Когда рыжий, носатый доктор, ощупав холодными пальцами тело Егора Быкова, произнес своим неоспоримым басом, что болезнь запущена и опасна, Быков ощутил такую же обиду, как в юности, когда он был рекрутом и в год турецкой войны, под Ени-Загрой, среди колючих кустов, валялся с перебитой ногой, а черный ночной дождь размывал его, боль, не спеша, отдирала тело от костей…