняясь, поклонилась.
— Я говорила не серьезно, Халджи. И не хотела оскорбить тебя. Прошу прощения.
Халджи снисходительно покачал головой.
— Это моя вина. Мне не следовало беспокоиться по этому поводу.
Илья задумчиво посмотрела на него. Символы и эмблемы, которые когда-то казались ей чужими — племенные знаки, зазубренные отметки побед братства — теперь стали частью ее жизни. Если она проведет с Легионом еще больше времени, тогда даже сможет понять их мышление. Еще немного, и она начнет разделять их негодования.
— Так до этого дойдет? — в этот раз серьезно спросила она. — Хан сразится с Волком?
Халджи снова пошел.
— Это вопрос верности, — сказал он прямо. — Если приказал магистр войны, как он может не подчиниться?
«Храфнкель» тяжело двигался в потоке огня, поворачивая посреди безмолвного облака лазерных лучей и торпедных следов. Мощные орудия по-прежнему отвечали огнем, внезапно освещая темно-серые борта яркими вспышками. Остовы дюжины кораблей вращались вокруг него, как луны вокруг планеты, их корпуса была разрушены колоссальными взрывами, покончившими с ними.
Флагман отступал к окруженному центру флота Космических Волков, его эскорт погиб, а щиты отключились. Типично безрассудный бросок в сердце битвы жутким образом сказался на его величественном силуэте, несмотря на бойню, которую он устроил на своем пути.
Боевая баржа была изолирована и уязвима. Те вражеские корабли, что первоначально отступили перед ее атакой, теперь отвечали согласованными залпами, оставаясь на большой дистанции и осыпая израненного зверя выстрелами лэнс-излучателей.
Бьорн наблюдал за побоищем через иллюминаторы мостика «Хельриддера». Каждое попадание в избитый корпус флагмана отдавалось уколом в сердце воина. Он видел, как выпустили абордажные торпеды, точно так же, как и в его собственный фрегат. Мастерство в использовании Альфа-легионом этих проклятых штуковин было феноменальным.
— Подведи нас ближе, капитан, — приказал Бьорн.
«Хельриддер» не был единственным кораблем, направлявшимся к поврежденному «Храфнкелю» — атакующие корабли обоих флотов почуяли кровь и спешили занять позиции. Силы Альфа-Легиона беспрестанно прибывали, увеличивая мощь огня. Волки отвечали с растущим отчаянием, бросая свои уже поврежденные суда навстречу опустошительному обстрелу.
— Мы здесь долго не протянем, — ответил капитан корабля. В его голосе не было страха, только простая констатация факта.
— Ясное дело. Состояние «Храфнкеля»?
— Пустотные щиты отключены, хотя у него по-прежнему есть энергия и лэнсы. Мы отследили многократные абордажные контакты.
Бьорн взглянул на приближающиеся корабли Альфа-Легиона, большинство из которых намного превосходили по огневой мощи «Хельриддер». Его корабль мог на некоторое время отвлечь огонь от флагмана, но Космический Волк догадывался, что передышка будет очень короткой.
— Их высадилось несколько сотен, — заметил Богобой, просматривая показания сенсоров, поступающие с флагмана.
Бьорн кивнул.
— Это бой как раз для нас, — он облизнул клыки, ощутив слабый кислотный привкус. — Похоже, этот день принадлежит абордажным торпедам. Настало время показать им, насколько тверда рука Волка.
Он повернулся к капитану.
— Жди, пока мы не покинем корабль, затем направляйся на корабли Альфа-Легиона и нанеси им столько урона, сколько сможешь. Ты знаешь, что это значит?
Капитан корабля взглянул на него с дерзким выражением лица.
— Да пребудет с тобой Рука Русса, лорд.
Бьорн уважительно поклонился.
— До следующей зимы.
Богобою, Эунвальду, Ангвару, Урту и Фериту уже не терпелось покинуть мостик. Бьорн чувствовал их жажду убийства, такую же сильную и звериную, как мускусный запах хищника, и она разожгла его собственное жаление проливать кровь.
— Время поохотиться, — сказал он.
Торпедный отсек находился намного ниже уровня мостика, окруженный толстыми адамантиевыми переборками и освещенный красными лампами боевой тревоги. Каждая абордажная капсула, отмеченная выгравированными защитными рунами, располагалась в начале круглого пускового туннеля. Более крупный корабль мог нести целые батареи корпусных пробойщиков или таранов «Цест», чьи носы венчали блоки магна-мелт, а десантный отсек вмещал целое отделение космодесантников. Но у «Хельриддера» был минимальный комплект таких устройств: десять узких труб, каждая снаряженная единственным мелта-наконечником и усиленной ударной частью. Торпеды были менее шести метров в длину и могли вместить единственного пассажира в силовом доспехе.
— Святая Хель, — выругался Богобой, нерешительно глядя на контейнер, похожий на гроб.
— После запуска ими едва можно управлять, — сказал Бьорн, прицепив топор к нагруднику и спускаясь в торпеду. — Попытайтесь установить местонахождение, как только окажетесь на флагмане. Если мы сможем собраться, так будет намного лучше. Если нет, просто убивайте всех, кого найдете.
Стая заняла свои места и закрепила фиксирующие рамы. Предупреждающие огни начали интенсивно пульсировать, а последний техник из торпедного расчета спешно покинул отсек. Бьорн лежал в капсуле, чувствуя растущую вибрацию двигателей.
— Доброго пути, — пожелал он на прощанье перед тем, как над ним закрылся люк. Запирающие болты замкнулись серией лязгов.
Бьорн слышал свое горячее и тяжелое дыхание в темноте. Он сжал пальцы, чувствуя себя заключенным.
«Вот что должны чувствовать дредноуты, — подумал он. — Бедняги».
Двигатели за спиной включились, их звук быстро усилился до приглушенного рокота. Волк услышал, как открылись противовзрывные люки, после чего раздался шум выходящего воздуха. Торпеда затряслась, как живое существо. Дисплей шлема, легко подключившись к бортовым системам капсулы, запустил обратный отсчет.
«Поехали».
Торпеда рванула по трубе. Бьорна швырнуло на фиксаторы, его тело оказалось прижатым к кормовой переборке. Несколько секунд у него было ощущение, что он несется по прямой на огромной скорости, затем последовала резкая смена траектории, и торпеда нырнула вниз — к кружащейся громаде «Храфнкеля».
Стиснув зубы из-за колоссального ускорения, он изучал показания датчиков, которые проносились по внутренней поверхности грохочущего шлема. Бьорн видел светящиеся точки остальных торпед, которые мчались по спирали вслед за ним сквозь огненные завесы лазерного огня. Флагман — огромная глыба светящейся каркасной модели на фоне черного поля космоса — с ужасающей скоростью увеличивался в размерах.
Космодесантник приготовился к столкновению, и оно последовало — удар мелта-детонации, от которой затрясло торпеду, затем мощный взрыв, от чего Бьорна сильно ударило о фиксаторы. Даже с учетом защиты силового доспеха и внешнего корпуса торпеды удар был страшным. Волка дернуло вперед, и он едва не лишился сознания. Капсула со скрежетом и содроганием продвинулась еще на несколько метров сквозь прочную обшивку корпуса.
Секунду спустя замыкающие болты торпеды с шипением отошли. Встряхнув головой, Бьорн активировал механизм отключения фиксирующей клети. Капсула открылась, и он поднялся, отцепив топор и взмахнув им.
Мимо пронеслись обломки, подхваченные ревом быстрой разгерметизации корабля. Бьорн наклонился, сражаясь с вихрем, за доспех цеплялись гаснущие языки пламени. Металлическая палуба вокруг легионера искривилась от мелта-удара. Космическому Волку пришлось карабкаться по обломкам, прежде чем он нашел ровную поверхность, все время борясь с ревом и порывами вытекающего кислорода. Лампы на его пути были разбиты, а из-за движения ночное видение шлема размывалось.
Только миновав следующую переборку, Бьорн смог закрыть противовзрывную дверь и остановить разгерметизацию. Он был где-то на нижних палубах «Храфнкеля». Космодесантник активировал расщепляющее поле Несущего Кровь, залив замкнутое пространство ярко-синим светом.
— Доложить, — отдал он приказ по каналу связи стаи и миганием вызвал идентификационные руны остальных космодесантников.
Ответов не было: ни данных по местонахождению, ни сообщений от боевых братьев. Дисплей выглядел поврежденным, показывая путаницу обратных данных и наполовину понятные захваты целей. Бьорн ударил рукоятью топора по шлему, от чего задрожали сигналы и расплылись по экрану четыре новых отметки.
— Скитья, — разочарованно выругался он, продолжив путь по коридору и открыв следующую дверь.
За ней оказался склад снабжения, потолка не было видно, а затененные стены поднимались ввысь. Во все стороны тянулись штабели грузовых ящиков, соединенные друг с другом громадными металлическими платформами. Сверху свисали цепи с отключенных автопогрузчиков, которые в свою очередь были подвешены на тяжелых металлических рельсах.
Впереди темноту освещали дульные вспышки и взрывы. В узких проходах между штабелями раздались гортанные крики и тут же смолкли. Он почувствовал знакомые запахи боя: фуцелинового дыма, крови и человеческого страха.
«Где моя стая?»
Бьорн побежал по коридорам, проклиная ненужные сообщения, заполнившие тактический дисплей. Он мчался вперед, не сворачивая, и в конечном итоге выскочил на открытое пространство за первой стеной сложенных ящиков. Перед ним лежал подъемник в спутанной массе из смятого металла и разорванных цепных звеньев, даже в своем разрушенном состоянии превосходя размерами титан «Боевой пес».
Какой-то миг Бьорн ничего не видел — ни тел, ни целей. Затем штабель справа от него разлетелся на куски пылающей пластали. Воин в бело-сером доспехе пролетел по плитам палубы, размахивая сломанными конечностями, и остановился, оставив за собой длинный кровавую полосу.
У Бьорна волосы на загривке встали дыбом, и он стремительно развернулся, гадая, кто мог с такой легкостью отшвырнуть космодесантника в полном доспехе.
Затем из тени вышел враг, и Волк все понял.
Хан стоял в личных покоях для медитации, располагавшихся высоко на ступенчатых выступах «Бури мечей». Перед ним поднимался многогранный купол из кристалфлекса, за которым раскинулась пустота. Хан смотрел на зависшие в черноте корабли, готовые к бою и ожидающие его приказа.
В экипажи этих кораблей входили многие тысячи душ, как космодесантников, так и смертных. Каждая боевая единица обладала потенциалом уничтожать миры, их совместная мощь была почти невероятной.
«Было ли подобное могущество когда-нибудь сконцентрировано в руках столь немногих воителей? — задался он вопросом. — Вся галактика доверена двад… нет, восемнадцати братьям. Опасность такого решения очевидна».
Гордое орлиное лицо Хана склонилось к горжету богато украшенного нагрудника.
«Мой отец знал риски. Должен был знать. Почему он сейчас молчит?»
Примарх отвернулся от наблюдательного купола. Вокруг него вдоль стен располагались артефакты — древние кремневые ружья, сабли, булавы и алебарды. Сапоги тонули в толстом меховом ковре. Мягкий свет очага освещал на полках книги с тысячи миров, написанные за десять тысяч лет.
Движения Хана была бесшумными и энергичными, как у тигра, рыскающего по клетке. Ниспадающий до самых лодыжек плащ колыхался, слегка касаясь слоновой кости и золота его доспеха и прикрывая ножны клинка дао.
«Магнус, — задумался он, пристально глядя в пламя. — Мой добрый друг».
Он вспомнил их первую встречу на Улланоре, на Триумфальной равнине, когда в воздухе еще стояла вонь крови последних убитых орков.
— Приветствую, брат, — поздоровался Магнус с усмешкой на странном красном лице. Он шагнул из транспортного корабля, за ними следовал разукрашенный и выряженный кабал. — Говорят, ты сражался здесь.
Хан поклонился.
— В системе. Главный мир захватил Гор.
Магнус хлопнул громадной рукой по плечу Хана.
— Ну конечно же, он. Как ты? Выглядишь похудевшим, если такое возможно.
Хан неопределенно пожал плечами. Магнус был немного выше и шире него, с кричащей алой гривой и в пышном убранстве. Он был похож на одного из золотых императоров Кво, которых убил Хан.
— Мне не нравятся эти встречи, — сказал Хан, глядя на собиравшиеся на равнине массы. Тысячи батальонов космодесантников уже высадились, а пространство из полированного камня было заполнено тяжелым снаряжением полудюжины разных Легионов. Воздух насытили выхлопы двигателей и поднятая пыль. Вверху, в нижних слоях атмосферы висели огромные тени громоздких транспортных судов.
— Нам обоим, — согласился Магнус. — У нас будет возможность поговорить?
Хан приблизился.
— Я надеюсь. Ангел здесь, нам нужно посовещаться.
— О библиариусе.
— До тебя наверняка дошли слухи.
Магнус печально улыбнулся.
— Они всегда есть. Русс может сколько угодно кричать о своем невежестве. Думаю, остальной Империум учится не обращать на него внимание.
— Не только Русс.
— Не волнуйся так, — сказал Магнус. — Одаренных всегда будут подозревать. Мы должны справиться с этой ситуацией, разъяснить. Верь в просвещение.
— Ты забываешь, брат, я не одаренный.
— Действительно? — спросил Магнус, проницательно улыбаясь. — Ну, если ты так говоришь.
— Они уничтожат то, что мы создали. Ангрон, Мортарион, Русс. Ни один из них не успокоится. Если мы не защитим то, чего добились…
— Ты забываешь об одном.
— О чем?
— О нашем отце, — с любовью произнес Магнус. — Это он положил начало библиариусу, ты можешь представить, что он спустит псов, чтобы разрушить его? Мортарион и Русс получат свой шанс излить гнев, я видел это. Наша единственная задача, мой неуловимый друг, оставаться благоразумными.
Хан взглянул в единственное око Магнуса, увидев в нем веру.
«Ты во многих отношениях мудр, — подумал он мрачно. — Но ты ученый, а не воин, и в самом деле не видишь опасности».
— Грядет расплата, — предупредил Хан. Он повернулся и поманил Есугэя. — Это мой советник, Таргутай Есугэй, знаток магии бури в нашем Легионе. Будет мудро выбрать оппонентов и создать союз единомышленников.
— Заговор? — поинтересовался Магнус.
— Переговоры, — поправил Хан.
Алый Король минуту разглядывал Есугэя. Единственный глаз сверкал в тусклом свете солнца Улланора, словно глубоко проникая в невидимое.
— Могуч, — сказал он наконец с искренним уважением. — Родись ты под просперийскими небесами, то занял бы место подле меня.
Он пригласил одного из своей свиты присоединиться к ним — высокого воина в ярко-красном силовом доспехе и с посохом из слоновой кости.
— Задьин арга Таргутай Есугэй, — произнес Магнус, говоря на хорчине с идеальной модуляцией. — Это Азек Ариман. Думаю, вы можете поладить.
Ариман и Есугэй поклонились друг другу.
— Для меня это честь, творец погоды, — сказал Ариман таким же интеллигентным и вкрадчивым голосом, как все его родичи.
— Как и для меня, — ответил Есугэй, менее плавно, выдавая плохое владение готиком, которое досаждало столь многим в V Легионе.
Магнус, по-прежнему пребывая в хорошем настроении, взглянул на Хана.
— Ну, вот мы в сборе, — сказал примарх XV Легиона. — И готовы к переговорам. А теперь, стоит ли нам все утро оставаться на этой пыльной равнине, или же щедрость Империума может предложить немного еды?
Хан помнил, как Магнус вел себя тогда — улыбка немного натянутая, дружелюбие чуть напускное. На Улланоре Магнуса что-то тревожило, и его попытки не придавать этому значения были безуспешными. Он не был лицемером: истина исходила от него, как свет от звезды — чистая и неприкрытая.
На Улланоре они разговаривали в последний раз. Было странно — слишком странно — думать, что эта могучая душа пала под ударами грубых клинков Космических Волков. Алый Король был невероятно могущественным и посвященным в высокое искусство небес, саму материю пелены. Если он в самом деле пал, тогда галактика стала искаженной и непонятной.
— Каган, — раздался голос со стороны открытых дверей.
Хан повернулся к стоявшему за ним Цинь Са. Глава кешика был уже в боевом доспехе, массивная и опаленная терминаторская броня была увешана трофеями его несравненной боевой биографии.
— Мне нужно больше, — сказал ему Хан. — Больше информации. Я не стану атаковать своего брата без подтверждения.
Цинь Са поклонился.
— Говорящие со звездами получают новые видения.
— В них подтверждается первое сообщение?
— В одних да, — сбивчиво ответил глава. — В других нет. У нас противоречивые толкования.
— Поясни.
— В некоторых говорится то, что мы уже знаем — Леман Русс поднял мятеж, ведомый ненавистью к Магнусу. Магистр войны приказывает нас покарать его. Двадцатый Легион, возможно, уже атаковал Волков.
— Змеи Альфария, — презрительно произнес Хан.
— Но мы получили другие доклады, — продолжил Цинь Са. — Просто послушайте: в них говорится, что магистр войны — изменник, а многие Легионы присоединились к нему. Нам приказано вернуться на Тронный мир и встать на его защиту вместе с лордами Дорном и Руссом.
На это заявление у Хана не нашлось слов. Он уставился на Цинь Са, чувствуя, как сильно стучит в висках кровь.
— Безумие, — тихо произнес он. В его голове стремительно проносились мысли, частично сформировавшиеся и наполненные вероятностями.
Это началось на Чондаксе, в самом конце сражений за планету — первый намек, что все идет не так, как надо. Одно видение говорящего со звездами, без подробностей и подтверждения подлинности. Его следовало выбросить из головы, приписав искажающему воздействию пелены, но у примарха ничего не вышло. Известие изводило его, лишая сна.
«Магистр войны стоит на краю пропасти».
Хан не знал, как поступить. Следовало ему отозвать Легион, чтобы разузнать подробности? И что видение вообще означало?
— Безумие, — повторил примарх.
— Именно, — невозмутимо ответил Цинь Са. — У каждого говорящего со звездами на флоте свои собственные видения. Задьин арга стараются изо всех сил, чтобы раскрыть истину.
— Истину? — Хан глухо рассмеялся. — Какую истину?
Он почувствовал, что рука инстинктивно тянется к клинку, и отдернул ее.
— Мне нужно больше. Почему тьма рассеялась только сейчас?
Цинь Са в знак извинения поклонился.
— Прилагаются все усилия для…
— Он мертв? — спросил Хан, и его тут же охватило отчаяние. — Вот первая задача. Мне нужно знать, жив ли Магнус. Передай им.
— С Просперо нет никаких сообщений. Это похоже на…
— Недостаточно хорошо! — заревел Хан, сжав огромные кулаки. Он чувствовал, как закипает ярость, не благотворная ярость битвы, но удушающий, бессильный гнев неведения.
— Передо мной мощь целого Легиона, готового нанести удар. Орду собрана, но никто не может сказать мне, кто наш враг. Передайте им, что если они не смогут правильно истолковать, тогда я поднимусь в их шпили и превращу их видения в приказ для них.
Цинь Са пережил бурю, оставаясь безмолвным, пока примарх был в ярости.
— Будет сделано.
— Быстро, — настойчиво произнес Хан, поддавшись желанию схватиться за рукоять дао. — Даю им двенадцать часов. Мы не останемся в стороне, пока галактика горит, где бы ни шла война, мы найдем ее.
Из большого основания письменного стола в дальнем углу помещения раздался низкий звон. Над лакированной поверхностью замерцал гололит, и с треском появилось старое, покрытое сетью шрамов лицо нойон-хана Хасика.
Хан резко повернулся к нему.
— Новости?
— Своего рода, — ответил Хасик, голос дрожал из-за помех. — На пределе дальности авгура появляются корабли. Не отвечают на наши сообщения и похоже готовятся к атаке.
— Волки? — спросил Хан. — Или наши?
— Ни то, и ни другое, — ответил Хасик. В обычно ровном голосе слышалась нерешительность. — Корабли Альфа-Легиона.
Цинь Са прищурился. Хану почти захотелось рассмеяться. Все было бессмысленно. После нескольких лет изоляции от остальной галактики, увязнув в кампании, обещавшей мало славы и много монотонной тяжелой работы, каждый достоверный факт, казалось, был извращен до комичного абсурда.
«Наши воины подготовлены к такой игре. Они обучены видеть угрозы со всех сторон».
— Оставайтесь на позиции, — приказал Хан. — Попытайтесь вступить в контакт, и не открывайте огонь первыми. Здесь творится какое-то колдовство, и меня не втянут в него, пока не я узнаю причину. Я скоро присоединюсь к вам. До того момента вы знаете, что нужно делать.
Гололитическая голова Хасика поклонилась, и связь прервалась.
Цинь Са недоуменно поднял бровь.
— Я бы предложил совет, Каган, — обратился он, — если бы у меня был хоть один.
Хан сжал ладони. Его ум тактика — гораздо более проницательного, чем Жиллиман или Дорн когда-либо признавали — приступил к привычной работе: анализ, планирование, противопоставление, выбор неожиданного решения.
— Мы подобны слепому, сражающемуся со зрячим, кешика, — пробормотал он. — Поэтому должны быть быстрыми.
Вопреки всему, примарх почувствовал, как в душе разгораются первые искры радости. Он смотрел на раскинувшееся за иллюминаторами звездное поле, взвешивая варианты, обдумывая вероятности. Джагатай был рожден для этого: не для истребления зеленокожих, но Великой Игры, схватки богов.
— Ты помнишь, Са? — спросил он. — Ты, Есугэй, Хасик и я против всего мира — сотня империй, в каждой тысяча клинков. У нас слишком давно не было настоящего испытания.
Цинь Са недоуменно посмотрел на повелителя.
— Так кто сейчас враг, Каган? — спросил он. — Это все, что мне нужно знать.
— Они все враги, — сказал Хан, шагнув к двери, которая вела на мостик. — Всегда ими были.
7
«КОНТЕМПТОР»
ТАИНСТВЕННОСТЬ
ТЕЧЕНИЯ ЭФИРА
Бьорн сплюнул кровь на бегу и врезался в ряд пустых ящиков, раскидав их по полу. Инстинктивно Волк уклонился вправо, едва избежав урагана снарядов, проревевшего над опущенным плечом. Космодесантник добрался до относительного укрытия — обломков грузового подъемника — и бросился в тень искореженной кабины.
Враг последовал за ним, раздавив останки пятерых мертвых Космических Волков. Его тяжелые ноги глухо лязгали о палубу, огромный когтистый кулак вращался, а дымящаяся штурмовая пушка щелкала, когда очередной магазин отправлялся в камору.
«Контемптор», — уныло подумал Бьорн. — Это будет очень короткий абордаж».
Огромный дредноут громыхал вслед за ним с беспощадной уверенностью ищущего добычу гигантского ящера. Две кормовые трубы выбрасывали маслянистый дым, а шасси боевой машины гудело, фыркало и шипело, давя обломки.
Присевший за шатким укрытием Бьорн за один удар сердца оценил свои шансы.
Выбор сделан.
Он выскочил и помчался прочь, несмотря на то, что штурмовая пушка «Контемптора» снова открыла огонь, разрывая в клочья обломки. Вскочив на один из полуразрушенных захватов подъемника, прежде чем того оторвало, Бьорн оказался достаточно высоко, чтобы увидеть светящиеся глаза дредноута, уставившиеся на него.
— Хьолда! — заревел Космический Волк, почти засмеявшись от абсурдности своего плана, а затем прыгнул.
Очередь штурмовой пушки прошла мимо, и воин врезался в плечо «Контемптора». Уцепившись за торс машины, Бьорн взмахнул потрескивающим топором и вонзил его глубоко в бронированный колпак. Дредноут неистово развернулся, почти сбросив с себя легионера. Бьорн вскарабкался повыше, увернувшись от вращающегося силового кулака, и нанес сильный удар в шлем врага, затем еще один, колотя по нему обрубком руки. Незавершенный механический протез быстро пришел в негодность, но Волк смог расколоть один из раскосых окуляров и довольно зарычал.
«Контемптор» снова крутанулся. Несущий Кровь вырвался из его корпуса. Бьорн отлетел, кувыркаясь в воздухе, на три метра и рухнул на пол, едва удержав в руке топор. Легионер обернулся и уставился прямо в стволы штурмовой пушки.
— Скитхоф! — вызывающе заревел Бьорн и приготовился к потоку снарядов, твердо решив встретить смерть с открытыми глазами.
Но затем дредноут слева накрыла очередь масс-реактивных болтерных снарядов, высекая искры на броне и окутав ее колышущейся завесой мини-разрывов. Из-за этого стволы штурмовой пушки дернулись в сторону, и снаряды разорвались в метре от лежащего Бьорна.
— Фенрис! — разнесся яростный боевой клич Богобоя. — Фенрис фаэрир морд!
Трое воинов стаи бросились к «Контемптору», осыпая его градом болтерного огня. Бьорн вскочил, убравшись из-под прицела все еще стреляющей штурмовой пушки, и швырнул топор в поврежденную голову дредноута. Оружие устремилось к цели, но «Контемптор» уклонился. Несущий Кровь вонзился в верхний панцирь, не причинив особого ущерба.
Бьорн выхватил болт-пистолет и присоединился к стрельбе, перебегая от одного укрытия к другому. Ангар наполнился интенсивным грохотом болтеров. Четверо Волков опустошили свои магазины по цели, окутав ее вспышками разрывов.
Дредноут продолжат наступать. Воины нанесли ему повреждения, но он не останавливался, преодолевая огненный шторм, для чего и был предназначен. Штурмовая пушка развернулась смертоносной дугой, разнеся в клочья то, что осталось от скудного укрытия. Один из Волков — Бьорн решил, что это был Эунвальд — оказался слишком нерасторопным, и удар опрокинул его на спину. Богобоя отбросило почти сразу же, оружие дредноута раскололо нагрудник космодесантника.
Они не смогут справиться с ним, не смогут подойти достаточно близко, и у них нет оружия, чтобы вывести из строя бронированного зверя издалека.
— Всеотец! — заревел Бьорн, снова бросаясь в ближний бой и не теряя надежды добраться до более уязвимых кабелей, прежде чем коготь этой проклятой твари выпотрошит его.
Он так и не получил шанса. Ни один из Волков.
Буря возникла из ниоткуда, словно переборку отсека вырвало в пустоту. Ее сила отшвырнула Бьорна в сторону, снова сбив с ног. Зрение расплылось, а шлем сильно ударился о палубу. Космодесантник услышал звук, похожий на раскат грома, за которым последовал актинический треск активируемого энергетического оружия.
В голове мелькнула догадка, и он понял, что поток не был ни декомпрессией, ни естественным порывом воздуха — у завывающего в отсеке ветра был ледяной запах Асахейма.
Бьорн поднял помутневшую от удара голову и увидел, что «Контемптор» поворачивается к новому врагу. Вопреки всему Волк не смог удержаться от кривой ухмылки.
Игра была окончена. Пришел Волчий Король.
Шибан увеличил скорость «Калджиана» до трети, внимательно наблюдая за тактическими сканерами, теснившимися вокруг командного трона. Экипаж был занят на своих постах, в то время как Джучи, Чел и другие легионеры его командной свиты стояли разомкнутым полукругом неподалеку.
— Держать курс, — приказал Шибан. — Скорость не увеличивать.
«Калджиан» только что прибыл к месту сбора, одним из последних ответив на вызов, и получил приказ снова отправиться в дозор в качестве ответа нойон-хана Хасика на приближение Альфа-Легиона.
Приказы из центра были резкими. По мнению Шибана это было вызвано тем, что у командования не было ясной картины происходящего. У легионера ее точно не было.
— Скоро они выйдут на дистанцию визуального контакта, — высказался Джучи.
Шибан слышал сомнение в его голосе. Численность Альфа-Легиона была неизвестна. Они не отвечали на запросы и просто держались на границе системы, спокойно собирая все больше кораблей в обширном районе близлежащего космоса.
— Держать строй, капитан, — предупредил Шибан, заметив небольшое отклонение от курса относительно кораблей по обеим сторонам от них. Ответ Белых Шрамов был почти идеально идентичным — тонкие линии атакующих кораблей растянулись на дистанции атаки лэнсами друг напротив друга. Крупные корабли обоих флотов оставались в тылу, зависнув на границе обнаружения сканерами.
Ситуация изменилась так быстро, искаженная потоком противоречивых астропатических и засекреченных радиосообщений: Русс взбунтовался; или же это был магистр войны; Белым Шрамам приказали поддержать Альфа-Легион в Алакксесе; потребовали их возвращения на Терру; Феррус Манус убил фанфарона Фулгрима; Марс взбунтовался. Некоторые переданные через варп сообщения несли хроноотметки многомесячной давности; другие же, казалось, были отправлены несколько часов назад.
Шибан доложил о своих находках с Фемуса сразу же, как вышел на дистанцию радиосвязи с Чондаксом, но не сомневался, что они исчезнут без следа в трясине приказов и инструкций.
— Почему они ничего не передают? — спросил Джучи. Он уже трижды жаловался на это, озвучивая мысли всего экипажа.
Шибан устало улыбнулся.
— Это Альфа-Легион, брат. Быть раздражающе непонятными — их дар.
Впереди через иллюминаторы стала видна тонкая линия светящихся точек. Поначалу они казались не более чем несколькими новыми звездами. Затем постепенно становились все ярче.
На ретинальном дисплее Шибана мигнул значок, указывая на обновление приказов Хасика. Шибан моргнул, активировав сообщение.
Ответа от командования XX Легиона нет. Продолжаются попытки установить связь. Первая волна кораблей приближается по плоской траектории. Не обострять ситуацию. Огонь первыми не открывать. Сохранять целостность периметра. Не позволять приближающимся кораблям проникать в зону досягаемости главных сил. Ожидать дальнейших инструкций.
Шибан глубоко вдохнул. В этих приказах было слишком много противоречий, чтобы от них был толк.
— Мы под прицелом, — пришел доклад от одного из офицеров сенсориума мостика.
— Засечь источник, — ответил Шибан. — Провести захват цели и подготовить основной лэнс. Стрелять по моей команде.
«Калджиан» полз вперед, двигаясь намного медленнее, чем обычно нравилось Шибану. Фрегат был спроектирован для неожиданных и резких маневров посреди битвы, волочение на такой ничтожной скорости выявляло конструктивные недостатки двигателя.
— Нам сказали, что Альфа-Легион атаковал Волков, — задумчиво произнес Чел, — или же это была еще одна неточность прорицателей?
Шибан не мог ответить. Или у XX Легиона было подозрительно много боеспособных кораблей, или говорящие со звездами ошиблись в предсказаниях. Оба варианта были возможны.
Он чувствовал напряжение. Такие столкновения — осторожное, постепенное прощупывание противника — были ему не по вкусу.
— Чего они хотят? — снова спросил Джучи, настороженно наблюдая, как передовые корабли Альфа-Легиона подходят все ближе.
— Бессмысленный вопрос, — сказал Шибан. — Они хотят, чтобы мы терялись в догадках, поэтому предлагаю не потакать им в этом.
Из пустоты появился головной корабль Альфа-Легиона, входящий в состав строя кораблей, который был зеркальным отражением боевого порядка Белых Шрамов.
«Точно, как мы», — подумал Шибан. Все было одинаковым: корабли, вооружение, построения. Альфа-Легион направил небольшие корабли вперед, сконцентрировав левиафаны в тылу. Симметрия боевых порядков была зловещей.
— Энергетические всплески? — спросил Шибан, изучая приближающийся флот.
— Ничего, хан, — ответил оператор сенсориума.
К этому времени Шибан мог разглядеть детали корпусов через магнокулярные перископы. Корабли темно-синие, цвета индиго и отмечены скованной цепью Альфой — эмблемой XX Легиона. Вдоль зубчатых бортов мерцали габаритные огни, размытые из-за помех, вызванных активированными пустотными щитами.
Корабли двигались вперед неуклонно, не слишком быстро или медленно. Что-то в их дерзком приближении раздражало — само присутствие Альфа-Легиона отдавало высокомерием, сознательным превосходством.
«Они знают, что произошло, пока мы отсутствовали. И, конечно, самонадеянны».
— Есть разрывы в их построении? — спросил Шибан.
— Нет, хан.
— В нашем?
— Ни одного.
Он почувствовал настойчивое желание побарабанить пальцами по подлокотнику командного трона. Все инстинкты воина призывали действовать, захватить инициативу, превратить неизвестность в то, что он мог взять под контроль.
— Они остановились, хан.
Шибан взглянул на тактическую голопроекцию. Линия кораблей Альфа-Легиона остановилась, растянувшись огромным оборонительным построением.
— Стоп машинам, — приказал он.
Весь флот Белых Шрам остановился, то же сделали корабли напротив. Два авангарда неподвижно повисли в пустоте, бело-золотая стена уставилась на сине-медную преграду.
На мостике воцарилась тишина, прерываемая только стуком клавиш панелей управления и щелчками работающих моторов сервиторов.
— И что теперь? — спросил Джучи, мрачно глядя в носовые иллюминаторы.
Шибан сплел вместе пальцы перед лицом, опустив локти на ручки командного трона.
— Посмотрим, кто мигнет первым, — ответил он.
Леман Русс врезался в «Контемптора», проревев боевой клич, от которого задрожал далекий потолок. Примарх держал ледяной клинок Мьялнар двумя руками, его зазубренное лезвие шипело и мерцало едва сдерживаемой энергией. Красное, не прикрытое шлемом лицо Русса пылало яростью отмеченного богом, а развевающиеся белокурые волосы напоминали корону зимнего солнца.
Бьорн всего на секунду уловил взгляд небесно-синих глаз и почувствовал, что даже его закаленные войной сердца дрогнули. Волчий Король в бою был подобен лавине, несущейся по склону горы. Излучаемая им аура убийства была немыслимой, наполняя гулом воздух, стена психического разряда сминала все на своем пути, как носовая волна корабля.
«Контемптор» резко развернулся, чтобы встретить угрозу и отлетел. Русс атаковал прямо сквозь поток снарядов штурмовой пушки, рикошетирующих от его брони. Примарх Космических Волков с яростью обрушился на дредноут. Мьялнар одним ударом разрубил штурмовую пушку, многочисленные стволы с лязгом рухнули на палубу.
Покачнувшись, «Контемптор» выбросил коготь, целясь в горло примарху. Русс уклонился от захвата и врезал локтем в шлем дредноуту. Затем клинок снова нанес удар, зазвенев о покореженный панцирь «Контемптора». Боевая машина отступила, и Русс бросился за ней, рубя широкими взмахами, раскалывая керамит и кроша бронестекло.
Его удары не были ни искусными, ни изящными — каждый наносился с первобытной, грубой силой, и конец наступил быстро. Русс вскрыл корпус «Контемптора» ниже того места, где все еще торчал топор Бьорна. Оболочка боевой машины треснула с влажным звуком, обнажив емкости с пузырящейся амниотической жидкостью. Русс поменял хват на одноручный, а свободную руку запустил внутрь и сжал заключенную там плоть.
Последний вопль был отвратительным — тонкий, едва слышимый визг агонии, исходящий от бывшего воина, который все еще обитал во внутренностях «Контемптора». Русс вырвал кусок плоти из клубка питающих трубок и нейронных пучков. Его отделанный золотом доспех забрызгали жидкости — кровь, питательные вещества и смазочные материалы.
Русс секунду держал перед собой смертные останки дредноута. Чахлое существо представляло собой отвратительный набор капающих и едва жизнеспособных органов. На нитях сухожилий тряслось нечто похожее на легкое, из мягкой черепной массы пялился единственный глаз.
Русс поднес останки поближе.
— Тебе следовало оставаться мертвым.
Затем примарх сомкнул кулак, выдавив последние капли жизни из прежнего обитателя «Контемптора», и швырнул останки на пол.
Только тогда Бьорн заметил остальных: лорда Гунна и более пятидесяти воинов Онн. По огромному помещению разносилось эхо болтерного огня — там выслеживали остальных диверсантов.
— Эй, ты, — произнес Русс, глядя осуждающе на Бьорна. — Что ты делаешь на моем корабле?
Бьорн с трудом поднялся, чувствуя себя неловко.
— Щиты отключились. Мы думали…
— Я знаю, что они отключились, — пренебрежительно перебил Русс. — Это я приказал.
На лице Волчьего Короля застыл гнев.
— Я посчитал, что он может встретиться со мной, лицом к лицу. Подумал, что это достаточный повод. Видимо, это не в его обычаях, — он плюнул в сторону поверженного «Контемптора». — Только эти отбросы, а они молчат перед смертью.
Бьорн уставился на мертвого дредноута и вспомнил последние слова Альфа-легионера, которого убил на «Хельриддере».
«За Императора».
— Значит… щиты действуют? — спросил Бьорн. — Корабль защищен?
Русс подошел к пустой оболочке «Контемптора» и вырвал топор Бьорна.
— Он всегда был защищен. Думаешь, я бы рискнул «Храфнкелем» только ради крови Альфария? — примарх на миг замолчал. — Вообще то, я мог. Но не стал.
Русс бросил топор Бьорну, и тот поймал его правой рукой.
— Мы уходим, — объявил Русс, взглянув на Гунна. — Очистите нижние уровни от оставшейся грязи, затем доложите мне на мостике.
Бьорн понял, что никакой необходимости в нем не было. Все, что произошло, было бессмысленно. Он подумал о «Хельриддере», и как, Хель подери, они вернутся на него, даже если корабль все еще цел.
— Но ты, — произнес Русс, снова повернувшись к нему с внушающим ужас взглядом на перепачканном кровью лице. — Ты можешь пойти со мной.
Небо было слишком темным, словно какая-то гигантская рука потушила звезды. Тусклый свет единственной луны отражался от кристаллической, твердой как камень и черной, как оникс земли. По ней носило пыль, на миг она застывала, а затем снова приходила в движение.
Хан с кем-то сражался, противника было трудно разглядеть из-за кружащегося плаща примарха. Он двигался очень быстро, быстрее, чем когда-либо на памяти Есугэя. Дао устремилось вперед, отражая тот слабый свет, что освещал странную черную землю.
Есугэй затаил дыхание. Смотреть за боем Хана было подобно наблюдению за чистой энергией, за разрядами небесной молнии, которая была его эмблемой. Облака разошлись, обнажив за собой пустой космос. Поднятая сапогами Хана пыль зависала в воздухе, прежде чем унестись в никуда.
«Это земля мертвых, — подумал Есугэй. — Он умер? В таком случае я бы точно знал».
Джагатай был единственным пятном света в бесконечной тьме. Непокорный. Прекрасный.
«Ты говорил, что у тебя нет дара. Я не верил тогда и не верю сейчас. Смертный не может так сражаться».
Хан продолжал атаковать, держа клинок обеими руками, из-за скорости и точности его движения расплывались. За выпадами дао невозможно было уследить — было видно лишь мерцающее острие.
«Почему ты здесь? Почему в этом месте?»
Огромное существо, с которым сражался примарх, было окутано нуль-свечением, которое словно поглощало жизненную силу. Оно казалось вечным, безграничным и бессмертным.
«Смерть. Умирают ли примархи? Что их убивает?»
Хан продолжал биться. Он был один. Вокруг него раскинулся пустой мир с пустыми горизонтами и пустыми небесами. Даже ветер был безжизненным, напоминая последние вздохи миллионов уничтоженных душ.
Когда Хан пал, Есугэй проснулся.
Провидец бури резко очнулся. Единственное одеяло на кровати было пропитано потом. Какой-то миг он оставался в своем сне, потрясенный видением рухнувшего на колени примарха, затерявшегося посреди черной земли. Побежденного.
Есугэй прерывисто дышал, чувствуя, как колотятся оба его сердца. Он раскрыл ладонь и увидел, что она покрыта блестящим потом, который быстро испарился в холодном помещении.
— Свет, — прохрипел он, и в комнате стало светлее. В дальнем конце комнаты находился умывальник с раковиной и стальной чашкой на нем. Воин с трудом поднялся и устало подошел к нему, открыл кран и вымыл лицо. Затем выпил воды, дважды осушив чашку. У жидкости был обычный во время пустотных путешествий вкус — слабый, соленый, стерильный.
Есугэй взглянул на себя в зеркало, которое висело над умывальником. Увидел свое лицо, исчерченное многолетними морщинами, татуировками и метками кланов, а в местах соединения бритой головы с кристаллическим капюшоном отсутствовала кожа.
Он подумал, что выглядит бледным. Яркий свет отбеливал его кожу, отбрасывая глубокие тени под глазами.
«Я похож на чудовище».
Задьин арга вытер лицо и выпрямился. В комнате был слышен тихий гул варп-двигателей. «Серповидная луна» находилась глубоко в эфире, и переход был не из легких. С момента прорыва пелены цифры хронометров неистово сменяли друг друга, предупреждая их о том, что прыжок будет тяжелым.
Есугэй прислонился к стене, чувствуя вспотевшей кожей вибрацию металла. Весь корабль стонал и скрипел, словно истязаемый физическими ветрами, хотя задьин арга знал, что они находятся очень далеко от материального мира.
Он вспомнил разговор с Ариманом об этом на Никее. Даже то адское место вулканов и дрожащего маревом воздуха было восприимчивым для грубой силы варпа.
— Ты говоришь, что нет ничего плохого в… как ты его называешь? Великий Океан? — спросил он, подбирая слова на своем ломаном готике.
Ариман мягко улыбнулся. Сила главного библиария была заметна в каждом его жесте. Как и многие протеже Магнуса, он был наполнен, пропитан и сочился ею. Тысяча Сынов пытались быть скромными, но глубоко внутри отлично понимали, что они одарены более остальных. Это придавало им трудно уловимую ауру сдерживаемого превосходства, из-за которой их в первую очередь и ненавидели другие.
— В нем есть много плохого, — ответил Ариман, — так же как и в мире чувств. Но чтобы полностью? Нет, я так не думаю.
— Ты когда-нибудь путешествовал с навигатором? — спросил его Есугэй. — Видел то же, что и они?
— Конечно же.
— И ты не видишь лица?
— Лица?
Есугэй постарался подобрать слова.
— Кричащие. Цепляющиеся за корабль.
Тогда Ариман рассмеялся, не насмешливо, а просто радостно. Это был короткий и теплый смех мудрого человека, который привык получать удовольствие от мира вокруг и ничего не бояться.
— Возможно, ты спал. Путешествие в пустоте помогает видеть сны.
«Путешествие в пустоте помогает видеть сны».
Есугэй потер глаза. Он не высыпался с момента отбытия с Чогориса, и хотя это на нем не отразилось, мысли были неясными и путанными. Каждый час сна, который ему удавалось урвать, наполняли кошмары. За последнее время он видел один и тот же сон, снова и снова: Хан в одиночестве и под беззвездным небом в краю мертвых сражается с каким-то огромным существом из нуль-света.
Сны одаренных никогда не были случайными, но Есугэй был слишком стар, чтобы клюнуть на мысль, что они всегда буквальны. Его научили тому, что суть искусства прорицания заключалась в толковании, верном толковании.
Тем не менее было тяжело смотреть, как примарха ставят на колени.
Есугэй активировал вокс-бусину.
— Командир, с кораблем что-то не так. Как у вас дела?
В голосе Лушана слышалось едва заметное напряжение.
— У навигатора… проблемы.
— Варп-шторма?
— Он говорит, что не может с ними справиться.
Есугэй потянулся за одеждой.
— Я скоро буду у вас.
Провидец бури быстро направился по коридорам и платформам на мостик. По пути его мысли так и не прояснились. Атмосфера корабля была душной и спертой, словно вот-вот должна был разразиться огромная гроза. Вокруг Есугэя сновали по своим делам члены экипажа, кланяясь ему. Они выглядели такими же изможденными, как и он, управление кораблем в шторм изнуряло их.
Есугэй никогда не соглашался с представлениями Аримана о милостивом эфире. Белые Шрамы относились к нему настороженно, погружаясь неглубоко, только чтобы получить силы для управления стихиями. Таким было благоразумное наследие старых провидцев Чогориса, которые получили свое могущество в горах Улаава. Задьин арга всегда имели дело с силами небес, но никогда не доверяли им.
Есугэй знал, что из-за этого другие братства библиариуса считали провидцев бури скучными и лишенными воображения. Он не обращал внимания на подобное неуважительное отношение. Вопреки мягким насмешкам Аримана, он точно знал, что не спал, когда видел те вопящие лица и когтистые пальцы.
Варп не был милостивым. Никогда. Вот почему был создан библиариус: не для увеличения контроля Легионес Астартес над силами варпа, но для их ограничения.
«Никея. Какое несчастье».
Есугэй добрался до мостика, и метровой толщины противовзрывные двери открылись, приглашая его войти.
За дверьми царила атмосфера сдержанной тревоги. Матросы в белых табардах сгорбились над экранами, бегая пальцами по пультам управления. Закрывающие иллюминаторы тяжелые железные ставни дрожали. Весь мостик — увенчанный куполом с бронзовой отделкой амфитеатр, в центре которого располагался трон управления Лушана — был наполнен скрипом и треском металла. Несколько постов когитаторов взорвались и теперь сыпали похожими на червей искрами электростатики.
— Значит, дела плохи, — произнес Есугэй, заметив Лушана среди группы обеспокоенных машинных техников.
Облаченный в доспех командир корабля мрачно улыбнулся.
— Если бы ты не связался со мной, то мне пришлось бы разбудить тебя. Поля Геллера теряют энергию.
— Это в самом деле плохо. Что ты можешь сделать?
— Навигатор говорит, что мы должны выйти из варпа. Он очень настаивает.
Есугэй скривил губы. Над ним висел большой экран состояния, висевший на медных цепях. Большинство индикаторов уже были красными, другие переходили в критический режим в тот самый момент, когда он смотрел на них.
— Где мы находимся? — спросил Есугэй.
— Я спросил его несколько часов назад, — сказал Лушан. — Он начал кричать. Не думаю, что он знает.
Есугэй кивнул.
— Мы знали, что будет непросто. Что ж, последуем совету навигатора, похоже иного выхода не осталось.
— Как прикажешь, — Лушан выглядел сомневающимся. — Я попытаюсь определить координаты нашей позиции перед выходом в реальный космос.
В этот момент с нижних палуб раздался низкий гулкий лязг. Весь корабль накренился, словно отскочив от чего-то огромного и неподвижного.
Есугэй посмотрел на варп-ставни. Заглянуть в бурлящую за ними нематерию было несложно. Ему хотелось этого: всего лишь увидеть волнение, которое так усложняло им путь, галактику, охваченную варп-разломами искусственного происхождения.
— Если мы останемся в варпе, корабль разорвет на части, — сказал задьин арга. — Доверься ему, навигатор видит больше нашего.
Лушан поклонился и отправился запускать субварповые двигатели «Серповидной луны». Когда он отвернулся, Есугэй вдруг почувствовал, как по коже пробежали мурашки.
— В каком состоянии наша боевая готовность? — спросил он.
Лушан удивился, чувствуя себя немного оскорбленным таким вопросом.
— Мы полностью готовы.
— Хорошо. Приведи корабль в боевую готовность, прежде чем мы прорвем барьер. Мне понадобится мой доспех.
— Ты что-то почувствовал?
Есугэй не отрывал взгляда от ставней. Их стук напоминал хлопки ткани гэра во время степной бури, предупреждая о растущей угрозе снаружи своей тонкой защитной оболочки.
«Умирают ли примархи? Что их убивает?»
— Стандартная процедура, командир, — ответил он, отходя, чтобы отдать приказ сервиторам арсенала. — Удостоверься, что весь экипаж поступает также.
8
ОБРАТНО В ПЫЛЬ
СЫНЫ ГОРА
КЛЕТКА ЯСТРЕБА
Было непросто сохранять чувство собственного достоинства на мостике «Храфнкеля». В окружении Гунна, верховных рунических жрецов и главных командиров Легиона Бьорн держал рот закрытым, а глаза опущенными.
Прежде чем Волки добрались до мостика, им еще не раз пришлось взяться за оружие. Множество оперативников Альфа-Легиона высадились на нижних палубах, некоторые были облачены в собственные цвета, другие в сносные подобия фенрисийской формы. Это им не помогло: Влка Фенрика могли отличить свой запах.
Кое-где врагу удалось нанести серьезный урон, но весь корабль привели в боевую готовность еще до временного отключения щитов, поэтому масштаб повреждений был ограничен. Возможно, Альфарий с самого начала знал об этом, и абордажные партии были еще одной уловкой. Он вряд ли мог еще больше разозлить Русса. Волчий Король свирепствовал и сыпал проклятьями на всем пути на командные уровни, разрывая на куски вражеских солдат с безжалостной несдержанностью.
— Ангрон бился со мной! — бушевал он, разбрасывая изломанные тела легионеров. — Магнус бился со мной! А это что такое? Почему он не пришел?
Гнев был настоящим, он накапливался много недель после кампании на Просперо, но Бьорн все же заметил в нем фальшивую нотку, всего лишь намек, звучащий не совсем правдоподобно.
«Ты на самом деле ожидал, что он телепортируется? На его месте ты бы так и поступил?»
Так или иначе, «Храфнкель» в конечном счете был зачищен, щиты восстановлены, а свита Русса вернулась на просторный мостик. Как только примарх получил полное представление о тактической ситуации, его настроение нисколько не улучшилось.
Альфа-Легион сохранил преимущество, которым владел с самого начала сражения. У него было больше кораблей, и они шли в битву неповрежденными и в полной боевой готовности. Волки сдержали наступление врага энергичным контрударом, но его темп сошел на нет. Десятки кораблей были уничтожены, даже самые крупные получали тяжелые повреждения. Их боевой порядок постепенно уменьшался, словно под давлением пары рук, сжимающих шею.
Бьорн держался подальше от глаз примарха, скользнув в затененное место на мостике. Несмотря на попытки отстраниться, он не мог не подслушать входящий поток докладов бубнящих сервиторов по основному каналу связи.
— Теряем пустотные щиты… Теряем пустотные щиты… Идем на таран… Двигатели перегружены… «Ярнкель» погиб… «Ярнкель» погиб… Все корабли в зоне тра-фиф отходят по резервному плану… «Хеймдл» атакован штурмовыми кораблями… Теряем герметичность корпуса… Ядро реактора разрушено… «Хеймдл» погиб…
Никакой гений пустотной войны не остановил бы рост потерь. Волки пошли на отчаянный гамбит, и он не сработал.
Все они ждали.
Несмотря на новые доклады с кораблей флота о повреждениях и потерях, Русс долгое время молчал. Каждый раз, когда на обзорных экранах вспыхивало извещение «корабль уничтожен», он вздрагивал. Реакция была искренней: этот примарх беспокоился о своем Легионе так же, как и остальные, возможно даже больше. Бьорн подумал, что Русс выглядел в этот момент необычно старым, словно годы гнетущим грузом навалились на плечи этого забияки.
— Ну хватит, — прорычал наконец Русс. — Если мы здесь останемся, нас разорвут на куски.
Он глубоко вдохнул, сжал от безысходности кулаки, словно мог таким образом переломить ситуацию.
— Отходим к туманности, встретимся с резервами и скроемся в ней. Пыль по крайней мере заглушит их сенсоры.
Гунн кивнул.
— Оторваться будет непросто.
— Мы будем арьергардом, — решительно заявил Русс. — Флагман пойдет последним, не важно каких повреждений это будет нам стоить.
Его глаза метнулись к дежурному офицеру связи — кэрл в серой форме топтался в хвосте командной свиты.
— Удостоверься, что Терра получит следующее сообщение. Шестой Легион вступил в бой с Двадцатым в Алакксесе. Понес тяжелые потери, отступил под прикрытие внутренней туманности. Попытаемся перегруппироваться и удержать их там. На момент хроноотметки один-ноль-восемь, ноль-ноль-семь призывы о подкреплениях оставались без ответа. Будем продолжать сражаться, пока не получим дальнейших приказов.
Офицер бесстрастно выслушал информацию, запоминая ее для передачи хору.
— Почему мы сражаемся с ними одни? — раздраженно спросил Гунн.
— Варп неспокоен, лорд, — ответил офицер связи. — По правде говоря, я не знаю, было ли получено хоть одно отправленное нами сообщение. Но мы продолжаем посылать их, надеясь на какой-нибудь ответ.
— Чондакс, — пробормотал Русс.
Глаза всех присутствующих обратились на примарха.
— Мы должны быть недалеко от кампании Пятого Легиона, — продолжил Русс, прищурившись от неожиданного открытия. — Почему Хан не получил наши сообщения?
Офицер неопределенно взглянул на него.
— Штормы были… неестественно сильными в том регионе. Вряд ли хоть что-нибудь дошло.
— Продолжай попытки, — настойчиво произнес Русс. — Сосредоточьте свои усилия на этой системе.
Он взглянул на Гунна.
— Странный он, Джагатай, но я никогда не видел, чтобы кто-то владел клинком лучше него. Он не пал. Он не мог. Почему я забыл о нем?
Бьорн заметил сомневающиеся выражения на лицах остальных воинов. Он не осуждал их. Из всех Легионов Белые Шрамы меньше остальных внушали доверие. Он никогда не видел, как они сражаются, и не встречал очевидцев. Их репутация была почти такой же таинственной, как и у Тысячи Сынов, они подчинялись загадочной касте провидцев бури и никого не признавали.
Офицер поклонился.
— Если с ними можно связаться, мы это сделаем.
— И если мы зависим от них, — пробормотал Гунн, — тогда мы действительно вляпались по уши.
Русс метнул в него предостерегающий взгляд.
— Он мой брат, Гуннар. Следи за тем, что говоришь.
«Они все были нашими братьями, — подумал Бьорн. — И посмотри, чем все обернулось».
Палуба задрожала — очередной мощный залп накрыл нос «Храфнкеля», прервав разговор. Лорды Волков разошлись, готовясь начать отступление из открытого космоса в ржавого цвета отмели Алакксеса.
— Будьте осторожны! — немного шутливо бросил им в след Русс. — Нам еще предстоит содрать с них шкуру.
Вскоре Бьорн остался наедине с примархом на самом нижнем уровне мостика, если не считать двух гигантских волков, которые крутились у ног господина.
— Я вам нужен, повелитель? — осторожно спросил Однорукий, следя за ближайшим зверем, который не сводил с него желтых глаз.
Русс отвлекся от своих мыслей, по-видимому забыв о присутствии Бьорна.
— Конечно, — ответил примарх.
Примарх повернулся и взглянул на огромные иллюминаторы из бронестекла, за которыми царил огненный хаос. «Храфнкель» был всего лишь одним из сотен островов, охваченных пламенем и пляшущих в смертельном танце атак и контратак.
— Надо многое сделать, — сказал он низким, почти печальным голосом. — Смотри и учись, Однорукий. Вот как примарх встречает поражение.
«Серповидная луна» содрогнулась в последний раз, словно от облегчения, что покинула варп-шторма и вернулась в реальное пространство. Как только барьер исчез, внешний корпус очистился от поврежденных полей Геллера, быстро рассеявшихся вместе с полупогасшей энергией. Секундой спустя запустились субварповые двигатели, их механический грохот сменил глухую и тяжелую пульсацию варп-двигателей.
Есугэй повел плечами, как только последняя часть силового доспеха была закреплена на своем месте. Вес брони действовал успокаивающе на Белого Шрама, как и привычный гул сервомеханизмов и масляный аромат, исходящий от недавно обслуженных сочленений.
Задьин арга небрежно держал посох с навершием из черепа. Кристаллический капюшон тихо зашипел, подключившись к имплантатам и посылая электростатические разряды по бритому черепу.
Экипаж, особенно воины Легиона, старался даже украдкой не смотреть на него. Есугэя это немного забавляло, он знал, как необычно и внушительно выглядит провидец бури, полностью облаченный в свой боевой доспех.
«Эти странные облачения, что мы носим».
— Поднять варп-ставни, — приказал Лушан с командного трона. — Увеличить скорость до четверти от максимальной. Мне как можно скорее нужны данные по местонахождению.
С серией громких стуков быстро поднялись железные заслонки, за которыми снова открылась пустота. По метровой толщины бронестеклу стекали сверкающие и многоцветные остатки варп-вещества, прежде чем полностью исчезнуть.
— Итак, капитан, где мы? — тихо спросил Есугэй, пристально вглядываясь во вновь появившиеся звезды. Он не мог отделаться от покалывающего кожу предчувствия, которое изводило его с момента пробуждения.
Лушан, как и остальные легионеры не снимавший шлем, ответил не сразу.
— Думаю… — начал Белый Шрам, затем пришли новые данные, и он прервался. — Это корабль?
— Подтверждено, капитан, — ответил офицер сенсориума Эргил. — Эсминец, принадлежит Шестнадцатому Легиону, хотя с неизвестными обозначениями.
Есугэй, моргнув, подключил тактические когитаторы «Серповидной луны» к своему шлему.
— У него атакующая скорость, капитан.
— Я заметил, — сказал Лушан. — И его пустотные щиты подняты.
— Могу я посоветовать сделать то же самое?
Лушан недоуменно повернулся к нему.
— Это корабль Легиона.
— Выполняй.
Лушан отвернулся к пульту управления своего трона.
— Активировать все оружейные системы, поднять щиты.
— Корабль Лунных Волков сблизился на дистанцию действия основного лэнса, — доложил Эргил. — Мы под прицелом.
— Что за черт? — пробормотал Лушан. — Оторвитесь от него. Свяжитесь с капитаном и спросите, что он творит.
«Серповидная луна» круто развернулась и увеличила скорость. Весь корабль задрожал, когда двигатели увеличили мощность до полной и направили его резко вниз.
Есугэй внимательно следил за приближающимся вражеским кораблем. Он выглядел ужасно, нос почернел от подпалин, а борта были испещрены лазерными попаданиями. Эсминец был крупнее «Серповидной луны» и намного мощнее вооружен.
— С нами вышли на связь, капитан, — сообщил сервитор связи.
— Передайте сообщение, — приказал Лушан.
— Корабль Пятого Легиона, — пришел радиосигнал. — Назовите себя или будете уничтожены.
Лушан недоверчиво покачал головой.
— Что они делают?
Есугэй не отрывал взгляда от приближающегося корабля. Он на долю секунды открыл свой разум эфиру, словно приотворив дверь. Задьин арга почувствовал жажду боя — слепую и маниакальную, которую никогда прежде не ощущал от Легионес Астартес.
И… что-то еще.
— Это Сыны Гора, командир, — сказал Есугэй. — Лучше не сердить их.
— Вражеские лэнсы заряжены, капитан, — доложил Эргил.
— Корабль Пятого Легиона, попытка бегства обречет вас на гибель. Вы осознаете ситуацию. Опознайте себя.
— Ответьте им, — гневно отозвался Лушан. — Спросите, что они имеют в виду. И скажите, чтобы обесточили…
Прежде чем он закончил, пустота на миг вспыхнула. Мимо полыхнул луч лэнса, пройдя в менее чем пятистах метрах от кормовых палуб. Покрытый шрамами вражеский корабль продолжал увеличиваться в размерах, мчась за ними на полной скорости.
— Они знают, что мы оторвемся, как только наберем полную скорость, — обратился Есугэй — И не позволят нам это сделать. Поговори с ними.
Лушан повернулся к нему.
— И что им сказать?
Еще один выстрел из излучателя прочертил пустоту между двумя кораблями. В этот раз он попал прямо в двигатели «Серповидной луны», из-за чего пустотные щиты издали пронзительный треск.
Фрегат резко дернулся от попадания. Группы аварийных огней, уже мигающих красным светом из-за полученных в варпе повреждений, перешли в режим перегрузки.
— Мы можем открыть ответный огонь? — спросил Лушан, покачнувшись на командном троне, когда палубу мостика встряхнуло.
— Это не поможет, — отметил Есугэй. — Они значительно превосходят нас в огневой мощи. Предлагаю поступить иначе.
