«Я понимаю, что такое отчаяние. Наследственность подготовила почву для него, люди её разрыхлили и удобрили, а жизнь посеяла смертельные семена, из которых к тридцати годам возникло черное душевное состояние, называемое отчаянием. Мой дед, потерявший рассудок в восьмидесяти лет, поджег свои собственные дома и погиб в огне, спасая забытое в спальне курительное изделие, единственную вещь, к которой он относился разумно. Мой отец злоупотреблял спиртным, и его последние дни были омрачены галлюцинациями и ужасными головными болями. Моя мать, когда мне исполнилось семнадцать, ушла в монастырь; как говорили, её религиозный экстаз сопровождался удивительными явлениями: ранами на руках и ногах. Я был единственным ребенком в семье; моё воспитание отличалось крайностями: меня либо окружали чрезмерной заботой, исполняя малейшие прихоти, либо забывали о моем существовании настолько, что мне приходилось напоминать о себе в случаях, требующих постороннего внимания…»