<iframe src="https://www.googletagmanager.com/ns.html?id=GTM-59P8RVDW" height="0" width="0" style="display: none; visibility: hidden"></iframe>
«Здесь всё намек, всё недоговоренность, – отмечал А. Р. Кугель, – ни одно слово не произносится в прямом и абсолютно истинном его значении, но так, что о другом смысле, неявном, – нужно догадываться. <…> И не только нам, зрителям, необходимо догадываться, но, похоже, это требуется и самим действующим лицам. Что-то ещё не оформилось, что-то ещё бродит, что-то осознается и ещё не осознано». И далее: «Вся прелесть пьесы заключается в осторожности, в смутной догадке, в легком, пугливом и робком прикосновении. Это – элегия, но не потому что речь идет о грустной истории в печальном тоне, а потому что <…> элегично само сопоставление проясняющегося сознания Елецкой, которая уже теряет права молодости, и её племянницы, которая только начинает входить в них».