— Орудия готовы, — бесстрастно доложил артиллерийский сервитор.
— Беглый огонь, — приказал Лушан и взглянул на Есугэя. — Поверь, если у тебя есть, что добавить, я приму любой совет.
Пустоту прочертили новые лучи лазеров и лэнсов, сверкая и танцуя в странном, губительном безмолвии межкорабельного боя. «Серповидная луна» получила очередное прямое попадание, от чего напряженные пустотные щиты замерцали, как масляная пленка на воде.
Есугэй прищурился под наклонным визором. Он чувствовал нечто странное в корабле, что-то необычное в собрании душ, запертых внутри адамантиевого корпуса.
— Эту ситуацию решат не лэнсы, — сказал он, размышляя над своими ощущениями.
Последовали новые попадания. С верхних галерей мостика рухнула вниз балка с грохотом сломанных стальных опор, от чего по бронестеклу купола пробежала паутина трещин. Секунду спустя пустотный щит над мостиком рассыпался в ливне искр. Загремели предупредительные ревуны, сопровождаемые кровавым отблеском аварийного освещения на уровне палубы.
«Вы не уверены на счет нас, — подумал Есугэй, начиная понимать некоторые из своих ощущений. — Вы тоже сомневаетесь».
— Установлены точки телепортации, — сообщил Эргил.
Лушан вскочил, схватив болтер. Располагавшиеся по периметру шестеро Белых Шрамов поступили так же.
— Нет, не так, капитан, — приказал Есугэй, твердо уперевшись ногами и вдавив посох в палубу. — Нам нужны ответы, пусть приходят.
Лушан, застыв с оружием наготове, мгновенье колебался, разрываясь между психической подготовкой и прямым приказом провидца бури.
— Многочисленные сбои пустотного щита, — снова раздался голос Эргила. — Они на подходе, капитан.
— Как прикажет задьин арга, — сообщил Лушан своим воинам с явным нежеланием. Затем посмотрел на Есугэя, словно говоря «слово за тобой».
Двенадцать озоновых хлопков отбросили ударные волны по мостику, с треском превратившись в космодесантников в темных силовых доспехах. Они разбежались из зон телепортации с наведенным оружием.
— Бросить оружие! — проревел чудовищный голос, оглушая искусственным усилением. — Сдать корабль!
— Не будьте глупцами, — невозмутимо ответил на готике Есугэй. — И, пожалуйста, уберите оружие.
Двенадцать стволов тут же нацелились на него.
— Колдун бури! — выкрикнул один из абордажников.
Все двенадцать болтеров тут же открыли огонь. За барабанным стуком падающих болтерных гильз последовал рев обжигающего залпа из огнемета.
Есугэй поднял посох, и снаряды взорвались перед ним в ливне выпущенной энергии. На краткий миг его окутала волна шума и кипящей ярости, затем все рассеялось.
— Это глупо, — произнес провидец бури безмятежным голосом, словно по-прежнему находясь на Алтаке.
Двенадцать захватчиков бросились к Есугэю, перепрыгивая через ограждения балкона, обегая пульты управления и продолжая стрелять.
Он опустил посох и на нем вспыхнули разряды молний, затмив вспышки болтерного огня и омыв мостик золотым светом. Задьин арга сжал другой кулак и вражеские болтеры рассыпались. Огнемет взорвался с сильным, рокочущим ревом.
Мостик наполнился раскатами грома. По площадкам прокатился собирающийся штормовой ветер, сбивая с ног смертных и заставив даже легионеров пошатнуться.
Один из захватчиков сумел сблизиться на дистанцию ближнего боя, продравшись сквозь вихрь золотистых порывов. Есугэй указал пальцем, и космодесантник — тонны толстого керамита, мышц и многочисленных механизмов — отлетел и врезался в дальнюю стену, расколов каменную кладку переборки.
Еще один воин подобрался вплотную, сжимая пылающий меч и собираясь нанести рубящий удар. Есугэй терпеливо взглянул на его, словно потакая энтузиазму ребенка, затем чуть наклонил голову.
Голова мечника дернулась назад. Зигзаги золотой молнии врезались в него, опрокинув космодесантника на палубу и пригвоздив к ней.
К этому времени только один из абордажной партии оставался на ногах — огромный воин в великолепном доспехе и с огромным потрескивающим молотом. Он шел сквозь бурю, наклонившись под ослепительными потоками и движимый одной силой воли.
Воин приблизился на три метра. Тогда Есугэй повернулся к нему и раскрыл кулак.
Еще одна молния, яркая и оглушительная, как бури Чогориса, вонзилась в грудь молотодержца. Он отлетел назад, сокрушив балюстраду и рухнув на пост сервиторов, все его тело было окутано шипящей и похожей на паутину энергией.
Есугэй поднялся в воздух, удерживаемый в воздухе вызванными эфиром ветрами, и плавно пролетел вперед. За спиной развевался и хлопал плащ, о нагрудник стучали тотемы и костяные фигурки. Провидца бури облизывали поднимавшиеся от палубы языки стихийного пламени.
Весь мостик представлял собой картину опустошения — легионеры Белых Шрамов и их противники попрятались за любым подходящим укрытием, их оружие было бесполезным.
Есугэй плавно снизился над воином с молотом, спустившись к распростертой фигуре, словно мифический ангел из терранской легенды. Рев ветра стих, исчезнув также внезапно, как и был призван. Двенадцать космодесантников абордажной партии оставались лежать, парализованные раскаленными оковами эфирной энергии.
Есугэй встал над своей жертвой.
— Может быть, ты объяснишь цвета своего доспеха, — потребовал он.
После того как буря стихла, обстановка на мостике немного прояснилась. Космодесантник у его ног не был сыном Гора, он носил громоздкий боевой доспех темно-зеленого цвета с бронзовой отделкой. Его голос, даже отфильтрованный через позолоченную вокс-решетку, был необыкновенно звучным.
— Если хочешь убить меня, колдун, — прорычал космодесантник, — делай. Я не буду молить о пощаде.
Есугэй нахмурился под личиной шлема. Слова обеспокоили его, хотя не так сильно, как манера, в которой их произнесли.
— У меня нет намерения убивать тебя, — ответил он. — Если меня не обманывают глаза, ты — Саламандр. Я не знаю о ссоре между нашими Легионами.
Из шлема раздался напряженный от боли смех.
— Не знаешь о… Ты серьезно?
Есугэй оглядел мостик. Девять скованных эфиром космодесантников были Саламандрами, все носили сильно поврежденные боевые доспехи. Другие выглядели как Железные Руки — их выдавали черная как ночь броня и заметная аугметика.
Есугэй опустился на одно колено, приблизившись к Саламандру. Эфирная паутина рассеялась, освободив пленников. Белые Шрамы вышли на открытое пространство, их болтеры функционировали и были нацелены на незваных гостей.
— Ты многого не знаешь, Саламандр, — мягко произнес Есугэй. — Я почувствовал это перед твоей атакой. Если бы ты был уверен, что мы — враги, то уничтожил бы нас в космосе. Но ты рискнул пойти на абордаж. По какой-то причине ты захватил корабль Легиона магистра войны, и пытаешься сделать то же с нами. Может быть, ты и безумец, но я чувствую только замешательство в твоем разуме.
Есугэй потянулся к своему шлему, снял его и прикрепил к поясу. Неотфильтрованный воздух мостика пах пеплом.
— Меня зовут Таргутай Есугэй, — представился он. — Начнем с этого. Назови мне свое имя, и мы продолжим разговор.
Последовал пауза. Огромный Саламандр шумно дышал сквозь решетку помятого шлема, несомненно все еще чувствуя боль из-за силы, обрушенной на него Есугэем.
— Кса’вен, — наконец сказал он. — Капитан, тридцать четвертая рота.
Есугэй кивнул.
— Хорошо. Послушай, Кса’вен, все, что я сказал тебе, было правдой. Каждое слово. Прояви ту же любезность. Мы были ослеплены, скрыты от галактики. Что с вами случилось? Почему эфир агонизирует?
Кса’вен ответил не сразу. Он словно пытался решить, откуда начать рассказ.
— Вы ничего не знаете о Резне? — осторожно спросил он, будто сам вопрос был настолько нелеп, что ему стало смешно.
Есугэй протянул руку, предлагая помочь подняться.
— Резня? — спросил он. — Нет, мы не слышали. А теперь, пожалуйста, расскажи нам все.
— Что вы думаете об этом, Каган? — спросил Цинь Са.
Хан фыркнул. У него было много мыслей, но только некоторыми из них он хотел поделиться.
Строй Альфа-Легиона оставался неизменным, его монолитную сплоченность нарушали только незначительные изменения в двойной оборонительной линии. Каждый маневр Шрамов повторялся кораблями Альфа-Легиона в какой-то странной игре отражений.
Хан стоял на командном мостике «Бури мечей» вместе со своим кешиком. Дао давил тяжестью на поясе.
— Похоже, они хотят, чтобы мы сделали первый шаг, — сказал примарх.
Цинь Са повернулся к обзорным экранам. В раскосых линзах терминаторского шлема отражались пляшущие руны локатора.
— Они расположились между нами и ближайшими точками прыжка, но мы можем прорваться. Для этого подойдет маневр цзао, выполненный на скорости и подготовленный незначительной лобовой атакой, чтобы сковать их.
Хан кивнул, соглашаясь.
— Я вижу слабость здесь, — сказал он, отмечая позицию на две трети от самого крупного соединения Альфа-Легиона. — Они пытались укрепить ее крупными кораблями, но это не поможет.
— Надо все сделать быстро, — заметил Цинь Са. — Как на Эйликсо.
Хан обдумал варианты.
— А что потом? Мы прорвем линию, разорвем их построения, а затем что нам делать? Уничтожить их?
— Конечно.
— Они не угрожали нам.
— Друг так не поступает, Каган.
Это нельзя было отрицать. Но, несмотря на это, Хан по-прежнему не отдавал приказ. Несколько часов назад характер восстания внутри Империума был прост: Русс и его дикари снова нарушили приказы. Теперь все стало сложнее. Намного сложнее.
Он вспомнил свои последние слова Гору на Улланоре и обаятельную улыбку магистра войны, его непринужденные манеры.
«Ты призываешь — я прихожу».
Каждая его частица кричала об альтернативном варианте. Магистра войны оклеветали, каким-то образом подтолкнув к отчаянным действиям, которые вызвали осуждение завистливых братьев. Если Гор в самом деле был вынужден начать боевые действия против Русса, тогда Альфа-Легион определенно был его союзником. Ожидал ли он какого-то знака от Белых Шрамов? Если так, то какого? Был ли это тайный сигнал, известный остальным братьям, но каким-то образом скрытый от него? Не в первый раз происходило подобное.
Подошла глава его говорящих со звездами, костлявая чогорийская женщина по имени Цзян-Цу.
— Каган, — обратилась она, низко поклонившись.
— Если нет новых сообщений, не беспокой меня, — резко произнес Хан, не отрывая взгляда от гололитов. — Я устал от слухов.
Говорящая со звездами не колебалась, как и все родичи, она привыкла сообщать неприятную правду королям-воинам.
— У меня приказы от лорда Дорна.
Хан обернулся к ней.
— И?
— Я лично истолковала их, — ответила она. — Содержание недвусмысленно, а его источник очевиден. Нам приказано вернуться на Терру, а также игнорировать все другие призывы к нашей верности, в особенности от магистра войны, который объявлен предателем вместе с любым Легионом, ответившим на его вызов. Нам приказано как можно быстрее прибыть к Тронному миру, где будут даны дальнейшие указания и объяснения.
Цинь Са удовлетворенно кивнул.
— Наконец. Что-то конкретное.
Хан по-прежнему не двигался.
— Когда вы получили эти видения?
— Менее часа назад. Все это время приходят новые, и все они того же содержания.
— Значит, помех больше нет.
— По-видимому, да.
— Значит, мой Каган, — высказался Цинь Са, — мы получили приказы.
Хан покачал головой.
— Нет, не получили.
Его кешик ничего не сказал. Воины бы не осмелились.
— Разве вы не видите, что здесь произошло? — сказал Хан, подойдя к краю командного балкона и холодно глядя в иллюминаторы, за которыми ждали корабли XX Легиона.
— Не понимаете, почему эти корабли ждут там, не отвечая на запросы и не предпринимая никаких действий?
Он снова почувствовал уколы старых обид, холодный гнев не пользующего уважением сына. За свою склонность к свободе, за скитания на грани досягаемости приходилось платить. Шрамы всегда все узнавали последними.
— Они не хотят сражаться с нами, — произнес Хан. — И не хотят присоединяться к нам. Им нужно вызвать у нас сомнения. Они хотят удержать нас здесь и сковать вопросами. А почему? Потому что они знают, что завеса исчезает, и эти сообщения только сейчас проходят через эфир.
Примарх повернулся к старшим офицерам. После стольких сомнений наконец наступила долгожданная определенность.
— Они манипуляторы, — его голос набирал силу. — Они хотели, чтобы мы получили сообщение от Дорна, и удерживали нас здесь, пока не убедились, что это произошло. Альфа-Легион хочет нашего возвращения на Терру. Вот какова их цель.
Минуту стояла тишина.
— Даже если так, — запинаясь произнес Цинь Са. — Разве мы не должны…
— Нет! — заревел Хан, давно пылавший гнев неожиданно вырвался наружу. — Я ни от кого не стану получать указания, даже от Тронного мира, который только сейчас, именно сейчас, когда его Легионы рвут друг друга на части, соблаговолил вспомнить, что у него есть восемнадцать сыновей-воинов.
Он стремительно развернулся к перепуганному экипажу мостика, за спиной колыхнулся плащ.
— Вы не рабы, — сказал он тихим, но твердым голосом. — Вы — орду Джагатая. Мы ни от кого не станем получать приказы и распоряжения. Мы сами по себе, так было всегда, и если надо найти истину в этой ситуации, мы найдем ее для себя.
Он взглянул на Цинь Са.
— Отдай приказ, — сказал он. — Маневр цзао, как и мы решили.
Затем успокоившийся Хан повернулся к пустоте, которую вскоре осветят многочисленные огни двигателей космических кораблей.
— Займите свои посты, — приказал он мрачно. — Пришло время напомнить нашим братьям, на что мы способны.
9
НЕПОДХОДЯЩИЙ МОМЕНТ
ДРЕЙФ
КЛИН
Торгун проскользнул в назначенное для встречи помещение в недрах «Звездного копья», двигаясь настолько тихо, насколько позволял недавно отремонтированный силовой доспех. Из-за внезапно хлынувшего потока приказов и планов развертывания у него не осталось времени должным образом подготовиться.
Белый Шрам включил свет, обнаружив в комнате еще одного легионера.
— Торгун-хан, — поздоровался Хибу, поклонившись.
— Хибу-хан, — ответил Торгун в чогорийской манере и закрыл за собой дверь.
— Странное время для встречи, брат, — сказал Хибу.
— Ты знал о Руссе? — спросил Торгун. — Скажи мне, если это так, у нас не должно быть секретов.
— Нет. Но мы знали, что-то должно случиться, а причиной мог стать в числе прочих и Волчий Король.
Торгун покачал головой.
— Я никогда бы не… Я не думал, что это будет он. У меня было предчувствие, что начнется с кого-то другого. Возможно, с Кёрза.
Он побарабанил пальцами, пытаясь успокоиться.
— Мы должны выступить против них. Не понимаю, почему мы медлим.
Через вокс шлема Хибу раздался тихий металлический смех.
— Посмотри в иллюминаторы. У нас гости.
— Это беспокоит меня. Они за магистра войны? Или же с Волками? Что они, черт возьми, творят?
— Альфа-Легион сцепился с Волками. Не думаю, что встреча была дружественной.
— Тогда мы должны покинуть систему! — выпалил Торгун, резко повернувшись к Хибу. — Момент подходящий. Для чего мы встретились, если не для того, чтобы воспользоваться им?
Хибу схватил Торгуна за руку.
— Успокойся. Твое волнение недостойно.
— Недостойно! Это очень важный момент, а ты, кажется, этого не понимаешь.
— Думаю, я понимаю больше тебя, — сказал твердым голосом Хибу. — Мы поймем, когда наступит время. Мне сообщат об этом.
— Как? — спросил Торгун. — Как ты получишь эту информацию? Мы не обсуждали это на собрании ложи. Тебе нужно быть более откровенным со мной.
— Когда это закончится, — сказал Хибу, — когда мы решим эту проблему, я покажу тебе. Я и так собирался. Но послушай меня, еще не время. Это камешки, которые вызовут лавину. Если мы выступим раньше времени, тогда все погибнет. Скажи мне, ты любишь Терру? А Империум?
Торгун чуть не ударил его.
— Ты знаешь, что люблю, — ответил он, стряхнув руку Хибу.
— Тогда возьми себя в руки, — Хибу спокойно взглянул на него. — В данный момент мы не предпринимаем никаких шагов. Только, как и прежде, следуем приказам и взаимодействуем. А пока можешь провести немного времени с чогорийцами, ты бросаешься в глаза, как огрин в салоне красоты.
Торгун пытался успокоиться.
— Мне было предназначено служить в другом Легионе, — пробормотал он.
— Чушь! — выпалил Хибу. — Ты мне уже рассказывал эту историю, и я ответил точно так же.
Он подошел, голос стал тише.
— Судьбы не существует — ты легионер Белых Шрамов. Можешь принять это и сыграть свою роль в грядущих событиях или же остаться в стороне и ничего не делать.
Мысли Торгуна невольно вернулись к перевалочным ангарам Луны, когда впервые увидел транспортный корабль V Легиона, который навсегда забрал его из Солнечной системы. Он вспомнил увиденный символ молнии и каким ребяческим он ему тогда показался — золотой, белый и красный. Детские цвета.
— Они верят в судьбу, — сказал Торгун. — Все без исключения, этому их учат заклинатели погоды. Требования времени, воля небес. Если один из провидцев прикажет, они с радостью отправятся в ад. Вот что я никогда не пойму. Ты знаешь, что над нами смеются другие Легионы? Смеются.
Он покачал головой.
— Это нужно изменить, брат. Это можно изменить, но только если магистр войны…
— Тише, — прошипел Хибу, предупреждающе подняв палец. — Не здесь, не за пределами ложи.
Он глубоко и устало вздохнул.
— Будем ждать решения Кагана. Он либо отправится за Руссом, либо тянет время.
— А что с Альфа-Легионом?
Хибу фыркнул.
— Кто знает? Они что-то замышляют, но понять их непросто.
Дисплей шлема Торгуна неожиданно вспыхнул передачей приоритетного приказа. По молчанию Хибу можно было сказать, что другой хан тоже получил его.
Флотский маневр по схеме цзао, начать в Т-минус четыре. Занять посты. Действовать быстро и уверенно, за Боевого Ястреба и Императора.
Они посмотрели друг на друга.
— Похоже, Каган соглашается с тобой, — сказал Торгун, быстро направляясь к двери.
— Точно, — ответил Хибу, следуя за ним. — Альфа-Легион. Интересно, они знают, что на них обрушится?
Торгун глухо рассмеялся. Он ценил определенные качества своих братьев по Легиону — получая свободу действий, они ни разу не дали ему поводов сомневаться в своей свирепости, быстроте, экспансивности. Торгун вспомнил Шибана в каньонах Чондакса. При всем недовольстве непрерывным наступлением чогорийского хана, он немного завидовал его наслаждению битвой.
«Смейся, когда убиваешь».
Это ему сказал Торгун. Совет был необычным, но довольно искренним. Он задумался, где сейчас Шибан и какую роль он сыграет в предстоящем маневре.
— Что ж, если нет, — сказал Торгун, быстро направляясь по коридору к своему посту, — то скоро узнают.
Все корабли, которые состояли на службе Империума, отличались друг от друга. Секреты, скрытые внутри сердец их реакторов, ревностно охранялись правителями Красной Планеты, которые не делились ими ни с кем за пределами привилегированных кругов избранных. Только технодесантники Легионов обладали глубоким пониманием процессов, которые приводили в движение корабли и хранили их от разрушения в космосе, но даже они не были посвящены в самые важные тайны. Таким образом, Марс гарантировал власть над своими творениями.
Тем не менее это не означало, что воины каждого Легиона были беспомощными обитателями кораблей, не контролирующими их. Каждый примарх во время строительства звездолетов отстаивал различные предпочтения: Коракс одержимо работал, чтобы сделать свои корабли максимально незаметными, Вулкан — живучими, а Фулгрим — красивыми. У примархов были способы обойти стандартные командные структуры Империума: они могли нарушить правила, вскрыть тайные инфоядра и подкупить магосов Механикума. Таким образом, по мере продвижения Великого крестового похода флот каждого Легиона при помощи бесконечной программы переоборудования, модернизации и стандартных обновлений медленно осваивал предпочтения своего повелителя.
Что касается Белых Шрамов, они всегда требовали только одно изменение и совершенствовали только один показатель.
Скорость.
Технодесантники V Легиона десятилетиями работали над увеличением мощности реакторов и поиском способов улучшения маневренности, намного превосходящей допустимые пределы, разработанные для каждого стандартного типа кораблей. Бесконечная погоня за скоростью имела свою цену: ходили слухи, что канониры жаловались на уменьшение дальности огня лэнсов, а то, что корабли Белых Шрамов несли меньше солдат и десантных кораблей, чем аналогичные корабли стандартных флотов, было хорошо известно. Но такие факторы мало значили для Легиона, впитавшего традиции неистовых скачек по чогорийским равнинам.
Согласно приказам-инструкциям Кагана, Легион никогда не демонстрировал возможности своих модифицированных двигателей за пределами активных зон боевых действий. Так как вместе с Белыми Шрамами сражались очень немногие Легионы, эта специализация была малоизвестна, за исключением нескольких спорных докладов о необычно вытянутых корпусах основных двигателей, причудливых конструкциях двигателей малой тяги и слишком больших топливопроводах.
Все это привело к созданию невероятно быстрых кораблей: от самых крупных левиафанов до крошечных системных судов.
«Калджиан» не был исключением.
Эсминец постепенно набрал обороты, устремившись к завесе ожидающих эскортных кораблей Альфа-Легиона.
— Стандартный маневр цзао, — напомнил Шибан с командного трона. — Всем флотом и по одной команде с «Бури мечей». Вы получили векторы и знаете свое дело — не разочаруйте меня, братья.
Он уловил ожидаемую радость на лицах членов экипажа, работающих на своих постах. Напряженная атмосфера предположений и опровержений исчезла, сменившись гораздо более знакомым удовольствием от процесса, в котором они были хороши.
Настроение передалось Шибану, и он понял, что улыбается. Белые Шрамы всегда были гармоничным Легионом, лишенным язвительного нрава некоторых собратьев. Уныние было им не к лицу.
— И не опережать лидеров, — предупредил он.
По всему обширному фронту эскортные корабли Белых Шрамов двигались как единое целое, устремившись к охватывающим силам Альфа-Легиона. Межкорабельные переговоры были прекращены, а входящие заблокированы — у врагов был шанс объяснить свою позицию. Все, что они теперь скажут, будет игнорироваться.
За первой волной следовали белоснежные на фоне бездны космоса крейсера, их огромные двигатели уже развили полную мощность. Корабли образовали компактную боевую сферу, двигаясь вслед за более растянутым авангардом. Шибан наблюдал, как они один за другим поднимали носовые пустотные щиты, от чего пространство вокруг них сверкало и расплывалось.
Все еще находящийся далеко впереди Альфа-Легион отреагировал. Его корабли сохраняли целостность построения, защищая пути к ближайшим подходящим точкам прыжка и удерживая Белых Шрамов в пределах системы Чондакса. Каждый корабль блокадного флота, как и прежде, повторял маневры своих двойников Белых Шрамов, поддерживая в космосе гигантское зеркальное отражение.
Шибан тщательно изучил тактические данные. Два флота были равны — Альфа-Легион точно знал, сколько кораблей необходимо привести, чтобы добиться своей цели. Одно только это было причиной для подозрений, особенно если слухи о нападении на Волков были правдивыми. Сколько же у них линкоров? Неужели они все это время готовились, ожидая, когда поднимется пелена?
Он вспомнил Фемус. Медальон. Тела.
Дисплей шлема неожиданно засветился новыми приказами.
«Начать первую фазу».
«Калджиан» увеличил скорость, переведя энергию с кормовых пустотных щитов на основной лэнс. На другом фланге авангарда корабли делали то же самое.
Шибан почувствовал, что основное сердце забилось сильнее. Такое происходило, когда он был в седле, выискивая добычу.
— Вот цель, — отдал он приказ, выделив эсминец Альфа-Легиона на носовых оптических приборах и отметив его руной атаки.
Расстояние между флотами сократилось. Боевой порядок Альфа-Легиона отреагировал именно так, как и должен был блокирующий флот, раскинувший по обширному району космоса прочную сеть, каждый узел которой поддерживался второй линией кораблей, составляющей резерв. Враги по-прежнему перемещались осторожно, словно желали только одного: сохранять как можно дольше патовую ситуацию.
Шибан восхищался дисциплиной построения. Противник был хорошо обучен.
«Это не поможет вам».
Два авангарда сблизились на дистанцию огня лэнсов. Шибан в первый раз заметил входящие вокс-запросы от врага на сенсорной станции и проигнорировал их.
Теперь было слишком поздно.
Сверкнули первые вспышки лазерных лучей, сначала на обращенном к Чондаксу фланге, затем они стремительно пронеслись по всей линии.
— Открыть огонь, — невозмутимо приказал Шибан.
Носовые лэнс-излучатели выплюнули сверкающий луч прямо в цель. Вражеские пустотные щиты расцвели короной помех, и корабль отреагировал, уйдя вниз, развернувшись и дав бортовой залп лазерами. Многочисленные разрывы усеяли верхние пустотные щиты «Калджиана», как только эсминец Альфа-Легиона развернулся и задействовал собственный лэнс.
— Еще выстрел, затем отойти на четыре-пять-два, — приказал Шибан, не давая врагу времени для точного прицеливания. Хан ощутил слабую дрожь палубы, когда «Калджиан» лег на другой курс.
По всему фронту вспыхнули подобные схватки — корабли Белых Шрамов прощупывали кордон, а Альфа-Легион оказывал сопротивление. Это была классическая схема сдерживания, предназначенная для того, чтобы окружить боевой порядок V Легиона и помешать отдельным кораблям прорвать оцепление. Стандартным ответом была полномасштабная атака на завесу с целью отбросить ее при помощи концентрированного огня. Такой приказ было не просто отдавать — результат был бы катастрофическим для обеих сторон, и только такие горячие головы, как Русс или Ангрон, любили подобный риск.
Альфа-Легион, несомненно, полагал, что Хан не настолько опрометчив. В этом, конечно, они были полностью правы.
Данные на дисплее шлема Шибана снова обновились.
«Вторая фаза».
Авангард Белых Шрамов начал разворачиваться, отклоняясь с курса на точки прыжка и смещая центр боя к гравитационному колодцу Чондакса. Маневр выглядел почти небрежным, словно не знающие что делать командиры предприняли нерешительную попытку оторваться, не желая доводить ее до конца.
— Не слишком быстро, — предупредил Шибан, внимательно наблюдая, как его экипаж направляет смещение «Калджиана» чуть ниже плоскости битвы. Оно должно выглядеть медлительным, но получение серьезного попадания в данный момент могло доставить им проблемы.
Интенсивность лазерного обстрела увеличилась. «Со-Цзя» получил тяжелое попадание в генераторы щитов и ответил свирепым лазерным залпом. Корвет Альфа-Легиона «Бета-Калафон» неверно рассчитал траекторию и натолкнулся на стену плазмы, лишившись половины пустотных щитов.
Тем не менее, перестрелка была вялой, больше напоминая разведку боем. Торпеды не выпускали, как и авиакрылья штурмовых кораблей. Две волны небольших кораблей со сдержанной свирепостью сцепились в странной схватке.
«Третья фаза».
Смещение стало более явным.
— Думаю, мы можем позволить себе немного увеличить скорость, — заметил Шибан, удовлетворенно наблюдая, как строй Белых Шрамов разворачивается внутрь. Семь быстроходных фрегатов отступили, выскользнув из боя с опаленными носами и мерцающей защитой щитов.
По всей зоне битвы позиции V Легиона начали ломаться, не выдерживая непрерывного давления опытного неприятеля. Корабли Белых Шрамов покидали строй, защищая собственные борта и оставляя бреши в наступающей волне. Словно борясь с сильным встречным ветром на Алтаке, наступательный порыв авангарда дрогнул.
Шибан пристально всматривался в экран носового оптического прибора, наблюдая за ответом Альфа-Легиона. Они бросили на поддержку первой волны капитальные корабли, предусмотрительно оказывая давление там, где видели слабость. Сеть затянулась немного крепче. Таким маневром враг вводил в действие больше орудий, но терял в устойчивости: он стал менее осторожным.
«Калджиан» дернулся, получив прямое попадание, пустотные щиты изогнулись, как барабанная кожа, поглощая энергию.
— Открыть ответный огонь? — раздался вопрос с артиллерийского поста. — Цель захвачена.
— Думаю, не стоит, — ответил Шибан, ожидая приказа о следующей фазе. — Просто отходим, и развернитесь другим бортом к противнику. Продолжайте вести огонь лазерами, но немного беспорядочно.
Пока «Калджиан» разворачивался, уклоняясь от выпущенного по нему залпа, как контрабандистское судно с неполным экипажем, Шибан невольно задумался над тем, как бы Торгун отнесся к происходящему. На Чондаксе хан-терранин ненавидел ложные отступления и ни разу не воспользовался ими, командуя своим братством. Этот Торгун был странным. Ему были не по душе методы, благодаря которым принадлежность к V Легиону означала самую большую радость в галактике. Как бы Шибан не старался, он так и не понял терранина до конца. На миг он задумался, где сейчас Торгун, и…
На дисплее шлема вдруг появилась еще одна руна, тут же морганием век превратившаяся в приказ о начале маневра с временными метками.
Шибан почувствовал всплеск адреналина вместе с приливом чистого удовольствия. Маневр цзао вступил в решающую фазу.
«Начали».
— Приготовиться к маневру, — отдал он приказ, приводя в состояние боевой готовности мостик.
Хроно начали тикать.
Илья с трудом верила своим глазам. Ей и Халджи было позволено остаться на командном мостике «Бури мечей», но им пришлось отойти в сторону, как только свита Хана заняла свои посты вокруг трона.
Она посмотрела на примарха, окруженного светящимися голопроекциями, его суровое лицо было сосредоточено. Никто из его окружения — огромных воинов кешика, офицеров корабля, стратегов и задьин арга — не выдавал ни малейшего волнения из-за потерь, которые нес флот.
— Что происходит? — спросила она шепотом у Халджи.
Ее адъютант повернулся к ней, выражение лица воина было скрыто бесстрастной белой личиной шлема.
— Вы о чем?
— Неужели все, что я делала, было напрасно? — спросила она, разочарованная подобной перспективой. — Подготовительный процесс в этот раз был идеален. Мы заблаговременно стянули все силы и могли сдерживать их бесконечно долго, а теперь… это. Ты уверял меня, Халджи, что твои братья владеют искусством космической войны.
— Так и есть.
— Вы выбрали странный способ продемонстрировать это.
— Вы внимательно смотрите, сы? Видите, что он делает?
— Я вижу, что он плюет на тактическую диспозицию и посылает на смерть свои корабли.
— Еще ни один не потерян.
— Черт бы тебя побрал, это скоро произойдет.
У Ильи было желание накинуться на него и поколотить кулаками по его толстому шлему, чтобы образумить.
— Ему все равно? Это что, еще одна игра для всех вас?
Халджи оставался добродушно неподвижным.
— Все в этом мире игра. Но сейчас ему далеко не все равно. Продолжайте смотреть.
Илья повернулась к проецируемой тактической карте. Отображаемая на ней ситуация выглядела ужасно — как только первая волна V Легиона была опрокинута, нерешительный бой стал беспорядочным. Вся согласованность в атаке исчезла, растворившись в путанице смешавшихся отступающих линий. Строй Альфа-Легиона, представленный на гололите фронтом четко расположенных синих огней, безжалостно теснил противника.
Илья чувствовала, как от гнева учащается пульс. Она так тяжело работала, чтобы привить им хоть немного дисциплины и заставить серьезно относиться к логистике, чтобы каждый их корабль был оснащен всем необходимым и знал свою задачу.
Все пошло прахом. Она вздрогнула от мысли, что случилось бы, будь противостоящий им враг действительно ужасающим. Как Волки.
— Я ничего не ви…
Прежде чем она закончила мысль, Хан наконец отдал приказ.
— Сейчас, — просто сказал он. Его тихий голос каким-то образом достиг каждого уголка переполненного воинами и охваченного кипучей деятельностью мостика. — Пять секунд.
Илья увидела, что приказ разошелся по всем кораблям флота, переданный непосредственно на дисплеи шлемов капитанов. Висящий над ней на бронзовых цепях пикт-экран переключился на таймер обратного отсчета.
5… 4…
— Что значит этот приказ? — спросила Илья.
3… 2…
— Важно, что он синхронизирован, — ответил Халджи. — Вам следует за что-нибудь ухватиться.
1.
Время вышло. Внезапно палуба сильно дернулась, словно глубоко внутри колоссального корпуса «Бури мечей» произошел мощный взрыв. Грохот наполнил мостик. Илья не удержалась и налетела на неподвижного Халджи, больно ударившись лбом о керамит.
Белый Шрам протянул руку, чтобы поддержать генерала, но сбитая с толку Илья оттолкнула ее.
— Мы… ускоряемся, — шокировано поняла она, наблюдая за тем, как растянутый строй флота внезапно стал смыкаться. — Трон Терры.
«Буря мечей» набрал полную атакующую скорость. Ускорение было невероятным, медленное движение на четверти мощности почти мгновенно превратилось в оглушительную и энергичную атаку. Это было просто невозможно — для того чтобы основные двигатели набрали полную мощность, понадобилась бы не одна минута.
— Как я и говорил, сы, — произнес Халджи. — Смотрите.
Илья почувствовала, как ее ноги стали ватными, и схватилась за край ограждения балкона, заставляя себя смотреть на тактические гололиты.
Все изменилось. Боевой порядок флота мгновенно преобразился, внезапно перейдя от бесцельного смещения к поразительно точно рассчитанной решительной атаке.
Все корабли пришли в движение. Все до единого и одновременно. Теперь они шли новым курсом с идеальной согласованностью, внезапно изменив незавершенные оборонительные построения на единый атакующий вектор.
Илья почувствовала, что у нее открывается рот, и быстро его захлопнула. Она никогда не видела подобного кораблевождения. Имперский флот мог выполнить подобный маневр не менее чем за пять минут, и для этого ему понадобились бы сотни предупреждений о курсовой поправке и многие часы подготовки.
Белые Шрамы выполнили маневр одновременно — и без лишних распоряжений — за пять секунд.
К этому времени Халджи уже смеялся.
— Мы называем этот маневр — цзао, — сказал он ей. — Клин. Он… воодушевляет.
Илья уставилась в иллюминаторы, пытаясь осознать то, что видела.
Боевой строй Белых Шрам теперь представлял собой наконечник. Эскортные корабли помчались, сомкнувшись в единую массу и пробив брешь в строе противника. Резкое увеличение скорости и концентрированные залпы лэнсов ошеломили корабли Альфа-Легиона, и три эсминца с носами цвета бронзы почти мгновенно были уничтожены, исчезнув среди вихря плазмы и следов взрывающихся торпед.
Остальные вражеские корабли среагировали и стали разворачиваться, чтобы заткнуть брешь, но слишком медленно. На то, чтобы перенацелить лэнсы и увеличить мощность работающих на холостом ходу двигателей, ушли драгоценные секунды, а к тому времени в бой вступили гиганты V Легиона — «Чин-Зар», «Копье небес», «Кво-Фиан», устремившиеся за легкими кораблями и наполнившие пространство губительным лазерным огнем.
— Как вы это делаете? — шепотом спросила Илья, наблюдая за пролетавшими мимо пылающими остовами кораблей Альфа-Легиона.
Все больше эсминцев Белых Шрамов проносились сквозь обломки, вращаясь и ныряя, как уходящие на глубину киты. Все было подчинено одной цели. Корабли V Легиона образовали сомкнутый боевой порядок и набрали максимальную скорость. О флангах забыли, оставив их открытыми для врага.
— Уязвимое место здесь, — произнес Халджи, указывая на точку в двух третях от второй линии Альфа-Легиона. — Незначительное, но заметное.
Он кивнул, горячо приветствуя то, что сейчас происходило.
— Мы стремимся добраться до него первыми, и тогда успех станет достойным упоминания в стихах.
Мостик «Бури мечей» гудел и грохотал так, словно разваливался на части. На диагностических дисплеях неистово горели аварийные сигналы, с готовностью игнорируемые экипажем мостика. Вторая линия Альфа-Легиона ужасающе быстро неслась навстречу, уже сверкая рассредоточенным лазерным огнем и второпях стреляющими торпедными батареями.
Охватывающий строй Альфа-Легиона был прорван, его части изо всех сил старались отреагировать на одну-единственную колонну кораблей, которая пробивала себе путь сквозь центр вражеского построения. Намного более медлительные капитальные корабли XX Легиона были неспособны сравниться с модифицированными двигателями кораблей Шрамов и их почти сверхъестественно искусными экипажами.
— Уловка, — сказала недовольная собой Илья. — Вы хотели, чтобы они потеряли бдительность.
Халджи кивнул.
— Недооценка врагом дает преимущество. Как и скорость.
И тогда она невольно рассмеялась. Это случилось с ней впервые после того, как были отданы приказы о сборе.
«Что со мной происходит? Я учусь любить этот сумасшедший Легион».
Несомая гигантскими двигателями и окруженная стаей стремительных эскортников, «Буря мечей» вырвалась в голову клина. Громоздкие корабли второй линии Альфа-Легиона попытались преградить ему путь, торопливо перестраиваясь в оборонительный порядок. Их маневры выглядели для Ильи ужасно неповоротливыми.
— Эти корабли большие, — настороженно произнесла она.
— Они выглядят как боевые баржи, — согласился Халджи. — Но Каган так не считает. Один Легион не может задействовать такое количество без определенной импровизации — у них нет этих кораблей. Вот и посмотрим, что они из себя представляют.
Наблюдая за тем, как «Буря мечей» выходит на дистанцию ведения огня, Илья поняла, что скрежещет зубами. Гигантские лэнсы корабля на миг вспыхнули, заполнив пустоту светом, сравнимым с сиянием небольшой сверхновой. Окружавшие флагман корабли Белых Шрамов дали залп из носовых орудий, извергнув лазерные лучи, плазменные разряды и торпеды одним огромным и интенсивным потоком абсолютного разрушения.
Взрывы последовали тут же: расцвели закручивающиеся в спирали облака вспыхнувшего прометия, наводнив ледяной космос. Илья увидела, как огромный корабль Альфа-Легиона полностью развалился после того, как взорвались его двигатели. Большинство носовых пустотных щитов следующих трех целей, получив тяжелейшие повреждения, отключились посреди пульсирующих потоков оранжевого и неоново-желтого цветов.
Ответный огонь был спорадическим и неэффективным, попадая в бронированные носы стремительного авангарда Белых Шрамов и нанося незначительные повреждения.
— Это не боевые баржи, — сказала Илья. — А что тогда? Транспортные суда?
— Не имеет значения, — ответил Халджи. — Мы прорвались.
Он был прав. Клин пробил путь сквозь преграду, вскрыв ее в самой уязвимой точке. Все построение — сплоченное, вытянутое и узкое, как брошенное копье — вырвалось в открытый космос. Альфа-Легион старался перегруппироваться вслед за ним, перебрасывая корабли с отдаленных участков, подобно осьминогу, который втягивает свои многочисленные щупальца. Они не потеряли критическое число кораблей, но внезапная атака проделала широкую брешь в их построении и уничтожила сплоченность, которую противники Белых Шрамов так усердно создавали.
Белые Шрамы не замедлились. Скорее наоборот, избавившись от необходимости вести лазерный обстрел, они ускорились. Сфера Чондакса стремительно удалялась за кормой, между ней и уходящими силами V Легиона пылали остовы дюжины уничтоженных кораблей.
— И что теперь? — спросил Илья. — Мы покончим с ними? Или отправимся за Руссом? Или на Терру? Каков план?
Халджи посмотрел мимо нее туда, где все еще сидел на своем троне Хан. Выражение лица примарха не изменилось — ни удовлетворения, ни эйфории, только обычная орлиная свирепость и полная концентрация. Его флагман гудел высвобожденными чудовищными энергиями, направляясь в открытый космос, как выпущенная стрела.
— Я не знаю, — ответил Халджи. — Что я думаю, исходя из настроения Боевого Ястреба? Ничего из того, что вы перечислили.
10
ЦЕНА ЗНАНИЙ
КУРС ЗАДАН
ОЧЕРЕДНОЙ ИЗМЕННИК
Иногда лучше не знать.
Есугэй часто спорил с Ариманом по этому поводу. Тысяча Сынов, как правило, никогда не соглашались с тем, что знание — любое знание — должно оставаться запретным.
— Все в порядке, — сказал ему как-то главный библиарий. — Чем больше, тем лучше.
Но древние творцы погоды Чогориса всегда воздерживались от углубленного изучения своего ремесла, предпочитая знать его поверхностно, оттачивая навыки, которые, как им было известно, покоились на более глубоких и опасных истинах. Это всегда поражало Есугэя своей мудростью, но никак не трусостью, так как предания их родины считали сдержанность добродетелью.
— Во всем есть свой риск, — предупредил Есугэй собрата.
— Ты слишком осторожен, — ответил Ариман. — Кто-нибудь вообще знает, каким даром ты обладаешь?
— Возможно, нет, но почему я должен волноваться из-за этого?
— Потому что имеет значение, как тебя воспринимают.
— Тебя считают опасным. Разве это не имеет значение?
Ариман погрустнел.
— Ты понимаешь нас. Думаешь, мы опасны?
Тогда Есугэй не захотел отвечать. «Иногда», — подумал он.
Сейчас, в своей каюте на «Серповидной луне», его тошнило от знаний, словно он проглотил какую-то отраву, и она проникла в кровь. Масштаб того, что он узнал, было сложно осмыслить, не говоря о том, чтобы смириться.
Кса’вен все подробно рассказал, ничего не упуская. Конечно, были детали, которых даже он не знал, включая судьбу его примарха.
— Мы не знаем, что произошло, — сказал Кса’вен. — Думаю, я бы узнал, если бы он погиб. А, может быть, и нет.
Легионер Саламандр говорил медленно и взвешенно, выговаривая слоги на готике со звучным ноктюрнским грассированием. В его словах не было ни жалости к себе, ни гнева — только глубокая, невозмутимая непокорность судьбе.
Есугэй реагировал на новости по-разному: оцепенение, затем отчаянное осознание провала. Он так долго чувствовал возмущения в ткани вселенной, что, вероятно, должен был понять или догадаться, или же раньше приступить к поиску ответов.
Это состояние скоро прошло. Предательство такого масштаба было невообразимо. Ни он, ни кто-либо другой не мог знать.
«Гор. Магистр войны. Возлюбленный сын».
Есугэй поднял глаза. С ним в комнате находились еще трое: Лушан, Кса’вен и суровый легионер Железных Рук по имени Бион Хенрикос.
— Расскажите, что произошло потом, — сказал Есугэй, через силу продолжая задавать вопросы.
— Сначала мы были одни, — поведал Кса’вен. — Мое отделение прорвалось на орбиту на захваченном транспортнике Шестнадцатого Легиона. Наш корабль был уничтожен, поэтому мы были вынуждены пристыковаться к одному из вражеских и захватить его.
Есугэй невольно улыбнулся. Невозмутимая манера изложения Кса’вена была довольно забавной.
— Вот так просто. Вы захватили фрегат Сынов Гора.
Кса’вен посмотрел прямо на него, по неулыбчивому, темному лицу и бесстрастным красным глазам было сложно понять, о чем он думает.
— Было непросто, — сказал он своим рокочущим басом, — но они не ждали нас. Ты когда-нибудь видел, как сражаются сыновья Вулкана, Белый Шрам?
— Нет, — ответил задьин арга. — Хотя слышал, что это пугающее зрелище.
— Мы захватили корабль, — просто сказал Кса’вен. — Он назывался «Серый коготь». Мы переименовали его в «Гесиод». Это город-убежище на нашем родном мире.
— Я слышал о нем.
Кса’вен удовлетворенно кивнул.
— Затем мы стали отступниками. Пытались добраться до Ноктюрна, но навигатор была ранена. И вскоре она умерла. Возможно из-за переутомления от борьбы с варп-штормами, или же сошла с ума — не думаю, что она ожидала увидеть то, что ей пришлось.
Легионер Железных Рук Хенрикос издал тихий рык из-за темной металлической личины шлема. В отличие от остальных он не снял шлема.
— Никто из нас не ожидал.
— А что ты? — спросил Есугэй.
— Всюду продолжали биться выжившие, — ответил Хенрикос. Его голос в отличие от Кса’вена был пропитан горечью. Есугэй понимал из-за чего — Железнорукий не сомневался в судьбе своего примарха.
— Рассеянные. Некоторые из нас нашли друг друга.
— Мы ищем выживших, — добавил Кса’вен. — Нас только шестнадцать, но мы надеемся найти других. Потом можем нанести ответный удар.
Затем Есугэй заметил что-то голодное во взгляде Кса’вена.
— И вот вы нашли нас, — сказал провидец бури, озвучив мысль Саламандра. — Способный на варп-переход корабль с живым навигатором.
Кса’вен кивнул.
— Хенрикос — специалист по корабельным системам. Он нашел способ отслеживать кильватерный след корабля в варпе на расстоянии, так мы узнали, где вы выйдете.
— Но почему атаковали? — спросил Лушан. Он все еще был раздражен — «Серповидная луна» получила серьезные повреждения после и так тяжелого варп-перехода.
— Мы научились быть осторожными, — ответил Кса’вен. — Насколько нам известно, все Легионы перешли на сторону магистра войны. Если бы на вашем месте был корабль Кровавых Ангелов или Ультрадесантников, мы сделали бы то же самое.
Есугэй понимающе кивнул.
— А мы Белые Шрамы, — сказал он. — Вы легко поверили, что мы — изменники, не так ли?
Кса’вен промолчал, но Хенрикос язвительно прохрипел.
— Раз ты сам сказал, то да.
Есугэй улыбнулся.
— Что ж, по крайней мере мы честны друг с другом.
— Ты используешь рожденные варпом силы, — сказал Кса’вен, словно объясняя свое решение. — Как нам стало известно, это признак врага. Они не придерживаются эдикта, и это нам дорого обошлось на Исстване.
Есугэй сложил руки. Каждый обрывок информации, который он получил с проклятой планеты, причинял боль. Они с Ариманом предупреждали, что именно так и произойдет в случае расформирования библиариуса.
— Я следую приказам моего примарха, — сказал Есугэй. — Если он прикажет мне прекратить использовать свои способности, я подчинюсь, но Хан давно не связывался со мной.
Он примирительно посмотрел на Кса’вена.
— В любом случае, он не будет обращать внимание на эдикт. Как и остальные. Уже долгое время дар — часть нас. Представь, если я скажу тебе отказаться от огнеметов, а тебе, сын Медузы, от металлической руки. Что вы сделаете?
— Ты говоришь, как один из колдунов Магнуса, — зло произнес Хенрикос.
— Думаю, — заметил Есугэй, — они лучше говорят на готике.
Кса’вен засмеялся, из его громадной бочкообразной груди вырвался рокот.
— А что ты здесь делаешь, чогориец? Ты далеко от дома.
— Мы? Наш корабль давно сбился с курса.
— Мы можем помочь. Куда вы направляетесь?
— В систему Чондакс, — ответил Есугэй. — Мой примарх там, хотя мне неизвестно, знает ли он о Резне.
— Уже знает, — пробормотал Хенрикос. — Как и вся галактика. Скоро мы увидим, как ублюдки Гора нападают на миры, подобно саранче. Вся галактика беззащитна перед ними.
Кса’вен предупредительно поднял руку, но Хенрикос продолжил.
— Ты разве не видишь, насколько бесполезно это? Мы можем еще некоторое время сражаться, но Феррус пал. Как и Вулкан с Кораксом. Это просто потеря времени.
— Мы обсуждали это много раз, брат, — терпеливо произнес Кса’вен.
— И? Думаешь, есть способ повернуть все вспять? Ты глупец. Я убью их столько, сколько смогу, и каждый раз буду плевать в их лица, но я не настолько глуп, чтобы полагать, будто это что-то изменит.
Хенрикос отшвырнул металлическую посмертную маску, словно провоцируя кого-нибудь возразить ему.
— Возмездие, немного удовлетворения, частичка боли. Это все, что осталось.
Кса’вен метнул в Есугэя оправдывающий взгляд.
— У Биона и меня немного разные взгляды на войну.
— Понимаю, — ответил Есугэй. — Каковы же твои?
— Победа придет, — ответил невозмутимо и без колебаний Кса’вен. — Не знаю, откуда, но придет. Мы должны быть терпеливыми.
Есугэй восхитился таким настроем, хотя исходя из того, что он узнал, ему было сложно разделить его.
— Надеюсь, ты прав.
— Так ты с нами? — спросил Хенрикос. — Мы могли бы использовать немного этой… Как ты ее называешь?
— Погодная магия, — ответил Есугэй.
— Глупое название, — легионер Железных Рук пожал поврежденными плечами. — Хотя весьма болезненна.
— Я должен вернуться к моему примарху, — сказал Есугэй, обращаясь к Кса’вену. — Я видел сны. Видения. Он в опасности.
Кса’вен с сомнением посмотрел на него.
— Это будет непросто, и у нас есть свои дела.
— Разве не лучше сражаться, объединившись с другим Легионом? Полнокровным, опасным, в котором много подобных мне творцов заклинаний?
— А твой Хан примет нас? Я ничего не знаю о нем.
— Немногие знают, но я буду говорить от вашего имени, — улыбнулся Есугэй, так тепло, насколько смог в данных обстоятельствах. — Если вы отправитесь со мной.
Кса’вен был склонен согласиться, но не терял осторожности. Он опустил черный как сгоревшие угли подбородок на перчатки.
— Это был тяжелый путь, — сказал он. — Время от времени, посреди космической ночи, у меня возникало желание попросить совета. Ты знаешь, старым способом, который нас приучили забыть. Я никогда не поступал так, ведь мы давно перестали верить в богов и чудовищ. Возможно, нам не стоило так быстро забывать их.
Есугэй кивнул.
— И те и другие реальны.
— Я спрашиваю себя: на что я рассчитывал, собираясь молить о таком наставлении? Был бы мне явлен какой-то знак? Наткнулся бы я на след Вулкана?
Хенрикос раздраженно покачал головой.
— Глупость.
— Но теперь кое-что произошло. Ты попался нам на пути, хотя знаешь меньше нашего. Как относиться к этому? Было ли это предопределено?
— Я не верю в судьбу, — сказал Есугэй.
— Тогда удача.
— Еще меньше.
Кса’вен поднял черную бровь.
— Тогда во что ты веришь?
— В Хана, — ответил Есугэй, также решительно и твердо, как ранее Саламандр. — Помоги мне найти его. Кое-что еще можно спасти.
Хенрикос пренебрежительно фыркнул, но Кса’вен больше не обращал на него внимания. Его черная голова медленно кивнула, хотя задумчивый взгляд не отрывался от Белого Шрама.
— Увидим, — сказал сын Вулкана. — Увидим.
Хан поднялся со своего трона, и стража отступила, пропуская его. Он медленно подошел к краю командной платформы, под которой раскинулись ярусы мостика.
За бронестеклом наблюдательного купола сверкали звезды галактики — неизменное полотно бесконечного космоса. Хан почувствовал, как внутри пробудилось знакомое желание: направиться в неизведанное, скитаться по пустоте, как он поступал на равнинах родины, никому не обязанный, свободный как охотничьи птицы, парящие высоко в небе.
«И все же, даже беркуты приручены, — подумал он. — В конце концов они возвращаются на зов колокольчиков хозяина».
Его штаб молчал. Они оставались безмолвными, пока весь флот Белых Шрамов мчался прочь от Чондакса, оставив позади, как плохое воспоминание, Альфа-Легион. Преследования не было. Даже если бы его организовали, Хан сомневался, что у врага есть хоть что-то достаточно быстрое, чтобы догнать его корабли.
Тем не менее он чувствовал, что экипажу не дают покоя вопросы. Цинь Са хотел вернуться и закончить то, что было начато, взять на абордаж корабли Альфа-Легиона и потребовать ответы.
Это было заманчивое предложение. Возможно, на борту одного из кораблей был Альфарий. Хан мрачно улыбнулся. Было бы приятно бросить на колени этого обманщика и сорвать с его лица шлем.
Но это было бы ошибкой. У Альфа-Легиона были свои слабости, но они не были глупцами. Он ничего не узнает от них, если только они сами не захотят сказать, а в таком случае это было бы бесполезно.
Примарх скрестил руки на груди и пристально посмотрел на звезды, как когда-то долгой холодной ночью на Алтаке. Первое, что он помнил, были звезды. У него все еще сохранялись обрывочные воспоминания о приглушенных голосах, — не чогорийских голосах — скользящих вокруг капсулы, в которой он спал. Он видел сны о шепотах во тьме, об ощущении внезапной и невероятной скорости, о калейдоскопе из темных звезд и жемчужно-белых небес, о чувстве, будто его на миг подвесили над бесконечной, воющей бездной, в то время как ненасытные глаза рассматривали его одновременно со страхом и алчностью.
Годы спустя он осознал, чем были те видения: спутанными воспоминаниями о чем-то, что на тот момент он не мог понять, снами о сверхъестественной силе, одновременно более могущественной, чем воображение, и более слабой, чем самый хилый человеческий младенец.
— Обитатели небес ничто без нас, — сказал ему Есугэй много лет спустя. — Они могут действовать только через нас. Это их великая тайна и великий позор. Мы не должны слушать, мы можем идти своим путем.
Задьин арга всегда понимали связь между миром чувств и миром снов, а Хан всегда доверял их словам.
«Есть две большие ошибки, — написал давно умерший мудрец Каи на свитках, которые по-прежнему хранились в Хум Карте. — Первая — делать вид, что пути небес не существует, вторая — следовать ему».
Возможно, Русс пытался навсегда уничтожить одаренных. Хан мог отлично представить, как Гор выступает против этого, из всех братьев у него была самая благородная душа. Сангвиний — третий участник триумвирата — также всегда был чист в помыслах. С самого начала их было четверо — Хан, Магнус, Сангвиний с молчаливого одобрения того, кто однажды станет магистром войны. Именно они столь долго работали над тем, чтобы направить и защитить искусство псайкеров внутри Легионов.
А теперь, если верить тому, что он узнал, один был мертв, а второй исчез.
А как же Гор?
Какая из историй правдива? Та, в которой он был защитником незаслуженно убитых Волками, или та, в которой он грозил разрушить до основания Империум? Хан никогда особо не интересовался Империумом, но истина была важна. Как и верность.
«Вот в чем разница между воином и мясником. Кто ты, брат? Я знаю, кто я».
— Каган.
Он обернулся и увидел главу астропатов, ее незрячие глаза, похожие на мутные стеклянные сферы на морщинистом лице, смотрели на него.
— Снова сообщения от Дорна? — спросил примарх.
— От Русса, — ответила женщина. — Сигналы бедствия из туманности Алакксес, требующие немедленной помощи. Волки атакованы Альфа-Легионом. Он просит своего брата вспомнить об узах верности между примархами и прийти ему на помощь со всей прославленной скоростью. Сообщение заканчивается его благодарностями.
Хан повернулся к своей свите и холодно улыбнулся.
— Слышали это? — спросил он. — Волчий Король хвалит нас. Должно быть, он в отчаянном положении.
Цинь Са не отводил взгляда.
— Мы ответим? — спросил он. — И если так, за кого будем биться?
Нойон-хан Джемулан, который присутствовал в виде сверкающей голопроекции со «Звездного копья», покачал головой.
— Космические Волки всегда были своенравными. Или мы оставляем их без помощи, или же ответим на просьбу и уничтожим их.
— Они сражаются с Альфа-Легионом, — заметила проекция нойон-хана Хасика. — Напомните мне, разве мы не бились только что с ними?
Хан скрестил руки, на его ястребином лице все еще играла холодная улыбка.
— Кто знает, что замышлял Альфа-Легион. Возможно, у них тоже есть свои изменники.
— Тогда, что вы прикажете, Каган? — не отступал Цинь Са, всегда жаждущий получить приказ действовать. — Флот в боевой готовности.
Хан опустил подбородок на украшенный золотом великолепный горжет. Казалось, сам воздух на мостике застыл от ожидания. Все лица были обращены к примарху.
— Передайте Руссу следующее сообщение, — наконец сказал он, подняв усталые глаза на госпожу астропатов. — Скажите ему, что мы получили приказ от Дорна вернуться на тронный мир и при всем желании не можем игнорировать их.
Он закрыл глаза, покачав головой и изменив свое мнение.
— Нет, никакой лжи. Скажите ему, что мы могли бы не обратить внимания на приказ Дорна, но не станем. Правда нам не ясна. Нам нужно время, чтобы узнать ее.
Хан убрал руки с груди и опустил правую на рукоять дао.
— Передайте ему, что мы получили тревожные новости о Просперо и надеемся, что они ложные. И, наконец, передайте, как только полная картина станет ясна, мы надеемся, что снова станем биться бок о бок, как братья, как и должно быть. Затем пожелайте ему благополучной зимы, или что они там желают друг другу перед прощанием.
Госпожа астропатов поклонилась и поспешила прочь, чтобы начать передачу. Как только она вышла, первым заговорил Цинь Са.
— Значит, мы направляемся на Терру? — спросил он с явным разочарованием в голосе.
— Вот в чем вопрос, — ответил Хан, отвернувшись от свиты и снова обратив взгляд на звезды. — Вызови навигатора. Мне нужно проинструктировать его о нашем курсе.
Русс выслушал новости молча, запуская руки в густой мех двух фенрисийских волков, которые крутились у его ног. Бьорн следил за ним, отметив, как в синих глазах сверкнули сдержанные эмоции.
Иллюминаторы мостика «Храфнкеля» были почти полностью затемнены ржаво-красной пылью. Весь флот завис в глубинах туманности, затаившись среди дрейфующих облаков, как рыба в рифе. После битвы на Просперо у Волков было время изучить каждый закоулок огромного звездного района: его гравитационные колебания, помехи, подавляющие сенсоры. Теперь их корабли снова крались в глубинах, ремонтируясь, перевооружаясь и ожидая.
Где-то высоко над ними по-прежнему искал и патрулировал Альфа-Легион, выпуская вслепую снаряды по Волкам и рыская, подобно шакалам, вокруг границ туманности. XX Легион довольно скоро установит точную дислокацию флота противника, но до того момента истребление было остановлено.
Отступление было губительным и ужасным для Волков. Только присутствие Русса помешало ему превратиться в беспорядочное бегство. Казалось, примарх удержал ситуацию под контролем исключительно силой воли, руководя молниеносными контратаками, обходными маневрами, неожиданными отходами с единственной целью — позволить как можно большему числу своих кораблей добраться до сердца туманности.
Бьорн внимательно наблюдал за ним. Казалось, примарх утратил часть той кипучей энергии, что обычно излучал. Он выглядел оскорбленным и раздосадованным, словно за верную службу был вознагражден всего лишь пеплом.
— До следующей зимы? — спросил Русс. — Он действительно так сказал?
Говорящий со звездами кивнул.
— Думаю, он попытался быть вежливым.
Русс фыркнул.
Бьорн немного приблизился, проигнорировав гортанное рычание волков примарха.
— Значит, мы сами по себе, — отважился сказать он.
