В два часа ночи он вернулся в свой кабинет. Он отправил слугу, зажег свечи и, усевшись в кресло у камина, закрыл лицо обеими руками. Никогда прежде он не испытывал такой усталости – физической и душевной. Весь вечер он провел в компании приятных дам и образованных мужчин; некоторые из дам были красивы, почти все мужчины обладали умом и талантом – он сам общался весьма успешно и даже блестяще... И, несмотря на это, никогда «taedium vitae», о котором говорили римляне, то есть «отвращение к жизни», не овладевало им с такой непреложной силой, не душило его. Если бы он был немного моложе, он бы расплакался от тоски, скуки и раздражения: горечь, едкая и жгучая, как полынь, наполняла всю его душу. Что-то неотступное и противное обступило его со всех сторон, как темная осенняя ночь; и он не знал, как избавиться от этой темноты и горечи. О сне не могло быть и речи: он понимал, что не сможет заснуть...