Русс не глядя, кивнул. Лицо примарха было напряжено из-за свалившихся на него забот.
— Так и есть.
— Они всегда были ненадежными.
— Верно.
Бьорн чувствовал неловкость. Ему было тяжело видеть неуверенность примарха. Русс видимо почувствовал это и встряхнулся.
— Ты знаешь, почему я захотел приблизить тебя, Однорукий? — спросил он.
Бьорн покачал головой.
— Ты молод. Мы все видим, что времена меняются.
Русс устремил на него свои проницательные и холодные глаза.
— Давай будем честными — мы знаем: до Просперо что-то пошло не так. На Фенрисе мы привыкли к призракам и поэтому никогда не верили в сказки, которые мой Отец пытался поведать нам. И теперь, после случившегося, мы не можем притворяться, будто удивлены.
Один из волков ткнулся носом в бедро Русса, проведя тупой и клыкастой мордой по рифленому керамиту, словно пытаясь подбодрить хозяина.
— Я никогда не спрашивал его, какие планы у него относительно нас после окончания крестового похода, — продолжил Русс. — Никогда не спрашивал, будем ли мы нужны. Сейчас это вряд ли имеет значение — если это безумие нельзя остановить, тогда время, когда мы станем ненужными, не наступит никогда.
Русс безрадостно рассмеялся.
— Какая ирония. Гор дал нам цель, которую мы начали терять. Он снова сделал нас полезными.
Бьорн молчал.
— Ты станешь наследником, — сказал Русс. — Посмотри, что мы натворили — я и мои возлюбленные братья. Тебе предстоит расхлебывать это.
— Виноват в этом Гор, — возразил Бьорн.
— А почему он восстал? — печально спросил Русс. — Известны ли нам причины? Расскажут ли эту историю?
Он покачал лохматой белокурой головой.
— Запомни, как это произошло, Однорукий. Запомни хорошенько. Ты будешь нужен Легиону, чтобы сохранить эти знания.
— Вы не покинете нас, — сказал Бьорн так, словно был уверен в своей правоте.
— Однажды покину, — мрачно ответил Русс. — На счет тебя я не уверен. Твой вирд мне неясен.
Затем он повел плечами, словно избавляясь от апатии.
— Но хватит об этом. У нас есть работа.
Примарх взглянул на ближайший обзорный экран. На нем полз огромный силуэт «Фенрисавара», полуразрушенный и с выжженным хребтом. Сам «Храфнкель» выглядел не намного лучше.
— Плевать на Хана, — произнес Русс. — Он всегда шел своим путем, а мы сможем справиться и без его танцев с саблями. Мы никогда прежде не нуждались в помощи, было ошибкой просить ее сейчас.
Примарх оскалился. Частично вернулась старая бравада.
— Мы ответим, — сказал он, нежно потрепав загривок тыкающего носом волка. — Дальше падать некуда. Мы отточим наши когти и клинки.
Звериный оскал стал шире.
— Поверь мне, — прорычал он. — Им не увидеть последнего из нас.
Часть II
СТЕКЛО И ПЕПЕЛ
11
НАХОДКА С ФЕМУСА
НОСИТЕЛИ СЛОВА
СТАРАЯ ЛОЖЬ
Шибан ждал перед покоями нойон-хана Хасика и рассеянно вертел в руке медальон. Легионер прибыл на «Чин-Зар» на флотском транспортнике во время одного из коротких выходов из варпа. При перелете хан смотрел, как постепенно по мере приближения к доковым уровням увеличивается эмблема орды Камня — очертания тупоконечной горы, окруженной пламенем.
Ордой, в состав которой входило более двадцати братств Легиона, командовал Хасик. «Чин-Зар» был превосходным кораблем: длинным, грациозным хищником с узким носом. Однажды, если на то будет воля судьбы, Шибан станет командиром подобного корабля. Возвышение до должности хана было почетно. Титул нойон-хана станет следующим шагом.
Может быть, в будущем. Сначала нужно нанести еще много отметок убийств на свой кушак, а вместе с ними заработать и шрамы.
Из пульта раздался звон, и дверь открылась. За ней стоял Хасик без доспеха, его высушенное солнцем лицо расплылось в улыбке.
— Шибан, — сказал он. — Снова с нами. Как у тебя дела?
Шибан поклонился.
— Хорошо, нойон-хан. А у вас?
— Лучше после того, как мы покинули Чондакс.
Хасик провел его в большую комнату с грубо оштукатуренными стенами. Она была украшена чогорийскими охотничьими талисманами, а на стойках висели церемониальные копья Кво. Шесть иллюминаторов на левой стене были закрыты от эфира ставнями.
Хасик прошел по дорожке из шкур к двум низким деревянным скамьям из связанных реек в характерном для равнин стиле. Он сел на одну и жестом указал Шибану на другую.
— Ты вернулся очень вовремя, — сказал он. — Чуть опоздай, и тебе пришлось бы пробиваться через корабли Альфа-Легиона, чтобы добраться до нас.
Шибан сел, по-прежнему сжимая медальон в руке.
— Почему они вообще там оказались?
Хасик пожал плечами.
— Мы не знаем. Это не похоже на старые войны.
— Несомненно.
Хасик внимательно посмотрел на него.
— Тебе подходит должность хана, Шибан. Есугэй всегда хорошо отзывался о тебе.
— Он великодушен.
— Не всегда. Как работа на Фемусе-Четыре?
— Грязно.
Скрывать правду не имело смысла.
— Я долго удивлялся над тем, почему для очистки понадобилось много времени. Как только я попал туда, то перестал удивляться.
Хасик тихо рассмеялся.
— Тем не менее, задание всегда выполняется.
Он откинулся на спинку кресла.
— Зачем ты хотел меня видеть?
— Дело в Фемусе. Кое-что произошло, и это меня обеспокоило.
— Неужели?
— Мне сказали, что задержка в приведении к согласию связана с хейнами, — сказал Шибан. — Они сражались упорно, но что-то было не так. Дело было в самой планете.
— Это была трудная кампания.
— Не больше, чем многие другие. Я попросил свое братство провести тщательные поиски.
— И что они нашли?
— Тела, — ответил Шибан. — Погребенные, с нанесенными легионерскими клинками ранами, при полном отсутствии поблизости зеленокожих.
— Легионерские клинки? Ты уверен?
— Мой апотекарий тщательно осмотрел их. Он уверен. Я собирался спросить, получали ли вы похожие донесения.
Хасик сложил пальцы.
— Ничего подобного.
Шибан медленно кивнул.
— Жаль. Я надеялся найти хоть какое-то объяснение.
— Помимо твоего собственного? Тогда расскажи мне о нем.
— Нет, у меня нет никаких идей. Других подразделений на Фемусе не было. Только мы и зеленокожие.
Хасик минуту размышлял.
— Но ты думаешь, что были другие.
— Нет, — Шибан покачал головой, все еще выбирая между несколькими не до конца продуманными версиями. — Я не знаю. Сначала подумал о раздоре между братствами. Затем в систему Чондакс прибыл Альфа-Легион, и мне пришло на ум, что… Но почему они?
— Действия этого Легиона всегда были непонятными, — вздохнул Хасик. — Возможно, даже для них самих. Ты с кем-нибудь говорил об этом?
— За пределами своего братства ни с кем.
Хасик кивнул.
— Все приказы о переброске войск на Фемус отдавал я. Могу снова просмотреть данные по потерям. У Ильи-сы есть полные списки за те дни. Но ты пришел не только из-за этого.
Шибан раскрыл ладонь.
— Это может ничего не значить. Мы нашли его на одном из тел. Я никогда прежде не видел такого.
Он вручил медальон Хасику. Нойон-хан поднял его на свет и медленно повертел в руке.
— Это чогорийский знак, — сказал Хасик, обратив внимание на ястребиную голову. — Из серебра? Наверняка не из чистого. Ты проводил химический анализ?
— У нас не было времени.
Хасик держал медальон осторожно, словно тот его беспокоил. Шибан понимал командира: он чувствовал то же самое.
— Оставь его мне, — сказал Хасик. — Возможно, задьин арга захотят взглянуть на него. И, пожалуйста, оставайся на «Чин-Заре».
— Что вы думаете?
— Возможно, это боевой знак. В любом случае, ты был прав, что принес его мне.
Шибан почувствовал облегчение. Было непросто решить, стоит ли поднимать вопрос.
— Кое-что еще, — задумчиво добавил Хасик. — В твоем братстве есть терране?
— Ни одного.
— Но ты сражался вместе с ними.
— На Чондаксе. Братство Луны Торгун-хана.
Хасик кивнул.
— Ясно.
— Могу спросить…
— Я не знаю. Он может помочь, а может и нет. Я наведу справки.
Шибан понял, что пора уходить. Он встал и поклонился.
— Спасибо, нойон-хан. Пожалуйста, сообщите, если от меня что-нибудь понадобится.
— Не сомневаюсь, что так и будет.
Хасик не поднялся. Он вертел медальон в руке, так же как до этого делал Шибан.
— Я свяжусь с тобой до следующего варп-перехода.
Шибан помедлил. Он решил рискнуть.
— Я не думал…
— Что я знаю, куда мы направляемся? Конечно, я осведомлен, хотя Каган это скрывает. Тебя скоро поставят в известность.
Шибан кивнул. «Снова секреты».
— Благодарю, нойон-хан, — сказал он, поклонившись.
Фрегат дальнего действия Несущих Слово «Воркаудар» вышел из варпа с плавностью пронзающего плоть ножа. Субварповые двигатели запустились в стандартном режиме, направив корабль от точки прыжка к далекой зеленой сфере Миирла.
Кал Зедеж, сержант приданного отряда Йеса Такдар и командир «Воркаудара» подошел к ограждению балкона-мостика, наблюдая, как растет в размерах планета.
«У нее приятный оттенок, холодный, — подумал легионер, — если не считать разорванного кольца скал, что вращались на орбите».
— Просигнальте аванпосту, — приказал он, сжав перила.
— Они молчат, повелитель, — отозвался один из сервов-связистов.
Кал прищурился.
— По всем каналам?
— Пока не проверено. Я продолжу попытки.
«Воркаудар» неуклонно приближался к планете.
— Поднять щиты, — приказал Кал. — Снизить скорость. Начать полный авгурный поиск.
Его экипаж работал молча и быстро. Сержант посмотрел на их бритые и татуированные головы, склонившиеся над когитаторами, свечение экранов окрашивало напряженные лица зеленым и оранжевым. Униформу, которую они когда-то носили, давно сменили ниспадающие рясы, с любовью сшитые аколитами с нижних палуб и покрытые крошечными золотистыми письменами, которые защищали их и повышали концентрацию.
Кал вспомнил времена, когда подобные действия могли стоить ему головы. Теперь все было иначе — верность Трону была отброшена и долгие годы секретности подошли к концу.
Было приятно знать своего врага, открыто сражаться с ним и использовать его слабости против него самого. Пантеон благоволил тем, кто с гордостью нес истину.
— Есть что-нибудь? — спросил он.
— Тишина. Авгуры ничего не показывают.
— Пройди над ней. Осторожно.
«Воркаудар» приблизился, двигаясь вдоль отмеченного на карту пояса дрейфующих астероидов и непрерывно сканируя пространство. За коротким звуком, записанным одним из устройств сенсориума, последовал треск помех.
— Передача Девять-Восемьдесят-Девять, — раздался голос оператора авгура.
— Они приветствуют нас? — спросил Кал.
— Стандартная передача ближнего действия. Признаки активности отсутствуют.
Кал, моргнув, вывел данные сенсоров на дисплей шлема. Несущий Слово увидел медленно вращающийся в пустоте астероид под обозначением «78 976-764», усеянный с одной стороны строениями из темного металла. В центре был виден коммуникационный шпиль, похожий на минарет погибшей Монархии. Следов разрушений не было, впрочем, как и огней.
Кал заскрежетал заточенными зубами. Это приведет к задержке и отвлечет от более важных дел. И не принесет славы.
— Щиты станции активированы?
— Никак нет.
— Тогда я отправлюсь на разведку. Оставайтесь на позиции. Сообщите, если что-то изменится.
Кал просигналил остальным. Ледак молился и был раздражен, что его потревожили. Ровель, как обычно, занимался со смертными чем-то секретным в трюмах, после чего становился угрюмым, а его перчатки красными. Возможно, к лучшему, что его вызвали.
Два воина присоединились к сержанту в телепортационном зале — восьмиугольном, обитом железом помещении. Медный пол был липким, а низ стен украшали нацарапанные знаки.
— Это необходимо? — сердито спросил Ледак.
— Важно, — ответил Кал. Ровель пробурчал под нос и дотронулся до рукояти цепного клинка.
Кал безмолвно отправил команду активировать телепорт. Он помнил времена, когда телепортация была исключительно делом локаторов боевого доспеха и лженауки. Насколько проще стало после того, как эти предрассудки были отброшены.
— Запускайте, — приказал он, изучая планировку аванпоста.
Комната наполнилась насыщенным треском, жар ощущался даже через силовой доспех. Несколько секунд Кал чувствовал знакомые ощущения — приятное чувство невесомости, рев в ушах. Были времена, когда он завидовал тем, кто погружался в более глубокие тайны и смотрел прямо в бездну.
Затем все закончилось, и эфир рассыпался на осколки.
— Пусто, — заявил Ровель.
Кал настороженно огляделся и согласился. Командная комната аванпоста была пуста — ни освещения, ни тел. Несколько экранов все еще искрили статикой, отбрасывая мерцающий свет в кромешную тьму.
Сержант взялся за болтер.
— Провести поиск целей, — передал он по воксу, слегка увеличив радиус действия датчиков сближения.
Ледак направился к центру круглой комнаты. На небольшом постаменте вращался пустой трон. Ровель спустился к внешним постам.
— Покинута? — вслух задумался он, медленно водя стволом болтера по сторонам.
— Нам так и сказали, — ответил Кал, спустившись к двойным раздвижным дверям и изучив обстановку снаружи. — Что-нибудь еще нашли?
— Ничего, — прорычал Ледак, подойдя к нему. — Насколько велика станция?
Кал вспомнил планы этажей. Это была автономная станция, спроектированная для долговременного усиления передаваемого сигнала. Несколько дюжин уровней, большой реактор. На ее прочесывание могло уйти немало времени.
— Не сказал бы, что большая. За мной.
Дверь с шипением и рывками начала открываться, заклинив на полпути. Ледак схватился за край и дернул, почти вырвав створку из каркаса. Они вышли в коридор — длинный и сегментированный туннель с сетчатым металлическим полом. Он был таким же пустым и гулким, как командная комната.
— Ничего нет, — пожаловался Ровель, шедший последним. — Совсем ничего.
Кал повернулся к нему, собираясь сделать выговор. Вдруг перед его глазами что-то вспыхнуло: призрак, абсолютно белый, свирепый и с глазами, сулящими смерть.
— Что это было? — прошипел он, резко развернув болтер.
Ледак продолжал идти.
— Ты о чем?
Он дошел до следующих двойных дверей в конце коридора.
— Стой на месте, — приказал Кал. Вдруг он почувствовал себя, словно посреди битвы. Сердца колотились, наполняя тело сверхдозой адреналина. — Я что-то заметил. Буквально на миг.
Но он ошибся. Коридор был пуст, за исключением троих Несущих Слово.
Ровель замер у покореженных первых дверей.
— Ничего, — снова произнес он.
— Хватит уже, — прорычал Ледак и ударил по механизму открытия.
— Не… — начал Кал.
Двери со стуком открылись, коридор залило светом. За ту долю секунды, что понадобилось шлему Несущего Слово для компенсации сияния, космодесантник сумел что-то разглядеть. Огромное и массивное.
Затем пространство наполнилось болтерным огнем.
Кал бросился к стене, вслепую стреляя в ответ. Он услышал гортанный рев Ледака за спиной, быстро затихший. Неожиданно на дисплее шлема появилось более десятка быстро приближающихся целей.
В легионера попал болтерный снаряд, опрокинув его на спину. Он продолжал стрелять. Поблизости раздался рев Ровеля. У него был странный, какой-то звериный голос, произносящий слова, которые Кал никогда прежде не слышал.
Кал вскочил на ноги и бросился обратно в командную комнату, уклоняясь от выпущенного вдогонку урагана болтерных снарядов и перепрыгнув тело Ледака. В тот момент, когда сержант, пошатываясь, миновал двери, он получил попадание в спину и повалился вперед. Несущий Слово неуклюже растянулся на полу и перекатился на левый бок, чтобы продолжить стрельбу.
Кал увидел размытые очертания приближающихся по коридору воинов в силовых доспехах и почувствовал резкую вонь эфира. Воин поднял болтер, видя, как руна прицеливания легла на первого противника.
— Отставить, — раздался голос, казалось бы у самого уха.
Болтер Кала вылетел из руки, лязгнув о стену и с грохотом отлетев прочь.
Несущий Слово развернулся и увидел стоящую над ним белую фигуру, окутанную мерцающей молнией. Голова воина была обнажена, пара пылающих золотом глаз уставилась на Кала.
Он попытался разозлиться, броситься на него, вцепиться врагу в горло. Сержанта отшвырнуло обратно, впечатав в металл. Его шлем с лязгом упал, словно примагниченный, и легионер почувствовал, как по доспеху извиваются похожие на червей нити эфирной энергии. Когда он рухнул на пол, вопли Ровеля наконец стихли.
Белый воин наклонился над распростертым телом Кала.
— Мне никогда не нравились псы Лоргара, — произнес незнакомец со странным акцентом.
Кал уставился затуманенным взором в обветренное, сильно татуированное лицо. Он хотел заговорить — выплюнуть оскорбления своему убийце, но язык больше не слушался его.
Когда последние звуки стрельбы стихли, к колдуну присоединились остальные: некоторые в доспехах Саламандр, один в аугментированной броне Железных Рук. Кал ярился в своих оковах.
Колдун холодно взглянул на него.
— Не сопротивляйся. Это бессмысленно.
Все место смердело варп-энергией. Это удивило его. Неверующие Легионы должны были полностью отказаться от нее.
Легионер Железных Рук подошел к колдуну. Доспех сына Горгона был дополнен странным комплектом механических придатков. Массивные наплечники гудели электростатическим зарядом.
— Остальные мертвы, — доложил механический голос. — А этот?
— Еще нет, — ответил колдун, взглянув на Кала так, словно тот был куском протухшего мяса.
По какой-то причине Кал медленно соображал, ему было сложно разобрать символы на доспехе колдуна. Космические Волки? Нет, слишком светлый.
Он распознал их. Белые Шрамы. Вот это был настоящий сюрприз.
Колдун пристально взглянул на него.
— Я вскрою твой разум, — сказал он, и Кал почувствовал первые болезненные уколы в висках.
— Действуй быстро, — раздался третий голос с мрачным тембром сынов Вулкана. — Мы должны захватить корабль немедленно.
— Мы не будем этого делать, — отозвался колдун. — Лучше переманить на свою сторону.
Он наклонился поближе, золотистые глаза засветились.
— А теперь ты послушаешь.
Илья ждала снаружи, гадая, не помешала ли она, и не желая уходить без поданного знака. Она чувствовала себя дурой, топчущейся у порога.
Цинь Са, казалось, не замечал ее присутствия. Он сидел на коленях позади ширм из полупрозрачной бумаги, облаченный в шелка и окруженный кольцами дымящегося ладана. Его обнаженная голова склонилась перед подвешенным свитком, на котором был нарисован в древнем чогорийском стиле один-единственный хорчинский иероглиф.
Илья знала, что этот знак Цинь Са написал толстой кистью из волос адуу, смочив ее в чернилах и быстро проведя по бумаге. Белый Шрам мог делать это тысячу раз, отвергая каждую попытку, пока не добивался идеального результата.
В подобной работе не было ничего сложного. Это было быстрое движение, которое шло прямиком от сердца. Оно было либо идеальным, либо нет. Способа улучшить или исправить начертанное не существовало.
Илья задумалась над тем, знает ли Цинь Са, что она здесь. Было трудно представить, что это не так, но Халджи как-то сказал ей, что медитация — абсолютный процесс. Возможно, даже космодесантники время от времени расслабляются.
Поэтому она стояла в тенях, дыша как можно тише и стараясь ничем не нарушить чары происходящего.
Наконец Цинь Са поднял голову. Он встал одним движением и поклонился перед свитком. Жест был удивительно религиозным, напоминая времена до Объединения, несмотря на то, что в комнате не было ни одной иконы — всего лишь свиток, ладан в медных кадилах и листы бумаги, свисающие идеальным квадратом с темных стен.
Илья смущенно сглотнула, когда Цинь Са оттолкнул ширму в сторону и вышел на открытое место. Его морщинистое лицо не выдавало ни намека на удивление.
— Сы, — обратился он. — Вы пришли рано.
Илья могла поспорить на этот счет. Она пришла как обычно вовремя, а у него не было хроно. Но решила оставить свое мнение при себе.
— Я могу уйти.
— Нет необходимости. Я закончил.
Она хотела спросить его, что он делал, но посчитала, что это будет дерзко с ее стороны. Это мог быть один из воинских ритуалов, которые сделали Цинь Са самым смертоносным мечником Легиона после Хана, или же что-то из наследия древнего Чогориса. Среди тех, кто был с Ханом с самого начала, в живых оставались считанные единицы. Большинство умерло до прибытия Императора, другие попытались пройти Вознесение слишком старыми, проигнорировав советы терранских апотекариев.
Цинь Са прошел его, как и Есугэй. Возможно, Хасик был из их числа.
— Вы закончили проверку флота, — произнес он.
— Да.
— Хан хотел узнать о результатах.
Илья сделала глубокий вдох.
— В Чондакской кампании были задействованы семьдесят три процента сил Легиона. В ходе боев пять братств были выделены для других целей, хотя ни одно не смогло покинуть систему. Из тех, что не действовали в системе Чондакс, двенадцать процентов остались на Чогорисе, шесть откомандированы в другие Легионы и судьба еще шести неизвестна.
Цинь Са кивнул.
— В ваших подсчетах не хватает трех процентов.
— Нет, в ваших. Я также не взяла в расчет специальные контингенты на Терре, Марсе и приданные домам навигаторов.
— Тогда скажите мне, такая ситуация стандартна?
— Вы имеете в виду в сравнении с остальными? Нет. Большинство Легионов сильно рассредоточены, их части в различных флотах возглавляют лорды-коммандоры. Насколько я помню данные, которые видела два года назад, только Космические Волки и Кровавые Ангелы более сосредоточены.
Цинь Са задумчиво кивнул. У него было невозмутимое выражение лица, столь свойственное Шрамам.
— Значит, если бы кто-нибудь захотел убрать нас — весь наш Легион — с пути, отправка в систему Чондакс была бы отличным решением.
— По-вашему, именно это и случилось?
— Мы все еще пытаемся разобраться в действиях Альфа-Легиона.
Илья криво улыбнулась.
— Вы могли бы атаковать их в системе Чондакс.
— Это не дало бы нам ответы.
— Но вы не очень-то и пытались?
Цинь Са пожал плечами.
— Хан так решил. Я чувствовал это, вне зависимости от его приказов. Но теперь это в прошлом — у него есть более неотложные дела. Пожалуйста, следуйте за мной.
Он вышел, открыв дверь в коридор с обычным освещением. Илья быстро шла рядом, как обычно стараясь не отстать от идущего громадными шагами космодесантника.
— На Чогорисе есть пословица, — сказал Цинь Са. — Лучше быть невежественным, чем мудрым. Многие из нас соглашаются с ней. Мы не интересовались тем, что делали остальные Легионы. Поэтому не знали, чем занимается остальной Империум, и были вполне довольны. Теперь это стало проблемой.
Илья подняла брови.
— Вы не могли знать, что случится. Чондакс долгое время был изолирован.
— Да, странное стечение обстоятельств.
— Подобное случается.
— Нет, не в этот раз. Мы были самодовольны. Если бы с нами был Есугэй, он мог бы предупредить.
Илья покачала головой.
— Нельзя просто изолировать целый сектор. Нельзя вот так просто устроить варп-шторма.
Цинь Са ответил не сразу. Когда он заговорил, у него был задумчивый голос.
— Вас учили, что человечество отказалось от суеверий. Вы верите этому, как и должно быть. Вам говорили, что богов нет, а то, что выглядит, как магия — всего лишь растущая мощь человеческого разума, — он взглянул на нее почти украдкой. — С другой стороны, мы никогда не переставали верить. На Чогорисе это называлось Испытанием Небес. Мы всегда знали о нем. Как, по-вашему, провидцы бури обретают свою силу? Наши кузены с Фенриса используют тот же источник, хотя никогда не признают этого.
Воин шел легко и плавно.
— Вы не знаете, что такое варп. Никто из вас этого не знает. Император скрыл эти истины, и насколько мы знаем, пытался уничтожить тех, кто все еще понимал их. Хан всегда возражал против подобных действий и спорил с отцом. Это очень важный вопрос, сы, который оставили без внимания — может ли империя зиждиться на лжи?
Илье не нравилось слушать это. Многое из того, что Шрамы говорили ей, всегда звучало странно и неприятно, и она научилась не обращать внимания на самые непонятные из их воззрений. Но это… это звучало почти крамолой.
— Я не… — начала она.
— Послушайте, — Цинь Са остановился и повернулся к ней. — Просто послушайте. Варп — совсем не то, что вы думаете. Он живой и опасный. Его можно использовать. Нас, из Пятого, нельзя было убедить в обратном, вот почему нам никогда не доверяли и мы никогда не были в центре событий.
— Дело не в этом.
— Именно поэтому случилась Никея. Империум слеп по собственной воле и желанию. Он всегда отворачивался от того, что сохраняет его целостность.
— Какое это имеет отношение к Чондаксу? — спросила Илья, все больше тревожась.
— Кое-кто может управлять варп-штормами.
— Вздор!
— Для этого необходима гигантская сила или древние устройства, но это возможно.
— Зачем вы мне это говорите?
— Вам нужно знать, о чем думает Хан, — спокойно ответил Цинь Са. — Понимать, какая дилемма стоит перед ним.
— Так в чем она заключается? Скажите прямо, без загадок.
Цинь Са совершенно серьезно посмотрел на нее.
— Когда нам говорят, что Русс напал на Магнуса, мы можем поверить в это. Когда нам сказали, что Гор стал чудовищем, мы можем в это поверить. Это варп, Илья. Он развращает лучших — чем больше сила, тем больше порча. Возможно, ее жертвой стал сам Император, а может быть, магистр войны. В любом случае это означает гибель.
Илья посмотрел в глаза Цинь Са и увидела в них твердую уверенность. Какой бы ни была истина, он в нее верил.
— Тогда что вы собираетесь делать? — спросила она. — С вами весь флот, мчащийся через пустоту, и никто не сказал мне, куда он направляется.
— Я пытаюсь сказать вам. Мы направляемся к источнику, к творцу. Только одна душа видит варп по-настоящему.
— Терра, — с облегчением произнесла Илья. — Значит, мы летим к Терре.
Цинь Са разочарованно посмотрел на нее.
— Нет, — ответил он. — Вы что, не слушали? Мы не можем отправиться на Терру.
Он взял ее за руку.
— Хан всегда доверял только одному брату. Если Магнус жив, тогда все это можно спасти, если мертв — тогда Империума для нас не существует. Мы направляемся на Просперо, сы. Ответы там.
12
ЕДИНСТВЕННАЯ ИСТИНА
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
ВОСПОМИНАНИЯ ОБ УЛЛАНОРЕ
Кал пришел в себя.
— Ледак? — обратился он по воксу. Язык распух, голова гудела. — Ровель?
Он с трудом моргнул, избавившись от тумана в глазах. Сжал кулак — сработало. Это уже было кое-что.
— Кто-нибудь?
Сержант с трудом встал. Видимо, он упал. И был дезориентирован. Казалось, все вокруг происходило в замедленной съемке.
Мигнув, он переключился на корабельный канал.
— Статус, — прохрипел в вокс.
В голосе ответившего оператора связи «Воркаудара» слышалось облегчение.
— Мы были обеспокоены, повелитель. Ваш сигнал пропал. Все в порядке?
Кал не знал. Его тошнило. Вокруг было пусто и темно. У него было такое ощущение, что он забыл что-то важное.
— Отсутствуют сигналы Ледака и Ровеля, — сказал он.
— Они были с вами во время перехода. У нас больше нет данных их местонахождения.
Кал пошел. Металлические стены вокруг него были обожжены и усеяны вмятинами. Он запустил процесс сканирования и ничего не обнаружил. На матрице локатора не было даже «Воркаудара». Кожу покалывало от беспокойства.
— Вы нашли там что-нибудь? — спросил оператор.
— Что?
— Аванпост, повелитель. Вам что-нибудь нужно?
Кал остановился. Его голова пульсировала болью, от чего мысли путались и его тошнило. Он, несомненно, что-то забыл. Почему он не мог сосредоточиться?
— Здесь ничего нет. Здесь. Ничего.
Пауза.
— Мы ждем приказаний, повелитель, — сбивчиво отозвался оператор.
У Кала было такое ощущение, словно бился головой о стену, он был согласен на все, лишь бы вспомнить.
— Я возвращаюсь.
— Очень хорошо. У меня сейчас сильный сигнал для вас. Отключаю щиты. Вы можете переместиться, когда…
— Подожди.
Как только оператор произнес слова «отключаю щиты», Кал вспомнил: «Белый Шрам. Железнорукий».
— Подожди!
Слишком поздно. Его снова окружил эфир, на этот раз неистовый и пылающий багрянцем, растворив легионера в себе. За долю секунды, пока его тело неслось между реальностями, он все вспомнил.
Когда Кал снова материализовался в телепортационном зале, то был уже не один.
Руки сержанта метнулись к болтеру, но слишком медленно. Белый Шрам поднял палец, обездвижив его.
В бессильной муке Кал мог только смотреть, как колдун потянулся за изогнутым кинжалом, как клинок давит на его горло, прижавшись к сочленению шлема и горжета.
— Сколько времени ты испорчен? — спросил колдун.
Кал обнаружил, что снова может пошевелить губами. Он дерзко взглянул на легионера Белых Шрамов.
— С тех пор, как мы узнали истину, — ответил сержант.
Колдун недоуменно посмотрел на него.
— Истину? Что за истина довела вас до этого?
— Одна единственная.
— Единственная истина, — Белый Шрам покачал головой. — Какая глупость.
Затем губы Кала снова перестали работать. Он услышал ревуны телепортационных залов и тяжелый топот о металл сапог силовых доспехов. Сержант почувствовал, как сила колдуна отступает из его разума, подобно воде, вытекающей из стакана.
Он снова попытался заговорить, ударить, добраться до болтера.
Но колдун не был глупцом. Он сильно надавил кинжалом, рассекая замки брони. Кал почувствовал укус клинка, разрезающего кожу и сухожилия с шипением слабого расщепляющего разряда, после чего потемнело в глазах.
Есугэй отшвырнул тело и вышел из зала. С противоположной стороны появился Хенрикос, за которым последовали Кса’вен и трое Саламандр.
— Омерзительно, — выпалил Хенрикос.
Есугэй насмешливо взглянул на него.
— Колдовство, — пояснил легионер Железных Рук, встряхнув руки, словно пытаясь избавиться от какой-то заразы. — Источником всего этого было колдовство.
— Нет, — возразил Есугэй, направившись дальше. — Вовсе нет.
К нему присоединился Кса’вен. В одной руке он держал молот, который потрескивал мягко сияющей энергией, а в другой — украшенный золотом болт-пистолет. Оружие привлекло внимание Есугэя. Сыновья Вулкана знали, как сделать свои орудия красивыми.
— Он прав, — сказал Кса’вен.
Двери в конце коридора открылись, за ними оказались двое матросов, спешащие к телепортационным залам. Увидев космодесантников, люди вытаращили глаза и попытались сбежать.
— Технология Железных Рук скрыла наше присутствие на станции, — невозмутимо сказал Есугэй, одним жестом разорвав сердца врагов. — Мое искусство бури доставило нас сюда. Счет равный.
— Не совсем, — сказал Хенрикос, не обращая внимания на смертных, которые с остекленевшими глазами повалились на пол. — Технология Железных Рук не запрещена.
Космодесантники вошли в более широкий коридор, который освещали напольные красные лампы. Воняло кровью, а стальные панели были измазаны блестящими знаками. Появились новые члены экипажа, некоторые случайно, других привлек шум. Кса’вен убил двоих выстрелами из болт-пистолета. Есугэй утихомирил еще четверых.
— Только потому, что не очень известна, — ответил провидец бури. — Что на самом деле происходит на Медузе?
Они миновали пересечение, и Хенрикос остановился, чтобы выпустить очередь из болтера в боковой коридор, залив его кровью и усыпав клочьями униформы.
— Это не одно и то же, — прорычал он, развернувшись, чтобы прикончить пару отставших от остальных солдат. К этому моменту заревели аварийные сигналы. — Я скрыл наши сигналы при помощи машин. Всего лишь механизмов. Ты используешь запрещенные силы.
— Не для меня.
По мере продвижения к мостику они стали встречать все больше смертных солдат в тяжелой броне, которые занимали оборонительные позиции на перекрестках коридоров и заливали пространство перед собой потоками огня.
Кса’вен продвигался вперед, выпущенные по нему пули в вихре искр рикошетили от доспеха.
— Братья, сейчас в самом деле не время, — сказал он, тяжелым шагом выходя на дистанцию ближнего боя.
Хенрикос присоединился к нему, принимая скользящие удары на нагрудник.
— Возможно, ты прав, — проворчал он, методично стреляя из болтера.
Есугэй шел следом, прикрываемый со всех сторон Саламандрами. В коридорах разносилось эхо болтерной стрельбы. Смертные солдаты Несущих Слово были непоколебимы и преданы своим хозяевам, но не могли устоять против облаченных в силовые доспехи врагов. Они гибли десятками, заполняя коридоры своими телами.
Ни один из них не бежал. Никто не вопил о пощаде. Люди продолжали безнадежно сражаться. Они были точно такими же, как и их хозяева.
«Они в самом деле верят в это, — подумал Есугэй, глядя на то, как Кса’вен искусными ударами повергает все больше врагов. — Теперь это дело их жизни».
Один из смертных прорвался мимо Хенрикоса и бросился на легионера Белых Шрамов. Солдат был вооружен лазганом, а на лице застыла решимость.
Есугэй на миг задержал на нем взгляд, а затем отшвырнул в сторону, едва отметив, как тело человека врезалось в стену, а оружие лязгнуло о палубу. На подобный фанатизм было тяжело смотреть.
— Корабль захватить быстро, — приказал он остальным воинам наспех собранного отряда. — Действуйте без промедления. В таком бою нет чести.
Торгун неуклонно пробирался по нижним уровням «Звездного копья». Повсюду стоял гул варп-двигателей. Корабль шел на высокой скорости — куда бы Каган ни вел Легион, такая скорость была обычной.
По пути вниз Торгуну попались несколько слуг. Они кланялись и поспешно удалялись, едва взглянув на него.
Легионер добрался до указанного места и подошел к задвижной двери.
Подождал минуту. Когда поднял палец к входной руне, по телу на миг пробежался слабый холодок, похожий на дрожь от озноба.
Торгун нажал руну с тихим щелчком.
— Сообщите о цели визита, — раздался голос Нозана.
— Не могу сказать, — ответил Торгун.
Он услышал тихое жужжание вокс-детектора, подтверждающего его личность. Дверь открылась.
Нозан был в капюшоне. Темнота за спиной воина колыхалась, словно помещение освещалось свечами.
— Давно не виделись, — заметил Нозан.
— Какая жалость, — ответил Торгун, пройдя мимо него.
Присутствующих было больше, чем обычно. В кругу стояли более сорока человек в капюшонах и длинных одеждах. Освещение было слабым, почти театральным.
Торгун занял свое место. В центре круга что-то мерцало, словно воздух за реактивной струей двигателя. Легионер не мог сосредоточиться на объекте. При каждой попытке его глаза уводило в сторону. Никто из присутствующих даже не пытался смотреть, поэтому Торгун сдался.
— Братья, — раздался голос с дальней стороны круга. Торгун узнал Хибу. — Ложа увеличилась. К нам присоединились воины со всего флота. Новички, добро пожаловать. Наши ряды будут расти и дальше, особенно в связи с последними событиями.
Торгун внимательно слушал. Он по-прежнему не знал, о чем шла речь. Обычно собрания ложи были небольшими и ограничивались одним кораблем. Возможно, сегодняшняя встреча была свидетельством того, что события приближаются к развязке.
Секретность, секретность. Несомненно, необходимость в ней скоро отпадет.
— Сложно проводить собрания во время варп-перехода, — продолжил Хибу. — Хотя не так сложно, как на Чондаксе, и все мы рады, что покинули тот мир.
Раздалось несколько грубых смешков. Торгун с трудом заставил себя не заглядывать под капюшоны стоявших рядом легионеров. Почему они до сих пор прячутся?
— После того как Каган забрал нас в пустоту, появились возможности, которые мы так долго ждали. Постарайтесь смотреть на свет. Новичков прошу поверить мне, дальше станет легче.
Глаза Торгуна снова метнулись в центр круга. Воин прищурился, старательно концентрируясь.
Какое-то время все, что он видел, была слабая дрожь, вызванная движением: колебания, вибрации. Затем кое-что прояснилось: колонна с размытыми очертаниями менее метра высотой. Она была полупрозрачной, почти просвечивающейся, но определенно находилась перед ними, похожая на столб из стекла или, может быть, воды.
На нее по-прежнему было трудно смотреть. Торгун почувствовал жжение в глазах и сморгнул выступившие слезы. Он испытал легкую тошноту, сопровождаемую ощущением присутствия чудовищной мощи, бурлящей неподалеку.
— Что это, брат? — раздался голос с противоположной стороны круга. Торгун не узнал говорившего, но будь на его месте он, интонация был бы почти такой же: тревожной, подозрительной.
— Успокойтесь, — сказал Хибу. — Тошнота — это нормально, она пройдет. То, что вы видите, ничем не отличается от искусства задьин арга.
Торгун продолжал наблюдать. Как только глаза оказались прикованы к объекту, отвести их стало сложно.
Постепенно внутри стеклянной колонны появились формы. Воин мельком заметил что-то длинное и волнистое, извивающееся вокруг невидимой оси, словно языки пламени.
Затем более отчетливо появились слова на хорчине, светящиеся тусклым серебром, зависшие внутри колонны и искаженные, словно находились под водой. Торгун с трудом разобрал смысл то появляющихся, то исчезающих слов.
Ваши действия определены. Пункт назначения известен. Встреча будет возможна. До того момента действуйте по плану. Не форсируйте события. Магистр войны осведомлен и одобряет.
Торгун почувствовал, как ускорилось сердцебиение. При упоминании магистра войны пульс участился еще сильнее.
Хибу шагнул в круг, лицо воина едва было видно под капюшоном.
— Что с Альфа-Легионом? Нас не предупредили о нем.
Некоторое время колонна оставалась пустой. Затем постепенно появились новые слова.
Сложно сказать. Мы не располагаем этой информацией. Альфарий…
Последовала пауза.
… непредсказуем.
— Будут распоряжения?
Вы их получили. Ваш курс известен. Как и пункт назначения. Встреча состоится. До того момента оставайтесь стойкими. Истина откроется.
— Разве это уже не произошло? — спросила еще одна фигура с покрытой головой. Торгун не узнал голос. У него был резкое чогорийское произношение. — Ситуация наконец прояснилась. Мы тоже могли бы заявить о себе. Нам нечего стыдиться. Мне нечего стыдиться.
Снова долгая пауза. Затем стеклянная колонна снова засветилась.
Понимаю. Вы правы и можете гордиться собой. Но магистр войны делает это не без оснований. Предательство повсюду. Ни один Легион не избежал его, даже его собственный. От этого зависит судьба Империума. Как и судьба вашего Легиона.
Что порождало эти слова? Колонна была похожа на шпиль когитатора, выдавая банальные фразы, хотя некоторые из них, несомненно, были ответами на вопросы. Торгун смотрел на строки, кружащиеся и пляшущие внутри колонны, и чем больше он читал, тем меньше жгло глаза.
Верьте — ваш Хан столь же благороден, сколь и могущественен. Он поймет причину происходящего. Ему покажут истины Никеи и Давина. Мы полностью уверены. Благодаря всем вам. Оставайтесь верными.
Стеклянная колонна начала расплываться. Воздух вокруг нее уплотнился, поглощая хрупкий серебристый текст. Торгун прищурился, пытаясь разглядеть то, что осталось.
За просвещение. Свободу от тирании. Братство. Последние слова были почти неразборчивыми. За Империум человека.
Затем слова медленно растаяли. Торгун глубоко вздохнул, вдруг осознав, насколько сильно он был сосредоточен. Кожу покалывало, по спине бежала струйка пота.
Некоторое время все молчали. Затем освещение усилилось. Торгун моргнул, и символы колонны отобразились на его сетчатках в негативе.
— Что это было? — спросил один из присутствующих.
— Такова их природа, брат. Загадочная, несчастная, но необходимая.
За примером Хибу последовали другие, обнажив головы. Тот, что говорил с сильным чогорийским акцентом, не стал этого делать.
— Если бы мы воспользовались менее защищенными способами связи, нас бы разоблачили, — пояснил Хибу. — Говорящие со звездами опираются на одни загадки. Почему этот способ должен быть другим?
— Тогда что это такое? — спросил один из братьев. Торгун знал его — Со Хутан из братства Звезды охотника.
— Сосуд, — ответил Хибу. — Способ общения с теми, к кому мы присоединимся.
— Магистра войны уже называют предателем.
— И ты знаешь, Хутан, что это невозможно.
Хибу повернулся к остальным.
— Гор единственный, кто всегда относился к Кагану с должным уважением. Если нам необходимо выбирать между тираном и освободителем, как поступит истинный сын Чогориса?
Среди собравшихся пробежался тихий одобрительный шепот.
— Боевой Ястреб поймет, — продолжил Хибу. — Так же как и мы, он увидит истину, когда придет время, а мы обязаны принести ее.
Нозан воодушевленно кивнул.
— Когда придет время.
— Для чего? — спросил Торгун. Его растущее чувство тревоги не уменьшилось. Он обвел взглядом сорок пар глаз. — Для шепотов вокруг погодной магии? — Затем сердито посмотрел на Хибу. — Мы только и делаем, что говорим.
Хибу улыбнулся.
— Пока. Легион еще не готов к большему, брат.
Он повернулся к остальным.
— Я знаю, вас это раздражает, но поверьте мне, слова более важны, чем вы думаете. Продолжайте говорить с теми, кого можно убедить. Говорите тихо, осторожно, чтобы наши ряды росли. Некоторых нельзя убедить, нас предупредили об этом. Если другие ханы прикажут своим братствам остановить нас, я хочу, чтобы нашими союзниками были сотни их воинов. Согласие победит. Мы должны стремиться именно к этому. Легион будет направлен по своему пути, и Каган поймет, что мы выбрали благородную стезю.
Хибу предостерегающе взглянул на Торгуна.
— В конечном итоге он должен выбрать. Все, что мы делаем — это помогаем ему.
— Я совершил Восхождение не для того, чтобы говорить, — сказал Торгун, недовольный лицемерием Хибу. — Я присоединился, чтобы сражаться.
— Ты в самом деле думаешь, что тебе это не предстоит?
Мгновение они смотрели друг на друга. В конце концов Торгун опустил глаза. Он даже не знал, почему спорит. Что-то в ритуале беспокоило и раздражало его. Кожу все еще покалывало, словно от статического заряда.
— Что ж, это все, — обратился Хибу к остальным. — Мы соберемся, как только сможем, и прежде, чем достигнем пункта назначения. До того момента оставайся на связи и будь наготове.
Он поклонился, и собравшаяся ложа поклонилась в ответ. Один за другим, переговариваясь друг с другом, легионеры покинули круг. Откуда-то появились блюда с едой — куски жареного мяса и соленья ча-тазен. Собрание ложи стало более привычным, и помещение наполнилось шумом оживленной беседы.
Торгун увидел, что к нему идет Нозан, и отошел, надеясь избежать разговора с ним или Хибу. Когда хан братства Луны направился к кувшину, содержимое которого пахло алкоголем, дорогу ему преградил один из присутствующих. Это был тот самый чогориец, который не снимал капюшона.
— Тебе не следует прятаться здесь, брат, — сказал Торгун. — Если ты, конечно, этого не хочешь.
— Ты Торгун.
Торгун поднял брови.
— А ты прямолинеен.
Чогориец откинул капюшон. Когда Торгун увидел, кто это был, у него от шока непроизвольно дернулось лицо.
— Мне сказали, что ты знаешь Шибана из братства Бури, — произнес нойон-хан Хасик. Его смуглое, покрытое шрамами лицо походило на задубелую кожу.
Торгун кивнул, скрыв удивление.
— Мы вместе сражались на Чондаксе.
— Он дал мне это, — Хасик передал ему медальон ложи.
Торгун поднял его на свет. Диск был очень похож на тот, что вручили ему много лет назад.
— Он один из нас?
— Нет. Шибан нашел медальон на Фемусе.
Торгун встретился с жестким взглядом Хасика.
— Простите меня…
— Ты хочешь знать, какое это имеет отношение к тебе? — предположил Хасик, положив руку на плечо Торгуна и подводя его к кувшинам с вином. — Мне нравится Шибан, он один из лучших в моем орду. Но сейчас ситуация развивается быстро, а он уже поднял определенный шум, и мне хотелось бы прекратить его.
Торгун неуверенно посмотрел на него.
— Что произошло на Фемусе?
— Насколько я знаю, это не наших рук дело. Возможно, Змеи? Но есть кое-что важное.
Хасик наклонился поближе, и Торгун увидел, насколько глубокий шрам у нойон-хана.
— Я не хочу, чтобы ему навредили. Наверное, с ним можно поговорить. Как советует Хибу. Когда выбор будет сделан, я хочу, чтобы он оказался на правильной стороне.
Торгун задумался над этим.
— Я не знаю, — сказал он. — Мы во всем не сходились во взглядах. Он чогориец, а я…
— Ты легионер Белых Шрамов. Воин Джагатая. Это все, что имеет значение.
Хасик не сводил с него проницательного взгляда, всем своим видом внушая благоговение. Он был одним из немногих, кто стоял у истоков, не одно столетие сражался вместе с Каганом.
— Сделай это для меня, Торгун. Я устрою встречу. Поговори с ним. Думаю, он выслушает. Тех, кто сражается вместе, связывают узы.
— А если его не удастся уговорить?
— Его это заинтересует. Со мной так и вышло.
Хасик налил из кувшина вина и протянул стакан Торгуну. Затем налил и себе.
— Давным-давно Каган сказал мне, что единственный враг, которого мы должны страшиться — это упадок. Каждый раз, когда он перерезал горло очередному императору на Чогорисе, я видел, как он шепотом напоминает себе об этом. Никогда не отдыхать. Никогда не становиться жирным. Никогда не засиживаться на троне, потому что он станет твоим гробом. Я принял истину его слов и еще больше привязался к нему, потому что видел, как горячо он верил в это.
Нойон-хан сделал глоток, затем улыбнулся Торгуну.
— Мы делаем это ради наших душ, — сказал он без тени сомнения. — Когда время настанет, ты поможешь ему понять.
— Вы знаете, о чем они говорят на протяжении всего крестового похода? — спросил Сангвиний.
За спиной Ангела, который оправдывал свое прозвище, раскинулось серое небо Улланора, из-за которого красный доспех примарха сверкал еще сильнее. Безупречное лицо Сангвиния светилось искренним весельем.
Гор был введен в должность недавно, и парадные плацы были заполнены праздными воинами. Понадобится не одна неделя, чтобы организовать транспортные суда для их перевозки на висевший на орбите флот.
Четверо примархов укрылись от выхлопов двигателей под шелковыми навесами на террасе, которая возвышалась над главной процессией. Здесь можно было постараться забыть о миллиардах солдат, пытающихся одновременно покинуть планету. Сидевший со своими братьями Хан лениво размышлял над тем, кому поручили неблагодарное задание по организации этого процесса.
— Расскажи, — попросил Мортарион, хотя Хан видел, что его это не очень интересовало. Повелитель Смерти во время торжеств держался в стороне, довольствуясь исключительно своей компанией. По этой причине Хан немного симпатизировал ему.
Сангвиний откинулся на спинку трона, небрежно покачивая золотой бокал.
— Они делают ставки на то, кто из нас победит в бою один на один. Есть коэффициенты. Я видел их.
Мортарион фыркнул. Фулгрим — четвертый из собравшихся — засмеялся.
— И так все ясно, разве нет? У нашего брата Гора самый низкий.
Фулгрим и Ангел в чем-то мере были похожи. У обоих были будто скульптурные лица, одинаково вычурные доспехи. Но если Сангвиний выглядел так, словно родился с позолоченными наплечниками, то Фулгрим, по мнению Хана, немного переигрывал. В конечном счете примарх Белых Шрамов пришел к выводу, что Сангвиний был бы счастлив избавиться от своих украшений, Фулгрим же производил впечатление, что скорее умрет, чем пойдет на это.
— Кажется, наш отец говорил о том, что нельзя отучить обычного человека от азартных игр, — сказал Сангвиний.
Мортарион покачал бледной головой, и тянущиеся от древней дыхательной маски трубки звякнули друг о друга.
— Глупо.
Фулгрим весело взглянул на него.
— О? Это почему же?
— Потому что нас создали для разных сражений, — прорычал Повелитель Смерти. Казалось, его отфильтрованный голос всегда оставался мрачным. — Приезжай на Барбарус, павлин, и увидишь, сколько протянут твои перышки в смоге.
Серебристая бровь Фулгрима поднялась.
— Возможно, я так и сделаю, брат.
— Я бы не советовал, — вмешался Сангвиний. — Я видел те химические облака. Подозреваю, что он продержится в них дольше, чем ты, Фулгрим.
— Для некоторых это проще, чем для остальных, — пробормотал Мортарион.
Фулгрим хитро взглянул на Сангвиния. Наступила неловкая тишина.
— Ты не должен жалеть об этом, — сказал Хан. Остальные примархи повернулись, словно удивленные, что у него есть голос. — О невзгодах.
Мортарион кисло взглянул на брата. Бледная кожа примарха XIV Легиона почти соответствовала пасмурным небесам Улланора.
— Я не жалею, — ответил он. — Но могу сожалеть, что только некоторые из нас снискали благосклонность отца.
Сангвиний невозмутимо отпил вина из бокала.
— Брат, тебе следовало порадоваться за Гора.
— С чего бы это? — язвительно спросил Мортарион. — Потому что его нашли первым? И он дольше всех командовал своим Легионом? Будь на Хтонии ты или я, сейчас мы могли быть на его месте.
Фулгрим фыркнул.
— Говори за себя. Должность магистра войны — это не только награда.
Сангвиний засмеялся.
— Ни слова о твоей палатинской аквиле, брат. Это только усилит его ревность.
— Я не ревную — ни к Гору, ни к тебе, — буркнул Мортарион, не обратив внимания на веселье в голосе Сангвиния. — Ты не понимаешь проблему.
Фулгрим наклонился вперед, сжав длинные руки.
— Какую?
— Пока Он возглавлял нас, — пояснил Мортарион, — мы сражались ради одного Его взгляда или жеста. Это было приемлемо, потому что никто из нас Ему не соперник. Ничто в галактике с Ним не сравнится. Теперь мы будем сражаться за расположение Гора, но не он создал все это. Он всего лишь один из нас. Это приведет к проблемам.
Фулгрим бросил снисходительный взгляд на Сангвиния.
— Он ревнует.
Хан покачал головой. Фулгрим мог быть раздражающе глупым.
— Нет, он верно говорит. Этого не должно было случиться.
Сангвиний задумчиво посмотрел на Хана.
— Я думал, что из всех нас ты будешь рад за Гора.
Хан пожал плечами.
— Он — лучший из нас, я не завидую, и говорил ему об этом. Но этого не должно было случиться.
— Так это должен был быть ты? — едко спросил Фулгрим. Мортарион снова фыркнул, но Сангвиний промолчал.
— Я бы не принял должность, — ответил Хан.
— Конечно же, принял бы, — возразил Фулгрим.
Хан покачал головой.
— Мне не нужен еще один титул. Достаточно того, что дает мой народ.
Сангвиний улыбнулся.
— Мой брат, думаю, из всех нас ты самый загадочный. Я знаю, чего хочет Рогал, то же могу сказать о Робауте, но даже спустя столько лет понятия не имею, чего хочешь ты.
— Он хочет быть один, — ответил Фулгрим. — Отправиться к звездам и охотиться на ксеносов на этих восхитительных гравициклах. Они чертовски быстры. Я слышал от доверенного лица на Марсе, Джагатай, что ты творишь странные вещи со своими кораблями.
Хан метнул в него взгляд из-под тяжелых век.
— Я слышал, ты делаешь странные вещи со своими воинами.
Узкое лицо Фулгрима тут же вспыхнуло от гнева, а Сангвиний рассмеялся.
— Мне интересно, кто из вас победил бы в дуэли, — задумчиво произнес Ангел. — Я хотел бы посмотреть на это. Вы оба божественно владеете клинками.
— Назови место, брат, — сказал Фулгрим Хану. — Я даже отправлюсь на Чогорис, если ты построишь дворец, чтобы пыль не запачкала мой доспех.
Хан почувствовал колкость. Она сильно задела его, но выражение лица осталось неизменным. Ни один из них никогда не догадывался, насколько сильно его раздражали их близкие братские отношения.
— Ты проиграешь, — произнес Хан.
Фулгрим усмехнулся, но как-то неуверенно.
— Да ну?
— Ты проиграешь, потому что ты, по своему обыкновению, отнесешься к дуэли, как к игре, а я нет. Ты проиграешь, потому что ты ничего не знаешь обо мне, а я знаю о тебе все, ведь ты во всеуслышание бахвалишься с башен своих линейных крейсеров. Мое мастерство остается неизвестным. У тебя есть кое-какая репутация фехтовальщика, брат, но я не хвастаюсь, когда говорю, что ты подавишься ею.
Щеки Фулгрима вспыхнули. На миг казалось, что он схватится за клинок. Как обычно невозмутимая улыбка Сангвиния разрядила обстановку.
— Теперь я жалею, что затеял все это, — вздохнул он. — Ради общего спокойствия, не стоит ли нам забыть об этой глупости? Мы не враги и никогда ими не будем, и это настоящее благо.
— Кто бы мог подумать, — обратился Мортарион к Хану с проницательным блеском в слезящихся глазах, — у тебя и в самом деле есть гордость.
— Как и у тебя.
— Тогда какой была бы ставка на нас, брат? — спросил Мортарион. — Что бы ты заплатил, если бы мы сразились?
Хан вздохнул.
— Нет. Я начинаю уставать от…
— Ответь, — стоял на своем Мортарион. — Или тебя интересуют исключительно ставки на фехтовальщиков?
Хан пристально посмотрел на него и в этот миг понял, что из всех семнадцати братьев Мортарион был единственным, кто, как и он, во время Великого крестового похода оставался в стороне от главных событий. Даже Альфарий играл более важную роль. Для Джагатая Повелитель Смерти был таким же загадочным, как и сам варп.
Интригующим.
— Не знаю, — ответил он довольно искренне. — Было бы интересно выяснить.
Тогда Мортарион засмеялся, хотя видимая часть лица при этом скривилась. Казалось, его лицо могло излучать только суровость.
— Действительно, было бы, — сказал он. — Но нам не из-за чего драться, так что расслабься.
— Не из-за чего? — серьезно спросил Сангвиний. — А как же библиариус?
Кривая улыбка потухла.
— Это другое.
Ангел сделал еще глоток вина.
— Как же так?
— Значит, вы не слышали новостей. Наш отец взял дело в свои руки. Мне известно, что вы серьезно относитесь к своему детищу, но вам необходимо знать: ему нельзя позволить и далее существовать.
Фулгрим заинтересованно посмотрел на него.
— Что ты имеешь в виду — «взял в свои руки»?
— Наступит расплата. — Повелитель Смерти метнул кривой взгляд в Хана, словно наслаждаясь некой тайной, которая очень скоро станет общеизвестной. — Когда это случится, я буду там. Надеюсь, и ты тоже. Некоторые поединки слишком важны, чтобы оставлять их на своих представителей.
— Ваши мысли не здесь, повелитель.
Хан пришел в себя. Он понятия не имел, почему вспомнил эту беседу. Улланор все чаще проникал в его мысли. Это становилось проблемой.
Примарх, извиняясь, кивнул Илье, которая сидела напротив. Свечи едва горели, а на наполовину заполненной доске го шла безрезультатная игра без явного перевеса той или иной стороны.
— Не здесь, — признался он.
Илья протянула руку к бокалу.
— Мы можем сыграть в другое время. Хотя я делаю успехи, не считаете?
Хан рассеянно повращал плечами. Они были напряжены, и чтобы расслабиться им было нужно движение.
— Вы учитесь.
Илья вернулась на свое место.
— Цинь Са сказал мне, куда мы направляемся.
— Неужели?
— Он также спросил, действовали ли Белые Шрамы стандартно.
— В каком смысле?
— Он имел в виду взаимодействие Легиона. Развертыванием полным составом.
Хан почесал затылок.
— Это из-за Чондакса. Я бы предпочел позволить ханам действовать самостоятельно.
— Вы могли бы так поступить.
— Уже нет, — он потянулся за своим напитком и сделал большой глоток. Скисшее молоко адуу. Непопулярный выбор, даже в его собственном Легионе.
Илья серьезно посмотрела на него.
— Повелитель, вы помните нашу первую встречу?
Хан кивнул.
— Гор тоже присутствовал на ней, — сказала она. — Я не знаю, ждали вы его или нет. Если да, то было жестоко с вашей стороны не предупредить меня.
Это был последний разговор братьев перед тем, как опустилась пелена.
— Я помню, какими вы оба были, поэтому немного понимаю ваше решение.
Хан поднял брови.
— В самом деле?
— Возможно, и нет. Но для меня вы и в самом деле были братьями. Поэтому могу понять, как сильно вы не хотите верить… Ну, в то, что…
Слова закончились. Хан некоторое время наблюдал за ее попытками найти их.
— Тут речь не об эмоциях, сы, — сказал он. — Если Гор совершил преступление, я буду охотиться на него, то же касается Русса и Альфария.
— У нас есть приказы с Терры, — заметила Илья, подходя к сути разговора. — Если ситуация неясна, то мы, несомненно, должны следовать распоряжениям Тронного мира.
Хан выпил еще молока.
— У вас есть семья?
— В живых никого. Был брат.
— Представьте, что вы узнали о ссоре вашего отца и брата. Предположим, вы не может проверить, кто из них прав. Представьте, что у вас были… сложные отношения с вашим отцом. Вы должны сделать выбор. Будет ли верно для вас выбрать ту или иную сторону, если ничего другого не известно? Разве не у обоих есть право рассчитывать на вашу верность?
Серые глаза Ильи не моргнули.
— В чем заключаются проблемы с отцом?
Хан помедлил.
— У вас разные точки зрения.
— В важных вопросах?
— О судьбе человечества.
— В самом деле важно.
— Именно.
Илья пожала плечами.
— Я верна Терре, давала клятвы Департаменто. Для вас вопрос заключается во внутрисемейной вражде. Для меня — в том, от кого исходят приказы.
— Приказы неважны, — возразил Хан. — А вот клятвы — да. Увидим, кто будет соблюдать свои.
— Зачем? Что вы надеетесь найти на Просперо?
— Я надеюсь найти своего брата.
— А если слухи правдивы?
— Тогда по крайней мере я буду знать, кому верить.
Илья замешкалась.
— Но что вы думаете?
Хан минуту молчал. Исход игры на стоявшей перед ним доске по-прежнему был неясен — он мог повернуться в любую пользу. Но некоторые стратегии исчерпали себя, включая ту, которую он использовал в самом начале.
— Если Магнус мертв, я бы знал. Меня будет сложно убедить в его смерти.
Наконец он взял камень и поставил его на доску. Ход не сильно изменил положение в игре.
— Но мы скоро будем там, — сказал он. — Тогда и получим ответы.
13
КЕМ ТЫ СТАНОВИШЬСЯ
НАПЕРЕГОНКИ
СМЕЙСЯ, КОГДА УБИВАЕШЬ
На захват корабля Несущих Слово ушло много времени. Никто из членов экипажа не сложил оружия — они просто продолжали сражаться до конца. Когда их лазерные карабины и автопушки отказали, они схватились за кривые ножи. Когда те затупились, люди царапались и кусались.
Было нечто особенно жалкое в попытках смертных оставить при помощи ногтей вмятины на керамите. Их пальцы ломались почти сразу же, оставляя на поверхности доспеха только длинные полосы.
Для Кса’вена зачистка корабля была монотонной работой. Его вела не ярость Хенрикоса, а всего лишь прежнее стремление старательно исполнять свой долг. Он всматривался в лица тех, кого убивал и видел в их глазах искалеченные жизни. Даже круша болтером или разрывая руками свои жертвы, он размышлял над источником такого фанатизма.
Сотни умерли, прежде чем работа была завершена. Первым космодесантники захватили мостик, после чего началась долгая зачистка корабля до самых трюмов. Сервиторы, которые стали бы работать на любых хозяев, остались одни. Захваченных старших офицеров из числа смертных передали Хенрикосу, который надел на них кортикальные подавители. После этого люди стали достаточно послушными, хотя безжизненные выражения лиц нервировали.
После того, как Хенрикос получил контроль над двигателями «Воркаудара», союзники покинули аванпост на Миирле и вернулись в пустоту. Встреча с «Гесиодом» и «Убывающей луной» прошла гладко, и трое кораблей направились в неизведанные глубины космоса и бесшумно зависли там, невидимые для всех сканеров, за исключением самых мощных авгуров дальнего обнаружения.
Было бы правильно направиться прямо в варп, но провидец бури нуждался в ответах. В конце концов, именно по этой причине они устроили засаду на «Воркаудар».
И вот Кса’вен с Есугэем и Хенрикосом стоят в трюме корабля Несущих Слово. Огромный, идеально круглый отсек представлял собой вертикальную шахту, которая тянулась высоко вверх. По стенам бежали сплошным текстом написанные плавными рунами слова. Кса’вен не мог их прочесть. И сомневался, что у многих бы получилось.
Свет вокруг них колыхался и вызывал неприятные ощущения, и у него не было видимого источника света. Обсидианово-черные стены мерцали, словно их облизывали языки пламени.
— Что отличает этот от остальных? — спросил Кса’вен.
— Он самый большой, — ответил Хенрикос. — И поэтому самый мощный.
Есугэй кивнул.
— Я чувствую это.
Кса’вен внимательно рассмотрел объект их внимания. Перед ними возвышался огромный механизм, более двадцати метров в высоту и тридцать в ширину. Его поверхность покрывали масляные трубы. Решетки светились яркими оттенками: зеленым, оранжевым, кроваво-красным. Устройство гудело и гремело, выпуская столбы дыма, кольцами поднимающегося вверх по шахте. Все кругом было заляпано брызгами темной жидкости. Пол устилали кости, которые хрустели под ногами Кса’вена.
— Можешь подключиться? — спросил Есугэй.
Хенрикос оглядел устройство. Кса’вен услышал стрекот глазных имплантатов, проводящих сканирование.
— Возможно, — прорычал Железнорукий. — Дайте время. Я многое в нем не понимаю. Они испортили некоторые детали чем-то неизвестным мне. Это… Пресвятая душа железа. Это кровь. Они охлаждают механизм кровью.
Кса’вен поморщился. Было сложно понять, что же случилось с Легионом Лоргара.
— Сколько времени тебе нужно? — спросил он.
Хенрикос обернулся и резко рассмеялся.
— Несколько дней? А может целая жизнь?
Есугэй ободряюще положил руку на плечо легионера.
— Сделай все, что сможешь, брат. Я тебе благодарен.
Хенрикос почти отшатнулся от прикосновения Есугэя, затем расслабился. Железнорукий все еще был взвинчен, и решение поручить ему связанное с механикой задание было верным. Оно займет работой его аналитический ум, не позволив размышлять над прочими делами.
Кса’вен повернулся к Есугэю.
— Тогда нам лучше уйти?
Провидец бури кивнул.
— Веди.
Двое легионеров оставили Хенрикоса одного в круглой шахте и зашагали прочь по окровавленным и зловонным коридорам.
— Никто не ожидал… этого, — произнес Есугэй, осматривая по пути нацарапанную на стенах мерзость. — А ты?
Кса’вен покачал головой.
— Я однажды воевал с ними. Много лет назад. Хорошие бойцы, но они мне никогда не нравились.
— Я думал, что Саламандрам все нравятся.
Кса’вен рассмеялся.
— Слишком набожные для меня. И их примарх. Я не должен быть непочтительным, но…
Они начали подниматься на те уровни, где освещение работало более надежно. Попадавшиеся по пути сервы в дыхательных масках и в форме Белых Шрамов отдавали честь.
— Возможно, нам следовало задать больше вопросов, — сказал Есугэй.
— Что ж, сейчас время начать.
— Боюсь, что да.
Они дошли до нужного места: пары клепаных и многослойных противовзрывных дверей. Перед ними стояли двенадцать стражников в панцирной броне и с тупоносыми лазерными карабинами. Солдаты отдали честь подошедшим космодесантникам, и двери с шипением гидравлики пришли в движение.
Помещение за ними было крохотным, всего несколько метров в диаметре. Стены были выложены белой керамической плиткой, а с потолка свисала единственная лампа. В центре комнаты находилась вертикальная металлическая рама, к которой был прикован легионер Несущих Слово. Кисти, лодыжки, шею и талию сковывали адамантиевые обручи. Легионер был без доспеха, в одной лишь грубой рубахе до колен. От шеи до стоп тело покрывали вытатуированные отрывки ритуальных текстов.
Несущий Слово ядовито взглянул на вошедших космодесантников. Двери закрылись, изолировав троих воинов в комнате. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.
— Ну? — прохрипел легионер, и из разбитых губ потекла струйка густой крови.
— Твое имя? — спросил Есугэй.
— Возьми его из моей головы.
— Если бы я мог, думаешь, стал бы спрашивать?
Легионер улыбнулся.
— Ледак. Двести пятьдесят шестая рота. Йеса Такдар.
Кса’вен прислонился к стене. В каждом помещении на «Воркаударе» стоял отвратительный запах, напоминавший давно сгнившие органы, но в этих небольших комнатах смрад был самым сильным.
— В чем заключалась ваша миссия? — спросил Саламандр.
— Ледак. Двести пятьдесят шестая рота. Йеса Такдар.
Есугэй вздохнул.
— Корабль наш. Тебе никто не поможет. Говори и останешься жив.
Ледак продолжал улыбаться. Кса’вен обратил внимание, что его зубы остро заточены. На это наверняка ушло много времени.
— Ты не хочешь жить, Ледак? — спросил он.
Улыбка так и не сошла с лица Ледака.
— В чем заключалась ваша миссия? Куда вы направлялись?
— Ледак. Двести пятьдесят шестая рота. Йеса Такдар.
Кса’вен оттолкнулся от стены и приблизился.
— Почему бы не облегчить душу, брат? — устало вздохнул он, глядя прямо в налитые кровью глаза легионера. — С самого Исствана не было ничего кроме бегства и сражений. Я бы хотел знать почему, прежде чем пойду дальше.
Ледак смотрел в ответ. На миг показалось, что он хотел заговорить. Его лицо светилось энергией, как у проповедника, собирающегося разъяснить секрет спасения потенциальному неофиту.
Затем свет погас. Ледак покачал головой, ударившись о металлические стержни.
— Ледак. Двести пятьдесят шестая рота. Йеса Такдар.
Есугэй схватил его за горло и потянул вверх, от чего кровь прилила к щекам Несущего Слово.
— Говори.
Кса’вен глубоко вздохнул. От происходящего он чувствовал себя запачканным. Саламандр только-только привык убивать былых родичей в пылу битвы. А вот видеть одного из них — жалкого и несчастного — так близко было совсем другим делом.
— Ты можешь сделать что-нибудь с его разумом? — спросил Кса’вен Есугэя.
Белый Шрам, не отпуская горло Ледака, покачал головой.
— Это так не работает.
— А другой, на станции…
— Мы застигли его врасплох. Это был обман, а тот был слабым.
Есугэй мрачно взглянул на Ледака.
— Азек смог бы. Я не обладаю его искусством.
Ледак каким-то образом сумел злобно посмотреть в ответ, несмотря на то, что его лицо частично было изувечено Есугэем. Глаза Несущего Слово светились триумфом.
Тогда Белый Шрам убрал руку, позволив голове Ледака наклониться вперед, и сильно ударил, сломав нос пленному. Кровь брызнула на плитки, и Ледак закачался. Есугэй снова ударил, и Кса’вен услышал треск ломающихся костей.
— Это так необходимо? — спросил Кса’вен, с сомнением взглянув на Есугэя. Ледак был предателем и убийцей, но все еще одним из Легионес Астартес. Саламандры никогда не опускались до такого, даже по отношению к ксеносам, а Несущий Слово был намного ближе.
— У нас нет времени, Кса’вен, — пояснил Есугэй. Морщинистое лицо провидца бури выдавало его тревогу, но золотые глаза сияли сталью. — Мы пришли сюда за информацией, а не за кораблем. Он знает о передвижениях флота, планах. У тебя есть лучшая идея?
Кса’вен снова посмотрел на Ледака. Легионер все еще улыбался, хотя заточенные зубы стали черными от крови.
Есугэй отвел руку и свел вместе ладони. Между пальцами вспыхнул синий огонек электрического света. Задьин арга развел руки, и к лицу Ледака метнулась молния. Потрескивающие жала стремительно вонзились в глаза Ледаку и заискрили на его обнаженной коже.
Комнату наполнил запах паленой кожи. Ледак закричал, извиваясь и дергаясь в оковах. Есугэй несколько секунд продолжал причинять ему боль, позволяя молнии плясать по телу легионера, после чего внезапно остановился.
Ледак обмяк, тяжело дыша и выглядя дезориентированным. Большая часть левой щеки сгорела, обнажились сухожилия. От тела поднимались струйки дыма.
— Больше не делай так, — сказал Кса’вен.
— Передвижения флота, — продолжил Есугэй. — Система связи. Эта информация может спасти тебя.
Ледак склонил голову вперед. По-видимому, ему было сложно сконцентрироваться. Он затуманенным взором посмотрел на Есугэя, потом Кса’вена.
— Ле…дак. Две… пятьдесят шестая… рот…
Есугэй снова выпустил молнию. В этот раз вопль был влажным и булькающим из-за сжигаемого пламенем горла. Казалось, это могло продолжаться еще долго.
Но для Кса’вена было слишком. Саламандр вытащил болтер и навел его на Есугэя.
— Хватит, брат, — тихо сказал сын Ноктюрна.
Шокированный Есугэй повернулся. Молния исчезла, и обуглившаяся голова Ледака снова повисла.
— Ты обнажил оружие? — недоверчиво спросил провидец бури.
— Не заставляй меня использовать его.
Белый Шрам замешкался, словно размышляя, сколько у него на самом деле врагов в этой комнате.
— У нас нет времени. Ему известна дислокация сил. Нам необходима эта информация.
Кса’вен кивнул.
— Мы ее получим. Хенрикос работает над машиной.
— Думаешь, они бы с нами так не поступили?
— Это мое решение, брат, — Саламандр не опускал болтер. — Ты видел то, что творится на этом корабле. Во что они превратились. И тебе, как и мне, было противно.
Есугэй разочарованно покачал головой.
— Нам нужно знать. Без информации нельзя ни сражаться, ни определить, где находится Легион.
— Я согласился присоединиться к тебе, — твердо произнес Кса’вен. — И буду сражаться вместе с тобой, чтобы найти твоего Хана. Ради этого я умру. Но для нас обоих примерами служат наши примархи, и когда я снова увижу Вулкана, то не смогу посмотреть ему в глаза и сказать, что забыл свои клятвы.
Какой-то миг Есугэй не собирался уступать, напоминая загнанного в угол зверя. Каждый его жест выдавал жажду знаний и действий.
Затем закашлял Ледак, задыхаясь от крови и желчи. Его лицо было изувечено, превратившись в кровавую маску. Будь он смертным, такие раны, несомненно, убили бы его.
Есугэй взглянул на дело своих рук. Он остыл и опустил руки. Золотые глаза выдали кратковременное чувство ужаса, словно он впервые увидел то, что произошло в комнате.
— Ты пристыдил меня, — признался он. — На миг…
Кса’вен убрал болтер.
— Я дольше жил с этим, вот и все. Раньше я, не задумываясь, поступил бы также.
Он посмотрел на открытые раны Ледака.
— Но стань подобным врагу, и он завладеет твоей душой.
— Это одно из изречений Вулкана?
— Он вполне мог сказать такое.
Есугэй глубоко вдохнул. Он выглядел уставшим. Кса’вен догадался, что использование библиарием своих сил на станции и во время эфирной телепортации сильно его истощило.
— Нам нужно знать, — стоял на своем Есугэй.
Кса’вен нажал на руну выхода у двери.
— Мы узнаем, творец погоды.
— Время против нас, — сказал Есугэй.
— Доверься Хенрикосу, — ответил Кса’вен, провожая его из комнаты. — Я научился этому. Железные Руки — странные люди, но, поверь мне, они никогда не сдаются.
Он оглянул на висящего в кандалах пленника.
— По крайней мере, в этом мы едины.
Гравицикл мчался по тоннелю, ревя, словно живое существо. Шибан гнал его до предела, наклоняясь в седле, чтобы избегать попадавшиеся на пути преграды. Пространство было тесным — всего несколько метров шириной на самых крутых участках — и насыщенным смертоносными металлическими выступами.
Машину под ханом трясло. Двигатели гремели, выходящие газы пылали. Из темноты выскочила переборка, и легионер резко повернул. За ней последовала поперечная балка, и Шибан низко наклонился.
Тренировочное кольцо на «Чин-Заре» протянулось на пять километров: свыше двух на каждую из прямых, соединенных парой страшных шпилек. Оно занимало пространство между отсеками инжинариума, оставленное пустым для стремительных спидеров. Чтобы управлять гравициклом и поддерживать мастерство на должным уровне, необходимо было проводить многие часы в седле. Поэтому-то экипажи линкоров и сохраняли в глубинах кораблей тренировочные треки.
Шибан наклонился вперед, немного перераспределив вес и опустив нос гравицикла, чтобы избежать переплетения труб, после чего снова дал полный газ. Мимо проносились размытые механизмы цвета темного железа. Белый Шрам словно мчался через ядро забытого металлического мира.
Машина отлично отреагировала. Она была последней из тех, которыми он управлял на Чондаксе, и техники хорошо поработали, удалив из фильтров пыль и очистив обтекатель от крови.
Через некоторое время он уловил звук машины своего преследователя. В тренировочных туннелях рев собственного скакуна сильно снижал слышимость.
Шибан улыбнулся и прибавил газу. По дисплею шлему проносились руны локатора — мерцающие красные контуры на размытом черном фоне. Он увидел преследующий его сигнал, тот был в нескольких сотнях метров, но сокращал дистанцию.
«Старайся лучше».
Стремительно приближался перекресток. Шибан вошел в поворот, затормозив в самый последний момент. Шасси гравицикла задрожало, с трудом сдерживая огромную мощь, вырывающуюся из двигателей.
Белый Шрам нажал на воздушные тормоза только когда после того, как увидел апекс поворота. Инерция дернула его тело вперед, и он почувствовал, как кровь прилила к голове. Путь преграждала массивная металлическая балка, и воин наклонился в бок, чтобы проскочить под ней. За преградой туннель резко уходил влево, закручиваясь в крутой поворот под основаниями огромных корпусов двигателей. В этот момент он впервые услышал грохот выхлопных газов не своего гравицикла — где-то высоко рычали ядерные реакторы.
Легионер за секунду достиг поворота и ловко проскользнул через узкое пространство, а затем снова дал полный газ.
Шибан едва не переусердствовал. Компенсаторы гравицикла пронзительно завыли, правый борт слегка коснулся внутренней стены туннеля, осветив темноту искрами.
Хан громко рассмеялся, прибавив скорость. Звук пьянил. Легионер не слышал ничего, кроме громкого ритма двигателей и не чувствовал ничего, кроме запаха выхлопных газов.
Шибан взглянул на дисплей шлема.
«Все еще на хвосте. Впечатляет».
Он проскочил под платформой, после чего снова дал полный газ. Впереди протянулась длинная прямая, извиваясь между внутренними конструкциями огромного линкора.
Он чувствовал себя живым. После охоты на лавовых равнинах Фемуса IV прошло совсем немного времени. Его реакции, отточенные на чогорийских адуун, были такими же надежными, как и глефа.
Но ему сели на хвост. Звук за его спиной становился громче, приближаясь из темноты, подобно упорному призраку.
Шибан снова засмеялся и еще больше увеличил обороты двигателя. Навстречу стремительно приближался конец туннеля. Даже на сорока процентах мощности гравицикл поглощал дистанцию короткого трека с ужасающей скоростью.
«Я оторвусь от тебя в Клешне».
Шибан позволил машине скользнуть немного влево, прежде чем добавить мощности и обогнуть выступающую массу нерабочих грузовых транспортеров. Легионер промчался под опорами большого топливопровода и сильно накренился.
Из темноты выскочила Клешня — узкий пролет, образованный двумя близко расположенными опорными колоннами и едва достигавший в ширину трех метров. Даже в обычных условиях было непросто миновать его. В темноте же, в условиях ограниченного пространства и на предельной скорости, это испытание становилось завораживающе опасным.
Шибан ускорился, предельно сконцентрировавшись на приближающейся цели. Затем его машину встряхнуло от струи выхлопных газов, и воина немного подбросило его вверх.
Шибан нажал воздушные тормоза и напрягся, когда навстречу устремилась верхняя секция Клешни.
Времени оставалось только, чтобы нагнуться. Неровная железная конструкция чиркнула по верхушке шлема, почти оглушив воина, но он проскочил через проем в ливне искр.
Туннель в дальнем конце сильно закручивался, и Шибану пришлось хорошенько постараться, управляя скакуном. Сцепив зубы, легионер поднял нос гравицикла в тот момент, когда машина почти врезалась в плотную массу адамантиевых палубных креплений.
Он выровнял скакуна, но потерял скорость. Белый Шрам снова увеличил мощность только для того, чтобы увидеть, как преследователь пролетел над головой. Всадник должен был проскочить Клешню на безумно высокой скорости.
Шибан засмеялся в третий раз, наслаждаясь восхитительным безумством соперника. Вот это была езда. Она была достойна самого Кагана.
К этому времени быстро приближался последний поворот, и Шибан сбросил скорость. Всадник впереди него сделал то же самое, и туннель наполнился густым дымом сбавляющих мощность двигателей.
Несколько секунд спустя всю трассу залил свет. Над легионерами зашипели многочисленные поршни, открывающие люки. За ними показались ангары гравициклов. Шибан продолжил сбавлять обороты, направляясь к стыковочному месту. Он по-прежнему улыбался.
Всадник впереди него направился к следующей стоянке. С крыши опустились две сегментированные клешни и зацепили гравицикл за нос и корму. Всадник спешился, прежде чем машину подняли и отправили в технические отсеки, перепрыгнув на стальную платформу справа от него.
За платформой протянулась основная территория ангара — огромная, сводчатая и ярко освещенная, кишащая сервиторами и бригадами технического обслуживания. По просторному помещению к подготовленным машинам шагали другие всадники, готовясь спуститься к тренировочному кольцу.
За гравициклом Шибана также спустились когти. Хан спрыгнул с седла, когда машина поднималась мимо платформы, и направился к победителю, беспокоясь, что тот уйдет, прежде чем он поздравит его.
— Брат! — выкрикнул он. — Отличная езда!
Всадник снял шлем и провел рукой по лоснящемуся от пота лбу.
— Тебя не просто побить, Шибан-хан.
Только после этих слов, Шибан узнал его: терранина с Чондакса, который сражался за его спиной в Дробилке. В резком свете ангара он выглядел, как и тогда: сбитым, высоким, с бледным шрамом на щеке. Шибан не рассчитывал снова увидеть его. В таком многочисленном Легионе братства приходили и уходили, как летние воробьи.
— Торгун-хан, — поздоровался удивленный, но довольный Шибан, протягивая руку. — Как ты здесь оказался?
Торгун пожал плечами.
— Превратности войны, — ответил он. — Выпьешь со мной?
Шибан замешкался. Он не знал почему, но ему было приятно снова видеть Торгуна.
— С удовольствием, — ответил он, улыбнувшись. — Веди.
— Итак, что с тобой происходило после Белого Мира?
Торгун ответил неопределенно.
— У нас была работа в каньонах. Мы очистили не все из них.
Он грустно улыбнулся.
— Или же сделали это не так как следует.
Шибан улыбнулся.
— В самом деле?
Они сели за стол в одной из многочисленных столовых «Чин-Зара». Она была зарезервирована за легионерами, и за исключением двух ханов пустовала. Даже Белые Шрамы, которые не были настолько беззаветно преданы своему долгу, как некоторые Легионы, отдыхали только в редких перерывах между постоянными тренировками.
Торгун потягивал свой напиток из металлического кубка.
— После этого наняли терранку. Мне сказали, что она напрямую общается с Каганом. Была проведена некоторая реорганизация.
— Ты сражался после Чондакса?
— Нет. С тех пор как был уничтожен последний хейн.
— А! Жаль.
— Битвы еще придут.
Шибан старался не рассматривать Торгуна слишком явно. Тот не изменился. По какой-то причине сражения в Дробилке ярко запечатлелись в памяти Шибана, в то время как многие другие события стерлись. У него было ощущение, что закончилось нечто старое и началось новое. И контуры этих изменений только сейчас стали проявляться.
— Твои надежды сбылись? — спросил Торгун.
— Ты о чем?
— О том, чтобы биться в самом конце рядом с примархом.
Шибан задумался.
— Я не знаю. Нас отправили на Фемус. Нам едва хватило времени на похоронные обряды. Помнишь Хаси?
— Да. Он погиб?
Шибан кивнул.
— И Бату. Только Джучи остался.
Торгун обхватил чашу обеими руками.
— Ты понес большие потери. Это цена скорости.
Шибан печально улыбнулся.
— Как ты и предупреждал.
Торгун тут же извинился.
— Я не хотел…
— Я знаю.
Шибан сделал глоток.
— Я думал о том, что ты говорил мне на Чондаксе.
Он заметил скептический взгляд Торгуна.
— Поверь мне, это правда. Я стал сторонником твоих взглядов. Твои воины проявили большую гибкость, чем мои, и я попытался научить их этому.
Брови Торгуна поднялись.
— Я удивлен.
— Не стоит. Галактика меняется.
— Верно, — Торгун посмотрел на свой напиток, по-прежнему не пробуя его. — И что ты думаешь об этом?
Вопрос был тот еще.
— Что ты хочешь от меня услышать?
— Ты поэт, — сказал Торгун. — У тебя на все есть слова.
Шибан бросил взгляд на боевого брата, выискивая насмешку. Но с Торгуном ему это никогда не удавалось.
— Я верю Кагану, — ответил он. — Но ты и так знаешь это. Он поймет больше нашего.
Торгун криво усмехнулся.
— Он мог бы немного поделиться знаниями.
— Так и будет, в свое время. Я согласен ждать.
Торгун откинулся в кресле, и усиленные металлические опоры согнулись под весом брони.
— Признаю, было приятно видеть, как разбегается Альфа-Легион, — сказал он, сжав губы. — Скользкие ублюдки. Мне интересно, что они подумали, когда на них набросилась «Буря мечей».
Шибан тоже улыбнулся.
— У них было мало времени на размышление.
Торгун засмеялся.
— Верно.
Оба воина замолчали. Из просторного служебного помещения раздался звон и стук работающих слуг. Задрожал пол: это несколькими палубами ниже пронеслось звено гравициклов.
Наконец, Торгун снова заговорил.
— Что происходит, Шибан?
— Я не знаю.
— Никто не знает. Ты слышал, что нам приказали вернуться на Терру?
— Да.
— И говорят, что Русс окончательно отбился от рук?
— Не только он.
Торгун оттолкнул кресло.
— Я хотел увидеть тебя, потому что ты всегда говорил, что это не может продолжаться.
Шибан ничего такого не помнил.
— Все меняется.
— Черта пересечена. Каждый раз, когда мы советуемся с говорящими со звездами, они дают нам новую загадку, но это скоро закончится. Кто-то лжет, — он внимательно посмотрел на Шибана. — И в Легионе тоже. Я начинаю подозревать…
Шибан нахмурился.
— Говори. Ты ведь для этого пришел.
Торгун наклонился вперед.
— Братство. Вот те узы, что нас связывают. Я видел их у Лунных Волков. У них были группы. Неофициальные. Они встречались, возобновляя воинские клятвы. Они говорили, что магистр войны одобрял их.
Шибан выслушал.
— Магистр войны?
— По их словам. Эта идея хороша. Она ломает звания. Воины могут обмениваться информацией и больше доверять друг другу.
— Ты один из них?
Торгун кивнул.
— В этом нет ничего плохого. Речь идет о братстве. Возможно, у вас на Чогорисе они были — воинские ложи.
— Не знаю о таких.
— Что ж, в ложах есть и чогорийцы. Теперь их больше, чем нас. Вот как складывается ситуация, верно?
Шибан не улыбался. У него было ощущение, что его перехитрили, и от этого он напрягся.
— Ты уже входил в них во время боев на Чондаксе?
— Уже несколько лет. Некоторые вступили намного раньше. Послушай, в этом нет ничего серьезного. Просто я вспомнил твои слова и подумал, что ты можешь заинтересоваться. Мы все воины. Некоторые из самых высокопоставленных легионеров Легиона — члены лож. Тебя примут. Я могу порекомендовать тебя.
Шибан сделал еще один глоток.
— У меня есть свое братство.
— Конечно. Как и у меня. Ложа не заменяет его.
— Тогда в чем смысл?
Торгун оставался невозмутимым.
— Как я и говорил, в беседах. В укреплении уз братства. Иногда полезно забыть, что ты хан и быть просто…
— Братом.
— Именно.
Шибан медленно кивнул.
— Значит, вот почему ты нашел меня?
— Я услышал, что ты на этом корабле. И счел это возможностью для разговора.
Шибан скривил губы.
— Ты быстро мчишься на гравицикле. Не помню, чтобы так было раньше.
Торгун усмехнулся.
— Мне пришлось, чтобы догнать тебя. Ты едва не лишился головы.
— Они созданы для скорости. Было бы стыдно не воспользоваться этим.
— Дело не только в скорости.
— Да, поэтому ты продолжаешь говорить со мной.
Торгун отодвинул кубок.
— Это всего лишь предложение. Ты, как и я, знаешь, что необходимо сделать выбор. Магистр войны попросил помощи.
— Как и Дорн.
— Да, после… скольких лет молчания? Когда Терра в последний раз разыскивала нас?
Шибан с недоверием взглянул на него.
— Ты терранин, брат.
— Я Легионес Астартес, — твердо сказал Торгун. — Я не видел Тронный мир сотню лет. Речь идет о том, что правильно.
Шибан твердо смотрел на него.
— Каган примет решение. Мы можем подождать.
— Да, да. Конечно, он решит. Но когда? — Торгун положил обе руки на стол и выдавил улыбку. — Мне следует научиться терпению. Я считаю его нехватку слабостью и должен избавиться от нее.
Шибан продолжал смотреть на него. Все, что он говорил Торгуну, было правдой: он многому научился от него. Уважал его путь войны. Отсутствие приказов от примарха сбивало с толку, почти так же, как и необъяснимое присутствие Альфа-Легиона.
Торгун опустил руку и снял с пояса контейнер.
— В этом нет ничего особенного, но он считается знаком посвященного.
Он открыл контейнер и выложил на ладонь серебряный медальон.
Шибан не показал своего удивления. Как и прежде — на Фемусе и после него — ему не нравилось смотреть на этот предмет. Вопреки изображению луны и знаку молнии, он не выглядел чогорийским. У них не было серебряных дел мастеров, они предпочитали бронзу и железо.
— Я видел такой раньше, — тихо заметил он.
Торгун играл с медальоном. Казалось, он совершенно не хотел с ним расставаться.
— Я удивлен. По общему правилу их следует скрывать.
— Но ты показываешь мне свой.
— Да, потому что ты — кандидат, — Торгун сжал медальон в кулаке и вернул в контейнер. — Ты получишь свой.
Он смущенно улыбнулся.
— Всего лишь знак, ничего больше.
Шибан видел, как крепко сжался кулак Торгуна, и почему-то засомневался в этом.
— Я слышал об этих ложах.
— Конечно.
— Я не поддерживал их в моем братстве. Я считал, что Легиона было достаточно, и у меня уже есть знак.
Он указал на шрам, который в чогорийском стиле было более глубоким и белее того, что у Торгуна.
— И он не тайный.
Торгун поклонился.
— Я понимаю тебя.
Шибан вздохнул. Торгун не был искусным обманщиком, что не могло не радовать.
— Тебя прислал Хасик.
Торгун поднял брови.
— Это так очевидно?
— Я приходил к нему с докладом о находке на Фемусе. Теперь пришел ты и показываешь то же самое.
Торгун развел руки, словно смирившись с разоблачением.
— Это не тайный сговор, Шибан. Разве не обнадеживает, что сам нойон-хан с нами? Он был в ложе с самого начала.
Тогда Шибан вспомнил о Есугэе. Задьин арга тоже был в орду с самого начала. Где он сейчас? Шибан, как и многие другие, скучал по его незаметному присутствию в сердце Легиона. То, что ситуация изменилась в его отсутствие не было совпадением.
— Каган знает? — спросил Шибан.
— О Хасике? Думаю, это касается только их.
— Нет, я бы так не говорил. Если Каган знает, тогда это все меняет.
— Я не знаю, Шибан. Я в самом деле не руководитель, всего лишь один из многих.
Торгун уклонялся от прямого ответа.
— Но я бы предположил, что он знает. Думаю, немногое ускользает от его внимания.
Шибан отодвинулся от стола. Он почувствовал усталость от гонки, ему нужно было очистить разум медитацией.
— Я ведь говорил, что это не может продолжаться?
Торгун кивнул.
— Возможно и так. Все течет. Впервые на моей памяти у нас нет цели. Нам не на кого охотиться.
Торгун умолк. Шибан заговорил, не зная точно, откуда пришли слова.
— Ты не убедил меня, — сказал он. — Я не доверяю ложам, но мы сражались вместе. Помнишь, в Дробилке ты пришел ко мне на помощь? Я не забыл этого. Поэтому я пойду с тобой. Я попытался мыслить шире. Ответ на твое предложение может стать началом.
На лице Торгуна проявилась искренняя благодарность.
— Хорошо. Это все, о чем я прошу. Если ты против, то этот разговор только между нами, и я умолкаю.
— Они меня не знают?
— Мы носим… капюшоны, — немного стыдливо сказал Торгун. — Мера скорее показная, но она помогает, поначалу. Никому нет необходимости знать тебя.
— Понимаю.
— Я рад, Шибан. Честно. Все это связано с духом воина. Я знаю, у тебя он есть. Я убедился в этом воочию.
— У тебя будет новая возможность, — сухо ответил Шибан.
Торгун облегченно усмехнулся.
— Для меня это честь.
14
ДУХ МАШИНЫ
КОГДА ВСЕ ИЗМЕНИЛОСЬ
СОЖЖЕННЫЙ МИР
Хенрикос потянулся за деталью, уходящей внутрь машины. Он не в первый раз пожалел о тесной связи со своим доспехом. Теперь снять его было затруднительно, и из-за этого легионер становился более громоздким, чем ему хотелось. Встроенные в наплечники и нагрудник приборы помогли подавить авгуры аванпоста, но их размеры мешали полностью проникнуть внутрь устройства. Легионер преодолел половину узкого проема между двумя огромными плитами из гудящего металла и теперь чувствовал себя заживо погребенным.
Моргнув, Железнорукий активировал сенсорный зонд, и из правой перчатки вытянулось металлическое жало. Он снова ввел сенсор в покрытый серебром входящий узел и пытаясь понять то, что появилось.
Несущие Слово сделали нечто очень странное со своими машинами.
Они больше не выводили бинарные производные, а, судя по всему, действовали на основе базовой внутренней механики по причине, которую Хенрикос абсолютно не понимал. Некоторые компоненты оставались относительно стандартными, другие же были заменены менее эффективными копиями, которые использовали кожаные приводные ремни, железные шестеренки и даже органические части. Поверх всех необходимых маркировок, которые некогда украшали корпуса механизмов, были выгравированы религиозные тексты.
Хенрикос подключил зонд к буферам шлема. Прокрутились числа, мягко светящиеся на внутреннем изгибе линз. Не в первый раз у него было ощущение, что он все провалил.
«Это порча. Они осквернили то, что им дали».
Медленно и с большим трудом он начал соединять основные части внутренних механизмов. На восстановление некоторых функций уйдут недели, но Железнорукий выделил из всей этой эзотерики функции картографической проекции. Звездная картография была непростым делом, поэтому даже Несущие Слово не стали были отключать это оборудование ради собственных безумных конструкций.
Вытянув насколько возможно руку, Хенрикос вставил бинарный считыватель в гнездо возле основания проема и активировал его с помощью энергоресурсов собственного доспеха. По дисплею шлема пробежали новые данные, и Железнорукий мрачно улыбнулся.
— Сделано, — прорычал он, затем поднялся и вышел наружу, поцарапав края машины.
Даже прикосновение к оборудованию предателей вызывало у него ощущение запачканности. Хенрикос был рад, что ему не приходилось снимать перчатки и задевать грязный материал оставшейся у него плотью. Впрочем, ему было тяжело даже подумать о том, чтобы их снять, вне зависимости от причины. Вид бионической левой руки напоминал ему о предписаниях Ферруса, а те об Исстване, из-за чего он становился мрачным. И, видимо, только уничтожение врагов могло вывести его из этого состояния.
Для Кса’вена все было иначе. У него, по крайней мере, была надежда найти своего примарха и восстановить Легион. Хенрикос видел пикт-данные с поля битвы, переданные сотней линз на каждый корабль Железных Рук в системе.
Феррус погиб. Бессмертный оказался смертным, вечный умер.
После этого не осталось ничего, кроме гнева — ужасного, мучительного гнева, лишающего рассудок. Битва все так же повергала в ужас. Враги продолжали наступать, волна за волной, подогреваемые близкой победой.
После этого следующим проклятьем стало выживание. Было лучше умереть в бою, и Хенрикос выжил только благодаря слепой удаче.
Если бы он не встретил Кса’вена, такого шанса у него никогда бы не было. Во время бессонных ночей были моменты, когда Хенрикос ненавидел Саламандра за это. В другое время он восхищался им больше, чем любым другим воином за всю свою жизнь. Это Кса’вен увел их в пустоту, руководя выжившими с невозмутимой и твердой решимостью. Он сохранял присутствие духа, даже когда его братья Саламандры взывали к самоубийственной мести. Кса’вен был отличным примером уникального мировоззрения своего генетического отца.
В другой вселенной Хенрикос с гордостью последовал бы за Вулканом. Его сыновья почти во всех отношениях заслуживали восхищения. Но других вселенных не было, а верность Феррусу никогда не умрет, пока его собственная душа не сгинет в бою, даже если бы он знал, что это случится очень скоро.
Никогда не забывать. Никогда не прощать.
Железнорукий отключился от машины, споткнувшись о груду кабелей, которые вились у ее основания. Над легионером возвышалась круглая стена огромной и темной шахты.
Хенрикос опустился на колени и активировал энергоблоки, которые он разместил вокруг машины. По силовым кабелям заструилась и зашипела энергия, за плазменными решетками полыхнули разноцветные вспышки. Откуда-то изнутри устройства раздался хриплый треск, а напоминающие орган выхлопные трубы выпустили кольца дыма.
Некоторое время ничего не происходило. В охлаждающих трубках бурлила кровь, между бронзовыми электродами на верхнем корпусе вспыхнули электрические дуги.
Затем помещение начало медленно наполняться светом. Хенрикос отступил на шаг, тщательно проверив уровень радиации. Над легионером начала обретать форму светящаяся и вращающаяся плазма. Он уставился на нее, не в состоянии распознать схему. Письмена на стенах ярко засветились, питаемые энергией машины.
Затем он понял, что делает устройство, и почувствовал себя глупцом из-за того, что не догадался об этом раньше.
— Кса’вен, — обратился он по воксу, отойдя дальше и пристально глядя в шахту. — Думаю, тебе лучше прийти и посмотреть на это.
Есугэй проснулся на «Серповидной луне» в том же состоянии, что и всегда, с тех пор как покинул Чогорис: лицо было покрыто потом, а сердца колотились.
Последние остатки сна все еще не исчезали. Каждый раз они были одинаковыми: покрытая пеплом планета, и Хан, сражающийся с безымянной и безликой тенью. Есугэй постоянно просыпался в тот же самый миг.
«Когда пал Хан».
Каган никогда не сталкивался с врагом, которого не мог победить. Возможно, и Феррус тоже, прежде чем не встретился с Фулгримом. Всегда ходили слухи, подпитываемые молвой о совершенных злодеяниях, что примарх мог пасть только от руки другого примарха. Возможно, это даже было правдой.
Есугэй убрал руки с колен. Он сидел в позе для медитации, надеясь, что старые приемы уменьшат его тревогу. Они не сработали.
Случай с Ледаком потряс его. Он знал, что продолжал бы использовать разряды молнии, если бы Кса’вен не остановил его. Продолжал бы, пока плоть не стекла с лица Несущего Слово, а его крики не заглушила сырая кровь.
Никогда прежде он не терял настолько самообладание. Убийство было одним делом, они были рождены для этого, а вот причинение боли… Оно было свойственно варварству, что предшествовало Единству.
Тихо прозвучал дверной звонок. Есугэй поднялся и подошел к раковине в стене каюты. Открылась дверь.
— Я вовремя? — спросил Кса’вен, стоя в дверном проеме.
— Вполне.
Саламандр вошел, немного наклонившись.
— Тот же сон?
— Да.
— Ты видел что-нибудь еще?
— Нет. То же самое. Если у тебя есть мысли…
Кса’вен грустно улыбнулся.
— Похоже на Ноктюрн. В остальном нет.
Есугэй плеснул воды на лицо, смывая пот.
— Насчет Ледака…
— Я понимаю, поверь. Мы должны решить, не слишком ли он опасен, чтобы оставлять в живых.
— А как, по-твоему?
— В данный момент нет. Он все еще может быть полезен.
Есугэй потянулся за грубым полотенцем.
— Но ты пришел не для того, чтобы поговорить о Ледаке.
— Хенрикос кое-что нашел.
— Вот оно что, — Есугэй набросил плащ цвета слоновой кости. Прикосновение было холодным. — Хорошие новости?
— Ты мне скажешь, — ответил Кса’вен.
Они взяли шаттл. По всему корпусу «Серповидной луны» копошились техники, исправляя повреждения, полученные при варп-прыжке. «Гесиод» висел в стороне темно-серой громадой, отражая слабый свет. Из всех кораблей в наилучшем состоянии был «Воркаудар», хотя Несущие Слово сделали все, что осквернить его некогда гордые очертания, длинный нос был покрыт глифами, из-за чего корабль выглядел почти, как судно ксеносов.
— Итак, ты собирался рассказать мне о Никее, — сказал Кса’вен.
Есугэй отвел взгляд от иллюминаторов.
— Собирался.
Кса’вен расслаблено сидел в каюте экипажа, положив руки на колени и ожидая.
Есугэй сделал глубокий вдох.
— Что ты уже знаешь?
— Только то, что известие об указе пришло быстро, и Вулкан тут же ввел его в действие. К тому времени, как до нас дошли новости об Исстване III, в нашем Легионе не было действующих библиариев.
Есугэй покачал головой, не веря своим ушам.
— Что вы сделали с ними?
Кса’вен пожал плечами.
— Они дали клятвы. И вернулись в строевые части. Я не знаю, сколько пережили резню. Может быть никто.
— А вы никогда, хотя бы раз, не задумывались, что это безумие? Что вы отказались от своей силы?
— Некоторые так считали. Помню были споры, — Кса’вен посмотрел на свои перчатки. — Но это был приказ от самого Императора. Мы — верный Легион.
— Надеюсь, остальные менее верны. Не могу представить, что Волки отказываются от своих жрецов.
Кса’вен одобрительно фыркнул.
— Но там был Русс.
— На Никее? Неизвестно. Он не выступал. Хотя он и Вальдор были рядом, а все место кишело кустодиями.
Есугэй прислонился к стенке отсека, вспоминая.
— В тот момент я полагал, что это в самом деле дискуссия. Арена была заполнена. Тебе бы он понравился, Кса’вен — вулканический мир, чей воздух был насыщен пеплом. Прибыли миллионы людей. Публика была колоссальной, в прямом смысле. Было похоже на то, что весь Императорский дворец перебрался туда.
Кса’вен слушал. Есугэю не нравилось слишком подробно вспоминать те дни, но он все равно продолжал говорить. Пока его губы шевелились, в памяти возникали образы.
— Меня не должно было быть там, — сказал он. — Это была роль для Хана. Он говорил об этом с другими.
— Другими?
— В основном с Магнусом. А также с Сангвинием. Их было трое. Магнус был главным, самым могучим, но не единственным. Сангвиний всегда был восприимчивым. Думаю, в некотором смысле он был ближе всех к эфиру. Но в этом вопросе Хан всегда был с ним заодно. Он составил большую часть правил для библиариуса, хотя его имя никогда не упоминалось в записях.
Кса’вен выглядел скептически.
— Никогда не слышал об этом.
— Еще бы, — улыбнулся Есугэй. — Ты и не мог слышать. Как я тебе говорил — Магнус никогда не хотел библиариуса. Он желал, чтобы каждый псайкер высвободил весь свой потенциал. «Изучите его целиком», — говорил он. Ни ограничений, ни руководства. У Тысячи Сынов были тутеларии, которые порхали рядом и разговаривали с ними, хотя мы не видели их. Такие силы опасны и нуждаются в сдерживании, поэтому Хан и Ангел создали структуру. Они ограничили способности псайкеров. На Чогорисе мы называли эту практику Путем Небес. «Сойди с него, — говорили мы им, — и варп поглотит твою душу».
— Значит, ты знал, что это опасно.
— Конечно! А что неопасно? Твоя Прометеева вера опасна. Жизнь во вселенной опасна. Мы балансируем на тонкой грани. Были те, кто считал нас колдунами, заслуживающими костра, и те, кто видел в нас богов. Ни одна из сторон не должны была выигрывать этот спор.
— Но они выиграли. Охотники на колдунов.
Есугэй кивнул.
— После Никеи я долгое время полагал, что эту ошибку исправят. К тому времени, как мы узнали, что решение окончательно, Легионы уже были реорганизованы. Так быстро! Ты не задумывался, что мы всегда с охотой отказываемся от своей силы.
— Как это случилось?
— Я выступил, — печально произнес Есугэй, вспоминая. — Неумело. Говорить пришлось на готике, и поэтому я справился не лучшим образом. Непонятно откуда взялось чувство подавленности. Магнус тоже взял слово. Он сделал то, чего мы опасались — зашел слишком далеко. Он никогда не понимал, сколько страха вызывал. Если бы он встал и сказал: «Мы знаем, что должны провести реорганизацию, знаем, что должны быть осторожными», тогда мы могли бы выиграть. Но нет, он поучал о знании и могуществе, изображая из себя пророка. Я начал волноваться именно в тот момент, когда услышал его слова.
— Кто выступал против?
— Жрец Космических Волков. Это было странно. Я подозревал, что он прибыл по какой-то другой причине, хотя возможно и нет. Дольше всех говорил Мортарион. Он наполнил амфитеатр ядом.
— Мортарион? Я даже не знал, что он был там.
— Не ожидалось, что это будет он. Я полагал, что говорить будет Русс или же Ангрон. Нет, это был Повелитель Смерти. Он также был на Улланоре, отбрасывая повсюду тень. У него темная душа, и то, что он сделал на Никее, только подтвердило мое мнение.
Кса’вен некоторое время размышлял над сказанным.
— Для меня странно, что его доводы взяли вверх.
Есугэй кивнул.
— Для меня тоже. Я говорил Ариману, что мы будем оплакивать произошедшее, и так и произошло. Если мы переживем грядущие дни и кто-нибудь спросит, кто убил библиариус, его имя будет Мортарион. Он сделал это.
Даже сейчас воспоминание приводило провидца бури в ярость.
— Эту ношу нельзя было взваливать на одних Сынов, Хан должен был быть там, стоять вместе с Ангелом и Магнусом. Никто не смог бы обвинить его в колдовстве. Вид выступающего примарха-воина успокоил бы остальных.
— Тогда почему он не отправился туда?
— Гор приказал ему отправиться на Чондакс, — Есугэй уставился в пол, размышляя над тем, как мало он знал. — В то самое время, когда готовился Никейский совет. Я поговорил с ним. Примарх размышлял над возможностью отказаться — он мог так поступить — но мы оба считали, что на Чондакс уйдет несколько недель. В конце концов, там были только зеленокожие.
Он печально посмотрел на Кса’вена.
— Только зеленокожие.
— Значит, это был приказ Гора, — повторил Кса’вен. — Любопытно.
— Тогда я даже не подозревал, — горько сказал Есугэй. — У меня не было ни единой зацепки. Я в самом деле не верю, что Гор был совращен на Улланоре, иначе это стало бы известно. Если кто и не желал присутствия Хана на Никее, то это был не он.
— Тогда кто?
— Кто знает? Почему Чондакс был скрыт так долго? Почему в галактике по-прежнему бушуют варп-шторма? Почему погас свет Императора, а говорящие со звездами ослепли? Вот правильные вопросы. Это все планировалось и в течение долгого времени.
Кса’вен поднял голову. Шаттл приближался к стыковочному отсеку «Воркаудара».
— Они не добились полного успеха, — сказал он. — Некоторые из нас все еще живы.
— Твой оптимизм когда-нибудь иссякает, хотя бы на миг?
Кса’вен улыбнулся.
— Оптимизм? Я бы назвал это иначе.
Их накрыли тени, отброшенные бортами «Воркаудара». Есугэй почувствовал мягкий удар выпущенных стыковочных штанг.
— И как же?
Кса’вен поднялся, собираясь активировать двери пассажирского отсека.
— Верой, — ответил он абсолютно серьезно.
«Буря мечей» вышла из варпа на внешней границе системы и немедленно включила субварповые двигатели. Как только она отошла из точки прыжка, вслед за ней появились другие корабли флота. Прорванная пелена космоса задрожала, освещая темноту многоцветными коронами. Каждый корабль врывался в реальный мир и тут же разгонялся до полной скорости.
Хан стоял на наблюдательном балконе «Бури мечей», сжав кулаки и пристально всматриваясь в передние экраны окулюса. На многоярусном мостике вокруг и под ним сервиторы и смертные члены экипажа молча и торопливо запускали системы корабля и развертки носового авгура.
Цинь Са стоял рядом с примархом в окружении воинов кешика. Все молчали и не шевелились. Хлынули данные, светясь рунами на кристаллических линзах.
— Корабельные сигнатуры, — мягко произнес примарх. — Скорее.
Далеко внизу был слышен характерный вой заряжающихся лэнс-излучателей. Палубы «Бури мечей» задрожали, когда субварповые двигатели достигли максимальной мощности. Как только варп-ставни с лязгом открылись, а поле Геллера отключилось, за передними иллюминаторами заструились пустотные щиты.
— Ни одной в пределах дальности, повелитель, — раздался по воксу мостика голос Цзян Цу.
— На авгурной развертке сигналов нет, — подтвердил начальник сенсориума, суровый и умелый чогориец по имени Табан.
— А планета? — спросил Хан. Он был облачен в полный боевой доспех из жемчужно-белого керамита с золотой отделкой. У пояса висел клинок дао, покрытые кожей ножны были инкрустированы рунами. Примарх ощущал боевое возбуждение.
— Будет в пределах досягаемости с минуты на минуту.
Техножрецы в длинных красных мантиях стрекотали и раскачивались на постах сенсориума, вставляя мехадендриты в фидерные узлы и извлекая их.
Цинь Са прищурился, изучая поступающие данные. Единственные сигналы поблизости несли отметки Белых Шрамов, разворачиваясь в боевой порядок в кильватере «Бури мечей».
— Ничего, — тихо произнес он. — Ни кораблей. Ни энергетических следов.
Хан кивнул. В такой крупной системе, как Просперо, должны были находиться тысячи кораблей, а также химические отходы, оставленные пустотными двигателями, но внутренние маршруты от точки Мандевилля были чистыми. Примарх почувствовал тревогу и подавил ее.
«Я увижу это своими глазами. До того момента никаких решений».
Планета вошла в пределы досягаемости носового сенсора. Замерцали размытые пикт-данные, которые сервиторы быстро настроили при помощи логических устройств обработки изображения.
— Она черная, — произнес Цинь Са.
— Вижу, — ответил Хан.
Просперо когда-то был жемчужиной мира, светло-синей сферой цвета терранской зари, с сиреневыми полосами и отблеском ледяных шапок. Из космоса планета выглядела чистой, нетронутой чрезмерной индустриальной застройкой, которая превратила Тронный мир в серый шар из рокрита и железа.
Теперь она была покрыта пятнами цвета сгоревшего угля.
После того, как разрешение снимков улучшилось, Хан увидел огромные скопления несомых ветрами облаков, такие же густых и темных, как и на Улланоре.
Он сжал перила балкона.
— Есть сигналы?
— Ни одного, повелитель.
Хан чувствовал, как разгорается в нем гнев. Он был прав, прибыв сюда.
— Направляйтесь на орбиту, — холодно приказал он. — Сообщите флоту установить блокаду, затем приготовиться к высадке на планету. Рассредоточиться и продолжить поиск. Если обнаружите хоть что-нибудь с фенрисийскими опознавательными знаками…
Даже в этом случае он на миг засомневался.
— Уничтожьте, — прорычал Хан.
— Она черная, — сказала Илья, уставившись в иллюминатор.
Халджи не ответил. Он был мрачен.
— Серьезно, Халджи, вся планета черная. Я видела планшетные записи Просперо, и он был прекрасен. Кто мог сделать такое с планетой?
— Легион, — ответил Халджи. — Легион мог сделать это.
Илья почувствовала тошноту.
— Сколько людей проживало там?
— Это ты любишь числа, сы.
Илья, возможно, могла бы припомнить данные из какого-нибудь источника, но знала, что не хочет этого. Просперо не был миром смерти, как Барбарус, с горсткой жителей, сходивших с ума от бедствий и цепляющихся за свои несчастные жизни. Планета была цивилизованной, урбанизированной, райской.
На ней должны были проживать миллиарды.
Миллиарды.
Ее горло сжалось от гнева.
— Они будут покараны. Если это были кто-то из наших, они должны быть наказаны.
— Если это в его силах, так и будет.
— Мы должны узнать, Халджи, — Илья повернулась к нему. — Мы должны узнать, кто это сделал.
— Мы уже знаем.
— Я не стану верить в это. Могли… могли ксеносы зайти так далеко?
Халджи покачал головой. Его обычную жизнерадостность как рукой сняло.
— Какие ксеносы? Все они мертвы или же вымирают. Не осталось никого, кто мог бы противостоять нам.
Илья потрясенно вспомнила, что сказала то же самое во время первой встречи с Ханом на орбите Улланора.
«Не осталось никого, кто мог бы противостоять нам, — повторил Хан. — Я вот думаю, Есугэй, сколько раз и в скольких забытых империях произносили эти слова».
Это высказывание казалось ужасающе пророческими. Она повернулась к иллюминатору и увидела отвратительный выжженный шар, повисший в космосе, словно могильный знак.
— Здесь для нас ничего нет, — произнесла она дрожащим голосом. — Мы никогда не должны были приходить сюда.
— Он должен был.
— Тогда мы должны поскорее убраться отсюда. Вернуться. Куда угодно, только подальше отсюда.
Халджи положил огромную руку ей на плечо.
— Успокойтесь. Мы получим ответы на поверхности.
Она судорожно вдохнула и оперлась на край иллюминаторы.
— Я не спущусь туда.
— Вам и не нужно, но Каган будет надеяться на вас. Флоту нужно руководство. Мы уже получили приказы для развертывания.
Илья не хотела это слушать. На этот раз ей хотелось, чтобы они занялись этим сами. На этот раз она чувствовала себя настолько старой, насколько утверждал хроно.
— Отправь их на мой пост, — сказала она рассеянно, не в состоянии оторвать глаза от иллюминатора.
— Будет сделано.
— Убедись, если сможешь, что блокада установлена по схеме чан.
— Будет сделано.
— Как это закончится, Халджи?
Воин взглянул на нее без тени улыбки на смуглом лице с белым шрамом.
— Сы, это только начало, — произнес он.
К моменту выхода «Бури мечей» на геостационарную орбиту над Тизкой сомнений не осталось. К визуальным свидетельствам добавились данные по атмосфере, и доклад Табана выслушали в мрачной тишине.
— Значительная тектоническая активность, повелитель, — доложил начальник сенсориума, не отрывая глаз от инфопланшета. — Уровень загрязнения атмосферы намного выше допустимого. По нашим предположениям — это результат массированной орбитальной бомбардировки, после которой были нанесены дополнительные удары.
— Дополнительные удары? — заинтересовался Хан. — Какого рода?
— Неизвестно. Мы работаем над этим. Уровень радиоактивного фона высок, но есть еще… кое-что. Стопроцентный облачный покров, образовавшийся в основном из частиц от первоначальной фазы разрушения. Кислотный остаток. Токсины широко спектра присутствуют в смертельных дозах, в экваториальной зоне сильная вулканическая активность.
Хан сложил руки. Было сложно понять свои чувства. По какой-то причине он не был разгневанным, скорее оцепеневшим. Примарх ожидал, что будет раскрыт какой-то большой обман. Магнус мог быть способен на это. Кто как не он мог скрыть истинное состояние целой планеты.
— Жизненные показатели?
Табан покачал головой.
— Невозможно узнать.
— Тогда мы отправляемся вниз.
— Мы не можем, повелитель.
Хан сердито взглянул на него.
— Не можем, — повторил примарх, придав словам презрение, словно подобное препятствие могло остановить его.
Табан сглотнул.
— Есть барьер. Какой-то эфирный щит в верхней атмосфере, по-настоящему огромный. Мы уже провели симуляции. Транспортные корабли не преодолеют его, как и посадочные капсулы.
Хан покачал головой.
— Невероятно. Должен быть способ.
— Мир умирает, повелитель. Феномен увеличивается, возможно, это результат случившегося. Нельзя уничтожить целую планету без последствий.
Хан взглянул на Цинь Са, который ожидал приказов. Тот весь разговор молчал.
— Предложения, Са?
Цинь Са поднял голову.
— В тропосфере преграда, — задумчиво произнес он. — А что внизу?
— Сложно сказать, — ответил Табан. — Мы почти ничего не получили с поверхности.
— Но поле ограничивается верхней атмосферой?
— Так и есть.
Цинь Са посмотрел через шестиугольное пространство мостика в сторону его задней части. Восемнадцать колонн из чистого адамантия окружали обсидиановую площадку, на каждой была вырезана чогорийская руна отвращения. Хан проследил за взглядом своего воина, понял его предложение и одобрительно кивнул.
— Отлично, Са, — сказал примарх.
Начальник сенсориума предпринял последнюю попытку отговорить их.
— Луч будет нестабильным, — возразил он. — Возможно, мы не сможем забрать вас, или даже поддерживать вокс-связь.
— Я полностью доверяю тебе, — невозмутимо ответил Хан и повернулся к кешику. — Готовы?
Цинь Са кивнул.
— По вашей команде.
Хан потянулся за шлемом с золотым гребнем. Личину украшала маска дракона эпохи Кво в вычурных завитках.
— Отправь нас.
Двенадцать терминаторов шагнули с наблюдательного балкона.
— А что с флотом? — спросил Цинь Са, надев шлем.
— Хасик справится с блокадой. Сообщи ему о передаче полномочий. И пусть консультируется с Ильей — мы для этого ее взяли.
Цинь Са поклонился, и Хан услышал тихий щелчок переключающихся вокс-каналов шлема.
За ними торопливо шел Табан.
— Воздух ядовит, даже для такого благословенного исключительного дарами, как вы, повелитель. Пожалуйста, не снимайте шлем.
Хан небрежно кивнул, заняв место в центре трансляционной решетки.
— Благодарю за заботу.
— Местность вокруг города нестабильна. При первом признаке активности…
— Ты будешь ждать моего приказа, — перебил холодно Хан, следя за тем, как Цинь Са присоединяется к остальным.
Табан поклонился.
— Некоторые данные были… аномальными. Если бы творец погоды…
— Установить точку высадки в центре города, — приказал Хан, проигнорировав начальника и обращаясь напрямую к операторам телепорта.
— Сделано, повелитель.
— Активируйте перенос.
Табан отошел, как и остальной персонал поблизости от телепортационного зала. На колоннах затрещало включенное силовое поле, ограниченное шестиугольным пространством между ними. Мостик скрылся за завесой извивающихся помех.
Секундой спустя он исчез.
Как обычно, по телу Хана пробежался холодок. На долю секунды у него возникло ощущение, будто он повис над бесконечной пропастью. Это чувство всегда странным образом успокаивало, словно он находился в родной стихии.
Затем свет исчез. Примарх почувствовал твердую землю под ногами и настоящий воздух, отфильтрованный шлемом. Даже после обработки доспехом он ощущался грязным.
Вокруг стоял его кешик. Рядом находился Цинь Са. Все они обнажили оружие — огнеметы, окутанные расщепляющем полем клинки, комбиболтеры.
Хан не стал извлекать из ножен меч.
Перед ним протянулась картина разрушения под темным небом. Языки молнии облизывали горизонт, а вдалеке трещал и рычал гром. Повсюду были видны искореженные стальные опоры и раскрошившийся рокрит. На фоне темных небес возвышались подобные скелетам остовы опустошенных огнем строений. По обломкам носило пыль, собиравшуюся в серые, напоминающие песчаные, дюны. Вся местность слегка блестела в темноте.
Хан опустился на колени и зачерпнул немного пыли. Меж пальцев осыпались крошечные осколки стекла. Высоко в небе плыли сплошным фронтом бурлящие облака.
Кешик медленно разошелся, сапоги воинов хрустели по обломкам. Тихий скрежет доспехов соответствовал образу планеты.
Хан посмотрел налево. Среди руин поднимался остов огромной пирамиды, ее грани были разрушены, а каркас покрылся толстым слоем сажи. Гигантская боевая машина — титан класса «Боевой пес» — лежал на спине среди обломков, броня почернела и покрылась пузырями. Он выглядел так, словно его опрокинули и сожгли.
Все воняло сожженным металлом. Весь город смердел им. Сенсоры брони сообщили Хану, что поверхность вокруг была все еще теплой от результата того апокалипсиса, что обрушился на Просперо.
Стоявший в нескольких метрах Цинь Са повернулся к примарху.
— Куда сначала, Каган? — спросил он.
Хан поднялся и позволил стеклянной пыли осыпаться на землю.
Все погибло. Все библиотеки, хранилища, тайны. Если это в самом деле сделали Космические Волки, тогда, возможно, их мощь сравнилась с их же хвастовством.
— Здесь были пещеры, — произнес он. — Он говорил мне о них. Под городом.
Хан глубоко вдохнул отфильтрованный воздух, не обращая внимания на запах пепла, сохранившийся в нем.
— Начнем оттуда.
15
КАРТОГРАФИЯ
ГОРОД МЕРТВЫХ
ЯКША
Первое, на что обратил внимание Есугэй, когда вошел в помещение — это свет. Он был повсюду: плясал по обсидиану и отражался от антенн машины. Ползли и трещали цепи сверкающей электрической энергии, постепенно поднимаясь в огромное пустое пространство.
Хенрикос развел руками, когда вошли Есугэй и Кса’вен.
— Разве не впечатляет?
Трое легионеров стояли в тени устройства и смотрели вверх на проецируемую иллюминацию. Над ними мерцала колоссальная галактическая спираль тридцати метров в поперечнике, отмеченная золотыми точками. Скопление колыхалось и мигало под рокот энергоблоков механизма.
— Звездный гололит, — разочарованно произнес Кса’вен.
— Чертовски большой, — обиженно ответил Хенрикос. — Ты знаешь, сколько энергии он потребляет?
Есугэй подошел к краю машины. С шипастой железной конструкции свисала группа медных сфер, каждая из которых потрескивала черными разрядами.
— Что это?
— Понятия не имею, — Хенрикос подошел к нему. — Думал, ты сможешь сказать мне.
— Я не технокузнец.
— Я знаю, но это не механизм. Во всяком случае, я такой вижу впервые, — Хенрикос протянул руку к молнии, и та легко прошла сквозь керамит. — Эта субстанция находится не здесь. Не физически. Ни один из моих приборов не регистрирует ее. Но она что-то делает.
Пока Железнорукий говорил, Есугэй разобрался. Источник молний находился по ту сторону завесы. Где-то глубоко внутри машины направлялась варп-энергия.
— Невозможно, — произнес Есугэй, хотя его внутренние чувства утверждали обратное. — Нельзя приковать к машине.
Хенрикос фыркнул.
— Ну, они смогли. Мы оба видим это. Я надеялся, что ты разблокируешь ее, она, безусловно, сконструирована для работы.
К ним присоединился Кса’вен. Волны света переливались на зеленом доспехе и сверкали на черных как смоль линзах шлема.
— Я бы этого не советовал.
Есугэй медлил. Он чувствовал, как внутри машины бурлит эфир. Барьер между двумя мирами был тонок, аппарат перед воином каким-то образом рассеивал его. Провидец бури следил за бульканьем в охладительных трубках, видел пылающие на корпусе руны и размышлял о том, как Несущие Слово сотворили такое.
— Все, что у нас есть — это карта галактики, — сказал Хенрикос, прохаживаясь по помещению. — Машина способна на большее.
Кса’вен не отставал.
— Это колдовское устройство.
— Думаю, да.
— Думал, ты ненавидишь их.
Хенрикос обернулся.
— Верно. Я ненавижу все на этом корабле, но ты просил меня выяснить, что это такое, и я выполнил твою просьбу.
Есугэй посмотрел на мерцающий, медленно вращающийся гололит. Его масштаб впечатлял, но Хенрикос был прав — машину создали не для этого.
— Я могу проникнуть внутрь, — тихо сказал он.
Кса’вен и Хенрикос повернулись к нему.
— Это безопасно? — спросил Саламандр.
— Не знаю, — Есугэй надавил ладонями на машину и наклонил голову, словно пытался расслышать физические звуки.
— Я слышу… голоса. Как в варпе. То, что слышат навигаторы.
Надавил сильнее на металл.
— Нечто живое.
— Для чего она предназначена? — спросил Кса’вен. — Можешь сказать?
Есугэй почти мог услышать, о чем думало это существо. Фрагменты мыслей пронеслись по сознанию легионера, такие же мимолетные, как солнечный луч по воде.
— Полагаю, это устройство связи, — медленно произнес Белый Шрам. — Дальнего действия, создано в эфире.
Когда он убрал руку, ее покалывало.
— Действует по принципу говорящих со звездами, но более мощное и использует варп напрямую. Думаю, оно очень старое.
Хенрикос кивнул.
— Оно было создано раньше корабля.
— Устройство может помочь нам? — с сомнением в голосе спросил Кса’вен.
— Да, — ответил Есугэй. — Оно признает меня. Я могу запустить его.
Кса’вен задумчиво подошел к ближайшей стенке машины. Ее поверхность покрывали кровавые каракули. Посреди полос был виден бурый отпечаток руки.
— У меня плохое предчувствие.
— Да черт бы тебя побрал! — взорвался Хенрикос. — Ну и зачем мы захватили этот корабль? Тебе был нужен путь через варп, они дают нам его. Но если ты хочешь отказаться…
— Я понимаю, Бион, — невозмутимо перебил Кса’вен. — Я знаю, что мы делаем. Но есть другой способ?
Железнорукий покачал головой.
— Ничего другого я не нашел. Если ты не хочешь активировать машину, значит, мы должны уйти, уничтожить корабль и попытать счастье другим способом. Вот и все.
Кса’вен снова посмотрел на проекцию и очень долго не сводил с нее глаз. Есугэй мог сказать, о чем он думает.
«Несущий Слово. Вот — другой способ».
— Делай то, что должен, — наконец сказал тяжелым голосом Кса’вен.
Удовлетворенный Хенрикос отошел. Есугэй более тщательно изучил медные сферы. Медленно двигаясь, он протянул руку и коснулся поверхности. В тот же миг руку кольнул статический заряд.
Провидец бури закрыл глаза. Тут же шум на грани его внутреннего слуха стал громче. Есугэй услышал какофонию получеловеческих голосов, шепчущих в его разуме. Сказанное ими не имело смысла: словно младенцы или животные произносили незаконченные слова. Легионер видел своим разумом дымчатые сгущающиеся испарения, которые бурлили внутри конструкции.
Затем, отделавшись от замешательства, он разглядел перед собой две руны. Они пылали ярко-красным светом, а их контуры расплывались. Смотреть прямо них было непросто.
Задьин арга выбрал левую и мысленно потянулся к ней. Бормотание немного стихло, и по внутренностям машины пронесся звук, похожий на шипение.
— Аха, — отозвался Хенрикос. — Вот это уже более полезно.
Есугэй открыл глаза. На галактическую карту наложилась крайне запутанная паутина движущихся потоков. Она выглядела живой, напоминая сеть кровеносных сосудов. Миры выделялись различными светящимися тонами и обозначались рунами на неизвестном Есугэю языке. Звездное поле было пестрым и скомканным в одних районах, но ясным в других.
— Это варп-маршруты, — восхищенно произнес Хенрикос. — Каналы навигаторов. Должны ими быть — это основная сеть.
Взгляд Есугэя последовал за светящимися вихрями.
— Согласен. И миры. Вот — Терра, а этот — Колхида.
Варп-коммуникации извивались и расходились, как заиленная речная дельта. Некоторые шли прямо, а большинство заканчивались в штормовых колодцах.
— Что это растет над Ультрамаром? — спросил Кса’вен, указав на воистину огромную группу штормов, движущуюся единым фронтом по галактическому юго-востоку.
— Они отрезаны, — сказал Хенрикос.
— Если не сейчас, то в скором времени, — согласился Есугэй. — И не только они. Посмотрите на барьеры вокруг Терры и Чондакса.
Когда взгляд провидца бури остановился на системе, куда был направлен Хан, он заметил, насколько сильно рассеялась преграда. Барьеры в том районе варпа выглядели странно, они были почти геометрическими, словно вызванные по какому-то алгоритму, а не из-за волнений эфира. Каким бы не было их происхождение, система Чондакс была полностью изолирована, хотя сейчас вокруг нее открывалось многочисленные проходы.
— Значит, они могут видеть конфигурацию варп-штормов, — отметил Кса’вен. — Полезно.
— Сколько еще таких машин может быть? — спросил Хенрикос. — У «Гесиода» нет ничего подобного. Что еще она может?
Есугэй улыбнулся. Страсть Хенрикоса к механике была его самой притягательной чертой.
— Многое, — ответил он, снова направив разум в устройство. Его мысли устремились ко второй руне, и по галактическому гололиту заструилась вторая сеть схем. Когда Белый Шрам снова открыл глаза, очертания слились в узнаваемые символы.
— Клянусь кузней… — прошептал Кса’вен.
Какой-то миг Есугэй не мог понять, что он имеет в виду, а потом постепенно узнал символы.
— Эмблемы Легионов, — произнес он.
Хенрикос кивнул.
— Боевые группы. Экспедиции. Боевые флоты. Гарнизоны, — он покачал головой. — Они знают слишком много.
Но они не знали всего. Вблизи Терры не было никаких зарегистрированных передвижений, а некоторые Легионы, например Гвардия Ворона и Повелители Ночи, полностью пропали. Тем не менее, масштабы известного врагу пугали. Траектория движения Кровавых Ангелов был отмечен красным, похоже, они направлялись в систему на самом востоке галактики. Ультрадесантники были блокированы у границ своей великой звездной империи, а через варп-шторма прямо на них шли крупные соединения Несущих Слово и Пожирателей Миров.
— Знает ли Жиллиман об этом? — шепотом спросил потрясенный Кса’вен.
Хенрикос мрачно покачал головой.
— Сомневаюсь. Он так же слеп, как были все мы.
Подробности были неполными. Некоторые из символов тускло светились, словно машина работала на основе неполной или ненадежной информации. У дисплея был скорее вид древнего манускрипта, чем инфопланшета — значки были витиеватыми, символы — загадочными. Некоторые были абсолютно непонятными, другие то появлялись, то исчезали.
Тем не менее, данная информация была намного подробнее, чем любой из виденных Есугэем галактических каталогов.
— Как они это делают? — спросил Кса’вен.
— Ни у одной авгурной станции нет такого радиуса действия, — заметил Хенрикос.
— Согласен, — ответил Есугэй. — Они прослушивают варп. Эти флоты глубоко в эфире, их присутствие известно тем, кто находится здесь.
Есугэй посмотрел на сектор Чондакс. Он был пуст. Вокруг свирепствовали отдельные участки варп-штормов, последние угольки долгого пекла.
— Так не пойдет, — тихо сказал Кса’вен. Он повернулся к Есугэю. — Этого не может быть. Они не могут просто знать подобные вещи. Иначе война уже бы закончилась.
Есугэй кивнул, проследив за тянувшейся от Чондакса траекторией. Ему показалось, что он краем глаза заметил обрывочное эхо чогорийской символики, и сосредоточился на ней.
— Что-то еще нужно, — смущенно произнес он.
Хенрикос фыркнул.
— Молитвы и просьбы?
— Не смейся, — отозвался Есугэй, его взгляд следовал за окольным маршрутом. Назад к Чогорису? Точно нет.
Кса’вен осторожно приблизился к медным сферам.
— Творец погоды, — позвал Саламандр. — Разве разумно оставлять машину включенной?
Есугэй снова услышал шипение и сразу же сконцентрировался. Он стремительно обернулся и увидел, что сферы сильно сверкают темной энергией.
— Возможно, и нет, — ответил он, снова направив разум в сердце машины. — Скоро увидим.
Его разум вернулся внутрь устройства, туда, где светились символические руны в тумане полуреальности. Он приступил к остановке процесса, и первая эмблема погрузилась во тьму.
Шипение усилилось. Есугэй видел то, что походило на пару глаз, появившихся из миазмов. Прежде ему уже встречались подобные глаза, но только в видениях. Сердцебиение участилось.
Провидец бури потянулся ко второй руне, закрывая ее разумом так, словно тушил пламя свечи рукой.
Она не исчезла, продолжая интенсивно пылать, затем медленно повернулась и уставилась на него.
— Отключай, — услышал он издалека голос Кса’вена.
Есугэй еще больше сосредоточился. Руна упрямо оставалась на своем месте. Кольца дыма вокруг нее продолжали уплотняться, образуя очертания в наполовину присутствующем мраке. Из бормотания выделился голос — единственный, звериный и безумный голос кого-то разъяренного и рвущегося сквозь пласты пассивности к своей добыче.
— Отключай! — закричал Кса’вен.
Есугэй не видел, что происходило в помещении. Его разум еще глубже погрузился в варп-интерфейс машины. Из тьмы появилось лицо — вытянутое, с широким лбом и обтянутое кожей цвета крови — квинтэссенция человеческих кошмаров.
Оно встретилось с взглядом Белого Шрама, и в ее глазах отразилась вся боль, вся мука, весь ужас миллиона миров. Есугэй попытался вырваться и не смог. Существо видело его.
Его злобные глаза прищурились. Сверкающая плоть затвердела.
А затем пасть растянулась хищным кошачьим оскалом.
Смерть никогда не вызывала ужаса у сына Чогориса. До прибытия повелителя человечества она была повсюду — в кровавых междоусобицах, почетных убийствах, на охоте, из-за нужды, болезней. Люди степей относились к ней спокойно, не жалуясь и не воспевая. Они не воздвигали мавзолеи убитым, но оставляли тела на волю ветрам и птицам-падальщикам.
В этом, как и во всем остальном, Хан стал един со своей приемной родиной. Он столкнулся с сотней смертей, прежде чем прошла его неестественно короткая юность. Зрелость принесла еще больше кровопролития, совершенного в основном руками самого примарха, и он встретил его с той же невозмутимостью. Джагатай никогда не горевал — смерть была порядком вещей, неизменным принципом вселенной. Ее следовало приветствовать, потому что она уменьшала болезни, забирала сильную душу, прежде чем та могла стать слабой, смерть готовила почву для новой поросли.
Шептали, что даже примархи умирали. Даже боги.
И, тем не менее, смотреть на то, во что превратился радужный город Магнуса из стекла и кристалла, было тяжело. Хан шел по хрустящей под его ногами серебристо-серой пыли, глядя на хмурые облака, несущиеся над почерневшими остовами старых зданий. Над далеким северным горизонтом беспрестанно сверкали молнии, напоминая трещины в другой, чужой реальности. Периодически раздавался низкий рокот грома: мир бился в конвульсиях предсмертной агонии.
Вокруг Хана развернулся веером его кешик. Воины двигались так же настороженно, как и примарх, белые доспехи придавали им вид призраков во тьме. К ним уже цеплялась пыль, покрывая и пачкая бело-золотые доспехи.
Окутанные энергией клинки терминаторов сверкали бледно-голубым цветом. Воины водили перед собой стволами комбиболтеров, которые тихо выли, когда прицельные сетки проводили полузахват полуцелей. Тизка, которую Магнус некогда гордо называл Городом Света, превратилась в призрак.
Хан следовал во главе группы, непринужденно сжимая в правой руке клинок дао. Его длинный и испачканный пылью плащ на меху не колыхался. Дисплей шлема окрашивал путь впереди в фальшивые цвета, хотя даже они не могли уменьшить гнетущее чувство абсолютной темноты. Облачный покров был настолько плотным, что вполне возможно Белые Шрамы пробирались по недрам какого-то колоссального шпиля улья.
— Впереди что-то есть, — доложил по воксу один из терминаторов кешика.
Цинь Са поднял руку, и воины остановились.
— Подробности.
Терминатор ответил через несколько секунд: — Нет, ничего. Ложный сигнал.
Такое происходило много раз. Сенсоры были бесполезны, обезумев из-за сильной радиации и атмосферных помех.
Хан продолжал идти. Он едва узнал некоторые здания. Они возвышались вокруг ползающих у их оснований бронированных фигур. От сооружений остались только остовы с черными стенами и тлеющими внутри обломками. Примарх заметил среди руин старые обозначения: имперскую символику, просперийские эмблемы «ока», стилизованные свидетельства пиетета перед древними и тайными знаниями.
— Еще тела, — доложил Цинь Са, когда они двигались по длинному бульвару, ведущему к центру города.
Хан уже увидел их. Большинство были скелетами обычных людей, их кожу и мышцы испарило какое-то ужасное оружие. В пыли уцелело несколько элементов доспехов: полусферические шлемы, наплечники, сапоги.
Некоторые трупы были намного крупнее. Керамит сохранился лучше, чем панцирная броня, и многие детали алых доспехов полностью сохранились. У большинства были змеиные эмблемы XV Легиона в золотых или сапфировых цветах, они медленно разъедались под слоем токсичной пыли.
— И это, — отозвался Цинь Са, подойдя к оружию с длинным древком, частично засыпанному кучей пепла. Воин вытащил клинок и стряхнул с него мусор. — Я уже видел такое.
Хан тоже. Оружие было золотым, покрытым многочисленными гравировками звезд и лун, и слишком тяжелым, чтобы смертный мог поднять его, не говоря о том, чтобы сражаться. Длинное, черное лезвие на древке когда-то шипело расщепляющей энергией, а прикрепленный ниже болтер трещал отдачей.
— Кустодии, — произнес Хан то, что уже остальные знали.
— Но на чьей стороне они были? — спросил с надеждой Цинь Са.
— Ты это знаешь, Са, — ответил Хан и направился дальше.
Он не хотел верить в это, всем сердцем не хотел. Чувства Джагатая к Руссу всегда были смешанными — от уважения к воину до раздражения хвастовством и самозваной исключительностью. Однако совсем иное было видеть дело его рук, подтверждение заявлений говорящих со звездами. Хан нашел правду, она была перед ним и была в самом деле горькой.
Его сапоги задели светло-серый наплечник, и тот с лязгом откатился в сторону. Как и все кругом, его поверхность была изъедена ветром. Примарх разглядел на изгибе все еще видимые руны: угловатые и фенрисийские.
— Ничего, — пробормотал Цинь Са, который шел следом. — Ничего живого.
По тону командира кешика было очевидно, что он не видит смысла оставаться. Вне всякого сомнения, Цинь Са уже обдумывал сделанные из увиденного выводы, куда им следовало направиться и с кем сражаться.
Хан замедлился, старательно прислушиваясь. Он морганием отключил акустические фильтры доспеха и позволил улучшенному слуху делать свою работу.
На какой-то миг, сквозь глухой гул энергосистем терминаторских доспехов и легкое шипение расщепляющих полей, ему послышалось нечто неуместное.
Звук был похож… на гул.
— Я знаю, где мы, — сказал примарх, глядя за пределы зубчатых очертаний разрушенных зданий. Слева поднимались зазубренные руины пирамиды, которая даже в разрушенном состоянии достигала сотен метров в высоту. В ее основании сохранилось несколько оконных стекол. Через пролом в окружающих стенах примарх увидел еще одну магистраль, которая тянулась почти параллельно той, по которой они шли.
— Восемьдесят одна радиальная улица. Забавно.
— И куда они ведут? — спросил Цинь Са, энергетические поля двух клинков освещали нижнюю часть его шлема.
— К храмам культов, — сказал Хан, двигаясь дальше. — Великим пирамидам. Оккулюму. Ко всему.
Они прошли мимо таких же скрюченных, высохших и разлагающихся трупов. Над Белыми Шрамами гремел гром, а вспышки молний обесцвечивали доспехи, придавая воинам вид серых призраков в магическом кристалле. Перед ними расширялась улица, на которой среди руин баррикады стояли шасси трех «Носорогов».
— Оборонительная позиция, — отметил Цинь Са, отпихнув кольца колючей проволоки. — Мало помогла им.
Через несколько сот метров, в месте пересечения с другими дорогами, улица разошлась еще больше. Подобно реке, достигшей своей дельты, радиальные магистрали сходились в одну точку — широкую площадь. По мере приближения к ней, легионерам открылся ее истинный размер.
Под освещаемым яркими вспышками небом раскинулось огромное пространство, напоминавшее огненно-черное подобие равнин родины. Наверное, когда-то площадь была вымощена и хорошо освещена, окружена прекрасными зданиями и заполнена людьми. Теперь остались только руины: остовы бронетехники, искореженные останки машин. Среди мраморных плит разверзлись черные как пустота трещины, некоторые из них были достаточно широки, чтобы поглотить человека. В самом центре площади возвышалась одинокая колонна, сломанная на высоте около пятидесяти метров. Каменный цоколь у ее основания сохранил легко узнаваемые фигуры: одноглазая фигура в доспехе поднимала вверх женщину.
Хан зашагал по площади в сторону колонны. За ним безмолвно развернулся кешик во главе с Цинь Са.
Примарх чувствовал, что земля под ногами становилась все более неустойчивой, напоминая тонкую кожу над пустотой. Трещины были повсюду, расползаясь от краев разломов, словно ищущие пальцы. Эпицентром этого ада была сама площадь. Вероятно, разрушалась кора самой планеты.
Затем он снова услышал гул, похожий на жужжание крыльев многочисленных насекомых.
— Вы слышите? — спросил он, остановившись под длинной блеклой тенью колонны.
К этому времени кешик сильно рассредоточился, неуклонно пробираясь через руины.
— Ни жизненных показателей, — осторожно передал Цинь Са, — ни отметок сближения.
Голос выдавал его неуверенность. Ее чувствовали все, что бы показания доспеха не говорили.
Хан повернулся к покрытой выбоинами колонне. Она поднималась в вечную ночь Просперо, а выше бесновалось пестрое небо.
Затем снова раздался звук. В этот раз отчетливый, похожий на жужжание роя насекомых.
Хан стремительно развернулся с клинком в руке и почувствовал, как под ним шевельнулись каменные плиты. Доспех по-прежнему ничего не фиксировал — ни целей, ни тел.
К тому времени кешик тоже пришел в движении. Воины кружили с клинками и болтерами наизготовку, разыскивая невидимого врага. Один из легионеров открыл огонь, и звук стрельбы неприятно резанул слух.
— Глаза! — передал Цинь Са, неожиданно бросившись через площадь, казалось бы, в никуда. — Отключить авточувства, использовать глаза!
Хан, моргнув, отключил прицельную сетку и компенсаторы окружающей среды, и площадь погрузилась в мрачный туман неусиленного зрения.
И только тогда он увидел их: мерцающих в спектральном бело-синем свете крупных, членистоногих и крылатых. Десятки существ напоминали встревоженных духов, что поднимались из могил. Даже хлопья пепла оставались не потревоженными их появлением. Отчетливые очертания светились колдовским светом, несмотря на то, что их сердца были такими же прозрачными, что и стекло.
Эти погибшие твари, даже будучи скрученными и сгорбленными, размерами вдвое превосходили терминаторов. У них были округлые тараканьи тела, рваные тонкие крылья и сегментированные конечности, которые тащились по земле. Причудливо разбухшие мозги, пульсирующие жутким светом между плотными черепными складками, выступали из отвисших жвал. Вырвавшись из расколотой земли, они рывками перемещались по воздуху, раскачиваясь так, словно были слепыми и изголодавшимися.
Хан холодно взглянул на них.
— Психонойен, — сказал он, поднимая клинок. — Выходит, кое-что все-таки выжило.
По доспеху Есугэя заискрила эфирная энергия.
— Изыди, — приказал он, подняв кулак.
Глубоко внутри варп-контакта «Воркаудара» поднялся кошмарный лик, продолжая скалиться. Есугэй увидел ряды игольчатых зубов, глаза без зрачков цвета жидкого железа, вытянутый коготь.
Тварь рычала и извивалась, раскачиваясь вперед и назад. Испарения вокруг нее редели. Руна сохранялась активированной, управляя машиной и истончая барьер между мирами. Казалось, контролируемая ею энергия растет, словно при форсировке двигателя.
Есугэй сконцентрировал разум на руне. Она вращалась перед его мысленным взором, пульсируя подобно ране в материи вселенной.
— Закройся, — приказал он, затем еще раз, перейдя на хорчин. — Йейк’эн.
Со звуком, похожим на скрежет проводимого по стали ржавого железа, руна потухла.
Есугэй с облегчением открыл глаза. Он повернулся и взглянул на галактическую карту.
Она изменилась. Звезды стянулись в одно единственное скопление, похожее на рой светлячков. Золотистое свечение пылало все ярче. Двигатели устройства несколько раз издали отчетливый лязг, но мерцание продолжало усиливаться.
Кса’вен вытащил молот, Хенрикос — болтер.
— Ты можешь остановить это? — спросил Саламандр, не сходя с места и глядя на кружащийся вверху туман.
Есугэй обхватил посох обеими руками. Череп адуу на его верхушке пульсировал небольшими разрядами молнии. Все помещение вдруг стало тесным и влажным, словно в маленьком пространстве сжали слишком большой объем воздуха.
— Машина отключена, — заявил провидец бури.
Хенрикос отошел назад.
— Но кое-что по-прежнему работает.
Звезды приблизились, стремительно сливаясь. По своду прокатился похожий на раскат грома звук, встряхнув защитную оболочку механизма и отразившись вверх по шахте.
— Назад! — предостерег Есугэй, внезапно осознав, что происходит.
Свет, мигнув, потух. Эхом отозвался звук, напоминающий прерванный крик. То, что осталось от проецируемого звездного поля слилось в чернильный сгусток и ворвалось в реальность. Оно с грохотом рухнуло на пол и раскололось, словно яичная скорлупа.
Появилось скелетообразное существо с вытянутыми конечностями, кроваво-красной кожей и длинными изогнутыми рогами. У него были те же самые глаза цвета жидкого железа и игольчатые зубы. Оно было крупнее легионеров и двигалось рывками с неестественной скоростью. Тварь пригнулась, словно некое огромное и абсурдное насекомое, а затем прыгнула на Кса’вена.
Хенрикос выстрелил первым, но болты с воем срикошетили от шкуры существа. Кса’вен бросился навстречу, раскручивая молот.
— Нет! — взревел Есугэй, слишком поздно, чтобы остановить Саламандра.
Легионер впечатал боек молота в тело твари. Удар был идеальным — он должен был вонзиться в ребра, расколоть их и отшвырнуть существо со сломанной спиной. Вместо этого Кса’вен отлетел от удара с резким треском смещенной энергии и выронил оружие. Его могучее бронированное тело врезалось в каменную стену, оставив выбоину и сбив пыль.
Монстр бросился за ним. Его движения были размытыми и рваными, словно записанные на разбитых пикт-линзах. Существо приземлилось, пригвоздив когтями легионера. Пуская слюни, оно вцепилось в глотку Саламандра, словно пес, разрывающий свою жертву.
Есугэй навел посох.
— Та квариджа! — выкрикнул он.
Стремительная, как заряженный неон, серебристая молния вылетела из посоха и врезалась в существо, окутав его сверкающей вспышкой эфирного света и отбросив от распростертого тела Кса’вена.
Тварь завизжала и снова рухнула на палубу клубком шипов и копыт. Затем она развернулась и завопила на библиария. Есугэй посмотрел врагу в глаза, и от его злобы у Белого Шрама застыла кровь в жилах.
Библиарий вызвал новую молнию и снова атаковал чудовище, отбросив его еще дальше. Энергия варпа была единственным оружием, способным навредить ему. Хенрикос, все это время продолжавший стрелять, опустошил магазин болтера, но его снаряды не дали никакого эффекта.
Кса’вен лежал на спине и ловил ртом воздух. Есугэй последовал за тварью, в его теле словно горячий и болезненный поток пульсировал эфир.
— Сгинь! — заревел Белый Шрам на готике. — Прочь!
Еще больше разрядов впились в тлеющую плоть существа. Оно ярилось, скользя по палубе и завывая от боли. Молния полыхнула и отразилась от его рогатой и шипастой спины. Есугэй добавил мощи, бросив все силы в атаку.
Тварь напряглась для следующего прыжка, сражаясь с потоком нематериального пламени. Ее длинные конечности втянулись, шипастые плечи поднялись, а похожий на кнут хвост свернулся.
Затем монстра разорвало на куски.
Раздался оглушительный грохот, за которым последовал чудовищный порыв раскаленного воздуха. Разлетелись фрагменты костей и сухожилий, отскакивая от стен, а доспех Есугэя накрыли брызги густой желчи. Долгий миг помещение сотрясали отголоски пронзительных и злобных воплей твари, после чего пол засыпали последние ошметки потусторонней плоти.
Хенрикос стоял неподвижно с пустым оружием, уставившись в эпицентр взрыва. В этот раз ему было нечего сказать.
Есугэй настороженно огляделся, с тревогой ожидая появления из разреженного воздуха новых кошмаров, но помещение оставалось пустым. В нем только раздавался шум огромной машины и стояла вонь гари.
— И что это было? — наконец произнес Хенрикос.
Есугэй не знал. Он слышал легенды о существах, которые обитали в глубинах варпа — наделенных разумом грезах древних сил, но никогда не предполагал, что встретит их. Они не должны были жить и дышать в материальном мире, как и он не мог выжить в бурлящей среде эфира.
«Ты когда-нибудь путешествовал с навигатором? Видел то же, что и они?»
— Нам ни в коем случае нельзя было использовать машину, — ответил Есугэй, тяжело дыша. — Мы знали, что Несущие Слово пали. Но не предполагали, насколько глубоко.
«Кричащие. Цепляющиеся за корабль».
Хенрикос язвительно заворчал, но его прервал сухой кашель Кса’вена. Он так и не поднялся на ноги.
Обеспокоенный Есугэй поспешил к Саламандру и присел подле него.
— Насколько плохо, брат?
Нагрудник Саламандра блестел от крови. Она хлестала из глубокой раны на шее через отверстие между шлемом и горжетом. Керамит был разорван, прекрасная золоченая отделка испорчена следами зубов.
Кса’вен тяжело дышал. Кровь не свертывалась, забрызгивая доспех и обильно стекая на пол.
Есугэй нажал на замок разбитого шлема и открыл его. Хенрикос пришел на помощь, аккуратно сняв шлем. Из перчаток Железнорукого выдвинулись мехадендриты — крошечные пилы и иглы.
Как только Есугэй увидел лицо Кса’вена, он поднял, что они не понадобятся.
Черные черты Саламандра уже стали серыми. Губы побелели, взгляд остекленел. Есугэй надавил рукой на рваную рану на шее, но кровь продолжала течь между его пальцев.
— Держись, брат, — призывал Белый Шрам.
Кса’вен с искаженным от боли лицом схватил Есугэя за руку.
— Воспользуйся тем, что ты увидел, — прохрипел Саламандр, между зубов потекла кровь.
— Нам не следовало это делать.
Кса’вен держался, крепко сжимая его руку.
— Теперь ты понимаешь, кем они стали. Воспользуйся знанием.
Его голова откинулась, а взгляд расфокусировался.
Есугэю стало не по себе.
— Брат, мне жаль.
— Просто воспользуйся тем, что узнал, — Кса’вен старался изо всех сил, чтобы выдавить эти слова. — Грозовой колдун.
Он мучительно ухмыльнулся.
— Найди своего Хана.
Саламандр закашлял, сплюнув сгусток крови. Спина легионера выгнулась, он еще крепче сжал руку Есугэя, и наконец, обмяк. Под ним растеклось пятно темной, как масло, крови.
Есугэй минуту не двигался, потрясенный стремительностью произошедшего. Он высвободил руку из окровавленной хватки Саламандра. Тело Белого Шрама все еще пребывало в боевой готовности, насыщенное сверхдозой адреналина, но легионер несколько секунд не знал, что ему делать. Постепенно агрессивность сменилась отвращением.
— Кошмары, — произнес он. — Они выпустили кошмары.
Он поднялся, о пол глухо лязгнула упавшая рука Кса’вена.
— Ты никогда не встречал их, там, на Исстване?
Хенрикос покачал головой.
— Я слышал… рассказы.
— Никаких рассказов. Этот корабль должен быть уничтожен. Мы должны уходить.
Хенрикос продолжал сидеть подле Кса’вена, держа в руке окровавленный шлем.
— И что теперь? — спросил Железнорукий.
— Обратно в варп. Я видел, куда они направляются.
— Чогорис?
— Нет. Просперо.
Хенрикос посмотрел на дымящийся силуэт машины.
— Если мы знаем, тогда и они тоже. Как они это делают? Как определяют местонахождение Легионов во время их движения?
— Я не знаю, — ответил Есугэй, чувствуя горечь от платы за те немногие знания, что приобрели. — Не знаю.
— Почему ты называешь их ложами? — спросил Шибан.
— Такая традиция, — ответил Торгун, надевая капюшон.
— Я должен носить его?
— Прежде всего.
Шибан помедлил. Он чувствовал себя неловко и глупо. Более того, встреча была тайной по причинам, которые он все еще не понимал.
— Я знаю, — сказал Торгун. — Это утомительно. Но такой порядок — там мы все равны, по крайней мере, после того, как дается клятва. Покажи свое лицо до этого момента и тебя будут воспринимать по твоему званию.
Шибан посмотрел на Торгуна. Со скрытым тенью лицом он походил на вора. Даже его шрам — метка Легиона и единственное, что отличало их от остальных — не был виден.
— Это будет небольшое собрание?
Торгун кивнул.
— Ничего грандиозного. Они будут рады увидеть нового товарища.
— Сколько всего лож существует?
— Во всем Легионе? Я не знаю. Думаю, много. Ложа соответствует духу воина. Мне говорили, что каждый четвертый Сын Гора член ложи. Понятия не имею, так ли это на самом деле.
— Откуда тебе знать?
— Верно. Готов?
Шибан накинул капюшон на голову, чувствуя себя слегка нелепо. Торгун подошел к двери и нажал на руну входа. За открывшейся дверью показалось темное помещение. В колышущемся мраке находилось пятеро или шестеро воинов.
Шибан вошел внутрь вслед за Торгуном, и другие участники собрания расступились перед ними. Двери с шипением закрылись.
— Добро пожаловать, брат, — сказал первый из собравшихся членов ложи. — Ты привел «свежую кровь».
Торгун поклонился.
— Того, кто оказался достойным.
Шибан занял место в кругу. Лица остальных были скрыты частично: при желании он, наверное, смог бы опознать некоторых. У воздуха был необычно сладкий запах, словно где-то неподалеку курился ладан. Все собравшиеся Белые Шрамы под сутанами носили доспехи — что было стандартной процедурой при ведении блокады — из-за чего выглядели массивными и непропорциональными.
— Добро пожаловать, незнакомец, — произнес говоривший. — Ты хочешь присоединиться.
— Наблюдать, — отозвался Шибан.
— Это приемлемо. Здесь нечего скрывать.
«Ты носишь капюшон!»
— Приближается время для принятия решения, — продолжил воин, обращаясь к остальным. — Были получены ответы и разъяснения на некоторые вопросы. Теперь мы можем говорить более открыто, чем раньше — все вы видели снимки планеты под нами. Кто теперь может усомниться в словах говорящих со звездами магистра войны? Наступил раскол, братья, о котором нас всегда предупреждал Каган. Теперь мы должны выбрать сторону. Наша задача — гарантировать чистоту цели Пятого Легиона.
Шибан внимательно слушал. Так вот чем был ложа — не нейтральным братством, но фракцией Гора. Он был немного удивлен такой открытости, но возможно это было наивно.
Он почувствовал, как возле него напрягается Торгун, словно озабоченный реакцией Шибана на сказанные ему слова. Желание терранского хана вовлечь его в ложу было неподдельным и почти трогательным.
«Они верят в это».
— Связь поддерживается, — продолжил говоривший. — Верные братства уже ответили, а время для действий все меньше. По всему флоту идут приготовления. Нам нужно быть готовыми.
Видимый в тени капюшона рот воина расплылся в добродушной улыбке.
— Они идут, братья. Они направляются сюда, на Просперо.
16
ПЕЩЕРЫ
ВОЗРОЖДЕНИЕ
ВСЕ ЕЩЕ ЗДЕСЬ
Психонойен.
Джагатай слышал о них от Магнуса, но Алый Король говорил о существах из плоти и крови. Являясь продуктом странной, пропитанной варпом истории Просперо, они были недугом в остальном благодатного мира, поглощая разумы людей. Тысяча Сынов охотились на них, изгоняя в пустоши, подальше от сверкающих шпилей.
Теперь, как и все остальное, они превратились в призраков — остатки живых ужасов, которыми некогда были. Только в отличие от остальной уничтоженной фауны, они сохранили частицу прежних желаний. Их абсурдные насекомообразные тела все также парили, отвратительно расширенные черепа пульсировали ненасытной энергией имматериума. Мандибулы, как и прежде, щелкали. Огромные крылья все также трепетали, а подергивающиеся жала изгибались под раздутыми брюшными мешками. Только сейчас психонойен были полупрозрачными и мерцающими, точно психические отголоски некогда губительных нейрохищников.
Они появились по всей площади, зловеще выплывая из камней и шаря вокруг фасеточными глазами.
Кешик открыл огонь из комбиболтеров. Но все, что сумели сделать их снаряды, так это привлечь внимание существ. Они начали фокусироваться на источнике шума.
Хан атаковал ближайших тварей. Он изогнулся в прыжке, чтобы обрушить дао на голову чудовища и рассечь его до груди.
Меч не встретил сопротивления. Хан по инерции погрузился в призрачное тело психонойен и содрогнулся от чувства абсолютного холода. Сердца учащенно забились, в ушах стоял сильный гул. У примарха возникло ощущение, будто из груди что-то вытягивают.
Джагатай прошел сквозь призрака, споткнулся и упал на одно колено, тяжело дыша. Перед глазами плыли пятна.
Хан развернулся, едва сумев поднять меч в защитную позицию. Существо снова приблизилось, прерывисто раскачиваясь. Оно наклонилось было к примарху, но промахнулось и легко вошло в землю слева от него.
«Оно не видит».
Тяжело дыша, Хан отступил, по-прежнему чувствуя, как из него вытягивают душу.
— Не позволяйте им коснуться вас, — передал он по воксу. — Они слепы, держите дистанцию.
Еще больше психонойен поднялось из земли, паря над пеплом и руинами. Один из них видимо почувствовал поблизости присутствие терминатора и устремился прямо на него. Воин по имени Маджи, ветеран, оставивший кровавый след на сотне миров, выпустил идеально нацеленную очередь из комбиболтера. Снаряды только искромсали руины за спиной существа.
Психонойен атаковал, вцепившись в Маджи задними конечностями и наклонив раздутый живот, чтобы ужалить. Маджи ударил, погрузив клинок глубоко в тело твари, но без видимого эффекта. Психонойен вцепился длинным хоботком в шлем воина, и светящийся кончик погрузился в керамит.
Маджи закричал. За столетие войны он никогда не кричал. Из аугмиттеров шлема в ночь вырвался ужасающий рев чистой агонии. Комковатая материя втянула полупрозрачный хоботок, который раздулся и отвратительно изгибался. Схваченный призрачными конечностями психонойен Маджи застыл, выронив клинок и сильно дергаясь. Когда воина оторвали от земли, из замка горжета толчками ударила кровь.
В этот момент один из воинов кешика бросился к Маджи, схватил его и потянул назад. Трое других занялись самой тварью, всаживая без видимого эффекта в ее нематериальное тело болты.
Хан почти добрался до своих легионеров, когда услышал над головой приближающийся гул. Он резко остановился и увидел, как к нему устремился огромный силуэт психонойен. Примарх почувствовал тот же озноб, что и раньше — словно ледяная рука сжала его легкие.
Он инстинктивно нанес удар, вонзив клинок в раздутую голову монстра. На ужасный миг у Хана возникло ощущение, что с него сорвали доспех, а содранная с костей плоть рассыпалась прахом. Затем металл столкнулся с чем-то вязким и пронзил его.
Психонойен отпрянул, щелкая от боли мандибулами, но не издавая ни звука. Существо затряслось, то расплываясь, то обретая отчетливость. Убедившись в его уязвимости, Хан продолжил атаку, вырвав клинок и нанеся удар в грудь твари.
В этот раз лезвие меча достигло цели. Раненый психонойен взорвался, превратившись в пылающее облако. Фрагменты сверкающей материи с пронзительным звуком разлетелись в вихре высвобожденной энергии. Вокруг примарха засвистела поднятая ударной волной пыль. По внутреннем двору прокатился звук бьющегося стекла, от которого раскололись плитки на расстоянии многих метров.
Под действием взрыва земля под ногами Хана еще больше подалась, колыхаясь словно вода, а затем раскололась на куски. Пробежались острые трещины, и под примархом образовался новый разлом, утащив его вниз с лавиной падающих камней и щебня.
Он попытался ухватиться за край образовавшейся ямы и выбраться. Ему почти удалось — пальцы зацепились за узкий каменный выступ, и на секунду примарх подумал, что сможет удержаться.
Затем плитка треснула, и Хан сорвался.
По линзам шлема застучал град камней. Сквозь грохот примарх услышал крики своих воинов и сводящий с ума гул психонойен.
Затем все исчезло, растворившись в рокоте раскалывающихся камней. Хан стремительно падал, перед глазами расплывался ад обваливавшейся земли. На ужасный миг у него мелькнула мысль, что он может не остановиться, что под сожженной поверхностью открылся варп-портал, и его засосало в его утробу. Но затем он врезался во что-то твердое.
С глухим стуком продолжали падать обломки пород, засыпая его, пока он скользил дальше вниз, цепляясь за склон того, куда он приземлился. Системы шлема старались компенсировать царящую вокруг кромешную тьму, передавая размытые и вращающиеся образы подземелья.
Медленно и с большим трудом Хан остановился. Камнепад продолжался еще несколько секунд, затем все стихло.
Примарха засыпало по грудь. Каменная стена за его спиной была вполне крепкой, в отличие от остальной рыхлой массы. Он как смог напряг силы.
Джагатай проделал долгий путь с поверхности. Забитый помехами дисплей шлема не показывал никаких данных, начала расщелины не было видно. Сын Императора почувствовал, что крепко застрял.
— Цинь Са, — вызвал он по воксу телохранителя.
Ответа не было.
Примарх осторожно пошевелил рукой. Ему чудом удалось не выронить меч, и из рыхлого щебня появился дао.
Линзы шлема стабилизировались. Серией размытых серых очертаний появилась окружающая местность, и он осторожно повернул голову, осматриваясь.
От Хана тянулись извивающиеся во тьме туннели. Некоторые были засыпаны камнями, другие частично свободные. Он увидел вверху слабые лучи света, без сомнения, проникшие через другие разломы, которые вели на поверхность.
Землю вокруг примарха усеивали трещины и пустоты. Одна из них, на уровне головы, тянулась вправо, но при этом была узкой. Вдалеке он слышал отголоски других камнепадов.
— Са, — снова вызвал он по воксу, осторожно выбираясь из обломков. Камни тяжело сместились, заполняя трещины вокруг примарха, и он отбросил их.
Снова ничего. По вокс-связи шипели помехи.
Пространство вокруг было жарким и тесным. Он едва мог пошевелить руками, чтобы не задеть стены туннеля, и для продвижения вперед пришлось наклониться.
Хан посмотрел вверх. Проем, через который он упал, через несколько метров исчезал из виду в поворотах и изгибах подземелья. Он задумался над своими шансами выбраться наружу и протянул руку.
Камень раскрошился от его прикосновения. Из проема посыпалось больше обломков, отскакивая от доспеха.
«Нет шансов».
Он снова проверил вокс — сигнала не было. Проверил дистанционные метки, целеуказатели, датчики угрозы и ничего не обнаружил.
Хан отшвырнул последний булыжник у своих ног. Примарх некоторое время шел вдоль расщелины, которая тянулась справа от него. По крайней мере, она указывала направление. И в этом странном подземном мире глубоких ям и трещин могла привести к чему-то большему.
Джагатай шел, разыскивая пещеры. И нашел их.
Цинь Са попытался побежать, но волна расколовшегося рокрита едва не сбила его с ног.
— Каган! — закричал он по воксу кешика, борясь с трескавшейся и ходившей ходуном под ногами землей.
По всей площади открылись разломы. Хлещущий гейзер метана поднялся на несколько метров, вспыхнув синим пламенем. Постамент колонны раскололся.
Воины кешика одновременно пришли в движение, пробираясь к трещине и не обращая внимания на вспучившиеся вокруг них камни. Психонойен продолжали повсюду атаковать, казалось, они обезумели от взрыва, который уничтожил их собрата.
Маджи был мертв. У него не было видимых ран, но психонойен вцепились в него, окружив распростертое тело и погрузив в него хоботки. Двое воинов, пришедших к нему на помощь, были вынуждены отступить, больше не тратя боеприпасы на существ, которых нельзя было ранить.
В тот момент, когда Цинь Са приблизился к поглотившей Хана расщелине, появилось новые психонойен, направляясь к нему с безошибочным намерением.
Сервомеханизмы доспеха активировались, и Цинь Са прыгнул на ближайшего врага. Следуя примеру Хана, он рубанул между грудью и основанием крыла. Идеально нацеленный меч, как и прежде, прошел сквозь существо. Когда рука Белого Шрама погрузилась в призрачную плоть, его парализовало.
Психонойен схватил его, погрузив щупальца во все еще движущееся тело. Застывший от сверхъестественного холода Цинь Са упал, чувствуя, как бешено колотятся сердца. Его разум оцепенел, словно саму душу Белого Шрама вырвали из тела.
Психонойен снизился, стрекоча и пуская слюни. Цинь Са отступал и безрезультатно рубил клинком. Хан каким-то образом сумел поразить их, но что бы он ни сделал, повторить это было непросто.
Снова задрожала земля, по разрушенной колонне хлестнул разряд молнии. Вслед за раздавшимся из недр земли громким рокотом расползлись новые трещины. Закричал еще один воин кешика, как и Маджи схваченный призраками.
«Мы не можем сражаться с ними».
— Отступаем! — проревел Цинь Са, отшатнувшись от существа перед собой. Оно последовало за ним, также неуверенно, как и прежде, ведомое несовершенным психическим чувством.
Остальные воины не сразу отреагировали на приказ. Несмотря на высочайшую дисциплину, оставить место падения Кагана для них было анафемой. Они продвигались по пересеченной местности, по мере возможностей уклоняясь от атак психонойен и пытаясь добраться до обвалившейся трещины, которая поглотила их примарха.
Попытка была обречена. Одно из существ атаковало, вцепившись в шедшего первым воина и вызвав уже знакомый крик ментальной агонии. Другой психонойен набросился на парализованное тело жертвы, пронзив призрачными щупальцами тяжелый доспех, словно пальцами воду.
— Отступаем! — приказал во второй раз Цинь Са, безостановочно отходя по площади. В этот раз выжившие воины кешика подчинились, преследуемые надоедливыми роями мерцающих хищников.
Белые Шрамы сплотились и, повернувшись лицом к приближающимся призракам, отступили к зияющим провалам разрушенной террасы у ближайшего края площади. Психонойен последовали за ними, все так же слепо раскачиваясь и не издавая никаких звуков, помимо бесконечного гула.
Цинь Са окинул взглядом местность. Укрытий было достаточно, но они будут бесполезны, если не задержат тварей. Их зрение явно было дефектным или даже отсутствовало. Если бы легионерам удалось каким-то образом отделаться от тварей, то появилась бы возможность обойти их и вернуться к расселине. Дистанционный датчик Цинь Са потерял сигнал Кагана, а вокс-канал молчал.
Девять выживших терминаторов миновали периметр руин. Десятый воин — Джума с отметками побед на наплечнике был перехвачен за миг до этого. Боевые братья тут же попытались помочь ему.
— Нет! — закричал Цинь Са, хотя ему и было тяжело отдать такой приказ. — Держитесь вместе. Не останавливайтесь.
Воины подчинились и продолжили отступление в тень стен с выбитыми окнами. За их спинами от камней отражались мучительные крики Джумы. Легионеры протолкнулись внутрь, сбивая плечами сломанные каркасы старых дверей и пробиваясь через разрушенные участки стен.
Цинь Са лихорадочно размышлял. Ничто не могло ни навредить психонойен, ни отпугнуть. На один ужасный миг он предположил, что рассказы о Космических Волках ошибочны. Возможно, именно эти твари опустошили планету, смяв все, что защитники противопоставили им.
Белые Шрамы ворвались в то, что некогда было огромным сводчатым помещением. Балки крыши все еще тянулись ввысь, разорванные надвое как сломанные кости. С наклонившегося флагштока свисало изорванное и затвердевшее от пепла огромное знамя с эмблемой ока Магнуса. На противоположной, почти целой стене кое-где сохранилась мраморная отделка. Пол усыпали огромные куски каменной кладки и стали, образуя естественные баррикады. Повсюду были разбросаны покрытые пылью тела, как смертных, так и космодесантников.
Цинь Са остановился. Оставшиеся воины кешика рассредоточились среди баррикад. Он услышал щелчки перезаряжаемых комбиболтеров.
Психонойен последовали за ними. Они устремились прямо сквозь стены и колонны, сверкая словно варп-следы кораблей. На затененные руины пал нечестивый свет призраков.
Цинь Са держал мечи поднятыми. По какой-то причине оказалось, что у меча больше шансов навредить им, чем у дистанционного оружия. Каган смог это сделать. Возможно, дело в технике.
Уже дюжины психонойен плавно приближались к ним, напоминая своей иллюзорностью медузы.
— За Кагана, — пробормотал Цинь Са, приготовив душу к испытанию.
И тут он неожиданно ощутил рост колоссальной мощи. Секунду спустя все помещение наполнилось светом. Из-под психонойен полыхнуло пламя, словно вырвавшись из самой земли.
Твари завыли и заметались, охваченные вихрем сверкающего пурпурного огня. Один за другим они взрывались с громким звуком, раскалывающим землю. Взвились новые языки пламени, облизывая колонны.
Хотя огненный вал длился несколько секунд, жар его был невероятным, а звук оглушительным. Исчез последний из призраков, оставив после себя только отголоски воплей и проблески призрачного послесвечения.
В помещении снова наступила тишина. Цинь Са огляделся вокруг, разыскивая источник. В этот момент он почувствовал новый всплеск энергии сразу за спиной. Белый Шрам обернулся, но слишком поздно.
Его руки онемели, скованные тонкими линиями энергии, которые протянулись от перчаток к плечевому сочленению. Он почувствовал, как огромная тяжесть сдавила оба сердца, замедляя его и лишая сил.
Фигура в алом доспехе вдавила в грудь Цинь Са ствол болтера. Личина шлема с золотым гребнем выдавала принадлежность к устаревшему Типу III, украшенному символикой Тысячи Сынов.
— Пошевелитесь, и я убью его, — громко обратился легионер ко всему кешику. Стволы полудюжины комбиболтеров нацелились на незнакомца.
Цинь Са миганием отдал братьям приказ «отбой».
— Кто ты? — спросил Белый Шрам.
— Ревюэль Арвида. Последний из моего Легиона. А ты?
— Цинь Са, магистр кешика, Пятый Легион.
Он посмотрел на болтер. Даже с такого близкого расстояния он вряд ли пробьет терминаторский доспех. Воин XV Легиона сильно рисковал.
— Что здесь произошло?
Легионер несколько секунд молчал. Он пристально посмотрел на окруживших его гигантов в белых доспехах, словно взвешивая варианты.
— Вы и в самом деле не знаете?
Цинь Са почувствовал, как ослабла хватка на его руках.
— Мой примарх внизу.
— Вы не можете вернуться.
— Как нам добраться до него?
— Никак. Это место кишит ими.
У Цинь Са сжалось сердце. Должен быть какой-то выход.
— Но ты можешь ранить их.
Арвида покачал головой.
— Ненадолго. Психонойен привыкли умирать, теперь они просто возвращаются. А почему вы здесь? Эта планета разваливается на части.
Легионера Тысячи Сынов окутывала та же пульсирующая сдерживаемой энергией аура, что и Есугэя. Но он был ранен. Цинь Са расслышал напряженное дыхание.
— Мы прибыли, чтобы узнать правду, — сказал он.
Тогда Арвида засмеялся мрачным, скрипучим смехом.
— Ах, правду.
В этот момент с той стороны, откуда пришли Белые Шрамы, раздался гул собирающихся психонойен. Арвида спрятал болтер в кобуру.
— Они скоро вернутся, и я не смогу остановить их снова.
— Я не оставлю его.
— Сейчас ты ничего не сможешь сделать. Поверь мне, это мой мир, или же он был таковым.
Гул приблизился.
— Я чувствую его. Он жив. Если ты останешься здесь, твой разум поглотят, а это никому не поможет.
Цинь Са оглянулся. Через пустые рамы старых окон он видел сияние новых роев. Очень скоро они вернутся в поисках душ.
— Тогда веди, — прорычал он, чувствуя горечь провала. — Вытащи нас отсюда.
Есугэй в мрачном настроении направлялся в камеру Ледака. Из-за отсутствия у Хенрикоса навыков апотекария извлечение геносемени Кса’вена прошло не лучшим образом. У провидца бури возникло ощущение, что памяти Саламандра нанесли новое оскорбление.
В его смерти не было необходимости. Она была вызвана гордыней и жаждой знаний, о чем Есугэй и предупреждал Аримана.
Попадавшиеся навстречу смертные убирались с его пути. Корабль пустел. Несколько когитаторов переправили на «Гесиод», но почти все остальное, включая смертный экипаж Несущих Слово, оставалось на корабле. Чем дольше Есугэй находился на борту, тем больше ему было не по себе.
Демон. Именно это слово на старом готике он до последнего времени не мог вспомнить. В хорчине ему соответствовали яомо или якша, обрывки старых историй, которые сумели пережить приход Объединения и изгнание древних страхов.
Они никуда не исчезли, просто скрылись под лоском технологической сверхдержавы.
Кса’вен заслуживал лучшего. Есугэю хотелось оказаться рядом с ним в момент, когда Саламандр найдет Вулкана и его вера будет вознаграждена. Белый Шрам знал, как бы выглядела встреча примарха и его воина: невозмутимый поклон, краткое приветствие, а затем снова за дело.
Если бы весь Империум следовал Прометеевой вере, порча никогда бы не пустила в нем корни.
Белый Шрам подошел к двери камеры. На него настороженно смотрели стражники.
— Уходите, — приказал задьин арга.
Они переглянулись, а затем снова посмотрели на него.
— Повелитель, я… — начал один.
— Уходите.
Есугэй подождал, пока они исчезнут, прежде чем снова открыть дверь. Когда он вошел, мигнула лампа, отбрасывая на подвешенного пленника холодный, стерильный свет.
Ледак открыл глаза и снова улыбнулся.
— Вернулся продолжить, колдун? — спросил легионер. — А где другой?
— Его не будет, — ответил Есугэй, закрывая дверь.
Несущий Слово пристально смотрел на него.
— Так что ты хочешь знать? — спросил он.
— Ничего, — Есугэй сложил руки, чувствуя первые уколы эфирной энергии внутри перчаток.
Ледак покорно кивнул.
— Я гадал, сколько времени это займет.
Есугэй презрительно взглянул на него.
— Кса’вен был отличным воином и нравился мне. Не думаю, что он понимал, насколько все изменилось.
Он встал перед Ледаком и поднял руки.
— Все меняется. Этот корабль скоро рассыплется на атомы. Ты тоже, Ледак.
Несущий Слово, не моргая, пристально смотрел в ответ. Его щека все еще не зажила, покрытая коркой струпьев с гнойниками.
— В самом деле, нет вопросов? — спросил он.
Есугэй покачал головой.
— Больше нет, — ответил он, и комната наполнилась огнем.
Хан перелез через преграду высотой по пояс и протиснулся в отверстие за ней. Доспех задел камни, и на примарха посыпалась пыль. Внутри шлема раздавалось эхо тяжелого дыхания.
Было ужасно жарко. Стены туннелей давили, вынудив примарха согнуться в три погибели. Несмотря на несколько попыток найти путь на поверхность, он мог только идти вниз.
Пространство под площадью было необычным: оно представляло собой соты из тесных и растрескавшихся туннелей и пещер со следами недавнего землетрясения. Покрывавший поверхность планеты пепел был и здесь тоже. Вода отсутствовала, как и ее признаки. Раз или два примарх мельком замечал исходившее из некоторых расщелин тускло-красное свечение и обходил их стороной.
Все время вниз. Некоторые туннели снижались постепенно, другие срывались крутыми уклонами из щебня.
Примарх часто останавливался, прислушиваясь к биению своих сердец, пытаясь уловить хоть что-нибудь в окружавшей его тишине. Психонойен не последовали за ним, что радовало, но отсутствие какого-либо движения, кроме собственного, было гнетущим.
Хан перелез через завал. Воздух на другой стороне был немного чище, а потолок туннеля выше на полметра.
Хан сумел выпрямиться во весь рост и шагнул вперед. Тьма стала абсолютной, примарх видел только ложные контуры, передаваемые прибором ночного видения. Туннель расширялся с каждым шагом. Жара усиливалась.
Примарх прошел еще около пятидесяти метров, пока не выбрался на открытое пространство. Последней преградой была зазубренная линия сталагмитов, и, миновав ее, примарх оказался в пещере.
Она была колоссальной. Огромный сводчатый потолок, напоминавший подземный собор, исчезал в темноте. Гигантские сталактиты блестели минеральными осадками древней влаги. В стенах зияли входы в другие туннели, одни располагались высоко, другие на уровне пола. Круто вверх устремлялись террасированные, как в аудитории, и исполосованные жилами металлсодержащей руды стены. Если бы здесь был свет, то вся пещера сверкала и отражала бы его, будто колоссальная жеода. Но авточувства доспеха и так различали то же, что и на поверхности, однообразный слой пепла, покрывающий все кругом.
Джагатай шагнул в центр зала. Пыль приглушала звук шагов. Впереди, во мраке появились огромные фигуры. Ему понадобилось некоторое время, чтобы разглядеть, чем они были.
На полу лежали разбитые шестиметровые смотровые линзы. Вокруг них валялись медные инструменты, все без исключения сломанные и покореженные. Вдалеке поднимался огромный цилиндр длиной с «Громовой ястреб», его угловатый профиль уродовала длинная неровная трещина.
Хан наклонился. Под пеплом и металлом были тела: человеческие, судя по росту — смертные. Они были обнажены, а их одежды сгорели, не осталось ничего, кроме иссохшей плоти и голых костей. Он увидел безглазое, высохшее лицо, которые смотрело на него из грязи. Поначалу примарх решил, что оно шевелится, но это был всего лишь обман темноты. Все были мертвы.
Цинь Са был прав — на Просперо ничего не осталось. Хан сглупил, прибыв сюда, а еще большей ошибкой было спуститься на поверхность лично. Возможно, если бы они лучше постарались, то смогли провести сканирование с орбиты, а не высаживаться на планету.
Он положил руки на колени и огляделся. И только тогда почувствовал это.
Движение. Постоянное и легкое движение в пыли.
Джагатай вскочил и стремительно обернулся.
Фигура перед ним, так же как и психонойен, испускала блеклое сияние. Вокруг ее призрачных очертаний мерцал холодный колдовской огонь.
Как и при жизни, он был немного выше Хана. Лицо было тем же самым, хотя его выражение выдавало бесконечную усталость и легкое смущение. Некогда безжалостный взгляд единственного глаза теперь был рассеянным.
Хан безмолвно стоял, по-прежнему сжимая клинок. Он чувствовал, как колотятся его сердца, а тело наполняется боевой готовностью.
В этом не было необходимости. Когда фигура заговорила, ее голос разогнал все следы сомнения.
— Джагатай, — обратился Магнус, его усталый голос отдавался странным эхом. — Мой друг. Как приятно снова видеть тебя.
17
ОТВЕТНЫЙ ХОД
В ВАРП
ТУПИК
Шибан быстро шел по коридорам «Калджиана» к личным покоям. Корабль гудел активностью, и смертные матросы убирались с пути хана, не обращавшего на них никакого внимания.
Белый Шрам добрался до своей каюты и вошел внутрь. Его глефа висела на настенных креплениях в окружении благочестивых стягов. Он на миг взглянул на нее, словно впервые отметив баланс оружия. На подвешенных к креплениям пергаментных свитках в стиле древних поэм были записаны значимые победы.
Посмотрев на клинок — один из отличительных видов оружия Легиона — Шибан испытал смешанные эмоции. В прошлом это была бы только гордость. Теперь, принимая во внимание увиденное и услышанное им, чувствовать то же самое было невозможно.
Он отвернулся и включил панель управления над своим алтарем медитации. Закружился гололит доступа, и Шибан, синхронизировав системы доспеха с алтарем, вызвал сводные данные по флоту.
— Хан?
Он обернулся и увидел Джучи в дверях.
— Мы уже некоторое время не спарринговали. Я подумал, может…
Шибан прошел мимо него и закрыл дверь.
— Что ты делаешь? — спросил Джучи.
— Не могу сказать, — ответил Шибан, замыкая дверь.
Джучи удивился.
— Не можешь сказать о чем?
Шибан пристально взглянул на него.
— Не могу сказать.
Озадаченный Джучи нахмурился.
— Хан, ты в порядке?
Шибан расслабился. Обмана не было. Джучи был прямым человеком, энергичным охотником в лучших традициях Легиона.
— Скажи мне, что ты знаешь о воинских ложах, — спросил Шибан, вернувшись к алтарю.
— Воинских ложах? Ничего.
— Ты знаешь о них.
Джучи пожал плечами.
— Я слышал истории, из других Легионов. У Белых Шрамов лож нет.
Шибан фыркнул.
— Есть. И очень много.
Перед ним плясал гололит, показывая отметки кораблей над Просперо. Они были развернуты по стандартной схеме блокады, рассредоточившись по разным орбитам. «Буря мечей» занимала позицию над местонахождением Тизки, некогда наиболее урбанизированного района планеты.
Джучи подошел к Шибану.
— Что случилось?
— Один из убитых на Фемусе был членом ложи. Они среди нас уже долгие годы. Началось с терран, но распространилось дальше. Воины встречаются тайком и строят планы.
— Как ты узнал об этом?
— Они пригласили меня в свои ряды, — холодно улыбнулся Шибан. — Думали, что это заинтересует меня. Сказали, что я — истинный воин.
— Кто пригласил?
— Помнишь терранина с Чондакса? Братство Луны?
Джучи кивнул.
— Он никогда мне не нравился.
— А мне понравился, в конце.
— Ты должен доложить об этом. Хасику.
— Хасик — член ложи, — вздохнул Шибан.
Джучи тихо присвистнул.
— Тогда, кто не входит в них?
— В этом и проблема.
Джучи на минуту задумался.
— Есть что-нибудь, о чем стоит беспокоиться? Чего они хотят?
— Мы были слишком медленными, — сказал Шибан. — Каган был слишком медленным. Они уже сделали свой выбор. Когда наступит момент, они выступят разом, так же бесшумно, как и сейчас.
— Не понимаю.
— Они готовят Легион, используют какую-то форму связи с магистром войны, по крайней мере, с Чондакса, возможно даже еще во время боев. К моменту возвращения Кагана, все уже может закончиться.
— Мы не знаем, предатель ли Гор.
— В том то и дело. Мы ничего не знаем, — Шибан оглянулся на глефу и задумался, не взять ли ее с собой. Оружие привлечет внимание, но может пригодиться. — Не нам принимать это решение. Как думаешь, зачем Каган нас привел сюда?
— Он уже долгое время на поверхности.
— Это его право. Нам нужно действовать.
— Они пригласили тебя, — осторожно произнес Джучи. — Разве не станут следить за тобой? Если они скрывались так долго…
— Время для секретности закончилось. Они раскрыли свои карты, зная, на что идут.
— Хан, — Джучи остановил его. — Хасик — нойон-хан. Ты не можешь пойти против него.
— Я знаю.
— Тогда, что ты будешь делать?
Шибан безрадостно улыбнулся.
— Найду того, кто сможет.
В пустоте пылал «Воркаудар», его двигатели раскалились, а корпус терял атмосферу. Корабль медленно вращался во тьме, сотрясаемый вторичными взрывами.
Зрелище было удивительно зловещим. Есугэй смотрел на пожары с наблюдательной палубы «Серповидной луны» и думал о древних искупительных ритуалах. Изгнание якшы всегда сопровождалось очищением огнем, так было на протяжении всей истории пребывания людей на Чогорисе.
— Мы готовы, повелитель, — произнес Лушан.
Есугэй отвернулся от иллюминаторов. Перед ним стоял как всегда предупредительный Лушан.
— В каком состоянии корабль? — спросил он.
— Серьезно поврежден. Навигатор…
— Против. Это и так понятно. Что с «Гесиодом»?
— Он получше.
— Уверен, что у него была определенная защита, по крайней мере, пока он не попал в наши руки.
Есугэй все еще не мог избавиться от мыслей об увиденном. Несущие Слово превратились из гордого Легиона на передовой Великого крестового похода в выродившуюся орду фанатиков, и при этом за очень короткий период. Их корабль представлял собой вместилище ужасов. Перед глазами Белого Шрама все еще стояла самоуверенный взгляд умирающего Ледака. Сыны Лоргара наслаждались тем, во что превратились.
Кса’вен заслужил лучшей смерти.
— Так ты отдашь приказ? — спросил Лушан.
— Ты можешь совершить варп-прыжок по готовности, — сказал Есугэй. — Следи за тем, чтобы во время перехода «Гесиод» оставался с нами.
Лушан поклонился и вернулся к командному трону, чтобы приступить к работе. Оставшийся один на наблюдательной палубе, Есугэй смотрел, как безмолвные вторичные взрывы сотрясают «Воркаудар».
По крайней мере, теперь они знали, куда направлялись. Демоническое устройство показало им, насколько огромными и сильными были варп-шторма. Так же как и ранее, быстро преодолеть их будет непросто.
Гор не только переманил на свою сторону Легионы, он каким-то образом разорвал пелену между реальностями и наполнил галактику болью.
«Какая сила может сделать такое? Какая сила может разорвать небосвод?»
Несомненно, даже Император не обладал подобной силой. И не Магнус, или любой другой псайкер, колдун или ксенос, которые когда-либо встречались Есугэю. На некоторые вопросы все еще не было ответов.
Рядом с провидцем бури возник мерцающий силуэт Хенрикоса. Железнорукий предстал гололитической проекцией в полный рост. Аугментированный доспех придавал ему сгорбленный вид, напоминавший краба.
— Последняя проверка, — проскрежетал он. — Ты уверен в этом?
— Я ни в чем не уверен, сын Медузы, но не стану оставаться здесь и ждать, пока война придет ко мне.
Хенрикос одобрительно заворчал.
— Ты ведь знаешь, что враги тоже увидят эти проекции.
— Конечно.
— Они, как и мы, направятся к Просперо.
— Я понимаю. Мы должны опередить их.
Хенрикос дерзко рассмеялся.
— И погубить наши корабли.
— Этого не будет.
— Так я тебе и поверил.
Есугэй сдержанно улыбнулся.
— У нас есть ты, мой друг. Верь в свои способности, как это делал Кса’вен.
Он повернулся к проектору, на котором удалялись вращающиеся обломки «Воркаудара».
— А у тебя есть я. Мне всегда хотелось провести корабль через эфир. Навигаторы заслуживают уважения, но даже они могут научиться несколько новым трюкам.
Хенрикос искоса взглянул на него, контур шлема Железнорукого мерцал зеленым светом.
— Я не сомневаюсь в тебе, творец погоды, но когда мы нашли тебя, ты понятия не имел о том, что произошло на Исстване. Я должен спросить. Это событие уже испытало нашу верность. Почему ты считаешь, что когда мы доберемся туда, твой Хан сделает тот же выбор, что и мы?
Есугэй вздрогнул. Об этом он даже не подумал.
— Он бы никогда…
— Да, я знаю — никогда не стал бы таким же. Но не все так просто. Мы все любили Гора. Феррус любил Гора. Иногда необходимая информация отсутствует, и к тому времени, как ты ее находишь, твой выбор уже определен.
— Он узнает правду.
— Тебе снилось, как он умирает.
Брови Есугэя поднялись. Он не помнил, что говорил о тех снах Хенрикосу.
— Кса’вен рассказал мне, — пояснил Железнорукий. — Он беспокоился. Ты должен подготовиться, брат. Мы оказались в этой ситуации по вине примархов. Они небезупречные боги. Главный вопрос заключается в следующем: насколько хорошо ты знаешь Хана?
Есугэй мог рассмеяться в ответ. Он мог рассказать Хенрикосу о десятилетиях, которые провел вместе с Каганом, охотясь под синим небом, штурмуя рушащиеся стены дворцов. А потом, направляясь в пустоту на первых звездолетах V Легиона, устремляясь к границам галактики, где свет ее ядра тускнел, а сама пустота мерцала чуждыми энергиями.
Он также мог вспомнить разочарование Террой, близость к магистру войны.
«Ты призываешь, я прихожу».
— Ты не разозлишь меня, Бион, — сказал Есугэй. — И правильно сделал, что спросил. Позволь мне задать свой вопрос: если бы ты сомневался в Феррусе до такой степени, что считал его предателем, разве бы ты не стал искать его?
— Конечно, стал бы. Дело не в этом. А вот в чем: когда мы прибудем на Просперо и окажется, что он выбрал сторону магистра войны, как ты поступишь?
У Есугэя не было ответа. Подобная вероятность была настолько вопиющей, настолько не укладывающейся в голову, что у него, в самом деле, не было ответа.
— Как-то я спросил Кса’вена, — ответил Есугэй, — что объясняет оптимизм. Ты знаешь, что он ответил? Вера.
Хенрикос фыркнул.
— Мы оставили ее в прошлом.
— Это так.
Задьин арга смотрел, как на иллюминаторы опускаются варп-ставни. В последнем проблеске реального пространства, прежде чем запустились варп-двигатели, он мельком увидел гибель «Воркаудара», ставшего могилой для тех, кто верил слишком сильно.
— Но, возможно, нам стоит заново научиться ей.
— Почему щиты опущены? — спросила Илья, сердито шагая по командному мостику «Бури мечей».
Халджи терпеливо следовал за ней.
— Мы потеряли точку телепортации Кагана, и держим щиты опущенными в случае, если он потребует немедленного переноса.
— А что с остальными? Где Цинь Са?
Вокруг нее, на многочисленных ярусах и антресольных палубах просторного мостика, лихорадочно работали на своих постах сервы и слуги. С планетарных авгуров продолжали стекать данные, большинство из них превышали безопасные параметры.
— Мы работаем над этим, сы.
Илья повернулась к нему.
— Так не годится. Я не по собственной воле взялась за эту работу, меня назначили. Тебе может это не нравится, но он предоставил мне полномочия.
Халджи, извиняясь, развел руками.
— Как я сказал, мы работаем.
Илья выругалась про себя. Все это было глупо. Хан должен был видеть тектонические показания, знать об эфирном пламени вокруг опустошенной тропосферы Просперо, и, тем не менее, он все равно отправился на планету. Из того, что она видела, планета могла погибнуть в любом момент, но флот по-прежнему висел на низкой орбите с опущенными щитами и в разомкнутом строю.
Все это было так своевольно, а ведь генерал так упорно работала, чтобы искоренить в Легионе именно этот недостаток.
Илья взглянула вверх, мимо полудюжины мраморных платформ и ограждений, туда, где находился нойон-хан Хасик вместе со своей свитой, техножрецами и командой мостика. В отсутствие Кагана он командовал линкором и одновременно флотом. Она не могла припомнить, что видела приказ о телепортации нойон-хана на мостик.
— Выглядит так, словно они ждут чего-то, — пробормотала она.
— Что вы сказали? — спросил Халджи, стоявший за ее плечом.
— Мы ждем встречи с другим флотом? — вместо ответа задала вопрос генерал, подойдя к пиктографу и настроив запрос данных.
— Почему «Гуан-чжо» сменил позицию?
Халджи покачал головой.
— Все данные в вашем распоряжении, сы.
Верно. Все было в ее руках. Но, что более важно, данные сохранились в ее эйдетической памяти. Она ознакомилась и утвердила планы развертывания, и знала, где именно и сколько времени должен был находиться каждый корабль, и кто его будет сменять согласно планам ротации.
— Ситуация меняется, — пробормотала она, открывая несколько книг учетов. — Личный состав перемещается между кораблями.
— Это в порядке вещей.
— Не в таких количествах, — нахмурилась Илья. — Халджи, кто-нибудь отдавал приказы об объединении братств подобно тому, как мы делали на Чондаксе?
— Я об этом не знаю.
— Посмотри, — она развернула обзорную линзу на медной опоре и показала ему. — Ханы все время перемещаются. И не только ханы — отсеки шаттлов «Звездного копья» необычно активны.
Халджи изучил данные.
— Это было долгое путешествие, — сказал он. — Мы не обязаны контролировать полеты каждого шаттла.
— Но я обязана, — она откинула назад волосы и открыла новые данные. — Нужно сообщить Хасику. Где, черт подери, Каган? Мы должны отправить поисковую команду на поверхность.
— Мы…
— Работаете над этим, да, я знаю. Вы воспринимаете ситуацию удивительно спокойно, — Илья подняла голову и бросила взгляд на Халджи. Легионер был в шлеме, как и все находящиеся на мостике Белые Шрамы. Это было странно: они обычно надевали их только перед самым боем. — Халджи, здесь происходит что-то, о чем мне не сказали?
Халджи взглянул на нее. Он ответил не сразу, что само по себе не было на него похоже.
— Я не могу сказать, сы, — ответил воин.
Покои нойон-хана Джемулана были украшены терранскими и чогорийскими образами. Прямые мечи смешались с талварами, буквенные обозначения экспедиционных флотов с их хорчинскими каллиграфическими аналогами. Несмотря на чогорийское происхождение, Джемулан никогда не придавал такого же значения традициям, как Хасик. Кожа командующего орды Земли была темнее обычного, выдавая его корни из старых владений Палатина в Пустой Четверти, хотя длинный шрам на щеке был таким же отчетливым, как у остальных братьев.
— Ты не из моей орды, — сказал он, с сомнением глядя на Шибана.
В помещении они были одни. Отфильтрованный янтарный свет старого солнца Просперо падал на ковры кво и алтари киданей.
— Верно, — ответил Шибан, поклонившись в знак извинения. — Я бы не пришел, если бы мог найти другой выход.
— Повелитель твоего орду — Хасик.
— Я не могу обсудить это с ним.
— В самом деле? Я даже не могу представить причину.
— Нойон-хан, в Легионе действуют воинские ложи.
Джемулан поднял брови.
— Что это такое?
— Они установили связь с магистром войны. Сообщили ему о наших действиях. Они хотят принудить Кагану выбрать его сторону.
Джемулан нахмурился.
— Никто и ни к чему не сможет принудить Кагана.
— Вовлечены многие ханы. Они перемещаются между кораблями, готовясь к прибытию магистра войны. Хасик из их числа. Как и остальные в группе управления. Насколько мне известно, лорд, вы тоже член ложи, но у меня не было особенного выбора.
Нойон-хан натянуто улыбнулся.
— Я принадлежу только своей орде и Легиону.
— Они хорошо организованы, — продолжил Шибан. — Они долгое время строили планы. Когда Каган вернется, то обнаружит, что Легион готов ответить на призыв магистра войны.
— Откуда ты это знаешь?
— Они приняли меня в свои ряды. Сейчас они действуют быстро, зная, что время выходит.
— Значит, они допустили ошибку, посвятив тебя в свои тайны.
Шибан замолчал.
— Возможно и так.
Джемулан нетерпеливо махнул рукой.
— Выдумки.
Он подошел к иллюминаторам. Вдалеке он увидел огромный силуэт «Бури мечей», едва различимый на черном фоне возмущенной атмосферы Просперо.
— Думаешь, я бы не знал, если бы это было правдой?
— Они были осторожными.
— Не совсем, — нойон-хан повернулся и посмотрел на Шибана. — Не с тобой.
— Все приготовления выполнены. Они считают, что сейчас их ничто не остановит.
— Тем более стоит быть осторожными.
Джемулан покачал головой.
— Легион — рассадник слухов и тайных сговоров. Как-то я слышал сплетню об истреблении терранских кандидатов для того, чтобы сделать Легион исключительно чогорийским. Многие мои офицеры поверили в нее настолько, что пришли ко мне поделиться своими опасениями. Это был абсурд, как и твой рассказ.
— Я присутствовал на собрании, лорд, и видел, что они делали.
— Дай угадаю. Сидели сложа руки, говорили о революции, жаловались на бездеятельность командиров, мечтали о новых боях. Воины занимаются этим, как только получают мечи.
Джемулан повернулся к Шибану.
— Сейчас сложное время. Мы многого не понимаем. Твоя нетерпеливость понятна, но ты должен верить в Кагана. Он прибыл сюда не просто так. Он примет верное решение.
— Я не сомневаюсь в нем, — сказал Шибан. — Дело в Легионе. Он болен.
Джемулан поднял брови.
— Болен? Немного напыщенно сказано, не считаешь?
— Вы не станете проводить расследование?
Лицо нойон-хана оставалось непроницаемым.
— Нет, не стану. Флот в боевой готовности. Каган скоро вернется, и я должен быть готов выполнить приказы. Хан, сейчас неподходящее время. Возвращайся на свой корабль. Подготовь своих воинов. Неопределенности и так хватает, чтобы добавлять новую.
Шибан колебался. Тон Джемулана не терпел возражений, и приученный годами тренировок воин был склонен подчиниться.
— По крайней мере, возьмите это, — сказал он, вручив нойон-хану найденный на Фемусе IV медальон.
Джемулан взял его, повертев на свету.
— Что это?
— Знак. Пожалуйста, если вы не собираетесь ничего делать, то хотя бы сохраните его.
Джемулан пристально посмотрел на Шибана. Нойон-хан не привык, чтобы к нему обращались с просьбой. На секунду Шибан подумал, что он швырнет медальон обратно, но не сходил с места. В конце концов, Джемулан сжал в кулаке кусок серебра.
— Тебе пора уходить, хан, — холодно сказал он. — Я выслушал достаточно.
Шибан поклонился.
— Благодарю за…
Джемулан уже повернулся спиной.
Джучи ждал снаружи.
— Что он сказал?
Шибан не остановился, и они направились к отсекам шаттлов.
— Он не увидел проблемы.
— Я в этом не сомневался.
Шибан промолчал. Надежда была слабой — Джемулан не обладал репутацией Хасика. Он не был в Легионе с самого начала, не был так же близок к Кагану. Возможно, надежды на этот разговор с самого начала были завышенными.
— И что теперь? Нам ждать возвращения Кагана?
Шибан покачал головой.
— Нет. Мы не дети.
Он остановился.
— Мы ждем ходов других и реагируем на них. С каких пор мы стали так поступать? Этим необходимо воспользоваться.
— Что ты замыслил?
— «Буря мечей», — решительно заявил Шибан. — Находясь на борту «Калджиана», мы не можем ни на что влиять.
— Хасик уже там.
— Значит, нам тоже нужно быть там.
— Это означает неподчинение приказам.
— Именно.
Джучи улыбнулся.
— Я так и знал.
— Мы соберем братство. Всех Шрамов. По крайней мере, они выступят против этого безумия.
— Как далеко это зайдет, хан?
— Ты имеешь в виду, на что я готов, чтобы остановить происходящее?
Шибан вспомнил о своей глефе гуань дао — той, что вручил ему Хасик на Вознесении. Она безмолвно висела в его каюте и ждала. Очень скоро оружие снова окажется в его руках.
Хан вспомнил о последней битве на Чондаксе, когда увидел, с каким самообладанием и безупречностью сражается Хан, словно само искусство боя обрело физическую форму. Тогда Шибан решил, что ничто и никогда не сможет сравниться с увиденным ни в воображении, ни в реальности.
Вспомнил первую встречу с Есугэем в родной степи, вспомнил ветер, развевающий волосы.
Все эти детали и создали его. Как и весь Легион.
— На все, Джучи, — сказал Шибан и продолжил путь. — Я готов на все.
18
АЛЫЙ КОРОЛЬ
КОРВИД
СБОР
Хан долго не мог поверить в то, что говорили ему чувства. Дао был поднят, готовый атаковать, как и в случае с психонойен.
Призрак перед примархом был таким же, как и те твари — полупрозрачным, сияющим тусклым светом, словно мерцающее и рваное изображение, передаваемое неисправным голопроектором.
— Что ты такое? — настороженно спросил Хан.
Дух задумался.
— Пережиток, — медленно произнес он. — Сон о чем-то уничтоженном.
Он поднял нереальную руку и поднес ее к нереальному лицу.
— Материя. Мысль. Энергия. Мы узнали, что, в конечном счете, между ними нет большой разницы.
Хан не шевелился. Голос Магнуса был тем же самым, точь в точь — звучным, немного печальным, наполненным модуляциями тысяч диалектов. Его вычурный доспех был расколот, свисая фрагментами с тела Алого Короля. Плащ изорван, а одежды испачканы старой кровью.
— Ты не Магнус, — сказал Хан.
— Может не полностью, — задумчиво ответил призрак. — Может и нет. Но у нас одна душа. Она важна. Я вижу твою, почти такую же, как и всегда. Нетерпеливую. Снедаемую обидой. Не думал, что снова увижу ее.
Хан прищурился. Схожесть была поразительной, почти завораживающей. Движения духа, проецируемая им аура — все было тем же самым. Фантом прошел по пыли и тяжело присел на корпус огромного бронзового Оккулюма. Металл согнулся под его весом. Выходит, в определенном смысле призрак влиял на материальный мир.
— Опусти свой меч, — попросил Магнус. — Ты не сможешь им навредить мне, а я не собираюсь вредить тебе.
Хан опустил клинок, но не стал прятать его в ножны.
— Что здесь случилось?
Магнус устало улыбнулся.
— Волки случились. Месть нашего отца, присланная с Фенриса. Они привели с собой также сестер и Вальдора. Какая жестокость. Вальдор — это машина. Русс, при всей его театральности, немного другой. В конце все произошло очень быстро.
Хан чувствовал себя опустошенным. Услышать подтверждение всего того, что он увидел, было тяжело.
— Не понимаю, — спросил он. — Почему они сделали это?
Магнус сделал глубокий вдох, из-за чего пыль вокруг него колыхнулась.
— Не вини их. Он делали то, для чего были созданы, как псы, натасканные на запах. По-своему они были правы, поставив меня на колени. Я совершил несколько ошибок. Ты предупреждал меня о некоторых из них, еще до того, как я отправился на Никею. Ты помнишь наш разговор на Улланоре? Тогда я должен был прислушаться. Но я всегда хотел, чтобы слушали меня, к сожалению.
Пока Магнус говорил, Хан внимательно наблюдал за ним. Прежняя напыщенность исчезла, сменившись мрачным смирением. Периодически его очертания почти полностью исчезали, затем слабо восстанавливались. Призрак балансировал на грани угасания, словно его присутствие поддерживалось неким поврежденным источником энергии.
— Магнус, — обратился Хан, плохо справляясь со своей нетерпеливостью. — Скажи прямо.
— Ты был прав, — сказал Магнус. — Ты был прав, и это главное. Я должен был спасти своих сыновей. Ты никогда не заключал такие сделки, как я, поэтому твой Легион никогда не подвергался риску. Но вот тебе правда — нас всех обманули. Всех до единого. Океан никогда не был милостивым, и он плел заговор против нас с тех пор, как мы только ступили в его воды. Чем величественнее душа, тем больше опасность. Гор был самым великим среди нас, и поэтому пал глубже остальных. Сказать прямо? Отлично. Гора поглотил варп. Он переполняет тело нашего брата, разрушает его, гложет его изнутри. Были и другие — Эреб, Лоргар, но в конечном итоге решение было его. Гор не может спрятаться за ними, потому что они только тени в сравнении с ним.
Хан приблизился, не отрывая глаз от лица Магнуса. Было сложно следить за ходом его мысли — Алый Король всегда высказывался странным, иносказательным образом.
— Я пытался предупредить нашего отца, — сказал Магнус. — Это было моим преступлением, а то, что ты видишь — кара.
Он оглядел покрытые пылью пещеры.
— Все дело в гордыни. Гора тоже поглотила гордыня. Видишь ли, Джагатай, проблема в том, что нас сотворили слишком хорошо. Мы узнали, что никто в галактике не мог противостоять нам, и мы, и только мы держим судьбу триллионов миров в своих руках. Поэтому боги ждали и наблюдали. Они поняли то, что не удалось нам: примархов могут уничтожить только примархи. Только мы можем низвергнуть вечный Империум, так как все остальное было уничтожено. Это Лоргар дал такое имя. Изначальный Уничтожитель.
Магнус закатил глаза.
— Прости, но Лоргар может быть занудой. Возможно, он и познал сокровенные истины, но в его генокоде столько же от раба, сколько и у остальных из нас.
Хан, оперевшись острием дао на рокритовый пол, присел на корточки. Теперь глаза братьев были на одном уровне.
— Это сделал Русс? — спросил примарх.
Магнус кивнул.
— Так же основательно, как он делает все.
— А Гор?
— Нет, брат. Нет, — Магнус немного раздраженно покачал головой. — Разве ты еще не понял? Мы все всего лишь две стороны одной монеты. Большинство из нас бросили жребий, осталось всего несколько. Тогда начнется игра. Я пришел к понимаю того, что боги требуют развлечения. Им необходимы борьба и испытания. Нам не позволили избавиться от своих демонов, потому что тогда наступит скука, а это единственное, чего боятся вечные. Одного за другим нас подготовят к тому, чтобы вцепиться друг другу в глотки. Не думаю, что им нужен победитель. Полагаю, они хотят, чтобы мы сражались вечно, охваченные безумием, пока не погибнет вселенная.
Магнус снова улыбнулся. Обычно улыбка была теплее, теперь она стала снисходительной, циничной.
— Из своего нового дома я вижу многое, — сказал он. — Я вижу, как все происходит. Ты один из последних, Джагатай. Они не знают, каким путем ты пойдешь. Ни один из них, и именно поэтому на тебя, наконец, обращен взор всей галактики.
— Не надо так говорить, — холодно ответил Хан. — Я никогда не принимал ничьей стороны.
— Примешь все сразу? — засмеялся Магнус. — Верю, что ты смог бы. Но ближе к делу, есть только два пути — ты можешь цепляться за останки Империума нашего отца и попытаться помешать лунному волку выбить дверь, или же ты можешь вспомнить, каким был Гор, и встать подле него, чтобы принести ужас самодовольным. Первый шаг будет более лояльным, но и у другого есть свои достоинства.
— А как же ты?
И тогда Магнус замолчал, словно вопрос только сейчас пришел к нему на ум.
— Я? А что я?
Единственный глаз прищурился.
— У меня нет выбора. Я знаю больше кого-либо о том, что нас ждет на другой стороне. Думаешь, я рад этому? Это крах, чтобы избежать его, я работал столетия, но наш отец не из тех, кто прощает. Я сжег все мосты, когда разрушил обереги над его небольшим проектом.
Магнус косо взглянул на Хана.
— Чем только не занимается наш возлюбленный отец. Водится с ксеносами, восстанавливает древние технологии. Не считай, что он невиновен в произошедшем, как и этот старый заговорщик Малкадор. Сейчас каждый выбор ошибочен, и все мы следуем одним и тем же путем упадка. Единственный вопрос заключается в том, к кому примкнуть, и какая судьба менее неприятна тебе.
— Нет, — Хан снова поднялся. — Кем бы ты ни был, ты не Магнус. Ты даже говоришь не как он.
Магнус пожал плечами.
— Верь, во что хочешь. Возможно, я не Магнус. Я привык быть им, это точно, но может быть то, что считается моей личностью не то, чем она была. Часть меня обитает в другом месте — на голой скале в другом конце космоса. Часть меня здесь, сохраняясь, подобно зловонию над трупом. Я не могу уйти полностью, еще не время. Думаю, сначала должно что-то случиться. Может быть это ты, а может быть ты никогда не должен был быть здесь. Я предпочитаю второе — ты всегда был непредсказуемым.
— Я пришел, чтобы отыскать друга, — произнес с неприязнью Хан. — Думал, что бы ни случилось, я могу прийти к тебе за советом.
Магнуса эти слова задели.
— Не будь строг, Каган. Здесь обитает только часть меня, прячась в тенях. Лучшая часть где-то в другом месте, размышляя над более возвышенными делами. Скоро он, или я, или мы примем решение.
— И каким оно будет?
— Я не знаю. В самом деле, не знаю. Лоргар почти ежедневно просит меня, напоминая о том, что натворил здесь Русс. Он думает, что мы родственные души. Очень трогательно.
Магнус на миг замолчал и уставился на свои мерцающие руки.
— Тем не менее, иногда я все еще думаю, что может быть какой-то путь назад. Я вижу его в виде лабиринта, и все, что я должен сделать — это найти путь через него. Возможно, Император простит. Если он пережил то, что я выпустил на волю, то, может быть, простит.
Затем призрачный глаз Магнуса снова метнулся к Хану.
— Ну а ты, Джагатай? Каков твой выбор?
Хан покачал головой.
— Мы те, кто мы есть — не рабы.
Магнус засмеялся.
— Не самый лучший выбор. Ты должен выбрать.
— Если то, что ты говоришь — правда, значит мечте конец. Каждый Легион останется сам по себе.
— Так нельзя.
— Гор — испорчен, Император — тиран.
— Верно подмечено.
— Тогда я ни за кого.
Магнус снова засмеялся, хотя в голосе слышалась горечь.
— Это похоже на огромную темную звезду, окольцованную огнем. Она притянет тебя, шаг за шагом, пока не станешь вращаться вокруг нее вместе с остальными братьями. Даже у тебя, Джагатай, нет таких быстрых кораблей, чтобы сбежать от нее. Даже твои Белые Шрамы не уйдут.
Хана тошнило от смрада смерти и пепла. Его клинок холодно блестел в почти абсолютной тьме.
— Мы можем уйти от всего живого.
— Но они не живые, не так, как мы. Я не лгу, брат. Выбери. Мы снова встретимся, как союзники или же враги, так что ты можешь решить прямо сейчас.
Сбитый с толку Хан пристально посмотрел на Магнуса.
— Кем ты стал? — спросил он, не в состоянии больше скрывать ужас в голосе.
— Кем всегда был предназначен стать, — ответил Магнус, печально глядя на него. — Но у тебя все еще есть выбор, брат. Не ошибись.
Когда-то помещение было великолепным, впрочем, как и все те, через которые они прошли. Цинь Са остановился, обратив внимание на разрушенное убранство. Постепенно мысли о произошедшем на Просперо становились гнетущими.
Арвида долго вел их через опустошенный город. Пока они шли, землю стало трясти чаще, появлялись трещины, погребая уже разрушенные стены. Легионеры миновали провалы, которые уходили далеко вниз, и чьи глубины пламенели, словно расплавленные железо. Казалось, целые кварталы провалились под землю, исчезнув в дымящихся воронках.
Они оказались среди руин огромной аудитории. Над воинами возвышались ионические колонны, поддерживающие наполовину разрушенный купол. Вдоль колоссальных стен тянулись мраморные книжные шкафы, хотя их содержание сгорело дотла. Пол устлали обломки, а каждый из трех дверных проемов был заблокирован импровизированными баррикадами.
— Немногое могу вам предложить, — сухо сказал легионер, хромающей походкой пройдя к старому каменному трону в центре комнаты. У сына Магнуса был изможденный голос.
Цинь Са и остальные остались на ногах.
— Сколько времени ты здесь? — спросил глава кешика.
Арвида покачал головой.
— Без понятия.
Он постучал по шлему.
— Хроно вышел из строя. Каждый день одно и то же. Теряешь счет.
Цинь Са оглядел помещение. Возможно, старая библиотека. Он попытался представить, как она выглядела раньше.
— Других нет? — спросил Белый Шрам.
— Я никого не нашел, — легионер Тысячи Сынов поднял на него глаза. — Я был сержантом Четвертого братства.
— А твое отделение?
— Погибли.
— Что случилось?
— Я спрашиваю себя о том же, — Арвида сделал долгий, отфильтрованный шлемом вдох. — Если ты хочешь знать, почему эту планету сожгли, я не могу ответить. Я прибыл после окончания боев. Поэтому я все еще жив. Но я бы предпочел сразиться с Волками. Погибнуть и пролить немного крови, чем прятаться в руинах, несведущий и бесполезный.
— Избегая этих… существ?
— Да, психонойен. Или скорее тех, кем они стали. Они тоже изменились. Стали осколками, призраками. Просперо затянуло в эфир, чего и следовало ожидать. В небесах пылает аура. Это последствия катастрофы. Иногда я слышу голоса погибших. Поначалу я следовал за ними, надеялся на что-то. Затем перестал. Теперь остались только голоса. Я даже не думаю, что они в самом деле существуют.
Цинь Са внимательно наблюдал за Арвидой. Сила колдуна была огромной, даже для ему подобных, но он говорил едва ли не шепотом.
— Когда ты в последний раз ел?
— Как я и говорил, хроно отказал. Давно.
Цинь Са дал знак одному из воинов кешика. Тот открыл отсек доспеха, вынул пищевой контейнер и протянул Арвиде.
Легионер Тысячи Сынов взял его и вложил в отсек под нагрудником. Механизмы доспеха сделают остальное — медленно введут питательные вещества в кровь, восстановив то, что было необходимо. По крайней мере, физически.
— Ты знаешь, что нам нужно вернуться, — сказал Цинь Са.
— К своему примарху? Я бы не беспокоился за него. Он может сражаться с ними. Трон, да он был создан сражаться с ними.
Арвида медленно покрутил плечами, словно ощущая, как к истощенным мышцам возвращается чувствительность.
— Я пытался выбраться отсюда. Внизу что-то есть. Единственный оставшийся источник энергии. Они каждый раз отгоняли меня.
— Что там?
Уроженец Просперо пожал плечами.
— Под площадью Отражающие Пещеры. Возможно, часть Магнуса все еще существует там. Он многое создал, включая врагов.
Цинь Са проверил дисплей шлема. Связи с флотом по-прежнему не было, но воин мог бы передать пакет данных.
— У нас корабли на орбите. Целые братства. Если нам нужно прорваться…
— Он вернется. Не рискуйте жизнями. Убраться с этого мира — единственный выход, — Арвида посмотрел на Цинь Са, и что-то во взгляде выдало его отчаяние. — И возьмите меня с собой.
Командир кешика снова проверил вокс-связь.
— Если я получу сигнал, то вызову подмогу, — сказал он. — Но когда ты восстановишь силы, мы вернемся на площадь. Я не оставлю его.
Арвида кивнул, словно знал, что собирался сказать Цинь Са прежде, чем тот это сделал.
— Отлично. Как хочешь. Но дай мне немного времени. Мне оно необходимо, если ты хочешь получить хоть какой-то шанс. Я не пирид, это не моя дисциплина.
— И какая же твоя?
Арвида сухо и горько рассмеялся.
— Видение будущего, — ответил он. — Оно пригодилось, не так ли?
Торгун шагал по посадочной палубе «Звездного копья» к ждущим на рельсовых направляющих «Грозовым птицам». Легионер был облачен в полный доспех, лицо скрыто за угловатым шлемом. Рядом шествовал аналогично экипированный Хибу-хан. За командирами шли сотни воинов их братств, лязгая ботинками по палубе.
— Он провалился, — сказал Хибу.
— Ты о чем? — спросил Торгун.
— О твоем плане. Братство Бури. Их хан встречался с Джемуланом. Хасик недоволен.
Торгун почувствовал укол гнева.
— Это была его просьба.
Хибу тихо рассмеялся, хотя смех за вокс-решеткой отдавал металлом.
— Это не имеет большого значения. Известия уже разошлись — на десятках фрегатов идут споры. Шибан всего лишь один из несогласных, но скоро их станет очень много.
— Что ему сказал Джемулан?
— Кто знает? События разворачиваются слишком быстро. Хасик завладел «Бурей мечей», а я захвачу «Чин-Зар». Если в наших руках окажутся капитальные корабли, остальные подчинятся.
Торгун повернулся к Хибу.
— А что с Каганом?
— Что ты имеешь в виду?
— Если он не увидит истину?
Хибу усмехнулся.
— Ты слышал доводы говорившего — Гор и Каган всегда придерживались одних взглядов. Что он может сделать, если его флот будет единодушен. Он согласится с тем, что мы сделали. Увидит правоту в наших действиях. — Хибу повернулся к нему. — Ты сделал свой выбор. Не сомневайся в нем, брат. Он был верным.
Торгун знал это. Он сделал свой выбор очень давно, когда до него дошли первые слухи о ложах. Это был шанс создать из Легиона то, чем он должен был быть — сокрушительную силу, сравнимую с хвалеными Сынами Гора, только скованную более могучим и благородным разумом, нежели был у ветреного Хана.
Только сейчас, когда последние стадии долгой игры приблизились к финалу, его решимость дала небольшую трещину. Почему-то у него из головы не выходил взгляд, которым смотрел на него Шибан после последнего собрания — разочарованный, даже недоверчивый.
— Это удел Легиона, — продолжил Хибу. — Каган в глубине души знает это. Все, что мы делаем — помогаем осуществиться тому, что должно.
Впереди зияли огромные пустотные врата ангара, освещенные габаритными огнями. Разбившись на отделения, воины поднимались по рампам на свои «Грозовые птицы».
— У тебя есть приказы, — сказал Хибу, повернувшись к Торгуну, а затем направился к собственному штурмовому кораблю.
Торгун кивнул. Он всегда чувствовал себя отлично перед боем, тело быстро реагировало на стимуляторы и боевые гормоны. Но сейчас было непросто ощутить ту же эйфорию, как бы ему этого не хотелось.
— За Империум, брат, — сказал Торгун, изобразив знак аквилы.
Хибу ответил тем же.
— За…
Он замолчал. Неожиданно система шлема передала данные авгуров с «Бури мечей». Он знал, что каждый член ложи видит то же самое. От вида светящихся рун у него возникло странное ноющее ощущение в желудке, напоминающее предвкушение.
Хан братства Рассветного Неба посмотрел на него и рассмеялся. Он хлопнул Торгуна по наплечнику.
— Радуйся, брат, — сказал он звонким от волнения голосом. — Мы призвали, и он пришел.
Торгун посмотрел на сигналы, которые все еще находились на границе системы, но уже приближались. Сначала их было три, затем показались еще четыре. Легионер почувствовал эйфорию Хибу и задумался, почему он старался сравнить ее со своей собственной.
— Понимаю, — отозвался Торгун, стараясь, что его голос звучал непринужденно. Легионер вспомнил залитую струями дождя эмблему волка и луны, которую видел целую жизнь назад на другом конце галактики. — Он здесь. Он, наконец, здесь.
Шибан шагнул к балкону, возвышающемуся над основной палубой сбора «Калджиана». Доспех сиял, отражая льющийся сверху свет фонарей. После Фемуса техножрецы и сервиторы арсенала привели его в идеальное состояние, и на нем не осталось ни следа от того проклятого мира. Белый Шрам едва ощущал вес сжатой в руке глефы.
— Братья! — обратился хан к почти пяти сотням воинов, выстроившимся по отделениям перед ним. Облаченные в белые доспехи легионеры молча ждали.
— Все вы слышали слухи, которые ходят по Легиону. Все вы слышали, что мы теперь брошены на произвол судьбы, что Император — лицемерный тиран, Гор — предатель, а верность любой из сторон сомнительна. Некоторые из вас сложат свое мнение. Вы можете отстаивать его или же оставить при себе.
Шибан внимательно рассмотрел ряды воинов и ощутил тихий прилив гордости. На него смотрели чогорийские руны, плотно выгравированные на пластинах цвета кости, каждый символ был шедевром каллиграфии. Над ними висели знамена братства — эмблема молнии ханов, символ бури, длинные списки последних боев.
— Все, что, как нам казалось, мы знали, оказалось ложью. Теперь брат сражается против брата. Вы можете увидеть через иллюминаторы, к чему это нас привело — Просперо превратился в выжженную пустыню, и обратного пути больше нет.
Джучи стоял рядом, надежный как гранит. Шибан был рад его присутствию — Джучи никогда ни в чем не сомневался, никогда не оспаривал приказ. Он был образцом верности.
— Месть за содеянное последует, — продолжил он, — и мы примем в ней участие. Но пока правит Каган, новой охоты не будет. Все вы, пройдя Вознесение, нанеся себе отличительный шрам, приняли это. Мы не бойцы, готовые убивать по собственному желанию — мы легионеры. Мы — воины орду Джагатая.
В зале сбора звенели усиленные воксом слова. В тускло мерцавших полированных стенах из мрамора и янтаря отражался доспех хана. Снизу раздавался глухой звук и вой ангарных подъемников, готовящих спидеры братства.
— Не все боевые братья чувствуют то же самое, — продолжил Шибан. — Некоторые пытаются предвосхитить приказ. Они работают долгое время, получая информацию за пределами Легиона, доверяя слову чужих, которые не понимают наших обычаев и культуру.
Он вспомнил энтузиазм Торгуна, его веру. Не в первый раз Шибан задумался, почему терранин рискнул пригласить его — он должен был знать о вероятности отказа. Было ли это высокомерием? Или он каким-то образом искал поддержки?
— Они могут быть правы, братья. Они могут быть правы, заявляя, что магистра войны предали и теперь ему нужна наша верность, а также то, что в сожжении мира под нами виноват Император. Я не знаю. И в этом заключается суть проблемы — никто из нас не знает. Только один в этом Легионе обладает властью направить нас на войну. Он молчит, и поэтому мы должны ждать.
Шибан почувствовал, как подскочил пульс. Воин приближался к поворотному моменту.
— Времени все меньше. Ложи призвали магистра войны, и он ответил. Половина флота уже встала на его сторону. Из-за небольшой кучки многие братья остаются в неведении.
Шибан не повышал голос, говоря мягким, вкрадчивым тоном, как его научили в бытность кандидатом в Хум-Карте, но он вдохновлял братьев твердостью. Они должны были верить в него и идти за ним, как это было на Чондаксе, Фемусе, Улланоре, и в этот раз убедить их будет непросто.
— Это выпало нам, братья. Время для споров прошло: они сделали свой ход, поэтому мы вынуждены сделать свой. Мы прижаты к стенке и должны действовать. Мы должны отвергнуть отданные нам приказы, чтобы гарантировать независимость Легиону.
Он глубоко вдохнул. Момент настал.
— Братья, нойон-хан Хасик контролирует «Бурю мечей». Оттуда он управляет Легионом в отсутствие Кагана. Ему нельзя позволить принимать решения за нас. Вот почему я призвал вас сюда. Это значит принять роль отступников, по крайней мере, в глазах тех, кто сейчас стремится низвергнуть нас. Это значит поднять оружие против собственных братьев. Мне не нужно говорить вам, что никогда прежде в рядах Белых Шрамов не происходило подобного мятежа. Мы рискуем нашей честью и можем заплатить за это своими жизнями.
Шибан крепко сжал рукоять глефы.
— Я не могу требовать этого от вас. Мы будем сражаться не с ксеносами — нам противостоит наш собственный народ. Все, что я могу сделать — это попросить вас верить мне. Я вел вас по галактике во имя Великого крестового похода. Мы принесли согласие сотни мирам и заслужили славу имени «Белых Шрамов». Все это время вы следовали за мной. Братья, вы выслушали мою точку зрения.
Он прервался всего на один стук сердца.
— Пойдете ли вы за мной?
Не было ни колебаний, ни косых взглядов или недовольного ворчания. Как одно целое воины братства Бури вскинули свои клинки. Пять сотен глеф, талваров и силовых булав поднялись вверх. С треском ожили синие расщепляющие поля.
— Каган! — заревели они в унисон, и этот звук отразился от высокого сводчатого потолка зала.
Шибан, салютуя, поднял свое оружие. В груди колотились сердца. Время пришло, и выбор был сделан. Назад пути не было.
— Каган! — снова заревели воины, размахивая оружием в ритуальном приветствии. Перед ними стоял Шибан с поднятой глефой, наслаждаясь их непоколебимой верностью.
— Итак, ты получил ее, хан, — обратился по воксу одновременно впечатленный и настороженный Джучи. — Ты начал собственную войну.
— Не мы начали ее, — мрачно ответил Шибан. — Но все же сделаем ее своей.
19
ВОЗВРАЩЕНИЕ
БРАТСТВО БУРИ
РАЗРЫВ В ОБЛАКАХ
Под ногами Хана рокотала земля. С тех пор, как он оказался в Отражающих Пещерах, толчки становились все сильнее. По высоким стенам извивались трещины, и все больше пыли осыпалось на устланный ею пол. Вся пещера была испещрена входными отверстиями туннелей, некоторые все еще были украшены старыми церемониальными арками, другие превратились в груды обломков.
«Значит, отсюда можно выбраться», — подумал Джагатай, расхаживая перед сидящим Магнусом. Внутри кипели разные эмоции — в основном гнев, но также и вина.
— Я должен был отправиться на Никею вместе с тобой, — сказал Хан.
Магнус с сомнением посмотрел на него.
— Возможно. Наше падение началось там. Но я не знаю, помог ли бы ты, Джагатай. Сколько наших братьев доверяют тебе больше, чем мне?
— Мне помешал приказ Гора, — пояснил Хан.
— В самом деле?
— Это не совпадение. Мне не позволили вмешаться. Я уверен в этом.
У него было ощущение, что он переступил некую черту.
— Там должны были быть все трое: Ангел, ты и я.
Магнус вздохнул.
— Все в прошлом, брат. Забудь. Сейчас имеет значение только будущее.
— Будущего нет! — выпалил Хан, чуть подняв клинок. — Мы стремились к чему-то лучшему, чем… это.
Магнус со странным выражением посмотрел на лезвие дао.
— Думаешь? Возможно, Жиллиман. Лоргар тоже, на свой извращенный лад. Но не ты, твоя доля — охота.
— Благодаря ей мы чисты.
— Благодаря ей вы остались в стороне, — улыбнулся Магнус. — Ты с такой легкостью избегал общения. Я был там все время, и даже шепота не слышал.
Хан пристально посмотрел на него, чувствуя легкую тошноту.
— Где ты, Магнус? — спросил он. — Это не ты.
Магнус снова задумался. Затем огляделся, словно видел не то же, что и Хан.
— Я не одно целое, — прошептал Алый Король. — И больше не привязан к одному месту. Я… разделен.
— Раньше мы говорили о демонах. Якша. Ты утверждал, что они всего лишь наваждения, что не стоит волноваться, так как человеческая изобретательность решит все проблемы.
Встревожившись, Магнус покачал головой.
— Я в самом деле говорил это?
— Ты стал якша, брат?
Магнус метнул взгляд на брата.
— Может быть. Или кем-то похожим. Знаешь ли, у сделок есть цена. Они не позволят тебе забыть. — Его лоб сморщился от напряжения. — Я вижу зеркальное отражение этого мира. Вижу черную как уголь скалу. Небо, освещенное колдовским огнем. Думаю, я нахожусь там. Вот где пребывает мое «я». Все, что осталось здесь, в мире, который взрастил меня — это отголосок.
Его лицо исказило страдание.
— Сколько же здесь отголосков, на других мирах, в других местах?
Хан начал медленно кружить вокруг Магнуса, держа острие меча между собой и призраком.
— Есугэй говорил мне, что вы слишком очарованы варпом, — сказал он, пытаясь не позволить отвращению взять над собой верх. — Ты позволил ему заразить себя. Варп был инструментом, Магнус. Им можно пользоваться, но только осторожно. Я же просил сдерживать себя.
Магнус печально кивнул.
— Помню.
— Брать немного. Отведай из чаши, но не осушай ее — вот правило Чогориса. А ты, даже ты, смеялся над этим.
Рот Магнуса скривила усмешка.
— Чогорис, — пробормотал он. — Так гордишься родным миром. На Мундусе Планусе нет ничего, кроме пустоты.
— Он сотворил нас, как Просперо сотворил тебя. Хтония — Гора, а Калибан — Льва. Мы не просто сыновья Императора, мы — сыновья двадцати миров, отличающиеся друг от друга, как драгоценные камни.
— Ты, конечно же, знаешь, что Нострамо уже разрушен. Олимпия лежит в руинах, а родину Льва ждет та же судьба. Ты видишь, что случилось с моей планетой. Что, по-твоему, сохранит Чогорис от пламени пожара?
— Ничто не вечно.
На лице Магнуса отобразилось презрение. Облик Алого Короля искажался, словно оказавшись под водой.
— Изменение. Это единственная постоянная. Изменение, изменение, изменение.
Он поднялся и, покачнувшись, оперся о корпус огромного телескопа.
— Я рад, что ты пришел, Джагатай. Мы всегда сходились во взглядах. Ты был раздражителен, но, по крайней мере, говорил правду. В отличие от этого ублюдка Русса. Ты знаешь, какой он на самом деле? Ты представляешь, что Леман Русс скрывает под шкурами и тотемами? Вот тебе подсказка — его Космические Волки должны покрывать каждый свой топор рунами, чтобы не кричать от ужаса в пустоту. Разве это нормально?
Хан напрягся, но стоял на своем.
— Хватит, брат.
Магнус засмеялся.
— Ты не хочешь знать? Это всегда было твоей слабостью. Теперь я это понимаю. Я мог бы назвать тебе имя Императора, и оно бы удивило тебя. Я мог бы сказать, что судьба собиралась отправить Фулгрима на Чогорис, а тебя — на Кемош, и какая именно загадочная сила во вселенной помешала этому.
Он сделал шаг по направлению к Хану, затем еще один.
— Хочешь знать, где ты умрешь, Каган? Хочешь знать, в каком мире, в каком измерении твоя душа найдет свой конец?
— Это неизвестно.
— Все известно.
Хан настороженно следил за братом.
— Ты говорил, что у меня есть выбор. Моя судьба, все судьбы все еще должны быть написаны.
Магнус усмехнулся. Казалось, что он плачет, хотя было сложно сказать, слезами или же кровью.
— Сюжеты могут меняться, но только не концовки. Поверь мне, я видел авторов.
Он вздрогнул.
— Они ужасны, — прошептал Магнус.
К этому моменту он был в сантиметрах от клинка.
— Я получил то, за чем пришел, брат, — сказал Хан. — Ты можешь поведать лишь одно, что меня по-настоящему интересует.
Магнус наклонил голову.
— И что же?
— Как вернуть тебя.
Магнус вздрогнул. Минуту он выглядел по-настоящему сбитым с толку, словно ожидал насмешки, а получил откровенность, или же наоборот. Примарх Тысячи Сынов посмотрел на руки, затем на руины своего королевства. Страдание смешалось с замешательством.
— Я испорчен, — прошептал он, словно еще раз осознав это. — Верни меня, и я снова стану повелителем. Я буду Алым Королем, правящим миром заклинаний и мести. Галактика еще пожалеет об этом.
— Ты был моим другом, — тихо произнес Хан.
Магнус взглянул на него, и на миг, всего один миг, к нему вернулось прежнее достоинство, отпечатавшееся на искаженном лице и мерцающее во тьме.
— Тогда, — сказал он, — ты знаешь, что делать.
Хан кивнул и отвел меч для удара. По увитой рунами стали скользнули лучи колдовского света.
— До встречи под светом звезд, — пообещал он.
— Скорее, чем ты думаешь, — ответил Магнус, не пытаясь уклониться от удара.
Дао со свистом сверкнул в воздухе. Клинок поразил контур Магнуса, и призрачная оболочка, словно разбитое стекло, разлетелась тысячами осколков. Раздался громкий треск, затем крик, похожий на детский. Поднялось кружащееся облако пыли. Хан на миг ослеп и отшатнулся.
Земля затряслась, из ее глубин раздался низкий рокот. Уцелевшие медные инструменты плясали и тряслись, а по голому камню разлетелись осколки разбитой линзы.
Постепенно шум стих. Под завывание неестественного ветра призрачный свет погас. Все, что осталось — это частицы расколотого образа Магнуса, жалкие и отброшенные вихрем в реальную тень.
Минуту Хан не сходил с места, тяжело дыша и оцепенев от открывшегося ему полного масштаба предательства.
«Есть только одна непростительная ложь».
В груди вяло бились сердца. Клинок в руке словно налился свинцом.
«Та, что утверждает: «На этом все, ты — покоритель, достиг своей цели, и теперь все, что остается — это построить стены повыше и укрыться за ними. Теперь, — говорит ложь, — мир безопасен».
Хан склонил голову.
«Все императоры лжецы».
Напоминавший гончую, длинный и худой примарх не шевелился, как и свисающий с плеч плащ. Джагатаю казалось, что малейшее движение может разрушить то, что осталось. Вокруг него Отражающие Пещеры дышали пустотой, теряя свое великолепие.
По крайней мере, среди всего этого оцепенения открылась истина. Предатель был разоблачен, и выбор сделан.
Теперь можно было исполнить долг и призвать к войне.
Но, несмотря на это, он по-прежнему не шевелился.
Мечта умерла.
Илья посмотрела туда, где стоял Хасик, и увиденное не утешило генерала.
Она словно в первый раз оглядела мостик, наблюдая за работой многочисленных членов экипажа, пытаясь понять, нервничают ли они в той же степени, что и она. Командный центр «Бури мечей» был воистину колоссального размера, способный вместить сотни людей, ответственных за контроль и управление линкором в бою. Рифленые стены похожего на пещеру зала были усеяны террасами, ярко освещенными светом пикт-экранов. От мраморного пола к далекому сводчатому потолку поднимались обвитые люменами колонны пяти метров в диаметре. Вокруг Ильи во все стороны расходились ряды платформ, на каждой из которых размещались различные группы офицеров-сервов Белых Шрамов и техножрецов Механикум.
Возвышающаяся над дальней наблюдательной палубой громадная арка была доминирующим элементом мостика. За бронестеклом изгибался горизонт Просперо, темный, как дым, и затянутый грозовым облачным покровом. Над верхней атмосферой сверкали молнии, похожие на пляшущие серебристые жала.
Илья снова метнула взгляд на Хасика. Он находился у сенсорной колонны под аркой в окружении мерцающих гололитов и непрерывно жестикулировал. Сервиторы и офицеры из числа смертных спешили выполнить отдаваемые им приказы — десятки подчиненных приходили и уходили, кланяясь и передавая инфопланшеты.
Не произносящий ни слова Халджи стоял подле нее, погруженный в выжидательное молчание.
Илья повернулась к своим экранам. Корабли по-прежнему перемещались не по схеме развертывания. «Кво-Фиан» отошел к дальней стороне планеты. Два небольших фрегата после серии странных вокс-переговоров полностью прервали связь.
Она запустила авгурный поиск и поэтому первая увидела их. Четыре корабля, быстро направляющиеся в систему. До их рематериализации оставались считанные минуты, а ауспик-параметры по-прежнему были наполнены помехами.
— Ты видел это, Халджи? — спросила она, указав на рунические символы.
Халджи кивнул.
— Приближаются корабли.
— У них нет идентификаторов, — произнесла Илья, нахмурившись. — Корабли крупные. Трон, да это же линкоры!
— Ситуация под контролем.
— Черта с два она под контролем!
У генерала было такое ощущение, словно она колотила кулаками по доспеху Халджи. Он был таким невозмутимым и безразличным.
— Вы никак не реагируете, как будто…
Она не договорила «сами все устроили…»
Илья снова взглянула на Хасика. Его окружали две дюжины Белых Шрамов в тяжелых доспехах, расположившихся по краю наблюдательной палубы наподобие почетной стражи. Нойон-хан, как и все остальные из его окружения, не выказывал признаков удивления.
— Мы должны поднять щиты, — твердо сказала она.
— Нойон-хан так не считает.
— Такова процедура.
Халджи избегал смотреть на нее.
Илья ударила кулаком по пиктографу и почувствовала, как тот согнулся.
— Черт бы тебя побрал, Халджи! Что происходит?
Халджи покачал головой.
— Возьмите себя в руки, сы. Все прояснится.
Воин походил на рокритовую стену. Вдруг она осознала, что Халджи не был ни союзником, ни советчиком, он был надсмотрщиком. Шансов ускользнуть от его внимания у нее было не больше, чем обогнать на гравицикле.
С пылающими от гнева щеками она повернулась к ближайшему экрану. На экране проплывали руны, отмечающие смену кораблями позиций.
— Где Хан? — пробормотала она, пока ее пальцы плясали по пульту управления.
Четыре корабельных сигнала продолжали следовать через пустоту, направляясь с неумолимой целенаправленностью к боевым порядкам Белых Шрамов. Повторялась ситуация в системе Чондакс: казалось, весь флот был бессилен остановить их.
Илья запустила расширенное сканирование сигналов, отправив данные на другой монитор. Зернистость образов уменьшилась. По искаженным профилям было трудно сказать наверняка, но корабли выглядели серыми. Светло-серыми, как изображения Луны, которые она так часто видела на пропагандистских пиктах.
Она отключила передачу данных, отчаявшись найти в них смысл. Затем, собираясь отвернуться, она заметила знакомую сигнатуру, подбирающуюся к «Буре мечей». Небольшой фрегат «Калджиан», один из последних, кто успел вернуться к флоту перед нападением Альфа-Легиона. Он скорее не дрейфовал, а… крался.
Илья взглянула на Халджи, внимание которого снова переключилось на Хасика. Легионер не замечал ее и не проверял пикт-данные.
Она собралась заговорить, но в последний момент передумала. Хан по-прежнему был вне связи, и действия Легиона, несомненно, направлялись другими людьми, и именно ей выпало решить, кто они и в чьих интересах действуют.
Илья по-прежнему не поднимала головы и молчала. Осторожно, стараясь насколько возможно сохранять спокойствие, она начала действовать. Одна за другой на пульте управления начали прокручиваться оборонительные схемы «Бури мечей».
Цинь Са присел среди руин. Система целеуказания по-прежнему ничего не показывала. Остальные воины крались сквозь темноту, держась поближе к кучам обломков. Над ним гремели беспокойные небеса Просперо.
Магистр кешика уже видел колонну, стоявшую подобно обломку кости среди кружащейся пыли. Осталось преодолеть еще одну баррикаду, и Белые Шрамы снова окажутся на площади.
— Ты на позиции? — связался Цинь Са с Арвидой.
— По твоему сигналу, — ответил легионер Тысячи Сынов.
Цинь Са проверил позиции боевых братьев. На его ретинальном дисплее мигнули восемь рун, каждая в радиусе пяти метров. Он решил не использовать болтеры, поэтому его воины пойдут в бой с талварами, глефами и молниевыми когтями. Оружие окуталось потрескивающими разрядами синих силовых полей.
— Держаться рядом, — предупредил он, медленно вращая двумя изогнутыми клинками. — Защищайте колонну, а я попытаюсь получить данные по местонахождению.
Он выскочил из укрытия, прыжками двигаясь по изломанному ландшафту, обходя самые крупные из завалов. Его отряд последовал его примеру, устремившись в вечную ночь Просперо. Легионеры двигались пригнувшись и бесшумно, словно идущие по следу волки.
Арвида находился внутри их строя. Он шел более скрытно, чем терминаторы, прекрасно зная местность и не испытывая затруднений из-за их массивной брони. Перчатки уроженца Просперо уже светились сполохами варп-пламени, освещавшими потрепанный багровый доспех.
Цинь Са первым оказался на площади. Ее поверхность стала еще ненадежнее, чем прежде. По рокриту тянулись новые трещины, а огромные участки обвалились в дымящиеся кратеры. Воин брел, словно привидение, ни на секунду не опуская клинки.
В груди учащенно стучали сердца. Окружавшая Белого Шрама абсолютная тишина наводила на мысли о самой преисподней.
В тот момент, когда они приблизились к центральной колонне, Цинь Са услышал первые отзвуки гула. Он резко повернулся и увидел, как над ним материализуется психонойен, словно вытягиваемый из самого воздуха. Белый Шрам увидел свисающие конечности, щелкающие жвала, раздутые части мозга. Как и ее собратья, тварь была полупрозрачной и светящейся, словно наполненная трупным газом. Взмахи крыльев слились в одно размытое движение, и она устремилась к воину.
Цинь Са собрался с духом, приготовившись к столкновению. В последний момент он сделал выпад, целясь в узкую часть между грудью и брюхом. Психонойен слепо наткнулась на мечи — оба клинка погрузились без сопротивления в эфирную материю. Цинь Са тут же почувствовал страшный опустошающий холод, от которого застыли мышцы и оцепенел разум.
Затем легионер услышал крик Арвиды, и похожий на молнию разряд ударил в насекомоподобное тело. Светящийся скелет тут же затвердел, как замерзающая до состояния льда вода. Хитиновая оболочка уплотнилась и стала реальной, по внутренностям потекла жидкость.
Цинь Са тут же ударил крест-накрест обоими клинками. Психонойен завопил, и его тело развалилось. Липкие останки хлестнули по шлему магистра кешика. Гул сменился приглушенными судорогами.
Магистр кешика тут же отскочил прочь от распадающейся туши. На площади появились другие психонойен. Зловеще раскачиваясь, они, как и прежде, вслепую направились к терминаторам. В этот раз Арвида был готов. Расположившись в центре отряда, он раскрыл ладонь и выпустил в них разряды варп-пламени. При попадании полуматериальные твари обретали физическую форму. В этом случае Белые Шрамы могли сразиться с ними.
Цинь Са увернулся от одного психонойен и устремился к другому. Как только он сошелся с ним, оболочка существа уплотнилась, давая возможность атаковать энергетическими клинками. Тварь с рассеченным, истекающим брюхом зашаталась. Цинь Са продолжил атаку гудящими мечами. Выписывая ими восьмерки, он тремя яростными ударами разрубил варп-тварь на куски.
Белый Шрам испытал прилив холодного удовлетворения. В таком бою он мог сражаться. Он был быстрее призраков. И смышленее.
Материализовались новые враги, сначала несколько, затем дюжины. Группа превратилась в рой, привлеченный присутствием живых душ, посягнувших на их владения. Среди призраков появились еще более странные существа: гигантские скарабеи с блестящими и огромными панцирями; бегущие по камням огромные богомолы; похожие на ос твари с раздутыми двойными жалами. Перед легионерами постепенно возник причудливый зверинец психической фауны Просперо, мерцая призрачными недолговечными формами: светились раздутые черепные выступы, сияли слепые мультифасеточные глаза.
Арвида старался изо всех сил, метая молнию за молнией в появляющихся чудовищ. Белые Шрамы продолжали сражаться, прорубая путь к колонне, их клинки истекали светящимся ихором. Цинь Са увидел, как Гарул нырнул прямо через только что уплотнившегося психонойен, вращая глефой с невероятной скоростью. Ро-Сянь разрезал скарабея на куски когтями, забрызгав себя светящейся жидкостью.
Но численность начала сказываться. Когда Цинь Са достиг тусклой тени колонны, на него набросился один из похожих на осу инсектоидов. Арвида не успел отреагировать, и клинки Цинь Са просвистели через пустоту. Он почувствовал, как мучительно сопротивляется его душа, и попытался отступить. Тварь не отставала, пытаясь сразить его чудовищными жалами.
Цинь Са сделал выпад, целясь в ближайший изогнутый шип. В последний момент Арвида выпустил разряд в тело осы — один из клинков легионера отсек затвердевшее жало, другой вонзился глубоко в грудь. Белый Шрам вырвал оба меча, разорвав тварь.
К тому моменту их стало больше. Один из богомолов схватил Кагуна и вырвал душу воина из тела, прежде чем Арвида успел среагировать. Дикие вопли воина не стихали, пока сократившийся в численности отряд пробивался к центру площади.
Призраки продолжали материализовываться, со всех сторон появляясь прямо из воздуха в своей отвратительной ипостаси. Воин Тысячи Сынов старался изо всех сил, освещая небеса своей магией, но все равно не успевал. По-прежнему не было ни сигнала, ни данных о местонахождении Хана.
Цинь Са двигался со всей унаследованной им от прародителя скоростью, выжимая максимум из терминаторского доспеха и заставляя выть сервомеханизмы. Его клинки били и жалили, избегая призрачных форм бесплотных и точно пронзая затвердевшую плоть материальных призраков. Разум воина был скован прочными тисками концентрации. Все, что он видел — это движение, удары и уклоны, истекающие из ночи, подобно светящимся кошмарам.
Воины кешика отступали сомкнутой группой, защищая Арвиду, в то время как его колдовство помогало им сражаться. За их спинами неумолимо возвышалась разрушенная колонна.
— Мы долго не протянем, — холодно передал Арвида.
— Оставайся на месте, — прохрипел Цинь Са, отрезав путь убегающему богомолу. Белый Шрам отсек ему конечности, и тот повалился на землю. — Он должен быть близко.
Магистр кешика услышал гул и развернулся вправо, обезглавив низко бегущего психонойен. Удар был мастерский, но Арвида не успел полностью задействовать варп-искусство, и прежде чем Цинь Са сумел остановить мечи, он почувствовал ледяное притяжение эфира.
Он дернулся в сторону, но слишком медленно. Из темноты появилась другая тварь, полупрозрачная, как затемненное стекло. Она повернула к Цинь Са.
У него не было времени. Арвида был занят собственным боем, воины кешика помочь не могли. Он вдруг понял, что не сможет себя защитить.
— Каган! — дерзко заревел он, приготовившись к схватке.
Существо рассыпалось на тысячи вращающихся осколков, которые разлетелись по руинам. Фрагменты крыльев и тела вспыхнули, как звезды, прежде чем потухнуть, а по площади пронеслась волна вопля, всколыхнувшая пыль. Казалось, разорвался сам воздух, отчего варп-существ разбросало по сторонам.
Позади уничтоженных фантомов стояла высокая фигура, вырисовываясь на фоне тусклого пожарища долгой, предсмертной агонии Просперо. Его меч светился остатками эфира, словно после погружения в расплавленное железо. Превосходный доспех покрывала дымящаяся грязь и пыль.
И тогда призраки остановились, неожиданно утратив волю к битве. Рой отпрянул от появившегося среди них нового клинка и убрался восвояси.
Секунду шокированный и тяжело дышавший Цинь Са просто смотрел на гостя. Затем закованная в броню фигура заговорила, и все стало ясно.
— Оставь их, Са, — прорычал Хан, шагая вслед за отступающими кошмарами. Его длинный клинок дао мерцал, а отделка доспеха сияла, словно только что добытое золото. — Ты не можешь навредить им. А я могу.
«Калджиан» вышел на дистанцию атаки, и его накрыла тень «Бури мечей». Стоявший в открытых ангарных воротах Шибан смотрел на колоссальный корпус флагмана, который скользил через пустоту, заслоняя звезды. Воин видел корпуса двигателей, генераторы подфюзеляжных щитов, бортовые лэнсы, окруженные украшенными лазерными установками и орудиями ближнего боя.
Его братство сидело в седлах наготове, построившись шеренгами на палубе ангара. Пятьсот машин с работающими на полных оборотах двигателями рычали и шипели.
Космоциклы модели «Содзюцу» были крупнее и грубее машин типа «Скимитар», оснащены закрытыми намного более мощными силовыми установками. Это были скорее одноместные истребители, чем спидеры, и Белые Шрамы в герметичной броне могли использовать их для молниеносных атак в пустоте так же, как воины других Легионов спидеры для действий в атмосфере.
Шибан отклонился назад в седле, проводя последние проверки систем машины. Установленный в диаметральной плоскости тяжелый болтер был взведен, а палубные фиксаторы скользнули в пазы. Белый Шрам поднялся над рокритом, поддерживаемый гудящей подушкой антигравитации. Братья вокруг него проделали то же самое, и ангар наполнился маслянистой вонью изрыгаемого двигателями дыма.
— Думаешь, они будут стрелять в нас? — спросил по воксу Джучи, подпрыгнув возле хана.
— Мы скоро об этом узнаем, — ответил Шибан, после чего дал газу.
Космоцикл прыгнул вперед, как живое существо, с ревом сорвался с длинной рампы ангара и умчался сквозь атмосферный щит в безмолвную пустоту.
Его братство последовало за ним. Пятьсот космоциклов вылетели из корпуса «Калджиана» и рассредоточились в вакууме, оставляя за собой грязные струи.
Шибан увеличил скорость, и над ним закружились грозные очертания «Бури мечей». Машина качнулась, когда воин ее развернул, устремившись вдоль корпуса к подфюзеляжным отсекам шаттлов. Мимо проносились огромные башни сенсоров, свисающие подобно сталактитам с нижней поверхности линкора.
Братство в разомкнутом строю устремилось к входным точкам, точно всадники, мчащиеся по равнине. Шибан увидел бесшумно приближающиеся врата первого отсека и включил сканирование зоны ангаров.
— Прикрыты щитами, — передал он, сближаясь с кораблем.
Хан направился вниз, к корме линкора, лавируя между узлами связи и выступающими казематами. Братство пронеслось мимо первого посадочного отсека и устремилось к следующему.
— Они все будут защищены, хан, — невозмутимо заметил Джучи. — Мы будем прорываться внутрь?
Шибан наклонился, чтобы увернуться от огромного ствола лэнса.
— Если придется.
Он помчался вниз, направляясь к килю «Бури мечей». Путь хану преграждала вертикальная завеса флюгерных датчиков, и он увеличил скорость, чтобы миновать их.
У них было мало времени — офицеры сенсориума флагмана уже должны были отслеживать их, неистово запрашивая «Калджиан», почему было выпущено так много флайеров. Операционное окно между вылетом братства и принятием Хасиком мер предосторожности исчислялось в секундах.
Шибан пролетел под законцовкой киля, проскочив на расстоянии шлема от флюгерного датчика, и резко развернул космоцикл. Над ним протянулась дальняя сторона «Бури мечей», огромная и отвесная.
— Семьсот метров, — сообщил он, нацелившись на следующий посадочный отсек. — Полный газ.
Братство устремилось к нему, прижимаясь к наружной обшивке линкора и петляя между сотнями выступов и петляющих каналов.
Мимо них пронеслись, как метеоры, первые вспышки лазерного огня, едва видимые на таких предельных скоростях. Орудия, что тянулись дальше вдоль циклопического борта линкора, открыли огонь первыми, плотно прижимаясь к обшивке, чтобы прицелиться по мчащимся спидерам.
Несколько нашли свою цель: одни космоциклы врезались в корпус корабля, другие с пылающими двигателями исчезали в пустоте.
— Они посмели! — закричал по воксу разъяренный Джучи.
Шибан добавил мощности, как можно сильнее прижавшись к днищу «Бури мечей». В глубине души хан надеялся, что братья на этом корабле не воспользуются оружием, чтобы помешать им высадиться. Если же они серьезно настроены, тогда на уничтожение всего братства Бури им понадобится всего несколько минут.
«Они не могут пойти на это. Даже после того, что случилось, они не могут пойти дальше предупреждения».
Следующая группа стыковочных отсеков была прикрыта щитами, для быстрого прорыва это была слишком серьезная защита.
— Рассредоточиться, — отдал он приказ, выискивая впереди способ проникновения на корабль. До того, как ситуация станет необратимой, оставались считанные секунды.
Шибан еще больше прижался к кораблю, задев нижнюю сторону вытяжного вентилятора и едва не срезав силовой кабель. Канониры, отлично натренированные вести огонь по высокоскоростным целям, нащупали дистанцию, и лазерный огонь стал интенсивнее. Космоциклы получали попадания и входили в штопор, прежде чем рассыпаться безмолвными полосами пылающего прометия. Дисплей шлема Шибана вспыхнул красным, мигая позывными погибших братьев.
— Быстрее, — прорычал он, не желая отрываться от своих воинов. Второго шанса не будет.
Его братья знали это и не отставали от хана. Двигатели их машин, работающие почти за пределами допустимых перегрузок, выбрасывали во тьму языки пламени.
— Хан, — обратился Джучи сквозь стиснутые зубы. Впервые его голос звучал неуверенно. — Когда мы…
И тут Шибан увидел это на дисплее шлема — единственный стыковочный порт, незащищенный и открытый.
— Вот оно, следуйте за мной, — приказал Шибан, направив машину вверх и устремившись на сигнал. Хан прорвался сквозь встречный ливень лазерного огня, виляя и ныряя, чтобы избежать лучей, промчался мимо целого ряда угловатых торпедных установок и направился к обозначенному отсеку.
Белый Шрам понятия не имел, почему он незащищен, но это избавило его от губительной задачи по прорыву внутрь линкора. Габаритные огни были включены, пульсируя внутри открытой пасти отсека и призывая легионеров внутрь, словно кто-то на флагмане очень хотел, чтобы братство Бури взяло на абордаж корабль.
Шибан включил тормозные двигатели в последний момент, развернулся в невесомости, а затем влетел в инерционный пузырь «Бури мечей». Гравипластины космоцикла тотчас завыли, адаптируясь к стремительно меняющемуся окружающему пространству, затем зафиксировались на палубе отсека и выровняли машину.
Шибан нырнул в следующий отсек, развернул машину и резко затормозил. Он оказался в просторном ангаре, почти пустом, за исключением нескольких грузовых кораблей типа «Арвус» и удерживаемого стыковочными зажимами массивного шаттла. Хан уже слышал звуки сигналов тревоги.
Братство последовало за ним, спускаясь на палубу из-под крыши стыковочного отсека. Всадники выключали двигатели и, не дождавшись пока стихнет их рев, выпрыгивали из седел, в то время как машины, испуская пар, самостоятельно двигались до полной остановки.
Шибан оттолкнул космоцикл и бросился к двери в дальней стене, на бегу выхватив из-за спины глефу. Энергетическое поле с шипением ожило.
— Ко мне! — проревел он, отмечая, сколько рун жизненных показателей движутся по ангару. Их было уже больше двухсот, еще больше было на подходе.
К нему подбежал Джучи с болт-пистолетом в одной руке и талваром в другой.
— Цель — командный мостик, — сообщил он остальным братьям. — Девятнадцать уровней вверх.
Шибан кивнул и включил механизм рампы, который поднял ее к огромным полуоткрытым противовзрывным дверям.
— Мы будем там очень скоро, — усмехнулся Белый Шрам.
Последний из психонойен исчез среди руин, оставив после себя только призрачные следы колдовского света над выжженными зданиями. Хан смотрел, как они уходят. С меча на пыль густыми каплями стекал светящийся ихор. Землю вокруг примарха устлали десятки трупов, некоторые все еще дергались в предсмертной агонии.
Убивать их было довольно просто. Все заключалось в вопросе веры в свои силы: достаточно было приспособиться к имевшемуся у него и его братьев потенциалу. Все они были существами варпа, что бы Малкадор ни говорил толпам, и во что бы ни хотелось верить Руссу или Ангрону.
«Он течет в наших разумах, как кровь в венах».
Цинь Са и выжившие воины кешика собрались вокруг него. Когда Хан повернулся, чтобы поприветствовать их, то заметил больше серебристых вспышек на горизонте. За время отсутствия примарха рокот грома усилился. Облака мчались, словно охваченные паникой табуны адуун.
Цинь Са поклонился.
— Каган, вы…
— У тебя есть координаты «Бури мечей»? — спросил Хан, снова взглянув на беспокойные небеса. Он почувствовал атмосферные помехи, отмеченные присутствием яркой эфирной сущности.
— Пока нет.
Хан повернулся и заметил среди своих воинов легионера Тысячи Сынов. На один ужасный миг он подумал, что это был Ариман — тот носил такой же алый доспех и такие же тайные символы.
— Ты, — обратился примарх. — Кто ты такой?
Колдун поклонился.
— Ревюэль Арвида, повелитель. Четвертое братство.
Хан рассмотрел его. Примарх увидел силу психической души, пылающую внутри воина, как пламя свечи — ослабевшую из-за лишений, но все еще яркую.
— Ты последний?
— Насколько я знаю, — ответил Арвида. — Если только…
— Внизу никого нет, — сказал Хан. — Больше нет.
— Вы нашли то, что искали? — спросил Цинь Са.
Хан задумался, решая, что ответить. Он ведь с самого начала не знал, что искал на самом деле. Как и в прежние времена, примарх надеялся, что добыча выскочит перед ним, мчась на границе видимости. Но теперь, после окончания погони, было сложно решить, с чем он столкнулся.
— Я знаю больше, чем раньше, — ответил примарх.
— Тогда кто предатель?
Хан холодно улыбнулся.
— Все, что нам говорили, оказалось правдой. Этот мир отмечен знаком смерти Русса, а Магнус уже был павшим. За всем этим стоит Гор, повелитель примархов.
Он взглянул на небеса.
— Все они виновны. Предателей нет, только паутина, протянувшаяся в прошлое и вцепившаяся в нас всех. И теперь пришла наша очередь.
Облака над колонной начали светиться. Вибрирующий пучок света пронзил смог и затрещал, столкнувшись с камнем.
Терминаторы повернулись к нему, активируя оружие. Цинь Са встал перед Ханом. Только Арвида не шевелился.
— Я долгое время чувствовал, что он следует за нами, — пробормотал Хан, наблюдая за тем, как хлещут и извиваются дуговые разряды, поднимая в воздух клубы пыли и насыщая воздух гулом статики. — Он следовал за мной по пятам с самого Улланора. И вот настиг.
Кешик перестроился в разомкнутый полукруг, приготовившись к атаке. Но ни один из них не пошевелится без приказа, ведь воины были воплощением воли Хана.
— Не пытайтесь помешать ему, — невозмутимо произнес Хан, наблюдая за тем, как внутри стены неистовствующего света материализуются темные фигуры. — Он вам не по зубам. Да и как может быть иначе? Ведь он мой брат.
20
ЗАСТИГНУТЫЙ ВРАСПЛОХ
ВО ВСЕ ВРЕМЕНА В ГАЛАКТИКЕ
УТРАТА ДРУЗЕЙ
Хасик смотрел на показания авгура с растущим чувством тревоги.
— Ты уверен? — спросил он, повернувшись к Табану. — Нет ли здесь ошибки?
— Не думаю, нойон-хан, — ответил начальник сенсориума, пристально всматриваясь в сгруппированные вокруг него линзы. — Я удивлен не меньше вас. Но перепроверю, чтобы исключить возможность ошибки.
Хасик повернулся к командиру своего кешика Гогалу.
— Что с флотом?
— «Кво-Фиан» маневрирует, чтобы атаковать их. Я не могу связаться с мостиком. Хибу не отвечает с «Чин-Зара». Я получил доклады о беспорядке на множестве кораблей.
Хасик раздраженно выдохнул.
— У нас нет на это времени.
Гогал бросил взгляд через плечо. Далеко внизу, на нижнем мостике продолжала усердно работать на своем посту терранка.
— «Калджиан» взял нас на абордаж. Даже здесь, милорд, мы не…
— Корабль Шибана?
— Верно.
— Установи вокс-связь с приближающейся эскадрой, — приказал Хасик. — Проследи, чтобы ни один из наших кораблей не открывал огонь по ней. Наступил долгожданный момент — мы остаемся на месте и ждем.
Он повернулся к стоявшей вокруг него дюжине Белых Шрамов. Среди них были ханы, капитаны, старшие офицеры и командиры из числа смертных — всего лишь горстка из тех, кого склонили на свою сторону и кто сейчас действовал ради освобождения Легиона от тирании. Некоторые, как Табан, были членами экипажа флагмана, другие прибыли вместе с нойон-ханом с «Чин-Зара». Они были непоколебимы. У них просто не было выбора.
— Приближающиеся корабли не отвечают, — тихо ответил Гогал.
Хасик выругался.
— Почему?
— Я провел повторное сканирование, — вмешался Табан. — Ошибки нет. Обнаружена телепортация. Ее траектория указывает на Тизку.
Офицер взглянул на Хасика.
— Кажется, они направились прямо к источнику.
Хасик чувствовал, что все больше раздражается. Все должно было быть не так.
— Мы можем определить координаты? Высадить…
Внезапно на мостике заголосили ревуны, отдаваясь эхом среди высоких сводов. Белые Шрамы вокруг ключевых боевых постов схватили болтеры и начали выдвигаться к многочисленным выходам.
— Абордажная группа приближается, нойон-хан, — доложил Гогал почти укоризненным тоном и вынул из кобуры оружие. — Приказ на отражение атаки?
Хасик окинул взглядом командный мостик. При всем его размере, он был заполнен толпами людей: слугами, операторами станций, отделениями космодесантников, техножрецами. Сотни душ под его командованием. В центре мостика находился собственный кешик Хасика, несокрушимая свита из ветеранов в терминаторских доспехах. Такая же, как и у Кагана.
Согласно проведенным расчетам одно единственное братство не представляло серьезную угрозу. Но нойон-хан все же надеялся избежать полномасштабного боя и склонить несогласных на сторону благородного начинания. Возможно, эта надежда всегда была глупой.
— Мы здесь в безопасности, — холодно заявил Хасик. — Скажи им удерживать противника на исходных позициях.
Гогал поклонился.
— А что насчет… них?
Хасик снова повернулся к огромному сводчатому иллюминатору. Он видел их собственными глазами — четыре крупных боевых корабля в сопровождении эскорта, направляющиеся из сияния солнца Просперо к флоту Белых Шрамов. Они двигались медленно, но целеустремленно, в корне отличаясь от той дезорганизации, что охватила корабли V Легиона.
— Это не Шестнадцатый Легион, нойон-хан, — доложил Гогал.
— Вижу.
«Почему они не выходят на связь? Почему молчат?»
— Это испытание, братья, — заявил Хасик, повернувшись к воинам. В этот самый момент он услышал первые звуки болтерной стрельбы, раздавшиеся на нижних уровнях. — Ради этого мы и старались.
Он извлек свой клинок — чогорийский талвар, с которым он шел в битву с первых дней крестового похода.
— Теперь уже ничего не остановить, — произнес он. — Ради Империума, ни шагу назад.
Шибан на полной скорости ворвался в коридор. Его сопровождала дюжина воинов, за которыми следовало остальное братство.
Шокированные слуги с вытаращенными глазами прижимались к стенам, уступая им дорогу. Резко заревели сигналы тревоги, за ними раздались звуки общекорабельной аварийной сигнализации. Многие матросы корабля были вооружены лазерным оружием, но у них не было ничего, что могло бы остановить несколько сотен вооруженных и облаченных в броню, а главное, разъяренных Белых Шрамов. Палуба за палубой поднималось братство Бури, не встречая никакого сопротивления, которое не могли бы с легкостью сломить.
Неподалеку от цели Шибан ворвался в один из залов под уровнем мостика: огромное помещение с изогнутыми мраморными стенами и группами светящихся сенсорных линз. Сотни техножрецов и смертных офицеров разбегались перед ними, словно стада добычи перед клином охотников. Воин даже не видел лиц этих людей — они проносились мимо размытыми пятнами. Так же как и ряды логических машин-когитаторов, равных по высоте «Боевым псам» и испускающих пар из перегретых клапанов и транзисторных колонн.
Когда хан промчался мимо последних из них, первый сокрушительный залп болтеров искромсал стены вокруг него.
Заскользив, он остановился и, присев, внимательно огляделся в поисках источника выстрелов. Менее чем в двадцати метрах впереди тянулась широкая лестница, резко поднимаясь к дальнему концу зала. По обе стороны от нее вдоль стен тянулись террасы, забитые боевыми постами сервиторов.
Посередине лестницы на украшенной колоннадой площадке ожидала линия Белых Шрамов. Они заняли удобные огневые позиции, укрывшись за дугой колонн. Позади легионеров находились подступы к стратегиуму и мостику.
Их командир даже не пытался остаться в укрытии. Он шагнул вперед с болтером в одной руке и силовым мечом в другой.
— Больше ни шагу, братья! — выкрикнул он, и его усиленный воксом голос разнесся по залу. — Хватит. Если вы вынудите нас, мы будем стрелять.
От одного взгляда на противника у Шибана сжалось сердце.
Это был Торгун.
Терранец прибыл с большей частью своего братства: две сотни воинов были на виду, несомненно, много больше оставалось вне поля зрения.
— Это не может продолжаться, — ответил Шибан, оставаясь на месте. За спиной под прикрытием логических машин медленно подбирались его воины. — Ты не повелитель этого Легиона, Торгун.
— Как и ты, брат, — отозвался Торгун, взглянув на него со своей выгодной позиции. — Пути на мостик нет.
— Что с Каганом?
— От имени Кагана говорит Хасик.
Шибан почувствовал, как закипела кровь. Никто, даже сам Император, не говорил вместо Великого Хана.
— Я не один, — сказал Шибан. — По всему флоту воспротивятся другие ханы. Легион не примет власть Хасика.
— Они изменят свое мнение, — возразил Торгун, хотя он говорил так, словно убеждал самого себя. — Они поймут, как и Каган, когда он вернется.
Шибан изучил подступы к лестнице. Будет трудно — защитники обладали преимуществом высоты и укрытий.
Но верили ли они по-настоящему в то, что делают? Станут ли они удерживать позиции ради Хасика с тем же рвением, как сделали бы это за Кагана?
— Ты все еще можешь отступить, — сказал по воксу Шибан. — Я знаю тебя, брат, ты не из-за этого присоединился к ним. Ты никогда не хотел, чтобы так случилось. Опустите свои клинки. Речь больше не идет о верности. Все кончено.
Торгун колебался всего лишь долю секунды, едва заметный фрагмент на хронодиске. И все же он колебался.
— Я получил приказ, Шибан, — дерзко заявил он. — Больше ни шагу. Мы откроем огонь.
Шибан мрачно кивнул. Он передал по воксу безмолвную команду своему братству.
«Действуйте быстро и уверенно. Мы делаем это ради Кагана».
— Тогда мне жаль, брат, — произнес Шибан, сжав обеими руками глефу и приготовившись к броску. — Поверь, мне жаль.
«Вперед!»
С оглушительным ревом братство Бури выскочило из укрытий и устремилось вверх по лестнице прямо на поток болтерных снарядов. Весь зал наполнился огнем, грохотом и яростью.
Хан смотрел, как исчезают последние следы варп-энергии, как оседает пепел и рассеиваются остаточные проявления эфирной вспышки. И затем он увидел, как в вихре появляются семь фигур.
Шестеро были легионерами, облаченными в светлые терминаторские доспехи и вооруженными огромными косами. Наплечники были выкрашены в оливково-зеленый, а соединения между пластинами — в цвет железа. Воины были массивными, сутулыми и более коренастыми, чем свита Цинь Са. От их брони поднимался бледно-зеленый пар последнего из телепортационных лучей.
Седьмой был совсем иным. Он возвышался над ними, облаченный в доспех из некрашеной меди и выбеленного керамита. С наплечников с высокими закраинами свисал длинный темно-зеленый плащ. Вокруг пояса болтались прикрепленные цепями черепа, некоторые принадлежали людям, другие — ксеносам. Среди них ютился длинный многоствольный пистолет, усыпанный бронзовыми отметками убийств.
Из глубокой тени рваного капюшона сверкали янтарные глаза. Украшенная дыхательная маска скрывала нижнюю половину лица. Изнутри доспеха сочились струйки маслянистой жидкости, стекая по украшенным черепами поверхностям и шипя при контакте с иссушенной солью Просперо.
В тянущихся от дыхательной маски трубках булькала жидкость. При каждом вдохе примарх хрипел.
— Джагатай, — произнес примарх Мортарион, воткнув пятку огромной косы в пыль.
Хан взглянул на оружие. Оно называлось Безмолвие, величайшее из пользующихся дурной славой кос XIV Легиона.
— Мортарион, — ответил Хан, приветственно кивнув. — Это не твой мир.
— Как и не твой. И, тем не менее, мы оба здесь.
Почетная стража Мортариона — Саван — молча разошлась по пеплу. Воины Цинь Са развернулись зеркальным строем. Два отряда стояли всего в нескольких метрах друг от друга. Над ними сверкала молния и гремел гром.
Хан почувствовал, как напряглись мышцы.
— Если ты прибыл за Магнусом, то его здесь больше нет.
— Я прибыл за тобой, брат. Ситуация изменилась.
— Ты говорил.
Мортарион улыбнулся за своей маской, из-за чего покрытые пятнами щеки сморщились.
— Мне многое нужно сказать тебе, Джагатай. О благоприятных возможностях. Цена ошибки никогда еще не была столь высокой, а награда превосходит любые ожидания.
Хан настороженно наблюдал за ним. Мортариона всегда было сложно прочесть.
— Так значит, ты здесь, чтобы убедить меня? — спросил примарх Белых Шрамов. — Думаешь, после всего этого, есть еще какие-то аргументы?
Мортарион левой рукой откинул капюшон, обнажив бледно-серый череп. Однако лицо с глубокими мешками под пронзительными глазами отличалось тем же благородством, что и у генетических братьев. Из обвивавшего шею горжета поднимались облачка газа.
— Выслушай меня, — сказал он. — Просто выслушай. Ты можешь кое-чему научиться. Даже тебе, мой гордый брат, можно преподать урок.
Хан небрежно держал меч, не обнажая его.
Казалось, сила Мортариона выросла. Внутри него что-то горело, темное, как старые угли. Кожа стала бледнее, осанка чуть сутулее, но, тем не менее, аура устрашения только усилилась. Даже во времена триумфа на Улланоре он не обладал подобной мощью.
Хан вспомнил слова брата.
«Какой была бы ставка на нас, брат? Что бы ты заплатил, если бы мы сразились?»
— Говори, зачем пришел, — потребовал Хан.
Мортарион поклонился немного насмешливо.
— Я проделал долгий путь, чтобы найти тебя, — проскрежетал он. — А теперь оглянись — у нас уйма времени. Все, кто мог нам помешать — мертвы и не шевелятся.
Он снова улыбнулся, так же безрадостно и сухо, как прежде.
— Вот.
Шибан врезался плечом в брата-легионера, и тот отшатнулся вверх по широким мраморным ступеням. Хан крутанул глефу, рассекая воздух крест-накрест, и разрубил болтер противника. Затем Шибан направил оружие вниз и разрезал кабели доспеха и подачу кислорода своей жертвы.
Воин Торгуна поперхнулся, схватился за свое горло и покатился по ступеням навстречу атакующему братству Шибана.
Плотность огня была ужасающей: несмотря на скорость воинов братства Бури, уклонявшихся и нырявших на бегу, десятки легионеров погибли. Болты врезались в керамитовые доспехи, разрывали их и отбрасывали боевых братьев вниз.
Еще за секунду до того, как отдать приказ об атаке, Шибан не был уверен, что по ним в самом деле откроют огонь. Но Торгун выполнил свою угрозу, а его воины — долг.
Братство Бури в разомкнутом строю хлынуло навстречу опустошающему шквалу. На месте каждого убитого вставал десяток. Воины быстро добрались до колонн, и бой перешел в рукопашную стадию. Брат сцепился клинком с братом, а грохот болтерного огня сменился резким рыком энергетического оружия.
Шибан повернулся к следующему защитнику, практически единственным отличием которого от других воинов была эмблема луны на наплечнике. Их клинки сошлись в шквале ожесточенных ударов. Шибан раскрутил гуань дао и одним ударом пронзил воина под нагрудником. Окутанное расщепляющим полем лезвие вошло глубоко в тело, хан прокрутил глефу, а затем выдернул.
Если бы врагами были зеленокожие, Шибан бы не остановился и, несомненно, раскромсал бы органы, но ему противостояли его братья. Он не хотел убивать без необходимости, поэтому обездвиживал, ломал кости, душил и оглушал, затем двигался дальше через толпу к вершине.
Бой был необычным — воины сражались в тесноте с яростью и жестокостью, но при этом удивительно бесстрастно. Ни один не издавал воплей и не использовал боевой жаргон. Все бились с холодной дисциплиной, механически и с превосходным мастерством, но не получая от битвы удовольствия.
«Мы стали никчемными, — подумал Шибан, продираясь через давку тел, уворачиваясь, раздавая удары. — Мы стали теми, кого некогда ненавидели».
Он прыгнул вперед, отшвырнув с пути защитника сильным ударом кулака.
— Ты всегда слишком торопишься, брат, — раздался выше знакомый голос.
Шибан пригнулся, почувствовав, как к нему устремился клинок. Хан упал на одно колено, а затем бросился вперед, вытянув перед собой глефу.
Торгун оказался слишком быстрым и увернулся от расщепляющего острия, парируя его силовым мечом. Клинки затрещали в урагане энергетических полей, а затем расцепились.
— Что они пообещали тебе? — прорычал Шибан, изогнувшись для следующего удара.
Торгун атаковал первым, орудуя талваром с впечатляющей сноровкой. Они снова сошлись, обменялись шквалом мощных ударов, после чего отпрыгнули назад.
— Ничего, — прохрипел Торгун. — Дело в верности.
Шибан продолжил атаку, используя длину глефы, чтобы заставить Торгуна перенести вес на заднюю ногу.
— Верность?
Торгун стремительно контратаковал. Энергетические поля рычали и пылали, осыпая искрами его доспех.
— Гор — магистр войны. Почему ты противишься этому?
Затем он прервал последовательность ударов и, обойдя глефу, атаковал ноги.
— Этого недостаточно, — ответил тяжело дышавший Шибан, с трудом блокировав удар и едва не потеряв равновесие. Вокруг них воины рубили и кололи, стреляли и парировали, сцепившись в сотне собственных дуэлей. С архитравов разлетались камни, сбитые болтерным огнем.
— Ты знаешь. Вас использовали.
Торгун отступил, сделав шаг вверх по лестнице, чтобы получить больше пространства, а Шибан последовал за ним.
— Использовали? — презрительно усмехнулся Торгун. — Где Император, брат? Где верные ему Легионы? Посмотри на мир под нами, посмотри на него!
Шибан снова сблизился, взмахнул глефой по узкой дуге и обрушил ее на защищающегося Торгуна. Два Белых Шрама, раскачиваясь и уклоняясь, непрерывно поднимались по лестнице среди хаоса боя. Ее вершина приближалась. Шибан с радостью отметил, что они оттесняют защитников.
— Отступись, — настаивал Шибан. — Ты все еще можешь прекратить бой.
Торгун продолжил отступление, сойдя с лестничной площадки и позволив Шибану последовать за собой. Снова загремели болтеры, поливая огнем с возвышенных позиций посреди колонн и террас главного холла мостика.
Как обычно Торгун отлично организовал оборону — она была многоуровневой, прорвать каждый последующий уровень было сложнее, нежели предыдущий.
— Я получил приказ, — Торгун повторил слова с тем же дерзким рыком, держа меч в защитной позиции. К этому моменту он стоял у входа в холл, прикрытый болтерным огнем и в окружении своих постоянно отступающих братьев.
Было сложно не восхититься его убежденностью. Шибан всегда отмечал то, как терране сражались в обороне — стойко, выносливо, беспощадно.
Кое-чему следовало поучиться даже посреди этого безумия.
— Плевать на твой приказ! — заревел Шибан, воодушевляя своих воинов на последний бросок. — За Кагана!
С ответным агрессивным воплем они миновали последний лестничный пролет и бросились в новый ураган. Торгун не отступил, и два хана снова сошлись в дуэли, вращая клинки в вихре сверкающих энергетических полей.
Мортарион сделал несколько шагов к Хану. Цинь Са двинулся на перехват, но Каган дал безмолвный боевой знак, и воин отступил к остальному кешику. Два примарха стояли особняком под присмотром своих телохранителей.
Мортарион был немного шире, Хан чуть выше. Броня Мортариона массивная, почти грубая, в то время как доспех Хана великолепно сработан. Безмолвие — гигантское оружие, выкованное из адамантия и сверкающее археотекными устройствами, дао Хана — узкий, идеально изогнутый клинок из безупречного металла, берущий силу скорее из формы, чем размера. Возможно, его создали с целью быть самым быстрым клинком Империума.
Скорость против непреклонности. Интересное состязание.
— Ты не должен быть здесь, — сказал Мортарион. — Тебе следовало присоединиться к Альфа-Легиону в Алакксесе.
Хан кивнул.
— Или же вернуться на Терру.
— Мы не желали этого. Зачем это нам?
— В Чондаксе нас удержал Альфа-Легион. Они хотели, чтобы мы приняли сообщение от Дорна.
Мортарион поднял безволосую бровь.
— В самом деле? Ты удивляешь меня, хотя, вероятно, не должен. Похоже, Альфарий всегда был себе на уме. — Он зловеще рассмеялся. — Он играет в опасную игру. Его погубят собственные интриги.
— Так почему ты? — спросил Хан.
— А почему нет, брат?
— Я полагал, это будет Гор.
— Тщеславие. У него много дел.
Хан прищурился. Мортарион выглядел не слишком уверенным в себе. Несмотря на внешний вид и излучаемую мощь, он колебался.
— Тебя прислал не Гор, не так ли?
— Это ничего не значит.
— Это значит все, — возразил Хан, изучая реакцию брата. — Магнус рассказал мне, как протекает война — некоторые братья все еще решают. Некоторые из нас всегда были в стороне. Я один, ты — второй.
Мортарион фыркнул.
— Мой Легион был на Исстване, так что выбрось любые мысли о том, что я не решился. Исход уже предопределен, и твой выбор прост — выживание или гибель. Давай, Джагатай, ты ведь никогда не верил в Единство. Ты понимал это даже, когда Жиллиман изводил нас своими нравоучениями, а между нашим отцом и краем галактики все еще стояли ксеносы.
— Тогда расскажи мне об альтернативе.
— Галактика воинов, — ответил Мортарион. — Галактика охотников, в которой сильным дарована свобода. Галактика, в которой не правит тиран, неволящий нас, лгущий нам.
— И все это под руководством Гора.
Мортарион пожал плечами.
— Он — начало. Чемпион, жертвенный король. Он может сжечь себя, чтобы добраться до Терры, а может и нет. В любом случае возвыситься смогут все братья.
Мортарион приблизился, и Хан почувствовал химический запах его доспеха.
— Тебе не следовало присоединяться к Ангелу, брат, не говоря уже о Магнусе. Мне было ненавистно смотреть, как вы втроем погружаетесь в эту грязь все глубже и глубже. Я всегда считал, что ты все поймешь и порвешь с ними, устав от этого лицемерия.
— Они никогда не были лицемерами.
— Не были? — Мортарион сухо рассмеялся. — Я надеялся, ты раскусишь их быстрее. Это варп, Джагатай. Наш отец пытался сделать вид, что он не существует, как будто сам еще не погряз по горло в этой засасывающей душу грязи. От нее следовало оградиться, избавиться, забыть. Варп не для нас. Это болезнь, чума.
Вскипевший Мортарион медленно успокоился, тяжело дыша через окутанную газом маску. Хан услышал тихое шипение, и задумался, какие супрессанты вводились в кровь брата.
— Я вижу, что произошло, — сказал он тихо.
Мортарион вскинул голову.
— Неужели?
— Отдаю тебе должное, ты всегда был искренен, — сказал Хан. — И никогда не скрывал своих желаний. Могу догадаться, как, по-твоему, все должно было произойти. Сначала обуздать колдунов и усмирить ведьм. Вытеснить их, и тогда власть перейдет к неиспорченным. Здоровым. Таким был твой великий план. Ты даже сказал мне об этом в тот день на Улланоре. Тогда я подумал, что это пустые угрозы, но мне следовало знать, что ты не угрожаешь впустую.
Пока Хан говорил, застывшее, словно маска, выражение лица Мортариона оставалось непроницаемым. Время от времени темнели глаза или дергался палец. Его переполняла лихорадочная энергия, вытекающая через трещины, подобно ядовитым парам.
— Но ведь все пошло не так? — продолжил Хан. — Ты завершил свою великую миссию, но колдунов оказалось больше, чем прежде. Гор поддерживает их, Лоргар показывает им новые фокусы. Если Магнус еще не присоединился, то скоро сделает это, и тогда ты окажешься в изоляции. Ты уничтожил библиариус и обнаружил, что колдуны теперь неконтролируемы. Они переиграли тебя. Ты сделал их работу за них, и скоро сам окажешься затянутым в варп и станешь так же смердеть им, как и они.
— Ты думаешь, что…
— Я отчетливо вижу это. Магнус показал. Твой Легион на данный момент может быть свободен от варпа, но изменения грядут. Ты заключил свои соглашения, и теперь они придут за платой. Ты глупец.
Мортарион напрягся. Его глаза на секунду вспыхнули гневом, который он быстро подавил.
— Ты не…
— И по этой причине ты разыскал меня, — перебил Хан. — У тебя не осталось друзей. Кто теперь поддержит тебя против эфироплетов? Ангрон? Что за союзник. Кёрз? Удачи.
Хан презрительно взглянул на Мортариона.
— Ты отведал плоды предательства и нашел их горькими. Не втягивай меня в свои неудачи. Ты сам по себе, брат.
Самообладание Мортариона рассыпалось, сменившись разъяренным рыком. Безмолвие дрогнуло, и примарх XIV Легиона сделал полшага вперед, сжав кулак.
— Я прибыл, чтобы дать тебе выбор, — сказал Мортарион, с трудом контролируя голос. — Половина твоего Легиона уже за Гора, другая выполнит любой твой приказ. Время нашего отца закончилось — ты можешь стать частью порядка, который сменит его.
Хан улыбнулся. Улыбка вышла холодной и высокомерно презрительной.
— Новый император.
Мортарион сердито взглянул на брата, хотя не мог скрыть сомнения.
— Почему нет? Почему им не стать тебе?
Хан кивнул, наконец, все поняв.
— Или тебе. И в самом деле, почему?
Он приблизился, впервые заметив выцветшую кожу вокруг краев маски. Сколько времени он ее носит?
— Я скажу тебе, почему. Потому что мы никогда не были творцами империй. Мы были эскортом. Тебя это раздражало, а вот я принял.
Мортарион начал отходить. Безмолвие ожило, потрескивая зеленоватой энергией. Саван опустил свои косы в боевую позицию.
— Значит, тебя не убедить, — сказал Мортарион, отфильтрованный голос снизился до злого рыка. — Досадно. Я приложил много усилий, чтобы спасти тебя, брат. Мне будет неприятно убивать тебя.
За спиной Хана кешик приготовил свои клинки.
— И в этом заключается разница между нами, — ответил Джагатай, поднимая дао в защитную позицию. — Когда я убиваю, то всегда смеюсь.
21
НА МОСТИК
ТИРАНЫ
ПРИВЛЕКАЯ ВНИМАНИЕ
Это был скверный бой. Белые Шрамы ожесточенно сражались в ограниченном пространстве, не давая воли привычной для них экспрессии. Шибан подстегивал братьев наступать, напоминая о достоинствах превосходящей скорости и мощи. Торгун поступал также, заклиная своих воинов держать типичную для них упорную оборону.
Ни одна из сторон не получала удовольствие от бойни. Сотни бронированных сапог размазывали по мрамору брызжущую на пол кровь. Клинки находили цели, врезаясь между нагрудниками и наплечниками, пронзая смуглую кожу и разрывая трансчеловеческие органы. Замкнутое пространство звенело характерным шумом боя между космодесантниками: громкими агрессивными криками, грохотом болтеров, рычанием сталкивающегося силового оружия.
В сердце битвы сражались Шибан и Торгун, кружа и обмениваясь ударами и ложными выпадами. Когда один атаковал брешь в защите противника, другой закрывал ее. Ни один из них не допускал ошибок — они сражались идеально, пользуясь стилями родных миров. Торгун был методичен, надежен, собран; Шибан — изобретателен, динамичен, настойчив.
Братство Луны бились так же грамотно, как и его хан, но постепенно стало ясно, что они понесли большие потери в начале боя, нежели нападавшие. Несмотря на изначальное преимущество в возвышенной позиции, они, шаг за кровавым шагом, были оттеснены в помещения за лестницей: нижний зал мостика и длинный коридор за ним.
Шибан продолжал сражаться, не обращая внимания на первые уколы усталости в руках. Торгун не уступал.
— Я никогда не пойму этого, — прорычал Шибан, развернувшись на левой ноге и направив глефу в грудь Торгуна. — Не пойму причины.
— Нет, не поймешь, — прохрипел Торгун, парировав удар, но при этом отшатнувшись назад. Возле плеча просвистел болт, задев наплечник и поцарапав эмблему полумесяца.
— У тебя было все, — давил Шибан. Теперь его вел гнев, а не наслаждение боем. Чувство было ужасным.
Торгун держался. Мастерски выписав клинком восьмерку, он перешел в контратаку.
— Оно не было моим, — у сорвавшихся слов был привкус обиды.
Его удары стали более яростными, и Шибану приходилось сильно стараться, чтобы противостоять им. Но ярость Торгуна сказалась на его выдержке, и Шибан провел мощную контратаку, почти вонзив острие глефы в грудь врага.
— У тебя было все, что ты хотел, — презрительно бросил Шибан, заставив отступить противника еще на несколько метров. Его братья тоже теснили врага, ведомые большим рвением, ведь они точно знали, кому верны.
— Ты ничего не знаешь о том, чего я хотел, — ответил Торгун. — Ты никогда не видел ничего, кроме Чогориса.
Шибан рассмеялся мрачным, безрадостным смехом.
— Чогорис — это все, брат.
Торгун снова отступил, следуя за постоянно отходящими через ряды готических арок братьями.
— Для тебя.
Бой перемещался вверх по пологому пандусу, над которым возвышались огромные люстры-люмены из золота и стекла. Воины Шибана прорывались через сужающееся пространство, с каждым броском продвигаясь вперед. Многие пали под сосредоточенными залпами прикрывающего огня, но остановить их так и не удалось. Братство Торгуна потеряло слишком много воинов, чтобы удержать позиции, и теперь старалось просто замедлить противника.
Шибан рвался через вершину пандуса и ранее закрытые двери на нижние уровни командного мостика. Над головой парил на невозможной высоте потолок, усеянный кристаллами и освещенный тысячей висящих сфер. Шум активности на мостике потонул в грохоте боя. На датчиках сближения в шлеме Шибана вспыхнули отметки сотен сервиторов и матросов. Перед воинами братства Бури открылось пространство, напоминавшее толпами людей мир-улей.
— Зачистить тактические боевые посты, — приказал хан братьям, продолжая ожесточенно сражаться. — Держать строй. Возможна атака со стороны сенсорных ям.
Братство ворвалось в главный зал, преследуя потрепанные отделения защитников. Когда нападающие достигли арки наблюдательной палубы, отступление сил Торгуна стало общим. Сам Торгун вышел из боя, последние из защитников последовали его примеру, следуя за отходящими воинами задних рядов. Они отступали быстро и решительно, словно маневр был заранее спланирован.
Инстинкт Шибана говорил ему преследовать и рубить обратившегося в бегство противника. То же самое происходило и с его воинами.
«Отступи, затем снова нападай».
— Нет! — закричал Шибан, внезапно осознав опасность.
Он резко остановился и присел в тот самый момент, когда их накрыл ураган. С возвышенных террас, расположенных по обе стороны мостика между колоннами и подвешенными платформами хлестнул массированный болтерный залп, разрывая палубу в ливне обломков. Многих воинов Шибана, слишком увлекшихся преследованием отступающих отрядов Торгуна, накрывало волной попаданий, искромсавших доспехи легионеров.
Уцелевшие братья Шибана отступили к ближайшим укрытиям — модулям когитаторов, сенсорным станциям, наблюдательным площадкам. Шибан присел в тени огромной возвышенной платформы, увенчанной обзорными экранами в медных корпусах. И тут же шквал болтерного огня стих.
Осторожно передвигаясь, хан обогнул основание платформы и изучил обстановку. Воины Торгуна засели длинной линией среди сервиторских ям, разделяющих помещение. Десятки стрелков расположились выше на террасах, прекратив огонь, но оставаясь в боевой готовности. За ними Шибан увидел новые подразделения тяжелой пехоты, расположившиеся вокруг центра мостика — командного трона. В их число входил кешик Хасика, облаченный в громоздкие терминаторские доспехи. Ниже, на наблюдательной палубе самые важные участки были заняты другими Белыми Шрамами.
Возможно, здесь были сотни отступников. Они полностью контролировали мостик.
— Довольно, хан, — раздался с трона голос Хасика.
Илья съежилась за станцией ауспика, зажав уши руками. Когда легионеры ворвались на командный мостик, его наполнил невероятный грохот оглушительной звуковой волны вперемешку с усиленными воксом яростными воплями. Космодесантники и в повседневной жизни были устрашающими созданиями, а в бою просто ошеломляли.
Как только началась стрельба, Халджи сорвался с места и бросился по ступенькам на выгодную позицию поближе к командной платформе. Он выхватил болтер и держал его перед собой обеими руками. Дезориентированная и шокированная ужасающим ураганом разрушений вокруг нее, Илья едва заметила, что он стреляет, но Белый Шрам не мешкал ни секунды. Словно выполняя самое обычное действие, он присоединился к стрельбе, открыв огонь по своим боевым братьям. Сраженные легионеры кувырком скатывались вниз, другие бросались к укрытиям. Несомненно, все было спланировано — Халджи знал, что они придут.
Генерал взглянула вверх, мимо останков уничтоженного когитатора, на командный трон. Хасик, как обычно, выглядел мужественно, обращаясь к залегшим захватчикам и пытаясь принудить их сдаться.
Взгляд Ильи переместился к линии свода. Высоко на стенах разместились стрелки. Казалось, легионеры были повсюду. Смертные же члены экипажи поступили так же, как и она — охваченные ужасом убрались с линии огня.
Илья подползла к остаткам своего пульта и просмотрела данные ауспика. Четыре боевых корабля продолжали абсолютно беспечно приближаться, словно местный космос принадлежал им. Теперь, на такой близкой дистанции, она смогла разглядеть флотские обозначения — XIV Легион, Гвардия Смерти. Эта новость не укладывалась у нее в голове, впрочем, как и все, что произошло с момента боя в системе Чондакс.
«Это Хасик устроил встречу? Если да, то зачем?»
Илья нажала несколько клавиш, чтобы вывести больше данных на потрескавшиеся экраны. Отсутствие Халджи позволяло ей работать быстрее.
Авгур обнаружил новые цели — во внешней системе на большой скорости неслись два неопознанных корабля. Ни маркеров, ни идентификаторов, только субварповые сигнатуры и мерцание активированных пустотных щитов. Илья минуту смотрела на сигналы, не в состоянии понять, откуда они появились и что делают.
Флот Белых Шрамов был парализован. Их корабли не предпринимали никаких маневров для парирования приближающейся к ним угрозы. Если то, что происходило на «Буре мечей» повторялось на других кораблях, то Илья понимала почему — Легион обратился против самого себя, словно скрытые противоречия проявились одновременно и повсюду.
Конечно же, она сыграла свою роль в этом. Воинам «Калджиана» было бы тяжелее взять на абордаж флагман, если бы она не деактивировала щиты посадочного отсека № 567. Это было ошибкой Халджи — ей никогда не нравилось прибегать к обману, вне зависимости от причины.
— Где Каган? — раздался крик из дальнего конца мостика. Отфильтрованный воксом голос принадлежал космодесантнику.
Хороший голос — твердый, с чогорийской глубиной, но незапятнанный злобой. Илья тут же обрадовалась своему выбору.
— Он вернется, Шибан, — ответил Хасик. — Твои действия бессмысленны. Мы не предатели, все разрешится.
Предатели. Слово напугало ее. Она вспомнила, что говорил ей Цинь Са, а также те обрывки информации, которые она собрала из беседы с Каганом.
У нее скрутило живот, и она поняла, что случится далее. Ставки были слишком высоки, чтобы оставить ситуацию неразрешенной — нападавшие снова собирались атаковать. В этот раз бой будет длиться, пока на мостике не останется только одна из сторон — предатели или лоялисты, кем бы они ни были.
Она не могла просто смотреть. Почти наверняка ее вмешательство будет бесполезным, возможно самоубийственным, но оставаться безучастной было не в ее характере.
Илья, ладони которой вспотели из-за напряженных нервов, приготовилась бежать.
«Удерживать позицию, — просигналил Шибан выжившим братьям, засевшим неподалеку от того места, где они ворвались в зал. — Оставаться в укрытии».
— Я не желаю убивать тебя, — выкрикнул Хасик. — Нас намного больше. Давай закончим с этим.
Шибан повернулся к Джучи, который присел в тени колонны в нескольких метрах справа от него. Боевой брат тяжело дышал, судя по всему из-за ранения.
— Что ты думаешь? — обратился по воксу Шибан.
Джучи покачал головой. Шибан знал, что под шлемом он грустно улыбается.
— Слишком много, — ответил он.
Шибан кивнул.
— Даже чересчур.
— Но ты все равно отдашь приказ.
Шибан еще раз осмотрел помещение. Они втрое уступали в численности, а защитники были лучше вооружены и занимали более выгодные позиции. Это будет бойня, и не было никакой гарантии, что они смогут преодолеть даже половину пути до своей цели.
Но он, по крайней мере, мог бы добраться до Хасика. Это кое-чего бы стоило.
— По моей команде, — передал он уцелевшим воинам. — Цель — трон.
Он услышал щелчки перезаряжаемых болтеров. Его братья провели последние приготовления.
— Если мы должны умереть здесь, — добавил он, поднимая глефу и готовясь выскочить из укрытия, — тогда умрем в бою. За Хана, братья. За Хана.
Илья вскочила с колотящимся сердцем и выбежала из-за укрытия.
— Нет! — закричала она, словно кто-то из легионеров обратил бы внимание на неожиданное вмешательство пожилой женщины, не имеющей боевой подготовки. Она встала, дрожа от страха, и решительно настроилась сделать хоть что-нибудь.
— Зачем вы это делаете?
Ее слов так и не услышали ни собравшиеся Белые Шрамы, ни даже сама генерал.
По мостику прокатился оглушительный рев, словно запустились двигатели космического корабля. Полыхнул ослепительный свет, сопровождаемый извивающимися разрядами энергии. Сияние исчезло почти сразу же, оставив после себя звонкое эхо.
Илья часто заморгала, глаза сильно слезились. Когда зрение прояснилось, мостик выглядел абсолютно иначе.
По внешнему кругу мостика выстроились новые сотни Белых Шрамов, нацелив болтеры на командный трон. В воздухе висел едкий запах остаточного эффекта телепортации, от чего у Ильи встали волосы на загривке.
Несколько секунд она оставалась совершенно сбитой с толку. Затем узнала великолепный терминаторский доспех нойон-хана Джемулана. За спиной воина с шипящим силовым мечом стоял эскорт из ветеранов.
— Сдавайся, Хасик, — невозмутимо произнес Джемулан. — Попытка изменить наш путь провалилась.
Хасик пальцем не пошевелил, чтобы подчиниться. На взгляд Ильи, силы теперь сравнялись, и ее сердце сжалось еще больше. Сражение разнесет в клочья весь мостик.
— Вовсе нет, брат, — ответил Хасик. — Просто она не завершена. Не стой на пути прогресса, ты не видишь всей картины.
— Не сомневаюсь, но не тебе выбирать.
— Есть только один выбор.
— Тогда это вовсе не выбор, — ответил Джемулан. Его воины тут же взяли на прицел своих противников. Спрятавшаяся за пультом управления Илья отпрянула — висевшее в воздухе напряжение напоминало готовую разразиться грозу.
Пригнувшись за линией когитаторов, женщина поползла назад в поисках укрытия. В этот момент генерал заметила работающий телепортационный зал, который находился на значительном расстоянии от нее. Затаив дыхание, она направилась к нему.
И в этот момент Илья услышала команду, которая напугала ее до смерти. Ее отдал один из командиров, она даже не смогла распознать, кто именно.
— Что ж, раз нечего больше сказать. Огонь.
Хан атаковал первым, двигаясь быстрее мысли с развевающимся за спиной плащом. Мортарион встретил выпад косой. От Безмолвия разошлась радиальная волна, подняв пепел кружащимися облачками.
Саван смерти, размахивая косами, тяжело двинулся вперед. Воины Цинь Са атаковали их, бросившись по растрескавшимся камням с готовыми к бою клинками. Неоново-синие когти столкнулись с тяжелым железом, разнося глухой лязг по пустому пространству. Среди руин Тизки столкнулись две силы, двигаясь подобно танцорам под взирающими на них незрячими лицами старых статуй.
— Я читаю твои мысли, брат, — прошипел Хан, проводя атаку. — Ты либо переманишь меня на свою сторону, либо убьешь.
Мортарион захрипел, блокируя дао. Примарх Гвардии Смерти двигался намного медленнее Хана, но каждое его движение было надежным, выверенным, неотвратимым.
— Если ты настолько упрям, что не видишь своего шанса, тогда да — твое время вышло.
Хан засмеялся. Бой на клинках доставлял ему истинное удовольствие. Психонойен был ничтожным вызовом, схватка же с братом-примархом была тем испытанием, которого ему очень давно недоставало.
Он стремительно сократил расстояние, развернулся на одной ноге и сделал выпад в грудь Мортариону. Повелитель Смерти парировал удар, но покачнулся.
— Как же ты медлителен, — поддел его Хан. Меч плясал, сверкая, подобно молниям над головой. Каждый могучий удар отсекал куски толстой брони Мортариона, словно та была ржавым ломом. — Ты все понял превратно. Зачем менять одного повелителя на другого? И не считай меня глупцом: только один может править на Тронном мире.
Джагатай слышал вокруг лязг клинков, тихий свист выпущенных болтов и громкий звук их же разрывов. Под ногами разверзлись новые трещины, пылая красным жаром, словно расплавленная сталь. Дульные вспышки освещали расколотые образы на древней каменной кладке и просперийские оккультные символы, вырезанные на каждой поверхности.
Тяжело дыша, Мортарион собрался. Несмотря на медленные рефлексы, его сила впечатляла. Он уже получил удары, которые свалили бы более слабого воина, но, казалось, едва замечал их.
— Твой Легион вызвал нас, — прорычал он, размахивая смертоносным Безмолвием. — В каждом твоем братстве действуют ячейки, жаждущие служить Гору. Все, что мы сделали — это ответили на их призыв.
Хан снова засмеялся. Впервые за многие месяцы он почувствовал себя живым, ничем не скованным, свободным в выборе действий.
— Ложи? Тайные общества? Думаешь, этого будет достаточно, чтобы привлечь нас на сторону магистра войны?
Мортарион уперся ногами, и его тяжелые сапоги погрузились в пепел. Хан нанес серию молниеносных ударов, меч скользнул по толстым наплечникам Повелителя Смерти, заставив его пошатнуться.
— Я позволял им собираться, — сказал Хан. Движущийся на предельной скорости дао расплывался и звенел при столкновении с косой. — Всегда. Я — не тиран, брат.
Мортарион начал приходить в себя, встречая ярость Хана с уверенной эффективностью. Повелитель Смерти немного отступил, широко расставив ноги, чтобы отразить следующий удар. Два клинка схлестнулись и отскочили, выбросив в полумрак ливень искр. Сила столкновения была ужасной. Каждое идеальное движение было доказательством генетического величия Императора, пусть и демонстрируемого в двух абсолютно разных аспектах. Сражающиеся вокруг примархов воины, будучи сами по себе титанами битвы, были так же неуместны, как и смертные воины, случайно забредшие на ссору богов.
— Все мы — тираны, — проскрежетал Мортарион, увеличивая скорость ударов косой. — Не обманывай себя. Мы были созданы только для этого.
— Не я, — ответил Хан, двигаясь вокруг него с практически непроизвольным равновесием. — Мне всегда было наплевать на власть. А вот ты… Ты. Жаждешь ее.
Хан продолжал теснить Мортариона, осыпая ударами и вынуждая отступать к основанию разрушенной пирамиды. Братья кружились в тени Арки Фотепа, старого входа в огромные склепы строения, оставшегося без крыши и с зияющими провалами в стенах.
Хан почувствовал мимолетные вспышки варп-пламени, и догадался, что это дело рук Арвиды. Услышал боевой клич Цинь Са и почувствовал прилив гордости за сына. Магистр кешика был превосходным воином, и Хан не тревожился за него, как и за остальных воинов своей свиты.
Теперь Белые Шрамы могли сражаться. Они знали врага. Могли видеть его. Этого было вполне достаточно.
— Я заслуживаю ее, — ответил Мортарион, тяжело дыша через дыхательную маску под атакой брата. — Всегда заслуживал. Ты мог бы встать на мою сторону.
Хан не снижал темпа. Свирепый и неотразимый клинок сверкал, как частица звездного света.
— Твое время придет. Ты говорил, что варпом нужно пренебречь, запретить его. Как мало ты знаешь. Да он прямо сейчас идет за тобой. Убить тебя будет милосердием. Я уже вижу, как тьма затмевает твое будущее, затягивает саму душу.
Два примарха бились у основания пирамиды, и каждый их шаг сопровождался гулким лязгом оружия. Над ними возвышался разрушенный каркас строения, сломанные балки в идеальной геометрии тянулись ввысь к несуществующей вершине. Старые внутренние стены, частично обрушившиеся и испещренные зияющими отверстиями, сплетались в запутанном лабиринте.
— Будущее неведомо, — ответил Мортарион, свирепо взмахнув косой и обратным ударом обрушив ее на беззащитную арку. Замковый камень разлетелся обломками. — Ты понятия не имеешь, кем стали Гор и Император. Они оба чудовища, но ты выбрал не того. Гор — боец. Он — один из нас, а не какой-то бессмертный…выродок.
Преследовавший брата Хан засмеялся, в этот раз с истинным удовольствием.
— Бессмертный выродок? — повторил он, резким ударом сверху вниз едва не перерубив энергокабели доспеха Мортариона. — В нас течет его кровь. Тогда кто мы?
Все больше камней осыпалось в облаках пыли, разрубленные яростными взмахами косы Мортариона. Болты с воем пронизывали дымку, врезаясь в остовы зданий. Сосредоточенные на собственной схватке примархи прорубили путь в сердце пирамиды. В тени колоссальных колонн и изгибов крыши они обменивались ударами такой мощи, что под их ногами дрожала земля.
— Так на что ты рассчитываешь? — выплюнул слова Мортарион, прекратив отступать и уперевшись ногами в землю. Его изрубленный доспех превратился в жалкую пародию прежней прочности. — Думаешь, что сможешь обезглавить меня, как Фулгрим Ферруса?
И тогда Хан впервые промахнулся.
«Это правда? Феррус погиб?»
Мортарион контратаковал, врезав рукоятью Безмолвия в переднюю ногу Хана. Белые поножи треснули, из-под расколотого керамита заискрила энергия.
Хана увернулся от следующего удара, едва не потеряв равновесие. Он отшатнулся, а Мортарион перешел в атаку.
— О да, он мертв, — проскрежетал Мортарион. — Ты в меньшинстве. И будет только хуже.
Хан взглянул вверх, на огромные пустоты вершины пирамиды. Крошечные осколки стекла осыпались с разрушенного венца, отражая свет пламени из трещин внизу. Земля Просперо рокотала приглушенным гневом, слово сама планета была разгневана второй дуэлью примархов на своей почве. Над зазубренной пастью вершины бурлило угольно-черное беззвездное и пустое небо.
Плащ Мортариона широко развевался, подхваченный потоками горячего воздуха из паутины пылающих расщелин. На миг Повелитель Смерти напомнил образ из преисподней, призрака старого Чогориса — вечного и дьявольского, поглощенного якша.
Хан продолжал отступать, держа дао обеими руками. Мортарион был так же силен, как корни гор Улаава, но при этом медлителен. Братья идеально подходили друг другу, как две стороны одной медали.
«Если бы мы сражались на одной стороне, он и я, компенсируя наши слабости, смог бы кто-нибудь устоять перед нами? — подумал он. — Будь то Гор или сам Император».
Он всмотрелся в бледное лицо Мортариона и разглядел пылающее в нем негодование, точно такое же, как и свое собственное.
«Он потерян. Нас всех предали».
Повелитель Смерти шагнул вперед, взмахнув опущенным Безмолвием. На лице застыла ненависть, хриплое дыхание стало тихим и быстрым.
— Ну же, брат, — сказал Хан, не сходя с места посреди стеклянных слез погибшего города Магнуса и приготовившись к очередной атаке. — Давай решим спор между нами. Раз и навсегда.
Есугэй стоял на командном мостике «Серповидной луны», наблюдая, как на носовых экранах стремительно растет в размерах Просперо. Облачившийся в доспех для предстоящего боя Лушан выкрикивал приказы экипажу, наверняка все так же уверенный в том, что корабль в любой момент развалится.
Последний переход был самым трудным, варп-двигатели работали на износ, а поля Геллера едва держались. Есугэй даже бодрствуя слышал крики якша. Придя на помощь навигаторам, он отчетливо увидел в кипящем пекле за обзорными блистерами чудовищ, налетавших на кильватерный след корабля, который вторгся в их владения, и цепляющихся за его корпус.
Они почти потеряли «Гесиод», но сочетание техномастерства Хенрикоса и совместных усилий Есугэя и навигаторов каким-то чудом провели его через эмпиреи. Два корабля ворвались в реальное пространство на ближайшем из возможных векторов, после чего двигатели вспыхнули, как миниатюрные солнца, чтобы доставить их на орбиту умирающего мира. Есугэй издалека ощутил психический ужас, который все еще звучал на планете, словно почерневший струп на старой и глубокой ране.
— Что с флотом? — снова спросил он, не в силах разобраться в данных, переданных сенсорами.
— Рассредоточен, — ответил Лушан, не веря своим глазам. — Рассеян. Никаких оборонительных построений.
Есугэй сильно встревожился. Некоторые из кораблей Белых Шрамов явно дрейфовали, другие шли на перехват друг друга. Ни один из них не реагировал на корабли Гвардии Смерти, которые приближались, чтобы атаковать их.
— Активируй лэнсы, — приказал он. — Направляйся к строю Гвардии Смерти и открой огонь из всего, что у нас есть.
Лушан кивнул и зычным голосом передал приказ по командной цепи. Почти тут же курс «Серповидной луны» изменился, корабль резко повернул на два румба правее и устремился к ближайшему линкору XIV Легиона. Мостик наполнился гулом и вибрацией заряжающихся оружейных систем, а передние иллюминаторы покрылись рябью пустотных щитов.
«Серповидная луна» двигалась быстро, но все равно отставала от «Гесиода». Жажда мести Хенрикоса влекла его сильнее, чем остальных. По радиосвязи мостика зашипел его машиноподобный голос.
— У нас нет столько орудий, чтобы вести огонь сразу по всем, — отметил он.
— А нам и не нужно, — ответил Есугэй на готике, наблюдая за тем, как стремительно приближается враг. Корабли Гвардии Смерти самоуверенно двигались вперед, сосредоточившись исключительно на сближении со сражающимся флотом Белых Шрамов. — Происходит что-то очень неправильное. Только бы понять, что на уме у моих братьев.
— Что они делают? Выглядит так, словно сражаются…
— Они придут в себя.
— А Хан? Ты чувствуешь его?
Есугэй взглянул на темную сферу, которая уже заполнила большую часть экранов. Провидец бури не чувствовал ничего, кроме отголосков колоссальной варп-агонии, как будто все население планеты было предано смерти. Просперо по-прежнему был окутан эфирными энергиями.
— Нет, — мрачно ответил он. — Пока нет.
Хенрикос тихо заворчал, словно подтвердилось то, что он давно предполагал.
— Это ничего не меняет, — сказал Железнорукий. — Мы по-прежнему можем насолить этим ублюдкам.
Есугэй кивнул, оценивая стремительно уменьшающуюся дистанцию между их кораблями и врагом. И «Гесиод», и «Серповидная луна» значительно уступали в размерах четырем основным вражеским кораблям, к тому же на перехват уже спешили эскортники.
— Ты прав, мой брат, — тихо произнес Белый Шрам.
22
ПОД ВЕРШИНОЙ
ИСПЫТАНИЕ
«БУРЯ МЕЧЕЙ»
Могучая сила Мортариона восстановилась. Столкнувшись с ней по-настоящему, Хан усомнился, чтобы кто-то из братьев, за исключением возможно Ферруса, мог сравниться с Повелителем Смерти. Тот выдерживал каждую атаку, впитывая, как пиявка, энергию полученных ударов.
Стойкость Гвардии Смерти была легендарной, как и их способность, не останавливаясь, переносить урон. Впервые увидев их в бою, Джагатай понял, насколько верными были рассказы о ней. Безмолвный Саван, безостановочно сражающийся с кешиком среди руин, был таким же непреклонным, как и их повелитель. С обеих сторон уже пали воины, их тела покрылись пылью, но ожесточенный и упорный бой продолжался.
Над бойцами возвышались огромные террасы пирамиды, затмевая тот слабый свет, который остался внутри почерневшего остова. Два примарха прорубили путь через помещения, которые ранее могли быть вестибюлями и приемными залами, отбрасывая в сторону попадавшиеся под ноги обгоревшие книги, старые инструменты и обугленные артефакты тысячи миров. Они оказались в сердце былого царства Магнуса — перед круглым обсидиановым ярусом, покрытом серебристыми спиралями и заполненном многочисленными иссохшими останками давно усопших. Повсюду возвышались рустованные колонны толщиной с бронетранспортер «Носорог», подобно часовым, устремляясь в полумрак. В самом центре, на покрытом пылью полу, находилось инкрустированное золотом Око Магнуса, слабо блестевшее, несмотря на слой грязи. Прямо над братьями на высоте сотен метров находилась сама вершина, открытая ярости небес.
Когда они вошли в круг, Хан наконец почувствовал, что устает. Ни разу за бессчетные годы войны ему не доводилось чувствовать ничего, кроме легких намеков на утомление. Он сражался с величайшими чемпионами ксенорас, повергал существ ростом с титанов «Пес войны», пробивался сквозь толпы зеленокожих, столь же яростных и бесконечных, как морские волны, и все же никогда не испытывал вызванной Мортарионом сильной утомленности.
«Только примархи могут уничтожить примархов».
Мортарион начал смеяться в свойственной ему грубой манере.
— Не думал, что будет так тяжело, а? — прохрипел он, по-прежнему уверенно орудуя Безмолвием. Примарху Четырнадцатого тоже досталось — щеки и лоб были забрызганы кровью, а дыхательная маска повелителя Барбаруса с каждым его хриплым вдохом издавала скрежет.
Хан начал очередную атаку, жонглируя дао, прежде чем выискать способ пробить каменную защиту Мортариона. Джагатай по-прежнему был быстрее, лучше владел клинком, но бой походил на схватку с самой энтропией.
— Как и ты, — отметил Хан, указав на дорожки красноватого пота, стекающего по пепельно-серым вискам Мортариона.
— Твоя правда.
Голос Мортариона выдал его сожаление. Даже годами копившиеся обида и горечь не смогли скрыть от Повелителя Смерти иронию сложившейся ситуации. Примархи были созданы сражаться, как элементы единой армии, в которой один брат компенсировал недостатки другого. Несмотря на ревность и соперничество, такая армия с точки зрения завоевания была идеальной. Мечта Императора — Великий крестовый поход во имя Единства, ведомый двадцатью бессмертными аватарами его собственной несравненной души — была безупречной.
И вот до чего они дошли: до драки посреди свидетельств вандализма Русса. Они глубоко пали и оба знали, будет только хуже.
— Ты мог отречься, — сказал Хан, уходя от свистящего взмаха косы, направленного в шлем. — Гор не твой хозяин.
Мортарион фыркнул.
— И никогда им не будет.
— Ты видел мощь нашего отца — никто из нас не сможет противостоять ему.
Мортарион перешел в наступление. На окружавших их колоннах мерцало и прыгало отражение пылающих расщепительных полей.
— Он скован собственными ошибками. Тронный зал стал вместилищем кошмаров, и Император не может покинуть его. Путь открыт, Империум наш.
Хан отбил удар косы и сделал выпад, целясь в горжет Мортариона. В последний миг Джагатай направил клинок вниз, миновал защиту и оставил длинный разрез на нагруднике примарха Четырнадцатого. В этот раз клинок вошел глубоко, разрубив уже искромсанный доспех и погрузившись в грудную клетку.
Поморщившись, Мортарион рванул и отбил вышедший из тела меч Хана рукоятью косы, одновременно отступив назад.
— Нечего захватывать, — прорычал Хан, преследуя его. — Кроме выжженной земли. Оглянись — ты можешь превратить в нее всю галактику.
Мортарион вызывающе зарычал и перешел в атаку. Используя косу, как алебарду, он врезал рукоятью в солнечное сплетение Хана. Тот отшатнулся, споткнувшись на неровном полу, и Мортарион тяжелой поступью последовал за ним, осыпая брата новыми ударами — сильными, тяжелыми, сотрясающими землю. Хан продолжал отступать, с трудом выдерживая обрушившуюся на него вспышку ярости.
Братья снова набросились друг на друга, с яростью обмениваясь ударами. Фрагменты брони разлетались, подобно шрапнели. Из разбитых сосудов Мортариона хлынул газ, едва не ослепив обоих примархов. Братья без устали рубили и кололи, не уступая ни пяди земли. Кровь брызгала во все стороны, пачкая доспехи и смешиваясь на лезвиях клинков, словно богатое темное вино.
Продолжая сражаться и ощущая привкус меди во рту и жжение в мышцах, Хан чувствовал, как ему не дают покоя степные традиции его родины. Он нуждался в пространстве, чтобы воспользоваться своей скоростью. Должен был воспользоваться своими сильными сторонами и избавиться от изматывающей хватки Мортариона.
Собравшись с силами, Джагатай отбил удар косы и отступил, увлекая противника за собой. Повелитель Смерти поднял над головой Безмолвие, отбросившее серповидную тень на узор глаза. Развевавшийся изорванный плащ Мортариона напомнил персонажа старых легенд — мифического жнеца тысяч человеческих миров, которого призвали на мир угасших душ.
Хан не двигался, тяжело дыша и пытаясь собраться с силами для последней атаки. Сердца глухо стучали, легкие горели. Он не отпускал дао, ожидая хода противника.
«Иди ко мне. Ты же видишь мою слабость».
Один выпад. Один идеальный, точно выверенный выпад, на который силы у Джагатая ещё были. Атака должна быть безупречной, в противном случае возможности защититься уже не будет. Менее искусный удар не сразит такого врага.
Но Мортарион не шевелился. Он застыл, словно прислушиваясь к чему-то. Его коса перешла в защитную позицию. Из-под маски раздался легкий кашель, и Хан догадался, что это был сдавленный от усталости смех.
— Итак, выбор сделан.
Хан не сходил с места, не зная, что брат имел в виду. Мортарион дал знак Савану, и его воины начали отступать к позиции повелителя.
— Наши корабли сражаются друг с другом, брат, — раздраженно прохрипел Мортарион и, прихрамывая, начал отходить. — Это не то, что нам обещали, но я не стану терять флот в таком бою.
Слова было трудно разобрать из-за наполнившей рот крови, струйки которой вытекали из-под краев маски.
— Но запомни вот что — теперь эта вражда навечно. Ты и я, наши судьбы переплелись в этом месте. Помни об этом. Именно здесь все началось.
Хан почувствовал, как вокруг ног зашевелилась пыль. Из открытой вершины пирамиды вниз заструились волны темно-зеленой энергии.
— И когда мы снова встретимся, — проскрежетал Повелитель Смерти, — обратного пути уже не будет.
Он насмешливо отдал честь, и вдруг сверху ударили лучи яркого света, пробив облачный покров и вонзившись в центр пирамиды.
Хан бросился вперед, слишком поздно осознав, что происходит. Как всегда дао в руках примарха был молниеносен. Если бы клинок достиг цели, то пронзил бы насквозь шею Мортариона, миновав его защиту и перерезав трубки дыхательной маски.
Но Повелитель Смерти и его свита в один миг исчезли, затянутые варп-вихрем. В оставшейся после них пустоте выл ветер, кружилась пыль, извивалась молния.
Хан, пошатнувшись, по инерции проскочил пустое пространство, где только что находился враг. Застигнутый врасплох примарх резко развернулся, по-прежнему готовый атаковать.
Перед ним стоял Цинь Са, целый, но с обнаженными клинками. Вместе с ним были легионер Тысячи Сынов и пятеро воинов кешика.
— Верни меня к нему! — прорычал Хан, в котором по-прежнему кипел гнев. Охота не завершилась, добыча сбежала.
Цинь Са опустил мечи. Минуту он молчал, но тихие щелчки из шлема говорили о попытках связаться с кораблями на орбите.
Затем магистр кешика покачал головой. Что бы Гвардия Смерти не использовала для прорыва через эфирный барьер, повторить это было невозможно.
Хан повернулся к Арвиде.
— Это твой мир, — прошипел примарх. — Вытащи меня отсюда.
Колдун нетвердо стоял на ногах.
— Ваши корабли все еще на орбите? — Арвида взглянул на Цинь Са. — Проблема в барьере?
— Думаю, да.
— Это будет трудно, — пробормотал Арвида, повернувшись к Хану. — Меня ненадолго хватит. Будем надеяться, что кто-нибудь внимательно наблюдает.
Хан кивнул.
— Действуй.
Белые Шрамы расступились, и Арвида сделал шаг назад. Он сконцентрировался и сжал руки вместе. Вокруг воина возник колдовской свет, притягиваемый к доспеху, словно вращающиеся звезды. Перчатки окутали серебристые вспышки, набирая силу. Через несколько мгновений руки легионера засияли столь сильным светом, что на него было трудно смотреть.
Затем Арвида поднял руки вверх и выпустил ослепительный и обжигающий столб света. Он пронзил центральную шахту пирамиды и устремился в небеса.
Легионер Тысячи Сынов пошатнулся, едва устояв на ногах, но луч эфирной энергии продолжал с ревом вырываться из него. На небе полыхнула серебристая цепь, раздались ответные могучие раскаты, напоминающие удары грома. Нижнюю поверхность облачного покрова оплела радужная сеть. Впервые сплошная блокирующая пелена распалась, за ней показались разноцветные пылающие тени, которые переливались и плясали, словно полярное сияние.
Сам Арвида в сияющем багровом доспехе начал мерцать. Свечение усилилось настолько, что стало ослепительным. На миг Хану показалось, что он смотрит прямо в Астрономикон, и должен отвернулся.
Примарх посмотрел вверх, где высвобожденная Арвидой энергия все еще пронзала бушующие небеса.
— Теперь все, что остается — это надеяться, — мрачно пробормотал он.
Радость Шибана от прибытия Джемулана была недолгой. Силы сравнялись, и поскольку каждая из сторон обладала опустошительной огневой мощью, то каждый последующий шаг эскалации конфликта приближал гибель Легиона. Оружие, созданное нести смерть врагам, теперь было обращено против себя.
Шибан не вставал, гуань дао была активирована и готова атаковать. Хасик и его воины по-прежнему контролировали район командного трона в дальнем конце мостика, а также высокую наблюдательную палубу и террасы. Отряды Джемулана телепортировались двумя группами на флангах, а главные силы в начале мостика, сосредоточившись среди постов сенсориума. Укрытий хватало для обеих сторон, но присутствие сотен смертных членов экипажа, застывших в нерешительности у своих пультов управления, увеличивало шансы превращения чистого боя в резню безоружных.
От такой перспективы Шибану стало тошно.
«Как мы дошли до этого? Как случилось это безумие?»
Отбросив подобные мысли, Шибан выскочил из укрытия.
— Ко мне, братья! — закричал он, увлекая их в битву.
Его воины снова хлынули на открытое пространство и, пригнувшись, бросились в атаку. Страшный, тяжелый бой в замкнутом пространстве возобновился. Разгоряченные и решительно настроенные космодесантники набросились друг на друга. Терминаторы Джемулана прорвались через ограждения балкона к своим противникам, уже поставившим из комбиболтеров завесу губительного огня. Украшенные колонны и опоры стремительно покрывались выбоинами и щербинами.
Смертные члены экипажа, беспомощные перед лицом подобной ярости, попрятались, где смогли.
За исключением седовласой женщины в мятой и рваной форме генерала Армии. Она бежала, сильно размахивая руками, прямо к атаковавшему сервиторские ямы Шибану.
Первой реакцией Шибана было отшвырнуть ее и добраться до врага. Перед ханом мчались Джучи и другие воины братства Бури, перепрыгивая через ступеньки и обходя препятствия, чтобы атаковать легионеров Торгуна.
Что-то в глазах смертной остановило Шибана.
Женщина отчаянно старалась не столько выжить, сколько привлечь его внимание.
Ее лицо было ему знакомо. Он где-то видел ее прежде.
— Стой! — закричала сквозь грохот битвы смертная. — У меня есть местоположение Кагана!
Шибан резко остановился. На открытом пространстве, без брони и лазгана она выглядела невероятно хрупкой для возвышающегося перед ней воина.
— Телепортационная платформа, — тяжело дыша, сказала она. — Отведи меня к ней.
Путь к площадке лежал через двести метров открытого, простреливаемого со всех сторон пространства. Уже и колонны получили повреждения, оказавшись посреди интенсивной перестрелки.
Женщина ни за что не смогла бы добраться до своей цели. Даже ему пришлось бы попотеть.
— Кто ты? — спросил Шибан, обойдя ее, чтобы прикрыть своим телом.
— Чтоб тебя! — закричала женщина, готовая ударить его. — Кто, по-твоему, открыл ворота стыковочного отсека? У меня есть координаты! Понимаешь? Отведи меня или твой Легион уничтожит себя!
Шибан снова взглянул на телепортационную платформу, затем на ее умоляющее лицо, и принял решение.
— Не сопротивляйся, — сказал он, сгребая ее левой рукой. Она почти ничего не весила. — Просто держись.
Затем, опустив голову, он бросился бежать.
Первый болт попал в него уже через несколько метров, срикошетив от правого наплечника в грудь. Шибан пошатнулся и продолжил бег. Он преодолел половину пути, когда получил прямое попадание в ногу. Керамит наголенника не выдержал, и шрапнель прошла сквозь слои брони под ним.
Падая на колени, легионер изогнулся, чтобы прикрыть собой смертную, которая все еще цеплялась за него. Если она и кричала, то он не слышал: противники сцепились всерьез и грохот битвы становился все громче.
Шибан снова поднялся, не обращая внимания на пылающую боль в ноге. Он тащил себя к платформе, продолжая прикрывать женщину. Последовали новые попадания: болт разорвался в бронированном энергетическом ранце, другой попал в уже раненную ногу, от чего у воина потемнело в глазах. В поврежденный наплечник врезался плазменный разряд, скользнув по изгибу, но забрызгав рану расплавленным металлом.
Белый Шрам продолжал идти, стиснув от боли зубы. Когда над ним выросли колонны платформы, он, падая, толкнул женщину, чтобы не раздавить ее своим телом.
Она с трудом поднялась и бросилась к внутренним механизмам помещения, дающим относительную безопасность. Истекающий кровью Шибан поднял голову и увидел, что смертная добралась до пульта управления. Когда новые болты разорвались о кольцо колонн, женщина лихорадочно ввела серию команд, и приборы загудели нарастающей энергией.
Секунду спустя, между колоннами вспыхнул свет. По всему мостику пронеслась мощная звуковая волна, как при взрыве связки крак-гранат. Несколько секунд по колоннам плясали потрескивающие разряды электричества.
Шибан заметил, как женщина отшатнулась от яркой вспышки, закрыв глаза руками. Мгновение легионер ничего не видел в кипящем вихре энергии.
Затем внутри появились фигуры — Белые Шрамы в терминаторской броне и изможденный космодесантник в красном доспехе, стоявший на коленях.
Перед легионерами возвышался массивный силуэт в украшенном доспехе и изорванном плаще. Личину шлема отмечали многочисленные ожоги и глубокие зарубки.
Гигант шагнул из угасающей световой бури и бросил мрачный взгляд на мостик. Бой не стихал, братья вцепились друг другу в глотки, погрузившись в безумный мир боевых кличей и дульных вспышек.
Неспособный двигаться Шибан сплюнул кровь. Хан вышел из телепортационной площадки, сняв на ходу шлем. Он оглядел мостик, на суровом лице застыл ужас. Минуту примарх не шевелился, только наблюдая за бойней.
Память Шибана вернула его на Чондакс, где он в последний раз был так близко от повелителя. Тогда легионер готов был умереть ради такой чести, ведь это произошло во время славной битвы против ксеносов. Но в этот раз все было иначе: столь многое висело на волоске, а в содеянном ими не было никакой славы. Легионер попытался подняться.
Но боль вернулась, ослепляя его, наполняя голову мучительной пульсацией. Шибан попытался подползти, заговорить, но не смог. Он почувствовал, что органы сдаются, а затем в груди разлилась холодная волна оцепенения.
Шлем легионера лязгнул о палубу, и все погрузилось во тьму.
Хан сошел с платформы, за ним по пятам следовал кешик. В командном зале по-прежнему кипел бой. Воины, которые были достаточно близко, чтобы расслышать сквозь шум битвы грохот телепортации, прервали поединки, но другие продолжали биться посреди урагана болтов.
Один ужасающий миг Хан смотрел, как воины его Легиона вцепились друг другу в глотки. В ушах гремели слова Мортариона, такие же насмешливые, как и его прощальный салют.
«Половина твоего Легиона уже выступила на стороне Гора».
Джагатай посмотрел в сторону командного трона. Там шел самый тяжелый бой. Он вдруг увидел Хасика на платформе, яростно сражающийся с атакующими воинами Джемулана.
— Цинь Са, ко мне, — прорычал израненный Хан, направляясь в пекло битвы. Блестящий от крови Мортариона меч вдруг стал тяжелым. Кешик шел вместе с повелителем, окружив примарха защитным кольцом.
Один вид повелителя останавливал сражающихся Белых Шрамов. Воины забывали о своих дуэлях, видя иссеченный доспех шагающего к трону Хана, словно только сейчас осознав, как глубоко они пали в его отсутствие. Гулкая какофония болтерной стрельбы стихла.
Примарха ждал Хасик. На мостике наступила тишина. Воины замерли, не опуская оружия. Глаза всех присутствующих были обращены на командную платформу.
— Нойон-хан, — холодно обратился Хан, поднявшись по ступеням и взглянув сверху вниз на Хасика. — Что за безумие произошло здесь?
Хасик по-прежнему держал клинок в руке. Выражение глаз было скрыто за линзами терминаторского шлема.
— Это было ради всех нас, — ответил Хасик, но даже скрежет вокс-решетки не смог скрыть его неуверенность. — Ради Легиона.
— Ты знал, что я вернусь, — сказал Хан. — Или же ты планировал держать меня подальше, пока не приберешь к рукам флот? На это ты надеялся?
Рука, в которой Хасик держал оружие, дернулась.
— Я просто хотел снова увидеть вас и магистра войны вместе. Это было мое единственное желание. Мы не могли позволить взять верх нашептываниям вероломных.
— Вероломных? — Хан окинул взором мостик. — Ты это натворил и называешь других вероломными?
Хасик ощетинился.
— Мы все еще можем прийти к согласию! — закричал он. — Мы совершили ошибки, но, несмотря на это, мы видим истину. Он призывает, мы должны ответить. Так было всегда.
— Тебе солгали.
— Но, повелитель, вы не давали приказа.
— Тебе было велено ждать.
— Не заканчивайте вот так, — взмолился Хасик, сделав шаг вперед. — Дайте мне время, позвольте объяснить.
— Больше времени нет.
— Повелитель, молю…
— Хватит! — заревел Хан, поднимая меч.
Возможно, неосознанно, может быть, не желая того, или же из-за ошибочной веры, что его убеждения дают ему повод так поступать, Хасик в ответ поднял свой.
Хан нанес удар, лезвия дао и талвара Хасика сцепились. Поворотом кисти примарх выбил меч из руки нойон-хана, а затем вонзил острие своего клинка чуть ниже сердец Хасика. Удар был нанесен с идеальной точностью, пронзив терминаторский доспех с резким треском расщепляющего поля.
Хасик застыл, не в состоянии ответить. По телу текла обжигающая энергия, парализовав воина.
Хан медленно, со скрипом оторвал одной рукой Хасика от палубы и потянул вверх, пока их лица не оказались на одном уровне. Клинок примарха, приняв на себя весь вес закованного в броню нойон-хана, не позволял тому и пальцем пошевелить.
Хан потянулся свободной рукой к шлему Хасика, сорвал с головы и презрительно швырнул на палубу. Мгновенье они смотрели друг другу в глаза — одно лицо было белым от шока, другое — суровым от гнева.
— Говоришь, что видишь истину, — прорычал Хан. — Ты ничего не знаешь о ней. Если бы ты выполнил мой приказ, я бы поделился ею. Вместо этого я скажу тебе только одно: Легион — это орду Джагатая, и все в нем носят клинки только по моему слову. Так было с момента нашего первого боя на Алтаке, и ни одна сила во вселенной, будь то Гор, Император или сами боги, никогда не изменят этого.
Глаза Хасика были широко раскрыты, в уголке рта пенилась кровь, а руки бессильно сжимались.
— Тебе была дана свобода, которую не одобрил бы ни один другой повелитель, — сказал Хан тяжелым от горечи голосом. — И вот как ты отплатил мне. За это я низвергну тебя.
Хан отшвырнул Хасика в сторону. Тот соскользнул с клинка и рухнул на трон, расколов его, а затем скатился по ступеням платформы. Цинь Са шагнул к нему с обнаженным оружием, но Хасик не поднялся.
Примарх отвернулся. В венах все еще пульсировала ярость, смешанная с тяжелой горечью от предательства. На миг разум Джагатая наполнили образы: как он дает выход гневу, как приносит кару всем сбившимся с пути генетическим потомкам, подобно мстительному богу забытого прошлого.
Но, в конце концов, его взгляд обратился на наблюдательную арку и дальше, через огромные иллюминаторы, на орбитальный космос Просперо. Далеко в пустоте полыхали безмолвные вспышки света. По крайней мере, в этом Мортарион оказался честен — корабли атаковали, лэнсы стреляли, щиты гнулись.
Времени не осталось. Хан сделал глубокий вдох.
— Расплата наступит! — выкрикнул он, обращаясь к сотням воинов, ждущим его приказов. — Но сейчас зовет битва. Свяжитесь с остальным флотом. Мы атакуем Гвардию Смерти, построение «гуань-ча», полный вперед.
Он обвел потемневшим взором своих воинов, и бремя его разочарования в них было сокрушительным.
— Враг известен. Мы снова охотимся.
«Серповидная луна» сближалась с врагом, щиты гнулись, лэнсы перегревались, двигатели грохотали. Над фрегатом менял курс линкор Гвардии Смерти, пылая от полученных попаданий и отвечая мощным лазерным огнем.
Где-то поблизости на центр вражеского строя мчался «Гесиод», его орудия сверкали, а пустотные щиты были охвачены огнем. Оба корабля шли полным ходом на эскадру XIV Легиона, зная, что только скорость поможет им продержаться как можно дольше. Враги, медленно выходящие на позицию атаки разделившегося и лишенного руководства флота, поначалу не были готовы к свирепому наскоку. Тем не менее, их шок быстро прошел.
— Разворот! — выкрикнул Лушан, прикладывая максимум усилий, чтобы вражеский огонь не превратил их в пустотный мусор. — Следите за тем крылом штурмовиков, перенаправьте на них бортовые антенны.
Есугэй безмолвно стоял на кренящейся палубе. Сражение в пустоте не доставляло ему удовольствия, у него просто не было возможности влиять на ход битвы. Некоторое успокоение давало то, что Лушан был грозным командиром. Он уже сберег корабль под яростным ответным залпом и теперь гнал его к верхней части линкора противника.
— Энергию на лэнсы, — приказал Лушан, сильно сжав подлокотники командного трона.
Как только слова покинули его уста, лазерный луч поразил правый борт «Серповидной луны». На перегруженных пустотных полях расплылось похожее на всплеск пятно. Весь корабль дернулся, словно на миг закашляли двигатели, а затем развернулся вниз к надиру сферы битвы.
Люмены мостика на миг потухли, а с многочисленных нижних палуб раздался раскатистый скрежет.
Лушан взглянул на Есугэя и криво улыбнулся.
— Возможно, это наша последняя атака, задьин арга.
Есугэй кивнул.
— Тогда постарайся, брат.
«Серповидная луна» выровнялась, и двигатели малой тяги вернули корабль на прежний курс. Всего в нескольких сотнях километров перед ними выросли громадные очертания линкора Гвардии Смерти «Повелитель Гируса». Он более чем впятеро превосходил размерами корабль Белых Шрамов и был создан для затяжного штурма. Его пустотные щиты серьезно пострадали после первой атаки, но не настолько, чтобы отключиться.
Лушан направил «Серповидную луну» прямо на врага, и Есугэй почувствовал, как задрожала палуба, когда снова заревели двигатели.
— Лэнсы, — приказал Лушан. — Залп.
Батареи ответили, и белоснежные лучи энергии устремились к «Повелителю Гируса». Они поразили мидель корабля, пробили пустотные щиты и вонзились в корпус.
Экипаж «Серповидной луны» радостно закричал, наблюдая за быстро распространяющимися повреждениями. Взрывы пронеслись по линкору, разрывая обшивку и обнажая за ней палубную структуру.
— Разворот! — приказал Лушан. — Они ответят…
Фрегат Белых Шрамов почти тут же был накрыт ослепительным залпом ответного огня. Торпеды пронзили облака вытекающей плазмы и поразили корабль, когда тот круто отвернул от врага. Далее последовал меткий и плотный лазерный обстрел.
Есугэй взглянул на экраны. Замыкающий из крупных боевых кораблей поворачивал к Белым Шрамам, заряжая орудия. У «Гесиода» проблемы были серьезнее: он опрометчиво мчался прямо в пасть к чудовищному флагману противника — «Стойкости». Хенрикос нанес ей повреждения, но ответный залп был опустошительным. Железнорукому повезет продержаться хотя бы несколько минут.
— Мы можем прикрыть «Гесиод»? — невозмутимо поинтересовался Есугэй.
Лушан рассмеялся.
— Нам бы пережить собственную атаку.
«Серповидная луна» не сбавляла хода, идя на трех четвертях полной тяги. Корабль преследовали многочисленные лазерные лучи, словно воронье, напавшее на орла. Куда-то в корму угодила очередная торпеда, от чего в очередной раз встряхнуло корпус фрегата. Он вышел из-под огня остроконечных башен «Повелителя Гируса» и на полной скорости стал удаляться от него.
Стоило Есугэю подумать, что Лушану удалось их спасти, как еще один линкор возник над ними с левого зенита, его орудия уже ярко пульсировали, а пустотные щиты были явно невредимыми. Есугэй увидел стилизованный череп на носу и понял, что они не смогут достаточно быстро нанести врагу повреждения.
— Разворот! — заревел Лушан.
Есугэй чуть крепче сжал посох. Вражеские канониры, несомненно, уже взяли их на прицел.
— Нет, — невозмутимо возразил задьин арга. — Сохраняйте позицию.
— Тогда мы окажемся, как на блюдечке, — предупредил Лушан.
Есугэй кивнул.
— Мы ведь не собирались выбраться из этой переделки, брат.
Лушан вздохнул и поклонился.
— Отставить. Главный канонир, дай мне, что у нас осталось.
Он мрачно улыбнулся Есугэю.
— По крайней мере, мы можем уязвить их гордыню.
«Серповидная луна» прервала резкий поворот и добавила больше мощности в двигатели. Носовые экраны заполнила огромная тень корабля Гвардии Смерти, ощетинившегося рядами огромных орудий. Из-под клиновидного носа выступали два громадных лэнса, украшенные вопящими черепами. Их дула засветились, как только активировались огромные силовые передачи.
Корабль Белых Шрамов выстрелил первым. Поток лазерных лучей и последний торпедный залп пронзил пустоту. Прицел был верным — враг получил шквал попаданий, накрывший нос адом пылающего света. Когда пламя погасло, им открылся почерневший и искореженный металл. Из скрученных останков переборок и обтекателей датчиков в пустоту сыпались искры.
— Мы уничтожили лэнсы? — спросил Есугэй, цепляясь за надежду.
Лушан, продолжая улыбаться, покачал головой.
— Боюсь, ты слишком много хочешь.
«Серповидная луна» все еще находилась на курсе перехвата и слишком сблизилась, чтобы вовремя выйти из зоны поражения. Лушан отдал приказ перейти в крутое пикирование, но даже Есугэй понимал, что оно не успеет дать результата. Лэнсы Гвардии Смерти пульсировали светом предзалповой готовности. Орудия казались необычно красивыми в бесконечной ночи, напоминая светящиеся на закате фонарики Кво.
Гордый Есугэй решил встретить смерть с открытыми глазами.
«Надеюсь, нашего примера будет достаточно», — подумал он, когда лэнсы открыли огонь.
Линкор Гвардии Смерти дал залп, и носовые обзорные экраны потемнели. Пикт-данные наполнил треск помех. Есугэй приготовился к реву врывающегося вакуума, к картине разваливающегося на куски мостика.
Смерть так и не пришла. Он вдруг понял, из-за чего потемнели экраны.
Корабль. Огромный, гордый и могучий корабль вклинился между ними, отбросив тень на экраны «Серповидной луны» и затмив свет солнца Просперо.
«Буря мечей».
Задьин арга уже и забыл, каким величественным был флагман. Маневр, с помощью которого такой громадный корабль прошел между линкором Гвардии Смерти и его добычей, был демонстрацией феноменального кораблевождения. «Буря мечей» плавно проплыла над «Серповидной луной», вдоль кинжаловидных бортов тянулись многочисленных ряды орудий. Двигатели малой тяги выбросили в пустоту красное пламя, сверкая подобно скоплению раскаленных звезд.
— Каган! — закричал Лушан, вскочив с трона.
В этот же миг «Буря мечей» дала залп всем бортом. Пустота растворилась в бушующем урагане света, вспыхнувшем, как рассвет над Алтаком, и окутавшем огненной пеленой корабль XIV Легиона. Вдоль его корпуса полыхали подпитывающие друг друга взрывы, расходясь от точек попаданий и вспучивая адамантиевую обшивку.
Есугэй вгляделся в экраны локаторов. Все больше кораблей выходило из летаргии и устремлялось к эскадре Гвардии Смерти. Задьин арга увидел в авангарде сигнатуру «Копья небес». Даже те суда, что выглядели безжизненными и дрейфующими, разворачивались. Новые энергетические лучи пронизывали пустоту, освещая космос новым пламенем.
Есугэй наклонил голову, позволив себе на секунду почувствовать облегчение.
— Задьин арга.
Раздавшийся по радиосвязи голос почему-то не исказился, как прочие. Последний раз Есугэй слышал его шесть лет назад. В голосе сохранилась прежняя сила, но добавились нотки чего-то еще — возможно, разочарования.
Провидец бури повернулся к гололиту, возникшему над колонной у его плеча. В мерцающем облаке материализовалось лицо Хана.
— Значит, это была уловка? — спросил Есугэй, стараясь не показывать слишком явно свою радость.
— Флот? К сожалению нет. В твое отсутствие мы разделились. Что задержало тебя?
Есугэй улыбнулся и ответил: «вселенная».
Лушан вывел «Серповидную луну» из эпицентра сражения. Экипаж старался изо всех сил, чтобы удержать щиты в функциональном состоянии, оружейные системы были выведены из строя, но фрегат избежал гибели. Все больше кораблей Белых Шрамов проносились мимо них, устремляясь в бой и прикрывая отход.
— Этот корабль Сынов Гора, — сказал Хан. — Он союзник? Если он продолжит бой, то погибнет.
— Прошу, сделайте все возможное, чтобы защитить его, — обратился Есугэй. — На нем Железнорукий, который заслуживает жить, как бы это не разозлило его, и Саламандры. И все они будут снова сражаться.
Пока они говорили, корабли Гвардии Смерти начали отступление. Уступая в численности и скорости, эскортные корабли XIV Легиона начали перестраиваться в защитное оцепление, подготавливая условия для прорыва капитальных кораблей к точкам прыжка. Белые Шрамы последовали за ними, изводя, обстреливая, выплескивая всю накопившуюся ярость в ураган энергии лэнсов.
На миг образ Хана исказился — это «Буря мечей» дала очередной воистину страшный залп.
— По тебе скучали, творец погоды, — произнес примарх, а затем исчез.
Есугэй снова поклонился, глядя, как удаляется сферы битвы, по мере того, как «Убывающая луна» уходила все дальше. Окутанная пламенем собственных залпов «Буря мечей» неслась вперед, словно брошенное в сердце битвы копье.
И затем, наконец, за ней последовали лучшие силы Легиона, мчась сквозь пустоту, как хищные птицы в открытом небе.
23
РАСПЛАТА
ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ
ОХОТА
Вторая битва за Просперо не шла ни в какое сравнение с ужасом первой, так как Гвардия Смерти прибыла для того, чтобы проследить за присоединением союзника, а не вступать в длительный пустотный бой. Отходящие от Просперо два флота сцепились в паутине бортовых залпов и атакующих маневров. Под командованием Мортариона уступающие в численности силы XIV Легиона достаточно сплотились, чтобы покинуть систему невредимыми, но они не могли сравниться ни в скорости, ни в огневой мощи с возродившимися Белыми Шрамами. Битва неуклонно смещалась из системы, пока Мортарион, в конце концов, не отдал приказ выйти из боя и направиться к точкам прыжка. Оставляя за собой след из огня и плазмы, корабли Гвардии Смерти вошли в варп, оставив местный космос под контролем Хана.
С изгнанием противника из системы Просперо V Легион прекратил преследование. Флот снова собрался, построившись разомкнутым строем, как делал это в системе Чондакс. На некоторых кораблях все еще продолжались стычки, процесс восстановления порядка шел медленно и с применением силы. Хан лично посетил каждый линкор, подавляя последние следы мятежа везде, где их обнаруживал. На многих кораблях пролилась кровь, некоторые же были полностью захвачены членами лож, все еще надеющимися склонить Легион на свою сторону. Часть отступников предпочли позору капитуляции самоубийство, хотя большая часть признали власть Кагана и в знак раскаяния сдали клинки.
Несколько небольших кораблей так и не явились к месту сбора флота. Их либо уничтожила Гвардия Смерти в ходе боя, либо они незаметно исчезли, видимо не желая принимать отказ от планированного ими соглашения с магистром войны. Посеянные ложами семена глубоко засели, и не все их всходы были искоренены.
Нойон-хан Хасик в ходе всего сражения оставался на «Буре мечей». Только после того, как Мортарион бежал, за Хасиком пришел Цинь Са, снял с него доспех, забрал оружие и отвел в камеру. Нойон-хан не сопротивлялся. Однако лицо выдавало опустошенность души. Вместе с ним заключили под стражу и остальных, в том числе Гогала, Хибу и Торгун-хана. Они ожидали суда под охраной личной свиты Кагана. В V Легионе не существовало прецедента за их действия, хотя согласно старому закону Алтака предательство влекло за собой только одно наказание.
«Гесиод» остался с флотом. Хенрикос едва не погубил корабль, но его спас «Чин-Зар», прикрывший от приближавшихся торпед. Хан почтил Железнорукого, как и остальных воинов разбитых Легионов. Им предоставили возможность сражаться вместе с Белыми Шрамами в составе любого на выбор братства. Хенрикос обдумал предложение, но не стал связывать себя обязательством. Он сказал, что примет решение после ремонта «Гесиода». Большинство свидетелей пророчили, что он предпочтет сражаться с врагом самостоятельно. Хенрикос утверждал, что видел данные по передвижению одной из групп флота Гора и жаждал настичь ее.
Арвида тоже остался с Легионом, ему была предоставлена каюта на борту «Бури мечей». Его здоровье было подорвано долгим пребыванием на умирающем мире, и ему понадобился не один день на исцеление, чтобы рассказать о том, что он видел.
После этого Есугэй и легионер Тысячи Сынов провели много часов вместе, хотя содержание их бесед стало известно только Хану. Есугэй спросил о судьбе Азека Аримана, которого он надеялся снова увидеть, однако Арвида не мог ему ничем помочь. Провидец бури пришел к выводу, что Аримана либо убили Волки, либо он сбежал вместе со своим господином. В обоих случаях они вероятнее всего больше никогда не увидятся, и это огорчало Есугэя больше, чем все события, произошедшие со времен Улланорского Триумфа. Из множества связей, что когда-то существовали между Белыми Шрамами и Тысячей Сынов, остался только Арвида.
Что касается самого Хана, то он, как только закончилось жестокое восстановление порядка, удалился в свои покои на флагмане, где держал совет о дальнейших действиях Легиона. На нем присутствовали только Цинь Са и Есугэй, хотя было известно, что будет созван курултай — совещание ханов — для очищения от последствий вражды. Очень скоро стало известно, что ложи не понимали истинную цель своих действий, потому что почитаемого ими Гора больше не существовало. Нужно было быстро распространить переданные Магнусом известия, положив конец долгому периоду неизвестности, которая губительно сказывалась на Легионе.
Таким был путь древних равнин: претензии будут выслушаны, наказания назначены, узы восстановлены.
Хроноотметка сбора не была установлена, но все ханы знали, что его проведут скоро. После того, как предательство раскрылось, пройдет немного времени, прежде чем братства будут отправлены на войну, заново объединенные и жаждущие мести.
До того момента все, что оставалось — это готовиться, восстанавливать силы и надеяться, что раны излечатся.
Шибан очнулся в апотекарионе. Все тело пылало болью. Он осторожно поднял голову. Из тела тянулись трубки, в которых булькали жидкости. Вокруг него гудели блоки аппаратуры кровообращения. Легионер увидел на темном экране бегущие показатели жизнедеятельности, отметив, какими низкими они были.
Его тошнило. В голове стучало и пульсировало, словно от избытка крови.
— Вот ты и проснулся, — раздался рядом голос.
Шибан повернул голову и увидел женщину, которую спас. Она выглядел почти так же, как и на мостике — хрупкое тело в старой армейской униформе. Седые волосы были убраны назад, с покрытого морщинами лица была смыта грязь, которая была на нем в прошлый раз.
Он попытался кивнуть и не смог. Шею пронзили иглы боли.
— Я не… Я не знаю твоего имени, — прохрипел он.
Женщина поклонилась.
— Илья Раваллион. Советник Великого Хана. Организатор. Наблюдатель. Иждивенец.
У Шибана во рту пересохло. Он чувствовал, что через трубки в тело вводятся питательные вещества. Ощущение было неприятным.
— Мне сказали, — произнесла Илья, — что в другом Легионе, если бы твое состояние ухудшилось, тебя могли бы поместить в дредноут. Но ведь ваш Легион не одобряет их, так что тебе повезло оказаться таким крепким.
Шибан поморщился. Он не чувствовал себя везучим.
Илья обошла кровать, чтобы он мог смотреть на нее без необходимости неудобно поворачивать голову.
— Почему ты помог мне? — спросила она.
— Я уже видел вас. На Чондаксе.
— У тебя хорошая память на лица.
— Вы бросались в глаза.
— Потому что я женщина?
— Потому что терранка.
Илья кивнула.
— Нас становится все меньше. Думаю, теперь процесс только ускорится.
Шибан судорожно вздохнул. Боль усилилась. Если бы он мог поднять голову, то мог бы увидеть, что стало с остальным телом.
— Что случилось? — спросил он. — Потом.
— Легион восстановился, — сказала Илья. — Вы сражались непревзойденно. Теперь все станет проще — верность укрепили.
Шибан нахмурился. Вспоминать в деталях было непросто.
— Это было как… безумие.
— Мне сказали, что это из-за влияния Просперо. Варп пронизывает всю планету, и с нашей стороны было опрометчиво оставаться там так долго. Впрочем, это особенность вашего Легиона, не так ли? Не думаю, что вы изменитесь.
— Что с Торгуном?
Илья смутилась.
— Из братства Луны. Мы с ним сражались.
— Тогда он заключен под стражу. Приговор будет вынесен, когда Хан примет решение.
Шибан ощущал разные эмоции. Торгун был слишком хорошим воином, чтобы желать ему смерти, хотя преступление было серьезным, и многие боевые братья Шибана сложили головы. Он страшился полного выздоровления, чтобы не читать список павших. Легионер размышлял, есть ли в нем имя Джучи. Или Сангджая, Чела.
— Вы впустили нас на «Бурю мечей», — сказал он. — Поэтому я могу задавать вам тот же вопрос — почему вы помогли мне?
Илья покачала головой, словно сама точно не знала.
— Все вокруг меня вели себя как безумцы. Они ничего мне не говорили, а Хан отсутствовал. Мне не нравится ложь. Именно тайны довели нас до этой беды.
Затем она посмотрела прямо и почти вызывающе в глаза Шибану.
— Это была интуиция. Ничего другого.
Воин смог только кивнуть в ответ. То же самое он мог сказать о своей помощи ей.
— И что дальше? — спросил он.
— Мы не знаем. Пока, — затем она улыбнулась. У нее было честное, умное лицо, и оно нравилось Шибану. — Но ждать нам недолго — неуверенность наконец покинула его. Он жаждет двигаться вперед, оставить все произошедшее позади и присоединиться к войне.
Шибан опустил голову на металл койки. Он всегда радовался, когда слышал о новой кампании, с самого Фемуса только об этом и мечтал. Но теперь все изменилось. Они будут сражаться со старыми союзниками, братьями, с которыми когда-то шли к звездам в качестве авангарда агрессивной и объединенной расы.
— Я думала, ты будешь рад слышать это, — сказала Илья.
Шибан закрыл глаза.
— Рад? — сухо повторил он. — Не совсем. Это не та война, которой я был обучен.
Белый Шрам почувствовал, что снова засыпает под действием мощных болеутоляющих. Он сжал пальцы, непривыкшие к отсутствию перчаток.
— К тебе вернется радость, Шибан, — сказала Илья. — В этом заключается различие между вами и ими, между Шрамами и другими — вы смеетесь, когда беретесь за клинки.
— Так и было, — пробормотал Шибан, погружаясь в наркотический сон, думая о Торгуне и Хасике и размышляя о том, какая судьба ждет их всех. — Когда-то, мы в самом деле смеялись.
Хан и Есугэй заперлись наедине в личных покоях примарха на борту «Бури мечей». Главный проектор показывал сверкающее и бесконечное поле звезд. Оба воина были без доспехов. Есугэй — в церемониальных одеждах провидца бури, Хан — в старом наряде киданьского охотника — одежде из меха, высоких ботинках, темно-красном плаще.
Ранам примарха понадобилось по его стандартам много времени, чтобы зажить. Предполагалось, что коса Мортариона была покрыта каким-то токсином, препятствующим восстановительному процессу. Впервые за свою жизнь Джагатай носил раны, нанесенные не его собственной рукой.
— Нас ввели в глубокое заблуждение, — медленно произнес Хан, слова сорвались с гордых губ против желания.
— Не только нас, — невозмутимо ответил Есугэй.
— Нас нашли последними.
— В этом нет позора, — Есугэй взглянул на свои руки. Кожа покрылась волдырями из-за пламени, которое он излил на Ледака. Это была постыдная ошибка, хоть и очищающая. — Магнус знал больше любого из нас. Это не помешало ему сделать неправильный выбор. Возможно, нас спасло неведение.
Хан криво улыбнулся.
— Защищенные неведением.
— Знать правду не то же самое, что и любить ее.
Хан поднял бровь.
— Одна из твоих саг Кво?
— Как оказалось, терранская.
— Даже так.
Они некоторое время молчали. За ними в камине потрескивал огонь.
— И что теперь, повелитель? — спросил Есугэй.
Ноздри Хана немного раздулись. Он продолжал пристально смотреть на звезды. У него всегда был тяжелый взгляд, а теперь он казался еще тяжелее.
— Легион цел. Мы можем снова охотиться.
— А те, кто выступили за Гора?
— Они не понимали, что делают. Мы все любили Гора.
Хан повернулся к Есугэю.
— Я любил Гора. Прежнего. Никто из них не знал того, что ты обнаружил, а если бы узнали, то так же, как и ты испытали бы отвращение.
Хан был задумчив.
— Я дал им свободу, и они воспользовались ею. Кого следует за это наказать?
— Дисциплину необходимо поддерживать.
Хан кивнул.
— Так и будет. Хасик знает, что его ждет. Другие тоже — ханы, которые должны были проявить сдержанность.
Есугэй на миг задумался.
— Я припомнил старую легенду из талскарских родовых земель.
Хан снисходительно улыбнулся.
— Да?
— «Хан движется по территории врага, — начал Есугэй. — С ним трое его братьев, всем им он доверяет. В канун битвы он узнает, что братья вели переговоры с врагом, предпочитая договориться, нежели сражаться. Рассвирепевший хан вызывает их в гер. Выслушивает их признание, но его гнев не стихает. Братья уверяют хана, что их ввели в заблуждение, и они раскаиваются в своих поступках. В то же время каждый из них знает законы Алтака и готовится к смерти.
Как принято хан совещается с задьин арга. Пятеро советуют отсечь братьям головы, но шестой, последний, возражает. Хан спрашивает, почему их следует пощадить. Творец погоды отвечает следующее: Хан, наши враги хитры. Если их ложь сработает, то мы будем разделены. Если нет, твои братья будут казнены. Так или иначе, наша орда ослабнет, и враги победят в битве.
Хан выслушивает совет и понимает его мудрость. Он спрашивает, что ему следует сделать. Творец погоды отвечает: Во всем Алтаке нет большей награды, чем честь, нет большей сдерживающей силы, чем позор. Эти люди обесчещены и сделают все, что смыть свой позор. Отправьте их впереди своей армии. Враги увидят их приближение и примут их за друзей, но вместо этого ваши братья будут сражаться с ними насмерть, зная, что только так смогут восстановить свою честь. Когда ваша армия прибудет следом, то найдет врагов ослабленными, точно так же, как они надеялись ослабить вас. Сделайте это, и победа будет ваша».
Довольный Хан кивнул.
— Он победил?
Есугэй отвернулся к обзорному экрану.
— Полагаю, легенды, как правило, пишутся победителями.
Хан сжал руки за спиной.
— Боевые отряды, — произнес он задумчиво. — Диверсанты. Ты перенял эту тактику у Железнорукого.
— Хенрикос стал специалистом подобной войны. Наши братья могут многому научиться, сражаясь вместе с ним.
— Тогда я подумаю об этом. Возможно, некоторые послужат в такой роли.
— Это будет покаянием. Оно очистит их души.
— Не только их души нуждаются в очищении.
Есугэй минуту задумался, прежде чем снова заговорить. Хан терпеливо ждал.
— У меня были… сны, — сбивчиво произнес Есугэй.
— О чем?
— Я видел вас в бою. С призраком преисподней в мире руин.
— Ты видел Мортариона.
Есугэю было не по себе.
— Я не знаю. В моих снах вас убивали.
Хан улыбнулся.
— Выходит, у тебя было ложное видение.
— Возможно, — сказал Есугэй. — Или же оно было чем-то еще. Чем-то еще не наступившим.
— Тебе все еще снятся эти сны?
— После прибытия на Просперо они прекратились.
— Вот тебе и ответ.
— После прибытия на Просперо я еще не спал.
Хан вздохнул.
— Мой друг, не все предопределено, — сказал примарх. Но как только слова сорвались с его губ, он вспомнил то, что ему говорил Магнус.
«Все известно».
— Не все, — согласился Есугэй, — но вы всегда были связаны с варпом. Все ваши братья. Вырисовывается схема. Вы сделали врагом Мортариона, и он этого не забудет.
Хан небрежно ухмыльнулся.
— Другие тоже. Русс наверняка до сих пор в бешенстве. Как и Дорн. Как обычно, мы предоставлены сами себе и нам никто не верит. И меня это ничуть не огорчает.
Есугэй взглянул на него.
— И что дальше?
— В данный момент? Легион понес потери. На курултае будут созданы трибуналы. Гордыня будет покарана, верность вознаграждена. На следующей охоте мы снова будем едины. Это первый шаг.
— А после этого?
Хан продолжал смотреть на звезды. Лицо со шрамом было более напряженным, чем раньше. Примархи не старели, не так как смертные, но, тем не менее, они не были полностью свободны от разрушительного воздействия времени.
— Гора необходимо остановить, — сказал он тихо. — Ради спасения всех нас. Мы перенесем войну в космос и воспользуемся своими сильными сторонами.
— Этого будет недостаточно.
— Это замедлит его.
— Тогда, где все закончится?
Хан не ответил.
— Перед тем как мы направились к Просперо, Хенрикос задал мне вопрос, — продолжил Есугэй. — Верю ли я, что вы приняли то же решение, что и мы.
— Что ты ответил?
— Что я верю в вас.
— Ты именно это имел в виду?
— Я понятия не имел, как вы поступите. Были ночи, когда я боялся, что вы можете вспомнить о старой дружбе. Если быть честным, вы никогда не виделись с глазу на глаз со своим отцом, как и с его окружением.
Хан кивнул.
— Не буду убеждать в обратном. Если бы ты спросил меня на Чондаксе, во что мне хочется верить, то я бы ответил, в то, что Гора оклеветали. Я почти отдал приказ направиться в Алакксес. Если бы Альфа-Легион не вмешался, я мог бы так поступить.
— Но это не XX Легион удержал вас.
— Нет, не он.
Хан припомнил те события, когда говорящие со звездами ежечасно передавали противоречивые послания. Он вспомнил муки, испытываемые от своей нерешительности, скрытые ото всех, за исключением Цинь Са.
— Что тогда?
Хан взглянул на Есугэя.
— Потому что именно этого я и желал. Потому что я хотел, чтобы это было правдой. Это было легкое решение, которого жаждали мои сердца.
Примарх мрачно улыбнулся.
— А если мы и научились чему-нибудь на нашей родине, так это тому, что нельзя выбирать легкий путь. Успокоение ведет к упадку. Достойный поступок всегда труден.
Есугэй обдумал слова повелителя.
— Вы говорите, как задьин арга.
Хан засмеялся. Звук смеха был чистым, возможно более резким, чем прежде, но свободным от сомнений.
— Я не такой, — ответил он, вернувшись к созерцанию звезд. Пустота смотрела в ответ, словно заманивая в свои раздираемые войной объятия. — Я Боевой Ястреб, беркут, скиталец. Я — дух разрушительного пламени, неуловимый, повелитель синего неба. Я заходил дальше всех моих братьев, и никто из них не знает, что у меня на уме.
В этот момент Джагатай почувствовал, как в нем пробудилась прежняя свирепость, то старое чувство, которое Чондакс изрядно поубавил, но не смог погасить полностью.
— То, что говорят о ястребах тоже верно, — сказал он с сияющими глазами. — Ты говорил это себе много раз — мы никогда не забываем суть охоты. В конце концов, мы всегда возвращаемся на руку, которая выпустила нас.
Именно об этом ему говорил Магнус.
«У тебя все еще есть выбор, брат».
— И когда пробьет час, — сказал он, — чего ни потребует судьба, Белые Шрамы будут на Терре.
Благодарности
Особая благодарность выражается Лори Голдингу за совместный «мозговой штурм» при разработке Белых Шрамов и выполненную им обстоятельную редактуру рукописи. Его исключительная эрудиция не позволила закрасться в текст массе сюжетных неточностей, а также значительно улучшила саму фабулу произведения.
Кроме того благодарю всю редакторскую команду Black Library, усердно поработавшей над разделением электронной версии книги на эпизоды. Также я крайне признателен Эду Брауну, который рецензировал ранние наброски первой половины книги; Грэму Макниллу за бесценные комментарии к сюжету; и Дэну Абнетту, представившему хитроумный план по включению романа о Белых Шрамах в канву серии «Ересь Гора».
Об авторе
Крис Райт — автор новеллы «Братство Бури» из серии «Ересь Гора» и романа о Космических Волках «Кровь Асахейма». Кроме того его перу принадлежат романы «Ярость Железа» и «Битва за Клык» из серии «Битвы Космодесанта», а также «Шварцхельм и Хелборг: Мечи Императора» и «Лутор Гусс» вселенной Вархаммер. Он проживает в лесной части юго-восточной Англии и наслаждается пробежками по ее живописным уголкам в свободное от стараний уложиться в рабочие сроки время.